Не знаю, как описать словами все, что я видел за последние три дня. Я даже не пытался ничего записывать в дневнике после ЭМИ – все это время я был занят выяснением, что же все-таки произошло.

Да, это был ЭМИ – электромагнитный импульс, произошедший в результате термоядерного взрыва. Никто почти ничего не знает и сейчас, а узнать, что происходит в других концах страны, не представляется возможным. Ходят слухи, что это дело рук корейцев. Я так думаю, что эти слухи ничем не лучше и не хуже других. Представить не могу, у кого на такое рука смогла подняться. Я уже язык сломал за долгие годы, объясняя всем вокруг, что корейцы – враг мира номер один. Наше тупое правительство признало угрозу, но сделать они все равно ни черта не сделали. По справедливости говоря, они, скорее всего, и не смогли бы ничего поделать. У нашей страны нет сейчас ни сил, ни возможностей, которые были когда-то.

Ну так вот, первый день, шестнадцатое января, был просто кошмаром. Уверен: вся Америка наделала в штаны. Во всяком случае, весь Лос-Анджелес. Люди проснулись утром и испытали сильнейший шок. Только представьте: ни электричества, ни воды. Дерьмо в унитазе не смоешь. Машину не завести – вся проводка сгорела. Телефоны не работают, ни мобильные, ни проводные. Газовые плиты и нагреватели не работают. Ясное дело, ни электронную почту не проверить, ни в сеть не выйти, ни, естественно, компьютер не включить. И это только домашние цветочки. А выходишь из дома – и начинаются кошмарные ягодки.

Попробуем сходить на работу? Если, конечно, у вас есть (в смысле – была) работа. Можно пешком, можно автостопом. Можно вообще не ходить. Но если уж добрались до нее, то видите: контора закрыта. Электричества-то нет. Поэтому прямиком в банкомат, хоть наличность снять. А что там? А там тоже нет электричества. Банкомат не работает. Бабки ваши застряли, заморожены в банке, который, естественно, закрыт.

Идем в ближайший продуктовый. О чудо! Магазин открыт. Полиция пытается удержать покупателей в общей очереди, что растянулась на весь квартал. Принимают только наличность. Кредиткой можете подтереться. Недовольных знакомят с дубинками, так что лучше держаться отсюда подальше. К тому же не пройдет и суток, как здесь ничего не останется.

Вот и все, что мне удалось разведать за первый день.

На следующий день, семнадцатого, я решил попытать счастья и пройти пару миль по холму в сторону Голливуда.

Оружия у меня нет, но захватить что-нибудь все равно надо было, хотя бы нож, биту или молоток. Не много же мне удалось пройти… Вскоре я наткнулся на рассерженную толпу народа. Бульвар Голливуд – сплошной дурдом. Мародеры грабят магазины, хватают и тащат всё, что попадается под руку. Винные магазины пострадали больше всех. Народ пытается штурмовать запертые банки, однако в сейфы им не пробиться.

Везде, куда ни посмотришь, дороги перегорожены заглохшими или разбитыми автомобилями. Словно ребеночек-Годзилла играл своими машинками и грузовичками, да потом высыпал их на пол одной кучей – вот как все это выглядит.

Полицейские из кожи вон лезут, пытаясь взять толпу под контроль. Я успел вовремя и увидел, как в толпу полетели гранаты со слезоточивым газом. Говорят, в центре Лос-Анджелеса толпа стащила с лошадей троих копов. Не знаю, что с ними. Наверное, забили до смерти. Могу только представить, что творится к югу от Лос-Анджелеса, где и без того криминогенные районы.

Домой я рванул так, что только пятки сверкали. Вполне достаточно приключений для одного дня. На некоторое время хватит запасов моей кладовки. Может, на неделю. Надеюсь. К несчастью, содержимое холодильника скоро протухнет. Зашел к Гомесам посмотреть, как они там. Луиза говорит, у Руди депрессия и он не вылезает из постели. Спросил, есть ли у них еды хоть на несколько дней. Напрямую она не ответила, однако, похоже, у них все в порядке. Чувствую, волнуется она в основном из-за мужа. Детишки вроде ничего, только напуганы.

А знаете что? Я тоже напуган.

Вечером по Голливуд-Хиллз промчался полицейский на лошади. Он объявил в ручной громкоговоритель, что выходить из дома строго воспрещается. С восьми вечера до семи утра вводится комендантский час. Мародеров будут стрелять на месте. Любому, кого застукают на улице после наступления темноты, не поздоровится. Сначала накажут, и только потом будут вопросы задавать.

По городу расползаются пожары. Сейчас зима и не особенно тепло. Некоторые пытаются развести костер прямо в домах, даже там, где нет камина. Естественно, все заканчивается пожаром и головешками вместо дома. Часть таких пожаров, конечно, на совести поджигателей.

Не хочу даже думать, как сейчас живется людям в северных городах вроде Чикаго или Нью-Йорка.

Боже, неужели настал судный день? Неужели именно об этом рассказывается в Книге откровений?

На следующий день, восемнадцатого, я решил пройтись в другую сторону. Думал, в придорожном гипермаркете все цивилизованней. Круглосуточный магазин оказался пуст, разграблен до основания. Бензозаправку сожгли. Вокруг бродят горожане с пустыми глазами. Видел, как плачут взрослые люди.

Встретил одного знакомого копа, я ему в свое время, работая в редакции, подкидывал деньги за информацию. Фамилия Макдэниел, имени не знаю. В общем, он меня узнал и мы поболтали. Он выдал мне брошюрку, отпечатанную муниципалитетом. Такие раздаются по всему городу. Из нее-то я и узнал об ЭМИ. В брошюрке рассказывалось, что над территорией Соединенных Штатов произошел ядерный взрыв. Поскольку ни у кого не было точной информации, то все это были лишь домыслы. Но, вероятно, какой-то дипломированный умник что-то просчитал, мэр согласился, и рукописные копии сотен таких брошюрок потихоньку, с помощью полиции расползались по городу.

Фактически дело обстоит так: системы диспетчерского управления и сбора данных отказали. Эти системы управляли передачей и распределением электроэнергии, водоснабжением, нефтегазовыми трубопроводами по территории США. К тому же, вся энергосистема рухнула. Когда понимаешь, насколько зависимы от этих систем ежедневные мелочи жизни, осознаешь, в каком глубочайшем дерьме мы оказались.

На то, чтобы все починить, уйдут месяцы, а может, даже годы.

А теперь хорошие новости: починить МОЖНО!

Брошюра обращалась ко всем механикам и электромонтерам незамедлительно пройти по указанным адресам в городе и приступить к работе. Автомехаников просили заняться системами зажигания автомобилей. Мэр также просил волонтеров помочь со всевозможными другими задачами: оказанием медицинской помощи, уборкой улиц, приготовлением пищи.

Я спросил Макдэниела, что происходит в остальных районах Лос-Анджелеса, например на юге. Он лишь покачал головой. Банды там совсем распоясались. Одна группировка убила уже нескольких верховых полицейских.

Он также рассказал, что по городу уже ездят машины. Либо они хранились в экранированных помещениях, либо у владельцев были необходимые запчасти и люди сразу отремонтировали свои машины. Полиция, по его словам, возвращалась к антикварным автомобилям – их легче ремонтировать. К сожалению, таких машин в ремонтопригодном состоянии не так уж много. Я похвастался, что у меня есть мотоцикл и чинить в нем нечего. Магнето «Спитфайра», две свечи зажигания да генератор для зарядки аккумулятора не могли пострадать от ЭМИ. Перспектива сесть на транспорт меня взбодрила, если в этой ситуации вообще можно взбодриться.

Макдэниел рассказал мне об авиакатастрофе в Беверли-Хиллз. Множество знаменитостей лишились своих особняков и жизней – жертвами стали около 650 человек. Макдэниел также сказал, что это была не единственная авиакатастрофа той ночью. О том, что произошло в других городах и штатах, можно только гадать, но вот вблизи от лос-анджелесского международного аэропорта рухнуло немало самолетов, и последствия катастроф ужасают. Пилоты делали все, чтобы довести машины до полосы, пытаясь сесть хотя бы жестко; удалось это только одному экипажу, но на борту все равно никто не выжил. По меньшей мере пять аэробусов рухнули на жилые кварталы. Два перелетели аэропорт и упали в Тихий океан в районе Эль Сегандо. Частный «Гольфстрим» с одним из баскетболистов лос-анджелесских «Лейкерс» спикировал прямо на знаменитый пирс в Санта-Монике.

Макдэниел мог перечислять дурные новости до бесконечности. Повсюду на улицах доставалось людям с азиатскими чертами лица. Охотились, конечно, за корейцами, но на орехи получали все: японцы, вьетнамцы, китайцы. Азиатам выходить на улицу стало смертельно опасно. Прошлым вечером, как сообщил мой знакомый, толпа белых ворвалась в корейский квартал и сровняла его с землей. Поджигали магазины и рестораны, вытаскивали корейцев из домов и нескольких даже линчевали. Макдэниел опасался, что мы на грани межнациональной войны. Он считает, что полиция не будет и пытаться наводить порядок к югу от Джефферсона и востоку от Санта-Барбары, поскольку дело это гиблое.

Все оказалось еще хуже, чем я предполагал.

Ну а что же нормальные, миролюбивые, разумные люди вроде меня? Как нам справиться с этим безумием?

Ситуация казалась совершенно безнадежной.

Парки наполнялись беженцами. Думаю, это правильное слово. Представляете, каково это, стать беженцем в собственном городе? Гриффит-парк превратился в палаточный лагерь, правда, безопаснее там от этого не стало. Вооруженные дружинники посменно охраняют лагерь. Полиция сквозь пальцы смотрит на людей с оружием, если они выглядят «нормально» и вооружены, чтобы защитить свои семьи.

Тем не менее, отовсюду слышна пальба. Словно мы опять на Диком Западе. Макдэниел рассказал, что в некоторых городских районах уже избрали местных шерифов и их заместителей. Обязанность новой власти – гнать из своего района всех неместных. Полиции одной уже не управиться. Есть надежда на помощь резервистов из Национальной гвардии, но это дело нескорого будущего. Администрация пока занята налаживанием связи.

Я не мог успокоиться всю дорогу домой, я просто пылал яростью; однако верх стали брать иные эмоции.

Из брошюрки Макдэниела выходило, что есть еще люди, которым не наплевать на происходящее, получается, что действия предпринимаются. За пять минут всего не восстановишь, препятствия на пути чудовищны. Для их преодоления требуется сотрудничество и добрая воля каждого. Сейчас нельзя быть эгоистом.

Так чем, по-вашему, я занялся на следующий день, восемнадцатого? Да ничем. Сидел дома и ныл. Оплакивал себя и всю Америку. Сегодня двадцатое. Пожалуй, спущусь в гараж, поковыряюсь со «Спитфайром». Может, починю. Что делать с ним потом, не знаю. Наверняка на улице меня остановят и попытаются отобрать мотоцикл. Меня, скорее всего, просто прибьют.

Где президент? Чем он сейчас занимается? Жив ли он? Восточное побережье так далеко, черт знает где. Там все что угодно могло случиться. Может, северокорейцы сбросили ядерную бомбу на Вашингтон или Нью-Йорк. А мы и не знаем.

Неужели корейцы, если это, конечно, они, думают, что им все сойдет с рук? Чего они добиваются? Просто поверить не могу, что они планируют настоящее вторжение. Это же абсурд. Конечно, я знаю, что у них – самая большая действующая армия в мире. Но Америка-то огромная страна.

Да нет, этого не может быть.

Вот я сижу, пишу все это, скучаю по компании бутылочки виски и начинаю потихоньку думать: на самом деле это очень даже может быть.

Корейцы вряд ли все это с нами проделали для того, чтобы просто развернуться и оставить нас в покое сейчас.

Иначе, в чем смысл?