Через неделю после электромагнитного импульса в Лос-Анджелесе царила анархия. Все, на чем держалось общество, рухнуло. Первобытные отношения завладели городом за семь дней.

Выходить на улицу стало смертельно опасно. Воровские шайки бродили по улицам, грабя и убивая всех, у кого могли быть еда и вода. Полиция почти совсем опустила руки. Битву за порядок проиграли. Без патрульных машин, оборудования, радиостанций и персонала у полиции были настолько связаны руки, что многие служащие просто плюнули на долг и отправились по домам.

Без электричества больницы не могли помочь больным и раненым. У пациентов, жизнь которых зависела от аппаратов, не было ни единого шанса. Люди гибли сотнями ежедневно. Страх заражения, распространения болезней отпугивал врачей и медсестер. Словно средневековая чума, «черная смерть», ворвалась из прошлого в наши дни, и не нашлось желающих рискнуть подцепить ее.

Еще одной проблемой, связанной с санитарией, стали груды трупов по всему городу. Трупы лежали в домах, валялись на улицах, сидели в разбитых автомобилях. Санитарные бригады просто не успевали убирать погибших и надлежащим образом хоронить. Для бездомных собак настал праздник. Школы закрыли, школьные здания превратили в морги. В конце концов, мэр подписал указ: массово кремировать трупы, укладывая пирамидами на школьных футбольных полях. Опознавать людей даже не пытались. Невыносимая вонь распространилась по всему городу.

В тюрьмах невозможно стало управлять узниками, а их жестокость проявилась в полной мере. Когда импульс ударил, заключенные находились в камерах. Замки камер приводились в действие электричеством, по-другому их было не открыть. Преступникам пришлось постоянно сидеть взаперти, что им, конечно же, не понравилось. Уже через пару дней они дали об этом понять. К тому же, кухни не работали, поэтому зэки голодали. Те, что посильнее, забивали слабых насмерть. Перед лицом неразрешимой ситуации охранники предоставляли своих подопечных самим себе – пусть умирают или спасаются как могут. Естественный отбор – выживают сильнейшие.

Через неделю городские власти перестали делать вид, что управляют ситуацией. Зарплаты никто не получал, да и как платить? С тех пор как банки парализовало, люди работали на общественных началах. Уборка трупов с улиц и доставка их в импровизированные морги, была самой неблагодарной и омерзительной работой. Не одна добрая душа, руководствуясь благими намерениями, принималась за этот тяжкий труд; однако через пару дней ломались самые крепкие. Так что сначала из игры вышла полиция, а потом и избираемая администрация подняла лапки и отошла в сторону.

Никто ничем не управлял.

Уокер просидел несколько дней взаперти, не рискуя покидать дом. Выходил только подышать, правда, и подышать не удалось. С каждым днем вонь становилась все сильнее. Городские службы не работали, на санитарии можно было ставить крест. Ветер со стороны Голливуда нес запахи канализации. Уокер слышал, что в городе распространяют переносные нужники, однако транспорта для вывоза фекалий не было, так что процесс очистки стал долгим и тяжелым. Ему и самому пришлось выдумывать, как избавляться от отходов.

Уокеру повезло, у него и перед домом, и позади имелся какой-никакой дворик. Он копал ямы на заднем дворе и зарывал отходы там. Вероятно, другие владельцы домов поступали так же, однако многие тысячи жителей Лос-Анджелеса жили в квартирах. Что им было делать? Население города и разросшихся пригородов составляло восемнадцать с лишним миллионов человек. За семь дней столько народу производит немало дерьма.

Чего уж тут удивляться запахам.

Он поработал над мотоциклом. Все нужные запчасти и инструменты нашлись в гараже. Однако, поскольку мотоцикл был старой модели, чинить особо ничего и не пришлось. На третий день ковыряний в железках все было готово. «Спитфайр» завелся в первого же тычка. Звук мотора нежной музыкой ласкал его слух.

Остаток дня Уокер провел в осмыслении открывающихся возможностей. Он проторчал дома уже целую неделю (или всего-навсего неделю?) и был сыт по горло.

Теперь, когда у него есть колеса, можно сорваться с места и оставить лос-анджелесскую вонь за спиной. Только вот куда отправиться? Вряд ли остальные штаты сильно отличаются от южной Калифорнии. Правда, пока сам не посмотришь, не узнаешь. А вдруг на востоке дела обстоят получше?

С другой стороны, как ему выжить на дороге? В бак «Спитфайра» входит четыре галлона бензина. Сможет ли он раздобыть бензин по дороге? Наличных почти нет. Да и нужны ли сейчас кому-нибудь деньги? Уокер также был уверен, что житье под открытым небом ему не понравится. Никогда не любил и не понимал все эти палатки, ни черта не знал, как выжить в лесу, под угрозой смерти не смог бы разжечь костер без спичек. Он городской парень, жертва удобств современной цивилизации. Руки у него растут из правильного места, он умеет обращаться с инструментом, однако избушку в лесу вряд ли построит.

День сменился вечером. Уокер решил: лучше сидеть на стреме. Дома ничего не работает, зато все знакомо. К тому же до сих пор, его никто не тревожил. Дом достаточно далеко от центра, воры и бездомные пока не добрались сюда, в холмы.

Может статься, такой день не за горами. Что тогда делать? Как защитить себя и свою собственность?

Несколько лет назад он подумывал о приобретении огнестрельного оружия. Ему тогда нужно было сделать репортаж из весьма неспокойного района города. Как же он сейчас жалел, что остался без оружия! Хоть на каплю, но оружие добавило бы шансов в его пользу в борьбе за выживание.

Бросив досужие рассуждения, он отправился на кухню, провести ревизию продуктовых запасов. Осталось лишь две коробки кукурузных хлопьев. Он ел их сухими. Терпимо. Три литра воды в бутылках. Печенья не осталось. Все, что было в холодильнике, съел. Даже все конфеты, что были дома, он съел.

Не густо.

Уокер вспомнил о Гомесах. Как они там? Несколько дней он не видел соседей. Вообще-то, остальных соседей он почти никогда не видел. Они и в доброе время не часто пересекались – дома стоят достаточно далеко друг от друга. А вот Гомесов не видеть несколько дней подряд было непривычно.

Решив поделиться с ними припасами, он захватил коробку хлопьев. Может, у них тоже есть какая-нибудь еда на обмен. Хочешь выжить – помогай друг другу, правда?

Уокер вышел из дома с коробкой хлопьев. Ему нужно было пройти по гравийной дорожке до дороги и там еще ярдов тридцать-сорок. Он обратил внимание, что со стороны холмов тянет вонью не так сильно, как от города.

Он подошел к дому Гомесов, остановился перед дверью. Постучал и крикнул:

– Руди? Луиза? Это я, Бен!

Тишина. Он попробовал снова. Опять безрезультатно. Неужели уехали? Гараж заперт, непонятно, стоит ли там их старый универсал. Уокер забарабанил по двери сильнее, и она неожиданно распахнулась. Замок был не заперт.

Уокер заглянул внутрь. В коридоре пусто.

– Руди? Луиза? – он не смог вспомнить, как зовут детей. – Есть кто-нибудь дома?

А, к черту, подумал он. Ничего страшного, если я войду. Может, у них на кухне есть какая-нибудь еда. Если соседи решили сорваться с места и бросить дом нараспашку, пусть уж лучше на кухню наведается друг, чем неизвестный бродяга.

Только он переступил порог, как в нос ударил резкий запах разложения. Его чуть не стошнило. Жужжали мухи.

Господи…

В глубине души он понимал, что ждет его там, в доме, но поверить в это было непросто.

– Руди? Луиза?

Уокер прикрыл рот и нос ладонью и медленно прошел в гостиную. Ужас обуял его, когда Уокер вошел в комнату. Он уронил коробку с хлопьями; его тут же стошнило прямо на пол.

Руди Гомес сидел в большом домашнем кресле. На месте головы торчали осколки в буро-серых потеках. Между колен был зажат дробовик.

Пережив приступ тошноты, Уокер прислонился к стене.

– Что же ты натворил, Руди.

Он вернулся в коридор. Было ясно, что ждет его в спальнях, но проверить все же было надо. Ноги отказывались слушаться.

Сначала – в спальню хозяев. Положив ладонь на ручку, Бен перевел дыхание и открыл дверь.

Луиза Гомес лежала на кровати. Ее мозги разлетелись по постели и стене.

Уокер закрыл дверь и перевел дыхание. Можно было и не заглядывать в детские, но дело надо было довести до конца. Оба ребенка Гомесов, мальчик-подросток и маленькая девочка, лежали мертвыми в кроватях.

Должно быть, отчаявшийся Гомес убил семью, а потом покончил с собой.

В голове не укладывалось.

Уокер кинулся в коридор, точнее, к выходу. Затем вспомнил, что обронил коробку с хлопьями. В других обстоятельствах он с воплями выбежал бы из дома. Или позвонил бы в службу спасения, а потом в ужасе убежал. Однако сейчас не время разбрасываться едой. Он набрался храбрости и вернулся в склеп, что был когда-то гостиной в семейном доме, и забрал коробку. Второй раз взглянуть на Руди Гомеса он не отважился.

Лишь вернувшись домой, он подумал, что куда более ценным приобретением стало бы ружье. Но вернуться на место преступления и забрать оружие? Ну уж нет! Ружье все было в засохшей крови Гомеса и еще бог знает в чем. Стараясь не думать об этом, Уокер упал на диванчик и уставился в выключенный телевизор. Он осознавал, что находится в шоке. Ад на улицах города, который Уокер мог наблюдать за последнюю неделю, оказался детским лепетом по сравнению с тем, что он увидел за дверью соседского дома.

И что теперь делать?

Да ничего.

Совершенно ничего.

А что можно сделать? Гомесы мертвы. «Скорая» не работает, звонить некуда. Полиции больше нет. Можно вырыть могилы на заднем дворе и похоронить их, но он не может заставить себя подойти к трупам. Они распухли и начали разлагаться. Наверное, Гомес убил их всех два или три дня назад. Там теперь рай для бактерий.

Нет, он совершенно ничего не собирается предпринимать.

И вот эта мысль ударила его сильнее других.

Он просто-напросто ушел с места отвратительной бойни, вернулся домой, плюхнулся на диван. Было бы у него холодное пивко – открыл бы банку, включил телик.

И как могла его бессмертная человечья душа скатиться в пропасть такого беспечного безразличия?

Уокер поднялся, открыл стеклянную дверь на веранду, вышел на воздух. Скоро стемнеет. Одинокие разрозненные огоньки города внизу были огнями пожаров. Тишина в воздухе скорее напоминала кладбищенский покой.

Настала пора что-то изменить.

Уокер созрел для перемен. Он сядет на мотоцикл и отправится на восток.