10:00

Лос-Анджелес

Статью о Сент-Лоренцо Бен накатал за час. И шоу, и мальца он порвал в клочья. Уокер сравнил его с давно ушедшими в прошлое нафталинными шарлатанами-целителями, а выступление он величал не иначе как «второсортное цирковое представление».

Отослав статью шефу по электронной почте, Уокер побаловал себя стаканчиком «Джек Дэниэлс», а затем, к собственному удивлению, хорошенько выспался.

Поэтому, приковав свой мотоцикл цепью к парковочному счетчику, он чувствовал себя весьма неплохо. Чиркнув парковочной картой по датчику, Бен прошел мимо бездомных попрошаек, рассевшихся в этот час по всему бульвару Голливуд. Знаменитая Аллея славы за последнее десятилетие утратила весь свой блеск и шик. Муниципалитет за Аллеей не ухаживает, и звезды потихоньку тускнеют, закатываются, и вот их уже не восстановить. Магазинов для туристов почти совсем не осталось. Китайский театр Граумана превратился в ночлежку для бездомных. Кинотеатр «Кодак» давно стал Федеральным центром обогрева, хотя время от времени старая гвардия Голливуда все-таки предпринимала попытки поставить там какое-нибудь представление – раза два в год, не чаще. Правда, на эти представления мало кто ходил. Уокер не переставал удивляться, откуда эти люди берут деньги на постановки. Со временем он пришел к заключению, что кому-то где-то время от времени хочется швырнуть котлету наличности на бочку ностальгии, удовлетворить жажду деятельности, ненадолго возродить старый добрый «город гламурной мишуры», пошуметь и оттянуться.

«Мусорка Звезд» занимала две комнатушки в помещении, бывшем некогда книжным магазинчиком при кинотеатре. Книги здесь все еще продавались, старые запасы стояли на полках, однако за пять лет работы Бен ни разу не видел, чтобы купили хоть одну. Правда, он и приезжал-то сюда не часто, работая, в основном, дома. Правительство штата поощряло такой вид труда. И бензин экономится, и электроэнергия, и снижается нагрузка на городскую инфраструктуру.

Джонни Слазбо, владелец и издатель сетевого журнала «Мусорка», при появлении Уокера даже не оторвался от экрана компьютера. За глаза Бен звал его «Склизбол» вместо Слазбо. Шеф и не подумал выключить порнуху. Эта отрасль единственная была на подъеме. Мало кто мог позволить себе бензин и продовольствие, но вот на порнографию деньги находились. Уокер не раз задумывался о взаимосвязи между активизацией человеческих пороков и наступлением тяжелых времен. Стоит ли удивляться росту аморальных пристрастий во время экономического бедствия? Ему не удалось найти ответа на этот вопрос. Однако факт оставался фактом: проституция, наркомания и алкоголизм процветали. Рисовалась жуткая картина: настоящие деньги стекались к порнозвездам, сутенерам и наркоторговцам. Никогда, аж с самых двадцатых годов прошлого века, организованная преступность не была столь сильна.

– Ты получил мою статью о Лоренцо, Джонни? – спросил Уокер, подтягивая стул поближе к столу Слазбо.

– Угу, – шеф и не подумал оторвать глаз от экрана.

– Я тут прикинул, в следующей статье надо нам этого пацаненка вывести на чистую воду. В смысле, по-настоящему нарыть материала на его родителей, антрепренера, финансы, за ним стоящие. Чую, здесь будет чем поживиться.

Слазбо следил только за действием на экране.

– А смысл?

– Целитель он липовый. Самого мальца я обижать не собираюсь, но вот те, кто им манипулирует, должны получить по заслугам. Они внаглую надувают народ, и я хочу вывести их на чистую воду. Джонни, выключи-ка на минутку порево и послушай меня.

Слазбо ткнул в клавиатуру, и мерзкое видео свернулось, явив взору не менее похабные обои. Шеф, которому не было и тридцати, повернулся к Уокеру и ответил:

– Вряд ли разоблачения порадуют читателей. Сент-Лоренцо – раскрученная фишка. Пипл его хавает, а у нас растут тиражи. Время пройдет, его забудут, тогда и примешься за расследование.

Чего-то подобного Уокер и ожидал.

– Ладно, а как тебе такое предложение: давай мочить корейцев! Хочу порвать Ким Чен Ына в клочья. Он такой же шулер, как и Лоренцо. Великокорейская пропаганда слишком похожа на немецко-фашистскую. Выгляни в окно. Посреди говна и социальной деградации всюду видны следы присутствия корейцев. На них завязано все: экономика, жизнь общества, они залезают в каждую дыру, сколько бы мы ни твердили, что от них исходит опасность.

Слазбо побарабанил пальцами по столу.

– Неплохая речь, Бен. Но я снова вынужден тебе отказать. Не надо нам политики. Нет у нас в «Мусорке» колонки политического обозревателя. Никому она не нужна. Всем насрать на Ким Чен Ына. Народу хочется сочувствия. Им бы только поржать. И мы даем им поржать.

Такой ответ Уокера не устроил.

– Черт возьми, Джонни, тебе что, самому по барабану, что происходит за окном? Настоящих новостей больше нет. И я тоже виноват в том, что кормлю народ помоями. Последние пять лет я только и делаю, что, будто машина без стыда и совести, штампую эти дешевые байки о ничтожествах. Хуже того, я мешаю и порчу кровь другим. У меня не осталось друзей среди коллег.

– Именно так, Уокер. А знаешь почему? Потому что ты – наш лучший репортер. Зарежу-ка я правду-матку. У тебя масса достоинств. Ты беспринципный проныра. Ты и бабку родную продашь за сюжет. Это то, что я в тебе уважаю. Нам как раз и требуются люди без тормозов. Сегодня хороший репортер – это человек, у которого много врагов. У тебя их достаточно. Поэтому заткнись и проваливай. Ищи следующую жертву для интервью.

Уокер поднялся. Перед дверью он остановился, помедлил, и вместо того чтобы выйти, повернулся к Слазбо. Тот уже пялился в порнуху на экране компьютера. Настало время действовать. Обратного пути нет. Он дал шефу возможность исправиться. Тот не воспользовался шансом.

– Знаешь что, Джонни. Я увольняюсь.

Слазбо насторожился.

– В смысле?

– У меня больше нет желания этим заниматься. Увольняюсь. Пожалуйста, заплати мне. На тебе долг. Я больше не вернусь.

У Слазбо челюсть упала:

– Ты что, серьезно?

– Вполне. Хватит с меня.

Тот расхохотался:

– Ты что, спятил? Где ты еще работу найдешь? Ты видишь, что за окном творится?

Уокер наклонился над редакторским столом:

– Именно этот вопрос я задал тебе пару минут назад.

Слазбо осклабился:

– Ну и вали отсюда! Проваливай. Чек пошлю по почте. Если повезет, получишь.

– Черта с два, Джонни. Я знаю, ты держишь наличность на руках, для осведомителей и на травку. – Он протянул руку: – Заплати прямо сейчас. Ты мне должен.

Злобно чертыхаясь, Слазбо вытянул ящик стола, открыл коробочку с наличными и отсчитал несколько банкнот.

– Вот. Не вздумай дверью хлопать.

Кипя от гнева, он повернулся к компьютеру. Уокер сунул деньги в карман и поблагодарил:

– Спасибо, Джонни. Удачи. Прощай.

Развернувшись, он покинул здание.

Уокер остановил «Спитфайр» на гравийной дорожке у своего дома на холме к северу от Малхолланд-Драйв. Его соседи, Гомесы, как раз выбирались из своего потрепанного универсала. Их дом стоял ближе из всех остальных соседей, ярдах в пятидесяти. С домом матери Уокеру повезло. Она купила его в конце восьмидесятых, как раз перед рождением Уокера. В то время здесь, на севере, участки не нагромождали один на другой, и сейчас Уокера вполне устраивало, что никто не сует нос в его дела.

Руди Гомесу было за сорок. Его жене, Луизе, должно быть, столько же, сколько Уокеру. У них было двое детишек, парнишка-старшеклассник и девочка помладше. Гомес уже год как потерял работу. Уокер понятия не имел, как они перебиваются, однако им это удавалось. Уокер и Гомесы часто делились и продуктами, и хозяйственными припасами. Как-то раз он даже дал Гомесу канистру бензина, когда тому было совсем туго.

Гомесы, похоже, только что вернулись из супермаркета. Руди достал из машины покупки, уместившиеся в одном пакете. И детишки, и миссис Гомес выглядели подавленными. Сам Гомес уже давно не улыбался. Что ж, это не вина, а беда человека, подумалось Уокеру. Когда экономика загнулась, загнулась и прибыльная кафешка Гомеса: он торговал бургерами по франшизе. Ах, какие это были гамбургеры! От одних воспоминаний у Бена потекли слюнки. Эх, слопать бы сейчас Биг Мак! По иронии судьбы, «Макдоналдс» едва сводил концы с концами. По всему миру компания закрыла 85 % предприятий. Кафе остались только в крупных городах, и каждый Хэппи Мил стоил небольшого состояния. В Лос-Анджелесе осталось лишь несколько «Макдоналдсов».

– Руди! Луиза! – крикнул Уокер и помахал рукой. – Привет! Как дела!

Гомес лишь кивнул Уокеру. Луиза ответила за мужа:

– Чудесно, Бен. Мы купили хот-догов, на выходные ждем тебя на пикник.

– Здорово. Что захватить?

Дети посмотрели на него как на чокнутого. Что может принести Бен Уокер? Банку горчицы? Уокер хотел было пригласить Гомеса опрокинуть стаканчик, но отец семейства выглядел совсем уж потерянным. Выпивка только усугубила бы депрессию. У парня предостаточно проблем и без того, чтобы Уокер накачивал его алкоголем.

Гомесы ушли в дом, а Уокер закатил мотоцикл в гараж. Отец оставил ему в наследство огромную радость в жизни, – любовь поковыряться с техникой. Если у Уокера и были сокровища, так это его немалочисленные инструменты. Уокеру было двадцать четыре, когда он восстановил «Спитфайр», и тот все еще работал как часики. Бену просто сказочно повезло, что много лет назад удалось накупить запчастей. Сейчас он просто не смог бы себе этого позволить. А еще Уокер ходил в друзьях у Бадди Дженкинса, владельца одной из нескольких сохранившихся станций техобслуживания к северу от Бульвара Голливуд. У них был договор: Дженкинс заныкивает пару канистр для Уокера с каждой заправки, а тот платит Дженкинсу наличными и вовремя. Кредитки были не в чести и не в ходу.

Удастся ли теперь, простившись с работой, оплачивать эти самые канистры?

Войдя в дом, он сразу же включил компьютер – проверить почту и телевизор – так, для фона. Затем пошел на кухню, достал последнюю бутылку «Джека Дэниэлса» и налил себе. А вдруг это действительно последняя бутылка?

По дороге в гостиную он увидел свое отражение в зеркале на стене. Уокер остановился, чтобы внимательнее рассмотреть безработного типа, что уставился на него в ответ. Волнистые каштановые волосы всегда были длинноваты. Зеленые глаза, от которых девицы в колледже млели, выдавали разочарование и горькую тоску.

Зато роскошная улыбка сохранилась.

Так-то.

11:00

Лос-Анджелес

Сальмуса сидел дома в Ван-Найсе перед монитором. Он отлично выспался, невзирая на события, которые предстояло пережить. Уходя утром на работу, его жена, Кианна, не стала беспокоить мужа. Она работала в фаст-фуде неподалеку от дома. У них была своя корейская пекарня, и на общем фоне бизнес шел неплохо. Пончики пользовались спросом, – недорогая еда для всех.

Сальмуса злобно прищурился. Кианне не долго осталось вкалывать. Он посмотрел на часы, открыл сетевой браузер. Подключившись к зашифрованному сайту, ввел пароль и увидел, что агенты уже ждут в чате. Вообще-то, они были разбросаны по всей территории Штатов: по одному в Нью-Йорке, Вашингтоне, Чикаго, Атланте, Майами, Далласе, Хьюстоне, Денвере, Фениксе, Сиэтле и Сан-Франциско. Они подчинялись непосредственно Сальмусе. Законспирированные резиденты ВКР засели в каждом уголке страны; и сейчас они ждали приказов от своих командиров, людей уровня Сальмусы.

Ну, по крайней мере, где-то рядом.

В когорте корейских шпионов Сальмуса был на особом счету. Только он имел прямой выход на Блистательного Товарища. Никто, кроме Сальмусы, не докладывал оперативную обстановку Ким Чен Ыну лично. Сальмуса с нетерпением ждал момента, когда настанет час и он наконец услышит Кима. Как он соскучился по другу детства! Они не виделись уже много лет.

Ли Дэ Хен неожиданно для себя осознал: а ведь никто из американцев даже не догадывается о том, что вот-вот произойдет. Мысль эта потрясла его. Тайные резиденты жили в США прямо под носом у правительства, но никому до них и дела не было. Как только Америка ушла с Ближнего Востока, исламские террористы оставили ее в покое. Время шло, и правительство, якобы ввиду отсутствия необходимости, совсем перестало финансировать некогда многочисленные антитеррористические подразделения. От АНБ остались лишь воспоминания. От ЦРУ – ошметки. От ФБР – вообще ничего. Порвав с бывшими союзниками, Соединенные Штаты стали весьма уязвимы. Из-за сокращения армии, оскопления энергетической инфраструктуры, общественных потрясений и снижения уровня жизни сложилась идеальная обстановка для нанесения удара.

Печатая по-корейски, Сальмуса рассылал последние приказы своим агентам. Сейчас было уже совершенно не важно, попадут они в лапы врага, выполняя это последнее ответственное задание, или нет. Всю жизнь они работали под угрозой ареста и казни. Однако если все пойдет хорошо, то скоро, очень скоро, и он, и его товарищи воссоединятся со своим народом.

На американской земле.

– Дэ Хен? Что ты делаешь?

Сальмуса напрягся. Оказывается, Кианна вернулась домой раньше обычного. Она стояла за спиной.

– Я думала, ты сегодня работаешь.

Кианна настаивала, чтобы дома они говорили только по-английски. Они ведь, в конце концов, американцы. Ну, во всяком случае, она. Если Сальмусе и было стыдно, когда он ответил по-корейски, то только совсем чуть-чуть.

– Я работаю, Кианна. Сегодня самый важный день в моей работе.

Ее смутил неожиданный ответ на корейском.

– Милый, что-то случилось? Что это у тебя на экране? С кем ты говоришь?

Сальмуса спокойно открыл выдвижной ящик стола перед собой и достал девятимиллиметровый полуавтоматический «Дэу» К-5 с глушителем. Пистолет он держал у груди. Так, чтобы она не видела.

– Дэ Хен, я задала тебе вопрос. Чем ты занимаешься?

Сальмуса вздохнул и ответил:

– Готовлюсь начать новую жизнь.

Затем он повернулся к жене и выстрелил ей в грудь. Глушитель сработал как надо, никто на улице не услышал выстрела. Сальмуса встал и перешагнул через тело жены. Кровь быстро заливала кофточку, однако Кианна была еще жива. Она смотрела на мужа в недоумении. Он направил ствол ее в лоб и сказал по-корейски:

– Я никогда тебя не любил.

Шеф конспиративной агентуры Великой Корейской Республики в Соединенных Штатах вновь нажал на спусковой крючок, радуясь, что не придется доставать нож из потайного крепления на ноге. Пора приступать к первой фазе операции.