“Золотой век” (воспоминания)

После танцев в ресторане “Аллегро” Дмитрий вспомнил свой первый танец…

– Помнишь, как мы с тобой в первый раз танцевали?

– Почему ты никогда не приглашал меня танцевать? (Оля.)

Танцы народов мира

(Москва, вторая половина 1984 года)

В десятом классе все задумались о поступлении в ВУЗы: кто-то записался на подготовительные курсы, кому-то родители наняли преподавателей, кто-то готовился самостоятельно…

– Димон, ты точно решил стать юристом, как папа? – поинтересовался Володя.

– В ВЮЗИ так просто не поступишь. (Игорь.)

– Кому надо – тот поступит куда надо. (Виктор.)

– Хорошо, конечно, иметь блат… (Володя.)

– А никто и не спорит, что хорошо; но зубрить эти чертовы формулы – все равно придется. Мне отец уже намекнул, если я в институт не поступлю – пойду работать на завод; а мне на завод не хочется. (Виктор.)

– И мне не хочется. Одного вот только не понимаю: то я был кругом дурак, а теперь обязан поступить в один из самых “блатных” институтов в Москве! (Дима.)

– А я закончу мореходку, и буду ходить на кораблях дальнего плавания! (Игорь.)

– А я не буду ломать голову – стану слесарем шестого разряда и буду зарабатывать побольше, чем вы со своими институтами! (Володя.)

…

Сергей решил поступать в Плехановский институт, и теперь вместе с Олей посещал подготовительные курсы. – Неужели ты согласилась играть в школьном театре? – удивлялся он, когда они возвращались домой.

– Да ты что, Сереж, какой театр, если времени катастрофически не хватает! Мне работать надо, а подготовительные курсы – четыре раза в неделю! И что самое неприятное, ничего нового на этих курсах я не узнаю, только математика стоящая. (Оля.)

– Абсолютно с тобой согласен. Поэтому предлагаю: ходить только на математику, а по остальным предметам готовиться самостоятельно. (Сергей.)

– Не могу не поддержать столь мудрое решение, – обрадовалась Оля.

– А пацаны говорили, что ты новой “примой” станешь. Опять болтают! (Сергей.)

– Нет, примой мне не бывать. Я согласилась только на один концерт: “Танцы народов мира”. Директриса меня попросила. (Оля.)

– Значит, все-таки согласилась? (Сергей.)

– А что, мне и танцевать нельзя? – Оля вздохнула. – Он, что же, так и будет на меня всю жизнь смотреть, и всем моим партнерам бить физиономии?!

Сергей засмеялся. – Оль, ты подожди еще немного. Думаю, что “Танцы народов мира” добьют Димона окончательно, и он все-таки решится сделать тебе предложение.

– Твоими бы устами да мед пить, – только Сергею могла рассказать Оля о перипетиях своей личной жизни, и получить сочувствие, а если повезет, то и мудрый совет.

– А Сергей Александрович будет принимать участие в спектакле? (Сергей.)

– Танец – это диалог двух партнеров… (Оля.)

Когда Дима узнал, что Ольга будет танцевать вместе с Сергеем Александровичем, свет померк в его глазах. Был бы у него пистолет – он бы застрелился. Он не стал даже дожидаться конца уроков и свалил домой. Маме сказал, что голова разболелась. Между прочим, правду сказал.

Дима мог решить любую проблему, кроме одной. Из-за этой кудрявой проблемы он погружался глубоко внутрь себя и начинал мучительно думать. Мысли путались в голове и закручивались в узлы, словно гремучие змеи. Долго выносить это физическое ощущение отсутствия выхода из сложной ситуации он не мог, поэтому шел к Сергею за советом.

На этот раз Серега опередил его: сам зашел к нему после уроков. Дима пригласил друга пообедать. Потом Зинаида Алексеевна ушла куда-то по хозяйственным делам, а ребята пошли “делать уроки”.

– Ты знаешь, что Ольга, теперь будет танцевать вместе с руководителем театральной студии? – спросил Дима.

– Ну и что? Где еще она может себя показать? На дискотеках? Так там темно, тесно и душно. – Сергей не любил дискотек. – А это будет целый спектакль “Танцы народов мира”, и все увидят, как она замечательно танцует…

– А мне на фига, чтобы все увидели, «как замечательно она танцует”? Мало у меня проблем?! (Дима.)

– Ты, Димон, махровый эгоист, об Ольге ты не думаешь… (Сергей.)

– Хорошо бы, что бы я поменьше о ней думал. Так и стоит перед глазами, ведьма! Закрою глаза – стоит, открою – опять стоит. (Дима.)

– А зачем ты о ней думаешь? Хочешь быть с ней – так будь, не хочешь – не будь. Только ты определись, сейчас самое время. Она из-за тебя даже на горку не ходит. В кино ее никто не приглашает – никто с тобой связываться не хочет. У нее и остались одни только танцы. Ты вот по вечерам развлекаешься в своей компании, а она или работает, или дома сидит. (Сергей.)

– Тоже с компанией, между прочим, не одна. (Дима.)

– С компанией, но ведь не с парнем? (Сергей.)

– Узнаю – убью! (Дима.)

– Может перед убийством, ты ей все-таки скажешь… (Сергей.)

– Что я должен сказать? – искренне удивился Дима. – Разве и так не понятно? Если я всегда смотрю на нее, значит, я без нее не могу. Неужели мое поведение – это не объяснение?! Она что не видит, не слышит, не знает?! Да не понять этого может только совершенно глупая и бесчувственная особа, каковой твоя протеже и является!

В середине декабря концерт “Танцы народов мира” был готов к показу Школьный ансамбль репетировал целых три месяца. Ольга пригласила на концерт Сергея.

– А можно я Димку с собой возьму? – поинтересовался Сергей.

– Да, ты что, Сереж, с ума сошел?! Если он увидит, в чем я танцую, он устроит драку прямо на сцене, а там иностранцы будут… (Оля.)

– Под мою ответственность. (Сергей.)

Ольге, конечно, очень хотелось, чтобы Димка увидел ее в этих замечательных костюмах, и если Сергей считает, что его можно пригласить… – Мне дали, как солистке, три билета. Один я уже Андрею отдала. Бери два оставшихся.

Сергей взял с Дмитрия обещание вести себя прилично: сидеть молча, эмоций прилюдно не выражать, и главное (обязательное) условие – дождаться до конца спектакля.

…

Димка держался из последних сил. Физиономия его выражала такие мучения, будто кто-то настойчиво колотил молотком по его несчастной рыжей голове. Сергей, присматривая за другом, жалел его: “Как же его колбасит-то! Словно он сидит на раскаленной сковородке”. Но Дима сдержал слово: дождался окончания спектакля.

Менялись декорации, музыка, танцы и исполнители. Для героя на сцене царила кромешная тишина, темнота и ужас. Сцена оживала лишь тогда, когда на ней появлялась Она. Он сразу выделял ее из группы девчонок, приковывал к ней взгляд и следил за каждым движением.

Сначала он наблюдал не столько за Ольгой, сколько за ее партнером, которого он, дурак, пожалел тогда около подъезда. (Сергей Александрович однажды рискнул проводить Ольгу домой.) “Надо было все-таки сделать его инвалидом! Ведь он постоянно лапает ее своими грязными руками, обнимает, и даже, целует. При всех?! – Диме очень хотелось встать, уйти, убежать куда-нибудь из этого ада и напиться до потери сознания. Но ноги окаменели, словно его прибили, пригвоздили к полу и стулу. – Ну, пусть, пусть танцует!” – Дима решил, что сегодня этот танцор танцует последний раз в своей жизни. Кардинально решив вопрос, Димка переключился на Ольгу.

“Какая же она хорошенькая, совсем и не голая. Какая сексуальная, гибкая, ладная. – Бархат и шелк нежно обтягивали божественную фигурку его королевы. – Девочка моя стройная, звонкая, красивоглазая…”

Колдовскими малахитовыми огнями горели глаза на Ольгином лице, дьявольская улыбка не сходила с ее губ, она держалась уверенно, по-королевски. Многие в актовом зале любовались этой девушкой.

Сергей Александрович был в восторге. – Что это с тобой такое? Ты так никогда не танцевала прежде…

– Плохо? – поинтересовалась Оля.

– Наоборот: потрясающе! Сколько страсти, энергии, блеска! Ты, посмотри, какой успех. И это все благодаря тебе. Я даже готов простить твой неуступчивый характер.

– Да что вы, Сергей Александрович? – А Ольга видела только Его: “Все для тебя, любимый! Ведь хороша? Оцени”.

Он оценил. Все вокруг перестало существовать для него: только она, он и танец. Он понял, что она кружится в восхитительном танце любви… для него!

Сергей шепнул: – Сколько раз я ходил на репетиции, но она так никогда не танцевала. Я понял: сегодня она танцует для тебя!

“Нет, нет, этого не может быть!” (Дима.)

“А вдруг… может?” (Внутр. голос.)

“Нет – не может!” (Дима.)

“А ты хотел уйти…” (Внутр. голос.)

“Умел бы я так танцевать…” (Дима.)

“Ты, что, Димон, совсем, обалдел?!” (Внутр. голос.)

Но воображение уже унесло Дмитрия на сцену. И даже дальше… Туда, где они танцевали на палубе большого лайнера под южными звездами, на пустынной площади какого-то неизвестного средневекового города, на каменной брусчатке средиземноморского побережья. Погрузившись в аромат ее волос, он прижимал ее к себе так близко, что чувствовал все выпуклости и впадины. Страстной гибкой струной была натянута она вдоль его стройного загорелого тела. Они танцевали, и их манило к себе теплое южное море, еще не остывший от солнца белый песок пляжа, прохладный шелк постельного белья. Они танцевали на сцене какого-то театра, страстно, дерзко, самозабвенно. И им аплодировал зрительный зал…

Дима очнулся. Вокруг все хлопали. Мужчины даже встали. “Ольга, браво!” Дмитрий тоже встал. Крикнуть “браво” он не решился, но хлопал в ладоши и почти улыбался. Сергей помахал Ольге. Она, счастливая, подняла руку в ответ.

– Ах, так вот, благодаря кому, ты сегодня так танцевала, – догадался Сергей Александрович.

– Что, выгонишь меня из театра? (Оля.)

– Что ты, дорогая, у тебя плохой вкус, раз тебе нравится этот “молокосос"; но зато ты прекрасно танцуешь! И пусть он приходит на наши выступления, раз на тебя это оказывает такое магическое действие. (Серг. Алекс.)

Ольга подбежала к ребятам. – Ну, как?

– Восхитительно! (Сергей.)

– Оль, ты – молодец, я даже не ожидал… (Андрей.)

А Оля смотрела на Дмитрия. “А ты что скажешь?”

“Прекрасно! Потрясающе! Ты – просто умница. Самая лучшая!

Самая талантливая, желанная, любимая…” – вслух он ничего не сказал. Но “в любви молчание дороже слов. Как много может сказать влюбленный своей возлюбленной, когда он в смятении молчит!

– Тебя подождать? – спросил Сергей.

– Нет, я еще не скоро. Сначала будет “разбор полетов”, а потом будем отмечать премьеру, – ответила Оля и убежала за кулисы.

…

После спектакля Сергей и Дмитрий пошли домой.

“Не буду я пить”, – решил Дима.

– Классно она танцует, да? (Сергей.)

И Дмитрий вынужден был согласиться. Но на него вдруг навалилась ужасная тоска. “Почему все всегда происходит лишь в моих мечтах? Почему наяву я не могу обнимать, целовать и прижимать ее к себе? Кому от этого будет хуже?! Кому вообще, какое дело, если она – моя девчонка! Вся моя – от макушки до крашеных ноготков на ее голых стройных ногах. Реально, до сцены было десять шагов. От ее дома до моего, как поет Новиков, “пять минут ходьбы”. Почему же мне до нее – как до другой планеты?!”

Ребята пришли к Димке домой.

– Дим, ты бы поговорил с ней. Она же нормальная девчонка… (Сергей.)

– И что я ей скажу? (Дима.)

– Скажи, что она тебе нравиться. Расставь точки над “i”. (Сергей.)

– И что она мне ответит? “Ты далеко не отличник, общественной работой не занимаешься, в школьных спектаклях участия не принимаешь; поэтому, извини, дорогой, но твоей девчонкой я быть не могу”, – Дима передразнил Ольгу.

– Что она тебе ответит – ты знать не можешь, но если хочешь узнать – спроси ее об этом. (Сергей.)

– Нет. (Дима.)

– Почему? (Сергей.)

– Я боюсь… (Дима.)

– Чего?! Она не болтлива, никто даже не узнает о вашем разговоре. (Сергей.)

– Я боюсь этих точек над “i”. Пока я ее не спросил, и она не ответила мне “нет”, я могу хотя бы мечтать. (Дима.)

– Дурацкая философия! Ведь она может ответить тебе и “да”. Тогда твоей будет самая красивая девчонка в школе, и ты станешь настоящим королем! А ты даже попробовать не хочешь! (Сергей.)

– Ответить мне “да”? Ты, Серый, белены, что ли объелся? (Дима.)

– Что это за ягода такая? Ты сам-то пробовал? Мне кажется, правда, все-таки лучше. (Сергей.)

– А мне кажется лучше надежда. Ты, если такой умный, спросил бы сам, ведь она тебе тоже нравится. Она же всем нравится. (Дима.)

– В отличие от тебя, я точно знаю, кто нравится ей. (Сергей.)

– Откуда ты знаешь?! Она тебе сказала? Ну и кто? (Дима.)

– Нет, я не спрашивал; я просто вычислил. (Сергей.)

– Ну и кто?! (Дима.)

– Знаешь, Дим, я не просто так затеял этот разговор. Я дружу с Ольгой. Я знаю, какой она замечательный человек, и не буду тебе рассказывать, какая она красавица. А как она танцует, ты сам сегодня видел. И я догадываюсь, что она многим нравится; и некоторые даже говорили ей об этом… (Сергей.)

– Так… И кто эти самоубийцы? (Дима.)

– Это не моя тайна. Я хочу сказать тебе о другом. О том, что она ответила всем “нет”. И заметь, все живы, никто не покончил с собой, как это бывает в кино. (Сергей.)

– А откуда ты знаешь, что она ответила “нет”? (Дима.)

– Если бы ты больше времени уделял занятиям физикой и математикой, ты бы тоже знал… (Сергей.)

– Причем здесь физика?! (Дима.)

– Разговор немого с глухим. (Сергей.)

– Серег, хватить умничать, мое терпение заканчивается… (Дима.)

– Физика и математика, здесь вот причем: обе эти науки логичны. А в твою голову логика даже никогда в гости не заходила. Если бы Ольга кому-то ответила “да” – все бы знали об этом. Потому что, это “да” означает очень многое: ходить в кино, вместе гулять по вечерам и целоваться в подъездах. Не думаю, что это можно утаить, а тем более удержаться и не похвастаться этим. Помнишь, в шестом классе она целовалась с Вано, на спор? Так все знали. Или о том, как ты в восьмом классе прокатился с ней с горки? А про вашу драку с Владом? (Сергей.)

– Слушай, а эта твоя логика, может помочь вычислить, кто уже “попытал счастья”? (Дима.)

– В общем, да. А тебе это зачем? (Сергей.)

– Серег, ну, скажи мне, кто ей нравится. Мне надо знать! (Дима.)

– Скажу, если ты поклянешься, что с ним ничего не случится. (Сергей.)

– Да, конечно, ничего не случится. Я его просто убью и все! (Дима.)

– Тогда не скажу. Но ты можешь узнать это сам. Это очень просто. (Сергей.)

– Как? (Дима.)

Методом эксперимента, который требует твоего непосредственного участия. Сам спроси у нее об этом! (Сергей.)

– Чтобы я потом всю жизнь жалел, что спросил? (Дима.)

– Лучше уж жалеть о сказанном, чем о несказанном. (Сергей.)

– Серег, тебе-то, зачем надо, чтобы я оказался в списке неудачников? (Дима.)

– Это надо не мне, а тебе. Потому что “мужчина первый делает шаг навстречу – это не просто обычай, это обязанность, возлагаемая на него природой”.

– А может ей вообще никто не нравится? (Дима.)

– Нет, так не бывает. И потом, она достойна, чтобы у нее был парень. Что она у нас хуже Шекспировской Джульетты? (Сергей.)

Этот аргумент добил Димку. Конечно, он был абсолютно уверен, что он Ольге не нравится. Но не на все сто процентов. Процентов на девяносто девять. И вот из-за этого одного процента своей неуверенности он ужасно мучился. А Серега намекал, что из-за своего страха, он не только сам страдает, а еще и Ольгу лишает счастья. Однако вслух Димка сказал следующие слова: – Не думаю, чтобы этим единственным был я.

– Почему? (Сергей.)

– Да, потому, что этого не может быть! Ладно, Серый, не морочь мне голову; давай лучше телек смотреть, все равно уроки сделать уже не получится. – И пока Сергей изучал программу телепередач, Дмитрий думал об Ольге, о том, как с ней все сложно. “Жаль, конечно, что она меня любить не может!”

Сергей включил телевизор, и как бы, между прочим, произнес: “Чудеса случаются там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются”.

Это было в двадцатых числах декабря…

Прогулка по воде

А в конце декабря, в обычный морозный день, когда в актовом зале школы “гремела” дискотека, неожиданно начался “золотой век” Димкиной юности.

– Мы на дискотеку-то пойдем? – поинтересовался Виктор.

– Конечно, пойдем. Делать все равно нечего, – поддержал Игорь.

– Пошли, Димон, посмотрим, как “выделывается” твоя пассия… (Володя.)

– Не “выделывается”, а танцует. И очень неплохо, кстати, танцует. (Игорь.)

– Вопрос: с кем она танцует? (Виктор.)

– С Сергеем Александровичем, конечно. Больше из нашей школы никто так танцевать не умеет. Я вот чего не пойму: почему этот танцор до сих пор еще не на костылях? (Володя.)

Через мгновение “непонимающий” лежал в сугробе, а Виктор и Игорь смеялись.

– Ну, что, теперь понял? (Виктор.)

– И поделом: не наступай человеку на мозоль. (Игорь.)

На дискотеку решено было все-таки пойти. Только пришлось смотаться по домам, снять кирзовые сапоги и “лишний металл”, иначе дружинники не пропустили бы.

Родителей дома не оказалось. На столе лежала записка: “Сынок, мы с папой пошли в театр. Не волнуйся. Ужин в холодильнике. Обязательно разогрей. Мама”.

“Ужин – это кстати”, – думал Димка, жуя холодные котлеты с макаронами, и запивая горячим чаем. Потом долго чистил зубы… Вдруг вспомнил, что вообще-то он пришел переодеться. Залез в гардероб, одел свои джинсы, которые стеснялся надевать, потому что они были импортные и дорогие, и синий велюровый свитер, подаренный матерью еще на день рождения, летом, про который он тогда безапелляционно заявил, что “он не барышня, чтобы велюровые свитера носить”. В зеркало смотреться не стал. Наскоро причесавшись, выбежал из дома.

Сегодня у героя был особенно неудачный день. Не задалось с самого утра, когда отец зачем-то полез в дневник, в который давно уже не лазил. Безответная переписка с ним учителей, выполненная красными чернилами, шокировала отца. Был скандал. Потом Димка уснул на уроке истории и долбанулся головой о парту, как раз когда стреляла “Аврора”. “Историчка” обиделась и вкатила ему пару прямо в журнал, а это светило незапланированной тройкой в аттестате… И теперь еще эта дискотека!

Дима не любил дискотек. Потому что Ольга становилась центром всеобщего внимания, и пацаны только и делали, что издевались над ним: “Смотри, Димон, она танцует с тем-то и тем-то”, “слушай, а их танец совсем не детский”, “ты, обрати внимание, где он держит руки”, – и так целый вечер. И зачем он только ходил на эти дурацкие дискотеки?! И какая сволочь выдумала эти изощренные пытки?

Пока шел по морозу, разболелась скрипка-душа, такую мелодию вывела… Дима остановился, запрокинул голову в небеса и увидел усыпанное звездами небо. Серп Луны качнулся и поплыл над крышами домов, как серебряный парус корабля. Потом он перевернулся рогами вверх, превратился в спасательную шлюпку и спустился к нему. В шлюпке, весело болтая ногами в голубых джинсах, сидел не убиваемый ангел его души, окруженный серебряно-голубым свечением. Видимо, он продрог, потому что кутался в темно-синюю бархатную накидку с золотыми звездочками, и лукаво улыбался.

Гордо, не проронив ни слова, Димка выдержал издевательскую улыбку любимых сине-зеленых глаз, дождался, пока ангел окончательно замерз и растворился в морозном воздухе, и уныло побрел на школьный двор.

– Димон, ну ты где застрял?! Мы окоченели уже! Не улице – не май месяц, между прочим… (Володя.)

– Да ужинал, мать заставила. (Дима.)

– Ну, пошли быстрее, а то самое интересное пропустим. (Виктор.)

Димка почему-то не сказал пацанам, что родителей не будет дома допоздна.

Когда ребята, оставив верхнюю одежду в раздевалке, проходили мимо зеркала, все обратили внимание на Димкин “прикид”.

– Ой, а ты чего это так вырядился?! – обомлел Володька. – Прямо как Вано, тебе бы еще брюки в полосочку…

(Вано был законодателем мод в классе.)

– У меня же брюки не в полосочку… (Дима.)

– Ба, велюровая кофточка… (Володя.)

– Да не лапай ты меня грязными руками! (Дима.)

– Да ты еще и весь отцовский одеколон на себя вылил? – принюхался Володя.

Димка стоял, окруженный удивленными друзьями, и был красный как рак. Он готов был провалиться сквозь землю, и думал, “черт меня дернул, в самом деле, так вырядиться!” А из зеркала на него неодобрительно смотрел долговязый, рыжеволосый парень с серо-синими глазами; очень симпатичный, на самом деле.

– Да, пошли вы к черту! Что мне переодеваться во второй раз идти?! (Дима.)

Мальчишки, дружно смеясь над Димкой, поднимались на пятый этаж. Дима шел последним, предчувствуя очередные насмешки друзей по поводу Ольги. Он вообще не понимал, что сегодня за день такой? Он уже устал бороться с неприятностями, которые сыпались на него, как из рога изобилия, и решил: пусть будет, что будет! После ангела на полумесяце – он уже ничему не удивиться; но он опять ошибся.

В актовом зале звучала западная рокгруппа, запрещенная в СССР, по идеологическим соображениям; сцена со школьным ансамблем утопала в “космическом” тумане; а в центре зала разворачивалось какое-то действо – и Димка “пятой точкой” почувствовал, что там происходит. Он пробрался сквозь толпу, толкаясь и наступая кому-то на ноги, и увидел то, что ожидал увидеть: Олин танец с руководителем театра-студии. Она была одета в голубые джинсы и темно-синий свитер, как и ангел на полумесяце. Димка так расстроился, что не удержался и плюнул на пол.

А потом было все, как обычно: она танцевала быстрые танцы, в центре круга, и медленные – со всеми подряд. Ни одного не пропустила! А он сидел в углу, смотрел на нее и думал: “Хоть бы она упала со своих высоченных каблуков, что ли…” Но Ольга не падала.

“Честное слово, убил бы ее, если б мог! Можно из автомата Калашникова, можно с помощью гранаты, но лучше всего, конечно, из пулемета…” – Димка, замечтавшись, даже причмокнул языком от удовольствия. А Ольга, смеясь и разговаривая, все время оборачивалась, как будто искала кого-то.

Димкины друзья развлекались на полную катушку, но в рамках приличия, чтобы их не вывели вон. А герой решил, что, пошлый танец с руководителем театральной студии – достойное завершение сегодняшнего дня, и решил потихоньку “свалить” домой. “Лучше кино посмотрю, пока родителей нет, и разработаю план уничтожения Сергея Александровича. Теперь уже окончательный”.

Спустившись на первый этаж, Дима накинул на плечи куртку и вышел на свежий воздух. Облегченно вздохнул, достал сигарету, зашел за широкую колонну чтобы никто не приставал с глупыми вопросами, и закурил. “Как же мне жить дальше? Что бы сделать такого с этой кудрявой русалкой? Может опять уронить ей парту на ногу? Вдруг нога сломается, наложат гипс – и тогда: прощай танцы! Или, украсть у химички соляную кислоту и вылить ей в компот? И зачем я потащился на эту дискотеку, зачем вырядился, как клоун?! Ноги моей больше там не будет!” – как обычно резюмировал Дмитрий.

– Какой морозный воздух! – раздался за его спиной знакомый звонкий голос. Дима резко обернулся. И зажмурился от яркой вспышки, случившейся рядом: его ангел, весь обсыпанный золотыми блестками, материализовался, спустившись то ли с небес, то ли с этой проклятой дискотеки, и стоял рядом, кутаясь в черную короткую шубку.

Дима хотел сказать: “Оставь, в конце концов, меня в покое! Мне осточертели уже эти галлюцинации! Не порть и так уже испорченный тобой вечер!” или что-то еще в этом роде, вплоть до “Сгинь, нечистая!"; однако его замерзший охрипший голос, помимо воли, произнес другие слова: – Холодно, простудишься еще… Иди на дискотеку!

– Не хочу, – капризно промолвил ангел, и искорки запрыгали у него в глазах.

– Неужели, натанцевалась? – спросил Дима с горькой усмешкой.

Оля обратила внимание, как он сегодня одет. Раньше он никогда так не одевался… – Натанцевалась, – сказала она. – Дим, а ты меня не проводишь?

“А сама, что, не дойдешь? Дорогу забыла? Тебя что, проводить некому? Куда же делись твои партнеры по танцам?” – разные ответы и на этот вопрос были у Димки; однако, непроизвольно мотнув головой в сторону дороги, он застегнул молнию на куртке, бросил в снег недокуренную сигарету и угрожающе прошипел: “Ну, пошли”.

Они обогнули колонны крыльца, прошли сквозь школьный двор, и почему-то отправились в противоположную сторону от Ольгиного дома. Приходилось идти по вздыбленным наледям снежного океана; и Дима, обратив внимание на нетвердую поступь королевы, подумал: “Интересно, она боится сломать свои каблуки или боится упасть?” Он остановился, и, посмотрев на Олю, сказал: – Мы так до утра не дойдем!

Оля вздохнула, извиняясь. Тогда он сжалился и протянул ей свою холодную прокуренную руку. Она быстренько вытащила ладошку из варежки и засунула ее в его ладонь, как будто птичка влетела в гнездышко. Димка даже закашлял от неожиданности.

Они вышли на открытый простор вечернего малолюдного проспекта, и долго шли молча, навстречу снегу и ветру, так и держась за руки.

– Я совсем замерзла, – сообщил ангел. – Куда это мы идем?

– Не знаю, куда идем! (Дима.)

– Ты забыл, где я живу? (Оля.)

– Я так давно не был у тебя, что уже забыл. (Дима.)

– Не был – потому, что не хотел? (Оля.)

– Нет, потому, что ты не зовешь. (Дима.)

– Но ты тоже никуда меня не зовешь! – возмутилась Оля.

– А если позову, ты пойдешь что ли? – усмехнулся Дима.

– Ты позови – тогда узнаешь, – кокетливо сказала Оля.

Они остановились под фонарем. На той снежной планете, где они в настоящий момент находились, никого не было. Он смотрел на нее, и не мог понять: почему она здесь, с ним, что происходит?! Сон это или явь? Но он и не хотел ничего понимать! Пусть это будет сон, бред, иллюзия, сумасшествие. Но она здесь, рядом с ним, стоит и мерзнет. Он расстегнул молнию на куртке, прижал ее к себе обеими руками, и Оля спряталась в тепло. Она была такая маленькая и нежная, что слезы предательски закапали из его глаз на ее блестящие каштановые локоны. Что делать с этими непрошеными слезами, Дима не знал. Вытереть их он не мог, потому что боялся разомкнуть руки и лишиться ее близости; боялся, что она увидит, что он плачет; но больше всего боялся, что она исчезнет, как это обычно случается в грезах. Поэтому слезы замерзали и таяли на щеках…

Вдруг неожиданно для Ольги, и совсем неожиданно для самого себя, Дима сообщил: – У меня родители сегодня пошли в театр. Может, ко мне пойдем ко мне? Выпьем чаю, согреемся, а потом я тебя провожу…

– Ладно, пойдем, – согласилась Оля.

Разве это проблема – идти по воде? Герой шел по звездному небу, и диковинные звери приветствовали его на лунной дороге. Истинно, это была волшебная ночь: он вдруг поверил. Ангел шел рядом, крепко держал его за руку и не думал никуда исчезать.

…

– Сто лет у тебя не была, – сказала Ольга, разуваясь в прихожей.

– Точно, сто лет. Ты проходи на кухню. (Дима.)

– Давай пить чай, я так замерзла! – Оля поставила чайник на газовую плиту.

– Давай, – обрадовался Димка, – у меня есть конфеты и печенье.

– Как ты живешь, рассказывай, – она уселась за стол.

– Если честно, то не очень, – Димка сел напротив нее. Сегодня говорил не Димон, наглый и циничный, Димон умер еще под фонарем. Сегодня говорил Димка, тот романтический герой, который обычно прятался где-то в темнице-душе, а сегодня взял и вышел на свободу, и ничего нельзя было с этим поделать!

– Почему? У тебя, с учебой, проблемы, но зато “теплая” компания друзей; про ваши подвиги школьная молва сочиняет легенды. (Оля.)

– Да, это точно. (Дима.)

– Это ракушка у тебя с моря? – Оля встала, взяла большую ракушку с полки и поднесла ее к Димкиному уху. – Слы-шишь шум океа-а-на?

– Слы-шуу! Ну, а ты как живешь, гордость школы и королева дискотек? (Дима.)

– Что ты привязался к моим танцам?! Почему сам никогда не танцуешь? (Оля.)

– Не люблю. (Дима.)

– Врешь! Просто не умеешь. (Оля.)

– Да чего там уметь? – Димка встал, принес из своей комнаты магнитофон, поставил кассету, погасил на кухне свет и подошел к Оле. – Я просто не люблю танцевать в толпе. Потанцуешь со мной?

В ответ Ольга убежала в прихожую, обула сапоги и вернулась на кухню.

– А зачем тебе сапоги? – удивился Дима.

– Потому что я маленькая без каблуков! (Оля.)

– Иди сюда, самая умная девчонка в классе, а в голове – такие глупости… – Дима привлек ее к себе, и от такой необычайной близости у него закружилась голова. Кружились в импровизированном танце часы с кукушкой и мамины кастрюли, и подаренные отцу бутылки с коньяком. Димка никак не мог надышаться запахом ее волос, ее духов, ее тела, и поэтому не сразу расслышал:

– Кассета уже закончилась давно, отпусти меня, пожалуйста! Что это за музыка? Мне понравилась песня “Помнишь, девочка?” (Оля.)

– Это моя любимая. Это Новиков поет. Давай другую сторону? (Дима.)

– Давай, только ты не сжимай меня смертельной хваткой, а то я задохнусь. (Оля.)

– Ладно, смертельной – не буду. (Дима.)

Он не сжимал ее так сильно, как на первой стороне кассеты; перестал бояться, что она исчезнет. Но совсем потерял чувство реальности и начал ее целовать, нежно-нежно, чуть касаясь губами, в волосы, в виски, в шею… Эта сторона кассеты закончиться не успела. На самом интересном месте, как обычно, пришли родители.

– Дима, открой цепочку! Что за дела?! – возмущался Владимир Николаевич.

– Это ты догадалась закрыть дверь на цепочку? – шепнул Димка.

– Ну да, когда бегала сапоги надевать. (Оля.)

Когда родители вошли на кухню, Оля заваривала чай.

– Оля?! – удивился Владимир Николаевич.

– Добрый вечер, теть Зин. Здравствуйте, Владимир Николаевич. (Оля.)

– Оленька, какая же ты красавица выросла! (Зинаида Алексеевна.)

– Самая красивая девчонка в школе, говорят. (Влад. Ник.)

– Перестаньте, Владимир Николаевич! Садитесь лучше чай пить. Замерзли, наверное? (Оля.)

– Да, на улице жуткий мороз! (Влад. Ник.)

– Оля, а ты чего это в сапогах? (Зин. Алекс.)

– Да я уже домой собираюсь… (Оля.)

– А тебя, каким ветром к нам занесло? Ты вроде с нашим Димкой не дружишь… (Зин. Алекс.)

– У вас неверная информация, теть Зин: это он меня стороной обходит. (Оля.)

– Это я во всем виноват, конечно. (Дима.)

– Димка тебя стороной обходит? По-моему он бредит тобой с утра и до вечера. У нас в доме везде твои фотографии… (Влад. Ник.)

– Ой, не смешите меня, Владимир Николаевич. Он – один из немногих, кто не обращает на меня никакого внимания; и никогда не приглашает меня танцевать! (Оля.)

– Ну, и зачем ты врешь? (Дима.)

– Да он только сегодня станцевал со мной первый танец, – рассмеялась Оля.

– Королева школы танцевала с тобой? (Влад. Ник.)

– Всю вторую половину вечера эта королева танцевала со мной. Я весь пропах ее духами. (Дима.)

– Ну, все мать, прощайся с сыном. (Влад. Ник.)

– Это почему? (Зин. Алекс.)

– Да потому, что Оля – не просто красивая девочка из соседнего дома, она самая интересная девчонка в округе… (Влад. Ник.)

– Пап, ты к чему это говоришь? Она, что, не может со мной танцевать? (Дима.)

– Танцевать – может. Но, насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы она была твоей девчонкой? А для этого… “Если хочешь, чтоб рядом была королева, для начала попробуй сам стать королем!” А мне твой тренер рассказывал, что ты даже курить не можешь бросить; и я уже молчу, какую гадость вы пьете в подъездах! Мастером спорта при таком раскладе не стать, а за такую девчонку тебе каждый день будут бить физиономию… (Влад. Ник.)

– Пусть меня бьют по два раза на дню – лишь бы только она согласилась! – При слове “она” Димка так посмотрел на Олю, что та поняла: это и есть его объяснение в любви; другого она от него не дождется. “Как красиво!”

– Так ты до сих пор не предложил ей быть твоей девчонкой?! (Влад. Ник.)

Димка молчал.

– Хочешь сказать, что готов подставлять под удары физиономию, даже не поинтересовавшись у Ольги, согласна ли она? Нет, это клинический случай! – Владимир Николаевич специально провоцировал сына, потому что ему надоели бесконечные “нервные срывы” по этому поводу. – Советую все же спросить, прежде чем начнутся активные боевые действия.

– Спасибо за совет, отец, обязательно спрошу! – вспылил Дима.

– Володь, пусть они сами разбираются, – вмешалась Зинаида Алексеевна.

– Я домой пойду, поздно уже… (Оля.)

– Я провожу! – Димка метнулся за Ольгой, сорвав с вешалки куртку.

– Сын, только недолго! (Зинаида Алексеевна, вдогонку.)

– Это как получится, – ответил Дима снизу.

* * *

– Как получится! Нет, ты слышала? Ты все расстраивалась, что он поздно приходит. Подожди, теперь он вообще будет приходить под утро, если его, конечно, не убьют в темной подворотне! (Влад. Ник.)

– Отец, что с тобой, ей-богу, такое? (Зин. Алекс.)

– Это все твое баловство, дорогая, то, что он посмел связаться с королевой! (Влад. Ник.)

– Ой, ну, какая королева! Что ты придумал?! Хорошая девчонка: не избалованная, не испорченная, работает по выходным… (Зин. Алекс.)

– Вот именно, настолько хорошая, что не для него! (Влад. Ник.)

– Да, может она просто зашла погреться? Ну, потанцевали на дискотеке, что с того? (Зин. Алекс.)

– У твоего сына ничего не бывает “просто” И уж если что втемяшится ему в голову – кирпичом не выбьешь! – тут Владимир Николаевич улыбнулся и совсем уже другим голосом сообщил: – Зин, да я тебя разыгрывал. Я сам очень хочу чтобы Димка подружился с Ольгой. Она ему по характеру подходит: такая же упрямая. Тогда он точно мастером спорта станет, и, может быть, наконец-то займется учебой.

– Тебя не поймешь: то ты ругаешься, то радуешься! (Зин. Алекс.)

– Какого сына мы с тобой вырастили! – Владимир Николаевич обнял жену.

– Совсем взрослый стал, свитер новый одел; “как получится!” – ты слышал? (Зин. Алекс.)

Трудно быть королем

Дима и Оля шли по скрипучему снегу. Димка так хотел, но боялся опять взять ее за руку. Один из лучших дней в его жизни стремительно заканчивался. Как же быстро они дошли до ее подъезда! Все, о чем он хотел сказать, так и осталось несказанным…

– Спокойной ночи? – тихо спросила Оля.

– Спокойной ночи, – ответил Димка расстроенным голосом.

Ольга зашла в теплый подъезд, а герой остался на холоде. И задыхаясь от собственного бессилия, побрел домой. Он ненавидел и проклинал собственный страх. Шанс, о котором он столько мечтал, был упущен.

“Ты хочешь, чтобы она была твоей девчонкой? Для этого самому надо стать королем! Советую все же спросить… – крутились в голове фразы из разговора с отцом.

“Трус, трус, трус! Отец прав, я не могу быть королем, а ей нужен Король. В этом все дело…” (Дима.)

“Но ведь она с тобой весь вечер танцевала, смеялась, разговаривала?” (Внутр. голос.)

“А я предал ее. Струсил и ничего не сказал!” (Дима.)

“А чего ты испугался, Димон?” (Внутр. голос.)

“Да, она, наверняка, скажет: давай будем друзьями. А я друзьями не хочу!” (Дима.)

“А если позову, ты разве пойдешь?” – “Ты позови – тогда узнаешь!”

“А вдруг она скажет… что-то другое?!” (Внутр. голос.)

“Что, например?” (Дима.)

“Ну, что-что? Что “ты – самый лучший” и “я согласна”. Ну, она же достойна, чтобы у нее был парень”. (Внутр. голос.)

“Не думаю, чтобы этим счастливчиком оказался я…” (Дима.)

“А, почему собственно?” (Внутр. голос.)

“Потому, что этого не может быть никогда! Не может самой красивой девчонке на свете нравится такой парень, как я. Она никогда не будет слушать Новикова и Шуфутинского…” (Дима.)

“Но она же слушала. И танцевала с тобой почти целую кассету! Ты ее даже целовал…” (Внутр. голос.)

“Нет”. (Дима.)

“Что значит – нет?” (Внутр. голос.)

“Ну, в том смысле, что не может быть”. (Дима.)

“А-а-а… А может, как в сказке: чудеса случаются с теми, кто в них верит?” (Внутр. голос.)

“Ну, все, Дмитрий, – вдруг сказал Дима. – Ты меня достал! Раз ты сегодня вышел на свободу, так иди до конца! А завтра пусть будет, что будет! – и он уверенно развернулся.

Оля стояла и смотрела в окно лестничной клетки то ли на монолог, то ли на диалог, который происходил там, под лунным светом и снегом, посреди проезжей части пустынной в этот час дороги. Видела, как он мучается, одолеваемый сомнениями, как активно машет руками на невидимого врага. Поняла, что он все-таки решился…

Через минуту Димка был уже рядом с ней. Оля залезла в почтовый ящик и сделала вид, что изучает новогоднюю корреспонденцию.

– Ой, как хорошо, что ты еще не ушла! – перевел дух Димка. – Я забыл спросить…

– О чем? (Оля.)

– Слушай, тут такое дело. Я ругаюсь матом, курю и часто дерусь… (Дима.)

– Да, это что-то новенькое, я и не знала. (Оля.)

– Я серьезно, между прочим, с тобой разговариваю! Разве я могу тебе нравиться?! – Дима стоял на пару ступенек ниже, одной рукой держась за поручень. Он боялся смотреть Оле в глаза, потому что боялся ее насмешек. От страха, не то, что свитер, даже куртка прилипла к спине.

“Помоги мне!” – закричал Димка про себя, но так громко, что она не могла не услышать. Его сине-серые глаза молили о помощи. И тогда Оля превратилась в добрую фею и прекратила его страдания. Мягкие руки-крылья легли ему на плечи, летняя зелень глаз растопила льдинки страха в его душе; а потом она нежно, совсем как мама в детстве, стала гладить его волосы. – Ты замечательно танцуешь, как оказалось, и, по-моему, ты очень симпатичный…

– Не правда, я – рыжий. (Дима.)

– Ты – солнечный, – рассмеялась Оля, – мне нравится. А еще ты сильный и смелый. Неужели тебе, правда, не страшно драться каждый день?

– Ну, ты спросила! Вот это мне как раз совсем не страшно. (Дима.)

– Чего же ты боишься, если не боишься даже боли и крови? (Оля.)

– Чего? Твоих насмешек! (Дима.)

– Но разве я когда-нибудь смеялась над тобой? (Оля.)

Дима задумался. – Вообще-то, нет… Но ты всегда танцуешь с другими!

– А кто весь пропах моими духами? (Оля.)

Тихо, очень тихо было в подъезде. Было слышно, как на улице завывает вьюга.

– Ну, я не знаю, как спросить! – Димка весь измучился от этого разговора.

– Ну и не спрашивай, – Оля за него ужасно переживала. – Просто скажи, что хочешь сказать. Если хочешь…

– Хочу, чтобы ты была моей девчонкой; что тут говорить-то! (Дима.)

Ольга была на седьмом небе от счастья. Но услышав эти долгожданные слова, она решила еще немножко его помучить. – Тебе будет трудно со мной…

– Я знаю, – вздохнул Дима.

– У меня много друзей. (Оля.)

– Тоже мне, новости! (Дима.)

– Я буду ходить к ним на дни рождения; и на дискотеки – тоже буду ходить. И ты не будешь ревновать? (Оля.)

– Никуда ты ходить не будешь! (Дима.)

– Тебе придется научиться доверять мне… (Оля.)

– Как это – доверять?! – искренне возмутился Димка.

– Так это! – передразнила его Оля.

– Ну, ладно, ладно; я научусь. (Дима.)

– А не врешь? – не поверила Оля.

– Ну, попробую, научиться… (Дима.)

– Ну, тогда, я согласна! – радостно сообщила она.

– Со-глас-на?! На что?! (Дима.)

– Как на что?! Ты издеваешься? (Оля.)

– Быть моей девчонкой?! (Дима.)

– Ну… (Оля.)

– Ты, правда, согласна? (Дима.)

Оля удивленно на него посмотрела.

“Она сог-лас-на! Нет, этого не может быть… Сегодня весь мир сошел с ума!”

– Ты… согласна… быть моей девчонкой?! – переспросил Дима, заикаясь. – Ты?!? Ты шутишь или издеваешься надо мной?! – вдруг закричал он на весь подъезд.

– Тише, не кричи! А ты что, не рассчитывал на положительный ответ? – шепотом поинтересовалась Оля.

– Конечно, не рассчитывал! А ты что, кому-нибудь давала положительные ответы? – так же шепотом спросил Дима.

– Но ты же не кто-то… (Оля, шепотом.)

– Почему?! (Дима, шепотом.)

– Потому что ты особенный. (Оля, шепотом.)

Дима подумал, что Оля, должно быть, временно сошла с ума, замерзла, устала, перетанцевала, может быть. Но это было “ДА”! И тогда в подъезде сверкнула молния. И загремел радостный весенний гром. Ночь превратилась в день, луна – в солнце, холодная зима – в теплое лето, снежные хлопья – в белых голубей. Играла какая-то радостная музыка, наверное, марш Мендельсона. Победоносно гремели пушки. Вокруг зажглись тысячи фейерверков…

– И ты пойдешь со мной в кино, на вечерний сеанс, на последний ряд? (Дима.)

– Если ты меня пригласишь, конечно, пойду. (Оля.)

– И будешь со мной вечерами гулять… вдвоем? (Дима.)

– Ну, да. (Оля.)

– И не постесняешься держать меня за руку перед своими друзьями? (Дима.)

– Почему я должна стесняться? Что за глупости! Пусть завидуют! (Оля.)

– Кому? Мне? (Дима.)

– Почему тебе? (Оля.)

– Ты – сумасшедшая! Ты постоянно ходишь без шапки, и, видимо, совсем отморозила себе мозги. (Дима.)

– Ну, спасибо! (Оля.)

– Пожалуйста. (Дима.)

– Ах, так? Тогда я домой пошла домой! – ангел топнул ножкой.

– Э-э-э, подожди, подожди, – Димка удержал собравшуюся уходить Олю. Он снял куртку, бросил ее на ступеньки лестницы; усадил своего разгневанного ангела, чтобы тот не запачкал свои голубые джинсы, и сел рядом. – Я еще не все вопросы задал.

Оля сжала губки и нахмурилась, как капризный ребенок, но в глазах у нее продолжали прыгать добрые чертики.

– Последний вопрос… (Дима.)

– Последний^ Дим, а то меня родители убьют: поздно уже. (Оля.)

– Мы целоваться-то будем? (Дима.)

– Если ты будешь хорошо себя вести. (Оля.)

– Я буду очень-очень хорошо себя вести, – Дима предпринял попытку к сближению.

– Дим, но не сейчас, конечно! И не в подъезде! – возмутилась Оля.

– А где и когда?! – возмутился в свою очередь Дима.

– Спокойной ночи! – сказала Оля, встала и гордо пошла домой.

– Не понял, – Димка вскочил и загородил ей дорогу.

– Пусти, а то закричу! (Оля.)

– Да, кричи! Жалко, что ли… (Димка.)

– Завтра. (Оля.)

– Почему завтра, а не сейчас?! (Дима.)

– Потому что. Слушай, а ты целоваться умеешь? (Оля.)

– Ну, конечно, умею, что за вопрос! – возмутился Дима.

– А я не умею, – серьезно сказала Оля. – Научишь меня?

– Научу, – улыбнулся Димка. “Только я сам не умею”.

– Дим, мне, правда, пора… (Оля.)

Димка обнял ее: – Но завтра – точно?

Ольга загадочно улыбнулась, пожала плечами и убежала вверх по лестнице. А Димка достал сигареты, сел на ступеньки и закурил. Посидел несколько минут счастливый-пресчастливый и довольный-предовольный. Потом на крыльях домчался до своего подъезда, ворвался в квартиру, что-то перевернул в прихожей…

– Ромео, между прочим, второй час ночи, – из кухни вышел отец с журналом.

– Пап, а чего ты не спишь? (Дима.)

– Мать просила тебя дождаться. Пойдем, покурим, на лестничную клетку? (Влад. Ник.)

– Пойдем, покурим, – ответил сияющий Димка.

– Ну, как все прошло? – поинтересовался отец.

– Нормально. (Дима.)

– “Нормально”. Это все? (Влад. Ник.)

– Страшно было. То голос заикался, то душа в пятки уходила; думал: ничего не получится… (Дима.)

– Хочешь сказать, что получилось?! (Влад. Ник.)

Димка утвердительно кивнул.

– И у тебя хватило смелости?! (Влад. Ник.)

Димка опять кивнул.

– Ну? И что она? (Влад. Ник.)

– Пап, ты не поверишь, но Королева сказала “да”! – Димка весь расплылся в улыбке.

– Не может быть! – подзадоривал отец.

– Да точно тебе говорю! – горячился Димка.

– Ну и ну! Ну что ж: тогда поздравляю! – отец протянул ему руку.

– Спасибо, пап. Если бы ты на меня “не наехал”, я бы, наверное, никогда не решился. У меня завтра, между прочим, проверочный спарринг, в десять утра. Тот, кто выиграет бой, будет представлять нашу секцию на городских соревнованиях. Хочешь, поехали со мной?

– Добро. На машине поедем. (Влад. Ник.)

Димка засыпал таким счастливым. Кругом был запах Ольгиных духов, он даже умываться не стал. И все звучала и звучала дивная мелодия ее голоса: “Ну, хорошо, я согласна”.

Владимир Николаевич разбудил сына в половине девятого утра.

– Ты зачем его так рано будишь? Он же лег в два часа ночи! (Зин. Алекс.)

– Некогда нас с ним спать. Дмитрий – марш чистить машину от снега! (Влад. Ник.)

Димка открыл глаза, увидел смеющегося отца, и сразу вспомнил, что вчера в его жизни случилось счастье. Вся квартира была залита солнечным светом.

– Машину от снега? Да легко! (Дима.)

Через пятнадцать минут он уже вернулся домой. – Мам, завтракать давай!

– Ты, что, уже почистил что ли? – не поверил отец.

– Господи, ну, что вы переполошились? Ведь сегодня суббота… (Зин. Алекс.)

…

– Такой мороз, а киоск “цветы” работает, – удивился Владимир Николаевич.

– Пап, а давай купим букет цветов, – вдруг предложил Димка.

– Ольге? (Влад. Ник.)

– А кому? (Дима.)

– Ну, давай. Только в следующий раз будешь это делать на собственные деньги. Давай тогда и маме тоже купим… (Влад. Ник.)

– Пап, надо розы, красные розы. (Дима.)

– Это понятно, они же самые дорогие. (Влад. Ник.)

…

– Дима, только бегом, а то опоздаем на соревнования! (Влад. Ник.)

– Я – мигом! – Димка вбежал в подъезд, взлетел на четвертый этаж, позвонил в квартиру. Дверь открыла Олина мама.

– Дима? – удивилась она.

– Теть Тань, доброе утро! А, Олю, можно? (Дима.)

– Здравствуй. А зачем тебе Оля? (Тат. Алекс.)

– Хотел цветы подарить… (Дима.)

– По какому поводу? (Тат. Алекс.)

– Просто так. Вы, позовите, пожалуйста, Олю; я очень тороплюсь. (Дима.)

– Да она уже на занятия уехала… (Тат. Алекс.)

– Тогда, передайте ей, пожалуйста… (Дима.)

– Хорошо, передам. А что сказать? (Тат. Алекс.)

– Ничего не надо, я сам вечером скажу! – Димка уже убегал по ступенькам вниз.

– Так странно, всю жизнь дразнился, а теперь цветы… (Тат. Алекс.)

…

– Ну, как встретили? – поинтересовался отец.

– Да нет ее дома, на занятия уже уехала! (Дима.)

…

– Дим, ну, ты как себя чувствуешь? – сочувственно спрашивал Владимир Николаевич, когда они возвращались после соревнований.

– Болит все, что только может болеть, – признался Дима. – Спарринг был полноконтактный.

– Ну, ты, молоток, однако! – восхитился отец, второй раз за последние сутки. Димка выиграл бой. – А ты куда собрался-то? Тебе бы отлежаться, герой…

– Я – туда – обратно, и сразу вернусь, – пообещал сын.

Он еле дошел до ее подъезда. Поднялся, облокотился на стену, позвонил.

– Привет! – радостная Оля возникла в дверях квартиры. – Ой, что это с тобой?

– Ой-ой-ой, Оль, не трогай меня. Ой, и здесь не трогай! (Дима.)

– Господи, что это у тебя за синяки? Ты когда успел-то?! (Оля.)

– Это я на соревнованиях… (Дима.)

– Выиграл? (Оля.)

Димка кивнул.

– Ну, заходи, – пригласила Оля.

– Не, я лучше тебя здесь подожду. У меня все болит, мне домой надо… (Дима.)

– Ну, подожди тогда, я хоть оденусь! (Оля.)

…

– Ладно, пойдем, теперь я тебя провожу, – предложила Оля.

– Это только потому, что я раненый. (Дима.)

– Да, выглядишь ты неважно. (Оля.)

– Главное: я выиграл бой по очкам. Правда Михалыч сказал, что техники маловато, поэтому столько ударов и пропустил. (Дима.)

– Александр Михайлович – классный тренер. (Оля.)

– Он о тебе тоже хорошо говорил. (Дима.)

– Что он о тебе-то сказал? (Оля.)

– Что скоро я стану кандидатом в мастера. (Дима.)

– Это круто! (Оля.)

– Ну, ты, особо не радуйся, до мастера-то еще далеко… (Дима.)

…

– Господи, это что? Опять драка? – встретила сына Зинаида Алексеевна.

– Мам, это не драка, это – профессиональная борьба. (Дима.)

– Оля, здравствуй. (Зин. Алекс.)

– Добрый вечер, теть Зин. (Оля.)

– Дим, ну ты как? Ты передвигаться-то можешь? (Влад. Ник.)

– Могу. Вот только на рыбалку, наверно, завтра не получится… (Дима.)

– Ну, поедем в другой раз. Ольга, ужинать с нами будешь? (Влад. Ник.)

– Ой, нет, что вы! Спасибо большое, я пойду… (Оля.)

– Куда? – Владимир Николаевич успел поймать ее за руку.

– Оль, ты не уходи, я целый день хотел тебя увидеть… (Дима.)

– Никуда ты не пойдешь! Раздевайтесь, мойте руки и за стол. (Зин. Алекс.)

…

После ужина Димка затащил Ольгу в свою комнату.

– Целый день хотел меня увидеть? Интересно, зачем это? (Оля.)

– Тебе цветы-то передали? (Дима.)

– Красные розы зимой. Фантастика! Спасибо большое. Так и будешь на меня смотреть? – Ольга с любопытством изучала Димкину комнату. – А у тебя правда, есть моя фотография?

– Кто тебе сказал такую глупость? Нет, и никогда не было! (Дима.)

– А это кто? – Оля взяла свою фотографию с тумбочки.

– Положи на место! (Дима.)

– Старая совсем, прошлогодняя… (Оля.)

– А мне нравится; ты там моложе. (Дима.)

Ольга замахнулась на него, но вспомнив о его синяках, передумала. – Так зачем ты хотел меня видеть?

– Соскучился. А ты, нет? – Димка присел на свою прикроватную тумбочку.

– Нет, – ответила ему Оля.

– Совсем не скучала? (Дима.)

Оля покачала головой.

– Врешь. Иди сюда, – Дима притянул Олю к себе, так, что теперь она стояла у него между ног. – Что ты вчера намекала про поцелуи?

– Это не я намекала, это ты сказал, что целоваться не умеешь… (Оля.)

– Я сказал такую глупость?! Ой, больно как! (Дима.)

– Дим, ну, не надо, у тебя же губа разбита! (Оля.)

– Ну и что, ждать будем, пока пройдет?! (Дима.)

– А что, нельзя подождать? (Оля.)

– Мог бы, подождал… Знаешь, у тебя губы, как сладкая малина, помнишь, летом в деревне? (Дима.)

– А у тебя веснушки… (Оля.)

– Не знаю, что с ними делать, – Димка покраснел.

– Обожаю твои веснушки… (Оля.)

…

До двух часов ночи Димка не отпускал Ольгу домой. Пришлось Владимиру Николаевичу объяснять Олиной маме по телефону, что Дима выиграл важный бой, и они в кругу семьи отмечают это радостное событие. В третьем часу ночи он все-таки постучался к сыну в комнату и напомнил, что завтра тоже будет день, и тоже можно будет целоваться. Оля смутилась и убежала в прихожую одеваться. Владимир Николаевич пошел провожать ее до подъезда.

Утром в воскресенье Димка продолжать прыгать от радости, “как козел до потолка”, позабыв и о своей боли, и о своей спортивной победе.

 

“Просветление”

О религии и вере

(Тибет, ноябрь 2001 года)

В Тибете Дмитрий узнал из книг, что жизнь Гаутамы Будды является окончанием долгого духовного пути бодхисаттвы – существа, стремящегося к просветлению; и что Джатака – это пятьсот сорок семь рассказов мифологического характера о прежних жизнях бодхисаттвы. Дима начал с конца. Самая знаменитая пятьсот сорок седьмая Джатака – Весстантара Джатака, прославляющая подаяние без границ – произвела на героя удручающее впечатление.

…Бодхисаттва был принцем Вессантарой. В восьмилетием возрасте он дал обет делать крупные пожертвования. За это судьба послала ему жестокие испытания. Как говорит Сергей Трофимов, “не зарекайся – судьба поднимет планку”.

В шестнадцать лет принц Вессантара женился на чудесной принцессе Мадди, и у них родилось двое детей. Выполняя свой детский обет – подаяние без границ – Вессантара отдал брахманам белого слона, который являлся не просто слоном, а традиционно рассматривался как гарант процветания царства. Естественно, из-за такой политики, царство принц вскоре потерял, и отправился в ссылку вместе с семьей. В пути, верный своему обещанию, он раздарил все, что у него осталось: и своих лошадей, и повозку. Дальше ему пришлось идти пешком, неся детей на руках. Бессовестные брахманы потребовали у него в дар даже детей(!), чтобы сделать из них своих слуг, и Вессантара опять не смог нарушить своего обещания.

Тогда сами боги, видя, к чему может привести упрямство Вессантары, потребовали в дар его жену. И он, конечно, подарил им то, что они просили… Но боги вернули принцу жену, вернули детей. Семья воссоединилась.

В следующей жизни Будда достиг просветления.

Чего только не предпринимал Дима в Тибете, чтобы решиться на встречу с Ольгой. Сначала он размышлял над своей проблемой, подобно тому, как Будда размышлял над законом “взаимовлияния причин и следствий” Потом целыми днями неподвижно сидел в позе лотоса на вершине своей горы или на берегу озера, по утрам покрытого льдом.

– Дмитрий, между прочим, совсем не жарко, – поежился прилетевший к другу Аполлон. – Решил сидеть здесь до посинения, как Шива?

– Буду сидеть! – пригрозил герой Богу. – Пока не обрету веру – не вернусь!

– Да, тяжелый случай. “В жизни есть всего несколько вещей, которые способны доставить человеку величайшее наслаждение и мучительнейшую боль. Это секс, любовь и вера”. Мне, например, симпатичны джайны… (Аполлон.)

– А кто придумал джайнизм? (Дима.)

– Джайнизм основал в VI веке до н. э. Вардхамана; он тоже был индийским принцем, современником Будды, получившим почетное имя Махавира ("великий герой") и Джайна ("победитель"). Вардхамана родился около 580 года до н. э.

Джайны считают, что религия была передана им двадцатью четырьмя учителями далекой древности – тиртханкарами ("подготовителями брода"). Махавира был как раз двадцать четвертым тиртханкарой.

Вообще период между 700 и 400 годами до н. э. занимает в истории человечества особое место. В Индии в это время проповедовали Будда и Махавира, в Персии – Заратустра, в царстве Израильском – пророки Иеремия, Иезекиль и Исайя, в Китае – выдающиеся философы Конфуций и Лао-Цзы… Но вернемся к нашему Маленькому принцу. Еще ребенком Вардхамана потерял родителей и отказался жить во дворце. После двенадцати лет аскетизма и странствий на него тоже снизошло просветление, и он начал проповедовать. Через тридцать лет Великий герой скончался от добровольного голодания. (Аполлон.)

– А во что верят джайнисты? (Дима.)

– Веру джайнов определяют три основных положения: ахимса, апариграха и анеканта. Первое положение означает избегать нанесения вреда, какому бы то ни было живому существу, включая жучков, паучков и прочих тварей. Второе: отказ от какого бы то ни было имущества. И третье, самое интересное, анеканта – уважение к мнению другого человека. Окружающая реальность многообразна.

10. Размышляющий Демон

Поль Гюстав Доре

Каждый человек рождается в определенных исторических, географических, социальных, национальных и религиозных условиях. Сознание каждого человека определяется бесконечным количеством этих самых условий. Поэтому различные суждения об одном и том же поступке человеке, об одном и том же событии могут быть справедливыми. (Аполлон.)

– Джайны считают Махавиру богом? (Дима.)

– Нет, они тоже не признают бога в качестве создателя Вселенной. Мир джайнов вечен, и все в нем находится в бесконечном круговороте возникновения и исчезновения. (Аполлон.)

– Пол, а расскажи о зороастризме, о нем я вообще ничего не знаю, – попросил Дима.

– Зороастризм сложился между IX и VII веками до н. э. Заратустра разделил мир на черное и белое, на добро и зло, свет и тьму, на сражающихся ангелов и демонов. На самом деле, противоположности – это абстрактные понятия из области мышления, поэтому они относительны. В жизни они не противостоят, а дополняют друг друга, перетекая из одного в другое. Ненависть – это нереализованная любовь; болезнь – самоучитель по обретению здоровья; слабость – лучший способ одолеть силу; ну и так далее. Желание и пресыщение; радость и грусть; жизнь и смерть как начало новой жизни; плохо-хорошо; Восток-Запад; наука и религия; мужчина и женщина. Это идея “все поделить” очень органично прижилась на Западе… (Аполлон.)

– Почему только на западе? (Дима.)

– Главная цель религиозных учений Индии и Китая – стран, лежащих восточнее Персии – пробудить в человеке ощущение единства с богом, с окружающим миром, со Вселенной. (Аполлон.)

– “Восточные” религии – это индуизм, джайнизм, даосизм и буддизм? Да? И чем они отличаются от “западных”: иудаизма, христианства и ислама? (Дима.)

– “Западные” религии основаны на представлении о едином всемогущем боге; в индуизме – богов много, а в буддизме и даосизме бога нет вообще. “Восточные” религии учат, что бог пребывает везде, а проще всего разыскать его внутри себя. Также на Востоке не стоит вопрос о половой принадлежности бога. (Аполлон.)

– Когда я был в индуистских храмах, то чувствовал “дикую” энергию, – вспомнил Дима.

– Индуизм – не столько религия, сколько тысячелетняя религиозная традиция, поэтому индуистские храмы наполнены энергией. Буддизм учит терпению и спокойствию. Мусульманство – это религия силы; христианство – религия слова… Ты-то когда определишься? (Аполлон.)

– Пол, я тут подумал, наверное, не нужна мне религия? Ну, что я, сумасшедший из Средневековья? На дворе – XXI век. Религия ничего не дала человечеству, не ответила ни на один вопрос устройства мироздания. Это же наука открыла неизведанные пространства космоса, победила многие болезни, изобрела возможность комфортного существования… (Дима.)

– Однако человека счастливым не сделала. Наука – это та же религия, только с верой не в бога или во внутренние силы человека, а в возможности техники и технологии. Да, современный человек окружил себя бесчисленным множеством вещей… Лев Николаевич Толстой – еще сто лет назад – говорил с иронией: “Религия! Ах, это совсем не нужно нам в наше просвещенное время, когда мы знаем о происхождении человека, когда мы говорим глупости и гадости с одного конца мира на другой, когда мы скоро будем летать, как птицы.

– И потом, уже серьезно, добавлял: Религия – для всякого живого человека – не предмет исследования, а необходимое, неизбежное условие жизни. Религия для души то же, что воздух или пища для тела”. (Аполлон.)

– Это какую же религию граф Толстой имел в виду? Неужели христианство?! Так православная церковь “отлучила” его от себя? – ухмыльнулся Дима.

– Он имел в виду такую религию, которая была и будет во веки веков. Такую, которую “мы все знаем, если только не хотим скрывать от себя ее требований. Потому что они кажутся нам до невозможности чрезмерными, потому что прямо противоположны всему устройству нашей жизни и обличают привычные преступления и пороки. Религия эта есть и в Ведах, и в конфуцианстве, и в даосизме, и в учении римских и греческих мудрецов, и в христианстве, и в магометанстве, и в учениях Руссо, Паскаля, Канта, Шопенгауэра” и Эйнштейна!

– Эйнштейна?! – удивился Дима.

– Да, в “космической религии” Эйнштейна не отдается предпочтение какому-то конкретному богу; все боги сотрудничают друг с другом; и человек может напрямую обращаться к ним, когда ему нужно. “Эта религия есть в сердце и разуме каждого человека. Положения ее ясны и понятны; и сказаны не одним Христом, но всеми величайшими учителями мира: сознавайте в себе божественное начало и признавайте его во всех людях, любите всех и не делайте никому того, чего не хотите себе”. (Аполлон.)

– Ну опять-двадцать пять! “Возлюби ближнего, как самого себя”. Ничего нового! (Дима.)

– Так ты возлюби, потом будешь делать выводы. Твой эгоизм – главное препятствие на пути к счастью, а любовь и забота о ближнем могут приблизить тебя к нему. Шантидева, индийский мыслитель VIII века говорил:

Все дело как раз в этом “возлюби”. Смысл существования человечества – в переходе от ненависти к любви. Важна ведь не религия сама по себе, а внутренняя потребность человека обрести цель и смысл жизни. Далай-лама говорит, что “главная цель жизни – быть счастливым”. (Аполлон.)

– Тут наши цели с далай-ламой совпадают. (Дима.)

– Вопрос в способах достижения. Ты принимаешь мир при условии, что он соответствует твоим представлениям о том, каким ему следует быть. А его нужно принять таким, какой он есть. Не нужно развязывать тибетский замкнутый узел, потому что он лишь напоминает о взаимозависимости всех вещей.

Ты считаешь себя отдельной личностью, существующей независимо от мира, со своими желаниями и собственным представлением о счастье. Свои желания ты ставишь превыше всего на свете. Но неудовлетворенные желания рождают страдание и отчаянье, и это в лучшем, потому что в худшем – они рождают ненависть и агрессивность по отношению к другим. Удовлетворенные желания порождают новые желания, поэтому человек – вечный двигатель материального прогресса. Но на этом пути ему никогда не добиться исполнения своего самого заветного желания. Потому что быть счастливым можно только заботясь о благополучии других, помогая им, проявляя сочувствие, а иногда – мне даже страшно выговорить это слово вслух – СОСТРАДАНИЕ. В этом – главная тайна существования. Ты спрашивал о моей религии – вот в этом она и заключается… (Аполлон.)

– В сострадании?! Пол, ты же бог – ты все можешь! Но кому надо, чтобы я научился состраданию?! (Дима.)

– Мир ценит только личные попытки реализации великих истин.

Нельзя освоить премудрости буддизма, потому что буддизм, как учение мистическое, не поддается изучению. Ты познакомился с этикой буддизма: узнал его благородные истины и пытаешься следовать славным восьмеричным путем. Но самым удивительным в тибетском буддизме является понятием ПУСТОТЫ. Любой предмет, любой человек не существует сам по себе, он непрерывно изменяется при взаимодействии с другими предметами и людьми. Пустота – это не отсутствие чего-либо, это бесконечное изменение. Пустота – наша взаимозависимость друг от друга и от окружающего мира.

Столь же удивителен принцип неопределенности в квантовой механике: объекты не занимают какое-то определенное место в пространстве и времени, а находятся в непрерывном взаимодействии друг с другом и со Вселенной. Это взаимодействие и есть существование. (Аполлон.)

– Любая система вообще не существует, пока какой-нибудь умник не решился ее измерить! (Дима.)

– Неопределенность и взаимосвязанность всего и вся – базовые понятия окружающей нас реальности. Ни в пространстве, ни во времени не существует независимых систем. Все взаимосвязано со всем. Но если мы не существуем без этого мира, мы должны заботиться обо всех вокруг, чтобы жить, и жить счастливо. Ты не существуешь сам по себе – ты обязан своим существованием окружающим тебя людям. Страдают они – страдаешь и ты; они счастливы – ты счастлив. Но не буддистскую концепцию пустоты должен ты взять с собой в путь. Практика сострадания важнее… (Аполлон.)

Дима хотел спросить, как научиться состраданию, но осознавая безнадежность этой затеи, только махнул рукой.

– Следуй указаниям Шантидевы, воспитывай в себе сострадание, ставя себя на место другого человека. Открой свое сердце страданию другого. Свет идет от сердца, из головы – лишь глупые мысли. (Аполлон.)

– Пол, ты сам-то веришь в то, что человек когда-нибудь станет менее жестоким и более любящим?! (Дима.)

– С астрономической точки зрения Homo sapiens еще очень молод как вид. Земля существует четыре с половиной миллиарда лет, человечество – всего двести тысяч лет, письменность изобретена лишь шесть тысяч лет назад! Но человечество интенсивно эволюционирует… (Аполлон.)

– Социальное неравенство, рабство, непрекращающиеся войны, экологические катастрофы… (Дима.)

– Пока солнце продолжает светить, во всем надо видеть положительную сторону. Светит ли нам конец света или счастливая жизнь на этой прекрасной планете, по большому счету – выбор за нами. Что же касается личного счастья – выбор за тобой.

Ты не можешь изменить события прошлого, но ты можешь изменить свое отношение к этим событиям. Ты не можешь изменить человека – но изменить свое отношение к нему ты можешь? И очень может быть, что тогда измениться и отношение этого человека к тебе. Это очень может быть. (Аполлон.)

– Я все равно не верю! (Дима)

– Вот и прекрасно! Тебе и не надо верить. Как сказал Ошо: “бог существует в независимости от того, веришь ты в него или не веришь. Нет способа доказать существование света. Спроси у слепого – он скажет тебе, что света нет. Или ты видишь свет или не видишь. Точно также: нет способа доказать существование Бога!” Будда тоже не верил. Он называл свою религию Путем. Для того чтобы изменить свою жизнь – тебе не нужна вера. Просто иди свои путем и получай удовольствие от жизни! (Аполлон.)

Последнее искушение

(Москва-Подмосковье-ОАЭ, ноябрь 2001 года)

Владимир Николаевич сообщил, что они с Зинаидой Алексеевной собираются приехать в гости.

– Замечательно, приезжайте, – сказала Оля, – поживете у нас, отдохнете, в бассейне поплаваете, в баньке попаритесь. Только мы уезжаем в Арабские Эмираты.

– Почему в Эмираты? (Влад. Ник.)

– Меня пригласили в издательство, хотят перевести книгу на арабский язык… (Оля.)

– Вот это да! Надолго едете? (Влад. Ник.)

– На две недели. (Оля.)

– Ты одна-то не боишься в арабскую страну лететь? (Влад. Ник.)

– Я с собой Михаила Юрьевича беру, для сопровождения переговоров. (Оля.)

– Это правильно. – Владимир Николаевич хорошо знал Олиного юриста. – Тогда мы приедем, когда вы вернетесь. Оль, а ты знаешь, что Дмитрий опять уехал?

– Надеюсь, не в Тибет? (Оля.)

– В Тибет. (Влад. Ник.)

– Понятно. Ну, что тут сделаешь. Дмитрий у нас – непредсказуемый; ветер, который невозможно удержать. Не волнуйтесь; бог даст, на этот раз все обойдется. (Оля.)

– Ну, зачем ему в Тибет?! (Влад. Ник.)

– Значит, надо. К Новому году вернется. (Оля.)

– Ты откуда знаешь? (Влад. Ник.)

– Кто же будет детям подарки покупать? Или он заранее купил? (Оля.)

– Нет, ничего не говорил. (Влад. Ник.)

– Значит, вернется. – Уверенно сказала Оля.

“Удивительная женщина, – подумал Владимир Николаевич, – упрямая, жизнерадостная и невероятно уверенная в себе! Значит, вернется – ей виднее”.

…

– Пол, ради его безопасности, я могу не поехать к Кади. Это в том случае, если он в своем монастыре хоть иногда вспоминает обо мне… (Оля.)

Аполлон показал Оле, чем занимается Дмитрий в настоящий момент времени. Дима принимал участие в ритуальных танцах монахов.

– Нет, я все-таки поеду к Кади! – возмутилась увиденным героиня. – Я его жду-жду, а он там танцы под тантамы танцует!

– Цам – это не танец, это медитация в движении. Танцующий устанавливает связь с богом… (Аполлон.)

– Каким же это образом?! (Оля.)

– Он сам становится тантрическим божеством. (Пол.)

– Ну и пусть! А я поеду к Кади! (Оля.)

…

– Мам, неужели ты полетишь в Арабские Эмираты? (Алешка.)

– Не я, а мы. Абд аль-Кадир, сын моего знакомого шейха, решил напечатать мою книгу. Надо слетать, обсудить некоторые вопросы… (мама Оля.)

– Ура! Мы летим к настоящему шейху! Ура!!! – завопила радостная Алька.

– Вот, дура! – с осуждением посмотрел на сестру Алешка. – На меня можете не рассчитывать.

– Почему? – удивилась Оля.

– Потому что в арабские страны летают только сексуально озабоченные одинокие женщины. Нормальные женщины летают в другие страны. (Алеша.)

– В какие, например? – поинтересовалась мама Оля.

– Например, в Тибет! (Алеша.)

– Не хочешь – не лети. Тогда мы с Алькой вдвоем полетим. Да, Аль? Познакомимся там с настоящими шейхами, поедем с ними кататься на джипах по пустыне, будем жить в сказочном дворце… (мама Оля.)

– Ой-ой-ой, мамочка! Как я хочу жить во дворце! (Алька.)

…

– Внучек, тебе надо поехать… (Тат. Алекс.)

– Нет! – Алешка не хотел лететь в Эмираты потому, что находился в апогее кризиса непослушания. Ему было двенадцать лет, и у него заканчивался период зависимости от родителей.

– Алеш, тебе придется поехать. (Влад. Ив.)

– Почему это? (Алешка.)

– Потому что нельзя отпускать красивую женщину, одну, к шейхам. (Влад. Ив.)

– А я что – нянька?! Если у нее с головой беда, чем я могу помочь? В Тибет она меня не взяла, а к своим любовникам постоянно таскает! (Алешка.)

– Ты полетишь в Арабские Эмираты не как турист, а как гарант безопасности. Я уверен: если ты будешь рядом, ничего опасного не случится. (Влад. Ив.)

Кади встретил гостей в аэропорту и отвез в приготовленные для них апартаменты.

Алешка с Алькой были потрясены. Дети никогда не были в гостях у настоящего шейха. Алешка даже позабыл на время, что он – “не турист, а гарант безопасности”. Оля тоже была удивлена, но не роскошью дворца Кади. Оправдались самые смелые ее догадки и предположения: шейх смотрел на нее влюбленными глазами. И Кади был удивлен женственной красотой Ольги. В жизни она оказалась намного интереснее, чем на фотографиях, полученных по электронной почте. (Оля даже свои каштановые волосы перекрасила в золотистый цвет, чтобы моложе выглядеть.)

Кади организовал прием гостей по высшему разряду: он выделил для них целый дворец с обслуживающим персоналом. Ольга блаженствовала; дети “сошли с ума"; Михаил Юрьевич “отдыхал” по программе “все включено"; шейх страдал… Наконец, за три дня до Ольгиного отъезда, он решился: оправил детей с охранниками в парк развлечений; Михаилу Юрьевичу предложил ознакомиться с услугами “клуба для ВИП-гостей"; а Олю пригласил на ужин.

Алешка разрывался между данным деду обещанием “быть рядом с мамой” и неизведанными арабскими аттракционами… Аттракционы все-таки победили. “Я быстренько, туда-сюда. За один вечер ведь ничего страшного случиться не может?” – оправдывался Алешка.

…

Ужин был замечательный. Ольга и Кади сидели в огромном зале ресторана, на крыше стоэтажного небоскреба, высоко над городом, в вечерних сумерках. Играла арабская музыка. В ресторане они были вдвоем.

– Кади, у вас привычки богов: вы умеете делать рестораны необитаемыми. (Оля.)

– Для вас, я сделаю все, что угодно. Вы довольны результатами поездки? (Кади.)

– Очень. А вы? (Оля.)

– Я уверен, что наш проект принесет неплохие доходы. (Кади.)

– По-моему, вы необоснованно оптимистичны. (Оля.)

– Нет, я весьма расчетлив. Русская писательница с такой красивой славянской внешностью, пишущая с уважением об арабском мире – не типичное явление. (Кади.)

– Мне жаль, что я согласилась вырезать некоторые сцены. Я не считаю, что в сексе есть что-то неприличное… (Оля.)

– И я не считаю. Но, секс – мероприятие интимное, не публичное. Не расстраивайтесь: с этими купюрами роман стал даже интереснее. Как вам понравились Эмираты? (Кади.)

– Эмираты, конечно, впечатляют; но больше всего мне понравился ваш сад. (Оля.)

– Мне он тоже очень нравится. Это мой любимый сад. (Кади.)

– В России мы живем за городом, у нас тоже есть сад. (Оля.)

– Разве в Сибири что-то растет? – удивился Кади.

– Москва – это не совсем Сибирь. В моем саду тоже цветут розы. Хотите, покажу вам? – Ольга открыла ноутбук и показала фотографии.

– Очень красиво. Вы – настоящая волшебница. Если вам удалось сотворить такое чудо в зоне вечной мерзлоты, во что же вы превратите этот сад, когда станете в нем хозяйкой? – хитро улыбаясь, спросил Кади.

“Не может же он позволить себе вот так прямо сказать мне об этом?!” (Оля.)

Кади очень многое мог себе позволить.

– Оля, я вот что хочу сказать. Вы вправе дать мне любой ответ.

Это никак не отразиться на нашем совместном проекте. Но я прошу вас: не торопитесь, хорошенько обдумайте мое предложение. Я хочу, чтобы вы стали хозяйкой этого дворца, и принимали здесь моих гостей: политиков, бизнесменов, представителей науки и культуры. Я хочу, чтобы вы стали моей женой. (Кади.)

– Но, Кади?! (Оля.)

– Да-да. И я сделаю все, чтобы вы приняли мое предложение. Со мной вы будете счастливы: я освобожу вас от всех проблем. Ваши дети будут учиться в самых престижных университетах мира. Ваших родителей будут лечить лучшие врачи. Все библиотеки Востока будут в вашем распоряжении. Вообще, все лучшее, что есть на этой планете, станет вашим. Я знаю: вы любите путешествовать. Кругосветное путешествие на моей яхте с заходом в любые порты мира устроит вас в качестве свадебного подарка? Дети смогут учиться прямо на борту, и вашу собаку мы тоже возьмем с собой… (Кади.)

Пока Кади делал предложение, Аполлон Мойрагет, водитель судьбы и предсказатель будущего, приземлился на огромной хрустальной люстре, висевшей над головой шейха. Он махал головой, корчил умопомрачительные рожицы и крутил пальцем у виска, чтобы героиня не вздумала согласиться. Оля едва сдерживала смех.

– Кади, я польщена вашим предложением, но оно так неожиданно… Мне надо подумать, – ответила гордая русская женщина настоящему арабскому шейху.

– Подумать? – удивился шейх.

– Я должна посоветоваться с родителями. (Оля.)

– Ах, да, конечно, – согласился Кади. – Только не долго…

– Приезжайте к нам в Москву на Новый год? – предложила Оля.

– Оля, неужели вы хотите моей погибели? В России – тридцатиградусные морозы! Я не могу даже представить, как можно дышать при такой температуре?! (Кади.)

…

Когда они вернулись во дворец, Кади держался из последних сил, чтобы не заявиться к Ольге в апартаменты через черный ход и не испортить произведенного на нее впечатления. Проводив возлюбленную в опочивальню, шейх отправился в свой интим-клуб снимать напряжение…

Ольга же, уложив детей, постучалась в комнату Михаила Юрьевича. Но тот извинился и сказал, что “на экскурсии так устал, что нет сил даже разговаривать”. Оля пожелала ему “спокойной ночи” и вернулась в свою спальню. Она позвонила родителям узнать, как там Макс.

– Скучает ужасно, все смотрит и смотрит в окно, ждет вас. (Тат. Алекс.)

– Мам, дай мне его к телефону, – попросила Оля. – Максик, сыночка мой любимый, не скучай, пожалуйста; мама скоро уже приедет. Осталось всего три денечка. Я привезу тебе поющих арабских игрушек. Макс, что ты молчишь? Мам, что он молчит? (Оля.)

– Облизал всю трубку. Приезжайте быстрее, соскучились! (Тат. Алекс.)

– Мы тоже соскучились. Папе привет передавай. (Оля.)

“Просветление”

(Тибет)

Пока Оля грелась на берегу Персидского залива, Дмитрий медитировал на холодном Тибетском плато. Он просил веры у синего неба над головой, у яркого солнца и волшебной луны, у далеких звезд, заснеженных гор и вольных ветров. Мысли и сомнения роились в его голове, но со временем их становилось все меньше, меньше и меньше…

Когда эмоциональная и интеллектуальная внутренняя борьба измотала героя окончательно; когда его разум исчерпал возможный потенциал методов и способов избавления от страдания, а отчаянные поиски истины так и не приблизили к ней, с ним случилось чудо: бесконечный поток мыслей и слов остановился. Ненадолго, минуты на три. И в этой небесной тишине внутреннего пространства души, где нет ни времени, ни расстояний, к нему пришла разумная мысль. Она всегда приходит к тому, кому хватает терпения ее дождаться. Дима поднял голову к небу и крикнул, что было мочи: – Господи, помоги мне!

И наступила абсолютная тишина. Дима перестал говорить с другими и перестал говорить с собой. Он видел мир, но не слышал его. Он посмотрел на солнце и ослеп: не было больше мира вокруг него. Были только он и тепло, исходящее от Солнца. Небесное светило наполнило его энергией, и он стал Богом. Лишь на одно мгновенье стал Богом…

Он увидел внутренним взором, как сверкнула молния, уничтожив все проблемы и разрушив преграды. И любовь, которую он пытался сдерживать в своем сердце так долго, бурным потоком прорвалась наружу. Она разрушила воздушные замки мыслей и дала ответ сразу на все вопросы. Дмитрий стоял в потоке золотого света.

11. “Просветление"

Поль Гюстав Доре “Орел”

Этот теплый яркий свет он должен был почувствовать еще при своем рождении, если бы не отключился тогда от страха; или в больнице, после организованного Андреем Георгиевичем повторного “прохождения” родового канала. Он ощутил его теперь. Герой расправил крылья, вдохнул полной грудью и… заново родился! Человек возрождается, когда обращается к богу.

Окружающий мир стал прекрасным и безопасным. В этот момент он простил Олю и почувствовал нереальную свободу. Свободу от чужих мнений и собственных эгоистических соображений. Он стал абсолютно свободен: СВОБОДЕН ОТ СТРАХА. Это свобода настолько необъятна, что ее невозможно описать словами. Он просто растворился в этом бесконечном свете. Казалось, что именно ради этого момента и была дана ему жизнь…

Вот так Дмитрий достиг своего “просветления”. Конечно, он не стал Буддой: не было у нашего героя такой задачи. Он остался самим собой, но теперь он точно знал, что должен делать. Просветление – это изменение себя, освобождение от внутренних страхов, расширение рамок своего сознания и пределов своей реальности. А “счастье человека находится где-то между свободой и дисциплиной”, и зависит во многом от самого человека. В общем, от него и зависит.

Дима вспомнил, когда в далекой юности Оля сказала ему “да”, его жизнь изменилась: весь мир наполнился солнцем и теплом, он даже учиться стал с интересом. Однажды, сидя на уроке математики, он вдруг понял: это не математика занудная, это он – дурак. Стоило только изменить свое отношение…

Когда она предала его впоследствии, он чуть не умер от обиды и ненависти. Все страхи детства вернулись к нему. И он решил, что больше вообще никого никогда любить не будет. Для него приемлемой стала только одна форма общения с женщинами: сексуальная. Он вступал в одну связь за другой. Звенья своей непрерывной “цепи побед” он делал из всего, что попадалось под руку.

Пройдя университеты ненависти и любви, побывав между жизнью и смертью, решившись заглянуть внутрь себя, здесь, в Тибете, на краю земли, его вдруг озарило, как тогда на уроке математики: это не в мире нет любви, это он, дурак, любить не умеет. А значит, нет у него другого пути, как научиться любить себя самого, Ольгу, детей, свою жизнь. Раньше он то пытался оправдать Олю, то выносил ей окончательный смертный приговор, придумывал сотни “за” и “против”, но так и не смог принять никакого решения; только запутался в сети понятий и уловок собственного ума. Отказавшись от воспоминаний и обвинений, разорвав причинно-следственные связи “преступления и наказания”, он почувствовал, что любит ее, и вздохнул свободно. “Для чего нужны все эти воспоминания, переживания и выводы, если они не делают меня счастливым? А от того, что я позволил себе мечтать о ней, я уже почти счастлив?!”

Дима перестал ворошить угли в своем прошлом. Когда прошлое становится прошлым – перед нами открывается будущее.

 

Взрыв запасного аэродрома

Женский каприз

(ОАЭ-Тибет)

“Ну, все, Дмитрий, терпение мое на исходе, – думала Оля, лежа на огромной кровати под балдахином. – Не сделаешь мне предложение до Нового года – выйду замуж за арабского шейха!”

Аполлон подавился шоколадным мороженым, которое ел, наблюдая за Ольгиными приготовлениями ко сну. Бросив мороженое, он в тот же момент оказался в ее спальне.

– Дорогая, а гарем на тысячу мест, тебя, не смущает? – без обиняков спросил бог.

– Какой гарем? – удивилась героиня.

– У Кади есть гарем. Он не рассказывал тебе об этом? (Пол.)

– Этого не может быть… (Оля.)

– Если тебя туда не пригласили, это не значит, что его нет. Пойдем! – Аполлон схватил Ольгу и потащил ее к двери.

– Куда?! Я же голая! (Оля.)

– Нас все равно никто не увидит. (Пол.)

…

Ольга не только побывала в гареме, но и увидела что творил там “влюбленный” в нее Кади. (Кстати, Кади просто слушал музыку и смотрел на танцующих красоток.)

Оля вырвалась из рук Аполлона и побежала в свои апартаменты. Перед самым носом солнечного бога женщина захлопнула дверь, закрыла ее на ключ и залилась горючими слезами.

12. Оля во дворце у Кади

Поль Гюстав Доре “Дама в интерьере”

Иллюстрация. Вечернее настроение.

Вильям Адольф Бугро. “Вечернее настроение/Каприз”. (Цвет. илл. 40)

– Мечта о заморском принце, – это “ахиллесова пята всей женской половины человечества”, – сказал улыбающийся Аполлон, входя в спальню через стену. – Боюсь, что верных шейхов, не существует в природе. Оля, ну, тебе же не шестнадцать лет, ты уже должна понимать, что к чему. Он – шейх, ему по статусу положено: четыре жены и гарем. Это не Кади плохой, Кади как раз замечательный. Это у тебя неверные представления о менталитете восточного мужчины…

– Четыре жены?! – перестав плакать, спросила Оля. – А я была бы какой?

– Третьей, – ответил невозмутимый бог.

Героиня заревела в полный голос.

– Оля, Оля, ну, успокойся! – Как любой нормальный мужчина, Аполлон не выносил женских слез. – Смотри, Димка тебе смс-ку прислал…

– Какой Димка? Какую смс-ку? – не поверила богу Оля.

Три дня назад, когда у героя случилось “просветление в мозгу”, Аполлон отправил смс-ку с его телефона. Она где-то “затерялась”, а вот теперь дошла до адресата: “Подожди меня. Твой Дмитрий”.

– А почему ты думаешь, что это от Дмитрия? – всхлипывая, спросила Оля.

– А от кого же еще это может быть? (Пол.)

– Мой внутренний голос подсказывает: так не бывает… (Оля.)

– “Все приходит в свое время для тех, кто умеет ждать”. Ложись спать. – Аполлон гладил по голове залезшую под одеяло Ольгу. – С Кади веди себя уважительно и без истерик, как будто ты про него ничего не знаешь. Флиртуй с ним напропалую, но не говори ни “да”, ни “нет”. Поняла? Приедешь домой – займись своей внешностью, чтобы околдовать своего тибетского Демона. Дмитрий намного требовательнее, чем арабский шейх, имей это в виду, а у тебя осталось мало времени.

– Пол, но я ведь уже не молода, – перестав всхлипывать, сказала Оля. – Вдруг я ему не понравлюсь?!

– У тебя сейчас прекрасный возраст. Ты почти на пике своей сексуальности, а его сексуальная активность понемногу снижается. Он теперь ценит качество отношений, а не количество партнерш. Ты только не торопись, не делай поспешных выводов, приглядись к нему: может это как раз то, что тебе надо. Ты недолго была с ним и долго была без него, и наверняка знаешь, когда было лучше… (Пол.)

– Да? А где он был столько времени?! (Оля.)

– Правильно сказал Станислав Гроф: “Мы всегда находимся там, куда направляемся”. Дмитрий всегда был рядом с тобой. Где он был и что он там делал – уже не имеет значения. Сейчас многое зависит от тебя. Мужчина должен сделать первый шаг, действовать – это мужская обязанность, а женщина должна проявить терпение. “Женщине не нужно торопиться действовать, если она хочет быть любимой женщиной”. Если он придет к тебе – значит, ты ему нужна. Нужна накопленная тобой мудрость, твоя нежность. Твоя любовь и дети – это свет, который манит его. Твой дом может стать вашим домом. Все зависит от тебя. Да поможет тебе Афина, богиня мудрости! (Аполлон.)

…

“Неужели ты написал мне смс-ку? Ты?! Впервые за двенадцать лет…” – Оля никак не могла поверить в чудо и уснуть. Весь мир перевернулся для нее. В этом новом мире не было никаких шейхов. Стукнув ногой в дверь, в Ольгину жизнь вернулся Дмитрий.

Аполлон праздновал победу. Афродита еще не знала об удачном окончании их совместного проекта. “Ну и пусть, пока не знает”, -подумал Пол.

“Дима, как же это ты решился? Неужели придешь ко мне?! А я, неверующая, полетела зачем-то в Арабские Эмираты. Быстрее бы домой!” (Оля.)

“Я приду, Оль. Вернусь, чтобы опустить голову на твои колени. Мир без тебя не может быть солнечным. Ты – мое солнце. Ты – лучшее, что было… что есть в моей жизни! Ты заколдовала меня: мне без тебя даже дышать неинтересно. Ты героиня всех моих сексуальных грез. Когда я вернусь… Ты, знаешь, что я с тобой сделаю?! Ты будешь визжать от удовольствия! Ты только дождись меня!” (Дима.)

“Я, дождусь, Дим, дождусь, не переживай. Никуда я теперь не денусь. Ты бы мне раньше смс-ку написал, я бы как привязанная дома сидела. Ты только там, в Тибете, не свались, пожалуйста. Все-таки мне нужен мужчина, а не инвалид…

Господи, как же я все успею?! Мне же надо поменять гардероб, накупить разноцветных юбок, стильных маек, сексуальных брюк со стразами и нижнего белья… Прочитать массу литературы о сексе; как тебе, неугомонному угодить? Убраться в доме, выбросить оставшийся хлам, занавески наконец-то повесить! Да, роман придется на время отложить. Хорошо бы еще разобраться с буддизмом. И подготовить детей, чтобы они дар речи не потеряли от твоих нестандартных выражений и взглядов на жизнь. А главное: надо стать безумно красивой, настолько красивой, чтобы нравиться даже самой себе до невозможности! И сексуальной, сногсшибательно сексуальной! Аполлон, ну, и как я все это успею, если “у меня осталось мало времени?!” (Оля.)

Утром Ольга “побежала” по магазинам в сопровождении охранников.

– Оля, куда это вы пропали? – поинтересовался Кади по телефону, когда она наконец-то ответила на его шестой звонок.

– Решила побродить по торговым центрам, – с очаровательной несерьезностью сообщила Оля. – Хочу купить что-нибудь особенное для завтрашнего вечера.

– А что будет завтра? (Кади.)

– Вы пригласите меня в какой-нибудь роскошный ресторан. (Оля.)

Оля решила прийти на прощальный ужин в хиджабе. Алешка, увидев маму, “замотанную в кокон”, закатил такой скандал, что Ольге пришлось целый час объяснять сыну, что она просто хотела поблагодарить Кади за замечательный прием.

– Если ты пойдешь с ним ужинать, я расскажу об этом бабушке Зине! – пригрозил Алешка.

– Алеш, это шантаж! (мама Оля.)

– А мне плевать! (Алешка.)

Тогда Ольга рассказала правду, что если она не пойдет на ужин – у них будут большие неприятности. Аполлон подтвердил ее слова. Мама обещала вернуться до полуночи…

…А Кади пришел на ужин в европейском костюме. Оля и Кади остались очень довольны друг другом.

– Тебе идет эта одежда, – Кади решил, что им пора перейти на “ты”.

– И тебе идет. – Оля согласилась, что можно перейти на “ты”. -

Кади, Кади, будь я лет на пятнадцать моложе…

– Ты мне нравишься такая, какая есть. (Кади.)

– Через два месяца мне будет тридцать два года. И у меня трое детей. (Оля.)

– Мне это ничуть не мешает. (Кади.)

– Я не говорю тебе “да”, я еще окончательно не решила. Но расскажи мне, какая жизнь будет у твоей жены, если я вдруг соглашусь? (Оля.)

– Жизнь моей любимой жены будет похожа на сказку, которую она придумает сама. (Кади.)

– Я надеюсь, в ней не будет наложниц, а то я ревнивая? И меня не будут сторожить днем и ночью молчаливые евнухи? (Оля.)

– Времена наложниц давно прошли, – сказал Кади, пристально глядя на Ольгу, – но жена шейха – это жена шейха, ты должна это понимать. А охранять тебя будут в целях твоей же безопасности. Порядочная женщина в нашей стране одна никуда не ходит.

Ольга доиграла свою роль с блеском. В полночь она вернулась в свои апартаменты.

В аэропорту, когда Кади, наконец-то оставил ее в покое, она отправила Димке ответную смс-ку: “Хорошего путешествия. Только не падай! Оля”

…

Дмитрий, получив сообщение, потерял дар речи, с ним случился солнечный удар, и он еле-еле удержался на ногах… Часа через три, высунув голову из состояния счастья, нежданно-негаданно свалившегося на него, он подумал: “С чего это она вдруг написала мне смс-ку?! Заболела что ли? И как-то странно написано, будто в ответ…”

Он залез в отправленные смс-ки и понял, что это действительно был ответ… на его сообщение, которое он отправил три дня назад. Он?! Дима испугался за себя трехдневной давности. Очень сильно испугался. Он хорошо помнил, что никаких смс-сок не отправлял.

“А чего ты испугался? Если бы она тебя послала, или вовсе не ответила… Она же ответила”. (Внутренний голос.)

“Это может быть только Аполлон, – догадался Дима. – Всего четыре слова, и все сказано. Что значит бог художественного вдохновения! А вдруг и Ольгину смс-ку написал Пол? Ну, тогда должно быть опровержение. Подождем”

Дмитрий прождал целую неделю. Опровержения не последовало.

“Женщина – это дорога между адом и раем – думал Дмитрий, в который раз читая свою “переписку” с Олей, – кольцевая дорога” Он сидел на горе, улыбался и смотрел на восходящее солнце.

Мир не без добрых людей

(Москва-Подмосковъе)

Благодаря помощи Аполлона Ольга благополучно вернулась из Объединенных Арабских Эмиратов, и занялась своей внешностью. Когда выделенный на это мероприятие бюджет был превышен в двенадцать раз(!), Оля остановилась… и затеяла грандиозную уборку. Она перевернула вверх дном весь дом. Дети и Макс с удовольствием помогали маме.

Во время уборки на глаза попалась книга по фэн-шуй – и Оля предложила домашним “освободить пространство для счастья”. Счастье каждый понимал по-своему. Для Татьяны Алексеевны самым главным было, чтобы никто не посягал на ее святыни: кухню, кладовку и погреб – там у нее был свой порядок. У Алешки счастье ассоциировалось с приездом дяди Димы – он планировал познакомить с ним свою Марину. У Альки – с новыми игрушками, которые обещала купить мама, когда уборка будет завершена. У Макса – с палками, которые он притащил в дом еще по осени, чтобы их не замело снегом, и с изгрызенными мягкими игрушками, подаренными Дмитрием. “Пока не подарят новые, я старые не выброшу! Ваф! Ни за что не выброшу! Даже и за сыр. Нет, сыр я съем, но игрушки не выброшу. Ваф-ваф! Ничего они и не измочаленные, и не противные!” Владимир Иванович тоже увлекся “фэн-шуй” и помогал младшему поколению “творить счастье собственными руками”.

Все ненужные вещи были выброшены или сожжены. (Ненужным было объявлено все, чем не пользовались в течение трех лет). И последний штрих. Были повешены занавески на окна. Оля называла это безобразие занавесками, а Татьяна Алексеевна – пылесборниками. На самом деле это были полотнища цветных прозрачных тканей. Дом распахнул глаза навстречу счастью. Теперь все было готово.

В конце ноября Михаил Юрьевич позвонил Владимиру Николаевичу.

– Добрый день, уважаемый Владимир Николаевич!

– И вам добрый день, уважаемый Михаил Юрьевич. Как ваши дела? (Влад. Ник.)

– Мои – неплохо. А ваши? (Мих. Юр.)

– Тоже, тьфу-тьфу-тьфу. Приятно, что вспомнили обо мне. (Влад. Ник.)

Владимир Николаевич иногда обращался к Ольгиному юристу. Ему нравился Михаил Юрьевич: внимательный, обстоятельный, трижды все проверит, прежде чем выскажет свое мнение. Когда было много работы, он привлекал его на договорных началах. Ольга не возражала: у нее юристу было скучновато, а отпускать его не хотелось. Самостоятельно заключать договора с клиентами Михаил не соглашался, считая это обязанностью руководства и менеджеров продаж. А Владимиру Николаевичу никогда не отказывал, уважал его за профессионализм; да и денежное вознаграждение не бывает лишним мужчине, у которого двое детей, и обе девочки.

– Вопрос у меня, Владимир Николаевич, личного характера; так что хотел бы попасть к вам на прием. (Мих. Юр.)

– Да, бога ради, Михаил Юрьевич. Всегда найду для вас время. Хоть сегодня приезжайте… (Влад. Ник.)

– Спасибо, но, лучше, завтра. В конце рабочего дня… (Мих. Юр.)

– Договорились. В половине пятого буду вас ждать. (Влад. Ник.)

– У меня к вам просьба: не говорить Ольге Владимировне о моем визите. После нашего разговора, вы поймете, почему. (Мих. Юр.)

– Хорошо, – Владимир Николаевич задумался, что это за вопрос “личного характера”? Все юридические вопросы такой сильный юрист и сам может решить. Разводиться с женой он вряд ли когда будет, не такой человек. Значит, что-то с Олей…

На следующий день, ровно в 16.30, Михаил Юрьевич открыл дверь кабинета. “Как всегда пунктуален; вот что значит, офицерская выправка. Любо-дорого посмотреть”,– отметил про себя Владимир Николаевич. – Что случилось, Михаил Юрьевич? Напугали вы меня вчера. Что-то с Олей?

– Зря вы беспокоились. Пока все нормально. Поэтому я к вам и приехал. – Михаил Юрьевич “принимал участие” в разводе с “олигархом”, знал, что к чему в этой семье, но умел держать язык за зубами, поэтому Оля и взяла его с собой в Эмираты. – Во-первых, я хочу объяснить свою заинтересованность в судьбе Ольги Владимировны. Я, знаете ли, человек консервативный, работу часто менять не люблю. Платит она хорошо, меня ценит и уважает. И коллектив у нас хороший, хотя Ольга чересчур и балует молодежь. Ну, это ее дело. А мое дело, вот какое. Вы, наверное, знаете, что я летал вместе с Ольгой в Арабские Эмираты, по поводу издания ее книги?

Владимир Николаевич кивнул. – Михаил Юрьевич, что вам предложить: чай или кофе? А хотите коньячку? Вы за рулем?

– Нет, в рабочие дни я предпочитаю передвигаться по городу на метро. У Ольги Владимировны я отпросился, так что насчет коньяка – я с удовольствием. У вас опять какая-нибудь редкость? (Мих. Юр.)

– А как же! “Ной” пятнадцатилетней выдержки. Прошу, прошу… (Влад. Ник.)

– Хорошо. Очень хорошо! Чудо, просто, какой аромат… (Мих. Юр.)

– Людочка, организуй нам, пожалуйста, лимончик, сырок и еще что-нибудь, а то мы тут коньячку “сообразили”, – попросил Владимир Николаевич секретаря.

Через пять минут Люда принесла нарезанную копченую колбаску, маринованные огурчики, сыр, лимончик и конфеты.

– Какая же ты умница, Людмила! Наша бы Елена “распрекрасная”, попроси я ее принести закуску в рабочее время, устроила истерику и Ольге побежала бы жаловаться. (Мих. Юр.)

– Так у вас в офисе всегда полным-полно клиентов, что же удивительного… (Люда.)

– Все равно, спасибо. (Мих. Юр.)

– Пожалуйста. (Люда.)

– Ну, так, я продолжаю, – Михаил Юрьевич вернулся к теме разговора. – Книгу шейх издаст, в этом нет никакого сомнения; книга ему понравилась. Я тоже, хоть и не совсем разделяю авторское мнение по некоторым национальным и религиозным вопросам, против издания книг ничего не имею, пусть даже и на арабском языке. Но наша Ольга Владимировна понравилась шейху не как писательница…

– В каком смысле? (Влад. Ник.)

– К сожалению, в том самом. (Мих. Юр.)

Владимир Николаевич и Михаил Юрьевич выпили еще по рюмочке.

– Опять же, и в этом нет ничего предосудительного. Ольга Владимировна женщина достойная; и она не замужем, нашими с вами усилиями. А шейх, да будет вам известно, уважаемый Владимир Николаевич, человек молодой, интересный, по-европейски образованный, и весьма и весьма обеспеченный. (Мих. Юр.)

– Вы хотите сказать… (Влад. Ник.)

– Нет-нет-нет. Ничего опасного между ними не было, и быть не могло. Опять же, пока. Я Ольгу Владимировну знаю не один год, не такая она женщина, чтобы бросаться на шею мужчине, будь он даже принц заморский в чалме.

Ухаживал шейх за Ольгой красиво, не придерешься. Предоставил в наше распоряжение целый дворец. Настоящий дворец: с фонтанами, павлинами и обслуживающим персоналом. Даже и не дворец, а целый дворцовый комплекс из множества мраморных зданий… Просто нереального размера! – Михаил Юрьевич развел руками. – Несколько тысяч квадратных метров. Колонны, сводчатые потолки, личный тронный зал, театр под открытым небом. Огромные хрустальные люстры, тысячи окон…

Вокруг дворца – роскошный сад. У Кади (так зовут шейха) прекрасные бани: банщики делают турецкий массаж, растирают тело всякими травами и разминают суставы. Мусульмане переняли любовь к баням от римлян, а римляне – от греков. В бане не дают вина, так как пророк запретил пить его, зато вдоволь холодного кофе с гашишем и табаком. Я, кстати, во дворцах раньше никогда не жил…

– И я не жил. (Влад. Ник.)

– Также имеется гарем на тысячу мест… (Мих. Юр.)

– Что вы говорите?! (Влад. Ник.)

– Гарем сейчас называется “клубом”. Есть ли у Кади жены и дети, выяснить не представилось возможности. От ответа на этот вопрос шейх тактично уклонялся. Но, думаю, что есть. На вид, Кади лет тридцать, или около того. Он мне рассказывал, что в давние времена, если султан избирал какого-то сына наследником престола, все остальные дети мужского пола были обречены на смерть. В день смерти султана черные евнухи врывались в его гарем и под крики и рыдания наложниц и жен душили всех детей. Кади считает, что такая жестокость была необходима, чтобы не было войн за султанский престол… (Мих. Юр.)

Владимир Николаевич и Михаил Юрьевич опять выпили по рюмочке.

– В конце нашего пребывания в Арабских Эмиратах Ольга дважды ходила с Кади в ресторан. Вдвоем. Второй раз в мусульманской одежде, между прочим. И я почему-то уверен, уважаемый Владимир Николаевич, что шейх сделал ей предложение. И, судя по тому, что нам удалось благополучно вернуться, Ольга Владимировна, от предложения руки и сердца, видимо, не отказалась… (Мих. Юр.)

– Михаил Юрьевич, а откуда вы знаете о предложении?! (Влад. Ник.)

– Откуда знаю? Да я в самолете ее спросил открытым текстом. А она ответила, что замуж пока не собирается, но ее, видите ли, интересует, какие права есть у женщин в арабских семьях. Я ей сразу ответил, что этот вопрос даже изучать не буду, и никаких прав у мусульманских женщин нет, кроме права любить своего мужа! Вот так! Один я с этой ситуацией не справлюсь. Надо что-то делать, Владимир Николаевич, у вас же внуки… А где, кстати, ваш сын? (Мих. Юр.)

– Дмитрий-то? В Тибете. (Влад. Ник.)

– Опять?! Если Ольга уедет к шейху, она заберет детей с собой. Ни вы, ни Дмитрий их больше не увидите. Вы потеряете внуков, Дмитрий – детей, Ольга – свободу, а я – работу, которая меня вполне устраивает! Надо что-то делать! (Мих. Юр.)

– Спасибо, Михаил Юрьевич, что предупредили меня. Большое спасибо. “Господи, ну, откуда он взялся, шейх этот, на мою седую грешную голову?!” (Влад. Ник.)

…

Домой Владимир Николаевич приехал очень расстроенный. Зинаида Алексеевна сразу поняла, что что-то случилось. – Как знала, курицу тебе приготовила, как ты любишь, жареную, и салат оливье.

– Курицу, это здорово… (Влад. Ник.)

– Ну, говори, что случилось? (Зин. Алекс.)

– Ох, мать, случилось. Видно за грехи мои в молодости, за мое отношение к тебе и к Димке! (Влад. Ник.)

– Перестань! Тебе Ольга уже объясняла, что в твоих грехах виноваты твои родители, вернее, никто не виноват; и все идет так, как должно идти, и все еще не поздно исправить. С Дмитрием что? (Зин. Алекс.)

– Все с ним нормально. (Влад. Ник.)

– С внуками? (Зин. Алекс.)

– И с внуками все в порядке. Ты же с Татьяной почти каждый день разговариваешь? (Влад. Ник.)

– Значит, с Олей. Так я и думала. Ну, говори, что стряслось! (Зин. Алекс.)

– С Олей, – вздохнул Владимир Николаевич и пересказал жене все, что рассказал ему Михаил Юрьевич.

– Ой-ой-ой, беда-то какая! – запричитала Зинаида Алексеевна. – Господи, за что?! Сына почти не вижу, теперь и внуков видеть не буду!

– Да, погоди ты, мать, может все еще обойдется? (Влад. Ник.)

– Обойдется?! Как бы не так! Мне Татьяна говорила, что Ольга после этой поездки по дому, как на крыльях летает, весь гардероб опять поменяла! Они с Володей так и думают, что у нее кто-то появился. Вот тебе и Арабские Эмираты! Ох-ох-ох! Надо Альку пытать,

– Зинаида Алексеевна тут же позвонила внучке.

– Аль, а мама дома? Нет? А где она?! Опять по магазинам поехала? За одеждой? Куда же ей столько одежды?! (Зин. Алекс.)

– Бабуль, вот поедем мы опять к шейху, мама должна быть умопомрачительно красивой! (Аля.)

– А вы что, опять собираетесь в Арабские эмираты?! (Зин. Алекс.)

– Нет, пока мама книжку не переделает, не собираемся. Но когда переделает, сразу, поедем. Я очень хочу к дяде шейху, он мне так понравился! (Алька.)

– Чем же он тебе “так понравился”?! (Зин. Алекс.)

– Он ходит в длинном платье и в обруче на голове, как принцессы в сказках. А еще, он называл меня принцессой. Бабуль, у него такой дворец! Ты себе не представляешь! Намного больше, чем дом у папывасика. Там целые горы мороженого и фонтаны газировки! А еще там ходят птицы с разноцветными хвостами… (Аля.)

– Павлины? – поинтересовался Владимир Николаевич. Он слушал разговор.

– Павлины, дедуль. И попугаи везде летают. И тигры бродят. (Алька.)

– Настоящие тигры?! (Влад. Ник.)

– Да, да! И тигры, и бегемоты, и крокодилы. И все едят мороженое и пирожные! (Алька.)

Владимир Николаевич улыбнулся: внучка иногда еще путала объективную и воображаемую реальность.

– А он не предлагал тебе остаться жить у него во дворце? (Влад. Ник.)

– Конечно, предлагал. (Алька.)

– Ты так сильно ему понравилась? (Влад. Ник.)

– Дед, ну он же в меня влюбился, раз называл меня принцессой! (Алька.)

– Аль, а ты не заметила, мама ему понравилась? (Влад. Ник.)

– Нет, не заметила, но я ему точно понравилась. Он мне подарил целых три куклы с золотыми одеждами. Как бы я хотела, дедуль, жить во дворце… (Алька.)

– Аля, а как же Макс? (Влад. Ник.)

– Макса мы возьмем с собой. (Аля.)

– А как же мы? Ты что же нас совсем не любишь?! (Зин. Алекс.)

– Ну что ты, бабуль, я буду прилетать к вам в гости, на самолете.

У Кади есть свой самолет. Когда мама станет его женой, он обещал мне его подарить… (Аля.)

– Ой! – вскрикнула Зинаида Алексеевна и схватилась за сердце.

…

– Мать, успокойся! Это же Алька говорит; у нее вон крокодилы по дворцу ходят и мороженое едят… (Влад. Ник.)

– Вот уедет Ольга к шейху и детей с собой заберет! И ничего ты с этим не сделаешь: по документам – мы им никто! – Своей жизни без “любимых внучиков” Зинаида Алексеевна и в страшном сне представить не могла. – Что за наказание, Ольга эта! Когда же она успокоится, в конце концов?! (Зин. Алекс.)

– Когда опять замуж выйдет. Давай, что ли с Павлом ее познакомим? (Влад. Ник.)

– Ты же был против моей затеи? (Зин. Алекс.)

– Это потому, что я надеялся на Дмитрия. А какая на него надежда, если он с гор не слезает? Лучше уж Павел, чем шейх арабский. Из двух зол выбирают меньшее: так хоть внуки в России останутся. Зови, мать, гостей. (Влад. Ник.)

Димкины родители решили познакомить Ольгу с сыном своих старых знакомых, “людей очень порядочных и интеллигентных”.

На следующий день Зинаида Алексеевна позвонила невестке: – Ну, Оля, здравствуй…

– Добрый день, теть Зин. Как вы там? (Оля.)

– Мы-то, слава богу, здоровы, и с головой у нас пока все в порядке. Дед только с утра до вечера работает, чтобы сотрудники не разбежались, пока некоторые в буддийских монастырях медитируют! (Зин. Алекс.)

– Сотрудники не разбегутся – не волнуйтесь; пусть только Владимир Николаевич зарплату им платить не забывает… (Оля.)

– Вот-вот, Оль, только и плачу: то аванс, то получка, – подключился к разговору Владимир Николаевич. Разговор, как обычно, велся по нескольким телефонным трубкам. – Такие деньжищи каждый месяц плачу, а еще аренда эта! Вот приедет Дмитрий, скажу: твоя фирма – ты голову и ломай; а мы с матерью на дачу весной уедем – и будем там до осени капусту растить и помидоры в парнике, и Альку с собой заберем.

– Как твои родители себя чувствуют? (Зин. Алекс.)

– Тоже не плохо, тьфу-тьфу-тьфу! А Димка… пишет, звонит? Когда возвращаться собирается? (Оля.)

– Проявлялся недавно, звонил из какого-то города. (Влад. Ник.)

– Ты-то когда к нам приедешь? Реже Димки теперь бываешь! (Зин. Алекс.)

– И правда, Оль, сколько ты еще будешь напрасные обещания давать? (Влад. Ник.)

– Дядь Володь, не обижайтесь; я же книгу исправляю под арабский менталитет, у меня по договору время ограничено… (Оля.)

– Мам, ты же дома не бываешь, только по магазинам ездишь! Хорошо, что бабуля нас кормит, а то бы мы с Алешкой умерли от голода, – “сдала” маму Алька.

– Как тебе не стыдно жаловаться?! – возмутилась Ольга.

– Бедный мой, ребенок… (Зин. Алекс.)

– Ты мне, Ольга, зубы-то не заговаривай, про время да договора; было бы желание, так и время найдется. (Влад. Ник.)

– Оль, мы в субботу отмечаем профессиональный праздник деда – день юриста. Так что ждем вас в гости… (Зин. Алекс.)

– Ой, дядь Володь, поздравляю. (Оля.)

– А мне твои поздравления без надобности; ты мне внуков привези, и сама приезжай, а то скоро забуду, как ты выглядишь! (Влад. Ник.)

– Ура, мы едем к деду! (Алька.)

– Приезжайте, Оль, соскучились; к обеду, приезжайте? (Зин. Алекс.)

– Ольга, приедешь что ли? (Влад. Ник.)

– Приедем, приедем. Теть Зин, что надо привезти? (Оля.)

– Себя привези, не забудь, да детей не растеряй по дороге. (Влад. Ник.)

– Уж, я дед, точно не потеряюсь, а вот насчет Алешки, не уверена… (Алька.)

– А с ним что случилось? (Влад. Ник.)

– Ой, дедуль, только это секрет: он влюбился в одну девочку в школе! (Алька.)

– Вот так дела! (Влад. Ник.)

– Теперь каждый день приходит домой с разбитой физиономией! (Алька.)

– Алена, марш заниматься французским, сейчас учительница придет, а ты не готова. Марш, я сказала! (Оля.)

– Оля, что с Алексеем? (Влад. Ник.)

– У Алексея первая любовь. (Оля.)

– А что за девочка? (Влад. Ник.)

– Самая красивая в классе… (Оля.)

– А, ну, тогда все понятно, у парня это наследственное. (Влад. Ник.)

– Устала я с этими наследниками… Конец года, все словно с ума сошли! Дети не хотят учиться; на работе всем нужны деньги; редактор наивно думает, что за месяц можно переделать роман! – Ольга чуть не ляпнула, что Кади по два раза на дню требует согласия на брак. – Мама ругается, что во время уборки я их старье выбросила, которое они всю жизнь берегли…

– А кто виноват, дорогая моя, что тебе все сразу надо? Ты зачем дом в пятьсот метров отгрохала, можно было и поскромнее построить. Зачем тебе фирма, если ты с Васиного особняка аренду получаешь? На кой черт, ты мне объясни, Альке французский язык в пять лет? И зачем ты связалась с шейхом?! Молчишь? То-то. Время на нее давит… Это ты на время давишь! Все, пока, ждем вас в субботу. (Влад. Ник.)

– Оль, ты на деда не обижайся, он тебя жалеет. На тебя ж смотреть страшно: кожа да кости, вертишься, как белка в колесе. Правда, дочка, зачем тебе так много? Ведь женщине нужно только одно: выйти замуж за спокойного человека. Я тут тебе приглядела: доктор наук, все на диване сидит, книжки читает… (Зин. Алекс.)

– Спасибо, теть Зин, вы меня рассмешили. (Оля.)

– А я серьезно с тобой разговариваю! Ты подумай, как следует! (Зин. Алекс.)

– Хорошо, я подумаю. Ждите нас в субботу. (Оля.)

…

– Ну, что мать, дело складывается? – потирая руки, спросил Владимир Николаевич.

– Сплюнь, сглазишь еще. (Зин. Алекс.)

– Нет, раз обещала – значит, приедет. Только не пара он ей, профессор этот… (Влад. Ник.)

– Почему? Да он молиться на Ольгу будет: она ж у нас красавица, умница, писательница… (Зин. Алекс.)

– А трое сумасшедших детей, считая эту черную бестию Макса? (Влад. Ник.)

– Дети у нас талантливые; за них перед людьми не стыдно. (Зин. Алекс.)

– Мороки только с ними много. (Владимир Николаевич.)

– На то у Ольги бабушки-дедушки есть. Она нам всегда подарки дарит, а долг платежом красен. Мы можем с детьми посидеть. А профессор ее и в театр, и на выставку, и в круиз свозит – одна-то она не больно ездит. А если ездит, то одни проблемы от этих поездок! – Зинаида Алексеевна опять вспомнила шейха. Кади в последнее время, вероятно, страдал от икоты.

– Ну что ж, попытка не пытка, понравится – хорошо, не понравится – еще лучше! – философски рассудил Владимир Николаевич.

Афродита попросила Эрота, чтобы Кади влюбился в Ольгу “до умопомрачения”. Кади влюбился. Каждое утро он присылал возлюбленной по девяносто девять роз. А Ольга как раз посмотрела передачу о том, что многокилометровые парники построены на месте вырубки лесов, в которых раньше жили птицы, животные и насекомые; и заявила, что бездумное уничтожение леса – это ужасное злодеяние, в котором она не собирается принимать участие, и Кади не разрешает. Шейх понял, что эта женщина знает себе цену, и стал присылать Оле драгоценности. Когда по оценкам Владимира Ивановича сумма подарков стала приближаться к тремстам тысячам долларов, Ольга испугалась Димкиной ревности и обратилась за помощью к Аполлону.

– Давай, мы их Афродите переподарим? – предложил Пол.

– Конечно! – обрадовалась Оля. – Я себе только один комплект с бриллиантами и сапфирами на память оставлю, можно?

– Я могу попросить Эрота, чтобы Кади влюбился в кого-нибудь другого. Но тогда у тебя не останется запасного аэродрома… (Аполлон.)

– Ну, что ж, я согласна, – вздохнула Оля.

 

Принцип солнца

(Тибет)

В горах было холодно, но Дмитрий наслаждался свежестью ветра, ароматом снега и предчувствием счастья.

– Эй, ты тут не замерз? – поежился от холода бог солнечного света.

– Нет, Пол, мне не холодно, – ответил Дима.

– А чего у тебя физиономия такая довольная? (Аполлон.)

Димка показал другу Ольгину смс-ку.

– Рад за тебя. Я ее видел недавно, красивая… Неужели ты решил вернуться?! (Аполлон.)

Дмитрий кивнул.

– А не боишься? “Если человек оставляет дом и семью, долго живет в одиночестве и слишком глубоко вглядывается в темное зеркало, на его долю может выпасть страшное событие встречи”. (Аполлон.)

Дмитрий опять кивнул.

– Ты прав, страх – это указатель на жизненном пути: “Дмитрий, ты движешься в верном направлении”. Наши страхи способствуют нашему развитию. Надо всегда идти туда, где страшно. Там нас ждут новые возможности. А вот желания – это указатель: “Тупик”. Можно, конечно, заниматься удовлетворением своих желаний, но дело это неблагодарное: приобрести ничего не приобретешь, а время и деньги потратишь. Она, кстати, ждет тебя. (Аполлон.)

То ли слезы заблестели в Димкиных глазах, то ли солнечный свет отражался в них. Аполлон улыбнулся. “Свет, который сияет над этим небом – этот свет, на самом деле, тот же свет, который сияет внутри человека. Созерцая этот Высочайший Свет, сияющий над мраком, человек достигает Солнца, бога среди богов”.

– Пол, я теперь верю в бога. Я определился: я верю в тебя. И в себя тоже верю. Знаешь, я – это не только я внешний, это еще и тот, кто внутри. И тот, кто внутри – он главный. Он и есть настоящий я. И это бог. Бог оказался во мне! И я все могу. Но раз бог во мне – нет смысла сидеть здесь и искать бога! Надо вернуться домой и просто жить. (Дмитрий.)

– Поздравляю. Особенно приятно, что ты озвучил это сегодня… (Аполлон.)

– А сегодня какой-то особенный день? (Дмитрий.)

– 26 ноября – день Солнца. Только бог, Дим – не личность, он – познание. Он изменчив, но не упрям. Религия – это когда ты изменяешь себя, а не обстоятельства. (Аполлон.)

– А мне сегодня снился “Витязь на распутье Васнецова”, и еще какие-то иконы… Разве Васнецов рисовал иконы? – удивленно спросил Дима.

– А что же, по-твоему, он рисовал? – в свою очередь удивился бог искусства.

– Как что? Ковры-самолеты, царевну-лягушку на сером волке, трех богатырей… (Дима.)

– А, понятно, в детстве кто-то любил шоколадные конфеты? (Аполлон.)

– Я и сейчас их люблю. (Дима.)

– Виктор Михайлович Васнецов был одним из лучших церковных живописцев. Родился он на Севере, в Вятской губернии, в семье сельского священника. И перед тем как стать профессором живописи и действительным членом Петербургской Академии художеств, он закончил духовную семинарию, где помимо Священного Писания изучал иконопись. Он не просто “рисовал иконы”. В 1885 – 1896 годах, в течение десяти лет, Васнецов расписывал храм Святого князя Владимира в Киеве. (Аполлон.)

– А что с ним случилось после революции? (Дима.)

– В 1922 году, когда в моду вошла атеистическая пропаганда, Васнецов взялся за руководство реставрацией храма Святой Троицы на Самотечной улице в Москве. Он был глубоко верующим человеком, и конечно, не принял социалистическую революцию, но Родину не покинул. Умер художник в своем доме в Москве летом 1926 года.

А что тебе приснилось? (Аполлон.)

– Что иду я по родному Тибетскому плато, о чем-то крепко задумавшись. И вдруг вижу: лежит у меня на пути кусок горы, огромный камень-валун. И как положено на камне есть надпись. И вроде не на русском языке та надпись, но я ее понял. Сообщал “путевой камень” перспективы моей дальнейшей судьбы: “Если прямо пойдешь – ни пешему, ни конному живому тебе не бывать, коли останешься эгоистом”. А вот фраз про счастливую женитьбу и про несметное богатство я на камне не обнаружил. Может быть, и были они, но покрылся валун-камень густым зеленым мхом. И подумалось мне: в сказках у нормальных людей всегда есть выбор, можно влево-вправо свернуть, а мне – только вперед, в Москву, к моей златокудрой ведьме дорога! (Дима.)

– На самом деле путей, которыми можно достигнуть соединения индивидуальной души с Душой Мироздания, множество, как в индийской йоге. Джньяна-йога отдает предпочтение познанию, бхакти-йога – божественной любви, карма-йога проповедует самоотверженное поведение, а раджа-йога предпочитает медитацию. И перед тобой открыто множество дорог. И не важно, каким путем ты пойдешь. Важно – куда.

Это тебе, лично, от Ошо, – Аполлон передал Диме открытку с горными видами, на обратной стороне которой было написано: “В холоде Гималаев, когда ты сидишь на горе, и вокруг тебя нет людей, ты не замечаешь свое самолюбие. Но ты вернешься домой – и опять будешь сталкиваться с ним ежедневно. Поэтому нет смысла в бегстве. Тебе не нужно убегать, тебе нужно измениться. Нужно изменить себя…

В этом мире есть только два типа людей: люди, страдающие из-за секса, и люди, преобразовавшие свою сексуальную энергию в любовь.

Между тем, чтобы любить и нуждаться в любви, большая разница. Все желающие любви страдают, а любящие – счастливы, потому что любовь нельзя просить, ее можно только давать”.

– Спасибо, – сказал Дима, прочитав послание.

Они долго молчали. Аполлону нравилось то, о чем думает Герой.

– Пол, вот ты столько даешь людям… А что ты имеешь взамен? (Дмитрий.)

– Я занимаюсь любимым делом: мне нравится избавлять людей от невежества и страха. (Аполлон.)

– Всех?! (Дмитрий.)

– Нет, тех, кто достиг некоторой степени просветления – хотя бы осознает, чего хочет. Мне неинтересны люди, не стремящиеся быть осознанными: их жизнь скучна. Основополагающий принцип моей жизнедеятельности, как и Солнца – давать. Я же Бог солнечного света. (Аполлон.)

– Редкий принцип… (Дмитрий.)

Аполлон улыбнулся. – Вообще-то это жизненный принцип нашей планеты. “Солнце – это непосредственное выражение творческой энергии космоса. Растения и животные трансформируют эту космическую энергию в формы, полезные другим организмам на планете”. Это только эгоист понимает жизнь, как “дай” и “хочу”. Любящий же человек говорит: “возьми” и “дарю”. Для него это не составляет труда. Солнце оно же просто светит. Это все, что оно делает. Светит, потому что не может по-другому. Светит над добрыми и злыми, над мужчинами и женщинами, даже над непримиримыми врагами… Люди продолжают меня удивлять! Принцип, по которому устроен мир, они называют “исключением из правил”, а принцип исключительно человеческого взаимодействия: “ты мне – я тебе” – они распространили даже на свои взаимоотношения с богом: “Мы тебе, Господи, жертвоприношения, а ты, уж, будь любезен, спаси нас и сохрани!” Где же здесь любовь? (Аполлон.)

– Научиться любить… сложно? – спросил Дмитрий.

– Нет. Это то же, что и познать бога, ведь Бог есть любовь. Научиться абсолютной любви Солнца, очень просто: надо отдавать, не требуя ничего взамен. Научиться любить – это значит стать богом. (Аполлон.)

– Научиться-то… как?! (Дмитрий.)

– Любя своих детей, отдавая им энергию, мы поднимаемся до абсолютной любви бога. Дети учат нас любви, и животные. У тебя все есть, чтобы научиться… (Аполлон.)

Дмитрий вздохнул.

– И не вздыхай. Ты можешь быть только тем, кто ты есть. Будь собой. Делай то, что считаешь нужным. Никто, кроме тебя, не знает, что для тебя лучше, что хуже. Если у тебя есть сильное желание, если ты веришь в достижение цели и готов принять желаемое – твое желание обязательно исполниться. “На свете мало недостижимых вещей; будь у людей чуть больше настойчивости, они могли бы отыскать путь почти к любой цели”. Конечно, действовать в выбранном направлении не будет лишним… (Аполлон.)

– Что нет НИКАКИХ ограничений? (Дмитрий.)

– Не причиняй другим вреда. Наши границы – это наши предрассудки. Все границы условны и созданы лишь для того, чтобы их преодолевать. Еще важно чувство меры: счастье где-то посередине между “хочу” и “надо”. Кто обладает сверхточным чувством меры? Жизнь. Она всегда расплачивается с нами в меру затраченных усилий. Мы всегда получаем по заслугам.

А еще, нужен человек рядом, который будет любить тебя таким, какой ты есть. А когда ты такого человека нашел – помни главное: не надо его переделывать. Если принять другого человека таким, как он есть, станешь только богаче.

Что касается эгоизма… Я тоже эгоист, только разумный: я дарю и не рассчитываю на благодарность. Каждое утро я медитирую, завтракаю и читаю электронные версии ведущих мировых газет. Каждый вечер я слушаю новости, чтобы почувствовать сострадание к человечеству и подтвердить мое неприятие жестокости, я проверяю свою веру на прочность. Каждый день.

Ну, что, Герой, ты готов к финальной сцене романа?

Ты молод и красив, не скажу, конечно, что мудр, но на висках блестит седина; ты практически здоров, все еще сексуально озабочен – в общем, в полном расцвете сил. Летать ты летал, падать – падал, даже богом быть попробовал. Теперь самое время вернуться домой и жениться на принцессе! (Аполлон.)

– Какой же я герой? – удивился Дима. – Разве герои ходят окольными путями?

Аполлон рассмеялся. – Настоящие герои только так и ходят. Чтобы познать этот мир приходиться ходить и вперед и назад, и вдоль и поперек, и по диагонали, и кругами. Герой – это человек, который самостоятельно пришел к смирению, смог победить самого себя и открыл любовь в самом себе. Это тот, кто смог принять женщину такой, какой она есть, без лишних эмоций, но с милосердием, заботой и твердостью, которых она заслуживает. И тогда есть надежда, что она признает тебя своим королем… Только учти, при встрече герою зададут вполне резонные вопросы: где он бродил так долго и что он там делал?

На следующее утро, Дмитрий проснулся, сложил вещи, поблагодарил монахов за приют. Когда он прощался с монастырем, он увидел хлопочущую по дому Олю и сказал, уверенный, что она услышит его, сквозь время и расстояние: – Привет, предательница!

– Любимая предательница, – поправила Оля.

– Ну, хорошо, любимая предательница, – согласился Дима.

– Здравствуй, любимый. (Ольга.)

– Ты еще помнишь, как я выгляжу? (Дмитрий.)

– Смутно. Я помню твои руки. И глаза – как у Алешки, только жестче. (Ольга.)

– У меня сейчас другие глаза: добрые и нежные. (Дмитрий.)

– Да, что ты, Димуль? Неужели ты обрел веру? (Оля.)

– Я всегда верил в нашего с тобой солнечного бога, только иногда забывал об этом. (Дима.)

– Хорошо, что ты веришь. (Оля.)

– Я был во многом не прав… (Дима.)

– Я тоже не всегда была права. (Оля.)

– Я причинил тебе боль. Ты… прости меня. (Дима.)

– Прости и ты меня за боль, которую я причинила тебе в ответ. (Оля.)

– Оль, я хочу вернуться… (Дима.)

– Я очень хочу, чтобы ты встретился с детьми! (Оля.)

– Это не совсем то, что я хотел услышать! – раздраженно сказал Дмитрий. – Совсем не то! Мне этого мало!

– Я тоже хочу быть с тобой, – серьезно сказала Оля.

– Я могу считать это приглашением? (Дима.)

– Да, мы ждем тебя. Я тебя жду. (Оля.)

– Тогда я уже иду! – Дима встал и пошел домой.

В дороге он был глубоко спокоен. В буддизме намерение совершить какой-либо поступок имеет большее значение, чем его результат, часто непредсказуемый.

Прощание с Тибетом

“Как же я все-таки люблю ее, – думал Дима, прощаясь с горами. – Такие простые слова, а сколько дают силы!” Герой расправил крылья, и словно тибетский кумай парил над величественным плато в бескрайнем небе. И не важно, какого цвета были его крылья. Важно, что любовь дает возможность видеть землю с высоты птичьего полета, и дорогу, проложенную человеком среди этой суровой красоты.

В Тибете берут начало все великие реки Азии, лишь Ганг начинается в ледниках Нанда-Деви, в Северной Индии. Но не в этом главная заслуга этих гор. Здесь, в этой каменной пустыне, откуда до звезд рукой подать, в душе человека рождается любовь. Рождается ужасно болезненно, и вначале даже похожа на ненависть.

Тибет помогает понять, чего ты по-настоящему хочешь. Здесь, в Стране Снегов, холодные ветры терзают душу, выворачивают ее наизнанку, как сами эти горы когда-то были вывернуты из морских глубин невероятной жизненной силой.

Тибет предоставляет эксклюзивную возможность встретиться с самим собой. По горному плато проложено много дорог, но все они ведут к богу.

Жизнь человека – тоже дорога: от прошлого к будущему, от рождения к смерти, от ненависти к любви. Жизнь – это возможность прорваться через матрицу родовых и кармических проблем. Вырвавшись на свободу, человек начинает творить и создавать новую реальность – ту, о которой мечтал в детстве.

Если ты открыл сердце Тибету, он откроет тебе свою тайну. Сакральный смысл этой мистической страны не в храмах и статуях. Он – в твоем дыхании, потому что в нем ветер перемен. Смысл жизни во всем, что ты видишь и слышишь вокруг себя – он в твоей жизни. “Мои мысли, стремления и чувства существуют здесь и сейчас, и все это Я; весь этот мир под небесами – Я! И небеса – это тоже Я. И моя любовь соединяет небо и землю, прошлое и будущее!” (Дима.)

Окончание путешествия

(Непал, Катманду)

Ночью Дмитрию приснился страшный сон. Будто в долине Сункоси, на горном серпантине, джип, на котором он возвращался, обошел рейсовый автобус, переполненный людьми. Детишки высовывались из окон и строили рожицы. Водитель-тибетец сосредоточенно смотрел на дорогу, а Димка строил гримасы в ответ.

Миновав очередной горный перевал, остановились в поселке перекусить. Через полчаса подъехал автобус, который они обогнали в горах. Группа детей окружила их. Димка раздарил ребятишкам свой горный реквизит. “Когда еще приеду сюда?” Пока пили чай, автобус уехал.

Дорога петляла по горному серпантину. На одном из поворотов увидели поднимающиеся снизу клубы черного дыма и остановились. Вышли из машины, заглянули вниз и обнаружили искореженный корпус автобуса, примерно на тридцатиметровой глубине. Водитель джипа поехал за помощью, обратно в поселок.

С помощью веревки Дмитрий смог спуститься вниз. Он увидел горящий двигательный отсек, кабину с погибшим водителем, выбитые стекла, человеческие тела, разбросанные вокруг. Стоны, крики о помощи, плач детей, причитания женщин… “Моя задача – вытащить людей из автобуса, пока не взорвался бензобак, и оттащить их как можно дальше, в первую очередь – детей”.

Двери открыть не удалось. Многие стекла разбились при ударе о землю. Дима добивал оставшиеся, вытаскивал людей через окна и оттаскивал их метров на пятнадцать-двадцать. Дальше было некуда. Ему помогал один из выживших пассажиров.

Через несколько минут бензобак взорвался, превратив искореженный корпус автобуса в пылающий факел. Взрывная волна сбила Дмитрия с ног. И только в этот момент он сообразил, насколько близок был к смерти.

Когда пламя утихло, мужчины начали оказывать людям первую помощь. Вернулся водитель джипа. Привес бинты, медикаменты, канаты. Через полчаса приехали еще три машины с людьми и спасательным оборудованием. Начали поднимать пострадавших. Когда Дмитрий поднялся наверх, он увидел страшную вереницу мертвых тел вдоль дороги…

Он проснулся в холодном поту. – Господи, мне это только снилось?!

– С добрым утром, герой! Приснился кошмар? – поинтересовался Аполлон.

– Пол, там, погибло столько людей! (Дима.)

– Смерть может случиться в любой момент, всегда нужно быть готовым… (Аполлон.)

– Разве можно быть готовым к Смерти?! (Дмитрий.)

– Можно прийти домой и обнаружить, что семья убита, и дом сгорел. И как жить дальше? Я бы поехал в Грецию, в горы, и стал бы пасти овец. А ты? (Аполлон.)

– Я уже еду домой, – сказал Дима. – Заеду к родителям, по пути из аэропорта, и поеду к своим детям.

– А если бы никого не осталось: ни родителей, ни жены, ни детей, никого? И некуда было бы ехать? (Аполлон.)

– ?! (Дима)

– Для верующего поддержкой служит вера… (Аполлон.)

Дмитрий молчал. Он пытался представить, что у него никого не осталось… Представить такое у него не получилось, но после аварии во сне, он осознал, что беда может случиться в любой момент, и тогда ехать будет некуда. “Что же я теряю время, если и я сам, и мои близкие могут исчезнуть?! Надо делать то, что хочется, прямо сейчас!”

– Надо всегда делать то, что хочется, и идти туда, куда тянет. Это ключ к счастью. Надо, как Поль Гоген, решиться. Он был успешным бизнесменом, и вдруг его полностью захватила живопись с ее открытиями и тайнами. И он позабыл про семью и дела, окунулся с головой в омут приключений и оказался на Таити, где написал большинство своих картин и жил счастливо до конца своих дней. (Аполлон.)

– А я не хочу на Таити; я сыт по горло. Я домой хочу! (Дима.)

– Значит, это твой путь. Когда Данте обрел Беатриче, он превратился из обычного человека в поэта. “Ее образ блистал на конце луча тайны, исходившего из самой глубины Вселенной”. Цена нашей жизни – сама жизнь. Цель жизни – подарить миру самого себя. Нет ничего важнее самореализации! Развивая себя, мы преобразуем мир вокруг, мы создаем его заново… Знаешь, почему я называю тебя героем? Потому что твоя жизнь идеально вписывается в схему путешествия современного героя по Джозефу Кэмпбэллу. (Аполлон.)

– Это по его книгам сняты Звездные войны? (Дима.)

– Да. Герой покидает привычный мир, проходит сквозь опасные приключения, находит себя и возвращается к нормальной жизни. (Аполлон.)

– А может он… не пойти в это путешествие? Плюнуть и остаться дома! (Дима.)

– Конечно, он может отвергнуть зов. Но останется ли он при этом Героем?

Если он не откликнется на зов своей души – жизнь пройдет мимо. Если же откликнется… Он может уплыть за горизонт, уйти в пустыню, уехать в чужую страну, улететь в космос, спуститься в преисподнюю. С ним может случиться все, что угодно! В любом случае, это будет новый непознанный мир. (Аполлон.)

– Чем существенно отличается этот новый мир от старого? (Дима)

– Там не действуют дуалистические законы, придуманные человеком: плохо-хорошо, черное-белое, люблю-ненавижу. И герой получает магическую помощь. Но пройти испытания он должен сам. Первое испытание – это встреча с богиней. Перед героем стоит задача интегрировать свою аниму – принять женскую часть души. И если он к этому не готов…. (Аполлон.)

– Богиня может его и послать! (Дима.)

– Второе испытание – примирение с отцом. Сын отделяется от родителей и ведет жизнь, очень похожую на молодость своего отца. Мы должны уважать своих родителей, какими мы бы они не были. Через них к нам приходит жизнь. Они навсегда останутся внутри нас. Уважая их, мы обретаем здоровье и гармонию с самим собой и с миром, в котором живем. Отец и мать – это два крыла, данные нам судьбой – здоровый эгоизм и безусловная любовь. (Аполлон.)

– Когда-то, я осуждал отца за жестокость. Но разве я сам, не жесток, по отношению к своим детям, которые растут без отца; к женщине, которая воспитывает их без малейшей помощи с моей стороны?! Мой отец никогда не бросал мою мать, может он и чудил по молодости… (Дима.)

– А уж мой как чудил! Принять отца – это значит, принять свой собственный эгоизм. Ты, главное, не забудь о своих чувствах к отцу, когда будешь общаться с собственным сыном… А, все-равно, забудешь! – махнул рукой Аполлон. – Отец – самый противоречивый и сложный образ для понимания. Это единство противоположностей в натуре. Я имею в виду не только моего отца, Зевса – бога небесного спокойствия и разрушителя-громовержца; но и перуанского бога Виракочу – бога солнца и молний; и древнеиудейского бога Яхве – солнечного бога бурь; и твоего любимого Шиву созидающего и разрушающего Вселенную в своем неистовом танце; и даже Будду который не считал себя богом, но которого тоже изображали в солнечной короне с молниями. Энергия отца – это энергия бога, солнечная энергия; она и разрушает и создает. Разрушая собственные иллюзии, мы создаем свой реальный мир.

Третья остановка в пути случается, когда герой понимает, что он уже тот, каким хочет стать. Это то, что произошло с тобой в Тибете, когда ты не стал Буддой, но понял, что тебе надо. А в самом конце пути, сокрушая все препятствия, герой должен овладеть желанной целью. (Аполлон.)

– Неужели это так легко? Вернуться назад? Может меня там никто и не ждет?! (Дима.)

– Легко ли вернуться назад, в мир солнечного света? В мир безусловной любви и доверия, в мир детства? Нелегко. Но теперь у тебя теперь есть то, зачем ты отправлялся в путешествие… (Аполлон.)

– Любовь и вера? (Дима)

– Да. (Аполлон.)

– А дальше… Что будет дальше? (Дима.)

– Другое путешествие. Удачная жизнь – это когда одно путешествие следует за другим. Опасности, проблемы, осуществление мечты или крах всех надежд. Ибо возможность фиаско всегда остается. Но и возможность счастья – тоже. (Аполлон.)

“Нет, не будет никакого фиаско. Любимая увидит небо в алмазах!” – подумал Дима, а вслух спросил: – А путешествие героини? Оно какое?

– Современные женщины могут добиться успеха и в бизнесе, и в науке, и в искусстве. Они ни в чем не уступают мужчинам. Но невозможно заниматься искусством, не посвящая ему все свое время, а у женщины – дом, семья, дети. Вот и получается: вместо самореализации: стирка, уборка и мытье посуды. Часто героиня не может ответить на зов. “Отличие путешествия героини в том, что его ключевым элементом является время, а не пространство, как у мужчин. Путешествие супруги Одиссея, Пенелопы, представляло собой испытание терпением”. И не только Пенелопы; зачем так далеко ходить? Пока ты бороздил дороги земли, сражался с чудовищами и покорял прекрасных дам, Оля растила твоих детей. (Аполлон.)

“Да, если бы я их растил, я много чего не смог бы себе позволить. Тибет, например. Ведь детей надо кормить, одевать, учить… Каждый день! Ведь им не скажешь: вы тут посидите два-три месяца, а может и полгода, пока я в себя приду. А я думал, что у нее легкая жизнь… Легко ли вернуться назад, в мир солнечного света? В мир безусловной любви и доверия, в мир детства?” Это – ключ. Надо вернуться в детство!” (Дмитрий.)

Детство всегда живет в нас. И именно там все еще живут те возможности, которые никогда не поздно реализовать.