“Случайная” встреча

Лебединая песня Пенелопы

(Катманду-Москва, начало декабря)

В аэропорту Дмитрию опять приснился сон. Будто он плавал на большом белом лайнере где-то у берегов Австралии или Новой Зеландии. Произошла серьезная поломка корабля; круиз не мог быть продолжен и капитан высадил туристов в ближайшем порту. Немцы, американцы, японцы организовали вывоз своих сограждан, купив им авиабилеты. А русским, как обычно, предложили выбираться самостоятельно.

Русские выбираться за свой счет отказались и организовали международный скандал с представителями посольства, турфирмы, командованием корабля, администрацией аэропорта. В итоге, скандал дошел до маразма: часть туристов согласилась заплатить за авиабилеты только в том случае, если авиакомпания продаст им часть “полета” (то есть, часть неба).

Властелина неба Зевса этот концерт вывел из себя, и он устроил “гром и молнию” Над головой несчастных туристов разверзлись небеса. Потрясенные люди замолчали, осознавая и степень своего богохульства, и ужас своего положения… Но к счастью, над разверзшимися небесами, оказались новые небеса. В этот радостный момент будильник мобильного телефона протрубил герою подъем.

“Ну, слава богу, в этот раз хоть никто не умер”, – обрадовался Дима.

…

В самолете он ждал соседа, чтобы окончательно расположиться для дальнего полета. Сосед оказался соседкой, особой весьма юной, привлекательной и провинциальной…

– Ой, мужчина, а вы мне не поможете? (Соседка.)

– Вещи положить наверх? (Дима.)

– Да. А можно я выйду? (Соседка.)

– Зачем? Мы же еще даже не взлетели… (Дима.)

– Я, там, в сумочке, забыла… (Соседка.)

– А, понятно. Сумку достать? (Дима.)

– Да… (Соседка.)

– Девушка, дорога дальняя, давайте мы ее под сиденье положим, вдруг вам еще что-нибудь понадобиться? (Дима.)

– А под сиденье – разве можно? (Соседка.)

– Можно. Меня, кстати, Дмитрием зовут. А вас? (Дима.)

– Ольга, – представилась соседка.

– Что вы говорите? – рассмеялся Дима.

– Можно просто Оля, – смутилась девушка.

– А сколько вам лет? – поинтересовался Дима.

– Недавно исполнилось восемнадцать. А что? (Оля.)

– Да так, ничего. Домой летите? (Дима.)

– Нет… – неопределенно покачала головой соседка.

– А куда? (Дима.)

– Замуж мне пора… (Оля.)

– Не понял… (Дима.)

– Ну, мужа я ищу… (Оля.)

– Где?! (Дима.)

– В аэропортах, в самолетах на дальних рейсах… (Оля.)

– А-а-а… А зачем вы об этом рассказываете? (Дима.)

– А я только вам. Вы же женаты, вон у вас кольцо обручальное на руке, и виски уже седые. А мой муж обязательно должен быть молодым брюнетом. (Оля.)

– Значит, я на роль мужа уже не подхожу? – улыбнулся Дима. – Ну, и, слава богу!

Девушка тоже улыбнулась.

– И давно ищешь? (Дима.)

– Давно, – вздохнула Оля. – Третий месяц пошел…

– Действительно, долго. Что же пока никто не предложил руку и сердце? (Дима.)

– Нет, все предлагают только секс, – вздохнула девушка.

– А ты секса не хочешь? (Дима.)

– Мне замуж надо выйти. Учиться я не хочу, работать тоже не хочу, мне замуж надо. Вы не подумайте чего, я не какая-нибудь там… Я готовлю вкусно; и стирать, и убираться умею. Еще гостей люблю встречать. Вот выйду замуж, буду рожать детей, помогать мужу хозяйство вести. Разве плохо? (Оля.)

– Ты бы лучше стюардессой устроилась – дешевле было бы летать. (Дима.)

– На стюардессу учиться надо. (Оля.)

– Но и выбор будет больше. (Дима.)

– Вы думаете? (Оля.)

– Когда взлетим и наберем высоту, сходи к командиру корабля, и спроси у него, как тебе на работу устроиться. Только пуговки на груди застегни – мужа на живца не ловят, поэтому тебе все секс и предлагают. (Дима.)

– Нет, не пойду, – подумав, ответила Оля. – Не хочу я работать: рано вставать, куда-то бежать… Не хочу! С такой работой красоту быстро растеряешь.

– Кто же оплачивает твои круизы? Спонсор или мама? (Дима.)

– Мама. Но я стараюсь бронировать билеты заранее и со скидкой. (Оля.)

– Надолго хватит маминых денег? (Дима.)

– На год. Надеюсь, за год я выйду замуж?! (Оля.)

– А если нет? (Дима.)

– За год?! Да, что вы? Точно выйду! Я же красивая! Ну, может, простовата чуть-чуть. А кому нужна хитрая и умная жена? Вот у вас, какая жена? (Оля.)

– Ужасно хитрая, чрезвычайно умная, и очень-очень красивая. Показать? (Дима.)

– Покажите, – попросила девушка.

Дмитрий показал Ольгину фотографию с детьми.

– Действительно, красивая. Непростая, как сказала бы моя мама. Сын очень похож на вас… (Оля.)

– А дочка? (Дима.)

– Дочка больше на маму. А ваша жена… она кто по профессии? (Оля.)

– Писательница, книжки пишет про любовь. Хочешь дам почитать? (Дима.)

– Правда, писательница? – не поверила Оля.

Дмитрий достал из рюкзака Ольгин роман. Больше красавица-блондинка с пышными формами его не беспокоила.

Летя в самолете, Дима вспоминал падение в горах и свой сон о сорвавшемся в пропасть автобусе, и думал о хрупкости человеческой жизни. “Держишься в небе благодаря одной лишь случайности, ей-богу!”

Потом герой открыл журнал, и на глаза ему попалась цитата из Гете: “Относительно всех проявлений инициативы существует элементарная истина, незнание которой погубило бесчисленное количество идей и великолепных планов: в момент, когда человек принимает решение, Провидение тоже приходит в движение. Происходят всевозможные события, которые помогают ему и которые иначе никогда бы не произошли. Решение порождает целый поток событий, возникают совершенно непредвиденные обстоятельства, встречи, материальная поддержка оттуда, откуда никто и не мечтал. Что бы вы ни хотели или мечтали сделать, начните. Смелость содержит в себе гений, силу и волшебство. Начните прямо сейчас”.

“Вот прямо сейчас и начну, – решил Дима. – Прилечу, поеду к родителям. Помоюсь, высплюсь и завтра поеду… сдаваться”.

“Все произойдет – только примите решение!”

Я говорю сейчас не о ком-то, я говорю о тебе.

…

– Ну, что, неужели долетели? Книжку-то прочитала? – спросил Дима соседку.

– Не до конца. А можно я ее себе возьму, а то не узнаю, чем закончилось? (Оля.)

– Так и быть, бери. Слушай, а тебя в школе любил какой-нибудь пацан? (Дима.)

– Любил… (Оля.)

– А ты его? (Дима.)

– И я его вроде бы… (Оля.)

Раджниш Ошо, индийский мистик.

– А где он теперь? (Дима.)

– В армии, – вздохнула Оля.

– И где служит? (Дима.)

– У нас, на Дальнем Востоке. (Оля.)

– Так зачем же ты, глупая, в Москву прилетела?! Поезжай к нему в армию, забеременей от него, и жди его дома. За него и выйдешь замуж! (Дима.)

– А жить мы на что будем? (Оля.)

– Ну, это ты с мужем обсудишь. Он, кстати, брюнет? (Дима.)

Оля кивнула.

– Тем более. И даже голову не ломай! Ну, пока. Хочешь быть счастливой – будь! (Дима.)

– Спасибо, до свидания, – попутчица помахала ему Ольгиной книжкой.

“Надо было взять все-таки телефон. Вот, откажешься, Оль, выходить за меня замуж, женюсь на этой дурочке, ей-богу!” (Дима.)

“Ой, иди уже домой, жених! Сколько можно?!” – услышал он Ольгин голос.

(Квартира Димкиных родителей)

В субботний вечер Зинаида Алексеевна хлопотала на кухне. Гости должны были скоро прийти. В окно стучались березовыми ветками синие декабрьские сумерки, а в уютной московской квартире вкусно пахло кулинарными изысками. Владимир Николаевич снимал пробы – то с одного блюда, то с другого…

– Володь, перестань, сейчас напробуешься – за столом есть не будешь! – ругалась Зинаида Алексеевна.

– Ну и что? Тебе жалко, что ли? Вон ты, сколько наготовила, все равно останется. Давай, мать, лучше водочки с тобой выпьем, под такой-то закус! (Влад. Ник.)

– Наливай, – согласилась Зинаида Алексеевна. – Знаешь, отец, а я все мечтаю, вдруг, у Ольги с Дмитрием как-нибудь да все сладится…

– Дуры бабы, потому и мечтают о том, чего быть не может. Вдруг да как-нибудь… Одни неопределенности! (Влад. Ник.)

– А что это ты за сигаретами-то полез? Ты же давно не куришь? – поинтересовалась Зинаида Алексеевна.

– Да из-за тебя и полез, из-за твоих глупых мечтаний. (Влад. Ник.)

– А-а-а, понятно. Сам-то ты об этом же мечтаешь, а я, значит, дура.

Ты Ольгу-то сильнее Димки любишь… (Зин. Алекс.)

– Потому что, непутевая она, потому и люблю. Димка… Что Димка? У него все в порядке. Его уже месяц в Москве нет – а фирма работает, деньги зарабатываются. Квартира у него есть, даже две квартиры, машина тоже есть. Свободен как ветер: захотел – женился, захотел – развелся и комнату чужим людям подарил. Полгода в году в отпуске: замерз в Антарктиде – полетел в Африку греться; захотел в небо – прикрепил крылья и летает; потянуло на дно морское – одел акваланг и плавает среди акул. Никаких границ! Решил умереть – переломал себе все кости и умер; потом опять ожил – и сидит, вон, медитирует в Тибете. Живет, как у Христа за пазухой, ей-богу! (Влад. Ник.)

– А Оля? Это у нее, пожалуй, все в порядке: и фирма своя, и дети. Красивая, умная, одевается, как актриса, талантливая – книжки даже пишет. Целый особняк в аренду сдает, может вообще не работать… (Зин. Алекс.)

– Вот-вот. Все есть, даже шейх арабский. Что б ему! Все – кроме счастья. (Влад. Ник.)

– Так и у Димки – счастья нет… (Зин. Алекс.)

– Дмитрий – мужчина, и может делать, что хочет, а Оля должна растить детей. Но бабское ли дело – дома строить?! Водрузила на себя груз ответственности – и тянет. Все сама! Забыла, кем она была – Королевой! А ты улыбнись, да притворись слабой да беспомощной, вот как ты, мать, это умеешь. Позвала бы Димку… Мне кажется, он для нее долларовую руду добывал бы так, что вся рубашка в поту была! (Влад. Ник.)

– Что ж ты, отец, ей-то этого не скажешь?! (Зин. Алекс.)

– А то она меня слушается? Я ей и в двадцать лет говорил: дождись Димку из армии, не торопись. И потом, когда “олигарх” ее обхаживал… Помнишь, Димка как-раз с Северов вернулся? Тоже говорил: ты хоть встреться с ним, поговори, не в деньгах же счастье. А она? Закусила удила – и снова замуж! Все хотела больше да выше. Ну, вот теперь она у нас почти знаменитость, вся в деньгах да в шелках – а счастья нет! Теперь согласна даже в гарем… (Влад. Ник.)

– Отец, перестань! Ты при гостях смотри не ляпни! (Зин. Алекс.)

– Для бабы, в чем счастье? В славе, в карьере? Глупости! В любви и в семье! Любовь нельзя предавать – вот что главное. Дмитрий – тот любовь не предавал… (Влад. Ник.)

– Да, Дмитрий у нас, агнец божий. Ты, что ж забыл, что он и пил, и по бабам ходил, и женился, и разводился? Сколько нервов он нам с тобой потрепал?! (Зин. Алекс.)

– То не в счет, не нас он мучил – себя. Все от обиды на Ольгу…

Но то, что он всю свою жизнь ее одну по-настоящему любит, хранит его от края. Это его любовь хранит от бед да напастей; из-за нее он и не спился, и бандюком не стал, и в горах тогда не погиб. Ольга – его ангел-хранитель. Он и учиться из-за нее стал, и профессию получил, и мужиком настоящим вырос. За то, мать, я и люблю ее – за сына. Ну, и за красоту, конечно, перед которой даже шейхи устоять не могут. И за внуков… Каких она нам с тобой внуков подарила?! Самых лучших на свете. И за то, что к нам она хорошо относится. И как без нее жить, если она, глупая, в Эмираты уедет, я тоже не представляю, – тут раздался звонок. – Однако, мы с тобой, заговорились – пора гостей встречать. – Владимир Николаевич пошел открывать дверь.

На пороге стояли Андрей Евгеньевич, его супруга Маргарита Аваковна и “жених” – их единственный сын Павел, тридцатилетний симпатичный историк.

– Здравствуйте, здравствуйте, гости дорогие! (Влад. Ник.)

– Проходите, милости просим! (Зин. Алекс.)

– Как там погода? (Влад. Ник.)

– Как в декабре 1941 года! Из машины до подъезда дошли – уже замерзли! (Анд. Евг.)

– Да-а, это все сибирский антициклон… (Влад. Ник.)

– Маргарита Аваковна, проходите сразу за стол, у нас все готово. (Зин. Алекс.)

– Для начала надо по коньячку. У вас кто за рулем? (Влад. Ник.)

– Павел. (Анд. Евг.)

– Ну, Паш, извини, тебе не повезло, а мы выпьем. (Влад. Ник.)

– Давай, Владимир Николаевич, за наш с тобой день юриста и за твой профессионализм! (Анд. Евг.)

– И за твой профессионализм! (Влад. Ник.)

– Главное, чтобы профессионализм этот достойно оплачивался! (Марг. Авак.)

– Золотые слова! (Влад. Ник.)

– Ольга-то, когда приедет? (Анд. Евг.)

– Алешка уже звонил, подъезжают. Она с детьми приедет, так что познакомитесь сразу со всеми. Сына зовут Алексей, дочку – Аленка. (Влад. Ник.)

– А по отчеству, Ольга Владимировна? – уточнил Павел.

– Да. Но мы ее, по отчеству, никогда не называем. Все Оля да Оля… (Влад. Ник.)

– Она ведь нам как дочь, мы ее со школы знаем. (Зин. Алекс.)

– Мы всей семьей читали ее книгу. Нам очень понравилось, да

Павел? (Марг. Авак.)

– Она психологически удивительно тонкая писательница… (Павел.)

– И в книге много интересных фактов. Она кто по образованию? (Анд. Евг.)

– Ой, да онау нас столько училась. Отец, кто Ольга по образованию? (Зин. Алекс.)

– Экономист, главный бухгалтер и финансовый директор. А еще она увлекается историей, в молодости даже на раскопки ездила. (Влад. Ник.)

– Да, она у нас много путешествует… (Зин. Алекс.)

– А сейчас она директор. Фирма у нее своя. Что-то они там проектируют: загородные дома, квартиры, офисы… А теперь вот еще и книжки пишет! (Влад. Ник.)

– Разносторонняя женщина. (Анд. Евг.)

– И еще дети?! Как же она все успевает? (Марг. Авак.)

– Как-то успевает, не знаю. А какая она красавица! Да вы сейчас сами увидите. А ты Павел? Ничего, что я на “ты”? Расскажи немного о себе. (Влад. Ник.)

– Да мне нечего рассказывать. Я историк, медиевист. (Павел.)

– Это что за штука такая, медиевистика? (Влад. Ник.)

– Изучаю Средние века. (Павел.)

– А-а-а, вот оно что… (Влад. Ник.)

– Как это, сынок, тебе нечего рассказать?! Вот всегда так! Во-первых, он у нас доктор наук; самый молодой на кафедре! Во-вторых, он тоже пишет книгу; и все исторические журналы, нарасхват, публикуют его статьи. В-третьих, он читает лекции в Университете, и регулярно выступает на телевидении. (Марг. Авак.)

– Ничего себе! Ну, вы с Ольгой одного поля ягоды. Давайте выпьем за вашего сына! Таким сыном гордиться можно. (Влад. Ник.)

– О, звонок, Ольга приехала. Отец, иди, встречай! (Зин. Алекс.)

…

– Оля, ну, наконец-то, думали, никогда не дождемся! (Влад. Ник.)

– Добрый день, дорогие мои! Сто лет вас не видела! (Ольга.)

– Почаще приезжать надо! (Влад. Ник.)

– Внучики мои, хорошие, Алешечка, Алечка… (Зин. Алекс.)

– Ой, как я соскучилась! – звонко целовала дедушку с бабушкой Алька.

– Здрасте! – сказал Алеша.

– Алешка, ну ты опять вымахал! Ты выше меня скоро будешь… (Влад. Ник.)

– Привет, дед! (Алеша.)

– Алеша, а что это у тебя с лицом? Ты зачем же так сильно дерешься? (Зин. Алекс.)

– Ба, это следы профессиональной борьбы. (Алеша.)

– Теть Зин, вы им выделите место, а то потом они вещи разбросают, ничего не найдешь. Так, дети… Тихо! Разговаривать спокойно, не кричать! И все класть строго в определенное место! – командным голосом отдавала распоряжения мама Оля.

– Давайте, вот сюда, в Димкину комнату, все складывайте… (Зин. Алекс.)

– Мама, сделай мне прическу, прическу, ты обещала! – вопила Алька.

– Я сделаю, раз обещала, ты сначала разуйся. Так, помыли руки, обули тапки, и пойдемте знакомиться с гостями. (Оля.)

– Мама, а прическу? (Алька.)

– Давай, расческу… Так, хорошо? (Оля.)

– Красиво. Я не хочу тапки, я хочу туфли! (Алька.)

– Ну, обувай туфли. (Оля.)

Оля тоже обула туфли, как всегда на высоченных каблуках.

– Ты не упадешь, красавица? – Владимир Николаевич смотрел на нее по-отцовски: с любовью и гордостью.

– Не упаду, – улыбнулась Оля. Она обожала свекра за мужское восхищение ее красотой.

Владимир Николаевич отметил про себя, что невестка одета вроде и скромно, но все, что надо заметно: и большая грудь, и тонкая талия, и крутые бедра. Он гордился Ольгиной красотой. “Бабе тридцать два года, двое детей, а она все, как девочка, грациозная. Золотые волосы ниже плеч. Улыбка такая дерзкая… Эх, сын, сын… Дурак!”

– Ну, пойдемте, к гостям, – Владимир Николаевич обнял невестку и повел ее в гостиную. – А вот и наша Оля, знакомьтесь.

– Батюшки-святы! А, вы, Ольга, действительно – настоящая красавица! (Анд. Евг.)

– Оля, знакомься, это мой старый друг, Андрей Евгеньевич. Очень хороший юрист. (Влад. Ник.)

– Восхищаюсь людьми, которые не устают профессионально совершенствоваться, – сказала Оля.

– Спасибо, Оленька. А можно я буду называть вас просто Оленькой? (Анд. Евг.)

– Конечно. (Оля.)

– Это, Оля, супруга Андрея Евгеньевича, человек еще более заслуженный, Маргарита Аваковна. Она знает множество разных языков: английский, французский, немецкий… Я все назвал? (Влад. Ник.)

– Нет не все, – гордо ответила Маргарита Аваковна. – Еще итальянский, греческий и латынь.

– Потрясающе! Я знаю только английский и немецкий. Сейчас вместе с детьми изучаю французский. (Оля.)

– Вы так молоды, Оля; у вас все еще впереди. (Марг. Авак.)

– Оля, а это сын Андрея Евгеньевича и Маргариты Аваковны. Павел, как тебя по отчеству? (Влад. Ник.)

– Наверное, Павел Андреевич? – подсказала Оля. “Как же он похож на моего первого мужа!”

– Можно просто Павел, – ответил молодой человек.

– Очень приятно. Вы – историк? (Оля.)

– Медиевист. (Павел.)

– Как же вы в наше время умудряетесь заниматься тем, что вам нравится? (Оля.)

– По-моему, вы тоже занимаетесь тем, что вам нравится. Ваша книга… (Павел.)

– Будете критиковать? Имейте в виду, я писатель, не историк. (Оля.)

– Нет-нет, наоборот; книга очень интересная. (Павел.)

– Правда?! А, вы, наверное, знаете арабский язык в совершенстве? (Оля.)

– Ну, почти. (Павел.)

– Потрясающе! (Оля.)

– И ничего и не “почти”! Почти он знает китайский… (Марг. Авак.)

– Китайский?! Для меня это недостижимая мечта! (Оля.)

– Мне кажется, для такой женщины, как вы, ничего невозможного просто не может быть. Но китайский язык выучить нельзя, даже при большом желании. (Павел.)

Видно было, что гостям Ольга понравилась.

– Так, все взрослые друг другу представлены. Теперь подрастающее поколение… Это Алексей, мой внук и наследник, прошу любить и жаловать. Прекрасно знает физику и математику, в будущем собирается спасать животных и природу, а сейчас профессионально изучает восточные единоборства – следы этого изучения на лице. Это Алька, мой аленький цветочек, мой ангел. Она у нас хочет стать знаменитой актрисой, поэтому занимается танцами и изучает сразу два языка, да, Аль? (Влад. Ник.)

– Дед, не изучаю, не изучаю, а свободно разговариваю по-английски и по-французски. А изучать я собираюсь испанский. А еще я занимаюсь плаванием; ты, дед, как всегда, забыл! (Алька.)

– Прости, пожалуйста. (Влад. Ник.)

– А теперь давайте ужинать. Володя, наливай бокалы… (Зин. Алекс.)

– Ба, мы такие голодные! (Алька.)

– Вот и хорошо, что вы голодные… (Зин. Алекс.)

– Мама в последнее время совсем перестала нас кормить! (Алешка.)

– Алеш, ты следи за тем, что говоришь! (Оля.)

– Зато она ровно по часам кормит Макса, представляешь? (Алешка.)

– Оль, а зачем ты Макса по часам кормишь? (Влад. Ник.)

– Если его не накормить, он сожрет кого-нибудь из нас. Павел, а вы, любите собак? (Оля.)

– Люблю, наверное. У нас в семье собак никогда не было… (Павел.)

– Зато у нас две кошки. (Марг. Авак.)

– Наша мама тоже кормит кошек со всей округи. (Алеша.)

– Да, и поэтому соседские кошки зимой переезжают жить в наш сарай! (Алька.)

– Так у вас и кошки есть? (Марг. Авак.)

– Ага, их ест наш Макс, если ему удается их поймать. (Алеша.)

– Мама, мама, это правда?! Алешка говорит, что Макс съел нашу кошку? (Алька.)

– Нет, Аль, он врет, ее просто удочерили наши соседи, – Ольга укоризненно посмотрела на сына.

– Аля, да у вас дома целый зоопарк? (Анд. Евг.)

– Нет, зоопарка у нас нет, – покачала головой Алька. – У нас есть в зимнем саду шесть черепах, и два аквариума. Один у Алешки с золотыми рыбками. А птичкам дедушка сыплет корм в кормушку… (Алька.)

– Каким птичкам? (Анд. Евг.)

– Которые летают в нашем саду. (Алька.)

– Которых пытается поймать наш Макс. (Алеша.)

– Мам, он сказал, что Макс съел соседского голубя. Ведь это не правда?! (Алька.)

– Алеш, ты еще соседям это скажи. Конечно, не правда; Макс не может поймать птичку, он же не летает. (Оля.)

– Вот так! Ты опять все выдумал! – Алька показала брату язык.

– Приедем домой, я тебе перья покажу! (Алеша.)

– Алеша! (Оля.)

– Оля, у вас на даче удивительно интересная жизнь. (Марг. Авак.)

– Да, у нас, вообще-то не дача, а дом, мы и зимой там живем. А вокруг дома – сад. (Оля.)

– У мамы тысяча роз! (Алька.)

– Правда?! (Марг. Авак.)

– Нет-нет, не больше ста. (Оля.)

– Ну, конечно, если бы их было не больше ста, мы бы с дедом не укрывали их на зиму целый месяц! (Алеша.)

– Дети, ваша мама – удивительная женщина. Давайте выпьем за вашу маму! – предложил Андрей Евгеньевич.

– Давайте выпьем за всех замечательных мам, сидящих за этим столом. Теть Зин, все необыкновенно вкусно! А холодец – просто объедение! (Оля.)

– Кушайте, кушайте, – суетилась Зинаида Алексеевна. – Оля, а ты опять ничего не ешь? Тарелка пустая. Куда тебе еще худеть?!

– Ой, дети! Мы же забыли подарить подарки. Алешка, у тебя в сумке… (Оля.)

– Точно! Я сейчас принесу! (Алеша.)

– Оля, какие могут быть подарки?! Внуки да ты – вот наши подарки. (Влад. Ник.)

– Дед, это тебе, чтобы мир всегда оставался удивительным и прекрасным! Бабуль, а это – тебе. (Алеша.)

– Ну, внук, ты и сказал, однако, – Владимир Николаевич с любопытством разворачивал подарочную упаковку. Там были очки. – А это, что ж блестит-то?

– Ну, ты дед, темнота! Это же брюлики. (Алеша.)

– Дожили, в очки бриллианты вставляют. У тебя Оль, крыша совсем поехала? (Влад. Ник.)

– Дареному коню в зубы не смотрят. (Оля.)

– Ценен конь, а не оправа. Но очки красивые, спасибо, – Владимиру Николаевичу подарок очень понравился.

– Дед, ты в них тоже красивый, – Алька забралась на руки к деду.

– Мать, а тебе что подарили? (Влад. Ник.)

Зинаида Алексеевна тоже надела новые очки.

– А тебе-то за что?! Мы же сегодня отмечаем не день медицинского работника, а день юриста? (Влад. Ник.)

– Быть вашей женой, Владимир Николаевич, и матерью вашего сына, будет потруднее любой профессиональной деятельности, – сказала Оля.

– Ах, вот как? – Владимир Николаевич.

– Андрей Евгеньевич, а это вам и Маргарите Аваковне. У вас же тоже сегодня праздник? – Оля подарила гостям красивые ручки.

Гости были тронуты.

– Ольга у нас мастер по подаркам… (Влад. Ник.)

– Это, правда. Она нас с дедом одевает и обувает с ног до головы. (Зинаида Алексеевна, хоть и обижалась на невестку, достоинств ее никогда не умаляла.)

…

Когда гости напились и наелись, Владимир Николаевич принес гитару: – Что-то, дочка, ты давно нам не пела…

– Оленька, нам рассказывали, что вы замечательно поете. Спойте нам что-нибудь, – попросил Андрей Евгеньевич.

– Ну, пою я очень по-любительски, но петь люблю. – Ольга настроила гитару. – “Песня одинокой тридцатилетней женщины”.

* * *

– Поете, вы, Оля, тоже замечательно! (Марг. Авак.)

– Совсем вы меня захвалили. (Оля.)

– Никогда не думал, что такую грустную песню-ожидание можно петь в шуточной манере и со счастливым выражением на лице, – удивленно сказал Андрей Евгеньевич.

– Но песня-то все равно грустная. (Зин. Алекс.)

– Душевные песни всегда грустные, – согласился Владимир Николаевич.

А Оля улыбнулась и посмотрела на Павла.

– А, по-моему, там все прекрасно закончилось, – сказал историк-медиевист.

– Ба, я тут в комнате у дяди Димы нашел старые модели автомобилей, на гардеробе. Можно я их достану? (Алеша.)

– Да, все, что угодно, Алеш. Дед, там надо только пыль протереть… (Зин. Алекс.)

– Алексей, потом сложи все на место! (Оля.)

– Обратно на гардероб? (Алеша.)

Возвращение Одиссея

– Володь, поди-ка сюда, я тебе что-то шепну на ушко… (Зин. Алекс.)

– Что, Зин? Ты что, бледная-то такая? Сердце?! – испугался Владимир Николаевич.

– Ой, отец… (Зин. Алекс.)

– Да что случилось-то, ей богу?! Ты из-за Ольгиной песни опять расстроилась? Так она ж его ждет, а он все по горам лазит… Альпинист! (Влад. Ник.)

– Дмитрий сейчас звонил. (Зин. Алекс.)

– Да, ну? Легок на помине! (Влад. Ник.)

– Угу. Едет домой. (Зин. Алекс.)

– Ну, наконец-то! И, слава богу! Сын жив-здоров, возвращается на Родину. А чего ты переполошилась? (Влад. Ник.)

– Он к нам домой едет. (Зин. Алекс.)

– Куда к нам? (Влад. Ник.)

– Сюда… (Зин. Алекс.)

– Когда? – Владимир Николаевич посмотрел на часы.

13. Песня о путнике

Поль Гюстав Доре

– Сейчас. Уже подъезжает, просил еду разогреть… (Зин. Алекс.)

– О, господи! Это нам в наказание с тобой, за сводничество. (Влад. Ник.)

– Да что ж мы плохого-то сделали?! Мне показалось, Ольга и Павел друг другу понравились, целый вечер разговаривают, смеются, интересы у них общие. И родителям его она очень понравилась… (Зин. Алекс.)

– Ну, может Павел и Дмитрию понравится, как думаешь? А почему он к нам едет, а не к себе домой? (Влад. Ник.)

– Я же тебе сказала, он – голодный. Говорит, что соскучился и очень устал: трое суток в дороге, а дома у него – мышь повесилась. (Зин. Алекс.)

– Ну, надо сказать, что у нас гости; пусть завтра с утра и приезжает. (Влад. Ник.)

– Да я сказала, что гости… (Зин. Алекс.)

– А он что? (Влад. Ник.)

– Тогда надо Ольгу предупредить, что б уезжала быстрее. (Влад. Ник.)

– Ольга с детьми быстро не соберется. Да и как мы гостям объяснять будем, почему им встречаться друг с другом нельзя? Ой, дед, что сейчас будет! (Зин. Алекс.)

– А что будет? Будет, что будет. Значит, судьба им встретится. Пора уже! Устроят они нам с тобой “лазерное шоу”. Ну, ты же давно о ремонте мечтаешь? Так что успокойся и подавай чай с пирогами. (Влад. Ник.)

…

– Ну, гости дорогие, кому скучно-одиноко? Я вам пироги принес! (Влад. Ник.)

– Никому и не скучно, всем ве-се-ло! Дед, а танцы будут? (Алька.)

– Ой, боюсь, что пироги уже не влезут… (Анд. Евг.)

– Ну, конечно, буду; какой разговор. (Влад. Ник.)

– А с кем я буду танцевать? (Алька.)

– А ты с кем хочешь? (Влад. Ник.)

– Ну, вообще, я хочу с дядей Павлом… Или он будет танцевать с мамой? (Алька.)

– Дядя Павел, ты с кем будешь танцевать? (Влад. Ник.)

– Я, – Павел смутился, – хотел бы потанцевать с Ольгой Владимировной, если, конечно, она согласиться…

– Ну, вот видишь, дед, значит, я буду танцевать с тобой! (Алька.)

– Ну, и отлично; сейчас мы это устроим. (Влад. Ник.)

– Ба, кто-то звонит по телефону! (Алька.)

– Да нет, это не по телефону… Это в дверь. (Анд. Евг.)

– А вы кого-то ждете? Какой поздний неожиданный гость… (Марг. Авак.)

– Как бы этот гость не съел наши пироги… (Анд. Евг.)

Звонок в дверь был нетерпеливым, настойчивым, вернее – не прекращающимся вовсе. Ольга вздрогнула. Вспомнила звонок семилетней давности, такой же безапелляционно требовательный. “Так звонить можно только к себе домой…” Под это неистовое музыкальное сопровождение героиня вспомнила сон, который тщетно пыталась удержать в памяти, когда проснулась. Приснился ей Дмитрий, на ярком ковре-самолете. Летел он над высокими горами, над дремучими лесами и бескрайними равнинами, как Иван-царевич на картине Васнецова, освещая себе путь огромным фонарем с жар-птицей внутри. Пролетал он над большими городами и городами поменьше, над селами и пашнями… И вот, наконец, под ним родной город – вечерняя Москва в разноцветных огнях… “Что же мне делать? Радоваться или расстраиваться?” – никак не могла определиться Оля. Мы так долго ждем счастья, но никогда не бываем к нему готовы.

Иллюстрация. Возвращение героя.

В.М. Васнецов “Ковер-самолет” (На фоне современной Москвы, цвет. илл. 39)

…

– Отец, ну иди, открывай, что ли? – Зинаида Алексеевна вывела мужа из состояния легкого оцепенения.

– Пойдем, деда, откроем! Интересно, кто это может быть? (Алька.)

– Сейчас узнаем, – вздохнул Владимир Николаевич и посадил внучку на плечи.

– Может быть, это волшебник, или Дед Мороз пришел раньше времени? А может это папа мой приехал?! (Алька.)

На пороге стоял Дмитрий. В не продуваемой куртке goretex и таких же штанах, в высоких горных ботинках, в бандане и с двумя рюкзаками.

– Привет, путешественникам! – приветствовал сына Владимир Николаевич. – Что-то ты рано в этот раз вернулся из своего Тибета: мы тебя в этом году и не ждали…

Опустив бандану на шею, Дмитрий смотрел на Альку. “Вау, доча моя, привет тебе, привет! Какая же ты хорошенькая!” – восхитился он про себя. Бросил на пол вещи, снял куртку. – Здравствуй, отец. – Из-под его ресниц во все стороны вырывались сгустки счастливых молний. – Я смотрю у вас тут дым коромыслом? Там, у подъезда, черная тойота, вся завалена игрушками, думаю чья, а это наша!

– Это наша Тойота! – завопила Алька.

– А ты, кто такой, звонкоголосый златокудрый ангел? И как тебя зовут? (Дима.)

– Зовут меня Алена, Аля. А ты откуда знаешь, что я – ангел?

– Так у тебя же крылья… (Дима.)

– А ты их что, видишь? – с удивлением спросила девочка.

– Ну, конечно, – ответил Дима.

– А как тебя самого зовут? (Алька.)

– Дядя Дима.

– Так ты и есть дядя Дима?! А ты кто? Геолог? (Алька.)

– Почему геолог? (Дима.)

– Ты одет, как геолог, и у тебя рюкзаки. А что в рюкзаках? (Алька.)

– Ну, раз ты хочешь, чтобы я был геологом, значит, я буду геологом. А в рюкзаке, у меня, камни-самоцветы. (Дима.)

– Настоящие?! А не врешь? Покажи! (Алька.)

– Обязательно покажу. Только сначала поем и душ приму, хорошо? (Дима.)

– Ладно, – согласилась Алька. – А можешь посадить меня к себе на плечи?

– Могу, только я пыльный, с дороги, ничего? (Дима.)

– Зато ты пахнешь дымом в горах. (Алька.)

“А ты пахнешь мамой своей. Где же мама твоя, как встретит меня? Ну, ты даешь, Аполлон! Так сразу…”

– Сынок… – это подошла Зинаида Алексеевна.

– Мамуля, – Димка, придерживая Альку, обнял мать.

– Сыночка, милый, мы сегодня не ждали тебя… (Зин. Алекс.)

– Ну, и что ты, плачешь, мам? Я же жив-здоров. (Дима.)

– Мать, ты чего ревешь? У нас гости, – напомнил Владимир Николаевич.

– Ты только не ругай нас, мы все одни, да одни, ты все время занят; вот мы и пригласили гостей… (Зин. Алекс.)

– А я что, когда-нибудь был против гостей? (Дима.)

“Мама, отец, родные мои, хорошие, спасибо за такой королевский подарок. Ну, покажите же мне ее!!!” (Дима, про себя.)

– А кто у вас, кстати, еще? (Вслух.)

– Андрей Евгеньевич с супругой… (Зин. Алекс.)

– А, старые знакомые, – Дмитрий вошел в гостиную с Аленой на плечах. – Всем привет с высоких гор Тибета! – его взгляд радостным теплым вихрем окутал Ольгины бархатные плечи и ласково скатился к ее ногам.

– Дима! Вот неожиданность-то! (Анд. Евг.)

– А мы думаем, кто может так настойчиво звонить в столь поздний час? (Марг. Авак.)

– А у нас здесь танцы. Так, что ты, с корабля – на бал! (Анд. Евг.)

– Танцы – любимое хобби моей юности, – улыбаясь дьявольски привлекательной улыбкой, сказал Дмитрий. “Ну, повернись, повернись, какая ты? Сзади, я уже оценил – хороша!”

Ольга медленно повернулась; взглянула на него из-за широких плеч Павла. Два огненных шага, вылетели навстречу друг другу, и, столкнувшись, рассыпались посреди комнаты брызгами бенгальского огня. В комнате погас свет.

– Кто выключил свет? – удивился Андрей Евгеньевич.

– Спокойствие, только спокойствие. Это короткое замыкание, просто выбило автомат, сейчас включим… “Ну, началось!” – подумал Владимир Николаевич.

“Господи! Спаси и сохрани!” – молилась Зинаида Алексеевна.

“Какой же еще нужен свет, когда она стоит в ореоле северного сияния на вершине айсберга, будто американская статуя свободы?! Его гордая королева, любовь и негасимая страсть, боль и светлая радость. Примчалась на белых оленях, издалека, чтобы встретить его. Стоит, безумно красивая, и приветливо машет рукой: “Любимый, ты – вернулся?” Дмитрий аж глаза закрыл от удовольствия. А когда открыл – непроизвольно съежился под взглядом дикой кобры перед укусом.

Но Дима неверно интерпретировал взгляд любимой: Оля любовалась им. Его стройной фигурой, в черных штанах и темносиней спортивной флисовой куртке с капюшоном, из-под которой небрежно выглядывала голубая футболка. Такой большой, такой красивый, такой сильный мужчина… Небритый и молчаливый. Любимый, который затаив дыхание, восхищенно смотрел на нее. Если бы Оля жила в XVIII веке или в начале века XIX, она непременно потеряла бы сознание от дерзкого взгляда этих серо-синих глаз, непременно бы потеряла. Но тесные комнаты старых московских квартир не предполагают таких экзотических пируэтов, потому что при неудачном стечении обстоятельств можно удариться головой о какой-нибудь предмет.

– Дядь Дим, а ты танцевать любишь? – шепотом в темноте спросила Алька.

– Еще как! – ответил Дмитрий.

– Да будет свет! – сказал Владимир Николаевич.

– Ура деду! (Алька.)

– Родители, давайте, знакомьте меня с теми, с кем я еще не знаком! “Где Алексей-то?!” (Дима.)

– Да, ты, со всеми здесь знаком… (Влад. Ник.)

– Нет, дядя Дима, еще не знаком с моей мамой и с Алешкой! (Алька.)

– А где, кстати Алексей? Что-то его давно не видно? (Влад. Ник.)

– Так он же на гардеробе сидит, модели разбирает. (Зин. Алекс.)

– Да здесь, я, здесь, – Алешка вышел из комнаты и внимательно посмотрел на отца.

“Так вот ты какой, дядя Дима. Ничего себе! Вот бы показать тебя Маринке, что б она знала, какой я буду, когда вырасту. Такой большой… Совсем и не страшный, и безоружный. И почему табу?”

– Алеш, это дядя Дима, он – геолог, – сообщила брату Алька.

– Почему геолог? Он же юрист… (Алеша.)

– Нет, геолог, потому что у него в рюкзаке камни-самоцветы! Дядь Дим, это мой брат; он всегда со мной спорит! У него вся физия разбита, потому, что он занимается восточными драками… (Алька.)

“Ничего себе, Алеш, какой ты большой! А физиономия у тебя – класс. Сразу видно – чей сын”. (Дмитрий.)

– Дядь Дим, это ваши машинки? Я все разобрал, извините… Было интересно, как устроены старые модели. (Алеша.)

– Да, о чем речь: если, что нужно, забирай, на запчасти, – Дмитрий протянул руку: – Ну, давай знакомиться, Алеш.

Алексей руку ему пожал.

“Ну, спасибо, сын! Дети-то, королева, отца признали. Моя кровь, невооруженным взглядом видно. – Так бы и стоял герой с дочкой на плечах, не отпуская руку сына. Замерли часы: Одиссей впервые увидел своих детей. Так бы и стоял, если бы не Пенелопа, неистовые глаза которой жгли ему спину. – Дорогая, ты полегче, полегче; куртка уже дымится. Иду к тебе, иду”.

– Алька, ангел мой, познакомь меня с твоей мамой, – попросил Дмитрий.

– Пойдем, дядь Дим, – ответила Алька. – Мам, это дядя Дима, он – геолог, и он знает, что я – ангел. А это моя мама, она – садовница, любит Макса и пишет книжки.

“А еще, дочка, она моя Оленька, моя любовь и моя судьба. Сейчас тебе сделать предложение, пока ты еще не опомнилась, или попозже,

когда ты придешь в себя от радости и неожиданности?” – думал Дима.

Его глаза, как бы он не старался их прищуривать, говорили о восхищении ее красотой и неодолимом желании близости. В ее глазах, хотя она старалась смотреть в сторону, он прочитал, что ждала. Дмитрий сжимал Алькины коленки; дочка обняла его за шею, положила подбородок на голову, и, улыбаясь, смотрела на маму.

А Дима смотрел на Олю отчаянно влюбленно, позабыв обо всем не свете. Губы шептали “хочу тебя, хочу прямо сейчас”. Он, как солнце, излучал любовь и тепло. Ольга почти растаяла от его взгляда. Ее глаза увеличились до невероятных размеров: Димка видел в них свое отражение в полный рост, даже Алька поместилась, и очень хотел утонуть в этих родных глазах, неопределенного сине-зеленого цвета…

– Ничего не понимаю… А разве Дима с Олей – не знакомы? – удивилась Маргарита Аваковна.

– Знакомы, конечно; просто давно не виделись, дурака валяют. Так мы будем пить чай или как? (Влад. Ник.)

– Давайте, давайте; пироги стынут! (Зин. Алекс.)

– Но мама и дядя Павел еще не дотанцевали? (Алька.)

Павел и Оля так и стояли в незаконченном танце. Дмитрию показалось, если Павел уберет сейчас руки, то Пенелопа упадет в обморок. “Хорошо, мужик, что ты ее держишь, – подумал он. – Дорогая, ты, давай, приходи уже в себя, муж вернулся! Голодный, между прочим. Я, точно, как Одиссей: сто лет не был дома, вернулся, а жена себе женихов выбирает. Ничего не меняется в этом мире!”

Ольга и Павел подошли к столу.

– Ну, вот и хорошо. Их танец уже закончился, а наш с тобой, мой ангел, только начинается, – Дима закружил дочку в танце. – Тебе там, наверху, хорошо?

– Да! Мам, со мной так еще никто не танцевал! (Алька.)

– Да так никто и не танцует! (Ольга.)

“О! Королева, пришла в себя и сразу начала язвить. Быстро, быстро, однако. Как же я рад слышать твой голос! Ты, кстати, хорошо выглядишь. Видно, не очень-то скучала”. (Дима.)

– А мы с дядей Димой танцуем! – ответила Алька.

Через минуту Дмитрий с Алькой уже кружились в спальне у бабушки с дедом.

– Аль, наклонись ко мне, и скажи, только шепотом: твоя мама и дядя Павел – давно знакомы? (Дима.)

– Давно. Они еще днем познакомились, когда мы приехали. Дядь Дим, а ты разве знаешь мою маму? (Алька.)

– Я ее видел очень-очень давно, когда тебя еще даже на свете не было. (Дима.)

– А какая она тогда была? (Алька.)

– Необыкновенно красивая. (Дима.)

– А сейчас она обыкновенно красивая? (Аля.)

– Сейчас она совсем-совсем другая, и даже красивее, чем была. Аль, а скажи мне, по секрету: твоя мама – замужем? (Дима.)

– Пока еще нет. А она тебе, что, понравилась? (Аля.)

– Очень. А ты папу своего любишь? (Дима.)

– Да! (Аля.)

– Он у тебя “крутой”? (Дима.)

– Да! Он собирается купить мне вертолет! (Аля.)

– А где он сейчас? (Дима.)

– Кто, вертолет? В магазине… (Аля.)

– Нет, папа твой. (Дима.)

– Не знаю, он же с нами не живет, только ужинать иногда приезжает. Бабуля его подкармливает. (Аля.)

– А почему не мама? (Дима.)

– Мама кормит только Макса! (Аля.)

– А вас с Алешкой? (Дима.)

– Тоже бабушка. (Аля.)

– А кто же маму кормит? (Дима.)

– А она ничего не ест. Ты что не видишь, какая она стройная? Я, когда вырасту, тоже есть не буду, чтобы быть нео-быкно-венно красивой! (Аля.)

– Слушай, а ты не будешь возражать, если мы с тобой пойдем за стол? Я ужасно голодный! А то я тебя сейчас съем. (Дима.)

– Ну, пойдем тогда. Ты будешь есть, а я буду пить чай с пирогами. А потом – мыться и самоцветы – ты обещал! (Алька.)

– Угу. (Дима.)

Дима с Алькой на шее присоединился к столу. Он сел напротив Ольги, чтобы лучше ее видеть. – Ма, корми, давай! Голодный, как сто китайцев!

– Аль, может быть, ты слезешь с дяди Димы? Он же есть не может, пока ты у него на шее сидишь, – поинтересовался дед.

– Ты не можешь есть? – удивленно спросила Алька.

– Аль, я даже вниз головой могу, как летучая мышь. Но, если ты сядешь ко мне на коленки, будет гораздо удобнее. (Дима.)

Алька перелезла к нему на колени. – Что тебе положить? – Ей очень понравился дядя Дима, и она решила за ним поухаживать.

– Ты все подряд клади… (Дима.)

– Ничего себе, ты ешь быстрее, чем я накладываю! Тебя, что, жена не кормит? (Алька.)

– А я не женат, – ответил Дима.

– А, тогда, понятно. Мой папа, пока не женился, приезжал к нам такой же голодный. (Алька.)

– Да, сказал Андрей Евгеньевич, – я вот сейчас что подумал… За столом сидят двое молодых мужчин. Дмитрий, наверное, чуть постарше Павла. Дим, тебе сколько лет?

– Летом будет тридцать четыре, – ответил Дмитрий, жуя. – Аль, ты помедленнее накладывай; видишь, я не успеваю…

– А Павлу – тридцать один. Оба – молодые, здоровые; и оба – не женаты. Хочу я вас спросить, молодые люди, а почему собственно? Ольга, тебя этот вопрос тоже касается. (Анд. Евг.)

Так как мужчины молчали, все посмотрели на Олю. – Нормально! – возмутилась та. – Они не женаты, а я должна отвечать?!

– Ты, почему, красавица, не замужем? Мне тоже интересно узнать… (Влад. Ник.)

– Да не зовет никто, – улыбнулась Ольга.

– Врет, она, дед! – сказал Алексей.

– Да, я знаю, что врет. (Влад. Ник.)

– Алеш, а кто маму замуж зовет? – поинтересовался Дмитрий.

– Дядь Вася опять зовет. (Алеша.)

– Дядя Вася – это мой папа! – пояснила Алька.

Все засмеялись. Ольге стало не по себе. “Ну, сейчас начнется; самое время рассказать про шейха”. Но неожиданно Дима пришел ей на помощь: “Нечего над моей будущей женой подтрунивать!” – Хотите я фотографии Тибета покажу?

“Дурак, ты, Дмитрий, тема хорошая была. Мог бы сразу предложение Ольге сделать”, – покачал головой Владимир Николаевич.

– Алеш, ты мне поможешь? У меня там камера, в рюкзаке… (Дмитрий.)

– Конечно, дядь Дим. (Алеша.)

Дмитрий с Алешкой быстренько организовали “клуб путешествий”. Через пять минут все уже смотрели фотографии на мониторе Димкиного компьютера.

– Это горы. Это озеро в горах. Это монастырь, где я лечился два года назад… Это монах, который меня нашел; некоторым он привет передавал… (Дима.)

– Кому, дядь Дим? (Алька.)

– Тому, кто знает. А это пещера, Аль, смотри, волшебная. (Дима.)

– Почему волшебная? (Алька.)

– Здесь Ангел молил богиню Афродиту, чтобы она спасла жизнь одному незадачливому туристу. (Дима.)

– Она спасла? (Алька.)

– Ну, конечно, спасла. (Дима.)

– Вы, Дима, разговариваете сейчас, как англичанин: вроде бы и со всеми, а на самом деле – только с одним человеком за столом. (Марг. Авак.)

– Маргарита Аваковна, простите меня, я не хотел никого обидеть. (Дмитрий.)

– А я и не обиделась. Мне англичане очень симпатичны. (Марг. Авак.)

 

Этногеография мира

– Ты, Дмитрий, во многих странах побывал? (Анд. Евг.)

– Не то чтобы во многих, но долго. – Дима улыбнулся.

– Наверно, Ольга, у нас рекордсмен по количеству посещенных стран. Ты, Оль, во скольких странах была?

– Я не знаю. Я не считала. (Оля.)

– Дожили, они даже не считают! – Владимир Николаевич.

– А, давайте, устроим соревнование, – предложил Алешка. Пусть мама, дядя Дима и дядя Павел называют страны, где они были, а я сосчитаю. Сначала Европа.

– Ну-ка, ну-ка… (Анд. Евг.)

– Франция, – сказала Ольга.

– Англия. (Павел.)

– Франция. (Дмитрий.)

– Нет, дядь Дим, если ты был в той же стране, надо назвать какую-нибудь другую. (Алеша.)

– Тогда Норвегия. (Дима.)

– Франция – красивейшая страна Европы. Французы – лучшие дипломаты во все времена, никогда не упустят своего, однако

терпимы и снисходительны к ошибкам других. (Анд. Евг.)

– У французов богатые культурные традиции, интересные писатели. Это нация, серьезно изучающая мировую историю. (Павел.)

– С европейских позиций, – добавил Владимир Николаевич.

– Во Франции хорошая система образования, ориентированная на воспитание независимых и критически настроенных личностей. Езжай, сына, учиться во Францию. Это лучшее образование в Европе. (Оля.)

– Их чувство интеллектуального превосходства вполне оправдано. (Марг. Авак.)

– Французы любят свою страну, свою историю, свой язык и свою кухню. Оля, а вы были в Англии? (Павел.)

– Есть страны, куда меня, пока, не тянет: это Англия и Америка. Но это не значит, что я не отдаю должного двум этим великим нациям. Маргарита Аваковна, а вы, мне кажется, очень расположены к англичанам, и, наверное, бывали в Англии? (Оля.)

– Неоднократно. Оля, я же всю свою жизнь преподаю английский язык, и считаю, что каждый образованный человек должен знать этот язык – язык великого Шекспира и международного общения. Очень хорошо, что ваши дети учат английский. (Марг. Авак.)

– Я ничего не имею против английского языка; хотя редко встречаю знающих его соотечественников. Но что касается англичан – что же великого в этой нации?! Ну, Шекспир – согласен, тут ничего не скажешь; но у каждой нации есть великие писатели. А англичане – высокомерны, тщеславны, агрессивны, в конце концов! (Влад. Ник.)

– Зато они воспитаны, дисциплинированы, законопослушны. (Марг. Авак.)

– Ну, да, дисциплинированы! Видимо, это воспитанность и рвется из них наружу во время футбольных матчей. (Дмитрий.)

– Характер англичан противоречив – это то немногое, чем они похожи на русских. Причина этих противоречий лежит в истории завоеваний Англии. Сначала на острова пришли романтики-кельты, потом амбициозные римляне. Потом практичные саксы; викинги с их страстью к приключениям; воинственные норманны… Вот так и получилась английская нация. (Павел.)

– Что касается сдержанности и самообладания, то джентльменами англичане стали только при королеве Виктории. Англичане же “старой Англии” обожали публичные казни и порки розгами, медвежьи и петушиные бои; поэтому на футбольных матчах прорывается английский национальный темперамент. (Марг. Авак.)

– Интересная история. (Влад. Ник.)

– Да, очень интересно. В каждом национальном характере есть положительные и отрицательные черты. Ну, об английском самообладании, русскому человеку, можно только мечтать. А мне вот импонирует уважение англичан ко времени, любовь к путешествиям, к деньгам и комфорту. (Ольга.)

– А еще к дорогим машинам, свежим рубашкам, хорошей библиотеке и уютному дому с камином. (Дмитрий.)

– Это ты меня дополнил или это тебе нравится в англичанах? – поинтересовалась Оля.

– Тебя дополнил, но мне тоже нравится. Но я не перевариваю их презрение к иностранцам. Путешествуют они тоже своеобразно: их интересуют только факты, а не живые люди. За рубежом они общаются исключительно друг с другом. (Дима.)

– Ну, Дима, это же и есть английский этикет, который и делает англичанина англичанином. Да, англичанин не будет вести пустые разговоры с первым встречным, но стоит вам представить ему письменные рекомендации… (Марг. Авак.)

– Где же я ему, как турист, возьму письменные рекомендации?! Тем более, я немецкий язык хорошо знаю, не английский. А англичане делают вид, что кроме английского – никакого другого на свете не существует! (Дима.)

– Англичане редко знают другие языки, это верно. Но зато они признают за иностранцами право плохо говорить по-английски. К иностранцам они относятся снисходительно, как к детям в обществе взрослых. (Марг. Авак.)

– А они что, не любят детей? – удивился Алешка.

– С англичанами нужно соблюдать определенные правила. Они избегают категоричных утверждений, любого вторжения в частную жизнь, эмоциональных сердечных признаний. Их беседы полны намеков и недомолвок. Скорее это будет легкая беседа об увлечениях. Это англичане придумали хобби и коллекционирование. Они любят домашний уют, сад и животных. А вот детей, они, не очень любят, потому что дети шумят и устраивают беспорядок. В английских семьях домашние животные занимают более высокое положение, чем дети… (Марг. Авак.)

– Мам, значит у нас английская семья? (Аля.)

– Это почему? (Оля.)

– Ты тоже Макса больше любишь… (Аля.)

– А вас с Алешкой я не люблю?! И бабушка с дедушкой вас не

любят? Ругаются и порют розгами по субботам? (Оля.)

– Пожалеть розгу – значит испортить ребенка. В Британии принято наказывать детей, англичане не стыдятся даже случаев жестокого обращения с ними. Телесные наказания до сих пор не отменены в некоторых учебных заведениях. (Павел.)

– Алексей, а тебе, что нравится в англичанах? (Анд. Евг.)

– Оксфорд и Кембридж. Хотя, я, наверное, буду учиться во Франции, а не в Англии, раз там еще и телесные наказания не отменены. (Алеша.)

– Алеш, а почему не в России? (Дмитрий.)

– Гуманитарное образование, дядь Дим, лучше во Франции. Я хочу изучать историю разных цивилизаций и народов, социологию и экологию планеты в целом…

– Ты же раньше хотел физику изучать? (Влад. Ник.)

– Физику я уже изучил. (Алеша.)

– Они с Владимиром Ивановичем уже университетский курс изучают. (Оля.)

“Ничего себе!” – подумал Дмитрий.

– Ничего себе! – сказал вслух Андрей Евгеньевич. – А почему у тебя к физике такое уважительное отношение?

– Потому что, физика – основа всех наук. Дед говорит, что это “дисциплина, дающая наиболее фундаментальное описание реальности”.

– Оля, ваш сын учится в спецшколе? (Марг. Авак.)

– Алексей учится в обычной школе. Как говорит мой отец, в школе он общается со сверстниками и постигает разнообразие мира, а учится он дома. (Оля.)

– Это правда. Владимир Иванович – это целый ходячий университет. (Влад. Ник.)

– Алеша, а ты учишь иностранные языки? (Марг. Авак.)

– Конечно, учу: и английский, и французский, и немецкий, – вздохнул Алешка.

– И нечего вздыхать. (Оля.)

– Да, Алеш, радуйся, что мама твоя не применяет к тебе физических средств воздействия. Хотя, черт знает, как правильно. Сын, ты что думаешь? (Влад. Ник.)

– Детей надо любить, восхищаться ими и уделять им время. Но и ремень может быть полезен; но без жестокости, конечно.

Воспитанные дети – это когда с ними приятно общаться. По-моему, у мамы Оли, хорошая система воспитания. (Дима.)

– С этим трудно спорить, но вот свободы и самостоятельности я бы поумерил. (Влад. Ник.)

– В нашей стране 50 % родителей регулярно подвергают своих детей физическим наказаниям, 30 % – редко наказывают детей, а 20% – иногда. Пресловутая система наказания и поощрения, или метод кнута и пряника, не является воспитанием детей. Ошо называет это насилием. Детей нельзя пугать и наказывать. Физические методы воздействия неразрывно связывают в сознании ребенка насилие и любовь, и ребенок становится жестоким.

Карен Хорни считает, что любовь родителей дает детям ощущение безопасности; и если ребенок не получит это ощущение, он вырастет невротиком. А доктор Курпатов говорит: если у вас возникло желание наказать ребенка – это указание на то, что вы делаете что-то не правильно. Ребенок осознает обман уже в возрасте трех-четырех лет. Вспомните свои детские наказание, хоть это и неприятно. Вы помните, в чем конкретно вы были виноваты?

Что такое провинность ребенка? Чаще всего это незнание и неумение совершать соответствующие обстоятельствам действия. Разве родители вам спокойно объяснили, почему нельзя было этого делать? И разве вы не поняли тогда, что не так уж и велика ваша вина

– просто родители вымещают на вас свою злобу?

“А любят ли меня родители?” – начиная с четырех лет, спрашивает ребенок. И если он решит: “нет, они меня не любят"; “я им не нужен” и “они будут меня любить, только если я это заслужу”, -у него родится чувство тревоги и неуверенности. Эта неуверенность может возникнуть в возрасте от трех до четырнадцати лет, и останется с ребенком на всю жизнь. Так считает доктор Курпатов, и я с ним согласна. – Тишина была в комнате. Даже дети внимательно слушали маму Олю. – Никто, конечно, не может запретить родителям наказывать своих детей. Но бить, унижать и диктовать ребенку свои условия – это значит, обращаться с ним, как с рабом.

– Оля, что же получается, если наказывать – категорически нельзя, значит надо потакать всем его прихотям; просить, умолять, обслуживать? (Анд. Евг.)

– Это другая крайность. Нужно общаться. Общение с ребенком – это общение с другим человеком, и его также сложно строить. (Оля.)

– А можно – дружить с детьми? – спросил Дмитрий.

– Можно! – сказала Алька.

– Как мы строим отношения со своими друзьями? Разве мы заставляем их есть, когда они не хотят; спать или еще что-то делать? А если они отказываются – то бьем их ремнем? – Оля смотрела на Дмитрия. “Как же давно я не видела тебя…” – Почему мы дружим долгие годы? Не потому ли, что общаемся? Принимаем друзей такими, какие они есть. Видим их светлые стороны. Знает, конечно, и о темных; но стараемся не обращать на них внимания. Да, дети, конечно, не друзья – мы их не выбирали. Но и они нас не выбирали! Так что дружить – может и не получится, а вот общаться – необходимо. И уважать; жить-то придется вместе, много лет.

“Ты тоже этого хочешь?!” (Дмитрий.)

– Наверное, методов воспитания столько же, сколько родителей на земле, – сказал Павел. – Главное, мне кажется, научить ребенка самостоятельности. Научить его думать, отстаивать свое мнение; принимать решения, доводить дело до конца, нести ответственность за свои поступки; создавать что-то новое, радоваться, дружить, уважать других, любить и беречь природу и животных…

– Вопрос в том, как научить? Заставлять бесполезно, если разрешать все – ребенок быстренько сядет на шею, и вряд ли чего добьется в жизни. (Анд. Евг.)

– Научить можно только своими поступками. (Дмитрий.)

– Я согласна и с Дмитрием, и с Павлом. Дети всегда берут пример со своих родителей. (Ольга.)

– Если бы дети всегда делали то, что делают их родители! (Анд. Евг.)

– Дети не всегда делают ТО ЖЕ, они делают ТАК ЖЕ. (Ольга.)

– Мир так стремительно меняется. Новые технологии, открытия… Мои студенты рассказывают, что часто им с родителями не о чем говорить. Если мы хотим говорить с детьми на одном языке, мы должны учиться всю жизнь. (Марг. Авак.)

– Наши дети – это люди, которые будут жить на земле, когда нас уже не будет. Они будут управлять страной, когда мы состаримся, и наша старость будет в их руках. Они только по праву рождения выше нас на целую голову. Они – люди будущего. И мы должны учиться у них. “Вначале мы учим своих детей. Затем мы сами учимся у них. Кто этого делать не хочет, тот отстает от своего времени”. (Оля.)

– Да, Оля, у тебя, действительно, интересная система воспитания. Я такого еще не слышал. (Анд. Евг.)

– “Вы можете дать детям вашу любовь, но не ваши мысли, ибо у них есть свои мысли. Вы можете дать пристанище их телам, но не душам, ибо их души обитают в доме завтрашнего дня, где вы не можете побывать даже в самых смелых мечтах”. (Оля)

“Как ты красиво сказала…” (Дмитрий.)

– Хорошо бы, чтобы дети были благодарны родителям за все, что те делают для них. (Анд. Евг.)

– Родители обязаны заботиться о детях, но дети ничего им не должны. (Оля.)

– Как это, Оля? Как это, ничего не должны?! Ты вон как со своими носишься! (Зин. Алекс.)

– Я их люблю. И я обязана их вырастить. Но они мне ничем не обязаны. (Оля.)

– Ну, ты же своим родителям помогаешь? (Зин. Алекс.)

– Я это делаю не по обязанности, а по собственному желанию. Они меня об этом не просили. Да и потом, они помогают мне гораздо больше; и вы помогаете больше… (Оля.)

– Так почему твои дети не будут тебе помогать?! (Марг. Авак.)

– Я не сказала, что не будут. Я сказала: не должны. Если родители были заботливыми, внимательными и любящими, то и ребенок будет таким же по отношению к ним. Но лучше рассчитывать на собственные силы. (Оля.)

– А если ребенок не испытывает к родителям должного уважения? (Марг. Авак.)

– Кто же в этом виноват? Соседи? Значит, родители или наказывали ребенка незаслуженно, или наоборот, утопили его в чрезмерной любви. (Оля.)

– Я согласен: дети не обязаны любить родителей. Любовь – это чувство, оно или есть, или нет. Чувство не может быть обязанностью. Ольга права: ничего дети родителям не должны! Они учат их абсолютной любви, и этим все свои долги закрывают. (Дмитрий.)

– Давайте вернемся к англичанам, – предложила Маргарита Аваковна. – Они хоть и сложная нация, но не настолько, как дети. Мы не отметили тонкий английский юмор…

– А в чем проявляется английский юмор? (Дима.)

– В литературе. А еще англичане обожают сады. Садоводство – национальная страсть англичан, ключ к пониманию их характера. (Марг. Авак.)

– Давайте лучше продолжим конкурс, – сказал Алеша. – Мам, твоя очередь.

– Мы были в Норвегии, которую называют баловнем Европы, и в Дании, где люди верят в сказки. (Оля.)

– Почему Норвегия – баловень Европы? (Анд. Евг.)

– Потому что ее греет Гольфстрим и там полно нефти. Норвежцы – заядлые мореплаватели. Лейф Эриксон открыл Америку за пятьсот лет до Колумба! Норвежцы едят самую вкусную на свете рыбу, катаются на лыжах и много пьют. (Дмитрий.)

– Да, там очень вкусная рыба! (Алешка.)

– Еще норвежцы безумно любят свою Родину, и не портят природу. Они гостеприимны и скромны, не кичатся своим богатством и ездят на велосипедах. Кстати, доходы от экспорта нефти они вкладывают в акции ведущих предприятий по всему миру – на будущее потомков. А Норвежские фьорды – уникальное по красоте чудо света. (Оля.)

– Но все-таки там холодновато. А вот в Греции и красиво, и тепло! (Дима.)

– Греки доброжелательны, эмоциональны и обожают праздники. (Оля.)

– В Греции больше двух тысяч островов, огромное количество кораблей и яхт, но многие греки не переносят морскую болезнь! (Алешка.)

– Внучек, а ты? (Зин. Алекс.)

– Алешка у нас прирожденный моряк! Его никогда не укачивает. (Оля.)

– Я тоже люблю яхты и море; я был в Греции и в Турции. (Дмитрий.)

– Дядя Павел, твоя очередь. (Алеша.)

– Франция. Швеция. (Павел.)

– Основателем правящей династии шведских монархов был француз, и не какой-нибудь француз, а Жан Бернадот, наполеоновский маршал. В 1810 году его усыновил шведский король… (Влад. Ник.)

– А откуда король узнал, что он станет маршалом? (Алешка.)

– Он его усыновил, когда Бернадот уже был маршалом. Бернадот так обрадовался, что порвал с Наполеоном и несколько десятилетий был шведским королем. При этом он умудрился ни разу ни с кем не воевать, и положил начало знаменитому шведскому нейтралитету! Шведы обожали своего короля, а Бернадот всю свою королевскую жизнь скрывал татуировку на руке, которую так и не смог вытравить. Надпись гласила: “Смерть королям!” (Влад. Ник.)

– Ну, это ошибки молодости. Кто их не имел? Только тот, кто не был молодым. (Анд. Евг.)

– Швеция, Германия. (Дмитрий.)

– Германия. Бенилюкс. (Павел.)

– Мам, что это за страна? (Алеша.)

– Это три страны: Бельгия, Нидерланды, Люксембург. Я там тоже была. (Оля.)

– А ты, дядь Дим? (Алеша.)

– И я был. Еще Польша и Чехия. (Дмитрий.)

– Чехия, Польша, Румыния, Болгария. (Павел.)

– Польша, Германия. (Ольга.)

– Немцы – самые агрессивные… (Влад. Ник.)

– Но они и самые послушные: они лучше всех умеют подчиняться своему правительству. (Анд. Евг.)

– Вот самые послушные – они-то всегда и самые агрессивные. Этим немцы похоже на русских. (Влад. Ник.)

– Но немцы не гостеприимны? (Дима.)

– Абсолютно не гостеприимны! (Оля.)

– Зато они серьезны, экономны, обожают порядок и любят все делать основательно и не спеша. (Марг. Авак.)

– Обожают собак, но не любят детей. (Оля.)

– Это потому, что дети не любят порядок. (Марг. Авак.)

– Давайте хоть что-то скажем о соотечественниках. (Влад. Ник.)

– Что касается русского национального характера: это и трудные климатические условия, объясняющие непрогнозируемость поведения; и татаро-монголы, оставившие в наследство “национальный диалект"; и ритм крестьянской жизни, бросающий русского человека от бурной невоздержанности к полной апатии, хотя многие в деревне-ни разу не были… (Анд. Евг.)

– Красиво написал о русском народе Бердяев, о том что, русская душа соответствует русскому пейзажу – та же необъятность, отсутствие границ, устремленность в бесконечность… (Павел.)

– И еще “склонность доходить во всем до крайности, до пределов возможного, причем в кратчайшие сроки”. Я еще была в Австрии и Венгрии. (Ольга.)

– В Австрии я тоже был. (Дмитрий.)

– И я был. (Павел.)

– Ну, вы всю Европу объехали, молодые люди! (Анд. Евг.)

– Нет, Испанию не называли, и Италию. (Влад. Ник.)

– Мы были в Италии! (Алька.)

– Мы и в Испании были. (Алеша.)

– Италия, Испания, Португалия. (Павел.)

– Итальянцы удивительно красиво поют… (Марг. Авак.)

– И удивительно красиво рисуют. (Оля.)

– Это они “разбудили” Европу от Средневековья. (Павел.)

– Они любят модно одеваться! (Алька.)

– И ездить в отпуск всей семьей! (Алеша.)

– Они очень эмоциональны. (Марг. Авак.)

– Они человечны и этим похожи на русских. (Оля.)

– А испанцы очень религиозны. Только крайне религиозная нация могла придумать инквизицию. (Влад. Ник.)

– Они индивидуалисты, но очень гостеприимны. (Павел.)

– Испанцы любят назначать встречи и потом опаздывать на них, а могут и вовсе не прийти. (Марг. Авак.)

– А еще они любят сиесту. И тех, кто работает во время сиесты, считают ненормальными! (Алешка.)

– Ни одной нации, так “не везло” на завоевателей, как испанцам. И римляне, и арабы, и мавры побывали здесь… (Анд. Евг.)

– Видимо, в качестве моральной компенсации, они потом и завоевали полмира! (Дима.)

– По Европе выиграл дядя Павел, – подвел результат Алешка. – Давайте теперь Африку.

– Египет. (Павел.)

– Египет, Марокко. (Ольга.)

– Египет, Марокко, Тунис. Кения, Танзания. ЮАР, Ботсвана, Намибия. Замбия и Мадагаскар. (Дмитрий.)

– По Африке, дядя Дима – чемпион! (Ольга.)

– Мы с Маргаритой Аваковной осилили только Египет. Были удивлены, что там, на улицах больших городов, есть нищие. (Анд. Евг.)

– Мусульмане считают, что нищенство – не порок, раз благотворительность – один из столпов ислама. (Влад. Ник.)

– В Египте нет гор и лесов, там негде укрыться от людей; поэтому египтяне – мастера компромисса. (Оля.)

– Да, они гостеприимны и вежливы. (Марг. Авак.)

– Только ужасно любят торговаться. (Анд. Евг.)

– Торг здесь всегда уместен. Любая покупка – это спектакль, ритуал. (Оля.)

– Да, египтяне неторопливы. По-моему, в Египте, время течет медленнее, чем в других странах мира. (Павел.)

– А что интересного в Юго-Восточной Африке? (Оля.)

– Да там все интересно. Я жил в ЮАР, а оттуда летал и ездил в Намибию и Ботсвану. В ЮАР очень хорошие дороги: никаких пробок. (Дима.)

– Так там вроде правостороннее движение? (Анд. Евг.)

– Это единственная проблема. Но если привыкнуть, то других проблем нет. Зато там потрясающие экскурсии по винным фермам и многочисленные сафари: на вертолете, на воздушном шаре, на четырехколесном мотоцикле по пустыне (это в Намибии), по национальным заповедникам в открытом джипе (в Ботсване). (Дима.)

– Каких животных ты видел в Африке? Жирафов видел? (Алька.)

– Жирафов, слонов, носорогов…(Дима.)

– На мысе Доброй Надежды стоял? (Анд. Евг.)

– Стоял. (Дима.)

– А почему – мыс Надежды? (Алька.)

– Потому что теплый бирюзовый Индийский океан сливается там с прохладным темно-синим Атлантическим. (Оля.)

– Да, именно так. (Дима.)

– А что насчет афродозиаков? – поинтересовался Андрей Евгеньевич.

– Мам, а кто такие – дозиаки? (Алька.)

– “Афродозиаки” пришли к нам из Древней Греции, и в переводе означают “любовные наслаждения”. (Оля.)

– Что-то такое я пробовал, когда был на экскурсии у местных племен. Еще я плавал по реке Замбези на закате солнце. Очень красиво! Ну, и конечно, водопад Виктория – Восьмое чудо света. (Дмитрий.)

– Почему – чудо света? (Алька.)

– Вокруг него, Аль, радуга. Он высотой сто двадцать метров, шириной – два километра; брызги летят на полкилометра, а шум слышен за тридцать километров! Представляешь? Местные племена называют водопад “дымом, который гремит”. (Дима.)

– А на вертолете ты над ним летал? (Алеша.)

– Летал. (Дмитрий.)

– А мясо крокодила ел? (Алешка.)

У Альки глаза почти вылезли из орбит. Она решила, что если дядя Дима и крокодила ел, то он точно самый “крутой”.

– Ел. По вкусу напоминает курицу. (Дима.)

У Альки больше не осталось сомнений: дядя Дима – самый “крутой” на свете. Даже круче папы Васи; Алешка оказался прав.

– Еще я ездил на джипе по бескрайней равнине Серенгети, где живут племена масаев, миллионы антилоп и тысячи львов, леопардов, гепардов и гиен, а также зебры и буйволы. В зарослях акаций там отдыхают слоны и жирафы, а в реках водятся бегемоты и крокодилы. Был в заповеднике Нгоронгоро, в огромном кратере потухшего вулкана, и забирался на “сверкающую гору” Килиманджаро. (Дима.)

– Она же почти шесть километров высотой! Я думал, туда только профессиональные альпинисты могут подняться?! (Анд. Евг.)

– У Килиманджаро две вершины: Кибо и Мавензи. Кибо высотой почти 5 900 метров, с мощным оледенением; на нее может взойти любой человек. А вот Мавензи высотой 5150 метров, доступна только подготовленным альпинистам. (Дима.)

– И я могу залезть на “сверкающую гору”? (Алька.)

– Вне всякого сомнения! (Дмитрий.)

– Тогда пусть Алешка лезет, а мы с мамой внизу подождем. (Алька.)

– Дядь Дим, а ты знаешь, что Килиманджаро является спящим вулканом, и что расплавленная лава находится всего в четырехстах метрах под кратером Кибо? (Алешка.)

– Нет, я об этом не слышал… (Дима.)

– О, господи! Вечно ты лазишь, куда ни попадя! (Зин. Алекс.)

– А мы бы внизу подождали, да, мам? (Алька.)

– Теперь Азия, – сказал Алешка.

– Сначала Ближний восток. (Ольга.)

– Израиль. (Дмитрий.)

– Израиль, Сирия. (Павел.)

– Мам, мне дед объяснял, что евреи и Израиль – это не одно и то же, но я опять забыл почему… (Алеша.)

– Евреи – это название различных народностей, объединенных одной религией – иудаизмом, а Израиль – это страна. (Анд. Евг.)

– У евреев тяжелая история: их завоевывали ассирийцы, вавилоняне, египтяне, сирийцы, римские легионы. В первом тысячелетии большинство евреев жили на Востоке, в их руках находилась тогда международная торговля. Когда пришли монголы, евреи стали переселяться на Запад. (Павел.)

– В Европе, среди христиан, они стали подвергаться притеснениям. Во-первых, как иноверцы: христианская религия не терпит конкурентов, это не мусульманство. Во-вторых, из-за специфических черт характера. Евреи, тут уж ничего не попишешь, более талантливые, сообразительные, гибкие и энергичные, и очень трудолюбивые. Они были более удачливыми торговцами и ремесленниками. Это вызывало зависть во все времена. Поэтому, их обвиняли во всех бедах. Лишь Великая французская революция даровала евреям равноправие. (Оля.)

– А мне импонирует главная черта еврейского характера – “хуцпа”: особое чувство собственного достоинства, отсутствие страха показаться незнающим или неумеющим, что всегда приводит к более высоким результатам. (Дима.)

– Еще евреям присуще особое отношение к семье – как к святыни, и к детям – как к бесценному дару. (Марг. Авак.)

– По статистике в мире всего четырнадцать миллионов евреев. Но если в любом другом народе соотношение таланта к посредственности 1:10, то у евреев, оно, точно, 1:2! (Оля.)

– Мам, ты страну-то назови. Твоя очередь. (Алеша.)

– Сирия, Иордания. Катар, Бахрейн, Арабские Эмираты, Саудовская Аравия… (Ольга.)

– У нас у Ольги любовь к арабскому миру, – вздохнул Владимир Николаевич.

– У нас это взаимно, поэтому первый иностранный язык, на котором выйдет моя книга – арабский. (Оля.)

“Так, значит, и арабы были в списке!” (Дима.)

– Оля, а как же паранджа? (Анд. Евг.)

– Хиджаб, – поправила Оля.

– А что есть различие? (Анд. Евг.)

– Хиджаб – это любая одежда: брюки, туники, костюмы, где открытыми остаются лицо и руки. Никаб – одежда, которая оставляет открытыми только глаза и кисти рук. А паранджа полностью закрывает лицо, маскирует даже контуры женского тела. (Оля.)

– Никогда не поверю, что бы ты согласилась надеть хиджаб. (Анд. Евг.)

“А я очень даже поверю, а под хиджаб – эротическое белье”. (Дима.)

– Одевала, Андрей Евгеньевич, в целях конспирации. (Оля.)

“Вот бы посмотреть на тебя в хиджабе, а потом раздеть”, – замечтался Димка. – Ольга заметила его взгляд, улыбнулась.

– Наверное, строгая одежда на людях стимулирует женщину красивее одеваться дома? – предположила Маргарита Аваковна.

– Да, это так. Разве плохо, когда мужчина видит дома ту красавицу, которую он полюбил когда-то, а не непричесанное неумытое существо в халате? (Оля.)

“Хорошо, Оль. Как я хочу к тебе домой…” (Дима.)

– Саудовская Аравия… Там же пустыня? (Марг. Авак.)

– Очень красивое явление – яркие цветы в пустыне после дождя. Став жителями городов, арабы выезжают в пустыню на выходные или в отпуск, как мы на дачу. (Оля.)

– Мы на дачу, а они в пустыню?! Что же они там делают? Кактусы окучивают? (Влад. Ник.)

– Отдыхают. Там чисто и спокойно. Еще они любят соколиную охоту и дюнные ралли. (Оля.)

– О, гонки на джипах по пустыне, это круто! (Алеша.)

– Ты пробовал? (Дмитрий.)

– Ну! (Алеша.)

– Это правда, что в Саудовской Аравии очень суровые правила для женщин? (Анд. Евг.)

– В Саудовской Аравии существуют правила и для мужчин. Эта страна – вообще не место для эксцентрики. (Оля.)

– Оля, ну, ты бы ведь не согласилась выйти замуж за мусульманина? (Анд. Евг.)

“Вот только этого не хватало! Олигархи из Колхиды у нас были, историки-иудеи были, нам только арабского шейха, для полного комплекта, не достает!” (Дима.)

– Андрей Евгеньевич, удобнее выходить замуж за человека своей культуры. Но у меня есть подруга, она вышла замуж за мусульманина, и не жалеет. Они уже восемь лет вместе; двое детей. У них с мужем ресторан в Марокко, на побережье. Давайте теперь страны Дальнего Востока. (Оля.)

– Индия, – сказал Дмитрий. – Это удивительная цивилизация. Там живут самые счастливые люди на свете…

– Почему это? Мне кажется, что самые счастливые живут в Европе? (Анд. Евг.)

– В Европе люди живут в достатке, все у них есть, но они не выглядят счастливыми. А в Индии в людях нет агрессивности. Улыбающиеся темнокожие белозубые люди и огромные ручные слоны; тысячи смеющихся детей в разноцветных школьных формах. В Индии не принято кричать на детей. Люди там живут радостно. Никто никуда не спешит. Куда спешить? Не успеешь что-то сделать сегодня – сделаешь завтра. Не успеешь завтра – сделаешь позже; не в этой жизни, так в другой. (Дима.)

– Это все вера в реинкарнацию. Христианство же отмерило верующего только одну жизнь, поэтому надо многое успеть. (Влад. Ник.)

– А я слышал, что индийские мусульмане сбрасывают новорожденного ребенка с пятнадцатиметровой стены храма. Они считают, что это делает ребенка умным и смелым… (Анд. Евг.)

– Они его хоть ловят?! (Зин. Алекс.)

– Да, растянув большой кусок ткани. И еще в Индии убивают новорожденных девочек, появившихся на свет раньше наследника-мальчика. Из-за этого обычая на тысячу мужчин приходится восемьсот тридцать женщин. (Анд. Евг.)

– Индия – очень большая страна… (Влад. Ник.)

– Я был в Южной Индии, в штате Керала. Суетные города, переполненные людьми и машинами, торговые ряды и рекламные вывески, тысячи велосипедистов и многоэтажные бизнес-центры. А между городами – бесконечные деревни и рисовые поля; горы, покрытые чайными плантациями; заросшие пальмами берега рек, плавучие хижины… Потрясающие закаты на берегу Индийского океана; волны, которые сбивают с ног! И бесконечные пустынные пляжи, на которые местные жители не обращает внимания; в выходные на пляже устраивается выездная торговля. В Индии повсюду огромные деревья, английские отели, трущобы и добротные дома… (Дима.)

– Там есть богатые люди? – удивился Андрей Евгеньевич.

– В Индии много богатых людей. Страна занимает десятое место в мире по уровню доходов на душу населения. А еще там стоят невиданные храмы: песочные, белые и ярко разрисованные, украшенные тысячами статуй индуистских богов. (Дима.)

– А как называется место, где сливаются два океана? (Оля.)

У Димки мурашки пошли по спине от ее вопроса. – Мыс Кумари…

– А где ты еще был? (Оля.)

– Непал, Бутан… Китай, Тибет… Вьетнам, Камбоджа… Таиланд. (Дима.)

– Дядь Дим, а Тибет – это Китай? (Алеша.)

– Алеш, в Тибете считают, что Тибет – это Тибет. (Дмитрий.)

– А я был в Китае и Японии. (Павел).

– А мы были в Китае, Таиланде, Вьетнаме, Камбодже, Индонезии… (Оля.)

– В Индонезии 17 тысяч островов и 100 сортов бананов! (Алешка.)

– И еще на островах в Океании. (Оля.)

– Не острова в океане, – поправил маму Алешка. – В океане – много островов! Мы были конкретно в Меланезии: на Папуа-Новая Гвинея, на Соломоновых островах, на Фиджи, Вануату и архипелаге Бисмарка.

– А почему Меланезия называется Меланезией? (Дмитрий.)

– “Меланезия” означает “черные острова” Так их назвали древние греки – из-за темной кожи коренных жителей. (Алеша.)

– Я даже не представляю, где это находится?! (Анд. Евг.)

– А я помню, как мы переживали: потому что это район вулканизма и землетрясений! (Влад. Ник).

– Зачем же вы туда летали?! (Анд. Евг.)

– Васе нравилась экзотика… (Алешка.)

– А Китай, оказывается, многонациональная страна, там живет больше пятидесяти национальностей! (Ольга.)

– В Китае мужчин больше, чем женщин, на десять процентов, а это ведь сто миллионов! Будь они посимпатичнее, так наши девицы хлынули бы туда потоком! (Анд. Евг.)

– Я видела много красивых и высоких китайцев, но они не женятся на иностранках. (Оля.)

– Китай – великая страна, он подарил миру даосизм и конфуцианство… (Павел.)

– Русский человек может принять буддизм, понять даосизм, но конфуцианство?! С его культом предков и обязанностями сыновнего благочестия, с авторитетом власти и образованными чиновниками? (Влад. Ник.)

– Зато между конфуцианством, даосизмом и буддизмом в Китае никогда не было вражды. (Оля.)

– В Китае специальные служащие отучают прохожих плевать себе под ноги. Нарушитель не только заплатит штраф, но и вынужден будет посмотреть в микроскоп на содержимое своего плевка. (Дима.)

– А мне нравится китайская кухня. Китайцы превратили кулинарию в искусство. Поваренные книги появились в Китае более трех с половиной тысяч лет назад! (Анд. Евг.)

– А по-моему, китайцы едят все, что летает, ползает и плавает: змей, летучих мышей, крыс и скорпионов. Жители Вьетнама и Камбоджи тоже всеядны. Я пробовал пауков, жареных в большом количестве соли, тараканов, кузнечиков и тарантулов. (Дима.)

– А жареные кузнечики – они вкусные? (Алька.)

– Напоминают жареные семечки. (Дима.)

– А тарантулы? (Алешка.)

– Как будто чипсы с волосами. (Дима.)

– А в мексиканских деревнях едят гремучих змей и игуан. (Влад. Ник.)

– В Перу запекают морских свинок! (Анд. Евг.)

– А в Таиланде закуской к пиву являются копченые грызуны! (Дима.)

– На мой вкус лучше копченая рыба… (Влад. Ник.)

– Китайцы – невероятно предприимчивые люди. Они – прирожденные торговцы. В большинстве стран Юго-Восточной Азии и внутренняя, и внешняя торговля сосредоточены в руках китайцев. (Дима.)

– Они очень любознательны, вежливы и гостеприимны. (Павел.)

– А китайская водка пятьдесят пять градусов! (Дима.)

– А у японцев совсем нет чувства юмора. (Андрей Евгеньевич.)

– Зато у них не было религиозных войн. И синто спокойно уживается с буддизмом и конфуцианством. (Павел.)

– Япония – очень красивая страна. Почти как Средиземноморье, только краски размыты, как в тумане. Я, правда, там еще не была; я картины видела. (Оля.)

– В Японии нет центрального отопления, но зато японские женщины очень покорны. (Дима.)

– Это только иллюзия, а вот японские мужчины – сладострастны и не в меру любят рисовую водку! (Оля.)

– Зато они относятся к детям как к дару божьему, поэтому маленькие японцы ни в чем не знают отказа. (Павел.)

– Почему же тогда в Японии нет выдающихся личностей? (Влад. Ник.)

– Потому что они все уехали в Америку! (Анд. Евг.)

– Японцы уважают старость. Мне рассказывали одну историю… Два старика жили в самом центре Токио на земельном участке, принадлежащим им на праве собственности. Они были очень старыми, у них не было детей, но зато был прекрасный сад.

На их земельном участке можно было построить большой современный дом, и строительные организации предлагали старикам продать участок. Но те не соглашались. “Мы прожили на этом земле всю свою жизнь!”

Вопрос решился следующим образом. Современный небоскреб все-таки был построен. А на крыше этого небоскреба был воссоздан сад стариков: агротехники и дизайнеры пересадили туда все деревья, кустарники и цветы. (Павел.)

– Такое возможно только в Японии! (Анд. Евг.)

– По Азии – мама, чемпион! – сделала вывод Алька, увидев цифры, которые посчитал Алешка.

– Дмитрий, отец говорил, что ты был в Америке? (Анд. Евг.)

– Был. В Аризоне видел Большой каньон реки Колорадо, длина которого четыреста пятьдесят километров, ширина – двадцать девять километров, а глубина достигает тысячи шестисот метров. Вода и ветер создали там силуэты гигантских пагод, многие из которых имеют собственные названия: Храм Вишну, Храм Шивы… Но мне показалось, что долина Толлинга в Тибете круче Большого каньона. (Дима.)

– Америка – страна юристов. Там в каждом штате свое законодательство. (Анд. Евг.)

– Да, в некоторых штатах запрещены презервативы, в некоторых

– контрацептивы, а в некоторых – оральный секс… (Дмитрий.)

– Дима! (Зинаида Алексеевна.)

– Что, мам? В Айове во время секса нельзя пить пиво, в штате Миннесота нельзя заниматься сексом с птицами и овощами, а во Флориде с овощами можно, а вот с дикобразами – ни в коем случае! (Дима.)

– Потому что они колючие! (Алька.)

– Дядь Дим, а где ты еще был? (Алеша.)

– В Патагонии. (Дима.)

– А это, где? (Алешка.)

– Это атлантическое побережье Аргентины. Там хорошая погода бывает только по великим праздникам; круглый год дуют холодные ветры и огромные ледяные глыбы плавают в озерах. (Дима.)

– Там, наверное, никто не живет? (Алька.)

– Нет, там живут дикие верблюды гуанако, и еще летают кондоры

– самые большие хищные птицы с размахом крыльев до трех метров.

– А почему там всегда дуют ветры? (Алешка.)

– Потому что это зона “ревущих сороковых широт"; и ветры, огибая Землю, не встречают на своем пути никаких препятствий кроме узкой полоски суши, на которой и находится Патагония. Да еще холодное течение Гумбольдта. А еще Дмитрий был в Арктике. (Влад. Ник.)

– Дмитрий, неужели ты покорил Северный полюс?! (Анд. Евг.)

– Я же почти три года жил в Мурманске. Делать там особо нечего, вот мы с друзьями и развлекались. (Дима.)

– Ничего себе развлечение! Географический Северный полюс, по-моему, лежит в океане среди дрейфующих льдов? (Анд. Евг.)

– На расстоянии девятисот километров от ближайшей земли. Там нет сторон света; куда не повернись – везде юг. Там не восходят и не заходят звезды, а полярная звезда навечно застыла в зените. Полгода – полярный день, полгода – полярная ночь. (Дима.)

– Дядь Дим, ты же еще плавал по Северному морскому пути? (Алешка.)

– От Мурманска до Анадыря, почти месяц. (Дима.)

– Неужели и такой круиз есть?! (Марг. Авак.)

– И сколько ты за это денег заплатил? (Анд. Евг.)

– Да мы там работали с друзьями, в составе научной экспедиции, команде помогали. Они нам выделили четырехместную каюту с удобствами, кормили и устраивали для нас экскурсии. (Дима.)

– Сколько же северных морей ты покорил? (Анд. Евг.)

– Шесть, – гордо ответил за Дмитрия Алешка: Баренцево, Карское, Лаптевых, Восточно-Сибирское, Чукотское и Берингово. Девять часовых поясов и шесть морей!

Дмитрию было невероятно приятно. – Верно.

– На что же там смотреть, на снег? (Зин. Алекс.)

– Арктика – это не только снежная пустыня. Мы шли по Северному пути в августе, там в это время уже осень. Многоцветная осенняя тундра, миллионы мигрирующих птиц, белые медведи, моржи, киты-горбачи. Дельты могущественных сибирских рек, многочисленные арктические острова, деревни эскимосов, охотничьи лагеря, даже останки мамонтов. (Дима.)

– Ты видел живых мамонтов?! (Алька.)

– Нет, Аль, я видел только кости от них. (Дима.)

– А кто же их всех съел? Или они замерзли? А ты там не замерз? (Алька.)

– Там было не холодно. Средняя температура – 0 градусов, с колебаниями от -15 до +12. Солнце, холод, ветер и влага. Но если правильно одеваться, то нормально. (Дима.)

– Дядя Дима, между прочим, ночевал в палатке, прямо на снегу, в спальном мешке, на мате. А еще он плавал на каноэ по Северноледовитому океану; каякинг называется. Там даже дайвинг был, да дядь Дим? (Алеша.)

– Да, было дело. Вспоминать страшно, – Дмитрий улыбнулся. – Незабываемые впечатления!

– Неужели и в Антарктиде был? Даже спрашивать холодно. (Анд. Евг.)

– И в Антарктиде он у нас был. (Зин. Алекс.)

– Серьезно? Дмитрий, ты был в Антарктиде?! Туда что, тоже есть туры? (Анд. Евг.)

– А как же: туры для «отмороженных». Как он у нас на Марсе не был, я вот удивляюсь! (Влад. Ник.)

– Дядь Дим, а расскажи про Антарктиду. Я тоже туда обязательно поеду! (Алеша.)

– Ну, все, наверное, знают, что Антарктида – самый холодный и самый высокий материк на планете, самый ветреный и самый сухой. С полюса к побережью дует холодный катабатический ветер со скоростью девяносто метров в секунду. Свыше 99 % территории материка покрыто слоем льда толщиной до четырех-пяти километров. Средняя температура даже летом колеблется от -50 до -30 градусов Цельсия… (Дима.)

– Значит, там никто не живет? (Алька.)

– Почему? Там живут ученые и приезжают туристы. А весной, в ноябре-декабре, когда в антарктических водах буйно разрастается фитопланктон, в этих краях появляется огромное количество птиц, тюленей и китов. Летом, в январе-феврале, когда солнце практически не заходит за горизонт, на побережье тает лед и появляются пингвины. А в марте уже наступает осень и полярная ночь. В Антарктиде особенная, ни с чем несравнимая красота. Высокие снежные горы, отвесные скалы изо льда, узкие проливы и фьорды. Айсберги, мерцающие разноцветными оттенками… (Дмитрий.)

– А айсберги – они большие? (Алеша.)

– Самый большой – триста пятьдесят километров в длину, сорок – в ширину. (Дима.)

– А что такое… айсберг? (Алька.)

– Это огромная глыба льда. Высота айсбергов над поверхностью воды достигает ста метров! Живут такие айсберги до десяти лет… (Дима.)

– А потом? (Алька.)

– Потом они тают. (Дима.)

– А разве лед бывает разноцветным? (Алька.)

– Ледниковый лед бывает голубым, зеленым, желтым, желто-коричневым, розовым. Бывают даже полосатые айсберги. (Дима.)

– А базу “211” ты там видел? Секретную базу Третьего Рейха, которую построили нацисты во время войны? (Алеша.)

– Нет, Алеш, нацистскую базу туристам не показывают. Что касается Антарктиды, я был только на Антарктическом полуострове – это самая северная оконечность материка. Мы плавали по островам и высаживались на больших надувных лодках – “зодиаках” в интересных местах. На Фолклендских островах цветут цветы, летают бабочки и живут люди. На архипелаге Южная Георгия гнездятся шестьдесят миллионов морских птиц; и еще два миллиона морских котиков, слонов и пингвинов. На Южных Шетландских островах есть действующие вулканы…

– Как же туристы туда добираются? (Анд. Евг.)

– Мы отплывали из Аргентины, из города Ушуая. (Дима.)

– Про Антарктиду рассказывают в интернете разные чудеса. Будто есть там огромное озеро Восток, глубина которого больше километра, а толщина льда над озером – от трех с половиной до четырех с половиной километров. Над водной поверхностью существует покрытая ледяным куполом полость высотой восемьсот метров. Вода в озере – теплая, потому что в глубине находятся геотермальные источники тепла. Поговаривают, что водятся там неизвестные чудовища… (Влад. Ник.)

– Чудовища, дедуль, водятся в сказках, а не в Антра… – Алька не смогла выговорить слово “Антарктида”, – не там, где был дядя Дима.

– Ну, может и не чудовища, а просто никем невиданные звери. Кто-то же там водится? (Влад. Ник.)

– Кто там может жить, если там нет воздуха? (Анд. Евг.)

– Еще как может! Мы с дедом читали про “кровавый” водопад в долине Тейлора. Там на поверхность, из ледяной пещеры, выходит вода, насыщенная железом. Ученые исследовали ее и обнаружили, что глубоко подо льдом без всякого кислорода живут семнадцать видов разных микроорганизмов! (Алеша.)

– Точно, нам об этом ученые рассказывали. А еще они рассказывали об антарктических “оазисах” – участках земли, свободных ото льда. Их называют “сухими долинами”, потому что дожди там не выпадали в течение двух миллионов лет! Но там тоже есть жизнь: там живут морские водоросли, грибы и бактерии. (Дима.)

– Чудеса! Жизнь есть везде: и в Антарктиде и в Арктике; и в экстремальном холоде и в кипятке; и в солях и в кислотах; и даже там, где нет кислорода! (Влад. Ник.)

– А что больше всего поразило тебя на Антарктических островах? (Оля.)

– Птицы. (Дима.)

– Птицы?! (Алеша.)

– Почему птицы? (Алька.)

– Там огромное количество птиц. Шоколадно-коричневые альбатросы с двухметровым размахом крыльев. Ребята из команды рассказывали, что во время брачных танцев, они летят в шквальном ветре, вдоль скал, бок о бок, почти соприкасаясь кончиками крыльев, повторяя движения друг друга. А странствующие альбатросы, размах крыльев которых доходит до четырех метров, могут передвигаться в шторм со скоростью до ста тридцати километров в час! Они чистобелого цвета, только кончики крыльев черные. (Дима.)

– А пингвины – они большие? (Алька.)

– Они разные, Аль. Есть больше тебя, а есть совсем маленькие – всего тридцать-сорок сантиметров и весят не больше килограмма. (Дима.)

– Ну, Алексей, и кто победил в твоем соревновании? (Влад. Ник.)

– Я, сбился, дед… (Алеша.)

– Я думаю, пальму первенства надо отдать… (Анд. Евг.)

– Дяде Диме! – закричала Алька.

– Правильно – Дмитрию. У него такой размах: Северный Полюс, Тибет, Африка, Америка и Антарктида! Да, молодежь, жизнь меняется. Мы вот почти негде не были…(Анд. Евг.)

– А кто вам мешает? (Оля.)

– Годы, Оля, годы. Все хорошо по молодости. (Анд. Евг.)

– Оля, а вы в путешествия всегда берете детей? (Павел.)

– Мама нас всегда берет! – ответила Алька и показала язык.

– Когда мы были молодыми, границы государства были на замке… (Анд. Евг.)

– Дай бог, что они опять не закрылись, и что бы была возможность у наших детей и внуков достойно зарабатывать. (Зин. Алекс.)

– И что бы они продолжали путешествовать! А язык показывать некрасиво! (Марг. Авак.)

– Во всем мире старики путешествуют, а у нас только молодежь может себе это позволить. Пенсия ограничивает свободу передвижений. (Анд. Евг.)

– Главное – не пенсия, а правовое устройство социальной жизни и личная свобода человека. (Оля.)

– А мы, между прочим, работали за эту пенсию всю свою жизнь! (Влад. Ник.)

– На эти деньги достойно жить – невозможно. У вас, слава богу, дети есть. Если родители объяснили детям, что такое совесть, и сами к своим старикам относились с заботой, значит, дети им помогут. (Оля.)

– Я не о присутствующих говорю, но сейчас такая молодежь, что ей родители помогают! (Марг. Авак.)

– Так это всегда было… (Анд. Евг.)

– Так они же – по собственной инициативе помогают? (Дима.)

– И это – неправильно! Образование – да, это обязанность родителей. А все остальное – “сами, сами, сами”. (Оля.)

– Я посмотрю, как ты запоешь, когда у тебя дети подрастут, и попросят отдельную квартиру… (Анд. Евг.)

– А у меня уже есть квартира! (Алеша.)

– Ну, вот видишь? (Анд. Евг.)

– А я попрошу папу Васика, и у меня тоже будет! (Алька.)

– Так, стоп-стоп-стоп. Разве квартира – это все, что нужно для жизни? А вкусно есть, красиво одеваться, учиться, книги покупать? (Оля.)

– Путешествовать, дарить подарки друзьям? Алеша, Аля, где вы собираетесь брать деньги, когда станете взрослыми? (Дима.)

– Я зарабатывать буду, – сказал Алексей. – Мужчина должен зарабатывать!

У Альки было свое мнение на этот счет: – А я замуж выйду, за олигарха.

– А если в тебя влюбится не олигарх, а геолог? – спросил Дмитрий.

– Такой, как ты? (Аля.)

– Да. Только моложе. (Дмитрий.)

Алька задумалась. – Тогда выйду замуж за геолога. Однозначно!

– Но геолог зарабатывает намного меньше олигарха? (Дима.)

– Ну и что, подумаешь! Мама говорит, что главное – это любовь. (Алька.)

– Алена, дядя Дима – юрист, я тебе уже в третий раз повторяю! (Алеша.)

 

Перейти Рубикон

– Владимир Николаевич, Зинаида Алексеева, спасибо вам за замечательный вечер. Оленька, тебе тоже спасибо, мы рады были познакомиться с тобой. Дима, хорошо, что ты, наконец, вернулся, а то родители тебя заждались. Ну, а мы поедем, поздно уже. (Марг. Авак.)

– Да, пока доберемся… (Анд. Евг.)

– Ольга, спасибо вам за интересный разговор. (Павел.)

– Я тоже была рада познакомиться, теперь вы приезжайте к нам в гости. (Оля.)

“Приглашает в гости чужих людей, которых видит первый раз в жизни, а мне – ни слова. Ну, и правильно, чего меня приглашать? Я же домой, не в гости”. (Дима.)

– Оля, мы к тебе приехать не обещаем, потому что я собак боюсь; а Павел, я думаю, выберется. Мне показалось, у вас много общих интересов. (Марг. Авак.)

– Павел, приезжайте… (Оля.)

“Приезжай, приезжай, дорожки от снега поможешь почистить”. (Дима.)

– Ну, Зинаида Алексеевна, провожайте нас! (Анд. Евг.)

Все пошли провожать гостей.

– А, ты, разве, не пойдешь? – спросила Аля оставшегося в гостиной Дмитрия.

– Нет, у меня другие планы: я в душ пойду. А ты, вот что, принцесса, пообещай, что не уедешь без меня. (Дима.)

– Ты, что, забыл про самоцветы?! (Алька.)

– Я-то не забыл. Обещай, что не уедешь! (Дима.)

– Я-то не уеду, но мама может меня увезти. С ней спорить бесполезно! (Алька.)

Дмитрий метнулся в свою комнату, где для него всегда были приготовлены запасные брюки, свитер и белье. – Тогда пойдем со мной в ванную, – шепнул он Альке. – Быстро-быстро, пока никто не видит!

– Ну, нам с тобой, дядь Дим, и достанется же от мамы! (Аля.)

– Значит, ты хочешь уехать, так и не увидев самоцветы? (Дима.)

– Нет. (Аля.)

– Тогда сиди тихо, вот здесь, на стиральной машинке. Мне нужно всего пять минут, – сказал Дмитрий, скидывая с себя одежду.

– Ты что, голый будешь мыться?! (Аля.)

– А ты, разве, одетая моешься? (Дима.)

– Нет… (Аля.)

Дмитрий залез в ванну, задернул занавеску. Потом высунул голову, посмотрел на удивленную Альку. – Ты голых дядей никогда не видела?

Она качала головой из стороны в сторону и улыбалась.

– Ну, я не очень страшный? (Дима.)

– He-а. Ты почти как Аполлон, он тоже всегда голый в музеях стоит… Дядь Дим, мне ужасно жарко! – уже через пять минут верещала Алька.

– Солнышко мое, потерпи еще немного; я уже заканчиваю! (Дима.)

– Мама тоже называет меня солнышком… (Алька.)

– Теть Зин, дядь Володь, мы тоже поедем, – сказала Оля, когда за гостями закрылась дверь.

– Оленька, а, может, переночуете у нас? (Зин. Алекс.)

– Нет, Дима же приехал… Где мы все разместимся? (Оля.)

– А то у нас места мало? (Влад. Ник.)

– Ты, прости нас, Оль, что все так получилось. Мы хотели тебя с Павлом познакомить; Маргарита Аваковна целый год меня упрашивала; а тут Димка – как снег на голову! (Зин. Алекс.)

– Ольга, останься! – смотрел на невестку поверх новых очков Владимир Николаевич.

Она покачала головой. – Нет…

– Детей, пожалей; время – одиннадцать, пока доберетесь, будет первый час ночи. Дорога скользкая, темно, опасно! (Влад. Ник.)

– Нет, дядь Володь, об этом не может быть и речи. Дети, Алена, Алексей! У вас пять минут; мы уезжаем! (Оля.)

– Как уезжаем?! Мы же собирались переночевать у бабушки с дедом? У меня модель самолета еще не высохла… (Алешка.)

– Так, Алеш, без разговоров! Модель твоя досохнет в машине. Собирай вещи! (Оля.)

– Ну, как всегда! – расстроился Алешка.

– Ольга, не суетись; тише едешь – дальше будешь. (Влад. Ник.)

– Аля, ты – где? Алеш, где Алька? (Оля.)

– Я почем знаю? (Алеша.)

– Алена? Аля! (Оля.)

– Спряталась, потому что тоже не хочет уезжать! (Зин. Алекс.)

– Алексей, где Алена, я тебя спрашиваю?! (Оля.)

– Она весь вечер сидела у дяди Димы на шее, там ее и ищи! (Алеша.)

– А где дядя Дима? (Оля.)

– Дмитрий в ванне, моется, по-моему. (Зин. Алекс.)

“Моется он! Нашел время! Она уезжает, а он моется! Ну, мойся, мойся! Всех своих грехов, все-равно, не смоешь!” – Ольга, схватилась за сердце и прислонилась к стене.

– Мам, ну, ты чего? Найдем мы сейчас твою Алену. Дед, рассредоточились, за тобой – прихожая и коридор; за входной дверью тоже посмотри! Ба – ты на кухне. Мам, перестань, хватит умирать; лучше проверь гостиную и балкон, а я посмотрю в спальнях. Смотрите внимательно! Она может быть где угодно: под кроватью, под подушкой, в холодильнике… (Алеша.)

– Господи, ну, что за наказание?! (Оля.)

– Ее нигде нет, – подытожил поиски дед.

– А вот и мы! Нас еще не ищут? – Дмитрий с Алькой на шее вышел из ванны.

– По-моему, дядь Дим, нас как раз ищут, – прошептала Алька.

– Ален, ты, где была? Мать тебя сейчас убьет! (Алеша.)

– Мы с дядей Димой были в ванне; он там мылся, потому что грязный был. Мам, он голый мылся! (Алька.)

– А ты разве, одетая моешься? (Оля.)

– Он голый, такой же красивый, как Аполлон; только у него шрамы везде. (Аля.)

– Дим, что за шутки? Мы же ее обыскались! (Влад. Ник.)

– Да мы мылись-то семь, ну от силы, десять минут; когда вы успели?! (Дима.)

– Ну, не скажи, дядь Дим: за семь минут, женщина, потерявшая ребенка, способна на многое! (Алеша.)

– Алексей, мое терпение может и закончиться! (Оля.)

– Все, мам, молчу, молчу. Зато я собрал вещи, раз мы все-таки уезжаем. (Алеша.)

– Я никуда не поеду! – заявила Алька и обняла Дмитрия за шею.

– Слезай немедленно и быстро одевайся; иначе дома получишь ремня! (Оля.)

– Принцессам нельзя ремня! Ты сама говорила! Дядь Дим, снимай меня с себя, с нашей мамой шутки плохи. Ты, мне хоть самоцветы-то покажи! (Аля.)

– Оль, можно я детям самоцветы покажу, ведь за тысячи километров вез? (Дима.)

“Он хочет показать детям самоцветы. Убила бы!” – Хорошо, смотрим самоцветы и едем домой. (Оля.)

– Ура! Ура! (Аля.)

Дмитрий открыл рюкзак и вытряхнул содержимое прямо на пол…

– Ничего себе, дядь Дим, красота какая! (Алеша.)

– Ух-ты! Я тоже хочу! (Аля.)

– Нравится? (Дима.)

– Вещь! (Алеша.)

– Каждый из присутствующих берет, сколько хочет – на память о нашей встрече. (Дима.)

“Этим мешком с самоцветами долбануть бы по твоей голове… на память о нашей встрече!” (Оля.)

– Оль, а это – тебе, – Дмитрий протянул ей веретено. – Это символ тибетской женщины.

“Интересно, хоть одна тибетская женщина ждала своего мужчину двенадцать лет?!” (Оля.)

– И это тоже тебе, – Дима достал из кармана рюкзака и высыпал ей в руки кучу украшений из бирюзы.

– Спасибо, – сказала Оля. – От неожиданности она уронила почти все свои подарки на пол, и они вместе с Дмитрием присели на корточки – собирать украшения.

Алешка протянул маме пакет.

– Спасибо, Алеш. И тебе, Дим, спасибо… (Оля.)

– Всегда, пожалуйста, – ответил Дима. – Мам, а ты зачем гитару в шкаф убираешь?

– Это Ольга сегодня пела, отец ей доставал. (Зин. Алекс.)

– А дай мне, – попросил Дима.

– Дядь Дим, ты тоже умеешь играть на гитаре? (Алеша.)

– Немного. Если мама ваша пять минут подождет, то я спою, – Дмитрий настраивал гитару.

– Мам, пусть дядя Дима споет? Я в кино видела, геологи так душевно поют! (Аля.)

Ольге хотелось и смеяться, и плакать одновременно. А Дмитрий прищурился, посмотрел на нее… Он, почему-то, когда смотрел, всегда прищуривался.

“Что это у тебя с глазами, адвокат, плохо видишь?” (Оля.)

“Все нормально у меня с глазами, просто ты светишься от счастья”. – Аль, а о чем сегодня мама пела? (Дмитрий.)

“Да что же это такое?! Он постоянно апеллирует к моим детям! Ты, используешь, запрещенные приемы, адвокат. Моешься голый при дочери!” (Оля.)

“Нет, это ты, дорогая, используешь запрещенные приемы. Ты хочешь уехать и увезти детей. Моих детей. А я имею право общаться с ними! Ты, между прочим, сама разрешила!” (Дима.)

– Да я не поняла, дядь Дим, о каком-то путнике, который заблудился, и никак не может найти дорогу домой. А ты о чем петь будешь? Сразу скажи, а то я опять не пойму… (Аля.)

– Я о любви, Аль; ты поймешь. (Дмитрий.)

* * *

В прихожей воцарилась абсолютная тишина. Было слышно, как плачет бабушка Зина, уткнувшись в плечо деду, как тикают на кухне часы… Ольга была близка к обмороку, Дмитрий не сводил с нее глаз. Алешка смотрел на Альку, качал головой, строил рожицы и прикладывал палец к губам.

– Алеш, а чего ты мне рожицы строишь? Это же песня “про тапочки” – мамина! Откуда дядя Дима знает мамину песню?! (Аля.)

– Оль, можно я вас отвезу домой? – используя неопределенность момента, перешел в наступление Дмитрий.

– Здорово, дядь Дим, а у тебя – какая машина? – обрадовался Алешка.

– Тойота Прадо. (Дмитрий.)

– О, почти как у мамы! (Алеша.)

– Ты же из аэропорта на такси приехал, сынок? Ты же без машины? – пришла в себя Зинаида Алексеевна.

– Оль, так я на твоей, мог бы вас отвезти. (Дмитрий.)

Надо было что-то ответить, и Ольга ответила бы, если смогла.

– Мам, соглашайся, – теребил за рукав Алешка. – Дядя Дима ездит, наверняка, в два раза быстрее, и ты нервничать не будешь из-за того, что темно и скользко.

“Оль, ты молчишь, потому что, конечно, можно? Зачем я спрашиваю?” (Дима.)

– Спасибо большое, Дим, но мы сами как-нибудь доберемся, – наконец-то собралась с силами и ответила Ольга.

– Ну, мам, почему?! (Алеша.)

– Оленька, может, действительно, Дима вас отвезет? (Зин. Алекс.)

– Теть Зин, Дима устал, он сутки – в самолете; у него голова вон мокрая, а на улице мороз. (Ольга.)

– Дядя Дим, давай я тебе голову высушу; я знаю, где фен. Пошли быстрее в ванную! – Дмитрий с Алькой опять ушли в ванную, там смеялись и гудели феном, и через три минуты вышли уже с сухой головой.

– Ну, вот, голова сухая, мам… (Аля.)

– Дим, но, ты же наверняка пил спиртное? “Если ты пил, я тебя все-таки сегодня убью!” – Оля вскинула на него испуганные глаза.

“Дурак я пить, когда ты рядом такая, что у меня судороги по всему телу, и грудь у тебя пятого размера!” – Нет, Оль, я не пил! Я же почти не пью, я – буддист. (Дима.)

– Ну, хорошо, вы высушили голову; а как быть с тем, что дядь Дима устал? (Оля.)

– Дядь Дим, а ты устал? – удивилась Алька.

– Кто я? Нет, конечно! (Дмитрий.)

В прихожей опять повисла напряженная тишина. Все смотрели на Ольгу. И Аполлон, прекрасный бог Светлого Начала, решивший посмотреть историческую встречу героев, тоже стоял в тесном коридоре старой московской квартиры.

“Оль, а ты сегодня прелесть как хороша, – думал он, любуясь. – Вот только характер не меняется… Что ж ты все себе наперекор говоришь?” Аполлон вопросительно посмотрел на Эроса, которого пригласил поприсутствовать при встрече. Златокрылый бог Любви был одновременно и богом человеческих взаимоотношений. Эрос, пожимая плечами, показал свой пустой колчан.

– Мало взял! – сказал Аполлон. – Я тебя предупреждал: тут случай особый.

– Ну, все, аргументов у вашей мамы против моей кандидатуры больше нет – поэтому мы едем вместе! – резюмировал Дмитрий.

– Ура! Ура! Ура! Дядя Дима оказался упрямее нашей мамы! (Алька.)

– Оля, давай ключи, пойду заводиться. (Дмитрий.)

– А на чем ты поедешь обратно? – поинтересовалась Ольга, отдавая ему ключи.

– На такси! – раздалось с лестничной клетки. “Никуда обратно, дорогая, я уже не поеду!” (Дима.)

В прихожей началась возня: Алешка оделся сам, кое-как одел Альку; схватил вещи, заодно и дяди Димин рюкзак с самоцветами; и дети, радостные, поцеловав бабушку и деда, толкая друг друга, вышли за дверь. Было слышно, как они спускаются вниз, постоянно роняя что-то из вещей и смеясь.

– Оленька, давай я тебе, валерьяночки накапаю? – предложила свекровь.

– Спасибо, теть Зин, не надо. (Оля.)

– Ольга, не горячись. И не вставай поперек судьбы! (Влад. Ник.)

– Оль, ты его в ночь-то не выгоняй, какое там у вас такси! Уж оставь ночевать; завтра утром выгонишь. (Зин. Алекс.)

– Оля, и завтра не гони. Пусть хоть с детьми познакомиться! (Влад. Ник.)

Ольга держалась из последних сил: ее огромные сине-зеленые озера-глаза были наполнены до краев, до предела возможного. – Это все просьбы на сегодня? – спросила она, ужасно боясь расплакаться.

– Дочка, ты не обижайся… (Зин. Алекс.)

– До свидания. – Оля вышла на лестничную клетку, спустилась по ступенькам на один этаж, и захлебнулась слезами – от горя и счастья одновременно. Дети были внизу, с ним, не зная, ни кто он такой, ни что он такое… Оставили родную единственную мать, которая растила их все эти годы, одну, в темном холодном подъезде, и радостно убежали с ним. За то, что он привез им мешок камней! Это что ж за наказание такое! Даже заплакать нельзя, потому что косметика мешает! – Оля достала зеркальце, вытерла слезы, улыбнулась, показала самой себе язык и махнула рукой: “Пусть будет, что будет!”

“Давно бы так, – сказал наблюдавший за ней Аполлон. – А то ревет по ночам: “люблю, люблю"; всю плешь проела! Не была бы такой сексапильной, не писала бы таких эротических романов – хрен бы я тебе помогал, честное слово!”

Ольга медленно спускалась по ступенькам, потому что драгоценный сосуд ее души был до краев наполнен счастьем, и она боялась его расплескать. А этот тибетский неандерталец налетел как ураган; огромными своими ручищами схватил ее за плечи, прижал к себе. Как в далекой юности, нежно запрокинул ей голову, расцеловал в соленые от слез глаза, щеки, шею. Радостный, счастливый, брызжет синевой из-под своих белесых ресниц, все в ней переворачивая. – Оль, прости ты меня бога ради, – уткнулся в грудь, весь дрожит, дергается.

– За что? – прошептала она.

– За все прости, сразу… (Дмитрий.)

– За то, что я два раза была замужем; за то, что у нас двое детей? (Оля.)

– Сочувствую тебе, Дим, – сказал, проходя мимо, Аполлон.

– Спасибо, большое, – ответил Дима Богу.

– Я и так сделал невозможное, дальше ты сам. (Аполлон.)

– Прости за все, за что злишься, – это Дмитрий сказал уже Ольге.

– Я не злюсь на тебя. (Оля.)

– Тогда за все, за что злишься на себя. За то, что столько раз предавала меня! Так и будешь молчать, гордая королева? Будто ты святая, будто я один – весь в грехах?! (Дима.)

– Это ты в Тибете так научился разговаривать?! (Оля.)

– В Тибете я понял, что главное в моей жизни! (Дмитрий.)

– Я рада за тебя, Дим. Но твоя жизнь – это твоя жизнь. Зачем ты лезешь в мою?! Зачем ты перешел Рубикон, разделяющий наши жизни?! (Ольга.)

– Наши жизни не разделены Рубиконом, наоборот, они связаны! А пришел я к тебе потому, что ты позвала меня, когда была у меня в Тибете; я вспомнил. И хватит валять дурака, пошли домой! Завтра обо всем поговорим. Устал я, Оль. (Дима.)

– Поэтому я и прошу тебя: иди домой, отдыхай, – тихо сказала Оля.

– Уже иду! – Дмитрий пошел вниз, к машине. Громко хлопнула дверь подъезда…

– Так ты хочешь счастья или хочешь оставить все, как есть?! – поинтересовался у героини Аполлон.

…

Родители выключили свет на кухне и смотрели на машину из-за штор.

– Да, дед, наворотили мы с тобой дел… (Зин. Алекс.)

– Это точно! А Дмитрий, все ж добился своего. Молодец! (Влад. Ник.)

– Не говори “гоп”! (Зин. Алекс.)

– Куда ж ей деваться, дети-то с ним? (Влад. Ник.)

– Димка удивил меня: где это он научился с детьми ладить? (Зин. Алекс.)

– Да, Дмитрий стал другим. Видимо, хорошо долбанулся тогда, в пропасти, раз мозги на место встали. (Влад. Ник.)

– Отец! (Зин. Алекс.)

– Дети – это Димкин шанс. Значит, нашел он в Тибете, что так долго искал… (Влад. Ник.)

– Ольгу? (Зин. Алекс.)

– И ее, и семью, и детей. А, главное, себя нашел. Давай, мать, посуду мыть. И спать. Утро вечера мудренее. (Влад. Ник.)

– Помоги им, Господи! Николай Угодник, не оставь их неразумных; они заслужили счастья… (Зин. Алекс.)

…

– Дядь Дима, а где мама? – спросил Алешка.

– Сейчас придет! (Дмитрий.)

– Что-то долго… (Алеша.)

– Вон идет уже. (Дмитрий.)

Ольга вышла из подъезда. Достойно вышла. С поднятой головой и крыльями за спиной. Гордой королевой с горячим сердцем шла сквозь сибирский антициклон, в ореоле золотых волос, как в короне, и в облаке фантастических духов, которыми весь уже пропах Дмитрий. Села в машину. На лице не осталось следов слез: глаза блестят; сама смеется, светится, вызывающе смотрит ему прямо в сердце.

“Раз она светится, значит – святая?! Ох, я дурак! Сердце так радостно и громко бьется от любви… Ее или мое? Оба!” – Ну, что, никого не забыли? – Дмитрий оторвал взгляд от любимой и повернулся к детям.

– Да вроде, все в сборе, – ответил Алешка.

– По-моему, кто-то даже лишний, – съязвила Ольга.

“Дорогая, истекают последние минуты твоей обороны. Лучше готовь крепость к сдаче”. (Дима.)

“Не, обманывай, себя, Дмитрий, у тебя вечный бой впереди: каждый день будешь с боем брать эту крепость! И не каждый вечер она будет тебе сдаваться”. (Оля.)

“А я готов, любимая, штурмовать эту крепость. Скажу тебе больше: я хочу этого. Знала бы ты, как хочу!” (Дмитрий.)

– Мам, апочемуты сегодня особенно красивая? – поинтересовалась Аля.

– Иди ко мне, мой ангелочек, – Оля хотела было взять дочку на руки.

– Нет! – категорично сказал Дмитрий. – Ангелочек останется на заднем сиденье, потому что наш самолет уже набирает высоту.

– А разве мы полетим на самолете?! (Алька.)

– Ну, конечно! Алексей будет штурманом, так как командир корабля не знает дороги… (Дима.)

– Что же это за командир, который не знает маршрута полета? (Оля.)

– Командир, мам – это тот, кто не боится новых маршрутов! (Алеша.)

– Правильно сказал, Алеш. “Как же это здорово: ехать с женой и детьми домой! Нет, не зря я падал в пропасть. Спасибо вам, боги! Особенно тебе, Аполлон: ты самый решительный бог на свете. И дай бог тебе сил помогать другим таким же дуракам, как я… Тавтология получилась какая-то, но ты меня понял”. (Дмитрий.)

Аполлон Мойрагет – творец человеческой судьбы улыбнулся, довольный благодарностью героя.

“Полюшка, как же я счастлива! Он едет домой! Это чудо! Если родится у меня еще один сын, я назову его твоим именем”.

“А если дочка, назови ее Дианой, мне будет приятно”. (Аполлон.)

 

В мире нет ничего постоянного

(Дорога домой)

За окном японского корабля под названием “Тойота” завывал ветер, и звучало жизнеутверждающее “Рондо “Alla turca” Амадея Моцарта.

Ветер всегда приносит с собой перемены. Есть один постоянный закон, действующий во все времена и в любом месте нашей огромной Вселенной: в этом мире нет ничего постоянного. Изменяется климат, клетки тела, мысли и даже принципы. Битва добра со злом продолжается в наших сердцах. На небесах сражаются друг с другом ангелы и демоны – так боги играют в “Цивилизацию”.

Любовные клятвы постоянно нарушаются; как заметил Публий Сир в I веке до н. э., “их нарушение ненаказуемо”. Разрешаются неразрешимые жизненные проблемы: так как они зарождаются и созревают в нашем сознании, то и возможности их решения находятся там же.

Даже камни “текучи” – только им для этого требуется много времени. И континенты не стоят на месте – они “танцуют” согласно теории “дрейфа континентов” открытой Альфредом Вегенером в 1912 году. Южный и Северный полюса планеты время от времени меняются местами. В последний раз это произошло двенадцать тысяч лет назад, когда произойдет в следующий раз – неизвестно…

В космосе рождаются и гибнут галактики. Наша Вселенная нестабильна. Звезды и галактики стремительно разлетаются в разные стороны, Вселенная расширяется. Благодаря этому и время не стоит на месте – оно всегда течет к будущему. Космический танец бога Шивы – танец творения и разрушения – яркая демонстрация динамической Вселенной.

Буддизм считает, что миром правит движение и изменчивость. Буддисты называют мир “сансарой”, что означает “пребывающий в непрерывном движении”. В колесе сансары кружатся боги и демоны (асуры), люди, духи (ареты) и животные. Кружатся разные ады – наши вечные страхи, а также зависть, неведение и жадность – главные человеческие эмоции.

Мир меняется и по воле богов, и прогибаясь под упрямыми людьми, и вне зависимости от чьей-то воли и чьих-то усилий. Все изменяется. И вечной истины тоже не существует.

Говорят, в этом мире есть все. Но есть ли в нем хоть что-то постоянное? Лишь изменение. Изменение является вселенским законом. А вечным двигателем (причиной и гарантией) изменения является… буддистская пустота! Или взаимосвязь всего со всем. Или полное отсутствие вашего, дорогой мой, читатель, независимого существования. Это плохая новость. А вот хорошая: теория относительности Альберта Эйнштейна подразумевает, что структура пространства и времени (то есть ваша реальность) зависит от вашей системы координат.

Во Вселенной нет ничего неизменного. Будущее не предопределено. Настоящее изменчиво. Даже прошлое “не есть что-то закрепленное и неизменное. Оно переоценивается в контексте вкусов настоящего”.

…

В конце 2001 года, когда наши герои ехали домой, астрофизики удивленно наблюдали, как из огромной черной дыры массой около десяти миллионов Солнц выделяется энергия, что противоречило всем основным физическим теориям.

Квантовая механика, несомненно, лучшая теория в истории физики, но и она, как все теории, подвержена изменениям. Иммунитет, по-видимому, существует только у великих религий: иудаизма, христианства и мусульманства. Как сказал Джозеф Кэмпбелл, “одна из величайших проблем библейской традиции состоит в том, что представленная в ней модель Вселенной была введена в обиход еще шумерами пять тысяч лет назад!”

Заканчивался 2001 год. У арийцев, которые были предками многих современных народов (индийцев, иранцев, русских и германцев) был самый сложный и красивый космический календарь, рассчитанный на тридцать два года. Последним по календарю наступал год сокола – прекрасного тотема творческого озарения, верности и отваги. Таким был 2001 год.

Первый год нового цикла, 2002, будет посвящен оленю с золотыми рогами – символу гордости и восхождения к вершинам духа. На смену романтической любви придет семейная психотерапия, но это уже совсем другая история…