Принцип Солнца

Бентанга Наталья

Глава четвертая

Явление ангелов

 

 

Появление сына

Возвращение в себя

(Тибет)

Дмитрий пришел в сознание через месяц после падения, двадцать первого декабря, в день зимнего солнцестояния. Герой себя не узнал, потому что весь его организм стал другим. Он же в Тибете мяса почти не ел, водку – не пил, а в последний месяц вообще вынужденно голодал.

“Так вот почему Пифагор требовал от своих учеников сорокадневного голодания, прежде чем посвятить их в тайны учения, вот почему голодали Христос, Магомет и Будда…” – Дима ощущал в своем теле огромное количество энергии: он лучше видел, лучше слышал, и запахи стали острее, и цвета ярче, и даже курить не хотелось. Но так как он был забинтован словно египетская мумия, воспользоваться всеми этими вновь приобретенными качествами не представлялось возможным.

После неописуемой радости по поводу возвращения в себя, Дима почувствовал боль… дикую боль во всем теле! Приняв боль, как подтверждение факта жизни, он огляделся вокруг, соображая, где же это он находится. Первое, на что он обратил внимание – на лучи солнца, проникающее сквозь окошко. – Аполлон, бог мой, приветствую тебя и благодарю!

– Ты как себя чувствуешь? – поинтересовался Аполлон у вернувшегося из небытия героя.

– Мне кажется, что я родился заново. Что-то изменилось у меня здесь и здесь, – Димка показал сначала на сердце, а потом на голову.

– Ну, что ж, тогда с днем рождения! (Аполлон.)

Привыкая боли и к телу, привязанному к доскам, Дима все пытался вспомнить что-то очень важное, что открылось ему между жизнью и смертью. И вдруг вспомнил: “Оля!” – Пол, я осознал, что тоже виноват, – он с трудом подбирал слова. – Это она… способствовала моему возвращению?

Аполлон кивнул.

Дима облегченно выдохнул и посмотрел по сторонам. В его “апартаментах” было тепло и уютно. В печке горели дрова. Рукомойник, полотенце, скатерть на столе… И три полки с книгами. “Камасутра?! – удивился Дима, внимательно посмотрев на книги, – значит, это точно Олиных рук дело… Опять она издевается надо мной! – он вспомнил ее подарок на тридцатилетие. – Камасутра – это, здорово; особенно, если все кости переломаны!”

– Спасибо, что хоть руки-ноги на месте, и голова соображает. Нет, Пол, я серьезно, без иронии. Спасибо! (Дима.)

– Какая уж тут может быть ирония?! – Аполлон вспомнил эпопею с картинами Вильяма Бугро.

“Опять “завертка” моей души дарит мне секс – вечное искусство любви. А, мне, Оль, знаешь, не секса сейчас хочется, а заботы, нежности и простых человеческих слов!” – Дима еще ничего не читал про тантрический секс, и не задумывался над тем, что секс не имеет временных и пространственных ограничений, и является одним из путей достижения близости и вечной любви… – Пол, скажи-ка на милость, это ты устроил мне многосерийный сериал ужасов?

– Что ты имеешь в виду? (Аполлон.)

– Ну, документальная хроника моей жизни. Как будто смотришь фильм с собой в главной роли. Заново испытываешь все эмоции… причем не только свои! Чувствуешь боль других людей от собственных идиотских поступков. Но больше всего удручает даже не то, что сделал, а то, на что так и не сподобился! (Дима.)

– Не хроника, а перепросмотр… (Аполлон.)

– Мои детские проблемы, взрослые проблемы, авария – повторно. Полеты среди звезд, плавание с китами. Это дурацкое прохождение родового канала! А у меня, между прочим, клаустрофобия!! Ты же знаешь! (Дима.)

– Нет, это не я устроил. Это так устроено. Главная цель перепросмотра – освежить воспоминания. Он имеет важные последствия. Во-первых, вводит в глубокий кризис, заставляющий индивида задуматься над смыслом своего существования… (Пол.)

– Да, это есть. (Дима.)

– Во-вторых, это открытие духовности, “которая есть неотъемлемая часть человеческой личности и не зависит от характера культурного и религиозного воспитания индивида”. (Пол.)

– И когда теперь кризис разрешиться? (Дима.)

– “Когда человек отыщет для себя ориентиры вне узких рамок физического организма и вне ограниченной продолжительности собственной жизни…” (Пол.)

– Понятно, – вздохнул Дима.

– Но, Дмитрий, позитивные изменения уже налицо: у тебя появился интерес к книгам, обычная жизнь наполнилась глубоким смыслом, в душе потихоньку зарождается любовь… (Аполлон.)

– Знаешь, Пол, что поразило меня больше всего? Оказывается, все, что я делал в жизни, все было правильно?! Нет, я не отрицаю, что кое-что я делал неправильно… (Дима.)

– Чередование добра и зла, преступления и раскаяния, смерти и возрождения характерно для жизни. По ту сторону нет полярности противоположностей. (Аполлон.)

– И еще там был Свет. Я задал всего один правильный вопрос, который меня интересовал, и получил исчерпывающий ответ. (Дима)

– Ты его запомнил? (Пол.)

Дима утвердительно кивнул.

– Постарайся не забыть, чтобы опять падать не пришлось… (Пол)

– А еще я побывал в Раю и видел Ад… (Дима.)

– Я тоже бывал там неоднократно. В древнем ведическом рае – царстве света – звучит музыка, и исполняются сексуальные и прочие чувственные желания. В Уттаракуру – дивном саду индусов – живут многочисленные божества, с которыми могут общаться лишь те, кто вел правильный образ жизни и выполнял многочисленные ритуалы индуизма. Буддисты на своих небесах продолжают готовиться к вечной жизни. Практичные греки обрабатывают Елисейские поля, находящиеся по другую сторону Атлантического океана. Там не бывает снега и сильного ветра, светит солнце и идет дождь, и земля дает по три урожая в году…

– А что в христианском раю? – спросил Дима.

– Там – скучно. Ангелы и святые беседуют с богом о религии, а простые смертные дышат свежим воздухом в саду Любви. Правда сад тот находится за золотым забором, что существенно ограничивает свободу передвижений. В мусульманском раю царит разврат, по берегам винных рек растут фруктовые сады, в тени которых черноглазые гурии без устали удовлетворяют сексуальные желания правоверных…

– Точно! Мне Рамзан об этом рассказывал. (Дима.)

– Гораздо интереснее в раю у ацтеков. Они придумали сразу три рая. Не очень развитые души находятся в нижнем рае – Тлалокане, в стране воды и туманов, среди садов и огородов. Они поют песни, играют в чехарду и ловят бабочек. Продвинутые ацтеки, последователи бога-короля Кецалькоатля, научившиеся жить вне физического тела, попадают в Тлиллан-Тлапаллан. А в высшем рае – в Доме Солнца, Тонатиухикане, наслаждаются жизнью самые “продвинутые” души.

Североамериканские индейцы живут там, где происходит удачная охота, эскимосы – в лучах северного сияния, а африканцы – в краю благоденствия, где никто не бывает голодным… (Аполлон.)

– А как обстоят дела в Аду? (Дима.)

– Что касается ада, там почти во всех религиях, стоит непроглядная тьма, но это не мешает устраивать разнообразные пытки для обитателей.

Еврейский ад – Шеол, расположен за высокими-высокими стенами. Люди живут там в темноте и невежестве. Геенна огненная – это глубокая долина, заполненная негасимым огнем, где грешники мучаются в пламени. Греческий подземный Аид расположен на крайнем Западе, под территорией США. Тот, кто нанес личное оскорбление Зевсу, попадает в бездонную пропасть – Тартар. В христианском аду полным-полно злобных чертей, которые пытают грешников огнем, физической болью и удушением. Исламский ад мало чем отличается от христианского. В эпоху Средневековья, когда только ленивые служители церкви не устраивали своей пастве аутодафе, вошли в моду холодные ады… (Аполлон.)

– А в тибетском аду? (Дима.)

– Там грешников пытают и огнем и холодом, а также разрубают на куски, нанизывают на дерево с шипами, заливают расплавленный металл в разные отверстия тела. А вот в аду индейцев уичоли хуже всего приходится тем, кто имел сексуальные связи с испанцами: их протыкают огромной колючкой бывшие половые партнеры. Ацтеков пронзают ледяные ветры, острые стрелы и дробят сталкивающиеся скалы… Ну, я полечу по делам, а к тебе идет Ганс. (Аполлон.)

– Добрый день, Ганс! – приветствовал герой вошедшего в келью монаха.

– Добрый день, Дима. С возвращением… (Ганс.)

– Зачем здесь эти венки? Это что, меня хоронят? (Дима.)

– Нет-нет, что ты. Просто скоро рождество… (Ганс.)

– Сколько же я здесь уже валяюсь? – удивился Дима.

– Ровно месяц, – ответил улыбающийся Ганс.

“А вообще, ты права, секс – это то, что надо, – подумал Дима. – Это именно мой путь. Да и Камасутра актуальна уже пять тысяч лет – неспроста. Пока я прикован к кровати, я же могу все это прочитать, делать все равно больше нечего…”

В тибетских монастырях электричество стало появляться только тогда, когда начали строить железную дорогу, с 2003 года. Не было у Димки в монастыре электричества. Но читать днем – это, пожалуйста, сколько душе угодно!

“Что же ты мне, интересно, приготовила?” – с этой приятной мыслью герой задремал…

На третий день, акклиматизировавшись к новым условиям существования, Дима попросил Ганса показать ему книги… Афоризмы великих людей, мифы, книги по мировой истории, по истории России, книги о современных научных открытиях, о буддизме, о дзен, о медитации, о тантрическом сексе, просто о сексе, о женской и мужской психологии, и даже об отношениях между мужчиной и женщиной. “Это-то интересно к чему? – удивился Дима. – Что ж думаешь, что я с женщинами общаться не умею, что ли?!”

– А что там еще? Об отношениях между родителями и детьми? Мне?! – Дима усмехнулся. – Ганс, а дай мне, пожалуйста, вот там, на полке, толстая книга… Да-да, вот эта… – Он открыл альбом и увидел себя маленьким. Только фотография почему-то была цветной. (Во времена детства героя цветные фотографии были редкостью.) Дима испугался. “Что-то у меня с глазами… Да, надо привыкать к обновленному организму…”

Он попросил Ганса помочь ему закурить, но организм от никотина отказался. “Ну, нет – так нет”, – согласился Дима. Он поблагодарил монаха, и сказал, что хочет побыть один. Но почувствовав запах куриного бульона, Дима опять позвал Ганса, попросил помочь ему поесть… Ел бульон, как манну небесную.

Потом, когда остался один, опять открыл фотоальбом… и следующие три дня изучал его содержимое, прерываясь только на еду, сон и неприятную, в силу беспомощности, процедуру туалета. Рассматривая фотографии, улыбался, с трудом вытаскивал их непослушными пальцами и читал Ольгины надписи с обратной стороны, вспоминая, где он был и что делал в это время. “Ведь никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть… Ведь только если я сам поверю, что это мой сын – значит, у меня будет сын. Не поверю – останусь одиноким идиотом. Вопрос веры…”

Герой в сына поверил. Теперь у него была не только новая жизнь, но был сын. Классный рыжий мальчишка, похожий на него так сильно, что Димка спрашивал себя: “Может это фотомонтаж?” и сам себе отвечал: “Дурак, ты Дмитрий!”

Дима не знал, но чувствовал, что в этот важный период жизни он был не один. Всегда, когда в душе рождается что-то новое, к человеку слетаются музы и окружают его, и в сердце человека поселяется мечта. И начинается долгий путь к этой мечте, к солнечному свету, к самым дорогим людям…

Новогодняя речь президента

(Подмосковье)

– Господи, что это?! – спросила Оля, удивленно слушая речь президента.

– Это закончилась “эпоха Ельцина”. Послушай, послушай, тебе полезно. (Владимир Иванович.)

31 декабря 1999 года первый президент России Борис Николаевич Ельцин в своем Новогоднем обращении к гражданам страны попросил прощения(!) за свои ошибки и сообщил о решении уйти в отставку.

– И кто теперь будет президентом? (Алешка.)

– Теперь будет Путин В. В. (Влад. Ив.)

– А кто такой – Путин В. В., и откуда он взялся? – поинтересовалась Оля, никогда ранее не слышавшая этой фамилии.

– Оля, как можно не смотреть новости? (Влад. Ив.)

– А зачем? От того, что люди смотрят новости, они не умнеют, не добреют, и мир не становится менее агрессивным. (Оля)

– Владимир Владимирович Путин – это наш премьер-министр, бывший бескомпромиссный директор ФСБ… (Влад. Ив.)

– А, тогда понятно… – Оля почему-то подумала, что поторопилась с разводом.

– В августе 1999 года началось вторжение боевиков с территории Чечни в Дагестан. Басаев, Хаттаб и Умаров объявили о создании независимого государства. Вот тогда-то премьер-министром РФ и стал директор ФСБ Путин. Ельцин объявил его своим преемником…

В сентябре на территории Дагестана велись боевые действия, и боевиков удалось вытеснить обратно в Чечню. В сентябре были взорваны жилые дома в Буйнакске, Москве и Волгодонске. 17 сентября Путин назвал заключенное в Хасавюрте мирное соглашение ошибкой. 23 сентября Ельцин опять подписал указ о начале боевых действий в Чечне…

Осенью 1999 года была полностью ликвидирована задолженность по выплате пенсии населению. Решительные меры по борьбе с терроризмом обеспечили Путину общественную поддержку. В своей программе он обещает политическую стабильность. Приоритетными национальными проектами названы: здоровье, качественное образование, доступное и комфортное жилье, развитие АПК, демографическая проблема…

Почему тебя совсем не интересует то, что происходит за пределами твоей карьеры и личной жизни? (Влад. Ив.)

– Почему не интересует? Я переживаю. Тем более что теперь у меня нет ни карьеры, ни личной жизни. Пап, а что я могу сделать? (Оля.)

– Хотя бы обратить внимание на окружающую тебя действительность… (Влад. Ив.)

– Это на то, как НАТО бомбит Сербию? (Оля.)

– Да, на то, что когда НАТО бомбило Сербию, Россия “капитулировала” перед Западом. Впервые, за всю историю существования Североатлантического союза, силовые действия велись за пределами зоны традиционной ответственности НАТО! 24 марта 1999 года начались массовые налеты на Сербию. На семьдесят восьмой день бомбардировок администрация Ельцина заставила президента Милошевича подписать капитуляцию перед Западом. На то, что в 1999 году, Польша, Чехия и Венгрия вступили в НАТО. На, то, что официальный внешний долг нашей страны составляет сто тридцать три миллиарда долларов! Ты же живешь в этой стране, у тебя дети! (Влад. Ив.)

– Володя, ты решил начать Новый год с политинформации?! (Татьяна Алексеевна.)

– Знаешь, пап… Мне страшно даже думать об этом! Страшно, что НАТО может бомбить и наши города. Почти никто из моих друзей не хочет ничего знать об этом! Все ушли в бизнес, в частную жизнь: зарабатывают деньги, получают второе образование, путешествуют… В общем, живут по принципу “ничего не вижу, ничего не слышу, да и знать ничего не хочу!” (Оля.)

– Ты еще забыла про торгово-развлекательные центры и ночные клубы, в которых проходит большая часть жизни наших соотечественников… (Влад. Ив.)

– И про бесконечные бабушкины сериалы, – подсказал Алешка.

– А причем здесь мои сериалы?! – возмутилась Татьяна Алексеевна.

– Верно, Алеш. Вы с мамой развлекаетесь в торговых центрах, Василий – в ночных клубах, бабушка смотрит телесериалы… Слава богу, что у нее еще остается время нас кормить. А администрация США делает все, что заблагорассудится! Широкий ассортимент товаров сформировал в России общество потребления, гражданам которого наплевать на то, что происходит за стенами их домов. Никто не пойдет на демонстрации протеста… (Влад. Ив.)

– Нет, пап, причина безразличия – не широкий ассортимент товаров в магазинах, а страх в душе… (Оля.)

– Какой такой страх, мам? (Алеш.)

– Великий страх, Алеш. Страх перед неизвестностью, перед изменениями, перед наказанием, перед смертью… Если бы люди не боялись, они бы выходили на демонстрации и боролись за достойную жизнь. (Оля.)

Ритуал смерти-возрождения

(Тибет – Новая Гвинея)

В новогоднюю ночь Аполлон “подарил” Диме ритуал смерти-возрождения.

…По сюжету Дмитрий был еще совсем мальчишкой и жил в древнем племени на каких-то тропических островах.

После того, как мальчиков посвящали в мужчины, племя на несколько дней погружалось в стихию сексуального разврата.

Маленьких детей помещали в специально вырытые ямы, чтобы они не путались под ногами. Там за ними присматривали старые женщины. Прошедших инициацию мальчишек держали в отдельной яме…

Три дня назад Димка прошел испытание. Все теперь изменилось для него. Он получил право ходить на охоту вместе со взрослыми. На следующий год он будет принимать участие в сексуальных оргиях! А в скором времени непременно заслужит право взять в жены красавицу Биллу. Блаженство разлилось по его болевшему после испытаний, телу…

Когда племя наконец-то устало от неистового секса, детям разрешили покинуть свои убежища. Они, радостные, побежали в центр поселка, откуда раздавался бой больших барабанов, и где должна была состояться заключительная церемония праздника.

Посередине поселка на специальной площадке был сооружен шалаш из огромных, наклонно поставленных бревен, поддерживаемых двумя стойками. На некотором отдалении от него, мужчины и женщины, старики и дети пели и плясали ритуальные танцы.

Сегодня под этими огромными бревнами Дима в первый раз познает женщину. “Хорошо бы, чтобы эта была толстушка Нэнси, или вредина Рина с торчащей задницей”, – мечтал Димка. Потом девушка должна будет умереть. В этом не было ничего удивительного, так был испокон веков. Главное, что это будет ни Билла. Его красавица Билла была дочкой старейшины племени, и если даже она вытащит смертельный жребий, отец обязательно откупится. Последний по жребию юноша тоже должен будет умереть. Но уж он точно не может быть последним! В этом Дима не сомневался. Жизнь – удивительно прекрасная штука. Скорее бы уже наступил вечер!

Когда он радостный подошел к шалашу, друзья молча окружили его.

– Что случилось? – спросил Димка, почуяв не ладное.

– Билла вытащила жребий, разве ты не знаешь? – тихо спросил кто-то из друзей.

– Представляешь, мы будем трахать саму Биллу…

– Не может быть… – Дима побежал к хижине, где жила девушка.

Голосила мать Биллы, уговаривал дочку отец…. Дима услышал ее звонкий срывающийся от слез голос: “Нет, отец, так распорядились боги! Почему кто-то должен умирать вместо меня?!”

Качнулось небо над Димкиной головой, поплыла из-под ног земля. “Билла, Билла, что же ты делаешь?!”

Словно в густом тумане, видел он, сквозь слезы, как его прекрасную юную Биллу, смысл и мечту всей его жизни, женщины племени вели к могиле, как укладывали ее в шалаше под тяжеленными бревнами. Как прошедшие инициацию мальчишки тянули жребий, чтобы вступить с ней в свое первое половое сношение. Судьба хранила его: не он вытащил последний жребий. Друзья угрозами и обещаниями отобрали у счастливчика заветный жребий и отдали ему. Но он отказался от того, что принадлежало ему по праву любви. Он пропускал и пропускал пацанов впереди себя. И вот когда их осталось двое – он и тот, кто должен сегодня умереть, он подошел и забрал жребий из его рук. “Живи, – сказал он ему, – и помни!” – и подтолкнул мальчишку вперед.

А потом он вошел в шалаш и посмотрел наверх, на зловеще нависающий над головой свод из опирающихся друг на друга бревен. Когда он познает ее, подпорки выдернут, и они вместе умрут под этими бревнами.

Он подошел к девушке и опустился перед ней на колени. Растерзанная, с искусанными в кровь губами, смотрела она на него из-под одурманенных наркотиками глаз.

– Билла, привет, это я. Ты, слышишь, меня, Билла? (Дима.)

– Кто ты? – прошептала Билла.

“Может и не надо, чтобы она знала?” – подумал он и лег рядом с ней на спину.

– Не бойся, вдвоем умирать не страшно. Да, и еще, я тебя, кажется, люблю… (Дима.)

Билла вышла из наркотического забытья и узнала его. – Ты… ты вытащил последний жребий?!

– Да. А что тут удивительного? Ты хотела чего-то другого? (Дима.)

– Я хотела, чтобы ты жил! (Билла.)

– Нет уж! Жить так вместе, умирать так тоже вместе. Смотри, из-под бревен видно звездное небо. Иди ко мне и ничего не бойся. На том свете мы теперь точно будем вместе и обязательно поженимся,

– Дима улыбнуться. Он в это беззаветно верил.

– Я теперь не боюсь, – он почувствовал, как Билла взяла его руку.

– Я тоже тебя люблю, и мне не кажется…

А потом, как при замедленной киносъемке, падали с неба огромные бревна. И они умерли, держась за руки.

Но умерев во сне, Дима продолжал видеть сон. Как их тела вытаскивали из-под завала, как разделывали на куски… А потом, посыпая пряными травами, жарили на костре и поедали с большим аппетитом и мужчины, и женщины, и дети. И во сне ему казалось, что так и должно быть, потому что жизнь и смерть едины. Целью этого обряда было принятие жизни такой, какая она есть, и об этом знали все члены племени, даже те, кто только-только научились говорить…

“Кошмар, какой! Дикость, ужас!!” – думал тридцатилетний русский мужчина, проснувшийся в монастырской келье в конце XX века, в одиннадцать часов утра Нового 2000 года. Герой жадно пил воду и благодарил бога, что это был только сон.

– Почему дикость?! – удивился Аполлон. – Целью ритуалов перехода является преобразование личности. Проходя через физическую боль, уничтожение, смерть, человек рождается вновь. Обряды перехода очень близки к перинатальным матрицам беременности… Если ты заметил, символика обоих явлений концентрируется вокруг рождения, секса и смерти. Обряды перехода помогают пережить и освободиться от негативных энергий, связанных в подсознании перинатальными матрицами. Агрессивные импульсы снижаются, возрастает терпимость к альтернативным точкам зрения…

Димка был потрясен видением, а Биллу (которая была ужасно похожа на Олю) ему было жалко до слез.

Появление внучки

(Москва)

Весь мир сходил с ума от круглой даты своего существования, а Оля перевозила вещи в трехкомнатную квартиру на Таганке.

У директора фирмы, главным бухгалтером которой работал Сергей, Олин друг, была “лишняя” трехкомнатная квартира. Недвижимость в центре Москвы пустовала и “зарастала пылью”. Сергей договорился, и квартира вместе с мебелью и техникой оказалась в распоряжении Ольги. Вопрос с жильем был временно решен, а дальше надо было думать…

Покупка городской квартиры не входила в Ольгины ближайшие планы. Ей хотелось жить в Подмосковье. Летом 1998 года соседи по даче продавали два участка, Оля купила их, и Владимир Иванович залил фундамент под новый дом. С весны 1999 года строительство шло полным ходом, огромный деревянный сруб был уже возведен под крышу. Но жить в доме пока было нельзя: там не было ни окон, ни дверей…

Когда закончились рождественские каникулы, Оля приехала в офис к Владимиру Николаевичу.

– Ну привет, привет, красавица, – обнял он ее, – как же ты похудела в Тибете… Совсем там нечего есть что ли? Спасибо тебе, Оль, и от меня, и от матери. Я ей пока тебе звонить не рекомендовал, учитывая твои личные проблемы… Из Лхасы звонили русские ребята – передавали от Дмитрия привет. Сказали, что он держится молодцом, книжки читает в келье при свечах, благодарит за посылки и, особенно, за фотографии сына. Так и сказали “за фотографии сына”… Как у тебя с Василием-то? Не передумала разводиться? (Влад. Ник.)

– Нет, не передумала, привезла вот вам материалы для развода. А вы не передумали быть моим адвокатом? (Оля.)

– И я не передумал. Это я перед твоим Василием ломался, тебе, конечно, помогу. Только ты, хорошенько подумай, выгоден ли тебе развод? (Влад. Ник.)

– Дядь Володь, вы меня все еще любите, после того, как Вася обо мне столько всего рассказал? (Оля.)

– Я тебя, Оль, как дочку люблю. Да и что нового мог рассказать мне Василий? – Владимир Николаевич усмехнулся. – Что ты такая красивая, что мужики тебе проходу не дают? Так я сам это вижу. Что Алешка мой внук? Этим я горжусь. А ты чего вдруг разводиться надумала? Столько терпела… Неужели, правда, из-за Димки?

– Неужели-неужели, неужели, в самом деле? – улыбнулась Оля. – Я три недели с ним рядом побыла, так он мне, в бреду, столько всего наговорил, сколько наяву, никогда, наверное, не расскажет… Он меня до сих пор любит, дядь Володь, представляете?! Ненавидит и любит, одновременно.

– А ты будто не знала? – прищурившись, спросил Владимир Николаевич.

– Нет, – Оля покачала головой.

– Я ж тебе намекал… Но ты не обольщайся на его счет: это он в бреду, а в жизни… Вася прав: Димка тебя никогда не простит. Ну, если только головой он ударился так сильно, что мозги на сто восемьдесят градусов перевернулись… (Влад. Ник.)

– Вы не волнуйтесь, дядь Володь, я пока еще адекватно оцениваю действительность. (Оля.)

– Да? Так, может быть, рано с Василием разводиться? (Влад. Ник.)

– Самое время, учитывая беременность юриста Ирины Анатольевны. (Оля.)

– Да, он выкрутится, он же как уж намыленный. Оля, развод с твоим Василием будет длиться очень долго. Может год, может два… Нервов он тебе попортит, ого-го! Алькой будет манипулировать… (Влад. Ник.)

– У меня адвокат хороший, – улыбнулась Оля, – а дорогу осилит идущий.

– Что ты хочешь от него получить? (Влад. Ник.)

– Альку, прежде всего. Что касается имущества, если что-то вы у него отсудите – я буду очень благодарна. Список того, что у него есть… ну, из того, что я знаю, здесь, в документах. Пять процентов от стоимости имущества вас устроит? (Оля.)

– Помолчала бы… Ты мне как дочь, Алешка – мой единственный внук. О деньгах не может быть и речи! Как тебе не стыдно?! (Влад. Ник.)

– Простите, дядь Володь, я не хотела вас обидеть… (Оля.)

– Так и не обижай. Чтобы о процентах я больше не слышал! Что-нибудь я отсужу у него… Ну, а накладные расходы, за тобой, разумеется. (Влад. Ник.)

– Спасибо. (Оля)

– Пока не за что. Здесь в папке вся информация, или за душой что припасла? (Влад. Ник.)

– Здесь только документы о собственности. А за душой… припасла, конечно! Вы как себя чувствуете? (Оля.)

– Выкладывай, давай. (Влад. Ник.)

– Я очень виновата перед вами, дядь Володь, и перед тетей Зиной, – Оля опустила глаза. – Совсем я запуталась… В общем, это из-за меня Димка в пропасть свалился.

– Оля, перестань! Кто его туда посылал? Он от себя все сбежать пытался, и ты здесь совершенно не причем. Из-за нее Димка в пропасть свалился! Ну, придумала же! Ты его, когда в последний раз видела, не считая Тибета? В армии? Сколько воды с тех пор утекло… (Влад. Ник.)

– В последний раз мы виделись четыре с половиной года назад. Алька – его дочь. Это – мой последний аргумент для развода с Василием. Будет нужно – можете им воспользоваться… (Оля.)

Владимир Николаевич много лет работал адвокатом, и приходилось ему слышать про разные чудеса. Но, услышав об Альке, он в первый раз потерял дар речи.

– Если потребуется, анализ ДНК подтвердит это? – спросил он после длительного молчания.

– 100 % гарантия, – кивнула Оля.

– И Василий что… не знает?! (Влад. Ник.)

– Никто не знает. (Оля.)

– Ну, ты даешь, партизанка! Ну, что тут скажешь… – Владимир Николаевич развел руками. – Спасибо за внучку! – Он встал, поднял Ольгу и прижал ее к себе.

– Пожалуйста, – ответила невестка, обворожительно улыбаясь.

– Оля, а у тебя только двое детей, или может еще где-нибудь есть? (Влад. Ник.)

– Пока только двое. (Оля.)

– Угу… Так может, мы, как-нибудь, на досуге, расскажем Дмитрию, что у него тоже двое детей? А то как-то нехорошо получается: живет себе человек, у него рождаются дети, растут без него, а он и не в курсе событий! (Влад. Ник.)

– Я все ему уже рассказала, дядь Володь… (Оля.)

– Это когда он без сознания был? (Влад. Ник.)

– Да. А что, думаете, не вспомнит? (Оля.)

– Ну, не знаю, не знаю… (Влад. Ник.)

– Наяву я с ним не рискну встречаться. Ваш сын, Владимир Николаевич, использует запрещенные приемы: оружие, пытки, угрозы… (Оля.)

– Оля, я начинаю серьезно опасаться за твою голову. Как говорит Вася, “ты в Тибете, случайно, не падала головой вниз”? Ты говоришь сейчас о реальных событиях? (Влад. Ник.)

– К сожалению, да. Но я не буду об этом рассказывать. Он никогда не простит меня за предательство. Я это знаю. Но и я прощать его тоже не собираюсь: он меня чуть не убил во время последней встречи! Но раз уж боги спасли меня, а потом помогли мне спасти его – вы правы, Владимир Николаевич, он имеет право знать, что у него есть дети. Даже имеет право с ними общаться. И дети имеют право знать, кто их отец. (Оля.)

– Ох, Оля, Оля… Ты мне сейчас перевернула всю адвокатскую концепцию твоего развода, а заодно и всю мою жизнь! В который уже раз, Оля!! (Влад. Ник.)

– Ну, извините меня, дядь Володь. Я не виновата, что у меня все шиворот-навыворот! И потом, правда, всегда лучше, чем ложь, даже тяжелая правда… (Оля.)

– Ну, не такая уж она и тяжелая, я бы даже сказал – приятная. Теперь у меня двое внуков – а это значит, что род мой на земле продолжится, теперь можно и на пенсию. Дмитрию, конечно, трудно будет принять твою правду… Какую же интересную жизнь ты устроила моему сыну Оля! Как в хорошем кино… Умом, конечно, он этого не примет, ну, может сердцем поймет… когда-нибудь. (Влад. Ник.)

– Дядь Володь, я вас прошу, вы сначала разведете нас с Васей, а потом, в спокойной обстановке, расскажите Дмитрию о детях. Да, и Вася не должен знать, кто отец Альки… во избежание вооруженных конфликтов! Он только должен знать, что он – не отец. (Оля.)

– Не скажешь Василию об Альке – будешь богатой женщиной. Если же он узнает – тебе ничего не светит. Против его денег – никакие документы и доказательства не понадобятся. Это я тебе как адвокат говорю. (Влад. Ник.)

– Так не в деньгах же счастье! Я люблю деньги, очень люблю, и слава богам, сама умею их зарабатывать. Они дают мне уверенность и многочисленные возможности в жизни. Но самое дорогое, что у меня есть – это мои дети, потому, что это… Димкины дети! Его взгляды, его улыбки, его привычки. И пусть наша жизнь сложилась не так, как надо… Но он – лучшее в моей жизни! И мне кажется, что дочери он даст больше, чем Василий. (Оля.)

– Да, дилемма… Ты Васе пока ничего не рассказывай, тут надо подумать. Крепко подумать… (Влад. Ник.)

– Думайте, дядь Володь, на то вы и адвокат. А я буду надеяться, что вы не оставите внуков без средств к существованию. (Оля.)

– Надейся, надейся. Но с Василием будь очень аккуратна – трижды взвешивай, что говоришь! (Влад. Ник.)

Вернувшись с экзотических островов, в третьей декаде января, Вася не обнаружил дома ни жены, ни детей, ни тещи, ни тестя. Жена ушла из дома по-мужски: забрала только одежду, игрушки, книги и свою коллекцию черепах. Вася понял, что “погорячился” с ее увольнением и приехал “просить прощения” к теще.

Алька, которая в Василии души не чаяла, подозрительно спросила: – Ты меня, что, лазлюбил?

– Кто тебе сказал такую глупость?! – искренне возмутился Василий.

– Бабуля сказала, – честно ответила Алька.

– Аля, разве ты не знаешь, что я тебя люблю больше всех на свете? Угадай, что я тебе привез? (Василий.)

– Что? (Аля.)

– Золотые браслетики на каждую твою ручку и на каждую твою ножку. (Василий.)

Подарок Альке понравился, и она решила, что папа ее не разлюбил. – А что ты маме пливез?

Василий растерялся: Ольге он ничего не привез.

– Понятно, значит, ты маму лазлюбил, – сделала вывод Алька.

– Ну, что ж, тогда ладно. Пойдем, покажу тебе, что мне надалили на Новый год мама, бабушки и дедушки…

– Ольга, с Новым годом! Там без тебя в офисе народ скучает

– попытался “навести мосты” Василий. – Если ты передумаешь разводиться, я, так и быть, возьму тебя обратно… Хочешь, удвою тебе оклад?

– Нет, Вась, спасибо… (Оля.)

– Хочешь, чтобы я поделился с тобой процентами? – с опаской спросил Вася.

Ольга покачала головой из стороны в сторону.

– По суду ты от меня ничего не получишь! – не выдержал Василий.

– Ну и ладно. Тебя тоже с Новым годом! (Оля.)

Космический танец Шивы

(Тибет – Древняя Индия)

Даже в Тибете в апреле наступает весна… Правда, возможны неожиданные снегопады и перевалы до конца месяца занесены снегом.

Когда Дмитрий смог полусидеть-полулежать на кровати, он начал изучать “Камасутру”, положив в нее фотографию, на которой Оля держала Алешку на руках. Алешку он закрыл рукой: – Тебе, сынок, еще рано.

Теперь с ним была его женщина. “Ну, наконец-то! – думал Дима.

– Надо было свалиться в пропасть, чтобы разрешить себе мечтать о ней!”

– Ладно, пока я ранен, можешь побыть со мной рядом, предательница! Забудем на время твои многочисленные преступления. Но только на время, имей в виду, – решив таким образом вопрос со своей совестью, Дмитрий обрел в своих эротических мечтах чувственную партнершу. Хотя, если уж быть до конца откровенным, она и раньше была героиней его эротических фантазий…

– Ведьма! – говорил Димка, глядя на фотографии. Но рядом с Ольгой был его сын. – Ну, хорошо, обаятельная ведьма. Заноза моя, завертка. Непостижимая, непредсказуемая… Вот бы коснуться сейчас твоих изгибов! Лучше любого лекарства. Вот бы раздеть тебя… Как же я хочу видеть тебя обнаженную!

– Дима, а, смысл? Если половина костей в твоем организме поломаны… (Внутренний голос.)

Чтобы жить дальше, Димке нужна была опора. “Обаятельная ведьма” протянула руку – и у него не хватило духу ее отвергнуть. Так как он не мог самостоятельно даже вставать, он принял все, предложенное ею. Он почувствовал (после продолжительного голода мысли стали удивительно позитивными), что тот, кто организовал ему этот “культурно-монастырский досуг”, руководствовался… вряд ли, конечно, любовью (на такое эта стерва не способна!), но сочувствием – точно, а может быть даже и состраданием.

Димке так хотелось жить, просто жить, иметь возможность дышать, смотреть в окно, двигать руками, ногами, ходить… Что бы ни было у него с ней раньше, сейчас она помогала ему выжить. И он принял эту помощь с благодарностью. В первый раз… с благодарностью! К тому же она не навязывалась, не приезжала. Как бы ни хотелось оказаться перед ней таким беспомощным! Она просто предоставила ему все, что было нужно.

Боли терзали Димку по ночам. Ганс поил ему какими-то микстурами… Боль не исчезала, но происходили перемены в ее восприятии. Она текла как река и звучала как симфония; расширяясь, включала в себя не только изматывающую монотонность, но и необычные сочетания цветов и звуков, неожиданные чувства и замысловатые видения… Как детектив по телевизору, музыка которому не помеха, так и боль не мешала Димке видеть “страшные” сны.

Оля снилась ему в образе яростной богини Кали с длинными волосами. Кали была богиней чувственных удовольствий, жестокой и милосердной одновременно. Ее стройную фигурку “украшало” ожерелье из отрубленных мужских голов и пояс из отрезанных членов… У богини, как и положено, было четыре руки, а вот четыре торчащих груди добавило ей воспаленное Димкино воображение. В левой верхней руке Черной богини сверкал окровавленный меч, а нижняя левая держала за ухо отрубленную голову демона неведения… Поверженное тело демона Кали топтала каблуками, словно разъяренная фурия. Оля-Кали поднимала верхнюю правую руку – и в Димку били молнии, поднимала нижнюю правую – и дикие змеи бросались на него с неистовым шипением. Когда богиня начинала заплетать свои черные кудри в косы – для Димки наступали минуты блаженства, и он засыпал…

Но так как Кали, по совместительству, была богиней разрушения и смерти, то оказывается, Дима не засыпал – он умирал… Вскоре Оля-Кали стала похожа на комикс датского художника Херлуфа Бидструпа про ку-клукс-клан, с характерным капюшоном на голове и с арканом в руке, и начала пожирать его заживо… И ничего страшного, между прочим – обычное дело для мифов Юго-Восточной Азии.

Дмитрий проснулся весь в поту, попытался закурить, но передумал, и выпил отвар трав, который принес Ганс. Он успокаивал себя, что начитался “Камасутры”, что секс и смерть тесно связаны друг с другом на подсознательном уровне, недаром французы называют секс “маленькой смертью”. Отвар трав подействовал: Дима опять уснул.

Кали снова танцевала на его теле, но ему уже не было больно, потому что богиня смерти, как правило, танцует на трупах поверженных ею мужчин…

В Димкиных снах Кали всегда или неистово танцевала, или занималась с Шивой любовью. Тоже неистово. Шива-Махадева был мужем богини чувственных удовольствий. Шива – великий бог созидания и разрушения. Из индийских богов он нравился Дмитрию больше других. Во-первых, символом Шивы был сияющий лингам-фаллос. Как сказал в “Махабхарате” мудрец Упаманьо, “знак творения – не лотос Лакшми, не диск Вишну, не ваджра Индры, но линга и йони, и поэтому Шива – верховный бог и творец мира”.

Существует предание, что во время спора Брахмы и Вишну по поводу “кого же из них следует почитать творцом мира”, перед ними возник огненный линга необозримой величины. Пытаясь найти его конец и начало, Вишну в облике кабана спустился под землю, а Брахма птицей взлетел на небо, но ни тот ни другой не достигли цели. Тогда они признали Шиву величайшим из богов.

Во-вторых, Шива нравился Димке, потому что он испепелил бога любви Каму. А в-третьих, он всю жизнь мучился со своей женой: эта стерва своей красотой и дурным характером не давала богу возможности ни на чем сосредоточиться…

Иллюстрация. Танцующая Оля-Кали.

Рисунок Госьковой Анастасии. (Цвет. илл. 15)

Каждый бог в индийской мифологии имеет свой женский аспект – шакти. Шакти – это сила, энергия, без которой невозможно ни зарождение жизни, ни эволюция вселенной. Шакти Шивы носила разные имена: Кали, Деви, Ума, Дурга, Парвати… Шива придумал для супруги сто имен. Но, как бы не называл он ее, характер любимой не менялся в лучшую сторону.

Неистовая богиня любви и смерти имеет полное право танцевать на теле своего божественного супруга. Для Шивы, она всегда – “непостижимая”, всегда – “блаженное видение”. Он считает меч смерти в ее руке знаком духовной дисциплины, и готов сложить за нее голову. Кали всегда успокаивает мужа, призывая его “ничего не бояться” и обещая неземное блаженство…

…Когда-то Парвати, дочь Гималайя – короля гор и апсары Мены, ушла высоко в горы, чтобы предаться суровому аскетизму. Жестокий тиран-исполин Тарака захватил тогда власть над миром, и только истребитель демонов Шива мог свергнуть его. Чтобы спасти мир от асуров, Парвати надо было женить Шиву на себе. Но Шива был йогом: бесстрастным, одиноким и погруженным в глубокую медитацию. Он был великим аскетом, Махайогином: вечно ходил голым, был перемазан золой и не имел привычки расчесываться. Тогда хитроумная Парвати решила победить Шиву его же оружием.

Она постилась и загорала обнаженной под горячими лучами солнца до тех пор, пока ее прекрасное тело не сморщилось и не высохло до костей, а глаза не стали гореть воспаленным жаром. Слух о том, что сотворила со своей неземной красотой дочь короля гор, распространился в округе… И однажды к Парвати пришел молодой брамин и поинтересовался, почему она, некогда столь прекрасная, превратила себя в подобное чудовище со спутанными волосами?

Страшилище гордо ответило ему: – Мое желание – Шива. Я практикую аскетизм, чтобы вывести благодетельного Шанкару из состояния равновесия и пробудить в нем мужское любопытство. Если когда-нибудь Шива увидит меня – он не сможет не полюбить…

– Шива – бог разрушения, он нищий и ужасный, – сказал брамин. – Его окружают злые духи и оборотни, питающиеся человеческим мясом. Для него нет большего наслаждения, чем медитировать на кладбище среди разлагающихся смердящих трупов. Зачем он тебе?

Парвати ответила на это: – Шива – бог и он за пределами твоего скудного браминского понимания. Пусть он нищий – но он источник изобилия, пусть он ужасен – но он источник красоты, а его аскетизм говорит лишь о его безмерной чувственности.

– Ах так! – ответил брамин. – Ну, что ж, посмотрим. – И он обратился в имеющего львиную голову Киртимукху. Потом – в ужасного Бхайраву – чудовище с гигантскими клыками, опоясанное черепами и змеями. Девушка лишь рассмеялась: Шива – моя любовь!

И тогда брамин не выдержал, и сбросил свою личину. Это был Шива-Вишванатха – владыка мира. – Твоя непредсказуемость зажгла в моем сердце любовь, – сказал он дочери гор, – и я хочу, чтобы ты стала моей женой. Но Парвати, умоляю, приведи себя в порядок!

В другой раз в Димкином сне, уже сам Шива-Натараджа – воплощение космической энергии, весь в огне, танцевал “тандаву” – танец созидания и разрушения. Оглушительно звучал “Танец с саблями” из балета “Щелкунчик” – и Димкина голова раскалывалась на части… Но не от музыки Чайковского, а от того, что Владыка мира танцевал на его голове!

Иллюстрация. Шива-Матарайя – бог, танцующий в огненном круге космоса.

Звездообразование в Туманности “Рождественская елка” (Скопление Снежинки). (Цвет. илл. 18)

Посредине лба Шивы сверкал третий глаз, пламенем которого он сжег бога любви Каму. Вставшие дыбом волосы украшал серп полумесяца. Тело бога было окрашено в ярко синий цвет, потому что во время пахтанья океана он выпил яд калакуту, чтобы спасти мир. В правой верхней руке Великий владыка держал бубен-тамбурин, символизирующий музыку рождения Вселенной. В его верхней левой руке горел огонь, напоминающий о конце света, искры которого падали на несчастного Дмитрия. Все четыре лица Шивы источали спокойствие и отрешенность, как и положено богу. Нижние руки тоже изображали какие-то жесты, но их значения Димка не понял. Сам герой в образе поверженного асура Апасмары возлежал на бронзовом цветке лотоса и терпел неимоверную боль. Глаза его были закрыты, и на внутреннем экране шли кровавые титры о том, что поверженный демон олицетворяет собой его, Дмитрия, невежество, мешающее освобождению и свободному полету его же божественной души…

Проснувшись, Дима никак не мог понять: если Шива танцевал на его голове, почему у него закололо сердце? Он еще не знал, что священное место, в котором бог танцует свой танец – это человеческое сердце.

По большому счету космический танец Шивы Димке понравился. Бог времени и всего сущего был хаотичен, непредсказуем и даже опасен. Волны его кудрявых черных волос струились по мускулистому телу, живые змеи извивались браслетами на руках и ногах. Наш герой тоже считал, что хаос – это нормально, потому что мы живем во Вселенной, которой правит беспорядок.

Но танцы танцами, а свою жизнь пора все-таки упорядочить. Буддизм – это не танцы, это – дисциплина. Самодисциплина.

Благородные истины буддизма

(Тибет)

– Так-с, ну начнем, – Дима решил подойти к буддизму серьезно. – О, книжка с посвящением…

“Одни люди ничего не хотят знать об истине, другие уже нашли ее, а третьи ищут путь. Именно для них предназначено учение Будды”.
Это Ошо. Выздоравливай быстрее. Сергей.

– Серега, спасибо, – поблагодарил Дима друга через время и расстояние. Было чертовски приятно, что о нем помнят в Москве.

“Существуют четыре благородные истины буддизма: о страданиях, о причине страданий, о прекращении страданий и о пути, ведущем к прекращению страданий”.

Первая истина: о страданиях.

“Итак, я страдаю… (Дима таких слов раньше никогда не употреблял.) Нет, не от боли и вынужденной обездвиженности – это временно и можно пережить. К тому же, кормят меня вполне прилично, бывает даже дичь, а библиотека, собранная заботливыми руками – выше всяких похвал”. – Дмитрий был уверен, что встанет на ноги, поэтому не впадал в депрессию. Голова, руки, ноги – на месте; тело молодое, сильное – срастется. Мучило его другое… И сейчас, пользуясь вынужденным отпуском, ни в чем особо не нуждаясь, и никуда не торопясь – он решил все-таки пойти себе навстречу. “На пути к себе есть вероятность встретиться с самим собой”, – Дима вспомнил слоган московского эзотерического магазина “Путь к себе”.

Мучился он из-за связи с тем, что его не радовало, и из-за разрыва с тем, что он любил. “Полезно иногда долбануться головой: многое сразу встает на свои места. Сколько лет прошло, а боль и обида от ее предательства так никуда не делись. Время, говорят, лечит. Видимо, не всех. Вот если бы сейчас она была рядом… Что бы я сделал?”

– Выгнал бы ее к чертовой матери! Пусть катится к своему “олигарху”! (Дима.)

– Ты бы не хотел, чтобы она была здесь?! Это же она тебе все организовала… (Внутренний голос.)

– С чего бы это? Совесть, значит, замучила? Никогда даже не намекнула, что сын мой! (Дима.)

– Ну, ты мог бы и догадаться. И отец тебе намекал, и Рамзан тогда говорил… царствие ему небесное! А Серега, твердил черным по белому: “Сходи, посмотри на Ольгиного сына!” (Внутр. голос.)

“Очень уж ты похож на меня, Алешка. Как я тебе на глаза покажусь через десять… одиннадцать лет?! – Димка все смотрел и смотрел на фотографии сына. На Ольгу тоже смотрел – в зависимости от самочувствия: то с ненавистью, то с восхищением. “Живут они без меня, за тридевять земель, с чужим мужиком. А я лежу в этом монастыре один, как дурак, и долго буду еще лежать… Пока все книжки не прочитаю”.

В-третьих, мучила героя невозможность достичь того, о чем он мечтал. А мечтал он о том, как познакомится с сыном. И сын ему, конечно, обрадуется. А Оля опять станет любящей, верной, надежной его девчонкой… ну или женщиной. Нежной, страстной и заботливой. Дима представлял себе, как они смеются над чем-то, и как им хорошо вместе. Как он торопится с работы домой, заезжая по пути в магазины и скупая все, что попадется под руку. Какие вкусные они устраивают ужины… А потом, завалившись на диван, смотрят приключенческие и исторические фильмы…

– Да, факт страдания налицо, – признался сам себе Дмитрий. – Ну, и что там дальше?

Вторая истина: о причине страданий.

“Причиной страданий являются желания, которые в совокупности с чувственными наслаждениями порождают новые желания.

Да, к старым чувственным желаниям теперь прибавились новые…”

Третья истина: о прекращении страданий.

"Прекращение желаний и полное их исчезновение возможно только вдали от мирской суеты…

Ну, нахожусь я сейчас “вдали от мирской суеты”. Куда уж дальше?! Дальше только небо. Но не только о полном исчезновении желаний, об их прекращении, но даже об уменьшении – говорить не приходится. Особенно после серии книг “Камасутра” в фотографиях!”

Четвертая истина: о пути, ведущем к прекращению страданий.

“Так, а чтобы желания все-таки прекратились (а зачем?) указан путь, который ведет к прекращению страданий.

Восьмеричный путь: правильное понимание, правильная мысль, правильное намерение, правильное слово, правильное действие, правильный образ жизни, правильное усилие и правильное сосредоточение.

Сложно все как…

Правильное понимание. Ну, это у меня есть. Я-то правильно понимаю, что баба это моя. Это у нее неправильное понимание, что деньги – это главное. Только, зачем же ты, дорогая, оплачиваешь мой отдых в горах, если я тебе не нужен? Рассчитываешь на благодарность? Почему родителям моим помогаешь?” (Дима.)

– Да, потому, что тебе всегда некогда! (Внутр. голос.)

– Да, это правда. Ведь она и маму лечила, и отца. И меня тогда к Андрею перевезла… Я уж и забыл об этом. (Дима.)

– А когда она была в больнице? Ведь ты знал и ничего не сделал… (Внутр. голос.)

– С какой стати?! (Дима.)

– Но она же тебе помогает? (Внутр. голос.)

– Так у нее сын мой! (Дима.)

– А у тебя – чей, бестолочь? (Внутр. голос.)

– Я ничего о сыне не знал! (Дима.)

– Ну, ладно, Димон, не сбивайся с пути! Так, значит, правильное понимание у нас есть. Что там дальше? Правильная мысль. (Внутр. голос.)

– Мысль такая – приехать и отбить Ольгу у “олигарха”! (Дима.)

– Опаньки! А захочет ли этого королева? А как же дочка ее? (Внутр. голос.)

– Ну, это уже нюансы. А мысль – правильная! И намерение правильное: трахаться с ней, ну, или заниматься любовью… (Дима.)

– А правильное слово – какое? (Внутренний голос.)

– Да, мечтать, лежа привязанным к доскам, это, конечно, одно, а вот приехать и сказать то, что думаю… Это совсем другое! (Дима.)

– Приехать и сказать – это уже правильное действие! (Внутр. голос.)

– Правильный образ жизни – это и так понятно. Не пить, по бабам не ходить, жениться на Ольге, работать, растить детей… Куда уж правильнее?!

Так, осталось совершить правильное усилие', выздороветь и встать на ноги. Все– таки хочется прийти к жене и сыну на собственных ногах, а не в инвалидной коляске приехать. А правильное сосредоточение – на сексе у меня еще с юности, здесь двух мнений быть не может. Вот на изучении “Камасутры” я и сосредоточусь!

Ну, что ж, путь я выбрал. Как он там называется? Восьмеричный путь. Верный путь!” (Дима.)

К богу ведут много дорог. Тибетский буддизм – учение срединного пути – одна из них. Дима выбрал свой путь. Дело осталось за малым: принять этот мир таким, каков он есть.

Чтобы увидеть Солнце, герою придется потрудиться. Пройдет еще три месяца, пока он сможет выйти из монастырской кельи на собственным ногах. Он увидит солнце, улыбнется и зажмурит глаза от счастья…

– Дмитрий, что для тебя означает свет солнца? – спросит его Ганс.

– Это мой Бог, которому я поклоняюсь, – ответит Дима.

– А небо? (Ганс.)

– Небо для меня загадка… Я впервые увидел его здесь. (Дима.)

В Тибете трудно не заметить небо, оно там – повсюду.

О чем думает человек, когда он смотрит на небо? Он думает о себе.

 

Черный ангел

Кризис трех лет

(Москва)

Думать о себе Оле пока было некогда, потому что Ленка, чтобы не сидеть без денег, бралась за восстановление бухгалтерского учета и аудиторские проверки, а Ольга ей помогала. Это давало подружкам деньги на жизнь.

Лена уволилась из фирмы, когда Вася уволил Ольгу, хотя ей и предложили повышение оклада. “У меня, Василий Андреевич, – сказала Лена, – не так много хороших подруг”.

Мало того, что Ольга жила теперь одна с двумя детьми в чужой квартире, она еще осталась и без Сашиной помощи. Теперь она поняла, каким бесценным помощником он был для нее. Только теряя, мы начинаем ценить. Оля даже предложила Саше работать у нее “на частных условиях”, но жена отговорила его. Да и что могла предложить Ольга? Только голый оклад. Ни медицинской страховки, ни официального трудоустройства. Да и скучно – без разговоров с пацанами, без девчонок, без бесплатных обедов. В общем, приходилось теперь принцессе все делать самой: ездить по магазинам, покупать продукты и решать массу бытовых проблем. А тут еще Алька со своим очередным кризисом роста!

Мама Оля пропустила трехлетний кризис у Алешки, она просто не знала тогда, что такой кризис существует. Теперь Оля знала о нем (у девочек кризис наступает в возрасте около четырех лет), но ей было не до кризисов… Алькин кризис пришелся как раз на период Ольгиного развода. За то, что у нее отнимают любимого “папувасика” Алька решила маме “мстить”, и начала придумывать, как она это будет делать, благо у нее как раз сформировалась способность думать о том, что она будет делать в ближайшем будущем. Спасибо доктору Курпатову!

– Пап, представляешь, что мне Алька сказала? – жаловалась Ольга в выходные, когда с детьми приехала к родителям. – Как было бы хорошо, если бы я и Алешка умерли. Тогда она жила бы со своим “папувасиком”, имея три комнаты для игрушек и все мои драгоценности!

– Оля, ну ты же знаешь, что дети обладают “магическим мышлением”, – рассмеялся Владимир Иванович, – они не чувствуют разницы между желанием какого-то события и самим событием…

– Но когда ребенок хочет твоей смерти?! (Оля.)

– Не бери в голову, Альке сейчас очень тяжело… (Влад. Ив.)

– А мне легко!? У меня вся жизнь перевернулась, а она свои игрушки складывает в чемодан и собирается “переезжать” к Василию! Я не знаю, что с ней делать… Может, пусть она, действительно, поживет у Васи? (Оля.)

– Так он ее и взял! – вмешалась в разговор Татьяна Алексеева. – А особенно она нужна его новой жене, перед родами. Мало ей Васиных “закидонов”, ей еще только нашей Альки, для полного счастья, не достает. А ты, знаешь, что Алька ворует игрушки, когда мы ходим с ней гулять?

– Мать, перестань, Ольге сейчас не до того; пусть она сначала разведется, – попытался остановить жену Владимир Иванович.

– Как это ворует игрушки?! – Оля отказывалась верить собственным ушам.

– Да так и ворует. Я сначала тоже не хотела верить. Но когда это случилось в третий раз… И ведь не признается, ни за что не признается, даже когда я поймала ее с поличным! Стыдоба какая! (Тат. Алекс.)

– Причем здесь “стыдоба”?! – возмутился Владимир Иванович. – Здесь главное совсем другое. Она же тебе объяснила, “что ей это папа ей подарил”…

– Не только ворует, но еще и врет! Это Васины гены. (Тат. Алекс.)

– Ложь в этом возрасте – это нормально, ребенок стремиться к независимости, и хочет скрыть от взрослых часть своей жизни. Не надо просто контролировать ее по мелочам! А вот с воровством – сложнее, здесь я пока еще не нашел ответа… (Влад. Ив.)

– Я знаю ответ на этот вопрос. Я читала у Андреа Клиффорд. Меня тогда это очень удивило, поэтому я запомнила: если ребенок ворует – ему не хватает родительской любви… (Оля.)

– Ну, вот, что и требовалось доказать! Говорил я тебе, Татьяна, что Алька не виновата? Оля, если тебе совсем невмоготу, пусть она поживет у нас. Мы с ней справимся. И давай-ка дочь, достраивать дом, хватит “переживать” развод, пусть Владимир Николаевич голову ломает. Надо тебе делом заняться… (Влад. Ив.)

Но были в Ольгиной жизни и светлые полосы: ей очень повезло с соседкой по квартире, с Валентиной Павловной. Соседка во всем помогала: если Оля задерживалась, кормила ужином Алешку. И Ольгу тоже кормила, потому что той всегда было некогда. А Алька переехала жить к бабушке с дедушкой.

Альке у бабушки с дедом понравилось: здесь не было вредного Алешки, который постоянно жаловался на нее маме, не было мамы, которая “бросила” несчастного “папувасика”. “Папувасик” приезжал к Альке по выходным, и бабуля, добрая душа, его кормила. А еще Алька познакомилась с соседом по лестничной клетке: с Мишкой, который помог ей разобраться в одном очень сложном вопросе.

То, что она была девочкой, Аля знала уже давно. И чем девочки отличаются от мальчиков, тоже знала. “Девочки они класивые, у них длинные волосы и они любят налязаться, а мальчики – они любят пачкаться, иглать в машинки и длаться”. Но Алешка сказал сестренке, что все это глупости, и что она не совсем девочка – потому что она вредная и тоже любит драться. А чтобы узнать наверняка, кто перед тобой – девочка или мальчик – надо провести один “секретный эксперимент”, но какой, он ей не скажет, потому что она еще маленькая.

Тогда Алька спросила об этом Мишку, когда тот пришел к ней в гости. И Мишка сказал, что Алешка прав. Они закрылись в ванной, чтобы провести “секретный эксперимент”, когда бабушка пекла на кухне пироги, а дедушка ушел в магазин.

В выходные, довольная Алька доложила брату, что она, точно, девочка, и он может в том даже не сомневаться, потому что она провела секретный эксперимент, но какой, она ему тоже не расскажет. Алька показала брату язык, и, довольная, убежала в гостиную.

В гостиной она заявила родителям (и Ольга и Василий вместе сидели за столом), что теперь она хочет стать доктором, и потребовала “прямо сейчас” купить ей белый халат, как у доктора по телевизору, и медицинские инструменты. Мама Оля сказала, что халат Альке носить не обязательно, а инструменты она ей купит. А папа Вася сказал, что это инструменты как раз не обязательно, а вот халатик очень даже нужен…

В следующие выходные ей подарили два ящика с медицинскими инструментами и красным крестом на крышке. И папа подарил, и мама подарила. Так Алька стала доктором. Сначала она вылечила бабушку “от пеледавливания в голове”, потом дедушку “от того, что он ничего не помнит, что плосила сделать бабуска”, а потом оттащила один ящик Мишке, чтобы тот тоже смог вылечить своих больных родителей и бабушку. Больше всех Алька “лечила” Мишку, она даже делала ему уколы в попу, или он делал ей уколы – в зависимости от того, чья была очередь.

Появление Макса

Еще в марте Ольга с Леной взялись за большую аудиторскую проверку. Работы было “по горло”, и времени думать о перипетиях личной жизни не оставалось. Но дурные мысли продолжали лезть в голову по ночам. “Что делать? Как жить? Достроить дом и переехать за город? Или купить большую квартиру в Москве?”

Владимир Николаевич предупредил Олю, что пока не будет оформлен развод, покупать ничего не стоит, и предложил ей переехать к ним, “поставить, так сказать, Дмитрия перед фактом”.

“Устроиться на работу? Ну, кто же возьмет меня “с улицы” финансовым директором?” Вася обещал предоставить новым работодателем “подробный рассказ об истинной сущности своей бывшей супруги”. Конечно, Ольга всерьез не принимала его угроз, и у нее были знакомые, которые могли бы помочь с трудоустройством… “Но кто же будет Алешку в школу возить? Что вообще, мне делать дальше?!” Жизнь – вот так раз – и изменилась! И все нужно было начинать сначала.

С романами пришлось завязать, выполняя данное Афродите обещание верности. Со злопамятной богиней шутки плохи. Да теперь было и не до романов. Митька названивал, приглашал ее в кино. “Мить, у меня теперь жизнь, как ужасное кино”, – отнекивалась Ольга. Романы хорошо крутить, когда у тебя муж “олигарх”, родители все делают по дому, а охранник таскает сумки с продуктами прямо до холодильника.

Днем Оля работала, ночью плавала в ванне, а потом плакала в подушку, чтобы Алешка не слышал. По выходным возила детей к Димкиным родителям, где они все вместе собирали посылки “монастырскому затворнику”. Дмитрий из Тибета передавал всем приветы. Всем, кроме Ольги… Отчаянье и страх одиночества завладели ее душой. Омар Хайям так прокомментировал то, что случилось с героиней:

“Если любишь, то стойко разлуку терпи, В ожиданье лекарства страдай и не спи! Пусть сжимается сердце, как роза в бутоне, Жертвуй жизнью. И кровью тропу окропи!”

И вот однажды, около одиннадцати часов дня, когда уже не осталось сил переносить это бесконечное одиночество, случилось чудо.

Оля выбежала из дома во второй раз за это солнечное апрельское утро. Пока она отвезла Алешку в школу, пока кое-что доделала… До часу дня, ей, кровь из носа, надо было успеть сдать очередной баланс в налоговую инспекцию.

Около своей машины Оля увидела маленькую черную собачку, щенка, который, видимо, потерялся, и теперь даже не гавкал, а визжал на весь двор от отчаяния.

Увидев Олю, щенок обрадовался и вцепился лапками в ее ногу. Оля взяла щенка на руки. Щеночек был маленький-премаленький, совсем крошечный и плюшевый. Черный-пречерный, только пузико розовое. Глазки синие-синие, щенячьи. Черные ушки и влажный носик пуговкой. А хвостика у щенка не оказалось – вместо него торчали какие-то нитки. На руках пузатый щен стразу успокоился и лизнул Олю в лицо. Посмотрев на “стрелки” на своих колготках, Ольга подумала: “Ну, и ладно, колготки можно в машине снять. Нигде ведь не написано, что в налоговую инспекцию пускают только в колготках”. Она хотела было вернуть успокоившегося щенка на землю, но не тут-то было: он крепко вцепился в ее одежду своими зубками и всеми четырьмя лапками. И при попытке оторвать его от “обретенной мамы”, начинал испуганно верещать на весь двор.

“Маленький мой, но я не твоя мама, – пыталась объяснить щенку Оля. – И тебя, наверное, уже ищут. Куда мне тебя девать? У меня даже квартира, и та съемная…” Ольга отнесла щенка на травку, под деревья. Потом вернулась к машине, открыла дверцу, и тут ее отвлек телефонный звонок.

Это звонила Лена. – Ну, что, сдала?

– Нет еще, еду. А ты? (Оля.)

– Я уже сдала. Давай быстрее, там “дикие” очереди! (Лена.)

– Да у меня тут щенок, представляешь, вцепился мне в колготки… (Оля.)

– Какой щенок, Оль, время двенадцатый час?! (Лена.)

Ольга посмотрела на то место, где оставила щенка. Его там уже не было. Она заглянула под машину, посмотреть, не залезло ли туда это крохотное ушастое чудо. “Ну, слава богу, убежал куда-то. Пол, миленький, пусть он найдется, а то он такой маленький…”

“Пусть найдется”, – согласился солнечный бог.

Ольга завела машину. И вдруг увидела серьезно смотрящего на нее пузатика, лежащего на соседнем сиденье, посреди ее бумаг.

– Ты что здесь делаешь?! И как ты сюда попал? – удивилась Оля. “Не мог же он залезть в машину; машина высокая, а он – такая кроха?” – Ладно, пузатик, поедешь со мной в налоговую инспекцию. Сначала сдадим баланс, а то тетя Лена будет ужасно громко ругаться, а потом будем искать твоих хозяев. Только давай договоримся, машина – это средство передвижения, а не туалет. Договорились?

Уходя в налоговую инспекцию, Оля оставила щенку полотенце, которым она протирала окна в машине, чтобы он в него, в случае чего, мог пописать, и щенок самозабвенно занялся игрой в новую “игрушку”.

Благополучно сдав баланс, Оля тихонько подкралась к машине и заглянула внутрь. Плюшевый черный комочек мирно дремал на сиденье. Синие глазки были полуоткрыты. Но он сразу проснулся, как только она открыла дверцу, и радостно бросился к своей новой маме, опять облизав ей лицо своим шершавым язычком.

– Ну, что? Поехали искать твою настоящую маму? – спросила Оля.

Она принесла щенка домой. Позвонила соседке: – Валентина Павловна, добрый день.

– Добрый день, Оленька! Ой! Что это у тебя?! – удивилась Валентина Павловна.

– Щенок. Представляете, залез утром ко мне в машину. Не знаю, что мне с ним делать… Сейчас покормлю его чем-нибудь, и пойдем искать хозяев. Вы не знаете, что они едят, такие маленькие?

У Валентины Павловны когда-то была собака, болонка. – Я дам тебе кефир, – сказала она. – Только ты его подогрей. Оля, слышишь, обязательно подогрей, до комнатной температуры.

Щенок весь перепачкался в кефире, три раза пописал, один раз покакал и начал радостно носиться по квартире, как маленький пропеллер. Ольга бегала за ним, убирая опасные предметы с пути. Вдруг он перестал носиться и уснул. Прямо на лету. Она присела рядом на корточки. Щенок и во сне, продолжал бегать: лапки подергивались, глазки подсматривали… “Ему, по-моему, понравилось у меня дома, – подумала Оля, глядя на спящего щенка. – Ну, что я буду, как дурочка, ходить по чужим квартирам и спрашивать, не потерялся ли у кого-нибудь щенок? Лучше написать объявление и развесить его на ближайших подъездах…”

Когда Оля забрала Алешку из школы, она предупредила сына: – Алеш, у нас дома гости, но это не значит, что ты сегодня не будешь делать уроки.

– Гости? Кто? (Алешка.)

– Приедем – увидишь. (Оля.)

Когда открылась дверь, щенок бросился к ним навстречу.

– Мама, ты взяла щенка?! Ух ты! Какой классный! Почему ты мне ничего не сказала? Макс, привет! (Алешка.)

– Почему Макс? – удивилась Оля.

– Ну, мне же снилась собака, я тебе рассказывал, его звали Макс! Да ты ничего не помнишь, со своими балансами… (Алешка.)

– Почему ты решил, что это он, ну…что он – мальчик? (Оля.)

– Так видно же. (Алешка.)

– А почему у него в хвосте нитки? (Оля.)

– Некоторым породам хвостики купируют, ну, то есть обрезают. Мам, а он какой породы? (Алешка.)

– Откуда я знаю? (Оля.)

– Как это ты не знаешь?! Ты когда покупала, не спросила разве?

Или тебе подарили? (Алешка.)

Ольга покачала головой. – Нет. Он сам пришел…

– Как это сам?! (Алешка.)

– Видимо, потерялся. Залез ко мне в машину. (Оля.)

– Залез в машину?! Ну, ты, Макс, даешь! Как же узнать, какой ты породы? Точно не овчарка и не доберман. Мам, что же это за порода? (Алешка.)

– Я не знаю, сын. Да и какая разница? У тебя у самого – какая порода? (Оля.)

– Да, точно, все равно, какая порода, хоть двортерьер. Такой классный пес! Макс, ты теперь – Макс. (Алешка.)

Макс, от того, что он стал Максом, был счастлив даже больше Алешки. Он облизал все его лицо.

– Мам, я ему тоже понравился. (Алешка.)

– Алеш, это не наш щенок, его надо отдать хозяевам… (Оля.)

– С какой это стати? Он залез к тебе в машину? Значит, он выбрал тебя. Теперь это наш пес! – Макс опять облизал Алешку. – Ну, вот, видишь? Будет он чужих облизывать!

В квартиру позвонили. Это пришла соседка. – Ну, как тут наш щеночек?

– Валентина Павловна, это Макс! Вы про него уже знаете? (Алешка.)

– Знаю, знаю. Я вот ему кашу сварила. Вы его, наверное, еще и не кормили? (Вал. Павл.)

– Он съел весь кефир. (Оля.)

– Так это когда было? Макс, маленький мой, ты голодный? (Вал. Павл.)

Вместе с кашей Валентина Павловна принесла заодно и миску. Макс с огромным аппетитом съел всю кашу и удивленно посмотрел на Валентину Павловну: – Это все?

– Маленьких щенков, Оля, кормят четыре-пять раз в день. И у него постоянно в миске должна быть чистая вода. Он какой породы, Алеш? (Вал. Павл.)

– Этого я пока не знаю. Мама говорит, двортерьер. (Алешка.)

– Нет, – сказала Валентина Павловна. – Вы посмотрите, какие у него крупные и крепкие передние лапы. Вырастет, будет огромный пес. Красивый, огромный будет пес. Какая у него шерсть, жесткая, блестящая… Да, но собака, имейте в виду, это большая ответственность. Регулярная еда, прогулки. А щенок – это, вообще, исчадие ада. Что-то у вас попахивает… (Вал. Павл.)

– Чем? – не поняла Оля.

– Оля, да у тебя посредине гостиной куча не убрана! (Вал. Павл.)

– Как, опять?! Я же убирала! (Оля.)

– Ой, мам, смотри, а сколько здесь луж… (Алешка.)

– Лужи тоже надо сразу вытирать, а то от паркета останутся рожки да ножки. И лучше застелить пол газетами. Алеш, пойдем со мной, у нас у деда целые подписки хранятся… (Вал. Павл.)

Оля вытирала лужи, а Валентина Павловна и Алешка закрывали пол газетами, которые Макс радостно рвал на маленькие кусочки.

– Алеш, мы не можем оставить щенка, потому что я работаю, и мы живем с тобой в чужой квартире… (Оля.)

– Мам, все работают, но у многих есть собаки. Собака – это же… Ну, как ты не понимаешь?! Это же лучший друг! Я сам буду с ним гулять! (Алешка.)

– А кто его будет кормить пять раз в день? (Оля.)

– Кормить буду я, – сказала Валентина Павловна, – когда вы на работе и в школе, а то мне скучно жить без собаки. Гулять с ним пока не надо…

– Почему? (Оля.)

– Пока не сделаны основные прививки – на улицу выходить опасно. А потом, когда он вырастет, гулять с ним и кормить его, вы уже сможете сами. Взрослые собаки едят всего два раза в день: утром и вечером. И гулять с ним надо будет тоже два раза: утром перед работой и вечером после работы. Ну, не в одиннадцать часов вечера, конечно! – Валентина Павловна назидательно посмотрела на Олю. – Так что придется тебе, дорогуша, домой приходить пораньше…

– Нет, это невозможно! Это очень большая ответственность! Я сейчас напишу объявление, о том, что мы нашли щенка. Придется тебе, Алеш, развесить их на ближайших автобусных остановках и на подъездах. (Оля.)

Алешка хотел было возмутиться, но Валентина Павловна приложила палец ко рту и подмигнула Алешке.

– Я развешу, конечно, но вряд ли кто позвонит, – хитро улыбаясь, сказал Алешка.

Когда Алька узнала от брата, что у них “завелся” Макс, они кричала на том конце провода так громко, что немедленно хочет к маме, что было слышно на этом конце и без телефонной трубки. Пришлось Ольге забирать ее на полпути между двумя квартирами.

– Ой-ой-ой! Какой он хорошенький! – Алька аж задрожала от желания взять Макса на руки.

– Его нельзя брать за пузо! – остановил порыв сестры Алеша. – Давай я покажу тебе, как правильно держать щенков на руках.

– Хорошо, покажи, – Алька даже не стала спорить с братом, как обычно. Она готова была сделать, все что угодно, лишь бы только ей дали подержать это ушастое синеглазое чудо.

Иллюстрация. Макс: маленькое чудо.

Фотография Тырченкова А.В. (Цвет. илл. 16)

В пятницу вечером, Ольга, разговаривая с соседкой, удивлялась: – Странно, так никто и не позвонил по объявлению…

– Видно он убежал откуда-то издалека, он вон какой шустрый, да Макс? – улыбнулась Валентина Павловна.

Алешка только усмехнулся. Было бы удивительно, если кто-нибудь позвонил по объявлениям, которые он собственноручно разорвал на мелкие кусочки и выбросил в мусоропровод.

– Поедем завтра на Птичий рынок. Покупать корм, игрушки и все необходимое этому “исчадию ада”. Надо его хоть чем-то занять, а то он разгромит нам чужую квартиру… (Оля.)

– Ура! Ур-ра! Ур-ра! – детям было понятно, что мама и сама влюбилась в Макса, и теперь у них есть пес, правда, непонятно какой породы. За этим, как обычно, последовали клятвы со щенком гулять, учиться на “отлично” (со стороны Алешки) и во всем маму слушаться (со стороны Альки).

На следующий день они обошли весь Птичий рынок и не нашли ничего похожего на Макса. Алька была на Птичке впервые, и от удивления рот у нее не закрывался всю дорогу.

– Наш Макс – зверь какой-то непонятной породы, – резюмировал Алешка.

– Какого же размера мы будем покупать ему кроватку? – растерялась Ольга.

– Мам, давай купим самую большую… на всякий случай. (Алешка.)

Около выхода Алешка с Алькой задержались у книжного развала.

Алешка спрашивал у продавца, к какой породе мог бы принадлежать их пес…

– Мама, мама, а я нашла Макса! – вдруг закричала Алька.

И точно на обложке одной из книг красовался маленький Макс – один в один – “Все о шнауцерах. Ризеншнауцер”, – прочитала Ольга название книги. – Что же это за зверь такой? Вы, случайно, не знаете?

– Это очень серьезный пес, – ответил продавец. – Ризены вырастают до семидесяти сантиметров в холке. Собака очень сильная и чрезвычайно характерная. Женщине с такой собакой не справится… Где, дети, ваш отец?

– Мой папа живет с чужой тетей, потому что она – толстая, – сообщила продавцу Алька.

– Это потому, что она беременная, – разъяснил ситуацию Алексей.

– А еще потому, что твой папа Вася – дурак! Но и папа Саша тоже вряд ли справится с такой собакой, он с болонкой-то не справлялся… А вот дядя Дима точно бы справился!

– Понятно, – сказал продавец, выслушав Алешкин монолог. – Это называется трудное детство. Бывает… Вот вам, дамочка, телефон хорошего кинолога.

– Алеш, а причем здесь кинолог? Кинолог – он чем занимается, кино? – спросила Ольга, когда они купили книгу про Макса и отошли от прилавка.

– Мам, ты что, ненормальная? Кинолог – это тренер для собак. (Алешка.)

Все выходные Алешка и Оля штудировали книгу о ризеншнауцерах. Алешка был в полном восторге: – Мама! Это – такая собака!! Я даже не представлял себе, что бывают такие собаки! Нам с ним очень повезло. Я тебе сейчас прочту, послушай.

“Ризеншнауцер – непревзойденный сторож, великолепный охранник. Ему даже не нужно объяснять, в чем заключается функция сторожа. Скорее, его придется удерживать от слишком рьяного выполнения этих обязанностей, которые он сам на себя возлагает еще в щенячьем возрасте.

Ризеншнауцер – надежный и преданный друг, разумный и исключительно внимательный. Неутомимый следопыт, азартный преследователь и яростный защитник. Лучший из спортсменов, отличный буксировщик, великолепный пловец…

Тому, кто не выносит энергичный стиль жизни, не стоит связываться с этой собакой – ей нужен компаньон, способный понять его взгляд на жизнь и оценить его достоинства…” В общем, мам, тебе надо срочно жениться, – сделал вывод Алешка.

Ольга с удивлением посмотрела на сына.

– Может быть, ты женишься на дяде Диме, когда он вернется из Тибета? Я уверен, что он с Максом справится… (Алешка.)

– Когда мы решили оставить Макса, кто-то обещал мне, что будет заниматься его воспитанием. Я ничего не перепутала? – Ольга расстроилась: получалось, что женщине, без приличного мужчины, даже собаку завести проблематично.

Макс, действительно, был ризеншнауцер. Но не обычный шнауцер. Такое важное дело – появление в семье щенка, конечно, не обошлось без вмешательства Небесного куратора. Аполлон любил людей, но животных он любил больше. В его храмах никогда не приносили в жертву животных.

Так как Аполлон владел облаками, пасущимися на бескрайних небесных лугах, и огромными стадами крупного и мелкого рогатого скота на земле, у него была извечная проблема всех пастухов – как эти стада сохранить.

Проблема была решена, когда в 1909 году, на мюнхенской выставке, Пол увидел ризеншнауцеров. Он не поленился, слетал в Баварские Альпы, и в нагорье между Лехом и Изаром-Инном взял себе пару “баварских волкодавов”. Интеллект этой “деревенской собаки” превзошел все его божественные ожидания.

Ризен оказался близок Аполлону и по духу: в нем сочетаются прямо противоположные качества – от нежности до неукротимой ярости, от детской непосредственности до хватки дикого зверя. Он всегда разный, непредсказуемый, но любит традиции, ритуалы и порядок. Он сам придумывает себе обязанности и самозабвенно их исполняет. Ризеншнауцер всегда имеет относительно всего происходящего собственное мнение и никогда не действует, пока не взвесит все “за” и “против”. К тому же у ризена неистребимая жажда познания и новых впечатлений, и как следствие – всегда хорошее настроение. Он наделен природным темпераментом, высоким интеллектом, острым умом и бесконечным желанием действовать.

С тех пор Пол занялся разведением ризенов, которые не только самостоятельно охраняли его несметные стада, потому что у солнечного бога были и другие многочисленные обязанности, но и работали “по совместительству” ангелами, обучая людей безусловной любви, внося в их жизнь радость и счастье. Аполлон считал своей обязанностью избавлять людей от многочисленных неприятностей, которые люди умудрялись создавать себе на ровном месте, и ризеншнауцеры были ему в этом незаменимыми помощниками.

Макс был ангелом Аполлона, которого бог “подкинул” Ольге, чтобы научить ее принципу Солнца – принципу безусловной любви.

Если вам, дорогой читатель, ни с того ни с сего, под ноги прямо с неба, упадет щенок или котенок – рискните и возьмите его в свой дом. А если у вас полным полно проблем, тем более возьмите. Не пожалеете.

Диалоги о разводе

Узнав, что Алька – не его дочь, Василий не поверил. “Но раз так, – сказал он Владимиру Николаевичу, – теперь она тем более ничего не получит!”

Как и предполагал Владимир Николаевич, бракоразводный процесс затягивался. Но у него были “железные” нервы, а Ольга в процесс не влезала, предоставив всему идти своим чередом. Она готова была смириться с имущественными потерями. Деньги на жизнь у нее пока были. “Когда закончится “эпопея” с разделом имущества, я организую небольшую фирму. Мне с детьми хватит. Достроим с отцом дом, будем с Максом жить на даче… Я справлюсь!” – успокаивала себя героиня.

Вася звонил Альке, спрашивал у нее, когда они с мамой поедут к бабушке Тане, и тоже приезжал к Ольгиным родителям, чтобы вести “диалоги о разводе”. Альке он всегда привозил подарки. Это он Ольге и Владимиру Николаевичу объяснял, что “раз она не его дочь – он ее теперь не любит”. На самом деле Вася Альку любил.

– Оль, может быть, ты все-таки передумаешь со мной разводиться?

– Может быть. Но как быть с тем, что у тебя родился сын? (Ольга.)

– Причем здесь это?! От сына я не отказываюсь, но я не хочу с тобой разводиться. Сыну я алименты буду платить… (Вася.)

– Зачем мне нужен муж, у которого двое внебрачных детей?! (Ольга.)

– Кто бы говорил?! Оль, а давай ты к нему еще раз слетаешь, спросишь, женится ли он на тебе? Он тебе ответит “нет”, и мы не будем разводиться. (Василий.)

– Куда я должна лететь? (Ольга.)

– Ты не придуряйся, к адвокату своему. (Вася.)

– Нет, я не полечу. (Оля.)

– Почему это? (Василий.)

– Потому что он – неадекватный. Я с ним боялась встречаться, когда он здоровый был. А теперь, может у него крышу окончательно

снесло? (Ольга.)

– А ты хочешь, чтобы он с нашими детьми общался?! (Вася.)

– Шизофреники к детям хорошо относятся… (Оля.)

– Давай я с тобой слетаю, если ты одна боишься. (Василий.)

– Вась, ты как ребенок. Мы с тобой разводимся, а ты: “давай я с тобой слетаю../' (Ольга.)

– А я не хочу с тобой разводиться! (Вася.)

– Отстань от меня! (Ольга.)

– Оль, ну зачем он тебе? (Василий.)

– Что ты привязался ко мне? Успокойся, он на мне не женится… (Ольга.)

– Вот и я говорю, что не женится. (Вася.)

– Тогда чего ты опасаешься? Когда мы с отцом достроим дом, мы переедем жить на дачу, и никто на мне уже не женится. Ты будешь приезжать к нам в гости, теща будет тебя кормить. Алька очень радуется, когда ты приезжаешь… (Оля.)

– Фиг-два, никто на тебе не женится! В интернете уже очередь организовали. Все же думают, что ты богатая разведенная жена “олигарха”, а ты просто дура! (Василий.)

– Вась, я тебя никогда не оскорбляю. (Ольга.)

– Я тоже тебя не оскорбляю – мне тебя жалко. Выйдешь замуж за какого-нибудь идиота, будешь потом всю жизнь локти кусать. (Вася.)

– Да кому я нужна? У меня трое избалованных детей. Мне тридцать один год. Характер у меня… сам знаешь, какой. Готовить я не люблю, хозяйство вести не умею. Только деньги считать могу, да и то, чужие… (Ольга.)

– Зато ты красивая, Оль. Ты в последнее время стала такая красивая… – Василий предпринял очередную попытку к интимному сближению.

– Нет, Вась, вот это – нет! – безапелляционно заявила Ольга.

– Почему это?! Мы ведь еще не разведены даже… (Василий.)

– Потому, что я обет дала. Понимаешь? (Оля.)

– Даваемые обеты выполняются редко. Ты что собралась спать только с этой рыжей сволочью?! – догадался Вася.

– Ты откуда знаешь, что он рыжий? (Ольга.)

– Так он же на нашего Алешку похож? (Василий.)

– Это Алешка на него похож. (Оля.)

– Какая разница! (Вася.)

– Знаешь, какой обет? Спать только с тем, кто меня любит. И только с тем, кого я люблю. Хотя, по большому счету, я этот обет никогда и не нарушала… (Ольга.)

– Так я тебя люблю. (Василий.)

– Ты же мне постоянно изменял? (Оля.)

– Все мужики изменяют своим женам… (Вася.)

– Ты у всех спрашивал? (Ольга.)

– Этот рыжий черт, даже если он отбил себе все мозги и женится на тебе, будет тебе изменять! Если, конечно, у него осталось, чем изменять… (Василий.)

– Я найду такого, который изменять не будет, или буду жить одна. (Оля.)

– Я и говорю, что ты – дура. Одной скучно. (Вася.)

– Ну, не совсем одна… У меня же есть дети и Макс! – улыбнулась Оля.

Василий к таким разговорам готовился. За время развода он объехал всех, кто мог сообщить ему какие-либо сведения о Дмитрии. Вася за информацию платил, денег не жалел, правда, страстно торговался. Он всегда торговался. Потом устраивал Ольге “нравоучительные лекции”. Оле было смешно и хотелось послать его куда подальше, но Вася выискивал удивительно интересные факты из Димкиной биографии. Он даже познакомился с его бывшей женой, с Аней.

– Оль, а я был у его жены, – сообщил как-то Василий.

– У чьей? (Ольга.)

– Дмитрия твоего. Ну, у бывшей. Он же перед Тибетом развелся, сволочь! (Вася.)

– Зачем? – удивилась Оля.

– Я не знаю, зачем он развелся. Ребенок у нее, по-моему, не от него… (Василий.)

– Зачем ты у нее был?! (Ольга.)

– Интересно было посмотреть, какие девушки нравятся твоему адвокату. Могу тебе сообщить, что ты – не в его вкусе. Анюта – девушка молодая, очень высокая и страшно красивая. Блондинка… волосы у нее аж до задницы, – Вася показал на себе, какой длины у Ани волосы. – Ноги длинные. Размер ноги – больше, чем у меня, но формы очень аппетитные…

– Вась, я знаю, что она красивая, я ее видела, она же у Владимира Николаевича работала. Дальше что? (Оля.)

– Живет красавица-Анюта с каким-то мужиком в квартире твоего адвоката. Мужик такой конкретный жлоб в семейных трусах.

Я ее спросил, почему она не поехала в Тибет мужа спасать, а она мне ответила, что инвалидами не интересуется. Я ей объяснил кто я и чего мне надо – тогда она заявила, что за деньги расскажет мне все, что я захочу услышать. (Василий.)

– Ну и? (Ольга.)

– Я предложил ей пять тысяч баксов за обстоятельный рассказ, включая “интимные подробности”. (Вася.)

– И что? – рассмеялась Оля.

– Что, что? Часа три не мог ей рот закрыть… (Василий.)

– Отдал пять тысяч баксов?! (Ольга.)

– Отдал, конечно, раз обещал. Могу теперь тебе все перессказать… (Вася.)

– Вась, ты с ума сошел? Да я знаю, что он по бабам ходит, что пьет, я знаю. Зачем ты ей деньги отдал? Или так понравилась? (Оля.)

– Да нет, Оль, он не просто “ходил по бабам”. Он приводил их к себе на квартиру по две-три-четыре штуки, представляешь?! Параллельно, не последовательно! И устраивал настоящие оргии… Я, между прочим, такого никогда себе не позволял! (Вася.)

– Так в чем дело? Позволь. (Ольга.)

– И он не просто пьет, он – алкоголик! (Василий.)

– Это – не правда, не в кого ему быть алкоголиком. Ты же знаешь Владимира Николаевича? (Оля.)

– Причем здесь Владимир Николаевич? У него не врожденный алкоголизм, а приобретенный! (Вася.)

– И в чем это выражается? (Ольга.)

– Его в субботу утром таксисты приносили домой: он был в таком состоянии, что даже сам не мог до двери дойти…. (Василий.)

– И ты считаешь это алкоголизмом? (Оля.)

– Ну, конечно! (Вася.)

– И ему надо лечиться? (Ольга.)

– Однозначно! (Василий.)

– Но тебя тоже по утрам в субботу охранники домой приносили. Я рада, что ты признал, что это алкоголизм. Лечись! (Оля.)

– При чем здесь я?! (Вася.)

– При том. Ты Дмитрия исчадием ада представил, а чем ты от него отличаешься? В чужом глазу соринку видишь, в своем – бревна не замечаешь? (Ольга.)

– Оль, ну хорошо, пусть я такой же, как он. Пусть! Но у меня баб – меньше. Честное слово, меньше! А вот бабок – больше… (Василий.)

– Да, “всецело предаться одному пороку нам мешает лишь то, что у нас их несколько”. Ладно, ты меня убедил. Вообще-то я и не собиралась идти к Дмитрию замуж проситься. Я даже в Тибете с ним не разговаривала: как только он пришел в сознание – я улетела. Просто я должна была помочь его родителям. А сам он ко мне вряд ли не придет. Так что вопрос о замужестве закрыт. (Оля.)

– А вдруг он головой долбанулся так, что забыл, что он тебя ненавидит? Возьмет и придет! Ты же его спасла… (Вася.)

– Нет. Я только молилась за него и помогла организовать лечение. Да никто ему и не скажет, что я у него была… (Ольга.)

– А то он дурак – сам не догадается… (Василий.)

– Да тебе то что?! Я с тобой развожусь не из-за него! Мне врать надоело… (Оля.)

– Ну, не хочешь врать – так и не ври. Можешь мне не изменять. (Вася.)

– А ты сможешь мне не изменять? (Ольга.)

– Конечно, смогу. Я теперь буду изменять аккуратно, – пообещал Василий.

– Аккуратно? Как там Ирина Николаевна себя чувствует? (Оля.)

– Как-как… Хорошо! Вот баба – дура. Говорю ей: не люблю тебя, жить с тобой не буду, будешь требовать алименты – вообще расстреляю! (Вася.)

– А она? (Ольга.)

– Говорит, что алименты требовать не будет… (Василий.)

– Женись на ней, Вась. Это идеальный вариант. (Оля.)

Проделки Макса в чужой квартире

Сдав годовые балансы, Ольга сказала Лене, что больше помогать ей не в состоянии, и попросила до осени ее не трогать.

– Почему это? – удивленно спросила Лена.

– Потому что у меня теперь трое детей, и один из них – очень быстро бегает и все подряд грызет, и за ним нужен “глаз да глаз”. Валентина Павловна не справляется….

– У тебя, что, наконец-то проснулся материнский инстинкт? – догадалась Лена.

Алька вместе со своим кризисом роста опять переселилась к маме, где ей, в связи с появлением “младшего ушастого братика”, была предоставлена полная самостоятельность в самовыражении. Разрабатывать картины страшной мести теперь было некогда – надо было спасать от вездесущего Макса свои игрушки и обувь.

Аля окончательно определилась со своим местом жительства:

– Пап, я тебя очень люблю, больше чем маму, конечно, – сказала она Василию, – но Макс… Мама одна с ним не справится, а ты… приезжай к нам в гости!

Юный шнауцер Макс был настоящим “энерджайзером хаоса”. Он ни минуты не мог “сидеть без дела”. Он исследовал и пробовал на зуб все, что попадалось ему “под лапу”: книги и бухгалтерские документы, разбросанные по квартире игрушки, обувь и одежду, карандаши и ручки… Особенно ручки. Он грыз их на кровати, основательно разгрызая до мельчайших подробностей. После такой “исследовательской деятельности” белье приходилось выбрасывать из-за чернильных пятен.

Макс обожал терзать и “убивать”, словно добычу, меховые шапки, вязаные шарфы, носки и варежки, которые умудрялся доставать из шкафов. Он очень “уважал” детские книжки и Алешкины учебники. Также ему нравились все кожаные вещи, потому что они классно пахли – ремни, забытые на стуле, перчатки, дорогущие Ольгины туфли…

Оставленная без присмотра пища моментально поедалась ушастым “троглодитом”. Однажды у Альки упал брикет мороженого на пол, так она даже не успела наклониться, как Макс уже проглотил мороженое. Алешка с Алькой испугались, что он отморозит себе внутренности, и прикладывали к нему теплую грелку, пока не пришла мама.

Так как щенка до трех-четырех месяцев, пока не будут сделаны основные прививки, не желательно выпускать гулять с другими собаками, Макс гулял, писал и какал прямо в квартире. Он уписал весь пол, так что к лету золотистый паркет стал черным, и Ольга “попала” на капитальный ремонт. Но этого Максу показалось недостаточно: он пристрастился вытаскивать из размокшего пола паркетины, и, думая, что это палочки, обгрызал их со всех сторон. Алешка потом аккуратно укладывал паркет на место, приклеивая его на клей “Умелец”.

– Принесите ребенку палок с улицы, – посоветовала Валентина Павловна. Она всегда была на стороне подрастающего поколения.

Книгу о себе Макс прочитал от корки до корки, и разорвал ее на мелкие кусочки.

– Мама, наш шнауцер, в прямом смысле слова, сгрыз “гранит науки”. (Алеша.)

– Макс, самопознание – это здорово, но как нам тебя растить без инструкции? – поинтересовалась Ольга у довольного содеянным актом вандализма, щенка.

– Этого я не знаю, но книжка была вкусная и хрустящая, – облизнулся Макс.

– Мам, теперь у него внутренний механизм самоконтроля, раз он сожрал инструкцию. (Алешка.)

Когда Оля открывала дверь, Макс проскальзывал под ногами, кружился юлой по лестничной клетке и врывался в квартиры к любопытным соседям. Пожилой писатель, визжал во время таких визитов, словно женщина, наступившая на таракана, и обзывал щенка “Мефистофелем”, а потом объяснял Ольге по телефону, что “работать в таких условиях он не может”.

Оля, когда уходила по делам, поручала Макса Валентине Павловне. Его нельзя было оставлять в квартире одного, потому что от скуки он “учинял” погром, даже если ему оставляли включенным свет и приемник.

“В гостях” у Валентины Павловны Максу было намного интереснее. Там он “воровал” пищу у мужа соседки. Александр Иванович был очень болен, у него был цирроз печени, и он уже почти не вставал с постели. Валентина Павловна готовила еду и оставляла ее на столике возле кровати. Вечно голодное, юное, растущее, “ушастое создание” поедало приготовленные на пару “котлеты и каши”. Свой корм Макс тоже съедал с удовольствием. В результате он рос, как “на дрожжах”.

Однажды, когда Ольга занималась уборкой, а Алька с Максом носились по квартире соседей, Макс умудрился попасть под ноги еле передвигающемуся Александру Ивановичу, и тот упал, придавив щенка. Макс завизжал так, что Ольга, бросив свои дела, срочно прибежала к соседям.

Щнауцеренок лежал, не шевелясь, только еле слышно попискивал. Все вокруг ужасно перепугались. Валентина Павловна ругала мужа, что он придавил “это крохотное невинное создание, этого ангела во плоти”. Несчастный Александр Иванович, чуть не плача, пытался доказать, что он “придавил его не сильно, и тем более, не специально”. Оля же, обливаясь слезами, принесла Максика домой, и сказала, чтобы дети немедленно собирались в ветеринарную клинику.

Через десять минут все уже сидели в машине. Был поздний вечер, и ехать пришлось в центр города, в дежурную клинику на Цветном бульваре. “Бездыханный” щенок лежал на коленях у Алешки. Алька в голос ревела на заднем сидении. Ольга шмыгала носом и терла глаза носовым платком, так как слезы мешали вести машину. Алешка гладил Максика по голове и умолял его “не умирать”, потому что “он любит его больше всего на свете”

Когда приехали в клинику, Алька, увидев очередь, завизжала сиреной скорой помощи, поэтому доктор вышел из кабинета и спросил, что случилось. Обследовав “больного” вне очереди, он рассмеялся и сказал Максу: “Ах ты, ушастый симулянт! Напугал всех до смерти! Ну-ка, немедленно вставай на лапы!”

От этих слов Макс, действительно, вскочил на лапы, и радостно забегал по клинике – раз его уже вылечили. Доктор налил счастливой Ольге валерьянки и объяснил, что строение собаки на самом деле такого, что падение на него мягкого человеческого тела не может вызвать серьезных повреждений, а поведение щенка можно объяснить испугом: так что если других жалоб нет, то он пойдет лечить настоящих пациентов…

Но тут с оглушительным криком: “Где этот ветеринар, или я сейчас всех здесь перестреляю!” в ветлечебницу ввалился здоровенный детина, длиной два, шириной полтора метра – с огромным чемоданом в руках.

– Мужчина, а что у вас в чемодане? – поинтересовался доктор.

– Аполлинарий! – гордо ответил “новый русский” любитель экзотических животных.

– Аполло… кто? – удивилась Алька. А кто это?

– Мой единственный друг, – расплылся в улыбке дядя. Он поставил чемодан на пол и открыл его. В чемодане лежал огромный удав, такой же толстый, как его хозяин.

Очередь, которая собиралась возмутиться очередным внеочередным вторжением, замерла в глубоком почтении…

– Ничего себе, – сказала восхищенная Алька. – Мама, он похож на Пифона, на которого Аполлон охотился…

– Я сейчас сам тут устрою охоту! – заорал огромадный дядя и достал пистолет. В клинике установилась гробовая тишина. Кошки, собаки, люди втянули морды и головы в плечи. Даже белка, которая шелушила в колесе орехи, перестала заниматься ерундой – вопрос стоял о жизни и смерти.

– Так ты вылечишь моего друга или как?! – испытующе посмотрел дядя на доктора.

– Ну, конечно, дорогой мой! Разве у меня есть выбор? Слава богу, что ваш друг не крокодил… Поднимайте своего Аполлинария и пройдемте в кабинет… Граждане, наберитесь, терпения. Я обязательно всех приму, – обнадежил доктор очередь.

– Прямо как мой папа! – сказала Алька. – Да, мам? Этот дядя похож на папу…

– Мам, может подарить Васе удава, чтобы он оставил тебя в покое? (Алешка.)

– Я не согласен! Ваф! – звонко гавкнул “вылеченный” Макс. Удав произвел на него впечатление…

В машине Оля позвонила Валентине Павловне, чтобы успокоить ее.

– Ну, слава богу, а то мой старик собрался уже умирать, чувствуя себя виноватым… (Вал. Павл.)

Когда дети начинали играть с Максом в активные игры, Ольга уже не обращала внимания на визги, крики и лай, на грохот падающих на пол предметов и на звон бьющейся посуды. Она никогда не наказывала детей, а кроху-ризененка вообще не могла обидеть. (Разве можно наказывать детей за игры?!)

Вообще ни детей, ни собак бить не рекомендуется. Взрослые являются гарантами безопасности, как сказал доктор Курпатов, и должны оберегать детей от опасностей внешнего мира. Как же может “гарант безопасности” наказывать?! Тогда из мамы и папы он превращается в агрессивный блок НАТО, который “защищает” народы и страны от неугодного США диктатора, бросая бомбы на города, почему-то рассчитывая, что эти бомбы попадут прямиком в несговорчивого диктатора, минуя мирных жителей.

Что касается щенков – лупить их бесполезно. Во-первых, если собака “вошла в раж”, то она не почувствует боли; во-вторых, вы только испортите отношения со щенком. Эффективен легкий шлепок, сопровождаемый комментарием своих действий в грозном тоне. Если же этого недостаточно, поступайте, как вожак в стае: схватите щенка за шиворот, встряхните, а если и этого мало – придавите его к земле (только не душите!), и держите до тех пор, пока нарушитель порядка не подчиниться и не успокоиться.

Если собака периодически не слушается, обратите внимание на свое собственное поведение. Скорее всего, проблемы с психикой у вас, а не у собаки.

Ризен, как и любой другой пес, не способен на гадости лишь для того, чтобы “насолить” вам или испортить настроение, он просто дает выход своей бьющейся через край энергии. Покупайте ему игрушки, “косточки”, приносите с улицы палочки, чтобы он был чем-нибудь занят.

Неугомонный Макс часами носился по квартире, а когда уставал – засыпал на лету, и тогда в квартире ненадолго наступала тишина. Во сне Макс дрыгал лапками – продолжать бегать и играть.

Шнауцер очень хотел “чему-нибудь” научиться. С двухмесячного возраста до года собака находится в стадии наибольшей восприимчивости. Макс теперь бегал по дому в маленьком ошейнике, и Алешка, играя с ним, учил его основным командам. Так как маленький щенок быстро устает и ему не хватает внимательности, с командами его лучше знакомить в процессе игры. Одно упражнение – перерыв на игру.

Команды надо подавать ровным, спокойным голосом. Пес хорошо различает именно звучание команды и интонацию. На него наиболее эффективно воздействует тон вашего голоса, а не громкость. На начальной стадии обучения достаточно и пятиминутных занятий, которые желательно заканчивать положительными эмоциями, похвалой щенку, лакомством. Лучше ежедневно повторять отработанные команды. Не скупитесь на ласку и открыто демонстрируйте щенку свою радость при его правильном поведении.

За два месяца проживания Макса в съемной квартире, квартира была разгромлена, а жизнь Ольги кардинально изменилась. Права была книга “О ризеншнауцерах”: “если у вас завелся шнауцер, не торопитесь планировать свою дальнейшую жизнь. Пес обязательно внесет в нее коррективы”.

Макс внес в жизнь семьи массу положительных эмоций. Благодаря его активной жизненной позиции, Ольга и дети пережили развод с Васей спокойно. Теперь все ждали окончания учебного года, чтобы переехать жить на дачу, в основном из-за “буйств и бесчинств” неугомонного ризеншнауцера.

Татьяна Алексеевна была против этой затеи: “Тебе надо идти работать в какую-нибудь крупную структуру, чтобы выйти замуж, раз ты, глупая, Васю бросила, а не хоронить себя в деревне!” А Владимир Иванович дочку поддержал: “Уж там-то Максу будет где “развернуться”!

Прикосновение к тайне дзэн [87]Философская система дзэн произошла от буддизма, но по некоторым существенным пунктам она расходится с первоисточником. Дзэн – это путь одиночества, на котором человек берет на себя ответственность за свои мысли, слова и поступки. Дзэн-буддизм отказался от всех религиозных традиций и ритуалов. Дзэн – это спонтанное понимание, внезапное внутреннее озарение и познание действительности.

(Тибет)

Читая книги в монастыре, наблюдая за изменениями природы, медитируя и размышляя, Дмитрий нашел свою веру. Вера, как и положено, пришла изнутри. И это был не буддизм, и не христианство, и не ислам – это была его собственная вера в счастье. Она не дала ответы на все вопросы, но наградила решимостью добиться цели. Да и цель теперь была сформулирована предельно четко.

“Надо же, вроде такая беда – переломал себе все кости, а вышло наоборот. Остановился, задумался, разобрался… Как здорово, господи, что я свалился, и свалился так удачно!” – Дима радостно присвистывал от удовольствия. Еще бы, он прочитал почти все Ольгины книги. Чем больше читал, тем лучше понимал, что он – полный дурак, и быстрее бы ему уже выздороветь и начать жить нормальной жизнью…

Дзэн-буддизм герой оставил на закуску, название книги его пугало: “Верхом на быке вернуться домой”. Читая о стадиях к просветлению в дзэн-буддизме, Дима переходил от ступени к ступени легко и уверенно. “Нормально, видимо я дочитался уже до пределов возможностей моего мозга – все понимаю…”

“Я смотрел, но не видел; слушал – но не слышал; я часто ел не потому, что хотел, а потому, что пришло время обедать; я занимался любовью – но не любил и не чувствовал любви; я “делал” бизнес, вообще не понимая, что делаю. Я не жил, я только думал. Думал вчера, думаю сегодня, буду думать завтра… О чем? – о проблемах, которые сам себе создал”.

Дима несколько месяцев пытался остановить бег своих сумасшедших мыслей с помощью медитации. Мысли победить пока не удалось, но в голове появилось много свободного места и чистого света. Правда, дряни всякой, ненависти, злобы еще тоже осталось… Но дорогу осилит идущий.

3. Верхом на быке вернуться домой

Сэнсэй Гекусэй Дзикихара

Герой стал по-другому смотреть на свои проблемы, спокойнее и как бы со стороны. Стал обращать внимание на многое такое, на что раньше не обращал. Да и задумываться стал о многом, о чем раньше не задумывался. Это было, как оказаться в новой стране – без гида, без словаря и без денег. Чувствуешь себя очень неуверенно, зато становишься внимательным, и приходиться доверять собственной интуиции. Теперь он не бежал от проблем, а концентрировался на них – на своих чувствах, поступках, действиях – и начинал видеть все в другом свете. Оказалось, что все в его жизни было неспроста, и никто не виноват в его бедах, и ничего еще не поздно изменить…

Конечно, укоренившиеся привычки будут сбивать с пути. Но это не страшно, потому что он уже видел этот путь. Еще пару месяцев – и выработаются новые позитивные привычки. Достижение счастья – это ежедневная работа. Важно медитировать ежедневно. “Я упрямый, я сумею!”

Очень важно не только карабкаться на гору – добиваться той цели, которую себе поставил, важно научиться просто сидеть на равнине – ждать и понимать. Димка дошел до середины книги… и уснул. Трижды он пытался дочитать ее до конца… и не мог. То засыпал, то нужно было что-то делать. “Что за черт!” Потом понял: он пока здесь, на плато. Сама его жизнь – как учение дзэн – путь, который проходит человек, а он пока еще не дошел даже до середины. А дальше он должен преодолеть сложности – и вернуться домой! А дальше – будет дальше…

“Да, дзэн – удивительное учение, – думал Дмитрий. Я прошу прощения, что коснулся чуда, может и понял все не так: просто моя цель – не изучение практики дзэн, моя цель – счастье, любовь и семья… Ну, ничего себе, я сказал! И мир не перевернулся, и камни с гор не посыпались”.

Правильно сказал британский историк Арнольд Тойнби, что спустя сотни лет важнейшим событием нашей современности, оказавшим влияние на все последующее развитие человечества, будут считать не открытие атомной энергии, не полет в космос, не компьютеры, не научные открытия и другие достижения нашей техногенной цивилизации, а приход буддизма с Востока на Запад.

Дима еще долго находился под впечатлением книги о дзэн-буддизме. Окружающая паутина действительности поразила его воображение. В XII веке дзэнский мастер Гоань сочинил стихи к картинам “Поиски быка”, описывающим духовное путешествие. В XVII веке в Японии китайскими монахами была основана буддийская дзэнская школа Обаку. Эта школа славилась своими мастерами каллиграфии. В конце XX века Сэнсэй Гекусэй Дзикихара еще раз нарисовал эти картины. Джон Дайдо Лури, настоятель монастыря Дзэн-Маунтин (штат Нью-Йорк, США) написал книгу “Верхом на быке вернуться домой” Прекрасная русская женщина (оставим в стороне ее моральный облик) передала ему эту книгу. И все это было сделано для того, чтобы он, сильный русский мужчина, выздоравливающий в далеких тибетских горах, осознал глубокую значимость обычной повседневной жизни. “Ну, ни фига себе!” (Перевод: “Ну, разве это не удивительно?!")

А потом герой прочитал роман Булгакова “Мастер и Маргарита” – любимый Ольгин роман, в котором римский прокуратор Понтий Пилат получил свободу от содеянного поступка и возможность разговаривать с Иешуа Ганоздри… только после того, как за него попросил один из самых трагичных и ироничных советских писателей и красивая русская женщина… Две тысячи лет спустя!

“Довольны ли вы своей жизнью? – спрашивал Диму доктор Андрей Курпатов со страниц своих книг. – Чувствуете ли вы себя полностью удовлетворенным? Если – да, то чудненько. Если нет – прочтите мою книгу “3 ошибки наших родителей. Конфликты и комплексы”, и поймете почему. Вам надо научиться любить…”

“Любите ли вы себя? – доставал Диму неугомонный доктор.

– Любите ли вы себя таким, какой вы есть, безусловно? Любите ли вы себя так, как вам бы хотелось, чтобы вас любили ваши родители? Просто так. Не за что…

Вы хотите, чтобы все вас любили? Вы для этого стремитесь сделать невозможное: достичь идеала? Быть красивым, умным, богатым… Да? Думаете, что любовь можно заслужить?

Будьте собой. Любите себя. Делайте, что хотите. Вы – уже уникальны”. (Андрей Курпатов.)

– За что же мне себя любить? (Дима.)

– Как за что?! Ведь если ты появился в этом мире… Значит, этот мир не смог без тебя обойтись! (Внутренний голос.)

“У каждого из нас свой собственный путь – от земли до неба. Пора уже расправить зачем-то данные нам крылья, и начать свой полет, получая удовольствие от каждого взмаха крыла, от каждого вздоха и каждого прожитого дня, от каждой идеи, ставшей вашей реальностью. Вас обязательно кто-то полюбит…” (Доктор Курпатов.)

 

Появление дочери

Возвращение из Тибета

(Москва)

Дмитрий вернулся из Тибета в конце июня, к своему дню рождения: хотел сделать родителям подарок. Наш герой изменился: не было больше рыжего оттенка в его волосах, волосы стали пепельными, седина поблескивала на висках, первые морщинки легли на лбу… Но выглядел он хорошо.

– Сын, а ты хорошо выглядишь… (Владимир Николаевич.)

– Ну, так, полгода на монастырских хлебах… (Дима.)

– Димуля, они тебя что ж, кормили все полгода? – счастливая Зинаида Алексеевна суетилась вокруг сына.

– По три раза в день. Чай с молоком, орехи, мед. Иногда даже дичь… (Дима.)

– А я думал, монахи молятся и соблюдают пост… (Влад. Ник.)

– Они-то соблюдают, но я-то у них ВИП-гостем был. (Дима.)

– Почему ВИП? Их, что, так вдохновил твой полет в пропасть? (Влад. Ник.)

– Вдохновили их тридцать тысяч долларов, заплаченные за мой отдых в горах. Зачем так много, отец? Они бы меня и бесплатно лечили. (Дима.)

– Сыночек, а болит? (Зин. Алекс.)

– Да нет, мам. Ничего уже не болит. Монахи вправили на место все кости, кости срослись, шрамы зарубцевались. Мазали они меня какими-то мазями, массажи делали, иголками кололи… Оказывается, в Тибете растет огромное количество целебных трав! – Димка был загорелым, веяло от него здоровьем, силой и молодостью.

– Что ж ты тогда вернулся, если жил, как в раю? – поинтересовался отец.

– Да книги на русском языке закончились, а тибетский я не осилил. Мне, спонсор, который, видимо и деньги за мой отдых заплатил, почти сотню книг прислал. Особенно полезна в моем положении была “Камасутра в фотографиях”. (Дима.)

– ?! (Влад. Ник.)

– Это жена олигарха, незабвенная Ольга Владимировна, опять спонсировала мой отдых? Видимо, она тоже буддистка… (Дима.)

– Да, это Ольга. Но зачем же тебе “Камасутра”? (Влад. Ник.)

– Она-то и подняла меня на ноги. У меня есть деньги, я ей отдам. (Дима.)

– Так она у тебя и взяла… А чего ты на меня смотришь? Не возьмет она твои деньги. И правильно сделает! (Влад. Ник.)

– Ты, ее сынок, не расстраивай. Она и тебя спасала, и нас с отцом поддерживала. А сейчас у нее у самой проблемы… (Зин. Алекс.)

– Да, я читал в самолете про их громкий бракоразводный процесс. Веселые такие, на фотках, улыбаются… (Дима.)

– Это на фотках. (Влад. Ник.)

– Только я не понял, зачем она разводиться придумала? (Дима.)

– Ну, коль не понял – значит, дурак, и долбанулся не достаточно… (Влад. Ник.)

– Володя, перестань! (Зин. Алекс.)

– Ага, спасибо, отец… Пойду я, покурю. (Дима.)

– Иди, иди… – Минут через пять Владимир Николаевич вышел к сыну на балкон.

– Пап, а можно вопрос к адвокату? Почему так долго тянется это дело о разводе? (Дима.)

– Потому что дело не простое. Есть нюансы… (Влад. Ник.)

– Что, Ольга хочет так много денег? – усмехнулся Дима.

– Дело не в деньгах. (Влад. Ник.)

– Хочет бизнес у него забрать? (Дима.)

– Васин бизнес – связи. (Влад. Ник.)

– Так чего же она хочет?! (Дима.)

– Дочь. (Влад. Ник.)

– Неужели Вася хочет нянчиться с ребенком? Или это он из вредности? (Дима.)

– Дим, я же сказал, есть нюансы. (Влад. Ник.)

– Так ты объясни… (Дима)

– Ольга сказала Василию, что Алена – не его дочь. (Влад. Ник.)

– Зачем?! – удивился Дмитрий.

– Хочет, чтобы он оставил ее в покое… (Влад. Ник.)

– Ненормальная, она же так все потеряет! У нее с головой – все в порядке?! (Дима.)

Владимир Николаевич пожал плечами и вздохнул.

– Так дочь – его или не его? Что ты вздыхаешь? (Дима.)

– Он считает, что его. А Ольга говорит, что не его. (Влад. Ник.)

– Странно… (Дима.)

– Вот я и говорю, что дело не простое. Пойдем чай пить. (Влад. Ник.)

Сидели за столом и разговаривали до утра. Димка рассказывал о Тибете, показывал фотографии, расспрашивал об Алешке…

– Ну, пойдемте спать, – сказал Владимир Николаевич, – утро уже, светает.

– Сынок, я тебе в твоей комнате постелила… (Зин. Алекс.)

– Спасибо, мам. А вы, завтра, на дачу собираетесь? (Дима.)

– Хотели на дачу, но можем и не поехать. (Влад. Ник.)

– Нет-нет, поезжайте, а я отосплюсь, и постричься мне надо… Пап, а где ключи от моей однокомнатной квартиры? (Дима.)

– На тебе ключи. Замки я там поменял, так, на всякий случай. (Влад. Ник.)

– Спасибо, пап. (Дима.)

– Только там, на квартире-то у тебя, особо ничего нет… (Влад. Ник.)

– Ну, все что надо у меня есть: книги, холодильник, телевизор… (Дима.)

– Угу. И удочки с аквалангом. (Влад. Ник.)

– Самое главное. (Дима.)

– Ну, иди, сынок, спать. Утро вечера мудренее… (Зин. Алекс.)

– Пап, а ключи от офиса ты мне не дашь? (Дима.)

– Тебе зачем? Неужели по работе соскучился? (Влад. Ник.)

– Ну, вроде того… (Дима.)

– Висят, на входе, как обычно. – Владимир Николаевич посмотрел на сына и добавил: – И ключи от сейфа, где обычно…

– Спасибо, пап. А меня в офис-то пустят, в выходной? (Дима.)

– Пустят, куда денутся; ты есть в списке. (Влад. Ник.)

– А машину мою Анька случайно не вернула? Ну, вдруг? – улыбнулся Дима.

– Смешно. Иди спать, буддист! (Влад. Ник.)

Изучение дела “олигарха"

Димка проснулся в два часа дня. – “Блин! Все проспал… Так, фотографии буду смотреть вечером, сейчас, главное – документы”. -На скорую руку поел, помылся, побрился. Отец оставил ему деньги на столе. – “Деньги очень кстати, в банк поеду в понедельник, а сейчас – в парикмахерскую и в офис”.

Когда ехал на такси, думал: “Машину надо купить в первую очередь, не ездить же всю оставшуюся жизнь на такси… Если отец ведет Ольгино дело, то документы у него в офисе, в сейфе. Отец сразу понял, что я хочу познакомиться с делом, даже ключи от сейфа оставил. Спасибо, пап!”

В офисе все было как обычно. На дверях его кабинета висела табличка с именем.

Дима зашел в комнату, подошел к столу, взял в руки свой талисман – чертика, одиноко стоявшего на столе: – Ну, что, чертяка, соскучился? Думал, я уже не вернусь? Как же ты полгода без конфет-то выдержал, горемыка?

Вместе с чертиком пошел в кабинет отца. “О, я же могу коньячку выпить, раз у меня машины нет. Может Аньке-сучке, позвонить, пусть все-таки вернет? Или пусть подавиться? Нет, все это потом: машины, квартиры… Сейчас главное “Дело олигарха”.

– Так, в шкафу нет, – Димка пробежал глазами названия папок. – Ну, так я и думал, в сейфе… Ну, что, готов ко встрече с правдой, буддист? – спросил он себя.

Димка выбрал из запасов отца коньяк. Взял любимый отцом – грузинский. Достал из холодильника закуску. Налил две рюмки, одну поставил перед чертиком: – Хоть мы с тобой теперь и буддисты, но за встречу надо выпить. – Потом открыл папку с делом.

Ольгино заявление о разводе. “Мало кто по собственной инициативе разводится с “олигархами”… – Дима задумался. – Организовала мое лечение, хирурга известного в Тибет пригласила… Зачем? Чтобы я в благодарность сделал ей предложение? В который раз лечу “Москва-Одесса”. Тем более что сын мой… Я, конечно, не сделаю. Но ведь если сделаю – она же опять скажет “нет”, вильнет своим рыже-черно-белым хвостом (Дима не знал, какого цвета сейчас у Ольги волосы), и опять выйдет за кого-нибудь замуж, мне назло. Стерва!

Когда она подала на развод? Через два месяца после моего падения в пропасть? Логично. Как раз к этому времени Вася должен был узнать, какие деньги она тратит на своих бывших любовников… Нет, не логично. Почему же тогда она подала на развод, а не он? Нормально, ты – олигарх, у тебя все схвачено, а собственная жена, за твой счет лечит своего любовника. Вася, наверное, считает меня Ольгиным любовником… Интересно, а о публичном доме он тоже знает? Как он с ней жил? Бедный!

Он старше Ольги на десять лет. Был женат, и ребенок был, сын. Значит, развелся из-за нее. Влюбился, наверное. Ну, это не удивительно. Ох, Оля, Оля…

Ксерокопия паспорта. Двое детей. Алексей Александрович… Стерва, ты Оля! Никакой он не Александрович! Он Алексей – Дмитриевич! Королев?! Она оставила сыну свою фамилию?! – Димка встал и стал взволнованно ходить по кабинету. – Ничего себе! Мой сын носит мою фамилию!” (Дело в том, что Оля и Дима были однофамильцами).

– Ну, друг, за это надо выпить! (Дима.)

– За сына выпить – это святое дело! – поддержал предложение чертик.

Это была уже третья рюмка коньяка.

Дмитрий опять сел за стол. “Первый брак зарегистрирован когда? Через три месяца, после того, как она была у меня в армии, в последний раз… Вот зараза, всех обманула! Ну, ладно, меня… У меня от обиды мозги тогда отключились. А этот муж ее? А свекровь? Все слепые, что ли? Может, она уже спала с ним, сучка, раз он поверил, что ребенок его? – Дима оторвался от бумаг. – Когда я ревел тогда на вокзале, ведь чувствовал, что больше не увижу ее. Так больно было… Как же я мог, дурак, руку на нее поднять?! Думал, любит, простит, вот вернусь, все по-другому будет. А она не простила, сучка крашеная… Почему?!”

– Дим, “почему” – это риторический вопрос, ты от дела не отвлекайся, – посоветовал чертик, и они выпили по очередной рюмке коньяка.

“Так… А что у нас со вторым браком? Через три месяца после самой ужасной ее измены и последующего за этим самого потрясающего секса в моей жизни. Ах, так вот, почему “нет”! Она уже лыжи навострила на бизнес-олимп. Значит, спала уже со своим “олигархом”…

– Вот ты объясни мне, друг, – Дима обратился к чертику. – Как эта змея объяснила своему будущему мужу, кто ее избил накануне свадьбы? И как это он ей поверил, и повел ее в ЗАГС? Ведь он не дурак, не историк и не ботаник. Ведь следы от ремня должны были остаться конкретные. Кожу, что ли она поменяла? Или благодетельный Аполлон помог ей скрыть грех… Предатель!

– Ты меня не с кем не перепутал? – Аполлон в белых джинсах и белой рубашке навыпуск, возник в кабинете. – Привет, Дмитрий.

– Прости, Пол, прости, это я сгоряча. Приветствую тебя, мой бог! (Дима.)

– То-то. Дмитрий, а ты себя как чувствуешь? (Пол.)

– Нормально. Ты коньяк будешь? (Дима.)

– Наливай. (Аполлон.)

Теперь выпили на троих.

– Я слышал, ты хотел знать правду? (Пол.)

– Ну, хотел… (Дима.)

– Хотел, хотел, – подтвердил захмелевший чертик.

– Тогда ты обрати внимание на дату рождения Ольгиной дочери. А коньяк хороший, жаль, что я пролетом… (Пол.)

– Ты что имеешь в виду? Что значит, “обрати внимание на дату рождения”, изверг крылатый, – Дима смотрел на уходящего в окно Аполлона. – Сейчас опять что-нибудь обнаружиться… Давай мы с тобой еще раз выпьем, хвостатый? Коньяк хороший, да?

– Да… Только крепкий больно. Правильно Владимир Николаевич советует больше трех рюмок не пить, а мы с тобой целую бутылку усидели… (Чертик.)

Штормило уже конкретно.

– Девочку зовут Аленка, Алька, как родители мои ее называют. Алена Васильевна. Так и в паспорте написано. Я думал, будет Елена или Алевтина какая-нибудь… Королева?! Как же это Вася допустил, чтобы ребенок носил Ольгину фамилию?! Хотя с его фамилией… без вариантов. Родилась девчонка в феврале. А она ничего, симпатичная, на Ольгу похожа… (Дима.)

– Такая же воображала, – подтвердил чертик. – Но характер еще хуже…

– Да? – Дмитрий, улыбаясь, смотрел на фотографию Ольгиной дочери, и считал месяцы с мая по февраль, загибая пальцы на руках. Потом с февраль по май – в обратную сторону. Потом взял календарь…

Чертик предусмотрительно спрятался в книжный шкаф, а Димка почти протрезвел. Вспомнил точную дату последней встречи с Ольгой… Хорошо, что никого не было в офисе, потому что матерился он так, что слышно было даже на улице.

“Какие к черту тебе нужны доказательства?! – орал Дмитрий сам на себя. – Все и без доказательств яснее ясного. Вася не хотел развода – она настаивала. Он согласился, предложил ей два особняка. Ничего себе! Совсем неплохо. Сам предложил, чтобы она не препятствовала ему встречаться с дочерью. А она ему сказала: “Нет, дорогой мой, особняки мне не нужны, потому что дочь – не твоя!” Порядочная оказалась, хоть и шлюха! Вот мужик попал…Так вот почему, отец, дело непростое?!

– Аполлон! – закричал Дима в окно. – Ну, за что мне все это?!

– У меня, Дмитрий, тоже есть дети… Это не самое страшное, – ответил ему бог с небес.

Потом Дима сидел за столом, морщил лоб и курил сигарету за сигаретой. Был он чернее самой черной грозовой тучи. Ругал он Ольгу такими нехорошими словами, что даже чертик затыкал в шкафу уши.

Когда все ругательства закончились, чертик вылез из шкафа и осторожно предложил: – За дочку все-таки надо выпить…

Через час, оставив своему хвостатому другу купленный для него килограмм шоколадных конфет, Дима поймал такси и поехал на дачу к родителям.

– Дима! А мы тебя так рано не ждали, – удивился отец.

– Отец, у меня к тебе разговор. (Дима.)

– Это понятно. Ну, пойдем ко мне в кабинет. А чего это от тебя так коньяком разит? Зачем же ты мне сказки рассказывал, что буддисты – не пьют? (Владимир Николаевич.)

– Выпили мы бутылку твоего грузинского коньяка. Ты уж прости, пап. (Дима.)

– Кто это – мы? – удивился Влад. Ник.

– Да не, я один пил. И в сейф твой залез. (Дима.)

– Ольгино дело изучал? (Влад. Ник.)

– Угу. (Дима.)

– Изучил? (Влад. Ник.)

– Сложное, говоришь, дело? (Дима.)

– Не про-сто-е. – Владимир Николаевич, прищурившись, посмотрел на сына.

– Отец, ну что ты на меня так смотришь?! Я не знал. Ей-богу, не знал! Я не виноват, что эта сучка рожает детей только от меня… (Дима.)

– Ты не ори! Не виноват… Это дети не виноваты, что у них родители – идиоты и эгоисты! (Влад. Ник.)

Обычно серые, насмешливые и злые Димкины глаза излучали сейчас такой мистический синий свет, и была в них такая боль, что Владимир Николаевич не стал больше ничего говорить сыну.

Дмитрий остался на даче, но ушел в себя. Сидел за столом, лежал на диване, смотрел телевизор. Подолгу валялся на траве в саду: медитировал. На все вопросы отвечал односложно “да” или “нет”.

– Володя, а он не свихнется? – беспокоилась Зинаида Алексеевна.

– Не должен. (Влад. Ник.)

– Эх, ничего я не понял в буддизме! – сокрушался Дима, изучая бегущие по небу облака.

– Все, что ты мог понять – ты понял: это четыре благородные истины и золотой восьмеричный путь. – Ответил герою Бог. – А в тонкостях – будь то Учение Ока или Учение Сердца, три чертога или семь врат – пусть разбираются тибетские монахи. Главное в буддизме – это сила сострадания – а здесь нужна практика. Следуй указаниям Шантидевы: воспитывай в себе сострадание, ставя себя на место другого. Пытайся облегчить страдания ближнего, даже если этим ближним является женщина, указавшая тебе на дверь…

– Ну, начинается! Эта стерва не имеет никакого отношения к буддизму! (Дима.)

– Еще как имеет. А вот гнев, дорогой мой товарищ – злейший враг сострадания… (Аполлон.)

В воскресенье вечером, когда поехали домой, Димка сел за руль.

– Ты уверен, сын? (Влад. Ник.)

– Уверен. Соскучился… (Дима.)

В понедельник, Владимир Николаевич, даже не стал спрашивать, пойдет ли Дмитрий на работу. Уходя, предупредил жену: – Зин, ты в магазин сходи, на рынок, купи чего-нибудь вкусненького.

– Да у нас все есть, Володь, – ответила Зинаида Алексеевна.

– Он хочет фотографии найти, все шкафы уже облазил. Ты уйдешь

– он на антресоли залезет, мы же их там прячем. Непонятливая ты! (Влад. Ник.)

– А он, что, спросить не может? Я бы ему сама показала, где искать. (Зин. Алекс.)

– Значит, не может. (Влад. Ник.)

– Ну, хорошо, я на рынок схожу, – вздохнула Зинаида Алексеевна.

– Вот и сходи. Ну, до вечера. – Владимир Николаевич обнял жену…Дмитрий нашел фотографии на антресолях. Целых три альбома. Перетащил их к себе в комнату. Закрылся, сидел на полу, смотрел альбомы, пил пиво и курил. В общем, “пошел в разнос”. Разве в этом городе можно быть буддистом?!

В альбомах была вся Ольгина жизнь без него, вернее та ее часть, где она была с детьми. Просмотрев фотографии несколько раз, Дима достал спортивную сумку, сложил в нее фотоальбомы и свои вещи. Вечером, после ужина, сказал родителям, что поедет к себе.

– Ты только звони, сынок, – попросила Зинаида Алексеевна.

– Вы тут не волнуйтесь, – сказал Дима, – мне нужно прийти в себя…

Через две недели, он заехал к отцу в офис.

– Дима, ну, где ж ты пропадаешь?! Мама волнуется… (Владимир Николаевич.)

– Устраиваюсь на новом месте, отец, затеял ремонт… (Дима.)

– Помочь? (Влад. Ник.)

– Нет, что ты, сам справлюсь. (Дима.)

– А с деньгами? (Влад. Ник.)

– Есть у меня. Пап, мне тут друг позвонил, зовет на Байкал, на омуля, на рыбалку, недели на три… Я съезжу? У меня в квартире пока ремонт доделают. Когда вернусь – приду к тебе работать, если ты меня возьмешь, конечно. (Дима.)

– А я тебя и не увольнял. Ты, что, табличку на дверях кабинета не видел? (Влад. Ник.)

– Видел. Спасибо, отец. (Дима.)

– Ты к матери-то заедешь? (Влад. Ник.)

– Заеду вечером. Может быть, даже переночую… Я у вас фотоальбомы украл. Я их здесь в своем кабинете оставлю. Ты не забирай, ладно? (Дима.)

– Не буду. (Влад. Ник.)

– Ну, тогда – до вечера? (Дима.)

– До вечера. (Влад. Ник.)

Дмитрий закрыл за собой дверь, но шагов не было слышно. Отец прислушался. Сын вернулся. – Пап, я в дело “олигарха” Васи еще раз лазил…

– Я заметил. Нашел что-то новенькое? (Влад. Ник.)

– Слава богу, нет. Детей только двое, – усмехнулся Дима. – А для Васи очень важно общественное мнение. Я тут посмотрел информацию в интернете. По-моему, он в политику собирается…

– Да, это так. (Влад. Ник.)

– А раз так, то на эту мозоль и надо давить. Скажи ему, если он не даст развод на ваших условиях – ты расскажешь журналистам, что Алька – не его дочь. Вася не переживет, если все вокруг будут знать, что он столько лет растил чужую дочь, и не догадывался об этом. Его же друзья-олигархи на смех поднимут… (Дима.)

– А ты прав, на этом можно сыграть… Хорошая идея. Спасибо! Дим, ты, возвращайся со своей рыбалки побыстрее, а то тяжеловато мне одному… (Влад. Ник.)

– Я вернусь, отец, – пообещал Дмитрий.