Человек познает мир в общении с другими людьми, но иногда человеку нужно побыть одному. Чтобы понять самого себя, чтобы вернуться к самому себе…

Июль и август Оля провела в Подмосковье, а Дмитрий пытался осознать свое двойное отцовство, сидя с удочкой на берегу озера Байкал. У героев наконец-то появилось время, чтобы вспомнить, как они пришли к тому, к чему пришли.

– Аполлон, а можно поговорить с человеком – сквозь время и расстояние? (Дима.)

– Ты же со мной говоришь… (Аполлон.)

– А я с тобой… сквозь время и пространство разговариваю?! (Дима.)

– Именно так. Ты просто спрашиваешь и слушаешь тишину. И ответ придет. (Аполлон.)

 

Первая встреча (воспоминания)

В 1974 году в Греции была восстановлена демократия, В Индии создали атомную бомбу Турция оккупировала северную часть Кипра, генерал Спинола устроил военный переворот в Португалии, в Ираке возобновились военные действия, между Марокко и Мавританией начался конфликт… Китайцы обнаружили терракотовую армию, погребенную вместе с императором Цинь Шихуанди, а в Эфиопии раскопали скелет австралопитека “Люси”… В СССР началось грандиозное строительство Байкало-Амурской магистрали, продлившееся десять лет, и был выслан из страны Александр Исаевич Солженицын, выступивший с открытой критикой власти. Во время получения Нобелевской премии он сказал: “Спасение человека в том, чтобы всем было дело до всего: людям Востока было бы сплошь небезразлично, что делается на Западе; людям Запада – сплошь небезразлично, что совершается на Востоке…”

А Дима в этом году в первый раз увидел Олю. Ему было шесть лет…

(Москва)

Тогда был конец августа, мама несколько дней назад забрала его из деревни. По дороге она рассказала, что у них в семье случилась большая радость: отцу дали служебную трехкомнатную квартиру на четвертом этаже сталинской пятиэтажки, и у него теперь будет своя комната…

“Ничего себе радость! – расстроился Димка. – Новый район, где я никого не знаю! Хорошо, что в деревне у бабушки я целых три месяца чуть ли не каждый день дрался с мальчишками. Как чувствовал, что родители выкинут что-нибудь подобное!”

В новом дворе начались “боевые” будни героя, появились новые враги и друзья. Врагов, конечно, было больше. Но зато появилось два настоящих друга: Андрей, от которого Димке сначала досталось, зауважал его после того, как тот не выдал его родителям; и Макс – выдумщик и заводила, который познакомил Димку со всеми “достопримечательностями” округи. Именно Макс и познакомил его с Олей.

В самое обыкновенное московское утро, которое потом окажется самым необыкновенным, Димка и Макс гоняли на велосипедах вокруг клумбы с цветами. За ними с визгом и лаем мчалась стая маленьких, но удивительно агрессивных “комнатных” собачонок. Сидевшие на лавочках бабульки громко ругались на детей. Это “музыкальное сопровождение” их “ужасной хулиганской деятельности” доставляло мальчишкам особое удовольствие. Они могли бы кататься еще долго, но вдруг Макс остановился, как вкопанный, и Димка “въехал” в него на полной скорости. И велосипеды, и мальчишки оказались на асфальте. А Макс, указывая на девчонку, вышедшую из соседнего подъезда, голосом судьбы произнес: – Смотри, это она!

– Кто она? – спросил Димка, почесывая шишку на лбу.

– Олька – королева нашего двора! (Макс.)

И Димка увидел ангела с розовыми крыльями и кудрявыми каштановыми волосами, летевшего в их сторону внутри золотисто-сиреневого облака. Пролетев метров пятнадцать-двадцать, облако остановилось. Мальчишки, бросив велосипеды, к великому счастью охрипших бабушек, моментально оказались рядом с Олей.

– Привет! – с разбегу выпалил Макс. – Когда это ты приехала?

– Привет, Макс! Я вчера еще приехала, а ты? – ответил ангел.

– Я уже неделю назад. Ты так загорела или просто месяц не умывалась? (Макс.)

– Очень остроумно, – совсем не обидевшись на ужасные слова Макса, сказала девочка.

– Димон, знакомься, это Олька. Она хоть и самая-самая красивая девчонка, но совсем не зазнайка, и иногда даже дружит с мальчишками. Олька, а это Димон, он теперь мой друг. Он так здорово дерется, ты себе даже не представляешь! Он уже подрался и с Вовкой, и с Андрюхой, и… (Макс.)

– Тоже мне достижение! – сказала Оля, удивленно глядя на Димку: цвет его волос был как расплавленное золото, и у него были веснушки.

Димкина голова кружилась и никак не могла остановиться после езды вокруг клумбы. Кружился асфальт под ногами, деревья во дворе, облака над головой… И в этой бесконечной круговерти, ангел с розовыми крыльями говорил ему: “Здравствуйте!”

– А у вас правда есть крылья? – ничего не соображая, спросил Димка.

– Что у меня есть? – не поняла Оля.

– Ведь этого не может быть никогда, – опешил Димка.

– Чего не может быть? Боже мой, да у тебя же шишка на лбу… Какая большая! – Оля потрогала Димкину шишку.

– А, это мы упали с великов, когда тебя увидели. (Макс.)

– Ну, значит так, Дима. Надо срочно приложить холод к твоей шишке. Моя мама говорит, что голова – это очень серьезно. Где ты живешь?

– Олька, а у тебя родители сейчас дома? (Макс.)

– Нет, а что? (Оля.)

– Давай мы лучше к тебе пойдем. (Макс.)

– Ну, хорошо, пойдемте… Макс, иди и забери велосипеды. (Оля.)

– Ладно, я потом вас догоню, – Макс побежал за велосипедами, но вдруг остановился. – А как я один привезу два велика сразу? – Но никто ему не ответил: Димка, сопровождаемый розовокрылым ангелом, уже скрылся в подъезде.

Дальше для него все было как во сне. Ангел взял его за руку, причем даже не поморщился, хотя Димкины руки были перепачканы велосипедным маслом, землей и кровью разбитых коленок. Ангел был необычайно чистым и красивым, и от него пахло леденцами. Он уводил Димку по ступеням в свою сказочную страну…

Жил ангел в маленькой комнатке, где вместо кукол и прочих девчачьих глупостей, Димка обнаружил солдатиков войны 1812 года, которых он безуспешно просил у родителей уже целый год, клееные модели кораблей и почти что настоящий замок. “Вот это да! Так вот, значит, как живут ангелы…”

На широком подоконнике, в ящике, росли какие-то оранжевые цветы, напоминающие маленькие деревья, а под ними, прямо по земле, проходила игрушечная железная дорога. Справа и слева от нее раскинулись маленькие домики, склеенные из спичек. Еще в рукотворном парке были карусели с крошечными зайцами, и даже озеро-блюдце с крошечными лебедями!

Ангел постелил на свою розовую кроватку малиновый плед, принес из холодильника лед, и своей полупрозрачной рукой коснулся горячего Димкиного лба. Герой подумал, что при таком раскладе падать с велосипеда можно хоть каждый день…

– Еле отобрал велики, до чего же зловредные бабки попались! – это пришел Макс.

– А вы нашли где кататься; пошли бы на школьный двор… (Оля.)

– Много ты не понимаешь! Вокруг клумбы кататься очень даже забавно: эти шавки так и бросаются под колеса, словно анны каренинские, а старые грымзы героически их спасают… (Макс.)

– Не каренинские, а Каренины, и не шавки – а собаки, – поправила Макса Оля.

– Ну, собаки, ладно, тут я согласен, но против старых грымз-то ты не будешь возражать? (Макс.)

– Но они же отдали тебе велосипеды? (Оля.)

– Как же, отдали! Пришлось взять кое-кого в заложники… Ну, что там с Димоном, что-то его не слышно совсем? Эй, ты живой? (Макс.)

– Пусть посидит немного, – сказала Оля, озадаченно глядя на Димку. – Макс, а ты иди мыть руки в ванну. Да, и коленки тоже помой, я их тебе зеленкой “прижгу”…

– Ты чокнулась, что ли? – крикнул Макс из ванны, которая находилась напротив Олиной комнаты.

– За каждую коленку – получишь по конфете, – крикнула Оля в ответ.

– По шоколадной? – поинтересовался Макс.

– Где я тебе летом возьму шоколадные, если они будут только в новогодних подарках? По сосалке “Полет”. (Оля.)

– Ладно, сойдет и “полет”. (Макс.)

Потом Оля положила на Димкину шишку лед из холодильника и обмотала его голову широким бинтом.

– Да… – сказала она, озадаченно глядя на героя. – Ну что, пойдемте пить чай?

Они втроем сидели на кухне, пили чай и ели вкусный пирог с яблоками, который Оля достала из духовки. Лед таял, и капельки холодной воды попадали Димке за шиворот, но он терпел. После чая Оля потащила его в ванну, где он, молча тер мочалкой свои коленки, почти не чувствуя боли. Высушенные коленки прижгли зеленкой, и Оля подула на них своим волшебным дыханием со вкусом сосалок “полет”.

Они дружно сходили в булочную за хлебом, и потом целый вечер играли у Ольги в комнате в солдатиков – пока не пришли родители и не накормили их ужином…

Когда мальчишки вышли из подъезда – было уже темно.

– Димон, что с тобой такое, ты какой-то пришибленный целый вечер, – поинтересовался Макс. – Может у тебя перетрясение мозга?

– А что это? (Дима.)

– Я точно не знаю, мозги, наверное, в голове, перемешались от удара об асфальт, а на место не встали… (Макс.)

– И что теперь делать? (Дима.)

– Может еще раз удариться головой? (Макс.)

– Об асфальт? (Дима.)

– Ну, необязательно… Можно о стену дома. (Макс.)

– Обойдусь. (Дима.)

– Родителей надо бы спросить… (Макс.)

– Ага, тогда к перетрясению мозга, получишь еще и по заднице… (Дима.)

– По заднице все равно получишь: ты посмотри, что стало с великами, – вздохнул Макс. – Ну, ладно, Димон, до завтра?

– До завтра. (Дима.)

– Эй, а ты свои сосалки съел? (Макс.)

– Нет. (Дима.)

– А где они? (Макс.)

– Я вроде в карман клал… (Дима.)

Друзья еле оторвали слипшиеся сосалки от кармана Димкиных брюк.

– Зачем ты их засунул без фантиков в карман? – поинтересовался Макс.

– Не знаю. Точно, с мозгами что-то не так… (Дима.)

Разделив конфеты, ребята побрели по домам. Ангел покинул Димкину жизнь: на него надвигалась прозаическая действительность предстоящего разговора с родителями…

Дальше были удивленные глаза мамы: “Что это случилось с брюками, ведь утром они были новые?”. Брюки, действительно, были испорчены – огромные дырки зияли на коленках, залитые кровью и зеленкой. Дальше еще хуже… Суровые глаза и сведенные скулы на лице отца. “Ты, лучше спроси, что у него с велосипедом? Почему это руль вывернут задом наперед?!” Когда отцовские руки привычно заскользили в сторону ремня, Димка, вместо того, чтобы испугаться, вдруг вспомнил своего ангела, и произнес уверенным голосом: “Организация необъединенных наций запрещает наказывать детей с перетрясенными мозгами!” И произошло чудо… Отец, вместо того, чтобы ругаться, стал, весело смеясь, задавать ему вопросы: “Что ты сказал? Каких наций?”

– Ой, Володя, ты посмотри, какая у него шишка, – заметила мама.

– Та-а-ак, – сказал отец, убрал ремень, сел перед Димкой на корточки и спросил: – Ты головой бился, бестолочь?

– Ну, бился. (Дима.)

– Обо что? (Отец.)

– Об асфальт. (Дима.)

– Зачем? (Отец.)

– Упал с велосипеда! (Дима.)

– Володя, а вдруг у него, действительно, сотрясение мозга? – испугалась мама.

– Чтобы сотрясти мозги, для начала, их неплохо было бы иметь. Голова кружиться у тебя? (Отец.)

– Сынок, тебя тошнит? Когда ты упал? (Мама.)

– Голова уже не кружится, только болит немного. Не тошнит. Упал давно, еще утром, – Димка отвечал на вопросы родителей, как пленный немец на допросе.

– А где же ты был целый день? – удивилась мама.

– В гостях. Лед держал лед на голове, коленки “прижег” зеленкой. Поел, сейчас хочу спать… (Дима.)

– Ну, ладно, герой, отправляйся чистить зубы и спать. Что делать с велосипедом – завтра обсудим. (Отец.)

…Когда Димка лег спать, он думал об Оле. Она поразила его воображение. Это была самая-самая красивая девочка на свете. Невозможно красивая…

К нему пришла мама, тихонько села на кровать. – У кого ты был в гостях, сынок? У Максима?

– Нет, – покачал головой Димка. – У одной девочки. Мы играли в солдатиков, а она рассказывала о войне, в которой воевали русский Кутузов и французский Наполеонов… (Дима.)

– Кутузов и Наполеон? (Мама.)

– Ну, да. (Дима.)

– Разве девочки играют в солдатиков? – удивилась мама.

– Но она необыкновенная девочка! – Димка сел на кровати, глаза у него стали огромными и заблестели в темноте, и он прошептал тихо-тихо: – У нее розовые крылья за спиной, а вокруг – сиреневое облако… И она умеет летать, представляешь?

– Она, что, очень красивая? – догадалась мама.

Дима утвердительно кивнул.

– А ты ей понравился? (Мама.)

– Нет… Макс, сказал, что она королева двора. Не могу же я понравиться королеве, – Димка уже засыпал.

Иллюстрация. Дима и Оля в детстве.

Вильям Адольф Бугро Амур и Психея в детстве”.(Цвет. илл. 19)

Когда Оля встретилась с Димкой, она столкнулась с тайной, с загадкой мироздания. Ей ужасно нравилось, что теперь у нее появилась настоящая тайна. И не какая-нибудь там, а “тайна цвета апельсина, или даже солнца, солнца самого”.

Димкин мир был странным. В нем преобладали черно-белые, стальные и красные цвета. И он был огорожен колючей проволокой. В центре Terra incognito возвышались горы со сверкающими снежными вершинами и зияли чернотой глубокие ущелья, в которых можно было спрятаться в случае опасности… В горах светило солнце, но было холодно и ветрено. Хорошо еще, что иногда там порхали разноцветные сны и мечты, огибая острые утесы. Этот мир был интересен Оле, как ученым – обратная сторона Луны.

Ее собственный мир был другим. К сожалению, в нем тоже были правила и ограничения, придуманные Олиной мамой. Но, маме не на зло, а вопреки, дочка окрасила свой мир в неяркие полутона, и он получился бежево-изумрудно-голубым, а по ночам – даже сиренево-фиолетовым. В нем было тепло, шумело море, летали диковинные птицы и бродили полумифические животные. Горы сплошь были засажены садами и розами, и в голубом безветренном небе весело кувыркались белые барашки-облака. Днем в золотой колеснице проезжало по небосклону Солнце, ночью – серебряная красавица-Луна танцевала босиком удивительные танцы среди мириадов звезд…

Димке очень хотелось попасть в этот сказочный мир: там, наверное, можно ничего не бояться (там же не было отца с ремнем)… Оля открыла ему дверь: “Заходи, мне не жалко”. Но Дима остановился на границе двух миров, потому что в Олином мире не принято было ездить на танках.

До их встречи Дима был злым черным демоненком, а Оля – добрым светлым ангелом. Столкнувшись друг с другом, их души “проснулись” для выполнения своих кармических задач: Димку “потянуло” к свету, а Оля перестала быть “правильной девочкой”, потому что теперь ей надо было вдохновлять героя на подвиги, ну, или хотя бы дразнить его, пока они маленькие.

 

Ужасная сказка “Детство” (воспоминания)

Воспитание жестокости

Свое раннее детство Дима всегда вспоминал с ужасом. И не из-за сложной политической ситуации в мире. Не потому что случались “конфликты” на советско-китайской границе с применением артиллерии, танков и ракетных установок; не потому что американцы возобновили бомбардировки Северного Вьетнама; не потому что началась третья индо-пакистанская война, а на Ближнем востоке война так и не закончилась, и не потому, что в Северной Ирландии британские войска расстреливали демонстрантов… И даже не из-за мирового энергетического кризиса 1973 года, когда арабские государства объявили эмбарго на поставку нефти США… Детство всплывало в памяти в образе огромного отца с ремнем в руке. И хотя Димка давно уже вырос и стал мастером спорта по дзюдо, а отношения с отцом стали дружескими, он все равно иногда просыпался в холодном поту.

…

В те далекие времена, Димкин отец, Владимир Николаевич, был эгоистичным, жестким и очень целеустремленным человеком.

Родился он в 1941 году на Дальнем Востоке. Отец погиб на фронте, защищая далекую Москву, а мама была простой неграмотной женщиной… Злобным волчонком наблюдал мальчик, как мать воровала деньги у своих пьяных “ухажеров”: надо было как-то растить сыновей. Ему и жалко было мать, и стыдно за нее, и ненавидел он ее “по-страшному”, по-детски, не принимая в расчет никаких обстоятельств. Старший брат после армии пошел работать на завод, часто приходил домой пьяным… Жили в комнате, в коммуналке. Было тесно и неудобно; и сразу после армии, Володя уехал в Москву. Поначалу, работал и жил, где придется, часто и спать было негде, и есть было нечего. Но потом устроился на завод, получил комнату в общежитии… Через два года, пошел учиться на вечерний факультет ВЮЗИ. Всего добивался сам, ни на кого не надеялся – не на кого было надеяться.

В 1967 году Владимир Королев работал мастером на заводе и учился на четвертом курсе института. Высокий, статный, светловолосый, он увлекался спортом и был секретарем комсомольской организации.

В заводском общежитии жили шумно и весело, устраивали вечеринки и много пили, заниматься там было сложно, да и отдохнуть толком не удавалось, поэтому Володя снял себе комнату в коммунальной квартире. Женщины у него здесь бывали, но надолго он их не задерживал.

В соседней комнате жила Зиночка, темноволосая миловидная девушка восемнадцати лет. Она недавно приехала в Москву и работала медсестрой в ближайшей поликлинике. Девушка жила одиноко: никто к ней не приходил, да и она все вечера проводила дома.

Как-то у секретаря комсомольской организации оторвался борт пиджака, и он пошел к соседке за нитками. Та предложила помощь… Пока Зиночка шила, Володя жаловался на жизнь: мол работы у него много, и на лекции в институте он ходить не успевает… Зина вернула ему пиджак и, смущаясь, предложила, если потребуется что-нибудь еще зашить – он может к ней обращаться.

И Володя стал обращаться к соседке с разными просьбами: то что-то купить в магазине, то оплатить квитанции, то помочь выгладить рубашку к собранию. “Все равно сидит вечерами дома”, – думал он в свое оправдание. Зина оказалась неглупой и грамотной девушкой. Володя доверил ей даже переписывать лекции.

Как-то он пришел домой не совсем трезвым и по привычке, пошел в комнату к Зине, и остался у нее ночевать. После этого случая, он перестал благодарить соседку за оказываемые услуги. Шло время…

Однажды, во время сессия, Зина, робко, сказала, что им надо поговорить. Володя в это время смотрел фильм по телевизору, про разведчиков: – Вот кино закончится, тогда и поговорим.

– Ну, что там у тебя стряслось? Кстати, ты лекции мне переписала? (Володя.)

– Переписала… (Зина.)

– Я рубашку бросил в таз, в ванной… (Володя.)

– Я уже постирала. (Зина.)

– Так что ты хотела мне сообщить? (Володя.)

– Володя, нам, наверное, придется заявление в ЗАГС подать, – тихо сказала девушка.

– Что значит придется?! С чего это вдруг? Разве я когда-нибудь обещал на тебе жениться?! (Володя.)

– Нет, не обещал, – Зиночка смутилась.

– Может, тогда объяснишь, что случилось? – светлое Володино лицо начало приобретать багровые оттенки.

– Я беременна… (Зина.)

– И из-за этого я должен на тебе жениться?! Да если бы я женился на каждой беременной дуре… У меня был бы целый гарем! (Володя.)

– Но если так получилось… (Зина.)

– Ну как получилось, так и рассосется! Я-то здесь причем? Зачем ты мне рассказываешь интимные подробности своей личной жизни? Делай аборт. (Володя.)

– Уже почти четыре месяца… (Зина.)

– Да хоть пять! И, вообще, иди к себе в комнату, мне заниматься надо. У меня завтра зачет, а я еще не готовился! (Володя.)

Зиночка тихо вышла. Володя закурил. “Вот, стерва! И на что надеется? Что я на ней женюсь, на дуре необразованной?!”

Он решил прекратить с соседкой всяческие контакты. Но это оказалось не так просто… Ужинать в заводской столовке, после домашней стряпни, было противно. Да и в магазин, за продуктами, пришлось ходить самому. И рубашки гладить этим килограммовым чугунным утюгом! Он уже и забыл, как это делается. И лекции переписывать вместо кино…

Вечером Володя пошел к соседке: – Зин, ну, прости меня. Просто так неожиданно получилось… Неужели, правда, четыре месяца?

Зина утвердительно кивнула головой.

– И ничего нельзя сделать? Ты у врача-то была? (Володя.)

– Была. Врач сказал, что уже поздно… (Зина.)

– Так чего ж ты тянула?! (Володя.)

– Аборт делать грех большой… (Зина.)

– А спать с чужим мужиком – не грех? (Володя.)

– Но ты мне не чужой, – Зиночка заплакала.

– Сочувствую, а вот ты мне – чужая! Спасибо, конечно, что помогаешь мне. Но жениться на тебе я не со-би-раюсь! – Володя ушел и хлопнул дверью.

“Ну, и как быть? Мне помощь сейчас нужна, как никогда, а она, сучка, знает это и пользуется, и “залетела” специально! А мне, зачем сопливый ребенок в коммунальной квартире?!” – Володя собирался жениться лет этак в тридцать, на дочке какого-нибудь университетского профессора, что бы сразу и дача, и квартира…

Вечером, когда соседи уснули, секретарь комсомольской организации опять пошел к соседке. – Зин, давай стобой договоримся…

Мне еще рано жениться, понимаешь? Мне надо институт закончить… Давай, я на тебе потом женюсь? А пока ты сделаешь аборт, и все у нас будет по-прежнему?

– Володенька, но он же живой, – опять заплакала Зиночка.

– Кто?! (Володя.)

– Ребенок… (Зина.)

– Он еще даже не родился! Глупости говоришь! (Володя.)

…

В воскресенье Володя потащил Зину в женскую консультацию. Не стесняясь в выражениях, убеждал врача в необходимости аборта, называя заплаканную девушку “глупой деревенской телкой, пытающейся испортить ему карьеру”.

Врач, женщина лет пятидесяти, сурово сказала, что она ему сочувствует, а девушке – тем более, но аборт делать уже поздно.

– Почему поздно? Ведь случаются же выкидыши и в пять, и в шесть месяцев? – не унимался Володя.

– Выкидыши случаются… (Врач.)

…

Три дня Володя ходил сам не свой, а потом не выдержал и избил Зинаиду. – Не хочешь, по-хорошему, что ж, давай по-плохому…

Она не кричала, только пыталась закрыть от ударов живот. – Володя, пожалуйста, не бей по животу!

Володя надеялся, что она уедет, но Зина терпела. Все терпела: и оскорбления, и побои. Так продолжалось целый месяц, пока к нему не подошла Мария Антоновна, пожилая соседка по квартире, бывший военврач, ветеран великой отечественной войны, и не сказала: – Если ты не женишься на ней, фашист, и еще раз хоть раз поднимешь на нее руку, я сообщу об этом в твой партком!

– Что, нажаловалась, соседям?! Ну, хорошо, я женюсь на тебе. И бить тебя я больше не буду… Но жизнь твоя станет невыносимой, это я тебе обещаю! (Володя.)

Они расписались. Володя слово свое сдержал. Утром, уходя на работу, давал жене гору поручений. Часто кричал на нее, оскорблял, в свою комнату приводил женщин, на выходные уезжал куда-нибудь с друзьями… Зиночка плакала, когда мужа не было дома… Она никогда не видела своего отца – он погиб на фронте, и мама растила дочерей одна. В доме не было мужчин, и Зина не знала, какие они, мужчины. Может быть, они все такие, как Володя… Она очень любила своего малыша, который должен был вскоре родиться. “Вот родится сын, – надеялась Зиночка, – и он станет другим. Обязательно, станет. Прошу тебя, Господи…”

Мальчик родился в конце июня. Роды были тяжелыми и долгими: ребенок застрял в родовом канале и почти задохнулся. Он родился с желтухой, и Зина пролежала в инфекционном отделении почти месяц. Володя к ней, за это время, ни разу не пришел. Девчонки из поликлиники навещали ее, и соседка, Мария Антоновна.

Когда она вернулась домой, Володя даже не посмотрел на сына. – Ну, наконец-то… Где же ты пропадала целый месяц? На курорт, сто ли, ездила? Значит, жить дальше будем так: я отдаю тебе 25 % зарплаты на твоего засранца и на все остальное… Ты за это, как обычно, готовишь, стираешь и убираешься. Да, и в мою комнату не смей с ним входить, видеть его не хочу! Поняла?

– Поняла, – Зиночка даже обрадовалась, думала, он, вообще уйдет из квартиры…

На последнем курсе института, Володя приказал Зинаиде отправить мальчика в деревню, к матери. – Иначе я его задушу… подушкой! Он своим визгом мешает мне готовиться к диплому!

– Володя, но он же совсем маленький, ему даже годика нет… (Зина.)

– Ничего с ним не случится! Институт закончу – возьмешь его обратно. (Володя.)

Четыре месяца маленький Димка провел у бабушки в деревне. Потом полгода он прожил вместе с родителями. А потом, зимой, с Зиной случилось несчастье…

Полуторогодовалый Димка крутился под ногами, когда Зинаида полезла на антресоли. Потолки в доме были высокие, больше трех метров. Приставную деревянную лестницу надо было придерживать внизу, но к мужу за помощью она никогда не обращалась, а соседей дома не оказалось. Лестница начала скользить и падать на Димку; женщина испугалась, отпрянула назад, чтобы спасти сына… Зина сломала позвоночник, ее увезли в больницу, а за Димкой приехала бабушка и опять забрала его в деревню, где он прожил целых полтора года…

Зина долго не могла ходить, даже не могла вставать с кровати, и за ней ухаживала Мария Антоновна.

– Бросит он, меня, калеку, ох, бросит, – причитала Зиночка.

– Хорошо бы, если бросил, так ведь не бросит! – сокрушалась соседка. – Где он такую дурочку себе найдет?

– Мария Антоновна, голубушка, а если я так и останусь инвалидом?! (Зина.)

– Не выдумывай глупости! И не с такими ранами люди в войну вставали, и в бой шли, и без ног летали! Встанешь, как миленькая. У тебя сын. Кто его растить будет, фашист твой? (Мария Ант.)

После окончания института “фашист” работал юристом на заводе. Теперь для всех он был Владимиром Николаевичем. Без помощи жены ему пришлось многое делать самому. Она все порывалась помочь, и очень о сыне тосковала. Владимир Николаевич стал лучше к ней относиться, приносил домой продукты, покупал лекарства. Зине казалось, что на лекарства уходит так много денег, что она не смела попросить мужа о чем-то еще…

Володя очень гордился собой. Все у него складывалось очень даже неплохо. Зарабатывал он хорошо, стоял в очереди на квартиру и даже на машину. С женщинами на заводе тоже проблем не было. А еще весной прошлого года он познакомился с Татьяной – студенткой второго курса ВЮЗИ, очень эффектной девицей. Вернее, это она познакомилась с ним. Владимир Николаевич иногда бывал в своей альма-матер, советовался по некоторым юридическим вопросам со своим бывшим завкафедрой.

– Владимир Николаевич, а вы не проводите меня? – раздался сзади звонкий голос.

– А ты откуда меня знаешь? – удивился он.

– Оттуда. Меня Татьяной зовут. У нас с вами один научный руководитель, – улыбнулась девушка.

– А, понятно… Тогда, конечно, провожу. (Влад. Ник.)

Таня оказалась девушкой настойчивой. Через месяц она пригласила Владимира Николаевича к себе домой. Жила студентка второго курса в отдельной однокомнатной квартире, обставленной импортной мебелью (из стран социалистического лагеря).

– Кто же у тебя отец? – удивился Владимир Николаевич.

– Преподаватель в институте, а что? (Таня.)

– Да, нет, ничего. Тань, давай мы с тобой договоримся. Ты, конечно, очень мне нравишься, но во избежание проблем… Сколько тебе лет? (Влад. Ник.)

– Да вы не переживайте, я уже совершеннолетняя, – рассмеялась Таня.

– Это замечательно. А ты, знаешь, что я – женат, и у меня есть ребенок? (Влад. Ник.)

– Конечно, знаю. Но я же очень красивая, правда? (Таня.)

Первое время все шло хорошо. Но потом начались капризы, выяснения отношений, слезы… Дошло до того, что девушка стала звонить ему на работу и требовать, чтобы он “немедленно приехал”. Владимир Николаевич приехал… и объявил о разрыве отношений.

– Нет, – сказала Таня, – если ты хочешь разорвать отношения – пожалуйста, но только не со мной. Тебе придется развестись со своей калекой-женой. Я, кстати, была в твоем коммунальном раю, и видела твою супругу. Как ты можешь с ней жить, если она даже не знает, где находится парикмахерская?!

– Ты была у меня дома?! (Влад. Ник.)

– Ну, была. А что здесь такого? Должна же я знать, кому будет платить алименты мой будущий муж? (Таня.)

– Так… Ну, вот что, дорогая. Я не собираюсь разводиться с женой, это – раз. И я никогда не обещал на тебе жениться, это – два!! (Влад. Ник.)

– Ты все сказал?! А теперь послушай меня. Ты женишься на мне, как миленький! Иначе я устрою светопреставление на твоем заводе… (Таня.)

– До свидания, – сказал Владимир Николаевич.

…

По дороге домой он купил букет цветов.

– Ой, Володя… Это что, мне? – чуть не потеряла сознание от неожиданности Зина.

– Ну, конечно, тебе. (Влад. Ник.)

– Ой, спасибо! Ты проходи на кухню… (Зина.)

На кухне, как всегда, Владимира Николаевича ждал горячий ужин, и он подумал, что уже четыре года (не считая времени, когда Зина лежала в гипсе), эта женщина готовит ему еду, стирает одежду, гладит рубашки, а он сегодня в первый раз подарил ей цветы.

Вечером ему не спалось, и он пошел к Зинаиде. (Супруги спали в отдельных комнатах, у Зины была кровать со специальным ортопедическим матрацем). То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Женщина стояла на коленях в углу, где у нее были иконы, и, содрогаясь от плача, неистово благодарила бога за необыкновенное счастье, случившееся в ее жизни. Перед ней на полу лежали подаренные им цветы… Зина не заметила, что муж заглядывал в комнату.

На следующий день Владимиру Николаевичу не работалось: он сидел в своем кабинете и думал о жене. Думал о том, что она никогда ничего у него не требовала. Никогда не говорила, что ей нужны деньги на одежду или на косметику. Даже, когда просила деньги для сына, смущалась и извинялась. А Танька за каждый сеанс секса выклянчивала то на кофточку, то на кафешку. Он вспомнил слова этой наглой девицы о том, что его жена не знает, где находится парикмахерская…

Легкая на помине, Татьяна, позвонила через час, и заявила, что ждет его на проходной, и если “он немедленно к ней не явится – то она за себя не отвечает!”

– Я явлюсь, через пять минут обязательно явлюсь. Только ты держи себя в руках, – попросил Владимир Николаевич бывшую пассию.

Он спустился на проходную, закурил и спросил: – Что ты хочешь от меня?

– По-моему, я уже неоднократно говорила… Я требую, чтобы ты на мне немедленно женился, иначе… (Таня.)

– Вообще-то предложение обычно делает мужчина; в том случае, если он хочет жениться… (Влад. Ник.)

– Я мне плевать, хочешь ты или не хочешь! Ты все равно на мне женишься! (Таня.)

– А я тебе зачем? У меня нет квартиры, ты меня не любишь, я тебя не люблю, – улыбнулся Владимир Николаевич.

– Ну, хотя бы затем, что я беременна. (Таня.)

– Ты это сейчас придумала? Что-то раньше я от тебя такой глупости не слышал. (Влад. Ник.)

– Сейчас придумала. (Таня.)

– Тань, мне работать надо, – Владимир Николаевич докурил сигарету. – Я тебе все сказал: не люблю, не женюсь. И, пожалуйста, не приходи больше, не унижайся, – бросил он, уходя.

– Не уни-жай-ся?! Ну, ты у меня попляшешь! – Владимир Николаевич обернулся на этот окрик, и ему показалось, что Татьяна сейчас лопнет он ненависти и злобы, переполнявшей ее.

Через неделю Владимиру Николаевичу позвонил научный руководитель и попросил заехать к нему в институт.

– Что случилось, Ольгерд Иванович? – спросил Владимир Николаевич, входя в кабинет заведующего кафедрой.

– Садитесь, Владимир Николаевич. Стыдно мне говорить вам такое, а не сказать – не могу! Я не оправдываю дочку, она у нас избалованная, у жены даже давление из-за нее поднимается… Но и вы должны меня понять: я – отец, ее горе – мое горе. А она неделю не выходит из своей комнаты, отказывается есть, грозиться наложить на себя руки! Я понимаю, что не могу вас заставить жениться на Тане… (Ольгерд Иванович.)

– Так Таня – ваша дочь?! (Влад. Ник.)

– А вы разве не знали? (Ольг. Ив.)

– Нет, она никогда не говорила об этом… (Влад. Ник.)

– Это так на нее похоже… Никогда не знаешь, что она придумает в следующий раз! Владимир Николаевич, вы поймите, Таня – совсем еще ребенок. Она говорит, что вы насильно добились близости с ней, обещали жениться, что вам нужна квартира в Москве… (Ольг. Ив.)

– Нет, я не обещал жениться. Наоборот, я ее предупреждал, что женат и у меня есть ребенок. И ваша квартира мне ни к чему, у меня скоро будет своя… (Влад. Ник.)

– Я верю, Владимир Николаевич, каждому вашему слову верю. Но Танечка так вас любит и так переживает! Вы поймите, она у нас единственная дочка… Мы отдадим вам квартиру, сами будем жить на даче. Женитесь на ней, пожалуйста. Она успокоиться, и все у нас наладиться. А своему ребенку вы будете платить алименты, как положено. Таня сказала, что вы не любите жену, а ребенок вообще живет где-то в деревне… (Ольг. Ив.)

– Ольгерд Иванович, послушайте меня… Да, я не устоял перед Таниной привлекательностью, и в этом, я, конечно, виноват. Как мужчина мужчину, вы меня, надеюсь, понимаете… (Влад. Ник.)

– Понимаю, – вздохнул профессор. – Но Танечка говорит, что беременна… (Ольг. Ив.)

– А я уверен, что это не так! Попросите Танину маму сходить вместе с ней к доктору. И если окажется, что она – не беременна, и у вас и у меня груз упадет с плеч. (Влад. Ник.)

– Если я предложу Тане такое, она может обидеться?! (Ольг. Ив.)

– Но это необходимо сделать, чтобы эта неприятная для всех ситуация разрешилась как можно быстрее. Согласитесь, чем дольше Таня будет находиться в плену собственных иллюзий… (Влад. Ник.)

– Да-да, вы правы, Владимир Николаевич… Но неужели вы совсем ее не любите?! Она рассказывала нам, что вы целый год прожили вместе, что по утрам она варила вам кофе, а вы дарили ей дорогие подарки, возили ее на юг… (Ольг. Ив.)

– Нет, все было не так. Мы встречались не чаще двух раз в неделю, я никогда не оставался у нее ночевать, и уж, тем более, никуда с ней не ездил. (Влад. Ник.)

– Ох, дочка-дочка! – схватился за голову несчастный профессор. – Я все понял… Я так и думал, что наше баловство добром не кончится…. Но что же теперь делать?! (Ольг. Ив.)

– Будем надеяться на лучшее. Таня попереживает, повзрослеет, окончит институт, вот потом и выйдет замуж. Перестаньте ее баловать, не давайте ей много денег, не платите за съемную квартиру… Пусть либо вернется домой, либо зарабатывает деньги самостоятельно. (Влад. Ник.)

– А если она все-таки окажется беременной? (Ольг. Ив.)

– Будем решать проблемы по мере их поступления. (Влад. Ник.)

…

Дома Владимир Николаевич сказал жене, что раз она уже начала ходить по магазинам, пора им забрать сына из деревни. Зина плакала от радости несколько дней подряд и благодарила бога, что тот услышал ее молитвы.

Уезжая в деревню, Владимир Николаевич, оставил жене деньги, и предложил сходить в парикмахерскую, привести себя в порядок, купить себе красивую одежду, ну и все остальное, что полагается…

Когда за ним приехал отец, Димка спрятался под кровать. И как не просила его бабушка, вылезать отказывался. Он не помнил отца, но боялся его. И не зря. Владимир Николаевич церемониться не стал, вытащил из брюк ремень… Тогда Димка вылез из-под кровати, но за всю дорогу до Москвы не проронил ни слова.

В Москве он увидел свою маму. Вот ее он помнил и очень любил.

Владимир Николаевич не узнал жену. Вместо заколотых в пучок волос – модная стрижка. Зина смущенно улыбалась и поправляла новое платье…

Вечером, когда она уложила Димку спать, и мыла на кухне посуду, Владимир Николаевич позвал ее к себе в комнату. – Зин, ты сегодня такая красивая, – сказал он, смущаясь. – Слушай, а тебе можно… Ты как себя чувствуешь?

– Неплохо, – ответила Зина. – Конечно можно, только осторожно…

– А чего ты тогда плачешь? (Влад. Ник.)

Плакала Зиночка от счастья.

…

В выходной день Владимир Николаевич передвигал в квартире мебель. Теперь в одной комнате была родительская спальня, а в другой – детская.

В своем раннем детстве, проведенным в деревне, Димка ничем особенным не отличался. Он был то расстроен чем-нибудь, то возбужден. Но в целом был спокойным, уравновешенным ребенком. Бабушка целый день хлопотала по хозяйству. Она сажала Димку в большую корзину, “чтобы он никуда не делся”, и полола грядки, кормила скотину, готовила еду…

В Москве Димка был отдан в детский сад. Воспитатели ему не понравились: они постоянно пили чай с конфетами и ругали детей.

Димка воспитательницам тоже не нравился. “Ваш ребенок какой-то дикий, – жаловались они родителям. – Он постоянно дерется, ломает игрушки, рвет книжки. Ему совершенно безразлично, что другому тоже может быть больно. Внутри него – сгусток ненависти и злобы! Вы посмотрите, как он играет: “сначала он сломал ему руку, потом сломал ногу. Потом его долго мучили, и наконец-то совсем убили… Машинки у него постоянно терпят аварии, самолеты разбиваются, корабли тонут!”

Дима любил, чтобы из детского сада его забирала мамочка, потому что когда приходил отец, то всегда интересовался: – Что еще натворил мой обормот? – И вечером, Димка получал ремнем по заднице. Мальчик ненавидел отца всеми силами своей детской души, боялся его, и мечтал о том, как вырастет и убьет его.

Чтобы поменьше посещать детский сад, Дима “придумал” постоянно болеть. До школы он умудрился переболеть всеми возможными болезнями, а свинкой и ветрянкой – даже дважды!

Иногда мальчику снился сон о белом ангеле, который умел летать. Ангел превращался в красивую кудрявую девочку, и, взявшись за руки, они бегали по небу, падая и кувыркаясь в облаках. И никто не делал им замечаний. Это была волшебная страна, и туда не пускали злых пап и воспитательниц детского сада. Когда Димка просыпался, он очень сильно зажмуривал глаза, чтобы опять уснуть и попасть в страну своих грез.

Считалось, что Дима рос в очень благополучной семье. Отец хорошо зарабатывал, мама на работу не ходила, но постоянно стирала и гладила белье, готовила первое, второе, третье… Димка был предоставлен сам себе.

Потом, когда герой вырастет, он не пойдет к психотерапевту, а зря. Потому что психотерапевт мог бы рассказать ему о чрезмерной потребности в любви. Но, тогда, в детстве, Димка был убежден, что любви вообще не существует на свете, что это сказка для маленьких. Потому что папа был злым и жестоким, а мама доброй и светлой, как фея, но глупой, потому что любила отца. “Вот когда я вырасту, я никогда не буду наказывать своего ребенка, в любом случае, не разобравшись!”

Все мы хотим, чтобы нас любили, уважали и поддерживали. Димка хотел этого очень сильно, даже чрезмерно. Он считал, что мама должна любить только его, а не папу, потому что папа – плохой.

– Ты должна любить только меня! – заявлял он матери.

– Но, сына, а кто же будет любить папу? (мама Зина.)

– Не знаю. (Дима.)

– Разве папа мало делает для тебя? (мама Зина.)

– Он меня бьет ремнем! (Дима)

– Если ты будешь хорошо себя вести, он не будет тебя наказывать… (Мама.)

– Что значит – “хорошо себя вести?” (Дима.)

– Слушаться воспитателей… (мама Зина.)

– Она говорит: “немедленно спи!” а я спать не хочу! (Дима.)

– Тогда просто лежи с закрытыми глазами. (Мама Зина.)

– Почему я не могу поиграть в машинки? Почему?! (Дима.)

– Папа приходит с работы уставший, ему нужна тишина и покой, а ты носишься по квартире, как сумасшедший. Днем тебя не слышно, а вечером в тебя словно черти вселяются! (мама Зина.)

Это была правда. Когда они были с мамой вдвоем, Димка был ангелом. А по вечерам он превращался в дьяволенка, и доводил отца до “белого каления”. И не успокаивался, пока не получал ремня, или пока отец не отправлял его в угол, “подумать о своем поведении” В углу Димка продолжать изобретать новые способы “выведения отца из себя”. Он не понимал, как тот может вылезти из себя, но ему очень хотелось посмотреть на это…

– Вот ты говоришь, что папа ничего для тебя не делает, а он с каждой зарплаты покупает тебе игрушки… (мама Зина.)

– Игрушки покупаешь ты! (Дима.)

– Но зарабатывает деньги папа… (мама Зина.)

– У некоторых мальчиков в детском саду, которым повезло больше, вообще нет пап. Откуда же их мамы берут деньги? (Дима.)

– Они сами зарабатывают… (мама Зина.)

– Почему ты не можешь работать? (Дима.)

– У меня спинка болит, ты же знаешь. (Мама Зина.)

– Зачем же ты таскаешь тяжелые сумки с продуктами? (Дима.)

– А кто будет ходить по магазинам? Папа устает на работе, он не может заниматься еще и домашним хозяйством. (Мама Зина.)

– Значит, посуду мыть у него нет сил, а меня бить ремнем по заднице – всегда, пожалуйста. (Дима.)

Димка частенько придумывал, с каким удовольствием он бы расправился с отцом. “Вот была бы сейчас война, а отец был бы полицаем. Непременно был бы полицаем! А я взял бы автомат и убил его. И меня наградили бы орденом. И мама, наконец-то поняла, кто здесь настоящий герой!”

Маму Димку очень любил. Но это не мешало ему ненавидеть ее, когда она уделяла внимание отцу. Он считал, что его, Димку, она “недолюбливает”. Чтобы она не делала для него, ему всегда казалось, что она делает мало, или делает вообще не то, что нужно.

– Димуль, а ты меня любишь? – спрашивала мама.

– Уж побольше, чем ты меня, – отвечал сын.

Димка и себя-то не очень любил, не то, что кого-нибудь другого. Когда что-то у него не получалось, он и себя мог ненавидеть. Что такое любовь? Откуда ему знать?

Вот вы можете дать определение любви? Можете? Попробуйте.

Любовь – это…_______________________________________________

______________________________________________________________

______________________________________________________________

______________________________________________________________

В августе 1974 года Дима познакомился с Олей и его жизнь изменилась. До этого он не верил в сказки, но Оля была настоящей принцессой. Аполлон оказался прав: чудеса все-таки случаются на этой планете.

С солнечным богом Дима познакомился следующим образом.

Мальчику очень хотелось, чтобы у него был свой бог. Ну, что бы было кому пожаловаться и попросить о чуде. Папа сказал, что богов не существует, но это была не правда. Потому что мама, тайком от папы, молилась богу. И бабушка молилась. И все люди вокруг говорили: “Не дай-то, бог” и “Слава богу!” – хотя в бога не верили. Взрослые – странные люди. Бабушкин и мамин бог мальчику не нравился. Бабуля всегда говорила, что он всех “накажет”. Но для этого у Димки уже был отец…

Однажды родители смотрели по телевизору передачу про Древнюю Грецию, и Димка, пробегая мимо гостиной, услышал про бога Аполлона, у которого в руках был лук и какой-то неизвестный музыкальный инструмент, а за спиной – колчан с серебряными стрелами, который он получил от Гефеста, другого бога. Этими стрелами Аполлон убил Пифона, ужасного дракона, и еще он убил Тифона – чудовище, не похожее ни на что на свете. Димка остановился и внимательно смотрел на неизвестного неистового бога, бицепсы на атлетическом теле которого были весьма убедительны. Но потом Аполлон заиграл на лире (неизвестный музыкальный инструмент оказался лирой), и вокруг него закружились в танце красивые полуголые девушки… Так Димка обрел своего Бога.

После того как Димка встретил Олю, он стал меньше бояться отца. У него появился свой обетованный берег, куда он мог спрятаться “как с головой под подушку”. Аполлон посоветовал ему не устраивать отцу неприятности.

– Нельзя так к отцу относиться, – сказал Бог после очередной отцовской экзекуции.

– Вырасту, убью его, – ответил со слезами на глазах Димка.

– Тебе Оля нравится? (Аполлон.)

– Спрашиваешь! (Дима.)

– Вырастишь – женишься на ней? (Аполлон.)

– Само собой. (Дима.)

– И у тебя родится сын… (Аполлон.)

– Конечно, родится. (Дима.)

– И он тебя убьет! (Аполлон.)

– Как это он меня убьет, если он мой сын?! – возмутился Димка.

– Отец – есть отец. Нельзя его убивать, даже если очень хочется, – бог порядка и закона, Аполлон, всегда свято чтил своего отца. – От твоего отношения к отцу зависит, будет ли этот мир для тебя источником опасностей или он будет полон возможностей…

– А у тебя какой отец? (Дима.)

Аполлон присвистнул. – В тысячу раз хуже твоего. Мой отец – властитель неба и земли, Зевс-громовержец Зевс. Чуть что не по нему, он сразу пускает в ход громы и молнии. Все боги подчиняются его воле.

– А он тебя когда-нибудь бил? (Дима.)

– Лучше бы бил. Он убивал моих близких… (Аполлон.)

– И ты, что же… любишь его после этого?! (Дима.)

– Я его уважаю. Зевс, несмотря на все страсти, которым он подвержен, держит равновесие справедливости. Должна быть последняя инстанция, должен быть закон. Понимаешь, этот мир держится на определенных традициях и ритуалах. Светит солнце, идет дождь, после зимы наступает лето, после ночи – день. Ты любишь маму и уважаешь отца – таков порядок. Не будешь его соблюдать – тебе же хуже. (Аполлон.)

– Почему? (Дима.)

– Ты самый сильный во дворе? (Аполлон.)

– Если честно, то нет, – вздохнул Дима.

– Ну, ты же не боишься драться? (Аполлон.)

– Иногда – боюсь, но все равно дерусь. (Дима.)

– Значит, ты самый упрямый. (Аполлон.)

– Это точно. (Дима.)

– Если бы у тебя был другой отец – ты бы тоже был другим. У тебя характер отцовский… (Аполлон.)

– Что же мне ему теперь в ножки кланяться? (Дима.)

– Не надо кланяться. Даже говорить ничего не надо. Просто будь ему благодарен за свою смелость и упрямство. Молча. Так уж устроено, что материнская любовь безусловна, а отцовская – предлагается на определенных условиях, и ее надо заслужить, добиться… Что это значит? Это значит, что ею можно манипулировать. И еще. Ты вот считаешь, что у тебя трудное детство… (Аполлон.)

– Конечно! Жду не дождусь, когда вырасту. (Димка.)

– Вот и у меня, тоже, было трудное детство. Но, когда я вырос, я узнал, что и у моего отца, оно тоже было трудным. Отцу Зевса, Крону, была предсказана смерть от руки сына, и он не придумал ничего лучше, как поедать всех своих новорожденных детей. Поэтому Рея родила Зевса в пещере, в горах, а мужу отнесла завернутый в пеленки камень. Зная об этой детский травме Зевса, даже начинающий психолог оправдает прескверный характер громовержца… (Аполлон.)

– А у кого-нибудь на этой планете детство бывает счастливым?! (Дима.)

– Бывает. Но оно у всех – трудное. (Аполлон.)

Как-то за ужином, отец сказал, что не знает, радоваться ему или расстраиваться.

– А что случилось? – спросила мама Зина.

– Помнишь, год назад, в новостях говорили, что вышел на полную мощность Волжский автозавод, и с конвейера сошел миллионный автомобиль ВАЗ-2101, советский аналог итальянской модели ФИАТ-124…

– Я помню! – сказал Димка.

Владимир Николаевич посмотрел на сына: – Ты – молодец. Зин, ты тогда еще смеялась, что теперь и до нас очередь дойдет…

– Ой, ну ты вспомнил, это когда было-то… (Зина.)

– Ну, так очередь дошла, а денег у нас с тобой нет; все ушло на квартиру и мебель… (Влад. Ник.)

(Летом 1974 года, по случайному стечению обстоятельств, на целых два года раньше срока, Владимир Николаевич, получил служебную двухкомнатную квартиру, и ему удалось поменять ее на “трешку” в сталинском доме в районе метро “Аэропорт")

– Ну, и обойдемся без машины, подумаешь… (Зина.)

– Как это “обойдемся без машины”?! – возмутился Димка. Он убежал в свою комнату и притащил копилку. – Есть у нас деньги!

Отец и мама рассмеялись.

– Видишь, Зин, придется все-таки покупать машину. – Ну, сын спасибо, выручил! (Влад. Ник.)

Так в их семье появилась машина – ВАЗ-2101 – знаменитая “копейка”. Деньги заняли у бывшей соседки по коммунальной квартире – Марии Антоновны.

– Говоришь, твой садист перестал быть садистом? А не врешь? (Мария Ант.)

– Не вру, – ответила похорошевшая Зинаида.

Воспитание хитрости

Детство своей единственной дочери Владимир Иванович считал счастливым по многим причинам. Во-первых, конфликты на советско-китайской границе завершились договоренностью о сохранении существующего положения вещей. Во-вторых, американский космический корабль “Аполлон-11” приземлился на Луне, а советская космическая исследовательская ракета “Венера-7” – на Венере. В-третьих, в 1972 году, во время визита президента США Никсона в Москву, было подписано Соглашение об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) и Договор об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1), и тем самым, обе страны отказались от дорогостоящего и дестабилизирующего строительства систем противоракетной обороны по периметру своих границ. В-четвертых, в январе 1973 года в Париже было наконец-то подписано соглашение о прекращении войны во Вьетнаме. В-пятых, рост мировых цен на нефть принес СССР значительные доходы. Кроме того, начал полеты американский авиалайнер “Боинг-747”, появились компьютерные микропроцессоры ("чипы"), первые видеомагнитофоны, первые карманные калькуляторы, и даже сканеры. Не в СССР, конечно; главное, что появились… Но когда Оля выросла, ей почему-то не хотелось опять стать маленькой.

Кстати, вы не замечали, что не мы называем наше детство счастливым, а наши родители? Но ведь счастье – ощущение субъективное?

И вы, наверное, дорогой читатель, считаете детство своих детей счастливым? А вот будут ли они считать его таковым, когда вырастут?

Оля росла жизнерадостным и любопытным ребенком. Ей постоянно чего-то хотелось, и она требовала от находящейся дома мамы то одно, то другое. Мама Таня занималась домашним хозяйством, оставляя без внимания многочисленные Олины “хочу”, поэтому девочке приходилось изыскивать способы достижения желаемого. А вот папа всегда и во всем дочке помогал, поэтому Оля считала его настоящим волшебником, и радостно бежала на встречу, когда он возвращался с работы.

По вечерам Оля с папой играли в разные игры, а мама постоянно мешала им, требуя, чтобы папа сходил в магазин или что-то отремонтировал…

– Она все это специально придумывает, – говорила Оля.

– Нет, Оленька, просто у папы есть обязанности по дому. Но мы ведь можем делать их вдвоем? (Владимир Иванович.)

– Ты думаешь? (Оля.)

– Я в этом уверен. (Влад. Ив.)

Иногда Оле снился волшебный сон о дружбе с лохматым зверем черного окраса и неизвестной породы, с которым они вместе летали по небу, бегали по пушистым облакам и смеялись. Во сне у нее были розовые крылья, и она ничего не боялась. Просыпаясь, девочка блаженно улыбалась, потягивалась, осматривала свои руки и удивлялась: почему у нее нет крыльев? И почему друг из ее снов никогда не приходит к ней в гости наяву? Когда в прихожей раздавался звонок, она всегда бежала посмотреть, не он ли это пришел…

– Пап, я хочу рассказать тебе секрет. Ты только маме не говори,

– попросила Оля.

– Доча моя, у тебя уже есть настоящий секрет?! – восхитился папа Володя. Он всегда восхищался дочкой.

– Да. (Оля.)

– Это замечательно! Только если это настоящий секрет, его никому нельзя открывать… (папа Володя.)

– Только маме нельзя, – сказала Оля, – а тебе можно. Пап, ты знаешь, что я – не совсем девочка?

– Как это? (папа Володя.)

– Пока я еще не родилась, я была ангелом, у меня были красивые-прекрасивые крылья, и я умела летать… (Оля.)

– Да что ты? – удивился папа Володя.

– Да. Но это не главное… (Оля.)

– Умела летать?! (папа Володя.)

– У меня и сейчас иногда чешется спина, вот здесь… – Оля показала на спину, между лопатками. – И крылья обязательно бы выросли, если бы не каша, которую мама заставляет есть по утрам. Ангелы не едят каш, они пьют нектар с цветов!

Владимир Иванович, улыбаясь, смотрел на свою очаровательную маленькую дочку. – Так что же главное?

– Главное, что там, на небе, у меня был друг. Огромная черная… не знаю, как называется. (Оля.)

– Собака? (папа Володя.)

– Нет, как тигр, только черная. (Оля.)

– Пантера? (папа Володя.)

– Да! Пантер. (Оля.)

– Даже если это был он, все равно – пантера, (папа Володя.)

– Пап, давай сходим в зоопарк. (Оля.)

В выходные Владимир Иванович и Оля долго гуляли по зоопарку…

– Нет, здесь его нет, – сказала расстроенная девочка.

– Может быть, ты не узнала его? (папа Володя.)

– Я не могла его не узнать… А где еще живут пантеры? (Оля.)

– В цирке. Хочешь, сходим в цирк? (папа Володя.)

– Нет! – категорично сказала Оля. – Он не сможет жить в клетке, он там просто умрет… Поэтому его и в зоопарке нет.

– Так, может, он в лесу живет? Может он – дикий? (папа Володя.)

– Может быть… Точно, он – дикий! Он – демон… – вдруг вспомнила Оля.

– Демон?! – удивился Владимир Иванович.

– Да. У него блестящая, черная шерсть, и красные, как угли, горящие глаза. (Оля.)

– А ты не испугаешься, доча, ведь демоны – это пожиратели человеческих душ? – спросил страшным шепотом папа Володя.

– Это все сказки для маленьких! На самом деле демон, как и ангел – это просто маленький бог. (Оля.)

Владимир Иванович все думал и думал над той загадкой, которую загадала дочь. – Оля, я вот что придумал… Если ты говоришь, что на небе была ангелом, а теперь, на земле, ты – девочка, может быть, твой друг, черная пантера…

– Стал мальчиком?! – закричала Оля.

– Да. Именно это я и хотел сказать, (папа Володя.)

– Папа, папочка! – Оля бросилась отцу на шею, – никогда не слушай маму, когда она говорит, что ты плохой ученый, потому что зарабатываешь мало денежек… Ты – настоящий волшебник! Конечно, он теперь мальчик!

Обычно Оля с папой гуляли вдвоем, потому что у мамы “всегда было много дел, и она не любила плохую погоду. А Оле с папой было “фиолетово”, какая на улице погода. Они бродили по улицам, ездили к бабушке на трамвае пить чай с пирогами, гуляли по паркам и аллеям, ходили в музеи… Однажды в декабре, когда на улице шел мокрый снег и дул холодный ветер, Владимир Иванович повез дочку в Пушкинский музей.

– Это удивительный музей, – рассказывал Владимир Иванович по дороге. – Раньше он назывался Музеем изящных искусств императора Александра III. Инициатором создания музея был профессор Московского университета Иван Владимирович Цветаев. Он задумал организовать такой музей, в котором будет представлена вся история искусства с древности и до Нового времени. В 1898 году начал функционировать Комитет по устройству Музея. Председателем Комитета со дня его основания и до своей гибели в феврале 1905 года был великий князь Сергей Александрович Романов. По его ходатайству царем Николаем II для строительства музея, безвозмездно, была предоставлена территория напротив Храма Христа Спасителя…

– Какого Храма? Здесь нет никакого Храма! Здесь бассейн! – Оля с удивлением смотрела на купающихся в декабрьские морозы людей.

– Папа, они, что же, все моржи?!

– Нет, дочка, вода в бассейне подогревается… (Влад. Ив.)

– Так может, мы тоже пойдем в бассейн? – предложила Оля.

– Чтобы нас пустили в бассейн, надо заранее купить абонементы, а для этого нужна справка из поликлиники, что мы с тобой здоровы. Еще надо взять с собой плавки, резиновые шапочки и тапочки. Давай запланируем водные процедуры в следующий раз, а сегодня пойдем в музей. Ты же хотела посмотреть, как выглядят настоящие боги? (Влад. Ив.)

– Ну, ладно, – согласилась девочка.

Владимир Иванович продолжил свой рассказ. – Из государственной казны на строительство было выделено двести тысяч рублей. Московский архитектор Клейн придал музею вид античного храма…

– А двести тысяч – это много? – поинтересовалась Оля.

– Очень много. Заместителем председателя Комитета по строительству стал крупный промышленник Нечаев-Мальцов. На свои средства он раздобыл и доставил с Урала белый морозоустойчивый мрамор для облицовки фасадов музея и для колоннады; и оплатил гранитный цоколь и внешнюю лестницу здания, на которой мы с тобой сейчас стоим. Он же приобрел первые памятники искусства и культуры Древнего Египта. В общей сложности на строительство и комплектование коллекции музея им было потрачено около двух миллионов рублей! Фантастическая сумма! (Влад. Ив.)

– Он был таким богатым?! (Оля.)

– Он был щедрым. У ученого-востоковеда Голенищева была приобретена уникальная коллекция предметов древнеегипетского искусства и культуры, свыше шести тысяч предметов! Русский дипломат Щекин пожертвовал собранные им произведения итальянской живописи XIII–XV веков. Более сорока коллекционеров подарили Музею свои коллекции! Предприниматели, мануфактуристы, банкиры вносили денежные средства, известные художники оформляли интерьеры здания… (Влад. Ив.)

– Зачем же они отдавали свои картины?! Им было не жалко? (Оля.)

– Они занимались благотворительностью. Понимаешь: творили благо… (Влад. Ив.)

– Что они творили? Благо? Что это? Что-то очень-очень хорошее? (Оля.)

– Очень хорошее. Музей изящных искусств имени Александра III был открыт 31 мая 1912 года. Первым директором музея стал

Цветаев. В послереволюционные годы в музей поступили картины из Румянцевского музея, иконы – из музея иконописи, большое количество древних памятников из Музея классического Востока, картины из бывших частных коллекций, из национализированных дворянских усадеб… Экспозицию пополнили и материалы раскопок, которые сотрудники музея вели в Крыму и на Тамани с 1927 года.

Сегодня в музее представлены искусство и культура древних цивилизаций; скульптуры античности, средневекового периода, Итальянского и Северного Возрождения; Византийские иконы, западноевропейская живопись VIII–XX веков, американское искусство ΧΙΧ-ΧΧ веков… (Влад. Ив.)

– Пап, я сейчас замерзну! (Оля.)

– Ну, пойдем, внутрь… (Влад. Ив.)

…

В музее было светло и тепло, как летом. Папа и Оля сняли верхнюю одежду, Оля полюбовалась на себя в зеркало, и они отправились осматривать экспозицию.

В Греческом зале девочка растерялась от большого количества статуй, но папа подвел ее к одной из них и сказал: – Смотри, Оля, это богиня любви, римляне называли ее Венерой, а греки – Афродитой…

Иллюстрация. Венера Милосская.

Копия с оригинала, возможно, второй половины II века до н. э. (Цвет. илл. 21)

Оля смотрела на Афродиту, но видела не мраморную статую с отбитой головой и руками, а живую Богиню любви и красоты, в шелковой одежде, струящейся по телу, с длинными золотыми волосами, гордую и надменную.

– Эта статуя была подарена королю Франции Луи XVIII как работа великого Праксителя, но стиль статуи позже его времени. Возможно это работа Александера, мастера из города Антиохии. В общем, автор не известен… (Влад. Ив.)

Богиня любви стояла рядом с каким-то мужчиной, красивым и сильным, и было понятно, что тот собирается уходить. Правая рука Афродиты придерживала спадающий гиматий, а левая замерла во взмахе раздумья: стоит ли удерживать того, кто все равно уйдет? Афродита смотрела на Марса глубоким взглядом женщины перед разлукой, а Марс смотрел в будущее… То, что богиня любви и красоты была почти голая, не смущало Олю. Афродита была прекрасна. Не то что бы она была необычайно красива, нет. Но она была уверена в своей неотразимости и осознавала свою всепобеждающую власть.

Владимир Иванович хотел показать дочке картины, но Оля убежала от отца. Она вернулась к Афродите. – Здравствуй, здравствуй, моя богиня. Так вот ты какая: необыкновенная, удивительная, волшебная, – девочка села у ног статуи и заплакала от радости, потому что нашла свою богиню. Оля не знала раньше, что можно плакать от радости.

Когда зал опустел и в музее погас свет, девочка все еще сидела на полу в лунных бликах и зачарованно смотрела на Афродиту… Неожиданно в темном зале возник яркий мужской силуэт. В лучах солнечного света, непонятно откуда взявшихся в этот хмурый морозный декабрьский вечер, из Ниоткуда, из глубины пространства появился живой настоящий Бог. Молодой, красивый, высокий и стройный… Он был, конечно, в одежде. Почему же мужчина должен быть голым в музее?!

Бог шел навстречу Оле, лишенный величия и суетности, открытый всему новому, стремительный и сосредоточенный. За его спиной шелестели крылья, на плече висел колчан со стрелами. В протянутой левой руке он держал лук, в опущенной правой – лавровый венок.

Иллюстрация. Аполлон Бельведерский.

Скульптор Леохар. Римская копия с греческого оригинала. (Цвет. илл. 20)

Оле очень понравился неизвестный бог, особенно повязка у него на голове, завязанная бантиком. – А ты кто? – спросила очарованная девочка.

– Я – бог солнечного света, – улыбаясь, ответил Аполлон.

Бог сверкал, словно весь был обсыпан бриллиантовой пылью. Золотые волосы струились по плечам и спине живыми веселыми змейками. От него исходил мягкий теплый свет и какой-то неизвестный пока Оле аромат.

– А чем это таким вкусным ты пахнешь? – спросила она.

– Так пахнет сказка – ответил хитроумный Аполлон. (Вообще-то это был аромат легкого итальянского вина.)

Светлый бог сел рядом с Олей на пол.

– А как тебя зовут? – поинтересовалась девочка.

– Аполлон.

– А я – Оля.

– А я знаю. (Аполлон.)

– Представляешь, я разыскала здесь свою богиню, даже в бассейн из-за нее не пошла, а она не хочет разговаривать со мной! – пожаловалась Оля.

– Да нет, она просто в образе… Эй, прекраснейшая! – окликнул Аполлон статую.

– Кто посмел потревожить меня?! – раздался грозный возглас Афродиты.

– Ой, как нам страшно! – Аполлон рассмеялся. – Знакомься, сладкоумильная, это – Оля.

– Она еще совсем ребенок, и мне не о чем с ней разговаривать! (Афродита.)

– Ничего я не маленькая! – заверещала Оля, как ужаленная.

– Мне нужен он, мой черный монстр! Где мне найти его? Отвечай немедленно!

Афродита усмехнулась и опять погрузилась в вечность.

– Афродита, ну, вернись же! – кричала Оля, щипая богиню за голые пальцы ног.

– Это бесполезно, – остановил девочку Аполлон. – Богиня любви делает только то, что считает нужным. Она почти всесильна и чрезвычайно упряма. Все боги бояться ее и восхищаются ею. Запомни, Оля: Афродитой можно только восхищаться.

– Если ты – бог солнечного света, – спросила Оля, – значит, ты – главный бог?

– Нет. Главный бог – Зевс. И это не обсуждается. Но я – самый нужный бог. (Аполлон.)

Оля залезла к богу на колени и поинтересовалась: – Почему она не стала со мной разговаривать?

– Понимаешь, разговаривая с богами, нужно соблюдать этикет. Это определенные правила поведения… (Аполлон.)

– Почему же ты со мной разговариваешь? – удивилась девочка.

– Потому что правила существуют для того, чтобы иногда их нарушать. (Аполлон.)

– Я тоже не всегда соблюдаю правила. Когда разговариваю с мамой – соблюдаю, а когда с папой – нам и без правил хорошо. (Оля.)

– Это называется “хитрость”. (Аполлон.)

– Это плохо? (Оля.)

– Это не плохо и не хорошо. Это – нормально. Ты будь всегда сама собой, и делай то, что считаешь нужным…. А что ты там говорила про черного монстра? (Аполлон.)

– Про него я не всем могу рассказать, – вздохнула девочка. – Я только папе про него говорила. Еще я могла бы рассказать о нем своему другу, настоящему другу… Но разве ты можешь быть моим другом, если ты – Бог?! – Оля внимательно посмотрела на Аполлона.

– Нет, но если ты хочешь… Только другом быть не просто, имей это в виду, – погрозила она своим пальчиком.

– Но я все-таки попробую, – Аполлон протянул Оле руку.

Девочка вложила свою маленькую ладошку в волшебную руку бога и долго-долго смотрела в его небесно-синие глаза. – Хорошо, – наконец, сказала она, – раз теперь ты мой друг, то это тебе, – и достала маленькую шоколадку из кармашка своего платья.

– Спасибо большое. Расскажи мне про черного монстра, может я смогу тебе помочь? (Аполлон.)

– Понимаешь, еще до того, как я стала девочкой, я была ангелом, у меня тоже были крылья… – Оля обошла вокруг Аполлона. – Не такие большие, как у тебя, поменьше, конечно, но тоже красивые. А главное, у меня был друг. У него тоже были крылья, он был черной-пречерной пантерой, и я по не нему очень скучаю…

– А он, точно, был твоим другом? – улыбнулся Аполлон. – Ты хорошо это помнишь?

– Он был больше чем друг, – вздохнула девочка. – Ты, случайно, не знаешь, где он сейчас? (Оля.)

– Знаю, конечно. (Аполлон.)

Олины глаза увеличились в три раза…

– Ты скоро встретишь его: вы будете учиться в одном классе. (Аполлон.)

– Неужели? – обрадовалась Оля. – А как же я узнаю его, если он тоже стал человеком?

– Ты не сможешь его не узнать: цвет его волос будет как расплавленное золото, и у него будут веснушки. (Аполлон.)

– Вот это да! Здорово! Спасибо тебе большое! (Оля.)

– А что тебе не жалко подарить мне? (Аполлон.)

– К сожалению, у меня нет ни картин, ни денег, – вздохнула Оля, вспомнив папин рассказ.

– А куклу? Свою самую любимую куклу? (Аполлон.)

– Я могу подарить тебе всех моих кукол, потому что я в них не играю, а мама на каждый праздник дарит мне новую. (Оля.)

– А свою железную дорогу или своих солдатиков? (Аполлон.)

Оля задумалась на минуту, вздохнула и сказала: – Забирай!

– А ты – не жадная девочка. (Аполлон.)

– Я тво-рю бла-го… (Оля.)

Аполлон рассмеялся. – Да я пошутил на счет игрушек. Я хотел попросить тебя о другом… Чтобы просыпаясь, ты говорила доброе утро солнцу. Чтобы умудрялась видеть солнечный свет даже сквозь непогоду. А по вечерам – смотрела бы на закат и благодарила бога за каждый прожитый тобою день… (Аполлон.)

– И все?! Но я итак всегда улыбаюсь солнцу… (Оля.)

– Я хочу быть твоим богом и твоим другом. Мне будет приятно, если ты иногда будешь думать обо мне, читать обо мне… (Аполлон.)

– Ты уже – мой бог и мой друг! Самый-самый, – Оля прижалась к Аполлону. – Вот только читать я не умею…

– Оля, ну, наконец-то! – это Владимир Иванович и смотрительница музея вошли в Греческий зал. – Мы тебя обыскались! Почему ты сидишь на полу? Испугалась? Пойдем быстрее одеваться! Ну, и достанется же нам с тобой от мамы! Ужин уже три раза остыл…

– Аполлон, мне пора домой, – шепнула Оля.

– Пока-пока, – шепнул бог в ответ. – А читать ты уже умеешь.

– Оля, с кем это ты разговариваешь? – спросил папа.

– С Аполлоном. Это бог солнечного света. Теперь он – мой бог! (Оля.)

– Прекрасно. Тогда попроси его, чтобы мама нас не ругала. (Влад. Ив.)

– Не буду я просить бога о таких глупостях! Пусть ругается! Бога можно просить только о главном… У нас дома есть книжка про Аполлона? (Оля.)

– Есть. “Мифы Древней Греции” называется. Может, пора тебе научиться читать? (Влад. Ив.)

– Но я умею читать. (Оля.)

– Ну, не придумывай, пожалуйста, ты же еще совсем маленькая… (Влад. Ив.)

– Но читать я уже умею! – уверенно повторила дочка.

…

На улице Оля побежала к бассейну. – Где же мог стоять храм, если здесь целое озеро воды?!

– А раньше был храм… (Влад. Ив.)

– А кто его построил? (Оля.)

– Его очень долго строили… Император Александр I не верил, что сумеет победить Наполеона. Но когда свершилась Великая победа в 1812 году, он дал обет воздвигнуть в Москве огромный храм во имя Христа Спасителя – бога, в которого он верил. Сначала предполагалось построить храм на Воробьевых горах по проекту молодого шведского архитектора Витберга. К несчастью, император назначил молодого художника начальником строительства, и тем самым одел на его голову терновый венец. Витберг был обвинен в растрате огромной суммы казенных денег, царь Александр умер, а пришедший ему на

смену Николай I отправил архитектора в ссылку… (Влад. Ив.)

– Ну вот! – расстроилась Оля. – Так кто же все-таки построил храм? (Оля.)

– В 1832 году Николай I утвердил новый проект храма архитектора Тона и выбрал место для него. Алексеевский монастырь и церковь Всех Святых были снесены… И в 1839 году начали строить храм Христа Спасителя. Строили его на народные пожертвования сорок лет. Замечательные русские художники Суриков, Крамской, Верещагин создавали фрески… Весной 1883 года храм, наконец-то, был построен, а зимой 1931 – взорван. На месте разрушенного храма собирались построить Дворец Советов, но получился, как видишь, плавательный бассейн. (Влад. Ив.)

– Странная история: ломают один храм, чтобы построить другой. Столько лет строят, строят, и опять взрывают… Пап, а как вместо дворца может получиться бассейн? (Оля.)

…

После того, как мама Таня поругалась на них, но все-таки накормила ужином, “разогретым в десятый раз” Владимир Иванович, принес дочке книгу сказок.

– Пап, маме пора купить очки, – шепотом сказала Оля. – Она у нас совсем слепая. Зачем десять раз разогревать ужин, если дома никого нет?

– Ольга, перестань, – так же шепотом ответил папа. – Лучше, попробуй, прочти что-нибудь…

– Это не честно, я эти сказки наизусть знаю. Давай книжку про Аполлона. (Оля.)

– “Во времена первобытные, когда миром правил еще Кронос, боги и люди, происшедшие от одной общей матери Земли, дружно жили вместе, едва сознавая, есть ли между ними какое различие…”

– Татьяна, Таня, ты слышишь! Наша Оля читает! Сама читает!! – закричал потрясенный Владимир Иванович.

– Как читает?! – прибежала с кухни мама Таня. – Кто же научил тебя читать?

– Я пью, потому что хочу пить. Ем – потому что, голодна. Читаю – потому что мне надо знать. Нечему здесь учится! (Оля.)

“Спасибо тебе, Аполлон! Ты настоящий друг! – лежа вечером в своей кроватке, в первый раз в жизни молилась Оля своему обретенному богу. – Спасибо, что научил меня читать, теперь не надо будет ждать папу с работы. Ты всамделишный бог, ты совершил сегодня настоящее чудо… Нет, целых три чуда! Передавай, пожалуйста, привет Афродите. Она такая красивая! И спасибо тебе за моего черного пантера! Спасибо, спасибо, спокойной ночи и добрых снов…”

Оля уважала свою маму, потому что мама была красивой, умела танцевать и могла накормить “целую армию” гостей. А главное потому, что ее очень любил папа. У мамы были каштановые кудрявые волосы, большие глаза и ямочки на щечках, когда она улыбалась. Пока она не вышла замуж за папу, она жила у бабушки…

Татьяна росла без отца. В деревне поговаривали, что отцом ее был красивый цыган. Как-то летом в полях, за деревней, стоял табор. Цыган тот хорошо пел и лихо воровал деревенских лошадей…

Олина бабушка Наташа была знахаркой и умела лечить разные болезни. Все жители деревни обращались к ней за помощью. А еще она была акушеркой и принимала роды у всех женщин в округе.

Таня сбежала от трудностей деревенской жизни в семнадцать лет. В Москве она смогла каким-то чудом устроиться в “почтовый ящик”, секретарем директора по науке. Девушка увидела объявление на информационной доске завода, и смело пришла в отдел кадров.

Там она заявила, что обладает всеми необходимыми навыками и готова приступить к работе немедленно. Руководитель отдела кадров проверила грамотность, которая у Тани была врожденная. К тому же, девушка обладала привлекательной наружностью, а секретарь, как обычно, требовался срочно. “Ну, считай, красавица, что тебе просто повезло. Беру тебя с испытательным сроком в три месяца, за который советую всему научиться”, – сказала кадровик. Это была Танина “путевка в жизнь”.

Цель жизни у красавицы Танюши была сформулирована предельно четко: как можно быстрее выйти замуж и перестать ходить на работу. “За три месяца – я управлюсь!” – решила она. Выбор пал на Владимира Ивановича, талантливого инженера, кандидата наук, интеллигентного мягкого тридцатилетнего холостяка, живущего в малогабаритной, но зато отдельной, двухкомнатной квартире.

В Олиной семье всем заправляла мама, потому что четко знала, что должен делать ее муж, и что является счастьем для ее дочери. Татьяна Алексеевна больше никогда и нигде не работала, так как имела редкий талант довольствоваться малым. Она стала “профессиональной домохозяйкой”: дома было чисто, уютно и всегда вкусно пахло. Владимир Иванович был “простым советским инженером”, так что большого достатка в семье не было, но зато у отца были друзья. И по субботам в доме собиралась веселая компания. Мама умела играть на гитаре, замечательно пела и танцевала. Отец был влюблен в нее всю свою жизнь…

И все было бы в Олиной семье хорошо, если бы не Эдипов комплекс, который придумал Зигмунд Фрейд. В общем, если бы не Зигмунд Фрейд – все было бы хорошо. Эдипов комплекс, как говорят знающие люди, – это сексуальное влечение к родителю противоположного пола.

Владимир Иванович дочку очень любил, но в присутствии жены чувства свои проявлять боялся, так как заметил, что у Татьяны от этого портится настроение. Почему так происходит, он понять не мог, а спрашивать об этом ему казалось нетактичным. Поэтому он старался не провоцировать недовольство жены, которая в гневе была как фурия.

Олина мама считала, что дети – это просто маленькие взрослые, и обязаны жить по инструкции. Когда мамы не было дома, Оля с папой веселились и играли, как “ненормальные”. Но как только на горизонте появлялась матушка, начинался воспитательный процесс “как надо правильно себя вести”.

Сначала девочка пыталась соперничать с матерью за внимание отца, и конечно, проиграла в этой борьбе. Тогда она придумала вредить ей.

Оля наблюдала, что доставляет маме особое неудовольствие, и провоцировала ее на вспышки гнева. Больше всего маме не нравилось, когда Оля хорошо отзывалась о бабушке Тамаре (папиной маме). “Папочка, а поедем к бабуле, она обещала испечь пироги. А я так люблю ее пироги!” Еще маме не нравилось, когда Оля замечала какие-нибудь недостатки в ее внешности. “Ой, пап, смотри, у мамы пятно на платье…” Перед выходом в гости Ольга могла заявить: “Тебе это платье не идет, ты в нем – толстая”. Когда отца не было дома, девочка подолгу стояла в углу. Так мама наказывала ее. Там, в углу, Оля придумывала новые “пакости”. Не понятно до чего могли бы довести такие игры… Ситуация могла бы сложиться негативно: гнев на мать мог трансформироваться в чувство вины, либо в ненависть к другим людям, например к отцу или другим мужчинам. Кто-то же должен быть ответить за неудачи ребенка!

Но, к счастью, все закончилось благополучно. В пять с половиной лет Оля встретила рыжеволосого мальчишку, который влюбился в нее сразу, навсегда и бесповоротно. По его серо-синим глазам Оля поняла, что лучше ее вообще никого на этом свете не существует. Димка не обращал внимания на других девочек, даже на Анжелу, которая была главной красавицей двора. Отец Анжелы привозил дочке (из-за границы) одежду такой необыкновенной красоты… А мама Таня считала, что маленьким девочкам красиво одеваться необязательно. Оля же считала наоборот. И она нашла себе союзницу – бабушку Тамару.

Бабушке так нравилось “дружить против мамы”, что почти всю свою пенсию она тратила на покупку тканей, и шила внучке наряды с вышивками, бусинками и блестками. Это непослушание дочери еще больше испортило отношения с матерью, но Олю теперь это не волновало. У нее появился Димка, и она оступилась от отца.

Аполлон научил Ольгу одной очень важной премудрости взрослых: он научил ее хитрости. Оля говорила бабушке Тамаре, когда была у нее в гостях, что она готовит вкуснее, чем мама. А маме говорила, что она научилась готовить вкуснее бабушки. Когда собирались гости, Оля громко кричала: “Посмотрите, какое у мамы красивое платье, как у актрисы, я по телевизору видела!” А потом обязательно добавляла: “это мама придумала такой вкусный салат”, “моя мама лучше всех поет и танцует” и “моя мама – самая красивая на свете”.

Пол показал ей один приемчик, который на маму оказывал просто гипнотическое действие. Оля останавливалась у зеркала в прихожей, звала папу, и шепотом, но чтобы мама обязательно слышала, говорила: “Посмотри, какая красивая тетя, вон там, в зеркале, видишь?” В общем, Оля больше в углу никогда не стояла. В углу стоять неинтересно, Пол прав: в жизни есть другие, более увлекательные занятия.

Школа. Начало…

Через год Димка должен быть пойти в школу, а Оля – только через два года, потому что ей было всего пять с половиной лет. Но, узнав от подружки со второго этажа, что к ней придет учительница проверить ее подготовленность к школе, хитрая девочка пригласила учительницу зайти и к ней домой. Так ей Аполлон посоветовал сделать. Оля уже умела читать, писать и считать, и поэтому ее записали в первый класс. Так Дима и Оля стали одноклассниками.

Ребята пошли в школу в 1975 году. В этом году в СССР было введено обязательное десятилетнее образование.

В мире, как всегда, было неспокойно. В Ливане началась гражданская война. Ангола получила независимость от Португалии, и там тоже началась гражданская война, а потом еще кубинские войска вторглись в страну. В Камбодже был установлен режим “красных кхмеров” – кровавая диктатура Пол Пота.

Пока Дима и Оля учились в начальной школе… Вьетнам захватил Камбоджу; в Афганистане случился коммунистический переворот; Сирия вторглась в Ливан; в Пакистане в результате военного переворота к власти пришел генерал Зииуль-Хак; а эфиопская армия завоевала города Эритреи. В Китае умер Мао Цзэдун, и постепенно стала устанавливаться новая линия Дэна Сяопина: модернизация экономики, деколлективизация, открытая внешняя политика, профессиональная армия… В США была разработана нейтронная бомба. Американские космические зонды “Викинг 1 и 2” передали на Землю изображения поверхности Марса. В Англии Фредерик Сенгер установил первичную структуру ДНК и родился первый ребенок, оплодотворение которого произошло в пробирке. Джеймс Эллиот обнаружил кольца вокруг Урана, а в Париже открылся Национальный центр искусства и культуры Жоржа Помпиду. В СССР закончилось издание двухсот томов “Библиотека всемирной литературы”. А 7 октября 1977 года был утвержден текст новой Конституции, шестая статья которой объявила КПСС “руководящей и направляющей силой советского общества”. Членство в партии стало обязательным условием для любой карьеры.

В школе и Димка, и Оля оставались на продленке. Оля – чтобы не ругаться с мамой, а Димка – из-за Ольги.

Оля была отличницей, ее фотография с огромными белыми бантами красовалась на доске почета, она занималась танцами и принимала активное участие во всех школьных мероприятиях. Димка был хулиганом и троечником.

Маме Тане не в чем было упрекнуть дочь. И хотя Оля не любила заниматься домашней уборкой, зато она с превеликим удовольствием ходила в магазин, в аптеку и отвозила бабушке лекарства. В семье установился нейтралитет: мать не трогала Олю, а дочка не дерзила матери.

У Димки конфликты с отцом теперь тоже возникали реже: оба были заняты. Только когда Димка получал двойку или умудрялся что-нибудь натворить, и отца вызывали в школу… Димка как-то спросил у отца, какое у него было детство: трудное или счастливое. Отец подумал и ответил, что трудное. Теперь Димка изо всех сил старался его уважать, раз у него тоже было трудное детство, да и Аполлон сказал, что по-другому, нельзя. И Владимир Николаевич стал менять отношение к сыну. Во-первых, ему было некогда заниматься его воспитанием, и он занимался им от случая к случаю. Во-вторых, дома сын стал намного сговорчивее, а то, что он был хулиганом в школе, отец считал нормальным. Отношения более-менее наладились. Димка признал авторитет отца.

Мама Зина совсем поправилась, превратилась в настоящую красавицу. Родители стали вместе ходить в кино или в гости. Вечерами за столом все чаще звучал родительский смех. А благодаря массовой раздаче садово-огородных участков в шесть соток вскоре в семье появилась “дача”, где Димка вместе с отцом “разбирался” в автомобиле. Отец остался требовательным, но стал спокойнее и терпеливее. Дима даже поверил матери, что он “желает ему добра”, добавляя про себя “иногда”. Когда мальчик начал общаться с отцом, он узнал, что тот умеет много такого, чего не умеет мама: умеет делать вкусные шашлыки, ловить рыбу и даже строить дом!

В Олиной семье дачи не было: Татьяна Алексеевна не хотела “возиться в грязи”. Вечером Оля тихонечко сидела в своей комнате, не мешая родителям, читала книжки, или крутилась перед зеркалом, примеряя одежду или придумывая прическу для своих кудрявых волос. Так как мама не занималась ее внешностью, Оля нашла себе других учителей – свято место пусто не бывает – дикторов телевидения и известных актрис.

Бабушка Тамара шила внучке “наряды для принцессы”. А еще у них с бабушкой была “тайна” – сосед по лестничной клетке, который работал радистом на корабле дальнего плавания. Бабушка следила за его квартирой и котом, когда он уходил “в загранку”. За это радист привозил Оле подарки: кроссовки, джинсы и куртки, а самое главное – журналы мод, откуда бабушка с внучкой черпали идеи для шитья. И большая часть бабушкиной пенсии, и проценты по ее вкладу на сберкнижке, и премии отца, которые он скрывал от мамы, уходили на Олины наряды. Но это окупалось с лихвой: она была первой красавицей класса.

Природная жизнерадостность и безусловная Димкина любовь сделали героиню уверенной в своей неотразимой красоте. Ее мало интересовало, какое впечатление она производит на других мальчиков. Это привело к тому, что почти все мальчики в ее классе и в параллельном классе тоже, были в нее влюблены. И почти все мальчики на танцах, и в пионерском лагере, и в деревне, куда она ездила летом к бабушке Наташе…

Бабушка Наташа вела большое хозяйство: продавала яйца, молоко, картошку и козий пух, так что Оля возвращалась из деревни “с приданым”. На эти дополнительные деньги бабушка Тамара покупала девочке импортную одежду и обувь.

На всю жизнь сохранила Оля любовь к своим бабушкам. “Вот состарюсь, тоже буду баловать своих внуков. Надо только денег накопить…”