Принцип Солнца

Бентанга Наталья

Глава седьмая

Школьный калейдоскоп

 

 

В первые январские каникулы наступившего третьего тысячелетия герои предавались воспоминаниям…

 

Воспоминания о школе

Ежик событий

(Москва, 1979–1980)

В 1979 году в Вене был подписан Советско-американский договор об ограничении ядерного вооружения ОСВ-2. Израиль и Египет подписали мирный договор в Вашингтоне. Президентом Ирака стал Саддам Хусейн. В Иране установилась Исламская республика во главе с аятоллой Хомейни. Премьер– министром Великобритании стала Маргарет Тэтчер. Из-за нового повышения цен на нефть в Европе опять начался кризис.

В Афганистане произошел военный переворот, и Брежнев принял решение о вводе туда советских войск. В декабре на аэродроме Баграм высадился 105-й полк гвардейской воздушно-десантной дивизии. Десантники штурмом взяли дворец премьер-министра Амина, он был убит и страну возглавил Бабрак Кармаль. В Афганистан был введен “ограниченный контингент” советских войск численностью до ста тысяч человек, после чего гражданская война в стране затянулась на десятилетия.

Произошли пограничные столкновения между Китаем и Вьетнамом. Танзанийские войска вторглись в Уганду и свергли диктатуру Иди Амина. Гражданская война в Родезии завершилась восстановлением колониального управления Великобритании. В Никарагуа диктатура Самосы была свергнута повстанцами из Сандинистского фронта.

Американские “Вояджеры” передали на землю снимки Юпитера и его спутников. Вокруг Сатурна были обнаружены кольца. Английский ученый Джеймс Лавлок предложил гипотезу Геи. Появились первые компакт-диски (CD) и началось массовое производство персональных компьютеров IBM PC, ну не в СССР, конечно…

А Ольга занималась танцами в доме культуре. Мальчишки из секции восточных единоборств замирали в восхищении, когда в противоположном углу актового зала начинались занятия по танцам. А девчонки приходили посмотреть, как прыгали, кувыркались, чуть ли не летали мальчишки.

– А помнишь, как в пятом классе я провожал тебя на танцы? (Дима.)

– Ты провожал меня на танцы?! По-моему, ты шел по противоположной стороне улицы? (Оля.)

– Иногда я даже дожидался, когда закончатся занятия… (Дима.)

– Да, чтобы подраться с моим партнером! (Оля.)

После очередной такой драки, когда Димка, хлюпая разбитым носом, “провожал” ее домой, Оля громко спросила: – Ну что, опять тебе достанется от отца?

– Ну, достанется, тебе то что? Главное, что я выиграл! – крикнул Димка в ответ. Было начало десятого, люди сидели по домам, смотрели программу “Время”, и на улице почти никого не было.

– А хочешь, я наколдую, чтобы не досталось? (Оля.)

– Как это? – не поверил Димка.

– Может быть, ты перейдешь на мою сторону улицы? Почему я должна кричать?! Все равно ведь тебе придется переходить! (Оля.)

– Может, и перейду! – ответил Димка и перебежал дорогу.

– Как бы ты хотел, чтобы отец тебя встретил? (Оля.)

– Ну, чтобы купил модель корабля или танка… (Дима.)

– Ты смотри, реально, на вещи! Ты придешь домой около десяти часов вечера. Ты, наверняка, не предупреждал, что задержишься. К тому же, у тебя куртка порвана, и нос разбит – понятно, что ты дрался! (Оля.)

– Реально отец выпорет меня ремнем по заднице. (Дима.)

– Это очень больно? (Оля.)

– Неприятно. Тебя что никогда не пороли? (Дима.)

– Нет. И долго будет продолжаться эта экзекуция? (Оля.)

– Зависит от того, признаю ли я свою вину, и как дела у отца на работе. (Дима.)

– Ну, о делах твоего отца мне ничего не известно. А что касается тебя – признай вину. В чем проблема-то? (Оля.)

– И в чем я виноват?! Я сидел и смотрел, как ты танцуешь. Физию мне случайно разбили… (Дима.)

– Я не сказала, что ты виноват, я сказала “признай свою вину”! Что еще отец может с тобой сделать? (Оля.)

– Гулять не отпустит… (Дима.)

– Как, интересно, он проверит, гуляешь ты или нет, если он целый день на работе? (Оля.)

– Матери позвонит. Телек еще запретит смотреть. (Дима.)

– Ну, все тридцать три удовольствия разом! Попробуй все-таки извиниться за то, что поздно пришел… Дим, ты куда?! Давай ко мне зайдем, я тебе куртку заклею. (Оля.)

– Чем, интересно, канцелярским клеем? – усмехнулся Димка.

– У отца есть такой клей волшебный, он его на работе изобрел. (Оля.)

– Оля, ты почему так поздно? – спросила Татьяна Алексеевна.

– Добрый вечер, мам. Сначала были танцы, потом драка. Потом мы с Димкой шли домой пешком, потому что автобус так и не приехал. – На самом деле мимо героев проехало целых три пустых автобуса.

– Па, привет! Помоги нам, пожалуйста, заклеить Димкину куртку. (Оля.)

– Дим, а что у тебя с лицом? (Тат. Алекс.)

– Мам, можно как-то это можно исправить? (Оля.)

– Для начала нужно промыть перекисью водорода. (Тат. Алекс.)

– Дима, снимай куртку. (Влад. Ив.)

– Ну, что ты стоишь? Куртку снимай и пошли в ванную. (Оля.)

– Да не поможет это… (Дима.)

– Чудеса случаются только с теми, кто в них верит. (Оля.)

– Добрый вечер, родители, – заявил с порога Дмитрий, когда пришел домой. – Извините, что я не позвонил…

– Ты где был-то? И где тебя научили так разговаривать? – подозрительно посмотрел на сына Владимир Николаевич.

– Ходил с Ольгой на танцы. Потом драка была, из-за идеологических разногласий с ее партнером. Куртку порвал, но мы ее заклеили. Нос разбил, но Ольга его реставрировала… (Дима.)

– Понятно. А куртку хорошо заклеили. Смотри мать, даже зашивать не придется, – удивился Владимир Николаевич.

– У Ольгиного отца клей есть специальный, он его сам изобрел. (Дима.)

– Интересно. Ты, в следующий раз узнай, как он его делает, и запиши. Не забудешь? (Влад. Ник.)

– Дим, а лицо сильно разбил? Покажи-ка. (Зинаида Алексеевна.)

– Да нет! Я в ванну пойду, или что? – посмотрел исподлобья Димка на отца.

– Иди, иди. Когда выйдешь, посмотри на письменном столе, я тебе книгу купил про путешествия… (Влад. Ник.)

– Спасибо… “Книга – это, конечно, не модель корабля, но гораздо приятнее порки…” (Дима, про себя.)

– Я тогда окончательно удостоверился в том, что ты – настоящая колдунья… (Дима.)

– Почему тебе никогда не нравились мои танцы? (Оля.)

– Просто ты очень хорошо танцевала. Так хорошо, что мне даже хотелось уронить тебе парту на ногу! (Дима.)

– Опять?! (Оля.)

Дело в том, что в третьем классе Димка уже проделывал эту процедуру, и сломал Ольге два пальца на ноге. Она тогда почти месяц просидела дома.

Инфузория-туфелька

(Москва, 1980–1981)

В 1980 году начиналась первая Ирано-Иракская война (1980–1988 гг.) и гражданская война в Сальвадоре. Шла партизанская война в Перу. Ливия вторглась в Северный Чад.

Президентом США стал Рональд Рейган. В Исландии Финнбогадоттир стала первой женщиной в мире, избранной главой страны в результате всеобщих выборов. В Нью-Йорке убили Джона Леннона. В Китае была создана первая особая экономическая зона, открытая для иностранных инвестиций.

В СССР прошла Олимпиада, на время проведения которой дети были высланы из Москвы. Но это было летом. А осенью им опять пришлось вернуться в школу…

– А помнишь, как в шестом классе, я нечаянно раздавил инфузорию-туфельку? (Дима.)

– Инфузорию раздавила я, а ты взял вину на себя. (Оля.)

Поведение сына всегда было для Владимира Николаевича дамокловым мечем. На него жаловались все, кому не лень: учителя, родители одноклассников, соседи. То, играя в футбол, мальчишки разбили окно в квартире на первом этаже. То разбили камнем стекло в автомобиле у заслуженного артиста. То высыпали пачку соли в бак со школьным супом. То достали ящериц из банок со спиртом в кабинете биологии. То намазали клеем стулья в классе во время перемены. То зачем-то бросили гайки в большой школьный аквариум – и за выходные вода вытекла и рыбки сдохли…

Не одно подобное мероприятие не могло обойтись без участия Дмитрия. Мало того, что Владимиру Николаевичу приходилось терять время на посещение школы, и, сдерживая смех, выслушивать жалобы учителей; он вынужден был компенсировать материальный ущерб, причиненный жертвам многочисленных происшествий. Родители избитых одноклассников приходили жаловаться к ним домой, грозились сообщить о “бандитских” выходках сына в детскую комнату милиции или в партком.

Владимир Николаевич терпеливо и методично приучал сына к социальным нормам поведения: ремнем, отсутствием прогулок и телевизора по вечерам. Ничего не помогало. Наказаниями отец стремился объяснить, каким должен быть его сын: воспитанным, уважительным, дисциплинированным – то есть цивилизованным.

Димка был не дурак, и давно осознал, что он “плохой”. Но поделать с собой ничего не мог, да и не хотел. Он был главным хулиганом класса. Самым смелым, самым отчаянным. И она, Ольга, знала об этом.

Она была для него как Солнце. Когда она появлялась на горизонте, весь мир преображался: он становится цветным и обретал смысл. Димкино сердце начинало бешено биться, голова переставала соображать, и он готов был делать все, что угодно, лишь бы привлечь ее внимание. Готов был перевернуться вниз головой, и так и прыгать вокруг своей королевы.

Однажды классная руководительница разрешила им сесть так, как они хотят. Димка, набравшись смелости, перебрался со своего второго ряда “на виду у учителя и под его неусыпным контролем” на комфортный бельэтаж в середине пятого ряда, попросив Олину подружку Светку пересесть к Максу.

Герой небрежно кинул школьную сумку на парту, и под молчаливое восхищение пацанов, громко поинтересовался: -

Надеюсь, Королева, ты не будешь возражать?

Ольга, не моргнув глазом, ответила ему: – Да, садись, пожалуйста. Тем более что это ненадолго. Тебя все равно за твое поведение пересадят обратно.

Исполнилась давняя Димкина мечта – он сидел с королевой. Но что делать дальше? Вот сидит она рядом, а он с ней не то, что разговаривать, даже дышать громко боится.

Был урок биологии. Изучали каких-то инфузорий “в туфельках”. Лаборантка поставила на парты микроскопы – по одному на двоих. Ольга долго-долго что-то там разглядывала, потом пододвинула микроскоп Димке.

– Не вижу ни фига: ни инфузорий, ни туфелек! (Дима.)

– Если не видишь, купи себе очки. Все прекрасно видно! (Оля.)

– Если ты, вправду, такая умная, помогла бы… (Дима.)

– Хорошо. Закрой один глаз. Сосредоточься. Захочешь увидеть – увидишь! (Оля.)

– О, правда, кто-то плавает… Да их тут до фига! (Дима.)

Услышав его радостный возглас, лаборантка принесла им другое стеклышко.

– Оль, смотри, а эти – другие, – освоился Димка в роли биолога. Ольга стала увлеченно изучать стеклышко с нанесенными микробами.

– А если сложить два стекла вместе, интересно, микробы перемешаются? (Дима.)

– Дим, что ты делаешь?! – Оля забрала микроскоп. Трубка микроскопа соскользнула вниз и раздавила оба стеклышка. – Блин, доигрались!

– Что случилось? – к ним подошла лаборантка. – Вы знаете, сколько они стоят?!

Подошла учительница. – Так… кто разбил стекло?

– Я, – моментально среагировал Димка.

– Оля? – вопросительно посмотрела учительница.

– Это я разбила, Валентина Игнатьевна, нечаянно. (Оля.)

– Неужели вы ей поверите? (Дима.)

– Дмитрий, это стеклышки стоят по пять рублей за штуку. Я еще раз спрашиваю: кто их разбил? (Вал. Игн.)

– Да все равно разбил я! (Дима.)

– Хорошо. Завтра жду твоего отца, с деньгами. (Вал. Игн.)

Дмитрий победно улыбался. Ольга молчала. Минут десять они

сидели в тишине. Герой был абсолютно счастлив.

– Знаешь, я после урока подойду к учительнице и скажу, что это не ты… (Оля.)

– А я скажу, что я. И поверят мне. (Дима.)

– Мне ничего не будет, даже если вызовут отца. А тебе – достанется! Да и деньги – не маленькие… (Оля.)

– Ну и что, все равно разбил я. (Дима.)

Потом они опять сидели молча. А потом стул под Ольгой стал ездить по полу.

– Дим, что ты делаешь?! (Оля.)

– Катаю тебя… (Дима.)

– Давай скажем, что мы вместе разбили? – предложила Оля.

– Нет, разбил я один, не примазывайся. (Дима.)

– Почему? (Оля.)

– Потому что когда мы вырастем, я на тебе женюсь. И у нас будет трое детей: два мальчика и одна девочка. Или две девочки и один мальчик. (Дима.)

– А я не собираюсь за тебя замуж! (Оля.)

Стул ездить перестал. – Как это? – удивился Димка.

– Так это, – передразнила его Оля. – Почему я должна выходить замуж за хулигана и троечника? Ну, кто теперь разбил стекла? (Оля.)

– Я разбил, – отчеканил Дима в ответ. Потом Оля услышала его бурчание: – Куда ты, интересно, денешься? Не собирается она за меня замуж! Как будто у тебя есть выбор?

На следующее утро, Дима, Валентина Игнатьевна и Владимир Николаевич, встретились в кабинете биологии.

– Владимир Николаевич, я бы не стала отвлекать вас по пустякам, но эти лабораторные стекла стоят немалых денег… (Вал. Игн.)

– Ты зачем, разбил их, охламон? – спросил Владимир Николаевич сына.

– Интересно было поближе посмотреть на инфузорию-туфельку. (Дима.)

– Десять рублей, Дмитрий, это не десять копеек; это целый день моей работы, ты это понимаешь? (Влад. Ник.)

– Если они такие дорогие, зачем их в руки детям давать? (Дима.)

– А аккуратнее быть не пробовал? (Влад. Ник.)

– Извините, можно войти? – это Оля, смущаясь, вошла в кабинет.

“Какая симпатичная девчонка”, – отметил про себя Владимир Николаевич.

– Оля, я сейчас занята, зайди позже. (Вал. Игн.)

– А я по теме. Дело в том, что это я разбила стекла, а Димка просто взял вину на себя. Не знаю, зачем ему это нужно, – девочка пожала плечами. Димка покраснел, а Владимир Николаевич заинтересовался.

– Сын, кто разбил стекло? – спросил он.

– Я что похож на попугая, чтобы сто раз повторять одно и то же?! (Дима.)

– А ты родителям об этом сказала? – поинтересовался Владимир Николаевич.

– Конечно, – девочка достала конверт. – Здесь деньги.

– Нет, так не пойдет. Если вы оба признаете вину, значит платить надо пополам, – Владимир Николаевич взял конверт, заглянул в него и передал его учительнице. Потом достал из портмоне пять рублей и отдал Оле со словами: – Отцу передай. Ну, что инцидент исчерпан? Я могу наконец-то ехать на работу? – он посмотрел на часы.

Валентина Игнатьевна кивнула головой. – А вы оба – марш на занятия!

Вечером, когда Димка лег спать, в комнату заглянул отец. – Слушай, Дим, а ты – молодец. – Сын такие слова редко слышал. – Я по поводу утреннего инцидента…

– Я думал, ты меня выпорешь… (Дима.)

Отец покачал головой. – Не за что.

На очередном школьном собрании, Владимир Николаевич разыскал Ольгу. – Можно тебя на минутку? Хочу тебя спросить. Помнишь те разбитые стекла? Почему ты разделила с Димкой вину?

– Это вы разделили, – улыбнулась Оля. – А стекла, действительно, разбила я.

– Я не об этом тебя спросил. (Влад. Ник.)

– Потому что Димка не прячется за чужую спину, за что ему и достается! (Оля.)

Владимир Николаевич пришел домой озадаченный. Когда он рассказал за ужином о разговоре с Ольгой, Димка был потрясен не меньше отца. Они оба были уверены, что ему также далеко до идеала, как идти пешком из Москвы до Пекина прогулочным шагом, а самая красивая и самая умная девчонка в классе сказала, что он уже “классный парень”. Было о чем задуматься…

На родительских собраниях, которые регулярно устраивала классная руководительница, Димку не ругали только два учителя: физрук, который на собрания не приходил, и учительница немецкого языка, которая называла его характер “настоящим арийским”.

Владимир Николаевич, хоть и верил учителям, и доставалось Димке после этих собраний по первое число, про себя удивлялся: “Называют сына “беспробудным троечником”, сами выставляют ему в четвертях четверки, оправдывая это тем, что он “способный троечник, просто лентяй”.

Владимир Николаевич очень уважал Димкину учительницу немецкого языка. Когда все учителя в один голос твердили, что Королев – это настоящее исчадие ада, она – одна против всех – заступалась за него.

– Дело в том, дорогие коллеги, что все люди очень разные, – говорила София Михайловна своим приятным голосом. – И дети разные. Знаете, детский психолог Эда Ле Шан разделила детей на ангелов и дьяволят. Дети, которые ангелы, растут, почти как цветы в саду, сами по себе: полил в жару, укрыл в мороз, и никаких особых проблем. Хорошо учатся, хорошо себя ведут, сами себе ставят цели и сами их достигают. Что там делается у них в душе, непонятно, но окружающим они особых проблем не доставляют. А бывают дети – сущие дьяволята: вечно визжат, дерутся, постоянно ввязываются в неприятности и создают себе проблемы. Они все усложняют, учатся то хорошо, то плохо. Ничего у них не поймешь: то они смеются до слез, то плачут от отчаянья, то впадают в тоску, то устраивают безобразные драки с друзьями…

И все-таки, все-таки, все-таки… Все наши дети – ангелы, и вы не имеете права топтать их белые крылья! Если вы крыльев не видите, – обращалась София Михайловна к родителям, – это значит, что вы еще молоды. А если вы не молоды и крыльев не видите, – это учительница уже обращалась к своим пожилым коллегам, – сходите к окулисту.

Если дети вам ангелами не кажутся – это ваши проблемы! Но они – ангелы. А еще, – она улыбнулась, – они – дьяволята. И вот если вы не будете их любить, заботиться, всячески поддерживать, уважать и помогать им во всех начинаниях, – теперь учительница смотрела на Димкиного отца, – они вырастут настоящими исчадиями ада. И первыми, кому они “звизданут” своими роскошными черными крыльями, будете вы.

Вспомните, дорогие мои, сколько вопросов вам задавали дети, когда были маленькими? “Мама, папа, а почему? А зачем? Как это? Где это? Что это значит?”

Кто теперь задает вопросы? “Где ты был?! Что ты там делал?! Зачем? Как ты мог?! Сколько еще это будет продолжаться?! Почему ты это сделал? Почему ты это не сделал?” Ну, и кто убил любознательность в ребенке?

Ну-ну, успокойтесь. Конечно, не вы. Не вы одни. Большинство вопросов в первом классе задают дети, а к шестому классу ситуация кардинальным образом меняется: вопросы теперь задают учителя и родители.

Тут многие жаловались на мальчишек, что они употребляют нецензурную лексику. Из года в год в нашей школе случается одна и та же “катастрофа”: дети ругаются непристойными словами на сексуальную тему; все туалеты исписаны этими словами. Ну и что? Разве это проблема, уважаемые родители? Как ребенку донести информацию о своих потребностях, связанных со взрослением, с общением с другим полом, с первой влюбленностью? У нас десятиклассники поставили спектакль про Ромео и Джульетту, так в зале разрешили присутствовать ученикам, начиная с девятого класса. А Джульетте было четырнадцать, она, получается, в восьмом классе училась…

София Михайловна попросила Владимира Николаевича подойти к ней после собрания. Владимир Николаевич, конечно подошел. Учительница сказала, что у Димы особый талант к немецкому языку: он дается ему без всяких усилий с его стороны.

– Владимир Николаевич, вы меня извините, пожалуйста, что я, вздумала давать вам советы. Я уже пожилой человек, гожусь вам в матери. Жизнь так сложилась, что у меня нет собственных детей. Но, знаете, в каждом классе у меня есть “любимчики”. Может, это и неправильно, ничего не могу с собой поделать. Ваш Димка – один из них. Он самый лучший мальчишка в шестом “Б”, и я не одна так считаю. (Соф. Мих.)

– Да, я сегодня слышал. Так считает еще учитель физкультуры. (Влад. Ник.)

– И не только он. Так считает Оля Королева, ваша однофамилица. Вы ее знаете? Она висит у нас на доске почета. (Соф. Мих.)

– Видел, знаю. (Влад. Ник.)

– Красивая девочка, к тому же умница. Все учителя ее хвалят, вы, наверное, обратили внимание? Ваш сын – самый отчаянный мальчишка в классе, он большой выдумщик и заводила, и поэтому именно он нравится Оле, хотя в нее влюблены почти все мальчишки в шестом “Б”. У вас растет замечательный сын. А учеба, тут такое дело… Для успешной учебы ребенку необходимо иметь надежный тыл и разрешение родителей быть любопытным. Вы позволите мне поделиться некоторыми профессиональными секретами? (Соф. Мих.)

Владимир Николаевич кивнул.

– Замечательно. Димка на вас, кстати, очень похож. Вырастет – будет таким же привлекательным мужчиной. Оля, действительно, умная девочка. (Соф. Мих.)

Владимир Николаевич смутился, даже покраснел.

– Так вот, – вернулась к педагогической теме, София Михайловна. – Надежный тыл – это уверенность ребенка в том, что он любим двумя людьми на этой земле: папой и мамой, которые любят друг друга. “Если они меня любят, – думает ребенок про родителей, – значит, я способный”. Ведь родители, для ребенка, как боги…

Владимир Николаевич, вы – член коммунистической партии, да? Я тоже. Но я скажу вам по большому секрету, что верую в бога. Не удивляйтесь, когда состаритесь, тоже в него поверите.

Уверенность в родительской любви позволяет ребенку не заботиться о том, что подумают родители о том или ином его поступке. Ребенок получает свободу думать о других вещах: о космосе, о звездах, о путешествиях. Чем безопаснее чувствует себя ребенок дома, тем больше он открыт для учебы. Если он знает, что родители признают в нем личность, наделенную собственным достоинством, своим стилем мышления, чувствами и правом выражать себя, ему легко будет учиться.

Знаете, сколько лет я учу детей? Почти сорок. Если у меня будут юридические вопросы, я, обязательно, обращусь к вам, Владимир Николаевич, потому что, все учителя в нашей школе знают, что вы – хороший юрист. А я – хороший учитель немецкого языка. Это тоже всем известно. И я скажу вам как профессионал – профессионалу. Плохие оценки вызваны не неспособностью ребенка учиться, а тем, что он озабочен не школьной программой, а теми задачками, которые ставит перед ним жизнь. А задачки эти, чего греха таить, именно взрослые подкидывают детям…

Знаете, когда ребенок начинает обманывать? – Когда он начинает взрослеть, когда он находится в процессе отделения от своих родителей, и всеми силами пытается оградить от взрослых свою личную жизнь. Мы обзываем его “лжецом” – а он просто используют ложь для борьбы за независимость. Как же ему стать самостоятельным, когда мы бесцеремонно суем нос во все его дела? Если ребенок лжет, спросите себя – хвалите ли вы его просто так, не за оценки, а за то, что он есть?

А когда ребенок ворует? Знаете? – Когда ему не хватает родительской любви. Не опеки и контроля, а любви и понимания.

Когда ребенок становится хулиганом? – Когда чувствует себя беспомощным перед силой своего отца, или когда подвергается прямому насилию с его стороны. На ребенка кричат, ему угрожают, ставят ультиматум… Владимир Николаевич, вы же – разумный человек: не убьете же вы своего Димку, если он у вас – единственный сын?! (Соф. Мих.)

– Не убью, София Михайловна, обещаю вам, – сказал Владимир Николаевич, прощаясь. – И постараюсь быть к сыну внимательнее…

– Я очень надеюсь на вас. У Димы большие способности, помогите ему реализовать их. (Соф. Мих.)

После разговора с учительницей немецкого языка Владимир Николаевич всерьез задумался о своих отношениях с сыном. “Что же такого увидела в моем оболтусе такая умная и красивая девочка Оля Королева, чего я в нем не заметил?”

Субботник и математика

(Москва, 1981–1982)

Пришедшая к власти в США администрация Рональда Рейгана взяла курс на создание стратегического преимущества над СССР. Израильская авиация уничтожила во время воздушного налета иракский ядерный реактор. В Польше к власти пришел генерал Ярузельский… Аллан Гут поделился с миром гипотезой о расширении Вселенной. Компания IBM начала производство персональных компьютеров, использующих операционную систему “Майкрософт”.. А седьмой “Б” убирал территорию школьного двора от листьев и мусора.

– А помнишь, как ты хотела посадить меня в милицию на пятнадцать суток? (Дима.)

Ольга, в джинсовом комбинезоне, вместе с другими девчонками, сгребала листья в кучи, а мальчишки, во главе с Андреем, отвозили их в костер. Дмитрий с друзьями сидел около костра и курил.

– Ольга твоя в этом комбинезоне похожа на трактористку Пашу Ангелину, – сказал Володька.

– Точно, – согласился Игорь. – Героически работает! Как в кино…

– Надо ей сказать об этом, – предложил Виктор.

Ребята подошли к Ольге.

– Неужели ты, Королева, решила стать дворником? – поинтересовался Дима.

– Оль, ты так умело орудуешь граблями; смотреть на тебя со стороны – загляденье! (Игорь.)

– Может, ты приедешь ко мне на дачу, у меня там этих опавших листьев, просто завались… (Виктор.)

– Дураки, – гордо ответила Оля, продолжая сгребать листья.

– Ну, это не ответ. Ты нам объясни, может, мы чего не понимаем: зачем ты убираешь школьный двор, если это не твоя дача? (Виктор.)

– Ну! И я о том же. Ведь есть же дворник, ему зарплату платят, а ты работаешь, между прочим, бесплатно. (Игорь.)

– Так субботник же, идиоты! (Оля.)

– Идиоты – это те, кто работает бесплатно. (Дима.)

– Мне вот тоже кажется, что работать можно только за деньги… (Володька.)

– За большие деньги. (Игорь.)

– А лучше вообще не работать. (Дима.)

– Нет, работать надо, но только головой, а не руками… (Виктор.)

– Два раза в год убрать территорию школьного двора – это проблема? Вот если бы некоторые взяли в руки грабли, а то только языком! (Оля.)

– Оль, а кем ты будешь, когда институт закончишь? – поинтересовался Виктор.

– Милиционером! Чтобы вот таких умников сажать за тунеядство! (Оля.)

– Слыхал, Димон, какая семейная жизнь ждет тебя в будущем?! (Володька.)

– А помнишь, как я перелезла через загородку раздевалки, чтобы достать калькулятор, а ты залез вместе со мной… (Оля.)

– И нас “застукала” директриса! (Дима.)

Ольге срочно надо было попасть в раздевалку но нянечка Марья Ивановна, отсутствовала на рабочем месте, и раздевалка была закрыта. Уже прозвенел звонок, а значит, началась контрольная по алгебре. Оля озабоченно смотрела на закрытую дверь…

– Что, шпаргалки остались в кармане куртки? – Дмитрий, собственной персоной, появился в холле первого этажа.

– Не шпаргалки, а калькулятор, – ответила Оля. – А ты чего гуляешь, Королев, контрольная уже началась, между прочим.

– И что я там забыл? У меня перекур. Списать я все равно успею… (Дима.)

– Везет тебе. (Оля.)

– Если ты меня очень попросишь, я могу тебе помочь… (Дима.)

– Это как? Марью Ивановну найдешь? (Оля.)

– Ты всегда все усложняешь. Можно же перелезть через загородку… (Дима.)

– Я об этом не подумала. Ну, хорошо, тогда я тебя очень прошу: отвернись, пожалуйста. (Оля.)

– Зачем это? (Дима.)

– Я и сама могу перелезть… (Оля.)

– Ты?! А это уже интересно. Вот еще, буду я отворачиваться, я как раз полюбуюсь… (Дима.)

– Наглый ты Димка, ну и смотри! – Ольга залезла на загородку. Дмитрий, как настоящий джентльмен, последовал за ней. Но тут лицо его вытянулось, и он показал рукой, чтобы Оля прыгала вниз. Но она не стала этого делать.

– Замечательно! Ну, то, что ты, Королев, сидишь здесь, это обычное дело. Но ты, Оля!? Как ты могла туда залезть?! – нежданно-негаданно возникла перед ними директриса.

– Мы здесь ни при чем, Лариса Ивановна, а вот гардеробщица опять отсутствует на рабочем месте… (Дима.)

– Никто и не отсутствует, хулиганы! Я на минутку в туалет отошла, – заявила вернувшаяся Марья Ивановна.

– Так. Завтра, с утра, оба, с родителями, у меня в кабинете! – отрезала директриса и удалилась.

– Замечательно! – сказала Оля и спрыгнула вниз. Ее юбочка в складочку поднялась и одарила Дмитрия эротическим видом колготок и просвечивающихся трусиков.

– Вау! – свалился Димка с перегородки. – Оль, давай каждый день так прыгать?

– Я тебе контрольную списать не дам, имей это в виду! (Оля.)

– Куда ты денешься, если ты всю жизнь мне списывать даешь! Хотя, знаешь, не хочешь – не давай. С двойкой по математике меня оставят на второй год… (Дима.)

– Это твои проблемы! (Оля.)

– Тебе стыдно будет. (Дима.)

Ольга достала калькулятор и пошла на контрольную. Димка же вышел на улицу. И там блаженно вспоминал увиденное… “Красивые, синие, по-моему, трусики… Эх, не успел, как следует рассмотреть!”

Контрольную списать Оля ему дала. Да, Дмитрий в том и не сомневался.

– Только почему-то отца тогда в школу не вызвали… (Дима.)

– Это потому что я ходила “замаливать” грехи. (Оля.)

После уроков Оля пошла в кабинет директора школы. Не упоминая про утренний эпизод, доложила, как идут дела с постановкой спектакля на английском и немецких языках. Дело в том, что ребята учились не в обычной школе, а в школе “эстетического воспитания” – единственной в районе, между прочим. Поэтому ее регулярно посещали иностранные делегации.

Лариса Ивановна, улыбаясь, смотрела на Ольгу. “Интересно, скажет про вызов родителей?”

Когда разговор был закончен, Оля, опустив глаза, попросила: – Лариса Ивановна, извините нас, пожалуйста, за утренний эпизод. Можно родители завтра в школу не придут, мне калькулятор нужен был для контрольной по алгебре…

– А Дмитрию, что было нужно? С каких это пор его алгебра интересует? (Лар. Ив.)

– Он помочь хотел… (Оля.)

– Ладно, Оля. Только что бы больше этого не повторялось! Ты же у меня – положительный пример, на доске почета висишь… (Лар. Ив.)

– Извините, Лариса Ивановна… (Оля.)

– Ты вот скажи мне, девочка, что ты в нем нашла? (Лар. Ив.)

– В ком? – удивилась Оля.

– В Дмитрии. (Лар. Ив.)

– А я не из его компании… (Оля.)

– Слава богу. Оля, а он маме твоей нравится? (Лар. Ив.)

– Нет, – сказала Оля честно. – Он и мне не очень нравится…

– Почему же ты всегда его защищаешь? (Лар. Ив.)

– Чтобы он не портил успеваемость класса, я же замполит. (Оля.)

– Ты знаешь, что такое – интеллигентный человек? (Лар. Ив.)

– Никогда не задумывалась об этом. (Оля.)

– Ты посмотри в словаре значение слова “интеллигентный”, и зайди ко мне. Мы с тобой поговорим на эту тему. (Лар. Ив.)

– Хорошо. Родителей не надо приглашать? (Оля.)

– Не надо, не надо. И Дмитрию передай, что не надо. (Лар. Ив.)

– Лариса Ивановна, можно к вам? – заглянула Оля в кабинет директора на следующий день.

– Заходи, только подожди минутку, – директриса разговаривала по телефону.

– Я посмотрела, что значит “интеллигентный”, – сказала Оля и достала лист бумаги. – Интеллигентный – это интеллектуальный, культурный человек. Образованный, рассудительный, мыслящий, умный, понятливый, располагающий сведениями…

– Ну и как, по-твоему, Дима – подходит под это определение? (Лар. Ив.)

– У нас в классе никто под него не подходит. Но, Лариса Ивановна, ведь все перечисленные качества – приобретенные? Значит, любой человек может стать интеллигентным… (Оля.)

– Для этого лучше бы родиться в интеллигентной семье. Вот твой отец, Оля, интеллигентный человек. (Лар. Ив.)

– А Владимир Николаевич? – удивилась Оля.

– В интеллигентных семьях не принято использовать физические методы воздействия на детей. (Лар. Ив.)

– Если мужчина женится на девушке из интеллигентной семьи; его семья, в будущем, будет считаться интеллигентной? (Оля.)

– Скорее всего, да. (Лар. Ив.)

– Ну, значит, у Димки есть шансы, – улыбнулась Оля. – Я не себя имею в виду!

– И все-таки, ты не увлекайся им. Вы – очень разные! (Лар. Ив.)

“Но противоположности имеют тенденцию притягиваться”, – Лариса Ивановна вспомнила это потому, что была, по совместительству, учительницей физики, а Оля – потому, что ей очень нравился Димка. Хотя она об этом никому не собиралась рассказывать. “Он, конечно, оболтус, – думала девочка, – но какой милый!”

Школа, не смотря на советский характер, была счастливым временем их детства. Чего только они не придумывали тогда. Летом, как, маленькие, играли в брызгалки. Зимой мальчишки отбирали шапки у прохожих и забрасывали их на деревья. Прикольно было наблюдать, как какой-нибудь интеллигентный инженер в очках, пытался достать свою пыжиковую шапку, и при этом не уронить достоинство. Шапки были таким жутким дефицитом, что никак нельзя было оставлять их висящими на деревьях!

Весной и осенью школьники энергично занимались сбором макулатуры: ходили по домам и просили отдать им старые газеты и журналы. В их районе находился и “дом актера”, и “дом журналиста”, и “дом писателя”. Тогда было такое время, что люди запросто пускали в свои квартиры незнакомых мальчишек и девчонок и поили их чаем.

В любое время года можно было устроить взрыв на уроке химии или “короткое замыкание” на уроке физики, или “кучу-малу” в раздевалке.

Как крутила сальто Ольга на качелях! Как лихо прыгала она через заборы! Она даже играла с пацанами в футбол, и однажды Димка, нечаянно, попал мячом ей в лицо и отбил у принцессы кусочек переднего зуба. Оля плакала от отчаянья, потому что он “испортил всю ее неземную красоту”, а он уверял, что расстраиваться абсолютно нечего, потому что он жениться на ней даже при таком раскладе.

Когда не было дождя, они играли в казаки-разбойники по всему району, рисуя на асфальте стрелки украденными из школы мелками. Чуть ли не каждую неделю ходили в театр. В театр на Таганке под руководством Любимова, в Ленком, которым с 1973 года руководил Марк Захаров. Театр был в то время в центре общественного внимания. А еще это было время фильмов Данелия, реприз Райкина, песен Владимира Высоцкого…

Побег из детства

(Лето 1982 года)

В 1982 году израильская армия вошла в Ливан, чтобы изгнать оттуда палестинцев. Иранские войска вторглись на территорию Ирака, аргентинские – на Фолклендские острова, и тогда Великобритания силой восстановила их колониальный статус. Израиль возвратил Египту Синайский полуостров… В продажу поступили первые музыкальные компакт-диски (CD)… А для Дмитрия в это лето кончилось детство. Оно осталось в памяти запахом бабушкиных блинов, ощущением безграничного неба над головой, возможностью смеха без причины и удивительной верой в чудеса. Наступила юность, которую звали Оля…

Лето после седьмого класса Димка провел у бабушки в деревне. Ему исполнилось четырнадцать лет, он вырос почти на двадцать сантиметров, у него изменился голос и начали расти усы над верхней губой – закончился период пубертата, и появились сексуальные влечения. Вообще-то влечение к Ольге у него было всегда, просто раньше он не знал, что оно называется “сексуальным”.

– А помнишь, как ты пришел ко мне в деревню? Ненормальный! (Оля.)

Все лето Димка пытался об Ольге не думать, и поэтому думал только о ней. Ее образ неотступно преследовал его: лицо, глаза, взгляд, ее улыбка… Волосы, пропорции тела, походка… Манера разговаривать, смеяться… Димка понял: если он не увидит ее, то сойдет с ума. Это Эрос, веселый, шаловливый и коварный, надоумил его сбежать тогда из деревни. И в августе он сбежал. Пешком, автостопом, без денег, без вещей. Оставил бабушке записку, чтобы она не волновалась, взял продуктов на три дня и отправился в путь. Добирался целую неделю…

Бабушка сообщила родителям, Владимир Николаевич телеграммой заказал междугородний телефон с почтовым отделением. – Оля, здравствуй.

– Здравствуйте, Владимир Николаевич. Что случилось?! (Оля.)

– Дмитрий у тебя не появлялся? (Влад. Ник.)

– Дима? У меня?! – удивилась Оля.

– Он сбежал из деревни три дня назад. Написал, что к тебе. (Влад. Ник.)

– Нет, пока не появлялся. Но вы не волнуйтесь, как только он объявится, я сразу вам позвоню… (Оля.)

– Я выезжаю к тебе. (Влад. Ник.)

– Зачем? (Оля.)

– Встретить этого путешественника и убить его! (Влад. Ник.)

– Владимир Николаевич, Дима – не маленький, не потеряется. Не надо его убивать, пусть он поживет у моей бабушки. Ба, ты – не против? Это мой школьный друг. (Оля.)

– Мы собирались на море… (Влад. Ник.)

– Вот и езжайте, и отдыхайте, спокойно. В конце августа родители за мной приедут, и Димку тоже заберут, – успокоила Оля Владимира Николаевича.

Димка появился через три дня, голодный, как волк.

– Привет, Сенкевич! – встретила его загорелая Ольга в шортах и в майке. Девушка сидела на ступеньках крыльца и читала книжку.

– Здравствуй, красавица, – Димка посмотрел на ее загорелые ноги, облизнулся и спросил: – Ты меня, может быть, накормишь?

– Ба! – крикнула Оля в открытую дверь – Мы накормим этого голодного зверя?

– Накормим, накормим, – бабушка, вытирая руки о передник, вышла на крыльцо.

– Ба, знакомься, это Дмитрий. (Оля.)

– Ну, здравствуй, Дмитрий. Меня бабушкой Наташей зовут. Оля, помоги ему умыться, и садимся за стол. – Ты как же добрался-то пешком?

– Димка, как же ты вырос! Ты меня выше теперь на целую голову! (Оля.)

Пока герой со скоростью света поглощал все, что было на столе, бабушка сказала: – Вы, сходите на почту, закажите разговор с Москвой. Родители твои, Дим, волнуются…

– Отец звонил. (Оля.)

– Что сказал? – Дима.

– Что ты можешь здесь остаться. Ну, если, конечно, ты не хочешь с ними на море… (Оля.)

– Я лучше останусь. Бабушка Наташа, найдется для меня какая работа? (Дима.)

– А как же, работа всегда найдется! – обрадовалась бабушка.

Работа, в основном, заключалась в сборе грибов в лесу или малины в палисаднике; еще надо было поливать огурцы и собирать колорадских жуков с картошки. Все остальное время ребята проводили на речке. Ольга читала вслух книги, а Димка слушал и “незаметно” любовался своей королевой.

Вокруг жужжали пчелы, летали стрекозы, стрекотали кузнечики…

Когда к магазину привозили хлеб из пекарни, сельчане разбирали его прямо с хлебовозки. Димка тоже бегал за хлебом; и они посыпали еще горячий хлеб сахаром и запивали холодным молоком. А вечером бабуля жарила картошку, и они уплетали ее с солеными хрустящими рыжиками. Потом сидели на ступеньках крыльца, встречали возвращающееся с пастбища стадо, и грызли семечки. Деревенские мальчишки звали Ольгу на танцы, но она смеялась и отказывалась. Они спрашивали: почему? Когда Дмитрию надоедали эти вопросы, он откладывал в сторону подсолнух, и уходил драться. Потом возвращался, и они опять грызли семечки. Почти до рассвета…

Запись в секцию дзюдо

(Москва, 1982–1983)

В ноябре 1982 года скончался Леонид Ильич Брежнев. Закончилась целая эпоха в жизни страны. По этому поводу был объявлен общегосударственный траур, по всем каналам радио и телевидения звучала классическая музыка, а в школе была организована линейка в актовом зале, где обычно проходили концерты и дискотеки.

Ученики-старшеклассники смеялись над “невосполнимой утратой советского народа”, молодые учителя взывали к их совести, а учителя пожилого возраста плакали навзрыд, опасаясь, что теперь мир ожидают катаклизмы. Как в воду глядели…

Президент США Рональд Рейган объявил о разработке новой системы противоракетной обороны – стратегической оборонной инициативы (СОИ), о программе “Звездные войны” и о поддержке никарагуанских “контрас”. В Германии, Италии и Великобритании разместили “Першинги-2”. Американские военные моряки вторглись в Гранаду. Северная часть Кипра была провозглашена независимой турецкой республикой. В парламент ФРГ впервые избрали “зеленых”. Новым генеральным секретарем ЦК КПСС стал Юрий Владимирович Андропов. Французский врач Люк Монтанье открыл вирус иммунодефицита человека (ВИЧ), вызывающий СПИД. Американский космический зонд “Пионер-10” покинул Солнечную систему… А Оля и Дима в восьмом классе оказались в разных компаниях.

В Димкиной компании принято было разговаривать матом, прогуливать скучные уроки, курить на переменах, дерзить учителям, пить в подъездах дешевый портвейн и петь “блатные” песни под гитару. И драться – всегда, когда для этого случался повод. Не разбитая физиономия, не отцовский ремень, а публичное осмеяние в своей среде считалось тяжелейшим наказанием. В Олиной компании было принято обсуждать интересные книги, ходить друг к другу в гости, устраивать вечеринки с танцами и шампанским…

– А, помнишь, как мы катались на ледяной горке около кинотеатра? (Дима.)

– Я помню, чем это закончилось: очередной дракой! (Оля.)

– Я тогда записался в секцию дзюдо… (Дима.)

Ольга стала настоящей красавицей с длинными каштановыми волосами и с такой тонкой талией, что Димке казалось возможным обхватить ее пальцами рук. А бедра и грудь у нее были такими, что учиться он почти не мог.

Больше всего на свете герой ненавидел дискотеки, потому что Оля любила танцевать. И ее приглашали на медленные танцы, все кому не лень: и просто старшеклассники, и спортсмены-старшеклассники, и секретарь комсомольской организации школы (сын директрисы), и руководитель театральной студии!

Все Димкины друзья знали, что он по уши влюблен. “Нет, не про нашу честь, эта краля! – возмущался Володька. – Найди себе, Димон, что-нибудь попроще!”

На уроках Димка всегда сидел позади Ольги, и, словно демон, “пожирал ее глазами”. Он обжигал руки об ее блестящие кудрявые волосы. Ломал ее плечи от отчаяния и невозможности к ним прикоснуться. Душил ее в своих объятиях. Она была так близко и в то же время недосягаема, как звезда! А самое ужасное было то, что в последнее время, он не мог с ней разговаривать. В прямом смысле слова: у него пропадал голос. И так как он стоял молча, Оля уходила.

– Дим, если ты хочешь, чтобы она подольше была рядом, тебе надо с ней разговаривать, что ты молчишь, как истукан на острове Пасха? – подсказывал ему Сергей. Сергей был из Ольгиной компании, но он был лучшим Димкиным другом. – Как сказал Сократ: “заговори, чтоб я тебя увидел!”

Однажды, зимой, они всем классом пошли в кинотеатр. Их классная руководительница организовала поход в кино вместо двух спаренных уроков по литературе. Фильм был скучный, но это было лучше, чем сидеть в душном классе.

После фильма катались на горке. Вот горка была классная: накатанная, гладкая, как ковер самолет, она убегала с крутого склона почти до середины пруда. Девчонки на ней кататься боялись, потому что посередине возвышался трамплин. При таком раскладе кататься можно было только вдвоем.

Ольге очень хотелось прокатиться, но жаль было ломать каблуки на новых сапогах. “Блин, разоделась, как кукла! – ругала героиня сама себя. – Ну, кто же знал, что на горку пойдем? Упаду – и колготки шерстяные порвутся, и юбка задерется. Можно конечно попросить кого-то из ребят, Андрея, например../' Андрей занимался каратэ, был самым сильным в классе и всегда заступался за Олю, потому что она давала ему списывать математику и химию. А еще он был в нее влюблен.

“Андрей меня точно удержит, даже если мы упадем – он умудриться меня спасти. – Но здесь был Димка, глаз с нее не сводил. – Наказание всей моей жизни! Сам подойти боится – а все остальные боятся его постоянного навязчивого желания набить кому-нибудь физиономию! Видно, придется идти домой, так ни разу и не прокатившись!”

Почти уже решив уходить, Оля стояла у самого края горки, печально гладя вдаль. И вдруг кто-то, сзади, с разбегу, и столкнул ее на скользь горы, и крепко обхватил ее руками чуть выше талии. Она перепугалась ужасно, но этот кто-то держал ее железной хваткой. Ей даже показалось, что подпрыгни она сейчас обеими ногами, и замри в воздухе, он все равно ее удержит. А когда он крикнул ей на лету: “Не бойся, не упадем!” – она успокоилась, улыбнулась и обрадовалась.

Как он и обещал, они не упали. Когда ледяная дорога закончилась, он взял ее за руку, и они побежали вперед, по снегу, удерживая равновесие. Он был уверен, что здесь, внизу, когда все благополучно закончилось, она убьет его за такую дерзкую выходку. Но Оля только рассмеялась и сказала: – Так здорово! Я бы одна, на своих каблуках, не устояла. Спасибо тебе большое, Дим!

“Спасибо? За что?! – удивился герой. – За этот кайф, за эти волшебные локоны, которые знаменем победы над собственной нерешительностью бились ему в лицо?”

– Хочешь, еще разок прокатимся? – предложил он Оле.

– Хочу. (Оля.)

Они по ступенькам поднимались наверх. – Значит так, – инструктировал Дима. – Ты разбегаешься, я догоняю тебя сзади. Ни о чем не думай, и ничего не бойся. Поняла?

– Поняла. (Оля.)

– Ну, давай! (Дима.)

Оля разбежалась. Было страшно. Но, как и в первый раз, через несколько секунд она уже почувствовала на себе его крепкие руки. Ветер свистел в ушах. Они опять не упали. Внизу он вопросительно посмотрел на нее…

– Я хочу еще! – сказала Оля.

– Пошли. (Дима.)

Как нравились ей скорость и его крепкие руки; как нравилась ему она: звонкая, теплая, кудрявая. И эти волшебные слова “хочу еще”. Какой она была маленькой и грациозной, даже в зимней куртке! Если бы Ольга так громко не визжала, может быть, они так и катались бы целый вечер, но она умела привлекать к себе внимание. И вот, когда счастливая и уверенная, что он опять догонит ее, она в третий раз побежала с горки, чьи-то чужие руки, грубые и наглые, обняли ее. – Это кто же у нас такая красивая?

Ольга чуть не задохнулась от возмущения. Молча съехала с горы. Повернулась и сказала: – А тебе-то что?!

– Теперь будешь кататься со мной! – нагло заявил незнакомый парень, явно намного старше ее.

– Сейчас, разбежался! Она со мной катается! – Дима взял Олю за руку.

– Это еще почему?! (Незнакомый парень.)

– По кочану! (Дима.)

Ситуация принимала неприятный оборот. Вокруг этого хама образовалась группа поддержки. К Димке на помощь спешил Володька с ребятами…

– Дим, было здорово; но я, пожалуй, пойду, – сказала Ольга и убежала с девчонками домой.

Потом была драка…

Когда герой шел домой с разбитой физиономией, он вспоминал, как они два раза прокатились с горки, и думал: “Вот бы так каждый вечер с ней кататься! А потом пусть будет драка. Не вопрос”.

Увидев на следующий день синяки и ссадины на Димкином лице, Оля решила на горку больше не приходить. И опять он сидел позади нее, и смотрел не на учителя, и не на доску, а на каштановую копну кудрявых волос. Они сияли ему будто второе, земное солнце. Какое-то немыслимое количество резинок, заколок и бантиков хранилось у Оли дома. То божии коровки ползали у нее по голове, то летали в волосах бабочки, то размещался целый коллектив из какого-нибудь мультика. Димка зачарованно наблюдал за этим разнообразием фауны. “Вот бы вытащить всех этих жуков, прижаться губами и целовать, целовать, целовать эти волосы, особенно кудрявые завитки у нее на шее”, – об этом и мечтал мальчишка все уроки напролет. Успеваемость катилась под гору…

А Ольга увлеченно училась. И когда получала очередную “пятерку”, отвечая у доски, победоносно оглядывала класс, и, как бы случайно, останавливала взгляд на Димке. Тот краснел и отводил глаза. Так продолжалось уже давно, и могло бы продолжаться еще долго. Но Владимиру Николаевичу надоела вечно разбитая физиономия сына, и он спросил: – Сколько еще будет продолжаться это безобразие?!

– Не знаю, – честно ответил сын.

– Володя, не ругай его, – попросила Зинаида Алексеевна.

– Что значит, не ругай? У него уже сломан нос; выбито несколько зубов; ребра, наверняка, все переломаны. Ты хочешь, чтобы он еще и без глаз остался? (Вл. Ник.)

– Но он же не виноват… (Зин. Алекс.)

– А кто виноват?! (Влад. Ник.)

– Никто не виноват. Просто он влюблен в самую красивую девочку в классе…(Зин. Алекс.)

– Ты Олю Королеву имеешь в виду? (Влад. Ник.)

Вечером Владимир Николаевич заглянул в комнату к сыну: – Дим, ты спишь?

– Сплю. (Дима.)

– Слушай, а ты, что, правда, влюблен в Ольгу? (Влад. Ник.)

– Это мое личное дело! (Дима.)

– А в кого-нибудь попроще нельзя было влюбиться? Если она у вас королева, то, наверное, много желающих стать ее королем? (Влад. Ник.)

Дима молчал.

– Ну, и что ты делать собираешься, Отелло? (Влад. Ник.)

– Ничего. Буду бить каждого, кто посмеет к ней приблизиться! (Дима.)

– Хочешь калекой стать? (Влад. Ник.)

– Не хочу. (Дима.)

– Ты насчет дзюдо подумал? (Влад. Ник.)

– А дзюдо, что – реально поможет? (Дима.)

– Если будешь серьезно заниматься, хотя бы два-три раза в неделю, перестанешь курить и пить всякую дрянь в подъезде, – поможет. (Влад. Ник.)

– Я бы хотел научиться драться профессионально… (Дима.)

– Хорошо, я поговорю с тренером. Только потом никаких “нет”! (Влад. Ник.)

В пятницу у Димки произошел неприятный инцидент с математичкой, который закончился очередным вызовом отца в школу. И надо было ему съязвить: “Почему вы хотите видеть именно моего отца, может быть, мама захочет прийти?” После выяснения отношений, нервная училка нажаловалась директрисе, и той тоже захотелось встретиться с Димкиным отцом. И вот теперь об этих незапланированных встречах, надо было сообщить отцу… И это как раз накануне выходных, в которые они собирались поехать в ЦСКА, а потом на дачу, на подледную рыбалку! Накрылась и рыбалка, и дзюдо!

– Дмитрий, ты помнишь, что завтра мы едем в ЦСКА? (Влад. Ник.)

– Не получится, – вздохнул Дима.

– Это почему?! Мы же договаривались! (Влад. Ник.)

– Тебя в школу вызывают. (Дима.)

– Ну, сколько можно?! Что ты опять натворил? (Влад. Ник.)

– Я уже не помню подробностей. Мне надо было просто промолчать. Извини меня, пап: я не хотел портить тебе выходной. (Дима.)

Отец внимательно посмотрел на сына: “А мать права, он взрослеет”.

– Во сколько в школу вызывают? (Влад. Ник.)

– В одиннадцать. (Дима.)

– Поедем пораньше, покаемся, и бегом в ЦСКА. На машине – успеем. Ты каяться-то умеешь, быстро и убедительно? (Влад. Ник.)

– Еще ни разу не пробовал. (Дима.)

– Ну, добро, научу. (Влад. Ник.)

Утром Владимир Николаевич инструктировал сына: – Значит так, слушай меня, внимательно. Учительница математики и директор школы – обе женщины, и женщины, насколько я понимаю, незамужние – иначе они бы по субботам в школе не сидели…

– Это точно. (Дима.)

– Так как у нас с тобой очень мало времени… Мы сейчас покупаем два букета цветов и потом ты искренне – слышишь искренне! – просишь у них прощения за все, что ты там натворил. И мы удираем, сославшись на мою занятость.

Дима заучил слова, придуманные отцом. Директриса рассмеялась, выслушав их, а математичка даже расплакалась.

– Александр Михайлович – мужик крутой, – говорил Владимир Николаевич сыну в машине. – Чтобы он тебя взялся тренировать, такого дылду неотесанного (не обижайся, пожалуйста), – ты должен ему очень понравиться…

– Я не девчонка, чтобы кому-то нравиться! (Дима.)

– Так… Кому нужно дзюдо, мне?! Я уже мастер спорта. (Влад. Ник.)

– Ну, мне. (Дима.)

– Вот и давай без “ну”! Веди себя с ним, пожалуйста, уважительно. Опыт у тебя уже есть. Ты меня сегодня уморил в школе; я еле сдержался, сам чуть не расплакался. Так что, если захочешь – все получится. Договорились? (Влад. Ник.)

– Договорились… (Дима.)

– Кажется, успели. Дмитрий, никогда к нему не опаздывай, слышишь? Он этого терпеть не может. (Влад. Ник.)

– Здорово, Михалыч! (Владимир Николаевич.)

– Привет, Николаич! (Александр Михайлович.)

– Как жизнь? (Влад. Ник.)

– Неплохо. Это и есть твой сын? Похож… Спортом с малолетства заниматься надо, а ему уже жениться пора. Дмитрий, тебе сколько лет? (Алекс. Мих.)

– Пятнадцать будет… летом. (Дима.)

– Ничего себе! Владимир Николаевич, как жизнь-то течет. (Алекс. Мих.)

– И не говори, Александр Михайлович. (Влад. Ник.)

– Ну, пойдемте ко мне, в кабинет, поговорим. У меня есть полчасика, – тренер посмотрел на часы. – И какая же такая острая необходимость привела вас ко мне, молодой человек?

– Понимаешь, Саш, у нас проблемы… (Влад. Ник.)

– У кого проблемы, Володь, у тебя?! Я считал тебя одним из лучших юристов в городе, а у тебя проблемы? (Алекс. Мих.)

– Ну, не совсем у меня… (Влад. Ник.)

– Вот пусть он сам и говорит о своих проблемах. У него что, языка нет? Что за ссадины на лице, дорогой товарищ? (Алекс. Мих.)

– Ну, дрался. (Дима.)

– Часто приходится драться? (Алекс. Мих.)

– Приходится… (Дима.)

– А боли не боишься? (Алекс. Мих.)

– А чего ее бояться? (Дима.)

– Уже хорошо. Драки то – по поводу или как? (Алекс. Мих.)

– Раньше были без повода… (Дима.)

– Так что ж ты ко мне пришел, я – тренер, не врач; если с головой беда – надо к доктору. (Алекс. Мих.)

Теперь появился повод. Хочу научиться драться профессионально. (Дима.)

– Если честно, поздновато… (Алекс. Мих.)

– Я готов каждый день, сколько надо! (Дима.)

– Серьезный, значит, повод. Девчонку не поделили? (Алекс. Мих.) Димка покраснел.

– А чего ты краснеешь? Повод у всех один, сколько лет работаю. Непростая, значит, девчонка. (Алекс. Мих.)

– Нам простые-то без надобности – королеву подавай. (Влад. Ник.)

– Ну, королев-то в нашей округе немного. Я вот знаю одну, многие мои пацаны по ней с ума сходят. Ольгой зовут. Из вашей, кстати, школы. (Алекс. Мих.)

– Так о ней и речь. (Влад. Ник.)

– О ней?! Ну, парень, нашел ты себе головную боль, поздравляю. Здесь не только каждый день, здесь и по выходным придется заниматься. (Алекс. Мих.)

– Значит, буду и по выходным. (Дима.)

– Дзюдо учатся не для того, чтобы кулаками в уличной драке махать. Это боевое искусство и система самозащиты. Будешь использовать запрещенные приемы на улице – выгоню из секции. Это – понятно? (Алекс. Мих.)

– Понятно. (Дима)

– Тогда, иди, переодевайся. (Алекс. Мих.)

Димка вышел из кабинета.

– Ты, сына-то, мне не убей. Он у меня один. (Влад. Ник.)

– Я-то не убью. А девчонку эту у меня полсекции добивается. Что-то есть в ней такое… (Алекс. Мих.)

– Видел, знаю. (Влад. Ник.)

– А у него это серьезно? (Алекс. Мих.)

– Если он сюда пришел, значит – серьезно. (Влад. Ник.)

– Тогда надо помочь. Первое время трудно ему придется, будет с синяками ходить… (Алекс. Мих.)

– А он всегда с синяками ходит. (Влад. Ник.)

– Видимо, сын, у тебя, Володь, такой же упертый вырос, как ты. А что ты мне по телефону говорил: пьет, курит, проблемы? Нормальный пацан! Сейчас мы ему мозги чуть-чуть вправим, и будет любо-дорого поглядеть. (Алекс. Мих.)

После “дзюдо” Дмитрий поехал с родителями на дачу. На рыбалке отец официально налил ему водки, чтобы он не замерз. Разговаривали о “двойных стандартах”…

Многие школьные предметы казались Димке ненужными, многие учителя – глупыми, а от “коммунистической” пропаганды он впадал в раздражение. – Ну, ты что, пап, серьезно веришь в победу коммунизма?! Это же маразм! Почему все молчат и делают вид, что все нормально?

– Потому что никто не хочет сидеть в тюрьме. Потому что надо карьеру делать, деньги зарабатывать, семью содержать… Почему?! Ты мне лучше скажи, почему ты в комсомол не вступаешь? (Влад. Ник.)

– А я не кому не обещал участвовать в этом идиотизме! (Дима.)

– А сейчас вопрос не о ком-то, а о тебе. Не будешь нормально учиться, не станешь комсомольцем – придется идти в ПТУ или в техникум. Неужели так хочется вкалывать на заводе? (Влад. Ник.)

– А я ничего не имею против девятого класса. Я просто не согласен с идеологическими установками партии и правительства… (Димка.)

– И я не согласен, – ответил ему отец. – А что ты на меня так смотришь? Ты что же думаешь, ты один умный, а все вокруг – дебилы? Внутренне ты можешь быть не согласен с советским режимом сколько угодно, но внешне тебе придется его поддерживать и одобрять, если ты хочешь чего-то добиться в этой жизни. А в наше время, слава богу, есть возможность добиться и профессиональных успехов, и материальной стабильности, и семейного благополучия… (Влад. Ник.)

– А как же гражданская совесть? (Димка.)

– Уход в частную жизнь – тоже гражданская позиция… (Влад. Ник.)

– Разве частная жизнь быть гражданской позицией?! Это же трусость! (Димка.)

– Вот уж никогда не думал, что в твоей голове есть такие умные мысли! Ты свои взгляды-то не очень афишируй. Бороться с существующей советской системой – так же эффективно, как головой пробивать бетонную стену. (Влад. Ник.)

Наладились отношения с отцом – и Димка занялся проблемами внутреннего роста. Что отличало героя от других подростков – это то, что он любил думать. И благодаря этому процессу у него сформировалась своя система ценностей.

Он уже давно понял, что прав тот, кто сильнее – спасибо отцу.

Лет в двенадцать Димка заметил, что кто-то богат, кто-то беден, и стал думать: почему? Социалистический лозунг “от каждого по способностям – каждому по труду” не удовлетворил его любопытство. Наконец он понял, что дает людям преимущество над другими: не работа, не талант, а деньги и связи. И он сделал вывод: в будущем у меня должны быть деньги… любой ценой!

Нет, вообще не любой. Идти вкалывать на завод ему не хотелось. Куда приятнее было сидеть на шее у родителей и учиться в институте – по большому счету валять дурака. Так Димка осознал ценность образования. А плохо учился он вовсе не из-за того, что не хотел учиться, и из-за Ольгиного поведения!

Секс и деньги – так определил подросток свои приоритеты. Но было в нем что-то еще. И это еще было главным. Димка был Гором. А главная задача Гора – построить себя, поэтому светила герою вечная учеба. Он и друзей себе выбирал, у которых мог бы чему-нибудь научиться. И Оля ему нравилась, потому что она была непредсказуемой, непохожей на других, сексуальной и лучше всех танцевала! Димка понимал, что он не дотягивает до короля. Вообще он часто был недоволен собой: он многого не знал, много не умел, часто сомневался и комплексовал по разным поводам. Спасался он тем, что уходил в свой внутренний мир и мечтал, как все исправит и станет круче всех!

Владимир Николаевич теперь больше интересовался домом, чем работой. Но работать приходилось много. По вечерам его тянуло домой: там было тепло, уютно, вкусно. Жена встречала его в хорошем настроении, радовалась его приезду, начинала хлопотать вокруг, расспрашивала, что да как. Если случались проблемы, охала и начинала придумывать, как бы ему помочь. Происходило что-то хорошее – она говорила: “Что же ты не позвонил, я бы тебе что-нибудь “особенное” приготовила!” Владимир Николаевич полюбил свои семейные вечера и выходные. И никуда не хотелось ему ехать: ни к друзьям, ни еще куда-нибудь. Так он и стал хорошим семьянином, и

Зинаида Алексеевна дождалась своего счастья.

 

Уроки любви (воспоминания)

– А что ты делала летом, после восьмого класса? (Дима.)

– В июле была на море, в Лазаревском… А ты? (Оля.)

– И я был в Лазаревском, только в августе. А что ты делала на море? (Дима.)

– Брала уроки английского языка. (Оля.)

(Поселок Лазаревское, лето 1983)

Об Айвазовском

После экзаменов, родители хотели отправить Димку в деревню.

– Да вы, что, с ума сошли?! У меня в аттестате всего две тройки. Я старался, как ненормальный, а вы меня за это… в деревню?! Колорадских жуков собирать? Ну, уж нет, дорогие предки. (Дима знал, что Ольга в это лето в деревню не собирается.)

– Володь, ну, тогда мы с ним, до твоего отпуска на даче поживем, – предложила Зинаида Алексеевна.

– На даче, еще, куда ни шло, – согласился Дима.

– Вот только попробуй мне мать не слушаться! (Влад. Ник.)

А Ольга с родителями уехала на море…

“Лучше бы я поехала в деревню, или бы осталась в Москве, читала бы книжки в парке… Зачем они берут меня с собой?!

Татьяне Алексеевне было тридцать четыре года, а Оле – почти пятнадцать. В столовой, на пляже – везде и всюду, мужчины обращали внимание на ее дочь. Мама Таня сходила с ума. Молодость так быстро заканчивается! Владимир Иванович ужасно переживал, не понимая, в чем дело. Оля уходила куда-нибудь подальше, чтобы не участвовать в этом “конфликте поколений”.

После очередного скандала, девочка ушла на дикий пляж. Лежала на поролоновом матрасике, читала книгу немецко-американского психолога Карен Хорни “Психология женщины”. Аполлон ей посоветовал. Так увлеклась, что даже ужин прозевала…

В половине седьмого, на пляже появился симпатичный мужчина ростом выше среднего, лет тридцати пяти, в плавках, рубашке и с рюкзаком за плечами. В руках он нес маску ласты и ружье для подводной охоты. Расположившись недалеко от Ольги, снял рубашку и спросил: – Девушка, за вещами не посмотрите?

– Посмотрю, – ответила Оля. – Плывите!

– А вы точно никуда не уйдете? (Незнакомец.)

– Если вы за полчаса уложитесь… (Оля.)

– Постараюсь, – мужчина наконец-то погрузился в море.

“Такие экземпляры нравятся моей маме, – подумала девушка ему вослед. – Вечные романтики, в очках и ластах. Общительные и разговорчивые. Вылезет и обязательно привяжется”.

Через пятнадцать минут незнакомец появился из воды. На гарпуне у него была рыба. – Серебристая кефаль, – похвастался он.

Ольга с интересом посмотрела на рыбу. Мужчина вытерся полотенцем, надел рубашку и подошел к ней: – Спасибо, что за вещами посмотрели.

– Не за что, – ответила Оля, и продолжила чтение.

– Кстати, меня зовут Стас. Станислав Николаевич, – подкорректировал он, с учетом возраста оппонента. – А вас как зовут? Девушка, я вас, кажется, спрашиваю…

– Ну, раз вас даже на пляже зовут Станиславом Николаевичем, то меня – Ольгой Владимировной, – ответила Оля, закрывая книгу.

Стас рассмеялся. – Ольгой? Красивое имя. Знаешь, я собираюсь готовить ужин: буду варить уху и печь картошку. Присоединяйся, если хочешь…

Оля посмотрела на Стаса. Из-под очков на нее смотрел улыбающийся пошляк-романтик. Но делать было нечего: книгу она дочитала, к родителям возвращаться не хотелось, а поужинать было бы кстати. – Ну, хорошо, помогу вам. Но за это – половина кефали – моя.

– Договорились! – обрадовался Станислав Николаевич.

Пока он разводил костер, Оля “накрывала на стол”, извлекая из рюкзака съестные припасы.

– Я обратил внимание, ты читала книгу по психологии. Это странно. Я в твоем возрасте про приключения читал… (Стас.)

– Я бы тоже про приключения читала, но у меня родители постоянно ругаются из-за меня, вот я и пытаюсь разобраться, почему. (Оля.)

– Знаешь, иногда легче все рассказать чужому человеку. (Стас.)

– Ну, не знаю, может быть. (Оля.)

– Давай жарить рыбу? (Стас.)

После ужина Стас достал девушке свитер – стало прохладно. – У меня тоже проблемы в семье. Бывшая жена не разрешает мне встречаться с дочерью. И дочь растет, меня не видя, и я боюсь, что ненавидя… (Стас.)

– А сколько ей лет? (Оля.)

– Двенадцать. (Стас.)

– А сколько было, когда вы ушли? (Оля.)

– Восемь. (Стас.)

– У вас были хорошие отношения? (Оля.)

– С дочерью? Да. (Стас.)

– Тогда не стоит волноваться. Надо только встречаться почаще… (Оля.)

– Легко сказать! Жена не разрешает нам общаться, зачем-то перевела ребенка в другую школу. Я даже не знаю, где она теперь учится! (Стас.)

– За что она так с вами? Вы ее сильно обидели? (Оля.)

– Наверное, обидел… (Стас.)

Они долго молчали.

– Ну, ладно, – сказала Оля, – я пойду, поздно уже. Спасибо за ужин.

– Слушай, я завтра вечером опять буду здесь ловить рыбу. Ты, если захочешь, приходи? (Стас.)

– До свидания. (Оля.)

Весь следующий день Станислав Николаевич лазил по горам. Вечером пришел на море. “Вдруг эта симпатичная девчонка надумает со мной поужинать?”

“Стас! А ты зачем ее ждешь?” (Внутр. голос.)

“Ну, как зачем? Поговорить, пообщаться, как с дочкой”. (Стас.) “А-а-а… Как с дочкой? А я-то подумал…” (Внутр. голос.)

“А ты всегда ниже пояса думаешь! Она пацанка совсем…” (Стас.) “А тебя когда-нибудь останавливали возрастные нюансы?” (Внутр. голос.)

“Ну, младше семнадцати, у меня еще никого не было…” (Стас.)

“А хочется попробовать?” (Внутр. голос.)

“Не надо опошлять чистые помыслы! Я просто поговорить хотел. Может быть, помочь, посоветовать что-нибудь…” (Стас.)

“Кому и когда это помогали чужие советы?! Если ты такой умный, что же ты себе ничего хорошего посоветовать не можешь?” (Внутр. голос.)

Ольга не появилась. Черноморское побережье – большое. Девушка расположилась в двух километрах от Стаса, с другой стороны санатория.

– Почему же ты отказалась от свежевыловленной рыбы на ужин? – поинтересовался Аполлон. – У мамы твоей был бы весомый аргумент для лекции на тему нравственности и морали.

– Вот поэтому и отказалась, – ответила Оля богу. – Смотри, Пол: в зависимости от солнечного света море меняет свою палитру…

– И не из-за мамы вовсе ты отказалась. А море, действительно, необыкновенная вещь! Сегодня оно – как на картинах Айвазовского, – улыбнулся Аполлон.

– У Айвазовского много картин о море? (Оля.)

– Что-то около шести тысяч… (Пол.)

– ?! (Оля.)

– Айвазовский писал, пел, рисовал морскую стихию, во всем многообразии ее состояний! Море было его Музой. На его картинах – берег моря туманным утром и солнечным днем; море на закате и лунные дорожки на воде; штили и ураганы. Рождение бури, атмосфера бури и море в предрассветной тишине. Морские пейзажи и бухты; заливы и волны; и небо над морем, и радуга. Прибои, бушующие волны и скалы; кораблекрушения, взрывы, трагедии; пристани, рыбаки, контрабандисты… – бог поэтов и художников устроил для Ольги “просмотр” картин Айвазовского в натуральную величину. Небо и море вокруг окрашивались в сотни разных оттенков.

– Художник рисовал бриги и парусники, шхуны и канонерки, баржи и лодки, смоляные рыбацкие фелюги, турецкие корчмы и французские фрегаты. Корабли Колумба; пароходы и броненосцы; торговые купеческие суда; боевые корабли Черноморского флота, крейсеры, целые эскадры кораблей! Берега Петербурга, Ревеля, Кронштадта, Амстердама; Ялты, Феодосии, Севастополя, Одессы, Керчи; Ниццы, Венеции, Константинополя…

– Какая красота… (Оля.)

– Море, омывающее берега Мальты, Капри, Крита и Искии; Финский залив и Черное море, Средиземное море и ледяные горы в Антарктиде, Ниагарский водопад и Венецианскую лагуну, Босфорский пролив и Неаполитанский залив. Морские битвы конца XVIII – начала XIX веков: бой в Хиосском проливе, Чесменский бой, сражение при Ревеле, Выборге, Наварине….

Иллюстрация. Неаполитанский залив.

И.К. Айвазовский. (Цвет. илл. 25)

– Почему он рисовал сражения? Разве это красиво?! (Оля.)

– Дело в том, что в 1839 году по приглашению генерала Раевского, героя Отечественной войны 1812 года и начальника Кавказской береговой линии, Айвазовский, как художник, принял участие в военно-морском походе. Он познакомился с флотоводцем Лазаревым и молодыми офицерами Корниловым, Нахимовым, Истоминым, и сохранял с ними дружественные отношения на протяжении всей своей жизни. А в 1844 году он стал живописцем Главного морского штаба и принимал участие в ряде военных компаний, в том числе в Крымской войне 1853-56 годов… (Аполлон.)

– Ничего себе! А где он жил? (Оля.)

– Ованес Гайвазовский – это настоящее имя художника – родился в 1817 году в Феодосии. Он мог бы жить в Петербурге, но в зените славы, в 1845 году, вернулся на родину, построил на окраине дом и мастерскую, и прожил в этом небольшом черноморском городке долгую, спокойную и счастливую жизнь. (Аполлон.)

– Небо и море: удивительное сочетание оттенков. Непонятно где кончается одно и начинается другое… (Оля.)

– Все свои картины Айвазовский начинал с изображения неба и не останавливался, пока не завершал его. Это позволяло добиться естественности воздушного пространства. “На его картинах нет ничего, кроме неба и воды, но вода – это океан беспредельный, колыхающийся, суровый, бесконечный, а небо еще бесконечнее…” (Аполлон.)

– Небо и море – вполне достаточно. (Оля.)

– На картинах художника – свет, солнечный или лунный, но всегда – свет. Только у Айвазовского солнечные лучи проходят сквозь волны… (Аполлон.)

– Да…. (Оля.)

– А еще он рисовал Сотворение мира, Всемирный потоп и сошествие Ноя с горы Арарат, хождение Иисуса Христа по водам и переход евреев через Красное море… (Аполлон.)

– А демонов рисовал? (Оля.)

– Ну, конечно: бога морей Посейдона, Данте, Байрона и Пушкина на море, и Наполеона на острове Святой Елены… (Аполлон.)

– А вернись еще раз к “Сотворению мира”, – попросила Оля. – Я никогда не видела этой картины.

– “Сотворение мира. Хаос”. Борьба двух первозданных стихий, двух противоположностей: воздуха и воды, неба и моря, которые озаряет и пронизывает насквозь божественный солнечный свет, объединяя их воедино… А Стас тебе может быть полезен, – намекнул героине, бог солнечного света, улетая.

Иллюстрация. Сотворение мира. Хаос.

И.К. Айвазовский. (Цвет. илл. 26)

На следующий вечер Станислав Николаевич побрился, оделся поприличнее и отправился в санаторий. “Разыщу ее, заодно и поужинаю”. Оля в это время сидела с родителями в столовой. Когда она относила посуду, Стас шепнул ей: – Привет! Поговорить надо.

– Станислав Николаевич! Неужели решили перебраться поближе к цивилизации? – минут через десять Оля вернулась в столовую.

– Ты почему на море не приходишь? – поинтересовался Стас.

– А разве я обещала? (Оля.)

– Видел твоих родителей… (Стас.)

– Да? Ну, и как впечатление? (Оля)

– Мама у тебя еще совсем молодая, а ты – очень симпатичная, можно даже сказать, красивая, – Стас улыбнулся. – Видимо, она ревнует к твоей молодости…

– Ну, это я уже поняла, только мне от этого не легче. Мне же в этих условиях как-то до восемнадцати лет дожить надо. (Оля.)

– Оль, а поехали в Лазаревское? – предложил Стас.

– Зачем? – удивилась девушка.

– Ну, не знаю. На колесе обозрения прокатимся, в кино сходим… (Стас.)

– Да что вы, Станислав Николаевич, мама меня не отпустит. Такой экстрим: с мало знакомым мужчиной и в кино! (Оля.)

– Так ты ей не говори про меня. Скажи, что воздухом хочешь подышать. А к одиннадцати мы вернемся, – Стас посмотрел на часы.

– Точно вернемся? А то меня будет ждать грандиозный скандал со смертоубийством… Маминым смертоубийством. (Оля.)

– Точно-точно, обещаю, поехали! – Стас потянул девушку к выходу…

– Подождите! – остановила его Оля. – Я пойду переоденусь, не во вьетнамках же в кино идти?!

– Ну, давай. Только бегом! Я жду тебя на автобусной остановке. (Стас.)

Оля переоделась, обула босоножки на танкетке, и даже немного подкрасилась.

– Ты куда это собралась на ночь глядя? – удивилась Татьяна Алексеевна.

– Пойду прогуляюсь. В кино схожу или подышу морским воздухом… (Оля.)

– Может быть, ты лучше книгу почитаешь? – предложила мама.

– Я бы почитала, только в библиотеке книги закончились! – ответила дочь.

– Как ты со мной разговариваешь?! (Тат. Алекс.)

– Татьяна, перестань! Пусть Оля сходит в кино. Она итак целыми днями книги читает. Ничего себе отдых! – вмешался в разговор Владимир Иванович. – Иди, дочка, иди. Только не до утра.

– К одиннадцати вернусь, – пообещала Оля, поцеловала отца в щеку и попросила: – Пап, дай мне денег, на всякий случай… Спасибо. Самое позднее, вернусь к двенадцати, ну если будет две серии.

– Оля, не позднее двенадцати! – крикнул дочери Владимир Иванович.

– Почему ты ее отпустил?! – возмутилась Татьяна Алексеевна. – Ты видел, как она оделась? Косметика, каблуки, как взрослая!

– Таня, она уже взрослая и очень привлекательная особа – хочешь ты этого или нет. И я думаю, что она не одна пошла в кино… (Влад. Ив.)

– А с кем?! (Тат. Алекс.)

– Да-да-да. И вместо того, чтобы придираться к ней по пустякам, ты бы лучше научила ее, как правильно вести себя с мужчинами… (Влад. Ив.)

– Ей надо школу окончить, о чем ты говоришь? Какие мужчины?! (Тат. Алекс.)

– Вот, чтобы она окончила школу и поступила в институт, а не выскочила замуж раньше времени, тебе и надо поделиться с ней секретами женской мудрости. Не поделишься ты – она найдет себе другого учителя. (Влад. Ив.)

Станислав Николаевич ждал Ольгу у входа в санаторий. Девушка, увидев его, подумала: “Может мне не надо никуда идти? Он ведь старый совсем, как мои родители. Ни за что бы ни пошла! Но чего не сделаешь ради любимой мамули!”

– Ну, наконец-то, я полчаса тебя уже жду! – Стас остановил попутную машину. – Шеф, до Лазаревского довезешь? Оля, поехали!

– Дочка ваша? – поинтересовался водитель.

– Дочка, – рассмеялся Стас. – Красивая, правда?

После кино, Стас уговорил Ольгу посидеть с ним в кафе.

– Мама меня уже за кино убьет; а кафе она, может и вовсе не пережить… (Оля.)

– Да перестань ты циклиться на своей матери! Она тебя, что, бьет, если ты поступаешь по-своему? (Стас.)

– Нет, бить не бьет, но издевается по полной программе: хватается за сердце, пьет валидол, жалуется отцу и не разговаривает со мной по нескольку дней. (Оля.)

– Ну, и пусть не разговаривает. Ты от этого страдаешь что ли? (Стас.)

– Да, в общем-то, нет; вы правы. (Оля.)

– Слушай, я тебе не отец, что бы ты меня на “вы” называла! (Стас.)

– Как же мне вас называть? (Оля.)

– Ну, давай выпьем шампанского и еще раз познакомимся. Меня зовут Стас.

– Очень приятно. А чего ты кричишь? (Оля.)

– Вот это другое дело. Мама твоя, как я понимаю, не работает? (Стас.)

– Почему же, работает. У нее очень тяжелая работа: придираться ко мне по пустякам, пилить меня с утра до вечера… Вообще, она дома сидит: готовит, стирает, убирается. Она – идеальная домохозяйка. (Оля.)

– А ты? (Стас.)

– А я терпеть ненавижу домашние дела! Раньше я занималась танцами в доме культуры, а теперь – “пропадаю” на комсомольской работе. (Оля.)

– Ты красиво одеваешься; вещи на тебе, явно, импортные. Кто тебе помогает? (Стас.)

– Бабушка. За это мама бабушку еще больше не любит. (Оля.)

– Оля, я должен сообщить тебе принеприятнейшее известие: тебе придется идти работать. Это даст тебе независимость. И я бы на твоем месте переехал жить к бабушке. (Стас.)

– А ты круто придумал… У моей мамы от этого сердечный приступ сделается. Вообще-то, я с удовольствием, – задумалась Оля, – вот только школу менять не хочется: у нас такая “теплая” компания. Мы там особо и не учимся, все иностранные делегации принимаем… И потом, я хочу в институт поступать, на дневное отделение.

– Ну и поступай; кто тебе мешает? Работать можно по выходным, и по вечерам. Устройся продавщицей в секцию мужской одежды или обуви – с твоей внешностью, тебя с руками и ногами “оторвет” любой магазин. Сможешь перепродавать дефицит. Когда у тебя появятся собственные деньги – тебе станет наплевать на мамин контроль. У тебя своя жизнь, у родителей – своя. Завтра куда пойдем? – спросил Стас, провожая Ольгу.

– Никуда не пойдем, – кокетничая, ответила девушка.

– Ну, тогда я познакомлюсь с твоей мамой. Давно пора… (Стас.)

– Стас, это запрещенный прием! – возмутилась Оля.

– Поцеловать-то тебя на прощанье можно? (Стас.)

– Э-э-э, Станислав Николаевич! Да вы пьяны, раз к детям пристаете? (Оля.)

– Что за дети такие пошли? Соблазняют взрослых мужчин… (Стас.)

Ольга рассмеялась. Ей понравился Стас. Конечно, совсем не так как Димка. Но с ним было интересно.

На следующий день, Стас сообщил Ольге, что решил проблему с ее мамой.

– Да?! Это как? – удивилась Оля.

– Сразу, после обеда, мы будем уезжать с тобой в Лазаревское. Загорать и рыбачить можно и там. Вечером будем ходить в кино, а потом я буду возвращать тебя родителям. (Стас.)

– Круто! Я, конечно, должна отказаться от такого неприличного предложения… Стас, а можно я на время стану твоей дочкой? Ну, как будто, дочкой. Тебе так идет роль учителя и воспитателя. (Оля.)

– О'к. Мне как раз не хватает общения с детьми. А я, так и быть, научу тебя, как правильно вести себя в обществе… (Стас.)

– Чему ты меня научишь? – заинтересовалась Оля.

– Тому, чему вряд ли научит тебя твоя мама, – хитро улыбаясь, пообещал Стас.

Прошел один день, другой, третий… Пятый. Пляж, кафе, разговоры, кино – никакой такой учебы. Оля не выдержала: – Когда же ты собираешься меня учить, если через две недели я в Москву уезжаю?!

– Чему? – удивленно спросил Стас.

– То есть как это чему?! Быть самой привлекательной и желанной девушкой на свете! Для мужчин, я имею в виду… (Оля.)

– Оба-на! А разве у тебя с этим проблемы? (Стас.)

– Проблем нет, но и особых достижений не наблюдается. (Оля.)

– А тебе не рано… учиться? (Стас.)

– Учиться никогда не рано. (Оля.)

– Хорошо. Только тебе придется меня слушаться… (Стас.)

– Ну если это не будет ущемлять моих детских прав. (Оля.)

– Кстати, по поводу прав: сколько нам лет? (Стас.)

– Нам в январе будет шестнадцать, – смело прибавила Оля один год.

– Паспорт покажи. (Стас.)

– Вот в январе и покажу. (Оля.)

– То есть ты – несовершеннолетняя, и я “попал”… Думаю, пока не поздно, ретироваться? (Стас.)

– Я правильно поняла, что твой ответ “да”? (Оля.)

– А ты, настойчивая… (Стас.)

Так начались Ольгины “любовные университеты”

Урок первый: внешность

– Ну, что ж, дорогая, я выполнил твою просьбу, – сказал Стас на следующий день. – Я снял квартиру в Лазаревском. Так что сегодня можем начать обучение…

– Снял квар-ти-ру?! – Оля не поверила собственным ушам.

– А ты что хотела, чтобы я учил тебя любви на пляже?! Пошли-пошли, отступать некуда – впереди Москва. (Стас.)

Ольга никогда еще не была на съемной квартире… Все внимательно осмотрев, она выглянула в окно. Стас подошел к ней и потрогал кожу на ее щеках. – Твоя кожа должна быть ровной и гладкой, как китайский шелк.

У девушки была нормальная кожа, но, конечно, в неполные пятнадцать, она была далеко не идеальной. – Я не была в Китае, – ответила Оля. – Поэтому не знаю, как сделать кожу шелковой…

– И я не знаю; но повторяю тебе: кожа должны быть ровной и гладкой. Настоящая женщина должна быть ухоженной, вся: от макушки до кончиков пальцев на ногах. Никаких ногтей с облупившимся лаком, – Стас проверил Олины ручки с аккуратно постриженными коготками и поцеловал их. – И ручки и ножки должны быть ухоженными, – он посадил Олю на диван, сел перед ней на корточки и занялся изучением ее ног. Видимо, они тоже удовлетворили его вкус, потому что он подал девушке руку, чтобы она встала. – Женщина должна не просто приятно пахнуть, она должна благоухать…. – Стас понюхал Олины волосы, шею и уткнулся ей в подмышку.

– Ты меня, обнюхиваешь, что ли?! – возмутилась Оля.

– Тише-тише-тише… Стас поднял вверх одну Олину ручку, и внимательно изучил состояние ее подмышки, потом вторую…

– Перестань немедленно! Все у меня нормально! (Оля.)

– Глупая, должно быть не “нормально”, а “и-де-аль-но”! (Стас.)

– И что у меня не так?! (Оля.)

– Эпиляцию надо делать воском… (Стас.)

– Это как?! (Оля.)

– Я не знаю, как, но так в журналах написано. Сама разбирайся! Так, ну, продолжим, – сказал Стас, глядя на обескураженную Ольгу. – Уважающая себя женщина не может одеть на следующий день ту же одежду, в которой она была вчера…

– А как же школьная форма? (Оля.)

– Это для учителей форма – это одежда, а для тебя, это – способ самовыражения. Каждый день на тебе должно быть что-то новое, и туфельки и сумочка под цвет… (Стас.)

– Под цвет – чего? – не поняла Оля.

– Друг друга! Туфли и сумка должны быть одного цвета, бестолочь! (Стас.)

– Где же я возьму такое разноцветье?! У нас в магазинах только черные продаются, и то “из-под” прилавка, если кожаные. (Оля.)

– В комиссионках поищи. Да, нижнее белье и колготки тоже каждый день стирать надо… (Стас.)

– Без тебя мы никак не догадались бы об этом! (Оля.)

– Ну, хоть что ты знаешь! И то, слава богу. Так, дальше. У женщины могут быть только длинные волосы… (Стас.)

– А как же модная стрижка? (Оля.)

– Приветствуется, но на длинных волосах. (Стас.)

– Почему?! – у Ольги всегда были длинные волосы, но она не могла понять: почему Стас так категоричен?

– Потому что, только из-под длинных волос может сексуально торчать грудь и задница. И по поводу задницы: категорически нельзя носить панталоны и стринги-ниточки: потому что ты не старая бабка и не проститутка. (Стас.)

– А зимой? Что тогда носить зимой? (Оля.)

– Тонкие шерстяные черные колготки. (Стас.)

– Стас, ты как с другой планеты. Ты их где-нибудь в продаже видел? (Оля.)

– Поэтому я и настаиваю на том, чтобы ты шла работать в торговлю, иначе быть сексуальной будет очень дорого. Оля, а что самое главное в женской внешности, скажи мне. (Стас.)

– Ты уже говорил: туфли или сапоги. (Оля.)

– Бестолочь! Ухоженные волосы, нижнее белье и обувь на каблуке! Волосы у тебя очень красивые, – Стас посадил девушку к себе на колени и стал гладить, а потом и целовать ее волосы, – но это заслуга природы. А я вот читал в журнале, что для длинных волос необходимо использовать кондиционер и бальзам, ну, чтобы они сияли колдовским огнем, и мужчине всегда хотелось прикоснуться к ним.

– Я об этом тоже читала, – Оля освободилась от его рук, встала и отошла подальше. – Кондиционер мне еще удается доставать, но вот бальзам…

– Крутись, Оля – я не говорил, что будет легко. Попробуй поговорить с девчонками из парикмахерской, может, они, что посоветуют. Так, про красивое белье я сказал? (Стас.)

– Сказал. (Оля.)

– Быть женщиной – это значит, в любой момент быть готовой раздеться и свести мужчину с ума. Понятно? (Стас.)

– Понятно… (Оля.)

– Ну, если тебе все понятно, раздевайся! (Стас.)

– Как?! Прямо сейчас? – не поверила своим ушам Оля.

– Ну, да, – Стас развалился в кресле, – хочу оценить твое нижнее белье.

– Я могу сходить в ванну и раздеться там? (Оля.)

– Нет, не можешь. (Стас.)

– Но… (Оля.)

– И без всяких “но”. (Стас.)

Ольга растерялась от такого предложения… “Ну, в конце концов, ничего страшного, он же видел меня в купальнике!” Девушка любила красивое нижнее белье; она всегда одевала его для Димки: вдруг он случайно подсмотрит. Под юбкой и майкой на ней оказался красивый темно-синий комплект белья.

– Ну, что ж, неплохо… Совсем даже неплохо, учитывая эпоху всеобщего дефицита. Так должно быть всегда! Запомни, красивое белье – визитная карточка женщины. Босоножки обуй, а то босиком холодно, и на вот тебе, за примерное поведение, – Стас достал приготовленный заранее подарок: импортный голубой купальник, который разыскал в местной комиссионке.

– Боже мой, красота, какая! А ты знаешь мой размер? (Оля.)

– Конечно, знаю. Снизу – самый маленький, а сверху – второй? (Стас.)

– Да. Спасибо, Стас! (Оля.)

– Можешь примерить… (Стас.)

– Я лучше дома. По-моему, должно быть как раз. (Оля.)

Стас рассмеялся. – Подойти к зеркалу, медленно разденься, чтобы доставить мне эстетическое удовольствие, и померяй мой подарок.

– Что?! – Оля покраснела. – Здесь и сейчас?

Стас кивнул. Девушка подошла к зеркалу и долго смотрела на свое отражение. Она была юна и хороша, но раздеться вот так, догола, перед мужчиной… она не могла!

– Оль, ты заснула, что ли? (Стас.)

– Стас, я не могу… (Оля.)

– Помочь? (Стас.)

– Н-нет… Оля подошла к дивану, повернулась к Стасу спиной и стала медленно снимать с себя лифчик, а потом трусики…

Повернись ко мне! – приказал Стас. – И никогда не стесняйся своего тела! Тем более что ты – красавица. Настоящая красавица!

Иллюстрация. Уроки любви.

Вильям Адольф Бугро. “Девушка с раковиной”. (Цвет. илл. 27)

У Ольги закружилась от страха голова, но она повернулась к Стасу.

– Красивее тебя даже трудно придумать. Женские половые органы для мужчины – это настоящее “чудо света”. Ты своими можешь гордиться… “Мне бы только удержаться, а то закончится, не начавшись, наша с тобой, учеба”, – подумал про себя Стас. – А вслух сказал: – Я понимаю, что тебе очень нравится соблазнять мужчин, но может быть, ты уже оденешься?!

– Ой! – спохватилась девушка. – Конечно. – Она быстро надела на себя новый купальник. – Стас, можно я к зеркалу сбегаю?

– Оля, снимай купальник и одевай еще раз! Медленномедленно… Вот так. Теперь беги. (Стас.)

Перед зеркалом девушка с удовлетворением и высунутым от удовольствия языком оценила себя в новом купальнике. – Стас не смог сдержать смеха.

– Очень красивый, – сказала Оля. – Спасибочки, – она подошла, обняла и поцеловала учителя в щеку.

– Это как прикажешь понимать? Ты пристаешь ко мне, что ли?! (Стас.)

– Нет, – покачала головой Оля. – Что-то сегодня жарко… Пожалуй, я не буду одеваться, так посижу. Ты не против? По моему, тебе нравится на меня смотреть, хотя я и не идеальная, как ты говоришь.

“Вот откуда в ней эти ужасно соблазнительные нотки? Разве можно этому научить? Это дар Афродиты – он либо есть, либо его нет. Она уже – драгоценный алмаз, надо только вставить его в оправу, чтобы она знала себе цену, – подумал Стас. – Может и сумочку ей сейчас подарить?” – Ему определенно нравилась эта девочка…

“Ну, уж нет! – вмешался в это неслыханное транжирство внутренний голос, – пусть потерпит! За сумочку и купальник, я тебе напомню, мы отдали пятнадцать рублей!”

“Господи, как же она мне очень нравится… Может, мне жениться на ней, черт возьми?!” (Стас.)

“Ну, началось… Ну, не можем мы на всех на них жениться!” (Внутр. голос.)

– Оля, а чем ты будешь со мной расплачиваться? – поинтересовался Стас.

Девушка удивленно посмотрела на учителя.

– Насколько я понимаю, о сексе вопрос не стоит, или… (Стас.)

– Конечно, не стоит! – возмутилась Оля.

– За все в этой жизни надо платить. Обычно женщина расплачивается с мужчиной сексом. Так ей дешевле. Если нет – она должна предложить альтернативу… (Стас.)

– Например? (Оля.)

– Меня бы устроил часовой сеанс массажа… Ежедневно. (Стас.)

– Я согласна! (Оля.)

– Плюс поддержание чистоты в этой квартире, которую я снял для тебя, потому что я бы мог пожить и в палатке. И тебе придется готовить мне еду! (Стас.)

– Неужели, первое, второе и третье?! – испугалась Оля. – Тогда накрылся пляж…

– Нет, мясо и рыбу я буду жарить сам. А вот борщ и салаты – за тобой. А ты, готовить-то умеешь?! (Стас.)

– А что если нет? (Оля.)

– Тогда – секс. (Стас.)

– Будет тебе борщ, – пообещала Оля.

– Тогда приступай. Урок закончен. (Стас.)

– Пошли на рынок, – девушка быстро оделась.

– Приступай к массажу, бестолочь! На рынок я и без тебя схожу. И разденься немедленно! Не надо по мне в одежде ерзать! (Стас.)

Урок второй: табу

– Оля, никогда не оставляй никаких записок. Это улики. Давай, я буду говорить заповеди любви, а ты будешь делать мне массаж и повторять их “с чувством, с толком, с расстановкой”, и по семь раз. (Стас.)

– А семь раз – это не много? Я же не попугай! Может быть, трех раз будет вполне достаточно? (Оля.)

– Будешь торговаться – будешь повторять по двенадцать! (Стас.)

– Ну, тогда, я согласна на семь, – вздохнула девушка.

– Никогда не проси его сводить тебя в ресторан. Вообще, никогда ничего у него не проси! Но и давай – как можно меньше.

Никогда не таскай его с собой по магазинам. Ни-ког-да. Мужчина ненавидит магазины!

Никогда не плачь в его присутствии. Это, вообще, главное табу. Мужчина боится женских слез хуже огня!

И никогда не восторгайся при нем маленькими детьми! Не вздумай, слышишь?! Иначе больше ты его не увидишь.

Никогда не говори, что ты спала больше чем с пятью мужчинами. Вообще никогда ничего не рассказывай о своих прошлых романах. Это главное табу. (Стас.)

– Почему? (Оля.)

– Потому, что он с легкостью оправдает свои две сотни женщин, с которыми спал, но никогда не оправдает твоих пять человек. Он будет считать тебя шлюхой! (Стас.)

– Две сотни женщин?! Ты это серьезно говоришь?! (Оля.)

Стас усмехнулся.

– Но это же нечестно!! (Оля.)

– Мы говорим о правилах. Разве могут быть честными или нечестными правила математики или русского языка? Что за вздор!

Никогда не строй из себя шлюху в постели. С каждым своим парнем, каждый раз, как в первый, ты будешь узнавать новые позы и игры, и делать удивленное лицо. Запомни: только он может тебя чему-то научить, только у него есть ключ к потрясающему сексу.

Никогда не признавайся в измене. Ни-ког-да! Даже если он тебя застукал… придумай что-нибудь!

И никогда не пей спиртное, пока не научишься. (Стас.)

– Как же я тогда научусь? (Оля.)

– Я сам тебя научу. В холодильнике должна быть бутылка водки. Неси… (Стас)

Ольга принесла водку.

– Ну ты что, издеваешься? А рюмки, кто должен нести, дядя Вася? Пошли на кухню, бестолочь! – На кухне Стас заставил девушку пить водку. Из закуски предложил только черный хлеб и соленые огурцы.

– Стас, она горькая! Я больше не хочу! (Оля.)

– Я не спрашивал тебя, хочешь или нет. Пей, немедленно! (Стас.)

– Наверное, хватит уже? – спросила Оля, морщась, после второй рюмки.

– Я сказал: пей! (Стас.)

После третей рюмки у Ольги закружилась голова. После четвертой – пол и потолок поменялись местами, и девушка почувствовала невесомость. А после пятой ее стало тошнить… Шестую рюмку Стас заставил выпить ее уже в туалете, когда она стояла на коленях перед унитазом. Эта совсем уже лишняя рюмка вызвала рвоту… Потом Оля мылась под холодным душем, и, вернувшись в гостиную, бледная и несчастная, завалилась на диван. Стас укрыл ее пледом. – Ладно, можешь немного поспать. Проснешься – отвезу тебя домой. Только я буду смотреть телевизор, извини.

Вечером, когда она проснулась, Стас поинтересовался: – Ну, и как ты себя чувствуешь?

– Ужасно! У меня дико болит голова! Ты – изверг и садист! (Оля.)

– Запомни это состояние и никогда не пей больше трех маленьких рюмок водки. И никогда не смешивай напитки. Хорошая водка, хорошее вино, дорогой коньяк – это все, что может пить женщина. (Стас.)

– А шампанское? (Оля.)

– В моем списке было шампанское? Давай собирайся, поздно уже… Так, я тут знакомого встретил, – сказал Стас, когда они ехали в такси. – Так что послезавтра у нас будет машина. Всего на один день. Смотаемся с тобой в Сочи. В девять буду ждать тебя у выхода. Оля, в девять, слышишь? Опоздаешь – накажу!

Урок третий урок: футбол

В половине десятого у Стаса закончилось терпение. Он отогнал машину за поворот, и зашел в магазин, чтобы понаблюдать, как будет вести себя Ольга, когда увидит, что он ее не дождался. Красавица выпорхнула из ворот санатория, и не увидела ни Стаса, ни машины. “Здрасте вам, – девушка посмотрела на часы. Было без двадцати минут десять. – Подумаешь! Опоздала-то всего ничего! А он уехал… Вот, сволочь!”

Тогда Оля решила съездить в Лазаревское одна. “Не возвращаться же к родителям!” – и стала ловить попутку. Первая же машина резко затормозила возле нее…

“Вот, шалава!” – Стас вышел из своего убежища и крикнул: “Оль, а ты, куда это собралась? Пошли в машину, двоечница! И никогда не заставляй мужчину ждать тебя больше пятнадцати минут, он от этого звереет!

В машине Ольга обиженно смотрела в окно.

– Нет, посмотрите на нее, она еще и обиделась! – возмущался Стас. – Эй, хочешь за руль? – спросил он минут через десять, чтобы помириться.

– Конечно, а можно? – обрадовалась Оля.

– Нет, нельзя. Никогда не садись за руль, если рядом – мужчина. (Стас.)

– Он от этого тоже звереет? – догадалась Оля.

– Да. (Стас.)

– А в нем, вообще, есть что-нибудь человеческое? (Оля.)

– Ты что это делаешь своими лапками?! – закричал Стас.

– Ищу какую-нибудь приличную музыку, про любовь. (Оля.)

– Мужчины не любят песни о любви! (Стас.)

– О чем же тогда? Все песни на свете о любви… (Оля.)

– Пусть он сам подбирает музыку, я например, люблю джаз, – Стас переключил приемник на ту волну, которая звучала до ее вторжения в машину. – Джаз делает людей энергичными, классика навевает мечты, а поп-музыка только пробуждает воспоминания…

“Он не выносим! Неужели все мужчины такие?!” (Оля.)

После посещения Сочи, Стас завез Ольгу на квартиру.

– Может, ты меня сразу в санаторий отвезешь? Поздно уже… (Оля.)

– Я же тебе говорил: сегодня по телеку футбол… Ну, слава богу, успели! (Стас.)

– А если я не хочу смотреть футбол? (Оля.)

– Тогда помой посуду… (Стас.)

– Я уже полчаса жду, а ты все смотришь и смотришь свой футбол! (Оля.)

– Можем смотреть со мной, только молча, – разрешил Стас.

– Футбол – это неимоверная глупость! (Оля.)

– Забудь, что ты сейчас сказала, и никогда больше не повторяй этих слов! Тебе придется научиться любить футбол, воблу, пиво и рыбалку. Только пиво сама никогда не пей; сиди и смотри футбол, молча. Можешь кричать “ура”, если наши вдруг забьют. Если сделаешь счастливым лицо, можешь даже есть мою воблу… (Стас.)

– Ты когда-нибудь рылась в моих вещах? – спросил он, когда футбол наконец-то закончился.

– А что надо было? – удивилась Оля.

– Никогда не ройся в его вещах, не ищи никаких доказательства измены. Ты интуитивно ее почувствуешь: по запаху, по ноткам в голосе, по его поведению. Просто будь наблюдательной… (Стас.)

– И что тогда делать? (Оля.)

– Не задавать глупых вопросов! Так, завтра мы с тобой идем в бар. (Стас.)

– Меня же не пустят… (Оля.)

– Пустят, я тебе сделал липовые права. (Стас.)

Урок четвертый: измена и расставание

Привет, красавица. Классно выглядишь… Хочу тебя предупредить: все, что сегодня будет происходить – это урок. Потом – никаких обид. Договорились? (Стас.)

Оля кивнула.

В баре Стас разрешил ей пить только сок и танцевать. Сначала он не отходил от нее ни на минуту, а потом, вдруг, “переключился” на какую-то девицу…

“Нормальный расклад. “Оля – это урок” – вспомнила она предупреждение. – Не очень приятно, однако, – девушка ушла в туалет. Стояла перед зеркалом и думала, как ей поступить: уйти домой или остаться танцевать. – В конце концов, на нем свет клином не сошелся! Пожалуй, я останусь”.

Танцуя, Оля познакомилась с симпатичным парнем. В десять часов засобиралась домой. Артем предложил ее проводить…

– Только до автобуса, – улыбаясь, согласилась Оля.

Стас следил за каждым ее действием. На всякий случай, выяснив, где живет девушка, с которой познакомился, он распрощался, объяснив, что свою “маленькую сестренку обещал маме, самолично, вернуть в санаторий”. Когда он выбежал на улицу, Артем и Оля уже шли по направлению к шоссе.

– Оля! Подожди! – крикнул Стас. – Извините, молодой человек, – сказал он Ольгиному провожатому – но это моя девушка. Мы с ней поругались, но это не повод, чтобы вы провожали ее…

Артем вопросительно посмотрел на Ольгу.

– Даже если бы мы и поругались, то это не повод, чтобы так себя вести! Артем, если у тебя еще не пропало желание, провожай меня, пожалуйста, дальше. (Оля.)

Артем молча взял девушку за руку.

– Ольга, будь аккуратна… А ты, имей в виду, что ей всего пятнадцать лет! (Стас.)

“Вот маленькая стерва! – переживал Стас – не надо было ее отпускать!”

“Стас, перестань паниковать! Парень, с виду, нормальный, да и у девчонки голова на плечах есть. Это она специально придумала… Отомстила!” (Внутр. голос Стаса.)

“Выучил, на свою голову! Ну, держись у меня!” (Стас.)

– Ну, и как это называется?! – отчитывал учитель ученицу на следующий день, когда разыскал ее на пляже. – Я же тебя предупреждал, что будет урок. Домой ты должна была поехать со мной! По ночам опасно шляться с малознакомыми мужчинами! Я, между прочим, переживал…

– А, по-моему, вчера был перебор с твоей стороны! (Оля.)

– Согласен. Ну, ладно, извини. (Стас.)

– Я подумаю. (Оля.)

– Поехали в Лазаревское! (Стас.)

– Никуда я с тобой не поеду! (Оля.)

– Ну, тогда продолжим наши занятия в номере. Вот наша мама обрадуется! Уходить с другими мужчинами – это запрещенный прием. Пока ты со мной – ты со мной. Все, жду тебя у выхода! (Стас.)

Ольга не явилась. Прождав ее целый час, Стас, плюнул, и уехал один. На следующий день он опять приехал за ней.

– О, Стас, привет, давно не виделись, – сказала Оля, как ни в чем не бывало. – Ну, что, продолжим наши занятия?

– Продолжим… (Стас.)

– Я – сейчас, только переоденусь… (Оля.)

Стас опять прождал ее полчаса.

– Стас, что это с тобой случилось? – спросила Оля, когда они вошли в квартиру. – Чего ты злой такой? Голодный что ли?

– Я вчера прождал тебя целый час, как мальчишка! Сегодня я опять тебя ждал…

– Ну и что? Я всегда опаздываю. (Оля.)

– Ничего… Просто мне все это надоело! – вдруг громко сказал

Стас.

Оля еще не видела своего учителя в плохом настроении. – Если у тебя нет настроения, я могу и уйти. Только не надо повышать на меня голос!

– Извини; я, действительно, голодный. (Стас.)

Оля стояла в нерешительности.

– Приготовь мне, пожалуйста, что-нибудь поесть, – попросил Стас.

– Хорошо, – девушка ушла на кухню.

Минут через пятнадцать она пригласила его ужинать. – Пойдем, накормлю тебя, может быть, настроение поднимется?

– Нет. Нам надо поговорить. Я не смогу больше заниматься с тобой… (Стас.)

Оля не знала, что ей делать дальше, спросить: почему? Или не спрашивать?

– Ну, не можешь – не занимайся. (Оля.)

– А тебе не интересно: почему? Может быть, все-таки, спросишь? (Стас.)

– Не буду я ничего спрашивать! – Оля встала и вышла из комнаты.

Стас вышел за ней в прихожую. Девушка расчесывала волосы перед зеркалом.

– У меня появилась новая ученица, – сказал он, наблюдая за Ольгиной реакцией в зеркало, – та, с которой я в баре познакомился. Она симпатичнее и старше тебя, мне с ней намного интереснее, у нас с ней секс, а с тобой так, одна глупость…

– Ну и замечательно. Желаю всяческих успехов! – Оля положила расческу в сумочку и открыла дверь.

Стас закрыл проем двери своим телом. – Что-то я не вижу твоих слез?

– А зачем тебе мои слезы? (Оля.)

– А что ты будешь делать здесь без меня? С мамой в столовую ходить?

– Пока не знаю. Но в море топиться не пойду, ты не волнуйся, – девушка улыбнулась, хотя впору было расплакаться. “Так неприятно, как в страшном сне!”

Далее в прихожей происходила борьба: Ольга пыталась выйти из квартиры, а Стас ее не пускал. “Что он делает? Я не понимаю, зачем он это делает?!” А потом Оля услышала его спокойный голос, который зазвучал, как капли дождя после грозы: – Оль, успокойся, успокойся; я пошутил… Ты – молодец. Это опять был урок.

Ольга медленно сползла на корточки. Закрыла лицо руками, чтобы он не видел ее слез. Стас сел рядом с ней. Минут десять в прихожей было тихо.

– Стас, я все-таки пойду, – наконец сказала Оля.

– Тяжелый урок? – спросил Стас.

– Не простой. (Оля.)

“Что-то все-таки я значу для этой вертихвостки, хоть и немного”.

– Хорошо, не будем больше заниматься, – согласился Стас, – пойдем ужинать. Я, правда, ужасно голодный. Оль, ну, соберись! Думаешь, так легко найти красивее тебя?

После ужина, Стас усадил Ольгу к себе на колени, укутал пледом, и баюкал, как маленькую девочку. – А урок заключался в следующем. Если когда-нибудь будет скандал, и он соберется уйти – а в жизни это обязательно случиться – ты должна спокойно сказать: “В моей жизни все было отлично до встречи с тобой, все будет отлично и после тебя”. Ты должна так не только сказать, ты должна быть в этом уверена. Ты всегда должна быть к этому готова… Ну, согласись, если бы я тебя предупредил, урок бы не получился. Хочешь, целоваться научу?

– Нет, не хочу. (Оля.)

– Всегда необходимо иметь про запас еще одного мужчину… (Стас.)

– Нормально… А у тебя, девушка про запас, тоже есть? (Оля.)

– Я сказал иметь, но никогда не говорить, что имеешь. И не задавать глупых вопросов! Да, и спать с ним – совсем не обязательно. (Стас.)

Урок пятый: альтернативный секс

Занятия все-таки были продолжены: по обоюдному согласию.

– Ты должна быть ненавязчивой, нетребовательной и независимой, – Стас продолжал делать из Ольги идеальную любовницу.

– А я, что, навязчива? (Оля.)

– Повторяю: ты должна быть ненавязчивой, нетребовательной и независимой. Никогда не звони ему сама. Когда он звонит тебе, делай вид, что очень торопишься. Для него – ты должна быть всегда занята, но не им.

Никогда не рассказывай ему о себе слишком много. Ты должна оставаться загадкой, тайной, вожделенной дверью, к которой нет ключа. Хочешь поговорить – расспрашивай о нем.

Никогда не целуйся на первом свидании. И на втором. И на третьем тоже. И, вообще, почаще отказывай ему… (Стас.)

– В чем? (Оля.)

– В том, чего ему больше всего хочется! Это должно быть твоей главной привычкой. Ты должна быть неуловимой. (Стас.)

– Всегда? (Оля.)

– Всегда. (Стас.)

– А если я хочу быть с ним? (Оля.)

– Вставай и беги. Если ты уйдешь первой – он побежит за тобой. Если уйдет первым он – он больше никогда не вернется. Ему должно быть очень трудно добиться тебя… (Стас.)

– Но когда-то же он добьется? (Оля.)

– Тогда ему должно стать еще труднее добиваться. Если ты осталась у него на ночь, ты должна испариться из его квартиры до того, как он проснулся, лучше еще вечером… (Стас.)

– Почему? (Оля.)

– Это не правильный вопрос. Правильный вопрос: когда тебе можно будет остаться? (Стас.)

– Через год? (Оля.)

– Когда выйдешь за него замуж, бестолочь! Оль, а ты замуж хочешь? (Стас.)

– Стас, не задавай глупых вопросов. (Оля.)

– Ученица не может так отвечать учителю, – Стас сжал девушку в объятьях. – Не отпущу, пока не ответишь!

– Конечно, хочу. Любая нормальная девчонка хочет замуж. (Оля.)

– Ты это серьезно?! Я тебя учу-учу, время свое трачу, делаю из тебя идеальную любовницу, а ты замуж хочешь?! Да для этого учиться совсем не обязательно! (Стас.)

– Я не просто хочу замуж. Я хочу удачно выйти замуж. (Оля.)

– Какая разница?! (Стас.)

– Огромная! (Оля.)

Стас так расстроился, что пошел курить на балкон.

Когда он вернулся, Оля попыталась его успокоить: – Но я не сейчас замуж собираюсь, а лет через пять…

– В двадцать лет?! С твоими данными лет до тридцати можно морочить головы мужчинам, наслаждаться победами на любовном фронте и получать удовольствие. Зачем тебе пеленки-распашонки? (Стас.)

– А ты для чего меня учишь? Хочешь отомстить мужской половине человечества? За что? (Оля.)

– Ты мне нравишься, ты – способная… (Стас.)

– И ты мне нравишься, ты – замечательный учитель. Вот только ты никогда не спрашивал: зачем я учусь? (Оля.)

– И зачем же ты учишься? (Стас.)

– Я хочу стать настоящей Королевой и выйти замуж за Короля. (Оля.)

– За какого короля? (Стас.)

– Этого я еще не решила. Будет ли он королем какой-то страны, или королем науки, или королем секса… (Оля.)

– Ну, ты даешь! Значит, я могу рассчитывать на персональную пенсию в старости? Что ж, это неплохо. Ладно, скажу тебе по поводу брака. Предложение должен делать мужчина женщине, а не наоборот. Если брак не будет для тебя первоочередной задачей – он станет таковой для него. Но выходить замуж нужно по любви. Вот почему твоя мама недовольна жизнью? Потому что вышла замуж по расчету. Но это не наше дело… Никогда не проси мужчину подтвердить, что он тебя любит. (Стас.)

– Как же я тогда об этом узнаю? (Оля.)

– Если он с тобой – значит, ты ему нравишься. (Стас.)

– Значит, я нравлюсь тебе? (Оля.)

– Сколько раз уже говорил: не задавай глупых вопросов. Оль, а ты веришь в настоящую любовь? (Стас.)

– Конечно, верю. (Оля.)

– Молодец! Тогда когда вырастешь, заведи собаку. (Стас.)

Ольга посмотрела на Стаса. – Обязательно заведу! А ты – не только пошляк, ты еще и циник, как Промтов – герой рассказа Максима Горького “Проходимец”.

Стас “произдевался” над Ольгой все две недели. Она не сказала ему о дне своего отъезда, но он пришел на вокзал.

– Дочка, тебя зовут, – сказал отец, когда они сидели в купе.

– Кто?! (Татьяна Алексеевна.)

Стас в солнечных очках и с букетом роз стучал в окошко…

– Стас, – обрадовалась Оля неожиданному появлению своего учителя. – Пап, я сейчас, – девушка выбежала из купе.

– Оля, поезд через пять минут отходит! Вернись немедленно! – крикнула мама.

– Татьяна, успокойся… (Влад. Ив.)

– Господи! Какой позор! (Тат. Алекс.)

– Почему симпатичный молодой человек, тем более, с цветами, – Владимир Иванович посмотрел в окно.

– Молодой?! Да он мне ровесник! (Тат. Алекс.)

– А ты разве старая? Я думал, что молодая… (Влад. Ив.)

– Стас, зачем ты пришел?! – спросила Оля.

– Ты почему не сказала, что уезжаешь сегодня? (Стас.)

– Чтобы ты не пришел… (Оля.)

– Как там, наша мама себя чувствует? (Стас.)

– Ужасно! Своими цветами ты испортил ей обратную дорогу, – смеялась Оля.

– Я еще тебя сейчас обниму и поцелую… (Стас.)

– А, может, не надо? (Оля.)

– Надо, надо, иди сюда. У проводницы должна быть валерианка. Может, ты все-таки дашь мне свой телефон? (Стас.)

– Я тебе обязательно позвоню, – пообещала Оля.

– Оленька, поезд отходит через две минуты! – крикнул в окно Владимир Иванович.

– Иду, пап… Ну, я пошла? Спасибо тебе, Стас! – Оля помахала букетом цветов.

Оле очень хотелось позвонить Стасу и продолжить занятия. Она даже посоветовалась с Аполлоном, как ей поступить. Бог сказал ей так: – Оля, дальше у вас будет секс. Вероятнее всего, альтернативный, но все-таки секс. Если ты хочешь, чтобы твоим первым сексуальным партнером стал не Димка, а кто-то другой… Но с Димкой все будет в три тысячи раз интереснее. И первый твой ребенок будет похож на твоего первого сексуального партнера. Выбор – за тобой.

– Ну, тогда я подожду, – решила Оля.

– Тогда я расскажу тебе об альтернативном сексе… (Аполлон.)

Последствия учебы

(Москва, 1983–1984)

Начался учебный год. Девятый класс – золотое время! Ни тебе экзаменов, ни тебе зачетов, сиди себе, спокойненько, на уроках, смотри в окошко, мечтай, а после уроков – дни рождения, танцы, шампанское… Но Ольга задумалась о самостоятельности.

Она обратилась к маме своего одноклассника, которая работала заведующей промтоварным магазином.

– Оленька, зачем же тебе так рано работать?! – удивилась Лидия Константиновна. – Тебе об институте надо думать…

– Я обязательно буду поступать в институт… Но сейчас мне нужны деньги. У меня же мама не работает, мы живем на одну зарплату отца. А сколько стоит красивая одежда, вы сами знаете… (Оля.)

– Это, конечно. Ты девочка, ответственная, и в том, что ты будешь хорошо работать, и мне за тебя не будет стыдно, я уверена. Но, как же быть с учебой? Ты же будешь уставать… (Лид. Конст.)

– Не волнуйтесь: я справлюсь! – пообещала Оля.

Лидия Константиновна помогла девушке устроиться в магазин мужской одежды и объяснила ей “нюансы” советской торговли. Когда Ольга освоилась, у нее появилась возможность доставать и мужские, и женские дефицитные вещи.

В феврале 1984 года Юрий Владимирович Андропов, страдавший многими болезнями, скончался. Но он успел четко обозначить приоритет своей политики: “Хотя нельзя все свести к дисциплине, но начинать надо именно с нее!” Новым секретарем ЦК КПСС стал Черненко, который скончается в марте 1985 года.

Индира Ганди были убита сикхскими экстремистами. В Тунисе бушевали голодные бунты. США поддерживали вооруженную борьбу “контрас” в Никарагуа. В Чикаго появилась первая телефонная сотовая связь. В Японии началось производство первых цветных телевизоров с плоским экраном. А Оля “тренировалась” на мальчишках, применяя к ним “приемчики”, которым обучил ее Стас.

К весне результаты обучения были на лицо: в нее влюбились почти все мальчишки из класса, и мальчишки из десятого класса, и из двух спортивных классов тоже… Оля очень изменилась за этот год. Теперь даже мама Таня побаивалась задавать дочке глупые вопросы. Ольгина уверенность в себе убивала в Димке всякую надежду на счастье, поэтому он с головой ушел в дзюдо, чтобы стать кандидатом в мастера спорта. Оля, узнав об этом, достала ему кроссовки “адидас” и отдала их Зинаиде Алексеевне по той цене, за которую купила. – Вы только не говорите, что это я достала, а то он носить не будет.

– Почему, Оленька? – удивилась Димкина мама.

– Он обзывает меня “спекулянткой”. Теть Зин, если что нужно, вы говорите, не стесняйтесь, я достану. (Оля.)