Деньги любят деньги; капитал Гарбо продолжал увеличиваться даже помимо ее воли – благодаря нужным знакомствам, а то и получению наследства (как в случае с Дж. Шлее). Став сверхбогатой женщиной, Гарбо познакомилась с семейством Ротшильдов; ее также видели на яхте Онассиса. 50-е годы ХХ века были насыщенными если не для Гарбо-актрисы, то для Гарбо-бизнесвумен – однозначно.

После того как папарацци засняли, как Гарбо и Шлее поднимались на борт яхты Аристотеля Онассиса «Кристина», тут же взявшей курс на Капри, Мерседес де Акоста извещает об этой новости Сесиля, вложив для наглядности в конверт одну из газетных фотографий. Тот пишет в ответ: «Спасибо за снимок Греты. Газеты наперегонки пишут о ней, а на этой неделе «Пари Матч» посвятил ей целый разворот, в котором Шлее удостоился повышения до «банкира и одного из директоров компании «Де Сото Моторс». Там есть одна фотография Греты, на которую я не могу смотреть без содрогания. Она слишком ужасна, и у меня рука не поднимается послать ее тебе. Я расстроен, что она тебе не звонит. Временами ее трудно бывает понять…»

Вслед за известием о покупке Шлее поместья на юге Франции неподалеку от Монако Мерседес узнает, что «самым преданным спутником Гарбо теперь стал Гольдшмидт-Ротшильд». (Между прочим, позже, когда их пути пересекались и если Гарбо доводилось во время прогулок с Эриком Ротшильдом встретить Мерседес, то актриса отделывалась едва заметным, ничего не значащим кивком.) Акоста тут же извещает об этом Сесиля; фотограф пишет в ответ: «Как мне кажется, Ротшильд – именно тот, кто ей сейчас нужен. У него неограниченный досуг – собственно говоря, ему просто нечем заняться – и поэтому это приятный в общении человек, разбирающийся в искусстве и с утонченным вкусом. Она может кое-чему у него поучиться, и если проявит усердие, то станет знатоком фарфора…»

Вместе с тем, как галантный кавалер, он пытается утешить Мерседес словами: «…я беспрестанно ломаю голову, как может такая чувствительная (на экране) женщина пренебрегать – и кем? – тобой, тем более что ты больна и нуждаешься в участии близких тебе людей, а ведь в твоей жизни она – богиня, женщина номер один». Прекрасно зная, что после романа с Гарбо у Мерседес были другие, не менее бурные и волнительные романы, охотно обсуждаемые в светском обществе. Чего стоила, к примеру, ее связь с Марлен Дитрих или с Поппи Кирк (которая не так давно разорвала с Мерседес близкие отношения).

И если стареющая Мерседес с трудом находила утешение в окружающих, то Сесилю в этом плане было гораздо легче: он много был занят тем, что фотографировал прекрасных звезд своего времени (к примеру, Мэрилин Монро, Джоан Кроуфорд, готовил большую коллекцию снимков для модных журналов «Вог» и «Харперс Базар»), включая британскую королевскую семью.

Один из друзей Мерседес, по ее просьбе следивший за передвижениями Греты Гарбо, докладывал: «Из газет мне известно, что твоя Божественная Грета сейчас пребывает на юге Франции, где выпивает с Онассисом (sic!). Она купила просторную виллу на море, недалеко от Сомерсета Моэма. В Лондоне прошел повторный показ лучших фильмов с ее участием. Господи, вряд ли на экран когда-либо придет другая, подобная ей. Она была и остается Божеством».

Грета и Джордж Шлее поселилась на вилле «Ле Рок» неподалеку от Кап д’Эля. В конце августа папарацци сумели сфотографировать ее на приеме в «Спортивном клубе Монте-Карло», где шведка сидела рядом с Аристотелем Онассисом, «который в середине пятидесятых являлся ключевой фигурой всего юга Франции».

В то лето 1957 года, когда Гарбо и Шлее побывали в Кап д’Эле, за парой как-то заехал Ноэль Кауэрд. Позже он описал, что заехал за знаменитой красавицей на прекрасно расположенную, но уродливую виллу и затем повез ее в ресторан в близлежащий порт Вилльфранш, чтобы провести в ее обществе восхитительный вечер, полный неописуемого восторга. Кауэрд признавал, что Гарбо все еще потрясающе красива. Во время поездки и прогулки они осмотрели небольшую часовню, в украшении которой принимал участие режиссер Жан Кокто, и Кауэрд не удержался от язвительного замечания: «Вот уж не думал, что все апостолы так ужасно похожи на Жана Марэ». Конечно, ни для кого в мире киноискусства не было секретом, что эта знаменитая парочка – Кокто и красавчик Марэ – давние любовники.

Встреча с Ноэлем произошла до того, как Гарбо стала гостьей Аристотеля Онассиса. Гарбо и Шлее присоединились к Онассису на борту его яхты «Кристина» в августе. Их маршрут вдоль побережья Франции включал заход на виллу королевы Жанны. Гарбо тоже заглянула туда в компании Джорджа Шлее и миссис Онассис, чтобы провести немного времени с гостями Вейлера.

В 50-е годы ХХ века Грета напишет Сесилю, что совершенно неожиданно она вместе с Эриком Ротшильдом побывала в Австрии, целью их путешествия было навестить его жену Бину и ее мать. По ее мнению, Австрия – чудесная, просто бесподобная страна. На тот случай, если любовник захочет ей написать, Гарбо оставила ему адрес парижского банка Моргана. Привычная конспирация, давно принятая голливудской актрисой, подписывающей письма как «Г» или «Браун», путешествующей под именем «Гарриет Браун» и проч.

* * *

Сесиль Битон также не сидел на месте; несмотря на их отдаленность, переписка между недавними влюбленными продолжалась, то едва не прекращаясь совсем, а то вспыхивая с новой силой. Письма Мерседес лишь добавляли недостающие звенья в эту бесконечную череду событий из жизни Гарбо, в которые желал быть втянут Сесиль. Уже долгие годы он хотел (и имел) непосредственное отношение к личной жизни этой недавней мегазвезды экрана.

Побывав по делам в Европе в год, когда Гарбо и Шлее путешествовали, он поехал на Капри, затем в Венецию, оттуда 9 сентября вылетел в Нью-Йорк, а уже через пару дней вернулся обратно в Лондон. Дома его ждала весточка от Гарбо; вновь появлялись надежды на незабываемые встречи тет-а-тет, ибо, как сообщала респондентка, Грета будет 20 сентября в Крильоне, тогда как ее спутнику Шлее надобно вернуться в Штаты. Но актриса прибудет не одна, с ней останутся Гюнтеры, и они же будут сопровождать ее в Лондон. Возможно, в Лондон прибудет также Сесиль Ротшильд. (Гарбо пошутила: без пальто эта дама вполне может сойти за Сесиля Битона.)

Все могло быть так и не так… Не удивительно, что, когда Сесиль прибыл вместо Лондона в Париж, он застал там Гарбо в компании Сесили Ротшильд, «причем вид у нее был «довольно затрапезный» – на лбу пластырь, волосы всклоченные, лицо в морщинах, а комната уставлена полуувядшими цветами и фруктами».

Несмотря на постоянные жалобы Гарбо на плохое самочувствие (в письмах и при личной встрече), Сесиль отметил ее бьющую через край энергию.

В компании Ротшильд и Битона Гарбо с готовностью отправилась в театр, на пьесу Жульен Грин «L’ombre», с которой, впрочем, вся эта тесная группа сбежала. Ибо спектакль показался им ужасно скучным.

В другие дни они завтракали в «Средиземноморском клубе», бродили по выставкам и антикварным лавкам. Сесиль привычно для себя подмечал: «Где бы ни появлялась Гарбо, вслед за ней всегда тянулся шлейф всеобщего любопытства».

Самый преданный биограф Греты – Сесиль Битон – рассказывает: «На Рю Бонапарт, проходив за ней до этого с полчаса хвостом, к ней подошел какой-то греческий студент, чтобы признаться в своей пламенной любви, а также попросить, чтобы она черкнула ему в записной книжке крест, линию, что угодно.

Я еще ни разу не видел, чтобы кто-то так, как он, не мог унять от волнения дрожь – его голос дрожал и обрывался. Должен признаться, что я знаю Грету уже около двадцати пяти лет, и хотя время наложило на нее свой жестокий отпечаток, ее магия все еще здесь – невероятная тайна ее красоты, эта искра, этот смех, эта чувствительность, эта тонкая натура, сам аромат ее красоты… В ее внешности есть нечто театральное, и одновременно она – сама естественность; просто ее естественная тяга к игре не может не проявить себя, и поэтому, где бы она ни появилась, это не может остаться незамеченным».

На следующий день предстоял перелет в Англию. Вечером накануне путешествия Гарбо чуть не закатила истерику только за то, что Сесилю долго не удавалось поймать такси. «Вот видишь, я уже на грани полнейшего упадка сил, вот почему без мадемуазели Сесили никак не обойтись: у нее всегда своя машина и шофер», – капризничала примадонна, уставшая бегать от любопытствующих и репортеров.

Однако следующий день был слишком великолепным, чтобы обращать внимание на мелочи. Едва их машина, везущая своих пассажиров в аэропорт, выехала за город, где начинались поля, как «солнце и свежий воздух сотворили с Гарбо чудеса – по мнению Сесиля, она вновь стала «юной и гибкой», как в день их первой встречи».

«Когда наконец я шагнул к себе домой вместе с Гарбо, чтобы выпить чашку чая, мне уже было не до слов. Я посмотрел на себя в зеркало и увидел запавшие глаза, свидетельствующие о полном нервном истощении. Она же во многих отношениях скорее напоминает мужчину. Она позвонила мне, чтобы сказать: «По-моему, сегодня в полседьмого мы могли бы испробовать один экспериментик». Однако поскольку она говорила по-французски, то поначалу было трудно взять в толк, что она имеет в виду; но вскоре я разгадал ее намеки, хотя и притворился, что не понимаю. Она была в явном замешательстве – толика чопорности с моей стороны была вызвана возмущением в душе ее откровенностью и прямолинейностью, хотя, казалось бы, именно эти качества должны были вызвать у меня уважение».

По давней привычке Сесиль в своем дневнике зафиксировал каждое слово, каждый шаг обожаемой, ценимой им Греты Гарбо.

«Весь этот уик-энд она вела себя как ребенок – такая счастливая и смешная, искрящаяся остроумием. Безусловно, она гений в том, что касается ее умения осложнять собственную жизнь и жизнь окружающих, однако трудности этого уик-энда носили самый что ни на есть поверхностный характер и скорее напоминали дружеское поддразнивание. Сегодня мы вместе с Сесилью де Ротшильд отправились в Оксфорд. По-моему, лучшей спутницы ей не сыскать: Сесиль целостная, уравновешенная натура, без капли вульгарности, человек с твердыми жизненными ценностями и убеждениями. Несомненно, это уже шаг вперед по сравнению с дурацким детским сюсюканьем и жаргоном антикварных лавок Второй авеню. Сесиль только тем и занята, что пытается облегчить Грете жизнь, тем более что той, как никогда, нужен кто-то, кто бы о ней заботился. Какая она, однако, притягательная натура! Воистину, Грета величайшая чародейка нашего времени, и как замечательно, что я ее знаю, – и опять-таки, как печально, что именно эта ее натура мешает ей вести простую человеческую жизнь, такую, какую ведут менее прославленные представители человеческого рода. Мне совершенно не известно, как долго она еще намерена здесь оставаться – или же ей снова вздумается вернуться во Францию».

В другой раз Сесиль вспоминает о поездке Гарбо вместе с Сесилью Ротшильд, которые «отправилась в Кембридж навестить Виктора Ротшильда».

В какой-то иной момент, пребывая в ином настроении или после более длительного общения с Сесилью Ротшильд, Битон запишет следующее: «Мы все трое отлично ладили, хотя, как мне кажется, Сесиль – так же, как и я, как каждый из нас, – не прочь подчинить Грету себе, всю целиком, заставить ее отказаться от всякой независимости».

И вот уж совсем неприкрытые нотки раздражения по поводу вторжения в жизнь Греты Ротшильдов: «У нас ведь почти не было времени побыть наедине – сначала эти Гюнтеры, затем Сесиль, и вот теперь ее, можно сказать, передают в цепкие руки ротшильдовскому клану…»

Как-то Грабо призналась Битону: «Люди слишком часто использовали меня в своих целях, столько раз они делали мне больно, выкидывали такое, чего я от них никогда не ожидала. Я знала стольких мошенников, которые хотели использовать меня в своих интересах, и им это удавалось, и хотя они повергали меня в ужас… я до сих пор не могу поверить, что это дурные люди». Но кто был в этом ряду обидчиков – актриса не упомянула, да, впрочем, им это и не нужно было; актриса и фотограф долгие годы прекрасно понимали друг друга. А вот, как мы видим, и Мерседес де Акоста словно бы вторит Сесилю Битону: «Это просто несправедливо – что это прелестнейшее создание эксплуатируют бессовестным образом, а она сама этого не понимает. В своей наивности она подобна ребенку, и поэтому ее всегда эксплуатируют».

…Это «прелестнейшее создание», эта «величайшая чародейка нашего времени», загадочная женщина, расположения которой добивались самые богатые и влиятельные люди, еще жива в памяти тех, кто «родом из ХХ века».