«…Ты покинула гнездо, где выросла, и оказалась на ложе, которого ты не знаешь, с супругом, к которому ты не привыкла, так стань же для него землей, а он станет для тебя небом, стань для него ложем, а он станет для тебя опорой, стань для него рабыней, а он станет для тебя невольником.
Не приставай к нему, ибо тогда он возненавидит тебя, и не удаляйся от него, ибо тогда он забудет тебя, но если он приблизится к тебе, приближайся и ты, если же станет удаляться, удаляйся и ты и береги его обоняние, слух и зрение, и пусть ощущает он от тебя только приятный запах, и слышит от тебя только хорошие слова, и видит тебя только красавицей», – наставления мусульманской матери, фрагмент из книги «Умная жена» Ибн ‘Абд Раббиха аль-Андалуси.
Девочка с острова Тинос
…Эмине попала в гарем дворца Топкапы совершенно случайно. Да и в Константинополь, в семью матушки Озлём, набожной мусульманки, зарабатывающей на жизнь чтением молитв, она, дочка православного греческого священника с острова Тинос, попала по воле случая. Тогда, в 12-летнем возрасте, правда, она не носила доброе арабское имя Эмине (что значит «достойная доверия»), данное ей приемной мамой Озлём.
До Константинополя ее звали Анастасией, и жила она с отцом, матерью и тремя братьями в оживленном городке Хора на острове Тинос. Торговый городок был процветающим, Анастасия любила его мощеные улочки, шумный и многолюдный порт, переходящий в базар (на острове круглый год шла бойкая торговля сырами и мясом, винами и копченостями, шелками, специями и знаменитым тиносскими гранитом, зеленым и белым мрамором). Так случилось, что именно порт, в котором маленькая Настя проводила так много времени, знала каждый камень и каждую торговку фаршированными мидиями, стал ловушкой для 12-летней девочки. Зашедшие в порт османские корабли вероломно похитили средь бела дня несколько девушек, в их числе оказалась и Настя.
Дальше все было как в тяжком бесконечном сне: корабельная качка в сыром, остро и неприятно пахнущем трюме, шумный и хаотичный константинопольский порт, тысячи любопытных и равнодушных глаз на гигантском невольничьем рынке Эсирпазары… Анастасия случайно попалась на глаза пожилому Аллятин-бею, мелкому, отошедшему от дел чиновнику, который остановился как громом пораженный: перепуганная девочка на подмостках как две капли воды походила на его дочь Эмине, умершую от оспы много лет назад. Так Анастасия попала в дом Аллятина и его жены Озлём (кроткой, очень набожной с момента смерти единственной дочери женщины), приняла ислам и превратилась в Эмине. И продолжала жить там на радость старушке, даже когда Аллах прибрал старого Аллятина. Озлём часто повторяла своей воспитаннице:
– Ах, доченька! С тех пор как покойный муж привел тебя, я нарадоваться не могу! Малышка, ты – единственное, что держит меня в этом мире!
Младшая сестра матушки Озлём, Джефрие-хатун, была главной калфой в гареме падишаха. Однажды осенью она вдруг захворала, слегла и уже больше не встала, однако попросила у Его Величества привести к своей постели сестру – попрощаться с единственной оставшейся в живых кровной родственницей и положиться на ее праведные молитвы. Так беззвездным ноябрьским вечером в деревянную дверь жилища, где жили две женщины, молодая и старая, постучали стражники из дворца Топкапы с горящими факелами наперевес. «Что там такое?» – заволновалась и удивилась Озлём. – «Кто это там среди ночи?». А в ответ услышала, чуть приоткрыв дверь:
– Мы из дворца, матушка, мы пришли, чтобы доставить тебя в гарем.
В ответ старая Озлём взяла свою книгу с молитвами и сказала девушке:
– Эмине, набрось на себя что-нибудь, мы идем во дворец!
Так Анастасия-Эмине впервые оказалась в гареме дворца Топкапы, где ей было суждено прожить всю свою жизнь, встретить любовь, родить детей, получить власть… Вся дальнейшая история Османской империи могла бы сложиться совершенно иначе, не будь столь строптив и непреклонен в тот вечер дежурный евнух гарема. Он не позволил девушке вместе с приемной матерью войти в покои главной калфы, робкая Эмине осталась ждать в коридоре. В это время (о, провиденье!) мимо проходил молодой султан Ахмед, который увидел хорошенькую большеглазую девушку и весьма удивился этой встрече! Обычно при посещении гарема падишах был слышен его обитательницам издалека: обувь повелителя была подбита серебром и громко, звучно стучала о каменный пол гарема при каждом шаге.
Женщины гарема на отдыхе
Женщины, услышав приближение султана, должны были спрятаться, так как было непочтительно встретиться с повелителем случайно. Случайная встреча с падишахом называлась хюкяра чатмак (hürâra çatmak), или столкновение, за него девушек серьезно наказывали, но откуда Эмине могла знать эти странные правила? Султан с любопытством оглядел нарушительницу с ног до головы и влюбился в нее с первого взгляда. Не сводя глаз с нежного личика Эмине, Ахмет подозвал строгого евнуха:
– Кто это?
– Это дочка старухи, которая пришла помолиться за Джефрие-хатун…
В эту ночь испуганную Эмине больше не выпустили из гарема, напрасно встревоженная Озлём умоляла стражников сказать, где ее дочь. До утра девушка просидела без сна в маленьких покоях с зелеными шелковыми стенами, а на следующий день Эмине стала наложницей в султанском гареме и сменила имя. Султан Ахмет назвал ее Махпейкер, что означало «луноликая». Официальные хроники свидетельствуют:
«На втором году царствования Ахмеда в его гареме появилась новая наложница, молодая гречанка по имени Анастасия, дочь православного священника с острова Тинос в Эгейском море. В числе прочей живой добычи турецкие захватчики привезли ее на стамбульский невольничий рынок. Она стала первой в группе новых наложниц, приобретенных для гарема в тот период, и поэтому Ахмед назвал ее “Кёсем” – “Вождь стаи”. Позднее ее начали также называть Махпейкер…».
«Дом счастья»
Что за место было гарем? В переводе с арабского это слово означает «запретное место» – территорию, на которую нет доступа посторонним. Свободная энциклопедия «Википедия» так трактует это понятие:
«Гарем, точнее харе’м (от араб., харам – запретное, священное место) или сера’ль (итал. seraglio – «огороженное место, зверинец») – закрытая и охраняемая жилая часть дворца или дома, в которой жили жены мусульман. Посещение гарема дозволено только хозяину и его близким родственникам. Женщины при гареме назывались хура’м…
…Гарем как явление сложился и окончательно оформился в период правления халифов Аббасидов и стал моделью для последующих гаремов исламских владык. При первых халифах Аббасидах женщины правящей семьи имели свое домашнее хозяйство и даже дворцы, подобные тем, в каких жили их родственники мужского пола. К началу X века женщины стали более замкнуты в огромном царском дворцовом комплексе, и гарем стал отдельной изолированной структурой…
…Девушки, составлявшие гарем, происходили из самых разных земель и были представительницами различных культур, но, так как исламские законы запрещали заключать в рабство свободных мусульман и свободных немусульман, проживающих в исламском государстве, они обычно доставлялись извне империи. Некоторые девушки приобретались в качестве военной добычи, а другие покупались на рынках рабов».
Безусловно, главными гостями гарема (или «Дома счастья», как его называли сами обитатели дворца) были сами султаны. После них – мать султана (валиде), которая, как правило, руководила всей обширной и многолюдной структурой гарема.
Когда очередной султан восходил на трон, валиде в сопровождении пышной процессии переезжала из старого дворца в новый и поселялась в особых палатах. Вслед за валиде, наконец, шли жены султана – кадын-эфенди. Валиде и биринджи кадын (любимая жена султана) обычно имели целую сеть шпионов как среди евнухов, так и среди рабынь обслуживающего персонала, особенно служащих при хамаме.
Ответственными за безопасность гарема были: главы исламской иерархии (шейх-уль-ислама), великий визирь (садразам), начальник безопасности гарема (дар-ус-саадет агасы) и, конечно же, особенно заслуживающий внимания особый класс служителей гарема – евнухи (гарем-агалары). Турецкий историк Акшит Ильхан в своей книге «Гарем» рассказывает:
«Одну из категорий женщин гарема представляли шагирд (şagird), или ученицы. Это были молодые девушки, которых готовили для услужения имперскому семейству. На ступеньку ниже шагирд находились карийе (cariye). Это были обычные женщины-рабыни аджемилер (acemiler), или новобранцы, которые только что попали во дворец. Как только карийе попадали во дворец, они проходили своего рода физическую экспертизу. Управительница гарема, кахья кадын, осматривала девушек, чтобы у них не было никаких изъянов, и определяла “профессиональную пригодность” и умственные способности. В зависимости от решения кахья кадын девушка становилась карийе. Попадая в гарем, молодые рабыни, в зависимости от поведения, внешности и красоты, получали разные имена, например Гюльчичек (Цветочек), Накшидиль (Украшение сердца) и т. п. Всех рабынь, вне зависимости от того, будет ли она простой прачкой или прислуживать султану, учили читать и писать.
Дворик рабынь дворца Топкапы в Стамбуле
Существовал целый штат дворцовых наставниц – сарай тербийеси (saray terbiyesi), которые занимались обучением вновь прибывших. Всех девушек сразу обращали в ислам, после чего их подвергали умственной проверке. Затем девушек размещали по разным комнатам согласно их возрасту и достоинствам, группируя вместе тех, кто находился на одном уровне развития. Каждая спальня была рассчитана на сто человек и устроена таким образом, что вдоль стен размещались диваны, а центральное пространство оставалось свободным, чтобы по нему могли ходить наставницы, каковых приходилось по одной на каждые десять шагирд. Баня, туалеты, гардеробные и кухни располагались рядом с комнатами. Днем девушек обучали турецкому языку, основам ислама, чтению Корана совершению молитвы как вместе, так и по отдельности, рисованию, музыке и танцам, пошиву одежды и рукоделию, кулинарии, а также хорошим манерам. Те девушки, которые могли понравиться султану, получали весьма утонченное воспитание, единственная цель которого – “развить в юных красавицах шарм и привлекательность, способные тронуть сердца даже равнодушных. Сладострастная гармония позы, походки и жеста, мелодичное пение и томный танец, поэтичная и цветистая речь, тонкая интонация и красноречивая нежность взгляда, мягкость манер, обжигающие ласки – вот те науки, которым обучались наиболее красивые девушки гарема”.
Им предоставлялись великолепные возможности для отдыха и развлечений как в самом гареме, так и за его пределами, в окружающих его садах, где они играли в различные игры, в том числе очень подвижные и шумные. В такие моменты они давали выход нерастраченной физической энергии. В этой дворцовой школе их готовили не к тому, чтобы стать женами и матерями тех, кто принадлежал к господствующему классу, а к тому, чтобы время от времени отдавались своему правителю, ублажали его как можно более изощренными ласками. Обычно курс длился два года и заканчивался торжественным экзаменом. Каждая из “милых учениц” к этому времени постигала все тонкости службы: уметь наклонять перед султаном кувшин с ароматной водой, подносить ему туфли и белье, подавать любимые напитки. Она должна знать антипатии и пристрастия господина, его прихоти и желания.
Девушке, которой посчастливилось попасть во внимание султана, предоставлялось множество привилегий впоследствии. Те же рабыни, которые по прошествии девяти лет не были избраны султаном, имели право покинуть гарем».
Во времена Ахмеда I (вернее, его параноидального отца) была изменена система наследования: принцев перестали назначать губернаторами провинций. Шехзаде жили в гареме, что, конечно же, привело к резкому увеличению числа детских покоев на территории гарема. Перед приходом к власти Мехмеда III в султанском гареме обитало 300–500 человек, за время его правления это число возросло до 700. Английская писательница и путешественница Мэри Уонтли Монтегю так описывает жизнь женщин гарема:
«Женщины, не занятые в сфере услуг, проводили все свое свободное время в заботе о своей внешности. Одежду шили в стенах гарема ответственные за это рабыни, но многие принцессы и кадын сами занимались вышивкой своих одежд. Удивляет обилие используемой декоративной косметики, которая полностью изменяет внешний вид обитательниц гарема. Женщины украшают себя различными прическами, вплетая в волосы ленты и жемчуг. На голове обычно носится шапочка из вельвета, вышитая жемчужинами и алмазами и отделанная блестящей тканью.
Шапочка обычно сдвинута на бок и поверх неё – богато вышитая косынка. Волосы чаще всего распущены, иногда их заплетают в косы, которые фиксируют лентами с большим количеством жемчуга. Женщины используют в основном цветочные ароматы розы, жасмина, нарцисса. В косметике преобладает розовый (помада, румяна, лак для ногтей)…
…Повседневная жизнь обитательниц гарема была подчинена сложной иерархии и зависела от ранговой принадлежности. Каждый день проходил в строгом соответствии с церемониалом, который зависел от статуса женщин. Османская империя, будучи наследницей мусульманских традиций средневековья, переняла свойственную исламу повседневность. Социокультурное пространство гарема полностью подчинялось мусульманским обычаям. Женщины гарема всех рангов являлись рабынями султана. Личная зависимость женщины от её хозяина и беспрекословное подчинение мужчине-хозяину являлось характерным для ислама. Несмотря на это, обитательницы сераля обладали рядом прав и привилегий, которые соответствовали иерархии гарема».
Обитательницы гарема получали ежедневное денежное довольствие (сумма «султанской милости» варьировалась в зависимости от щедрости очередного османского владыки). Кроме того, все женщины гарема получали денежные вознаграждения и подарки по случаю свадеб, празднеств и дней рождения. О женщинах хорошо заботились, однако султан (вернее, его слуги – управляющие жизнью гарема и действовавшие от его имени) строго наказывал за малейшие отступления от правил жизни во дворце Топкапы. Американская исследовательница Фанни Дэвис в своей книге «The Ottoman Lady…» писала:
В старинном районе Султанахмет раскинулся роскошный Дворец Топкапы – одна из самых популярных достопримечательностей Стамбула. Бывший дворец в наше время представляет собой огромный музей
«…Каждая из обитательниц гарема получала жалование согласно её рангу. Эти деньги выплачивались из налоговых поступлений от Мекки и Медины. Так, например, биринджи кадын получала десять кошельков денег или 5000 курушей (пиастров) в месяц, остальные – в соответствии с ее порядковым номером. Кахья кадын – пять кошельков, а хазнедар уста – три. С 1689 года выплаты женщинам осуществлялись ежеквартально: 250 курушей получали каждая гедикли и икбал, 200 – каждая уста, 50 – каждой шагирд и 35 – каждой карийе. Чаще всего получаемое от султана жалование тратили на ткани, украшения, косметику. Не имея права выхода за приделы гарема, женщины покупали все необходимое у торговцев, которых приглашали во дворец в отведенные специально для этого комнаты, в которых устраивалось подобие базара. День покупок был своеобразным праздником для обитательниц гарема. Хотя многие дамы сохраняли большую часть своего жалования. Имея деньги в гареме, можно было купить себе влиятельное положение и заниматься интригами. С помощью денег можно было устранить соперницу. Подкупив служанку неугодной дамы, можно было способствовать тому, что соперница заболевала. А если фаворитка неважно себя чувствовала, то лишалась своего ранга и препровождалась в Старый дворец. За деньги евнухи превращались в шпионов знатных дам. При этом интриги процветали именно в верхушке гарема».
Помимо 10–20 женщин, которые непосредственно обслуживали султана, различные обязанности имели и другие невольницы. Например, 10–15 девушек были обязаны дежурить по ночам, охраняя спокойствие всего гарема. Наиболее важную роль играли помощницы султана, которые обслуживали его в течение всего дня. Те, кто выполнял личные и специальные поручения, назывались хазинедар (хранительницы) и имели ранги с 1 по 5. Когда султан находился во дворце, хранительницы оставались в его покоях, однако только главная из них могла сидеть рядом с султаном, в то время как другим позволялось входить лишь по вызову. Хранительницы 3, 4 и 5 ранга должны были круглосуточно дежурить вместе со своими помощницами у дверей султанских палат. Кроме того, у главной хранительницы находился ключ от казны.
Азинедар, которые носили печать султана на золотой подвеске на шее, также были особо доверенными лицами. Вот почему султаны всегда сами выбирали себе хранительниц, которые через какое-то время возвращались в старый дворец или отпускались на свободу с соответствующим документом. Одна из хранительниц, Кетхуда-кадын, была знатоком церемониалов. Она организовывала празднества и свадьбы. Серебряный жезл подчеркивал значимость ее должности, а особой печатью кетхуда-кадын опечатывала имущество султана в его покоях. Чашнигир-уста пробовала всю еду, которая готовилась в гареме, чтобы султан не мог быть отравлен. Чамашир-уста отвечала за стирку белья. Ибриктар-уста помогала султану совершать омовение. За кофе отвечала кахведжи-уста, а за винный погреб – килерджи-уста. Кюлханджи-уста поддерживала жар в хамаме. Катибе-уста отвечала за дисциплину, устав и протокол. Хасталар-уста обследовала заболевших рабынь. В перечне занятых в гареме во времена Махмуда I (1730–1754) значатся 17 рабынь, работающих в винном погребе, 72 – обслуживающих принцев, 15 фавориток султана и 230 – всех прочих. Из этого перечня следует, что султан вступал в интимные отношения далеко не со всеми женщинами. Каждая невольница мечтала и надеялась, что наступит день, когда султан ее заметит, однако для большинства эти мечты так и не осуществлялись. По прошествии девяти лет неизбранная султаном рабыня имела право покинуть «Дом счастья». Султан (чаще всего эту его милость исполняла от имени владыки валиде) давал ей приданое, дом и помогал найти мужа (одного из вельмож или чиновников, человека порядочного, знатного и состоятельного).
Вчерашняя джарийе получала «вольную» – подписанный султаном документ, подтверждающий ее статус свободного человека. Фанни Дэвис рассказывала:
«Работа женщин-рабынь была несложной. Они шили, вышивали, занимались различными видами рукоделия, иногда даже изготавливали предметы интерьера. Однако развлечения их были ограничены. Они могли купаться (баня-хамам была своеобразным местом развлечений, где женщины не только мылись, но и общались и отдыхали), есть сладости, одеваться в соответствии с дворцовой модой, слушать песни и истории. Иногда им позволялось гулять в саду, кататься на каике (вид лодки с гребцами) или в паланкине. В праздники байрама или в кандиль геджеси (один из четырех ежегодных ночных праздников, когда светились минареты) рабыни, могли написать своего рода записки следующего содержания: “Рабыня желает милости, мой господин” – и положить там, где султан мог её найти. Если султан обнаруживал записку, то желание исполнялось. Девушка также могла получить приданое, немного денег и могла быть выдана замуж. В случае смерти рабыни, которая находилась в услужении, все её имущество переходило её владельцу – султану. Даже если она была освобождена и замужем, её имущество являлось собственностью султана. Этот закон распространялся не только на карийе, но и кадын, которые, будучи рабынями, подчинялись тому же самому наследственному праву, как и остальная часть гарема».
Пленница гарема
Властные мать и бабушка Ахмеда невзлюбили Махпейкер. Еще до ее появления в гареме они успешно свели молодого правителя с красивой глупенькой наложницей-гречанкой, голубоглазой Махфируз, которая послушно родила падишаху наследника, послушно выполняла все приказы старших женщин, не пыталась оказать влияние на Ахмеда и ничем не угрожала власти тандема Сафие и Хандан ни в гареме, ни во дворце, ни в империи.
Реконструкция покоев валиде-султан во дворце Топкапы
Мать и бабушка убедили Ахмеда, что его новой избраннице, прежде чем быть осчастливленной вниманием и обществом молодого султана, необходимо как следует подготовиться: научиться грамоте, хорошим манерам, правилам поведения и жизни во дворце. Пылкий Ахмед, вздохнув, согласился подождать, отложив близкое знакомство с Махпейкер до времени, пока девушка закончит учебу в группе новеньких джарийе, привезенных с невольничьего рынка (именно в это время Махпейкер получила свое главное имя Кёсем, «Вождь стаи»).
Обаятельная, открытая и добрая девушка сразу стала лидером среди новых товарок. Она прилежно училась (чтобы отвлечься от грустных мыслей о своей новой участи), хотя в голове девушки, на чью долю выпало столько испытаний, царил полный сумбур. Махпейкер не верила в то, что серьезно приглянулась султану: с момента своего переселения в гарем она больше не видела царственного юношу с горящими глазами, не знала, что Ахмед наблюдает за ней издалека и регулярно интересуется успехами своей возлюбленной. Махпейкер думала, что султан сразу же забыл о ее существовании, как только она была помещена в его гарем и смешалась с пестрой толпой других джарийе – веселых, беззаботных и очень красивых девушек.
Откуда брались рабыни в султанском гареме? Очень просто: восточные князья сами отправляли своих дочерей в османский гарем Топкапы в надежде, что те станут избранницами султана. Даже старинная колыбельная, которую напевали маленьким девочкам, пророчила: «…вот станешь ты женой султана, будешь усыпана бриллиантами…». Рабынь покупали в 5-6-летнем возрасте и воспитывали до полного физического развития. Девушек обучали танцам, музыке, игре на музыкальных инструментах, этикету, искусству доставлять наслаждение мужчине. Уже в подростковом возрасте девочку предварительно показывали великому визирю. Если у нее обнаруживались физические недостатки, плохие манеры или еще какие-нибудь дефекты, цена ее резко падала, а ее отец, соответственно, получал меньше денег, чем ожидал. Кстати, продавая дочь, ее родители подписывали документы, свидетельствующие о том, что они больше не имеют на нее никаких прав.
Самым красивым рабыням, которых султан мог выбрать в жены, приходилось очень тщательно учиться. Первым пунктом было обязательное принятие ислама, если, конечно, девушка была иной веры. Затем рабынь учили читать Коран, совершать молитвы вместе или по отдельности. Получив статус жены, они основывали благотворительные учреждения и строили мечети, как то предусматривали мусульманские традиции. Сохранившиеся письма султанских жен свидетельствуют об их образованности.
О рабынях хорошо заботились, но султан строго наказывал тех из них, кто отступал от установленных правил. Мэри Уонтли Монтегю в своих «Турецких письмах» рассказывала:
«…Провинившихся женщин подвергали физическим наказаниям. Обычно их секли розгами. Экзекуцию совершали евнухи по приказу наставниц. Если девушки и после наказания продолжали упорствовать в непослушании и становились неисправимыми и дерзкими, то, по указу султана, их отсылали в Старый дворец, а все лучшее у них отбирали. За более тяжелые преступления (применение ядов с целью устранения соперниц или колдовство) рабыню лишали жизни. Обычно, привязав руку к ноге, женщину клали в мешок и бросали в море».
К своему огорчению, Ахмед получал неутешительные сведения о своей возлюбленной: бабушка Софие, поджав губы, сокрушалась о том, как глупа, ленива и неряшлива Махпейкер, как плохо ладит с новыми подругами, как отвратительно учится и совсем не стремится стать фавориткой падишаха. Все это, разумеется, было ложью: чем больше усилий прилагали мать и бабушка, чтобы очернить новенькую, тем больше Ахмед скучал по ней и все время торопил учителей. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, молодой султан посвятил себя любимому хобби (изготовлению роговых колец), которое хорошо описал историк Ноулз:
«…Каждого турецкого императора законы их религии обязывают повседневно употреблять и практиковать какое-либо ручное ремесло или занятие, и потому султан Магомет [Мехмед III] занимался изготовлением стрел, а этот его сын Ахмат [Ахмед I] делает роговые кольца, которые все турки носят на больших пальцах, чтобы было удобнее натягивать тетиву при стрельбе из лука. Обычай изготовлять такие роговые кольца этот султан ревностно соблюдает, предаваясь этому занятию каждое утро, сотворив молитву».
Пока Ахмед в задумчивости вытачивал превосходные роговые кольца у себя в мастерской, сама Махпейкер в это время тосковала: она очень скучала по Озлём (которую так больше и не пустили к приемной дочери), даже предприняла попытку побега (после того как поняла, что далеко не всем пришлась ко двору). Нарядившись кухонной служанкой, находчивая девушка попыталась смешаться с темной толпой дворцовых кухарок в хиджабах, отправляющихся на пятничный городской базар за провизией и мелочами – булавками, безделушками и лукумом для обитательниц гарема.
Гранд Базар (Grand Bazaar) и сегодня одна из главных туристических достопримечательностей Стамбула. Фото автора
Видимо, слишком ярко и отчаянно блестели прекрасные глазки Махпейкер сквозь прорезь никаба (в сравнении с тусклыми и безучастными глазами кухонных старух), что стражники задержали беглянку и отвели ее к начальнику безопасности гарема. А разгневанный дар-ус-саадет агасы приказал запереть девушку в одиночных покоях: такого громкого скандала (любимая невольница падишаха чуть-чуть не сбежала средь бела дня из дворца в тысячу стражей!) сохранить в тайне не удалось, и начальник сам едва не лишился головы…
За считанные часы новость стала достоянием всего многочисленного гарема: о побеге шептались юные джарийе в укромных углах общих покоев и учебных комнат, калфы разводили руками, евнухи неодобрительно цокали, а царственные мать и бабушка (валиде Хандан и Софийе) досадливо и беспокойно обсуждали дерзкую выходку неугодной девчонки и предчувствовали большой скандал.
Вечером в покои Хандан (где две стареющих подруги старались отвлечься от тревожных мыслей, слушая придворных музыкантов) влетел разгневанный султан (у вспыльчивого Ахмета от ярости перед глазами все плыло!), по дороге он отрывисто отчитывал сопровождающего его верховного евнуха:
– Ее обучение закончено давным-давно! Значит, все это время вы строили козни у меня за спиной! Приказываю немедленно перевести Махпейкер в отдельные, в ЛУЧШИЕ покои! Пусть прислуживают ей ВСЕ калфы! Сегодня вечером я хочу видеть ее у себя!
Мать и бабушка стояли безмолвно у пылающего камина в нарядных покоях валиде. Опустив глаза, они напряженно ждали, когда на их головы обрушится гнев подросшего, вышедшего из-под контроля сына и внука. Ахмед, глядя на интриганок, с потемневшим лицом по-прежнему обращался к верховному евнуху:
– Ясно, ага, что у великой валиде во дворце Топкапы душа истомилась, вот она со скуки и занимается непонятно чем! Очевидно, что она соскучилась по Старому дворцу, и я позволю ей сегодня же переехать! Пусть нынешним же вечером собирается и уезжает!
Великая валиде Софие, столько лет единолично правившая Османской империей, сникла и сразу стала выглядеть на свой реальный возраст: увядшая, усталая женщина стояла перед молодым султаном и мысленно уже видела себя в вечной ссылке и бесконечной однообразной скуке засиженного мухами Старого дворца. Валиде Хандан беспокойно, с мольбой вглядывалась в лицо сына, который продолжал отрывисто приказывать верховному евнуху:
– А матери передай, чтобы она перестала везде совать свой нос! А если не перестанет, то в Старом дворце полным-полно свободных комнат!
Султан еще раз гневно обвел глазами комнату и стремительно вышел. На лице Хандан блуждала странная улыбка, а Софие застыла как громом пораженная: она отчетливо поняла, что ее эпоха во дворце Топкапы закончилась.
Кёсем – фаворитка падишаха
Так юная Махпейкер-Кёсем стала фавориткой Ахмеда, заменив ему в этом качестве глупую, флегматичную красавицу Махфируз (которую отправили в Старый дворец вместе с Софие). Сын Махфируз, маленький, пухлощекий мальчик – шехзаде Осман – остался в Топкапы на попечение армии мамок и нянек.
Махпейкер взяла на себя заботу о мальчике: она часто навещала малыша, отправляла ему игрушки и сладости, брала его с собой, когда каталась в экипаже по звонким мощеным улочкам центра Константинополя…
В сообщениях венецианских послов указывается, что во время этих прогулок Осман развлекался тем, что бросал пригоршнями мелкие монетки в толпы зевак, которые сбегались посмотреть на юного принца. В такие минуты его мачеха Махпейкер предпочитала не показываться на глаза простолюдинам, оставаясь за занавеской. Послы также отмечали исключительную привязанность Ахмеда к Махпейкер, которая стала в политике влиятельным закулисным фактором. Дипломат Кристофоро Вольер свидетельствовал:
«Она может творить с султаном все, что пожелает, и полностью завладела его сердцем, и ей ни в чем нет отказа».
Венецианский посол Симон Контарини подробно описывал юную избранницу молодого Османского правителя:
«…Фаворитка султана Махпейкер Кёсем Султан – женщина исключительной красоты… Она высока, отличается стройным станом и белым лицом. Черты лица её столь совершенны, что при дворе за красоту её называют “ангелом“, или “пэри”. Волосы у неё темные и волнистые, приятный нежный голос и очень красивые руки… Говорят, она отличается благоразумием и рассудительностью, порой немногословна, что многие склонны относить к её уму и коварству и что, очевидно, имеет под собой основание, коли ей удалось избавиться от своей соперницы… Доводилось слышать, что при дворе о ней говорят как о красивой, но смертельно опасной женщине, что придаёт ей сходство с ядовитым цветком…
Юную Кёсем Махпейкер в сериале «Великолепный век: Кёсем Султан» сыграла актриса Анастасия Цилимпоу. «Черты лица её столь совершенны, что при дворе за красоту её называют “ангелом“ или “пэри”…»
…Женщине красивой и проницательной и, кроме того… обладающей многими талантами… Она прекрасно поет, вследствие чего продолжает пользоваться любовью султана… Не то чтобы её уважают все, но в некоторых делах к ней прислушиваются, и она фаворитка правителя, который хочет, чтобы она постоянно была рядом с ним… Она проявляет немалую мудрость и сдержанность относительно слишком частых высказываний о серьезных материях или государственных делах».
Сам же молодой владыка (по описанию историка Ноулза) выглядел следующим образом:
«Султану Ахмату, о котором мы теперь говорим и который теперь царствует, было, как уже сказано, около пятнадцати лет, когда он взошел на трон, а теперь ему около двадцати двух лет, круглолицый и полнолицый и вообще красивой наружности, однако на лице видны следы оспы. У него маленькая борода коричнево-каштанового цвета, растущая маленькими пучками в четырех разных местах, по одному на каждой щеке и на каждой стороне подбородка… Он ладно скроен, отличается здоровым цветом лица и склонен к полноте, как и его отец Магомет; сильный и выносливый и к тому же живой… Он очень предан чувственности и наслаждениям, и потому есть надежда, что он в конце концов погубит себя, как это случилось до него с его отцом Магометом… От этих его наложниц у него четверо детей, два сына и две дочери, его старшему сыну около пяти лет. Он упивается донельзя наслаждениями, которые предоставляет охота в поле, в особенности соколиная».
С самого начала своего удивительного замужества Махпейкер-Кёсем буквально каждый год рожала по здоровому, розовощекому младенцу своему царственному повелителю. И если ее первая беременность (наступившая слишком рано, девушке едва исполнилось 16 лет) выдалась нелегкой, то все последующие крепкая девушка (простолюдинка по происхождению, как мы помним) переживала удивительно легко. Махпейкер не увядала, ее фигура не расплылась: талия оставалась по-девичьи узкой, а грудь – высокой и упругой.
Махпейкер и Ахмед были ровесниками: они серьезно привязались друг к другу (сохранившаяся до наших дней трогательная переписка свидетельствует о романтической любви между султаном и его фавориткой). Махпейкер прекрасно знала и чувствовала, какое влияние она имеет на своего повелителя, однако умная девушка ничем не проявляла своей власти. Она поняла, что самолюбивый Ахмед ужасно боялся заслужить себе славу, аналогичную отцовской (все знали, что грозный султан Мехмед целиком и полностью находится под влиянием женского султаната и гарема). Махпейкер до поры не вмешивалась в государственные дела (хотя за всем происходящим внимательно следила, как будто предчувствуя, что в скором времени ей придется взвалить на свои хрупкие плечи управление гигантским государством!).
Поскольку все сомнения относительно способности султана Ахмеда к продлению своего рода рассеялись, владыка, похоже, стал сожалеть о своем решении пощадить брата Мустафу (убогий жил вместе со своей матерью в Старом дворце). Дважды Ахмед отдавал приказ задушить Мустафу и дважды в последний момент отменял свое страшное решение. В первый раз султан, отправивший убийц к брату, немедленно слег с ужасными резями в желудке, испугался, что это наказание за грех братоубийства, и Мустафу пощадил. Когда убийцы отправились в Старый дворец во второй раз, разразилась внезапная и очень сильная гроза: Ахмед счел, что Аллах гневается на него за приказ умертвить убогого родственника, и снова убийство отменил.
Венецианский посол Симон Контарини считал, что Мустафа был обязан своим спасением Кёсем, которая отговорила возлюбленного от братоубийства из практических соображений:
«Султанша решила позаботиться о том, чтобы то милосердие, которое она проявила к брату (Мустафе), могло быть также проявлено в будущем по отношению к ее сыну (Мураду)».
Будни правящей семьи. Султанахмет и Топкапы
Молодой султан с энтузиазмом занимался государственными делами, с каждым днем все больше посвящая Махпейкер во все свои планы. Ему нравилось, как внимательно и уважительно красивая женщина слушает его, какие дельные дает советы, как восхищается им, пророча Ахмеду славу, не меньшую, чем слава Сулеймана Великолепного.
Осень 1606 года выдалась сухой и жаркой, Константинополь охватили пожары. В результате самого страшного из них полностью выгорел еврейский квартал: торговая и ремесленная, плотно застроенная часть города (расположенная неподалеку от устья Золотого рога). Ахмед лично возглавил отряды смельчаков (из городских энтузиастов), боровшихся с огнем на улицах древнего города. Во время тушения еврейского квартала султан серьезно пострадал: в суматохе, дыму и давке он упал с лошади и повредил ногу. Историк Ноулз свидетельствует:
«В каковом шуме и суматохе, производимыми людьми, которые бегали туда-сюда, и тушении огня Великий Султан упал с лошади и потому некоторое время хворал».
Константинополь. Гравюра из хроники Хартмана Шеделя. 1493 г.
Однако молодой и выносливый юноша, находящийся к тому же под присмотром лучших лекарей империи, быстро оправился от последствий своего падения с лошади. Он решил вернуть Константинополю утраченную в пожарах красоту и приумножить ее. Так в столице Османской империи началось сразу несколько больших строек, инициированных султаном.
Напротив Айя Софии появилась легендарная голубая мечеть Султанахмет (тур. Sultanahmet Camii) – масштабный религиозный комплекс, который сегодня является символом Стамбула. Махпейкер участвовала в обсуждении проекта и с интересом следила за строительством мечети, которая увековечит истории не только Ахмеда, но и ее, скромную дочь священника с острова Тинос.
Свободная энциклопедия «Википедия» рассказывает о строительстве комплекса Султанахмет:
«Архитектура мечети сочетает в себе два стиля – классический османский и византийский. По легенде, султан приказал построить стандартное количество (4) золотых (алтын) минаретов, но архитектор что-то напутал и построил шесть (алты) минаретов. Строительство мечети длилось семь лет и было завершено в 1616 году, за год до смерти султана. Для строительства мечети был использован камень и мрамор. Название “Голубая мечеть” мечеть получила благодаря огромному количеству (более 20 тыс.) белых и голубых изникских керамических изразцов ручной работы, которые использовались в декорациях интерьера. Керамика доставлялась из изникских фабрик, которые славились своим качеством. Ахмед I приказал фабрикам присылать в Стамбул самые красивые экземпляры и запретил вывоз продукции на другие строительства, вследствие чего дела фабрики пришли в упадок.
Центральный зал размером 53 × 51 метр накрыт куполом диаметром 23,5 метра и высотой 43 метра. Купол и полукупола украшены надписями – сурами из Корана и изречениями пророка Мухаммеда, которые были искусно выполнены Сейидом Касымом Губари из Диярбакыра. Купол опирается на четыре огромные колонны диаметром по 5 метров. В узорах мечети преобладают растительные мотивы – традиционные тюльпаны, лилии, гвоздики и розы, а также орнаменты различных цветов на белом фоне. Кроме того, было подсчитано, что для узоров керамических плиток было использовано более 50 вариаций изображения тюльпанов. Пол мечети выложен коврами. Внутри мечеть хорошо освещена – свет падает из 260 окон. Первоначально стекла, использованные для окон, были привезены из Венеции, но позднее были заменены».
В отличие от других мечетей комплекс Султанахмет окружен шестью минаретами. Молодой Ахмед I велел возвести их, пожелав, чтобы строящаяся в его честь мечеть во всем превосходила Айя Софию. Однако высшее мусульманское духовенство усмотрело в этом попытку принизить значение главной мечети мусульман Аль-Харам (Заповедная мечеть) в Мекке, которая имела пять минаретов. В результате Ахмеду I пришлось пристраивать к Заповедной мечети еще два минарета, чтобы вернуть ей утраченное преимущество. Предание гласит, что султан был настолько воодушевлен идеей строительства мечети Султанахмет, что часто сам приходил на стройку и трудился бок о бок с чернорабочими и искусными мастерами, которым он сам платил жалованье в соответствующие дни, выплачивая тем, кто проявлял особое усердие, дополнительное вознаграждение. В Голубой мечети совершались самые торжественные молитвы и отмечались дни рождения Пророка.
Удалось ли Ахмеду Первому и его архитектору Мехмед-аге, спроектировавшему Султанахмет, затмить славу византийских зодчих, построивших за тысячу с лишним лет до этого другой символ Вечного города Константинополя – Собор Святой Софии?
Об этом сложно судить: разделенные ухоженным сквером, эти две святыни возвышаются друг перед другом и давно уже превратились в единый архитектурный ансамбль – в лицо бессмертного волшебника по имени Стамбул.
Воодушевленный строительной лихорадкой, Ахмед не оставил без внимания (и радикальных преобразований!) и дворец Топкапы. Здесь был возведен целый ряд новых зданий: два хамама, красивая современная библиотека, расположенные уступами на склонах городского рельефа сады с прогулочными аллеями, изящный, довольно обширный садовый павильон Четвертый двор – для внутридворцовых торжеств Топкапы (в этом павильоне, который до нашего времени не сохранился, молодой султан – любитель празднеств и веселья – развлекал дам своего гарема, устраивая для них представления; их давали евреи и еврейки из труппы придворных актеров). Французский посол в Османской империи Жиль Ферманель рассказывал в одном из своих отчетов:
«Падишах построил в Первом дворе своего дворца очень симпатичное, маленькое здание пекарни. Надпись на табличке, прикрепленной к стене, гласит, что эта пекарня предназначается для “выпечки самого чистого хлеба во дворце”».
Именно в этой пекарне появлялись на утренний свет пылкие хрусткие симиты и пышная ачма (традиционная османская выпечка для завтрака), которые так любила Махпейкер. Она вставала рано, с аппетитом завтракала и с балкона своей террасы мысленно здоровалась с окружающим ее миром: Константинополем, зеленью деревьев, синей спокойной гладью залива и бескрайним небом страны, повелительницей которой она стала.
Мечеть Султанахмет; фото автора. Легендарная голубая мечеть Sultanahmet Camii – масштабный религиозный комплекс, который сегодня является символом Стамбула. Кёсем участвовала в обсуждении проекта и с интересом следила за строительством мечети, которая увековечит в истории не только ее возлюбленного Ахмеда, но и ее, любимую женщину правителя Османской империи…
Муку для султанского хлеба мололи из пшеницы, выращенной в Бизинии, на северо-западе полуострова Малая Азия, смешанной с козьим молоком, которое давало стадо коз, пасшееся в роще на территории дворца. Этот сверхчистый белый хлеб предназначался, помимо Кёсем, для самого султана Ахмеда и нескольких его фаворитов, в том числе для придворного врача, еврея Доменико Иеросомилитано, который пишет об этом необычайно вкусном хлебе в своих мемуарах:
«Превосходный белый хлеб берегли как зеницу ока и каждый день выпекали сто двадцать буханок по четыре фунта каждая, которые раздавали только фаворитам Великого Султана или одному из его личных шести докторов, каким был третий доктор Доменико Иеросомилитано».
Одним из немногих иностранцев, которым удалось увидеть Внутренний дворец Топкапы после преобразований, являлся венецианский дипломат Оттавиано Бон. Он воспользовался отсутствием султана Ахмеда, который отправился на охоту, и осмотрел величественное здание в сопровождении помощника – главного садовника (разрешение на осмотр дворца дала Кёсем):
«…Однажды, благодаря моей дружбе с Чиаиа, дворецким главного садовника султана, и воспользовавшись отбытием султана на охоту, Чиаиа провел меня в гарем. Войдя туда через ворота, расположенные со стороны моря, он повел меня смотреть покои властителя: комнаты, бани и многие другие вещи, очень приятные и полезные с одной стороны и необычные – с другой. Везде было очень много золота и огромное количество фонтанов.
В частности, на холме, в летнем крыле, я видел апартаменты, состоявшие из столовой и нескольких комнат. Они находились в таком замечательном месте, что там вполне мог бы жить и монарх. Это был Диван [не путайте с залом Дивана во Втором дворе. Слово “диван” имеет много значений; выбранное Боном абсолютно верно] – зал с колоннами великолепной работы, открытый с восточной стороны и обращенный на небольшое искусственное озеро квадратной формы, образованное тридцатью фонтанами. Его окружал красивейший мраморный акведук, по нему текла вода, из акведука она попадала в фонтаны, а из них – в озеро. Из озера воду понемногу отводили на орошение сада, что очень благоприятно сказывалось на нем. Вдоль акведука могли идти рядом двое мужчин, таким образом можно было обойти все озеро, наслаждаясь нежным шепотом фонтанов.
На озере стоял крошечный кораблик, на котором, как мне рассказали, для отдыха и развлечения его величество любит кататься с шутами. Очень часто, гуляя с ними по акведуку, он толкнет то одного, то другого, заставляя сделать сальто в озеро. Также он заставляет их грести туда-сюда и играет с ними, заставляя их прыгать в воду; и много раз, когда он гуляет с ними вдоль озера, он бросает их в него и погружает их с головой и ушами.
Через окно Дивана я видел спальню его величества: она обычного размера, на стенах, как принято, великолепнейшая майолика с изображением орнаментов и цветов разного цвета, что создает потрясающий эффект. Над дверями, как тут принято, драпировки, но только из золотой парчи с бордюром из алого бархата и вышивкой золотом, украшенные множеством жемчужин.
Кровать напоминала римский павильон: вместо обычных деревянных опор – желобчатые серебряные колонны. Там были также львы из хрусталя, а драпировки были сделаны из золотой с зеленым парчи без всяких украшений – вместо них были хитроумно свитые шнуры из жемчуга, несомненно невероятно дорогие. Покрывало на ладонь не доходило до пола, и оно и подушки были парчовыми. Полы и в этой комнате, и в других, где стояли невысокие диваны (они используются для сидения), устланы чрезвычайно дорогими персидскими коврами с золотой и серебряной нитью; покрывала, на которых сидят, и подушки, на которые облокачиваются, тоже из красивейшей золотой и серебряной парчи.
В центре Дивана висел очень большой круглый светильник с серебряными подвесками, инкрустированными золотыми пластинками с бирюзой и рубинами, его середина была из хрусталя; он был очень красив. Для омовения рук предназначались небольшая чаша и кувшин из золота, усыпанный отличной бирюзой и рубинами – ими приятно полюбоваться. За Диваном располагалась площадка для стрельбы из лука, где я видел великолепные луки и стрелы. Мне показали отметины, оставленные сильной рукой султана на такой огромной стреле, что в это едва ли можно поверить…».
Удалось венецианцу краем глаза заглянуть и на женскую половину, о которой он также написал в своем отчете:
«…там находится женская половина, где живут мать султана, сам султан, и все прочие женщины, и рабы Великого синьора; она похожа на большой женский монастырь со всеми удобствами: спальнями, трапезными, банями, гостиными и прочими необходимыми для жизни помещениями».
Матримониальные ужасы двора
У Ахмеда и Махпейкер родилось за годы их брака шестеро детей: Айше Султан, Фатма Султан, Шехзаде Сулейман, Шехзаде Мурад, Шехзаде Касым и Шехзаде Ибрагим. Кёсем была им хорошей матерью: внимательной, заботливой, нежной. Пока супруг ее был жив, Махпейкер Кёсем Султан, хоть и являлась для него ценным советчиком и другом, не была особо влиятельной в политической сфере: она охотнее занималась воспитанием своих многочисленных детей.
Султан Ахмед, супруг Кёсем. В сериале «Великолепный век: Кёсем Султан» его роль исполнил Экин Коч (на фото)
На девятом году своего царствования возмужавший (и еще более самовлюбленный и самоуверенный, чем в отрочестве) Ахмед I устроил экстравагантное празднество в честь бракосочетания своей старшей дочери, Геверхан Султан (которой тогда едва исполнилось восемь лет), с полководцем Кара Мех-медом-пашой, которому было пятьдесят пять лет! Эту странную свадьбу описал историк Пол Райкот в своем труде «История Оттоманской империи», опубликованном в 1680 году:
«Когда наступил день свадьбы, невесту доставили в резиденцию ее мужа: сначала маршировали янычары, как и раньше, за ними следовали начальник стражи и другие чиновники. Следом шли эмиры в количестве восьмидесяти человек, затем судьи, а после них шли визири и великий визирь с муфтиями по левую руку от него, следом двигался оркестр из тридцати барабанщиков и трубачей, за которыми следовали восемь египтян, которые несли небольшие барабаны, и кривлялись, и проделывали тысячу обезьяньих ужимок; этих сменили сорок музыкантов, маршировавших по двое, одни играли на цитрах, другие на арфах, а третьи на лютнях, затем по турецкому обычаю появился юродивый (которые почитаются у них за святых), наряженный в колпак и плащ, покрытый бараньими костями, который плясал и пел под эти инструменты; за ними прошли начальники арсенала и тридцать человек с молотами и другими железными инструментами, чтобы ломать все, что выступало слишком далеко на улицах и могло помешать пронесению двух деревьев огромной высоты, увешанных восковыми плодами всех сортов; затем шли двадцать чиновников, подчиняющихся главному казначею, и он сам, пышно разодетый, ехал на лошади в некотором удалении от них; за ним многие невольники тащили два огромных факела и третий факел еще больших размеров. Блеск драгоценных камней, которыми были украшены эти факелы, слепил больше, чем пламя… За этими факелами следовал начальник черных евнухов с пятьюдесятью придворными, составлявшими свиту принцессы, а за ними несли огромный балдахин, обитый малиновым бархатом, а затем следовал еще один балдахин, который был больше первого. Он был покрыт золотыми пластинами, и занавески были задернуты со всех сторон и висели до самой земли; под этим балдахином была принцесса на лошади и несколько ее черных евнухов. Следом ехала ее парадная карета, покрытая золотой тканью, которую везли четыре огромных белых коня неописуемой красоты; затем ехали еще восемь карет, в которых находилось великое множество подружек невесты с кастрированными неграми; и последними ехали верхом двадцать пять невольниц-девственниц, выбранных из числа самых красивых, а их волосы, не знавшие гребня, свисали им на плечи…».
На следующий день после свадьбы султан Ахмед напал на мать невесты (одну из своих любимиц до появления в гареме Кёсем), избив ее и даже ударив ножом. Этот гнев имел под собой веские основания: та задушила одну из его фавориток. Пол Райкот описывает это происшествие образным, живым языком:
«Однако, несмотря на всю эту пышность и величие в день после свадьбы, султан жестоко избил свою султаншу, мать этой дочери, которая теперь замужем за полководцем, и ударил ее кинжалом, пронзив ей щеку, и топтал ее ногами, потому что она задушила его фаворитку, которая была из числа невольниц его сестры, и он полюбил ее и посылал за ней».
Пять месяцев спустя Ахмед выдал принцессу Айше Султан, свою первую дочь от Кёсем, замуж за великого визиря Насух-пашу. Девочке Айше было только семь лет, а ее муж был человеком ближе к сорока… Не прошло и двух лет, как вспыльчивый Ахмед казнил Насух-пашу, и принцесса Айше осталась вдовой в девять лет.
Затем Айше становилась женой поочередно еще пяти пашей, двое из которых погибли в сражениях, один был убит и двое умерло от естественных причин. Последним мужем Айше был Халеб Ахмед-паша, который скончался в 1644 году, оставив ее вдовой в шестой раз в возрасте тридцати девяти лет.
Такие серийные браки были не редкость для династии Османов в течение столетия, миновавшего после смерти Сулеймана Великолепного. Это позволяло царствующей фамилии создавать сеть союзов с наиболее могущественными пашами. В частности, Кёсем именно благодаря бракам своих дочерей сохраняла влияние и власть на протяжении почти полувека. В 1626 году она писала великому визирю Хафизу Ахмеду-паше за несколько месяцев до того, как он стал третьим мужем ее дочери Айше:
«Как только вы будете готовы, дайте мне знать, и я буду действовать соответственно. Мы сразу же позаботимся о вас. У меня есть принцесса наготове. Я поступлю так же, как тогда, когда выдавала свою Фатиму».
Чем дольше жила Кёсем во дворце Топкапы, чем больше постигала жестокие нравы Османского двора, тем сильнее черствело ее нежное когда-то сердце… В нем постепенно все меньше оставалось места для истинной любви, сострадания, жалости. Вступив в зрелый возраст, Кёсем оправдала свое имя, став настоящим «Вожаком стаи» – расчетливой, холодной и прагматичной женщиной, способной на самые безжалостные поступки во имя власти и усиления собственного влияния.
Вид с территории дворца Топкапы на Босфор. Фото автора