Хепберн не удалось долго наслаждаться семейным счастьем: студия «Уорнер Бразерс» собралась экранизировать роман Кэтрин Халм «История монахини». Сюжет книги описывал жизнь реально жившей монахини, принадлежавшей к небольшому бельгийскому ордену сестер милосердия, которые выполняли свою миссию среди прокаженных в Бельгийском Конго. Женщина оставила свой орден в начале Второй мировой войны, чтобы стать участницей бельгийского Сопротивления.
Но у киношников было опасение, что роман, легко превращаемый в киноленту, может вызвать недовольство отцов католической церкви, как вызвала книга. Ибо писательница дозволила показать человека, отдавшего предпочтение не святости, а условностям земной морали. Ее героиня сестра Лук в какой-то момент решает жить по законам своей человеческой души, уповая не столько на Господа, сколько на себя. Впрочем, отцы церкви зря выказывали недовольство: в какой-то момент бывшая монашенка произносит своему исповеднику ключевую фразу:
– Христос не покинет меня, если я уйду из монастыря. Я подала слишком много воды от Его имени, и Он знает, что я буду продолжать свою работу – монахиней или обычной медсестрой.
Идея этой книги пришла к Кэтрин Халм еще во время, когда она работала в лагере для перемещенных лиц, созданном в послевоенной Германии. В этом лагере судьба свела ее с медсестрой Марией-Луизой Хабетс, ставшей и подругой писательнице и прототипом сестры Луки. Впрочем, у одного из авторов мы находим сведения, что в основу «Истории монахини» легла история жизни бельгийской девушки по имени Габриэль ван дер Маль, дочери знаменитого хирурга, в 1927 году вступившей в религиозный орден монашкой как сестра Лук (от имени святого Луки, покровителя хирургии). Сестра Лук провела в Африке почти девять лет, а затем вернулась в Бельгию. Так что, скорее всего, книга делалась на основе реального материала и психологии находящегося рядом человека.
Вообще же Кэтрин Халм была автором нескольких книг, пользовавшихся успехом. Еще до войны, в 30-е годы, она жила в Париже и вела дружбу с таинственным мыслителем-эзотериком Георгием Гурджиевым. А еще про нее говорили, что она в свое время входила в небольшую группу писательниц-лесбиянок.
Мария Луиза, которую друзья называли Лу, рассказала Кейт о семнадцати годах, проведенных ею в монашеском ордене. Женщины проработали вместе шесть лет, и все это время Кейт и Лу продолжали искать свое внутреннее «я», свой путь к Богу. Они оказались по-настоящему родственными душами. В 1952 году Лу и Кейт приехали в Америку. Кейт продолжила свой писательский труд, Лу стала медсестрой.
* * *
Одри охотно дала согласие на участие в экранизации книги; это было «своеобразной данью благодарности людям, которые спасали человеческие жизни». Съемки картины должны были стать очень дорогими, ведь действие разворачивалось в Европе и Африке. Создателями фильма было затрачено много усилий, чтобы лента выглядела достоверной. К примеру, режиссер и сценарист Фред Циннеманн вспоминал: «Один французский орден позволил нам на несколько дней поселить исполнительниц главных ролей в разных монастырях, где они должны были полностью подчиниться распорядку дня. Они вставали к утренней молитве в 5.30 утра и до конца дня хранили обет молчания. Я специально разослал своих «монахинь» в разные монастыри, чтобы они сумели почувствовать монастырскую атмосферу… Я объезжал монастыри, чтобы проведать актрис, в теплом такси. В середине января в Париже было ужасно холодно, а монастыри практически не отапливались. Они выходили мне навстречу почти синие от холода, но мысль о том, что они переживают то же, что и их героини, их невероятно вдохновляла».
Уже в Африке произошел инцидент, стоившей Одри душевных и физических мук. Съемки шли в Конго в тяжелых условиях жары и влажности, натурные сцены снимались прямо в больнице, в миссионерской школе, в деревнях и на острове прокаженных, на колоритном старом железнодорожном вокзале в Стэнливилле, на пестром местном рынке. Конечно, все африканцы в картине – это местные жители, к тому же во время съемок на площадке актеры с ужасом для себя обнаруживали то гигантских страшных жуков, то ядовитых змей.
Однажды, еще будучи в Конго, актриса обратилась к врачу, когда небольшая обезьянка, игравшая с ней, слегка укусила ее. Болезнь проявилась после возвращения в Рим, где начались павильонные съемки. Оказалось, что у актрисы почечная инфекция. Она мучилась от лихорадки и почечных болей не одну ночь, лежа и страдая в своей постели в номере отеля «Хасслер». Взволнованный и расстроенный к супруге прилетел Мел; буквально перед тем он провел два месяца в изучении Венесуэлы, Британской Гвианы и Колумбии, готовясь принять участие в проекте «Зеленые особняки».
Из Лондона приехала мать, а из Гааги – сводный брат Ян. Наконец болезнь отступила, и Одри вернулась на сценическую площадку с великолепными декорациями монастыря худая и бледная, как и полагается истинной монахине. В ее глазах светилась искра жизни и… раскаяние.
Могло ли это раскаяние исходить из того, что Одри была неверна мужу и это мучило ее? Вполне. На съемках этого фильма, еще в начале июня, когда Хепберн прибыла в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с участниками проекта, она обратила внимание на Роберта Андерсона. Мужчина только недавно вернулся из поездки по монастырям Бельгии. Он приехал за ней в аэропорт, и эта встреча вдруг обернулась романом. «Тем же летом в Лос-Анджелесе начался долгий, страстный роман между Робертом и Одри, – утверждает Дональд Спото, встречавшийся с Андерсоном и выслушавший из первых уст страстную историю взаимоотношений двух звезд. – На протяжении нескольких лет Роберт Андерсон рассказывал мне об этой любви, но поставил единственное условие: все это может стать достоянием гласности только после смерти Одри. «В моем романе «После» рассказана подлинная история моих отношений с Одри», – признался он мне. Действительно, этот роман поражает глубиной чувств и откровенностью сексуальных сцен».
Роман Р. Андерсона был опубликован в 1973 году, в нем есть описание героя с молодой пассией: «Первое, что бросалось в глаза, – это ее стиль. Она была высокой, стройной и очень красиво двигалась, почти как балерина. Ее темные волосы были уложены в поразительную прическу, не имевшую ничего общего с модой того времени…
Я сразу же заметил ее большие темные глаза… Она производила потрясающее впечатление. В ней был стиль, сосредоточенность и настоящая страсть».
Без сомнений, это точный портрет Одри (в книге – Марианны). К тому же автор не раз подчеркивал самую заметную портретную черту девушки «с походкой балерины»: «Она была печальна – прекрасна, печальна и романтична».
В романе речь идет и о прошлой жизни героини, и вдруг оказывается, что автор раскрывает читателям все то, чем делилась с ним сама Одри Хепберн:
– Мне мало о чем хочется говорить. Я очень рано поняла, чего хочу от брака… Я никогда не видела своего отца. Конечно, я видела его фотографии и могла к ним прикоснуться. Очень красивый… Из хорошей семьи… Мама говорила мне, что этот брак быстро закончился разводом и все деньги растворились. Она больше не вышла замуж и всегда была очень плохого мнения о мужчинах… Отец превратил ее в отшельницу, и я это прекрасно понимаю. Странно, но во мне нет горечи по отношению к нему. Моя мать постоянно говорила о том, каким ужасным человеком он был. Но тогда я не могла ее понять и инстинктивно бросалась на его защиту. Образ отца всегда был для меня очень важен. Я представляла, что он где-то в Европе, живет совершенно один и целыми днями и ночами пишет какой-то важный труд. И однажды – однажды он обязательно придет ко мне за кулисы!
Стоит сказать, что годы спустя подобная встреча все же состоялась. Мечта найти отца превратилась в реальность, и реальность эта не принесла ничего, кроме нового разочарования. Однажды друг Мела Феррара из Красного Креста напал на след отца Одри Джозефа Виктора Растона. Актриса с супругом тут же отправились в Дублин, где отец великой актрисы жил с женой, Фидельмой Уолш. Они встретились в ресторане отеля «Шелборн» – без пылких объятий и слез раскаяния, отчего между ними сразу возникло неловкое отчуждение, граничащее с полным безразличием. «Яванский Джо» остался холоден. После этой встречи Одри поняла, что никакой связи между ней и отцом не может быть никогда.
Другим признанием, озвученным Одри и вынесенным на страницы книги воспоминаний, было следующее:
– В этой жизни я хочу только одного, я хочу посвятить свою жизнь чему-то одному. Посвятить полностью, целиком, без остатка. В детстве я хотела стать монахиней. Их цельность и преданность поражали меня. И те же чувства я встречала в балеринах, музыкантах, художниках. Отдать все за то, чтобы научиться чему-то одному, и не заставлять никого платить за эту преданность.
Однажды Роберт Андерсон сказал ей, что готов не расставаться с ней никогда, готов жениться на ней, чтобы провести всю жизнь вместе. «Она повернулась и, нахмурившись, посмотрела на меня. Потом снова положила голову мне на плечо. Она любила меня, в ней жила настоящая страсть, и все же казалась мне несколько отстраненной». Позже она напишет ему записку, в которой будут такие слова:
«Ты не знаешь меня… Тебе кажется, что ты любишь меня, но уверена, что твои чувства не имеют ничего общего со мной. Ты просто хочешь, чтобы твою жизнь кто-то разделил… Твое положение очень необычно. Ты очень впечатлительный. Твои чувства прекрасны, но твое письмо адресовано не мне. Просто ты хочешь заполнить пустоту, образовавшуюся в твоей жизни. Тебе нужно кому-то принадлежать».
Американская мечта. Реклама 50-х гг.
Тогда он понял, что его роман с Одри обречен…
Удивительно честно он признавался:
– Я боготворил ее. Я попал под очарование ее таланта и ее преданности своему таланту.
* * *
Роман Роберта Андерсона с Одри Хепберн «продолжался и в Голливуде, и в Нью-Йорке, и в Риме, и в Париже, и в Брюсселе, и в Конго». Если верить рассказу Роберта, то актриса отвечала ему с той же страстью. Чтобы не пересказывать то, что записывалось из первых уст, приведем небольшую цитату из того же Д. Спото, чье настойчивое расследование достойно уважения: «Изысканный и красивый, он в то же время был серьезным, уважаемым драматургом, сценаристом и эссеистом. Он написал для нее лучший сценарий в ее жизни. Он был внимателен и заботлив, но не навязчив. Он искренне обожал Одри.
Но прошлое и на этот раз повторилось.
В мае Одри рассказала Андерсону о своем страстном желании быть матерью. О Меле она не упоминала, но Роберту стало ясно, что ее брак явно нельзя назвать счастливым. Он воспринял ее слова как желание покинуть мужа ради него и иметь от него детей. С глубокой печалью он сообщил Одри о том, что не может быть отцом – Андерсон страдал врожденным бесплодием. И в этот момент Одри просто не могла не вспомнить Уильяма Холдена.
Этот был удар, и он положил конец роману, который мог перерасти в брак. Между Одри и Робертом не было долгих, трудных объяснений. «Мы поцеловались на прощание, и я уехал в Лондон писать пьесу», – рассказал мне много лет спустя Андерсон. В отличие от Ингрид (до романа с Одри Роберт встречался с Ингрид Берман. – С.Б.), Одри порвала с Андерсоном навсегда. Они встретились всего лишь раз. Его слова настолько уязвили Одри, что она не захотела сохранить дружбу с ним. Она решила закрыть эту страницу своей жизни и, возможно, навсегда забыть о ней».
Иллюстрация из модного американского журнала 50-х гг. ХХ в.
Без сомнений, то, что происходило с ней, то, что заботило ее изнутри, проявилось во время съемок фильма о монахине. И страсть, и надежда, и разрыв – окончательный и бесповоротный, финальный – как последние кадры фильма, в которых сестра Лу идет, не оборачиваясь, решительным и твердым шагом.
Близкий спутник последних лет Одри Хепберн Роберт Волдерс говорил:
– Мне кажется, что «История монахини» – картина, в которой появилась настоящая Одри. Несмотря на свойственную ей веселость, она всегда была склонна к самоанализу и этим походила на сестру Лук. В фильме я вижу настоящую Одри в те моменты, когда ей было нелегко, когда возникала какая-то проблема, которую она не могла решить.
Шон, повзрослевший сын Одри, также признавал ценность именно этой картины для его матери: «Мне кажется, что моя мать более всего гордилась работой в «Истории монахини». Это был прекрасный, серьезный сценарий, не какая-то пустышка. Она считала эту картину очень важной».
* * *
Основные съемки фильма о монахине завершились летом 1958 года в Бельгии. Одри наконец-то могла почувствовать себя свободной, вволю гулять и отдыхать, не думая об ответственности за каждый съемочный день. Она вылетела в Калифорнию, чтобы провести четыре недели в тишине и покое. Ведь после этого отдыха ее снова ждала работа, на сей раз это был фильм «Зеленые особняки».
