Calm Before The Storm - Dare

1.

Кругом пахло дымом и сушеными травами. Точно так же пахло в доме ведьмы, только эти травы были более душистыми и не вызывали дурных ассоциаций или же предчувствий. Вдобавок, в доме ведьмы было прохладно и сыро, здесь же - тепло и сухо. Нечто приятное и мягкое прошлось легко по его лицу, совсем как весенний ветерок, принося с собой очередную порцию ароматов. Он уже почти проснулся, но пока не торопился открывать своих глаз. Вначале, он хотел вспомнить то, что с ним произошло перед тем, как он уснул. Вспомнить вчерашний день казалось ему жизненно важным делом. Так как уснул он не по своей воли, без сомнений, а в некой ситуации выходящей из ряда обыденности. Хотя, слово "обыденность" давно перестала им восприниматься как что-то реально существующее.

Боли в теле он не испытывал. Руки не были скованными. Он не чувствовал никакого дискомфорта. Так откуда в его голове увязла столь навязчивая идея об опасности?

На миг, через его прикрытые веки пробились теплые лучи солнца, а затем померкли вновь. Словно, что-то их заслонило.

- Как он? - услышал он приглушенный голос, предположительно принадлежащий пожилому человеку, в интонации которого читалась сила и мудрость.

- С ним все хорошо. Он постепенно приходит в себя. - Этот голос явно принадлежал женщине, вполне возможно не старше тридцати лет. Видимо, именно она находилась рядом с ним все то время, сколько он пребывал в бессознательном состоянии. - Думаю, ему еще стоит отдохнуть. Хотя бы пока солнце не подниматься на три ладони над лесом.

- Пусть будет так, - согласился с ней мужчина, затем лучи солнца снова осветили на миг его веки. Властный мужчина ушел, оставив его опять наедине с девушкой в темной помещении. Ее теплая рука опустилась ему на лоб, затем ее пальцы прошлись по его небритой щеке и соскользнули. После, раздался шорох, очередной поток солнечного света и все окончательно стихло.

Девушка, похоже, тоже покинула его. Кевин рискнул приоткрыть веки.

Первым его предположением было то, что он лежал в шатре, или вигваме, или в еще каком-нибудь сооружении, покрытым плохо обработанными шкурами. Выход из шатра был ближе всего к его ногам, и прикрывался плотной материей, изготовленной из коричневой шерсти. Сам же он лежал на чем-то мягком и ворсистом и, исходя из материала, которым был покрыто конусообразное помещение, можно было предполагать, что под ним лежала все та же звериная шкура. Постепенно его память начала восстанавливать последние события прошлой ночи. Он вспомнил, как убегал от невидимых преследователей, а также тотем, который он успел разглядеть, прежде чем потерять сознание.

Новая волна ароматов трав охватила его, стоило ему слегка приподнять голову. Он не сразу понял, что этот запах исходил от его собственных волос. Видимо, за все время, сколько он пребывал в беспамятстве, его омыли и привели в порядок. Что же, возможно, его похитители не желали ему зла. Если только церемония жертвоприношения не подразумевала изначальное омовение.

Кевин приподнялся на локтях и оглядел себя. На нем не было верхней одежды. Была ли нижняя? Точно ответа он пока не мог дать самому себе, так как от пояса до пят был укрыт пледом. Его загорелая грудь с редкими островками волос была разукрашена разными узорами, выведенными веществом цвета бистр, похожим на сажу или даже охру. Кевин приподнял плед и обнаружил на себе просторные штаны с густыми ворсинками по бокам, которые ранее не принадлежали ему. В подобных штанах ходили практически все индейцы в старых голливудских фильмах.

Нолан откинул окончательно плед в сторону и поднялся на ноги. Типи оказалось не таким уж и низким, каким он себе его изначально представлял. До заостренного верха он навряд ли бы смог дотянуться, даже подпрыгнув вверх держа, при этом, руки высоко над головой, если бы у него возникло подобное желание. А вот чтобы выйти из жилища, ему бы пришлось пригнуться.

За стенами типи шла размеренная жизнь, судя по доносящимся звукам: шорохи ног, топот копыт, негромкие голоса беседующих, потрескивание костра, глухие удары топора, ритмичный стук барабана, доносящийся совсем уж далеко.

Штаны, что были надеты на него, все норовили упасть, от чего Кевину пришлось сжать в кулак один из их краев. За три месяца скитаний по Молодому Миру он изрядно исхудал. Не говоря уже об отросших волосах, щетине, ногтях (нож не давал всему этому разрастись до неприличных размеров, но справлялся он с вверенной задачей не слишком хорошо) и набитых мозолях.

Кевин огляделся по сторонам, в поисках чего-то увесистого, способного послужить ему на первых парах орудием самозащиты, когда его внимание привлекла тарелка, лежащая у потухшего очага, с чем-то на вид вполне съедобным. Подняв тарелку, он осторожно принюхался к ее содержимому. Пахло просто восхитительно. На вид это был бульон с тремя кусочками мяса, предположительно крольчатины. Голод, который мирно спал еще пару секунд назад, тут же дал о себе знать протяжным урчанием в желудке. Кевин пригубил от края тарелки и сделал три небольших глотка. Бульон был бесподобным.

Когда он выпил всю жидкость и принялся за мясо, покрывало, что застилало вход в типи, отошло в сторону и внутрь, пригнувшись, вошла молодая девушка.

Увидев бодрствующего Кевина, она замерла на месте. В руках она держала некий сосуд природного происхождения (возможно из семейства тыквенных), в котором плескалась вода.

- Простите, - она, как можно ниже поклонилась и быстро направилась задним ходом обратно к выходу.

- Постойте! Не уходите! - он опустил тарелку на пол и вытянул ладони вперед. - Я не сделаю вам ничего плохого.

Девушка решила его послушать и отпустила край уже отодвинутого занавеса в сторону.

- Я знаю, - произнесла она и улыбнулась, слегка нахмурив брови в неловкости. У девушки была смуглая кожа, черные волосы, сплетенные в косу и украшенные тремя белыми перьями с черными вкраплениями, ярко выраженные скулы и длинный узкий нос. Ее черные слегка раскосые глаза смотрели на него с благоговеньем и в то же время с явным интересом, но в них он смог прочесть и печаль, причину которой ему не дано было понять. На ней была кожаная куртка с короткими рукавами и юбка с передником.

- Как вас зовут? - спросил Кевин.

- Солнечный Луч.

- Красивое имя, - он кивнул головой и подтянул спадающие штаны, чем вызвал приступ смеха у своей новой знакомой. Но она быстро посерьезнела и склонила перед ним голову.

- Простите меня за мою несдержанность.

- Ничего. Я не обиделся. А меня зовут Кевин. Кевин Нолан.

Девушка отрицательно покачала головой, что привело Кевина в недоумение.

- Нет, ваше имя - Маниту.

- Что же, это имя мне тоже нравиться, но к "Кевину" я как-то привык.

Девушка вновь взяла в руки сосуд с водой и поднесла его Кевину. Нолан не стал отказываться от подношения. Вода была чистой и немного теплой, с легким сладковатым привкусом и приятным ароматом, что исходил от неизвестного ему фрукта, или овоща, или из чего бы ни был сделан сосуд. Он выпил все до капли и поблагодарил девушку.

- Как я сюда попал?

- Вас принесли Яркая Молния и Западный Ветер. Вы были без сознания. Ястреб три раза прокричал над горами, когда вас внесли в это помещение. А это великий знак.

- И что он означает?

- Что вы - Маниту.

Кевин в очередной раз подтянул штаны, не отводя глаз от сияющего от радости лица молодой девушки. Он точно не знал, что ему ждать от своего назначения в ряды великих индейских божеств, но за три месяца уже привык ко всему относиться скептически и с осмотрительностью. В последний раз все закончилось тем, что он приобрел дар говорить только правду, а потому возведения его в "Маниту" могло повлиять на его дальнейшую судьбу не лучшим образом.

- Раз я Маниту, то тогда в чем мои обязанности?

- Вы должны помочь нашему племени познать истину великого магического начала и очистить наши астральные тела от темных пятен проклятия наведенного на нас Вендиго.

- Вендиго, значит...Магическое начало...

Что же, не впервой от него требовали того, что он либо не хотел делать, либо понятие не имел, как это сделать. К тому же его до сих пор терзали вопросы, которые не давали ему покоя с того дня, как он очнулся под деревом - точной копией того, что росло на лугу Арум.

- В каком мы сейчас Мире? - спросил он Солнечный Луч, надеясь, что ей удастся избавить его хоть от части того груза, что тяжелой ношей весел на его плечах.

- Сейчас мы в Серебряном Мире, о Великий Маниту, которому известны многие тайны всех Миров. Также, белые люди называют его Зрелым Миром.

Легкая улыбка тронула губы Кевина. Значит, им и вправду удалось перейти из одного Мира в другой, и теперь Океан Надежд стал к ним немного ближе. На миг ему даже показалось, что он почувствовал солоноватый вкус океана на губах.

- Это хорошо, - довольно кивнул он. - Но впереди еще долгая дорога.

Солнечный Луч кивнула и тоже улыбнулась, словно понимая, о каком пути он говорил. Но ее улыбка не могла подавить ту грусть, что глубоко засела в ее глазах. Затем она подошла к нему ближе и протянула ему длинную кожаную веревочку, которой было обвязано ее запястье. Вначале Кевин не понял, зачем она ему, но быстро догадался и обвязал ей вокруг своих бедер. Теперь можно было больше не придерживать вечно спадающие штаны. Делая узел, Кевин оглядел свой голый торс, на который не обращал пристального внимания в последние месяцы. За это время он практически полностью лишился жировых запасов, зато теперь на его теле четко проглядывались мышечные рельефы, впрочем, так же как и кости, в области ребер и ключиц. Живот его стал впалым, на руках вздулись вены, а пальцы стали узловатыми.

- Что обозначают узоры на моем тело?

- Это боевая раскраска и обереги. Странно слышать сей вопрос от того, кто сам их придумал, наделил магической силой и отдал их в дар всем племенам. Я принесу вам мокасины.

Произнеся это, девушка развернулась и поспешила выйти из типи.

- Солнечный Луч! - остановил он ее. - Со мной был спутник. Его зовут Марк Уотер. Где он сейчас?

Лицо девушки резко изменилось, став серьезным и даже хмурым.

- У Маниту не могут быть спутников. Есть только почитатели или же недоброжелатели. Не волнуйтесь, в нашем лице вы нашли своих преданных почитателей.

- А недоброжелатель, - осторожно произнес Кевин, уже готовясь к ее неприятному ответу.

- Он ждет момента великой битвы.

- Великой битвы?

- Да, о Маниту. Скоро придет день, когда вы столкнетесь с ним в битве, которая избавит нас от тяжелого проклятия. Только вашими руками можно убить коварного Вендиго!

2.

Мокасины оказались очень удобными. За все время пребывания Кевина в Ближних Мирах более хорошей обуви у него никогда не было. Они придавали легкость его ногам. Солнечный Луч хотела надеть на него обувь сама, заявив, что для нее это будет великой честью, но Кевин решил отказаться от предложения, чем ее явно расстроил, хотя та и старалась не подавать вида.

За занавесом, что прикрывал вход в типи, расположилась настоящее поселение индейцев, в которое входили несколько десятков мужчин, чуть больше женщин и с дюжину ребятишек, как мальчиков, так и девочек. Поодаль от людских жилищ находился загон, в котором содержались одомашненные мустанги. В загоне, в отличие от остальной местности, росла молодая зеленая трава, что выглядело не менее удивительно, чем сады Маджика Шайна на Пустынном Плато. Несколько молодых индейцев находились сейчас рядом с дикими жеребцами и, используя деревянные ведра, заполняли водой небольшой водоем в самом центре загона.

Заметив Кевина, все жители деревушки тут же завершили заниматься своими обыденными делами и принялись с интересом наблюдать за ним. Несколько детишек, с веселыми криками и смехом принялись кружиться вокруг него, прыгать и что-то кричать ему, перебивая друг друга. Видимо, не только Солнечный Луч считала его Великим Маниту, способным положить конец проклятию, что принесло с собой засуху и жару. И да, жара стояла неимоверная. Внутри типи она не была столь ощутимой, как не странно.

Старик, с длинными седыми волосами, до этого стоявший у конного загона, направился в его сторону. Остановившись перед ним, он поднял руку вверх и произнес что-то на незнакомом ему наречие.

- Рад видеть тебя на наших землях, Великий Маниту, - добавил уже на понятном ему языке старик. - Белый Столб Дыма и племя сиу приветствуют тебя.

Вождь сиу был невысоким человеком, с очень смуглым лицом с глубокими морщинами разрезающими его вдоль и поперек. Он не носил шикарный головной убор из перьев, чем грешили киношные вожди, вне зависимости требовали этого обстоятельства или же нет. Вместо этого его голову украшало одно единственное орлиное перо. Его длинные седые волосы были сплетены в две косы, что свисали ему на грудь.

- Я не Маниту, - ответил Кевин. Это не совсем те слова, которые он хотел от самого себя услышать, но дар правды продолжал преследовать его как верный пес. После этих слов, среди жителей деревни начали раздаваться тихие голоса.

- В тебе живет великий дух, - настоял на своем старик, после чего легонько притронулся к его лбу, затем к груди. - Ты его не ощущаешь, но он наполняет твое тело силой и мудростью. Ты способен вершить великие дела. - Белый Столб Дыма повернулся к жителям своего племени и вновь что-то сказал на местном наречие. После этих слов, все представители племени снова вернулись к своим обыденным делам. - Спасибо тебе Солнечный Луч, можешь быть свободной.

Девушка, стоящая до этого чуть позади Кевина, слегка склонила голову и направилась в сторону небольшой группы женщин, что очищали совсем молодую кукурузу от лепестков и рыльца, непонятно откуда взявшуюся на столь пустынных землях. Кевин проводил ее взглядом, испытывая при этом легкий дискомфорт. Словно Солнечный Луч своим присутствием придавала ему бодрости и уверенности в своих силах, а с ее уходом, он стал слабым и подверженным неведомой опасности. Ее компания ему нравилась больше, чем компания вождя племени. И пусть Белый Столб Дыма не казался негативно настроенным в его адрес, он все же словно что-то скрывал или же недоговаривал.

Положив свою ладонь ему на спину, вождь предложил Кевину пройти к загону для лошадей. Горячий ветер обдал жаром их лица и впился в кожу тысячами песчинок. Трое из индейцев, опустошив свои ведра, направились к выходу из загона, с интересом поглядывая на Кевина, идущего в обществе вождя племени. Один из индейцев все еще находился внутри загона, решив остаться в компании красивых и грациозных животных, только вместо ведра он прихватил с собой плед. Пара мустангов, которые все это время казались самыми беспокойными, поспешили отойти к другому краю загона. Никто из них не хотел быть оседланным.

- Эти два мустанга появились в нашем племени всего три дня назад и пока еще не дают себя оседлать, - объяснил вождь Кевину причину беспокойства животных. - Но Яркая Молния всегда славился своим даром наладить отношения с любым жеребцом или кобылой. Пусть даже с самыми строптивым.

Юноша двигался осторожно и бесшумно, стараясь не пугать мустангов, а наоборот - войти к ним в доверие. Он имитировал фырканье коней, держа плед за спиной, при виде которого кони уже понимали, чего от них хотело это прямоходящее существо, а для гордых диких мустангов быть оседланным пока что считалось вершиной унижения.

- Он не знает устали в своем деле, - продолжил Белый Столб Дыма. - За всю свою жизнь никогда не видел более искусного наездника. Возможно, только его родной брат Дубовая Ветвь смог бы с ним посостязаться в том мастерстве. К сожалению, вот уже три месяца как Дубовой Ветви нет с нами.

- Что с ним стало? - спросил Кевин ради приличия.

- Его убил медведь.

Яркая Молния выбрал удачный момент и забросил на мустанга плед, а затем с невероятной прытью взобрался на него верхом. Дикий конь недовольно заржал и принялся высоко бросать задние ноги, отбрасывая в разные стороны клочки травы вместе с почвой. Юноша издал радостный клич, крепко держась за гриву коня.

Кевин вспомнил, как пару лет назад побывал на родео. Он поехал на выходные в Техас вместе с Джорджем Шэлби и Эрлом Лоуренсом - еще одним своим коллегой по работе, - на ежегодный чемпионат данного вида спорта. Главный приз получил ковбой, которому по мастерству было очень далеко до этого молодого индейца.

Над их головами пролетел ястреб, хищно кружа в поисках добычи. Но не найдя ничего стоящего, полетел дальше, жалостно крикнув пару раз.

Мустанг все же сбросил с себя Яркую Молнию, но тот сделал уверенный кувырок, спасаясь от конных копыт, и встал на ноги. Мустанг забился в дальний угол загона, и Яркая Молния не стал его больше тревожить. Он поднял плед с земли и направился к одному из более покладистых мустангов, который тут же начал елозить своими мягкими губами по волосам парня.

- Мы очень долго ждали тебя, - заявил вождь. - Твоя сила сможет вернуть нам наши первоначально плодородные и красивые земли, на которых будет место и другим краскам, а не только рыжим и желтым.

- Что произошло? - спросил Кевин, когда они остановились у изгороди, глядя, как горячий ветер колышет нежные травинки по другую ее сторону.

- Вендиго наложил проклятие на наши земли тридцать лет назад. Он хотел, чтобы мы склонились перед ним, и в каждый год приносили ему жертву. - Старик говорил эти слова спокойно, с интересом глядя на то, как мустанги пьют воду у водопоя. - Мы отказались подчиниться ему. Тогда, он заявил, что уничтожит все наше племя. Мне удалось убедить его в том, что полное уничтожение племени не самый правильный и выгодный выход для него самого из сложившейся ситуации. Я предложил ему соревновательный бой и Вендиго принял мое предложение. Мы выбрали лучшего воина нашего племени, а дух Вендиго переселился в полоумного шамана, чье племя изгнало его из своих рядов из-за использования им черной магии. Этот шаман жил далеко, примерно в десяти тысяч шагов отсюда, прятался в горах, охотился на хищных и травоядных зверей и продолжал практиковать черную магию. Никому не было до него дела, так как он никогда не покидал своих владений. Но, в то же время, он не терпел незваных гостей на своей территории. Случайно заблудшие к нему люди умирали медленной и мучительной смертью, которая, как правило, маскировалась под ядовитых пауков, скорпионов или же неизлечимые болезни.

Его душа была черна, а потому Вендиго легко завладел ею. Он пришел в наше поселение спустя три дня после соглашенного с Вендиго договора. И это была ужасная картина. Его сила увеличилась в десятки раз, а безумие в сотни. Под его ногами горели языки пламени, а над головой кружили вороны. Его глаза превратились в черные воронки - ловушки душ. Нашему воину пришлось сражаться с ним с закрытыми глазами, ведь стоило только один раз взглянуть в глаза шамана - в глаза Вендиго - и он бы упал замертво, а его душа навечно стала пленницей Вендиго и подвергалась бы вечным мукам.

Битва длилась семь лунных и солнечных дней, а на восьмой солнечный день, нашему воину все же удалось одолеть Вендиго. Злой дух принял поражение и покинул наши земли, а шаман на последнем издыхании успел проклясть наши земли, воспользовавшись всеми своими силами и остатками сил Вендиго. В тот же миг вся зелень, которая нас окружала, превратилась в выжженные земли.

Тридцать лет уже тянутся наши страдания. И вот пришло время, когда к нам вернулся Вендиго. Только в этот раз он пришел вместе с Великим Духом Маниту, который поможет одолеть зло окончательно и бесповоротно, а заодно снимет с нас проклятие.

- Марк Уотер не - Вендиго, точно так же как и я не - Маниту.

- Придет время, когда Великий Дух Маниту заговорит в тебе, и ты почувствуешь всю его силу. Возможно, и тот, кого ты называешь Марком Уотером, не ощущает в себе Злого Духа, но это всего лишь дело времени.

- Вы пробовали переселиться с этих земель?

- Это проклятие задело каждого жителя нашего племени, даже тех, кого тридцать лет назад еще не было и в чреве матерей. Стоит кому-то из нашего племени покинуть эти земли, как проклятие начинает расширяться, захватывая все больше территорий. Некоторым членам племени приходиться изредка покидать эти земли, чтобы пополнить запасы еды и воды и тогда выжженная земля начинает свой рост. В таких случаях, мои соплеменники приносят вдвое больше воды, чем нам нужно, а все для того, чтобы поливать ею землю и возвращать зелень на те участки почвы, которые были уничтожены. Но, несмотря на все эти старания, земля умирает гораздо быстрее, чем вода успевает ее излечить. Проклятие растет и рано или поздно оно охватит весь Зрелый Мир. К счастью произойдет это только через тысячи лет. Но, если все наше племя сорвется с места и решит поселиться на других землях, проклятие найдет нас спустя пару-тройку лет. Мы не имеем права так поступать со всеми жителями нашего Мира. Это принесет на наши головы другое проклятие. - Белый Столб Дыма покачал головой, чтобы добавить силу своим словам. - С твоим же приходом, Великий Маниту, нам больше не о чем беспокоиться.

- Смерть Марка Уотера не принесет вам избавления. И я не буду тем, кто лишит его жизни.

- Время покажет. - Вождь убрал руки от изгороди загона, с улыбкой глядя на то, как один из мустангов игриво толкает мордой юношу в спину, затем повернулся и зашагал прочь, оставив Кевина наедине со своими отрицаниями.

3.

Он всегда считал себя иным - не похожим на своих братьев. В нем хранились слабые крупицы чувств, о которых другие просто позабыли. Гнев Океана Надежд обрушился на него в меньшей степени, чем на Вихря и Пожирателя, и гораздо в меньшей степени, чем на Жнеца. И хотя ему никто не объяснял причин милосердия Океана к своей персоне, он все же склонялся к мнению, что Он просто изначально знал, что Водолей никогда не был одержим желанием попасть в Мир Вечности и потребовать столь нескромные дары. Наверняка Он изначально знал, что именно Жнец был тем, кто руководил их группой и больше остальных хотел заполучить могущественную власть, а потому большая часть проклятия пала именно на голову колдуна в черном. Как говорится: каждому по заслугам. Водолей никогда не спрашивал, но был уверен, что сила той зудящей и бесконечной призрачной боли была ощутима всеми членами их квартета, но Жнец наверняка и здесь мог рассчитывать на пальму первенства касательно силы их общей боли. Также Жнец был единственным из них, кто полностью лишился большинства чувств, кроме злобы и ярости. Да что там говорить, он в отличие от остальных Темных, не имел способности видоизменяться, и вот уже двести лет носил лишь свой неизменный черный балахон, капюшон которого скрывал его мертвое лицо.

Да, в отличие от остальных, Водолей мог назвать себя счастливчиком, пусть при этом слове у него на губах всегда появлялась саркастическая улыбка. Даже при таких условиях, он оставался проклятым, и это проклятие тяготело над ним слишком долгое время, разрывая на части его тело, звеня в его голове массивным колоколом многие годы.

Но сейчас он был под властью другой боли. Она была схожей с той, что он испытал после убийства Пожирателя, хотя была слабее, но гораздо продолжительнее. Он не мог пошевелиться и прибывал в позе усталого пса уже неизвестно сколько времени. Попытки подняться на ноги или хотя бы выпрямить спину он не прекращал ни на минуту. Это приводило к всплескам новой боли, но колдун в синем даже не думал останавливаться.

Он был слаб, слишком слаб, и это наверняка чувствовали (или что там заменяло им чувства) его братья, компанию которых он решил покинуть раз и навсегда несколько лет назад. Рано или поздно они смогут выследить его, и тогда он не сможет им ничего противопоставить, хотя даже в лучшей своей форме он наверняка не смог бы продержаться и пяти минут в битве со Жнецом. А потому ему нужно было непременно встать, чего бы это ему не стоило. И если его магия сейчас не действовала, тогда он должен был одержать победу над своей слабостью с помощью простой физической силы.

Как такое могло быть, что он - один из самых могущественных колдунов во всех Ближних Мирах - был столь беспомощным из-за одного простого рисунка на земле в погребе, где он пребывал последние сутки. Да, индейцы всегда знали толк в колдовских кругах, и он всегда относился к ним с уважением. Но, случись кому-то из них в эти минуты подойти к нему, он наверняка не совладал бы с собой и разорвал его в клочья одним взмахом руки.

Будь он простым колдуном, не получившим свои силы от Океана Надежд, а развивший их в себе через гены предков и изучения всякой литературы, он давно бы "прыгнул" в Пустошь, в объятья Великого Ничто. А так, он все еще жил (но он всегда предпочитал слово "существовал"), пусть и был максимально истощен.

"Главное - это концентрация", твердил он себе, при этом шатался стоя на коленях, словно пьяный перед дверью очередной таверны. Во рту было сухо, и в то же время он чувствовал на языке некую жидкость. Сплюнув на пол, Марк удивленно приподнял брови, увидев на полу вместо слюны кровавый сгусток. Он широко улыбнулся, не отводя взгляда от собственной крови - такого чуда ему не доводилось видеть вот уже двести лет. Кровавый плевок начал быстро менять свой цвет, темнея, превращаясь в черную жидкость, которая расплывалось по пыльному полу погреба, словно раковая опухоль. Улыбка сошла с его губ.

"Ты давно уже не человек, приятель. И кровь твоя уже давно не та, и не стоит тешить себя напрасными надеждами".

Он надеялся, что Океан Надежд сжалиться над ним и примет его раскаянье и заберет обратно все свои дары, а взамен вернет ему человечность. Его братья были слишком самоуверенны и слепы, а потому затея дать бой наивысшей силе всех Ближних Миров - была абсурдной и заведомо проигрышной. Их мечты - занять место Океана Надежд и самим стать носителями Магического Начала - ни при каком раскладе не могли увенчаться успехом. Если у них сейчас была огромная сила с не меньшими лишениями, то второе появление перед Океаном с новыми требованиями, могло привести к тому, что они будут полностью лишены своих сил, а вот муки увеличатся в разы, при этом им будет сохранена вечная жизнь, для наибольшего нравоучения. Водолей всегда твердил им, что с Миром Вечности стоит не воевать, а искать перемирия, но его слова оставались не услышанными. Эти простые истины оставались очевидными только для него самого.

По этой причине он и покинул их компанию, но от идеи дойти до Океана Надежд он никогда не отказывался. Он стремился попасть опять в Мир Вечности, а его братья мечтали вернуть его в свои ряды, сменив трио опять на квартет. Втроем у них было мало шансов противостоять всей магии Ближних Миров, и когда они его найдут (в этом Водолей не сомневался), они потребуют его смирения и покорности. А дар убеждения у них был, особенно у Жнеца - у черного мага всегда была власть над ними всеми и в большей степени над ним, Водолеем, с его частично сохраненными чувствами, делающими его слабым. Если он признает свое поражение и воссоединиться с ними вновь и если они выйдут в битве с Океаном Надежд победителями, тогда его, Водолея, просто сотрут в порошок. При любом раскладе он останется в проигрыше. Даже если Океана Надежд вновь превратит его в человека, Темные найдут его и уничтожат с лица Миров, не дав ему даже насладиться свободой.

Бегство было не самым большим грехом перед братьями. Убийство Пожирателя - вот за что его наверняка могла ждать смертная казнь. Да, они нашли красному колдуну замену (это Водолей чувствовал), но часть их могущества ушла навсегда с истинным Пожирателем.

- Может, Жнец и сильнее меня, - прохрипел он. - Может, он способен увеличить силу моей боли троекратно, но он не сможет уничтожить меня. У меня есть власть над ними. - Капелька пота сорвалась с кончика его носа. Пот, так же как и кровь ранее, превратился в черную кляксу на полу, что прожгла землю, на которую упала, отравляя ее. - Я знаю их истинные имена.

Это был его козырь и секрет все эти долгие годы. Но, он раскрыл его. Ну и пусть, это заставит их держаться на расстоянии от них с Кевином. Он не хотел их смерти (к Пожирателю это не относилось), но он был готов применить против них свое оружие, пусть даже ему придется лишиться большей части своих сил и испытать вновь ту ужасную боль, пришедшую после смерти красного мага, по меркам с которой индейские круги не шли ни в какое сравнение.

Его руки, широко расставленные по сторонам, но не выходящие за рамки круга, так же как и его пот и кровь начали подвергаться метаморфозам - они стали тоньше и длиннее. Кожа на руках побелела, а на пальцах возникли узлы, словно на последней стадии артрита. Черные вены, пульсирующие по всему его телу, четко прорисовывались сквозь его кожу. Он терял свой человеческий облик, перевоплощаясь в то существо, которое породило в нем сила Океана Надежд. Волосы его поседели и удлинились. Глаза погрузились глубоко в черепную коробку и засветились тревожным синим светом. Однажды этот взгляд свел с ума одного Скитальца, с которым Водолей познакомился спустя несколько месяцев после своего побега. Плечи колдуна стали шире, а вместе с ними увеличилась и грудная клетка. Из-под одежды начал выпирать позвоночник и лопатки. Одежда на нем оставалась прежней, только сменив свой цвет на ярко-синий. Вскоре и вены сменили свой болезненный черный цвет, на цвет его силы. По сосудам побежала энергия Океана Надежд, и Водолею стало гораздо легче переносить боль магического круга.

Но, не этого он хотел. В своем магическом теле он бы неуязвим, но ему надо было побороть силу круга исключительно в человеческом облике, тогда он смог бы набрать практически прежнюю форму, ту, что была у него перед убийством своего собрата.

Что-то лежало у его ног. Вначале он даже не узнал свой дневник, в котором он сделал последнюю запись еще во времена полного отсутствия какой-либо магической силы в своем теле, во времена, когда он был обычным человеком. Когда же он превратился в Водолея, - чародея в синем одеянии, - дневник стал единственной его ниточкой, которая связывала его с прошлой жизнью. Именно он не позволял колдуну многое забыть из своего прошлого. Именно в записях дневника хранились истинные имена Четырех Темных. Свое же истинное имя он предусмотрительно уничтожил на всех страницах, где оно встречалось. Все это время дневник находился под защитой его магии, которая полностью скрывало его от посторонних глаз, в том числе и от глаз его собратьев. Теперь же дневник вышел из-под защиты магии, которая ослабла под воздействием рунического круга.

Водолей попытался сконцентрироваться, найти в себе те силы, которые в нем пока еще остались. Ему это удалось - руки начали укорачиваться и приобретать нормальную человеческую розовизну, вены потеряли свою яркость и приобрели обычный тускло-голубоватый оттенок. Страшно сморщенное лицо Водолея сменилось на усталое, но довольное лицо Марка Уотера. Волосы укоротились и приобрели песочный цвет, оставив место седине лишь на висках, и то она была слегка заметной, не более.

"Да, я все еще владею собой", усмехнулся он, обнажив белые зубы с черными полосами крови между ними. Он чувствовал, как сила вновь начала расти в нем, заглушая боль в теле. Он поднял дневник с пола и прижал его к груди, чтобы спустя мгновение тот снова исчез в его магическом хранилище. Он не записывал в нем события, которые произошли с ним уже после перевоплощения. Марк рад был все забыть, да только если его человеческая часть жизни быстро стиралась из памяти, уже спустя два дня после прочтения дневника, то жизнь в образе Водолея хранилась в его памяти вплоть до мельчайших подробностей.

Но, кое-что осталось при нем из его прошлой жизни, что не было записано в дневнике. То, что он увидел за несколько минут до переломного момента в своей судьбе. Он помнил, насколько сильно его очаровал Океан тогда, хотя того блаженного чувства память не сохранило. Марк верил, что с повторным приходом в Мир Вечности он вспомнит все те ощущения, что росли в его груди сотнями цветов, пусть даже он и предстанет перед Ним в облике проклятого колдуна. И он вновь сможет видеть Мир в ярких тонах, а не в блеклых оттенках, как это было сейчас.

Темное пространство погреба осветил тонкий луч света, а вместе с ними пришли и звуки горячего песчаного ветра. Кто-то приоткрыл дверь, что запирала вход.

Марк поднял голову. Свет слегка заслонила чья-то тень. Послышались легкие шаги, и перед ним предстал вождь племени сиу.

- Я смотрю, тебе совсем плохо, - спокойно произнес он.

- Терпимо, - хрипло ответил ему колдун. - Пятью минутами ранее было гораздо хуже.

- Долго ты еще собираешься себя мучить?

- Еще один день. Эти круги тренируют во мне мою силу. К тому же, он доложен поверить, что все это время мне было несладко.

- А разве это не так?

Марк отнял от земли правую руку, от чего левую забило крупной дрожью, и пристально оглядел ее с разных сторон, сжимая и разжимая пальцы. Между пальцами начали вспыхивать слабые проблески молний.

- У меня начинает вырабатываться иммунитет к этим кругам. Предвидя твой вопрос, спешу объяснить тебе, что иммунитет - это невосприимчивость организма к чужеродным организмам или же веществам.

Белый Столб Дыма только кивнул в ответ.

- Как он? - спросил Марк, шатаясь из стороны в сторону, словно кобра, загипнотизированная звуками флейты.

- Не перестает спрашивать о тебе...и повторяет, что он не Маниту.

- О нет, он гораздо сильнее Маниту. Его сила в уникальности.

Вождь подошел ближе к колдуну и присел перед ним на одно колено и положил ему руку на плечо.

- Что ты хочешь доказать, Водолей? А главное кому?

- Он находится под властью чар, а потому не способен лгать. Я хочу знать наверняка: откажется он от меня в пользу своей цели или же нет.

- А что если его выбор не будет в твою пользу?

- Ничего не изменится, я просто буду знать правду. - После короткой паузы колдун добавил: - Ничего не измениться для меня.

- Если он не способен солгать, то почему ты его просто не спросишь об этом?

- Он все же способен на ложь, если в свою ложь он будет искренне верить.

- А как насчет нашего договора?

- Не беспокойся, старик. Я привык держать свое слово. Тот, кто наложил на вас проклятие погиб от моих рук, а потому во всех Ближних Мирах осталось только трое носителей магии способных вам помочь. Но я не думаю, что Жнец или Вихрь поспешат вам на помощь.

- Большинство моих соплеменников верят в то, что ты Вендиго.

- А что ты сам думаешь обо мне, вождь? - прохрипел Марк, криво улыбаясь и глядя с поволокой на старика своими ярко-голубыми глазами.

- Я думаю, что ты гораздо опаснее Вендиго, пусть в тебе и есть благородство.

Марк согнул одно колено и встал стопой на землю. Не прошло и пяти секунд, как он уже стоял перед вождем сиу во весь рост.

- Ты не далек от истины, вождь. А теперь, скажи своему шаману, чтобы нарисовал для меня новый круг-ловушку, так как этот уже исчерпал все свои магические возможности.

Глава 5: Община

Circles - Dare

1.

Сухой пустынный ветер обжигал лицо, а легкие при каждом вдохе наполнялись горячим воздухом. Казалось, не было никакого спасения от палящих лучей солнца. Солнце хоть и находилось в зените, все же выглядело невероятно огромным. Казалось, что стоит лишь вытянуть руку вверх и кожа мгновенно покроется волдырями.

Конь, его любимый милый конь, издох еще два дня назад. Он плакал по нему, искренне, навзрыд. Он не плакал так даже по своей семье, не потому что ему не было их жаль, а потому что ему просто не дали погоревать по ним. И теперь, конь - единственное близкое ему существо - ушел в небытие. И хотя он жалел коня, ему все же удалось найти в себе силы распотрошить его и зажарить мяса на костре, иначе его самого ждала голодная смерть.

Проклятые хищные птицы, кружились над его головой, выжидая, когда же и он отправится вслед за лошадью и позволит им полакомиться человечиной. "Не дождетесь", зло изрек он про себя, продолжая идти вперед туда, где по-прежнему были видны только пески и ничего больше. В бурдюке воды осталось всего лишь на три-четыре глотка. Он пил редко, когда уже было невмоготу, делая маленькие птичьи глотки, которых хватало лишь на увлажнение губ и гортани. Желудка вода практически не достигала. Он чувствовал привкус крови при каждом прикосновение к горлышку бурдюка - настолько сильно были покрыты трещинами его губы.

Сколько он находился в пути? Он точно не помнил, а иногда ловил себя на мысли, что не помнит и своего имени. Но память его всегда цеплялась за одну истину - в целом Мире, от губернии до губернии, от объединения до объединения, он был один. Всех кого он знал и кого любил Харон переправил на другой берег реки Стикс.

Ветер выбросил в его сторону очередную горсть песчинок, часть которых попало ему в глаза. Он резко их прикрыл, но было уже слишком поздно - глаза запекло (но они не заслезились, так как для слез они были слишком сухими) и он остановился. В надежде вернуть зрение, он принялся вытирать лицо сорочкой, которая давно уже стала для него головным убором, спасающим от солнечного удара. Это немного помогло и все же, все вокруг него превратилась в расплывчатое желтое марево с невнятными контурами.

Жар сводил с ума, а крики птиц над головой потворствовали этому еще сильнее. Ему хотелось закричать от отчаянья во все горло, но он старательно сдерживал себя, стараясь экономить те остатки сил, что оставались в ослабевшем теле. Вместо этого он сделал еще один глоток воды, в уме рассчитав, что еще до начала заката бурдюк полностью опустеет, но это его мало беспокоило в данную минуту.

Дальше шел резкий спуск, а за ним новый подъем. Когда-то, очень давно, в этих местах текла река, потому как впадина, возникшая перед ним, явно была руслом высохшей реки. И река эта, в свое время, была не самой маленькой из всех, которых ему доводилось видеть. Он попытался начать спуск как можно осторожнее, но ноги предательски подкосились и он кубарем полетел вниз. Спуск оказался довольно быстрым, хотя изначально он предполагал, что займет у него не меньше десяти минут. Кувыркаясь вниз, он успел подумать о том, что было бы просто замечательно, если при падении свернет себе шею и все его страдания на этом закончатся.

Но он остался жив и столь быстрый спуск не нанес ему кроме царапин никакого вреда. Он бы остался лежать на животе еще долгое время, да только высокая температура песка мигом заставила его подняться на ноги. Шатаясь из стороны в сторону, он вновь поймал себя на мысли что забыл свое имя, хотя прекрасно помнил имя своего коня - Прауд. Кстати, а где он был сейчас? Что стало с Праудом? Если ему не изменяла память, Прауд остался в конюшне. А куда он сам держал путь и почему отправился в дорогу без коня?

Пустынный ветер подтолкнул его в спину, и он непроизвольно сделал шаг вперед. Здесь в самом русле высохшей реки он был слабее, хотя и был далек от приятного бриза. Да и воды в этой реке не осталось и капли.

Он повернулся лицом в сторону берега, по которому ему следовало взобраться. Берег не был столь высок и крут, но осилить его было практически невыносимой задачей для столь усталого человека, каким был он.

"Надо идти", приказал он себе и тут же послушался своего совета. Песок скользил из-под его ног и чтобы не сползти обратно вниз, он помогал себе руками, стараясь не обращать внимания на боль и жжение. Один раз его нога все же соскользнула, грозя ему очередным падением на дно засохшей реки. Собрав остатки сил, он ринулся вперед, борясь не только с пустыней, но и с законами физики.

В конце концов, ему удалось одержать победу над зыбким песком и над безжалостным ветром и выпрямить спину на вершине. Теперь он смеялся, гордый за себя, хотя этот смех и был похож больше на хрип. Но радость победы быстро улетучилась, стоило ему заметить на дне русла некий серый предмет, похожий на мертвого сурка. Он обшарил свои бока, но так ничего и не нашел.

На дне русла остался его бурдюк с остатками воды.

***

Когда силы его полностью оставили, а ноги стали ватными, на его пути возникли первые растения. Колючки. Мерзкие колючки, которым он был несказанно рад. Пустыня понемногу начала отступать и даже в небе появился легкий синий отлив, заменив, наконец, бесконечно-желтый цвет. Но это, к его глубочайшему сожалению, еще не значило, что ему удастся выбраться из пустыни.

Он упал на колени, с трудом держа голову поднятой, не прикасаясь подбородком к груди, и непрерывно глядел вдаль. Где-то там, очень далеко, виднелись и другие представители флоры. Возможно, уже за ними находились и человеческие поселения, в которых найдется немного воды и еды для него. Да к тому же там были крыши домов, а значит - была и спасительная тень.

Во рту было не менее горячо, чем кругом. Язык наверняка уже прожарился до румяной корки, а легкие и вовсе должно быть обуглились. Надо было отдохнуть, а в путь отправиться ночью, когда идти будет гораздо легче. Он осел на землю и повалился на живот. Песок обжег ему щеку, но теперь это его мало волновало. Он закрыл глаза.

Открыл он их лишь, когда вокруг него опустились сумерки, а рядом с ним кто-то стоял. Этот кто-то носил поношенные пыльные сапоги и черные в складках брюки. Незнакомец стоял рядом с ним и молчал. Ему хотелось поднять голову и оглядеть пришельца, но слабость во всем теле не позволила ему сделать этого. Утренняя жара отступила, принеся с собой облегчение, и теперь ему хотелось просто лежать неподвижно и пусть на него смотрят хоть сотни глаз.

- Кто ты? - услышал он негромкий, но требовательный голос.

Каким же было огромным искушение проигнорировать вопрос, но он все же сделал над собой усилие и перевернулся с живота на спину. Теперь он видел не сапоги незнакомца, а его хмурое сосредоточенное лицо, покрытое рыжей десятидневной щетиной. Наверное, он выглядел ужасно в эти минуты, раз мужчина не повторил своего вопроса. Вместо этого на лбу незнакомца появились глубокие морщины, придавшие ему взволнованный вид. Мужчина присел на одно колено. Затем руки незнакомца проскользнули под его затылком и слегка приподняли его голову. Прежде чем он попытался воспротивиться непонятному действию со стороны пришельца, его губ коснулось что-то твердое и холодное, затем в его рот полилась тоненькая струйка воды.

- Пей небольшими глотками, иначе тебе станет плохо, - предупредил его спаситель. Он послушался данного совета, хотя это ему далось не без труда. Вскоре он уже привстал на колени и принялся самостоятельно пить воду из металлической фляжки.

Когда ему стало лучше, он вернул воду своему спасителю, на этот раз, оглядев его тщательнее. Перед ним стоял мужчина высокого роста, слега старше его самого или же ощутимее старше. Сумрак сглаживал его морщины, а потому мужчина мог иметь как тридцать лет, так и на десяток лет больше. На нем был жилет, застегнутый на все петельки, который не скрывал его сильных рук и широких плеч. На его голове была соломенная шляпа, которая наверняка лучше спасала от солнечных лучей, чем тот головной убор из сорочки, который смастерил он сам. За спиной мужчины стоял конь, запряженный в телегу. Животное фыркало и непрерывно двигало ушами.

- Долго ты в пустыне? - задал незнакомец очередной вопрос, хотя не получил ответ на первый.

- Почти две недели. Может быть десять дней. Точно не помню. Последние воспоминания, словно в тумане. - Он говорил неторопливо, делая долгие паузы между словами, так как организм его был слишком истощен, от чего каждое слово вызывало помутнение перед глазами. - У меня был конь, но он помер. Возможно вчера, а может быть и неделю назад, точно не скажу.

- Что тебя побудило на столь сложный путь?

- Один безумец сказал мне, что это самая короткая дорога до ближайшего населенного пункта. - Это была правда, но не вся. Не рассказывать же все незнакомцу о себе, пусть он и спас ему жизнь.

- Наверное, твой голод не слабее твоей жажды.

Он кивнул в ответ, хотя голода как такового он и не испытывал, а вот от еще одного глотка воды он бы не отказался.

Спаситель протянул ему свою руку и помог ему встать, после чего вновь предложил ему воду и он с радостью принял его предложение.

- Так, как тебя зовут?

Вытерев мокрые губы, он ответил:

- Джек. Джек Беллами.

- Рад знакомству. А я Алекс Криз. Я предлагаю тебе пойти со мной. Я накормлю тебя и разрешу переночевать под крышей. Тебе нужно окрепнуть, прежде чем ты отправишься в дальнейший путь.

Джек Беллами вновь кивнул, но теперь не в знак согласия, а в знак благодарности.

- Тогда забирайся в мою телегу, так как на своих ногах ты далеко не дойдешь.

***

Похоже, Алекс Криз являлся членом некого благотворительного общества, так как строение, в которое он его привел, очень было похожим на некий пансионат, где жило много людей, не делающих различий по половому признаку, но при этом были связаны некой идеей. Какой именно - Джек не знал, но все стало на свои места, стоило им войти внутрь. Строение было высоким и вполне могло состоять из четырех этажей, а не из двух, которыми оно располагало. Конусообразную крышу венчал флаг, с неким рисунком. Что именно было на нем изображено, Джек не обратил внимания, его больше интересовали огромные двери, похожие на врата некого зажиточного хлева, что охранялись двумя крепкими мужчинами. Алекс поприветствовал их, они ему ответили тем же, предусмотрительно открывая перед ними двери. В душных пустынных сумерках повеяло прохладой, стоило массивным вратам расступиться перед ними, открывая глубокое пространство, схожее с входом в пещеру. Сотни свечей разгоняли мрак, бросая кривые тени на высокие стены. Стулья в два ряда тянулись к трибуне, окрашенной в ярко синий цвет. Кругом пахло древесиной, словно в мастерской у плотника. На стенах висели картины с короткими фразами одного содержания: "Океан Надежд дарует свою силу каждому по заслугам!". Все это показалось Джеку странным и даже немного отталкивающим.

- Ты выглядишь немного озадаченным, - заметил Криз, слегка улыбнувшись.

- Извини, если на моем лице трудно прочесть фанатичного благоговенья.

- Это ничего, - усмехнулся Криз, похлопав Джека по плечу. - Пять лет назад, я тоже не верил в Мир Вечности. Считал его красивой сказкой и только.

- А сейчас?

- И сейчас не очень-то верю. Но! - поспешил он добавить. - Я надеюсь и хочу верить. А вера помогает думать мне о том, что моя жизнь имеет смысл.

- Значит, здесь вам читают проповеди о Мире, где есть только тишина и покой, а также безграничная магическая сила? - спросил Беллами, идя следом за Алексом Кризом и с интересом глядя на высокие рельефные потоки, на которых были изображены волнообразные рисунки.

- Не совсем. Наш лидер дает возможность каждому из прихожан высказаться. Сам он редко берет слово. Пойдем.

Как только они покинули зал и вошли в одну из четырех дверей, тишину обители как рукой сняло. В просторном ярко освещенном помещении бурлила жизнь, разделенная на несколько секторов с помощью разноцветных полотнищ, что висели на натянутых веревках. Здесь были мужчины и женщины, старики и дети и все они были заняты своими делами. Женщины готовили еду и стирали грязные вещи, мужчины точили инструменты, заполняли поленницу дровами и потрошили кур и рыбу, старики вышивали и ремонтировали испорченные вещи, а дети носили воду из колодцев и принимали мелкие поручения от взрослых.

Видя такой образ бытия, у Джека только прибавилось сарказма.

- Только не говори, что у вас здесь все общее, включая женщин и детей, - негромко произнес он, так чтобы его расслышал только Алекс.

- И не собираюсь.

Неприемлемый для него образ жизни принятый в общине ушел на второй план, стоило им подойти ближе к одному из секторов, где готовилась еда. Запахи здесь были просто умопомрачительными. И Джек не знал, что их делало таковыми: его проснувшееся чувство голода или же мастерство поварих. Джек смутился, когда в его желудке заурчало. Алекс Криз только улыбнулся ему в ответ и предложил сесть за широкий свободный стол. Оно и понятно, так как к ужину жители общины только готовились.

- Сядь здесь, я тебе кое-что принесу.

Джеку было неловко, но сила голода не позволила ему отказаться от еды, пусть даже ему предстояло есть в присутствие работающих людей.

Алекс Криз подошел к одной из женщин, что хлопотали по хозяйству, стоя около глиняной плиты, в которую двое детей время от времени подбрасывали поленья. Он обхватил ее сзади за талию и поцеловал в шею. Женщина обернулась, широко улыбнулась и поцеловала в ответ Криза в губы.

На вид женщине было не больше тридцати. У нее было круглое лицо из-за пухлых щек, маленький вздернутый носик и очень живые глаза. Из-под ее белого чепца проглядывались пряди темно-каштановых волос. По своим меркам красоты, Джек мог назвать ее очень привлекательной, если даже не красавицей. Единственное что портило образ прекрасной женщины, был грубый шрам, что прорезал ее лоб и спускался вниз к переносице, задевая левую бровь.

Алекс Криз что-то ей сказал (в гомоне множества голосов, Джек не смог разобрать ни единого слова), от чего женщина весело рассмеялась и снова поцеловала его в губы. Затем Алекс, посерьезнев, произнес еще пару слов и указал кивком головы в его сторону. Женщина проследила за жестом Криза взглядом, остановившись на Джеке. Наверное, у него был слишком жалкий вид, так как женщина тут же изобразила на лице материнскую печаль, после чего закивала головой. Подозвав к себе другую девушку, она начала ей что-то быстро объяснять, указывая в его сторону, от чего Джек уже в третий раз за последние пять минут почувствовал неловкость. Желудок же вновь подал о себе знать.

Девушка, которая выглядела не старше, чем на двадцать лет, коротко кивнула и поспешила выполнить приказ...или же просьбу.

Уже через две минуты перед ним стояла тарелка с горячим бульоном, свежий теплый хлеб, две жареные рыбы средних размеров и кувшин с молоком.

- Благодарю, - произнес Джек, взглянув с легкой робостью на девушку. Каждый раз, когда она приносила ему что-либо из еды и ставила перед ним на стол, он осторожно поглядывал на нее, а затем долго провожал взглядом, когда она возвращалась к плите.

За свои восемнадцать лет ему еще не доводилось видеть более прекрасного создания. И если в мире существовала любовь с первого взгляда, он был готов в нее поверить.

У девушки были невероятно глубокие и пронизывающие темно-зеленые глаза и яркие пылающие огненным цветом волосы. Ее маленький аккуратный носик венчали еле заметные веснушки, которые покорили Джека окончательно.

- Да прибудет в вашей памяти Мир Вечности, - ответила она ему, слегка растянув уголки губ в улыбке. Наваждение медленно начало отступать, стоило Джеку услышать эти слова из ее уст. Безусловно, она была красивой и доброжелательной, но она ничем не отличалась от остальных фанатиков, которые жили в этой общине, верующих в существование Четвертого Мира. Даже если Мир Вечности и существовал, Ему наверняка не нужны были последователи и их песнопения в Свой адрес. В этом Джек был уверен, от чего само существование культа делала Джека не просто скептиком, но и ненавистником всех подобных движений.

Его отец не верил в Океан Надежд, а потому и сам Джек Беллами не сомневался в том, что все это лишь легенда и ничего более, от чего часто выходил из себя, когда видел верующих и тем более - когда эти фанатики пытались обратить его в свою веру.

Но, в эти минуты он был слишком слаб и голоден, чтобы злиться, да к тому же не хотел выглядеть неблагодарным к тем людям, которые приютили его, дали еду и воду и, чего греха таить, спасли его от неминуемой гибели.

И когда он наелся досыта, его неприязнь к сторонникам культа поубавилась, зато теплое чувство в груди при виде все той же огненно-рыжей девушки только становилось ощутимей.

2.

Когда пришел час ужина, Джек Беллами уже был сыт, но на приглашение занять одно из свободных мест он не смог ответить отказом. Во-первых, он не знал всех правил общины и побоялся, что его отказ может оскорбить их, а во-вторых - рядом с ним сидела девушка, которая угощала его едой.

- Произнесем наши благословения, друзья! - громко произнес Алекс Криз. Изначально Джек принял Алекса Криза за главу общину, хотя его сбили с толка слова Криза о том, что еще пять лет назад он сам не верил в существование Мира Вечности, да и сейчас не был уверен наверняка. "Я надеюсь и хочу верить. А вера помогает думать мне о том, что моя жизнь имеет смысл", таковыми были его слова не больше часа назад, что явно не сочеталось с образом лидера общины.

Все (на ужине присутствовали сорок четыре человека) опустили головы, прикрыли глаза и, скрестив руки, приложили их к груди. Джек не стал повторять за ними, а, воспользовавшись моментом, решил обратить внимание на свою соседку, чья голова была слегка опущена, а глаза прикрыты. Джек пристально прошелся взглядом по нежным чертам ее лица и остановился на тонкой шее, чей изгиб был просто идеален. Наверное, девушка почувствовала его взгляд, так как ее щеки зарделись румянцем, что только пошло на пользу ее и без того прекрасному облику.

Дальше, на удивление, никто не стал произносить в голос величавых слов, которые бы восхваляли Океан Надежд. Каждый, если и произнес какую-либо хвалебную речь, сделал это про себя.

Джек отвел от нее взгляд, только тогда, когда люди начали поднимать головы и открывать свои веки. Девушка, так же как и все, открыла глаза, но даже не обернулась в его сторону. Если бы она это сделала, Джек наверняка бы сам покрылся румянцем, только красный цвет явно не пришелся бы к его лицу.

Во время общей трапезы, он сидел ровно, сложа руки на коленях, чувствуя приятную дрожь в теле и легкое щекотание в паху. Не то чтобы он столь сильно хотел ее в сексуальном плане, скорее он просто хотел и дальше сидеть рядом с ней, а еще больше - прикоснуться к ее руке, почувствовать ее тепло и нежность, а также впитать запах ее кожи и волос. И хотя эти чувства в нем были пока слабы, они продолжали расти, для того, чтобы к новому дню он проснулся лишь с одной мыслью - о любви к ней.

Мужчина с повязкой на лице, сидевший слева от Джека, обратился к девушке с рыжими волосами:

- Эйрин, передай, пожалуйста, корзинку с хлебом.

- Да, Гилберт, сейчас.

Девушка слегка привстала, потянувшись за хлебом, затем протянула хлеб Джеку, чтобы тот, в свою очередь, передал его Гилберту. Их глаза встретились, а пальцы слегка коснулись. Это заняло всего одно мимолетное мгновение, но и его было достаточно, чтобы Джек понял - она к нему совершенно равнодушна. В ее глазах - глубоких и принизывающих - ему ничего не удалось прочесть, словно ее щеки вовсе не краснели, когда он наблюдал за ней во время молитвы.

Передав корзинку с хлебом Гилберту, он уловил на себе чей-то взгляд. Алекс коротко кивнул ему, приподняв вверх свой стакан с водой, после чего сделал два небольших глотка. Джек тоже кивнул ему, приподняв свой стакан в ответном жесте.

В течение последующих десяти минут в помещении раздавались лишь негромкие голоса, да стуки вилок и ложек о дно тарелок.

Все это время Джеку хотелось заговорить с Эйрин, но он никак не мог найти походящих слов для завязки разговора. И хотя он всегда считал себя смышленым парнем с богатой фантазией, в эти минуты ничего не шло на ум. В конце концов, Джек Беллами решил все свалить на свою усталость. Будь он в лучшей форме, то наверняка бы быстро нашел подход к девушке.

Ужин завершился, а он так и не заговорил с ней.

После ужина, когда женщины принялись собирать со стола, Алекс подошел к Джеку и спросил его о самочувствие.

- Мне давно уже не было так хорошо. Спасибо тебе большое.

- Не стоит благодарностей. Я рад, что ты начинаешь идти на поправку, - уже с привычным для Беллами добродушием отозвался Криз.

Джек поискал взглядом Эйрин и нашел ее в компании других женщин, что занимались мойкой посуды.

- Смотрю, ты глаз не сводишь с одной из девушек. Видать, она тебе сильно приглянулась.

Джек резко переключился на Криза и попытался изобразить на лице непонимание.

- О чем это ты?

- Я об Эйрин Либрук - одной из самых красивых девушек общины.

- Нет, я просто...

Алекс Криз похлопал его по плечу и слегка наклонился в его сторону. Джек уже было решил, что Алекс проявляет желание обнять его, словно фанатик общины, готовый принять в ряды своей веры новообращенного, но вместо этого Криз понизил голос и произнес всего два слова:

- Берегись ее.

На миг Джек даже уловил в глазах Алекса легкий огонек беспокойства. Но уже спустя секунду, Беллами засомневался, что нечто подобное было в глазах его спасителя. После этих слов, Алекс вновь похлопал его по плечу и удалился по своим делам.

Что это могло значить? Что могло быть опасного в этой хрупкой и милой девушке? Джек остался стоять в одиночестве в центре столовой, продолжая глядеть в сторону девушки с рыжими волосами, которая была занята повседневными хлопотами, и ничто не выдавало в ней опасности.

***

Он вышел на улицу покурить. Солнце давно зашло за горизонт, а в небе сверкали тысячи звезд. С помощью огнива он зажег свою самокрутку. Дым, поплывший перед его лицом, был густым и сладким, затем он начал быстро расщепляться и исчезать в ночном воздухе. Табак и кусок бумаги он выпросил у одного из прихожан - у старика, кашель которого больше походил на лай простуженного пса. Он ожидал получить от него засохшую полынь или даже коноплю, но с радостью обнаружил, что в кармане старика нашлось место настоящему табаку. Курить он начал четыре года назад, и с тех пор не было дня, чтобы его руки не изготавливали самокруток, за исключением последних десяти дней, когда ноги коня принесли его в пустыню. Это был вкус настоящего табака, что было удивительно, учитывая окружающую его пустынную местность, а грядок вблизи с растущим на них табаком он не заметил. Возникал вопрос: "На что жила община? Откуда они брали деньги на мясо, рыбу и молоко?".

Сквозь темную стену сумрака виднелись три огонька, расположенных в трех разных сторонах, в нескольких тысяч шагов от того места, где стоял он сам. Джек предположил, что это были лампы, что горели в окнах домов, либо же подобных этой общинах.

- Извини, тебя Джеком зовут? - услышал он женский голос за своей спиной, который заставил его вздрогнуть от неожиданности. Обернувшись, он увидел перед собой Эйрин Либрук с керосиновой лампой в руке.

- Да, - немного резко ответил он и тут же бросил на землю недокуренную сигарету и придавил ее сапогом.

- Прости, что помешала твоему уединению...

- Нет, - вновь слишком резко вставил он, от чего тут же осадил себя. - Ты совсем не помешала мне, - затем, набравшись духу, он добавил: - Я даже рад видеть тебя здесь.

Девушка скромно улыбнулась, поправив прядь волос, спадающих ей на лицо.

- В нашей общине не часто увидишь новые лица, - уверено продолжила она беседу. - И тем более, таких как ты.

- Таких как я? - переспросил он.

- Неверующих в истинное существование Океана Надежд.

- Почему ты решила, что я не верю?

- Потому что во время молитвы, ты смотрел исключительно на меня, совершенно не думая о хвалебных речах в Его адрес.

Джек Беллами был рад, что их окружала ночь, а пламя лампы в руках Эйрин бросала на его лицо достаточно густых красок, чтобы скрыть его смущение. Что же, с ее стороны это походило на маленькую месть.

- Ты права, - согласился он. - Я не верю в Океан Надежд. Даже больше, я не верю в существование остальных Ближних Миров. И еще, в Землю Мертвых я тоже не верю.

Во время его тирады, Эйрин молча стояла перед ним и слушала и, невероятно, в пламени огня ее глаза казались еще более насыщенного зеленого цвета, чем ранее.

- Почему?

В других обстоятельствах, он наверняка бы нагрубил собеседнику или даже спровоцировал того на драку, будь перед ним мужчина. Но не в данном случае. Ему нравилось общение с ней, казалось, он пытался объяснить ребенку элементарные истины.

- Просто этого не может быть. Трудно верить в то, что невозможно увидеть или же почувствовать.

- Но ведь среди нас живут люди, наделенные магическими способностями: колдуны, ведьмы, волшебники, прорицатели...каким образом они получили свою магическую силу? Разве это не доказывает существования одного Магического Начала? Именно сила Океана Надежд способна создать из обычного человека нечто большее!

- Выходит, ваша вера утверждает, что все нелюди были раньше обычными людьми, и каждый человек может стать нелюдем?

- Нет! - чуть было не вскрикнула она, но быстро совладала своими эмоциями. - Не называй их так, прошу тебя.

- Извини, - искренне изрек Беллами, а в уме добавил: "Просто замечательно, Джек. Если ты пытался произвести на нее впечатление, то ты добился обратного эффекта!". - Я не хотел тебя обидеть.

- Это ты меня извини, я не должна была проявлять к тебе агрессии. Ты, как любой человек на свете, имеешь право верить или не верить, во что угодно и называть вещи так, как считаешь нужным. Просто наша вера не делит "детей Океана Надежд" на - людей и нелюдей. Каждый равен перед Его силой. И каждый имеет право на вежливое обращение к себе.

- В этом мне ваша вера нравится, - поспешил согласиться он с ней. - Но, служение Миру, который на поверку может оказаться всего лишь легендой, кажется мне пустой тратой жизни.

- Скоро все изменится. Неверующие поверят. А верующие смогут прикоснуться к силе Океана.

И хотя Эйрин все еще сильно нравилась ему, Джек был слегка разочарован, увидев в ее лице фанатичного представителя общины. Может быть, в этом была причина настораживающих слов Алекса Криза?

Какой-то грызун юркнул по сапогу Джека и быстро скрылся во тьме. Джек осмотрелся по сторонам, но так ничего и не увидел.

- В таком случае, расскажешь мне, какой Он на ощупь.

- Обязательно, - ответила она и весело рассмеялась. Это был хороший знак - Эйрин Либрук не была столь фанатичной особой, какой хотела казаться.

- Ты давно состоишь в рядах общины? - задал он интересующий его вопрос, который мог многое прояснить.

- Сколько себя помню. Мой отец был одним из основателей культа Океана Надежд на этих землях.

Беллами был рад это услышать. Она была дочерью одного из лидеров общины, и это объясняло ее рвение защитить те идеалы, которыми руководился ее отец. Так что, вера в Океан Надежд скорее было навязана ей отцом, а не сделанный ей самой осознанный выбор.

- Значит, ты дочь одного из лидеров общины. Но, если я не ошибаюсь, твоего отца не было сегодня за обеденным столом. Если только твой отец не Алекс Криз.

Его слова показались ей вновь забавными и она рассмеялась, только в этот раз гораздо звонче.

- Ты очень смешной, Джек, - сказала она, глядя на него по новому, словно их беседа началась всего пару секунд назад, и это Джека вполне устраивало. - Никогда не думала об Алексе Кризе как о чьем-то отце. А сейчас представила, что он мой родитель и не смогла сдержать смеха.

Их глаза окончательно привыкли к темноте, и Эйрин решила погасить лампу. Вскоре луна осталась единственным источником света и прекрасно справлялась с возложенной на нее обязанностью. Она была расположена настолько низко, что ее кратеры были видны невооруженным глазом, и выглядела она не как плоский круг, а объемная сфера.

- Ты прав, моего отца не было за столом. Он в трехдневном отъезде вместе с еще одним прихожанином. Два раза в месяц они едут на рынок за покупками. Они должны вернуться завтра к полудню.

- Далековато от вас рынок. - Джек расстегнул верхнюю пуговицу своей рубахи и провел ладонью по шее, к которой прилипли многочисленные песчинки.

- Да, - согласилась с ним Эйрин. - Как ты успел заметить, наша община расположена вдали от населенных пунктов.

- Также как и от плодородных земель и полноводных рек.

- Я понимаю, куда ты клонишь. Да, мы не занимаемся земледельем. Мы не охотники и не рыбаки, поэтому все необходимое мы покупаем на рынке.

- Тогда, чем вы занимаетесь? Вы ведь не получаете деньги напрямую от Мира Вечности.

- Нет, мы занимаемся добычей руды. В нескольких тысячах шагах от этих мест есть шахты, где наши мужчины и трудятся.

- Руда?

- Да, - кивнула девушка. - Чаше всего это золотая руда. Но и от других полезных ископаемых мы не отказываемся.

- И на этих шахтах больше никто не работает, кроме вас?

- Мы были первыми, кто узнал, что здесь под землей есть благородные металлы. Кроме жителей общины об этом никто не знает.

- Тогда почему ты рассказываешь об этом мне?

- Не знаю, - пожала плечами Эйрин. - Наверное, потому, что вижу в тебе человека, на которого можно положиться. И, наверное, потому, что не хочу, чтобы ты покидал нас. Странно, я тебя даже не знаю, но мне кажется, что Океан Надежд не просто так свел наши пути.

Губы Джека самопроизвольно растянулись в улыбке. Все же он был ей небезразличен. Где-то вдали завыл койот, заставив Беллами на короткий миг отвлечься от стоящей перед ним девушки. Когда же он повернул голову назад, на какое-то мгновение ему показалось, что глаза девушки легко вспыхнули зеленым блеском. Хотя, наверняка Джеку это просто показалось.

Луна медленно поднималась вверх, теряя очертания объемности. Ее кратеры были уже почти неразличимы. Вдали огоньки, которые изначально привлекли его внимание, начали постепенно гаснуть. Ему самому совершенно не хотелось спать, хотя в последние дни он ни о чем не мог думать, кроме как о еде, воде и о ложе. В эти минуты ему больше всего хотелось находиться рядом с этой девушкой и вести с ней непритязательные разговоры до самого утра.

- Но, я боюсь, что ты все равно уйдешь от нас, - печально добавила она.

- За дорогой идет новая дорога, а за встречами - расставания, - философски изрек он. - Но, я могу обещать тебе, что куда бы я ни отправился, я всегда буду помнить доброту вашей общины и этот наш разговор.

- Я знаю, что я тебе нравлюсь. Ты не можешь скрывать своих чувств. - После ее слов у Джека вновь вспыхнуло пламя в груди, а в солнечном сплетении заныло. - А знаешь, у нас могло бы что-то получиться, если бы ты остался с нами.

Что же, хоть он и хотел отправиться дальше в путь, его все же никто нигде не ждал, а потому он вполне мог остаться на какое-то время в общине, в которой ему было совсем не плохо, если было не брать в учет их веру в Океан Надежд.

3.

В эту ночь он спал крепким непробудным сном. Кажется, ему даже снился сон, в котором он был вместе с Эйрин. И в этом сне он прижимал ее к своей груди и искал губами ее губы. Открыв глаза, он почувствовал непреодолимое желание увидеть ее.

Они проговорили вчера еще около часа и распрощались почти в полночь, когда она показала ему комнату, в которой ему предстояло провести ночь. Ему не хотелось спать, и все же, стоило ему войти в небольшую комнату, в которой пахло свежими простынями, и прилечь на узкую постель, как он провалился в глубокий сон. Засыпая, он думал об Эйрин, а потому ее присутствие во сне было вполне оправданным.

Сами спальные комнаты находились в отдельной пристройке, которая выглядела как один сплошной коридор, по разные стороны которого располагались небольшие комнатки. Его комната находилась в самом центре пристройки, а потому была дальше остальных от дверей, как с левого края, так и с правого. В комнате стояли две постели, одна из которых была занята. Своего соседа он не разглядел, так как тот уже спал, когда он занял свою койку. А утром того уже не было, когда он открыл глаза, щурясь от ярких солнечных лучей пробивающихся в окно расположенное под самым потолком.

Джек Беллами оделся и, заправив постель, вышел из комнаты. В коридоре было пусто.

"Наверное, все отправились на утреннюю молитву" предположил он.

Он вышел из спального помещения, встречаемый горячим ветром. Хотя день только начинался, жара стояла практически невыносимая. Из главного здания доносились приглушенные голоса - служение во благо Океана Надежд было в самом разгаре. Эйрин Либрук, конечно же, тоже была на утренней молитве.

Воспользовавшись свободой подаренной одиночеством, Джек решил получше ознакомиться с местными строениями. Помимо той пристройки, в которой он провел ночь, здесь были и другие, скорее всего предназначенные для супружеских пар. Также здесь было небольшое и неприметное здание, дверь, в которой была заперта на массивный замок. Скорее всего, там и хранилась золотая руда, добытая в далеких шахтах.

Вспомнив о шахтах, Джек решил обратить свой взор в том направление, где вчера ночью горели огоньки. Там и в правду были видны распахнутые пасти штолен, а также некие конструкции, которые было сложно разглядеть из-за дальности расположения и из-за идущего волнами горячего воздуха. Но он рискнул предположить, что это были конвейеры, в которых омывались найденные ископаемые. Около самих шахт ему удалось разглядеть и некие движущиеся точки. Похоже, не все представители общины находились сейчас в молитвенном доме.

Он находился на открытом солнце не больше пяти минут, а уже хотел поскорее спрятаться под тень и выпить чего-нибудь холодненького. Можно было наведаться на кухню и выпить там воды, но проходить через главный зал, когда в нем находилась практически вся община, для того чтобы попасть в подсобное помещение, Джеку совершенно не хотелось. Стоило поискать другой вход, который, наверняка, должен был быть.

- В таком сухом климате стоило молиться рекам и озерам, а не Океану Надежд, - усмехнулся он.

Пройдя по узкому проулку, образованному стенами главного здания и одной из спальных пристроек, чувствуя раскаленный жар песка под ногами, он попал на небольшой участок схожий с задним двором. У стены стояли две высокие бочки с водой, от которых отходили в разные стороны металлические трубы. Одна из бочек была завернута неким изоляционным материалом, вторая же была окружена зеркалами, которые направляли солнечные лучи прямо на бочку. Джек мог предположить, что таким образом светлые умы общины старались сохранить в одной из бочек холодную воду, а в другой - горячую. Одна из труб - самая маленькая и короткая - имела в конце искривленную форму и венчалась вентилем. И будь он проклят, если эта трубка умывальника не была изготовлена из чистейшего золота.

- Ничего себе! - присвистнул Джек. - Да я кран вижу только второй раз в жизни. А тут он из настоящего золота!

Джек наполнил холодной водой ладони из умывальника и плеснул ею себе в лицо. Воды он не жалел, а потому размерено и тщательно омыл свое лицо, шею и даже голову. Закончив с водными процедурами, он испил воды, все так же формируя лодочку ладонями, после чего выпрямился и повернулся на сто восемьдесят градусов, чтобы уйти, но не успел сделать и шага, так как столкнулся лицом к лицу с хмурого вида бородачом.

- Извините...

- Кто ты такой?! - отчеканил тот, грубо перебив его.

Бородач был довольно внушительных размеров. Джеку он казался великаном из старинных легенд. Его кустистые брови были в этот момент опущены настолько низко, что было сложно разглядеть цвет его глаз. Его лоб был покрыт морщинами, а рот слегка приоткрыт, что придавало ему агрессивности из-за хорошо видных крепко сжатых зубов. На вид ему было около пятидесяти лет, но годы явно не ослабили его, что доказывали хорошо заметные очертания рельефов мышц под рубахой. Скорее всего, хорошую форму ему позволял держать долгий стаж работ в шахтах.

Стряхнув быстро ладони от влаги, Джек Беллами протянул свою руку вперед, в знак приветствия, после чего тут же оказался придавленным к стене главного дома, а его горло сдавило широченное запястье здоровяка. Джек хотел отбиться от нахала, но бородач быстро заломил ему левую руку, повернул его к себе спиной и вдавил уже лицом в стену обители, от которой неприятно пахло пылью и глиной.

Джек взвыл отчаянно, так как грубияну удалось не только причинить ему боль, но и оскорбить его самолюбие. Казалось, стоило тому надавить сильнее и послышится хруст кости в районе плечевого сустава. В глазах заплясали десятки пятен, вначале разноцветных, а затем и темных. Он попытался вырваться, но это ему причинило только больше вспышек боли.

- Кто! Ты! Такой! - ревел бородач ему прямо в ухо, наверное, рассчитывая пробить ему ушные перепонки вибрациями своих голосовых связок.

Джек даже если и захотел бы представиться, то все равно не смог, так как в эти минуты из его открытого рта могли раздаваться лишь очередные крики боли. В какой-то момент ему все же удалось нанести свой ответный удар бородачу - его пятка изо всех сил пнула того под коленную чашечку и нахал скорее от неожиданности, чем от боли, отскочил назад. Но стоило Беллами повернуться к нему лицом, как тут же перед его глазами возник огромный кулак, который полностью закрыл собою свет. Дальнейшее стерлось из его памяти.

***

Очнулся он в постели в той же комнате, в которой провел ночь. Только теперь, у него не было соседей на ближайшей койке, но это не значило, что он был один. Напротив - его окружали не меньше дюжины прихожан, глядя на него с высоты своего роста. Ближе всех к нему была Эйрин Либрук - девушка с обаятельной улыбкой, проникновенными зелеными глазами и с привлекательной россыпью веснушек.

- Как ты, Джек? - спросила она, насторожено приподняв брови. Она волновалась за него, и это было прекрасно.

- Кажется, я люблю тебя.

От собственных почти неосознанных слов, Джеку стало скорее смешно, чем стыдно. А вот Эйрин опустила взгляд и ее щечки уже привычно слегка порозовели.

Люди, присутствующие с ними в комнате начала переглядываться, топтаться на месте и покашливать в кулаки. Среди них был и Алекс Криз, который озадаченно чесал в затылке.

"Неужели я это произнес вслух?", задался Джек вопросом, хотя и понимал, что ответ он мог прочесть на лицах всех тех, кто был сейчас в комнате.

- Почему я здесь? - спросил Джек, не только потому, что его сильно интересовало его вторичное за этот день пробуждение в спальной комнате. Скорее он хотел отвлечь себя и остальных от ранее сказанных слов. Не дожидаясь ответа, он поспешил привстать с постели, так как испытывал нарастающий дискомфорт от пристальных взглядов присутствующих людей, в большинстве своем ему незнакомых. Острая боль в плече вспыхнула в его теле ярким пламенем и обдало жаром, сразу же напомнив ему о стычке с грозным бородачом. - Моя рука...

- С ней все в порядке, - поспешила успокоить его Эйрин. - У тебя был вывих, но плечо вставили обратно.

- А где тот сумасшедший, который пытался убить меня?!

На этот вопрос ему ответил Алекс Криз:

- Этого сумасшедшего зовут Баретт Гибсон. - Судя по презрительным ноткам в его голосе, Алекс явно не питал теплых чувств к данному человеку. - Он один из лидеров нашей общины, а также - один из вечных возмутителей спокойствия.

- Он сегодня приехал с рынка вместе с господином Либруком, - подал кто-то голос из толпы.

- Да, - подтвердил очередной член общины, которого Джек видел лишь единожды за обеденным столом. - Он не знал, что ты наш гость. Решил, что ты простой проходимец или вор.

- Тогда это все объясняет, и я не держу на него зла, - с откровенным сарказмом изрек Джек, вставая с постели, при этом потирая травмированное плечо. Не хотелось ему больше выглядеть чем-то вроде редкого вида руды, на которую решили взглянуть чуть ли не все рудокопы.

Словно прочтя его мысли, Алекс Криз попросил всех присутствующих покинуть комнату.

- Пожалуй, достаточно уделять нашему гостю столько лишнего внимания. Как видите, с ним все в порядке, а вот нам всем уже давно пора на работу.

Потоптавшись еще немного на месте, прихожане послушались требовательных слов одного из лидеров общины и направились к выходу. Как не крути, а у Алекса Криза был непререкаемый авторитет. Чтобы поторопить их, Алекс подтолкнул самого медленного из них в спину.

- Вы отправляетесь к шахтам? - осведомился Джек, поднявшись на ноги, но все еще сжимая пострадавшее плечо ладонью.

- Да - кивнул Алекс, стоя в дверях.

- Тогда, я с вами.

Криз удивленно приподнял брови, но в то же время хитро улыбнулся, словно полностью одобрив его решение.

- Это исключено! - воскликнула Эйрин, вставая со стула у изголовья кровати. - Тебе нужен покой, а твоя рука сможет вернуть свою полную дееспособность только через три-четыре дня.

- И все же, я настаиваю.

- Что же, нам не помешает лишняя пара рабочих рук. - Криз подошел вновь к Джеку и похлопал его по спине, затем повернулся к возмущенной Эйрин, которая явно ожидала от него поддержки. - Не волнуйся, я за ним присмотрю. Большой нагрузки он не получит, могу тебе это гарантировать.

Эйрин хотела добавить еще пару весомых доводов в свою пользу, но в этот момент в комнату вошел высокий человек в черном халате. На вид ему было не больше сорока пяти лет, и то дополнительную декаду его возрасту добавляли посеребренные виски. Его черные колкий взгляд говорил о его внутренней сильной натуре, а высокий открытый лоб - о развитых умственных данных.

- Так вот он наш гость, с которым Гибсон обошелся неподобающим образом. - Его глубокий и приятный баритон звучал музыкой под сводом невысокой комнатки и словно независим от своего владельца. Хотя он и не представился изначально, Джек был уверен, что перед ним стоял создатель и самый важный член общины, а по совместительству - отец Эйрин Либрук.

При появлении главы культа, Эйрин и Алекс поспешили склонить перед ним смиренно головы. Проповедник подошел к Эйрин и погладил своей ладонью ее рыжие волосы. В отличие от нее, у лидера общины были густые иссиня-черные волосы.

- Дочь моя, выйди в коридор. Мужчинам нужно поговорить о некоторых вещах.

- Да, отец, - покорно ответила ему Эйрин, покинув комнату.

Джек непроизвольно проводил ее взглядом, после чего вновь уставился на проповедника.

- Как твое имя, путник? - спросил он, продолжая пристально глядеть на Джека, так же как бы делал это и мастер при виде своей завершенной многолетней кропотливой работы.

- Джек Беллами, сир.

Джек был далеко не низкого роста, но рядом с проповедником он почувствовал себя, чуть ли не ребенком, так как тот возвышался над ним на целую голову. Джек не раз слышал слова о том, что сила носителя магии была равно пропорциональна его росту, а раз так, то - лидер общины был очень могущественным колдуном. А то, что стоящий перед ним человек обладал магической силой, говорило то энергетической поле, которое влияло на него с тем же эффектом, каким могут обладать тысячи иголок впивающихся в разные участки твоего тела. Вдобавок о его силе говорили его черные глаза, от пристальности которых у Джека кружилась голова.

- А мое имя Джордж Либрук.

"Странно, а я ожидал, что он вплетет в свое имя еще пару-тройку приставок, как подобает членам высшего общества или же самим губернаторам", подумал Беллами, а вслух произнес:

- Рад знакомству, сир. - Джек непроизвольно приклонил перед тем голову, точно так же как и минутой раннее это сделали Эйрин и Алекс.

Проповедник казался учтивым и спокойным как камень, пролежавший тысячи лет на дне самого глубокого озера, но Джек не сомневался - если кому-то не посчастливится стать кораблем, плывущим у него над головой, этот камень без раздумий сделает глубокую пробоину в его борту, отправив корабль на дно за считанные секунды.

- Откуда ты пришел к нам, Джек Беллами? - произнесенное имя этим живым баритоном, казалось самому Джеку каким-то странным и чужим.

- Из далеких мест. А вернее - ниоткуда. За всю свою недолгую пока жизнь, я сменил слишком много мест.

- Молодым никогда нет покоя, - с понимание изрек Джордж Либрук. - В твои годы я тоже не мог найти достойное место для себя в этом непростом Мире. Но, как видишь, волею Океана Надежд, почти пятьдесят лет назад, я все же нашел пристанище, а вместе с ним и свое призвание.

- Извините, тогда получается - вам не меньше семидесяти лет. В это сложно поверить! По мне, так вам и пятидесяти лет не дашь.

Либрук сменил свою кроткую улыбку на радужную, от чего стал похожим на настоящего добряка, потеряв свой настораживающий опасный облик.

- Так и есть. - Джордж Либрук еле заметно кивнул, после чего оглядел комнату с явным интересом, словно видел ее впервые. Хотя, кто знает - возможно, так оно и было. Его покои находились, скорее всего, в главном здании общины и были гораздо просторнее этих. - Я хотел бы принести вам извинения от имени всей общины в целом и Баретта Гибсона в частности. Он не плохой человек, но часто страдает сам из-за своего вспыльчивого характера.

- Ему бы стоило научиться вначале искусству диалога. Мне трудно простить того, кто не удосужился собственнолично прийти сюда и попросить прощения или хотя бы сказать пару сочувствующих слов.

- Прекрасно вас понимаю, - покорно согласился с ним проповедник. - Но только знайте, что истинную силу Океана Надежд способен ощутить лишь тот, в чьем сердце нет места злости и ненависти к ближнему своему. Когда-то я был молод и был обижен на весь Мир, считая его несправедливым только ко мне и благосклонным ко всем остальным. Я считал, что нет более обделенного милостью человека, чем я. Но, затем я ступил на свой истинный жизненный путь и признал свои ошибки, поняв, в чем я был не прав. И знаешь, чем это обернулось?

- Не представляю, - немного с пренебрежением отозвался Джек. Алекс слегка скривил уголки губ, в знак неудовольствия, а проповедник продолжил, как ни в чем не бывало:

- Я стал другим человеком. Я понял, что искать поддержки и сострадания от нашего Мира - не главное. Главное - получить ее от Мира Вечности, и тогда все Миры будут к тебе благосклонны.

- К сожалению, я не верю в Него.

Либрук в удивление приподнял брови, а его глаза заблестели, словно в них отражался не Джек Беллами, а самый большой золотой самородок, добытый на местной шахте. Затем он повернулся в сторону Криза, ожидая от того подтверждающего кивка, но Криз продолжал молча стоять у дверей и ни один мускул не дрогнул на его лице.

"Сейчас он скажет, что в его храме нет место неверующим и что я должен покинуть их" предположил Джек. Но Либрук только пожал плечами и добавил:

- Это твое право, хотя я не разделяю твоих убеждений, я все же не могу их не уважать. Что же, можешь отдыхать дальше. Ты явно еще не накопили всех своих сил. Нам же, пора идти на работу, не так ли Алекс?

Тот покорно кивнул.

- А можно, я пойду с вами.

- Ты не перестаешь меня удивлять, мой друг. - Либрук приобнял его за плечи и открыто улыбнулся ему, обнажив абсолютно-белые зубы. - Твое желание похвально, но работа на шахте отнюдь не легкое время препровождение, особенно со сломанным плечом.

- У меня был только вывих, - поправил проповедника Джек.

- Конечно, - поспешил он с ним согласиться. - Но даже со столь незначительными травмами тебе будет совсем нелегко.

- Я знаю, что меня ждет. У меня есть опыт в таких работах.

Либрук вновь оглядел его с нескрываемым интересом, словно алмаз размером с кулак, который, по воле судьбы, был найден в его золотых шахтах.

- Тогда, если ты чувствуешь в себе достаточно сил, чтобы помочь нам, я не смею тебе отказывать. Алекс, позаботься, чтобы Джеку Беллами выдали рабочую робу и нужные инструменты. И, ради Океана Надежд, проследи за тем, чтобы не нагружать его чрезмерной работой.

- Хорошо, - кивнул Криз, после чего вышел в коридор. За ним последовал и Либрук, слегка похлопав Джека по плечу.

За высоко расположенным окном, слышались голоса прихожан, которые собирались на работу. Джек не мог их видеть, но мог разглядеть синеву неба и медленные облака, плывущие в сторону запада. Джек поправлял постель, на которой лежал, когда за его спиной раздался голос Эйрин.

- Это правда?

Джек обернулся. Она стояла в проеме дверей, слегка смущенная, но и решительная в то же время.

- Что правда? - спросил он, хотя прекрасно знал, о чем шла речь.

- Что ты...любишь меня.

***

Шахт было три: две большие - явно старые - и одна поменьше, не столь глубокая. Джека Беллами утвердили в новую, где работой командовал Алекс Криз. В других командовал Баретт Гибсон - агрессивный бородач, и Гилберт Коннорс - мужчина сорока лет, с крепкими руками и широкой спиной. По словам Алекса, до того как попасть в общину он был довольно известным участником кровавых боев в губернии, что находилась восточнее от этих пустынных мест. Бросил он бои, когда лишился одного глаза, вместо которого теперь зияла пустота, в которой можно было разглядеть орбитальную кость черепа. Травмированный глаз он прикрывал лишь во время работ в шахте, да за обеденным столом. В свободное от работы и трапез время он предпочитал не скрывать своего обезображенного лица.

Сам Джордж Либрук не участвовал в работах, что Джека совсем не удивило. Алекс заверил, что у проповедника есть гораздо больше забот, но Беллами это не убедило. Таких людей как Джордж Либрук он встречал и ранее: они ни за что на свете не станут пачкать руки, если есть возможность возложить грязную работу на других.

Да, Джордж Либрук ему не понравился, но Эйрин Либрук не была похожа на своего отца. Она работала на кухне вместе со всеми и не чуралась сложностей, хотя ее положение ни к чему ее не обязывало. Джек ее любил, о чем не стал молчать. Он признался ей в любви во второй раз, когда они остались наедине. Возможно, он поспешил с откровенными речами, но Джеку Беллами было всего восемнадцать лет, а в эти годы никогда не рано признаваться в любви.

В ответ на его признание Эйрин поцеловала его в губы, затем, улыбнувшись ему на прощание, выбежала из комнаты. Джек остался стоять на месте, все еще ощущая вкус ее губ на своих губах.

- Итак, - Алекс положил на его спину свою ладонь и подвел к входу шахты. - Дабы не нагружать твою руку, мы не станем просить тебя таскать камни. Как насчет кирки? Сможешь удержать ее в одной руке?

- Да, - кивнул Джек. - Как я уже упоминал, мне уже приводилось работать в подобных местах.

- Отлично! Будешь работать рядом со мной. Я буду за тобой приглядывать, где надо буду помогать тебе советом или же делом.

Джек улыбнулся в ответ, после чего присел на корточки и поднял небольшой камешек, почти невидный на пыльной дороге. Протерев его пальцами, он увидел тусклый блеск. Повернувшись к солнцу, он подставил ладонь под свет. Камешек ярок заиграл в лучах солнца, переливаясь ярко-желтым цветом.

- Золото, - кивнул Алекс. - Твой первый успех в нашем деле.

Камешек был мал, не больше ногтя на мизинце, но в этом камушке было что-то особенное.

"Просто это первый кусочек золота, который тебе посчастливилось найти", ответил он себе.

- Можешь оставить его, - сказал Алекс. - Никто не будет против.

- Часто члены общины оставляют найденное в своих карманах?

- Никогда. Но всегда делаются исключения. К примеру, когда кто-то из нас хочет сделать подарок своей женщине. Тогда Джордж Либрук дает свое согласие.

- А что если кто-то найдет большой самородок и захочет оставить его себе, не прося разрешения у Джорджа Либрука?

- О таком не может быть и речи. Все отношения между нами основаны на доверие. В общине нет место разделению на "твое" и "мое".

- Кроме женщин.

- Кроме женщин, - подтвердил Алекс.

- А у самого проповедника есть женщина?

- Ее у него нет. Проповедник отказался от женских ласк.

- В таком случае, откуда у него дочь?

- Эйрин родилась, когда Джордж Либрук еще не отказывал себе ни в чем.

- Тогда, что стало с матерью Эйрин?

- Об этом мне ничего неизвестно. Пойдем. Пара приниматься за работу.

Джек еще пару раз протер камешек пальцами, после чего отправил его в карман. Пусть Алекс и говорил о доверии, но Джек был уверен, что если в общине никто и не крал добытого золота, то это только по той причине, что Джордж Либрук обладал силой, которая наверняка помогала ему держать все под контролем.

- Пусть он будет моим талисманом, - произнес Джек и вместе с Алексом Кризом начал спуск в шахту.

Глава 6: "Такая же, как я"

Cry Wolf - Dare

1.

Над его головой висел амулет, которому индейцы отдавали большую значимость, чем он сам, той - на первый взгляд - безделушке, которую купили родители на его двенадцатилетие. Это паутинообразная вышивка, украшенная перьями имела определенную обязанность - ловить кошмары спящих и пропускать только добрые сны. Правда это или нет, Кевин не мог ответить наверняка, но знал, что за все время пребывания в племени сиу ему еще не снились кошмары, чего нельзя было сказать о его детстве.

Солнечный Луч вошла в его типи в тот самый момент, когда он изучал ловца снов. В руках она держала сосуд с водой и две лепешки.

- Ваш завтрак, Великий Маниту.

- Не называй меня так, - в который раз попросил он, понимая, что его слова и в этот раз окажутся не услышанными.

Стоило Кевину взять свой завтрак, как Солнечный Луч развернулась, чтобы уйти.

- Погоди, - остановил он ее. - Я хочу с тобой поговорить.

Женщина все это время смотрела в пол, и только после этих слов ее глаза робко остановились на нем. Он увидел в ее глазах что-то, что было ему знакомо самому, в те недалекие дни, когда он только попал в Молодой Мир.

- О чем?

- Ты, не знаешь, когда придет тот день, когда мне предстоит сразиться с Вендиго? - этот вопрос он задавал не единожды вождю племени, но каждый раз получал один ответ: "Битва состоится тогда, когда ты будешь к ней готов". В своем ответе Солнечный Луч оказалась совсем не оригинальной, в точности повторив слова вождя племени.

Кевин надломил кусочек лепешки и отправил ее в рот. Он не знал, из чего они готовились, но был уверен, что не из зерна или же других известных ему семян. Но на вкус они были очень даже неплохи.

- Почему вы считаете Марка Уотера злым духом? - задал он очередной свой постоянный вопрос, на который вождь всегда отвечал одинаково: "Вендиго является носителем силы, с которой не сравнится никакая магия, кроме магии Маниту, который является порождением самого Океана Надежд".

- Он тот, который принес проклятие на наши земли, - ответила Солнечный Луч, порадовав Кевина уже тем, что не ответила заученными словами. - Он зло, которое должно быть побеждено. И кому, как не Великому Маниту одолеть его?

- Почему вы решили, что именно он виновен в проклятии этих мест? - Кевин отложил в сторону недоеденную лепешку и слегка склонил голову, чтобы посмотреть в глаза женщины, которая старалась отвести от него свой взгляд.

- Он...он обладает силой, которая используется им во зло.

- Ты видела, как он использует эту силу?

- Нет, - честно призналась она. - Но это видели Яркая Молния и Западный Ветер, когда они принесли вас в наш лагерь. Вы были без сознания, а потому ваши глаза были слепы.

- Мое знакомство с Марком Уотером произошло не вчера, и я знаю его получше вашего, - не скрывая злость, произнес Нолан. - Он не мог наложить на вас проклятие, так как пришел вместе со мной из другого Мира.

Ему не хотелось бросаться такими словами, но дар правды не оставлял ему выбора. Хотя, он сомневался, что не произнес бы этих слов, если он бы имел власть над ними.

- Все мы лишь путешественники в этом Мире, - отпарировала она и слегка приклонила голову в знак почтения. Солнечный Луч выпрямилась и повернулась к нему спиной, чтобы покинуть его, но Кевин в очередной раз не позволил ей это сделать.

- Погоди. Если Яркая Молния и Западный Ветер видели силу Вендиго, то я хочу поговорить с ними.

- Яркая Молния занят обрядом в память о своем брате Дубовой Ветви, и не сможет уделить тебе внимания и, если честно, я должна к нему присоединиться. - Он подняла веки, и Кевин вновь смог увидеть ее черные грустные глаза. Что могло терзать эту женщину? - А Западный Ветер собирается в путь на "чистые" земли за водными припасами.

- Дубовая Ветвь? Да, я слышал о нем от вождя племени. Он погиб от лап медведя.

- Да, - кивнула Солнечный Луч. - Священный дух в образе медведя забрал у Яркой Молнии брата, а у меня - мужа.

2.

Западный Ветер выводил своего коня из загона, у входа в который его ждал Белый Столб Дыма. Где-то, тремя или более типи севернее, раздавались ритуальные песнопения, звук бубна и треск костра. Обряд в честь ушедшего из жизни Дубовой Ветви только начинался. По словам Солнечного Луча приготовления к обряду должны были длиться в течение целого дня и завершиться только к закату.

- А, Кевин, рад тебя видеть, - поздоровался с ним Белый Столб Дыма, стоило тому войти в поле зрения вождя.

- Странно, что вы меня не назвали Маниту.

- Я буду к тебе обращаться так, как ты пожелаешь. А так, как дух Маниту в тебе пока дремлет, я обращаюсь к тебе через то имя, которое тебе пока более близко. - Западный Ветер вывел коня, и вождь запер за ним загон. - Надеюсь, все эти песнопения не разбудили тебя.

- Нет, они начались, когда я уже был на ногах. Солнечный Луч сказала, что это обряд посвящен памяти ее мужа.

Белый Столб Дыма сохранял тишину около минуты, после чего величественно кивнул - его подбородок (все еще волевой для такого старика как он) слегка приподнялся вверх, затем медленно опустился вниз, скрыв полностью "адамово яблоко" и вновь приподнялся.

- Дубовая Ветвь ушел рано и забрал с собой сердце Солнечного Луча. Ей сложно смериться с его смертью, даже, несмотря на то, что им и так предстоит встретиться со временем. Я надеюсь, ты почтишь нас своим присутствием на обряде.

- Безусловно, но сейчас я хотел бы отправиться с Западным Ветром за водой, если это возможно.

- Раз ты этого желаешь, я не могу тебе в этом отказать. К тому же обряд будет только в самом разгаре, когда вы вернетесь назад. К тому времени шаман созовет всех духов. - Вождь повернулся к Западному Ветру и попросил его привести еще одного коня из загона специально для Кевина.

Прежде чем исполнить поручение, Западный Ветер повернулся к Кевину и склонил перед ним голову. За спиной Западного Ветра находился колчан со стрелами, а сам лук висел на правом плече.

- Отправиться в путь в компании Великого Маниту - огромная честь для меня.

Кевину дали право выбора и он выбрал среди десятков мустангов одного из пяти, что имели черный цвет. Этот больше остальных был похож на Фаундера - коня, который прошел с ним почти весь Молодой Мир. Он скучал по нему. Впрочем, он скучал по многим, с кем он познакомился в другом Мире. По тем, кто помогал ему и был верен: Линин, Доббсы, Фернандо Белу из Диллема - все эти имена согревали ему душу.

Оседлав коня (вместо седла ему поддали коврик) Кевин направился в путь вместе с Западным Ветром в сторону зеленых просторов, по которым текли горные ручьи.

Они отдалились не так уж и далеко от лагеря племени сиу, но Кевин уже почти испил половину воды из своей фляжки - жара в этих местах была практически невыносимой. Как могли индейцы жить в этих местах столько времени? А ведь проклятию было около тридцати лет и, к примеру, тот же Западный Ветер, который выглядел не старше двадцати пяти, родился уже на проклятых землях.

Кевин взглянул в сторону молодого индейца, который величественно восседал на коне, глядя вперед и придерживая узду одной рукой. И это рука привлекла к себе его внимание своим красным оттенком кожи, полным отсутствием волосяного покрова, наполненными кровью венами, что протекали по высоким вершинам мышечных гор. Запястья и предплечья Западного Ветра украшали странные узоры татуировок - сквозь сплетения бессмысленных на первый взгляд полос, пробивались рисунки перьев, волчьей и совиной голов.

- Что означают твои татуировки? - спросил его Кевин, спустя четверть часа их пути по пустынным местностям проклятых земель. Не то, чтобы его сильно это интересовало, но за все это время Западный Ветер не произнес ни единого слова, а у Кевина к нему было несколько вопросов и надо было с чего-то начать.

- Они говорят обо мне больше, чем я могу сам рассказать о себе с помощью слов, Великий Маниту. Разве вам об этом неизвестно? - Западный Ветер оглядел Кевина с присущей его невозмутимостью, после чего медленно опустил голову и ткнул пальцем в одну из татуировок. - Голова волка обозначает то, что я один из самых лучших охотников своего племени. Сова - покровительница ночи, носительница мудрости и тайных знаний...

- Я не Маниту, - перебил его Кевин.

- Я знаю, - спокойно ответил индеец, заставив Кевина ощутить холодок, бегущий вниз по спине. - Но Белый Столб Дыма относиться к тебе с уважением, что заставляет и меня относиться к тебе с не меньшим почтением.

- А как насчет того высокого беловолосого мужчины, что был со мной? Он тоже не Вендиго?

- В этом случае я не готов дать какой-либо ответ с уверенностью.

- Почему?

Индеец приложил ладонь ко лбу, вглядываясь вдаль, в надежде увидеть первые зарождения зеленых просторов. Наверняка для каждого из представителей племени поход за водой или же вылазка на охоту были не только необходимостью для выживания, но и великим блаженством, о котором возможно даже грезят во сне. А раз так, побывали ли все индейцы сиу на не тронутых проклятием землях или же есть только ограниченный круг избранных, которым повезло участвовать в этих путешествиях за провизией для всех? Кевин предполагал, что его второе предположение было ближе к истине, но также был уверен, что даже среди тех, кто был выдвинут вождем в качестве добытчиков воды и мясо, были те, которые чаще отправлялись на зеленные луга. Западный Ветер наверняка был одним из счастливчиков в этом смысле.

- Этот человек несет на себе то же проклятие, что и наши земли.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Все что я мог сказать, я уже сказал. Мне нечего больше добавить. - Западный Ветер с явной неохотой говорил о Марке Уотере.

- Ты был одним из тех, кто принес меня и моего спутника в ваш лагерь, если я не ошибаюсь?

Медленный кивок головой был ему ответом.

- И тот, кого вы называете Вендиго, проявил свои способности перед вами? Он сделал что-то, за что его можно было причислить к ряду злых духов?

- Нет, Маниту, он не обратил свою магию против нас. - В этот момент Кевин хотел уже задать очередной вопрос: "Тогда что заставляет вас относиться к нему как к Вендиго?", но Западный Ветер опередил его: - На нас всегда надеты амулеты, защищающие от злых духов и их влияния. Эти амулеты не позволили ему причинить нам вред.

- Где вы его держите?

- Ответ на данный вопрос знает только вождь племени и шаман, - ответил ему Западный Ветер, и Кевин впервые смог уличить его во лжи, за время всех заданных ему вопросов. - Придет время, и вам позволят встретиться.

- Но, если ты не считаешь меня Маниту, хотя и продолжаешь меня так называть, тогда ты не должен верить, что наша с ним битва приведет к снятию проклятия с ваших земель.

- Я верю, что со смертью Вендиго на наши земли вернется жизнь. - После короткой паузы Западный Ветер взглянул на Кевина и добавил: - Но я не уверен, что в твоих силах одолеть Его. Белый Столб Дыма верит в тебя. А я знаю одно: если у тебя не получиться взять над Ним вверх, тогда я сам вступлю с Вендиго в смертный бой.

- Я не стану с ним биться, но и не позволю тебе убить моего друга, которого ошибочно ваше племя нарекло Вендиго.

- Время всех нас рассудит, оно мудрее любого представителя человечества.

Проехав верхом еще некоторое расстояние, которое заняло у них около часа, они, наконец, ступили на земли, на которых не было и намека на песок, а ветер моментально стал более свежим и прохладным. Здесь пели птицы и шумел ветер в кронах зеленых деревьев. Кевин все же не смог удержаться и обернулся назад, чтобы посмотреть на пустыню, из которой они вышли всего пару мгновений назад и недобрые воспоминания, о которой быстро стирались прохладой и запахами зелени и полевых цветов. Кони остановились и принялись щипать траву. Ни Кевин, ни Западный Ветер не смогли отказать им в этом удовольствие.

Пока кони радовались смене природы, Западный Ветер спрыгнул на землю и, встав на одно колено, порвал несколько травинок и приблизил их к носу. Делал он это ради своей человеческой слабости или же для того, чтобы выследить некое животное, Кевин мог только догадываться, так как на его вопрос индеец промолчал, а его лицо оставалось спокойным и непроницаемым и не позволяло ничего прочесть. Бросив травинки на землю и вытерев руки о штаны, молодой охотник взобрался снова на коня.

- На каких зверей вы здесь охотитесь?

- На оленей, зайцев, птиц....По-разному. Пойдем, - он пришпорил своего коня, и Кевин последовал его примеру. - Сегодня нам не предстоит охота, а только пополнения водных запасов.

Ехать им пришлось недолго до тех мест, где их слух начал различать бурлящий звук реки, что брала свое начало в горных вершинах. Проехав мимо несколько десятков хвойных деревьев и малолиственных кустарников, они оказались на берегу реки, чьи воды быстро текли вниз, пенились и создавали водовороты. Западный Ветер всегда старался быть первым во всем, вот и сейчас, он слегка пришпорил своего коня и оказался у каменистого берега раньше Кевина. Когда Нолан остановил коня у самой кромки воды, индеец уже сбрасывал со своих плеч лук, колчан со стрелами и пустые бурдюки с водой, которые сейчас больше походили на сложенные в рулон палатки, оставив висеть за поясом только томагавк. Через спину коня были перевалены еще два больших бурдюка, которые тоже были сброшены вниз. Кевин спешился и снял со своего коня емкости для воды, сделанные из обработанной кожи оленя.

- Не заходи слишком далеко в воду, а то поток может унести тебя вниз по реке, - посоветовал ему Западный Ветер.

- Насколько вам хватает этих запасов воды? - спросил Кевин, беря один из бурдюков в руки и входя в холодную воду, предварительно сняв мокасины и закатав штаны.

- На одну неделю, - ответил ему Западный Ветер, пробуя воду на вкус, окунув несколько раз подряд ладонь в реку.

- И вода не становиться теплой из-за солнцепека?

- Нет, мы ее храним в погребах, которые мы специально вырыли для хранения воды и другой провизии.

- Где находятся эти погреба?

Западный Ветер коротко взглянул на Кевина, после чего сжал рассерженно губы. И сердился он, скорее всего, не на Нолана, а на самого себя, и Кевин знал этому причину: именно в погребе племя сиу прятало Марка Уотера. Как не старался Западный Ветер держать язык за зубами, он все же сболтнул лишнего. Вместо ответа, молодой индеец предложил ему держать бурдюк за горловину как можно крепче, так как тяжелый заполненный водой бурдюк было сложнее держать в руках, противостоя течению реки.

- Нам нужно работать быстрее, чтобы успеть к началу обряда. - Западный Ветер поднял свой заполненный бурдюк, завязал его горловину и вытащил его на берег. Взяв другую емкость для воды, он вернулся в реку.

- Солнечный Луч, она сильно переживает смерть мужа.

- Да, - кивнул индеец. - Их связь была не только телесной, но и душевной. Такой сильной любви как у них, я еще никогда не встречал. Не удивительно, что она решила провести обряд.

- В чем состоит суть обряда? - Кевин как раз входил в воду со вторым бурдюком, когда Западный Ветер, уже находясь в воде, резко выпрямился и поднял левую руку вверх, призывая к тишине. Его взгляд был устремлен в одну точку и Кевин, не раздумывая, обернулся в том же направлении.

В двадцати шагах от них, рядом с кустом с красными ягодами стоял медвежонок и настороженно обнюхивал воздух.

- Ты испугался медвежонка? - спросил Кевин. Иронизировать ему не хотелось, но это как-то само собой получилось.

- Где медвежонок, там и медведица, - ответил ему Западный Ветер, понизив голос. - Скверный характер отличает гризли от других медведей.

Спутник Кевина еще не успел закончить свое предложение, когда из-за деревьев раздался могучий рык. Медведица бежала в их сторону, и в каждый раз, когда ее могучие передние лапы опускались на землю, из ее груди вырывался хрипящий рык. Она была невероятно огромной. Таких наверное даже не встречали вездесущие операторы из "Нешнал Джеографик". Что же, Кевин мог бы гордиться встречей с таким огромным обитателем здешних лесов, если только это встреча не была столь опасной для его здоровья и жизни.

Западный Ветер взглянул с досадой на берег, на котором остались его лук и стрелы, затем выхватил из-за пояса томагавк. Нолан отошел дальше от берега и встал рядом с индейцем, который не отрывал своего взгляда от медведицы, что уже сравнялась с медвежонком и встала на задние лапы, отчего выглядела теперь еще громаднее.

- Не двигайся, - спокойно произнес Западный Ветер. Его слова практически терялись в безумном рыке лесного зверя. - Возможно, она не станет нападать, увидев, что мы не желаем зла ни ей, ни ее потомству. Ни в коем случае не беги.

Медведица продолжала стоять на задних лапах, укрывая от людей свое чадо. На ее могучей груди, покрытой рыже-коричневым мехом, виднелась уродливая полоса шрама, который она получила явно не в драке со своим сородичем. Кевин посмотрел на Западного Ветра, ожидая его действий и наставлений. Кому как не индейцу в их дуэте следовало принимать решения? Ведь он сам ранее признался, что получил татуировку волка на своем теле, потому что являлся одним из лучших охотником в своем племени. Но, по абсолютно-белому лицу индейца, Кевин сделал вывод, что тот был сильно напуган. Причину испуга, индеец вскоре объяснил:

- Дух леса. Именно он убил Дубовую Ветвь. Она так просто нас не оставит в покое.

От этих слов, по всему телу Кевин прошла дрожь, а второй поток не заставил себя долго ждать, стоило Западному Ветру громко повысить голос и замахать из стороны в сторону томагавком. Мышцы на его спине то бугрились, то растягивались, а руки ходили то по вертикали, то по горизонтали. Медведица вновь стала на все свои четыре лапы и вздернула вверх губу, а затем из ее глотки вырвался еще более истошный рык. Похоже, она даже и не думала сдаваться. Вместо этого она сделала шаг им на встречу, и теперь холодная вода реки скользила по ее длинным черным когтям.

- Кричи вместе со мной! - потребовал от Кевина Западный Ветер. - Возможно, она решит, что мы ей не по зубам и отступит!

- Пошла прочь! - прокричал Нолан и принялся махать руками, подражая молодому охотнику, только в отличие от того он был безоружен, а пустой бурдюк не мог считаться грозным оружием против свирепого зверя. У него был кинжал, который он держал в голенище сапога и купленный еще в Молодом Мире. Но к реке он прибыл обутый в мокасины - удобные, но совершенно бесполезные для хранения каких-либо вещей. - Уходи! Оставь нас в покое!

- Отходи медленно назад, как можно дальше в воду! - прокричал ему Западный Ветер. - Только не поворачивайся к ней спиной!

Кевин сделал шаг назад, продолжая кричать. Западный Ветер делал то же самое, а медведица продолжала стоять на берегу у самой кромки воды, издавая грозные рыки в их адрес. Она не шла за ними, и Кевин считал это добрым знаком. Вместо этого животное принялось исполнять естественный для нее, но по меркам человека довольно забавный танец - она раскачивалась из стороны в сторону, а ее большая косматая голова качалась как у болванчика, только по горизонтали. Они продолжали идти назад, вода поднималась все выше, а течение становилось все сильнее.

- Похоже, нам повезло, - усмехнулся Западный Ветер, опуская руки вниз. - Медведица сдалась.

- Очень рад это слыша..., - Кевин не успел договорить. Причиной этому стало течение реки и подводный камень, о который он споткнулся. Холодная речная вода тут же накрыла его с головой. Кевин успел вскрикнуть, после чего ему пришлось немедленно замолчать, так как большое количество воды заполнившей его рот, грозила попасть в дыхательные пути, а затем и в легкие. Бурдюк вырвался из рук Кевина, и его унесло течением. Пузырьки воздуха закружили перед его глазами, прежде чем их начало колоть словно иголками от холода, что заставило Кевина зажмурить веки. Все звуки сразу же стали приглушенными и далекими. Кевин поспешил встать на ноги, но сделать ему это удалось далеко не с первого раза. Ему пришлось перевернуться под водой на живот, затем согнуть ноги в коленях и выпрямиться. Как только его голова приподнялась над водой, он вытер лицо ладонями и тут же услышал крик Западного Ветра:

- Вставай! Скорее! - Слова индейца звучали вперебой с рычанием медведицы и мощными всплесками воды.

Сердце его забилось в два, а то и в три раза быстрее, стоило ему посмотреть через плечо. Огромная темно-коричневая от влаги мохнатая глыба стремительно сокращала с ним расстояние. На миг, Нолану показалось, что он снова вернулся на борт "Могучей Волны" - кругом вода, а на него мчится агрессивное существо с острыми когтями и длинными клыками. Только теперь рядом с ним не было Тифа. Пусть тот и оказался предателем, он все же был гораздо опытнее и мастеровитее его нынешнего спутника.

Под руку попался камень, и Кевин незамедлительно сжал его в ладони, а спустя секунду выпрямившись, бросил его в сторону медведя. Белый округлый камень метко угодил зверю в грудь, но это совершенно не замедлило бега животного. И все же Кевин решил не останавливаться на этом и поднял со дна еще один камень. В этот раз ему не удалось его применить, так как медведица была уже слишком близка, продолжая рычать, разбрасывая брызги вокруг себя и с ненавистью глядеть на представителя человеческой расы. Она подняла лапу, готовая уже схватить его своими когтями или же просто сломать ему позвоночник, но Кевину удалось отпрыгнуть в сторону, а течение реки и вовсе отдалила его на относительно безопасное расстояние от медведицы. Разгневанное животное приподнялась на задние лапы и всем своим весом опустилась вниз, от чего водные брызги под ней разлетелись как осколки ручной гранаты.

Кевина все дальше отдалялся от медведицы, но и от Западного Ветра. Вначале он не мог сориентироваться, и вода его уносила, чуть ли не кубарем, но вскоре ему удалось зацепиться за дно реки и вновь принять вертикальное положение.

Медведица вновь ринулась за ним, но в этот раз Западный Ветер не остался в стороне и, издав боевой клич, ринулся на зверя, держа над головой томагавк. Острие топора впилась духу леса в бок, после чего зверь издал завывающий стон, заменивший уже ставший привычным злобный рык.

Все это время медвежонок оставался на берегу и жалобно звал мать, а может наоборот - подбадривал ее на более активные действия. В эту тягостную наполненную адреналином минуту, второй вариант показался Кевину вполне даже вероятным и естественным.

В это время, его мать резко развернулась и одним взмахом руки отбросила молодого индейца в сторону, при этом разорвав его верхнюю одежду на груди. Прежде чем четыре глубокие раны на его теле успели наполниться кровью, речная вода смыла их, по той причине, что Западный Ветер не устоял на ногах и упал в воду. Медведица не остудила своего пыла и набросилась на него, опустив свои лапы ему на грудную клетку, что могло привести не только к сломанным ребрам, но и к мгновенной смерти. Из-за огромного груза Западный Ветер просто бы не смог сделать вдох. Но, даже если бы это у него получилось, то его легкие не заполнились бы воздухом, а только водой. А это значило, что без посторонней помощи у Западного Ветра не было шансов выжить. А ведь медведица пока еще не пустила свои зубы в ход.

Кевин схватил очередной камень со дна реки, которых было к счастью очень много, и кинул им в зверя. Первый камень пролетел, чуть ли не в метре от намеченной цели. Тогда он выхватил из-под воды другой камень и помчался вперед, вдобавок крича во все горло, чтобы обратить на себя внимание медведя. Его крики не возымели должного эффекта, от чего Кевин все же бросил камень в животное, который угодил в раненый бок. Медведица издала очередной крик боли, но все же продолжила выплескивать свой гнев на молодого охотника, царапая когтями его грудь.

Над водой двигались только руки несчастного, которые пытались вырвать клоки волос из шкуры медведицы или же просто оттолкнуть зверя подальше от себя. Но, если с первой задачей Западный Ветер хоть как-то справлялся, то со второй у него дела шли из рук вон плохо.

Новый бросок и камень, брошенный Кевином, угодил медведице прямо в макушку. Это, наконец, заставило ее отпустить индейца и снова обратить свою ярость на Нолана. С одной стороны это обрадовало Кевина, так как руки Западного Ветра уже практически перестали сопротивляться, но с другой стороны, он не знал, как теперь ему защитить себя от разъяренного животного, которое уже на всех порах мчалась в его сторону, поднимая высокие столбы брызг вокруг себя.

Кевин попятился назад. Сделал он это инстинктивно, хотя и понимал, что шансов на побег у него не было. Грозное рычащее существо, страшное в своей ярости быстро приближалось к нему. Мысли полностью покинули его, а мозг совершенно не хотел ему больше помогать с генерированием идей, о возможных вариантах спасения своей жизни. Хотя, даже если бы и захотел, времени для обдумывания разных путей выхода из положения у него просто не оставалось.

Медведица была уже совсем близко. Согнув слегка передние лапы, она приготовилась прыгнуть, а Кевин вытянул вперед руки, словно это могло оказаться серьезной преградой для нее.

Их глаза встретились. Столько ярости Кевину еще не доводилось видеть ранее. От владельца подобного взгляда нельзя было ждать пощады, и медведица явно не была настроена на заключения перемирия в эти мгновения. Спасти Кевина Нолана могло только чудо.

И это чудо произошло.

Мокрые волосы на морде зверя, начали быстро чернеть и обугливаться, оставляя голой серо-розовую кожу. Пламя непонятного происхождения быстро накрыло ее голову, меняя облик медведицы до неузнаваемости. Кевину даже пришла на ум ассоциация с мордой огромного добермана. Волосяной покров на голове зверя полностью сошел на нет. Невидимое пламя остановилось лишь в области шеи. Вокруг носа медведицы начали пузыриться ожоги, причиняя ее невыносимую боль. Ярость в ее глазах полностью сменилось испугом, и она встала как вкопанная на месте. На миг Кевину даже стало жалко ее. Но, жалость быстро сменилось все охватывающим вопросом: "Что произошло?!".

Медведица завыла совсем уж не по-собачьи, а компанию ей составил медвежонок, беспокойно бегущий из стороны в сторону у берега реки. После этого, наверное, не менее удивленная произошедшим, чем сам Кевин, она решила принять поражение и, развернувшись, поспешила в сторону берега, где ее ждало ее дитя. Добравшись до берега, она помчалась прочь в сторону леса. Медвежонок с трудом поспевал за ней.

Кевин проводил их взглядом до тех пор, пока их жалобные завывания полностью не утонули в пение птиц и бурление реки. Только после этого Кевин вышел из ступора и вспомнил о Западном Ветре, которого течением унесло не так далеко, благодаря коряге, что послужила барьером для его ослабленного тела.

Нолан поспешил ему на помощь, с радостью обнаружив, что тот еще живой, но в то же время Западный Ветер был полностью исполосован когтями зверя. Он с трудом вбирал воздух в грудь и откашливался кровью и водой. Одно из ребер индейца торчала из окровавленной раны, словно росток архаичного дерева, пробивающий себе путь из-под земли. Кевин схватил его под мышки и принялся тащить его на берег, стараясь не обращать внимания на крики боли индейца.

- Где она?! Где она?! - хрипел и кричал индеец, стараясь вырваться из рук Кевина.

- Она убежала, - попытался он его успокоить. - Все кончено.

- Как? - этот вопрос вырвался вместе со стоном из разодранной груди Западного Ветра.

- Я не знаю, - только и ответил Кевин.

- Ты...ты Маниту, - уже спокойно произнес Западный Ветер и прикрыл глаза. - Вождь был прав.

Вытащив раненого на берег, Кевин опустил его на землю, приложив пальцы к его сонной артерии. Индеец перестал поддавать признаков жизни, что напугало его, но слабый пульс все же успокоил его, дав ему возможность присесть рядом и отдышаться.

И все же, что произошло? Что вызвало неожиданное самовозгорание на влажном теле медведицы? Неужели это было непосредственное вмешательство Четырех Темных?

Эта мысль, заставила Кевина вскочить на ноги оглядеться по сторонам. Но, в пределах его видимости никого не оказалось. Только река, лес и горы. Только шум воды, крики хищной птицы над головой и его тяжелое дыхание.

Надо было поскорее возвращаться назад. Им удалось заполнить водой только две емкости, остальные две были унесены течением и вряд ли могли быть возвращены назад. Эти два бурдюка он прикрепил к спине коня Западного Ветра, после чего вернулся к нему самому и попытался привести его в чувства и, слава Океану Надежд, ему удалось это сделать.

- Ты должен взобраться на коня, ты меня слышишь? Я сяду сзади и буду тебя придерживать.

- Я смогу, - кивнул в ответ Западный Ветер.

- Очень надеюсь на это. Так как у тебя сломано ребро и закидывать тебя на спину коня будет сверх неразумным шагом. Но и оставлять тебя здесь одного и отправляться за помощью я тоже не могу.

- Я смогу Великий Маниту, - вновь кивнул индеец и сдержал свое слово.

Медленным шагом они направились назад в сторону проклятых земель. И этот путь оказался одним из самых сложных на памяти Кевина за последнее время.

3.

Вернулись они в лагерь, когда солнце уже коснулось горизонта. Ритуал был в самом разгаре: гулко били барабаны и бубны, несколько десятков голосов громко выкрикивали непонятные Кевину слова и вдвое больше ног чуть ли не синхронно вытаптывали ритм на сухой поверхности земли.

Их встретили Белый Столб Дыма и еще двое мужчин племени. Они быстро сориентировались в ситуации и помогли Западному Ветру спуститься с коня, который за все время возвращения назад успел около пяти раз потерять сознание и однажды даже чуть ли не упал с коня. Кевину чудом удалось удержать его.

Западного Ветра унесли в одну из типи, а Кевин вкратце рассказал вождю племени все, что с ними произошло. Белый Столб Дыма слушал его внимательно, не перебивая. А Кевин во время рассказа не отрывал взгляда от его умных и усталых глаз, а также от его морщин, что становились гораздо глубже в пламени огромного костра, чьи языки возвышались над теми конусообразными строениями, за которыми проводился обряд.

- Это была медведица, что лишила жизни Дубовую Ветвь? - переспросил вождь сиу.

- Я не знаю, но и не исключаю такой возможности. Ее тело было изуродовано шрамом, что напоминал след от ножа или томагавка.

- И ты смог ее одолеть без оружия?

- В том, что я и Западный Ветер остались в живых, нет моей заслуги. Что-то постороннее вмешалось в наше противостояние со зверем. И я догадываюсь, что это могло быть.

- Я тоже, друг мой.

- Правда? - удивился Кевин.

- Да, это в тебе проснулся дух Великого Маниту. Думаю, очень скоро мы тебя подготовим к битве с Вендиго. Ты готов с Ним встретиться. Но, оставим все это до завтрашнего дня. Сегодня нас ждет обряд, на котором я, как вождь племени, обязан присутствовать. А ты, можешь присутствовать на нем в качестве гостя.

Белый Столб Дыма прикоснулся к Кевину и повел его с собой в сторону костра, около которого звучали песнопения. Кевин знал, в честь кого проводилась данная церемония, но он и представить не мог, насколько далеки были его предположения о цели сего обряда.

Песнопения и пляски не прекращались ни на минуту. Мужчины из племени сиу топтали под своими ногами и так твердую землю, образовывая большой круг. В центре круга возвышался костер, в который непрерывно подбрасывали сухие ветви, отчего треск огня звучал так же громко, как и церемониальные звуки ритуала. У самого костра пританцовывал шаман племени, держа высоко над головой бубен. На шамане была шкура медведя, а вместо головного убора красовалась сама голова убитого зверя. Кевин решил, что для обряда была выбрана шкура медведя неспроста.

- А где Солнечный Луч? - спросил Кевин вождя племени, когда они остановились около других жителей племени, что участвовали в обряде в качестве зрителей.

- Она в круге вместе с шаманом, ждет, пока духи предков подготовят ее к началу обряда. Ты с ней сдружился, - подметил Белый Столб Дыма.

- Она такая же, как я, - согласился с ним Нолан. - Мы оба лишись очень близких нам людей.

В этот момент плотный людской круг слегка расступился, и Кевину удалось увидеть в пламени огня сидящую на земле женщину. Она была полностью обнаженной, что слегка смутило Кевина. Ее ноги были скрещены, а руки лежали на коленях. Спину Солнечный Луч держала прямо, голова ее была приподнята, а веки прикрыты. Все ее тело было украшено узорами синего, красного и белого цвета. Волосы были заплетены в косы и украшены десятками перьев. На ее шее висел амулет. Кевину показалось, что он выглядел совсем как огромный желтый глаз.

Вереница плещущих людей вновь замкнулась в круг, и Кевин потерял женщину из виду. Но уже спустя пару минут, когда стук барабана и крики танцующих достигли наивысшего звукового пика, все резко стихло, и толпа разом замерла на месте. Треск костра остался единственным источником звука на многие расстояния. Несколько десятков глаз непрерывно наблюдали за происходящим.

- Я не понимаю смысл происходящего, - признался Кевин.

- Обряд заключается в том, чтобы созвать духов. Звук песнопений барабанов и бубна привлекает их внимание, так же как и запах крови привлекает хищных животных. Амулет на груди Солнечного Луча играет роль ловушки, в которую попадет дух. Эти духи не принадлежат Земле Мертвых, а потому, попав туда, они постараются вернуться назад в свою естественную среду обитания. Таким образом, амулет укажет путь Солнечному Лучу назад, а также поможет ее разуму не поддаться забвению.

- Другими словами, весь этот обряд предназначен для того, чтобы переправить ее на Земли Мертвых?

- Да, - кивнул Белый Столб Дыма.

Легкий ветерок колыхнул седые волосы вождя и он умолк, хотя до этого уже хотел открыть рот для того, чтоб продолжить разговор. Вскоре ветерок коснулся и затылка Кевина. Он был прохладным и словно наэлектризованным, от чего его волосы слега приподнялись. В засушливом климате местных просторов эти ветерки выглядели чем-то чуждым и неожиданным.

- Духи, - одними губами произнес Белый Столб Дыма и приложил свой палец ко рту.

Кевин Нолан приподнял голову и увидел в небе белесые полосы, словно блестящие паутинки, парящие в воздухе. Они сплетались между собой, опускаясь вниз и взлетая вверх, становясь все отчетливее или же наоборот - исчезая в ночном небе, чтобы спустя какое-то мгновение появиться вновь. Духов становилось больше, пусть даже и некоторые, словно почувствовав опасность, поспешили умчаться подальше от костра и скопления людей. Те же, кто были посмелее, заплясали над головами шамана и Солнечного Луча, двигаясь по спирали, образуя серебристую воронку. Кевин непрерывно переводил свой взгляд с духов на женщину и обратно, пока не остановился на одной точке - на амулете. Когда кончик спирали дотронулся до золотистого глаза на груди Солнечного Луча, все духи разом исчезли, словно свет, погасший при одном хлопке в ладоши.

Кевин решил, что обряд не увенчался успехом, но веселые крики и возобновившиеся пляски подсказали ему, что его предположения оказались неверными, впрочем, уже не в первый раз.

- Дух попал в ловушку, - со сдержанной радостью изрек Белый Столб Дыма. - Обряд скоро подойдет к концу, и Солнечный Луч сможет отправиться на Земли Мертвых на поиски Дубовой Ветви.

- Вы проводите данный ритуал в каждом случае гибели кого-то из вашего племени?

- Нет, на моей памяти таких ритуалов было не больше пяти.

- От чего так мало?

- Потому что они редко увенчиваются успехом.

- И сколько из тех пяти ритуалов закончились возвращением на Землю Живых умершего и того, кто отправился за ним на Земли Мертвых?

- Ни один, - ответил ему вождь с явной грустью, прозвучавшей в голосе. - Обряд это только первый шаг во всем этом действие, при этом не самый сложный. Сложнее всего переплыть Стикс, не прибегая к помощи Харона. Эта Река опаснее любой самой глубокой и бурной реки. Только переплыв Стикс, отправившийся по собственному желанию на Земли Мертвых, может отыскать там близкого ему человека и вернуться с ним обратно в мир живых, так же вплавь.

- А что если ей не удастся переплыть Стикс самостоятельно? - спросил Кевин, понимая, что именно здесь заключается главная опасность данного путешествия.

- Тогда она попадет на другие земли - Земли Безумия. А уж оттуда нет спасения никому. Ни один амулет не сможет вернуть ее назад или же хотя бы напомнить ей - кто она такая. На Землях Безумия ей не суждено будет увидеть Дубовую Ветвь никогда. А если и удастся, то это будет не он, а нечто иное.

- Откуда вам все это известно?

- Духи предков часто говорят с нами и предостерегают нас о принятии неправильных решений.

- А духи не предостерегали вас о проведении данного обряда? - возмутился Нолан, понимая, что волнение за жизнь Солнечного Луча готова захлестнуть его.

- Предостерегали, - признался вождь. - Мы много говорили с ней на эту тему, пытались разубедить, но никакие доводы не помогали. Нам удалось выиграть только три месяца, после чего нам пришлось смириться с ее выбором.

Крики умолкли. Кевин снова повернулся в сторону обнаженной женщины и шамана. Последний, опустив на землю бубен, потянулся к складкам своей ритуальной одежды, сразу после этого в его руках сверкнул в пламени огня длинный острый нож. Кевин предполагал, каким образом Солнечный Луч сможет попасть к берегам Стикса, но только сейчас смог осознать всю значимость и необратимость этого момента. Девушка должна была погибнуть прямо у него на глазах. А все ради спасения любимого человека. Каковы были ее шансы на возвращения назад в Мир Живых? По словам вождя племени сиу, они были невелики, если не сказать - ничтожны. Нет, он не мог оставаться в стороне и смотреть на то, как молодая женщина будет лишена жизни ради призрачной надежды о спасении своего возлюбленного. Они были очень похожи и преследовали одну цель, только пути у них были разные: его долгий, но вполне осуществимый, а ее - пусть короткий, но совершенно неопределенный.

Шаман уже поднял кинжал над головой, целясь в область шеи Солнечного Луча, когда Кевин сделал шаг вперед и прокричал:

- Стойте! - Все повернули свои лица в его сторону. Даже Солнечный Луч приподняла голову и уставилась на него с явным непониманием и даже с укором. - Вы должны остановить обряд немедленно!

Шаман убрал кинжал и, опустившись на колени, поклонился Кевину.

- О, Великий Маниту, ваше желание - закон для меня. - Следуя его примеру, все остальные жители племени сиу встали на колени и поклонились ему, прилипнув грудью к горячей земле. На ногах кроме Кевина оставался только вождь племени Белый Столб Дыма, а вскоре к ним присоединилась и Солнечный Луч. Казалось, она совершено не испытывала смущение за свою наготу, а вот непонимание и даже досаду Нолан легко мог прочесть в ее черных глазах, в которых отражался блеск пламени огня.

- Но почему, Маниту? Зачем вы остановили обряд?

- Я не Маниту! - И хотя Кевин был сыт по горло этими словами, он все же повторил их. - Мое имя Кевин Нолан и я пришел к вам из Молодого Мира, а сам я родом из совсем иных Миров, которые не имеют ничего общего с Ближними Мирами. Я не знаю, известно ли вам что-либо об иных...

- Ты Пришелец? - удивленные нотки в голосе вождя заставили его обернуться. Белый Столб Дыма глядел на него с благоговеньем. Такого выражения он не видел на лице вождя даже в первые минуты их знакомства, когда тот с уверенностью в голосе назвал его "Маниту". - Ты способен на перемещение между Ближними Мирами?

- Да, - ответил Кевин. - И я держу свой путь к Океану Надежд. Он вернет меня к моей жене и дочери. А тебе, Солнечный Луч, Он вернет мужа, если ты пойдешь со мной. Путь долгий, но он более надежен, чем попытка переплыть Стикс.

Жители племени до этого уткнувшиеся лицами в землю начали понемногу приподнимать головы и с новым интересом глядеть на Кевина Нолана. Смотрела на него и Солнечный Луч, но ее лицо оставалось невозмутимым и только в глазах - в ее красивых раскосых глазах - начала проявляться дрожащая пелена. На ее смуглом худосочном теле играли тени, подчеркивая каждую округлость и выемку на нем. Она простояла перед ним около двух минут молчаливо и неподвижно, после чего ее губ коснулась грустная улыбка, а из глаз потекли слезы.

Глава 7: Самое подходящее место для благородных

Silent Thunder - Dare

1.

Он часто представлял момент, который следовал сразу же после ограбления. И всегда он видел эти мгновения наполненными радостными криками, чувством удовлетворенности и верой в свою неуязвимость. Но, всего этого почему-то не было.

Взамен его одолевала тревога и гнетущее чувство неправильности произошедшего. Вся эта идея с ограблением поезда была не только плохо продуманной, но и в целом безумной. Кого он хотел обмануть, рассчитывая, что подобным путем сможет сыскать славу более громкую, чем слава его отца? Возможно, так оно и произойдет, но даже в этом случае, о нем будут говорить не как про отдельную личность, какими были Дон Биртрон и Тони Трейтс, а как о чем-то вторичном, неотъемлемо связанном с его отцом. Под его образом на плакатах с громкими буквами "Разыскиваются!!!" обязательно будут писать не его имя, а нечто вроде "Сынок Дрейка" или "Безумный Дрейк-младший". И если за его голову будут давать неплохой куш, то и в этом будет только заслуга его знаменитого отца. И, конечно же, найдется весельчак, что исковеркает какой-нибудь стих Роберта Дрейка, заменив в нем слова, в котором будет пересказана его, Альберта Дрейка, история ограбления в ироничном ключе.

И ладно он взял бы лишь на душу грех грабителя, но ведь теперь за их бандой числится и похищение, а за это им грозила смертная казнь, без права на помилование.

Эллин Томин была очень красивой и отчаянной девчонкой, что сильно понравилось Альберту при их знакомстве и на ее просьбу взять ее с ними, он с радостью ответил согласием. Но, теперь, с холодной головой, он понимал всю глупость своего поступка. Судя по пылающему от радости лицу Эллин, гнетущие мысли ее совершенно не посещали. Все произошедшее ей воспринималось за невероятное приключение. А вот для Альберта весь этот день, начиная с покупки билетов на поезд, был одним водоворотом безумных и необдуманных событий.

- Ты слишком задумчив.

Голос Винни Стоуна отвлек Дрейка от гнетущих мыслей. Его друг пристально глядел на него, уверено держась в седле, с ленивицей покачиваясь из стороны в сторону, придерживая узду одной рукой, в то время как Альберт шел пешком. Франс Тейт находился впереди них, словно пытаясь в очередной раз оспорить кандидатуру главаря банды, и пристально вглядывался в горизонт. За ним ехали Бил Тейт и Эллин Томин и эти двое были явно в восторге от происходящего. Они громко говорили и смеялись. Билл, сродни деревенскому дурачку, кривлялся и корчил рожи, от чего Эллин Томин не переставала хохотать, с трудом удерживаясь в седле. Альберт отдал ей своего коня, объясняя это жутким натиранием в паху. На самом деле ему просто хотелось почувствовать под ногами твердь земли, ища помощи у нее в борьбе с неприятным чувством ирреальности всего происходящего.

От железнодорожных путей их отдаляли не меньше двадцати тысяч шагов петляющих путей, а потому они уже не боялись потенциальной погони за ними.

- Да, есть такое, - ответил ему Альберт и с досадой пнул желтовато-красный камень, попавшийся ему под ногу.

Винни приостановил своего коня и тоже спешился. Теперь они шли вперед, касаясь друг друга плечами, от чего Альберт чувствовал физически поддержку со стороны друга.

- Мы ведь получили то, чего хотели.

- Да, - кивнул Дрейк. - Получили.

- Банда Благородных произвела немало шума и, скорее всего все пассажиры поезда разнесут о нас молву на многие сотни тысяч шагов в разные стороны. А непосредственно ограбленные нами пассажиры, так и вовсе дадут наши четкие описания во все газеты. Не об этом ли мы мечтали?

- Об этом, Винни. Но в мои планы не входило похищение людей. Пусть Эллин и не заложница вовсе, но для закона мы теперь похитители.

Он признался своему другу в своих терзаниях и теперь ожидал ободряющих слов от Стоуна и советов по решению сложившейся проблемы. Так было всегда: Винни Стоун в любой ситуации мог найти нужные слова, способные приободрить его, но только не в этот раз.

- Да, здесь ты конечно сымпровизировал. При этом не самым лучшим образом.

- А что я мог сделать? Она спасла нам жизнь, помогла нашему плану не рассыпаться окончательно в прах. И когда она попросилась к нам в команду, разве я мог ей отказать?

- Тогда не вижу причин для беспокойства, - пожал плечами Винни, гладя вместе с Альбертом на Эллин Томин, что уверенно держалась в седле. - Не приведи Океан Надежд нас в руки законников, но если такое случится, то Эллин не станет свидетельствовать против нас.

- Она может и не станет, а вот ее мать и тетка наверняка расскажут все в красках, да еще добавят от себя. Винни, эти тетки выглядели настоящими ведьмами в дорогих нарядах.

- А вот это что-то новое. Получается, вы условно похитили ее из рук опекунов?

- Да, к тому же мы еще обокрали их.

- А вот теперь я начинаю понимать причины твоей подавленности. - В этот момент Билл что-то произнес этакое, от чего Эллин зашлась в очередном приступе смеха. Хорошо, что у кого-то все еще остались причины для веселья.

- И что нам теперь делать? - в отчаянье спросил Альберт. В эти минуты ему самому было стыдно за себя, но он ничего не мог с собой поделать. Да и Винни Стоун был его настоящим другом, а потому ничего не произнес укоризненного в его адрес.

- Будем действовать и дальше по плану, - ответил ему Стоун.

- Извини, Винс, а не напомнишь мне, какой у нас дальнейший план, а то я немного запамятовал?

- План наш очень прост, - как всегда спокойно произнес Стоун. - Нам нужно добраться до ближайшего города, найти лавку скупщика и избавиться от награбленного. И Эллин нам в этом поможет.

Последние слова Винни произнес полушепотом, с задумчивостью покусывая нижнюю губу. Альберт уже хотел было попросить друга, чтобы он закончил свою мысль, но в этот момент Франс Тейт развернул своего коня и встал на месте.

- Нам пора сделать привал. - И прежде чем Альберт смог произнести про себя, что данное предложение вполне имело под собой основание, Франс добавил: - И разделить добытое между нами.

Франс Тейт спешился и потянул вниз с седла мешок с драгоценностями. Билл Тейт последовал его примеру, только в отличие от Франса ему не удалось лихо спрыгнуть на землю, его нога запуталась в стропе, и он упал на пыльную землю лицом вниз, что привело к смеху Эллин и презрительному взгляду в его адрес Франса. Билл спешно вскочил на ноги, словно пытаясь заставить всех как можно скорее забыть о своем конфузе, после чего быстро прохлопал себя по всему телу ладонями, чтобы вытрусить со своей одежды песок, а напоследок несколько раз потянул за подтяжки, которые звонко прошлепали по его груди, поднимая легкие облачка оставшейся на одежде пыли.

- Прекрасная идея, Франс, - кивнул Билл. - Сгораю от нетерпения увидеть все добытое нами.

- Франс, ты забываешься! - возмутился Альберт, подойдя к Тейту и схватив его за руку, которая уже развязывала бечевку на горловине мешка. - Мы не будем сейчас ничего делить.

- Наверняка у тебя есть и весомые аргументы против моего предложения, - съязвил Франс, отдернув руку назад, этим избавившись от хватки Альберта.

- Есть, - кивнул Альберт. Они смотрели с вызовом друг на друга, не отводя глаз, продолжая дуэль, начатую в вагоне поезда. И в этот раз Альберт рассчитывал на свою безоговорочную победу на правах лидера их банды и из-за девушки, в глазах которой он хотел казаться смелым и решительным.

- Не могу дождаться их.

- Мы можем разделить добытое прямо сейчас, но что будет потом, ты об этом думал?

- Каждый из нас имеет право распоряжаться своей частью награбленного, как посчитает нужным.

- Ты прав. Я даже готов отдать тебе твою долю, но сразу после этого нам придется с тобой распрощаться. - Как можно спокойнее, но в то же время и твердо, произнес Альберт. - Своими действиями, ты даешь всем нам понять, что ты не командный игрок и думаешь исключительно о себя.

- Да забери вас всех Харон! - вспылил Франс. - Я не собираюсь быть пешкой в этой банде, я достоин лучшего положения. Я настоящий лидер - не ты!

Лицо Тейта побагровела, а его маленькие близко посаженые глаза распахнулись настолько широко, что стали в два раза больше. В эти минуты он был как никогда похож на вареного рака. Альберт с трудом смог сдержать улыбку, стоило прийти в его голову данному образу.

- В таком случае, тебе стоит уйти и создать другую банду, - как можно спокойнее произнес Дрейк.

- Я так и сделаю. Мы разделим все на четыре части, и мы с Биллом уйдем.

- Не забывай об Эллин. Она тоже член банды и имеет полное право на свою долю.

- Скорее Земля Мертвых станет твоим домом, чем я соглашусь делиться добычей с этой девицей! - вскипел уже до придела Франс. Его рука даже слегка опустилась вниз, от чего мизинец на правой руке дотронулся до рукояти револьвера, что не осталось незамеченным Альбертом. Франс Тейт был по натуре неуравновешенной личностью, но Дрейк сильно сомневался, что тот решится выхватить оружие из кобуры, не говоря уже об его применение. - Она твоя подружка и по твоему желанию она находится среди нас. Если тебе она так сильно нужна, делись с ней своей частью, а наше - не трогай!

Винни Стоун бесшумно приблизился к ним, готовый в любую минуту встать на сторону Альберта и обезвредить Тейта, но Дрейк остановил его взмахом руки.

- Как скажешь, Франс. Ты славно поработал и имеешь право на свою четверть, - продолжил, не повышая голоса, Альберт, от чего лицо Франса Тейта снова начало приобретать бледно-розовый цвет, а глаза обрели привычный размер. О вспышке его гнева напоминали теперь лишь хмурость бровей, да красные пятна на щеках. - Мы прямо сейчас все разделим и я даже дам тебе право выбора - ты сможешь взять с собой то, что тебе понравится.

- Мы с Биллом заберем все, что нам причитается и покинем вас, - усмехнулся Франс. - Мы создадим свою "Банду Благородных". Вскоре мы увидим, кому из нас будет больше сопутствовать удача.

- Эээ, Франс, - протянул Билл с извиняющимися нотками в голосе. - Я не хочу выходить из этой банды и создавать другу. Мне Альберт нравится, как лидер.

И в этот раз Франс был первым, кто отвел взгляд от соперника и вновь тому виной был его кузен.

- Ты что такое говоришь?! - вспылил опять Франс, обрушив весь свой гнев на своего родственника. - Ты забыл, с кем ты связан кровными узами? Или для тебя это ничего не значит?!

- Билл сделал свой выбор, Франс, - заметил Альберт. - Не стоит давить на него.

Билл потупил взгляд, сунул руки в карманы и принялся водить носком ботинка по земле, рисуя кривые полосы и зигзаги. Ему не хотелось обижать своим ответом брата, но в то же время на подсознательном уровне он чувствовал, что ему будет гораздо безопаснее в компании Альберта и Винса.

- Ну и ладно, - махнул рукой Франс Тейт на своего кузена. -- Ты всегда был трусом, Билл. Не будь ты моим братом, я никогда бы не взял тебя в свою команду.

На эти обидные высказывания в свой адрес, Билл предпочел промолчать, продолжая глядеть под ноги. Франс быстро потерял к нему интерес и вернулся к мешку с украденными вещами пассажиров поезда. Растянув горловину мешка, он высыпал все на землю. Золотые украшения заблестели в солнечных лучах, радуя глаз обладателя права первого выбора. Встав на корточки, Франс принялся выбирать понравившиеся вещи. Те же, что, по его мнению, были недостойны его внимания, небрежно отбрасывались в сторону.

Когда же четверть (на щедрый взгляд самого Франса Тейта) от всего награбленного было отделено от общей массы, Тейт еще несколько минут не мог решиться, на чем остановить свои предпочтения: на золотых часах с крупной цепочкой или же на перстне с крупным камнем. В конце концов, перстень оказался предпочтительнее, после чего Франс собрал все свое обратно в мешок, остальное, оставив на земле. Закинув его себе на плечо и, не отказав себе в удовольствие украсить все свои пальцы перстнями, а карманы часами, Франс Тейт взобрался на своего коня. Криво улыбнувшись своим бывшим компаньонам, он дотронулся пальцами краев своей фетровой шляпы.

- Счастливо оставаться, неудачники. Слава о новой банде во главе с Неуловимым Франсом Тейтом вскоре разнесется на многие сотни тысяч шагов вокруг. А о Банде Благородных очень скоро забудут. Это в лучшем случае. В худшем - вас повесят, а тела продадут какому-нибудь гробовщику в качестве рекламы его товаров. - Эти слова были в большей степени обращены Альберту и Винсу, затем Франс повернул лицо в сторону Билла. - Прощай кузен, думаю, ты очень скоро пожалеешь о своем решении.

После этих слов, Франс Тейт пришпорил коня и начал стремительно отдалятся от своих бывших товарищей, теряясь в пыли, поднятой копытами коня.

Альберт недолго глядел ему вслед. Он предпочел взять пустой мешок, перекинутый через седло коня, который принадлежал Стоуну и, подойдя к золотым изделиям, лежащим на земле, принялся их укладывать обратно. Вскоре к нему присоединился и Винс. Эллин Томин осталась сидеть в седле, наблюдая за Альбертом и думая о чем-то своем.

И только Билл продолжал провожать взглядом своего брата, который вскоре скрылся за горизонтом.

2.

Конь остановился под вывеской, что слабо поскрипывала ржавыми цепями на теплом летнем ветру. Ворон, сидевший на ней, приветственно каркнул, после чего повернул голову в бок, с интересом осматривая приезжего своим смоляным подозрительным глазом.

Приподняв голову, Франс Тейт взглянул на надпись из-под полей своей шляпы.

- Селение Конвинант. Надеюсь, что данное поселение может похвастаться удобствами не только в своем названии.

Ответом на его риторический вопрос был все тот же вороний крик. Франс пришпорил коня и тот зашагал дальше, переступив условную границу, за которой начиналось поселение.

Конвинант ничем не отличался от других людских селений, в которых казна славилась вечной "дырой" в доходах. Единственными заведениями, которые оставались на плаву и хозяева которых могли считать себя зажиточными, были: салун, бордель и коморка плотника. У последнего наверняка каждая продажа стола или стула чередовалась с продажей трех гробов.

Таким было первое впечатление человека из высшего общества о селении Конвинант. И хотя это представление было ошибочным, все же Конвинант был далеко не на первом месте по доходам населения среди всех селений местной губернии.

Франс Тейт смотрел исключительно перед собой, игнорируя любопытные взгляды жителей, что либо шли по своим делам и останавливались как вкопанные, либо специально выходили из домов, чтобы лучше разглядеть незнакомца в дорогом костюме с блестящими кольцами на пальцах.

Конь с трудом шагал по тропе, которая служила в этом поседении главной улицей, оставляя после себя глубокие следы в грязи, напоминавшей о недавно прошедшем в этих местах дожде. Животное, так же как и его хозяин, было не приучено к таким плохим дорогам, от чего оно часто мотало недовольно головой и фыркало носом. Франсу же было не интересно то, как себя чувствовал себя скакун, ему хотелось только одного: поскорее добраться до деревянного настила перед салуном и спешиться так, чтобы не запачкать сапоги в грязи. Он пришпорил коня и шлепнул его несколько раз кнутом по бокам.

- Давай, Сэвэдж, поднажми. Не хочу продвигаться по этой улице целую вечность.

Конь прибавил шагу, и вскоре Франс остановил его перед дверями салуна. Он спрыгнул на третью ступеньку заведения, так как первые две в чистоте ничем не уступали главной дороге, хотя и третья хранила на себе память всех сапог, которые побывали в салуне за последние годы.

Перед ним возник мальчишка лет восьми и незамедлительно предложил ему свою помощь.

- Касс, всего за три медные монеты я могу привязать вашего коня к стойлу, чтобы вы не пачкали свою роскошную обувь.

Тейт оглядел его с ног до головы, остановив окончательно свое внимание на нижней части его туловища. Штаны и сапожки паренька были полностью заляпаны в грязи, кое-где она уже была засохшей, а потому - светло-серого цвета, а где-то еще совсем свежей. Пареньку явно было в радость передвигаться по улице в таком виде.

Франс сунул руку в карман и, достав всего лишь одну медную монету, бросил ее мальчишке. Тот поймал ее одной рукой и прижал кулачок к груди.

- Этого будет достаточно за твои услуги.

Потеряв к нему какой-либо интерес, Франс направился в салун, оттолкнув в стороны дверца, на которых виднелись следы грязных рук. И хотя в нем бурлила неприязнь ко всему в этом поселении, он все же старался не поддавать вида и не кривить лицом. Не хватало, чтобы местные деревенщины сочли его "неженкой". А вот надеть перчатки он все же решился, и не только для того чтобы не прикасаться лишний раз к предметам сомнительной чистоты, но и для того чтобы прикрыть кольца на своих пальцах, которые он опрометчиво решил не снимать.

Надевая перчатки, он оглядел салун, к порогу которого его привели ноги коня, ведомые прихотью Мира Вечности.

Помещение было темным и пустынным: ни хозяев, ни работников, ни клиентов. Толстые, плохо обструганные деревянные балки подпирали своды второго этажа. С правой стороны в стене зияла дыра размеров с его шляпу, в которой торчала видавшая виды тряпка, служащая в качестве затычки. Лестница, ведущая на второй этаж, была снабжена для удобства односторонними перилами, в которых из десяти деревянных столбиков целыми и невредимыми остались только четыре. Круглые столы и длинные стулья в салуне были в плачевном состоянии и, предположительно, каждое из деревянных изделий ремонтировалось уже десятки раз после поломок. Владелец заведения знал толк в сбережениях или же просто был неисправимым скрягой.

Скряга в это время стоял по другую сторону стойки и пристально наблюдал за вошедшим в салун пижоном в дорогом костюме. Его руки были широко расставлены по сторонам и упирались о края подковообразной стойки. На вид ему было около пятидесяти лет, а его большое брюхо, налитые кровью глаза и большой красный нос твердили, что он и сам не прочь пропустить пару стаканчиков с утра пойла, которое сам же и продавал.

Франс Тейт подошел к нему ближе и бросил на стол серебряную монету, которая еще не так давно хранилась в кошельке знатного господина, которому не посчастливилось купить билет именно на тот поезд и именно в тот вагон, где соседями с ним была Банда Благородных.

- Налей мне виски, друг. Самого дорогого, что найдется у тебя.

Хозяин салуна опустил свой большой мозолистый палец на монету и, после короткой задумчивой паузы, подтолкнул ее обратно, этим заставив Франса впасть в ступор.

- Это щедрое предложение с твоей стороны, приятель, но я должен тебе отказать.

- Это еще почему? - поразился Тейт. - В вашей забегаловке не обслуживают приезжих?

- Обслуживают, - кивнул хозяин салуна, с грустью глядя на то, как серебряная монета скрывается снова в кармане клиента. - Но разливаем мы спиртные напитки только после шести вечера, а сейчас нет и двух. Да и мал ты еще пока для таких напитков. Давай я тебе лучше воды дам. Бесплатно.

- Зачем мне твоя вода, деревенщина! В вашем уютном только по названию поселении есть заведения, которые не придерживаются столь необдуманных и глупых правил?

- Чего?

- Другие салуны в Конвинанте есть?

- Есть только в Астере - ближайшем селении, - ответил тот, но прежде чем Тейт успел развернуться и уйти, добавил: - Но хозяин того салуна вам скажет то же самое. Приказ губернатора: не продавать спиртного до шести вечера. А наш шериф следит, чтобы этот приказ исполнялся. А ты, почему думал, салун совершенно пуст? Приходи в шесть часов, здесь яблоку негде будет упасть.

- В борделях это правило тоже действует?

- Нет, такого правила в борделе нет, но не думаю, что ты там найдешь подходящую для себя девицу. Самой молодой шлюхе уже за сорок, но даже в самые лучшие свои годы она не пользовалась большим успехом у клиентов.

- Как вы только живете в таких условиях? - возмутился Тейт. - Наверное, в Конвинанте по вечерам интереснее дома сидеть.

- Не то слово, малец. Не то слово, - вздохнул хозяин салуна и криво усмехнулся. Эта улыбка совсем не понравилась Франсу Тейту.

- Не называй меня "мальцом", деревенщина, - процедил сквозь зубы Тейт, чувствуя, как неприязнь к этому ничтожному увеличивается в нем троекратно.

- Как скажете, касс, - согласился хозяин заведения, приподняв руки вверх в качестве признания своей неправоты.

В этот момент двери салуна открылись вновь и внутрь вошли двое местных жителей. Низ их одежды был традиционно для этих мест испачкан в грязи. Их смуглые обветренные лица с трехнедельной щетиной полностью стирали их возраст, не позволяя даже приблизительно предположить сколько им могло быть лет.

Прежде чем заметить незнакомца стоящего у стойки, их интересовали только пошлые шуточки пересказанные друг другу. Они обсуждали ляжки некой Долорес, когда остановились как вкопанные и замолчали. Коротко переглянувшись между собой, они неторопливо направились к стойке. Улыбки этих двоих были еще более мерзкими, чем та, что минуту назад растягивала рот хозяина салуна.

- Привет, Сэл, - поздоровался один из них.

- Привет Рой, привет Сэм. Как дела у вас?

- Да вот, закончили трудовой день и решили заглянуть к тебе. - Рой, погладил свою рыжую жиденькую бородку, не отрывая взгляда от лица Тейта, после чего достал из заднего кармана брюк мешочек с нюхательным табаком.

- Представляешь, Сэл, мы жгли сегодня мусор на свалке, и Рой нашел медную монету среди деревянной трухи, - хвастливым голосом добавил долговязый и сутулый Сэм. - И знаешь, каковы были его первые же слова?

- "Ну, вот опять возник повод заглянуть к старине Сэлу в гости!" - в унисон произнесли все жители Конвинанта находящиеся в салуне, после чего втроем разом громко загоготали. По мнению Тейта, их смех больше походил на ржание коней.

Рой, со звонким и мерзким звуком, вдохнул табаку в обе свои ноздри, после чего облокотился о стойку и сильно хлопнул монетой по ее поверхности, при этом, постаравшись оказаться как можно ближе к Тейту, беспардонно входя в его личное пространство. Тейт и рад был отодвинуться в сторону, да только долговязый приятель Роя решил пристроиться по другую от него сторону.

- Налей нам дружище по стакану твоего особого пойла.

- Всегда рад вас обслужить, парни. - Сэл нагнулся под стойку и быстро выудил из своей коллекции одну из бутылок, в которой хранилось спиртное, вместе с двумя гранеными стаканами. Разлив коричнево-золотистую жидкость до самых краев, он протянул стаканы Рою и Сэму.

- И как это понимать, старик?! - возмутился Франс Тейт, напомнив о себе. - А как же закон, запрещающий продажу спиртного до шести вечера?!

Рой уже было пригубил из своего стакана, но стоило ему услышать слова Тейта, он прыснул от очередного приступа смеха, разлив добрую половину из своего стакана. Сэм не заставил себя долго ждать и тоже заржал с ним за компанию.

- Ты ему сказал, что не продаешь спиртное до шести? - сквозь смех переспросил Рой. - Ну, Сэл ты даешь! Я и не знал, что у тебя столь отменное чувство юмора!

- По-вашему, это смешно? - прокричал Тейт, отбросив в сторону лацкан своего костюма и кладя руку на кобуру, этим быстро положив конец приступу смеха местных пьянчуг. - Разве я похож на человека, который позволяет над собой смеяться?

Рой и Сэм переглянулись, став как никогда серьезными. На их лицах Франс мог прочесть беспокойство, что не могло его не обрадовать. Чувство своего превосходства превратилось в приятную волну дрожи, что прокатилась по его телу, щекоча ему спину, затылок и пах.

- Нет, касс, вы не кажетесь нам смешным, - поспешил с оправданиями долговязый. -- Но, шутка про спиртное была очень смешной.

Сразу после этих слов Сэм, Рой и Сэл вновь заржали как гиены, давая этим понять, что их минутная серьезность была ничем иным как иронией над ним. Такой дерзости Франс не мог им простить. Он выхватил свой револьвер и, резко шагнув назад, оттолкнувшись от стойки, наставил дуло своего оружия на троицу идиотов, которые вздумали над ним так глупо насмехаться. Револьвер сделал свое дело, и в салуне повисла приятная тишина.

- Итак, вы трое остолопов, решили, что ваши шуточки надо мной сойдут вам с рук? Да вы настоящие глупцы, раз решили посмеяться надо мной.

- Приносим свои извинения, касс, - растеряно произнес хозяин салуна, подняв снова руки вверх, только в этот раз высоко над головой. - Я незамедлительно налью вам самого лучшего виски...

- Плевать я хотел на твое виски, ничтожество!

- Извините, касс, - встрял рыжебородый Рой, от чего дуло револьвера тут же нацелилась ему прямо в лоб. Рой тоже поднял руки вверх и лишь одним пальцем левой руки указан на человека, который грозился лишить его жизни. - Вы очень ловко владеете вашим револьвером. Наверное, ваше имя должно быть нам знакомо.

- Да! - гордо произнес Франс Тейт, после чего сразу же запнулся. Он уже хотел сказать, что он лидер "Банды Благородных", когда понял, что это название ничего им не скажет, так как данная банда распалась, прежде чем смогла заработать себе славу. А новости о грабеже поезда в нескольких десятках тысяч шагов от этих мест маловероятно, что достигли Конвинанта. - Меня называют "Сынком Дона Биртрона". Слыхали о таком?

Конечно, эта троица ничего о сыне Биртрона не слыхала, так как это название Франс придумал только что, но имя знаменитого бандита должно было прибавить весомости его словам.

- О Грозном Доне Биртроне, конечно же, все слыхали, - не стал разочаровывать Тейта Рой. - А вот о его сынке мы ничего не слышали. Приносим вас свои искрение извинения, мы совсем не хотели вас обидеть своим неведеньем.

- О, Океан Надежд, куда я попал, в какую забытую всеми "дыру"? Неужели до вас еще не дошли славные истории о Сынке Биртрона?!

- И не могли дойти, так как у Биртрона не было сыновей, - произнес Сэл.

- С чего ты взял, что у него не было сыновей, ничтожный? - презренно изрек Тейт.

- Да потому что Грозный Дон Биртрон был не по этим делам...ну, вы понимаете меня. - Сэл понизил голос и слегка наклонился вперед, дабы сократить хоть ненамного расстояние между собой и Тейтом. - Его интересовали исключительно мальчики. Вы, часом, не из тех, кто знал Биртрона очень близко, причем со всех сторон? Иначе, зачем вам называться его "сынком"?

После секундной тишины, салун, уже в который раз, был сотрясен смехом троицы, к тому же в этот раз они смеялись так, что ушные перепонки Тейта были готовы взорваться в любую секунду. Но не страх за свой слух его волновал в эти минуты, а злость и ненависть к жителям Конвинанта в целом и этой троицы в частности. Не задумываясь, он нажал на курок и разбил одну из бутылок, что стояла на полке за спиной хозяина салуна.

Смех словно тонкая нить была оборвана точным взмахом топора.

- Только что вы подписали себе смертный приговор, - прохрипел Тейт. Его лицо было полностью залито краской, а вены на лбу вздулись до размеров толстых дождевых червей. - Грозный Дон Биртрон был всегда моим кумиром! А вы, мерзкие негодяи, решили насмехаться над его памятью, придумывая всякие пошлости о нем?!

- Это правда, касс. Дона Биртрона убил охотник за головами, когда он выходил из ночлежки, в которой провел ночь с очередным своим любовничком, - уверенный в своих словах ответил ему Сэм.

- Да откуда вам об этом знать, уроды?!

- Охотник за головами, который убил Биртрона теперь шериф этого поселения. Кстати, он сейчас стоит за вашей спиной, и целиться вам прямо в затылок.

Холодок, только в этот раз не совсем приятный, вновь прошелся по спине, затылку и паху Тейта. Ему не хотелось верить в правдивость слов долговязого, но и не обернуться назад он никак не мог.

К несчастью для Франса Кар Бин Тейта долговязый Сэм оказался прав. У дверей салуна стоял высокий хмурый мужчина с холодными серыми глазами и целился ему в голову из своего револьвера сорок пятого калибра. А на его груди гордо поблескивала звезда шерифа.

***

В сравнение с салуном Сэла, офис шерифа Конвинанта был вдвое меньше, вдобавок не обладал вторым этажом. Но, также в сравнении с тем же салуном, здесь было гораздо чище и опрятней. Но для Франса Тейта, сидевшего в эти минуты в клетке, вся эта сомнительная чистота была далеко не на самом первом месте. Его гораздо больше заботила собственная жизнь, которая могла мигом оборваться в маленьком поселении по его же собственной глупости.

Мольбы выпустить его и разрешить продолжить свой путь и больше никогда не возвращаться в Конвинант были попросту проигнорированы шерифом и его помощниками. Они, не обращая на него никакого внимания, сидели за столом и составляли список всех драгоценностей изъятых у Тейта.

- Вы не имеете право со мной так поступать! - возмущался Тейт. - Мой отец очень богатый человек. Вам придется отвечать за мой арест перед ним. У него есть связи практически во всех губерниях Зрелого Мира!

Шериф Конвинанта наконец обратил на него внимание. Встав из-за стола, он медленно подошел к решетке. Его тяжелый взгляд и не менее тяжелые шаги, заставили Франса отступить от решетки на пару шагов назад.

- И как же зовут твоего отца, сынок? - спросил шериф, пристально глядя ему в глаза и при этом не моргая.

- Гордон Кар Бин Тейт, деревенщина! - воскликнул Франс, стараясь грубостью скрыть свой страх.

- И напомни мне, пожалуйста, свое собственное имя. У деревенщин скудный ум и они довольно быстро все забывают.

- Я Франс, - ответил он, а про себя добавил: "Зря я назвал его "деревенщиной". С этим человеком шутки плохи. Даже если его причастие к смерти Дона Биртрона было простым обманом, это не значит, что он не способен на хладнокровное убийство".

Шериф коротко кивнул и вернулся к своему столу. Взяв несколько золотых украшений, он снова подошел к решетке.

- "Джаспер Р. Т. Сауэрс. Лучшему стряпчему губернии Криджуэлл", - прочел шериф надпись на крышке часов. - Не подскажешь, как эта вещица попала к тебе, Франс Кар Бин Тейт?

- Джаспер Сауэрс мой дядя по материнской линии, - тут же нашелся с ответом Тейт, сам поразившись быстроте своей фантазии. - Он подарил мне эти часы на мое шестнадцатилетие.

- "Мартин К. С. Роулэндс. Любимому мужу", - прочел следующую надпись шериф, в этот раз с золотого кольца с большим рубином. - Позволь угадать, так зовут твоего свояка. И это кольцо - символ любви твоей сестрой к нему - он подарил тебе на День Урожая? А здесь у нас медальон, в котором хранятся фотография двух годовалых детишек. Рискну предположить, что это твои дети. Если они тебе так дороги, почему этот медальон не висел на твоей шее, а был в мешке вместе с другими вещами?!

Шериф перешел на крик столь неожиданно, что даже его помощники вздрогнули. А вот Франс Тейт не удержался и заплакал. Вначале, в его глазах задрожали слезы, а когда они потекли по щекам, Тейт решил, что и зарыдать в голос будет не столь постыдно. Он опустился на койку и прикрыл ладонями лицо. Сквозь собственный плач он расслышал смешки помощников шерифа, вызванные его слабостью. Но эти смешки быстро умолкли, стоило шерифу вновь повысить голос:

- Харви, Малкольм! Замолкните! Это касается и тебя!

Последние слова были обращены вновь Франсу, и он изо всех сил заставил себя успокоиться и прекратить плач. Все еще всхлипывая, он вытер рукавом своего дорогого костюма глаза и приподнял голову, посмотрев в глаза шерифа, которые были полные призрения в его адрес.

- Что будет со мной?

- В Конвинанте с преступниками всегда поступают одинаково - их казнят через повешенье.

- О Мир Вечности! Только не это! Прошу вас, касс, не делайте этого, я еще так молод, - взмолился Тейт, рассчитывая на сострадание со стороны шерифа, но так его и не дождался.

- Харви, - обратился Сид Рассел к своему помощнику. - Как только составите список всего, что было при этом мальце, поговорите с Перком Доусоном и Карлом Берроузом. Пусть Карл со своими парнями подготовят виселицу для завтрашней казни, а Перк снимет мерки для гроба.

- За работу Доусона и Берроуза расплатимся монетами, что были при этой плаксе? - спросил Харви Гуделл у шерифа, который уже стоял в дверях.

Шериф остановился, призадумавшись. Повернув голову в сторону своего помощника, он произнес.

- Да, Берроузу мы заплатим из этих денег. А вот Доусону мы предложим труп мальчишки. Будет держать его в гробу у входа в свой магазин в качестве рекламы.

- Ага, - кивнул Гуделл. - А то все наши едут в Астер за гробами и то, только потому, что там, у хозяина магазина на стене висит чучело большой рыбины, которую он показывает за деньги.

- Стойте! - воскликнул Тейт, чувствуя, как безысходность все сильнее впивается когтями в его плечи. - Я могу быть вам полезен!

- И чем же? - устало спросил Сид Рассел.

- Я член банды, которая именует себя "Бандой Благородных". Мы ограбили поезд в нескольких тысяч шагов от Конвинанта. Я покинул банду около суток назад. Главаря банды зовут Альберт Дрейк. У них даже есть заложница - девушка из высшего общества. Я могу их сдать вам, в обмен на свою жизнь!

3.

Жизнь, которую он знал с раннего детства и к которой он привык, больше не было. До сих пор Альберт Дрейк не мог с уверенностью сказать даже самому себе: хорошо это или плохо.

С одной стороны вся повседневность и рутина покинула его жизнь, сделав ее непредсказуемой и интересной. Ему даже приходила мысль, что только сейчас он почувствовал истинный вкус жизни. Он был молод, рядом с ним были его друзья и очаровательная девушка, которая беспрерывно старалась уловить его взгляд и одаривала своей восхитительной улыбкой. Билл Тейт не переставал развлекать ее своими милыми, хоть и глупыми шутками, а она смеялась над ними, но в то же время ее внимание было полностью сконцентрирована на нем. Альберту нравилось ощущать на себе ее взгляд, и день от этого становился солнечнее, небо ярче, а трава зеленее. Вдобавок его лидерские амбиции, наконец, смогли обрасти плотью и дать даже свои небольшие плоды. Награбленного было не много, особенно после того как Франс Тейт забрал свою львиную долю, но и этого было достаточно для того, чтобы считать их первое ограбление вполне удачным, несмотря на мелкие недоразумения, что втиснулись в их изначально продуманный план. И пусть ощущения после набега на вагон поезда остались двоякими и в чем-то даже не слишком приятными, Альберт все же не сомневался, что настанет день и "Банда Благородных" вновь даст о себе знать. По-другому не могло быть, иначе и в первом ограблении не было ни малейшего смысла. А это значило, что очень скоро слава его банды станет настолько громкой, что о ней будут знать чуть ли не все губернии Зрелого Мира. И, конечно же, о банде услышит и его отец, - великий поэт Роберт Дрейк, - и Альберту очень сильно хотелось видеть лицо отца в тот момент. Это только прибавит славы Роберту Дрейку, но он сомневался, что тот будет рад этому. Образ его знаменитого родителя, пинающего столы и стулья и рвущего в гневе свои блокноты с записями, быстро развеселили Альберта. Роберту Дрейку всегда нравилась лесть и пристальное внимание к своей персоне со стороны поклонников и журналистов. Но, очень скоро он будет скрываться от всех в своем особняке и запрещать камердинеру кого-либо впускать к себе. Он будет сидеть в своем кабинете в полулежащей позе, наглухо задернув окна шторами, хмурить брови и тереть костяшками пальцев губы. Мысли о расстроенном отце радовали его и в первую очередь потому что он никогда не чувствовал себя любимым сыном.

В этом были положительные стороны его нового жизненного пути, но в подобных делах нельзя было огородить себя от отрицательных сторон. И их было не мало.

Своей дерзкой выходкой, он переступил черту закона и втянул в это не только себя, но и Винса, Билла и даже Эллин Томин. Он не имел право рисковать ее жизнью. Он должен был отказать ей, когда она попросилась сбежать с ними. Но нет, он решил послушаться не своей головы, а сердца. Даже не сердца, а другого органа, который болтался у него между ног, способ применения которого, помимо исправления физической нужды стоя, еще двенадцатилетнему парню показала юная служанка, что работала на кухне при особняке его отца. Двадцатилетняя Люсия стала его первой любовью и первым любовным разочарованием. Как оказалась, Люсия была слишком любвеобильной и в ее ухажерах ходили не только он сам, но и его два старших брата, а заодно и сын кузнеца, сам кузнец, пастух и еще с десяток полевых работников.

Другой отрицательной стороной его поступка было отдаление от своих любимых младших сестренок-близняшек. Они были единственными из рода Дрейков, с которыми он смог найти общий язык (да-да, со своими старшими братьями и другими сестрами он не слишком ладил) и кто любил его искренне и преданно.

Он хорошо помнил день когда, собрав сумку с нужными ему для долгого путешествия вещами, он вошел в спальную комнату, чтобы попрощаться с Марией и Эльзой. Была ночь, и девочки крепко спали. Лунный свет сочился из окна, падая прямо на их подушки, покрывая их белокурые волосы серебром. Он поцеловал в щеку Марию и погладил ее по головке. Мария даже не шелохнулась. Затем тоже самое он повторил и у кроватки Эльзы.

В отличие от сестры, Эльза что-то просипела себе под носик и открыла глаза.

- Братец? Ты мне снишься или же ты настоящий? - спросила она своим сонным голоском.

- Самый настоящий, сестренка.

- Тебе не спиться?

- Нет, Эльза, сна нет ни в едином глазу. Я зашел, чтобы сказать вам, что очень сильно люблю вас и, что очень буду скучать.

- Разве можно скучать по тем, кого видишь в каждый день? - сонно прошептала Эльза. - Или ты куда-то уезжаешь?

- Уезжаю, - подтвердил Альберт, положив ладонь ей на плечо, чувствуя угловатость ее детского тела через шелковую материю ночнушки.

- Но ты ведь вернешься?

- Если и вернусь, то очень не скоро.

- Я не хочу, чтобы ты уезжал! - это уже произнесла Мария, которая проснулась при звуке их голосов.

Альберт встал с края постели Эльзы и присел рядом с Марией.

- Я должен. Если бы это не было столь важно для меня, я бы остался с вами. Но мне нужно ехать.

- Тогда мы тоже будет скучать по тебе, - плаксиво произнесла Эльза и тут же слезы потекли и по щекам Марии. - Ты зайдешь к папе, чтобы тоже попрощаться с ним?

- Обязательно зайду, сразу, как только покину вас.

Но навещать отца он, конечно же, не собирался. Вместо этого он покинул резиденцию Дрейков через окно в своей комнате и поспешил к ближайшему перекрестку, где его уже ждали Стоун и братья Тейты. Не было дня, чтобы он не вспоминал о своих сестренках и не скучал по ним. Он очень надеялся, что и они продолжают его помнить.

Другой отрицательный стороной его побега из дома были лишения, к которым он себя предрек. Теперь он не мог позволить себе новой одежды, вкусной еды и мягкой постели. И как не старался Альберт убедить себя, что в этих лишениях не было ничего непреодолимого, все в каждый день, завтракая хлебом с тонким слоем масла, одевая один из двух возможных костюмов, засыпая на несвежей и твердой постели очередной ночлежки, он вспоминал ту жизнь, которую оставил позади. Но, во все дни своей самостоятельной жизни Альберт успокаивал себя тем, что это ненадолго и что очень скоро он обзаведется деньгами и сможет ими распоряжаться по своему усмотрению, и не надо будет больше вести счет каждой медной монете, чем он занимался последние недели.

- Ты снова ушел в себя, - произнес Винни Стоун. Для молчаливого парня, в этот день он слишком часто первым начинал разговор. Хотя, он был далек от того восьмилетнего балагура, каким он был в детстве. Молчаливым его сделала смерть матери, которая произошла у него на глазах. Они прогуливались с ней в парке, что находился на территории их поместья. Бежавший заключенный, спасаясь от преследования, случайно забрел на их земли, а когда женщина подняла крик, ударил ее ножом в живот.

- Винни, почему ты пошел со мной?

- Ты о чем?

- Ты ведь знаешь, что у меня не было никогда теплых отношений с моим отцом, поэтому я сбежал из дома. Франс Тейт всегда был сыном ветров и дорог и никогда не отличался усидчивостью. Билл Тейт присоединился к нам только потому, что Франс для него долгое время был образцом для подражания. А что заставило тебя покинуть отчий дом? У тебя прекрасный отец, которого уважают и которым восхищаются все в губернии. Ты работал на одной из мельниц отца, под твоим руководством были десять человек. Ты хорошо справлялся с работой, и я слышал много лестных слов в твой адрес. У тебя, в отличие от нас, даже была постоянная девушка. Так что же тебя заставила все бросить и отправиться с нами в путь за сомнительным заработком?

- Ты, Альберт, всегда был моим лучшим другом. Разве мог я не сопровождать тебя в твоих поисках приключений?

Альберт улыбнулся, но внутренне совсем был не рад такое услышать. Такой ответ прибавил ему лишь чувство вины и ответственности. Если с Винсом что-либо произойдет, Альберт будет винить себя в первую очередь, и этот груз с его плеч не спадет даже через сотню лет, случись ему оказаться долгожителем.

- Альберт, впереди всадник.

Высокий голосок Эллин Томин заставил его приподнять голову, положив этим конец изучению пылинок на своих сапогах.

Всадник тоже приметил их, остановил коня и приветственно поднял руку вверх. Расстояние между ними было немалым, но даже отсюда Альберт мог разглядеть, что незнакомец был довольно юн, возможно, даже младше чем Эллин.

- Ждите здесь, - сказал Винс, садясь на своего коня. Пусть Альберт ничего не сказал ему, но Винс все же, добавил: - Поеду я, потому как твой конь сейчас у Эллин.

Винс Стоун разговаривал с парнем не больше пяти минут, после чего вернулся назад к своим друзьям.

- Его зовут Малкольм Клемментс. Он едет в поселение Лейстип, что в двух днях ходьбы отсюда. Сам он не сказала прямо, с какой целью он туда едет, но берусь предположить, что там живет его маэль сердца. Сам он из Конвинанта и до него не больше трех часов езды верхом. Думаю, в нем мы сможем остановиться. Малкольм сказал, что Конвинант может быть не самое лучшее место для высших слоев общества, но для уставших путников - в самый раз.

- "И раны наши исцелит лишь пыль веков в сиянье звезд"..., - в унисон произнесли строчки из стихотворения Альберт и Эллин, после чего вместе рассмеялись.

В Конвинант они въехали на конях вместе с сумерками. Само поселение встретило их пустынями улицами. В грязи на главной улице отпечатались многочисленные следы стоп жителей, что придавали поселению незримую видимость густонаселенности. В редких домах горел тусклый свет свечей. Откуда-то справой стороны от въезда в Конвинант раздавались звуки музыкальных инструментов и пьяные крики, горланящие веселую песню невпопад, что прибавляли жизни селению, самобытную и чуждую для людей из высших слоев общества.

Альберт вновь сел на своего коня, а Эллин прижалась к нему сзади. Когда дверь одного из домов резко распахнулась и на улицу выбежала женщина, сквозь слезы зовя какого-то Джонаса, Эллин прижалась к Альберту плотнее, от чего он почувствовал ее остренькие твердые грудки, что терлись о его спину. Также, близость тела девушки позволило ему почувствовать ее тепло и частое биение сердца даже через верхнюю одежду. Вскоре из дома вышел мужчина, который обнял женщину и повел ее в дом. Никто из них даже не обратил внимания на приезжих.

Когда они спешились около двухэтажного строения местной гостиницы, Альберт, привязывая коня к стойлу, посмотрел туда, куда стремилась плачущая женщина. В полутьме, на вершине холма, под которым обосновался Конвинант, он с трудом смог разглядеть серые силуэты деревьев, а также изгородь и покошенные кресты. Видимо, этот Джонас совсем недавно стал вечным обитателем тех самых земель.

- Погоди, я возьму тебя на руки, - остановил Альберт девушку, видя, что Эллин уже собирается спрыгнуть с седла.

- О, касси Дрейк, вы столь галантны, - засмеялась она, а затем восторженно вскрикнула от легкого испуга, когда он поймал ее. Ее руки сплелись на шее Альберта, а указательный и средний палец легонько поглаживали участок кожи на шее, где заканчивался рост волос. Она пристально глядела на него, мило улыбаясь, и в ее глазах блестела пока еще робкая для этого времени суток луна. Она была влюблена в него и Альберт склонялся к мнению, что и в его сердце зарождались чувства к ней.

- Маэль, я готов носить вас на руках весь тот срок, который мне был отведен Океаном Надежд. А когда наши души снова встретятся на Земле Мертвых, я вновь подхвачу вас на руки.

- Приятно слышать из ваших уст эти слова, касси, но я буду вам очень признательна, если вы меня донесете хотя бы до деревянного настила.

Он опустил Эллин на одну из ступенек, что вели к дверям гостиницы и в этот миг их тела были прижаты друг к другу, а лица столь близко, что их кончики носов соприкасались. Это мгновение показалось очаровательным и приятным им обоим, но нервное покашливание Билла Тейта заставило их отстраниться. Альберт поймал на себе его ревнивый взгляд, и тут же понял ответ на вопрос: "Почему Билл решил остаться с ними, а не уехал вместе с Франсом, хотя в течение всей своей жизни следовал за ним как хвост за псом?".

Приятные минуты романтизма покинули Альберта, вернув ему ясность ума и холодную голову.

- Пойдемте.

Гостиница Конвинанта была не самой фешенебельной, но и не самой худшей в которой им довелось побывать со времен формирования банды. А вот по сморщенному носику Эллин, Альберт мог предположить, что она впервые посещает ночлежки столь плохого уровня приема посетителей. Заведением владела семейная пара: он был низок и худощав, а она напротив - высокая, с явными признаками избыточного веса.

Увидев столь хорошо одетых клиентов, они сначала опешили, но быстро оценили обстановку и поспешили к ним навстречу с широченными улыбками на лицах.

- Рады видеть вас в нашей гостинице! Здесь вы найдете уютные комнаты для ночлега, вкусную еду, а также горячую воду для омовения.

Они еще с минуту пересчитывали все плюсы их гостиницы, после чего Альберт смог заказать три номера.

- А почему только три? - спросил Билл.

- Я со своей женою и братьями едим в губернию Боар. Ночь застала нас врасплох, и мы решили остановиться в вашем гостеприимном селении, - поспешил заговорить Альберт, стараясь вновь привлечь на себя внимание хозяев, которое было отвлечено Биллом. Чтобы прибавить весомости своим словам, Альберт прижал к себе Эллин и поцеловал ее в щеку. - Мы только недавно поженились.

- Очень рады за вас, - произнес хозяин, да с таким жаром, словно он сам весело погулял на их свадьбе.

- Никогда не слышала о губернии Боар, - добавила хозяйка, при этом с таким сияющим лицом, словно сказанные ею же слова принесли ей несказанное удовольствие.

- Не мудрено, губерния Боар находится далеко от этих мест, - отпарировал Альберт.

Губерния Боар существовала в действительности, но туда их путь не лежал. В Боаре родилась его мать, о которой он мало что знал и совсем позабыл внешне, но по воспоминаниям отца она была прекрасной женщиной, как внешне, так и внутренне. "Жаль, ты в нее не пошел", как правило, добавлял при этом Роберт Дрейк, глядя на дно своего стакана с виски. "Твоя мать", - говаривал Роберт Дрейк - "была из ничтожных. Но красотой могла затмить любую знатную эсель. Я любил ее очень сильно и помню те свои чувства к ней до сих пор. Много стихов я посвятил ей. Помни, пацан, если бы не моя любовь к ней, не жил бы ты сейчас со мной". Во время подобных воспоминаний, Альберта всегда одолевали двоякие чувства: чувство обиды из-за того, что он совершенно не помнил собственную мать и чувство злость в адрес отца.

Хозяева хотели задать им еще парочку вопросов, но Эллин, как истинная актриса, тяжело вздохнула и опустила голову на плечо Альберта:

- Дорогой, я так устала. Поскорее бы подняться наверх и лечь спать.

- Извините, за нашу бестактность, - поспешила извиниться женщина, после чего обратилась к мужу. - Дорогой, помоги нашим гостям с вещами и покажи их комнаты.

- Да, любовь моя. Пойдемте со мной.

Альберт взял Эллин за руку и в знак благодарности слегка ее сжал. Они одарили улыбками друг друга, после чего Альберт Дрейк сделал для себя приятный вывод - взять с собой Эллин Томин было одним из немногих правильных его решений.

***

Спустя полчаса Альберт позвал Винса и Билла в комнату для молодоженов. Там они высыпали все украшения на широкую кровать с целью сделать общую инвентаризацию.

- Итак, что у нас есть, - произнес Альберт, разглядывая ту часть награбленного, которая осталась им после вычета доли Тейта. - Франс забрал в основном кольца и часы.

- Он забрал все самое дорогое, - заметил Билл с явной обидой.

- Я предполагал, что он именно так и поступит, - согласился Дрейк.

- Тогда зачем ты позволил ему это сделать? - спросила Эллин.

- Забрав все самое ценное, он оставил нам большую часть монет, а это значит, что нам не придется разыскивать ломбарды и обменивать украшения на монеты в разных губерниях. К тому же дорогие кольца и часы в большинстве своем именные и продать их будет очень сложно. А если и получится найти не слишком честного владельца ломбарда, который захочет купить такие вещи, выручить в лучшем случае получится не больше трети от их реальной стоимости. Так что, Франс Тейт обманул сам себя, выбрав самые дорогие вещи.

Эллин Томин забила в ладоши от радости, не потому что Франс оказался глуп, а потому что Альберт был столь дальновидным. Без сомнений она хотела за него замуж, и родить от него минимум пятерых детишек.

- Наверняка Франс знал, что делает и найдет, кому продать свою долю, - заступился за брата Билл. Ему совсем не нравилось то, в каком свете Альберт представил Франса -- его родственника и примера для подражания.

- Опустим эту тему, - предложил Дрейк. - Теперь, нам нужно продумать и обсудить очередной план.

- Мы снова будем кого-то грабить? - спросил Билл.

- Нет, - ответил ему Винс, который сидел в кресле у двери и вертел на указательном пальце свою шляпу. - Нам нужно продать часть из тех драгоценностей.

- Да, - кивнул Альберт, затем взглянул на Эллин и улыбнулся ей. - Я со своей благоверной женушкой навещу местный банк или же ломбард. После свадьбы у нас осталось слишком много подарков.

***

Губерния Варбор, в которой находились особняки Дрейков, Стоунов и Тейтов, славилась своими банками и винами. Многие обеспеченные жители других губерний приезжали в Варбор для того, чтобы открыть в этих банках вклады или же взять ссуду для развития своих потенциально прибыльных дел. На протяжении многих лет банковские учреждения Варбора создавали себе хорошую репутацию и мало, кто мог соперничать с ними в других губерниях.

Банк Конвинанта с неба звезд не хватал. Не хватал он даже снежинок в зимнюю погоду. Альберту даже трудно было назвать эту невзрачную постройку с двумя комнатами "банком", пусть это громкое название и красовалась на вывеске над входом. Хозяин банка старался выглядеть респектабельно и важно: он аккуратно расчесывал волосы на пробор и мазал их, судя по запаху, свиным жиром; он носил пышные усы, кончики которых сгибались вверх и формировали колечки, правда, не совсем одинаковой формы; он носил бабочку, что слабо украшало его относительно белую сорочку, поверх которой сидел зеленоватый жилет, застегнутый только на три пуговицы, по той причине, что четвертая была оторвана. Когда Альберт и Эллин вошли в помещение банка, он поспешил приложить к правому глазу монокль и с важным видом взглянул на время на своих карманных часах.

- Хорошего вам вечера, касс, - поздоровался с ним Альберт, подойдя ближе.

- Вам того же, вам того же, - воскликнул хозяин обменной лавки (про себя Альберт решил называть это учреждение именно так, а никак не "банком"), после чего спрятал обратно в нижний карман жилета часы, а в верхний - монокль. - Как бы приятно не звучало ваше обращение в мой адрес, но я все же "тавв". - Он вздохнул с грустью, чтобы спустя секунду вновь повеселеть. - Давненько я не видел в стенах моего банка столь респектабельных господ.

"Я бы сказал - впервые", добавил про себя Альберт, а вслух продолжил:

- Я вместе с женою переезжаю в другую губернию на постоянное место жительства. -- Он посмотрел на Эллин влюбленными глазами, и она ответила ему тем же. Игра в молодоженов явно нравилась им обоим. - В качестве свадебного подарка мы получили землю в одной из губернии недалеко от этих мест.

- Примите мои искренние поздравления с бракосочетанием.

- При многом вам благодарны.

- Неужели вы взяли с собой все свои вещи и сбережения?

- Нет, все самое ценное будет перевезено позже с охранной на дилижансе. С собой мы взяли только несколько безделушек, с которыми мы хотим расстаться с вашей помощью.

Глаза банкира оживились, после чего он выудил из-под своей лавки лупу, став, таким образом, похожим на героя детектива. Альберт, расставляя ожерелья и кольца перед ним, надеялся, что данная личность не обладает проницательностью литературного персонажа детективного жанра.

Банкир неторопливо принялся разглядывать драгоценности, подолгу всматриваясь в них через лупу.

- Очень хорошо, очень хорошо, - повторял он в каждый раз, стоило лупе сместиться немного в сторону.

Когда золотая брошь в виде пчелы легла на прилавок, Эллин поспешила забрать ее и сжать в кулаке.

- Извини, дорогой, но с этой вещицей я пока не готова расстаться. - Да, ей не нравилась это украшение, но она его отдала Альберту думая, на подсознательном уровне, что тот будет в каждый раз вспоминать о ней, глядя на брошь. Теперь же она внезапно поняла, что эта золотая пчелка может стать частью воспоминаний для нее самой о матери и тете. Она давно стремилась избавиться от их опеки, но это не значило, что она не любила их.

- Как скажешь дорогая.

- Позвольте мне только взглянуть на эту брошь, - попросил банкир, протянув свою пухлую ладонь.

Эллин без огромного желания все же отдала украшение ему. Банкир, с присущей ему щепетильностью долго рассматривал через лупу брошь, повторяя те же слова: "Очень хорошо, очень хорошо".

- Жаль, - вздохнул он, возвращая золотую пчелу девушке. - Золото высшей пробы, сапфировые глаза, крылья украшенные алмазами. Я мог бы заплатить вам за нее не меньше шести золотых монет.

- К сожалению, тавв, я не готова с ней расстаться. Это подарок моей матери.

- Понимаю-понимаю, - протянул он, после чего опустил лупу на прилавок и заложил большие пальцы за кладку жилета, при этом, глядя на кулак Эллин, в котором она сжимала брошь.

- А что с остальными украшениями? - напомнил Альберт банкиру о причине их визита.

- Да-да, - тут же откликнулся хозяин, словно его пробудили от легкой дремоты. - Я готов вам дать за все...

Банкир запнулся, так как входная дверь открылась, и в банк вошел еще один поздний посетитель. В глазах хозяина обменной лавки Альберт прочел то, что ему совсем не понравилось, а именно - ожидание этого визита и облегчение.

Альберт медленно повернул голову назад, желая разглядеть вошедшего.

Это был высокий хорошо сложенный мужчина лет пятидесяти. На нем был коричневый кожаный плащ, джинсовые штаны с чаппарахас, шляпа с широкими полями и звезда шерифа на груди. Его пронзительные серые глаза с интересом осмотрели на парня в ответ.

Альберт так же медленно повернулся снова в сторону банкира и негромко произнес, стараясь не выдавать своего волнения.

- Итак, мы остановились на цене.

- Альберт Дрейк! - произнес его имя чуть ли не по слогам шериф Конвинанта, от чего Альберт ощутил себя облитым ведром холодной воды.

- Извините, мы знакомы? - спросил он шерифа, не оборачиваясь.

Шериф встал рядом с ним и бросил на лавку около ожерелий и колец томик со стихами Роберта Дрейка.

- Тебя я не знаю, а вот с творчеством твоего отца я очень хорошо знаком, - с каменным выражением лица ответил Сид Рассел. - У меня не так чтобы очень много книг дома, но в этой книжице моя жена души не чает. Маэль! - Шериф обратил свои холодные глаза в сторону Эллин и слегка коснулся кончиками пальцев полей шляпы.

- Эсель, мы женаты, - поправила Эллин шерифа, но тот пропустил ее слова мимо ушей.

- Тогда откуда вам известно мое имя? - спросил Альберт. - Даже если я и похож чем-то внешне на своего отца, имени моего вы все равно не могли знать.

- А вот на этот вопрос тебе сможет ответить Франс Тейт. Кстати, вы с ним очень скоро встретитесь, - так же спокойно и невозмутимо произнес шериф, а вот хозяин банка не смог отказать себе в удовольствие и громко захохотал.

***

Когда Альберта и Эллин привели в офис шериф, за решеткой их уже ждали Винни Стоун, Билл Тейт, а также его брат Франс, который в данный момент сидел на полу и прикрывал ладонью свой левый глаз.

- Что с ним случилось? -- спросил Сид Рассел у своих помощников.

- Тот кудрявый его ударил, - ответил Харви Гуделл, кивнув в сторону Винни Стоуна. -- Собственно на этом инцидент исчерпал себя.

- Вы не имеете право нас задерживать! - воскликнула Эллин, которую шериф усадил на один из стульев рядом с Малкольмом Клемментсом. В последнем Винс Стоун без труда узнал парня, что посоветовал им посетить Конвинант.

- Вас, маэль, никто не задерживает, - ответил ей Харви Гуделл. -- Для нас вы пострадавшее лицо.

- Это нам еще обстоит выяснить, - не согласился с ним шериф. - По мне, так она такая же преступница, как и все остальные. Я бы с удовольствие посадил ее за решетку со всеми членами банды. Единственное что меня удерживает, так это ее пол и возраст.

- Нет, шериф, она, скорее всего на самом деле только жертва, - покачал головой Малкольм, изредка поглядывая искоса на девушку. -- Минут десять назад мы получили сообщение по телеграфу, в котором говорилось об ограблении поезда, что держал путь из губернии Криджуэлл в Белаутс. Бандиты, назвавшие себя "Бандой Благородных" не только "обчистили" пассажиров одного из вагонов, но и похитили молодую девушку по имени Эллин Фал Риф Томин. Все сходиться со словами нашего первого заключенного.

- Пусть так, - согласился шериф Рассел. - Но за долгие годы работы, как шерифа, так и охотника за головами, я привык замечать все детали и я ясно вижу, что у девчонки есть чувства к сыну Дрейка. А потому, я не стал бы селить ее в номере гостиницы без присмотра.

- Я готов приютить ее в своем доме, пока не появятся ее родственники, - предложил Клемментс, ответив кроткой улыбкой на пылающий ненавистью взгляд девушки.

- О, - усмехнулся Харви Гуделл, - наш малец, кажись, втюрился.

- Прекрасно, Гуделл! - возмущенно воскликнул Малкольм. - Ты как всегда знаешь все обо всех, при этом лучше их самих!

- Расслабься, малыш. Я не хотел обидеть тебя.

- Итак, - повысил голос шериф, желая положить конец бессмысленным репликам своих помощников в адрес друг друга. - Малкольм, можешь приютить ее у себя. Только не спускай с нее глаз. А ты Харви, следи за "Бандой Благородных". Пусть они и за решеткой -- это не значит, что им не хватит ума спланировать очередной план, только в это раз - это будет план побега. -- Сид Рассел посмотрел в сторону Альберта Дрейка, давая тому понять, что он выделяет в нем лидера и генератора идей всей банды.

Малкольм встал из-за стола и протянул руку в сторону Эллин, но быстро опустил ее, стоило той одарить его очередным испепеляющим взглядом.

- Пойдемте со мной, маэль. В моем доме вы будете в безопасности. Также моя матушка накормит вас ужином. Уверен, вы очень голодная.

Эллин посмотрела на Альберта и, только когда он одобрительно кивнул ей, она встала и согласилась пойти вместе с младшим помощником шерифа

Стоило закрыться двери за Малкольмом и Эллин, Сид Рассел тоже засобирался домой. Франс Тейт поднялся на ноги и схватился за прутья решетки.

- Шериф, вы забыли обо мне?!

- Ты о чем?

- Вы обещали отпустить меня!

Сид Рассел не поленился подойти ближе к Франсу Тейту и взглянуть в его молящие глаза с высоты своего роста.

- Разве я тебе что-то обещал? Если так, тогда тебе не составит труда дословно повторить сказанные мною слова.

- Но я ведь сдал вам "Банду Благородных"!

- Да, - не стал спорить шериф. - Но сделал ты это без каких-либо обещаний с моей стороны. Я человек чести и если я что-то обещаю, я держу слово. Это совершенно не тот случай.

После данных слов, Сид Рассел попрощался с Харви Гуделлом до завтрашнего утра и покинул офис.

Альберт упал на койку и прислонился затылком к дощатой стене камеры. Чувство внезапно накатавшей усталости сковала ему руки, сжала тисками груди и впилась иголками в виски. Игра подошла к концу, можно было опускать занавес. Актеры уволены, а он "главная скрипка" трупы мог винить во всем себя. И виноват он был не в том, что их поймали, а в том, что он решился сформировать банду и зажечь азартом в сердцах своих товарищей. Он не испытывал ненависть к Франсу, потому как считал, что вина того горазда незначительнее той, что довлела над ним самим. Завтра их повесят, и на этом оборвется история "Банды Благородных", которая даже и не успела толком начаться. О них не будут слагать песни и легенды, за их головы не будут давать баснословные вознаграждения, в них не будут играть мальчишки во дворе, об их казни даже не напишут в газетах, по той простой причине, что у Роберта Дрейка хватит денег замять всю эту историю. Возможно, он даже даст интервью одному из подкупленных журналистов, в котором расскажет о том, что его средний сын давно отбился от рук, а потому и сбежал из дому не оставив даже записки. И в этом будет правда, пусть и не вся. Об их родственных отношения с писателем Робертом Дрейком упомянет может только газетенка, что выходит в губернии Криджуэлл и, скорее всего, уже спустя два дня, получив чек от Дрейка старшего, выпустит новую статью с опроверженьем, в которой заявит, что назваться сыном знаменитого поэта мог любой самозванец. Таким образом, после его смерти у него отнимут даже такую сомнительную славу.

И все же, в эти минуты его больше заботила своя жизнь и жизнь его друзей детства, а не упоминания их имен в газетах. Винни Стоун стал участником банды исключительно из дружеских соображений к нему, о чем тот сам и признался. Билл Тейт был слишком безобидным и не очень смышленым малым, и смерть на виселице не казалась правильным завершением жизненного пути для него. Даже Франс Тейт с его напыщенностью и желанием превосходить всех во всем, казалось, не заслуживал смерти. Но у закона было свое виденье на этот счет.

Альберта радовало только одно - Эллин Томин, после их казни, вернется к своей матери и тетке. Наверняка их опека после этого только усилится, а Эллин будет считать себя еще более несчастной, но такое отношение можно будет и потерпеть. А лет пять спустя, она обязательно найдет себе кавалера благородных кровей, женится на нем и станет хорошей матерью. О трех днях, которые она провела вместе с "Бандой Благородных" она постарается забыть. А если и не забудет, то будет вспоминать эту страницу из своей жизни, как самую большую глупость, совершенную молодой девушкой, какой она когда-то была.

- Эй, а как же наш ужин? - громкий голос Франса Тейта заставил Альберта вздрогнуть.

- Закрой пасть, бандюга, - рявкнул с набитым ртом на него в ответ Харви Гуделл. В одной руке он держал кусок ржаного хлеба, а в другой жареный кусок куриного мяса - Вы здесь не на отдыхе. Да и к чему ходячим мертвецам набитый живот?

- Вы не имеете право!

- А ты подай на меня в суд. - Помощник шерифа отложил мясо на тарелку, после чего взял в руки кувшин и налил себе молока в стакан, который был осушен залпом. - И больше я от вас не хочу слышать ни единого звука. Я не желаю всю ночь выслушивать ваши причитания и пожелания ни в требовательной, ни в какой любой другой форме.

- Ты обязан нас накормить! - твердил Франс Тейт.

- Заткнись ты, наконец, - крикнул на него Винни Стоун, но Франса уже было не остановить. Он чувствовал себя обманутым и униженным и теперь в его голове прочно засела идея -- если его собирались казнить, пусть даже и после того как он сдал своих товарищей, он имел полное право хотя бы на последний в своей жизни ужин.

- Послушай своего дружка, бандюга! - посоветовал Гуделл, вставая из-за стола и нарочито поправляя кобуру.

- Я не успокоюсь, пока не получу то, что мне положено по праву, ты мерзкий никчемный ничтожный ублюдок!

- Как ты меня назвал? -- возмутился помощник шерифа, доставая револьвер.

- Ты все прекрасно слышал, деревенщина!

- Настал твой смертный час, парень из высшего общества -- Харви Гуделл выудил из кармана две медные монеты и бросил их в клетку, попав в грудь Франсу, затем навел на него свой револьвер, с желание добавить к меди и свинца. - Харон уже ждет тебя.

- И что, ты меня застрелишь? - усмехнулся Тейт. - Как ты объяснишь мою смерть шерифу?

- Малец, до тебя еще не дошло? Вас всех в любом случае ждет смерть. Наступит ли она завтра на рассвете при повешенье или сегодня от пули - не столь принципиально.

Харви Гуделл усмехнулся и взвел курок своего револьвера, испытывая приятное чувство превосходства над задирой, видя, как с лица того сползает напускная маска храбрости, обнажая его истинное лицо--лицо испуганного мальчишки.

Альберт, Винс и Билл разом вскочили со своих мест, предприняв попытку остановить помощника шерифа.

- Нет, не делайте этого! -- взмолился Билл.

- Простите его, он просто напуган! - вторил ему Винс.

- Остановитесь, он просто хотел есть! -- заступился за Франса и Альберт.

И только самому Франсу больше нечего было сказать в свое оправдание. Он смотрел большими глазами на дуло револьвера и что-то шептал побелевшими губами.

На все эти крики Харви Гуделл просто не обращал внимания, он был настроен на убийство жалкого выродка, который рассчитывал, что оскорбление человека облаченного властью ему просто сойдет с рук. То, что его оппонент был безоружен и в клетке, Гуделла совершенно не смущало - такое уже случалось и ранее. Его палец начал сжимать тугой курок.

Вместо выстрела прозвучал взрыв прямо у них над головами. Кувшин, кружка и тарелка задрожали на столе. Находящиеся за решеткой быстро попадали на пол, прикрывая руками головы. Харви Гуделл не стал следовать их примеру, а только слегка согнул в коленях ноги и наставил револьвер в потолок, озираясь по сторонам.

- Что, Харон мне в братья, происходит?! -- прокричал он.

Как только Альберт приподнял голову, револьвер помощника шерифа нацелился ему в лицо.

- Эго ваши дружки устроили?! - закричал Гуделл. - Признавайтесь, сколько вас всего!

- Мы понятие не имеем, что это было! - заверил его Дрейк.

И тут раздался еще один взрыв, только теперь не такой сильный, а после него сплошной барабанный шум.

- Это гром, - догадался Винс Стоун, поднимаясь с колен. - Дождь начался.

- Какой, в Мир Мертвых, гром?! - раздраженно прорычал Гуделл. -- Еще час назад на небе не было и облачка.

Так как в комнате, в которой находились они, окон не было, Гуделл направился прямиком к двери. Провернув в скважине ключ, он открыл ее настежь.

За пеленой дождя ничего нельзя было разглядеть. Он лил без преувеличения одним сплошным потоком словно водопад. Такого проливного дождя Харви Гуделлу еще не приводилось когда-либо видеть. Он медленно повернулся в сторону заключенных парней и по их лицам легко догадался, что и они видели нечто подобное впервые за всю свою относительно недолгую жизнь.

- Нам конец, - только и произнес Харви Гуделл, после чего вернул револьвер в кобуру.

Глава 8: Да будет дождь!

Chains - Dare

1.

"Я скоро вернусь с охоты и принесу тебе полевых цветов, которые ты так сильно любишь".

Это были последние слова Дубовой Ветви, прежде чем он покинул ее и сел в лодку Харона, чтобы стать вечным гостем Вайлааи. Солнечный Луч любила своего мужа больше всего на свете, она не могла свыкнуться с тем, что останется одна в целом Мире, в котором больше не будет ее любимого. Мысли об этом поедали ее изнутри, превращая ее -- веселую и полную здоровья женщину - в пустую оболочку, в которой жизни с каждым днем становилось все меньше и меньше. В каждое утро она просыпалась с одной мыслью: "Меня в этом Мире больше ничего не держит", и с каждым утром эти слова становились все более осознанными и все более угнетающими. Так не могло больше продолжаться, ей не хотелось больше думать о Дубовой Ветви и видеть его лицо в лицах остальных жителей племени. Выход ей виделся только в проведении ритуала, который помог бы ей вернуть своего мужа из Мира Мертвых. Эта затея, с большой вероятностью, могла закончиться тем, что она сама бы поселилась на другом берегу Стикса. В этом случае ее дух попал бы в сети проклятия самоубийцы, и она навсегда бы позабыла не только Дубовую Ветвь, но и саму себя. Но даже такой расклад ей казался более благоприятным для нее, чем жизнь, которой она жила все эти дни после смерти своего мужа. Уж лучше полное забвение, чем ноющая память, что словно малое дитя вечно ходило рядом с ней, и тянула за руку, привлекая к себе внимание.

Но, Великий Дух Маниту видимо имел на нее свои планы, а потому положил конец ритуалу. Он привел в их племя человека, который изначально сам был воспринят носителем Великого Духа, но на деле именно для нее имел большую ценность, чем все племя, она сама и даже тот же Маниту. Человек, который называл себя Кевином Ноланом, был Великим Путешественником, в чьей власти находились все Ближние Миры.

"А что если он солгал тебе, только для того, чтобы положить конец ритуалу?", раздался голос в ее голове, который ранее твердил ей, что у нее не получится вернуться с мужем обратно с Земли Мертвых.

"Но зачем ему это делать?" спросила она себя. "Зачем ему препятствовать ритуалу? В этом нет никакого смысла. Если он и хотел, чтобы я не рисковала своей жизнью, он мог бы положить конец проведению ритуала от имени Маниту - никто бы не посмел ослушаться его".

Солнечный Луч укладывала одежду и провизию в свою сумку, с которой она собиралась отправиться в путь к Миру Вечности, когда за стенами типи раздался голос Белого Столба Дыма.

- Солнечный Луч, я хочу поговорить с тобой.

- Вы можете войти.

Плед, прикрывающий вход в ее жилища, отодвинулся в сторону, и вождь племени сиу вошел внутрь. В его глазах отражалось священное пламя очага ее жилища, обнажая тревогу, засевшую глубоко в его душе.

- Вас что-то тревожит, великий вождь?

Он улыбнулся и, присев рядом с ней в позе лотоса, погладил своей большой грубой рукой ее волосы. Все его движения и действия были почти отеческими, от чего Солнечный Луч даже почувствовала в его адрес родственную близость, более сильную, чем та, которая их связывала все эти годы ранее.

- Солнечный Луч, ты мне очень дорога. Я знал твоего отца, в молодые годы мы были лучшими друзьями, пусть даже и принадлежали разным племенам. Когда он лежал на смертном одре, я поклялся ему, что буду защищать и заботиться о тебе.

- Вы сдержали свое слово. Но теперь я уже вполне взрослая и сама могу выбирать свой жизненный путь.

- Да, - согласился он с ней. - Ты выросла очень храброй личностью. И когда ты пришла ко мне с просьбой провести обряд путешествия в Мир Мертвых, меня одолел страх, так как я знал, что мне не удастся разубедить тебя. Твое решение было окончательным. И я понимаю, что и сейчас мне будет трудно убедить тебя не идти вместе с Кевином Ноланом к Миру Вечности.

Солнечный Луч пристально взглянула в глаза вождю, желая в них прочесть причину изреченной просьбы. Но если в глазах вождя и были ответы, разгадать их Солнечному Лучу не удалось.

- Почему вы просите меня о таком?

- Потому, что этот путь будет для тебя более губительным, чем путь, который мог предложить тебе ритуал, - не отводя глаз от озадаченного лица девушки, произнес вождь.

- Я вас не понимаю.

- Я говорю о Четырех Темных. Когда в наших Мирах появился первый Великий Путешественник, его стремление попасть к берегам Океана Надежд привело к порождению темных колдунов, которые принесли только рознь и страдания всем нашим Мирам. Еще двести лет назад Серебряный Мир был совсем иным, он был гораздо лучше. Проклятие что довлеет на наших землях было наложено именно одним из Четырех Темных. Именно из-за них большинство жителей нашего племени, в том числе и ты, не видели ни зелени, ни снега, ни большинства существующих животных. Твой тотем орел, Солнечный Луч, но ты видела его только во сне, а в реальной жизни - никогда. Предложение, которое тебе выпало - очень заманчиво, не спорю, но если ты покинешь нас, все может закончиться для всех нас очень плохо. Да, ты сможешь повидать многое, возможно, тебе даже удастся дойти до Океана Надежд и попросить у Него вернуть Дубовую Ветвь, но тебе никогда не удастся уйти от проклятия наших земель. Ты обречешь на гибель не только нас, но и всех других живых существ во всем Зрелом Мире.

- Маниту ведь сразиться с Вендиго и снимет проклятие, - запротестовала она. - Только после этого мы отправимся в путь.

- Кевин Нолан - не Маниту. Он может путешествовать по Мирам, но это не делает из него Великого Духа. Да и его спутник не Вендиго. Тот, кого Кевин называет Марком Уотером гораздо хуже Вендиго.

- Но ведь шаман....

- Шаман сказал то, что я попросил его сказать.

- Но зачем вы обманули нас? - воскликнула Солнечный Луч, глядя с недоверием на вождя племени, на человека, которого она знала много лет и которому верила, так же как и самой себе.

- Я поступил так по просьбе того, кто сидит в погребе по собственной воле. Он очень силен и опасен. И хотя много лет назад, когда я с ним впервые повстречался, проникся к нему уважением, я все же считаю его исчадием зла всех Ближних Миров.

- Вы знакомы с Вендиго... вернее с тем, кого мы таковым считали?!

- Да, впервые я с ним повстречался много лет назад, но тот день я помню в мельчайших подробностях. - Белый Столб Дыма взял несколько веток и подбросил их в угасающий очаг. Огонь вновь оживился, а дым потянулся белой нитью вверх к отдушине. - Мне было чуть больше тридцати, и я сам себе казался сильным и неуязвимым воином ничем не уступающим своему тотемному животному -- медведю. Кругом все возвращалось к жизни после долгих месяцев снегов. Солнце приятно грело, а не выжигало землю, как это происходит сейчас в каждый день, и мы радовались его лучам словно благословению свыше.

***

- Ночной Филин говорит, что видел зарубку на одном из деревьев, что растут на наших землях, - сказал Красный Бизон, вооружаясь томагавком и лассо. Его лицо уже носило боевую раскраску. - Зарубка не похожа на те, что оставляем мы.

Белый Столб Дыма -- один из лучших воинов племени, которому в будущем должен был стать вождем, - запрокинул за плечо колчан со стрелами и встал рядом с Красным Бизоном. Приложив ладонь ко лбу, он устремил свой взгляд в сторону густых лесов, которым вскоре предстояло потерять всю свою листву и забыть на долгое время, а может и навсегда, о ее возрождении.

- Думаешь это ирокезы?

- Кто, если не они?

- Давно они не нарушали наших границ.

- У нас с ними была договоренность. - Красный Бизон сжал ладони в кулак, от чего мышцы на его руках вздулись.

- Надеюсь, что Ночной Филин ошибся, или же один из ирокезов решил пройти обряд инициации таким сомнительным образом.

- Я так не думаю, - покачал головой Красный Бизон, который никогда не был приверженцем мирного решения конфликтов, в какой форме он с ними бы не сталкивался, будь это война с другим племенем или же небольшая стычка с соплеменником за лучший кусок от убитого оленя. - Вождь, так же как и ты, не готов делать поспешные выводы. Поэтому он и посылает только нас двоих для оценки обстановки.

Найти зарубку на дереве им удалось спустя час после ухода из лагеря. Белый Столб Дыма молился Великому Духу, чтобы слова Ночного Филина не оправдались, но Дух в этот день его не услышал. След от томагавка был похож на те, что оставляли представители племени сиу, но все же она имела и отличительные черты. Красный Бизон тут же выхватил свой томагавк и, слегка пригнувшись, бесшумно направился в сторону горных вершин, взбираясь на каменные уступы, рассчитывая устроить там засаду. Белый Столб Дыма решил не идти с ним, а устроить засаду в другом месте. Недалеко от этих мест росла ель, которая была очень высокой и очень пышной - прекрасное место для слияния с окружающей местностью. Около трех лет назад он три дня просидел на ней, охотясь на пуму, что стала виновницей смерти двух женщин племени. После возвращения в лагерь с трофеем, его встречали как истинного героя.

Когда он дошел до нужной ему ели, его одолела тревога. На стволе дерева была еще одна зарубка, только в этот раз у корней ели лежал предмет, которым эти зарубки и были сделаны. Белый Столб Дыма поднял томагавк украшенный лентами с узорами племени ирокезов и в тот же момент раздался выстрел "громовой палки", а сразу после него и победоносный боевой клич врага.

Белый Столб Дыма сорвался с места и ринулся на помощь Красному Бизону, но искусно брошенная праща обмоталась вокруг его ног и повалила его на землю. Он мигом перевернулся на спину и потянулся за ножом, но стопа одного из воинов ирокезов опустилась ему на горло, а в лицо ему уставился ствол ружья. Он и не думал сдаваться, а потому схватил стопу, что прижала его к земле, и изо всех сил провернул ее, сломав противнику кость. Тот закричал и повалился около него. Белый Столб Дыма мгновенно всадил ему нож прямо в грудь. Схватить ружье врага ему не удалось, так как другой его противник сделал резкий выпад и оглушил его прикладом. Белый Столб Дыма потерял сознание.

Очнулся он от звука голосов. Сам он сидел, прислонившись к дереву. Его руки были завязаны очень туго, от чего привычно-красноватого цвета кожа на ладонях была абсолютно белой. Рядом с ним лежало тело Красного Бизона. Ирокезы сняли с него скальп, а потому место, где лежала его изуродованная голова, было орошено кровавыми брызгами. Белый Столб Дыма смотрел на несколько сухих иголок ели, что слиплись между собой от крови Красного Бизона, пытаясь разгадать смысл созданных ими символов, когда спокойный голос привлек к себе его внимание.

- Я Скиталец. Мне не нужны неприятности.

На произнесшем эти слова мужчине был синий халат и еле заметная синяя аура, что окутывало его тело. Но эта аура быстро исчезла, стоило Белому Столбу Дыма сделать попытку ее пристальнее разглядеть. Мужчина был бледнолицым, а столь светлых волос индейцу сиу не доводилось видеть ранее. Наверняка, то же самое могли сказать и пятеро из племени ирокезов, которые убили Красного Бизона, взяли его плен и теперь целились из ружей в незнакомца.

- Неприятности ты навлек на себя сам, когда ступил на эти земли, - заявил ему один из ирокезов, что в отличие от своих соплеменников не имел ружья, а томагавк и нож оставались у него за поясом.

- Если я не обманываю сам себя, что маловероятно, вы и сами ступили на земли, что не принадлежат вам, - все так же спокойно подметил Скиталец. -- Истинные хозяева этих земель это плененный вами воин и его сородичи. Так что, я точно так же как и вы не должен здесь находиться. Но, если я просто проходил мимо, то вы здесь для того чтобы развязать войну. Неужели все пушные звери извелись на ваших землях, раз вы пожаловали в гости к сиу?

- Для мертвеца, ты слишком разговорчив, бледнолицый, - огрызнулся ирокез. - И еще, мне нравятся твои волосы. Думаю, они займут особое место в моей коллекции скальпов.

Слова лидера заставили всех ирокезов рассмеяться. Рассмеялся и Скиталец, только его смех быстро стих, а его лицо стало не просто сердитым, а даже разгневанным. Его ярко-голубые глаза загорелись темно-синим светом, что не ускользнуло от внимания всех присутствующих.

- Не люблю, когда надо мной смеются. В таких случаях я становлюсь не похожим на самого себя.

После этих слов, незнакомец мигом обратился в двухметровое существо в плотном синем балахоне, подолы которого развивались как при сильном ветре. Ореол синего света стал теперь четко видным, окружив все его тело матовым коконом, в котором вспыхивали и гасли электрические вспышки.

После таких метаморфоз, ирокезы, как и ожидалось, подались панике и разбежались в разные стороны. Белый Столб Дыма и сам бы с радостью бросился в бега, да только сильная головная боль и путы на руках и ногах не позволили ему это сделать.

Существо в синем балахоне начало медленно трансформироваться обратно в человека. Капюшон его накидки стал прозрачным, но прежде чем лицо колдуна вернуло себе первоначальную - человеческую - симпатичную внешность, Белый Столб Дыма смог увидеть его истинное лицо: вытянутое, бледное, сморщенное, с длинными седыми волосами, с маленьким почти отсутствующим носом и с большими ярко-синими гипнотическими глазами.

Существо взглянуло на связанного индейца и усмехнулось.

- Понимаю, ты сейчас напуган не меньше тех индейцев с забавными прическами. Но, поверь мне, я не желаю тебе зла. - Колдун повел рукой и нити, что связывали руки и ноги Белого Столба Дыма, развязались сами по себе.

- Благодарю вас, о Великий шаман. Я обязан вам жизнью! - воскликнул индеец, упав ничком перед своим спасителем.

- Не стоит благодарностей, - отмахнулся колдун. -- Мне они ни к чему. К тому же, если ирокезы тебя пленили, они бы не стали тебя убивать, а сделали членом своего племени.

- Я бы отказался от этого. Уж лучше смерть.

- Тогда, я на самом деле помог тебе. А раз так, я хочу, чтобы и ты помог мне.

- Сделаю все, что в моих силах, великий шаман, - Белый Столб Дыма склонился перед своим спасителем еще ниже.

- Через эти места вскоре пройдет еще один великий шаман. Его вы легко узнаете по красной одежде, хотя сомневаюсь, что только это выдаст в нем шамана. Не обязательно, что он придет в твое племя, но такое может произойти. Я хочу, чтобы ты не говорил ему о нашей с тобой встрече, никому из своего племени и тем более красному шаману.

- Клянусь своими предками, что сделаю все так, как вы хотите.

- Это еще не все. Пару дней назад я сделал опрометчивый поступок, тем выдав свое местонахождения. Теперь, мне нужно спрятаться от него и без твоей помощи это будет сделать очень не просто, потому как красный шаман очень близко. Ты приютишь меня в своем доме и оградишь свое жилища тотемами и магическими символами. Попроси у шамана защитные амулеты, я знаю, в вашем племени они есть. Как ты объяснишь свою просьбу шаману, мне без разницы, главное не говори ему правды.

Белый Столб Дыма пообещал оказать помощь синему шаману и сдержал свое слово.

***

- Через десять дней, как он и обещал в нашу деревню пришел шаман в красном и потребовал собрать перед ним все племя. Чтобы доказать свою силу и всю решительность, он сжег дотла одну из типи простым взмахом руки. В этом типи сгорели жена и дочь воина по имени Плывущее Облако, который от горя и ярости попытался атаковать красного шамана, но он даже не успел приблизиться к нему, когда и его охватило сильное пламя. Его тело обуглилось в считанные секунды. Он даже не успел закричать от боли. После проявления такой силы, все жители племени склонились перед Злым Духом. Тогдашний вождь племени попросил шамана задать свой вопрос, хотя я заранее уже знал, что было нужно ему. Как я и ожидал, красный шаман хотел знать, если кто-то из нас встречал колдуна в синем. Никто не смог ему ответить на вопрос. Ничего не сказал и я, так как пообещал своему спасителю ничего никому о нем не рассказывать. Данное мною слово привело к наложению проклятия на наши земли.

От сказанных вождем слов признания, Солнечный Луч почувствовала дрожь во всем теле. Ей было страшно поверить в услышанное. И ей было страшно думать о существовании столь могущественной магии обращенной во зло.

- Шаман смог вычислить среди всех жителей племени того, кто знал ответ на его вопрос. Я не знаю, что именно выдало меня, но колдун подошел именно ко мне и заставил подняться с колен на ноги. Он потребовал от меня ответа, но я молчал. Я думал, что за это буду страдать только я, но вместо этого он только взглянул на группу коленопреклонных людей справа от себя и они разом закричали от боли. Их не накрыло пламя как ранее Плывущее Облако. Огонь только стал вырываться из их ртов и глаз. Пламя прожгло им внутренности, а кожа только слегка покрылась волдырями. Я могу так продолжать очень долго, сказал мне шаман в красном, вскоре ты останешься единственным представителем племени, если не заговоришь. Но я молчал и колдун понял, что я не стану говорить ни при каких обстоятельствах. Тогда он навлек на наши земли проклятие. Проклятие огня.

- А как же безумный шаман, который жил в горах и в которого вселился Вендиго?

- Безумного шамана никогда не существовало, и об этом знают все жители племени, кому за тридцать. Хотя шамана в красном вполне можно было назвать безумным. Но он был пришедшим и никогда не жил поблизости от нашего племени. Он оставил после себя проклятую землю и покинул нас. Вскоре покинул мою типи и шаман в синем, пообещав, что вскоре вернется назад и снимет проклятие.

- Но, почему он этого не сделал сразу? Мы ведь целых тридцать лет жили в этих тяжелых условиях?! - возмутилась Солнечный Луч.

- Он не мог, - покачал головой вождь. - Столь сильное проявление силы выдала бы вновь его место нахождения и тогда его бы не скрыли от преследователя ни амулеты, ни магические символы.

- Но почему он столько ждал с возвращением?! Почему целых тридцать лет?! - все не могла успокоить свой гнев Солнечный Луч.

- Потому что он не есть добро. Он может быть благородным, но только тогда, когда ему это выгодно. В остальном он мало чем уступает шаману в красном. Я даже уверен, что в лесу он заступился за меня, только исходя из своей личной выгоды. Увидел во мне человека, который может держать свое слово, несмотря на обстоятельства. И я оправдал его надежды.

Белый Столб Дыма сделал паузу в своей эмоциональной речи, стараясь понять, удалось ли ему достучаться до Солнечного Луча. Она молча смотрела на огонь. Было видно, что ей сложно принять то, что от нее просит вождь племени. У нее был шанс вновь объединиться с любимым человеком, а Белый Столб Дыма просил ее отказаться от такой возможности.

- Пусть он и шаман, но что это меняет для меня? -- наконец произнесла она, с непреклонностью в голосе.

- Он не простой шаман, девочка, он один из Четырех Темных. Он хочет вернуться к берегам Океана Надежд, и это его желание может привести к уничтожению всех трех Миров. Разве ты этого хочешь? Вернутся с Дубовой Ветвью в Мир, в котором ничего живого не останется? Сколько вы с ним проживете на этих землях счастливо? Неделю? День? Считанные мгновения?

- У меня будет возможность обнять его, - сквозь слезы прошептала она.

- А ты подумала о том, чего хотят все живые существа Ближних Миров? Ты думала, чего бы хотел сам Дубовая Ветвь?

- Но что это изменит? - уже рыдая, прокричала она. -- Со мной или без меня шаман отправится в путь к Океану Надежд вместе с тем, кого я считала Маниту. И если он настолько силен, как ты говорил, тогда никто не сможет его остановить!

- Его - нет, а Кевин Нолана - да.

Вождь произнес эти слова еле слышно, но для Солнечного Луча они прозвучали троекратным эхом.

- Что? Что вы говорите, великий вождь?

- Шаман позаботится о нем. Океан Надежд будет нам только благодарен.

Солнечный Луч толкнула старика в грудь, и тот повалился на спину. Вскочив на ноги, она выбежала из типи, оставив вождя лежать на полу своего жилища, беспрерывно произносящего одни и те же слова:

- Я должен был так поступить, я должен был так поступить, я должен...

2.

Он разделся догола готовясь ко сну. Так он поступал в каждый раз с того момента как оказался гостем в племени сиу - искусственный жаркий климат этих мест обязывал. Как только одежда полностью была снята, покрытое потом тело даже ощутило легкое и приятное прикосновение прохлады. Но это приятное ощущение быстро испарилось. Окунув пальцы в сосуд с водой, Кевин провел ими по лбу, щекам и за ушами. Вода была теплой, а потому плохо остужала кожу. И все же это было лучше, чем ничего.

Ему нравилось жить в племени индейцев. Они относились к нему с почтением и добротой, будь он Маниту или же Пришельцем из других Миров. Но, если к местной жаре, пусть и сложно, но можно было привыкнуть, то с пленением и сокрытием от него Марка он никак не мог свыкнуться. Дар Правды вновь вещал за него, рассказывая всем его тайну, но именно правда могла бы изменить отношение индейцев к Марку Уотеру. Он ожидал, что после его слов у костра во время ритуала вождь расскажет ему о месте нахождения его друга, но этого, к сожалению, не произошло. Вождь пообещал, что он сможет увидеть Марка, но произойдет это только на следующий день. А раз так, сразу после рассвета он рассчитывал отправиться вместе с Марком и Солнечным Лучом дальше в путь на поиски портала в Старый Мир. При расспросах вождя о существовании вблизи лагеря мест, которые бы соответствовали требованиям для создания портала, он не смог получить нужной информации. Таких мест вблизи просто не существовало. Да, на этих землях умирали люди и магические существа, но их смерть не была связана с определенным предметом, который мог послужить для него переправой в следующий Мир. Другими словами, если в племени и умирал строитель какого-нибудь типи от рук (или лап) носителя магии, то в самой типи никто из магических существ не находил своей смерти.

Вначале, Кевин думал, что таких мест в Ближних Мирах будет пруд пруди, да к тому же дерево, которое стало первым порталом, было найдено очень просто, что укрепило в нем мысль о легкости последующих перемещений. Но, эта уверенность начала его постепенно покидать, а внутренний голос все чаще тормошил его и требовал отправления в дальнейший путь на поиски портала.

Солнечный Луч.

Он был рад тому, что она отправится дальше вместе с ними и в первую очередь, потому что он видел в ней родственную душу. Их объединяло одно стремление: увидеть вновь своих любимых. А еще Кевин был рад, что с его помощью она имела такую возможность. Дойти до Океана Надежд у нее было гораздо больше шансов, чем встретит Дубовую Ветвь после проведения ритуала.

Но с другой стороны, Кевин помнил о несчастной участи Линин. Юная девушка погибла по той причине, что отправилась вместе с ним в путь, и поэтому он не переставал чувствовать свою вину перед ней. Теперь, он боялся за жизнь Солнечного Луча. Остановив ритуал и поселив в ее душе надежду, он взял ответственность за ее жизнь на себя. В эти минуты, готовясь ко сну, он дал себе зарок: при любых обстоятельствах он будет оберегать женщину и не даст ее в обиду.

Кевин вспомнил день, за месяц до трагических событий на мосту Бэй. Он приехал за Кэти в детский сад, отпросившись с работы на полчаса раньше. Кэти села в машину, таща плющевого зайца за уши. Судя по ее хмурому лобику и опущенным вниз уголкам губ, она была чем-то очень сильно обижена. Как только она закрыла дверцу, заяц полетел на другой край сиденья.

- Я-то думал, что ты обрадуешься, увидев меня за рулем. Или ты хотела, чтобы мама приехала за тобой?

- Я рада, - проворчала она, скрестив руки на груди и уставившись в окно.

- Что-то мне подсказывает, что ты не совсем искренна со мной. Ты явно чем-то недовольно и от этого страдает заяц.

- Донни Перельман весь день корчил рожи и смеялся над моими косичками, а когда я показала ему язык, то обозвал "какашкой-кривляшкой". Я его ненавижу! - чуть ли не пропищала она и сжала перед лицом свои кулачки, что сильно позабавило Кевина, но он смог сдержать смех, пусть это и потребовало от него немалых усилий.

- Кэти, - позвал он дочь, глядя на нее через зеркало заднего вида, а, поймав ее взгляд, продолжил: - В моем детстве тоже был Донни Перельман, только его звали Россом Гарвеем, и он очень часто докучал мне. Я просто не обращал внимания на его выходки, и он вскоре перестал поддевать меня. Ты поступи точно так же - не реагируй на его слова и ему вскоре это наскучит. К тому же мы очень скоро переедим из этого города, ты пойдешь в другой садик, там-то Донни Перельмана уж точно не будет.

- А я не хочу ждать, хочу, чтобы он прекратил сейчас же доставать меня. И я не хочу больше носить эти косички. Я в них глупо выгляжу!

- Совсем не глупо. Твоей матери и мне они очень нравятся.

- А мне - нет!

- Еще вчера ты говорила обратное.

- Они мне больше не нравятся!

- Хорошо, - успокоил он дочь. - Никаких косичек больше. Но идти на поводу у хулигана - не лучшая идея, этим ты показываешь, что его слова задели тебя.

- Он заставил меня плакать.

- Не надо показывать ему свою слабость, - ответил он Кэтти, а про себя уже решил, что если завтра приедет за дочерью и история повторится, то обязательно поговорит с этим Донни Перельманом и научит его правилам хорошего поведения. - Слезы раззадоривают таких как он. И почему ты отбросила в сторону свою игрушку?

- Он мне больше не нравится!

- А ты знаешь, что это не простой плюшевый заяц, а особенный. Знаешь в чем его особенность?

- Нет.

- Этот заяц был куплен в специальном магазине, где продаются исключительно игрушки-защитники. Он защитит тебя от слез. Если ты захочешь плакать, надо просто крепче прижать его к груди и посчитать до десяти и желание поплакать тут же пропадет.

Ждать пришлось не долго. Кэти посидела еще немного насупившись, после чего потянулась за зайцем и крепко сжала его в объятьях.

- И как, помогает?

- Да, - ответила ему дочь, уткнувшись лицом в игрушку.

На следующий день Кевин снова поехал за дочерью и увидел совершенно иную картину - его дочь просто сияла от радости, а плюшевый заяц был бережно прижат к груди.

- Папа, ты оказался прав, мой зайка настоящий защитник!

- Ну, я же говорил тебе об этом, - усмехнулся он.

Кевин думал, что на этом история подошла к концу, но это было только начало. Прежде чем он выехал со стоянки перед детским садом, к нему подошла воспитательница Кэтти и попросила его немного задержаться для разговора.

Кевин вышел из машины и встал рядом с ней.

- Что-то случилось, миссис Карнеги?

- Случилось, мистер Нолан. Все дело в вашей дочери.

- Я вас не понимаю.

- Сегодня Кэти побила своим плющевым зайцем мальчишку - Дональда Перельмана,- при этом крича что-то о своем защитнике. Я понимаю, вы считаете, что плющевой игрушкой нельзя нанести травму ребенку, пусть даже используя ее в качестве дубины. Но Кэтти угодила ею прямо в глаз Донни и тот битый час ревел белугой не переставая. Мне даже пришлось вызвать его родителей, чтобы они забрали ребенка. После этого, я попыталась поговорить с Кэтти о ее поведении, но она твердила одно и то же: "Мой зайка защитил меня от Донни". Поговорите с ней об этом дома, думаю, вас она скорее послушает. Не могу понять, что на нее нашло, ведь Кэтти всегда была одним из самых спокойных детей в моей группе.

Кевин пообещал ей поговорить с дочерью об этом и сдержал свое слово, но ночью, когда они ложились с Клэр спать, он пересказал жене всю историю и они долго не могли отойти от смеха.

Это воспоминание вновь вызвало у него улыбку. Но в то же время он подумал о том, что хотел быть для Солнечного Луча не меньшим защитником, чем плюшевый заяц для его дочери. Это были его последние мысли перед сном.

***

Мозолистая ладонь крепко прижалась к его рту и сдавила нос. Кевин открыл глаза и увидел в первую очередь лезвие острого изогнутого кинжала, а уже за ним и пустые черные волчьи глаза. Вначале он даже решил, что на него напал оборотень, чья трансформация была не полностью завершена, оставив ему человеческие руки и голову волка. Зверь вздернул пасть вверх, но вместо покрытой шерсти горла перед Кевином возникло лицо шамана племени сиу. Колени незваного гостя больно опустились на его ноги. Запах от одежды шамана был терпким, сочетая в себе ароматы трав и пряностей, а также запах протухшего мяса. От столь близкого контакта с телом противника, Кевин почувствовал дискомфорт, как из-за скованности движений, так и из-за накатившей на него духоты.

- Прости меня Великий Путешественник, но твоя смерть будет благом для всех Ближних Миров. - Кинжал ушел из поля его зрения, но острие быстро оказалось между ребер Кевина и принялось прокладывать свою дорогу в его тело. Левая рука, сжимающая орудие убийства, придавила грудную клетку Нолана, вдавливая его спину сильнее в пол.

Кевин попытался сбросить с себя шамана, но тот был готов к такому повороту событий, от чего он только надавил локтем на плечи Кевина и заставил его вернуться в нужное ему положение. Тело шамана казалось ему невыносимо тяжелым, словно в нем было не меньше двухсот килограмм, а его ладонь продолжающая сжимать ему рот и нос, не позволяла не только позвать на помощь, но и сделать столь нужный драгоценный вдох. Хотя, в последнем была своя небольшая положительная сторона - он перестал чувствовать запах шамана.

Лезвие пробило кожу и начало вторгаться в его тело, слишком медленно, по мнению Кевина, но и необратимо. Он попытался подогнуть под себя бок, чтобы хоть немного увеличить расстояние между своими ребрами и острием ножа. На секунду он даже пожалел, что на нем не было ничего из верхней одежды, так как она дала бы ему хоть видимость некой защищенности. Нож пошел дальше, и Кевин взвыл от боли, но его крик был практически полностью приглушен плотной ладонью.

- Я делаю это во благо всех нас, - бормотал шаман, смотря на него своими широко распахнутыми безумными глазами. - Ты должен умереть. Твое попадание в Ближние Миры - ошибка, которую кто-то должен исправить. И я не испытываю радости за то, что эта сложная миссия пала на мои плечи.

Кинжал уже был внутри, и каждое его движение добавляло новую область боли. В какой-то момент боль достигла наивысшей своей точки, видимо острие ножа достигло один из внутренних органов. Кевин не прекращал попыток вырваться из-под тела шамана и, в один из таких моментов ему удалось сбросить ладонь с лица, но столь необходимый вдох принес ему очередную волну невыносимой боли, оповещая его о том, что именно легкое проткнуло острие холодного оружия. Шаман отпустил ручку ножа, после чего сменил ладонь - левая прижалась к его рту и носу, а правая схватила плотнее нож, что торчал в боку Кевина. Теперь вонзить его по самую рукоять было гораздо удобнее.

Шаман бы закончил свое дело, если бы неожиданное стечение обстоятельств. Точно так же как и медведицу раннее, шкуру волка, которая покрывало тело шамана, охватило невидимое пламя, что начисто лишило ее шерсти. Вскочив на ноги, шаман сбросил с себя шкуру и принялся озираться по сторонам. Его лицо было искажено страхом и непониманием происходящего. Очень быстро пламя охватило и его волосы, сплетенные в косы и украшенные многочисленными ленточками. Шаман принялся кричать, скорее от страха, чем от боли, и быстрыми движения принялся сбивать со своей головы пламя ладонями. Но все его старания были тщетными, так как очень скоро дым начал выбиваться из его ноздрей, рта и даже глаз. А когда на замену дыма пришло открытое пламя огня, шаман упал на колени, его кожа стала ярко красной, тело сгорбилось, а руки и ноги скрючились странным образом. Его мертвое тело повалилось набок, одежда и украшения быстро превратились в пепел, а само тело стало черным как обугленная деревяшка.

Произошедшее с шаманом мало заинтересовало Кевина. Его больше волновала его рана. Превозмогая боль, он вытащил нож и отбросил в сторону, после чего подполз к стенке типи, прижав ладонь к окровавленной дыре в своем боку. Боль из невыносимо­ острой перешла в невыносимо-пульсирующую, словно еще одно сердце забилось в его теле - маленькое и подверженное аритмии. Кровь, черная и густая, непрерывно сочилась между пальцами Кевина и, казалось, не было ей конца. Впервые за последние дни он почувствовал настоящий холод, а вот к непреодолимой жажде он уже привык. Все перед глазами начало расплываться в темно-серых волнах, а по краям вспыхивали и затухали разноцветные круги.

- Кевин!

Он посмотрел в сторону входа в типи и увидел Солнечный Луч, которая подбежала к нему и села рядом. Она с тревогой взглянула на кровоточащую рану Кевина, а затем и на него самого.

- Ты жив, как же я рада.

- Жив, - кивнул он, с трудом выговаривая слова. - Но у меня есть предположение, что это ненадолго.

Солнечный Луч в спехе потянулась к мешочку, что висел у нее на поясе и, развязав тесемки, достала из него пару сухих листочков.

- Открой рот, Кевин, и подложи их под язык.

Кевин сделал то, что она попросила, и тут же язык обожгло горячей волной, которая быстро распространилась по всему его телу. Он взвыл от новых страданий. Девушка положила свою ладонь на покрытый испариной лоб Нолана и прошептала несколько фраз на непонятном языке. После этого ему стало гораздо легче, боль в боку притупилась, и он сделал глубокий вдох. Воздух вошел в его легкие с глухим свистящим звуком и, судя по ощущениям, застрял в левом легком.

- Дышать сложно. Легкое повреждено. - Кевин отвернулся и раскашлялся кровью, которая оросила его грудь и подбородок. - Плохо. Я так долго не протяну. Произойдет кровоизлияние в легкие.

- Не говори больше ничего. Лучше приляг. Я скоро вернусь с нужными веществами для твоего исцеления.

Она помогла вернуться ему на плед, предварительно закатав край, который пропитался его кровью. Как только Кевин оказался на спине, Солнечный Луч выскочила из типи, стараясь не терять драгоценных минут, оставив его одного, если не считать обугленное тело шамана.

Лежать на спине было невыносимо больно, и Кевин попытался повернуться на неповрежденный бок, но, проделав первую же попытку, он отбросил данную идею, так как острая вспышка горячей боли оказалась гораздо сильнее той, что мучила его еще секунду назад. Тяжело дыша и кашляя кровью, Кевин думал о том, что выбраться живым из этой передряге, так же как ему удавалось это делать в ранних случаях, уже не получиться. И пусть Четыре Темных спасли его от когтей и зубов медведицы и пусть Они лишили жизни шамана, все это было недостаточно для сохранения его жизни. И даже если у Солнечного Луча получится исцелить его, наверняка очень скоро произойдет новая стычка с какой-нибудь новой угрозой, которая все же закончиться его смертью.

- Все напрасно, - прохрипел он, ускорено и прерывисто дыша. - Я никогда не дойду до Океана На...

- Я бы не стал тратить силы на ненужные слова.

Голос, произнесший эти слова был грубоватым, с нотками издевки. Но куда важнее было то, что этот голос был очень ему знаком. Нолан приоткрыл глаза и увидел стоящего перед ним человека в красном мундире солдата из губернской армии Андора.

- Тиф.

- Я, Кевин. - Лицо его бывшего спутника оказалось на расстоянии мизинца. Глаза Тифа горели красным светом. Это укрепило в Кевине уверенность, что это просто галлюцинация. - Неважно выглядишь. Съел что-то несъедобное?

Тиф засмеялся, после чего опустил руку ему на лоб, сразу после этого сознание Нолана в очередной раз отключилось.

3.

Крик. Тишина. Свет. Тьма. Яркость красок. Черно-синие тона.

Последний круг шамана был самым сильным. Водолей уже не мог сохранять свою человеческую оболочку и полностью перевоплотился в свое Альтер-эго, в ведьмака с длинными седыми волосами, с лицом древнего старика и с глазами-сферами темного цвета, в которых извилистые черные сосуды тянулись к зрачкам, словно тысячи рук пораженные проказой. Все что его окружало, стало синего и черного цвета, и только круг обрел яркий молочный цвет, а фигуры нарисованный в нем обрели объемность. В его голове кто-то кричал. Он не сразу понял, что это был его голос - настоящий, не тот которым пользовался Марк Уотер, а тот, который был дан ему при рождении. Так он кричал, когда проклятие Океана Надежд вытесняла из его тела первоначальную энергию, меняя ее на иную - ту, что давала ему огромную силу, но и причиняла продолжительную боль. И эта боль, смешивалась с болью от магического круга. Даже в обличие колдуна эта смесь болей была почти невыносимой.

Но все это должно было вскоре завершиться по нескольким причинам.

Одной из причин был отказ Кевина Нолана убить в его лице Вендиго. А это значило, что для Кевина Нолана Марк Уотер не был пустым местом, которым можно было пренебречь ради своей цели.

Другой причиной была смерть шамана, который рисовал для него эти круги. Какие обстоятельства повлекли его смерть, Водолей не мог видеть из-за влияния магического круга, но был уверен, что смерть была насильственной.

Последней причиной, но не по значению, было чувство присутствия кого-то из его собратьев. Из-за своей слабости он не знал, насколько тот близок к индейскому поселению. Но пока он не испытывал беспокойства, и не только из-за притупленности сознания, вызванном магическим кругом, а потому что амулеты племени сиу делали их невидимыми для Темной троицы. Скорее всего, в эти места забрел новый Пожиратель, чья сила была все еще слаба, а потому не так опасна. Наверняка так оно и было. Привлекла его сила проклятия, которое наложил на эти земли его предшественник. Как Водолей чувствовал следы своих магических всплесков в разных уголках этого Мира, там, где он ее использовал, так и Пожирателя притянуло это место. Ведомый любопытством, он ступил на проклятые земли, но ни Кевина, ни его самого он не мог учуять из-за индейских амулетов, а потому Водолей не опасался новоиспеченного брата-мага. По крайней мере, пока не опасался.

Но в последних своих предположениях, он оказался неправ.

За спиной послышались шаги. Не такие, которые оповещают о приходе кого-то, а такие, что дают понять - гость давно пришел и теперь просто прогуливается из стороны в сторону, привлекая к своей персоне внимание присутствующих в помещении.

- Довольно жалко выглядишь, - услышал он голос Пожирателя. - Непристойно запускать себя настолько сильно столь магическому существу.

- Ты, - Водолей сплюнул сгусток черной крови, после чего продолжил, - слишком глуп, раз решился явиться сюда. Тебе не справиться со мной.

- А по мне, сейчас ты не страшнее слепого котенка. В то время как я чувствую в себе необычайный прилив сил.

Пожиратель ходил вокруг Уотера, но не сокращал дистанции, держась подальше от магического круга. Затем, маг в красном остановился и присел на корточки перед Водолеем. Тот с трудом поднял голову, уставившись затуманенным взглядом в темноту красного балахона.

- У меня есть преимущество перед тобой, - прохрипел Марк. - И не только в силе. Ты не знаешь моего истинного имени, а вот твое можно будет узнать. Тебе легко найти замену. А смерть еще одного чистокровного Темного лишит вас малейшего шанса на победу в битве с Океаном Надежд.

Хриплый смех раздался из-под капюшона, и Водолея обдало горячим потоком воздухом.

- С чего ты взял, что мне нужна твоя смерть? К тому же, мной не движет желание битвы с Океаном Надежд. Я доволен нынешним положением дел. О такой силе я не мог даже мечтать!

- Посмотрим, что ты скажешь через пару месяцев, если конечно доживешь. К тому же Жнец и Вихрь обратили тебя исключительно ради этой цели.

- А какую цель преследуешь ты, дружок? - поинтересовался Пожиратель, глядя из-под капюшона то на Марка, то на магический круг, который причинял тому неимоверные страдания.

Водолей предпочел не отвечать, вместо этого он задал встречный вопрос:

- Где Пришелец? Если ты его хоть пальцем тронул...

- Да если бы не мой палец, твой дружок был бы уже давно мертв! - яростно прокричал Пожиратель. - Пока ты здесь закаляешь в себе дух, я спас его от лап медведицы и от смертельного ранения ножа! Он жив только потому, что я этого захотел! Так что закрой рот и кончай кидаться пустыми угрозами!

- И зачем ты его спасал, раз в твои планы не входит битва с Океаном Надежд? Просто потому, что тебя об этом попросили Жнец и Вихрь, пока они сами дожидаются нас в Старом Мире?

- Не только, - вновь перешел на спокойный тон Пожиратель. - В первую очередь я хочу, чтобы Пришелец узнал правду о своем лучшем друге Марке Уотере - двуличном злом колдуне, который убивает беззащитных глупых девушек и подставляет при этом одноногих солдат!

- Что? Зачем это тебе?

- А ты разве еще не понял, кто я такой, а?!

Из-за влияния магического круга Водолей не сразу догадался, кем был новый Пожиратель, но теперь ему стало все предельно ясно, кто именно стоял перед ним на корточках и обдавал его лицо горячим дыханием. Красный балахон начал медленно испаряться, перевоплощаясь в красный мундир, а лицо колдуна стало лицом Джеймса Фостера.

- Теперь ты меня узнал? Или тебе больше знакома моя другая внешность? - Лицо Фостера быстро сменилось лицом Тифа, только теперь для этого ему не потребовалась сила амулета ведьмы. - И еще одно: когда Нолан узнает всю правду о тебе, а затем приведет нас к Океану Надежд, я его собственноручно отправлю на Земли Мертвых.

- Зачем? - прохрипел Марк. Его пальцы конвульсивно сжались, оставляя глубокие борозды на твердом земляном полу погреба, нарушая рисунок круга. И хотя его ногти обдало жгучей болью, словно от серной кислоты, круг немного потерял от своей силы, от чего разум Марка прояснился, а в теле начала возрождаться сила.

- Он прогнал меня как безродную дворнягу и даже не захотел слушать меня, когда я заявил, что не виновен в смерти шлюхи! - прокричал колдун в красном. - Раньше я мечтал о многом. Больше всего о безграничной власти и о возвращении своей потерянной ноги. Я получил то, чего хотел. Теперь я хочу твоей смерти, затем и смерти Пришельца, и что-то мне подсказывает, что и эти мои мечты очень скоро сбудутся. И для начала, мне надо только привести в этот погреб Нолана, дабы он увидел, в какое состояние тебя привел магический круг.

- Фостер, - прохрипел Марк. - Твое имя Джеймс Фостер.

Собеседник Водолея склонил голову и приложил ладонь к уху.

- Что-что ты сказал? Извини, не расслышал.

- Почему...почему ты не реагируешь на свое собственное имя, ты должен был..

- Должен был, что? Умереть? Ты это хотел сказать?

- Настоящие имена смертельны для нас. Почему оно на тебя не...не действует? - раздосадовано спросил Водолей.

- Не знаю, брат мой, - пожал плечами Пожиратель, нагнувшись еще ближе к Уотеру, чтобы взглянуть ему в глаза. - Может потому что я не "чистокровный" Темный, как ты смел выразиться и во мне нет тех слабостей, что есть у вас. А может потому что "Джеймс Фостер" не настоящее мое имя. Кто знает?

Водолей не позволил ему больше произнести ни единого слова. Он быстро схватил его за шею и с силой припечатал Пожирателя, в обличие Тифа, щекой к краю магического круга. Тот взвыл от боли и инстинктивно начал перевоплощаться в колдуна в красном балахоне, понимая, что в человеческом обличии он слабее. Пожиратель попытался оттолкнуть рукой от себя противника, но стоило его руке пересечь круг, ее тоже окутала невыносимая боль, словно его опустили в чан с кипятком.

- Отпустииии! - завопил колдун в красном столь громко, что этот крик наверняка был услышан всеми жителями племени сиу.

Водолей его держал крепко, стараясь вдавить лицо существа, которое он ненавидел во всех ипостасях и личинах, как можно сильнее в пол. Он и сам начал превращаться в мага в синем, то время как рука Пожирателя все же схватила его за горло. Водолей собрал воедино все свои силы и направил их против Пожирателя, против Джеймса Фостера, против Тифа, против них всех. Ударная волна оказалась ужасающе сильной, даже воздух стал сгустком плотной энергии, которой хватило для того, чтобы выбросить Пожирателя из погреба не через дверь, в которую он вошел, а через земляной потолок, укрепленный деревянными балками. Тот пробил огромную дыру и с диким ревом, размахивая руками и ногами, улетая в ночное небо.

Целостность круга была нарушена. Водолей поднялся на ноги и вышел из него. Подняв голову, он осмотрел дыру в потолке, в котором виднелось ночное небо и несколько звезд, среди которых затерялся колдун в красном. Его крик еще был слышен. Марк не стал долго вслушиваться в его рев и проклятия, так как его сейчас больше волновало здоровье Кевина Нолана.

Расстояние от погреба до типи Кевина Марк преодолел за считанные секунды, от чего индейцы, которые находились на улице, ощутили его передвижение лишь в виде резкого порыва ветра. В типи рядом с Кевином находилась женщина.

- Отойди от него! - потребовал он, и женщина с криком страха отскочила в сторону и забилась в дальний угол помещения.

Кевин лежал на медвежьей шкуре совершенно голый, без признаков жизни. Марк присел рядом с ним и оглядел рану. Та полностью затянулась, оставив после себя только кривой шрам. Пожиратель не лгал, он вылечил Нолана и все ради мести. Пусть только месть двигала им, но Марк был рад, что это спасло жизнь Кевину. Он повернулся в сторону женщины, которая все еще сидела, забившись в угол, и большими от страха глазами смотрела на него.

- Будь с ним, когда он придет в себя.

Марк подождал, пока женщина понимающе кивнет ему в ответ, после чего встал на ноги и уже неторопливо вышел на улицу. Индейцы, увидевшие его, сразу же насторожились и встали в боевую стойку. Кто-то даже выхватил томагавк. Марк Уотер, не обращая на них никакого внимания, вытянул руки вверх и прикрыл глаза, главным образом для того, чтобы сильнее не пугать жителей племени и чтобы те не принялись кричать об опасности.

Черные низкие тучи возникли словно из неоткуда и двинулись двумя непрерывными потоками навстречу друг другу, объединившись прямо над головой Марка. Когда это произошло, раздался гром невероятной силы, от чего все индейцы попадали на землю в благоговейном страхе. Молнии вспыхивали и переплетались между собой, принося новые раскаты грома и вот уже первые большие и одинокие капли дождя, начали падать на сухую проклятую землю племени сиу, принося избавление.

***

В это время Пожиратель упал с грохотом на землю на самой границе проклятых земель, пробив телом очередную дыру. Несколько минут ничего не происходило, а когда пошел дождь, вначале робкий и нерешительный, а затем буйный и неистовый, рука мага зашевелилась. Под потоками дождя красный балахон начал растворяться. Поднялся на ноги и выбрался из ямы уже не колдун в красном балахоне, а Джеймс Фостер. Его залитое водой лицо пылало в гневе, рот был открыт в оскале и был слышен скрежет его зубов. Он поднял руки вверх пытаясь вызвать свою главную силу - огонь, но у него ничего не получилось, лишь капли дождя что падали на него с небес, быстро превращались в пар. И очень скоро все вокруг него окуталось в белую дымку.

- Чтоб вас всех! - выругался Фостер, полностью исчезнув в пару. - Дождь не будет идти вечно, Уотер, а моя сила с каждым днем все заметнее крепчает. И когда я окончательно овладею ей, а ты наоборот истощишь себя полностью из-за своего маленького фокуса, я снова найду тебя. Тебя и ублюдка из другого Мира.

Джеймс Фостер был уверен в своих словах, ведь его словам придавал весомость дневник Водолея, который он успел подобрать с пола, прежде чем его выкинуло из проклятых индейских земель. Дневник наверняка мог рассказать Пожирателю много интересного о его новоиспеченном брате, и эта информация поможет ему выйти в этой битве победителем.

Нужно было только набраться терпения и выждать подходящий момент.

Глава 9: Шахты

Falling - Dare

1.

Обвал произошел неожиданно для всех. Всего минуту назад люди трудились как один хорошо налаженный механизм, делая одни и те же операции на протяжении долгого периода времени, доводя все до рутины. И потребовался всего лишь один внешний фактор, чтобы всего пошло вверх дном, всего один внешний фактор, чтобы механизм дал сбой и отказываясь выполнять свои непосредственные обязанности, а вернее потеряв такую способность.

Когда разнеслась весть о провале штольни на шахтном поле, которым руководил Гилберт Коннорс, Джек Беллами занимался открытой добычей золота, а именно шлихованием - промывал грунт, поднятый с помощью скипа из ствола. Сегодняшний день не был столь богат на находки, в сравнении с предыдущими двумя, когда ему удалось найти с десяток золотых чешуек, а посему работа в этот день ему казалась невыносимо утомительной. До обеденного перерыва оставалось всего час, когда произошел инцидент.

На место работы, где трудился Джек, прибежал один из работников соседней шахты и, запыхаясь, рассказала об обвале, собрав вокруг себя с десяток человек, которые занимались работами на поверхности. Джек тоже бросил свою работу, но не стал с остальными в один ряд, вместо этого он подозвал к себе Арчи Фримена - шестнадцатилетнего мальчишку - и приказал ему спуститься в штольню к Алексу Кризу и рассказать о произошедшем несчастье.

- Скажи, что я уже там, - добавил Джек, после чего побежал в сторону шахты, где произошел обвал.

Расстояние между шахтами составляло не меньше тысячи шагов. Это расстояние он преодолел примерно за пару минут быстрого бега. Несколько человек стояло у самого входа, и глядели в черную пасть штольни, что-то крича и переглядываясь между собой.

Джек подошел к Уилфреду Перришу и спросил его о произошедшем. Все внимание Пэрриша было сконцентрировано на входе в штольню. Его черное от пыли лицо было в чем-то комичным, но Джеку совсем не хотелось в эти минуты смеяться над ним.

- Я был в штольне, когда произошел обвал. Мне и Сайману повезло выбраться из нее без посторонней помощи, а вот остальным, включая и Гилберту, повезло меньше.

- Есть какие-то новости об их состоянии?

- Не знаю. Группа добровольцев отправилась в штольню к месту обвала, и пока никто из них еще не выбрался на поверхность. - Уилфред провел ладонями по лицу, оставляя на нем грязные разводы. - Я ведь говорил Гилберту, что в той области слышны подозрительные скрипы. Но он не слушал меня, говорил, что в штольне полно странных звуков и это нормально. Я затронул эту тему как раз перед обвалом. Он дал нам с Сайманом по два ведра с рудой и отправил на поверхность. Мы успели с ним сделать только несколько шагов и тут, одна из опорных балок треснула, а потолок обрушился. Сайман шел впереди меня, и потому его не задело, а вот меня сбило с ног и завалило камнями до поясницы. Странно, что все обошлось без перелома. Я благодарен Сайману, что он меня не оставил, а помог мне выбраться из завала. Он хороший человек, он..., - Перриш запнулся и не удержался от всхлипа. По его щекам потекли слезы, которые добавили новых полос на его лице, пересекаясь с теми, что остались от его пальцев. -- Он смелый человек, не то, что я...

- Эй, - позвал его Джек. - Что с тобой?

- Я думал только о себе, понимаешь? Когда Сайман отбрасывал камни в сторону, которые чуть ли не похоронили меня заживо, я думал только о себе и о своей жизни. Боялся, что больше не увижу свою жену и сыновей. Боялся, что даже если и выберусь на поверхность, все равно останусь беспомощным растением из-за перебитого позвоночника. Я жалел себя и даже не думал о тех, кто остался по другую сторону обвала, которым повезло гораздо меньше чем мне. Я не думал о них. Живы ли они? Здоровы? А ведь у Гилберта осталась дочь Рэйчел и кроме отца, у нее больше никого нет!

Уилфред Перриш уже задыхался от рыдания и слез. И эти слезы были не по его товарищам, что остались в штольне, а по самому себе - бедному и несчастному, который думал о себе, находясь под завалами, и продолжал думать только о себе уже на поверхности.

Джек оставил Перриша один на один с эмоциями и направился вглубь штольни, в которой произошел обвал.

- Ты куда?! - прокричал Перриш.

- Им нужно помочь! - ответил Джек, отталкивая в сторону зевак, которые закрывали своими телами вход, но и не торопились протянуть руку помощи своим товарищам.

- Там и так полно добровольцев!

На это высказывание Уилфреда Пэрриша Джек уже не стал ничего отвечать. Он растолкал последних из тех, кто находился у самого входа в штольню и направился вглубь, выхватив из рук факел у одного из рабочих.

- Джек стой! - прокричала ему кто-то в спину. - Там опасно!

И на это высказывание Беллами не обратил никакого внимания. Он уверенным шагом шел вперед, отдаляясь от входа и погружаясь в гнетущую тьму подземелья.

Он прошел вперед на тысячу шагов, прежде чем решил зажечь факел. От света огня у него часто рябило в глазах, поэтому он решил идти вперед без сопровождения света до тех пор, пока это будет возможным. Он хорошо видел в темноте, чем очень гордился, хотя свою гордость и не показывал на людях, но до кошачьего зрения его глаза все же не дотягивали. Факел зажегся только с третьей попытки, после чего маслянистая жидкость вспыхнула, пойдя волнами вверх и падая огненными каплями под ноги. Одна из капель упала ему на сапог и довольно прочно на нем осела. Джеку пришлось три раза встряхнуть ногой, прежде чем пламя удалось погасить.

Приподняв руку вверх, он огляделся по сторонам. В пламени огня, на стенах поблескивали многочисленные залежи. Золотые песчинки давали яркий приковывающий к себе внимание блеск, а угольные - вспыхивали матово-серебристым светом в тех местах, где их отшлифовали кирки и лопаты. Потолок штольни был довольно высок, от чего Джеку не приходилось опасаться за свою голову и не беспокоиться об острых каменных выступах. Но дальше, ущелье становилось уже и ниже. И совсем откуда-то издалека доносились голоса многочисленных работников шахты, что отправились вызволять своих товарищей из-под обвала. Он прибавил шаг, желая поскорее добраться до места, рассчитывая, что его помощь будет совсем не лишней.

За все время продвижения по штольне он приостановился только дважды. Один раз, когда дошел до широкого коридора, от которого шли три ответвления. Он задержал дыхание и попытался вслушаться в каждое из трех отверстий. Как оказалось, голоса доносились из двух ответвлений, и только в одном было тихо. Вполне возможно, что обвал мог произойти в двух местах из-за смежности штолен. Чтобы не тратить лишнее время, Джек выбрал ту сторону, в которой, по его мнению, доносились меньше всего голосов.

Второй раз он приостановился из-за того, что стенки штольни начали быстро сужаться. Это объясняло, почему из выбранного им направления доносились меньше голосов, но это совершенно не значило, что в этой стороне люди нуждались меньше в помощи. Джек с трудом протиснулся через узкий проход, мысленно дав себе ответ на вопрос о причинах слабой расширенности стен. В этом месте были залежи железной руды, которые слабо поддавались напору кирок. Как только проход снова стал расширяться, Джек снова поспешил вперед и вскоре уже смог разглядеть на потолке штольни свечение огня от многочисленных факелов.

Коридор тянулся далеко и при этом петлял как убегающий от опасности уж, из-за чего Джек увидел первых людей позже, чем начал различать их слова и усталые вздохи.

- Осторожно! Осторожно! Поставить камень в сторону! Да не кидайте его так, а то ненароком вызовите новый обвал!

Люди стояли в две колоны и передавали друг другу камни, медленно подтачивая неприступную гору, сформированную обвалившейся породой. На вершине этой горы, стояли двое мужчин, которые старались проделать лаз на другую сторону обвала, но пока их работа казалась невыполнимой задачей - стоило им убрать один камень, как на его замену становился другой. У одного из мужчин из-под ног попадали несколько валунов, и слабоустойчивая опора покатилась вниз. Ему не удалось удержаться на ногах, от чего он повалился на спину и покатился вниз. У подножья горки, мужчину накрыло камнями, один из которых упал ему прямо на грудь, а другой разбил ему в кровь лоб.

- Ну, чего вы стоите! Помогите ему! - это были слова Аарона Стейтема - заместителя Гилберта Коннорса. - Только не поднимайте его резко, дабы не усугубить травму, которую он мог получить при падении.

Двое мужчин отбросили в сторону те камни, что накрыли собой тело бедолаги, после чего оттащили его в сторону.

- Как ты, Клетус? - спросил пострадавшего Стейтем, присев рядом с ним.

- Хорошо, брат, только немного отдышусь и снова приступлю к работе. - Стейтем ободряюще похлопал его по руке, после чего встал во весь рост и тяжело вздохнул.

Джек Беллами вручил свой факел стоящему в конце колоны мужчине и поспешил к подножью обвала.

- А, Джек, и ты здесь, - вместо приветствия произнес Стейтем. - Алекс тоже пришел?

- Он скоро будет. Я готов заменить Клетуса.

- Рад слышать, Джек. Только смотри осторожнее, мне не нужны проблемы с главой общины.

- Их не будет, - заверил его Джек, после чего взобрался на каменный холм и тут же принялся за дело.

Камни что были помельче, он просто откидывал к подножью обвала, стараясь никого ими не задеть. А те, что были большими, он передавал стоящему за ним члену общины, который передавал его другому и так далее, пока камень не ложился рядом с другими около одной из стенок штольни, там, где они не заслоняли проход.

Работа была не из легких, но Джек был привычен к тасканию тяжестей. Вдобавок азарт и искреннее желание помочь пострадавшим добавляли ему физических сил. Камень за камнем он вырывал из плотных и не очень мест и передавал своим товарищам. Каменная горка в углу росла, но место обвала практически оставалось неизменным. Джек старался проделать лаз под самым сводом штольни, но в каждый раз, когда сформировывалась небольшая дыра, ее вскоре заваливало новыми камнями и все приходилось начинать заново.

После часа непрерывной работы, Джек начал задыхаться. Воздуха катастрофически не хватало, а пыль только усугубляла и так непростые условия работы. К тому же здесь было невыносимо жарко, от чего все тело Джека очень скоро покрылось потом, ручейки которого неприятно щекотали ему спину, лоб, ноги и пах.

Мужчина, который вместе с ним делал лаз под сводом, имя которого было Честер (фамилии Джек не помнил или просто не знал), с каждой минутой дышал все громче и при этом не переставал кашлять. В какой-то момент он просто уткнулся лицом в один из булыжников и тяжело произнес:

- Все, я больше не могу.

- Слезай, Честер! - сказал Стейтем, и когда тот освободил место, поднялся на каменную горку сам и принялся за работу в темпе, который был в два раза быстрее и в два раза продуктивнее того, который мог предложить уставший Честер.

При работе вместе с Аароном Стейтемом, Джек заметил результат уже спустя полчаса. Лаз становился все шире и сохранял свою форму, становясь все глубже.

- Надеюсь, мы найдем хоть кого-то из них живым, - негромко произнес Стейтем, с гневом поднимая камни и передавая их позади стоящему человеку. - С каждой минутой я теряю надежду.

- Не говори так, - осадил его Джек. - Они все живы и ждут нашей помощи.

- Надеюсь, - повторил тот, и с еще большей ненавистью обрушенной на каждый камень по отдельности принялся за дело.

Чем больше становился лаз, тем сложнее им приходилось продвигаться вперед. Так как лаз с трудом вмещал двоих человек, им с Аароном, приходилось чередоваться.

- Погоди, Джек, - остановил его Аарон, когда Беллами уже собирался пролезть дальше в лаз. - Подобная работа больше не эффективна, чередуясь, мы только затягиваем драгоценное время. Я сам полезу в лаз и буду откидывать камни в стороны. Таким образом, я быстрое окажусь на другой стороне.

- Хорошо, только в лаз полезу я, - заявил Джек.

- Это еще почему?

- С твоей плотностью тела можно очень легко стать пробкой. - И хотя в его словах была правда, Джек и Аарон усмехнулись. Но усмешек хватило всего на пару секунд.

- А что если будет обвал?

- Ты его скорее вызовешь, нежели я.

- Если с тобой что-то случиться, Джордж Либрук...

- Со мной все будет хорошо. А Джордж Либрук, как глава общины, должен был быть здесь. Его магические способности нам бы очень сильно помогли.

Как любой житель общины, Аарон Стейтем относился к главе общины с благоговением и никогда не говорил о нем плохого слова. Но в эти минут, он только кивнув в ответ на слова Джека и сжал рукой его левое плечо.

Джек Беллами не стал больше терять ни минуты и полез в лаз.

Чувство отдышки, усталости и полнейшей незащищенности охватило все его тело. Все то время, сколько он отбрасывал в сторону камни, его не покидала мысль о скором обвале, который похоронит его под каменным градом. Возможно, это его убьет не сразу, но полная скованность движений и нехватка кислорода сделает его смерть мучительной и медленной и Аарон Стейтем просто не успеет ему ничем помочь. А что касается Гилберта Коннорса и застрявших с ним в штольне парней, то шансы на их выживание просто сравняются с нулем и опасения Стейтема станут реальностью.

Но видимо Океан Надежд, или другая высшая сила, с учетом, что такая существовала, имела на него свои планы, а потому лаз не только не обрушился, и слои породы не похоронили его под собой, но и очень скоро оставшиеся камни посыпались в другую сторону обвала.

От радости Джеку захотелось громко кричать, но это желание было резко подавлено полнейшей тишиной, что встретила его на другой стороне обвала.

***

Он вернулся назад, но только для того чтобы выпросить горящий факел, так как на другой стороне было настолько темно, что нельзя было разглядеть даже собственных рук. Группа работников, которая стала заложниками обвала, погасили все факелы и лампы, что было вполне обдуманным шагом - кислород нужно было беречь для людей, а не тратить на освещение.

Прежде чем полностью перебраться на другую сторону, Джек провел по сторонам факелом и первое, что ему бросилось в глаза, была конвульсивно сжатая в кулак рука, что торчала из-под камней. Джек с трудом дотянулся до руки и дотронулся до разодранных в кровь пальцев. Те были холодными, хотя густой свет факела придавал коже мертвеца вполне здоровый цвет. Грусть и жалость к умершему сдавила ему грудь, а острые камни, на которых он продолжал лежать, усиливали это чувство троекратно.

- Джек, что там?! - донесся до его ушей приглушенный крик Аарона Стейтема.

- Я дам знать, когда кого-то найду! - пообещал Джек и сразу же после этих слов заметил, что под одной из опорных балок, упавшей на землю, лежало чье-то тело. Осторожно ступая, Джек Беллами спустился с каменой горки, стараясь действовать осторожно. Полученная в спехе травма - не самый лучший способ помощи. А становиться в один ряд с пострадавшими и ждать спасения ему не хотелось.

Он остановился около балки и осветил факелом человека, который лежал под ней, предварительно отведя руку немного в сторону, чтобы капли пламени не падали на лицо или грудь пострадавшему. Не будь у человека повязки на глазу, Джек бы не узнал Гилберта Коннорса, чье лицо было абсолютно-черным от пыли и грязи. Он встал на одно колено и приложил ладонь к горлу Коннорса, которое бугрилось от мышечных волокон, что напоминали о прошлой жизни своего хозяина - жизни профессионального бойца.

Пульс был слабым, но его все же можно было прочувствовать. Джек воткнул факел между двумя камнями, после чего попытался приподнять балку. Та оказалась не настолько тяжелой, какой он себе представлял, но ее веса хватило для того, чтобы испытать острую боль в пояснице. Джек отбросил ее в сторону только тогда, когда тело Гилберта Коннорса было полностью освобождено. Как только он избавился от этого груза, Джек, скривившись от боли, приложил одну руку к пояснице, а другую прижал к стенке штольни. Подождав пока боль немного утихнет, он вернулся к Коннорсу и похлопал его по щекам.

- Гилберт! Эй, Гилберт ты меня слышишь? Очнись!

Но Гилберт так и не открыл свой единственный глаз, не повел головой и не пошевелил пальцами. Джек не стал больше его тревожить, вместо этого он вернулся к обвалу и прокричал в лаз:

- Аарон, мне нужна помощь. Прихвати пару парней и немного питьевой воды.

- Понял тебя, Джек! О, и ты...

Голос Аарона Стейтема перешел в неразборчивую речь. Джек не стал вслушиваться в разговор, а вернулся назад к раненому Гилберту. Пощупав еще раз его пульс и, убедившись, что тот прощупывается и это не просто самообман, Джек направился дальше вглубь шахты, прикрыв предварительно рот платком. О Гилберте Коннорсе должны были позаботиться очень скоро Стейтем и его ребята, сам Джек решил отправиться на поиски остальных членов команды работников западной шахты. Их должно было быть не меньше десяти человек и предполагать, что все они остались под завалом, было глупо и наивно. Гилберт и другой бедолага были просто слишком близко от места, где произошел камнепад. Остальные работники, скорее всего, ушли вглубь, опасаясь очередного падения камней. Когда же они набрались храбрости и решили вернуться, нехватка кислорода лишила их чувств.

Предположение Джека оказалось верным. Уже через пятьдесят шагов по узкому проходу он наткнулся на первого работника шахты, лежащего без чувств. Свет факела быстро начал вылавливать из темноты и тела других. Джек осмотрел и прощупал у всех пульсы. Все были живы, что не могло не радовать. Один из пленников штольни даже застонал и приоткрыл глаза, когда рука Беллами дотронулась до его горла.

- Маргарет, что ты здесь делаешь? - прошептал он заплетающимся языком.

- Пришла тебе на помощь.

- Джек! - раздался голос Алекса Криза. В лазе вначале появилось свечение факела, от чего вокруг стало значительно светлее, после чего возникла голова и самого Криза.

- Я здесь, - отозвался он.

Алекс Криз, а с ним и Аарон Стейтем спустились с обвала и осмотрели вначале Гилберта Коннорса, после чего подошли к Джеку.

- Этим людям нужна помощь. Их нужно поскорее вынести на свежий воздух. - Новый приступ острой боли в пояснице заставили Джека скривиться, что не осталось без внимания Алекса.

- Сам-то ты как?

- Нормально. Давайте вынесем их отсюда, наконец, пока мы сами не потеряли сознание.

2.

Гилберт Коннорс не очнулся, даже когда его тело было поднято и перенесено через лаз. Вначале Джек был уверен, что лаз слишком узок, а Коннорс слишком массивен, чтобы они смогли перетащить его на другую сторону, да к тому же перетаскивать его тело пришлось бы от силы двум мужчинам, да еще в лежачем положении, но к этому времени на месте инцидента появился и глава общины Джордж Либрук. Благодаря его магическим способностям, лаз удалось расширить раз в десять быстрее, чем это было по силам десяти людям. Только обычным движением рук, не прикасаясь к самим камням, он очистил проход, убрав в сторону камни с верхней части обвала, таким образом, сделав его гораздо шире, что помогло членам общины перетащить пострадавших собратьев не по одному, а по несколько сразу. При этом им не приходилось ложиться на живот, а только немного опускать голову и сгибать ноги в коленях.

Когда Коннорса вынесли на свежий воздух, к нему тут же подбежала его дочь Рэйчел, плача и зовя отца. Упав рядом с ним, она обняла его за толстую шею и опустила свою голову ему на грудь. Кто-то из мужчин хотел ее оттащить от него, но девочка запищала и укусила его за руку.

- Чтоб тебя! - воскликнул тот.

- Чейз, оставь ее в покое! - потребовал Аарон.

- Эта маленькая дрянь укусила меня! - возмутился Чейз. - Что если я умру от заражения?!

- Не мели чушь.

- Да кто этих ведьм знает? Вчера я видел, как она ела летучую мышь, живьем! У девчонки может быть бешенство!

- Чейз, - спокойно, но как всегда властно, позвал Алекс Криз. - Подойди ко мне.

Чейз тряхнул пару раз рукой, при этом с его ладони слетели несколько капелек крови, после чего он подошел к Алексу. Тот сжал его предплечье и что-то негромко ему сказал. Лицо Чейза побелело, а глаза уставились в пол. Затем он коротко кивнул и, вернувшись к Рэйчел и к ее еще не пришедшему в себя окончательно отцу, и попросил у девочки прошения. Рэйчел никак не отреагировала на его слова.

В это время, Джордж Либрук убедившись, что в его помощи не было больше острой нужды, поискал взглядом среди толпы Джека Беллами, а найдя, направился в его сторону.

- Ты настоящий герой, Джек.

Беллами повернулся к главе общины лицом и коротко кивнул. В отличие от Джека, который ничем не отличался своим грязным лицом и одеждой от остальных, Джордж Либрук был, как всегда, опрятно одет в свой черный халат, а его такие же черные волосы были аккуратно уложены набок.

- Благодарю за добрые слова, но я ничего героического не сделал.

- Ты спас этим людям жизнь сегодня. И я это говорю как человек наделенный знаниями, что даны не каждому. Твоими стараниями Гилберт Коннорс смог сегодня вернуться к своей дочери, так же как и остальные спасенные тобой. Ты...что с твоей спиной?

Джек ничем не выдал своего состояния, но Либрук был не тем человеком, от которого можно было что-то скрыть. И это его всегда пугало, но еще сильнее это его раздражало. У Эйрин тоже были способности, унаследованные от отца, но в них он не замечал чего-то отталкивающего. Хотя, Джек и понимал, в чем была причина - в Эйрин он был влюблен, а вот к ее отцу относился с настороженностью, как к любому другому магу-сектанту на его месте.

- Со мной все в порядке. Думаю, ваша помощь будет гораздо необходимее тем, кого мы вытащили из штольни.

- Им поможет чистый воздух, кроме Норриса Хьюма. Надеюсь, Земля Мертвых покажется ему хорошим местом для дальнейшего существования.

После этих слов Джек не мог не подумать о том, что самому Джорджу Либруку никогда не встретиться с Хароном и никогда не увидеть Земли Мертвых. Он переживет многих, включая и самого Джека, но когда настанет его смертный час, его дух просто растворится, растает или что-то еще станет с ним, что бывает со всеми носителями магического начала.

Джек не верил в Океан Надежд и уж точно не хотел верить в существование Земли Мертвых, с Ее строгими правилами. Ведь он сильно любил Эйрин и не хотел, чтобы смерть разлучила их окончательно и бесповоротно. От таких мыслей ему становилось не по себе.

- Позволь тебе помочь.

- Правда, не стоит.

- Я знаю, что я тебе не нравлюсь.

- Это не так, - возразил Джек, но Джордж поднял руку вверх, попросив, таким образом, не перебивать его.

- И этим ты отличаешься от остальных членов общины, которые чуть ли не поклоняются мне. Но именно эта твоя отличительная черта и нравится мне. Я рад, что в общине появился такой человек, который может возразить мне или же указать на мои неосознанно сделанные ошибки.

- Хочу напомнить вам, что я не совсем член общины. Я даже на утренней молитве никогда не был.

В этот момент Гилберт Коннорс раскашлялся и широко открыл глаза. На этом диалог между Джорджем и Джеком подошел к концу, так как внимание их было обращено в сторону Гилберта и его дочери, которая принялась целовать отца в его грязные щеки.

- Папа, папа, я так рада!

- Дочка, Рэйчел. - Гилберт прижал дочь к груди и уткнулся лицом в ее волосы.

Их окружили несколько членов общины и принялись бить в ладоши, выказывая свою причастность к их радости. Джордж и Джек подошли к ним ближе. Первое на что они обратили внимание, была окровавленная штанина Коннорса, перевязанная поясом от платьица девочки, предварительно сжатая двумя дощечками и окутана листками неизвестных Джеку и хорошо знакомых Джорджу растений.

- Странно, я был уверен, что именно Коннорс получил наибольшую травму при обвале, чем остальные. Но именно он первым пришел в себя, - не скрывая радости и облегчения, изрек Беллами.

Джордж Либрук ничего не ответил, он только подошел ближе к дочери и отцу, которые продолжали улыбаться друг другу и что-то поднял с земли, затем обратно встал рядом с Джеком.

- Что вы нашли?

Либрук раскрыл ладонь, и Джек увидел небольшой пузырек с зеленой настойкой, в которой плавали маленькие листочки, коренья и что-то совсем непонятное. Джордж встряхнул флакончик, и его содержимое закружилось в медленном танце. Что-то очень похожее на жабий глаз приблизилось к стеклянной стенке и снова пропало в зеленом мареве.

- Что это? - спросил Беллами, хотя и сам уже догадывался.

- Зелье. Именно оно привело в чувство Гилберта Коннорса.

- Но, откуда оно взялось?

Джордж ничего не ответил ему, но Джек смог проследить за его взглядом, который был поглощен двенадцатилетней девочкой.

- Всегда знал, что в ней есть сила, но я даже не думал, что она столь скоро себя проявит, - задумчиво произнес Либрук. В его голос проникли нотки интереса, словно в маленькой Рэйчел он узрел нечто очень важное и необходимое, нечто, что он хотел видеть в своей дочери и никак не мог найти.

Джордж спрятал пузырек в кармане своего халата, после чего извинился перед Джеком и сообщил, что ему пора идти.

- Отправлюсь в общину и прослежу, чтобы для пострадавших приготовили воду, чистую одежду, еду и постель. Также, мне надо заняться магическим ритуалом, который поможет избежать обвалов штолен в будущем. Этот ритуал займет много времени и сил, а потому мне нужно уединение, здесь слишком шумно и людно.

Джордж развернулся и поспешил прочь от шахты. Он явно торопился, и Джеку отчего-то мало верилось, что его спешка была хоть как-то связано с желанием Либрука поскорее начать приготовление для приема пострадавших.

Аарон Стейтем и Алекс Криз подхватили Гилберта Коннорса, подняли его с земли и перенесли на носилки. Рэйчел держалась рядом и просила их как можно осторожнее обращаться с ее отцом.

- Все хорошо, малышка, - успокоил дочь Гилберт. - Обо мне хорошо позаботятся. - Затем, обведя взглядом всех присутствующих, Гилберт остановился на Беллами. - Джек, подойди, пожалуйста.

- Я тебя слушаю, Гилберт.

- Парни говорят, что ты нашел меня в штольне. Я благодарен тебе. - Он протянул свою большую руку, и Джек пожал ее. Для ослабленного человека, пусть даже такого большого как Гилберт, у него было очень крепкое рукопожатие. - Не сочти за наглость, но у меня к тебе есть еще одна просьба.

- Я тебя слушаю, Гилберт.

- Моя дочь. Позаботься о том, чтобы Рэйчел вернулась в общину.

И хотя главной причины он не произнес, Джек и так все понял. Гилберт испытывал боль и его стоны, которые он пока сдерживал в себе, могли бы усилить волнения и жалость в его адрес со стороны дочери, чего ему совершенно не хотелось.

- Хорошо, Гилберт. Я все сделаю.

Коннорс кивнул, после чего отпустил руку Джека.

Вскоре начали приходить в себя и другие пострадавшие при обвале. Большинству хватило только искусственного дыхания, а еще двоим, потребовался массаж сердца. Но в целом спасательная операция оказалась успешной, и все пострадавшие смогли прийти в себя и вернуться к своим семьям, не считая Норриса Хьюма. Для него община навсегда остались хорошим местом, в которой он прожил не долгую, но счастливую жизнь. И большинство тех, кто жалел о его смерти, наверняка бы поменялись с ним местами, знай, что ожидало их всех в скором будущем.

***

Джек видел часто Рэйчел в компании отца или в полном одиночестве, но никогда в игре с другими детьми общины, от чего у него сложилось впечатление о замкнутости девочки и ее нелюдимости. Но стоило им отправиться в обратный путь в сторону общины, как выяснилось, что Рэйчел была совсем не прочь не только поддержать разговор, но и самой начать его:

- Благодарю тебя, Джек, за то, что ты спас моего папу. Если не твоя помощь, осталась я одна во всем Мире.

- Я не сделал больше любого другого человека, участвовавшего в поисках и раскопках обвала.

Рэйчел была высокой худосочной девочкой с длинными прямыми волосами, которые дышали здоровьем. У нее был красивый овал лица, прямой нос и пронзительные зеленые глаза. Лет через пять ее красота наверняка сразила бы не одно мальчишеское сердце. Джек в этом даже не сомневался.

- Ты сделал больше, чем тебе может показаться. Ты очень смелый и решительный. Мой отец всегда отзывался о тебе исключительно хорошо.

- Твой отец говорил с тобой обо мне? - удивился Джек. Странно, но с Гилбертом Коннорсом он обмолвился всего лишь парой слов и всегда их разговоры были исключительно на рабочие темы.

- Не со мной, а с другими членами общины. Главным образом с Барретом Гибсоном. Этот человек единственный среди нас, которому ты неприятен.

- Да, - усмехнулся Джек. - Это чувство у нас с Гибсоном взаимно. Наше первое знакомство было не из приятных. И никто из нас - ни он, ни я, - так и не сделали и шагу в сторону примирения.

- Это правильно, - кивнула Рэйчел. - Баррет Гибсон не тот человек, с которым можно дружить и кому можно доверять, пусть даже при первой с ним встречи не произошло никаких казусов. Он плохой человек. - Говоря эти слова, Рэйчел смотрела в пустоту, словно ее одолевали неприятные воспоминания.

Что могло такого произойти в жизни юной девушки связанное с Гибсоном, что при одном упоминании его имени, она менялась в лице? Джек не успел обдумать свой же вопрос, потому как Рэйчел неожиданно ушла в сторону и направилась к низкорослому растению, которое вполне комфортно чувствовала себя в сухой среде. Порвав несколько стебельков, она вернулась назад к Джеку и протянула ему сорванные травинки.

- Держи.

Джек взял ее подношение и без какого-либо интереса оглядел растение. Трава была жесткой и имела довольно терпкий запах. Такие растения он часто встречал и раньше, но никогда не обращал на них внимание.

- И что мне с этим делать?

- Пожуй. Когда весь сок из травы выйдет, выплюнешь.

- Зачем? - пожал плечами Беллами.

- У тебя ведь спина болит. Это растение не излечит ее, но боль и дискомфорт пройдут. В общине твоей спиной займется Эйрин. - Девочка смущенно улыбнулась и заложила прядь волос за волосы.

Джек взглянул еще раз с подозрением на травинки, после чего отправил их в рот. Стоило ему зажать стебельки между зубами, как всю полость его рта окатил щиплющий холодок. Затем на языке проступила горечь и ощутимое жжение. Джек уже хотел выплюнуть траву, но Рэйчел остановила его.

- Так и должно быть. Не бойся. Потерпи и ты привыкнешь к ее вкусу.

- Сильно сомневаюсь, - произнес Джек, но послушался совета девочки и продолжил работать челюстями.

Когда соком растения и слюной (второго, по правде говоря, было гораздо больше) заполнился рот, он сделал глотательное движение и холодок вместе с горечью направились вниз по его пищевому тракту прямиком в желудок. Но там странные вкусовые качества травинок не задержали надолго и расплылись по бокам. Джеку было трудно в это поверить, но именно так он это ощущал - словно сок потек в разные стороны и сконцентрировался у поясницы, окутав ее будто компрессом. Боль стала угасать, пока и вовсе не пропала.

Джек выплюнул остатки и вытер рукавом рот.

- Это действительно помогает. Я благодарен тебе, Рэйчел, за помощь.

Девочка достала из кармашка своего платья (которое стало больше похожим на колокол из-за отсутствия пояса) еще несколько травинок, но уже другого растения и вновь протянула их Джеку.

- А это для чего?

- Это выведет яд из твоего тела.

- Яд? - непонимающе переспросил он. - Что за яд?

- То растение, которое ты жевал, ядовито и чтобы вывести яд из твоего организма нужно съесть это растение. Бери!

Джек не стал себя упрашивать дважды и быстро проглотил другую порцию трав. Это лекарство имело еще более ужасный вкус, Джек даже не знал с чем его можно было сравнить.

- Напомни мне в следующий раз сказать тебе "нет", когда ты предложишь мне свою помощь.

Рэйчел засмеялась, весело, звонко и совсем по-детски.

- Кто тебя этому научил? - спросил ее Джек, когда пауза после последних сказанных им слов слишком затянулась, но время неловкого молчания пока еще не наступило.

- Никто, я просто знаю, что то или иное растение обладает определенными свойствами, - ответила Рэйчел, вновь заведя прядь волос за ухо и улыбнувшись. - Также я просто знаю, что с чем нужно соединить, чтобы получилось средство с определенным эффектом. Таких как я называют "ведьмами". А ты как считаешь?

- Считаю ли я тебя ведьмой? Нет, Рэйчел. Ты просто очень умная и находчивая девочка и только. К тому же ты совершенно не похожа на ведьму. Ведьмы они старые, со сморщенным лицом, с кривым носом и гнилыми зубами.

- Ага, а еще у них есть большая бородавка на лице! - засмеялась девочка.

- Точно! И у них обязательно должен быть кот. А разве у тебя есть кот?

- Нет, - все еще смеясь, покачала головой Рэйчел.

- Вот видишь, никакая ты не ведьма.

- Жаль, думаю, из меня бы получилась очень хорошая ведьма.

Девочка грустно улыбнулась и, опустив взгляд, уставилась на дорогу. Джек только сейчас заметил, что на Рэйчел не было обуви. Ее тонкие загорелые ноги шагали по горячему песку и острым камушкам, так словно топтали песчаный берег озера или реки с чистой и прохладной водой.

- Не волнуйся за меня, мои ноги привычны к песку и камням, - произнесла Рэйчел, продолжая глядеть под ноги. - А обувь я надеваю только на утреннюю молитву. До того как мы с отцом оказались в общине, я и вовсе ее не носила.

- А разве ты не родилась здесь?

- Нет. Мы появились здесь около пяти лет назад. Мой отец дрался за деньги, таким образом, он зарабатывал на хлеб себе и мне долгое время. Он был лучшим бойцом во всем объединении Колеус, - не без гордости в голосе произнесла Рэйчел, да еще с такой уверенностью, словно присутствовала на каждом бою своего отца. - Но время шло и Гилберт "Ураган" Коннорс не становился моложе, что нельзя было сказать о его соперниках. Молодые выскочки постоянно вызывали его на бой, желая занять место победителя. Отец в каждый раз одерживал над ними победу. Когда-то эти победы были быстрыми и уверенными, но со временем он терял свою форму и уже редко кого одолевал без травм. Последний бой закончился его поражением, да к тому же стоил ему глаза. - По щекам девочки потекла одинокая слезинка, и Джек предложил ей свой платок. - Тогда он и сказал себе "хватит". Он побоялся, что еще один бой может закончиться для него смертельным исходом, и тогда я останусь одна. Он всегда принимал трудные решения с оглядкой в мою сторону. Я ухаживала за ним несколько дней и вот тогда я и заметила в себе дар, находить нужные травы и делать из них лекарства. Отец быстро пошел на поправку, но к боям больше не вернулся. Вместо этого мы отправились в путь. Так мы бродили по свету около трех месяцев, пока не пришли к порогу общины сира Либрука. - Рэйчел вытерла слезы и прежде чем вернуть назад платок, немного его помяла пальцами, там, где была нашивка в виде его имени. - У тебя очень красивое имя, Джек. В нем есть сила, но и доброта.

- А я всегда считал его банальным.

- Нет, оно очень правильно подобрано. Тебе бы не подошло другое имя кроме Джека.

Так за разговорами они даже не заметили, как подошли к порогу общины. У самых дверей, они остановились и посмотрели друг на друга.

- Рад был знакомству, Рэйчел Коннорс, - сказал он, протягивая руку.

- Я тоже была рада, - ответила она и пожала своей маленькой и тонкой ладошкой его руку. - Эйрин очень повезло.

Сразу после этих слов, на щеках Рэйчел вспыхнул румянец. Она опустила смущенно взгляд, заложила прядь волос за ухо и поспешила скрыться за дверью общины. Джек молчаливо проводил ее взглядом, и только когда затихли ее шаги, позволил себе усмехнуться.

Повернувшись, Джек Беллами направился к пристройкам. Войдя в широкий коридор, он прошел мимо трех дверей и остановился перед четвертой. Открыв ее, он вошел внутрь, где Эйрин уже ждала его сидя перед колыбелью и напевая песню их полугодовалому сыну.

- А вот и папа, - пропела Эйрин, поглаживая малыша по головке. - Как ты дорогой?

- Устал, - только и произнес Джек и присел рядом с женой как был в грязной одежде. Слушая то, как поет его жена и мирно спит их сын, Джек чувствовал полный покой и теплоту в груди, что излечивали его усталость, до которой не смогли дотянуться лечебные травы Рэйчел.

3.

Гилберт Коннорс еще никогда не чувствовал себя столь беспомощным и жалким. Злость к себе нарастала в каждый раз, когда кто-то из парней, кто находился вместе с ним под землей при обвале, приходил окончательно в себя и возвращался к своим обязанностям, как жителя общины, так и главы семейства. И только он продолжал лежать в своей постели, в царстве белых простыней и белых занавесов, что колыхались на ветру. Как оказалось, травма ноги, полученная им при падении балки, сломала не только его кость, но и повредила нерв, от чего правую ногу парализовала, а посему он ее совершенно не чувствовал. О самостоятельном передвижении он мог уже забыть, так как теперь долгое время его ожидал исключительно пастельный режим, да и спустя время ожидалось, что он сможет передвигаться, исключительно опираясь на костыль. Для сильного и полного сил человека, такой поворот событий казался настоящим пинком судьбы. В свое время потеря глаза его не сильно расстроило, по той простой причине, что у него оставался еще один глаз, который взял всю работу на себя и вполне хорошо справлялся с ней. Гилберт практически не чувствовал понижения зрительных способностей, кроме вечерних посиделок у свечи, когда он садился за чтение книг. Тогда он испытывал легкую головную боль и головокружение. Но с этим можно было свыкнуться, к этому он был готов. Но потеря ноги было настоящей трагедией, которую не способен был излечить даже тот факт, что у него оставалась еще одна нога. Без ноги невозможно было вести нормальный образ жизни. Он больше не мог работать, он больше не мог выполнять возложенные на него надежды, он не мог просто постоять даже за самого себя. Для сильного человека, каким был он, для Гилберта "Урагана" Коннорса, это был настоящий удар под дых, от которого нельзя было оправиться. Теперь он был слаб и немощен, он был никем, он стал ничтожеством.

Такие мысли съедали его изнутри, но в каждый раз, когда Рэйчел заходила к нему в палату, чтобы навестить и поухаживать, у Гилберта в голове словно зажигался свет, и все вокруг переставало быть столь безнадежным. Но это было вплоть до того момента, пока Рэйчел не уходила. И уходила она в большинстве случаев по просьбе отца. Он не хотел, чтобы дочь не ела и не спала из-за того, что ухаживание за ним отнимали у нее слишком много времени и сил.

- Как ты, папа? - спросила Рэйчел, положив свою ладонь на его широкую грудь.

- Уже лучше, намного лучше, - улыбнулся он дочери и накрыл ее ладонь своей ладонью.

В его словах не было правды, и Рэйчел это прекрасно понимала, так же как и сам Гилберт понимал, что от его дочери нельзя что-либо скрыть.

- Все будет хорошо, поверь мне. Твои компрессы прекрасно помогают.

- Они только снимают боль, но не лечат, - произнесла с грустью в голосе Рэйчел и даже с некой злостью в свой адрес. - Но, уверяю тебя, я очень скоро найду нужные травы, которые смогут поставить тебя на ноги. Да и сир Либрук тебе обязательно поможет, он великий человек.

- Да, конечно, Джордж Либрук сильный маг и добрый человек. Вы с ним сможете вылечить меня.

И снова ложь. Джордж Либрук хоть и был чародеем, его силы все же были небезграничными. Он мог бы помочь ему подняться на ноги, но это заняло бы огромное количество времени и сил, и то, он бы остался хромым на всю жизнь. А какой из хромого работник? Он станет нахлебником и обузой для всей общины. Нет, такая жизнь была не для него.

- А знаешь, Джек Беллами заходил ко мне, - решил сменить тему Гилберт. - Он говорил, что вы с ним сдружились.

- Да, - улыбнулась Рэйчел. - Он хороший человек.

- Держись его, хорошо? Он не даст тебя в обиду.

- Почему ты это говоришь? - нахмурилась Рэйчел.

- Если со мной что-то случиться...

- Папа, замолчи! - потребовала девочка. - С тобой ничего не произойдет. Твоя жизнь вне опасности.

- Жизнь часто преподносит нам неожиданные повороты. Иногда хорошие, а иногда и не очень.

Зачем он говорил об этом? Почему он решил, что эти слова столь важны в эту минуту? Гилберт не мог ответить на свой же вопрос.

- Я...я потеряла мать, и я не отдам Земле Мертвых и тебя.

- Дочка, - погладил он ее по щеке. - Ты меня не потеряешь, я этому не позволю произойти, но пока я еще слаб и не могу встать с постели, о тебе должен кто-то позаботиться.

- Джек и Эйрин уже несколько раз приглашали меня к себе в гости, позволяя понянчиться с ребенком. Они очень добры ко мне.

- Вот и замечательно. Не стоит тебе целыми днями находиться около моей постели. Да тебе уже пора, если честно. Скоро должна начаться вечерняя молитва.

- Но, я ведь только что пришла.

Дверь в больничную залу отворилась, и в помещение вошел Джордж Либрук. Его черное одеяние резко контрастировало с полнейшей белизной помещения. Гилберту пришло на ум сравнение с коршуном, парящим среди кучевых облаков. И хотя к главе общины Гилберт всегда относился с уважением и почтением, в этот момент он подумал о надвигающейся опасности, вслушиваясь в стук его шагов по твердому настилу комнаты.

Джордж Либрук - высокий и худой, с впалыми щеками и с идеально уложенными волосами набок - больше походил на Харона, что пришел по его душу, чем на жителя Земли Живых. Он встал около Рэйчел и положил свою ладонь ей на голову. Огромная разница в росте между мужчиной и девочкой вновь показалась Гилберту чем-то волнительным и неправильным.

- Здравствуй, Рэйчел. Твой отец должен быть горд, что у него есть столь заботливая дочь. - Джордж Либрук пристально глядел в глаза Гилберту Коннорсу, словно пытался прочесть его мысли. И, по правде говоря, Коннорсу было, что сказать главе общины.

- Здравствуйте, сир Либрук. Так и есть - мой отец гордится мной.

Гилберт улыбнулся, протирая рукой свой единственный глаз, отгоняя, таким образом, дремоту, после чего сжал в ладони пальцы дочери.

- Конечно, девочка моя, очень горжусь. - Он попытался приподняться и ему на помощь тут же пришли худые, но крепкие руки Либрука. Гилберт не хотел, чтобы ему помогали, чтобы не чувствовать еще сильнее свою беспомощность, но сказать об этом главе общины он все же не решился, а только кивнул в знак благодарности. - Рэйчел, почему бы тебе не пойти на кухню и не попросить у дисель Криз чего-то вкусненького, а то ты у меня совсем исхудала.

Рэйчел приподняла голову и посмотрела на Джорджа Либрука, который ответил ей улыбкой, которая не предполагала обнажение зубов.

- Иди Рэйчел, послушай папу.

Рэйчел медленно направилась к выходу, то и дело, оборачиваясь назад после каждого пятого шага. Джордж Либрук проводил ее взглядом до дверей, и только когда девочка вышла из лазарета, он повернулся назад к Гилберту Коннорсу.

- У тебя уникальная дочь. Кем была ее мать?

- Жаннетт занималась врачеванием в своей деревеньке, где родилась. Я знал ее с раннего детства и с раннего детства был влюблен в нее. Из-за моей природной застенчивости, я признался в своих к ней чувствах только к середине своего третьего десятка лет. Ее первый муж скончался, утонув в реке, вот тогда я и занял его нишу в ее жизни. Вначале, я все еще оставался просто другом, готовым ее утешить в любой момент, а вскоре стал и человеком, делящим с ней одно ложе.

- Странно слышать такое от человека, который в те годы зарабатывал на жизнь, выбивая зубы и ломая кости соперникам.

- Да, - кивнул Коннорс и усмехнулся. - В бою я был опасен, а в обычной жизни был добрый и безобидный как ягненок. Жаннетт говорила, что всегда любила во мне эту сторону. Она..., - Гилберт запнулся, но, набрав побольше воздуха в грудь, продолжил: - Она умерла от неизлечимой болезни. У Жаннетт была старшая сестра, которая очень сильно хотела детей, а когда Океан Надежд подарил ей сына, оказалась, что у него были проблемы с сердцем. Жаннетт помогла ему. Уж не знаю как, но мальчик выздоровел, а вот у самой Жаннетт начались проблемы с сердцем. В один день оно просто перестало биться.

- Мне жаль, Гилберт.

- Не стоит, это произошло десять лет назад. Я уже свыкся с ее смертью.

- Твоя жена обладала не простым даром врачевателя, а магическим даром исцеления.

- С чего вы взяли? - спросил Гилберт.

- Почти у всех нас - носителей магического начала - есть способность забирать любые болезни людей и переносить их на себя, либо на кого-то другого. Твоя жена пожертвовала собой ради того мальчика.

Гилберт всегда знал, что у его умершей жены было большое доброе сердце. Она вполне могла пожертвовать собою ради родных и близких, но Гилберт не хотел верить в то, что она обладала каким-либо магическим даром. Ведь в этом случае им больше никогда не будет суждено увидеться вновь, пусть даже на Земле Мертвых. Неужели ее поглотила Пустошь?

- Твоя дочь унаследовала материнский дар.

- Рэйчел? - нахмурился Гилберт.

- Да, и в ней есть очень сильный потенциал, который я могу развить до максимума. - Черные глаза колдуна вспыхнули серебристым блеском, который нельзя было объяснить простым отражением закатного света пробивающегося через окна. - Со временем, она сможет стать не простым жителем общины, а ее главой. Она будет стоять рядом со мной и принимать важные решения в жизни всех членов нашей большой семьи.

- Сир, если честно, я хотел с вами поговорить именно о Рэйчел. - Слова Коннорса сбавили пыл Либрука, и тот приподнял слегка брови в ожидании продолжения. - То, что произошло, заставило меня о многом задуматься и многое переосмыслить. Лежа под обвалами и задыхаясь, как рыба на берегу, я думал о том, что моей жизни пришел конец. Казалось, что Рэйчел я больше не увижу и не смогу ей рассказать о своей любви.

- Все уже в прошлом, Гилберт, - попытался его успокоить Либрук.

- Нет, я хочу сказать, что больше никогда не смогу войти в шахту, даже если произойдет чудо и я вновь смогу стоять на обеих ногах, как и прежде. Теперь меня будут всегда терзать мысли о том, что обвал может произойти вновь и тогда, я уже никогда не выберусь живым, а присоединюсь к Норрису Хьюму. Я не смогу работать на глубине.

- Об этом можешь не беспокоиться, как только ты оправишься, мы тебя переведем на добывание золота открытым способом. Тебе больше не придется спускаться вниз. А если твое здоровье тебе не позволит заниматься и этим - не беда. Ты и так многое для нас сделал. Мы с радостью будет ухаживать за тобой столько, сколько ты сам посчитаешь нужным.

- Вы очень великодушны, сир Либрук, - кивнул в знак благодарности Коннорс. - Но, моя гордость не позволит мне стать обузой для всей общины. Да и от вида золота я уже сыт по горло.

- И что ты предлагаешь? - спросил Либрук, при этом в его голосе просквозило ледяным холодом.

- Я думаю покинуть с Рэйчел общину. Только не принимайте это на свой счет. Я просто давно решил, что настанет время и я создам свою собственную ферму, где буду выращивать овощи и виноград. Мне кажется, это время пришло.

- А ты думал, что будет лучшим для твоей дочери?! -- перешел на крик Либрук, от чего Гилберт Коннорс даже вдавил спину в подушку сильнее. Ему еще никогда не доводилось видеть Джорджа Либрука в гневе. Вдобавок, эти изменения произошли слишком спонтанно, заставив Гилберта врасплох. - С чего ты взял, что для нее будет лучше то, что ты считаешь лучшим для себя?!

- Сир?

Либрук что-то прошептал злобно себе под нос, после чего с нескрываемым раздражением просунул руку в карман своего халата и, пошарив в нем пару секунд, достал пузырек с зеленой жидкостью и ткнул им чуть ли не в нос Гилберту.

- Ты это видишь?! - не понижая тона, произнес Либрук. - Это зелье, которое приготовила твоя дочь. Именно оно помогло тебе очнуться после обвала. У твоей дочери дар, Гилберт, понимаешь?! Этот дар нужно оберегать и взращивать его точно так же как и нежный цветок, чей бутон распустился в холодную погоду. Я могу ее научить многому и сделать из нее сильную личность. Я! А не твоя глупая идея с фермой!

- Сир, - приподнял руку Гилберт, стараясь таким образом утихомирить главу общины, который потерял над собой контроль. - Я премного благодарен вам за такое предложение, но я не хочу, чтобы Рэйчел превращалась в ведьму. Я хочу, чтобы она выросла простой женщиной, любящей матерью и женой для своего будущего мужа. Я хочу, чтобы она подавила в себе эти способности и чтобы со временем, когда придет ее час, Харон принял от нее плату за переправу.

- Ты хочешь сделать из нее серость, которая повторит твою никчемную судьбу! - прорычал Джордж Либрук, склонившись над Коннорсом, который уже чувствовал давление на все тело некого энергетической волны, что окутало тело главы общины. Из-за этой темной энергии, Гилберту стало сложно дышать.

- Сир, вы...

- Я предлагаю ей жизнь, о которой многие только могут мечтать. Она ни в чем не будет нуждаться. Люди будут идти к ней за советом и приносить дары! Ты же хочешь сделать из нее свою рабыню, которая никогда не сможет найти себе мужа и родить от него детей. Знаешь почему? Да потому что ты, немощный ничтожный человек, прикуешь ее невидимыми цепями к своей постели! Ты этого хочешь, да?! Ты об этом мечтаешь?!

- Сир, - прохрипел Гилберт задыхаясь. Сердце его колотилось как бешенное. Кровь настолько вздула вены, что причиняла боль. В глазах потемнело. Его зубы заходили ходуном, а трение между ними венчалось жутким скрипом в его голове. - Мне... мне больно...

Джордж Либрук отстранился от него и густая дымка, окутавшая его тело, стала пропадать. Сам он тяжело выдохнул и провел ладонями по волосам, поправляя прическу. Он пытался взять себя в руки, но получалось это у него с трудом. Желваки продолжали двигаться, от чего его острые скулы становились настолько очерченными, что, казалось, в любой момент могут с легкостью пробить кожу. Оставив прическу в покое, он огляделся по сторонам, желая убедиться, что в зале они по-прежнему одни и никто не видел и не слышал его негодования.

- Мы поговорим об этом в следующий раз, когда ты будешь отдавать отчет сказанным тобой словам, - уже спокойно произнес Джордж Либрук.

- Сир, я уже принял решение, - все еще хрипя от отголосков боли, неосознанно причиненных ему Либруком, произнес Коннорс.

- Мы поговорим об этом в другой раз! - категорично заявил глава общины, после чего повернулся к Коннорсу спиной и вышел из лазарета.

Глава 10: Потоп

Rain dance - Dare

1.

Проливной дождь шел на протяжении двух дней, не останавливаясь ни на секунду. За это время проклятье с земель, на которых жило племя сиу, полностью было снято. Сухой климат сменился влажным, песчаники уступили свое место плодородной почве, твердая земля заросла травой и полевыми цветами. Все представители племени не могли нарадоваться переменам, большинство из которых видели зелень только вдали, где закапчивались проклятые земли, а дождь, падающий с небес, воспринимался за чудо. Индейцы, за исключением пяти старейшин, включая и вождя племени, видели дождь впервые, а потому считали столь сильные осадки чем-то естественным, не вызывающим опасения. Но все изменилось на второй день, когда ливень начали затапливать все вокруг.

Кони не разделяли радость людей, они фыркали и бегали вокруг загона и пытались его перескочить, но в каждый раз пугались высоты ограды. Стоило земле насытиться влагой, вода начала расти, полностью затапливая траву, после чего кони, наконец, смирились и успокоились. Они уже не бегали кругами, а просто стояли на месте, опустив намокшие головы, а их ноги все сильнее уходили под воду.

Очень скорость радость и веселые пляски индейцев поутихли и их начало одолевать беспокойство. Многие прекратили радоваться, как только дождевая вода принялась затапливать их типи, делая их полностью непригодными для жизни. Теперь от дождя негде было спрятаться, а вместе с ним и от непонятного чувства, которое они просто не могли объяснить, так как о "холоде" раньше они только слышали, но никогда с ним не встречались.

Когда дождь начал восприниматься как угроза, все жители племени направились в типи вождя. Тот сидел на корточках по пояс воде и глядел в потолок, в то время как дождевые капли падали ему на волосы, лицо и плечи.

- Великий вождь, - робко позвал его Яркая Молния и когда вождь опустил голову и мутным взглядом прошелся по всем тем, кто оказался в его жилище, продолжил: - Вы и почивший шаман уверяли нас, что в погребе в плену магических кругов находился Вендиго, а оказалось, что это был сам Несару {Великий Небесный Дух, насылающий Большой Потоп}. Как вы могли ошибиться?

В ожидании ответа все молча глядели на вождя и вслушивались в грохочущий звук дождевых капель барабанящих по настилу типи.

- Я больше не могу быть вождем племени, - монотонно изрек Белый Столб Дыма. - Я больше не чувствую себя достойным быть им. С сегодняшнего дня я не буду принимать пищу и не произнесу ни единого слово. Я не сдвинусь с этого места и буду молиться до тех пор, пока Духи Предков не услышат меня и не оповестят о наших страданиях Мичабо {Мичабо спас людей от Вечной Тьмы и Большого Потопа}. А теперь, оставьте меня одного.

Жители племени послушно покинули типи Белого Столба Дыма. Бывший вождь смотрел им вслед какое-то время, после чего снова обратил свой взгляд вверх, подставив лицо каплям дождя. Уровень воды продолжал подниматься, достигнув высоты колена взрослого мужчины, а ливень продолжал идти с той же интенсивностью, чтобы подойти к концу только к началу нового дня.

К тому времени, когда дождь закончился, Кевин Нолан, Марк Уотер и Солнечный Луч уже были далеко от земель племени сиу.

2.

Кевин проснулся еще до рассвета, из-за того, что крыша типи начала протекать и капли дождя падали ему на ноги, руки, живот, грудь, лоб. Вначале он даже решил, что это чья-то шутка, но капли не прекращали тревожить его сон. Стоило ему открыть глаза, как он мигом вспомнил о ночном происшествии. Вскочив как ужаленный, он схватился за бок и, нащупав только небольшую узкую впадину, он предположил, что ему приснился страшный сон, только и всего, а все из-за того, что под шкуру, на которой он спал, попал камень. Именно камень впился ему в бок, а дремлющий мозг подкинул ему сон на тему ножевого ранения. Он даже усмехнулся, вспомнив о том, кто напал на него - шаман племени сиу. Это было глупо и смешно. Кевин бы и посмеялся над этим сном, если бы не капли дождя, которые беспрерывно падали сверху ему на макушку. Раскатистый гром, прозвучавший у него над головой и вспышка молнии, что осветила типи даже через плотное покрытие, заставили его вздрогнуть и снова подскочить на месте. Его индейские штаны были мокрыми, а под ним все буквально чавкало от влаги. Ливень не оставил ни единого сухого участка вокруг.

Кевин встал на ноги и глубоко вдохнул в легкие прохладный влажный воздух, от чего сильнее убедился в том, что его ранение в бок было ничем иным как дурным сном. Кевин был рад, что пробуждение положило конец кошмару, рад был проснуться и услышать гром и шум дождя, который за стенами его типи шумел сильнее Ниагарского водопада. Но, с другой стороны, он не мог понять причину начала осадков. Каким образом проклятие с земель индейцев сиу было снято? Кто стоял за этим? Неужели никакого проклятья все же не было, а были всего-навсего долгие годы сильной засухи?

Кевин не мог дать всему объяснение, но кое-что из приснившегося ему кошмара заставило его задуматься о причинно-следственных связях. А именно, он вспомнил ту часть сна, в котором перед ним предстал Тиф в образе одного из Четырех Темных. Образ получился странным и немного угрожающим. Если верить всяким толкователям снов, такой сон мог присниться ему, в том случае если он испытывал чувство вины перед Тифом. Но, к Тифу он испытывал до сих пор бурю чувств и все они относились к отрицательным, а вот чувство вины перед ним даже не обсуждалось.

Так или иначе, начало дождя могло быть обусловлена двумя причинами: одна объяснялась простыми метеорологическими изменениями в погоде, а другая - в непосредственном вмешательстве Четырех Темных.

Кевин искренне хотел верить в свое первое предположение, но оно было маловероятным в этом Мире. А вот вторая причина как раз была более правдоподобной, но, она не объясняла причин, которые бы могли заставить Их пойти на такой шаг. Какое им было дело до проклятия индейцев? Для того чтобы показать ему, Кевину Нолану, что Их сила не направлена только во зло и что Они вполне могут позволить себе делать и добрые дела? Такое объяснение было слишком наивным и уж точно такой поступок, не заставил бы Кевина относиться к Ним со снисходительностью. Для него Четыре Темных были Злом с большой буквы, пусть Они были ненавязчивыми в своем преследовании, давали о себе знать, когда ему грозила опасность и никто больше не мог прийти ему на помощь. Так или иначе, все это делалось Ими ради личной выгоды, не более. Жизнь и здоровье Кевина Нолана были для Них важны не меньше, чем для самого Кевина, но только до поры до времени.

Шум идущего ливня был угрожающим, но Кевин все же решил отодвинуть в сторону плед и выйти наружу. Вода лилась словно из бездонного ведра и интенсивность дождя было настолько сильной, что колени его слегка подкосились, а штаны стали невероятно тяжелыми и, если бы не шнурок, данный ему Солнечным Лучом, они наверняка бы давно сползи ему до колен. И только сейчас он вспомнил, что перед сном полностью избавился от одежды. Кто, в таком случае, натянул на него штаны? Не исключено, что это сделал он сам в полудреме, сразу, как только похолодало. Такое вполне могло быть, а потому он решил закрыть данную тему.

За пеленой проливного дождя было сложно что-либо разглядеть, но некое движение он все же уловил и все, потому что этот некто быстро приближался к нему.

- Кевин! - позвал его еле слышный голос.

Из-за дождевой стены перед ним возник Марк Уотер - уставший и взволнованный, но без сомнений здоровый и живой.

- Марк, я так рад тебя видеть! - прокричал Нолан. - Где ты был все это время?!

- Давай оставим разговоры на потом. Сейчас нам нужно выбираться отсюда и желательно идти в сторону горных вершин. С каждой минутой здесь становится небезопасно. Уровень воды продолжает повышаться!

Марк схватил его за запястье и потянул за собой.

- Погоди! - остановил его Кевин.

- Кевин, нам пора уходить! Меня отпустили только потому, что начался дождь. Я не хочу ждать новых обвинений в свой адрес из-за насланного потопа. Уж они могут обвинить меня и в этом!

- Я пообещал Солнечному Лучу взять ее с нами, и я хочу сдержать свое обещание!

- Что ты сделал?! - возмутился Уотер. Судя по его суровому выражению лица, он был категорически против такого предложения.

- Она тоже потеряла близкого человека. Я обещал ей помочь!

- Ты или твой дар правды?

- Я!

Марк нахмурился еще сильнее. Казалось, он был готов накричать на Кевина, но сдерживался из последних сил. Кевину это напомнило побег из темницы Андора, когда Тиф так же был возмущен из-за решения Кевина отправиться за Линин в комнату для омовения. Только в отличие от Тифа Марк попытался объяснить неправоту Кевина спокойным тоном, а если его голос был повышен, то только исключительно из-за сильного шума дождя.

- Четыре Темных не позволят дойти твоим спутникам до берегов Океана Надежд, максимум до Старого Мира и это твои слова! Я Скиталец и не мог отказаться от столь увлекательного путешествия. И ты меня предупредил, что вероятность того, что мне позволят увидеть Мир Вечности - крайне мала. А Солнечный Луч знает об этом? Ты рассказал ей о шансах дойти до Океана Надежд и попросить у Него исполнения своего желания?!

Кевин понимал, что Марк Уотер был совершенно прав и для Солнечного Луча будет гораздо лучше остаться в лагере и попытаться жить дальше без Дубовой Ветви и, возможно, спустя определенное время она снова встретит достойного мужчину, с которым сможет связать свою жизнь. А дорога к Океану Надежд может не только не оправдать ее ожиданий, но и причинить ее дополнительные страдания и боль.

- Я должен с ней хотя бы попрощаться и объяснить причины, по которым она не сможет пойти вместе с нами!

- Это плохая идея! - покачал головой Марк. - Ты вначале зародил в ней надежду на встречу с любимым человеком, которого она потеряла, а теперь хочешь эту надежду отнять! По-твоему она захочет слушать твои объяснения, почему ты ей отказываешь в этой возможности?! Думаешь, она просто согласиться с твоими доводами и пожелает тебе "доброго пути"?!

- Я не могу просто так уйти, не попрощавшись с ней и не попытавшись объясниться! Так поступают только трусы!

- Можешь! - настоял Марк. - Трусости в этом нет! Это единственно правильное решение, которое тебе дано!

Кевин не хотел соглашаться с Марком, но доводы его друга были слишком весомыми и в первую очередь потому, что в глубине души и сам Кевин все это прекрасно понимал. Солнечный Луч не сможет попасть в Мир Вечности, а только может попытаться это сделать. И что если у нее не получится увидеть Океан Надежд? В лучшем случае она будет обречена прожить всю оставшуюся жизнь в Старом Мире - в Мире, в котором все для нее будет чуждо. Марк - Скиталец, который привычен к постоянным сменам окружения. В конце концов, он был мужчиной. А на что Кевин хотел обречь хрупкую беззащитную женщину, которая ничего кроме поселения никогда не видела?

- Пойдем же, - добавил Марк, видя, что Кевин уже был готов с ним согласиться. - Не стоит долго оставаться на месте. Дальше дорога будет только сложнее.

В подтверждение слов Марка, дождь, по сравнению с которым даже тропические осадки казались слабыми, усилился и стал еще холоднее. Он шумел неистово, заглушая собой остальные звуки. С лица Кевина и Марка вода стекала ручьями, застилая глаза. Густой запах сырости забивал ноздри словно ватой. Дождь хлестал по ладоням и стекал ручьями с кончиков пальцев. Все чувства были в плену стихии - суровой и всемогущей. Могло показаться, что некая Сила снова вырвала его из этой реальности и перенесла в иной Мир. В Мир, где всегда идут проливные дожди. В Мир, где не знают что такое тепло, сухость и солнечный свет.

- Пойдем, - произнес Кевин.

Марк кивнул и повернулся к нему спиной. Кевин последовал за ним, стараясь не терять из вида силуэт своего друга, который словно путеводный маяк держался впереди него, как бы быстро Кевин не старался передвигать ногами, что было не так уж просто, учитывая высоту воды, которую уже не могла впитать в себе насытившаяся влагой земля.

Прошло больше часа с того времени как они отправились в путь, доведя движение ног до какого-то автоматизма, что сбивался лишь, когда ноги Кевина скользили по участкам грязи, где не росла трава. Марк изредка оглядывался назад, дабы убедиться, что Нолан продолжал следовать за ним, а не увяз окончательно в грязи. В каждый раз, когда Уотер оборачивался, Кевина охватывала злость по двум причинам: во-первых, из-за чувства своей беспомощности, которая подразумевала вечную опеку со стороны более опытных товарищей, а во-вторых - за весь пройденный час, сам Марк ни разу не поскользнулся и не выглядел беспомощным, от чего Кевин начинал искать изъяны в себе.

Кто-то прокричал его имя, но Кевин решил, что это ему просто показалось и только. Оглянувшись назад, он не увидел ничего кроме дождевых капель и серое марево за ними. Стоило возобновить ему шаг, как еле слышный голос снова раздался за его спиной и в этот раз он тоже не мог ответить себе наверняка: был ли крик или же ему просто он послышался.

- Что случилось?! - прокричал Марк, увидев, что Кевин остановился в очередной раз.

- Ты ничего не слышал?! Голос. Он звал меня!

- Нет, Кевин! Я ничего не слышал! Пойдем!

Постояв какое-то время на месте, вслушиваясь в дождевой шум, Кевин продолжил прерванный путь, поняв, что далекие крики всего лишь плод его воображения или же звуковой обман. Гром гремел, ливень шумел, но эти звуки не были идентичными на всех участках, а потому какой-то из звуков мог вполне походить на крик зовущего человека.

- Кевииииин!!!

- Только не говори, что и в этот раз ничего не слышал! -- обратился он к Марку, после чего развернулся и пошел назад в сторону зовущего.

- Кевин, остановись! - Рука Марка сжала его плечо и потянула на себя.

- Это Солнечный Луч!

- Ты в этом уверен?! - чеканя каждое слово, спросил Марк. Его пшеничные волосы потемнели от дождя и прилипли к голове, сделав его лицо практически неузнаваемым для Кевина. - Что если это дух заблуждения или что-то похуже?! B такую погоду мы легко станем жертвами тварей, что питаются одинокими путниками!

Кевин стоял неподвижно с минуту перед Марком, глядя ему в глаза, а когда раздался очередной зов, он резко отбросил руку Марка со своего плеча и направился навстречу Солнечному Лучу, не обращая внимания на недовольные крики Марка за спиной.

Ему пришлось пройти около сотни шагов назад, пока в поле его зрения не попал образ хрупкой женщины, что изо всех сил старалась не упасть. Кевин прибавил шаг и вот уже Солнечный Луч предстала перед ним, уставшая, мокрая и, конечно же, обиженная. Кевин хотел взять ее под локоть для поддержки, но женщина резко приподняла руки вверх, не дав ему к себе прикоснуться.

- Ты предал меня! -- воскликнула она с горечью и возмущением. - Почему ты это сделал?!

- Я не хотел подвергать твою жизнь опасности!

- Опасности?! -- переспросила она с нотками непонимания в голосе. -- Ты остановил обряд, который подразумевал мою смерть, пообещав мне встречу с моим любимым! И теперь, ты забираешь свои обещания назад?! Как ты можешь?!

Кевин сделал шаг вперед, приблизившись к ней вплотную. Солнечный Луч даже не шелохнулась, продолжая глядеть на него с недоверием и разочарованием. Он взял ее ладонь в свою и крепко сжал, чувствуя насколько холодны ее пальцы.

- Белый Столб Дыма сказал, что ни один из обрядов по перемещению в Мир Мертвых никогда не увенчивался успехом, поэтому я вмешался тогда! Я не мог позволить тебе умереть из-за призрачной надежды на встречу с Дубовой Ветвью!

- Почему?! Какое тебе дело до моей жизни?! Или ты решил посмеяться над моим горем?!

- Нет! - воскликнул он, сжав ее ладонь сильнее. - Я никогда бы не позволил себе такого!

- Тогда, почему зародив во мне надежду, ты так легко отказался от своих слов и ушел, не сказав и слово?! Ты мог хотя бы поговорить со мной перед уходом и объясниться!

- Так позволь мне это сделать сейчас!

- Зачем?! Почему я должна слушать твои оправдания сейчас?!

- Потому что ты стоишь передо мной и ждешь ответа!

Женщина была сильно обижена на него, чувствуя предательство с его стороны, но она все же не спешила и дальше упрекать его, дав ему возможность сказать что-либо в свое оправдание.

- Да, я прибыл из другого Мира. Да, я держу путь к Океану Надежд. И да, те, кто идут со мной могут попасть в Мир Вечности и загадать желание у Океана Надежд. Но, я никому не могу гарантировать безопасность, даже самому себе. А то, что этот путь опасен - я знаю наверняка. И опасным его делают не только неведомые дали и встречи с недоброжелательными людьми или же тварями, но и вполне настоящая угроза в лице Четырех Темных. Возможно, для меня Они не опасны, до тех пор, пока я не достиг Океана Надежд. Но, для сопровождающих меня людей все выглядит не столь безоблачно.

Марк подошел к ним и встал рядом с Кевином. Солнечный Луч только скользнула по его лицу взглядом, после чего быстро опустила голову, что не позволило Кевину прочесть в ее глазах страх. Марк же был невозмутим и спокоен. Казалось, что вовсе и не было ранних слов с его стороны и нежелание брать в их команду нового члена.

- При встрече с одним из Темных, Он пригрозил мне, что все мои спутники не дойдут до конца. В лучшем случае они останутся в Старом Мире. Я потерял уже одну спутницу в своем пути к Миру Вечности. Пусть причиной ее гибели были не Четыре Темных, а другие обстоятельства, все же я не хочу рисковать и твоей жизнью!

Кевин замолчал, ожидая ответной реплики от Солнечного Луча. Он не верил в свой дар убеждения, но рассчитывал, что высказанные им доводы могли объяснить ей причину его поступка. Он надеялся, что Солнечный Луч поймет его и вернется назад в племя к своим сородичам, раз и навсегда выкинув из головы идею о воссоединение с умершим мужем.

- Ты обещал мне, - еле слышно произнесла она, глядя на Кевина и не обращая внимания на Марка. - Обещание должно быть выполнено. Твои слова заставили меня отказаться от ритуала, а потому ты теперь в ответе за меня. Если я не дойду до Океана Надежд - в этом будет только твоя вина, а не вина Четырех Темных!

Кевин опешил от сказанных женщиной слов. После этого, никакие доводы больше не могли быть приведены с его стороны. Он понимал, что в ее словах больше горя и обиды, чем искренности, но все же они задели его за живое.

Кевин не подразумевал, что сказанное Солнечным Лучом, было адресовано не столько ему, сколько Марку Уотеру. Солнечный Луч продолжала глядеть исключительно на Кевина Нолана, а потому не могла ответить себе: изменилось ли что-либо в чертах лица главного адресата ее слов? Но, она не сомневалась, что Марк правильно истолковал ее послание.

- Нам надо отправляться в путь, - произнес Кевин и первым зашагал дальше. - Не отставай от нас.

Дождь продолжал лить как из ведра и создавать грохочущий шум, заглушающий все вокруг.

3.

Спустя пять часов пути, они спрятались от ненастья в лесу. Широкие ветви деревьев, сплетенные между собой, так или иначе, пропускали воду, но это было все же лучше чем дожидаться его завершения под открытым небом. Солнечный Луч продрогла до костей и как бы она не старалась не подавать вида, все ее тело беспрерывно дрожало от холода. Кевин предложил ей свою верхнюю одежду, в качестве навеса, но женщина отказалась принимать ее.

- Возьми, - настоял Кевин.

- Не стоит, - отказалась она, сидя на корточках, прислонившись к стволу ели и скрестив руки на груди. - Со мной все в порядке.

- Ты сказала, что теперь я ответственен за твою жизнь. А раз так, ты должна брать то, что я предлагаю.

Солнечный Луч ничего не ответила, что заменило Нолану согласие с ее стороны. Кевин накрыл ее голову и плечи рубахой из кожи, которую ему ранее дала сама женщина, после чего покинул ее, подойдя к Марку.

Сам Марк был как никогда молчалив. Он орудовал топором с профессионализмом плотника, отсекая нужные ему ветви. Из тех заготовок, что он уже собрал, можно было сделать навес, под которым бы поместились три человека, но он пока и не думал останавливаться, объясняя это тем, что хотел сделать навес трехслойным, через который бы не просочилась ни одна дождевая капля. Кевин присел перед отрезанными ветвями и принялся обвязывать нитью четыре очищенные ветви, которые должны были послужить каркасом для навеса.

- Вижу, ты не рад, что Солнечный Луч пойдет с нами, - произнес Кевин, не отрываясь от дела.

- Тебе решать, кто будет твоим спутником, а не мне. Я только могу давать тебе советы, к которым ты посчитаешь нужным прислушаться или же нет. - Марк пожал плечами и подошел к другому дереву, к ветвям которого он мог дотянуться, не прибегая к лазанью по стволу.

- Я осознаю всю опасность, которой я подвергаю жизнь Солнечного Луча, я также понимаю, что у нее не много шансов оказаться в Мире Вечности и все же, я рад, что она отправилась с нами в путь.

- Думаешь, она сможет заменить Линин?

- Да, - кивнул Кевин, хотя и не собирался признаваться в этом ни Марку, ни самому себе. - Я чувствую вину перед Линин, а Солнечный Луч сможет искупить ее. Я буду оберегать ее от опасности и не позволю Четырем Темным причинить ей вред. Если Они хотят вернуться назад в Мире Вечности, Им придется играть по моим правилам.

Кевин поднял изготовленный каркас, что качался на воде и проверил прочность креплений. Каркас был вполне крепким, после чего он принялся укладывать в ряд ветви, как можно плотнее друг к другу.

- А я?

- Что ты? - переспросил Кевин.

- В твои планы по установлению ультиматума Четырем Темным вхожу и я или только Солнечный Луч?

- Ты мне не менее важен, чем она, Марк, - заверил он Уотера. - Я не стану никем из вас жертвовать. Но для тебя ведь не столь важно дойти до Океана Надежд, ты ведь говорил мне, что будешь довольствоваться простым путешествием по Мирам. Или что-то изменилось?

- Нет, не изменилось, - ответил Марк, хотя в его голосе не чувствовалось искренности. Срубив еще одну ветвь, он присел рядом с Кевином и принялся укладывать ветви на каркас с другого от Нолана конца. - Океан Надежд мне безразличен.

Когда навес был завершен, оказалось что срубленных веток хватало бы с лихвой еще на пару навесов, но эти ветви они использовали в качестве возвышенности, для того, чтобы не оставаться в воде, уровень которой продолжал расти. Кевин позвал Солнечный Луч под навес, и она не стала отказываться от приглашения, но поспешила вернуть Кевину верхнюю одежду, после чего присела рядом с ним, так чтобы от Марка ее отделяло максимально возможное в таких условиях расстояние, что не осталось незамеченным Ноланом.

- Марк Уотер не Вендиго и его нечего бояться, - произнес Кевин, но согласия от Солнечного Луча не дождался.

Они просидели молча и практически неподвижно под навесом почти два часа. Марк Уотер задумчиво глядела на то, как капли дождя падают вниз и формируют круги на водной поверхности, а Кевина больше интересовало открытое пространство вне леса, которая была полностью затоплена, от чего зрительно казалось, что их окружал безграничный океан и лишь где-то вдали из-под воды вырывались могучие и высокие горные вершины.

- Мне надо отлучиться по нужде, - сказала Солнечный Луч, выходя из-под навеса.

- Смотри только не потеряйся. Если что-то произойдет -- кричи.

- Хорошо, Кевин.

Она прошла вглубь леса несколько десятков шагов, прежде чем решила остановиться. Дождь шел не прекращаясь уже долгое время, но Солнечный Луч все еще никак не могла привыкнуть к нему. За всю свою жизнь она видела воду только в небольшом количестве и просто представить не могла, что живительная влага, которую с детства все жители племени ценили на вес золота, могла просто так падать с неба и покрывать собой землю. Дождь казался чудом, пусть даже ей было холодно и сыро, от чего в ногах и руках она уже чувствовала ноющую боль.

Солнечный Луч поднялась с корточек и поправила свою юбку и передник, а обернувшись, столкнулась лицом к лицу с тем, по чьей воле и начался этот сильный и бесконечный ливень. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга: она с испугом, а он с осуждением.

- Чего тебе надо? - спросила Солнечный Луч, слегка согнувшись в сторону, в надежде увидеть за спиною Уотера Кевина Нолана.

- Хотел поговорить с тобой, - произнес Марк, так же согнувшись в сторону, заслонив ей обзор. - Рискну предположить, что ты знаешь кто я такой.

- Ты один из Четырех Темных, - не стала скрывать свою осведомленность Солнечный Луч, хотя после этого признания по ее телу прошлась крупная дрожь. - Ты хочешь меня убить?

- Даже если я хочу тебя убить, я не стану этого делать. Боюсь, после слов сказанных Кевину ты связала мне руки. Но, не спеши радоваться. Придет день, и ты сама пожалеешь, что отправилась с нами в путь. Я об этом позабочусь.

- А что если я расскажу Кевину правду о тебе? - попыталась принять вызов Солнечный Луч, хотя дрожь в ее голосе была слишком заметной.

- Тогда, ты развяжешь мне руки. - Марк вытянул вперед свою ладонь и, прежде чем женщина успела отстраниться, дотронулся до ее амулета, в котором все еще сидел плененный дух. - Зря Кевин остановил ритуал. Для всех, включая и тебя, было бы гораздо лучше довести его тогда до конца.

Марк сделал шаг в сторону, дав понять, что их разговор подошел к концу. Солнечный Луч поспешила удалиться, желая поскорее уйти на относительно безопасное расстояние от могущественного колдуна, но пламя страх, поселившийся в ней, уже ничем нельзя было погасить.

ВСТАВКА

Красный

Орсон Беннеке прожил долгую и насыщенную жизнь. За свои семьдесят лет он повидал много хорошего и не очень. Видел он, как рождались его дети, как они росли, как умирали по тем или иным причинам. Видел, как люди бескорыстно помогали друг другу, и видел, как предавали те, кто казался лучшим другом. Да что там говорить, он и сам не редко делал добрые поступки, а затем поступал подло, от чего корил себя на старости лет за содеянное.

Несколько недель назад он проснулся ночью в своем тихом и пустом доме от непонятных голосов, что доносились за окном. Он долго вслушивался в ночную тишину, пока до него не дошло, что голос был женским и больше походил на плач. Плач бэнши. Так, в течение нескольких минут, он осознал, что его жизненный путь вскоре должен подойти к концу. И нельзя было сказать, что его испугало эта новость, отнюдь - он ждал свою смерть уже несколько лет, с тех пор как умер последний из его сыновей и теперь он оставался один на целом свете.

Утром он окончательно пришел к выводу, что обязательно заведет записную книжку и будет вписывать в нее все жизненные поступки, которыми можно было гордиться и те, за которые ему было стыдно. Таким образом, он хотел подвести жизненный итог: хорошим ли он был человеком или же плохим, будут ли в списке больше приятных воспоминаний о самом себе или же их перевесят плохие.

В день, когда начался дождь, каких ему еще не доводилось видеть никогда за все семьдесят лет жизни, он оставался сидеть дома и вспоминать прошлое. За те два дня, сколько шел ливень, он сделал не меньше шести десятков записей с перечислением своих хороших и плохих поступков. А когда дождь закончился и все жители поселения Биналь решились выйти из домов на улицу, для того чтобы оценить силу стихии и нанесенный ею ущерб, Орсон окончательно поставил точку в своих записях. Теперь оставалось только провести подсчет всем своим поступкам, чего Орсон боялся делать -- он был уверен, что плохое перевесит чашу весов и он уйдет на Землю Мертвых с печатью плохого человека. И не важно, что никто и никогда в жизни не укорял его и не считал плохим, главное было то, как он будет относиться к себе сам на смертном одре.

Он растягивал момент подсчета, как мог: то напоминал себе о том, что нужно было залатать протечки в крыше, то вспоминал, что нужно было помыть посуду, оставшуюся после принятия пищи, то напоминал себе о своем же обещании починить стул, который ужасно скрипел в каждый раз, когда он садился на него и вставал.

И только когда он уже не знал, чем бы ему еще заняться, он вернулся к столу, на котором лежала записная книжка, и открыл ее. Подсчет занял у него не меньше десяти минут, но уже к восьмой минуте он уже знал, что его хорошие поступки перевесят плохие с небольшим отрывом, но все же достаточным для того, чтобы остаться довольным результатом.

Закрыв записную книжку, он с облегчением вздохнул и направился к входным дверям. Столь великолепный результат нуждался в поощрении в виде одного стаканчика хорошего виски, который продавали в местном салуне. Он всегда любил виски, но пил его редко по разным причинам. Он воздерживался от выпивки вначале для того, чтобы его скоропостижно скончавшаяся жена могла назвать его образцовым мужем, затем для того, чтобы показать пример своим сыновьям, что от алкоголя можно и нужно отказываться, а затем не пил просто по привычке и в память о потерянных родных и близких.

В салуне было многолюдно и весело. Всех этих людей он знал и уважал каждого по-своему. Многих он мог назвать хорошими людьми, у кого количество хороших поступков наверняка преобладали над плохими. Были и те, с кем он никогда бы не сел за один стол. Но, все они были его соседями - теми, кого он знал многие годы, кого он привык видеть в каждый день и с кем он здоровался при встрече.

Он сел у стойки бара, пожав несколько крепких рук по пути, и заказал себе долгожданный стаканчик с виски. В этот самый момент в салун вошел человек, который тут же привлек к себе внимание Орсона. В это мгновение он понял, что если ему и суждено умереть сегодня, то причиной тому будет именно этот незнакомец.

Тот стоял в дверях с поникшей головой, сутуля плечи и опустив руки вниз, словно самый уставший человек на всем белом свете. Дождевая вода стекала с него на деревянный пол как из дуршлага. И никому не было до него никакого дела, кроме Орсона, рука которого замерла с рюмкой виски на полпути. Беннеке не мог понять, что так ужаснуло его в незнакомце, пока, наконец, не заметил нечто пугающе необычное - капли дождя, что стекали с его тела и падали на сапоги в мгновение ока превращались в пар. Могло показаться, что сразу после попадания под дождь, незнакомец долго и с усердием танцевал на раскаленных углях.

Голова человека пришла в движение. Она медленно повернулась в сторону камина, в котором горел огонь. Губ незнакомца тронула улыбка. После этого все его тело пришло в движение. Развернувшись, он направился в сторону камина, а там, где подошвы его сапог еще недавно касались деревянного настила салуна, остались два обгоревших следа. От увиденного, глаза Орсона стали настолько широкими, насколько это позволяли его веки.

Незнакомец присел около камина и вытянул вперед руки, и только теперь все завсегдатаи салуна заметили его присутствие.

- Ты что делаешь, дурень! - прокричал один из соседей Орсона Беннеке, видя то, как человек сует руки прямо в пламя огня.

- Кто он такой? - спросил другой завсегдатай у своего товарища. - Ты его раньше видел?

- Нет - ответил третий, глотая виски залпом. - В дружбе со скудоумными я не был замечен.

Незнакомец никак не реагировал на их слова, продолжая держать руки в огне, а капли дождя шипели на его коже как на сковороде.

- Эй, приятель! - прокричал хозяин салуна, стоя за барной стойкой и от его крика Орсон Беннеке вздрогнул. - Здесь тебе не приют для бродяг. Раз зашел в салун - заказывай что-нибудь выпить!

- Странно, - произнес незнакомец, и все голоса в салуне мигом утихли. Всем было интересно услышать, что скажет человек, имя которого никто не знал и который продолжал держать руки в огне, словно тот не причинял ему ни малейшего вреда. - Всегда любил горячительное, но, что-то мне подсказывает, я не получу удовольствия от виски больше никогда.

- Парни, ставлю стакан моего лучшего пойла любому, кто вышвырнет проходимца из салуна! - прокричал хозяин, а Орсон вновь непроизвольно вздрогнул. Он захотел предостеречь хозяина заведения от такой затеи, но уже с дюжину любителей дармовщины, вскочили со своих мест, готовые вышвырнуть бродягу за двери салуна.

Они не успели прикоснуться к нему, так как человек резко поднялся на ноги и развернулся к ним лицом. Они встали перед ним как вкопанные, глядя на его охваченные пламенем руки. Глаза незнакомца горели красным светом, и Орсон готов был спорить на собственную голову, что цвет глаз не был простым отражением огня.

- О, Мир Мертвых! - воскликнул один из добровольцев. - Что ты такое?!

- Я то, что принесет вам избавление от мирской суеты.

Произошедшее далее, ввело Орсона Беннеке в парализующий ступор. Языки пламени, сравнимые с щупальцами озерного чудовища, начали вырываться из тела незнакомца и накидываться на все вокруг: на стены, на потолок, на столы, на стулья, на людей. Жар пламени окатил волною все тело Орсона Беннеке, но сам огонь не коснулся его, чего нельзя было сказать об остальных жителях Биналя. Многие не успевали даже вскрикнуть, сразу превращаясь в черные головешки, призрачно напоминающие сами себя еще несколько секунд назад. Огонь трещал и шипел, шел волнами по стенам и потолку и поглощал все, что попадалось ему на пути. Орсон чувствовал сильный жар, который болью отзывался на всех участках его тела, но ступор продолжал сдерживать его на месте. Он с ужасом не отрывал взгляда от незнакомца, который в эти минуты выглядел настоящим ходячим бедствием. Он уже был одет во все красное и большой капюшон скрывал его лицо, но даже в такой одежде он хорошо выделялся на фоне огня, который принимал разные формы - от волн, до вихрей.

Колдун подошел к Орсону Беннеке и какое-то время просто стоял перед ним, в то время как волосы на голове, бровях и ресницах старика тлели и осыпались пеплом. Затем, повелитель огненной стихии выхватил из его ладони стакан виски, который так же был охвачен пламенем и залпом осушил его.

- Как я и ожидал - никакого удовольствия, - произнес колдун.

В его голосе не было ничего человеческого. Бросив стакан на пол, колдун вышел из салуна и очень скоро исчез в тумане пара от дождевых капель.

Орсон Беннеке вышел из ступора спустя минуту, после ухода могущественного мага и только тогда ощутил жуткую боль от ожогов. Выскочив на улицу, он встал под дождь, выискивая взглядом того, кто убил в течение минуты почти всех мужчин селения, но никого не увидел.

Пожар в салуне привлек внимание остальных жителей Биналя, которые повыскакивали из своих домов: кто-то для того, чтобы поучаствовать в его тушении; кто-то для того, чтобы выкрикивать имена своих родных, оставшихся внутри; кто-то для того, чтобы просто поглядеть на огонь.

Орсону Беннеке до всего этого не было никакого дела. Он продолжал вглядываться вдаль и молить Океан Надежд, чтобы его глаза не уловили даже намека на силуэт могущественного колдуна.

- Орсон! Орсон, что произошло?!

Кто задал ему этот вопрос, Орсон не имел понятия, да это и не имело значения.

- Бэнши плакала не по мне, а по тем, кто остался внутри, - только и произнес он, но осознания этого факта не принесло ему облегчения.