1

Гилберту Коннорсу с каждым днем становилось все лучше. Силы постепенно возвращались к нему, и даже нога, которая больше всего пострадала при обвале штольни, начала побаливать, давая понять своему хозяину, что нерв все еще был дееспособен, и вполне могла быть восстановлена его прежняя чувствительность. А ведь всего этого могло и не быть, если бы не лекарства, которые готовили специально для него Рэйчел и Джордж Либрук. Делали они это по отдельности, но Гилберт не сомневался, что оба лекарства были одинаково полезными и обладали хорошими заживающими и болеутоляющими свойствами. Зелья Либрука помогали ему благодаря своей силе, а зелья дочери — скорее благодаря ее любви к отцу.

Глава общины навестил его в лазарете уже на второй день после их не совсем приятного диалога. Он попросил у Гилберта прощение и сказал, что вел себя неподобающим образом. В его голосе читалась искренность, и у Коннорса не было причин ему не верить. Он с радостью принял извинения Джорджа Либрука, но при этом посчитал важным сообщить ему, что его ранее озвученное решение оставалось в силе — он все еще хотел покинуть общину вместе с Рэйчел ради тихой фермерской жизни. Джордж Либрук сдержано кивнул и сообщил, что примет любой его выбор, пусть даже ему, Джорджу Либруку, этот выбор будет не совсем по душе.

— Так или иначе — это твоя жизнь, — смиренно произнес глава общины. — И тебе решать, как ей стоит продолжиться.

— Я благодарен вам за все, сир Либрук. И никогда не забуду вашей мудрости и доброты, — ответил Гилберт, после чего они пожали друг другу руки.

В лазарете он пролежал почти два месяца и все это время, он практически оставался единственным больным. За эти два месяца его навестить пришли почти все члены общины, а кое-кто и по несколько раз. Джек Беллами и Алекс Криз были одними из таких. Они навещали его вдвоем, по отдельности и каждый со своими женами. Во время этих визитов, они долго и о многом разговаривали, держали его в курсе дел и просто травили всякими веселыми байками. Таким образом, за эти два месяца Гилберту удалось узнать Алекса и Джека лучше, чем за все время их знакомства. И с каждым новым их визитом, он все больше проникался к ним уважением и дружеской симпатией. Он даже обмолвился им о своем желание покинуть общину и купить небольшую ферму на заработанное золото на рудниках и получил одобрение, как от Джека, так и от Алекса.

— Община хорошее место для подпитки угасших сил или когда тебе некуда идти, — признал Джек Беллами в тот день, когда он пришел навестить Гилберта в больничной зале вместе с Алексом Кризом. — Но, если у тебя есть цель, которую не достичь в этих стенах, лучше послушаться своего внутреннего голоса и отправиться в путь.

— Ты так говоришь, словно и сам готов покинуть общину хоть сегодня, — усмехнулся Криз, толкнув плечом Джека.

— Нет, покидать общину в ближайшем будущем я не намерен. Эйрин здесь нравится, и она считает общину своим домом. А кроме нее у меня будущего никого нет. Я готов прожить здесь все отведенное мне время, лишь бы просыпаться по утрам с любимой в одной постели и видеть, как растет наш сын.

— А при первой нашей встрече тебя воротило от одного упоминания об Океане Надежд, — усмехнулся Алекс, а вместе с ним засмеялся и Коннорс.

— Ничего не изменилось, мой друг. Океан Надежд — пропади он пропадом. Пусть в него верят все вокруг, но для меня эти два слова ничего не значат до сих пор.

Алекс и Джек ушли, пожелав ему скорейшего выздоровления. Спустя час после их ухода, к нему наведался Арон Стейтем с Джорджем Уилкоксом из его рабочей бригады. Затем пришли Карла и Фрэнк Робинсы, с которыми он часто оставлял Рэйчел, когда та была еще совсем малюткой. А уж за ними, когда Гилберт успел задремать, пришла сама Рэйчел с новой настойкой из трав. Лекарства дочери он всегда принимал с удовольствием, так как ее настойки всегда были приятными на вкус и запах, в отличие от тех, которые приносил ему Джордж Либрук. Но, в то же время, именно после настоек Либрука он чувствовал мгновенный прилив сил и притупление боли. Рэйчел он об этом не рассказал, чтобы не ранить ее чувства, но в душе Гилберт радовался тому, что его дочь не имела никаких ведьминских задатков, а была обычной девочкой.

Он выпил все до капли, после чего поцеловал дочь в лоб. Девочка обняла его за шею и опустила свою голову на его широкую грудь.

— Я очень сильно хочу, чтобы ты поскорее выздоровел. Одна только мысль, что я могу тебя потерять, причиняет мне сильную боль.

— Откуда у тебя такие мысли? Я ни за что не покину тебя. Ну, по крайней мере, пока ты не повзрослеешь, тебе начнут нравиться мальчики и кто-то из них похитит твое сердце. Тогда ты сама покинешь своего старого отца.

Рэйчел засмеялась, после чего вытерла скатившуюся по щеке слезу.

— Нет, такое не случиться. Я буду всегда жить с тобой.

— Ну, ты это сейчас так говоришь, но придет время и желание завести свою семью станет твоей главной жизненной целью.

— Даже если и так, я все равно тебя не забуду и буду часто навещать.

— А вот здесь я ловлю тебя на слове.

Рэйчел снова засмеялась, после чего поцеловала отца в щеку.

— Я люблю тебя, папа.

— И я тебя, Рэйчел, очень сильно люблю.

Уже с начало сумерек, когда Рэйчел покинула его, в лазарет вошел Джордж Либрук. Прежде чем подойти к его койке, он зажег от свечи три масленых фонаря, висящих на цепи под потолком.

— Как твое самочувствие, Гилберт? — спросил глава общины, погасив свечу, сразу как в лазарете стало светлее.

— С каждым днем все лучше, — искренне ответил Гилберт. — Ваши лекарства очень благоприятно действуют на меня.

— Рад слышать, — улыбнулся Либрук и присел на стул у изголовья его койки. Достав очередной пузырек из рукава своей мантии, он протянул его Коннорсу. — Это зелье поможет твоей ноге быстрее восстановиться. Возможно, быстро бегать ты уже не будешь, но при обычной ходьбе, думаю, не будет заметно даже хромоты.

Гилберт выпил лекарство залпом, скривился от его мерзкого послевкусия, вытер краем простыни влажные губы, после чего вернул пузырек обратно Либруку. Зелье обожгло горло как самый настоящий самогон, после чего обволокло жаром стенки желудка. Исходя из раннего опыта, он знал, что зелье должно было подействовать уже через десять минут.

— Я хотел бы попросить у вас прощения из-за того, что вы слишком много времени тратите на изготовления зелий для меня и к тому же всегда приносите их самостоятельно.

— Не стоит, Гилберт. Я рад, что мои колдовские знания помогают тебе быстрее выздороветь и встать на ноги. Уверен, для такого сильного и самостоятельного мужчины коим ты являешься, беспомощность и хвора, воспринимаются как тяжелое необоснованное проклятие.

— Да, — усмехнулся Коннорс. — Никогда не любил проводить день в постели. Даже когда подцеплял простуду, старался переносить ее на ногах.

— Все мы люди, Гилберт, и не можем полностью отгородиться от болезней и травм. Но, не беспокойся, очень скоро ты поправишься и сможешь исполнить свою мечту о ферме.

— Да, уже не могу дождаться того дня, когда стану полноправным владельцем своей фермы. И еще, я возьму только часть золота, которое мне причитается.

— Нет, Гилберт, — покачал головой глава общины. — Ты долго служил верой и правдой и я хочу, чтобы все твои труды были оплачены по заслугам.

— Все что я делал, я делал не ради золота, а ради общины и хочу, чтобы жители знали об этом. Я возьму столько золото, сколько мне потребуется для покупки фермы и для того, чтобы удержаться на плаву в первые годы. Больше мне ни к чему.

— Как скажешь, — пожал плечами Либрук. — Ты можешь распоряжаться своим золотом, так как посчитаешь нужным. И можешь не волноваться, община всегда ценила твой труд, и даже после твоего ухода будет вспоминать тебя добрым словом.

— Жители общины и вы, сир, всегда были добры ко мне и к моей дочери. — Резкая боль в груди заставила Гилберта замолчать. Но пришедшая неожиданно боль, так же неожиданно отступила. Он бы не придал ей большого внимания, да только сила этой боли твердила ему, что оставлять этот приступ без внимания было неправильно.

— Да, и даже после твоей смерти мы будем очень внимательны к Рэйчел и не позволим ее горю по тебе стать невыносимой.

— Что вы сказали? — удивлено произнес Гилберт, и снова сильная вспышка боли сжала его грудь, от чего он даже скрутился в конвульсивном припадке. — Что… что вы сделали со мной?!

— А ты думал, я позволю просто так тебе уйти и забрать с собой Рэйчел? — спокойно спросил Джордж Либрук, словно разговор шел о завтрашней погоде. — Если бы ты не был настолько упрям, я бы оставил тебе жизнь. Ты сам выбрал свой путь, и винить в этом можешь только самого себя.

— Что, что вы мне дали?! Яд?!

— Нечто, что перенесет тебя к берегам Стикса уже через несколько минут.

— Рэйчел! — прохрипел Гилберт с безнадежностью, чувствуя, как что-то невероятно жгучее разъедает стенки его желудка и распространяется на остальные внутренние органы. Он начал кашлять кровью и некими отвратительного вида сгустками. Он не сразу понял, что это были его внутренности, разорванные в клочья. Кровавые капли разлетелись настолько далеко в разные стороны, что попали не только на его больничную койку, но и на пол лазарета, а также на лицо и сутану его убийцы. Кровавые капли на бледном лице Джорджа Либрука добавляли его внешности хищности и коварства. Гилберту захотелось задушить своего мучителя, и он даже вытянул руки вперед, но не смог дотянуться до главы общины. Вместо этого он упал с койки, отчего боль усилилась троекратно. — Рэйчел!

— Она останется в общине рядом со мной, — уверенным тоном изрек Джордж Либрук. — Со временем она даже научиться называть меня "отцом", а затем, с помощью нескольких магических заклинаний она забудет о твоем существовании.

— Никогда!!! — взревел Гилберт Коннорс, стараясь подняться с пола, но у него не получалось даже выпрямить локти. — Она никогда не назовет тебя отцом!

— Поверь мне — назовет. Научилась ведь этому Эйрин. Научиться и Рэйчел.

— Зачем…, — уже совсем тихо от бессилья прохрипел Гилберт, все еще отхаркивая собственные внутренности. — Зачем тебе это?

— Океан Надежд. Его сила манит меня, и я не могу сопротивляться его зову. Путь до него не легок и мне понадобятся верные слуги, которые будут готовы отдать за меня жизнь. А слуги с магическими способностями всегда будут цениться больше, чем те, которые ими не обладают. Я уже чувствую приближение человека, который сможет привести меня к Его берегам. Он уже близко. Очень близко.

— Надеюсь, что… у тебя… ничего не получиться.

— К счастью, твоим желаниям не суждено сбыться.

— Как ты объяснишь всем… всем мою смерть? — уже полностью ослабев, выдавил из себя Коннорс.

— Удар. Сердечный приступ.

— Удар, Слишком много… много крови для простого…

— Об этом тебе не стоит волноваться, Гилберт. Оставь решение этой проблемы мне.

Гилберт ничего больше не произнес. Даже если бы ему и было что сказать, он бы промолчал, а все потому, что жизнь окончательно покинуло его тело и его мучения прекратились. Он лежал на абсолютно чистом полу лазарета в абсолютно чистой одежде без малейшего намека на кровавые капли. Зелье именно так и действовало — вызывала галлюцинации и люди умирали от самовнушения, сами себе выбирая смертельные симптомы. Джордж Либрук гордился зельем собственного изготовления и был рад, что ему, наконец, удалось испробовать его на человеке, а не на животных, обитающих в пределах общины. Эффект был просто замечательным. Эксперимент был завершен удачно. Джордж Либрук потушил масленые фонари, после чего вышел из больничной залы с довольной улыбкой на лице.

 

2

Ранним утром следующего дня, Рэйчел пришла навестить своего отца и застала его лежащим на полу без признаков жизни. На ее крик в лазарет сбежалась почти вся община. Одним из последних появился Джордж Либрук. Он и констатировал смерть Гилберта Коннорса от сердечного приступа. Когда тело унесли в специальное помещение, куда укладывали тела скончавшихся членов общин, перед их кремацией, остальные жители отправились в зал для молитв, где приготовились выслушать речь главы общины. Джордж Либрук вначале попросил Пенни Криз — жену Алекса — напоить Рэйчел горячим чаем, предварительно добавив в него три капли успокоительного зелья. Пенни пообещала выполнить его поручение, а также пообещала, что после отправки в прачечную простыней, на которых скончался Гилберт Коннорс, примет участие в поминальной службе.

Пенни привела рыдающую Рэйчел на кухню и усадила ее за стол. Поставив воду кипятиться на огонь, она присела рядом с девочкой и принялась утешать ее и гладить по голове. Рэйчел тут же прижалась к Пенни Криз всем телом и уткнулась лицом ей подмышку.

— Почему?! Почему он умер?! — причитала девочка. — Я ведь делала все правильно! Он должен был выздороветь! Почему, дисэль Криз?!

— У твоего папы отказало сердечко, милая моя. Здесь нет твоей вины.

— Он должен был выздороветь! Должен! Он не мог оставить меня совсем одну!

— Ты не одна, мы все о тебе будем заботиться. Погоди, я дам тебе что-то вкусненькое. Ты ведь любишь печеные яблоки.

— Нет, дисель Криз, я не хочу есть! — не переставала рыдать Рэйчел. — Я хочу умереть!

— Не говори так. Сир Либрук дал мне приготовленное им зелье. Я его добавлю в чай, и тебе тут же полегчает. — Она торопливо приготовила чай из лечебных трав, затем добавила три капли зелья, после чего положила часку на стол перед Рэйчел.

— Выпей.

— Я не хочу.

— Милая моя, ты должна его выпить. Сделай хоть три глотка не больше.

Рэйчел все еще с трудом сдерживая рыдания, взяла в руки чашку и пригубила из нее. Тут же всхлипы девочки стали утихать. Она сделала еще один глоток и уже только влажные щеки напоминали об ее недавнем подавленном состоянии. Когда же она сделала и третий глоток, то в ее глазах снова возникло детское любопытство и интерес к жизни.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Пенни Криз.

— Намного лучше. Благодарю вас.

— Благодарить надо не меня, тебе помогло зелье сира Либрука.

— Можно я вернусь в свою комнату?

— Конечно. Я тебя проведу.

— Не стоит. Я сама. — Рэйчел встала из-за стола и неторопливо вышла из кухонного зала.

Пенни Криз проводила ее взглядом, после чего потерла веко ладонью. Во время сегодняшней готовки пищи, на ее правое веко попала капля раскаленного подсолнечного масла, и теперь боль от ожога причиняла ей неудобство, заставляя время от времени прикасаться к нему. Конечно эту боль нельзя было сравнить с той, что она испытала в раннем детстве от полученной травмы, которое навсегда оставила на ее миловидном лице большой шрам. Этим шрамом ее наградил старший брат, который с рождения страдал от душевного расстройства и имел маниакальное влечение к острым и колющим предметам. Однажды его игры зашли слишком далеко. Он вообразил себя индейцем, снимающим со своих врагов скальп. К несчастью для Пенни, этим врагом стала она. На следующий день, отец Пенни взял с собой Стью (так звали ее брата) на прогулку. Вернулся он под вечер один. Пенни не знала, куда делся Стью, но была рада, что тот покинул их дом хоть на короткое время. Но время шло, а Стью не возвращался. Пенни почувствовала неладное, но спросить у родителей о местонахождении брата, она так и не решилась. И не потому, что боялась услышать или прочесть в родительских глазах страшный ответ, а потому, что боялась — этого страшного ответа она как раз и не получит. Стью хоть и был ей братом, он все же был слишком жестоким и со временем его опасные игры могли закончиться чьей-либо смертью. С момента исчезновения Стью, Пенни приводилось плакать и не один раз, но никогда эти слезы не были по пропавшему брату. Но все те слезы, которые обронила она за тридцать лет своей жизни, не шли ни в какое сравнение с теми, что она видела сегодня на щеках юной девочки, потерявшей своего отца.

Пенни Криз тяжело вздохнула, после чего направилась обратно в лазарет, чтобы прибрать опустевшую койку, на которой лежал Гилберт Коннорс и отправить в прачечную (которая была обычным амбаром с несколькими плетеными корзинами) простыни.

В лазарете как всегда было солнечно из-за больших окон и очень тихо, несмотря на приглушенные голоса, доносящиеся из молитвенного зала. Легкий ветер раздувал белые занавесы, впуская внутрь солнечных зайчиков, что прыгали по стенам, пытаясь догнать друг друга. Пенни, держа корзину в руках, подошла к постели, на которой лежал Коннорс. Положив корзину на пол, она протерла веко, которое, скорее всего уже было красным, как от ожога, так и от ее частых прикосновений, после чего принялась за работу. Она отправила шерстяной плед в корзину и то же самое хотела сделать и с простыней, когда ее внимание привлекло некое зеленовато-черное пятно на нем. Пятно отдаленно по форме напоминало человеческие губы. Пенни прикоснулась к пятну, протерла его подушечками пальцев, затем осторожно поднесла простынь к носу, пытаясь уловить какой-либо запах. Ничего. Пятно не стиралось и не имела посторонних запахов.

— Что это такое? — спросила она сама себя. Пенни провернула простынь другой стороной, на которой зеленовато-черное пятно было коричневого цвета с желтыми краями. Такое пятно может оставить пламя, если его поднести достаточно близко к материи, но при этом не настолько близко, чтобы проделать в ней дыру. Неужели Гилберт Коннорс пытался курить в больничной зале? Пенни не могла утверждать, но ей всегда казалось, что Гилберт был одним из тех немногих мужчин общины, которые не считали курение неотъемлемой частью жизни любого представителя сильного пола. — Что бы это ни было, щелок со всем справиться.

Уверено кивнув головой, Пенни бросила простынь в корзину, потерла пальцами досаждающее веко, после чего отправилась с грязным бельем в прачечную.

* * *

Ей стало плохо у дверей в молитвенный зал. Вначале Пенни почувствовала жгучую боль в области глаза, веко которого пострадало от капли раскаленного масла, от чего у нее даже помутилось в глазах. Она прислонилась к стенке, почувствовал сильную слабость во всем теле. Все вокруг закружилось, окутываясь туманом. Сотни иголок начали впиваться ей в глаз, постепенно увеличивая свое количество и распространяясь по всему лицу. Боль становилась все сильнее. Пенни попыталась позвать на помощь, но прежде чем ей это удалось, ее сознание отключилось, и она упала на пол как подкошенная.

* * *

Очнулась она уже в своей постели. Рядом с ней сидел ее муж Алекс и еще несколько членов общины, среди которых был Джордж Либрук, его дочь Эйрин, Джек Беллами и Баррет Гибсон.

— Что произошло? — спросила Пенни своего мужа.

— Ты потеряла сознание, — ответил Алекс. Как он не старался, но тревогу в голосе он не смог подавить. — Как ты сейчас себя чувствуешь?

— Голова болит. Не так сильно как перед обмороком, но все еще ощутимо. Не понимаю, почему это произошло?

— Не стоит беспокоиться, — вышел на первый план Джордж Либрук. — У меня есть хорошее зелье, которое быстро снимет головную боль.

— Благодарю вас, сир Либрук, — произнес Алекс, поглаживая жену по ее темно-каштановым волосам.

Либрук кивнул, после чего вышел из комнаты. Вернулся он уже спустя пять минут с пузырьком с синей жидкостью. Он попросил разбавить зелье в стакане с водой и только после этого дать его выпить Пенни.

Зелье, разбавленное в воде, было выпито до капли. Джордж Либрук обещал практически мгновенное облегчение, но этого не произошло. Пенни хотела бы сказать, что ей стало лучше, пусть даже для того, чтобы не расстраивать главу общины, но в этот момент произошел еще один сильный приступ боли, который заставил ее тело биться в судорогах. Алекс, Джек и Баррет попытались прижать ее тело к кровати. Стоило им это огромных усилий. Джордж Либрук в это время взял полотенце и смотал его в рулон, затем повернул голову Пенни набок и заставил ее сжать полотенце зубами, чтобы она в припадке не проглотила собственный язык. Чтобы открыть рот женщины ему пришлось использовать свою магическую силу, так как она совершенно не реагировала на его слова и просьбы сделать это самостоятельно.

Вскоре приступ прошел, но Пенни снова потеряла сознание.

— Почему зелье ей не помогло? — спросил Алекс Криз, обращаясь к главе общины. Его голос дрожал от волнения, а в его глазах уже заблестели слезинки.

— Я не знаю, — почти шепотом произнес Либрук.

Но он знал причины. Если бы это была обычная головная боль, зелье обязательно бы помогло. Всему виной было другое зелье, которым он отравил Гилберта Коннорса. Либрук в этом не сомневался, хотя и не мог понять, как Пенни могла отравиться им. Но гораздо больше его беспокоил тот факт, что Пенни Криз ждала неминуемая смерть, по той простой причине, что у Либрука не было противоядия. Когда он создавал это зелье, он намерено старался сделать его очень сильным, стойким против любых лекарств. И ему это удалось. Он мог создать противоядие, но для его варки потребовалось слишком много времени, которого у Пенни Криз просто не было. Она была обречено, но говорить эти слова вслух Джордж Либрук не стал.

* * *

Пенни Криз скончалась спустя два дня после Гилберта Коннорса. Смерть ее не было безболезненной и тихой. Ее истошные крики тревожили жителей общины на протяжении нескольких часов и умолкали лишь, когда она теряла сознание от усталости и нарастающего чувства боли. Алекс Криз сидел у кровати жены все время и не отходил от нее еще десять часов после того, когда по ее телу прошла последняя дрожь и Пенни выдохнула воздух из своих легких последний раз в своей жизни. И только спустя эти десять часов, он вышел из комнаты и сообщил, что готов предать ее тело огню.

На задворках главного здания общины, где проходили все церемонии прощания, было подготовлено бревенчатое ложе, под которым лежал хворост. Земля под ложем была еще черной от гари, оставшейся после кремации тела Гилберта Коннорса. Сформировав полукруг, жители общины приготовились слушать речь Джорджа Либрука, который стоял напротив своих прихожан. Алекс Криз зажег факел от костра и встал рядом с телом умершей жены. Он был молчалив и спокоен. Его лицо не выражало никаких эмоций, от чего было трудно понять, что он сейчас чувствовал.

— Жители общины! — громко произнес Либрук. — Сегодня мы собрались, чтобы проститься с нашей сестрой — Пенни Криз. От одной этой мысли, мне становиться тяжело, ведь ушла от нас совсем еще молодая женщина. Ушла спустя два дня после еще одной потери произошедшей в наших рядах. Гилберт Коннорс и Пенни Криз — мы никогда не забудем эта имена. Будем чтить их память в каждый год при молитвах, так же как чтим память других братьев и сестер, которых мы потеряли. Печаль и боль от их потери разрывают мне сердце, ведь покинули они этот Мир всего за несколько дней до наступления Великого Дня! — Члены общины начали удивленно поглядывать друг на друга и переговариваться шепотом. — Да, братья и сестры! Я чувствую близость Пришельца из Других Миров, которому подвластно открывать врата, за которыми находится Океан Надежд. Вместе с ним, я и еще трое членов общины, отправимся к Миру Вечности и черпнем магической силы Океана Надежд для всех членов нашей общины. И тогда, мы позабудем навсегда, что такое горе от потери близких нам людей; не будем знать, что такое боль и страдания; окончательно забудем о хворях и плохом настроении. Да что там, мы сможем вернуть назад всех умерших и даровать им и себе вечную жизнь в достатке! — Жители общины принялись аплодировать и с радостными улыбками на губах делиться впечатлениями. Джордж Либрук повернулся лицом к Алексу Кризу и ободряюще похлопал его по плечу. После чего подошел к телу его жены и положил свою ладонь на ее холодный лоб. — Пенни Криз, я не прощаюсь с тобой, а говорю: "До скорой встречи!".

После этих слов, Джордж Либрук сорвал просто бурю аплодисментов. Хлопала в ладоши и Эйрин, с трудом сдерживая слезы. Джек был единственным, кто не аплодировал и не только потому, что держал на руках своего сына. Речь главы общины не произвела на него впечатления, в первую очередь потому, что он не верил его словам о скором приходе Пришельца из другого Мира. Он жил в общине вот уже почти два года, но никак не мог заставить относиться к отцу своей жены если не с уважением, то хотя бы с безразличием. Видимо в адрес персоны Джорджа Либрука не предусматривалась некая середина чувств: его можно было либо любить, либо ненавидеть. Не то чтобы Джек ненавидел Джорджа Либрука, но он всегда испытывал к нему личную неприязнь и ничего с этим не мог поделать. Свой негатив к нему он объяснял в первую очередь фанатичной верой того в Четвертый из Ближних Миров, в который сам Джек Беллами не верил. Но причины его неприязни были гораздо более скрытыми и сложно объяснимы словами.

Алекс Криз тоже не хлопал восторженно в ладоши от речи Либрука, он только поднес факел к хворосту и пламя начало разрастаться, пока не перебросилось на деревянное ложе, на котором лежала Пенни. Он не отводил глаз от ее лица, до тех пор, пока огонь окончательно не накрыл ее, сжигая ее когда-то очень красивые волосы, уродуя ее когда-то гладкие и пухлые щечки, уничтожая навсегда шрам с ее лица, который стал неотъемлемой частью ее внешности с ранних лет. Алекс бросил факел в огонь и отвернулся, когда тело его умершей жены стало совершенно черным и неузнаваемым. Быстрым шагом он поспешил прочь с задворок главного здания. Люди в толпе расступились, позволяя ему уйти. На миг Джек Беллами встретился с Алексом взглядами, но, ни тот, ни другой ничего не сказали друг другу: Алекс Криз не произнес ничего, потому что не хотел, ни с кем, ни о чем говорить, а Джек — потому что просто не успел ничего сказать. Хотя он сомневался, что Алекс в эти минуты был готов хоть кого-либо слушать, пусть даже из вежливости, которой он всегда отличался от большинства жителей общины.

* * *

Когда церемония окончательно подошла к концу, Рэйчел Коннорс приблизилась к Джорджу Либруку и попросила уделить ей минутку внимания.

— Да, Рэйчел. Тебе я готов уделить гораздо больше внимания, чем на одну минуту.

— Вы говорили, что уже близок день, когда появится тот, что сможет указать нам путь к Океану Надежд.

— Да, это так. Я гадал на картах Таро, на рунах и использовал еще несколько методов гадания, и все они твердят, что Пришелец очень скоро появится в нашем Мире. И совсем недалеко от этих мест.

— Удивительное совпадение, — не без восхищения произнесла Рэйчел. В ее глазах Джордж Либрук прочел неподдельный интерес.

— Это не совсем совпадение, Рэйчел. Общину я построил в этих местах не потому, что здесь хранятся золотые залежи, как считают большинство членов общины. А потому, что я заранее знал — Пришелец будет проходить недалеко от этих мест и нам нужно будет только выйти ему навстречу.

— Вы говорили, что с помощью силы Океана Надежд мы сможем вернуть всех тех, кого потеряли.

— Да, и это правда. Возможно, не так скоро, как бы тебе этого хотелось, но ты снова сможешь увидеть и обнять своего отца.

— Я этого хочу больше всего на свете. — Рэйчел кивнула, да так рьяно, словно боялась, что одних слов будет недостаточно, чтобы поверить в ее искренность. — Сир Либрук, я понимаю, что прошу слишком много, но могла бы я пойти вместе с вами к Океану Надежд?

Джордж Либрук улыбнулся, радуясь тому, что Рэйчел сама попросила его об этом, но вслух ответил сдержанно:

— Обещаю, что мы вернемся к твоей просьбе позже. Сейчас у меня есть кое-какие дела. — Либрук уже хотел повернуться и уйти, но остановился уже после первого шага и вновь обернулся в сторону Рэйчел. — У тебя есть дар, который помогает тебе использовать нужные травы для приготовления разных зелий.

— Да, сир, но я сама не знаю, откуда у меня этот дар и после смерти моего отца я даже начала сомневаться, что он у меня есть, ведь мои лекарства так и не спасли его.

— Это можно проверить. Что ты ответишь на приглашение посетить мою магическую лабораторию? Там мы и проверим твой дар. И если окажется, что он действительно у тебя есть, тогда я возьмусь за твое обучение. Попытаюсь развить твои таланты.

— Это было бы просто замечательно! — Девочка запрыгала на месте и захлопала в ладоши от восторга. Видя ее такой сияющей от радости, Джорджу даже стало сложно поверить в то, что перед ним прыгала все та же девочка, которая еще два дня назад рыдала навзрыд по умершему отцу. Зелье забвения отлично справлялось со своими обязанностями.

— Отлично, жду тебя сегодня до заката в своей лаборатории. Смотри не забудь.

— Ни в коем случае не забуду!

Джордж Либрук по-отечески погладил ее по голове, после чего поспешил по своим делам, которые не терпели отлагательств.

 

3

Спустя десять дней мало кто вспоминал о том, что неотъемлемой частью общины были такие люди как Пенни Криз и Гилберт Коннорс. Джек старался объяснить это себе тем фактом, что все верили словам Джорджа Либрука, который в последние дни все свои утренние молитвы начиная с пламенных речей о скором появлении в рядах общины Пришельца, который дарует им всем встречу с Океаном Надежд. Даже Рэйчел в эти дни была совсем не похожа на себя — при каждой их встречи, девочка сияла от радости, чего Джек не замечал за ней даже при жизни ее отца. Всегда одиночка и вечно напуганная, как лань, теперь она очень часто проводила время с главой общины, который, по словам Эйрин, преподавал ей уроки по колдовству. Джек видел в глазах жены слабые признаки обиды и ревности, когда она говорила о своем отце и Рэйчел, но Эйрин старалась делать вид, что ей это было совершенно безразлично.

Но если Рэйчел изменилась в лучшую сторону, то Алекс Криз стал молчаливым и мало показывался на глаза остальным членам общины. Джек пару раз пытался с ним поговорить, но дальше приветствий и вопросов о самочувствии их разговор не продвигался. Алекс все время сказывался занятым и, прося прошения, быстро удалялся.

К началу двенадцатого дня после смерти Пенни Криз, Джордж Либрук пришел в гости к Джеку и Эйрин, что делал он крайне редко. Даже своего внука он видел всего пару раз. Один раз при рождении, когда поглядев на него всего несколько секунд, он быстро потерял к нему интерес, а еще раз пару месяцев назад и то только потому, что сама Эйрин решила навестить отца, взяв с собой сына. И в этот день он мало внимания уделил своему внуку, а обратился практически сразу к Джеку с просьбой.

— Пришелец уже совсем близко и я хочу, чтобы два члена нашего общества отправились к нему навстречу.

— И одним из этих членов, видимо, буду я? — догадался Джек.

Джордж Либрук кивнул.

— Я тоже поеду, — тут же предложила свою кандидатуру Эйрин.

— Нет, дорогая, ты останешься с сыном, — возразил Джек.

— Но…

— Джек, прав, — поддержал его Либрук. — Ты нужна своему сыну. С Джеком поедет Баррет Гибсон.

— Баррет? — возмутилась Эйрин. — Да они с Джеком на дух не переносят друг друга.

Джек был согласен с женой, но он был готов скорее поехать вместе с Гибсоном, чем с женой. Эйрин всегда хотела играть важную роль в жизни общины и выглядеть полезной и незаменимой в глазах отца, но для Джека было гораздо важнее видеть ее хранительницей очага, создающую уют и тепло.

— Поэтому именно Джек и Баррет поедут на поиски Пришельца, — произнес Либрук. — Путь, который может занять от одного до двух дней поможет им найти общий язык. Я в этом не сомневаюсь.

Джек был совершенно в этом не уверен, но не стал вслух высказывать свое несогласие.

— Я буду готов через час.

— Хорошо. — Либрук вновь кивнул, после чего поцеловал обиженную дочь в лоб и вышел из их комнаты, оставив после себя привычный запах трав.

— Почему он не доверяет мне? — с явной обидой спросила Эйрин, хотя Джек сомневался, что этот вопрос был адресован ему.

— Речь не идет о доверии. Ты мать нашего сына и ты должна заботиться о нем, а не отправляться в дальние странствия. Уверен, твой отец так же считает.

— Мой отец больше не любит меня. И ему нет никакого дела до своего внука.

— Это не правда.

— Это правда, Джек. И ты сам это знаешь, хотя и утверждаешь обратное.

— Даже если и так, для меня гораздо важнее, чтобы мы любили друг друга. И чтобы наш сын рос в любви. — Джек поцеловал жену в губы, но не почувствовал взаимности в ответ. — Мне пора собираться в дорогу. Обещаю вернуться скоро.

— Ты даже не веришь в существование Пришельца, — упрекнула его Эйрин. — Как он мог послать тебя на поиски столь важного для всей общины человека? Тебя — единственного неверующего представителя общины имени Океана Надежд!

Эти слова больно кольнули Джека в сердце, но он постарался убедить самого себя, что голосом Эйрин говорила обида и только.

— Возможно, твой отец думает, что встреча с Пришельцем, обратит меня в веру и я стану полноценным членом общины. Но, я сомневаюсь, что его предположение на мой счет оправдаются.

Эйрин ничего не ответила. Джек вышел из их комнаты, сохранив в душе неприятный осадок от их разговора.

* * *

Баррет Гибсон не поприветствовал Джека Беллами. Он тоже не был в восторге от предложения Джорджа Либрука, но не стал противоречить его желанию, пусть и считался одним из самых влиятельных членов общины, наравне с Алексом Кризом, уступая первую строчку в негласном ранге почета лишь Джорджу Либруку. Об этом он прямо сообщил Джеку, стараясь передать в своих словах посыл, что о никаком перемирии между ними и речи не могло быть.

Джек сделал глоток воды из фляжки и взглянул ввысь. Ветер принес с собой облака насыщенного желтого цвета, какими они бывают только в пустыне, разбавляя ярко-синий цвет глубокого неба. Разнообразие природных красок в небе можно было созерцать практически в каждый день в этих местах, но внимание Джека всегда было готово отвлечься на них, упиваясь их красотой как в первый раз.

Баррет Гибсон в этом плане всегда был приземленным, и красота для него не заключалась в чем-то абстрактном, а вполне материальном — от еды, до женщин. Многие женщины общины, не состоящие в отношениях, отвечали ему взаимностью. Сложно было понять, что могло представительницам слабого пола нравиться в грубияне Гибсоне, но Джек прекрасно понимал, что даже у таких людей есть свои поклонницы. Также Баррет Гибсон чувствовал ежедневную потребность в развязывание конфликтов, от чего не было человека в общине (кроме Джорджа Либрука) с кем бы Гибсон не поругался хотя бы один раз за все время его проживания в общине. С кем-то он мог подраться, а затем пить эль и рассказывать о своих любовных похождениях, а с кем-то он мог быть все время на ножах и люто ненавидеть, пусть даже и сам не понимал или же не помнил причин для этого. Одним из таких людей для него был и Джек. У них произошла стычка при первой встрече и продолжалась тихая война и по сей день, хотя за последние два года они не обмолвились и словом без посредников.

Джек Беллами уже успел сесть на коня, когда к нему подбежала Рэйчел.

— Джек, прежде чем ты отправишься в путь, я хотела бы с тобой кое о чем поговорить.

— Нам некогда, — резко ответил Баррет, словно слова Рэйчел были обращены ему или, как минимум, им обоим. — Иди дальше трави сурков и сдирай с них шкуру или чем ты там занимаешься…

Рэйчел не обратился никакого внимания на грубые высказывания Гибсона, глядя исключительно на Джека. Беллами слез с коня и подошел к девочке.

— О чем ты хотела поговорить?

Рэйчел взяла его за руку и отвела подальше, чтобы их разговор не был услышан посторонними лицами, а именно — Барретом Гибсоном.

— Я хотела сказать, что тебе стоит быть осторожным с этим Гибсоном.

— Обещаю, что буду осторожен, — улыбнулся он ей в ответ.

— Я это говорю на полном серьезе. Гибсону нельзя доверять.

В словах двенадцатилетней девочки не было ничего от детской наивности. Джек понял, что Рэйчел хотела, чтобы ее слова дошли до него и чтобы он не относился к ее предостережению поверхностно.

— Хорошо, Рэйчел, — кивнул Джек.

— Он, думает о чем-то плохом, — добавила девочка, косо глядя на широкую спину Гибсона. — И это связано напрямую с тобой.

— Ты это знаешь или просто чувствуешь?

— В моем случае — это одно и то же, — как всегда серьезно и совсем не детским голосом ответила Рэйчел.

Джек легко сжал ее тонкие запястья в своих ладонях в знак признательности, после чего вернулся к своему коню. Стоило ему запрыгнуть в седло, как Баррет Гибсон поспешил проворчать себе под нос:

— Проклятая ведьма. Ее отцу-неудачнику стоило забрать ее вместе с собой в шахту. Сейчас бы избавились от этой мерзкой семейки разом.

Такой ненависти Джек еще никогда и ни к кому не испытывал, даже к виновникам гибели своих родителей. Закричав от ярости, он прыгнул на Баррета, сбив его с седла. Они упали на землю с глухим стуком. Поднявшаяся пыль закружилась над ними миллионами желтоватых точек. Рэйчел, все еще стоявшая неподалеку, закричала и побежала в сторону главного здания общины. Джек, кипя от злости в адрес ненавистного ему человека, схватил его за грудки и принялся бить его кулаком в лицо, целясь в те участки, которые, по его мнению, были самыми болезненными: нос, глаза, губы. Он бил неистово, не чувствуя собственных костяшек пальцев. Когда из носа Гибсона потекла кровь, тот словно очнулся от спячки, до этого даже не пытаясь защитить себя от ударов. Взревев, он вытянул вперед руку и попытался схватить Джека за горло. Беллами качнулся назад и рука Баррета только задела его нос, о длинные ногти оставили царапину на его переносице. Джек ударил Гибсона снова в область рта, от чего верхняя губа треснула, и кровь начала заполнять его рот. Баррет взвыл сильнее прежнего и, собрав все свои силы, сбросил Беллами с себя. Джек не успел отскочить в сторону, Гибсон схватил его за рукав и толкнул вперед. Сил этому здоровяку было не занимать, от чего Джек поводился на спину, а Гибсон упал поверх него. Сразу после этого могучий кулак Гибсона впечатал голову Беллами в песок. Ему даже показалось, что Гибсон не пытается его ударить, а просто вбить в землю.

Баррет Гибсон успел нанести два удара Джеку Беллами в область носа, прежде чем Алекс Криз разделил их. Что Джек, что Баррет, поднялись на ноги и уже решили накинуться друг на друга вновь, но Алекс, стоявший между ними, не позволил им это сделать, оттолкнув обоих в разные стороны.

— Что на вас нашло?! Вы ведете себя как малые дети!

— Не лезь, Криз, тебя это не касается! — проревел Гибсон безумным голосом.

— Пока я составляю часть общины, любые конфликты между ее членами будут меня касаться!

Ярость Джека пошла на убыль, хотя случись Алексу отойти в сторону и сказать, что их драка может продолжиться, то он, не задумываясь, набросился снова на Гибсона, пусть эта маленькая стычка уже успела забрать у него много сил.

— Твой дружок, ни с того, ни с сего напал на меня! — прокричал Гибсон.

— Твой длинный грязный язык был тому виной! — прокричал в ответ Беллами. Его лицо пылало, словно он стоял около хорошо прогретой печи. Текущую кровь из разбитого носа он не чувствовал, пока она не достигла верхней губы.

— И как, позвольте спросить, вы собираетесь выполнить поручение Джорджа Либрука при таком злобном отношении друг к другу? — спросил Алекс, сурово переводя взгляд с Джека на Баррета и обратно.

— Я изначально считал затею нашего примирения с этим чудовищем через совместное путешествие необдуманной и бессмысленной! — воскликнул Джек, вытирая кровь рукавом.

— Чтобы внести в эту затею немного обдуманности, я поеду с вами, — заявил Алекс Криз.

Его слова обрадовали Джека, но Баррет был явно недоволен таким раскладом, словно еще рассчитывал помять бока Джеку в пути, но теперь у него отнимали такую возможность.

— Это противоречит словам главы общины! — возмутился он. Кровь капала с его лица на песок и ботинки, но он даже не думал ее стирать. — Ты не можешь просто так взять и пойти против решения Джорджа Либрука!

— Тебя послушать, то может показаться, что ты просто горишь желанием отправиться в путь только с Джеком и только с ним, — произнес с издевкой Криз, хотя улыбка не тронула его губ и не отразилась в глазах.

— Да я его просто терпеть не могу, — огрызнулся Гибсон. — Но твое участие должно быть изначально одобрено сиром Либруком.

— Если возникнут какие-то сложности из-за моего участия в поисках Пришельца, я будут отвечать перед Джорджем лично, и всю вину возьму на себя.

— Не удивительно, нас-то за что винить? — пробормотал Гибсон, после чего начал стряхивать с себя пыль, давая понять, что он уже исчерпал весь свой гнев, а также не считает больше нужным тратить время на пререкания.

Джек тоже усмирил свою ярость, хотя ненависть к Гибсону продолжала терзать его как гниющая открытая рана. Сев обратно на коня, он посмотрел назад. Рэйчел еще стояла в стороне и не отводила от них своего взгляда. Только теперь она больше не выглядела взволнованной, а наоборот — спокойной и радостной.

* * *

То, что их ждало впереди огромная территория кровянника, стало неожиданностью, как для Джека, так и для Алекса. Если буйные заросли кровянника и удивили Баррета Гибсона, он не захотел делиться своими мыслями с остальными членами похода. Они были уже пять часов в пути и в этих местах ни Джеку, ни Алексу еще не доводилось бывать ранее. Бывал ли здесь раньше Гибсон, им так же не было известно.

Джек Беллами раньше только слышал о коварных растениях под названием "кровянник", но еще никогда с ними не встречался. Если бы не Алекс Криз, который предупредил его об опасности, Джек наверняка бы проследовал дальше, а Баррет Гибсон бы позволил ему это сделать. Наверняка именно такую участь Гибсон и подготовил для Джека, но его плану не суждено было исполниться благодаря Алексу Кризу и не в последнюю очередь благодаря Рэйчел Коннорс.

— Почему мы остановились? — спросил Джек, стоило только Алексу натянуть узду своего коня и поднять руку вверх.

— Как, по-твоему, что растет впереди?

— Сорняки какие-то, — пожал плечами Джек.

— Эти сорняки очень опасны и могут убить любое живое существо.

— Погоди, то хочешь сказать, что это кровянники? — удивился Джек.

— Именно это я и хочу сказать.

Джек спешился с коня и подошел к границе земель, откуда начинали расти эти хищные растения. В самом начале росли маленькие и практически засохшие кровянники, но чем дальше тянулось их место обитания, тем выше и толще были их синевато-красные стебли и усики. Они выделяли приятный сладковатый запах, который притягивал к себе не только разного вида насекомых, но и животных и еще хуже — детей или взрослых людей, которые из-за своей неосведомленности могли оказаться жертвами этих вампиров растительного мира. Над растениями жужжали десятки тысяч разных крылатых насекомых, производя жуткий гул. Из-за их огромного количества было сложно разглядеть, где заканчивались земли, принадлежащие кровянникам. Джек присел, чтобы осмотреть лучше одного их представителей хищных растений, главным образом уделяя внимание его листьям. Те были широкими, практически полностью лишенные сосудистых сеточек, зато края имели три плотных ряда острых шипов. Листочки беспрерывно раскрывались и сжимались, словно имитируя дыхание. В каждый раз, когда листочки распрямлялись, сладковатый запах становился сильнее.

— Джек, тебе стоит вернуться к нам и привязать какую-нибудь тряпку к лицу.

Беллами послушался совета Алекса и вернулся к своему коню. В это время, Алекс и Баррет тоже спешились и принялись мастерить из своей верхней одежды повязки. Конь Джека учуял запах травы и решительно направился в сторону плотоядного кровянника, но Джек успел схватить его за узду и потянуть назад.

— Вы хотите пойти напрямик? — удивился Джек. — Не лучше объехать эти заросли?

— Кровянник растет на многие десятки тысяч шагов вширь, умник, — изрек Гибсон, завязывая узел повязки на затылке. Затем он достал из-за пояса мачете и оглядел острую сторону оружия. — К тому же нужный нам Пришелец находится именно в том направлении. И нам стоит поторопиться, иначе нужный нам человек может оказаться жертвой этих мерзких растений.

— По возвращению, я обязательно вернусь сюда и спалю все это проклятое поле! — пообещал себе Джек, но тут же услышал в ответ презрительный смех Гибсона.

— Не стоит этого делать, — покачал головой Алекс. — У кровянника хорошо развито чувство сохранения вида. В случае начала пожара все растения начнут выбрасывать свои семена, которые устойчивы перед огнем. В обычной среде обитания большинство произведенных семян используются в пище самими кровянниками, но при пожаре семена будут использованы исключительно для продолжения рода, что приведет только к расширению их территории обитания.

— Коней мы оставим здесь. Привяжем к тому низкорослому дереву. — Баррет указал пальцем в сторону карликового пустынного деревца и первым потянул своего коня за узду в нужном направлении.

— Я ему не доверяю, — прошептал Джек на ухо Алексу. — Я думаю, он изначально знал о кровянниках, иначе он бы не взял мачете с собой.

— Ты думаешь, он хотел убить тебя, Джек? Это серьезное обвинение.

— Я в этом почти уверен.

— Зачем ему убивать тебя? Между вами, конечно же, нет понимания, но взаимная неприязнь — не повод для убийства. Да к тому же Баррет Гибсон очень предан Джорджу Либруку и он бы не стал убивать отца внука Джорджа Либрука.

"Не стал бы по собственной инициативе, но по поручению главы общины — да!" подумал про себя Беллами. Подобные обвинения были слишком громкими и он не был уверен, что даже его друг Алекс молча бы не стал выслушивать подобные обвинения в адрес главы общины, потребовав подкрепления его слов фактами. Тем более что сам Джек не знал мотивов, которые бы заставили Джорджа Либрука желать ему смерти. При этом уверенность в правильности своих предположений с каждой минутой крепла в нем.

Привязав коней и подбив получше штанины за голенища сапог, они вернулись к полю заросшему кровянниками.

— Продвигаемся быстро и не останавливаемся, — начал инструктаж Баррет Гибсон. Его грубый низкий голос звучал приглушено и невнятно из-за плотной повязки у него на лице. — Старайтесь не дышать всей грудью, иначе запах кровянников может одурманить вас. Также не топчите их под ногами — в этом случае они начнут выделять еще больше сока, а это может одурманить нас очень быстро и никакие повязки нам не помогут. Не прикасайтесь к сорнякам голыми руками, если не хотите остаться без рук. Раз прилипнув к коже их очень трудно отлепить от себя, даже порвав их стебли. Они выпьют вашу кровь прежде, чем вам удастся позвать на помощь.

— Здесь ты преувеличиваешь, Баррет, — не согласился с ним Криз.

— Надеюсь, тебе не придется убеждаться в правильности моих слов через несколько минут. Будьте осторожными, а если нет… — Гибсон замолчал, взглянув на Джека, скривив губы в улыбке, что не ускользнуло от Джека, пусть даже тот носил лицевую повязку, — …тогда оставшимся в живых придется вернуться в общину с Пришельцем и двумя новостями: хорошей и плохой. Итак, я пойду первым и буду прокладывать нам путь этой штукой. — Гибсон поднял над головой мачете.

— Ты знал, что нас здесь ждет? — напрямую спросил его Криз.

— Что ты хочешь сказать, Криз? — переспросил Гибсон.

— Ты единственный из нас, кто взял с собой мачете. Это странное совпадение.

— Я всегда беру его с собой, — ощетинился Гибсон. — И, нет, я не знал о кровянниках. Доволен?!

Алекс Криз не ответил, а только сделал приглашающий жест в сторону зарослей.

Гибсон пошел первым, за ним Алекс Криз, а замыкал цепочку Джек. Ему раньше не доводилось встречаться с кровянниками, а потому и ступал он на земли, где они господствовали впервые. Первый же кровянник, рядом с которым он прошел, и до которого не дотянулось лезвие мачете, кинулся на его кожаный сапог. Джек с отвращением отдернул ногу, и шипы хищного растения отпустили его, оставив после себя небольшие царапины. Не успел он избавиться от одного растения, как другие так же накинулись на его сапоги.

— Иди быстрее, Джек, — кинул через плечо ему Криз. — Дальше будет только сложнее. Не стоит тратить время и силы зря уже в самом начале. Не отвлекайся на них, просто иди вперед. К тому же отрубленные стебли выделяют больше дурманящего запаха.

Джек последовал совету друга и прибавил шаг. Чем дальше они продвигались, тем гуще росли кровянники, и тем сложнее было идти вперед. Баррету было сложнее, чем им двоим, так как он шел первым и отгонял своими большими руками, а иногда и холодным оружием, густые облака мух и прочих насекомых, которые прилетели в расчете на пир, не догадываясь, что сами будут использованы в качестве пищи.

— Чтоб вас всех забрал Харон! — взревел Гибсон, махая как угорелый руками.

— Что случилось, Баррет? — спросил Алекс, при этом, подтолкнув вперед уже начинающего притормаживать Гибсона.

— Она меня ужалила! Оса! Среди всех этих мух оказалась и осы!

— Было бы странно, если их здесь не было, — ответил Джек, с трудом сдерживая улыбку.

— Больно умный, да? — возмущенно воскликнул Гибсон. — Может уступить тебе место?

— Успокойся, Баррет, — потребовал Криз. — Вспомни свои же слова: нам не стоит останавливаться по пустякам.

— Укус осы — не пустяк! — возмутился Гибсон, но при этом ускорил шаг, с ненавистью отдернув ногу, к которой присосались не меньше полу дюжины лепестков кровянника. Часть из них отпустили его сапог, а часть оторвались от стебельков, от чего растения принялись выделять больше своего сильно пахнущего сока. Этот запах достиг обоняния Джека, и он поспешил выдохнуть как можно сильнее, после чего задержал дыхание. Голова слегка закружилась, но не более. Как только головокружение прошло, он позволил сделать себе вдох.

Кровянники уже цеплялись не только за обувь, но и за штанины, по причине того, что люди достигли самой гущи плотоядных растений. В этих местах кровянники были особенно высокими и особенно сильно и крепко цеплялись за них. Такие огромные шипы могли бы порвать ткань их штанов, пусть она и была довольно плотной, но от этого спасали чаппарахас, которые в повседневной жизни они использовали лишь в качестве защиты от простых колючих растений. Здесь чаппарахас, в зарослях кроваво-синих растений, были просто незаменимыми. Но даже на них, с каждой новой минутой, возникали царапины от острых шипов.

— Самое мерзкое нас ждет потом, — проворчал Гибсон. — Все наши штаны пропитаются запахом этих растений, и часть назойливых насекомых будут следовать за нами до тех пор, пока этот запах не выветрится. Будем выглядеть как истинные повелители мух! — усмехнулся он.

— Помолчи, Баррет! — призвал его к тишине Алекс, подняв руку вверх и слегка опустив голову, стараясь вслушаться в некие голоса, которые достигли его слуха.

— Что… — уже было начал свою нервную тираду Гибсон, но тут же сам умолк.

Кто-то кричал и взывал о помощи. Из-за плотного облака насекомых было сложно разглядеть и услышать то, что происходило впереди, но с каждым новым шагом мольбы о помощи становились все более внятными. Гибсон прибавил шаг и стал ритмичнее махать мачете. Алекс и Джек старались не отставать от него ни на шаг. Кровянники, словно почувствовав, что эта троица решила оставить их сородичей без обеда, принялись цепляться за них еще сильнее. В ответ Гибсон стал размахивать холодным оружием энергичнее, при этом неистово рыча как раненый зверь. В таком ритме его ожидало быстрое переутомление, а еще сильная боль в руках на следующий день. Гибсона это явно не волновало, у него была одна цель — спасти человека попавшего в беду. Джек прекрасно понимал, что причиной его рвения было не бескорыстная добродетельность, а вполне прагматичная уверенность в том, что в помощи нуждался именно столь нужный всей общине (а скорее лишь ему, да Либруку) Великий Путешественник по Мирам.

Джек решил не задумываться столь глубоко о причинах и следствиях. Сейчас было гораздо важнее спасти человека, попавшего беду, в независимости от причин, которые могли побудить некоторых членов их команды ринуться ему на помощь, через густые заросли кровянника. Джек бежал следом за Гибсоном и Кризом и с трудом сдерживал свое желание рвать руками назойливые плотоядные листки. В некоторых местах кровянники были настолько высокими, что напоминали кусты, а потому их листья уже дотягивались до их поясов. Из-за быстроты их передвижения, Гибсон уже не столь точно махал мачете, а потому многие из кровянников оставались практически не тронутыми, их назойливые листья хватались за Алекса и Джека в большем количестве, а потому и с большей силой.

Этого следовало ожидать — один из листьев кровянника все же добрался до тыльной стороны его ладони, вцепившись своими шипами мертвой хваткой. Такой жгучей боли он и представить себе не мог. Джек с криком отдернул руку и стебель, натянувшись до придела, оборвался. Лист сморщился, плотно прижавшись к его руке, впиваясь все глубже своими шипами ему под кожу. Сеточка его сосудов стала более прочерченной и потемнела, а из оборванного стебелька начали капать кровь. Его кровь. Джек со злостью сорвал лист с тыльной стороны ладони, пачкая кожу и пальцы своей же кровью. Шипы глубоко впились в его кожу, от чего стряхнуть их было просто невозможно. Джек решил избавиться от них в другой раз, когда обстановка будет более спокойной.

Человек отчаянно боролся с кровянниками, которые буквально окутали его коконом со всех сторон. Его лицо уже было бледным из-за огромного количества потерянной крови, но он все еще был в сознании и бился за свою жизнь изо всех сил. Как только Гибсон оказался рядом с ним, он принялся обрубать мачете все стебли, которые атаковали мужчину со всех сторон. Он рубил их направо и налево, а под конец решил срубить их под корень. В это время, Алекс Криз и Джек Беллами не жалея себя, принялись голыми руками срывать с человека листки, которые при сдирании буквально брызгали кровью.

Когда они избавили незнакомца от кровопийц, Джек с грустью оглядел его. Такого жалкого зрелища ему не доводилось видеть ранее никогда. Наверное, даже он сам выглядел гораздо бодрее и свежее, когда прошагал почти всю пустыню пешком два года назад, пока его не встретил Алекс Криз и не забрал с собой в общину. Этот человек был на грани обморока, он смотрел на них мутным взглядом и не мог произнести ни единого слова. Вся его одежда была разорвана и испачкана пятнами крови. Его руки беспомощно висели параллельно туловищу, и казалось, были ему совершенно неподвластными. Его волосы были влажными и липкими от пота, крови и сока кровянников.

Баррет достал из кармана пузырек с красной жидкостью и заставил незнакомца ее выпить.

— Что это? — спросил Алекс.

— Эго дал мне Джордж Либрук. Оно ему поможет.

— И ты говоришь, что не знал, что нас ждут кровянники? — спросил Джек, не скрывая злости.

— Эго зелье помогает от разных болезней. Он дал мне его на всякий случай, умник. И как видишь, оно пригодилось.

— От всяких болезней? Тогда почему Джордж не дал ее Гилберту?

Джек хотел упомянуть и имя Пенни, но решил воздержаться от этого решения, понимая, что его слова могут ранить Алекса. Но, судя по короткому взгляду Криза в его сторону, тот явно прочел все слова оставшиеся недосказанными.

— Гилберту ничем нельзя было помочь. Даже сила Джорджа не безгранична, — ответил Гибсон, вполне спокойно, хотя Джек ожидал от него очередного всплеска эмоций.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Алекс спасенного ими человека.

— Хвала Господу Богу. Если не вы, я бы умер. Что это за жуткие растения? — с тяжелой отдышкой изрек он, с трудом концентрируя свое внимание на мужчине, задавшему вопрос.

— Неважно, теперь вы в безопасности. Как ваше имя, касс?

— Меня зовут Джон Гринфилд, и я до глубины души благодарен вам за помощь.