Лето испытаний

Бер Игорь Михаилович

Глава 4. "О, Великий Маниту"

 

Calm Before The Storm — Dare

 

1

Кругом пахло дымом и сушеными травами. Точно так же пахло в доме ведьмы, только эти травы были более душистыми и не вызывали дурных ассоциаций или же предчувствий. Вдобавок, в доме ведьмы было прохладно и сыро, здесь же — тепло и сухо. Нечто приятное и мягкое прошлось легко по его лицу, совсем как весенний ветерок, принося с собой очередную порцию ароматов. Он уже почти проснулся, но пока не торопился открывать своих глаз. Вначале, он хотел вспомнить то, что с ним произошло перед тем, как он уснул. Вспомнить вчерашний день казалось ему жизненно важным делом. Так как уснул он не по своей воли, без сомнений, а в некой ситуации выходящей из ряда обыденности. Хотя, слово "обыденность" давно перестала им восприниматься как что-то реально существующее.

Боли в теле он не испытывал. Руки не были скованными. Он не чувствовал никакого дискомфорта. Так откуда в его голове увязла столь навязчивая идея об опасности?

На миг, через его прикрытые веки пробились теплые лучи солнца, а затем померкли вновь. Словно, что-то их заслонило.

— Как он? — услышал он приглушенный голос, предположительно принадлежащий пожилому человеку, в интонации которого читалась сила и мудрость.

— С ним все хорошо. Он постепенно приходит в себя. — Этот голос явно принадлежал женщине, вполне возможно не старше тридцати лет. Видимо, именно она находилась рядом с ним все то время, сколько он пребывал в бессознательном состоянии. — Думаю, ему еще стоит отдохнуть. Хотя бы пока солнце не подниматься на три ладони над лесом.

— Пусть будет так, — согласился с ней мужчина, затем лучи солнца снова осветили на миг его веки. Властный мужчина ушел, оставив его опять наедине с девушкой в темной помещении. Ее теплая рука опустилась ему на лоб, затем ее пальцы прошлись по его небритой щеке и соскользнули. После, раздался шорох, очередной поток солнечного света и все окончательно стихло.

Девушка, похоже, тоже покинула его. Кевин рискнул приоткрыть веки.

Первым его предположением было то, что он лежал в шатре, или вигваме, или в еще каком-нибудь сооружении, покрытым плохо обработанными шкурами. Выход из шатра был ближе всего к его ногам, и прикрывался плотной материей, изготовленной из коричневой шерсти. Сам же он лежал на чем-то мягком и ворсистом и, исходя из материала, которым был покрыто конусообразное помещение, можно было предполагать, что под ним лежала все та же звериная шкура. Постепенно его память начала восстанавливать последние события прошлой ночи. Он вспомнил, как убегал от невидимых преследователей, а также тотем, который он успел разглядеть, прежде чем потерять сознание.

Новая волна ароматов трав охватила его, стоило ему слегка приподнять голову. Он не сразу понял, что этот запах исходил от его собственных волос. Видимо, за все время, сколько он пребывал в беспамятстве, его омыли и привели в порядок. Что же, возможно, его похитители не желали ему зла. Если только церемония жертвоприношения не подразумевала изначальное омовение.

Кевин приподнялся на локтях и оглядел себя. На нем не было верхней одежды. Была ли нижняя? Точно ответа он пока не мог дать самому себе, так как от пояса до пят был укрыт пледом. Его загорелая грудь с редкими островками волос была разукрашена разными узорами, выведенными веществом цвета бистр, похожим на сажу или даже охру. Кевин приподнял плед и обнаружил на себе просторные штаны с густыми ворсинками по бокам, которые ранее не принадлежали ему. В подобных штанах ходили практически все индейцы в старых голливудских фильмах.

Нолан откинул окончательно плед в сторону и поднялся на ноги. Типи оказалось не таким уж и низким, каким он себе его изначально представлял. До заостренного верха он навряд ли бы смог дотянуться, даже подпрыгнув вверх держа, при этом, руки высоко над головой, если бы у него возникло подобное желание. А вот чтобы выйти из жилища, ему бы пришлось пригнуться.

За стенами типи шла размеренная жизнь, судя по доносящимся звукам: шорохи ног, топот копыт, негромкие голоса беседующих, потрескивание костра, глухие удары топора, ритмичный стук барабана, доносящийся совсем уж далеко.

Штаны, что были надеты на него, все норовили упасть, от чего Кевину пришлось сжать в кулак один из их краев. За три месяца скитаний по Молодому Миру он изрядно исхудал. Не говоря уже об отросших волосах, щетине, ногтях (нож не давал всему этому разрастись до неприличных размеров, но справлялся он с вверенной задачей не слишком хорошо) и набитых мозолях.

Кевин огляделся по сторонам, в поисках чего-то увесистого, способного послужить ему на первых парах орудием самозащиты, когда его внимание привлекла тарелка, лежащая у потухшего очага, с чем-то на вид вполне съедобным. Подняв тарелку, он осторожно принюхался к ее содержимому. Пахло просто восхитительно. На вид это был бульон с тремя кусочками мяса, предположительно крольчатины. Голод, который мирно спал еще пару секунд назад, тут же дал о себе знать протяжным урчанием в желудке. Кевин пригубил от края тарелки и сделал три небольших глотка. Бульон был бесподобным.

Когда он выпил всю жидкость и принялся за мясо, покрывало, что застилало вход в типи, отошло в сторону и внутрь, пригнувшись, вошла молодая девушка.

Увидев бодрствующего Кевина, она замерла на месте. В руках она держала некий сосуд природного происхождения (возможно из семейства тыквенных), в котором плескалась вода.

— Простите, — она, как можно ниже поклонилась и быстро направилась задним ходом обратно к выходу.

— Постойте! Не уходите! — он опустил тарелку на пол и вытянул ладони вперед. — Я не сделаю вам ничего плохого.

Девушка решила его послушать и отпустила край уже отодвинутого занавеса в сторону.

— Я знаю, — произнесла она и улыбнулась, слегка нахмурив брови в неловкости. У девушки была смуглая кожа, черные волосы, сплетенные в косу и украшенные тремя белыми перьями с черными вкраплениями, ярко выраженные скулы и длинный узкий нос. Ее черные слегка раскосые глаза смотрели на него с благоговеньем и в то же время с явным интересом, но в них он смог прочесть и печаль, причину которой ему не дано было понять. На ней была кожаная куртка с короткими рукавами и юбка с передником.

— Как вас зовут? — спросил Кевин.

— Солнечный Луч.

— Красивое имя, — он кивнул головой и подтянул спадающие штаны, чем вызвал приступ смеха у своей новой знакомой. Но она быстро посерьезнела и склонила перед ним голову.

— Простите меня за мою несдержанность.

— Ничего. Я не обиделся. А меня зовут Кевин. Кевин Нолан.

Девушка отрицательно покачала головой, что привело Кевина в недоумение.

— Нет, ваше имя — Маниту.

— Что же, это имя мне тоже нравиться, но к "Кевину" я как-то привык.

Девушка вновь взяла в руки сосуд с водой и поднесла его Кевину. Нолан не стал отказываться от подношения. Вода была чистой и немного теплой, с легким сладковатым привкусом и приятным ароматом, что исходил от неизвестного ему фрукта, или овоща, или из чего бы ни был сделан сосуд. Он выпил все до капли и поблагодарил девушку.

— Как я сюда попал?

— Вас принесли Яркая Молния и Западный Ветер. Вы были без сознания. Ястреб три раза прокричал над горами, когда вас внесли в это помещение. А это великий знак.

— И что он означает?

— Что вы — Маниту.

Кевин в очередной раз подтянул штаны, не отводя глаз от сияющего от радости лица молодой девушки. Он точно не знал, что ему ждать от своего назначения в ряды великих индейских божеств, но за три месяца уже привык ко всему относиться скептически и с осмотрительностью. В последний раз все закончилось тем, что он приобрел дар говорить только правду, а потому возведения его в "Маниту" могло повлиять на его дальнейшую судьбу не лучшим образом.

— Раз я Маниту, то тогда в чем мои обязанности?

— Вы должны помочь нашему племени познать истину великого магического начала и очистить наши астральные тела от темных пятен проклятия наведенного на нас Вендиго.

— Вендиго, значит… Магическое начало…

Что же, не впервой от него требовали того, что он либо не хотел делать, либо понятие не имел, как это сделать. К тому же его до сих пор терзали вопросы, которые не давали ему покоя с того дня, как он очнулся под деревом — точной копией того, что росло на лугу Арум.

— В каком мы сейчас Мире? — спросил он Солнечный Луч, надеясь, что ей удастся избавить его хоть от части того груза, что тяжелой ношей весел на его плечах.

— Сейчас мы в Серебряном Мире, о Великий Маниту, которому известны многие тайны всех Миров. Также, белые люди называют его Зрелым Миром.

Легкая улыбка тронула губы Кевина. Значит, им и вправду удалось перейти из одного Мира в другой, и теперь Океан Надежд стал к ним немного ближе. На миг ему даже показалось, что он почувствовал солоноватый вкус океана на губах.

— Это хорошо, — довольно кивнул он. — Но впереди еще долгая дорога.

Солнечный Луч кивнула и тоже улыбнулась, словно понимая, о каком пути он говорил. Но ее улыбка не могла подавить ту грусть, что глубоко засела в ее глазах. Затем она подошла к нему ближе и протянула ему длинную кожаную веревочку, которой было обвязано ее запястье. Вначале Кевин не понял, зачем она ему, но быстро догадался и обвязал ей вокруг своих бедер. Теперь можно было больше не придерживать вечно спадающие штаны. Делая узел, Кевин оглядел свой голый торс, на который не обращал пристального внимания в последние месяцы. За это время он практически полностью лишился жировых запасов, зато теперь на его теле четко проглядывались мышечные рельефы, впрочем, так же как и кости, в области ребер и ключиц. Живот его стал впалым, на руках вздулись вены, а пальцы стали узловатыми.

— Что обозначают узоры на моем тело?

— Это боевая раскраска и обереги. Странно слышать сей вопрос от того, кто сам их придумал, наделил магической силой и отдал их в дар всем племенам. Я принесу вам мокасины.

Произнеся это, девушка развернулась и поспешила выйти из типи.

— Солнечный Луч! — остановил он ее. — Со мной был спутник. Его зовут Марк Уотер. Где он сейчас?

Лицо девушки резко изменилось, став серьезным и даже хмурым.

— У Маниту не могут быть спутников. Есть только почитатели или же недоброжелатели. Не волнуйтесь, в нашем лице вы нашли своих преданных почитателей.

— А недоброжелатель, — осторожно произнес Кевин, уже готовясь к ее неприятному ответу.

— Он ждет момента великой битвы.

— Великой битвы?

— Да, о Маниту. Скоро придет день, когда вы столкнетесь с ним в битве, которая избавит нас от тяжелого проклятия. Только вашими руками можно убить коварного Вендиго!

 

2

Мокасины оказались очень удобными. За все время пребывания Кевина в Ближних Мирах более хорошей обуви у него никогда не было. Они придавали легкость его ногам. Солнечный Луч хотела надеть на него обувь сама, заявив, что для нее это будет великой честью, но Кевин решил отказаться от предложения, чем ее явно расстроил, хотя та и старалась не подавать вида.

За занавесом, что прикрывал вход в типи, расположилась настоящее поселение индейцев, в которое входили несколько десятков мужчин, чуть больше женщин и с дюжину ребятишек, как мальчиков, так и девочек. Поодаль от людских жилищ находился загон, в котором содержались одомашненные мустанги. В загоне, в отличие от остальной местности, росла молодая зеленая трава, что выглядело не менее удивительно, чем сады Маджика Шайна на Пустынном Плато. Несколько молодых индейцев находились сейчас рядом с дикими жеребцами и, используя деревянные ведра, заполняли водой небольшой водоем в самом центре загона.

Заметив Кевина, все жители деревушки тут же завершили заниматься своими обыденными делами и принялись с интересом наблюдать за ним. Несколько детишек, с веселыми криками и смехом принялись кружиться вокруг него, прыгать и что-то кричать ему, перебивая друг друга. Видимо, не только Солнечный Луч считала его Великим Маниту, способным положить конец проклятию, что принесло с собой засуху и жару. И да, жара стояла неимоверная. Внутри типи она не была столь ощутимой, как не странно.

Старик, с длинными седыми волосами, до этого стоявший у конного загона, направился в его сторону. Остановившись перед ним, он поднял руку вверх и произнес что-то на незнакомом ему наречие.

— Рад видеть тебя на наших землях, Великий Маниту, — добавил уже на понятном ему языке старик. — Белый Столб Дыма и племя сиу приветствуют тебя.

Вождь сиу был невысоким человеком, с очень смуглым лицом с глубокими морщинами разрезающими его вдоль и поперек. Он не носил шикарный головной убор из перьев, чем грешили киношные вожди, вне зависимости требовали этого обстоятельства или же нет. Вместо этого его голову украшало одно единственное орлиное перо. Его длинные седые волосы были сплетены в две косы, что свисали ему на грудь.

— Я не Маниту, — ответил Кевин. Это не совсем те слова, которые он хотел от самого себя услышать, но дар правды продолжал преследовать его как верный пес. После этих слов, среди жителей деревни начали раздаваться тихие голоса.

— В тебе живет великий дух, — настоял на своем старик, после чего легонько притронулся к его лбу, затем к груди. — Ты его не ощущаешь, но он наполняет твое тело силой и мудростью. Ты способен вершить великие дела. — Белый Столб Дыма повернулся к жителям своего племени и вновь что-то сказал на местном наречие. После этих слов, все представители племени снова вернулись к своим обыденным делам. — Спасибо тебе Солнечный Луч, можешь быть свободной.

Девушка, стоящая до этого чуть позади Кевина, слегка склонила голову и направилась в сторону небольшой группы женщин, что очищали совсем молодую кукурузу от лепестков и рыльца, непонятно откуда взявшуюся на столь пустынных землях. Кевин проводил ее взглядом, испытывая при этом легкий дискомфорт. Словно Солнечный Луч своим присутствием придавала ему бодрости и уверенности в своих силах, а с ее уходом, он стал слабым и подверженным неведомой опасности. Ее компания ему нравилась больше, чем компания вождя племени. И пусть Белый Столб Дыма не казался негативно настроенным в его адрес, он все же словно что-то скрывал или же недоговаривал.

Положив свою ладонь ему на спину, вождь предложил Кевину пройти к загону для лошадей. Горячий ветер обдал жаром их лица и впился в кожу тысячами песчинок. Трое из индейцев, опустошив свои ведра, направились к выходу из загона, с интересом поглядывая на Кевина, идущего в обществе вождя племени. Один из индейцев все еще находился внутри загона, решив остаться в компании красивых и грациозных животных, только вместо ведра он прихватил с собой плед. Пара мустангов, которые все это время казались самыми беспокойными, поспешили отойти к другому краю загона. Никто из них не хотел быть оседланным.

— Эти два мустанга появились в нашем племени всего три дня назад и пока еще не дают себя оседлать, — объяснил вождь Кевину причину беспокойства животных. — Но Яркая Молния всегда славился своим даром наладить отношения с любым жеребцом или кобылой. Пусть даже с самыми строптивым.

Юноша двигался осторожно и бесшумно, стараясь не пугать мустангов, а наоборот — войти к ним в доверие. Он имитировал фырканье коней, держа плед за спиной, при виде которого кони уже понимали, чего от них хотело это прямоходящее существо, а для гордых диких мустангов быть оседланным пока что считалось вершиной унижения.

— Он не знает устали в своем деле, — продолжил Белый Столб Дыма. — За всю свою жизнь никогда не видел более искусного наездника. Возможно, только его родной брат Дубовая Ветвь смог бы с ним посостязаться в том мастерстве. К сожалению, вот уже три месяца как Дубовой Ветви нет с нами.

— Что с ним стало? — спросил Кевин ради приличия.

— Его убил медведь.

Яркая Молния выбрал удачный момент и забросил на мустанга плед, а затем с невероятной прытью взобрался на него верхом. Дикий конь недовольно заржал и принялся высоко бросать задние ноги, отбрасывая в разные стороны клочки травы вместе с почвой. Юноша издал радостный клич, крепко держась за гриву коня.

Кевин вспомнил, как пару лет назад побывал на родео. Он поехал на выходные в Техас вместе с Джорджем Шэлби и Эрлом Лоуренсом — еще одним своим коллегой по работе, — на ежегодный чемпионат данного вида спорта. Главный приз получил ковбой, которому по мастерству было очень далеко до этого молодого индейца.

Над их головами пролетел ястреб, хищно кружа в поисках добычи. Но не найдя ничего стоящего, полетел дальше, жалостно крикнув пару раз.

Мустанг все же сбросил с себя Яркую Молнию, но тот сделал уверенный кувырок, спасаясь от конных копыт, и встал на ноги. Мустанг забился в дальний угол загона, и Яркая Молния не стал его больше тревожить. Он поднял плед с земли и направился к одному из более покладистых мустангов, который тут же начал елозить своими мягкими губами по волосам парня.

— Мы очень долго ждали тебя, — заявил вождь. — Твоя сила сможет вернуть нам наши первоначально плодородные и красивые земли, на которых будет место и другим краскам, а не только рыжим и желтым.

— Что произошло? — спросил Кевин, когда они остановились у изгороди, глядя, как горячий ветер колышет нежные травинки по другую ее сторону.

— Вендиго наложил проклятие на наши земли тридцать лет назад. Он хотел, чтобы мы склонились перед ним, и в каждый год приносили ему жертву. — Старик говорил эти слова спокойно, с интересом глядя на то, как мустанги пьют воду у водопоя. — Мы отказались подчиниться ему. Тогда, он заявил, что уничтожит все наше племя. Мне удалось убедить его в том, что полное уничтожение племени не самый правильный и выгодный выход для него самого из сложившейся ситуации. Я предложил ему соревновательный бой и Вендиго принял мое предложение. Мы выбрали лучшего воина нашего племени, а дух Вендиго переселился в полоумного шамана, чье племя изгнало его из своих рядов из-за использования им черной магии. Этот шаман жил далеко, примерно в десяти тысяч шагов отсюда, прятался в горах, охотился на хищных и травоядных зверей и продолжал практиковать черную магию. Никому не было до него дела, так как он никогда не покидал своих владений. Но, в то же время, он не терпел незваных гостей на своей территории. Случайно заблудшие к нему люди умирали медленной и мучительной смертью, которая, как правило, маскировалась под ядовитых пауков, скорпионов или же неизлечимые болезни.

Его душа была черна, а потому Вендиго легко завладел ею. Он пришел в наше поселение спустя три дня после соглашенного с Вендиго договора. И это была ужасная картина. Его сила увеличилась в десятки раз, а безумие в сотни. Под его ногами горели языки пламени, а над головой кружили вороны. Его глаза превратились в черные воронки — ловушки душ. Нашему воину пришлось сражаться с ним с закрытыми глазами, ведь стоило только один раз взглянуть в глаза шамана — в глаза Вендиго — и он бы упал замертво, а его душа навечно стала пленницей Вендиго и подвергалась бы вечным мукам.

Битва длилась семь лунных и солнечных дней, а на восьмой солнечный день, нашему воину все же удалось одолеть Вендиго. Злой дух принял поражение и покинул наши земли, а шаман на последнем издыхании успел проклясть наши земли, воспользовавшись всеми своими силами и остатками сил Вендиго. В тот же миг вся зелень, которая нас окружала, превратилась в выжженные земли.

Тридцать лет уже тянутся наши страдания. И вот пришло время, когда к нам вернулся Вендиго. Только в этот раз он пришел вместе с Великим Духом Маниту, который поможет одолеть зло окончательно и бесповоротно, а заодно снимет с нас проклятие.

— Марк Уотер не — Вендиго, точно так же как и я не — Маниту.

— Придет время, когда Великий Дух Маниту заговорит в тебе, и ты почувствуешь всю его силу. Возможно, и тот, кого ты называешь Марком Уотером, не ощущает в себе Злого Духа, но это всего лишь дело времени.

— Вы пробовали переселиться с этих земель?

— Это проклятие задело каждого жителя нашего племени, даже тех, кого тридцать лет назад еще не было и в чреве матерей. Стоит кому-то из нашего племени покинуть эти земли, как проклятие начинает расширяться, захватывая все больше территорий. Некоторым членам племени приходиться изредка покидать эти земли, чтобы пополнить запасы еды и воды и тогда выжженная земля начинает свой рост. В таких случаях, мои соплеменники приносят вдвое больше воды, чем нам нужно, а все для того, чтобы поливать ею землю и возвращать зелень на те участки почвы, которые были уничтожены. Но, несмотря на все эти старания, земля умирает гораздо быстрее, чем вода успевает ее излечить. Проклятие растет и рано или поздно оно охватит весь Зрелый Мир. К счастью произойдет это только через тысячи лет. Но, если все наше племя сорвется с места и решит поселиться на других землях, проклятие найдет нас спустя пару-тройку лет. Мы не имеем права так поступать со всеми жителями нашего Мира. Это принесет на наши головы другое проклятие. — Белый Столб Дыма покачал головой, чтобы добавить силу своим словам. — С твоим же приходом, Великий Маниту, нам больше не о чем беспокоиться.

— Смерть Марка Уотера не принесет вам избавления. И я не буду тем, кто лишит его жизни.

— Время покажет. — Вождь убрал руки от изгороди загона, с улыбкой глядя на то, как один из мустангов игриво толкает мордой юношу в спину, затем повернулся и зашагал прочь, оставив Кевина наедине со своими отрицаниями.

 

3

Он всегда считал себя иным — не похожим на своих братьев. В нем хранились слабые крупицы чувств, о которых другие просто позабыли. Гнев Океана Надежд обрушился на него в меньшей степени, чем на Вихря и Пожирателя, и гораздо в меньшей степени, чем на Жнеца. И хотя ему никто не объяснял причин милосердия Океана к своей персоне, он все же склонялся к мнению, что Он просто изначально знал, что Водолей никогда не был одержим желанием попасть в Мир Вечности и потребовать столь нескромные дары. Наверняка Он изначально знал, что именно Жнец был тем, кто руководил их группой и больше остальных хотел заполучить могущественную власть, а потому большая часть проклятия пала именно на голову колдуна в черном. Как говорится: каждому по заслугам. Водолей никогда не спрашивал, но был уверен, что сила той зудящей и бесконечной призрачной боли была ощутима всеми членами их квартета, но Жнец наверняка и здесь мог рассчитывать на пальму первенства касательно силы их общей боли. Также Жнец был единственным из них, кто полностью лишился большинства чувств, кроме злобы и ярости. Да что там говорить, он в отличие от остальных Темных, не имел способности видоизменяться, и вот уже двести лет носил лишь свой неизменный черный балахон, капюшон которого скрывал его мертвое лицо.

Да, в отличие от остальных, Водолей мог назвать себя счастливчиком, пусть при этом слове у него на губах всегда появлялась саркастическая улыбка. Даже при таких условиях, он оставался проклятым, и это проклятие тяготело над ним слишком долгое время, разрывая на части его тело, звеня в его голове массивным колоколом многие годы.

Но сейчас он был под властью другой боли. Она была схожей с той, что он испытал после убийства Пожирателя, хотя была слабее, но гораздо продолжительнее. Он не мог пошевелиться и прибывал в позе усталого пса уже неизвестно сколько времени. Попытки подняться на ноги или хотя бы выпрямить спину он не прекращал ни на минуту. Это приводило к всплескам новой боли, но колдун в синем даже не думал останавливаться.

Он был слаб, слишком слаб, и это наверняка чувствовали (или что там заменяло им чувства) его братья, компанию которых он решил покинуть раз и навсегда несколько лет назад. Рано или поздно они смогут выследить его, и тогда он не сможет им ничего противопоставить, хотя даже в лучшей своей форме он наверняка не смог бы продержаться и пяти минут в битве со Жнецом. А потому ему нужно было непременно встать, чего бы это ему не стоило. И если его магия сейчас не действовала, тогда он должен был одержать победу над своей слабостью с помощью простой физической силы.

Как такое могло быть, что он — один из самых могущественных колдунов во всех Ближних Мирах — был столь беспомощным из-за одного простого рисунка на земле в погребе, где он пребывал последние сутки. Да, индейцы всегда знали толк в колдовских кругах, и он всегда относился к ним с уважением. Но, случись кому-то из них в эти минуты подойти к нему, он наверняка не совладал бы с собой и разорвал его в клочья одним взмахом руки.

Будь он простым колдуном, не получившим свои силы от Океана Надежд, а развивший их в себе через гены предков и изучения всякой литературы, он давно бы "прыгнул" в Пустошь, в объятья Великого Ничто. А так, он все еще жил (но он всегда предпочитал слово "существовал"), пусть и был максимально истощен.

"Главное — это концентрация", твердил он себе, при этом шатался стоя на коленях, словно пьяный перед дверью очередной таверны. Во рту было сухо, и в то же время он чувствовал на языке некую жидкость. Сплюнув на пол, Марк удивленно приподнял брови, увидев на полу вместо слюны кровавый сгусток. Он широко улыбнулся, не отводя взгляда от собственной крови — такого чуда ему не доводилось видеть вот уже двести лет. Кровавый плевок начал быстро менять свой цвет, темнея, превращаясь в черную жидкость, которая расплывалось по пыльному полу погреба, словно раковая опухоль. Улыбка сошла с его губ.

"Ты давно уже не человек, приятель. И кровь твоя уже давно не та, и не стоит тешить себя напрасными надеждами".

Он надеялся, что Океан Надежд сжалиться над ним и примет его раскаянье и заберет обратно все свои дары, а взамен вернет ему человечность. Его братья были слишком самоуверенны и слепы, а потому затея дать бой наивысшей силе всех Ближних Миров — была абсурдной и заведомо проигрышной. Их мечты — занять место Океана Надежд и самим стать носителями Магического Начала — ни при каком раскладе не могли увенчаться успехом. Если у них сейчас была огромная сила с не меньшими лишениями, то второе появление перед Океаном с новыми требованиями, могло привести к тому, что они будут полностью лишены своих сил, а вот муки увеличатся в разы, при этом им будет сохранена вечная жизнь, для наибольшего нравоучения. Водолей всегда твердил им, что с Миром Вечности стоит не воевать, а искать перемирия, но его слова оставались не услышанными. Эти простые истины оставались очевидными только для него самого.

По этой причине он и покинул их компанию, но от идеи дойти до Океана Надежд он никогда не отказывался. Он стремился попасть опять в Мир Вечности, а его братья мечтали вернуть его в свои ряды, сменив трио опять на квартет. Втроем у них было мало шансов противостоять всей магии Ближних Миров, и когда они его найдут (в этом Водолей не сомневался), они потребуют его смирения и покорности. А дар убеждения у них был, особенно у Жнеца — у черного мага всегда была власть над ними всеми и в большей степени над ним, Водолеем, с его частично сохраненными чувствами, делающими его слабым. Если он признает свое поражение и воссоединиться с ними вновь и если они выйдут в битве с Океаном Надежд победителями, тогда его, Водолея, просто сотрут в порошок. При любом раскладе он останется в проигрыше. Даже если Океана Надежд вновь превратит его в человека, Темные найдут его и уничтожат с лица Миров, не дав ему даже насладиться свободой.

Бегство было не самым большим грехом перед братьями. Убийство Пожирателя — вот за что его наверняка могла ждать смертная казнь. Да, они нашли красному колдуну замену (это Водолей чувствовал), но часть их могущества ушла навсегда с истинным Пожирателем.

— Может, Жнец и сильнее меня, — прохрипел он. — Может, он способен увеличить силу моей боли троекратно, но он не сможет уничтожить меня. У меня есть власть над ними. — Капелька пота сорвалась с кончика его носа. Пот, так же как и кровь ранее, превратился в черную кляксу на полу, что прожгла землю, на которую упала, отравляя ее. — Я знаю их истинные имена.

Это был его козырь и секрет все эти долгие годы. Но, он раскрыл его. Ну и пусть, это заставит их держаться на расстоянии от них с Кевином. Он не хотел их смерти (к Пожирателю это не относилось), но он был готов применить против них свое оружие, пусть даже ему придется лишиться большей части своих сил и испытать вновь ту ужасную боль, пришедшую после смерти красного мага, по меркам с которой индейские круги не шли ни в какое сравнение.

Его руки, широко расставленные по сторонам, но не выходящие за рамки круга, так же как и его пот и кровь начали подвергаться метаморфозам — они стали тоньше и длиннее. Кожа на руках побелела, а на пальцах возникли узлы, словно на последней стадии артрита. Черные вены, пульсирующие по всему его телу, четко прорисовывались сквозь его кожу. Он терял свой человеческий облик, перевоплощаясь в то существо, которое породило в нем сила Океана Надежд. Волосы его поседели и удлинились. Глаза погрузились глубоко в черепную коробку и засветились тревожным синим светом. Однажды этот взгляд свел с ума одного Скитальца, с которым Водолей познакомился спустя несколько месяцев после своего побега. Плечи колдуна стали шире, а вместе с ними увеличилась и грудная клетка. Из-под одежды начал выпирать позвоночник и лопатки. Одежда на нем оставалась прежней, только сменив свой цвет на ярко-синий. Вскоре и вены сменили свой болезненный черный цвет, на цвет его силы. По сосудам побежала энергия Океана Надежд, и Водолею стало гораздо легче переносить боль магического круга.

Но, не этого он хотел. В своем магическом теле он бы неуязвим, но ему надо было побороть силу круга исключительно в человеческом облике, тогда он смог бы набрать практически прежнюю форму, ту, что была у него перед убийством своего собрата.

Что-то лежало у его ног. Вначале он даже не узнал свой дневник, в котором он сделал последнюю запись еще во времена полного отсутствия какой-либо магической силы в своем теле, во времена, когда он был обычным человеком. Когда же он превратился в Водолея, — чародея в синем одеянии, — дневник стал единственной его ниточкой, которая связывала его с прошлой жизнью. Именно он не позволял колдуну многое забыть из своего прошлого. Именно в записях дневника хранились истинные имена Четырех Темных. Свое же истинное имя он предусмотрительно уничтожил на всех страницах, где оно встречалось. Все это время дневник находился под защитой его магии, которая полностью скрывало его от посторонних глаз, в том числе и от глаз его собратьев. Теперь же дневник вышел из-под защиты магии, которая ослабла под воздействием рунического круга.

Водолей попытался сконцентрироваться, найти в себе те силы, которые в нем пока еще остались. Ему это удалось — руки начали укорачиваться и приобретать нормальную человеческую розовизну, вены потеряли свою яркость и приобрели обычный тускло-голубоватый оттенок. Страшно сморщенное лицо Водолея сменилось на усталое, но довольное лицо Марка Уотера. Волосы укоротились и приобрели песочный цвет, оставив место седине лишь на висках, и то она была слегка заметной, не более.

"Да, я все еще владею собой", усмехнулся он, обнажив белые зубы с черными полосами крови между ними. Он чувствовал, как сила вновь начала расти в нем, заглушая боль в теле. Он поднял дневник с пола и прижал его к груди, чтобы спустя мгновение тот снова исчез в его магическом хранилище. Он не записывал в нем события, которые произошли с ним уже после перевоплощения. Марк рад был все забыть, да только если его человеческая часть жизни быстро стиралась из памяти, уже спустя два дня после прочтения дневника, то жизнь в образе Водолея хранилась в его памяти вплоть до мельчайших подробностей.

Но, кое-что осталось при нем из его прошлой жизни, что не было записано в дневнике. То, что он увидел за несколько минут до переломного момента в своей судьбе. Он помнил, насколько сильно его очаровал Океан тогда, хотя того блаженного чувства память не сохранило. Марк верил, что с повторным приходом в Мир Вечности он вспомнит все те ощущения, что росли в его груди сотнями цветов, пусть даже он и предстанет перед Ним в облике проклятого колдуна. И он вновь сможет видеть Мир в ярких тонах, а не в блеклых оттенках, как это было сейчас.

Темное пространство погреба осветил тонкий луч света, а вместе с ними пришли и звуки горячего песчаного ветра. Кто-то приоткрыл дверь, что запирала вход.

Марк поднял голову. Свет слегка заслонила чья-то тень. Послышались легкие шаги, и перед ним предстал вождь племени сиу.

— Я смотрю, тебе совсем плохо, — спокойно произнес он.

— Терпимо, — хрипло ответил ему колдун. — Пятью минутами ранее было гораздо хуже.

— Долго ты еще собираешься себя мучить?

— Еще один день. Эти круги тренируют во мне мою силу. К тому же, он доложен поверить, что все это время мне было несладко.

— А разве это не так?

Марк отнял от земли правую руку, от чего левую забило крупной дрожью, и пристально оглядел ее с разных сторон, сжимая и разжимая пальцы. Между пальцами начали вспыхивать слабые проблески молний.

— У меня начинает вырабатываться иммунитет к этим кругам. Предвидя твой вопрос, спешу объяснить тебе, что иммунитет — это невосприимчивость организма к чужеродным организмам или же веществам.

Белый Столб Дыма только кивнул в ответ.

— Как он? — спросил Марк, шатаясь из стороны в сторону, словно кобра, загипнотизированная звуками флейты.

— Не перестает спрашивать о тебе… и повторяет, что он не Маниту.

— О нет, он гораздо сильнее Маниту. Его сила в уникальности.

Вождь подошел ближе к колдуну и присел перед ним на одно колено и положил ему руку на плечо.

— Что ты хочешь доказать, Водолей? А главное кому?

— Он находится под властью чар, а потому не способен лгать. Я хочу знать наверняка: откажется он от меня в пользу своей цели или же нет.

— А что если его выбор не будет в твою пользу?

— Ничего не изменится, я просто буду знать правду. — После короткой паузы колдун добавил: — Ничего не измениться для меня.

— Если он не способен солгать, то почему ты его просто не спросишь об этом?

— Он все же способен на ложь, если в свою ложь он будет искренне верить.

— А как насчет нашего договора?

— Не беспокойся, старик. Я привык держать свое слово. Тот, кто наложил на вас проклятие погиб от моих рук, а потому во всех Ближних Мирах осталось только трое носителей магии способных вам помочь. Но я не думаю, что Жнец или Вихрь поспешат вам на помощь.

— Большинство моих соплеменников верят в то, что ты Вендиго.

— А что ты сам думаешь обо мне, вождь? — прохрипел Марк, криво улыбаясь и глядя с поволокой на старика своими ярко-голубыми глазами.

— Я думаю, что ты гораздо опаснее Вендиго, пусть в тебе и есть благородство.

Марк согнул одно колено и встал стопой на землю. Не прошло и пяти секунд, как он уже стоял перед вождем сиу во весь рост.

— Ты не далек от истины, вождь. А теперь, скажи своему шаману, чтобы нарисовал для меня новый круг-ловушку, так как этот уже исчерпал все свои магические возможности.