1

При каждом шаге касса Джеймса Дан Гил Фостера звук металлических каблуков разносил по коридору гулкое эхо. Пол замка был покрыт золотыми и серебряными пластинами, в колоны были инкрустированы сотни разноцветных драгоценных камней, а стены были украшены гобеленами и картинами, на которых были изображены все те, которые когда-то жили в замке и правили Андором. На первой картине был изображен Великий Губернатор Андерс Хан Тор Вил Бенуа из ордена Лордов, который правил в этих краях более двухсот лет назад. А на последней был изображен ныне правящий Великий Губернатор Милтон Сан Бир Вил Грей из того же ордена. Именно он превратил и так роскошный дворец в настоящую золотую жилу, от которой у ничтожного класса, случись им каким-то образом попасть в его владения, голова бы пошла кругом.

Все эти красоты Джеймс Дан Гил Фостер давно научился не замечать. Он прекрасно понимал, что со временем можно ко всему привыкнуть, будь то несметные богатства или же лужи крови казненных на Главной Площади. Чтобы меч не бил его по бедру, глава охраны дворца и по совместительству "правая рука" губернатора, придерживал его рукоять ладонью. В левой руке он держал плотный лист желтой бумаги свернутой в трубочку и связанную бечевкой. Край листа был запечатан красным воском, на который был поставлена печать главного провидца Зиамского объединения Артура Клэнси, более известного как "Мэджик Шайн".

Несмотря на заметную хромоту, Джеймс Дан Гил Фостер двигался быстро и уверено по широкому коридору, держа высоко голову и смотря только вперед своим колким взглядом серых глаз. Хромота была практически незаметной, если он шел неторопливо и многие даже забывали о том, что вместо правой ноги у главы охраны дворца был деревянный протез. Многие забывали, но только не сам Фостер. Он лишился конечности более десяти лет назад, но до сих пор не смог свыкнуться с потерей. Несмотря на отсутствия ноги, Фостер по праву считался лучшим воином губернии, способный сразиться с тридцатью противниками и выйти в схватке победителем.

Ранение, приведшее к гангрене, а затем и к ампутации ему нанес ничтожный — почти мальчишка, — который попытался убить его в то время, когда Фостер (тогда еще капитан губернской армии) прибыл в одно из многочисленных селений для сбора налогов. У него уже тогда была репутация жестокого и безжалостного убийцы, но то, как он расправился с ничтожным сельчанином, ужаснула даже его подчиненных, которые с застывшим ужасом на лицах смотрели, как их капитан кромсал тело парня до кровавого месива.

Ему навстречу шли две служанки, которые почти бегом прошли мимо него, смотря в пол, но при этом, не забыв изобразить быстрый книксен, поравнявшись с ним. Фостер же не обратил на них ни малейшего внимания. Они боялись его, так же, как и все прислужники двора. Всеобщий страх перед его персоной льстил Фостеру. Он любил, когда люди прятали от него свои глаза, а их голоса дрожали при ответах на заданные им вопросы. Он знал, что даже звук его каблуков заставлял вздрагивать всех тех, кто его слышал. Его не боялся разве что Милтон Сан Бир Вил Грей, который доверял ему, наверное, даже больше чем самому себе. Губернатор верил, что глава его охраны никто иной, как его верный пес, которому дозволялось принимать трапезу за одним столом с Великим Губернатором, и Фостер ничего не имел против этого убеждения. Он даже прилагал для этого усилия, желая получить полностью доверия Милтона Грея, а заодно и безграничную власть.

Несмотря на все призрение, которое он испытывал ко всем сынам человеческим, Фостер любил проводить вечера в кабаках, сидя за столом в веселой компании, потягивая эль и чувствуя трепетные и осторожные прикосновения женщин на своем теле.

Он не был красавцем ни в молодости, ни в зрелом возрасте, но все женщины, что работали в пабах и кабаках мечтали о ночи с ним, а тем, кому удалось увидеть его без одежды и непосредственно в деле, рассказывали о нем своим знакомым подругам неделями напролет. Но, в основном это были блудливые и никчемные женщины. В то время как красивые и юные девушки из ничтожного класса отдавались ему исключительно из-за страха за свою жизнь.

Около шести лет назад во дворце появилась новая прислуга. Ей было всего шестнадцать лет, а ее красоте уже могли позавидовать даже нимфы. Фостер приметил ее мгновенно, стоило появиться ему на кухне, где та работала, хотя девушка старалась не попадаться ему на глаза. Он потребовал ее явиться к себе в опочивальню вечером, но она не побоялась ослушаться его приказа. Вначале его это даже забавляло, но чем настойчивее был он, тем решительнее были ее отказы. Дошло до того, что Фостер избил ее на улице, на глазах ее родителей и других работников кухни, которые ничего не могли с этим поделать, а только умоляли его отпустить их дочь, а затем молили саму дочь не перечить ему. Он затащил девушку за волосы в свою комнату. Там он ее насиловал на протяжении нескольких часов, после чего изуродовал острием ножа ее опухшее от побоев лицо и выбросил на задний двор в самую грязь.

Ему нравилось преподавать жизненные уроки всем тем, кто считал вправе ему перечить.

Дойдя до огромных дверей, он отворил их одним сильным толчком правой руки. За дверями тянулся очередной коридор, чуть уже предыдущего, с большими окнами по правую сторону, что были украшены цветастой мозаикой.

По совету Фостера, губернатор Милтон Сан Бир Вил Грей повысил налоги почти в три раза и увеличил размер армии. Любое неповиновения ничтожного класса карались долгими годами заточения в темницах. А любые попытки протестов завершались кровопролитием и полным уничтожением зачинщиков и их приспешников. Два раза в год, в день рождения первого губернатора из ордена Лордов Андерса Хан Тор Вил Бенуа и день рождения самого Милтона Сан Бир Вил Грея, проводились грандиозные ярмарки, на которых устраивались конкурсы, танцы, застолья, а также казни и помилования. Тех, кого следовало казнить, а кого помиловать выбирал сам Милтон Сан Бир Вил Грей, правда — не без советов Джеймса Дан Гил Фостера. Число помилованных никогда не превышало трех человек, хотя за последние три года среди приговоренных к смерти не было ни одного помилованного. В то же время количество казненных могло достигать и двух сотен, а потому к концу ярмарки, площадь буквально оставалась залитой кровью, а обезглавленные тела увозились на каретах в сторону полей, где им предстояло стать удобрением для плодородной почвы.

Он не успел протянуть руку, как двери сами отворились перед ним. Это его совсем не удивило: звук его шагов не расслышал бы разве что глухой. Войдя в огромное помещение, в которой доминировал зеленый цвет, носителем которого были нефритовые плиты на полу и изумруды, инкрустированные в стены и колоны, Джеймс Дан Гил Фостер направился к длинному обеденному столу, за которым сидел губернатор.

Милтон Сан Бир Вил Грей был высоким и худым человеком пятидесяти лет отроду. Его голову украшал парик, которых у него было несметное количество. Он носил камзол, исшитый узорами из золотых нитей, а пуговицы и запонки были сделаны из крупных рубинов. Его панталоны были выкроены в далеком объединении Фаржэ, которое испокон веков славилось своими мастерами во всех ремеслах, начиная от поваров и заканчивая кузнецами. Его гольфы и пришитые к ним бантики были сделаны из щелка и казалась столь белыми, что могли посоревноваться в белизне даже с первым снегом, выпавшим за несколько часов до рассвета.

Увидев идущего к нему главу охраны, губернатор бросил обратно на тарелку недоеденную ножку гуся, вытер руки полотенцем и встал со своего стула, который как все в этом дворце, был украшен драгоценными камнями.

— Ваше величие, у меня есть важная новость! — громогласно воскликнул Фостер, приближаясь к губернатору.

— И от кого же она, друг мой? Неужели от того, о ком я думаю?

— О да, сир! — Фостер протянул ему сверток, и губернатор Грей тут же воспрянул духом, увидев печать Главного Мага объединения Зиам. — Вы, наконец, получили ответ от Мэджика Шайна. Пришлось ждать целых пять лет.

Губернатор поспешил взять в руки письмо, после чего одним жестом руки прогнал всю прислугу из зала, оставшись наедине с Фостером.

— Пять лет! Целых пять лет, я ждал этого письма! — ликующе воскликнул он, срывая печать и разворачивая свернутую бумагу. Его ярко-голубые глаза вечно всем недовольные, теперь просто пылали от возбуждения, двигаясь из стороны в сторону по написанным строчкам письма.

Заложив руки за спину, и продолжая держать осанку, Фостер неотрывно наблюдал за губернатором, чье лицо менялась на глазах с каждой секундой. Эмоции на худом и не менее желтом лице, чем сама бумага, которую он сжимал в узловатых руках, твердили, что новости в письме были очень приятными и важными. Да что там: губернатор был готов в любой момент зайтись в восторженном крике, но пока сдерживал свои эмоции, так как хотел дочитать все до конца. Фостеру послушно ждал, молча глядя перед собой.

Наконец, губернатор отвел свой пристальный взгляд от письма и взглянул на главу охраны. В уголках глаз Милтона Грея заблестели слезинки радости, от чего Фостеру захотелось его одарить сильной оплеухой.

— Наконец-то! — почти фальцетом воскликнул губернатор, сворачивая лист обратно в трубочку. — Я уже начал сомневаться, что это когда-либо произойдет, но Молодой Мир все же благосклонен ко мне. Провидец пишет, что все мои мечты исполнятся в начале месяца Цветения. А это значит, что вполне возможно это произойдет уже сегодня или же через день. А может, это уже произошло!

— Рад был принести вам столь важное сообщение. Там указаны какие-либо приметы столь нужного нам… вам человека: где именно его следует искать, в чем он будет одет, в конце концов, какого он будет пола?

Губернатор коротко закивал, после чего вновь развернул письмо и принялся его перечитывать.

— Мэджик Шайн пишет, что это будет молодой темноволосый мужчина в странном одеянии. На его шее две большие родинки. Словно следы от укуса вампира. Точное его место нахождения ему не известно, но он без сомнений появиться на землях, которые принадлежат мне.

— Прикажете отправить группу солдат на поиски нужного нам человека? — спросил Фостер.

— Да, и немедленно! Я хочу видеть его перед собой не позже чем через две недели. Ты можешь идти мой верный друг. Я должен побыть наедине со своими мыслями.

— Прежде чем удалиться, разрешите мне задать вам вопрос, сир.

— Какой?

— Когда пришелец предстанет перед Вашим Величеством, что вы потребуете от него?

Милтон удивленно приподнял брови и часто заморгал.

— Джеймс, я удивлен слышать сей вопрос из твоих уст. — Губернатор вернулся к столу, сорвал несколько виноградинок и отправил их в рот. — Я заставлю его привести меня к Океану Надежд.

— А если он откажется подчиниться вам? — задал очередной вопрос Фостер.

Губернатор замер как вкопанный. Уже протянутая вперед рука за очередной виноградиной, повисла в воздухе. Судя по выражению лица Милтона, Фостер понимал, что такой ход событий им даже не рассматривался ранее.

— Тогда, я пригрожу ему виселицей!

— Но, вы же не повесите его на самом деле. И, если он не дурак, он поймет, что вы этого не сделаете.

— Тогда ты лично займешься его пытками, пока он не согласиться полностью подчинится мне! — решительно заявил губернатор.

— Пытки хорошо влияют на разговорчивость, но ведь вам предстоит дальний путь. В своем желании отомстить вам, он может привести вас к погибели, а не к жизни вечной, — не унимался Фостер, предлагая новую порцию возможных событий.

— Тогда, как мне поступить, о, мой верный и дорогой Джеймс? — обескуражено промолвил губернатор.

— Я предлагаю действовать не силой, а хитростью. Гораздо проще будет обмануть его. Сделать так, чтобы он сам привел вас к Миру Вечности.

Губы губернатора растянулись в широченной улыбке, после чего его рука все же сорвала очередные две виноградинки и поднесла их ко рту.

— И каков твой план, Джеймс?

Джеймс Дан Гил Фостер помолчал, словно решая: верно ли будет с его стороны оглашать свой план или нет, после чего ответил:

— Когда я думаю об обмане и хитрости, то первое имя, которое приходит мне на ум — это Диздэйн.

— Ведьма, живущая на болоте? — удивился губернатор.

— Именно она.

— А что…, — задумчиво произнес Милтон Сан Бир Вил Грей, потирая между пальцами кончики своих усов, при этом кусая верхнюю губу. — Старуха знает толк в интригах, а также способна на привороты. Думаю, это замечательная идея.

Все еще хмуря лоб от усердных раздумий, губернатор подошел к окну, и выглянул на улицу, разглядывая свои владения.

— Значит, вы согласны прибегнуть к ее помощи? — уточнил Фостер.

— Да, без сомнений. Пошли к ней солдата.

— Не почтите за наглость, но лучше всего отправить не одного, а двоих.

— Ты как всегда прав, мой друг. Пусть они изложат ей суть дела и попросят совета.

— Да, сир, — Фостер поклонился и, повернувшись, направился обратно к дверям, вновь нарушая своими тяжелыми шагами зыбкую тишину губернаторского дворца.

 

2

Его серые глаза как всегда смотрели исключительно вдаль с легким прищуром, а он сам торопливо шагал по каменной мостовой. Солнце находилось в своем зените, но тепла от этого не становилось больше, так как было только начало месяца Цветения. Вздрогнув невольно плечами, Фостер проходя мимо лавки со спиртными напитками, взял один из глиняных кувшинов с узкой горловиной и пошел дальше. Владелец лавки предпочел не заметить пропажи, ведь жизнь ему была гораздо дороже полулитра рисовой водки.

Глотнув жидкости из кувшина, Фостер скривился от накатившей зубной боли, продолжив путь в сторону ждущей его кареты, которая должна была подвести его к шатру. Военных шатров в губернии было четыре и в каждом проводили большую часть дня по пятьсот солдат и офицеров. Шатры были огромными как в диаметре, так и в высоту, от чего их можно было разглядеть в любой части губернии, только если их не заслоняли, в некоторых ракурсах, губернаторский дворец или же тюремная башня.

Взобравшись в карету, он приказал кучеру держать путь к восточному шатру, в котором служил капитан Малвилл — любимец солдат и ничтожных. Джеймсу же капитан не нравился. Они были полной противоположностью друг друга. Стоило отметить, что и капитан не жаловал главу охраны губернатора.

Малвилл был хорошим командиром и верным подчиненным, а потому был на хорошем счету у Его Высочества Губернатора Сан Бир Вил Грея. Строить против него заговор у Фостера и в мыслях не было. Он не видел в нем настоящего соперника, которого стоило опасаться, а потому любой ценой устранить. Конечно, глава охраны дворца мог отправиться в любой из шатров, расположенных в разных углах губернской стены, но он все же решил отдать предпочтения именно тому, в котором руководил именно капитан Уолтер Малвилл. Разве мог он лишить себя удовольствия и не показать тому, кто на самом деле главный, а если получиться, то и унизить капитана перед его же подчиненными?

Карета осторожно тронулась с места, и Фостер откинул голову на спинку мягкого кресла и прикрыл глаза. Сон пришел к нему практически мгновенно, так как прошлая ночь была слишком короткой и беспокойной.

* * *

Завершался вчерашний день вполне обычно — то есть в кабаке. Он появился перед его дверями, когда на улице еще не была ночь, а вечер подходил к концу. Кабак Харви Тан Кин Листмана как всегда был переполнен пьяными немытыми людьми, а потому и тяжелым запахом, в котором ярче всего прочерчивался запах пота, табака и алкоголя. За главным столом не было свободного места. Стулья и длинные скамейки были заняты армейцами, торговцами, простыми отморозками (которые себя любили называть "наемниками") и Океан Надежд знает кем еще. Все они играли в покер.

Стоило Джеймсу Фостеру войти в забегаловку окутанную сизым дымом, как вокруг стало немного тише. Так было всегда во время его появления перед всем этим сбродом. Весельчаки на мгновение теряли чувства юмора, а шлюхи прекращали смеяться или же плясать под халтурную мелодию скрипача. Даже для играющих в карты его появление не оставалось незамеченным: кто-то прижимался поближе к соседу, а кто-то и вовсе вставал со своего места, освобождая его для Фостера. Во всех кабаках Андора ходило негласное правило: не говорить громко, не смотреть в глаза и не касаться одежды главы охраны губернатора, когда он проходил мимо, особенно если он был трезв. Кто-то придерживался этих правил и когда глава охраны губернатора находился навеселе. Зачем было рисковать, пусть даже в подпитие Фостер был немного благосклонней ко всем завсегдатаям кабаков?

Как правило, заходя в паб, Фостер прямиком направлялся к стойке бармена, чтобы пропустить сразу пять стаканчиков самого крепкого виски, и только после этого присаживался за игральный стол.

Но, в тот день он изменил этой традиции, а все потому, что приметил за покерным столом Джереми Хан Гур Уотсона, названного своими поклониками "Укротителем Меча и Кинжала". Уотсон был родом из Госбуна, и не часто появлялся в Андорской губернии. Его считали лучшим воином в своей губернии, так же, как и его самого в Андоре. Но, многие считали молодого и амбициозного Уотсона лучшим и во всем объединение Эрис. Фостер не сомневался, что многие жители не то что Госбуна, но и Андора считали, что у него нет шансов в бою против госбунца. И практически все андорцы мечтали, чтобы этот бой состоялся, в надежде, что Уотсон сможет отправить главу губернаторской охраны раньше времени на Землю Мертвых.

Завсегдатаи кабаков не боялись Уотсона, пусть даже у того была точно такая же репутация хладнокровного убийцы, как и у главы охраны губернатора Андора. Но, в отличие от Фостера, Уотсон всегда убивал своих жертв в бою или же на дуэлях и никогда от его рук не погибал ни один представитель ничтожного или же среднего класса из-за некой непонятной посторонним прихоти.

Из-за карточного стола встал высокий бородач по имени Винсент Таб Ларсон, который сам себя провозгласил "лучшим другом" главы охраны губернатора. Фостер мог бы убить его в любой момент, но пока что его такие мысли не посещали, так как действия подхалима и прихвостня его всегда чем-то подкупали. А в глазах того, Фостер всегда мог прочесть восхищения в свой адрес, что не могло ему не льстить.

— Рад приветствовать тебя, о, друг мой! — несмотря на широко расставленные руки, Ларсон не стал его обнимать, понимая, что такого жеста Фостер не потерпел бы даже от представителя дворянской родословной, а не то что от среднего класса коим он являлся. Он только слегка наклонился, держа руки расставленными, выказывая ему свое почтение.

Фостер отстегнул меч от своего бедра и протянул его Ларсону, продолжая глядеть на Уотсона, после чего занял освободившееся место, как раз напротив госбунца.

Уотсон вместо приветствия, одарил Фостера кривой улыбкой, продолжая придерживать сомкнутые в корсет талии двух смазливых девиц, сидящих у него на коленях. Их изукрашенные красной пудрой щеки выглядели броско и нелепо на их белых как молоко лицах. Обеим девушкам на первый взгляд было не больше двадцати лет.

— Привет, Джереми, — поприветствовал он госбунца, расстегивая две верхние пуговицы на своем сером камзоле. Свой белый мундир, который подчеркивал его статус, он всегда снимал, прежде чем отправится в таверну, не желая его пачкать и пропитывать запахом дыма. — Рад нашей встрече.

— Странно видеть тебя столь учтивым, Джеймс, — усмехнулся Уотсон. — И хотя я не совсем уверен в искренности твоих слов, я тоже слукавлю и скажу тебе, что тоже рад видеть тебя.

Девушки на коленях госбунца с трудом сдержали улыбки, после чего обе ответили на поцелуи своего сегодняшнего кавалера.

— Лесть? — Фостер приподнял удивленно брови, после чего, наконец, улыбнулся ему в ответ. — Я действительно рад. Позволь спросить тебя, что ты делаешь в Андоре?

— Да так, был проездом и решил заглянуть к Листману в гости, узнав, что этим вечером в его таверне проходит игра в покер с большими ставками. Люблю играть по крупному.

— Это просто замечательно, ведь ты равен мне не только в бою, но и в игре в покер.

— О, Джеймс, ты слишком высокого о себе мнения, — рассмеялся Уотсон, после чего девицы последовали его примеру, словно поверив, что госбунец если и не останется в Андоре навсегда, то обязательно возьмет их с собой и окружит своей заботой, лаской и покровительством. Фостеру стоило одарить их лишь одним коротким колким взглядом, чтобы от их веселья не осталось и следа. — Если в покере мы можем еще сразиться с тобой на равных, то в бою я от тебя не оставлю даже мокрого места. Твои дни как непобедимого бойца давно прошли. Ты не только стар, но ты еще и инвалид.

Уотсону было всего двадцать пять лет, он был высок, хорошо сложен и имел головокружительную реакцию. Так же он был очень хорош собой.

Фостер был его почти полной противоположностью: сорок пять лет, что для армейца считалось старческим возрастом, среднего роста, среднего телосложения, неказист даже в юные годы, лишенный правой ноги, пусть даже он и научился ходить на протезе практически без хромоты. Реакция у него тоже была неплохой, но годы не щадят никого, а потому он уже не был столь же быстр, как в свои юные годы. Но, у него был одно большое преимущество — опыт многих лет.

Но, сегодня, помимо опыта, у него было еще одно преимущество — Уотсон успел пропустить три-четыре стаканчика виски, в то время как он сам был совершенно трезв.

Фостер молча глядел ему в глаза, в которых горели насмешливые огоньки, и с трудом сдерживал ярость в себе. Возможно, госбунец был прав и в сорок пять лет, да еще и без ноги, он был уже не тем воином, каким он был десять лет назад, но самолюбие твердило, что он способен взять вверх над любым бойцом из любого объединения.

— Что же, — пожал плечами Фостер. — Если в бою у меня нет против тебя шансов, тогда давай сразимся в карты.

Без лишних слов, все сидящие за игральным столом быстро повставали со своих мест, зобрав с собой стаканы и монеты. Сидеть остались лишь Фостер и Уотсон, который попросил девиц на какое-то время покинуть его, напоследок похлопав их ладонями по ягодицам, спрятанными под панталонами.

— Не уходите далеко, красавицы. Я еще хочу с вами этой ночью порезвиться на втором этаже! — напомнил он им и они поспешили заверить его, что обязательно дождутся его. — Сдавай карты, Джеймс.

Над крышей таверны установилась полная тишина. Слишком пьяных и тех, кто не мог контролировать свою речь или действия, выставили на улицу. Ничто не должно было мешать противостоянию между двумя лучшими воинами объединения Эрис. Пусть это и не была битва на мечах, но и противостояние в карточной игре между Уотсоном и Фостером была для всех присутствующих интригующим зрелищем.

— Сдавай лучше ты, Джерри. А я пока тебя догоню. Листман принеси мне стаканчик виски. А лучше два.

Хозяин заведения, оставивший стойку из-за не меньшего желания, чем у остальных присутствующих, поглядеть на игру, поспешил исполнить желание Фостера. Стакан он поставил на стол, справа от главы охраны губернатора, но Фостер даже не взглянул на виски. Его внимание было сосредоточено на Уотсоне. Тот, в свою очередь, глядя с улыбкой на Фостера, раздавал карты. Андорец не стал брать в руки свои карты, дождавшись, когда госбунец это не сделает первым. Он постарался прочесть по лицу Уотсона какие-либо эмоции, когда тот впервые взглянул на свой расклад, но лицо молодого бойца оставалось непроницаемым.

Фостер положил ладонь на свои карты и потянул их поближе к себе, после чего приподнял их края, и коротко взглянул на то, что досталось ему.

Первой картой была девятка червей. Следом шел валет пик. Третей картой был король пик. Чертой — тройка треф. Пятой — туз бубен.

— Еще? — спросил госбунец.

— Не помешает.

— Одну? Две?

— Давай три, — сказал Фостер, отказавшись от девятки, тройки и туза.

Уотсон взял от колоды две верхние карты и подбросил их Фостеру. Тот поднял их, глядя исключительно на госбунца.

— А ты? — спросил Фостер.

— Я себе две заменю. Какова твоя ставка, андорец?

Фостер полез в свой кошелек.

— Три золотых.

— Что ж, мне нравится начало нашего противостояния. Принимаю твою ставку и удваиваю ее. — К трем золотым Фостера прибавилось еще шесть. По таверне прошлась волна восторженного гула.

— Уверен в своей победе? — спросил Фостер, глядя на улыбающегося Уотсона.

— Я всегда в ней уверен.

— Ладно, принимаю ставку. — Фостер бросил на стол еще три золотых монет, которые в пламени свечей кабака, осветились радующим глаз блеском.

— Скрываемся или еще по одно карте?

— Я бы не отказался и от двух.

Уотсон взял колоду и бросил перед Фостером еще две карты рубашкой вверх. Себе он взял только одну, а ненужную отбросил в сторону. Фостер взглянул на свои карты. У него были три карты одинаковой масти. Десятка, валет, король пик и две карты, которые в этом раскладе только мешали своим присутствием.

Он взглянул на Уотсона. Тот смотрел в свои карты и уже открыто улыбался, довольно растягивая уголки губ. Что у него могло быть: стрит, флэш, фул-хауз, каре?

Фостер кашлянул три раза в кулак и в тот же момент одна из ненужных ему карт отправились в рукав его камзола, а ей на замену пришла дама пик. Теперь стоило опасаться только того, чтобы у госбунца не оказалась ее "сестра-двойняшка".

Уотсон медленно поднял взгляд на Фостера.

— Я увеличиваю свою ставку до десяти золотых монет… или сколько там у меня…

Кабак заполнился удивленными и восторженными голосами и даже парочкой хлопков в ладоши.

— Тихо! — приказал Фостер, и все тут же разом умолкли. — Я отвечаю.

— Отлично. Тогда, вскрываемся. — Уотсон перестал улыбаться, став серьезным, от чего он совсем перестал быть похож на пьяного или хотя бы слегка охмелевшего человека.

— Ты первым.

После небольшой паузы, Уотсон опустил свои карты на стол, разложив их в форме веера. Завсегдатаи бара подтянулись ближе, желая разглядеть его расклад.

— Три туза и две тройки. Фул-хауз, — озвучил свои карты госбунец.

— Вот это да! — воскликнул кто-то за спиной Фостера.

— Да тихо ты! — осадил его другой.

— Теперь твоя очередь, Джимми, — иронично произнес Уотсон. И хотя на его губах больше улыбка не появилась, в глазах виделся блеск удовольствия.

Прежде чем открыть свои карты, Фостер взял стакан виски и одним махом осушил его. Сильно припечатав стакан к столу, он выбросил свои карты на стол. Вначале по таверне пронеслись несколько голосов еле слышным шепотом, а затем прокатился восторженный гам.

— Не может быть! — воскликнул госбунец, ударив кулаком по столу. — Стрит-флэш! Как ты это сделал?!

Вместе с гамом начали раздаваться уже более внятные аплодисменты, которые постепенно набирали силу, пока не заполнили собой все пространство заведения.

— Не повезло тебе, госбунец. — Фостер приподнялся со своего стула и положил ладони на золотые монеты. Но, не успел он дотянуть их с центра стола в свою сторону, как Уотсон сильно надавил на его ладони своими.

— Держишь меня за дурака, Фостер?! — Его глаза засияли злобой, а рот превратился в оскал.

Поступок Уотсона взбесил Фостера, но он смог сдержать свои эмоции в себе. Только его лицо стало багровым.

— Что ты несешь, парень?! Это была честная игра!

— У тебя не мог быть стрит-флэш!

— Это еще почему?

— Да потому что дама пик была у меня! — взревел Уотсон, после чего отнял одну руку от ладоней Фостера, и развернул карты, что были в отбое. Среди них оказалась еще одна дама пик. И паб вновь заполнился голосами, только теперь не восторженными, а удивленными и недовольными.

— Ты ее сам подложил, — отпарировал Фостер, понимая, что отрицания с его стороны только провоцировала Уотсона на агрессию. Именно агрессию он и желал видеть от госбунца.

— А это что?! — Уотсон схватил его за запястье и выудил из его рукава шестерку треф. — Как она оказалась здесь? Или у тебя хватит наглости утверждать, что я и ее подложил?!

Фостер вырвал свою руку из крепкой хватки госбунца, и проковылял к Ларсону, который продолжал держать в руках его меч, после чего уже с ним вернулся к столу. Все присутствующие в баре решили расступиться, давая возможность двум лучшим воинам объединения вступить в смертельную схватку. Уотсон тоже схватил свою шпагу, от чего Фостер не смог удержаться от смеха.

— Решил меня заколоть, госбунец? Листман, принеси Уотсону настоящий меч. Не хочу, чтобы на следующий день все твердили, что я победил только потому, что у меня было преимущество в оружие.

Хозяин таверны озадачено оглядел всех присутствующих. Ему явно хотелось выступить миротворцем, так как он слишком боялся за сохранность своего кабака, но ему не хватило духу противоречить Фостеру, да и всем кто находился в этот час под сводами его заведения. Ведь эту схватку давно мечтали увидеть не только все андорцы и госбунцы, но и почти все Эриское объединение. Да что там скрывать — он сам мечтал об этом, хотя никогда не думал, что дуэль произойдет в его кабаке. Большинство из жителей губернии ненавидели Фостера, включая и самого Листмана, за излишнюю жестокость и высокомерие. Многие жители потеряли своих родных и близких по его милости и только в своих мечтах видели тот день, когда кто-то избавит их от Фостера. И, конечно же, многие представляли себе избавителем именно Джереми Уотсона. А потому, Листман не стал долго думать о сохранности своего кабака, а поспешил за мечом. В конце концов, эта дуэль даже наоборот могла послужить ему большую службу: ведь каждый захочет посетить историческое место, где нашел свою смерть один из самых великих и самых кровавых воинов губернии и объединения. О да, такая слава сможет увеличить его доходы в разы.

Листман вернулся спустя несколько секунд, протянув меч госбунцу. Как только рукоять холодного оружия оказалась в руках Уотсона, он с криком набросился на Фостера, который с трудом успел отбить атаку. Но, напор и сила госбунца были слишком велики, от чего главу охраны губернатора отбросило назад. Круг, сформированный из людей, стал еще больше. Фостер скорее всего бы упал на пол кабака, если бы не деревянная стена, подперевшая ему спину. Он только успел восстановить равновесие, как Уотсон вновь накинулся на него. Лезвие меча уже было готово разрезать его голову на две равные половинки, прямо пройдя по макушке, переносице и подбородку, если бы не его знаменитая реакция и быстрота, которые позволили ему вовремя выставить вперед свой меч, отбивая атаку. Мышцы его рук напряглись, но Уотсон был сильнее, от чего его локти постепенно начали сгибаться, а лезвие меча и лицо госбунца приближаться. Уже когда лезвие меча было на расстояние не больше мизинца от его кончика носа, Фостер присел и ушел в сторону.

Толпа кричала и подбадривала бойцов, их слова сливались в бессмысленную какофонию, лишенную смысла.

Оказавшись один перед стеной, Уотсон резко развернулся. Острие его меча достала успевшего отойти на относительно безопасное расстояние Фостера, полоснув его по спине. Его камзол и сорочка расползлись, обнажив кожу и начавшую кровоточить рану. Фостер взревел от боли, выпрямил спину и слегка согнул колени. Уотсон готовился к новой атаке, не давая времени ему на восстановление. Несмотря на выпитое, Джереми Уотсон был быстр и решителен и находился в прекрасной форме. Еще пару минут назад Фостер был о себе такого же мнения, но теперь ему пришлось кардинально пересмотреть самооценку, а также поменять тактику боя. Меч полетел в его сторону, и снова Фостеру удалось отразить атаку в самый последний момент, когда казалось, что ранение было неизбежным. Атака следовала за атакой. Фостеру приходилось думать только об обороне, в чем он считался, пожалуй, даже лучше мастером, чем госбунец. Но столь огромное количество атак и прессинга со стороны Уотсона были способны расправиться с любой обороной, какой бы искусной она не была, а потому на теле Фостера вскоре появилась новая рана, образовавшаяся на его левом плече. Ранение было довольно опасным, но боли от него Фостер даже не почувствовал. Три следующих удара были отбиты им, но четвертый откинул его на карточный стол, вследствие чего несколько золотых монет разлетелись по сторонам и зазвенели по полу.

Завсегдатаи уже вопили от восторга и криками подбадривали дуэлянтов. Уотсон стоял над Фостером, подняв руки высок вверх продолжая крепко сжимать в руках рукоять меча. Фостер понимал, что ему уже не успеть вовремя выставить перед собой свое оружие, а потому и не стал этого делать. Вместо этого он перекатился на бок, и разрезавший воздух меч госбунца, вонзился в деревянный стол, оставив на нем глубокий рубец. Фостер встал со стола и отбежал в сторону, настолько быстро, насколько ему позволило это сделать выносливость и деревянная нога. Впервые ему представился момент для атаки, так как госбунец находился в это мгновение спиной к нему. Фостер взмахнул мечом, но его удар был отбит госбунцем с невероятной легкостью. Затем, Уотсон нанес два точных удара кулаком по лицу Фостеру, а следующей атакой выбил из рук главы охраны губернатора его меч, который отлетел в сторону. Несколько зрителей, увернулись от скользящего по полу холодного оружия, после чего вновь встали на свои места. Меч исчез за частоколом их ног.

Уотсон сделал еще один быстрый взмах мечом и всадил его в правую ногу Фостера, а вернее в его протез. Затем, он резко потянул рукоять на себя, а вместе с ним и Фостера, который не удержался на ногах и плюхнулся задом на пол. Протез вышел из его культи, после чего улетел за спину Уотсона, а острие меча остановилась на расстояние ногтя от горла Фостера.

— Ну, вот и все, Джимми! — усмехнулся Уотсон. Его дыхание даже не сбилась и только волосы на лбу были влажными от пота. — Проси пощады. Проси на коленях, и я дарую тебе жизнь.

— Лучше убей меня, госбунец, иначе я буду преследовать тебя до тех пор, пока не увижу в гробу, — задыхаясь от усталости, вымолвил Фостер, кривя рот в гневе.

Завсегдатаи продолжали кричать, желая увидеть окончательное завершение боя. Но, громче всех кричал Винсент Таб Ларсон.

— Убей его! Ну, чего же ты ждешь?! Ты же слышал его, он не успокоиться!

Фостер взглянул в его сторону. Ларсон требовал его смерти от Уотсона, чуть ли не захлебываясь в собственной слюне.

— Я тебе дал шанс, Фостер. Ты им пренебрег. — Уотсон сжал губы и приподнял брови, проявив недоумение. Меч висел прямо и даже не дрожал, подтверждая, что сил у Уотсона оставалось предостаточно. Фостер ответ взгляд от меча обратно на госбунца, а его левая рука подтянулась к голенищу его уже единственного сапога. — Тогда, возьми с собой две монеты, что упали на пол. Харон не станет тебя перевозить бесплатно через Стикс.

Уотсон криво усмехнулся и опустил руки вниз.

Несмотря на травмы прошлого и на те, которые он получил сегодня, Фостер, быстро уклонился в сторону, сделал кувырок через голову, вскочил на ногу и, оказавшись за спиной Уотсона, резко вонзил ему в спину кинжал, после чего сделал три прыжка вперед на одной ноге и подняв с пола протез.

В таверне мгновенно стало тихо, словно все разом покинули стены заведения. Затем, тишину нарушил лязг упавшего меча, выроненного из ослабевших рук.

— Акх… акх… акх…, — раздалось из горла Уотсона, а он сам принялся тянуть руки за спину, пытаясь вытащить кинжал, застрявший у него между лопаток. Оставив безуспешные попытки, Уотсон повернулся в сторону Фостера, и его охватил дикий кашель, после которого изо рта начали лететь кровавые брызги в разные стороны. Его глаза закатились под верхние веки, ноги подкосились, и госбунец рухнул тяжелой грудой на деревянный пол.

Дело было сделано.

Не обращая внимания на шокированных людей, окруживших его и его поверженного соперника, Фостер подбил штанину за голенище сапога, выпрямился, и зашагал назад к месту, где нашел свою бесславную смерть Джереми Уотсон. Наклонившись над ним, Фостер вытащил кинжал из его спины и вытер лезвие об его камзол.

— Ларсон, — спокойно позвал он.

Тот вздрогнул при упоминании своего имени из уст Фостера.

— А?

— Возьми меч.

— Зачем? — его голос дрожал и теперь уже не от возбуждения.

— Ты ведь хотел моей смерти, друг мой. Так возьми меч и убей меня.

Ларсон решил, что настал момент для оправданий и сделал робкий шаг вперед:

— Касс, я только… всего лишь… я и не думал…

Фостер резко развернулся и кинул кинжал в его сторону. Лезвие воткнулась в его горло до самой рукояти. Стоявшие рядом с Ларсоном мужчины с криками отскочили в разные стороны. Из его горла обильно полилась кровь. Ларсон широко открыл рот, но в отличие от Уотсона ему не удалось ничего произнести, он только сделал попытку повернуться и ухватиться за самого ближнего к нему человека. Но его пальца сжали только воздух, после чего он последовал примеру госбунца и замертво упал на пол.

Кабак вновь окутала тишина. Фостер устало оглядел всех вокруг, затем тяжело вздохнул и зашагал за своим мечом, при этом его хромота стала ярко выраженной. Вернув меч в ножны, он во второй раз вытащил кинжал из очередного мертвеца, не забыв вытереть лезвие об рубашку поверженного, и спрятал его назад за голенище сапога.

Так же он не забыл и о своем выигрыше в карты. Поднимать с пола упавшие монеты он не стал, но все что оставалось лежать на столе, он прихватил с собой и направился к выходу.

— Спокойной ночи, господа, было очень приятно провести с вами этот вечер, — бросил он напоследок и захлопнул за собой дверь.

* * *

На улице уже была ночь. Если бы он не знал дорогу как свои пять пальцев, то наверняка бы во что-то врезался. Тучи скрывали лунный свет и единственным спасением от полной черноты служили редкие факелы, прикрепленные к стенам домов.

Полученные раны начали припекать на холодном ветру, нужно было их поскорей продезинфицировать и зашить.

— А ведь можно было избежать потасовки.

Голос, раздавшийся из темноты, заставил Фостера вновь схватиться за меч и осмотреться. За его спиной стоял чей-то силуэт. Сам голос был низким и скрипучим.

— Кто ты?! Представься сейчас же!

— Бедняга Уотсон, а ведь он мог прожить до глубокой старости и стать настоящей легендой Эриского объединения.

Обладатель мерзкого голоса подошел ближе и Фостер, даже не услышав ответа на свой вопрос, начал догадываться, кто именно стоял перед ним на темной улице, хотя ранее им не доводилось видеться вблизи, не говоря уже об общении. Но Фостер слышал и не единожды, особенно в детстве, разные страшные истории о владельце этого неприятного голоса.

— Ведьма…

— Люди предпочитают называть меня Диздэйн. Право на свое настоящее имя я лишилась еще в юном возрасте.

— Чего тебе надо от меня, ведьма?!

— Просто хотела поздравить тебя с одержанной победой над одним из лучших воинов всего Молодого Мира.

Не дожидаясь пока она закончит фразу, Фостер подошел к стене одного из ближних домов, вытащил факел из подставки и вернулся назад. Пламя осветило лицо старухи. У него не было большого желания разглядывать ее мерзкое лицо, но он хотел убедиться, что перед ним не стоял Дух Заблуждений, пытающийся разговорить его, дабы испить из него энергию.

Свет огня извлек из мрака коричневое лицо, изрезанное глубокими морщинами, маленькие слепые глаза, острый с горбинкой нос, большой рот с узкими еле видимыми губами и острый подбородок. Редкие седые волосы ниспадали вниз на ее плечи, не скрывая ее больших растопыренных ушных раковин и пятнистого лба. Да, именно так он ее себе и представлял в детстве, когда боялся закрыть глаза перед сном. Ее тело было укутано в плотную черную материю, которая полностью скрывала ее ноги и левую руку. Правая рука, похожая на иссохшую куриную лапу, сжимала кривой высокий посох, который увенчивал череп неведомого зверя — с острыми клыками и двумя скрученными рогами.

Ведьма была ростом с Фостера, и то только потому, что была согнута в три погибели. Будь у нее желание или же возможность выпрямиться, тогда ему бы пришлось смотреть на нее снизу вверх.

Ведьма отстранила голову от языков пламени, скорее всего, почувствовав тепло огня у своего лица, так как Фостер глубоко сомневался, что этими мертвыми белесыми глазами можно было хоть что-либо увидеть.

— Теперь ты видишь, что перед тобой именно я, а не кто иной? — спросила Диздейн — старая ведьма, живущая на болоте Бувалн, в самом сердце Ивенского леса. По слухам она жила там последние две сотни лет, и Фостер не мог сказать с уверенностью, что он в эти слухи не верит. Ведьма уже была стара, когда он только-только начал осознавать себя как частицу живого мира.

— Говори, зачем ты появилась в губернии, и почему ты меня поджидала на этой улице?! Поживее, а то твой ужасный запах способен свалить с ног даже лошадь.

— Я пришла сообщить тебе, что в скором времени твоему хозяину и тебе самому понадобиться моя помощь.

— Это в чем же? — усмехнулся Фостер над ее словами.

— В очень важном деле. И я даже не знаю, для кого оно важнее: для губернатора Милтона, или же для тебя, Джеймс Дан Гил Фостер. Уже не за горами тот день, когда в нашем мире появиться тот, кто сможет дойти до Океана Надежд. И тогда твоя жизнь на самом деле будет висеть на волоске. Что там Уотсон, тьфу, он был просто глупым юнцом и таким ему уже предстоит остаться на всю оставшуюся вечность.

— Откуда тебе известно про Океан Надежд, ведьма?! — гневно произнес Фостер, с трудом удержавшись от того, чтобы не встряхнуть старуху.

— Ты, наверное, забываешь, Фостер, что я живу давно на этой земле. Мне известно о многом и в большей мере, чем кому-либо. Даже мальчишке Артуру Клэнси, который сделал себе имя на жалких фокусах. — Неприязнь и гнев в голосе старухи стал практически осязаемым. — Ему станет известно про пришельца только тогда, когда он появиться в Молодом Мире. И как ты думаешь: он захочет делиться с кем-либо подобной информацией? — ехидно спросила она.

— Если тебе так много известно, тогда ты должна знать, что я не верю во все эти байки про Океан.

— Веришь, Фостер. В глубине души, мы все в это верим. А кое-кто, к примеру — я, даже уверены в возможности предстать перед Ним.

— И ты, значит, знаешь уже сейчас, когда появиться тот, кто сможет дойти до Мира Вечности? — недоверчиво осведомился он.

— Знаю, солдат. Это произойдет очень скоро. Скорее даже чем ты думаешь.

— И ты, хочешь поделиться со мной этой информацией. Почему, позволь спросить?

— Не бесплатно, конечно.

— И чего же ты хочешь? — Фостер прижал ко рту ладонь, стоило старухе закашлять. Запах изо рта старухи был, наверное, хуже, чем от газов, что поднимались над поверхностью болота, на котором она жила. — Денег? Дом в центре губернии? Работу во дворце?

— Признаю, Фостер, у тебя есть чувство юмора, о чем я даже не догадывалась. Мне нужна жертва. Человеческая жертва. Сможешь мне ее организовать?

— Смогу, если только твоя информация будет мне полезной. В ином случае, ты сама станешь жертвой на скорой ярмарке.

Старуха хрипло засмеялась, ее голова затряслась вверх-вниз, губы разошлись в улыбке, обнажая ее звериный оскал.

— Поверь, мне незачем было оставлять свое болото, только ради того, чтобы посмеяться над тобой.

— Тогда, рассказывай.

Ведьма протянула вперед свою левую руку, в которой она держала сверток.

— Вот, это точная копия письма, которое могло быть отправлено Маджиком Шайном, будь он истинным ведуном. Такая же бумага, печать и даже подчерк. В нем вся нужная тебе информация. Не открывай его. Завтра ты его передашь в руки губернатора. Прочтя его, губернатор пошлет тебя на поиски нужного вам человека. Но, ты не забывай про меня. Посоветуй Милтону Грею послать ко мне двух гонцов.

— И зачем тебе гонцы?

— Мы ведь договаривались с тобой насчет жертвы. Одного я оставлю себе навсегда, а другой принесет тебе еще один сверток с планом действий. Там будет описано все, что ты должен будешь сделать, для того чтобы пришелец привел именно тебя к Океану Надежд. Ты ведь этого хочешь, не правда ли?

— А почему бы тебе не рассказать все именно сейчас?

— Я бы могла, — закивала головой старуха. — Но, боюсь, тогда не видать мне гонцов, а вместе с ними и обещанной жертвы.

Фостер потер подбородок, с прищуром глядя на старуху, стоящую перед ним. Он не знал, можно было ей доверять, но с другой стороны, у ведьмы не было видимых причин для обмана. Тем более что она знала много из того, что не могла знать.

— Я-то раньше думал, что ты просто безумная ведьма, способная варить зелье и пугать детей темными ночами у костра. А в тебе, оказывается, есть и настоящие способности.

— Я много чего умею и знаю.

— А мою смерть, старуха, ты можешь предвидеть?

— Могу, Фостер. И я знаю, кто принесет тебе погибель. Конечно, будущее можно изменить, но кто знает, как и где нужно свернуть по жизненному пути, чтобы не попасть в капкан судьбы?

— И какое будущее ты мне пророчишь, ведьма?

— Если ты не будешь осторожным, то тебе предстоит умереть от рук капитана Малвилла.

Фостера охватила ярость. Да кем себя возомнила эта старуха?! Чтобы он, великий воин объединения, пал от руки второсортного вояки?!

— А свою смерть ты не предвидишь, старая карга?!

После сказанных слов, ведьма вновь принялась сотрясать свое тело смехом.

— Я предвижу свою смерть, Фостер, но не сегодня, и не от тебя. Твой меч насытился сегодня кровью, и больше пить из данного источника он не станет. Держи свиток!

Фостер взял, наконец, протянутый свиток и оглядел его в пламени факела.

— Завтра начнутся перемены, в твоей жизни в частности, и во всех Ближних Мирах в целом. И помни, Фостер, колдовство всегда будет иметь превосходство над физической силой.

Вверх по улице, какой-то пьяница затянул бессвязную песню и Фостер, на миг, отвлекся от старухи. Когда же он повернулся к ней снова, то никого перед собой не обнаружил. Старуха исчезла, оставив после себя только свой терпкий запах.

* * *

Кучер остановил карету и сообщил, что они прибыли в нужное ему место. Фостер слез, оставив полупустую бутылку с алкогольным напитком, и бросил кучеру одну серебряную монету. Еще сутки назад он бы даже и не подумал заплатить, но вчерашняя победа над Джереми Уотсоном, слухи о чем уже расползлись по всей губернии и за ее пределами, продолжала поддерживать его в хорошем настроении.

Полосатый шатер вблизи был еще огромнее, а флюгер, венчавший его верхушку, практически достигал облаков. Фостер привык к величине шатров, а потому даже и не стал поднимать головы вверх, как это делало большинство гостей губернии. Каждый из четырех шатров имел по четыре входа и каждый охранялся двумя часовыми вооруженными нарезными ружьями со штыками.

Допуск в шатер был исключительно по пропускам, но это правило не действовало на Джеймса Дан Гил Фостера — его незамедлительно пропустили внутрь. Вначале он попал в невысокий узкий и мрачный коридор, так как плотная материя шатра плохо пропускала солнечный свет. Дойдя до конца коридора, он отодвинул занавес и попал в небольшой мир, отдельно существующий от всей губернии. Здесь было очень светло, так как в куполе шатра были большие прорези в виде окон, которые закрывали с помощью длинных канатов, только в дождливую или снежную погоду. В шатре все было обустроено для удобства и тренировок губернаторской армии: внутри были длинные столы, за которыми солдаты принимали трапезы и играли в карты или кости; здесь были и спальни, в которых солдаты могли отдохнуть или выспаться, но ими редко кто пользовался, так как большинство предпочитало спать дома, у любовниц или же в борделях; так же здесь были склады с холодным и огнестрельным оружием, и огромные залы для тренировок, с деревянными манекенами, на которых отрабатывались удары, полосы с препятствиями, турники и клетки для тренировочных боев. Именно в тренировочных залах солдаты проводили большую часть времени.

Завидев его издали, к нему подбежал молодой парень в сером мундире. В знак почтения, он наклонился вперед, придерживая меч за рукоять.

— Касс, что-нибудь желаете?

— Позови ко мне капитана Малвилла, — приказным тоном потребовал Фостер, и молодой солдат поторопится исполнить его приказ.

Ждать ему пришлось около десяти минут, и когда капитан северного шатра предстал перед ним, Фостер уже был в раздраженном состоянии.

— Вы меня искали, глава охраны губернатора Фостер?

— Да, и признаться, я уже почти потерял свое терпение. Я очень занятой человек и не люблю когда меня заставляю ждать.

— Приношу свои извинения. — Судя по лицу Уолтера Сет Тур Малвилла, произнесенные им слова для него ничего не значили, и вообще — он хотел плевать на Джеймса "Великого и Ужасного" Дан Гил Фостера.

Ведьма вчера предсказывала возможную его гибель от рук капитана Малвилла. Что же, причин для подобного исхода было предостаточно, но поверить в такую возможность Фостер не мог. Конечно, Малвилл был не плохим солдатом, но до мастерства Фостера, статус которого возрос в разы после вчерашней победы, о которой капитан наверняка слышал, ему было очень далеко. Из десятки самых лучших бойцов объединения Эрис, Фостер был на четвертом месте, теперь же он перескочил сразу же на второе, заняв место покойного госбунца. Теперь, по мнению большинства, лучше него был только губернатор Верраса Джон Кар Бес Сол Силверс из ордена Редов. А каким был в списке Малвилл? Входил ли он в сотню или в тысячу лучших бойцов? Нет, старуха явно подшутила над ним.

— Чем могу вам помочь, касс Фостер?

— Я здесь по поручению губернатора, капитан. Не простительно с вашей стороны заставлять меня ждать.

— Еще раз прошу прощения, — с той же неискренностью ответил Малвилл, чем заставил Фостера еще сильнее разгневаться.

— Его Величество губернатор Милтон желает, чтобы вы немедленно снарядили поисковую группу из своих лучших солдат и обошли всю губернию и близлежащие села, а также поля, леса и горы. Объект поиска — человек лет тридцати, в непривычной для наших краев одежде. Черноволос. На его шее есть две родинки округлой формы. Велика вероятность, что вы его найдете в одном из местных селений. Если понадобиться, оглядите и нейтральные территории между губерниями или даже другие губернии…

— Позвольте, но у нас нет права…

— А мне без разницы есть у вас данное право или нет! — Фостер не упустил момента накричать на рослого офицера, чьи габариты не уступали габаритам Уотсона. — Я не знаю, как вы это сделаете и где будете искать, мне это не интересно. Главное — результат. Губернатор хочет, чтобы вы нашли не позже чем через две недели данного человека.

— Это будет сложно сделать.

— Степень сложности меня безразлично! Важно только то, чтобы вы его нашли как можно скорее! Вам ясно?!

— Если это приказ губернатора, то — да, мне все предельно ясно. — Данное утверждение только подчеркнуло негативное отношение капитана к главе губернаторской охраны. Другими словами, любой приказ губернатора был законом для капитана, а личные пожелания Фостера, несмотря даже на то, что его должность позволяла руководить капитанским чином, могла быть безнаказанно проигнорирована Малвиллом.

— Да, это приказ губернатора. Или вы считаете, что я в данный момент руководствуюсь исходя из личных интересов? — Фостеру жутко захотелось, чтобы капитан ему нагрубил, чем мог дать повод для начала новой дуэли, пусть даже ночные раны все еще давали о себе знать.

Но, капитан оказался умнее. Он наклонился и произнес:

— Никак нет, касс глава охраны Дан Гил Фостер. Губернатор полностью доверяет вам, и кто я такой, чтобы подвергать сомнениям ваши слова. Группа из пятидесяти солдат будет немедленно выслана на поиски нужного губернатору человека.

— Рад слышать, — довольно кивнул Фостер. — И еще, отправьте пару солдат на болото Бувалн, к ведьме Диздейн. Она должна передать письмо для губернатора Милтона. Запомните это поручение не менее важно для губернатора, чем первое.

Малвилл вновь наклонился, но Фостер не стал ждать пока он выпрямится, а резко развернулся, и слегка хромая, направился к выходу из шатра.

 

3

Милтон Сан Бир Вил Грей и его предшественники из ордена Лордов, были обязаны своим высоким статусом первому губернатору ордена Андерсу Хан Тор Вил Бенуа, чей отец Франс Тор Вил Бенуа занимал в Андоре должность казначея при дворе губернатора Берта Наз Тан Гер Джонса из ордена Грандов. Именно Андерс Хан Тор Вил Бенуа изменил консервативный ход Андора, сменив Грандов на Лордов, которые теперь оставались у власти последние две сотни лет.

Зависть и жажда власти заставили Андерса организовать заговоров против Джонса, главной целью которого было очернение имени губернатора. В далекие годы, объединения Эрис и Зиам вели кровопролитные бои за территории. Андерсу удалось подделать подчерк Джонса (не без помощи магии) и отослать письмо владыке Эриского объединения Генриху Фердинанду Ван Хор Ван Хор Сет Беруну. В письме недвусмысленно сообщалось, что Джонс предлагал союзничество владыке Зиама. Владыка Берун был в ярости, он приказал своим людям немедленно привести к нему губернатора Андора. Как только это произошло, Берун, не желая слышать оправданий, подписал ему смертный приговор через обезглавливание. Приговор был приведен в исполнение на следующий день. Жену и наследников Джонса не казнили, но приговорили к пожизненному заключению в самой строгой тюрьме всего объединения. Андерса Хан Тор Бенуа, в знак благодарности за выдачу "предателя", возвели в губернаторский чин, прибавив в его фамилии приставку — "Вил", и он вместе со своей семьей переехал из своего небедного особняка во дворец. А через пять лет, после правления Андором, Андерс Хан Тор Вил Бенуа получил право создать свой личный орден названный "Орденом Лордов", в который вошли все его родственники.

Милтон Сан Бир Вил Грей и представить себе не мог, что его предок заполучил место во дворце и чин губернатора таким коварным способом. А если бы ему удалось узнать всю правду ордена, часть которого он сам составлял, то уж точно не стал бы кричать об этом во всеуслышание. Он не был интриганом как Андерс Хан Тор Вил Бенуа и далеко не так умен, но одна черта на двоих у них присутствовала — любовь к роскошной жизни и тяга к власти.

Более двухсот лет назад, во времена правления Андерса Хан Тор Вил Бенуа, замок блестел, как и сегодня, от благородных металлов и драгоценных камней. Но около семидесяти лет назад среди Лордов довелось родиться и занять престол Луису Ган Мес Вил Трою, который удосужился влюбиться в служанку при его дворе. Девушка оказалась не промах и принялась вить веревки из губернатора, рассказывая как трудно жить людям ничтожного класса. Все эти рассказы произвели на Троя неизгладимое впечатление. Он прекрасно понимал, что селяне живут не в такой роскоши как губернаторская семья, но даже не мог представить, что дела у них обстояли настолько плохо. О жизни ничтожного класса его раньше оповещали его советники и помощники, но их рассказы в корне отличались от слов его возлюбленной. Тогда он сам решил проехаться по селениям, что только подтвердили слова его дамы сердца. По возвращению во дворец, он буквально пылал от гнева. Он требовал объяснений от своих помощников, приближенных, и даже от родственников, среди которых были его сестры, младшие братья, а также его престарелая мать — ярая противница брака своего сына с ничтожной. Не получив ответов, он распустил всех придворных и принял на освободившиеся посты других людей, среди которых были в основном родственники его бедующей жены. Затем пришел черед реформам, после которых налоги понизились в три раза, земли отданы в аренду за бесценок, а казна почти полностью опустела. Но невесте Троя этого показалось мало, и она предложила губернатору "раздеть" замок, а металлы и камни также раздать бедным. Таким образом, Луис Ган Мес Вил Трой и его избранница стали самыми почитаемыми дворянами среди ничтожного класса (такими они оставались до сих пор) и самыми презираемыми среди высших слоев губернии (коими они оставались до сих пор).

Но, радостным дням для бедняков не суждено было быть долгими…

Губернатор Трой и его жена были отравлены прямо во время свадебной церемонии, а вместе с ними и все родственники невесты. На празднике не присутствовали родственники со стороны жениха, что никого не удивило, ведь они всегда высказывались против реформ и свадьбы.

Вечером того же дня, младший брат Луиса Троя — Грэг Тиз Мес Трой — был возведен в губернаторский чин и принял правления Андором. На второй же день все началось возвращаться к прежнему раскладу положений: земли были отобраны, налоги утроены, казна пополнена. Дворец, правда, не стали вновь украшать драгоценными металлами и камнями, вместо этого было сооружена еще одна башня, пристроенная к северной части замка, которой впоследствии так и не нашлось должного применения. Со временем в этой башне поселился Джеймс Дан Гил Фостер, обустроив ее по своему вкусу.

И только с приходом к власти Милтона Сан Бир Вил Грея, замок снова засверкал и заблестел. Милтон пристально следил за работой мастеров и даже сам предложил вариант, чтобы каждая комната замка была украшена в те или иные цветовые тона, в зависимости от инкрустированных камней.

За всю свою жизнь, губернатор лишь единожды покинул приделы губернии и старался реже выходить даже из замка, а потому понятие не имел, чем занимаются люди за пределами Андора. У него был панический страх толпы, а посему, когда он выходил в свет, прогуливаясь по улицам губернии в окружении нескольких охранников, улицы были практически безлюдны. А если кто-то и встречался ему на пути, то охрана тут же заставляла горожан падать ниц и не поднимать головы, пока губернатор не отдалялся от них на расстояние в нескольких десятков шагов. В то же время, Милтон Сан Бир Вил Грей просто обожал рассказы о далеких странах, о невиданных им землях, о великих мастерах своего дела (от чего вся одежда и коллекция холодного оружия были привезены из других объединений), об удивительных созданиях (как безобидных, так и опасных), описания которых его приводили в трепет. И, конечно же, он любил слушать рассказы о магии. Магия Милтона привлекала, но и пугала не меньше, от чего в Андоре она была вне закона, так же, как и существа, которые хоть чем-то отличались от людей.

Больше пяти лет назад, в губернии появился Скиталец, который сидя в кабаке за кружкой темного эля, рассказывал всем, кто хотел его слушать, о далеких и бесконечных странствиях которые были в его жизни. И так как он был мастером повествований, слушателей у него всегда было много. Никто не мог сказать наверняка: была ли правда в тех историях или же вымысел? Это могли знать только другие Скитальцы — члены открытого ордена, которые посвятили свою жизнь кочевничеству. Но, так как его истории всегда были интересны и оригинальны, мало кого интересовала подлинность рассказов. Вскоре слухи о Скитальце дошли и до губернатора Милтона, и он незамедлительно пожелал познакомиться с ним. В тот же день, Скиталец стал гостем губернатора на всю неделю. За те дни, сколько он был гостем губернатора, Скиталец ни в чем себе не отказывал: ел до сыто, пил не просыхая, проводил ночи с самыми красивыми девицами губернии и облачался в дорогие наряды. В обмен он по два, а то и три часа в день рассказывал Милтону обо всем, что ему удалось увидеть на своем веку.

Именно от него губернатор узнал о том, что в объединение Байес, рядом с губернией Фьенсе, есть практически безграничный луг под названием Арум. И где-то в самом центре луга есть небольшой деревянный домик, в котором живет уже больше двух тысяч лет старец, больше известный как Летописец. И весь дом Летописца заполнен миллионами свитков, в которые он записывает самые важные события Молодого Мира. И нет более просветленного и знающего человека на всем белом свете.

Мало кому удавалось встретиться воочию со старцем, так как он обладал сильной магией, с помощью которой огораживал от своего дома незваных гостей. Но, те, у кого мысли были чисты или нуждались в его совете, всегда находили к его дому дорогу. По словам Скитальца, ему довелось побывать в доме Летописца, и именно Летописец поведал ему о Мире Вечности как о существующем месте, а не как обо всем известной красивой, но маловероятной легенде. Также Летописец поведал ему и о Четырех Темных, которые считались большой ложкой дегтя в доброй и красивой легенде про четвертый мир, в котором существовала наивысшая Сила всех Ближних миров, под названием "Океан Надежд". Скиталец рассказал губернатору тогда еще мало известную историю о четырех когда-то простых смертных, которым удалось достигнуть берегов Океана Надежд, но из-за своей жадности и глупости, дорого поплатившихся за это.

На вопрос Милтона: "Каким образом простым людям удалось дойти до Мира Вечности, в котором обитал Океан?", Скиталец рассказал ему историю многолетней давности, с которой и появилась легенда о Темных. По словам Летописца, двести лет назад, в один из Ближних миров попал человек из Дальних миров, который мог передвигаться по мирам, а главное по Миру Вечности. Четыре Темных были его спутниками в этом путешествие, и когда они добрались до Океана Надежд, пришелец возжелал вернуться в свой мир, а его друзья загадали свои желания. Они были слишком алчны и эгоистичны, от чего Океан проклял их.

Но, самая главная часть истории следовала после. Летописец предвидел скорое появление нового пришельца, здесь — в Молодом Мире — способного вновь дойти до Океана Надежд. Точных чисел Летописец не назвал, сказав, что данная информация через его уста закрыта для всех жителей Ближних миров. И он ее никому не поведает, чтобы не навлекать на себя гнев Океана.

Скиталец отбыл из Андора, оставив губернатора Милтона с головой полной мыслей, идей и переживаний. Он уже представлял себя стоящим перед тихими водами Океана и требующего, нет, скорее молящего, о получении дара, который бы смог сделать его самым могущественным человеком во всех мирах. Для исполнения своего желания ему требовалось больше детальной информации о Пришельце. Тогда ему вспомнились и другие истории услышанные им ранее. Одна из таких истории была о Мэджик Шайне — белом маге, живущем на Пустынном плато в объединение Зиам, который мог творить чудеса и предсказывать будущее. Именно его дар провидца мог бы помочь губернатору узнать больше информации о пришельце. Фостер не скрывал своего неверия в легенду, но все же беспрекословно подчинился требованию Милтона и отправил к магу гонца, который должен был одарить подарками и драгоценностями Мэджика Шайна от имени губернатора Андора и получить подробную информацию о нужном ему — Милтону Грею — человеке. Гонец вернулся спустя три недели. Он сообщил, что маг принял подношения, но пообещал рассказать все интересующее губернатора о Пришельце спустя энное количество лет, когда до прибытия того, останутся считанные дни. Объяснил он это тем, что ни его магия, ни любая другая, не распространяется на другие миры, а потому увидеть что-либо сейчас не представлялось возможным.

Губернатора такой ответ огорчил, но он решил набраться терпения и подождать.

И вот, спустя пять лет ожиданий, ответ наконец пришел. И даже больше того, судя по письму, путешественник по мирам, должен был появиться именно в его губернии, о чем он даже не мог мечтать. Пять лет он ждал, ждал каждый день, когда сможет предстать перед безграничной силой Океана лицом к лицу и никогда не задумывался о том, что этот долгий путь будет ему не по силам. За эти пять лет он все тщательно продумал, решив, что в путешествие он обязательно возьмет не меньше двадцати верных спутников, помимо самого Пришельца: Джеймса Дан Гил Фостера, Уолтера Малвилла, своего главного повара, без еды которого он уже не представлял свой рацион питания, кучера, двух прелестниц, лакея и еще солдат, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Таким образом, он мог рассчитывать на то, что всегда будет сыт в пути, на полную безопасность, на ночные услады и, конечно же, на то что, придя к Океану, он сможет загадать для себя не одно желание, а целых двадцать или даже больше.

В этот день, он даже не думал о том, что у него что-то могло не получиться. Он не думал о том, что Фостер мог вести свою игру, идущую в разрез с желаниями губернатора, и о том, что в Ближних мирах есть и другие соперники на его пути к Океану Надежд, гораздо опаснее, чем Джеймс Дан Гил Фостер.