1

— Почему на нас напал только один из Безликих?

Вопрос Малкольма Клемментса отвлек Кевина от созерцания своих мокрых мокасин. Он уже столько времени находился в них, что все чаше возвращался к мыслям о том, что не долог тот час, когда между пальцами на его ногах появятся перепонки.

— Возможно потому, что остальные находятся не в самой хорошей форме, — предположил Харви Гуделл. — Безликие питаются человеческой энергией, а те, что были давно в могилах, изрядно изголодались. Теперь они почти бессильны. Будем надеяться, что они такими и останутся вплоть до прихода Анку.

— Так или иначе, нам повезло. — Сид Рассел вытащил все патроны из барабана своего револьвера и ровно разложил их на столе, после чего взял сухую тряпку и принялся тщательно вытирать оружие от влаги. — И не в последнюю очередь благодаря нашим новым знакомым.

«Новые знакомые» стояли около стола полукругом и смотрели по сторонам, знакомясь с новой обстановкой.

— Солнечный Луч, — произнес Кевин. — Именно ее надо благодарить. Она знала, что нужно делать.

— Никаких имен, — прочеканил шериф. — Здесь Безликих нет, но на будущее помните, что имена для Безликих очень важны для полного перевоплощения в убитого им человека. Не пользуйтесь именами, пока вы в Конвинанте или же пока братья Анку не очистят город от тварей.

— А сам-то ты кто будешь? — спросил Нолана Харви Гуделл. — На тебе индейская одежда, но на индейца ты мало похож.

— Индейцы помогли нам и приютили, — ответил за Кевина Марк.

— А как насчет тебя? Почему у тебя одежда не индейская, а… что на тебе? — продолжил задавать вопросы Гуделл, которые больше походили на допрос.

— На меня у них одежды не хватило, — отпарировал Уотер.

— А ты, дорогуша? — обратился он к Солнечному Лучу. — Почему ты с ними?

— Помощник, — повысил голос Сид Рассел. — Вы извините его, иногда он бывает слишком навязчивым и грубым.

— Его вопросы оскорбляют нас, — произнес Кевин, хотя изначально, из вежливости, хотел произнести обратное. Все обернулись в его сторону, словно желая убедиться, сказал ли он именно то, что они все услышали или же все ослышались.

— Даю вам слово, что мой помощник больше не посмеет вас оскорбить словом, — заверил его шериф, после чего сурово взглянул на Гуделла, нахмурив брови.

— Вы говорили про братьев Анку, — негромко произнесла Солнечный Луч, но достаточно, чтобы быть услышанной.

— Да… дисель, — кивнул Рассел, хотя произнести вслух уважительное обращение к женщине из индейского племени далось ему не без труда. — Только они помогут избавить Конвинант от Безликих.

— А вы знаете, кто причина появления в вашем поселении тварей из Мира Мертвых?

— Пока что нет, — с неохотой ответил ей шериф.

— Тогда братья Анку будут ничем не лучше Безликих.

— Я им это уже говорил и не раз, но они не захотели меня слушать!

Эти слова произнес Альберт Дрейк, все это время, стоящий у самой решетки и внимательно слушающий все сказанное теми, кто были по другую сторону. Его крик привлек внимание, как служителей закона, так и тех, кого он видел сегодня впервые в жизни.

— Если ты произнесешь хоть еще одно слово, мы тебя повесим прямо здесь, на решетке, — пригрозил Харви Гуделл.

Солнечный Луч подошла к Альберту Дрейку и пристально посмотрела на него. Альберту было сложно выдержать ее пристальный взгляд, но он заставил себя не отворачиваться.

— Ты встречался раньше с Безликими? — спросила она.

— Нет, но я много о них слышал. В том числе и про ритуал вызова Анку.

Солнечный Луч повернулась к шерифу.

— Я готова провести обряд, но мне потребуется помощь этого молодого человека.

— Это исключено, — покачал головой Сид Рассел. — Этот человек и трое его подельников останутся за решеткой вплоть до решения проблем связанных с Безликими. Затем мы их вздернем.

После слов шерифа ахнула Эллин, которая все это время сидела тише воды, ниже травы. Но никто, кроме Малкольма, не удостоил ее своим вниманием.

— Что сделали эти люди? — спросил Кевин, кивнув в сторону банды Благородных.

— Что бы они ни сделали, смертельная казнь через повешенье — достойная награда за их заслуги.

— Для того чтобы я могла провести ритуал по вызову братьев Анку, мне нужен человек, который знает, что надо делать, пусть даже его знания поверхностны, — настояла на своем Солнечный Луч.

— Я благодарен вам за предложение помощи, но хочу напомнить, что никто не просил вас о ней, — холодно и решительно заявил Рассел. — Среди наших жителей города есть люди, которые и раньше участвовали в подобных обрядах, а потому мы воспользуемся их помощью. Но, если вы, дисель, захотите участвовать вместе с ними — никто не будет этому препятствовать. Что касается их, — короткий кивок в сторону решетки, — они останутся там, где сейчас и к этой теме, как хозяин этого поселения, настоятельно прошу больше не возвращаться.

Эллин посмотрела на Малкольма, который то и делал, что старался уловить ее взгляд, и одной артикуляцией губ напомнила ему про обещание. Малкольм с неохотой, но все же произнес:

— Шериф, женщина права. Нас слишком мало и лишняя помощь нам не помешает. Может, стоит их выпустить? Не думаю, что они представляют для всех нас опасность.

Шериф подошел к Клемментсу и зло посмотрел на него с высоты своего роста.

— Ты что-то сказал, малец?

— Нет… шериф… я ничего… — заикаясь, выдавил из себя Клемментс.

— Я так и подумал. А ты, — он резко повернулся в сторону Эллин, от чего та вскрикнула и вжалась в спинку стула, — если хоть еще раз будешь помыкать им, попадешь на виселицу следом за своими дружками!

— Ты не такой плохой человек, каким хочешь показаться, — спокойно произнесла Солнечный Луч, обращаясь к шерифу.

— Не думай, что знаешь меня, краснокожая, — процедил Рассел сквозь зубы, словно вовсе и не было ранее сказанных им же слов благодарности в адрес Солнечного Луча.

Харви Гуделл довольно усмехнулся, этим давая понять, что полностью поддерживает шерифа. Ему безусловно понравился подход шерифа к тем, кто, по его мнению, «плохо знал свое место».

— Давайте успокоимся, — повысил голос Кевин Нолан, затем, чтобы разрядить обстановку, добавил. — Шериф, вы говори, что среди ваших жителей есть люди, которые участвовали уже в ритуале по вызову этих братьев Анку. Так почему бы их не собрать в вашем офисе и не начать этот обряд?

— В моем офисе обряд не будет проводиться. И не потому, что я этого не хочу, а потому что он проводится в доме первой жертвы Безликого, в нашем случае это дом Парвисов.

— Тогда не стоит терять время.

Шериф кивнул, соглашаясь со словами Кевина, после чего снова обратился к Малкольму, только в этот раз без какой-либо резкости или презрительного тона:

— Отведи наших гостей в дом Парвисов. Ты, — он посмотрел в сторону Харви, — отправишься по домам жителей Конвинанта и расскажешь каждому вкратце все, что произошло и что надо делать. Я, поговорю с теми старожилами, которые будут участвовать в вызове Анку. Сразу после этого, я присоединюсь к тебе и помогу с оповещением оставшихся жителей.

— Хорошо шериф, — кивнул Харви.

— И не забывайте, что для удачного обряда нужна частичка умершего, — произнесла Солнечный Луч.

— В доме родителей мальчишки найдутся его вещи. Ими мы и воспользуемся.

— Для удачного завершения обряда одних вещей может и не хватить.

— И что ты предлагаешь? — спросил шериф, все еще находясь во власти не угасшей злости.

— Предпочтительнее было использовать какую-нибудь часть его тела: руку, ухо, глаз или хотя бы волосы.

— Мерзость, — повел плечами Гуделл.

— Из-за сильного дождя Конвинант лишился кладбища, и теперь гроб с мальчишкой может быть где угодно. Будет сложно или даже невозможно найти его.

— Есть еще один вариант, — неторопливо и с неохотой произнесла женщина. — И он более действенен, чем даже частица тела первого убитого Безликими.

— И что это такое?

— Частица Безликого! — ответил за нее Альберт Дрейк.

— Он прав, — кивнула Солнечный Луч.

— Вот видите, я много чего знаю и могу быть полезен. Отпустите нас, мы с радостью вам поможем!

— В чем? — спросил его шериф, что Альберту показалось хорошим знаком, ведь шериф впервые заговорил с ним не с целью заставить замолчать. — Решили поохотиться на Безликого?

Альберт умолк, ничего не ответив.

— Так я и думал, — произнес Сид Рассел, после чего обратился к Солнечному Лучу. — Обряд будем производить с тем, что у нас есть, и не стоит искать сложных путей.

— В таком случае обряд может быть опасен, — произнесла Солнечный Луч.

— Мы будем осторожны и как уже говорили, будем рады любой помощи с вашей стороны.

— А какой прок нам помогать вам? — спросил Кевин.

— Вам ведь нужна крыша под головой, — заметил шериф. — Мы можем ее предоставить. Ближайшее поселение на расстоянии одного дня ходьбы, а при потопе это займет у вас больше времени и сил.

— В другом поселении мы не будем подвержены опасности, — подметил Кевин.

— Вас никто не держит, — возмущенно заявил Харви Гуделл, но шериф остановил его взмахом руки. Он понимал, что эта индейская женщина знает толк в обрядах гораздо лучше всех старожилов Конвинанта вместе взятых, а потому ее помощь была им необходима.

— Что вы предлагаете?

— Нам нужно в первую очередь нормальное отношение, — произнес Кевин. — Никаких злобных обращений и оскорблений, особенно в адрес женщины ни по расовому, ни по половому признаку.

— Чего он мелит?! — воскликнул Харви Гуделл и вновь был остановлен взмахом руки шерифа.

— Готов принести ей свои извинения и пообещать, что ни один мужчина Конвинанта не поднимет на нее ни голоса, ни руки. Будут еще какие-то пожелания?

— Да. Нам нужно знать, есть ли в вашем поселении некие предметы, построенные людьми, которые погибли по вине носителей магии или тварей.

— И такое найдется. В другом конце Конвинанта есть колодец, который вырыл и обложил камнями лег двадцать назад мужчина, который погиб от зубов либара. А это вам зачем?

— А самого либара вы куда дели? — осведомился Марк Уотер. — Часом не утопили в том же колодце?

— Не знаю, что с ним стало, но сомневаюсь, что оборотень закончил свои дни в том колодце. Мы добываем из него воду, и никто за эти двадцать лет не отравился. Для вас это столь важно?

— Иначе мы бы не спрашивали, — отпарировал Уотер.

— Итак, это все пожелания или же будут еще какие-то? — сдержанно спросил Рассел, хотя в глубине души уже вновь начал злиться.

— На этом мы остановимся, пока что.

— Вот и отлично, тогда не будем больше тратить времени зря и преступим к делу.

 

2

Харви Гуделл вышел из очередного дома и уже привычно шагнул в воду, не испытывая дискомфорта, который мог причинить избыток воды в сапогах. Револьвер был оголен, а палец уже привычно лежал на спусковом крючке. При первом же признаке опасности он был готов открыть огонь. Если шести патронов не хватит для того, чтобы остановить Безликого, он был готов использовать нож, что находился у него за поясом.

На первый взгляд улица Конвинанта была пустынной и безлюдной. Над крышами домов кричали вороны. Их громкие крики мешали ему сосредоточиться и сильно нервировали, по той причине, что они заглушали все остальные звуки. При любом другом раскладе, Харви бы выстрелил по одной из птиц, чтобы распугать остальных, но сейчас ему не хотелось привлекать внимания к своей персоне со стороны тварей из Мира Мертвых.

Харви Гуделлу было всего двадцать шесть лет, но выглядел он на лет десять старше своего возраста. Начиная с десяти лет, он внешне опережал свой биологический возраст. Благодаря этому он смог записаться в губернаторскую армию уже в четырнадцать лет, хотя по закону, действующему в губернии Артаэлль, он имел право на это только через два года. Именно в армии его научили стрелять. Спустя три года он уже входил в десятку лучших стрелков в своей дивизии, но это не спасло его от исключения, по простой причине, что его обман с фальсификацией удостоверения личности был раскрыт. На протяжении последующих пяти лет он около десяти раз поддавал запрос на свое восстановление в ряды губернаторской армии, но в каждый раз получал отказ. Когда его терпение и вера в удачный исход исчерпали себя, он вернулся в свое родное селенье и стал помощником шерифа. Начинать работу под руководством человек-легенды убившего Злого Дона Биртрона было огромной честью для Харви Гуделла, но это не помешала ему полгода назад вступить в интимную связь с его молодой женой.

Ирэн Рассел всегда нравилась ему как женщина и он ничего не смог с собой поделать. И если бы не желание самой Ирэн вступить с ним в близость, он бы никогда не поступил столь подло по отношению к шерифу, который в те дни покинул Конвинант по приказу губернатора, два месяца работая инструктором для молодых охотников за головами. Перед отъездом шериф попросил его присмотреть за его женой и Харви пообещал это сделать. На протяжении почти всех этих двух месяцев он верно исполнял просьбу шерифа, приглядывал за ней и помогал по дому, когда ей требовалась помощь сильного мужчины. Но за неделю до приезда Рассела обратно в Конвинант он и Ирэн поддались минутному порыву страсти.

В первые недели ему было сложно глядеть в глаза Сида, но со временем он все же смог сделать над собой усилие, иначе шериф рано или поздно заподозрил бы что-то неладное. Успокаивал он себя двумя способами. Во-первых, эти отношения не имели продолжения, по той простой причине, что он избегал Ирэн, чего не составляло труда, так как Сид никогда не приглашал ни его, ни Малкольма к себе в гости. А во-вторых, Харви был уверен, что лечь с Ирэн Рассел в одну постель его побудили не низменные чувства — а любовь, которую теперь он старался подавить в себе всеми способами, самым эффективным из которых был алкоголь. Чем же руководствовалась сама Ирэн, позволил овладеть ему собой, Харви не знал, а задавать этот вопрос непосредственно ей он не собирался. Хотя, склонялся к мнению, что молодая жена шерифа, в течение двух месяцев отсутствия своего мужа, просто изголодалась по мужской ласки.

Вначале Харви Гуделл оповестил семью Кленнеганов о грозящей всем жителям Конвинанта опасности со стороны Безликих, пересказав им вкратце все, что им следовало знать для того, чтобы защитить себя от их нападения, при этом ответив коротко и быстро на встречные вопросы. Следующим по очереди был дом семейства Доусонов — плотника Перка и его жены Лукреции. Он поднялся на их крыльцо и постучал в дверь. И хотя он заметил некое движение в окне, ему не открыли. Он постоял какое-то время на месте, молча вслушиваясь в тишину, ползущую по дому за закрытой дверью, но так ничего и не услышал. Харви постучал снова, в этот раз приложив усилие, от чего дверь зашла ходуном. Прекратив стучать, он опять замер на месте, опустив голову, желая уловить малейшее движение за дверью, но и в этот раз ничего не услышал, хотя дверь с легким скрипом немного отошла в сторону, будто предлагая ему войти. Харви Гуделл осторожно толкнул ее, открыв ее как можно шире, позволяя дневному свету проникнуть в темное пространство дома.

В самом конце коридора стояла Лукреция в белом просторном платье или же ночнушке. Длинные запутанные волосы скрывали ее лицо. В этом образе было что-то зловещее, что заставило Харви почувствовать холодок во всем теле.

— Доброго дня вашему дому, — произнес он, ступив за порог. Палец на спусковом крючке его револьвера напрягся до предела.

Женщина вместо ответа пробурчала что-то нераздельное, после чего встала на четвереньки. Харви стало совсем нехорошо, он вытянул вперед руку с револьвером и уставил его дуло в сторону того существа, которое даже внешне перестало быть похожим на человека, и для этого ей потребовалось просто опустить руки на пол, выкрутив их неестественным образом в разные стороны.

— Предупреждаю, я вооружен! — прокричал Харви. Не успел он опомниться, как кто-то ударил его со спины, после чего он упал на пол, выронив из рук револьвер. Входная дверь захлопнулась за ним с жутким звуком безысходности. Перевернувшись на спину, он увидел стоящего перед ним Перка Доусона, а вернее того, кто выглядел в точности как он. Если бы в доме было немного светлее, он бы смог разглядеть, что глаза «Перка» были фиолетово-красными, а кожа отдавала желтизной.

«Перк» сделал несколько шагов ему навстречу и Харви, не дожидаясь нападения с его стороны, закричал и пнул того под коленную чашечку. Тварь пошатнулась и согнула ноги, широко расставив руки. В это время Гуделл, принялся оглядываться по сторонам в поисках своего потерянного револьвера. Тот лежал на ровном расстоянии, как от него, так и от «Лукреции», которая все еще стояла на четвереньках и тяжело дышала. Ее грудная клетка сильно расширялась и становилась невероятно узкой, отчего при вдохе через ночнушку проглядывались ее ребра, а при выдохе — позвоночник. Харви сделал резкий рывок в сторону револьвера, но прежде чем его рука сомкнулась на его рукояти, узловатые пальцы «Лукреции» сильно сдавили его запястье, причиняя ему жуткую боль. Помощник шерифа взвыл, глядя на то, как от его ладони полностью отхлынула кровь. Его крик стал еще выше, когда под звуки хриплого и шипящего языка Земель Мертвых, вырывающихся из обеих глоток Безликих, он расслышал треск своих собственных костей. Рука онемела, пальцы потеряли способность двигаться, а голосовые связки продолжали работать даже без желания хозяина.

Руки «Перка» сомкнулись на его щиколотках, и это заставило Харви забыть о боли и начать действовать. Он выхватил нож и всадил его в горло твари в женском обличии. Нож вошел только на четверть и застрял. Черная густая жидкость потекла по его руке, обжигая кожу словно кипяток. «Лукреция» никак внешне не отреагировала на посторонний предмет в своем теле, она всего лишь отпустила его запястье, но только для того, чтобы протянуть руки к его горлу. Харви хотел позвать на помощь шерифа, в надежде, что он его услышит, но очередная сильная хватка сдавила его трахею, а вскоре сломала и шейные позвонки.

* * *

Ирэн Рассел открыла двери сразу же после первого стука. На пороге стоял Харви Гуделл, его шляпа скрывала полностью верхнюю часть его лица, оставляя на виду только губы и подбородок. Кожа на его небритых щеках показалась ей болезненно-желтой, да еще сильно покрытая испариной.

— Харви?

Стоило ей только произнести его имя, как помощник шерифа поднял голову и взглянул ей в глаза. Еще секунду назад болезненного вида кожа приобрела румянец.

— Доброго вам дня, дисель. Я могу войти?

На щеках Ирэн заиграл румянец. Она улыбнулась и отступила на шаг назад, хотя изначально не собиралась отвечать ему согласием на его просьбу. Харви Гуделл сделал два шага вперед, после чего закрыл за собой дверь. Он стоял в дверях и с нескрываемым интересом глядел на нее, при этом не произнося больше ни единого слова. Этот взгляд женщина восприняла за сексуальное вожделение, и ей это льстило, но она не могла понять, что могло заставить Харви вернуться к ней спустя полгода, после их мимолетной интрижки, за которой больше ничего не последовало, даже маломальского разговора. Все эти полгода она думала о нем и не потому, что питала к нему чувства, а потому что хотела внести ясность в тот день, когда она изменила мужу с ним. Она любила Сида, но ничего не могла с собой поделать. Ей было необходимо чье-то внимание и ласка в те дни, когда мужа не было рядом с ней. Единственное, что притупляло ее сексуальное желание в те дни, была работа по дому, а потому уборкой и наведением чистоты она занималась в каждый день. Но с каждым пройденным днем спустя месяц после отъезда мужа в губернию, ей становилось все сложнее. Харви был единственным мужчиной, который в те дни находился рядом с ней и который всегда вызывал у нее симпатию, а потому, когда он принес, по ее просьбе воду из колодца, Ирэн попросила его о другом одолжении, которое он без лишних слов исполнил. Харви Гуделл оказался очень хорошим любовником, с этим она не могла спорить, что заставило ее даже забыть на какое-то время о Сиде. Но, когда Харви покинул без единого слова порог ее дома, ее охватила ноющее чувство вины. Когда спустя три дня Сид вернулся, Ирэн тут же затащила его в супружеское ложе, из которого они не вылезали почти сутки — именно столько времени в страстных объятьях мужа ей потребовалось, чтобы перебороть ненависть к себе.

— Что тебя привело ко мне? — спросила она, хотя сама часто думала о том, что хотела бы вновь встретиться с Гуделлом и объясниться с ним, а вернее — объяснить самой себе вслух причины своей измены мужу.

— Я хотел поговорить с тобой, дисель, — невыразительно ответил он, хотя в его глазах она могла легко прочесть желание, которая плохо сочеталась с его интонацией.

— О чем?

— О нас с тобой.

— Харви, «нас с тобой» никогда не было и не может быть. Все, что произошло тогда — было ошибкой. У меня есть муж, а у тебя есть девушка, — произнесла она, понимая, что все слова, которые вертелись в ее голове в течение этих месяцев, начали улетучиваться из ее головы, стоило Харви сделать еще один шаг ей навстречу. Ее сердце забилось чаще, а между ног заныла сладкая истома. Разумом Ирэн понимала, что ни за что на свете не станет изменять мужу повторно, тем более, что он был в эти дни рядом и мог приласкать ее в любой момент. Но ее тело изнывало от желания, чтобы Харви Гуделл овладел ею вновь. Грубо, напористо, пусть даже на крыльце дома, на глазах у всех.

— Ей не сравниться с тобой, дисель.

— Почему ты называешь меня «дисель»? — спросила она, перейдя на тихий шепот. Лицо Ирэн порозовело. Губы вспыхнули от жара. Зрачки расширились. Грудь от возбуждения тяжело начало подниматься и опускаться. Такого с ней не было даже в прошлый раз.

— А как я должен тебя называть?

— Ирэн.

Он улыбнулся ей, после чего поцеловал так, как еще никто и никогда не целовал, даже сам Гуделл. Она и думать не могла, что можно испытать такое наслаждение от одного поцелуя. Ее голова закружилась, а ноги подкосились.

— О, Океан Надежд! — выдохнула она. — Где ты этому научился.

— У парня, что живет вон в том доме, — ответил Гуделл, указав пальцем на дом Доусонов, чья дверь была открыта настежь.

— Что? — ей показалось, что она ослышалась. И не удивительно, она не могла представить себе эту картину. — У Перка Доусона?

— Да, кстати, он сейчас прячется за дверью. Думаю, его стоит пригласить и он тоже тебя много чему научит.

Все, что началось потом, показалось Ирэн настоящим безумием. Харви Гуделл отошел в сторону, впуская в дом Перка Доусона. Рот Перка растянулся в улыбке, обнажая гнилые желтые зубы. Его глаза покрылись кровавой паутинкой. А спустя мгновение обрели естественный цвет, также как и кожа. Ирэн вздрогнула от накатившего ужаса и начала быстро отступать назад. Но руки «Перка Доусона» уже потянулись к ее горлу, а зубы впились в ее влажные пухлые губы.

* * *

Рональд Белфаст слушал его внимательно и не перебивал. Когда же Сид Рассел замолчал, бывший шериф Конвинанта произнес:

— Нашему положению дел не позавидуешь. Нужно было сразу вызывать Анку, а не закапывать Безликих на кладбище.

— Ты прав и в этом моя вина. Тогда я решил, что с одним Безликим, да к тому же в образе ребенка мы сами сможем справиться. И закапаем его точно так же, как это делали наши предки столетия назад.

— В наше оправдание могу сказать, что во времена моего детства в Конвинанте появились сразу двое Безликих и с ними, без помощи Анку, нельзя было справиться. Теперь нам противостоят пять тварей.

— Да, мы попали в прескверную ситуацию. Но, обряд будет проведен, и мы избавимся от них всех разом. Ты один из немногих жителей Конвинанта, на чьей памяти проводились обряды по вызову Анку, и твоя помощь будет незаменимой.

— Шериф, я был мальчишкой в те далекие времена и непосредственно не присутствовал при обряде.

— Ты ведь говорил…

— Я говорил, что мне рассказывал отец о нем, но своими глазами я ничего не видел.

— И все же, ты знаешь про обряд больше большинства из нас.

— Возможно. И я готов помочь всем, что в моих силах. Но мой сын — я не хочу оставлять его одного дома, пока в Конвинанте Безликие, — произнес Белфаст, после чего плотно сжал губы, от чего стал похожим на того старика, коим он и являлся, хотя до этого Сид Рассел не замечал всего груза прожитых лет возложенных на плечи его собеседника.

— Он может пойти с нами.

— Нет, всем кому меньше восемнадцати лет нечего делать в доме, где проводится обряд. Так мой отец говорил. При обряде, открываются Двери в Мир Мертвых и все твари устремляются к нему. Если не использовать травы и амулеты для защиты можно выпустить оттуда кого-то и похуже чем Безликих, а телами детей и подростков очень легко завладеть, пусть даже и будут использоваться обереги.

— Тогда, его можно отправить домой к моему младшему помощнику. Они вместе переждут завершение обряда там.

— Прекрасно, они с Малкольмом дружат с детства, и мой сын иногда даже ночует у него.

— Значит, так и поступим. Я отведу твоего сына к дому Тильды Клемментс, а ты отправляйся к дому родителей Джонаса. Там тебя должны уже ждать. И предай моему младшему помощнику и всем, кто не достиг нужного возраста, чтобы отправлялись к нему домой.

Рональд Белфаст кивнул, после чего позвал сына, не упоминая его имени. Генри неторопливой поступью появился у дверей дома. Его лицо было бледным, глаза уставлены в пол, а веки на половину опушены. Он с нерешительностью посмотрел на шерифа, после чего уставился на ручку двери.

— Привет, парень! — поздоровался с ним Сид. — Как твои дела?

Генри Белфаст криво улыбнулся, после чего принялся кусать заусенец на большом пальце. Сложно было глядеть на мальчишку, который внешне выглядел на свои шестнадцать лет, а по сообразительности уступал даже десятилетнему.

— Не хочешь прогуляться со мной?

— А куда? — поинтересовался Генри, настолько высоко подняв удивленные брови, насколько ему позволяли мимические мышцы. Его лоб прочертили четыре горизонтальные складки.

— К твоему другу Малкольму.

— Я думал, мы не упоминаем имен, — произнес Рональд.

— Это имя уже известно Безликим, — ответил шериф, но не стал вдаваться в подробности.

— К Малкольму? Да, я хочу к Малкольму. Мне нравиться у него дома.

— Тогда пойдем.

— Будьте осторожны, — попросил Рональд напоследок.

Генри Белфаст был не слишком разговорчив, чему шериф был только рад. Он старался быть сосредоточенным и держать всю улицу под контролем. Опасность могла подстерегать их со всех сторон. Он часто оглядывался назад и осматривал каждое пространство между домами. Генри же был совершенно спокоен и шериф сомневался, что в нем что-либо изменилось бы, если ему рассказать о грозящей опасности со стороны Безликих.

До дома Клемментсов они дошли без происшествий. Шериф вручил парнишку Тильде Клемментс, которая не была в восторге при виде Генри, но не стала перечить Сиду. Прежде чем уйти, он осмотрел весь дом и даже комнату, где лежала больная дочь Тильды, хотя хозяйка старалась препятствовать его проверке. Рассказав вкратце всю историю, шериф надеялся получить понимание в ответ, но Тильда все стояла на своем, пытаясь заверить его, что в комнате нет никого кроме дочери. Сид Рассел не поддался на убеждения и открыл дверь, отстранив в сторону хозяйку дома.

Лили Клемментс лежала в постели, укрытая одеялом до самого подбородка. Сквозь тонкую материю проглядывалось ее угловатое костлявое тело. Ее глаза были открыты, и она с испугом глядела на незнакомца. Шериф так же видел ее впервые, но заострять на ней свое внимание, он не стал, чтобы не пугать и не смущать ее еще сильнее. Он быстро оглядел углы, затем посмотрел под кровать и только после чего убедился, что в доме не было посторонних или же мертвых тел двойников Тильды или Лили, вышел из комнаты больной девушки.

— Вы довольны?! — возмущенно воскликнула Тильда.

— Я должен был все проверить, — ответил ей шериф с таким тоном, который подразумевал, что больше не потерпит разговоров на эту тему. — Вскоре придут ваш сын с девушкой, что уже ночевала в вашем доме.

— Нет, только не та бесстыдная девица! — воскликнула Тильда.

— Не хочу это обсуждать! — отрезал шериф.

— Эго не ваш дом, шериф, а мой. Приглашайте в свой дом кого угодно, но в мой — не смейте!

— Ваш сын помощник шерифа и будет лучше, если все будут находиться в одном доме под его присмотром.

— А кто присмотрит за моим сыном?!

— Вот вы за ним и приглядите. — И прежде чем Тильда хотела продолжить их спор, шериф развернулся и отправился к выходу, на ходу кинув: — Не забудьте про пуговицы. Никого не впускайте, пока не будет предъявлен опознавательный знак.

* * *

Прежде чем отправиться в дом Парвисов, шериф решил заглянуть домой к своей жене, проведать ее и оповестить об опасности, нависшей над поселением. Он открыл дверь, как его мгновенно хватило неприятное чувство. Словно дом покинула жизнь. Такое же чувство его посетило в далекие времена, когда он вернулся с родителями домой, после похорон своего старшего брата Гарри, убитого в салуне во время пьяной драки. Сиду тогда было всего двенадцать и своего брата, который был старше него на восемь лет, он считал, чуть ли не всесильным и бессмертным, ведь брат жил еще в те времена, когда его самого еще не было. Его смерть оставила след в его душе, который словно холодный камень давил ему на грудь, забирая все тепло тела. В те далекие дни, он перестал быть наивным мальчишкой, которого старший брат только начинал учить обращаться с оружием и стрелять по банкам. На следующий день, он проник в пустую и мертвую комнату брата и забрал его пистолет, к которому он раньше прикасался только с одобрения Гарри. В тот день он впервые убил живое существо — белка бела первой, от которой и пошел отсчет всех его последующих жертв. Убийца брата стал вторым поймавшим пулю, выпушенную из револьвера, при простом нажатии пальца Сида на спусковой крючок.

Убийца его брата был известным преступником в тех краях, на чьей совести висели десятки убийств, ограблений и изнасилований. Он избавил всю губернию от скверного типа, но при этом внес в свою жизнь большие неприятности. У убитого им головореза было много друзей, с такой же сомнительной репутацией, которые посчитали месть своим долгом, что заставило Сида Рассела покинуть свое родное селение навсегда. Больше десяти лет он не возвращался в свои родные места. За это время, жизненные пути свели его с известным в свое время охотником за головами по имени Тарен «Вепрь» Кесседи, который обучил его своему ремеслу. «Вепрь» мог стать такой же легендой для простого люда, каким и он сам стал, да вот любовь к бутылке и к чужим женам привела его к бесславной смерти. Пуля ревнивца проделала ему дыру в затылке в тот момент, когда он находился на самом пике удовольствия, пристроившись к голому заду жены своего убийцы, отыгрывая с ней сцену обуздания дикой кобылицы. К тому времени Сид уже не был безусым юнцом и прекрасно владел револьвером, а потому смерть наставника стала для него душевным потрясением, но никак не отразилось на его профессионализме, так как «Вепрь» успел обучить его всем своим навыкам и хитростям.

После возвращения в свое родное селение, его ждали жуткие новости. Его родители заплатили жизнью за убийство, которое совершил он. Столько злобы и ненависти, он не испытывал ни до, ни после, ни к кому, даже к убийце брата. В течение двух лет, он выслеживал и убивал всех причастных к смерти своих родителей. Последнего члена банды он выслеживал полгода и, наконец, застрелил в губернии, которая находилась в сотнях тысяч шагов от его родного поселения.

После убийства всех членов банды под названием «Черные вороны» молва о «Бессмертном» Сиде Расселе стала распространяться среди жителей больших губерний и маленьких поселений. Теперь в его услугах убийцы нуждались все: как простые жители из ничтожного класса, которые могли платить ему только продуктами, так и те, что входи в элиту общества. Последние были самыми щедрыми и платили золотом. Вскоре даже губернаторы просили его о помощи. Тогда он и получил заказ на поимку живым или мертвым «Злого» Дона Биртрона, убийство которого и сделала его легендой в своих кругах и ближайших губерниях. Вознаграждение, полученное им после предоставления мертвого тела знаменитого убийцы, было столь огромным, что позволяло ему уйти на покой. Но к тому времени ему только исполнилось сорок лет, и он все еще чувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы вести бои на равных с молодыми и дерзкими преступниками.

И только ближе к пятидесяти годам, он поселился в Конвинанте и стал его шерифом, хотя предложений от разных губерний у него было немало и большинство из них были довольно заманчивыми. К примеру то, что ему сделал губернатор Лейстипа. Ему предложили взять на обучение дюжину молодых, голодных до славы парней, которые бы смогли занять его место охотника за головами. Шериф отказался главным образом из-за того, что хотел построить тихую и спокойную жизнь с Ирэн. После долгих просьб и упрашиваний со стороны губернатора, он все же дал свое согласие, взяв изначально два обещания: обучения будут вестись всего два месяца, а после истечения данного срока его не будут больше беспокоить по похожим просьбам.

Тишина дома пугала его. Он не позвал ее по имени, потому что не хотел рисковать, но входную дверь шериф открыл достаточно широко, чтобы его приход не остался не услышанным. Никто не вышел ему навстречу, от чего Сиду стало неспокойно на душе. Рука самопроизвольно потянулась к кобуре с револьвером, к сожалению, не к тому, что принадлежал раньше его старшему брату. Оглядевшись по сторонам, он прошел вперед, пока их спальная комната полностью не открылась для его обзора.

Его обнаженная жена сидела на постели. Увидев его, Ирэн улыбнулась и вытянула свои руки ему навстречу.

— Дорогой, как же я рада тебя видеть.

— Ты знала, что я приду? — спросил он, убирая руку с рукояти револьвера. — Или ты ждала кого-то другого?

— Что за глупости ты говоришь? Конечно же, я ждала только тебя. Подойди же и поцелуй меня, милый.

Ирэн и раньше ждала его с работы обнаженной, поэтому данная картина не вызвала в нем никаких подозрений. И все же, чувство навсегда опустевшего дома никак не хотела отступать. Что-то подсказывало ему о приходе необратимых перемен. Его предчувствие было хорошо развито, и оно его еще ни разу не подводило.

— Как меня зовут?

— Что?

— Назови мое имя, — требовательно произнес шериф.

— Эго глупая шутка? — спросила его жена, сделав обиженную гримасу.

— Мое имя!

Над домом нависло тяжелое молчание. Он смотрел на нее с хладнокровием, а она в ответ с обидой. Но очень скоро ее лицо начало меняться. Вначале ее губ коснулась улыбка, затем изогнулись брови, а после глаза начали наливаться кровью. Дико закричав, она вскочила на ноги и накинулась на Сида. Хотя он и ожидал нападения, ее стремительность все же не позволила ему вовремя увернуться. Она сбила его с ног и потянулась к его горлу. Сид Рассел попытался ее оттолкнуть, но сил у Безликого было гораздо больше. Тонкие и острые пальцы «Ирэн» впились ему в горло, сжимая ладони под кадыком медленно и с удовольствием. На губах двойника его красивой молодой жены появилась пена, которая начала течь ему на лицо. Такого отвращения он еще не испытывал. Сид старался держать от себя тварь на расстоянии одной рукой, а другой потянулся за револьвером. Жгучая боль обволокло его горло, а в трахее что-то затрещало. Прежде чем надвигающаяся на него темнота успела окончательно накрыть его, шериф Конвинанта успел произвести выстрел. Сорок пятый калибр сделал свое дело — тварь отбросило в сторону. Зайдясь в хриплом кашле, Сид перевернулся на живот, после чего встал на ноги. Тварь в это время тоже предпринимала попытки встать на ноги. Шериф, не задумываясь, выстрелил еще один раз, пустив пулю Безликому прямо в лоб. Пусть это была не его жена, но выстрел в того, кто был на нее очень похож, вызывал неприятные чувства. Но еще более неприятным было думать о том, что стало с его настоящей женой.

Прежде чем Безликий успел прийти в себя от второго выстрела, Сид Рассел вооружился мясницким ножом, которым еще утром он убил одну из крыс. Он плотно сжал ручку ножа в ладони и приготовился нанести удар.

Безликий поднялся на ноги и приложил руку к ране, из которой вытекала черная жидкость.

— Твои попытки сопротивления просто смехотворны.

— Несмотря на твои слова, мерзкая тварь, я все еще жив, — прохрипел шериф, чувствуя сильную боль при каждом напряжении голосовых связок.

— Это ненадолго.

При новой молниеносной атаке Безликий выбил из рук шерифа револьвер, после чего попытался выбить и нож, но в ответ получил удар по запястью. Рука твари отлетела в сторону, но это все что шериф успел сделать перед тем, как его вновь сбили с ног, а затем оседлали верхом.

— Ну же, муженек, я все еще хочу твоей ласки, — засмеялась тварь в образе его жены и принялась делать вращающие движения бедрами, имитируя половой акт. Шериф снова замахнулся ножом, рассчитывая отрубить оставшуюся руку, дабы отучить Безликого от удушающих приемов, но смог задеть лишь прядь волос «Ирэн», которые в потоке воздуха взлетели вверх, после чего спланировали на пол. В ответ тварь одарила его сильной оплеухой, от которой у него зазвенело в ушах.

Вместе со звоном от оплеухи раздался звук очередного выстрела, который заставил тварь отпрянуть назад и в этот же момент Сид Рассел нанес очередной удар, отрубив и вторую кисть Безликого. Тварь завыла от злости, вскочила на ноги и выпрыгнула через ближайшее окно, разбив стекло.

В дверях стоял Малкольм Клемментс, держа обеими руками свой револьвер. За его спиной стояла Эллин Томин и с испугом глядела на происходящее.

— Как вы, шериф.

— Я в порядке, — хриплым голосом ответил ему Рассел. Этому хрипу из-за повреждения трахеи предстояло остаться с шерифом навсегда, вплоть до самой его смерти, так же как и характерному клокочущему звуку во время каждого приема пищи. — Ты спас мне жизнь.

— Ну, я сделал то, что бы сделал любой на моем месте, — ответил Малкольм, хотя его щеки тронул румянец от лестных слов, произнесенных шерифом в его адрес.

— Что вы здесь делаете? — сурово спросил Сид, словно благодарности и вовсе не было всего пару секунд назад.

— Мы шли к моему дому и услышали выстрелы. Бывший шериф сказал, что это ваш приказ — отправить всех не достигших восемнадцати в мой дом.

— Да, — кивнул Сид, поднимая с пола оброненный револьвер и возвращая его в кобуру. Его движения были слегка медлительны, а в глазах читалась растерянность и жуткая усталость.

— Мы хотели взять с собой и девочку — сестру Джонаса, — но ее мать взбесилась, стоило ее попросить отпустить дочь. — Малкольм чувствовал себя неловко, боясь, что шериф осудит его за то, что он не настоял и не забрал с собой восьмилетнюю Триш Парвис.

Но шериф лишь тяжело вздохнул, после чего медленно закивал головой.

— Ты молодец, младший помощник, а теперь идите к дому и будьте осторожны. Я должен найти свою жену, думаю, она где-то в доме.

От слов шерифа, по спине Малкольма пробежался холодок.

— Шериф…

— Со мной все в порядке. Идите. Ну же!

Как только Малкольм и Эллин покинули его, Сид Рассел принялся осматривать свой дом, не оставляя без внимания даже пространство под столом и стульями. Чем дольше он ее искал, тем сильнее охватывала его злость. Он отбрасывал назад стулья, переворачивал верх дном кровать, откидывал в сторону мешки с зерном. Он догадывался, где могло быть тело его жены, но сознательно затягивал время, прежде чем проверить вероятное место. Когда же все в доме было перевернуто, а то, что было не слишком прочным — сломано и разбито, Сид Рассел подошел к дверце в полу, что вела в погреб, и со злобой и страхом открыл ее.

Погреб был затоплен дождевой водой, и в этой воде плавало тело его жены Ирэн. Ее когда-то красивые глаза, а теперь абсолютно-красные, были открыты, но она не смотрела на мужа, а куда-то в пустоту. Ее длинные волосы были невидны в мутной воде. Кожа была бледной и покрытая синяками. Особенно страшно смотрелись покусанные до мяса губы и черные полосы на сломанной шее. Сама шея стала вдвое уже из-за невероятной силы сдавливания могучих рук.

Шериф дотянулся до ее лица и нежно коснулся ее лба. Тело было холодным. В своей голове он отчетливо слышал ее голос и смех, но он прекрасно понимал, что этот голос с каждым днем будет становиться все тише и менее отчетливым, пока не превратиться в далекое воспоминание, которое не будет согревать его душу. Тело Ирэн слабо качнулось на воде, после чего неторопливо начало тонуть. Шериф подхватил ее за правое предплечье, прежде чем она ушла полностью под воду, после чего потянул изо всех сил на себя и вытащил ее из погреба.

Он осторожно положил ее на пол, для того чтобы закрыть дверцу погреба и вернуть кровати прежнее положение. Положив обратно матрац, набитый соломой на дощатую поверхность, он вернулся за телом жены. Взяв ее на руки, он переложил ее на кровать, подложил под ее мокрую голову подушку, после чего укрыл простыней.

— Спи, дорогая, — прошептал он. — Я скоро вернусь. А пока, мне нужно разобраться с этими тварями раз и навсегда.

Сразу, как только он поцеловал мертвое тело в лоб и в каждую щеку, Сид Рассел поднял с пола одну из отрубленных рук (ту, что была покороче) и прядь волос, которые были очень похожи на волосы его жены, но принадлежали Безликому, спрятав их в карман своего плаща. Закрыв за собой дверь, шериф отправился к дому Парвисов, в котором проводился обряд по вызову братьев Анку.

* * *

Непрекращающееся урчание желудка Билла Тейта напоминало Альберту Дрейку в каждый раз о том, что он сам был очень голоден и был не прочь оказаться за богатым столом в доме своего отца. Поэт Роберт Мас Вин Дрейк отличался худобой, но при этом любил вкусно и много поесть, а посему завтрак, обед и ужин в его доме превращался в праздник живота. Здесь вам было место и разным мясным вырезкам, жареной и запеченной с различными приправами рыбинам, десяткам видов сыров и вин, овощам и фруктам, пышным выпечкам и разноцветным желе. Теперь Альберт понимал, что скучать он будет не только по своим сестренкам-близняшкам, но и по великолепным трапезам, которые устраивались в доме его отца.

Билл протяжно замычал от досады и жалобно озвучил все мысли Дрейка:

— Как же хочется сейчас чего-нибудь поесть, скажем: запеченного в винном соусе сома, фуа-гры и фандю со свежим хлебом.

— А на десерт парфе и клубничного мороженного, — мечтательно подхватил Франс.

— А как насчет куска черного хлеба с водой? — спустил их с небес на землю Винс Стоун. За этот день, его вечно сияющие здоровьем кудряшки словно потеряли свой иссиня-черный цвет став тусклыми и сухими.

— Слушай, избавь нас от своей приземленности и позволь мне с братом хотя бы помечтать, — осадил его Франс. — В этом месте нам больше ничего не остается делать.

— Я бы лучше избавил тебя от парочки зубов, из-за того, что по твоей милости мы и оказались в этом месте.

— Это мы еще посмотрим, кто кому наваляет! — ринулся в словесную атаку старший Тейт.

— Может, проверим это прямо сейчас?! — Стоун встал на нога, сверху вниз глядя на оппонента.

Франс Тейт не заставил себя долго ждать и тоже вскочил на ноги, хотя разница в росте между ними все равно осталась за Стоуном, от чего Франс продолжал глядеть на Винса снизу вверх. Синяки от прошлых ударов на его лице уже начали желтеть, но очень скоро на его лице могло появиться пополнение синяков и ссадин.

Ни Билл, ни Альберт не стали встревать в их перебранку. Но драка так и не произошла, по той причине, что дверь офиса шерифа открылась, и на пороге возник старший помощник Гуделл. Вначале он огляделся по сторонам, после чего остановил свой прищуренный взгляд на квартете за решеткой.

— Я могу войти? — спросил он и усмехнулся.

— Милости просим, — огрызнулся Франс Тейт, затем занял свое место, решив первым положить конец их с Винсом конфронтации.

Гуделл сделал осторожный шаг через порог, остановился на миг, затем сделал еще один, словно опасаясь, что задержанные могли подготовить для него ловушку, несмотря на то, что дверь клетки была прочно заперта на ключ.

— Рад, что вы дождались меня, ребятишки, — усмехнулся он, только это усмешка напугала всех членов банды Благородных до мозга костей.

Закрыв за собой дверь, он неторопливо приблизился к решетке, не отводя взгляда от Альберта Дрейка. Сам Альберт, все это время стоявший лишь у решетки, крепко сжимая в ладонях прутья, отступил назад, не ожидая ничего хорошего от хранителя порядка местного поселения.

— Мне нужна помощь одного из вас. — Гуделл вытащил револьвер и указал его дулом на Билла Тейта, при этом несколько раз переводя его, то на одного молодого человека, то на другого.

— Я думал, вам нужна моя помощь, — произнес Альберт, коротко взглянув на Билла, который весь съежился от испуга.

— И до тебя время дойдет.

— Но он не знает толка в обрядах по вызову Анку.

— А ты, значит, знаешь? — с нескрываемым интересом изрек Гуделл и сделал пару шагов вперед, чтобы лучше его разглядеть в полумраке офиса.

Альберт решил не отвечать ему, а только кивнуть головой, но сразу после этого, осудил себя за это. Что-то в Харви Гуделле ему не нравилось. Конечно же, он и раньше не питал к нему теплых чувств, но теперь в нем что-то изменилось, причем в худшую сторону.

Гуделл снял с пояса связку ключей и, выбрав единственно верный, сунул его в скважину.

— Пойдешь со мной. Радуйся, ты теперь будешь участвовать в обряде.

— А что будет с моими друзьями? — спросил Альберт, хотя его самого больше волновал другой вопрос: что будет с ним самим? — Я буду помогать вам только на определенных условиях.

— К примеру, полное ваше оправдание и освобождение? — с усмешкой поинтересовался Гуделл.

— Именно.

— Если твоя помощь будет ценной для нас, мы вас отпустим. — Гуделл отвел от него свой подозрительно-игривый взгляд и оглядел всех остальных заключенных. — Все будут помилованы!

Франс и Билл заулюлюкали от радости и начали обниматься. Винс Стоун, так же как и Альберт, пока не торопился радоваться. В отличие от братьев Тейтов, он не потерял способность к рациональному мышлению и критической оценки.

— Тогда я согласен помочь вам, — кивнул Альберт. — Но, для начала я хочу что-то сделать.

Альберт порвал пуговицу от своего костюма и сунул ее в рот. Затем, зажав ее между зубами, он приподнял верхнюю губу. Харви Гуделл задумчиво глядел на него, покачивая головой то в сторону правого плеча, то в сторону левого, после чего произнес:

— Никогда не слышал о столь странном способе применения пуговиц.

Этих слов было достаточно для того, чтобы братья Тейты от восторженных криков перешли на крики ужаса. И в этот раз им компанию составили и Дрейк со Стоуном. Они все сжались к стенке и обнялись как малые дети.

— Похоже, я что-то не то сказал, — скривил озадачено губы «Харви Гуделл», открывая двери камеры.

 

3

Дом Парвисов был обставлен вполне уютно, насколько это было возможно для дома, в котором не было привычных для Нолана полезных в быту вещей. В то же время обилие зажженных свечей придавала помещению мрачности. Словно это был не дом вовсе, а задумчивый старик, сидящий на крыльце и думающий о смерти. Кевин сам не знал, откуда к нему пришел такой образ, но с антуражем этого помещения он вполне сочетался.

Здесь было много людей, около дюжины, все пожилого возраста, но в небольшом пространстве узких комнат их количество казалось сравнимой с толпою. Мужчины тихо переговаривались между собой, формируя групы из трех-четырех человек. Женщин среди них было только три: Солнечный Луч, которая стояла у стола и готовилась к ритуалу; хозяйка дома, одетая во все черное и выглядевшая намного старше своих лет; и маленькая девочка, которая, если бы не ее белокурые волосы и возраст, была очень даже похожа на Кэти Нолан. Девочка стояла в углу комнаты и со страхом глядела на всех присутствующих в ее доме и словно чувствовала приближение чего-то пугающего и непоправимого.

Кевин не смог отказать себе в желание и не подойти к ней. Девочка не обращала на него внимания, пока он не сел на корточки перед ней.

— Привет, — поздоровался он, но не получил ни ответа, ни кивка. — Знаешь, у меня тоже есть дочь. Вы с ней очень похожи.

Девочка продолжала глядеть ему в глаза, при этом не произносила ни слова. Ее ладони сжимали края платья, оставляя на нем мятые полосы. Кевину хотелось прикоснуться к ее маленьким ручонкам и осторожно сжать их в своих ладонях, но он с трудом сдерживал себя, повторяя без конца в уме, что перед ним стояла не его дочь, а чужая девочка. Он уже хотел оставить ее в покое и отойти в сторону, когда девочка, наконец, произнесла свои первые слова, пропитанные горечью, совсем не подходящей для столь юного создания:

— Моего братика убили, и мама плачет целыми днями, — чуть ли не шепотом пожаловалась девочка. — Мне кажется, что мама и папа меня больше не любят.

Кевину стало жалко ее. Он прикоснулся к локону ее волос, затем осторожно погладил ее по головке, чувствуя, на пальцах сальность от ее прядей. Видимо, после смерти ее братика, родители совсем позабыли о том, что девочка нуждалась в уходе и заботе.

— Поверь, они тебя очень любят. Они очень скучают по твоему братику, но любить тебя они никогда не перестанут.

— А где ваша дочь? — спросила она не без интереса.

— Она умерла, — ответил за него дар правды, хотя изначально он хотел использовать более метафорический подход, в стиле: «Она далеко отсюда, но именно к ней я и держу свой путь».

— Она сейчас с Джонасом?

— Думаю, что нет. Она в другом Мире.

— В другом Мире?

— Да.

— А где этот другой Мир?

— Кевин?

Его позвал Марк Уотер, который стоял около камина с одной единственной фотографией и глядел на него с озабоченным видом. После чего в их дуэте появилась Солнечный Луч, Кевин не раз замечал во взгляде Марка тревогу, видимо он поставил себе цель контролировать лимит участников похода к Океану Надежд.

Кевин попрощался с девочкой и подошел к Марку.

— Старайся не разговаривать ни с кем, — шепотом попросил его Уотер. — Твой дар может привести к увеличению числа нежелательных сопроводителей.

— Это всего лишь маленькая девочка, Марк, — заметил Кевин.

— Да, но у этой девочки есть родители, которых коснулось горе и, беря в учет твое непреодолимое желание всем помогать, не стоит заводить ненужных новых знакомств.

— Я помню об этом, Марк, но стоять в стороне я тоже не могу. Так или иначе, мне приходиться взаимодействовать с людьми.

И словно в подтверждение его словам к ним подошел пожилой мужчина и притянул руку в знак приветствия.

— Рад видеть новые лица в Конвинанте. Вы друзья этой индейской девушки, которая будет проводить обряд?

— Так точно, тавв, — кивнул Кевин.

— Я рад, что Океан Надежд привел вас в наше поселение. Извините, что не представляюсь, но вы и сами понимаете — пока Безликие в Конвинанте, все имена под строгим табу. Могу только сказать, что я был когда-то шерифом этого места.

— Очень рады знакомству, — произнес Марк.

Рональд Белфаст взглянул на фотографию, что стояла на камине и, тяжело вздохнув, покачал головой.

— Очень жаль мальчишку и всю эту семью.

Кевин повернулся в сторону фотографии, которая изображала всю семью Парвисов в желто-коричневых тонах. За столом сидели отец, мать, между ними уже покинувший Мир Живых сын, одетый в строгий костюмчик, и особняком от всех стояла их дочь, с которой Кевин успел познакомиться. Мальчишка на фотографии спал, прислонившись к груди отца, который осторожно обнимал его за плечо. Мать мальчика ничем не отличалась от той женщины, которая стояла сейчас у стенки и с заплаканным взглядом смотрела куда-то в потолок. Те же заплаканные глаза, что на фото, что в реальной жизни.

— Одна радость для родителей, что осталось воспоминание о сыне в виде этой фотокарточки, — с грустью произнес Рональд Белфаст.

Марк смотрел на фотографию без какого-либо интереса, что показалось Кевину немного странным, учитывая тот факт, что в Молодом Мире, откуда прибыл Уотер, о фотографиях ничего не знали.

— А где другие фотографии? — осведомился Кевин.

— Молодой человек, фотосъемка — очень дорогое удовольствие, которое не все могут позволить себе, — изрек Белфаст. — А средний класс, вроде этой семьи, готовы расстаться с лишними монетами для оплаты трудов фотографа только в случае запечатления значимых дат.

— А что за дата запечатлена на этом снимке? — спросил Кевин, беря в руки рамку с фотографией, на стекле которой виднелись в свете свечей, многочисленны следы от пальцев, большая часть которых приходилось на лицо мальчишки. — День рождения?

— День смерти. Фотографию сделали спустя день после убийства мальчонки.

От рамки повеяло холодом, а скучное семейное фото приобрело жуткий оттенок. Кевин поспешил вернуть ее на место. В тот же самый момент, чья-то худая и бледная рука вытянулась вперед из-за его плеча и схватила рамку с фотографией. Кевин вздрогнул и обернулся. Мать умершего мальчишки одарила его злым взглядом, после чего вернулся назад к противоположной стенке, забрав с собой фотографию.

На столе, за которым сидела Солнечный Луч и еще двое мужчин пожилого возраста, были расставлены все нужные предметы для проведения ритуала А именно: детский пиджачок, в котором Джонас Парвис сфотографировался в первый и в последний раз в своей жизни; сушеные травы, с помощью которых Солнечный Луч прогнала одного из Безликих; блюдце с водой; сырое яйцо; иголка с ниткой и с десяток пока еще незажженных свечей.

Кевин расслышал, как один из пожилых мужчин сидевших вместе с Солнечным Лучом за столом, спросил ее о предназначении яйца.

— Зачем оно в обряде? Я могу ошибаться, но когда мы проводили обряд много лет назад, то не использовали яиц.

— Оно заменит нам песочные часы, — ответила ему женщина. — Чем продолжительнее обряд, тем больше вероятность того, что Анку услышат наш зов и придут. Но, как и любой другой обряд, связанный с Землей Мертвых, он будет нести в себе опасность и, чем больше времени мы потратим на него, тем большая опасность нас будет подстерегать. Яйцо я разобью в самом начале. Пока белок будет оставаться прозрачным — нам ничего не будет угрожать, но если он потемнеет, тогда это будет знаком, что пора заканчивать ритуал.

Кевин подошел ближе и спросил, если не нужна его помощь.

— Нет, — покачала головой Солнечный Луч. — Единственное, что я попрошу у тебя, держаться подальше от стола и не прикасаться ни ко мне, ни к этим двум мужчинам до тех пор, пока ритуал не будет завершен. Это относится ко всем! — повысила голос она. — Никто не должен к нам прикасаться! Это опасно! И закройте дверь дома. Когда ритуал начнется, никто не должен ни входить, ни выходить!

— Тогда нам стоит подождать шерифа, прежде чем начнем, — подал голос Рональд Белфаст. — Он обещал быть. А также не будем забывать о его старшем помощнике.

— А как же девочка? — спросил один из стариков, сидевших за столом. — Ей нельзя оставаться в доме.

Солнечный Луч повернулась в сторону Марка Уотера и подозвала его к себе.

— Ты должен увести девочку из дома. Если мать воспротивится, убеди ее или же возьми с собой.

— И куда, по-твоему, я должен пойти вместе с ними? — с хорошо заметной нервозностью спросил Марк.

— Придумай сам, — с не меньшей резкостью ответила ему женщина — Уверена, у тебя получится найти убежище на короткое время.

Марк еще потоптался какое-то время на месте, после чего повернулся и направился к девочке, все еще стоящей в одном из углов дома и с обидой глядящей на всех присутствующих в доме. Марк встал перед ней на корточки так же как ранее и Кевин и после нескольких коротких обменов предложениями взял ее за руку и повел к дверям. Тут же мать девочки словно очнулась ото сна и, закричав, ринулась в сторону дочери и Марка.

— Отпусти ее! Куда ты уводишь мою дочь!

Все замолчали и повернулись в ее сторону. Никто даже не попытался прийти на помощь Уотеру и убедить мать в правильности его действий. Но Марку явно не требовалась поддержка, он и сам знал, как стоило разговаривать с убитой горем женщиной, которая только изредка вспоминала о том, что у нее кроме потерянного навсегда сына все еще оставалась и дочь.

— Мы должны покинуть дом, дисель, — с невозмутимым спокойствием ответил ей Марк.

— Ты ее не заберешь! Ты забрал моего сына, но мою дочь я тебе не отдам! — прокричала женщина.

— Если она останется здесь, тогда вы и вправду ее потеряете, — все так же спокойно произнес Уотер. Его взгляд был невероятно пронзительным в эти минуты. — Разве вы хотите этого?

— Нет! Как ты такое можешь говорить?! По-твоему я плохая мать?!

— У тебя есть возможность доказать, что ты хорошая мать и не желаешь зла своему ребенку. И доказать ты это должна не мне и не окружающим, а своей дочери.

— Она знает, что я хорошая мать! — возмутилась Сэлли Парвис. Она присела перед девочкой и сжала ее голову между ладонями. — Скажи, дорогая, что этот плохой человек не прав.

— Ты меня больше не любишь, — услышала она в ответ. — Этот человек не плохой, он хочет мне помочь, а ты мешаешь ему.

— Я…, — начала женщина, но запнулась. Все продолжали молчать, ожидая услышать слова оправдания со стороны матери девочки. По щекам Сэлли потекли слезы. Она приподнялась и поцеловала дочь в лоб. — Прости меня, родная. Я и вправду совсем забыла о тебе и мне стыдно за это. Я заставила тебя страдать из-за того, что думала только о своем горе, забывая, что не только я потеряла сына, но и ты брата. Ты не меньше моего нуждаешься в поддержке или даже больше, а я… я плохая мать.

— Все мы совершаем ошибки, — ответил Марк. — Но не у всех у нас есть возможность исправить их. Вам нужно только пойти с нами, а когда обряд подойдет к концу, вернуться в опустевший дом и жить дальше, если не для себя, то для этой маленькой девочки.

Все принялись переглядываться между собой и кивать одобрительно головами. Они были впечатлены даром Уотера убеждать и находить нужные слова. Еще больше был приятно удивлен Кевин, который пусть и знал Марка лучше, чем его знали остальные, он все же не знал о способностях того к дипломатии.

Но лишь сам Марк Уотер, да Солнечный Луч, знали, что без магического вмешательства, не было бы ни слов раскаянья Сэлли, ни слов упрека маленькой девочки, ни столь быстрого решения возникшей проблемы.

Он помог женщине подняться на ноги, после чего взял и Сэлли и ее дочь за руки и направился к выходу.

— Марк! — остановил его Кевин. — Помни об опасности, что подстерегает на улице.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — улыбнулся тот, и в его голосе слышалась неподдельная уверенность.

* * *

Малкольм Клемментс встретил его с оголенным револьвером и с пуговицей в зубах. Марк улыбнулся, в то же время, показывая ему такую же пуговицу. Напряженность с лица мальчишки тут же сошла и он позволил войти Сэлли Парвис и малышке Триш внутрь. Сам Марк не стал заходить, решив вернуться поскорее назад, чтобы поспеть к обряду. Он прекрасно знал, что даже знания Солнечного Луча не гарантировали полной безопасности всем присутствующим в доме. Хотя волновало его в первую очередь безопасность Кевина. Если твари из Мира Мертвых полезут в Мир Живых, тогда без его помощи у всех присутствующих в доме при обряде не останется ни малейшего шанса на выживание. Если нечто подобное произойдет, он, конечно же, не станет рисковать и показывать всем свою магическую силу, но обязательно сделает все возможное, чтобы огородить от опасности Кевина.

Он ступил с крыльца дома в воду, когда почувствовал присутствие одного из Темных.

Пожиратель в образе Тифа стоял под аркой поселения и криво улыбался, при этом, помахав рукою, словно опасаясь, что его присутствие в Конвинанте останется незамеченным для Водолея. Они пошли навстречу друг другу, пока не остановились примерно около здания шерифа.

— Настоящий потоп ты устроил, дружище! — с восторженной интонацией и с нескрываемым почтением изрек Пожиратель. — Я приклоняюсь перед твоей силой. Буквально на днях я испробовал свою силу на жителях одной деревеньки. Но мое «творение» уступало по масштабам твоему.

— Видимо мой предыдущий урок не был усвоен, раз я вижу тебя перед собой. Похоже, мне придется повторить его, и в этот раз я доведу дело до конца.

— Ты ведь не знаешь моего имени.

— Эго может и не потребоваться, ты пока еще слишком слаб и не сможешь противостоять мне. Я же полон сил и колдовские круги больше не терзают меня.

— Не биться я с тобой пришел, брат, а раскурить трубку мира, которая положит конец нашим разногласиям. Так опустим же топор войны в землю и покроем ее пеплом и водой, чтоб заросла она травами зелеными и деревьями высокими. — Пожиратель замолчал, после чего громко рассмеялся. Марк ничего не ответил, но его кулаки сильно сжались и окутались в синюю наэлектризованную дымку. — Погоди, я просто решил, что долгое пребывание среди индейцев отложило свой след в твоем сознании, и тебе будет приятно услышать подобную речь. У меня не было желания оскорбить тебя. Позволь мне озвучить свое предложение?

— У тебя одна минута.

— К вам пристроилась женщина из индейского племени. И если я не ошибаюсь, ты не в восторге от ее компании. Я могу избавиться от нее.

— Если с ней что-то произойдет, Пришелец этого не переживет. А мне не нужен морально подавленный спутник.

— Погоди, ты не дослушал моего предложения, — приподнял руку вверх Пожиратель. — Он даже не узнает о ее смерти. Я приму ее облик и пойду вместе с вами.

— Несколько дней назад, ты утверждал, что твое единственное желание — это наша с Пришельцем смерть, сразу после того, как он узнает всю правду обо мне.

— Это было сказано сгоряча, — заверил его колдун в красном.

— Так ли это или же ты начал чувствовать то, что я тебе предрекал, другими словами: теряешь чувствительность ко всему окружающему?

— Подловил, — рассмеялся Тиф. — Раз в этом ты оказался прав, значит, вскоре сбудутся и другие твои слова. Я не хочу ждать, пока на меня нахлынет сильная боль, которая не убьет меня только потому, что я стал бессмертным.

— И почему я должен выбрать тебя, а не оставить женщину, которая хочет от Океана Надежд только возвращения своего мужа?

— Ты ведь сам говорил, что Он не потерпит больше простых смертных помимо Пришельца в своей Обители. Зачем гневить Океан и рисковать своим помилованием?

— Только не говори, что ты хочешь попросить то же самое у Океана Надежд, что и я, и ты не преследуешь никаких других целей.

— Клянусь, мои желания чисты и открыты. — Лицо Тифа начало меняться, возвращая себе облик Джеймса Фостера. Очень скоро Пожиратель забудет свое смертное лицо, точно так же как забыл свое и Водолей. Правда, с единственной поправкой: если колдун в красном доживет до того дня.

— И ты готов отказаться от своего дара и кануть в Небытие? — не скрывая недоверие к своему собеседнику, спросит Марк.

— Нет, о смерти речи не идет. Я просто хочу стать снова человеком, только и всего.

— А что будет с твоей потерянной и вновь приобретенной ногой?

— Ну, ногу я хотел бы оставить себе, она мне больно нравится. В повседневной жизни — вещь незаменимая.

— Только глупец может поверить в искренность твоих слов, — с отвращением произнес Уотер. — Твои желания совершено не изменились — тебе нужна безграничная власть и только.

Тиф тяжело вздохнул и развел руками.

— Даже если так, что это меняет? Тебе лучше дружить со мной, а не враждовать, ведь у меня есть кое-что важное. То, что принадлежало тебе ранее.

Глаза Марка запылали синим пламенем. Он оскалил зубы и резко схватил оппонента за горло.

— Ты украл мой дневник!

— Нет, — хохотнул Пожиратель. — Ты его обронил, а я его поднял, только и всего. Я успел кое-что прочесть из него и, к сожалению, обнаружил, что твое имя везде тщательно уничтожено.

— Верни мне его немедленно! — Марк с трудом сдерживал в себе гнев, который бы вернул ему образ колдуна в синем. В теле Водолея он бы мог не совладать со своим гневом и использовать всю свою силу на полную мощь, этим выдав свое местонахождения Вихрю и Жнецу.

Колдун в красном оттолкнул его от себя, помахал рукой, в которой сжимал дневник и растворился в ярко-красном пламени. В какой из Ближних Миров он отбыл, Марк не знал наверняка, но гнаться за Тифом, у него не было времени. К тому же Уотер не сомневался, что Пожиратель скоро вновь даст о себе знать. И тогда он вернет назад свой дневник, в котором хранились все его воспоминания о былой жизни. Воспоминания, которые все еще сохраняли ту маленькую частичку человечности, что все еще жила в нем. Оставлять дневник в руках этого проходимца у него и в мыслях не было. Пусть в нем нельзя было прочесть его настоящее имя, но в дневнике были истинные имена других Темных, которые из его проклятой Океаном Надежд памяти быстро сотрутся, если у него не будет возможности изредка перечитывать дневник. Но не власть над своими Братьями его заботила больше всего, а память о самом себе. Память о том молодом двадцатилетнем парне, у которого была любимая жена, сын и крупица семейного счастья, которую он растерял в день, когда он встретил своего первого Пришельца из других Миров.

Спустя минуту после исчезновения Пожирателя в столбе огня, дверь офиса шерифа распахнулась и оттуда вышел Безликий, таща за собой упирающегося Альберта Дрейка. Силы были неравными, а потому парнишка перебирал ногами и шел следом, не имея никакой возможности вырваться из цепкой хватки существа с Земли Мертвых. Теперь он был обычной мухой, которая попала в паутину паука безжалостного и ненасытного.

У Марка не было причин и желания вмешиваться. Жизнь парнишки для него ничего не значила, впрочем, как и жизнь любого другого смертного, за исключением Кевина Нолана. Но, Безликий воспринял его появление на пустынной улице Конвинанта, как за попытку ввязаться с ним в бой. Марк знал, что Безликий скрывался под видом старшего помощника шерифа и сам Безликий знал, что Марк Уотер был необычным смертным — а Темным магом, обладающим огромной силой и властью. А потому они повернулись лицом друг к другу и замерли на месте.

— Пойди прочь, тебя это не касается! — прорычала тварь, изменившись в лице до неузнаваемости. Лицо Харви Гуделла полностью пропало, заменившись серо-зеленной дымкой с плывущими в ней черными мертвыми глазами. Марк никогда не бывал на Земле Мертвых, так как путь туда ему был заказан, так же как и другим Темным, но ему было известно, что показ своего истинного лица у этих тварей был признаком агрессии.

— Твои слова прозвучали оскорбительно для моих ушей, мерзкая тварь! — злость, которую он все еще испытывал к Пожирателю быстро перекинулась на Безликого. — Не забывай, кто стоит перед тобой.

— Я не подчиняюсь тебе! — взвыло существо, а парнишка взвыл вместе с ним от боли в плече, что причиняла ему рука Безликого. — У тебя нет власти над Миром Мертвых!

— У меня есть власть над тобой столько времени, сколько ты находишься на Земле Живых и обладаешь физической формой!

Возможно, если Безликий решил принести свои извинения ему, то Марк позволил ему удалиться вместе с парнишкой, но видимо тварь не чувствовала за собой какой-либо вины. Вместо извинений, Безликий отпустил Альберта и с яростным рыком накинулся на Уотера, обнажив свой беззубый рот, в котором виднелась лишь бездонная чернота. Его длинные пальцы — единственное орудие убийства — вытянулись в несколько раз, став похожими на щупальца, а вместе с ними удлинилось и все тело, от чего Безликий стал больше похожим на удава, чем на человека. Марку потребовалось лишь вытянуть свою руку вперед, схватить его за горло и сдавить. Хищный рык твари отрубило как мечом. В мутных глазах появился страх, несмотря на то, что Марк даже при огромном желании не смог бы убить его. Уотер не стал долго возиться с Безликим, а простым взмахом руки отбросил его далеко назад, повторив тот же трюк, что и с Фостером в индейском погребе. Тварь пролетела над крышами нескольких домов, после чего приземлилась с громким всплеском воды в нескольких сотнях шагов от них. Побежденная тварь завыла от злости и обиды, но вскоре умолкла, уступив место тишине и оставив Водолея наедине с испуганным парнем, невольным спасителем, которого он стал. Альберт Дрейк сидел по грудь в воде и с восхищением, но и страхом, глядел на Марка.

Уотер не стал уделять ему длительного внимания, а только развернулся и направился назад в сторону дома Парвисов.

— Погодите! — раздался крик за его спиной, когда он уже преодолел с два десятка шагов. Марк и не думал останавливаться, но, судя по нарастающим звукам взбаламученной воды, парнишка спешил за ним следом. — Вы спасли меня! Кто вы такой? Я никогда не слышал о силе, которая бы могла противостоять Безликим. — Альберт нагнал его и теперь шел рядом с ним, стараясь не отставать. — Даже Анку не имеют такой силы. Да вы и не похожи на Анку.

— Ты их никогда не видел, с чего ты взял, что я не один из братьев Анку? — спросил Марк, хотя и без ноток интереса в голосе.

— Ну, по рассказам тех, кто с ними встречался, у них нет лиц. Совершенно нет, одно сплошное марево. У вас же очень четкие черты лица.

— Ты прав, я не Анку. Но и отвечать тебе на твой вопрос я не стану. И даже больше, — Марк остановился и схватил парнишку за грудки, подняв его ввысь, — тебе лучше забыть о том, что произошло. Для твоего же блага. Если ты кому-нибудь расскажет о том, что видел, твоя смерть будет гораздо мучительнее той, что мог принести тебе Безликий.

Видя перед собой эти странные ярко-голубые глаза, Альберт прекрасно понимал, что колдун говорил чистую правду. Кем бы ни был его спаситель, его нельзя было назвать хорошим человеком. И можно ли было его назвать «человеком»?

— Вы спасли мне жизнь, — произнес Альберт, чувствуя, как страх за свою жизнь вновь окутывает все его тело. — Я хотел просто поблагодарить вас.

— Я не ставил перед собой цели спасти тебя, я только хотел наказать наглую тварь и только.

— Обещаю, я буду хранить вашу тайну! — поспешил заверить колдуна Дрейк. Но его поспешность возымела совсем иной эффект на Водолея. — Честно, я могила!

Руки колдуна, что сжимали воротник его дорогого пиджака, начали преображаться, становясь мертвецки-бледными, а вены вздулись и засияли синевой.

— Могила, говоришь? — переспросил Уотер.

— Эй!

Крик, раздавшийся из-за его спины, заставил Марка опустить парня обратно в воду и взглянуть назад через плечо.

Сид Рассел держал их обоих на мушке своего длинноствольного револьвера и осторожно приближался к ним на слегка согнутых в коленях ногах.

— Что вы здесь делаете?!

Марк развернулся к нему лицом и показал пуговицу, зажатую меж зубов. Альберт поспешил сделать то же самое, но теперь дуло револьвера глядело только ему в лицо.

— Как ты выбрался из-за решетки?! А?!! — прокричал шериф, остановившись перед ними на расстоянии трех шагов.

— Вашего помощника убил Безликий, шериф! — поспешил ответить на заданный вопрос Дрейк. — Он пришел в офис и попытался убить меня. Но этот добрый человек спас меня от верной гибели.

— Это правда?! — спросил Марка шериф.

— Да, — кивнул Уотер. — Я отогнал тварь с Земли Мертвых с помощью травы. — В качестве доказательства, он достал и кармана сушеный пучок.

Шериф, похоже, поверив их словам, опустил револьвер и отвел в сторону взгляд.

— Выходит, они добрались и до Харви. Сколько людей уже умерло?

Вопрос был риторическим, но Альберт решил на него ответить.

— Мы не знаем, шериф.

— Ты тот парень, который утверждал, что знаешь толк в обряде по вызову Анку? — спросил Рассел, пряча оружие в кобуру. Его голос был охрипшим, а движения выдавали в нем небольшую растерянность и непосильную усталость.

— Да.

— Пойдешь со мной. С учетом того, что в Конвинанте люди мрут как мухи, нам не помешает лишняя рука помощи.

Алберт был удивлен столь кардинальной переменой во внешности и в словах шерифа, но, раз наступил некий переломный момент, который заставил шерифа изменить свое решение, Альберт решил им воспользоваться сполна.

— Я не уйду без моих друзей. За решеткой они не в безопасности, как вы утверждали ранее.

Шериф достал связку ключей и бросил их Дрейку, который удосужился их поймать.

— Мы подождем тебя здесь.

Альберт, улыбаясь настолько широко насколько это было возможно, поспешил обратно в офис шерифа, чтобы освободить своих друзей из-за решетки.

* * *

Сказать, что Тильда Клемментс была в восторге видеть ее вновь, значило произнести самую огромную ложь за всю ее жизнь. Старая карга разве что не пускала огненные шары глазами, глядя в ее сторону. Эллин старалась не поддавать вида, что ее задевал весь этот негатив исходящий от хозяйки дома, предпочитая смотреть по сторонам или же на Малкольма, который, по правде говоря, уже давно не вызывал в ней отрицательных чувств, а даже наоборот — казался ей милым и даже симпатичным.

За все время пребывания в Конвинанте, Эллин ни разу не смотрела на Малкольма как на представителя противоположного пола одного с ней вида. Но недавние его поступки, призванные защитить ее, а также ее оплошность с громким произнесением его имени перед Безликим, заставила Эллин пересмотреть свое отношение к парню. Вначале она смотрела в его сторону с благодарностью и с пристыженностью, а затем и с интересом, каким может глядеть девушка на понравившегося ей парня. И в этот момент она поняла, что Малкольм был очень даже хорош собой, несмотря даже на мягкость в глазах и вялость подбородка, а также редкие волоски на щеках, которые нельзя было назвать даже с натяжкой щетиной.

— Эта девица вела себя неподобающим образом! — возмущалась Тильда Клемментс перед сыном, стараясь, чтобы ее слова были отчетливо слышны в каждом уголке их жилища. — И я против, чтобы она оставалась под крышей этого дома!

— Мама, на улице сейчас небезопасно оставаться даже взрослым мужчинам не то, что молодым девушкам. Будь терпимее.

— Я уже вошла в ее положение и приняла в свой дом, и чем она отблагодарила за мою гостеприимность?! Она без спросу вошла в комнату твоей больной сестры!

— Не думаю, что она сделала это из злого умысла.

— Конечно, нет, она сделала это из любопытства, которому нет оправданий.

— Мама, прекрати…

Эллин перестала вслушиваться в спор, когда почувствовала на себе чей-то пристальный колкий взгляд. Парень, который внешне выглядел вполне нормальным, но во взгляде его читалось частичное отсутствие разумности, стоял в десяти шагах от нее и с нескрываемым интересом наблюдал за ней, покусывая нижнюю губу. Выглядел он вполне безобидным, но Эллин почувствовала неприятную дрожь во всем теле. Ей казалось, что если этот слабоумный подойдет и заговорит с ней, то она не сможет совладать с собой и навесит ему пару сильных оплеух и закрепит все пинком под зад. Причин неприязни к полоумному парню она не могла объяснить даже себе. Хотя, все можно было спихнуть на свой трудный характер и на высокомерие, свойственное всем представителям высшего класса.

В отличие от слабоумного мальчишки, женщина с дочерью не привлекали к себе внимания, предпочитая стоять в сторонке в углу. Мать обнимала дочь и что-то шептала ей на ухо, а та, уткнувшись в ее подол, еле слышно пошмыгивала носом.

Парень не отводил от нее своего затуманенного взгляда, пока она не сделала шаг вперед, приняла боевую стойку и нахмурила брови. Парнишка тут же понял, что шутки с ней плохи и переключил свое внимание на стенку, при этом он не отвел взгляд и даже не отвернулся, а всем телом повернулся в другую сторону.

Так-то было лучше. Разобравшись с одной из проблем, она переключилась на другую, — более важную, — которой занимался за место нее Малкольм Клемментс и, судя по угасающему крику Тильды, все шло к разрешению и этой сложной для нее ситуации.

— Она останется в нашем доме до утра, пока Конвинант будет абсолютно безопасным, — заявил младший помощник шерифа.

— Только при трех моих условиях, — решила пойти на перемирие с сыном Тильда, при этом на выгодных условиях для себя. — Она, не будет гулять по дому и открывать из любопытства все двери.

«Да у вас дверей в доме только четыре, включая входную», заметила про себя Эллин.

— Хорошо, мама, — согласился Малкольм.

— Она будет выполнять все мои поручения и не спорить.

— Думаю, и с этим она тоже согласиться.

— И третье условие: она будет спать на кухне, а не в твоей комнате.

— Это уже мне решать.

— Я согласна, — произнесла Эллин, войдя на кухню, где и проходили распри между матерью и сыном.

На этом и был заключен шаткий мир, при котором Эллин могла считать себя наиболее пострадавшей стороной. Подумать только, потребовалось всего несколько дней, для того, чтобы она перестала узнавать саму себя. В последний раз она вытирала пыль и подметала еще в далеком детстве, когда из любопытства она наблюдала за работой служанок в доме своих родителей и просилась к ним в ученицы. Те давали ей влажную тряпку, а она уже по их примеру начинала уборку, вытирая пыль с подоконников, столов, гипсовых статуй. Служанки глядели на нее с умилением и весело смеялись. Но очень скоро такое развлечение ей наскучило, и она потеряла всякий интерес к труду обслуживающего их персонала.

Теперь она драила полы и чистила картофель ради крыши над головой и в мыслях даже не думала о жалобах или увиливания от работы. В то время как Эллин наводила чистоту под пристальным присмотром Тильды Клемментс, Малкольм тоже не сидел сложа руки, а занимался починкой исхудавшего ведра, которое в последнее время все заметнее начало протекать. Парень, которого Клемментсы звали Генри, смотрел, как работает Малкольм, иногда помогал ему, там, где это было нужно, но все чаще переводил взгляд на Эллин, которая на четвереньках ползала в прихожей.

Вся работа по дому закончилась только с начало сумерек. Эллин от усталости с трудом держалась на ногах. Но, Тильда явно была довольна проделанной ей работой, что доказывало отсутствие язвительных замечаний с ее стороны. После ужина (картофель показался Эллин самым вкусным блюдом, который ей доводилось когда-либо пробовать, хотя последние два дня она только им и питалась), Тильда включила свечу и направилась в свою комнату вязать, позвав с собой женщину в черном с ее дочерью, сказав, что эту ночь они проведут в ее комнате. Те безропотно направились за ней следом.

А Малкольм с Генри решили сыграть в карты.

— Эллин, не хочешь присоединиться к нам? — спросил ее Клемментс, тасуя колоду.

Эллин сидела на стуле, прижавшись затылком к стенке и смотрела в потолок, вспоминая свою комнату, где не надо было наводить порядок, где была широкая постель с балдахином, где всегда пахло свежим воздухом и цветами.

— Нет, Малкольм, я слишком устала, чтобы хотеть что-либо кроме сна.

— Извини, я даже не подумал. Я принесу тебе матрац, одеяло и подушку. А мы с Генри пойдем в другое место, поиграем.

Эллин с благодарностью улыбнулась ему и прикрыла веки.

Когда ее простецкая и твердая постель было приготовлена, а парни скрылись в комнате Малкольма, Эллин легла и уже спустя пару минут видела сны.

Ей снилась мать и тетя, которые причитали и плакали, видя перед собой дочь, чумазую и уставшую, одетую в грязное тряпье, когда кто-то прикоснулся к ее плечу и слегка качнул.

— Малкольм? — спросила она спросонья.

Парень приложил палец к губам, призывая ее к тишине.

— Вставай. Я… это… не мог уснуть, думая о том, что тебе здесь должно быть неудобно, — шепотом произнес он. — Я хочу, чтобы ты перешла на мою кровать, а я посплю здесь.

— Твоя мать будет очень недовольна.

— Она уже спит, — успокоил он Эллин.

Смотря на Малкольма во мраке дома, лицо которого освещали лишь звезды да луна, Эллин думала о том, что этот парень был не только милым и добрым, но и очень даже привлекательным. Правда ли это было или же эти откровения пришли ей спросонья, Эллин не могла понять.

— Ты очень хороший, Малкольм.

Если бы он сейчас наклонился и поцеловал ее, Эллин, скорее всего, ответила бы на его поцелуй, но Малкольм ничего такого не сделал. Он протянул ей руку, помогая подняться, после чего провел ее в свою комнату.

Постель была теплой от его тела и невероятно уютной, от чего Эллин сжалась в клубочек и даже замурлыкала по-кошачьи.

— Спокойной тебе ночи, — пожелал ей Малкольм.

— Погоди, — попросила она его и Малкольм остановился. — Ты мог бы провести эту ночь рядом со мной, так мне будет спокойнее.

— Ну… я… если ты этого хочешь… я принесу матрац для себя.

— Не надо, просто ложись рядом.

— Ты…, — смущенность в его голосе росла с каждым произнесенным им членораздельным словом. — Ты хочешь, чтобы я…

Эллин протянула руку и, взяв его за запястье, притянула к себе. Малкольм присел на край кровати, затем положил свою голову на подушку рядом с ее головой. Столь близко он еще никогда не находился рядом с девушкой. Да еще так близко, что чувствовал ее теплое дыхание на своей щеке. Эллин обняла его и прижалась как можно крепче, после чего расслабилась и снова заснула. Малкольм еще какое-то время лежал неподвижно, боясь даже пошевелить пальцами. Он вдыхал ее приятный запах и вслушивался в звуки ее дыхания. С этим приятным чувством он последовал за ней в Мир Снов.

Когда весь дом окончательно затих, Генри Белфаст встал со своей постели, разложенной на полу, и привычным уже шагом направился в сторону комнаты больной сестры своего друга. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не следит, он открыл осторожно дверь комнаты, после чего прикрыл ее за собой.

* * *

Большинство присутствующих в доме Парвисов изъявляли желание начать обряд немедленно, не дожидаясь возвращения шерифа либо Марка Уотера. И когда Солнечный Луч, негласно считавшаяся главной в доме во время проведения обряда, уже хотела согласиться с ними, дверь отворилась, и внутрь вошли шериф, Марк и банда Благородных, все показав вначале пуговицы, зажатые в зубах.

Сид Рассел подошел к столу, за которым сидела женщина и два старейшины города, и положил прядь волос на стол рядом с одеждой Джонаса. Затем просунул руку в карман своего плаща и к остальным предметам поставил и отрубленную кисть руки.

— Что это? — спросила его Солнечный Луч.

— То, что тебе требовалось для безопасного обряда. Прядь волос и рука Безликого. Выбери, что тебе больше нравится.

И опять начались перешептывания среди присутствующих. Старики, сидевшие за столом, слегка отодвинулись назад, словно отрубленная рука все еще могла причинить им вред.

— Хорошо, — кивнула Солнечный Луч и позволила себе улыбнуться, чего на памяти Кевина происходило не так часто. — Это поможет нам не оглядываться на время при проведении ритуала. А чем больше будет у нас времени, тем больше вероятность, что Анку нас услышат и придут на помощь.

— Я привел парня, который ты хотела видеть, — продолжил шериф своим осипшим голосом, указав на Альберта Дрейка. Тот сделал пару шагов вперед, оставив своих товарищей позади.

— Подойди, — попросила его Солнечный Луч.

Альберт Дрейк приблизился к столу и не без интереса осмотрел все ритуальные вещи.

— Сколько тебе лет?

— Скоро исполниться двадцать.

— Ты знаешь для чего все эти вещи?

— Да, дисель.

— Могу я рассчитывать на твою храбрость и помощь?

— Можете в этом не сомневаться.

— Тогда займи свободный стул около меня и начнем ритуал.

Они зажгли восемь свечей и оставили их гореть, пока под фитилем не сформировалась углубления, заполненные жидким воском. После этого, каждый из сидящих за столом взял в обе руки по одной свече и принялись лить горячий воск на поверхность стола. Солнечный Луч затянула ритуальное песнопение, попросив всех присутствующих в доме повторять за ней. После пары минут мычаний невпопад, люди распелись и затянули тревожную песню, которая, по мнению Кевина Нолана, больше подходила для поминальной службы по усопшему у каких-нибудь жителей стран Третьего Мира или же у оседлых цыган. Несмотря на неприятное для его уха песнопение, он все же повторял эти гортанные звуки наравне со всеми.

Когда все восемь свечей истлели до конца, на столе уже сформировался магический круг нарисованный воском. Солнечный Луч взяла иголку и пробила ей подушечки всех своих пяти пальцев на руках. Прежде чем пробивать очередной палец, он подносила проступающие капельки крови к кругу и делала небольшие мазки поверх воска. Затем, она протянула иголку Альберту, который повторил за ней те же действия, мажа кровью фигурки, что были в центре круга. Старики, в свою очередь, пробивая пальцы, окропляли кровью нити, мусоля их между пальцами, после чего натягивая их по диаметру магического круга, от чего он очень скоро начал походить на паутину или же ловца снов, правда, без перьев.

Солнечный Луч запела в другой тональности, идя вперебой с напевом тех, кто находился в доме, после чего взяла сырое яйцо и разбила его. Круглый цельный желток и бесформенный прозрачный белок упали на стол. Кевин с неприязнью подумал о глазе циклопа, который уставился с удивлением и злобой в потолок.

Альберт и двое старейшин взялись за руки. Солнечный Луч зажгла еще одну свечу, в пламени которой сожгла прядь волос Безликого, а затем и сушеные травы, что отпугивали злых тварей с Земли Мертвых, чувствующих скорое открытие Ворот в Мир Живых. Когда дом достаточно хорошо окутался запахом дыма, женщина сомкнула человеческий круг и песнопения усилились четырьмя голосами.

Кевин не отводил глаз от стола, чувствуя, что очень скоро должно было произойти что-то странно, если не страшное, что подтверждалось нарастающими голосами поющих. Песнопения уже звучали в унисон, и было сложно поверить, что всему виной был простое чувство ритма у всех присутствующих. Даже его голосовые связки сами по себе стали напрягаться сильнее, выводя странные звуки, изобразить которые он бы не смог бы после завершения обряда. Он даже попытался замолчать, чтобы убедить себя, что имеет власть над собой, но басовитые звуки продолжали вырываться из его горла, невзирая на его старания.

Когда у Кевина начала кружиться голова от этих звуков и запахов дыма, песнопения разом стихли, да так резко, что на них обрушилась полная тишина. Кевин даже испугался на мгновение, посчитав, что причиной неожиданной тишины стало не всеобщее молчание, а его слух. Нолан осмотрелся по сторонам, пытаясь прочесть что-либо в лицах тех людей, что стояли около него. Все они смотрели только в сторону стола, широко открыв глаза и рты.

Посмотрев на сидящих за столом и сам Кевин встал в ступор. У всех, кто сидел за столом, за исключением Солнечного Луча, были белесые глаза, без зрачков и радужек. А восковой круг начал выделять толи пар, толи дым, который тянулся ровно вверх, становясь цилиндрическим столбом.

Около минуты ничего не происходило, а были слышны лишь слабые потрескивания свечей, после чего раздался голос Солнечного Луча:

— Я чувствую чье-то присутствие. Назови себя.

— Мое имя тебе известно! — ответил ей один из стариков, только этот голос принадлежал явно не человеку. — Чего ты хочешь от Земли Мертвых?

— Великий Анку этому поселению нужна помощь твоих братьев.

— Зачем тебе помощь моих братьев? — спросил второй старик, хотя его голос ничем не отличался от предыдущего.

— Безликие проникли на Земли Живых и теперь приносят страдания этому поселению.

— Нам нужно больше крови. — Теперь обладатель грозного голоса перешел в Альберта Дрейка. — Ваше подношение было слишком малым.

— Крови больше не будет, — резко отказала Солнечный Луч. — Кровь мы использовали для открытия Врат, а не в качестве подношения.

— Тогда уберите дым от тлеющих трав.

— Нет! — резко настояла на своем женщина. В голосе ее зазвучали нотки страха и тревоги. — Я хочу повторить свой вопрос: как твое имя?

— Брат Анку, — вновь произнес первый старик. — Ты ведь сама сказала.

— Анку не стал бы ничего просить. ЧТО ТЫ ТАКОЕ?!

Глаза старика стали тускнеть, обретая кровавый оттенок. Его губы расползлись по сторонам, показывая кривые редкие зубы. Он начал смеяться и его смех становился с каждой секундой громче. Разбитое яйцо на столе начало очень быстро темнеть. Отрубленная рука Безликого зашевелилась, то сжимаясь в кулак, то искривляя пальцы под разными углами.

Кевин хотел подойти к столу, но Марк опередил его. Достав нож из-за голенища сапога, он вонзил его в отрубленную ладонь, пригвоздив ее к столу. Как следствие его решительных действий, одержимый старик закричал как раненный медведь, а спустя мгновение захохотал как обезумевший.

— Я предрекаю всем вам скорую смерть! — проголосило существо, овладевшее телом старика. — Единственное, что вас спасет — это КРОВЬ! Дайте мне кровь и я сохраню ваши жалкие жизни.

Люди, находящиеся в доме Парвисов, начали испугано переговариваться между собой, ища совета друг у друга.

— Не слушайте его! — повысила голос Солнечный Луч. — У него нет власти над нашими жизнями до тех пор, пока он находиться по другую сторону Врат!

— Вы умрете! Вы все умрете и когда попадете на Земли Мертвых, я буду ждать вас там! — Старик захохотал и от этого смеха волосы на затылке Кевина зашевелились.

— Пойди прочь, тварь! Твои слова пусты для нас! Тебе нечего здесь искать!

Старик перестал смеяться, а губы вскоре скрыли его редкие зубы. Голова его опустилась вниз, пока его вялый подбородок не уткнулся в костлявую грудь. Внешне казалось, что он заснул, но руки оставались широко расставленными, а сила сжатия ладоней оставалась прежней, от чего круг все еще сохранял целостность. Дым над восковым магическим кругом начал рассеиваться. Тот, кто вошел с ними в контакт покинул их.

Глаза сидящих за столом начали проясняться. Солнечный Луч часто заморгала, после чего осмотрелась по сторонам. Убедившись, что все хорошо себя чувствуют, она перевела взгляд на яйцо, белок которого был серого оттенка.

— Как все прошло? — спросил ее старик, в котором тварь с Земли Мертвых находилась больше чем в остальных.

— Плохо, — ответила ему женщина. — С нами на связь вышло что-то иное. Ритуал нужно повторить.

— Это может плохо кончится для всех нас! — покачал головой Рональд Белфаст.

— Пока белок не почернел, у нас еще есть возможность связаться с Землей Мертвых, — не согласилась с ним Солнечный Луч.

— А та тварь, что обещала убить нас! — поддал голос другой житель Конвинанта. — Что если в этот раз ему удастся вырваться с Земли Мертвых и исполнить свои угрозы?!

— Мы этого не позволим, — заявила Солнечный Луч.

— Что это было?! Очередной Безликий?! — задал вопрос другой мужчина.

— Нет. Это было что-то другое. Но, нам не о чем беспокоится. Оно не причинит нам зла.

— А что будет, когда мы умрем и попадем на Земли Мертвых? — раздался третий голос. — Он обещал нас встретить там. Я не хочу, чтобы моя загробная жизнь была хуже, чем она могла бы быть до этого!

— Сущности не могут причинить вреда душам умершим, от силы испить энергию души, которая вполне восстановима. Вам не о чем волноваться. Его слова были пустыми угрозами и только.

— Откуда грязно краснокожей знать об этом?!

Сид Рассел направился к тому, кто произнес эти слова и без малейшего предупреждения ударил сквернослова в челюсть. Тот тут же повалился на пол. Шериф оглядел всех присутствующих, ожидая новых недовольных реплик. Их не последовало.

— Я обещал нашим гостям, что никто из жителей Конвинанта не произнесет в их адрес грубых слов. В следующий раз, прежде чем произнести что-либо нелесное о них, будь-то о цвете кожи, будь-то о других характерных лишь им чертах, подумайте вначале о своей челюсти.

Возражений не было, и Сид Рассел вернулся на свое место.

Альберт Дрейк был полон решимости, от чего Солнечный Луч была только рада, что остановила свой выбор на нем.

— Вы готовы? — спросила она у старожилов и те тут же принялись отводить взгляды.

— Мы слишком стары для этого. Думаю, нам нужен отдых.

— К сожалению, раз начав, мы не может остановиться на полпути и переносить ритуал на следующий день. Его нужно закончить сегодня.

— Извините нас, дисель, — покачал головой другой старик. — Но мы не можем. Еще одно близкое нахождение около Врат просто убьет нас.

Солнечный Луч от досады нахмурила лоб. Все шло к тому, что обряд так и не будет завершен. А это значило, что Анку не придут им на помощь и в Конвинанте вскоре не останутся живых людей.

— Я готовы заменить кого-то, — подал голос Винс Стоун. — Я наблюдал за всеми вашими действиями и, думаю, что справлюсь.

Альберт с благодарностью взглянул на друга и кивнул ему в знак признательности. Вскоре и Франс Тейт решил реабилитироваться в глазах членов банды и предложил свою помощь.

— Думаю, у меня тоже получится, — кивнул он. Стоун посмотрел на него с недоверчивостью, но не стал оспаривать его слов.

— Я тоже готов! — поймав кураж, внес свою кандидатуру и Билл Тейт. — Но, с одним условием.

— Каким? — спросила Солнечный Луч.

— Вы должны дать мне гарантии, что я не превращусь в колдуна или во что-то наподобие этого, если стану участвовать в ритуале. Мне совсем не хочется, чтобы после моей смерти я встретился с Великой Пустошью. Говорят: на Земле Мертвых жизнь — не сахар, но это лучше, чем ничто.

— Не волнуйся, — поспешила успокоить его женщина. — Я использую магию нашего народа. Она слабее той, которую используют настоящие носители магического начала. Так что, и ты, и я, и твои друзья смогут встретиться со своими умершими родственниками на другом берегу Стикса, когда пробьет наш час.

— Ладно, — кивнул Тейт. — Я вам верю.

Старики поспешили освободить свои места, опасаясь, что молодые парни поймут всю глупость своей бравады и заберут свои слова обратно. Прежде чем удалиться, Солнечный Луч напомнила им о необходимости омыть руки, чтобы снять со своих ладоней следы от близкого пребывания около Врат Земли Мертвых. Старики окунули руки в тарелку с водой, которая быстра начала мутнеть, после чего затерялись в толпе остальных жителей Конвинанта.

Когда воды в блюдце была заменена на чистую, а нити поверх магического круга окрашенные в алый цвет кровью старцев, были заменены на новые, впитавшие кровь Стоуна и братьев Тейтов, ритуал возобновился.

Все повторилось вновь: пробитые иголками подушечки пальцев, сожжение трав, гортанные непроизвольные песнопения и полная тишина следом. Так как все волосы Безликого были использованы при первой попытке проведения обряда, в этот раз Солнечный Луч сожгла в пламени свечи один из пальцев отрубленной руки. Когда палец полностью истлел, глаза остальных участников обряда стали белыми и несколько минут ничего не происходило, пока дым клубился над магическим кругом.

— Кто здесь? — голос Солнечного Луча после продолжительного молчания заставил Кевина вздрогнуть. Подождав с минуту, она повторила свой вопрос. — Кто здесь? Назови свое имя.

Дымок над магическим кругом слегка затрепетал, словно в помещение был сквозняк, хотя свечи даже не дрогнули.

— Мы просим твоей помощи, брат Анку, — продолжила Солнечный Луч, а после короткой паузы, добавила: — Сущности с Земли Мертвых.

И вновь дым легко затрепетал, но голосов не было слышно.

— Да. У нас есть доказательства. Эта рука и прядь волос с головы Безликого. — Продолжительное молчание, после чего очередные слова: — Нам не известно имя виновника. — Вновь пауза. — Да, мы знаем, что продолжительное присутствие твоих братьев плохо повлияет на жителей поселения. — Пауза. — Благодарим тебя, брат Анку.

Дым над кругом вновь начал рассеваться, а глаза сидящих обрели нормальный вид. Их руки отделились, и каждый по очереди принялся их умывать.

— У нас получилось, — сообщила всем присутствующим Солнечный Луч, видя, что никто пока не собирался задавать вопросов, а только с недоверчивостью глядел в их сторону.

— Ты сама с собой разговаривала, — сказал один из жителей Конвинанта. — В этот раз не было никаких посторонних голосов.

— Это вам и внушает недоверие? По-вашему было бы лучше, если все повторилось как в первый раз?

Возражений не последовало. Сид Рассел тоже был слегка разочарован столь быстрым завершением ритуала, хотя он не стал оглашать своих подозрений. Вместо этого, он вышел вперед и обратился ко всем:

— Жители Конвинанта, хочу поблагодарить всех вас за участие. Теперь все мы можем возвратиться по своим домам, и помните про опасность, которая подстерегает всех нас на улице.

— А когда появятся Анку? — спросил кто-то. — В мою молодость они появились на следующий день после ритуала.

— В этот раз будет так же, — ответила Солнечный Луч.

— А что если они не появятся? — другой голос.

— Давайте дождемся завтрашнего утра. Не будем гадать сейчас, — попросил шериф. — Не знаю как вы, но я устал. Меня дома ждет жена и я… я хочу вернуться к ней.

Последние слова шериф произнес с запинкой. Его лицо побледнело, а в глазах появилась грусть. Опустив голову, он направился к выходу, больше ничего не сказав. Проводив его взглядом, находящиеся в доме Парвисов потоптались на месте, после чего тоже направились к выходу. Поблагодарили и попрощались с Солнечным Лучом всего пару человек, одним из которых был Рональд Белфаст. Также Белфаст посмотрел в сторону молодых парней из банды Благородных и кивнул:

— Молодцы парни, вы нам здорова помогли.

— Рады были помочь, — ответил Альберт.

— Обращайтесь, — добавил Франс Тейт.

— Мне даже понравилось, хотя я ничего не помню, — подхватил Билл Тейт. — Вроде только сели за стол. Затем закружилась голова, я даже хотел отказаться от участия, но не успел ничего произнести. И вот я уже стою на своих ногах, а все люди расходятся.

Все молча слушали его. Когда Билл умолк, Рональд Белфаст предложил всем остаться на ночь у него дома.

— Мой дом довольно большой, а потому, все мы поместимся. К тому же мой сын сегодня ночует в доме младшего помощника шерифа, так что вы, дисель, будете иметь отдельную комнату.

— Премного вам благодарна, — произнесла Солнечный Луч.

— А мы рады будем, если нам найдется место и на полу, — улыбнулся Альберт. — После двух ночей в камере, мы будем рады любому раскладу.

Наведя порядок на столе и избавившись от всех ритуальных принадлежностей, они все вместе вышли из дома Парвисов и направились в сторону дома Рональда Белфаста. Никто даже не вспомнил об Эшби Парвисе, который все это время спал в своей комнате крепким пьяным сном.

* * *

Эшби проснулся ближе к трем часам утра, услышав плач ребенка. Голос своего сына он узнал сразу. Поднявшись с постели, испытывая сильную головную боль и тошноту, Парвис принялся звать свою жену, но не получил ответа. Все перед его глазами расплывалось, а так как кругом была ночь, волны, что накатывали на него без перерыва, были иссиня-черными. И в этих волнах появлялись и пропадали лица. Сплошь страшные и отталкивающие лица.

— Пойдите прочь! — проворчал он и отмахнулся рукой. — Чего вам надо от меня?

Очередной плач его сына, заставил Эшби замолчать и прислушаться. Джонас был на улице и жалобно скребся во входную дверь.

— Сэлли, почему наш сын не в своей постели?! — рявкнул он, и тут же сморщился от головной боли. — Сэлли, где ты?… Чтоб тебя…

Джонас уже плакал навзрыд. И в череде его плача он даже расслышал слова «Папа, где ты?». С трудом держась на ногах и стараясь идти по прямой, Эшби Парвис зашагал к входным дверям, то и дело на что-то натыкаясь. Проделав всего двадцать шагов, он успел нанести себе три царапины и два ушиба. Так как он был слишком пьян, то боли он не чувствовал, но слабыми крупицами рациональности, он напоминал себе, что утром на его теле появятся настоящие синяки. Эти мысли так же быстро растворялись, как и формировались.

Плач Джонаса нарастал, стоило ему с каждым шагом подходить ближе к входной двери. Мальчик уже стучал в нее и просился побыстрее внутрь. Эшби решил, что утром устроит взбучку жене за то, что она не следила за их общими детьми.

Открыв дверь, он увидел сына, мокрого, грустного и даже обиженного.

— Папа, почему вы забыли обо мне?

— Что ты, сынок. Как мы могли забыть тебя. — Эшби встал перед сыном на колени и сжал в ладонях холодные руки мальчика.

— Я думал, что вы больше меня не любите.

— Любим. И я, и твоя мать, и твоя сестренка, мы все любим тебя.

— Тогда докажи и обними меня.

Эшби обнял сына и как только они заключили друг друга в объятьях, у Эшби словно что-то щелкнуло в мозгу. Сознание прояснилось, и перед ним возник образ фотографии, на которой были изображена его семья, включая Джонаса. Вернее — тела Джонаса. Все верно, его сын был мертв и тот, кого он обнимал сейчас, не был его сыном. Эшби попытался отстранить от себя мальчика, но у него ничего не вышло. Тот держал его за шею очень крепко.