Лето испытаний [СИ]

Бер Игорь Михайлович

Глава 3. Банда Благородных

 

Last train — Dare

 

1

«Как же мне скучно» не прекращала говорить в сердцах Эллин Фол Риф Томин — юное прекрасное создание из высшего общества, — с усталью глядя в окно поезда, что мчался на север, мимо разных представителей флоры этого мира.

Эллин ехала вместе с матерью и теткой в гости к родителям своего безвременно умершего отца. Ральф Фол Риф Томин скончался от гангрены, когда его дочери не было и пяти лет. И теперь, родителям ее отца, единственной радостью была возможность видеть как можно чаще свою внучку. Мать чтила память мужа — ее воспитали в строгих традициях, и даже замуж она выходила по договору ее родителей. Эллин никогда не спрашивала у матери, любила ли она отца, так как считала неприличным задавать подобные вопросы. Но не могла не задумываться об этом. Ей было страшно, что придет день, когда и ее сосватают какому-нибудь владельцу лесопильного завода, и она будет самой несчастной женщиной до конца своих дней.

Но пока ей было только шестнадцать, и свататься к ним в дом еще никто не приходил, хотя от кавалеров у нее не было отбоя. Ох, если бы знала ее мать, что первый в своей жизни поцелуй она осуществила с сыном конюха… и было ей всего двенадцать. Потом она в каждый день, под предлогом прогулки, спешила к нему на встречу, где они целовались за конюшней. Их детскому развлечению пришел конец, когда их поймал отец мальчика. Ей он, конечно, ничего не сделал, а вот сына отшлепал без малейшей жалости. На этом их свидания и прекратились.

Следующим ее серьезным увлечением стал ее кузен по материнской линии, который на самом деле был усыновлен, и хотя это пытались скрыть, правда вскоре всплыла наружу. А потому, Элин не видела препятствий для свиданий со своим так называемым «двоюродным братом». С Томом у нее зашло гораздо дальше. Теперь они не только целовались, ни и трогали друг друга в интимных местах. И кто знает, возможно, у них все дошло бы и до секса, если бы не несчастный случай. Том упал с лошади, когда объезжал вместе с отцом их владения. Лошадь, испугавшись чего-то в высокой траве, сбросила его наземь, а затем и пару раз ударила копытами. Том прожил еще две недели, после чего скончался. На похоронах было много людей и большинство плакали, но Эллин казалось, что ее горе было самым сильным. Ее мучила бессонница и отсутствие аппетита последующие три недели, во время которых она непрерывно задавалась вопросом: почему она живет в столь жестоком мире, в котором умирают четырнадцатилетние парни, оставляя с разбитым сердцем юных девушек?. Затем чувства любви к Тому и боль потери начали притупляться, а вскоре воспоминания о нем и вовсе перестали ее посещать.

И вот стоило ей три недели назад познакомиться с очередным молодым парнем по имени Калеб, что служил в кавалерии при дворе губернатора, и на котором так прекрасно сидела форма, как матери и ее тетке — старой деве — приспичило навестить родителей отца. А ведь сегодня он приглашал ее на свидание в губернский парк, где был пруд с лебедями.

— О чем задумалась, дочь?

Голос матери как всегда был холоден и спокоен, словно ее никогда на самом деле не интересовал внутренний мир дочери, а спрашивала она только из вежливости.

— О том, как хорошо сейчас, наверное, в губернском парке у пруда.

— В имении, где живут родители твоего бедного отца, тоже есть пруд и находится он совсем недалеко от их особняка. Ты сможешь сходить к нему.

— Да, но пруд в нашей губернии больше и красивее того, что находиться около дома бабушки и дедушки. Здесь и сравнивать нечего.

— Не размер важен, дочь.

«Поспешу с тобой не согласиться, матушка» подумала не без улыбки Элин, и тут же отогнала свои неприличные мысли — девушке из высшего общества не пристало думать о таких пошлостях.

— Да к тому же все пруды одинаковы, — добавила ее мать, продолжая сидеть ровно и глядеть в окно так, словно к ее спине и шее был привязан стальной прут.

— И надень золотую брошку, которую тебе подарили родители твоего отца на шестнадцатилетие, — поспешила добавить и свое нравоучение тетя Тэрри.

Элин скривила губы. Ей никогда не нравилась эта драгоценная вещица. Она боялась с детства пчел и родители ее отца прекрасно это знали, так почему же им не пришло ничего лучшего в голову, как подарить брошь в виде этой ужасной твари? Ей ничего не оставалось делать, как только открыть сумочку и достать оттуда украшение. Мать поспешила сама пристроить ее Элин к вороту платья с левой стороны.

— Вот, — коротко взглянув на брошь, обронила Нэлл Фол Риф Томин. — Родители твоего отца будут рады увидеть тебя с нею. И, ради Океана Надежд, постарайся быть с ними более чуткой, чем обычно. И отвечай не столь вяло на их вопросы.

— Я бы с радостью, да только сильно устаешь отвечать на одни и те же вопросы в каждый раз.

— Эллин Присцылла Корнуолл Фол Риф Томин как вы смеете дерзить матери! — воскликнула тетя Тэрри.

— Простите, матушка.

«Ах, если бы на поезд напали разбойники» добавила про себя Эллин. «Они бы похитили меня, чему я бы была несказанно рада». Эллин не раз встречалась в газетах с новостями, об очередном набеге на пассажирские поезда, не говоря уже о дилижансах, а посему такой поворот событий мог быть вполне возможен. Ну а пока оставалось только мечтать об этом и вслушиваться в стук колес поезда.

Спустя пять минут матери Эллин и ее тетке, захотелось отлучиться в туалет. Данное свободное от их гнета время Эллин решила потратить на чтение небольшого томика стихов своего любимого поэта Роберта Мас Вин Дрейка. Нэлл Томин не нравилось увлечение дочери этим поэтом. Она называла его не иначе как «грубым неотесанным мужланом», и все по той причине, что Дрейк в основном писал об ужасах войны и про суровую мужскую дружбу на поле боя. Эллин же нравился его стиль письма и те описания, что он использовал в свих творениях, мастерски используя нужные слова в том или ином контексте, отчего предложения словно скользили по ее языку, превращаясь в нечто объемное и прекрасное. Она восхищалась его талантом сильнее в каждый раз, стоило ее матери проворчать нечто плохое в адрес Дрейка. Она часто представляла себе, как в жизни выглядел Роберт Мас Вин Дрейк. И ее воображение рисовало статного и сильного мужчину не больше сорока лет. Его лицо, скорее всего, было загорелым от палящих лучей и порывистых ветров тех мест, где он побывал. Под глазами у него наверняка морщины, которые не старят его, а придают больше мужества. Наверняка его щеку изуродовал шрам, который он приобрел в одном из боев, которых в его жизни было без сомнений великое множество. И конечно, несмотря на высказывания ее матери, он обладает прекрасными манерами и владел землями, объехать которые и за два дня было невозможно.

Эллин открыла томик стихов на своем любимом произведении, которое называлось «Усталый странник». И стоило ей начать читать стих, как все вокруг растворилось в тумане, а богатое воображение перенесло ее на страницы книги, как всегда это бывало, стоило ей только прочесть в уме первые строчки стихотворения.

Гонимый ветром лист осенний летел за мною по пятам, Пылая ярче крови алой, стекавшей по моим рукам. Опередив меня, он скрылся в тягучей гари черной тьмы В которой я на свет родился, под вопли стонущей войны. Враги кривили рты в гримасах, и пили жадно боль мою Когда стоял я на коленях, не веря ворона вранью, Что мне придется здесь остаться, забывший лица всех кого Знавал я в прошлой своей жизни, и не осталось ничего Что я хотел бы вновь увидеть, пред тем как Стикс свое возьмет И сердце перестанет биться и друг погибший позовет. Он позовет, и я откликнусь, в этом сомнений точно нет. Но прежде чем я с ним увижусь, дам не ему — себе обет, Моя рука в пыли кровавой поднимет молот боевой И за моей спиной усталой раздастся клич и снова в бой Я поведу тех, кто остался лишь призраком в дыму огня В последний путь геройской славы, победы жар в душе храня. Падут враги, падет их знамя, падет их дух во славу мне И имена гостей Харона напишем кровью на стене Тех крепостей, что мне виднелись в тревожных снах и наяву Где поселится вольный ветер, когда в врата я постучу. Без жалости и сожаленья я отомщу моим врагам И крики их будут наградой давно обещанной друзьям. Остынет бой, но ненадолго, я через Стикс построю мост

— «И раны наши исцелит лишь пыль веков в сиянье звезд».

Эллин Томин вздрогнула. Она настолько зачиталась произведением, что даже не заметила присутствие кого-то постороннего.

Молодой и симпатичный незнакомец, в дорогом костюме и в шляпе с узкими полями, сидел напротив нее и улыбался одними лишь уголками губ. Именно он произнес последние строки «Усталого странника».

— Я еще никогда не встречал столь молодых девушек, которых бы привлекало творчество Роберта Дрейка.

— Он мой любимый поэт, — не удержалась и подхватила разговор Эллин, хотя всегда считала, что разговаривать с незнакомцами противоположного ей пола было неприлично, о чем всегда ей напоминала мать и тетушка Тэрри. Парень был старше нее на два-три года, не больше. И был он очень даже в ее вкусе. Вдобавок незнакомец знал произведения Роберта Мас Вин Дрейка, хотя и произнес его имя без благородных приставок.

«О, Океан Надежд, сделай так, чтобы матушка и тетушка, еще немного задержались».

— И мой тоже. Я с самого детства знаком с его творчеством. И даже больше, — парень нагнулся слегка вперед, словно желая поделиться секретом. Непроизвольно, Эллин так же слегка наклонилась вперед. — Я знаком с Дрейком.

Глаза девушки вспыхнули от восторга. Сказанное парнем сильно удивили ее, от чего она тут же задалась вопросом: «Правду ли мне говорит парень или же просто хочет произвести на меня впечатление?». Так или иначе, ему это удалось.

— Если вы говорите правду, то я вам очень сильно завидую.

— Можете не сомневаться в правдивости моих словах. Я не привык обманывать молодых знатных особ. К тому же столь прелестных. — И вновь эта улыбка, на которую можно было любоваться часами.

«Этот парень заставляет меня краснеть. И, похоже, я готова отдаться на милость победителю», подумала Эллин, чувствуя, что начинает плыть, словно в тумане.

— Тогда утолите мой интерес и расскажите, как выглядит Роберт Мас Вин Дрейк. Он молод, высок и, конечно же, обладает хорошими манерами?

Парень откинулся на спинку кресла и слегка сжал губы.

— Нет, скорее наоборот. Роберт Дрейк стар, невысокого роста, почти лыс, худ и имеет огромное количество вредных привычек: алкоголь он пьет за место завтрака, сигареты курит на обед, а ужин ему заменяют девушки легкого поведения.

— Вы меня разыгрываете?

— О, нет. Я поведал вам чистую правду.

— Тогда скажите мне, на скольких войнах он побывал?

— Ни на одной.

— Но откуда он берет вдохновение для своих стихов?! — уже в отчаянье взмолилась Эллин.

— Он знаком со многими ветеранами и вдобавок у него богатое воображение, что позволяет ему иметь огромный успех у женщин. Это привело к тому, что у него к сегодняшнему дню насчитываются пять сыновей и восемь дочерей. А сколько у него внебрачных детей не знает и сам Дрейк.

— Но откуда вы знаете о нем столько подробностей и к тому же столь интимного характера? — спросила Эллин, чувствуя все большее разочарование в своем кумире. Как ей не хотелось признавать, но, похоже, ее мать была права насчет Дрейка.

Парень вновь подался вперед.

— Извините меня за мою бестактность. Я забыл представиться. Меня зовут Альберт Мас Вин Дрейк, и я — один из сыновей Роберта Дрейка.

* * *

Эллин не могла еще долго отойти от столь невероятного знакомства. Неужели напротив нее сидел сын Роберта Дрейка? О, Океан Надежд, Лори Финли и Сара Бернс ей не поверят. О, как бы она хотела, чтобы ее подруги были сейчас здесь. Они бы просто кусали себе локти от зависти.

— Роберт Дрейк никогда не был хорошим человеком, а отцом он был просто отвратительным. Но гения я в нем признавал всегда. Я читал его стихи в детстве и верил, что мой отец на самом деле герой многочисленных войн, что он истер не одну пару сапог на пыльных дорогах и повидал немало смертей, как своих друзей, так и своих врагов. Одним словом он был моим кумиром. Я боялся подойти к нему и заговорить первым. Он же никогда не был из робкого десятка, но видимо желание пообщаться со мной как отец с сыном, его никогда не посещало, вследствие чего, за всю мою жизнь я обронил с отцом не больше чем парой десятков слов. И то, это были не теплые слова, которые часто адресуют близким людям, а так, простой обмен информацией или же высказывание требований с его стороны.

Карие глаза парня глядели куда-то в пространство, и, казалось, он совсем забыл о ней. Но Эллин это не обидело. Она была заворожена его рассказом и им самим. Но на этом рассказ парня и закончился, он вновь посмотрел в ее сторону и улыбнулся, словно и не было этого отрешенного взгляда.

— Великие таланты, как правило, всегда одиночки, и не редко эгоисты.

— И он продолжает писать?

— Я с ним не виделся почти три года, а потому не знаю, как обстоят у него дела сегодня.

— А что вас заставило покинуть отчий дом? — не без любопытства поинтересовалась она. Эллин не редко и сама мечтала, как в один день сбежит от матери и тетки, но до сих пор так и не набралась духу сделать это по-настоящему. Уж слишком она привыкла к роскоши и богатству, которое осталось в наследство от отца, а ведь он был одним из богатейших людей губернии. Они многое чего с тех пор потеряли, но по-прежнему оставались среди богатых семей.

— Я в душе авантюрист. Мне нравится путешествовать, знакомиться с новыми людьми и познавать самого себя через риск. Приключения у меня в крови…

— И чем вы любите рисковать, касси Дрейк-младший? — спросила девушка, надеясь, что молодой человек не поправит ее, назвав себя «кассом».

— Это что еще такое?!

Голос матери у нее за спиной, заставил Эллин вздрогнуть. Судя по повышенному тону, Нэлл Фол Риф Томин была в ужасном гневе. Словно она застала дочь не за обычной беседой с молодым представительным парнем, а за чем-то невероятно постыдным.

— Матушка… — только и успела произнести Эллин.

— Молчи! — взвизгнула ее мать, от чего все сидящие в вагоне-купе начали оборачиваться в их сторону. Такого стыда Эллин еще никогда в жизни не испытывала. — Как вы посмели подсесть к моей дочери, в то время как она была одна?! — Обрушила свой гнев Нэлл Томин на парня. Тот оставался невозмутим. — И вы еще смеете называть себя благородным кассом? Каждый благородный муж знает, что разговаривать с юными незнакомыми маэль — верх неприличия, если рядом с ней, в это время, нет сопровождения!

— И еще более неприлично ждать, пока это сопровождение отлучится по нужде, — вторила ей тетушка Тэрри.

— Прошу прошения, что стал причиной вашего негодования, эсель. — Спокойно произнес Альберт Дрейк, встав с кресла и слегка приклонив голову, так как требовал этого этикет.

— Мама, это сын Роберта Мас Вин Дрейка. Писателя! — вступилась за него Эллин. Почему-то ей показалось, что данные слова смягчат немилость матери. Но от этого стало только хуже.

— Теперь все понятно. Он, как и свой отец, неотесанный мужлан, полностью лишенный манер!

После этих слов в глазах парня вспыхнул гнев.

— Я попрошу не оскорблять меня и моего отца, эсель. И имея уважения к вашей дочери, я пропущу мимо ушей ваши слова. Но больше такого я не потерплю.

— Чтоооо!!! — протянула тетя Тэрри. — Да ты, сопляк угрожать вздумал!!! — ее круглое лицо густо покраснело и покрылось пятнами.

— Да что же это происходит! — воскликнула Нэлл Томин, а Эллин уже была готова просто сквозь землю провалиться от стыда. Все это казалось ей дурным фарсом, трагедией высосанной из пальца, чем это собственно и было на самом деле. — Люди, позовите охрану. Пусть она вышвырнет этого проходимца из поезда, где едут благородные люди.

— Хорошо! — резко выкрикнул парень. — Я покину вас. Но вначале… — Он не договорил, а быстро просунул руку в разъем своего пиджака и достал оттуда длинноствольный револьвер. Как по команде, из разных мест вагона на ноги вскочили двое парней так же вооруженные револьверами. — Я возьму с вас кое-какие отступные…

 

2

Альберт Дрейк любил свежесть воздуха, который бывает лишь на рассвете, а потому приучил себя вставать с первыми лучами солнца. Он любил свободу и путешествия по незнакомым ему местам, а потому давно пообещал себе отправиться в дальний путь с верными друзьями. Альберт любил роскошную жизнь, но и независимость, а потому с раннего детства задумывался о том, чем бы ему заняться с годами, что могло бы приносить удовольствие, деньги и известность. Одним словом он хотел затмить славу своего знаменитого отца. А где искать эту славу, если не в других губерниях, подальше от тех мест, где он родился?

Писать столь хорошо, как и его отец, он не мог, а потому ему пришлось искать себя в другом русле. Когда ему было шесть лет, Альберт написал свои первые в жизни стихи. Он был собой очень горд, и решил показать свои труды отцу. Уж как он набрался смелости, Альберт до сих пор не мог понять. Отец раскритиковал его поэзию в пух и прах, да так, что довел сына до слез. Именно тогда Альберт Дрейк — сын знаменитого поэта — решил избрать иной путь. И на этом пути его ждала слава, деньги, уважение и почитание, особенно со стороны женского пола. И он не сомневался, что силе пера может противостоять лишь револьвер.

Пришедшими на ум мыслями он поделился со своими друзьями детства. Это были его ровесники, такие же, как и он сам любители приключений, и конечно, всегда готовые прийти друг другу на помощь: Винни Стоун — высокий и худощавый парень, с курчавыми черными волосами, который всегда выигрывал в игру под названием «сбей склянку галькой»; Франс Тейт — низкий, но коренастый парень, который, судя по его поступкам, никогда не испытывал чувство вины; и кузен Тейта Билл — не самый умный в мире парень, но всегда готовый играть в ту игру, которую ему предложат.

По мнению Альберта, они должны были составить отличную команду. Такую, которая смогла бы затмить славу таких известных бандитов как «Злой» Дон Биртрон и Тонни Трейтс. А для этого, Альберт прекрасно понимал, что надо быть не только хорошими стрелками, уверенными в себе и удачливыми, но и иметь хорошее название для банды.

Полгода назад, когда они только сколотили свою банду, не имея даже оружия, но находясь уже далеко от родных земель, они задумались о предводителе и о названии их квартета.

Была ранняя зима. Они снимали номера в отеле в забытой Океаном Надежд губернии, где кроме отеля был лишь салун, да с десяток домов горнодобытчиков. Там не было даже здания мэрии и офиса шерифа. Они находились в одной из комнат, которую снимали Альберт и Винни, и строили планы на недалекое будущее, когда за окном блуждала густая ночь. Каждый из них, за исключением Винни Стоуна, видел себя главарями. Даже Билл Тейт качал свои права, хотя Альберт не сомневался, что случись ему (ненароком) стать их предводителем, тогда они могли рассчитывать лишь на казенную комнату с решетками на окнах, спустя первое же ограбление. Каждый приводил доводы в свою пользу, удачные и не очень. Стоун молчал, до поры до времени, пока не произнес всего три слова:

— Главарем будет Альберт. — Как правило, он говорил не громко, и все чаще молчал, поэтому его слова заставили всех присутствующих обернуться в его сторону.

— Это еще почему? — возмутился Франс Тейт.

— На это есть три причины. Первая: он самый умный из нас, и с этим вы не поспорите. Во-вторых: он самый изобретательный, что касается планов, и с этим тоже не поспоришь.

— А в-третьих? — поинтересовался Билл Тейт.

— В-третьих: это была его идея организовать банду.

Билл незамедлительно перешел на сторону Альберта и Винса, но Франс еще какое-то время пытался опротестовать решение, но оказался в меньшинстве.

— Раз ты у нас главный, тогда, может, и название нашей банде придумаешь? — с вызовом предложил Франс Тейт, жуя табак и часто отплевываясь. Таким он, наверное, казался себе более мужественным.

— Это и не обсуждается, — заявил Альберт. — Моя банда, мне и придумывать ей название.

— Может так и назовемся «Четыре Друга»? — внес робкое предложение Билл, но его слова остались без внимания.

— Название банды должна содержать точную характеристику всех нас.

— И что же нас характеризует? — снова с недовольством поинтересовался Франс.

— Я ведь говорил, — встрял быстро Билл. — Дружба.

— Молодость? Смелость? Благородство? — в полголоса добавил Винни.

— Точно, Винс. Мы все знатного происхождения. От этого и надо отталкиваться. Я предлагаю называться отныне и впредь не иначе как «Бандой Благородных». — Остальные переглянулись, после чего принялись одобрительно кивать головами. Даже Франсу название банды показалось вполне достойным. — Теперь перейдем к обсуждению других не менее важных тем.

Как уже упоминалось, они все были благородных кровей, их родители были не бедными людьми, а потому, сбегая из отчих домов, они прихватили с собой немного денег своих отцов. Таким образом, у них была возможность обеспечить себя ночлегом, едой, одеждой и оружием.

На следующий день Банда Благородных отправилась в дальнейший путь. Спустя три дня они осели в более приличной губернии. В ней они купили свои первые в жизни револьверы. Здесь, они нашли и магазин дорогой одежды, в который Альберт и повел своих друзей.

— Зачем нам дорогая одежда, — ворчал Франс. — За эти деньги мы можем купить себе больше оружия, и обедать несколько недель в ресторанах.

— И что, по-твоему, мы будем грабить в самом начале нашей карьеры? — осведомился Альберт. — Дилижансы? Обозы? Банковские поезда, что перевозят золотые слитки?

— Пассажиров в купе для высшего общества, — дал верный ответ Винни.

— А для этого мы и сами должны выглядеть как настоящие мужи благородных кровей.

С них были сняты мерки, а спустя три дня, они примеряли новые костюмы. Следующие месяцы они тратили деньги лишь на еду, да на патроны. Приятели тренировались в стрельбе в пустынных от людей местах, тратя на это по два часа в день. К настоящему дню дела состояли следующим образом: лучшим стрелком, как и все ожидали, оказался Винни Стоун — попадал по восьми банкам из десяти на расстоянии в сорок шагов; за ним шел Франс Тейт — шесть банок из десяти; затем следовал Билл Тейт — четыре банки из десяти; и последним по меткости в стрельбе числился главарь банды Альберт Дрейк — две банки из десяти.

— Тебе и не надо быть самым метким, — приободрил его как-то Винни, когда рядом не было кузенов Тейтов. — Тебе достаточно быть самым умным из нас. Это и делает из тебя главаря банды.

— Ты как всегда прав, Винс. Но ведь Тонни Трэйтсу не мешало быть главарем своей банды и вдобавок быть самым метким и быстрым. А «Злой» Дон Биртрон и вовсе прекрасно стрелял с обеих рук.

— И что с того? Так или иначе, оба они погибли от пули. К тому же мы ведь собираемся стать знаменитыми не только по количеству награбленного, но и тем, что не лишим жизни ни одного человека.

— Ты отличный друг, Винни. И всегда можешь подобрать нужные слова, способные меня приободрить.

— Да, я знаю, — усмехнулся в ответ Стоун.

Первое свое ограбление они задумали месяц назад. Купили билеты до губернии Криджуэлл, разработали нехитрый план, надели свои дорогие костюмы, и… передумали. Когда поезд подкатил к перрону, окруженный облаками пара, все, кроме Франса Тейта, уже не считали эту затею отличной.

— Думаю, нам стоит еще немного подготовиться, — решил Альберт.

— Да и с деньгами у нас пока не туго, — подхватил Билл, словно ждал, когда же кто-нибудь образумиться и откажется от этой затеи.

— То есть как «подготовиться»? — возмутился Франс. — Мы уже достаточно времени потренировались и вполне готовы для настоящего дела.

— Стрельба по банкам и наведение заряженного револьвера на человека — не одно и то же. — Винс спокойно сидел на стуле и с прищуром глядел на людей, что садились в поезд, и ничего не подозревали о разговоре четырех друзей. — И, если мне не изменяет память, мы не обсудили план отступления.

«А ведь Винс прав», согласился с ним Альберт, но не стал говорить этого вслух.

— Я и не спорю, но ведь мы должны когда-нибудь начать, иначе мы недостойны называться «бандой».

— Ровно через месяц, мы вернемся на этот перрон, — уверено заявил Альберт. — И если мы снова посчитаем, что мы не готовы, тогда я откажусь от лидерства банды. Даю слово благородного.

И вот спустя месяц, они предъявили свои билеты, купленные с промежутком в полчаса, и заняли места в вагоне для знатных господ: Альберт Мас Вин Дрейк, Франс Кор Бин Тейт и его брат Билл. Винни Пал Тер Стоуна с ними не было, так как в этом действие у него была другая роль. Изначально, Альберт хотел, чтобы отвечал за их отступление Билл Тейт, а не Винни, но тот совсем по-мальчишески заупрямился, требуя непосредственного участия в их лихом плане налета на поезд, после чего Стоун решил взять на себя эту миссию. Альберт не был в восторге от его предложения, так как хотел чтобы Винни был рядом с ним, когда им придется оголять свои револьверы, потому как ни к одному из Тейтов он не испытывал полностью доверительных чувств. Но Билл был непреклонен, и Альберту пришлось согласиться с предложением Винни.

Со стороны они выглядели так, как полагает выглядеть молодежи из богатых семей. На них прекрасно сидели их костюмы, осанка была безупречной, а руки в карманах штанов добавляли им образ беззаботной молодежи, что отправлялось в далекое самостоятельное путешествие.

Они по очереди вошли в вагон, под пристальным взглядом проводника — старика с солдатской выправкой (вполне возможно им он и являлся, до выхода на пенсию) — и, под его холодным взглядом, Альберту стало не по себе. Словно старик видел их насквозь, читал их мысли.

«Нет, парень, с таким настроем тебе не поезда грабить, а беспомощных старушек», попытался он пожурить себя. «И ты еще называешь себя главарем банды?! Возьми себя в руки и сделай все по первому разряду».

Альберт сжал губы и уверенным шагом зашел в вагон, а его друзья последовали за ним, смешавшись в толпе. Далее они действовали по запланированному сценарию. Франс и Билл Тейты заняли места рядом с дверями, что соединяли один вагон с другим. Франс Тейт уселся рядом с долговязым мужчиной, по виду которого можно было предположить что он: либо врач, либо бухгалтер. Билл занял место около женщины преклонных лет. У Альберта Дрейка было в этом смысле полная свобода выбора. Он играл роль «главной скрипки» в их совсем не музыкальном квартете. Пройдясь по вагону беззаботной походкой, при этом улыбаясь каждому, кто обращал на него внимание, Альберт остановил свой выбор на трех женщинах, одетых по меркам если не первой ступени высшего класса, то, без сомнений, второй. Первые две дамы были уже зрелого возраста, а третья еще совсем юной и очень даже привлекательной. Судя по выражению отстраненного лица девушки, она явно скучала в обществе своих нянек. Альберт прошел мимо них и занял свободное место двумя скамьями впереди.

Теперь оставалось ждать…

Паровоз зашипел, выпустив облако пара, и с ленивицей сошел с места, застучав колесами. Он ускорял движения, и унылое однообразие городских строений начало постепенно меняться, переходя в пригороды, а затем и прерии. Альберт старался держаться уверено и казаться расслабленным, но все чаще его рука самовольно проверяла на месте ли его револьвер. Проводник прошелся своей солдатской походкой по вагону, вновь одарив его пристальным колким взглядом, будто мог читать мысли Альберта. Но так ничего не сказав, вышел через дверь, войдя в другой вагон. Будь тот чуть моложе, Альберт наверняка бы запаниковал, расценив его как угрозу. Но старики, пусть даже и отставные вояки, оставались стариками, и им было не по силе тягаться с молодыми ловкими парнями.

Вскоре две эсель встали и направились в другой конец вагона. Скорее всего, их отсутствие могло занять пять-десять минут, а за это время, Альберт мог бы познакомиться с очаровательным юным созданием.

Как только женщины скрылись в другом вагоне, Альберт встал, тут же ощутив на себе взгляды своих компаньонов, и направился к месту, где сидела девушка. Она читала книжку. Заглянув вначале ей через плечо, Альберт расплылся в улыбке — тема для разговора с ней возникла сама собой. Не иначе это было проведение.

 

3

И вот, револьверы были оголены, и отступать было некуда. Началось то, ради чего они и сели в этот поезд, то ради чего они сбежали из дома. И вместо страха Альберт чувствовал только огромный поток адреналина в своей крови — настал его звездный час. Пришло время уже отцу меркнуть в лучах славы сына.

— Знатные кассы и их спутницы! — прокричал на весь вагон Альберт Дрейк. — Кто еще не понял — это ограбление. Вас приветствует Банда Благородных. Нам нужны только ваши деньги и драгоценности. Кто будет возражать, мы не откажемся и от его жизни. Чем быстрее вы нам все отдадите, тем скорее мы покинем вас, и вы сможете продолжить свой путь, как и прежде.

Альберт огляделся по сторонам, чтобы убедится, что все ему внемлют и не считают его слова пустыми. Судя по выражениям лиц пассажиров вагона, все были склоны верить ему, либо же его револьверам.

Долговязый пассажир, сидевший рядом с одним из братьев Тейтов, попытался встать, наверное, для того, чтобы вызвать охрану или же просто сбежать, но Франс Тейт был начеку. Он резко усадил его обратно, толчком в грудь, после чего ударил его рукояткой револьвера по голове. Тут же весь вагон заполнился женскими криками. Долговязый мужчина начал медленно сползать со стула вниз.

«О Боже, это плохо. Это очень плохо!» запаниковал Альберт.

Их великое ограбление сразу же пошло не по плану. Он-то представлял себя неким благородным разбойником, который ловко исполнит ограбление, предав ему оттенок некого искусства, о котором будут говорить еще очень много лет. Что они с его товарищами предстанут в этих рассказах некими современными героями — кумирами детей и молоденьких дам.

— Что ты делаешь… парень! — прокричал он Франсу, решив под конец не называть его по имени. Кто знает, может их грандиозное ограбление, под конец окажется не таким уж и грандиозным.

— Он хотел удрать! — не менее нервно ответил ему Франс.

Альберт сжал губы, почувствовав, насколько они сухи. Женские крики пошли на убыль, но продолжали кричать две дамы — спутницы его новой знакомой. И, исходя из того, что они начинали уже задыхаться, кричали они из последних сил.

— Заткнитесь! — крикнул он на них, от чего в вагоне наступила полная тишина, что помогло ему взять себя в руки и навести порядок в голове. Спустя ценную минуту тишины, он обратился к Биллу, размахивая при этом револьвером:

— Парень два, проверь раненого.

Билл остался стоять на месте, но, оглядевшись по сторонам, понял, что данное обращение было адресовано ему, и никому другому. Тейт вернул оружие за пазуху и склонился над мужчиной, у которого уже вся голова была в крови, чтобы спустя мгновение понять, что он понятие не имеет, как ему поступить. Сначала Билл подошел с одной стороны, затем с другой, хотел было пощупать пульс, но передумал, затем захотел встряхнуть его за плечо, и вновь передумал.

— Да поторопись же ты!

Билл хлопнул мужчину по макушке, и тот вскрикнул.

— Хорошо! Он жив! — пришел к выводу он.

Альберт закатил глаза, но уже не стал придираться. Главное парень жив, а это значило, что их дела были не так уж и плохи.

Но плохо, стало через пару секунд…

Послышался скрип открывающейся двери соседнего вагона. Кто-то желал им составить компанию. Бил и Франс Тейт тут же обратили дуло своих пистолетов в направлении дверей. Револьвер в руках Билла заметно дрожал, и вдобавок по его лбу потекли первые капли пота.

Это было плохо, очень плохо. В таком состоянии он мог нагородить дел, из-за которых вместо славы лихих благородных грабителей, они бы превратились в простых головорезов, которые человеческую жизнь не ценят ни в одну медную монету.

— Надо проверить, кто за дверью, — произнес Альберт, обращаясь к Франсу, который в отличие от брата был гораздо хладнокровнее и мог принять верное решение в сложной ситуации.

Франс кивнул и неторопливо направился к двери, продолжая держать правую руку перед собой в которой находился револьвер. Открыв дверь, он повел дулом своего оружия по сторонам, выискивая храбрецов и прочих глупцов, но никого за дверью не оказалось.

— Никого нет, — ответил он.

— Загляни в окошко другого вагона! — сказал Альберт.

— Вы скоро попадете на Землю Мертвых, гадкие преступники! — прокричала, чуть ли не визжа, одна из женщин, что сопровождали юную красавицу, с которой Альберт успел познакомиться.

— Уверен, эсель, вы этого хотите, — кивнул ей Дрейк. — Но в моих планах такого пункта нет. А потому помолчите и не заставляйте меня выписывать вам билет до упомянутых вами же Земель.

— О, Океан Надежд, он же нас убьет, всех убьет! — запричитала другая великовозрастная дама, что сидела рядом с девушкой и ее матерью.

— Тетя Тэрри, прекратите! — повысила голос Эллин. — Никто нас не будет убивать. Господин Дрейк благородный разбойник. — После сказанных слов Эллин одарила парня своей очаровательной улыбкой, а на ее щечках заиграл румянец.

Альберт улыбнулся ей в ответ и слегка склонил голову, продолжая держать пистолет нацеленным в сторону двери, которую слегка прикрыл за собой Франс Тейт. Девушка с каждой минутой ему нравилась все больше и больше. Ему даже стало жаль покидать поезд с награбленными ценностями и прощаться с ней навсегда.

Франс вернулся в вагон и закрыл плотнее за собой дверь.

— Все спокойно, — заявил он, после чего широко улыбнулся. Его и так широченный подбородок, казалось, стал в два раза шире, в то время как его маленькие глаза практически пропали меж кожных складок. — Итак, мы больше не будем повторять дважды, готовьте свои деньги и драгоценности и складывайте их в шляпу моего брата Билла!

Альберт уже хотел накричать на него по причине того, что Франс произнес имя младшего из Тейтов во всеуслышание, но все же решил не начинать нравоучений. В конце концов, он и сам хотел, чтобы их имена стали известны всем и отказался от этой затей только тогда, когда показалось, что их план слегка сошел с намеченной ранее колеи. Но, так как все вернулось на круги своя, можно было вновь рассмотреть вариант с разглашением своих истинных имен. Зрелый Мир должен был запомнить поименно своих новых героев!

Билл снял свою фетровую шляпу с головы и принялся ходить по рядам. Мужчины бросали в нее свои деньги и золотые часы, а женщины свои ожерелья и кольца. Когда шляпа была заполнена доверху, Альберт расстегнул свой пиджак и достал из-за подтяжек сумку из овечьей шерсти, бросив ее Франсу. Франс поймал ее одной рукой, второй продолжая держать на прицеле всех, кто, по его мнению, глядел на него слишком презренно или же подозрительно спокойно. Билл высыпал все содержимое шляпы в сумку и продолжил ходить по рядам. Франс перекинул сумку с награбленным себе на плечо, продолжив прикрывать спину брата.

Чтобы не стоять без дела, Альберт тоже снял свою шляпу и обратился к двум женщинам, что смотрели на него с нескрываемой ненавистью:

— Дорогие эсель, не хотите ли вы поделиться со мной теми украшениями, что висят на ваших шеях слишком тяжелой ношей. С радостью готов помочь вам избавиться от них.

— Вы не понимаете, что делаете, молодые люди, — произнес старик с густыми усами, что сидел сразу же за Эллин, ее матерью и тетей. — Вам лучше немедленно сдаться. Сомнительный заработок еще никому не приносил удачу и беззаботную жизнь до преклонных лет.

— Что же, наверное, вы правы, но я бы не стал затевать этого грабежа, если бы верил, что игра не стоить свеч. А потому, будьте так любезны и передайте мне те золотые часы, что находятся в вашем кармане. В вашем возрасте не стоит столь пристально следить за временем.

Мужчина плотно сжал губы и тяжело вздохнул, после чего исполнил то, что от него просили. Как только часы оказались в его шляпе, Альберт снова повернулся в сторону Нэлл Томин и ее сестры Тэрри.

— Я бы посоветовал вам последовать примеру этого милого и доброго человека. Отдайте мне ваши драгоценности, не заставляйте меня отбирать их силой.

— Мы ничего тебе не дадим, мерзавец! — воскликнула Нэлл Томин, явно испугавшись сама своего гнева, который она хотела выдать за храбрость.

— Будьте благоразумны, мое терпение не безгранично.

Он попытался произнести это слова как можно жестче и, похоже, это у него получилось, так как подбородок тетушки Тэрри задрожал, а ее светло-карие глаза слегка заблестели. Нэлл Томин была далека от плача, в отличие от своей старшей сестры, но на ее лице больше не читалось ни гнева, ни поддельной храбрости. Теперь она выглядела растерянной и жутко поддавленной, от чего мигом прибавила в возрасте, и сестры стали похожими словно близняшки.

Когда Альберт уже было решил, что ему и вправду придется снимать с них самостоятельно ожерелья, кольца и браслеты, в его шляпу упала брошь в виде пчелы.

— Нет, Эллин! — воскликнула Нэлл. — Не делай этого!

— И вправду, милая маэль, я не хочу, чтобы вы снимали с себя какие-либо драгоценности.

— Берите, — поспешила ответить Эллин. — Она мне никогда не нравилась.

— Эллин! — воскликнула ее мать. — Что ты такое говоришь?!

— Извини, мамочка, но это правда, — пожала плечами Эллин.

— В таком случае, я ее возьму с превеликим удовольствием, маэль. Эта брошь будет напоминать мне о вас.

В это время Билл прошел мимо него, продолжая собирать в свою шляпу ценности и высыпать их в сумку брата. Франс же решил задержаться и, схватив Альберта за локоть, повернул его к себе лицом.

— Может, прекратишь строить из себя благородного касси перед этой смазливой девицей и поможешь нам?

— В чем проблема, Франс?

— В чем проблема?! — возмущенно повторил старший из Тейтов. — Да ты в это место врос корнями! Нам некогда вести светские беседы с девицами и выставлять себя перед ними в выигрышном свете.

— Напомни мне, кто тебя назначил главным?! — ощетинился Дрейк.

— Наверное, на следующем совете нам стоит пересмотреть наши должности!

— Да?

— Да!

— Ребята! — позвал их Билл. — Похоже, у нас снова гости. Только с другой стороны вагона.

— Так пойди и проверь! — в унисон прокричали Альберт и Франс, сверля друг друга взглядами.

Билл положил шляпу на пол и вышел через дверь вагона. Альберт и Франс продолжали свою молчаливую дуэль, даже не задумываясь о том, что в эти минуты они были практически беззащитными перед любым храбрецом, что решит дать им отпор. Но в вагоне, среди знатных господ, таких не нашлось.

Альберт и не думал отводить взгляда от Франса, понимая, что слабость в эту минуту с его стороны будет ему дорого стоить. А именно — он навсегда потеряет авторитет в глазах Франса, который мечтал быть первым во всем, в чем всегда проигрывал до этого Альберту. Во-вторых — на него смотрела прекрасная девушка, чьи чувства могли так же легко угаснуть, как и вспыхнули, если в эти минуты он проявит малодушие.

Их игра в гляделки могла продолжаться еще долго, если бы не Билл, появившийся снова в вагоне и державшийся обеими руками за лицо.

— Ребята — прогнусавил он. — У нас проблемы, ребята.

— Что случилось, Билл? — спросил Франс, отвернувшись от Альберта, этим положив конец их противостоянию, и в то же время, сохранив за собой право на реванш.

Бил отнял руки от лица, показав свой сломанный нос, из которого обильно текла кровь. За спиной парня стоял старик-проводник и целился ему в затылок из его же револьвера. Колкий и холодный взгляд старика говорил о том, что он не любит шутить, да и не умеет этого делать. А потому, он с легкостью нажмет на курок, если этого потребуют обстоятельства.

— И чего вы удумали, крысеныши? — спросил он, без толики юмора в голосе. — Захотелось быстрого и легкого заработка?

Альберт и Франс тут же наставили на него свои револьверы, хотя под огонь, скорее всего бы попал не старик, а Билл Тейт.

— Отпусти его! — потребовал Франс.

— Отпусти его! — поспешил добавить и Альберт. Даже в эти минуты, чувствуя, как холодок бежит по его спине и затылку, он не хотел отдавать преимущества Франсу ни в чем.

— А вы заставьте меня! — предложил старик и подтолкнул Билла вперед. Тот продолжал вытирать кровь руками и с жалостью глядеть на свои красные пальцы. — Во время войны за независимость объединения Руакам, таких как вы, я убивал голыми руками.

— Охотно тебе верим, но последний бой за независимость Руакама был двадцать с лишним лет назад, — заметил Альберт. — С тех пор ты постарел и ослаб. Тебе с нами не справиться в рукопашную и по отдельности, а нас ведь двое и стреляем мы очень метко.

— Тогда стреляйте, чего медлите? — Старик ткнул дулом револьвера в затылок Билла и тот сделал еще несколько шагов вперед. Альберту и Франсу ничего не оставалось, как ответить на это двумя шагами назад. За все это время никто из благородных мужчин даже не подумал встать со своего места и помочь старику, к примеру: схватив кого-то из грабителей сзади.

Подобное мужественное качества смогла проявить девушка, и имя ей было Эллин Томин. Только она не стала помогать старику, а наоборот — решила помочь в этой тупиковой ситуации Альберту Дрейку и его банде. Когда старик, толкая Билла вперед и прижимая остальных двух участников к двери вагона, оказался к ней спиной, Эллин вскочила со своего места и, вырвав из рук сидевшего поблизости от нее мужчины трость, огрела ею проводника по голове.

Старик ойкнул, сделал задумчивый вид и опустил руку с револьвером вниз. Прежде чем он повернулся к ней лицом, Эллин ударила его по макушке еще раз для верности, и пожилой проводник упал на пол вагона. Нэлл и тетя Тэрри завизжали от ужаса представшей перед ними картины и закрыли ладонями руки. Компанию им составили еще несколько барышень из разных углов вагона.

Альберт поспешил быстро к лежавшему на полу старику и схватил выроненный им револьвер. Ему пришлось всучить его в руки Биллу, которого больше всего беспокоил его разбитый нос, а не потеря оружия.

— Нам пора уходить.

— Мы ведь еще не закончили! — возмутился Франс.

— Закончили! — как можно жестче воскликнул Альберт. — План наш оказался не столь хорошо продуманным и, дабы не сводить его полностью под откос, нам нужно немедленно убираться. — Альберт пригнулся и посмотрел в окно. За поездом мчался всадник и еще три лошади без наездников. — Хорошо хоть Винни действует все еще по плану.

— Франс, Альберт прав, — произнес Билл, с такой интонацией, словно в любой момент мог заплакать. — Я ранен и мне нужна помощь.

— Да не ранен ты! — отмахнулся от него Франс. — Немного льда и стакан виски и все пройдет. Тоже мне ранение…

— Возьмите меня с собой!

Просьба Эллин Томин, которая все еще продолжала сжимать в руках трость, заставила обратить на нее внимание всего вагона.

— Чтоооо! — запищала Нэлл Томин. — Дочка, ты, что такое говоришь! Он же убийца! Он негодяй и преступник!

— Ты, точно этого хочешь? — спросил ее Альберт, никак не отреагировав на слова ее матери.

Эллин бросила трость на пол, сплела пальцы и прижала кулачки к груди, после чего интенсивно закивала головой.

— Очень хочу!

— Люди добрые! — закричала тетя Тэрри! — Да он же колдун! Он околдовал мою племянницу! Она не могла сказать нечто подобное по своей воле!

— Он собирается похитить мою дочь! — воскликнула Нэлл Томин и, вскочив со своего места, крепко вцепилась в руку дочери. — Он не заберет тебя! Я этого не позволю!

— Мама, отпусти меня! — прокричала Эллин, принявшись вырываться из материнской хватки. Но Нэлл Томин и не думала ее отпускать, тогда Эллин с яростью толкнула ее и та упала вновь на свое место, с неверием глядя на дочь.

— Кто ты такая? — шепотом произнесла мать Эллин, а затем крича: — Ты не моя дочь!

— Я твоя дочь. Просто я сыта по горло вашим обществом и вашей опекой. Я уже взрослая и хочу самостоятельности!

Тетя Тэрри запищала, после чего из ее глаз хлынули слезы. Она причитала и повторяла имя своей племянницы. В то время как Нэлл Томин продолжала глядеть на дочь с неверием и… отвращением? Эллин не могла точно сказать, что именно она увидела в лице матери, но ей и не хотелось заострять на этом своего внимания. Альберт Дрейк торопился покинуть поезд, и ей нужно было следовать за ним.

В это время Франс Тейт потянул за стоп-кран и поезд резко затормозил. Всех толкнуло по инерции в сторону движения, от чего не только вагон, но и весь поезд зашелся в паническом крике, который потонул в жутком визге тормозных колодок.

— Нам пора идти! — прокричал Франс и первым вышел за дверь, торопясь пройти к первому вагону, в сторону выхода, предусмотрительно спрятав револьвер в карман штанов и прикрыв его сумкой. Билл поднял с пола свою фетровую шляпу, в которой были три кольца, часы и портсигар и нахлобучил ее на голову, сильно потянув за поля. Выглядела она после этого слегка потерявшей форму — не более. Альберт взял за руку Эллин и поспешил за ними следом, на ходу обмениваясь с ней улыбками.

В другом вагоне царила легкая паника. Все переглядывались между собой и спрашивали друг друга, почему остановился поезд. На спешащих парней к выходу мало кто обращал внимание. И только кое-кто замечал окровавленный нос Билла и при этом с уверенностью заявлял своему соседу: «Парню стало плохо. Поэтому поезд и остановили». Кто-то еще добавлял при этом: «Что за парень мчится за нами на лошади?».

Все вопросы были сняты, когда дверь соседнего вагона отворилась вновь, и в ней появился шатающийся старик, тыча в спины молодых парней и девушки дрожащим пальцем.

— Остановите их! — прохрипел он. — Остановите немедленно!

Какой-то мужчина встал со своего места и тут же очнулся с дулом револьвера у своего лица.

— Сядь назад, приятель, — потребовал Франс и тот мгновенно подчинился. — Билл открывай дверь. Нам пора сматываться.

Стоило двери открыться, как они все повыскакивали из вагона: вначале Билл, за ним Франс, потом Эллин и в конце Альберт Дрейк. Винни уже ждал их в двадцати шагах от вагона. Теперь нужно было только добраться до коней и умчаться подальше от железной дороги. В отличие от пассажиров, у кондуктора локомотива наверняка должно было быть ружье, но Альберт надеялся, что прежде чем тот поймет, что к чему, они уже будут вне поля его видимости или хотя бы слишком далеко, чтобы можно было точно прицелиться.

Изначально Альберт думал, что произнесет пламенную речь, после удачно завершенного налета на поезд, но в эти минуты он начисто забыл все те слова, которые собирался произнести. Да и не казалось это теперь хорошей затеей. Он просто выскочил из вагона и поспешил к ждущему их Винни Стоуну.