1

Объединение Фаржэ окончательно пало с взятием губернии Диллем.

Закат оплота магии настал в день, когда был убит Эрстан Клэнси — владыка всего объединения. Произошло это два месяца назад. Хотя по внутренним ощущениям Лессер мог сказать, что для него эти месяцы прошли как годы. И пусть все это длилось очень долго, и за это время было пролито огромное количество крови, он был рад, что все осталось позади. Наконец он мог потребовать от колдуна в красном исполнения обещаний, а именно — воссоединение с Пишей. Но, пришло время исполнить обещание и ему самому.

Хэнгер явился за ним, стоило голове губернатора Диллема оказаться на пике для всеобщего обозрения.

— Ты задолжал мне бой.

Лессер отвернулся от пожарища, коим были охвачены леса и сурово посмотрел на Хэнгера. Тело того все еще было испачкано в крови врагов и собственном поту. Его длинные светлые волосы прилипли к его заостренным скулам. Глаза горели от азарта.

— Я помню, брат.

— Тогда приступим.

— Зачем нам торопиться? Давай вначале омоем наши тела от крови и немного отдохнем.

Под 'отдыхом' Лессер на самом деле подразумевал желание увидеться с Пишей, крепко обнять ее, покрыть ее тело поцелуями, рассказать о своей любви к ней, а может даже и проститься. Он был уверен в своих силах и все же Хэнгер был отнюдь не проходным противником, на котором можно было натренировать тактические действия и силу удара. Он был опасным соперником.

— Бред собачий! — зло выругался Хэнгер. — Мы будет драться и немедленно.

— А как же зрители? Или ты решил одолеть меня как можно дальше от посторонних глаз?

— Нет. Неподалеку от замка губернатора есть отличное место для битвы. Там не так давно проводилась ярмарка, во время которой были и турниры на мечах. Отличная площадка, скажу я тебе, для столь значимого боя.

— Вижу, ты все уже присмотрел.

— Я даже оповестил всех о скором бое между мной и тобой, так что они уже ждут нас.

— Тогда не будем тянуть время.

У него не было ни малейшего желания биться, но и выбирать не приходилось. Уж слишком огромным было желание Хэнгера сразиться с ним. А еще Лессер не сомневался, что большая часть солдат Андора горели от желания увидеть этот бой. Взывать к разуму Хэнгера не было никакого смысла, поэтому Лессер решил закончить все и сразу. Так или иначе, данный бой станет для него последним. Это он мог с уверенностью пообещать самому себе.

* * *

Хэнгер не солгал. Трибуны, по форме напоминающие разрезанные круги и отодвинутые на небольшое расстояние друг от друга, были полностью заполнены желающими посмотреть на бой. Зрители были грязными, с испачканными в крови руками и лицами и со шрамами на всех частях тела. Но, в эти минуты, в их глазах не было и намека на усталость — только азарт и любопытство.

Даже колдун в красном присутствовал на трибунах, восседая на самом видном и удобном месте. Над его телом подрагивал воздух, напоминая о жаре, которое выделяло его тело. Из-за того, что его голову привычно скрывал капюшон, Лессер не мог сказать наверняка: доволен ли он тем, что сейчас должно было произойти или же не очень. Но, учитывая тот факт, что он находился здесь и не выказывал ни малейшего желания остановить то, что должно было произойти, Лессер склонился к первому предположению.

Они прошли к арене под оглушительные крики одобрения солдат. Большинство из них кричало именно его имя, но это совсем не льстило Лессеру. Куда с большей радостью он бы воспринял крики про отмену боя.

Конечно же, он знал, что Хэнгер вечно будет ему завидовать и желать доказать всем, что он самый сильный среди всех оборотней-воинов, а потому Лессер прекрасно понимал, что этому бою быть. Он и сам не любил недосказанности и все же сейчас ему куда сильнее хотелось увидеть Пишу.

Они поднялись с разных сторон на арену и остановились у самого ее края. В центре площадки, в качестве секунданта, стоял другой оборотень. Лессер не помнил его имени, да и не хотело он его знать.

— Уважаемый владыка Молодого Мира! — прокричал он, обращаясь к колдуну в красном, затем переведя взгляд на остальных оборотней. — Бесстрашные солдаты Андора. Сегодня всех нас ждет великолепный бой, которому хотели бы стать свидетелями очень многие. Это будет бой столетия, ведь на арене встретятся два лучших во всем мире бойца нашего времени. Слева от меня находится Карунский либар по прозвищу Хэнгер. Прошу встретить его аплодисментами и воем! — Зрители тут же исполнили просьбу, начав хлопать, выть и топать ногами. — Все мы прекрасно знаем, как он заполучил свое имя. Произошло это после боя с тогда еще поддающим надежды оборотнем Солтом. Хэнгер повесил противника на его собственной цепи. Зрелище, скажу я вам, незабываемое. К счастью мне довелось видеть тот бой! — Оборотни закричали от восторга еще сильнее. — Справа же от меня стоит один из капитанов нашей могущественной и непобедимой армии. Он лучший из лучших и его имя известно всем — Лессер, родом из губернии Эрис. Думаю, мне не стоит говорить о происхождении прозвища капитана, так как это понятно и так. — Все весело засмеялись, хотя ни в голосе секунданта, ни в голосах остальных, не чувствовалось пренебрежения в его адрес. Оно и понятно, он давно заработал себе уважение среди остальных оборотней. — Капитан доказал всем нам, что рост не имеет никакого значения. Доказал самым лучшим образом — в боях. А их, я вам скажу, было больше чем у кого-либо. И как видите, он все еще среди нас, вдохновляя на очередные победы!

— Достаточно! — прокричал Хэнгер с нетерпением. — Пора приступать к бою!

— Прекрасный настрой, Хэнгер! — одобрительно заявил секундант. — Тогда нам осталось решить, как вы будете драться: с помощью оружия или же голыми руками.

— Голыми руками! — также нетерпеливо произнес Хэнгер, отводя злобных глаз от Лессера.

Секундант посмотрел на капитана, и тот кивнул ему в ответ.

— Что ж, нас ждет захватывающий кровавый бой, который сможет завершить лишь смерть одного из участников. Так пусть же начнется бой!

На Хэнгере был надет защитный панцирь из твердой кожи, а поверх него был накинут изрядно потрепанный красный мундир. Прежде чем начать бой, он скинул с себя мундир, а затем и панцирь, оставшись голым по пояс. Лессер не знал для чего это было сделано: дабы показать всем свою уверенность в победе или же он просто хотел напугать Лессера своим накаченным торсом. Капитан не стал делать того же, оставшись в своем черном мундире. Каких-либо защитных принадлежностей на его теле не было.

Хэнгер размял шею и плечи, после чего сжал ладони в кулаки и поднял их на уровень глаз.

— Может, для разогрева начнем драться на кулаках, а затем перейдем непосредственно к бою? — предложил противник Лессера, легко и уверено двигаясь по арене.

Лессер вместо ответа тоже сжал ладони в кулак, выставив их перед лицом в качестве защиты. Хэнгер резко сократил дистанцию и нанес серию ударов первым: левой по корпусу, правой по корпусу, два раза левой в область головы. Атака была воспринята зрителями на ура, они закричали еще громче.

Сила удара Хэнгера была внушительной, и все же все они пришлись в защиту Лессера, который не торопился отвечать Хэнгеру тем же. Он сохранял дистанцию и держал руки перед собой. Хэнгер ударил еще раз, затем еще, после выдал очередную комбинацию. Пусть все удары и пришлись по защите, они все же заставили Лессера пошатнуться, что было тут же воспринято одобрительными криками и топаньем зрителей.

— Это и есть твоя тактика, великий Лессер? — усмехнулся Хэнгер, не забывая наносить очередные удары. — Уйти в глухую оборону? Или ты хочешь заставить меня выдохнуться? — Еще одна серия ударов. — Брось, капитан, ты же знаешь насколько мы — либары — выносливы. Скорее я взломаю твою оборону, чем выбьюсь из сил.

Хэнгер нанес ему три удара в бок, что привели к сильной боли. Лессер пришлось опустить руки, чтобы защитить от ударов корпус, после чего он тут же получил мощнейший удар в челюсть, который свалил его с ног.

Зрители завыли в экстазе и уже большая их часть начала выкрикивать имя его соперника. Любовь публики всегда была переменчивой. Сам же Хэнгер, довольный собой, вытянул руки вверх и принялся радостно скакать на месте, до тех пор, пока Лессер не встал на ноги.

— А мне казалось, что этот бой будет самым сложным в моем послужном списке, — усмехнулся Хэнгер, ринувшись снова в атаку, проведя очередную многосерийную комбинацию ударов, которые завершились очередным ударом в бок.

У Лессера перебило дыхание. Живот обдало жаром, а в желудке поселился раскаленный железный шар. Надо было начинать действовать, иначе молодой выскочка мог просто одержать над ним победу вчистую. Его самолюбие настаивало на реванше, но холодный расчетливый ум требовал держать себя в руках и не давать эмоциям взять над собой вверх.

Хэнгер устремился снова в атаку, но в этот раз Лессер ушел от удара, что не на шутку разозлило его противника. А это уже было на руку самому капитану. Хэнгер попытался нанести еще один удар, но и тот прошел над головой Лессера. Третий же не последовал по той простой причине, что уже сам Лессер сменил тактику из оборонительной — в атакующую. Все три его хлестких и быстрых удара достигли цели: один в солнечное сплетение, другой в скулу, третий в подбородок. Все закончилось тем, что уже Хэнгер очнулся на полу, глядя в серое осеннее небо. Зрители вновь переметнулись на сторону Лессера, хотя он их уже не слышал.

Ожидая, пока Хэнгер вновь займет вертикальное положение, Лессер и сам посмотрел на небо. Была поздняя осень, и погода давно уже не должна была баловать жителей этих широт хорошей теплой погодой, и все же в Фаржэ она была как нельзя комфортной. Видимо тому была причина магия волшебника, которая не исчезла и не ослабла даже после его смерти. Это не могло наводить его на мысли о том, что последнюю битву, которую они вели в течение двух месяцев в Фаржэ, была построена на лжи и манипуляции со стороны колдуна в красном. Все они просто разрушили единственное место в Молодом Мире, где люди и такие как он сам могли жить в дружбе и взаимопонимании. И для чего была нужна эта кровопролитная война? Лессер сомневался, что когда-либо узнает ответ на данный вопрос.

Хэнгер налетел на него в тот момент, когда он думал далеко не о битве, а потому оказался застигнутым врасплох. Сбив его с ног, Хэнгер мгновенно забыл о своем желании биться на кулаках и мгновенно перешел на клыки. Его острые когти принялись исполосовывать грудь Лессера, разрезая его плоть и пуская кровь. Лессер решил не оставаться в долгу и вцепился руками в лицо противнику, а большими пальцами надавил на его глазные яблоки. Хэнгер завыл от боли, отскочив назад. Лессер поспешил встать на ноги и только после этого обратил внимание, что одна из фаланг его большого пальца была вся в крови.

Хэнгер продолжал кричать, держась за раненый глаз. Данное событие заставило колдуна в красном ожить и даже забить в ладоши.

— Отличный ход, капитан! — изрек он и, несмотря на крики и гомон, его голос прозвучал вполне отчетливо. — Думаю, это решит финал поединка.

Слова колдуна заставили завыть Хэнгера от ярости. Он отдернул ладонь от лица, выставляя напоказ раздавленное глазное яблоко, висящее у него на щеке.

— Я раздеру твою глотку и напьюсь твоей кровью! — Хэнгер сжал в кулак изуродованный глаз и потянул за него сильно и резко. Тонкая ткань, что соединяло его с черепной коробкой, легко оборвалась. Решив данную проблему, амбициозный либар кинулся в атаку, сверкая оставшимся глазом, хаотично меняющим цвет радужки.

Ярость придала ему больше скорости и сил, отчего Лессер не успел ничего предпринять, как вновь оказался на земле, прижатый телом противника, который немедля ни секунды, одним взмахом когтистой руки исполосовал ему лицо и разрезал надвое одно ухо. Причиненные Лессеру раны были несопоставимы с потерей глаза, и все же Хэнгер был рад этой маленькой мести. К тому же он верил, что это только начало финального представления, в котором он выйдет победителем.

Молодой либар склонил голову над капитаном, обнажив острые зубы, готовые в любой миг вцепиться в его горло и положить конец бою.

— Все равно у тебя нет ни малейшего шанса на победу, капитан! — зарычал Хэнгер, напирая на Лессера и щелкая зубами, с которых стекала тягучая слюна. — Меня запомнят навсегда, а тебя забудут!

'Чтобы это произошло, тебе надо научиться молчать во время битвы' подумал капитан, но не стал делиться мудрыми советами. Вместо этого, он попытался оттолкнуть от себя голову оборотня, при этом, не отводя взгляда от пустой пузырящейся кровью глазницы, в которой проглядывались свисающая плоть и костяная перегородка, защищающая мозг от повреждений. Но способна ли она была защитить его от преднамеренного проникновения твердого предмета, скажем — от острого когтя? Это стоило проверить.

Лессер попытался вновь дотянуться рукой до лица Хэнгера, но в этот раз тот был начеку. Он резко повернул голову и откусил капитану все четыре пальца разом. Это могло показаться очередной маленькой победой, не будь это целенаправленной тактикой Лессера, который отвлек внимание с одной стороны, а с другой нанес очередной удар, пробив и второй глаз Хэнгера.

И пусть его противник все еще оставался жив, корчился от боли и сжимал руками обе опустевшие глазницы, всем было ясно — это конец. В битве между Хэнгером и Лессером, последний одержал тяжелую, но справедливую победу.

Оборотни, присутствующие в качестве зрителей желали завершения боя убийством Хэнгера, но Лессер не пошел на это. В этом не было никакой нужды — Хэнгер больше не представлял для него какой-либо опасности.

Колдун в красном покинул свое место на трибуне и поднялся на арену, чтобы поприветствовать победителя. В это же время секундант боя и другой доброволец унесли ослепшего Хэнгера. Пожиратель протянул ему свою руку — алого оттенка с длинными пальцами — похожую на ядовитого паука. Лессер, пересилив неприязнь, все же пожал ее покалеченной рукой, чувствуя жар пожимаемой ладони. Было сложно понять, что чувствовал при этом сам колдун, так как лица его Лессер по-прежнему не видел.

— Мои бравые солдаты! Я рад объявить Лессера победителем этого великолепного боя.

— Лессер! Лессер! — проскандировали зрители на трибунах.

— В качестве дара нашему победителю, я хочу назначить его новым губернатором Диллема. — Очередной экстаз и овации со стороны оборотней. — А еще, я собираюсь устроить сегодня ночью праздник в честь нашего капитана и наградить его званием 'генерала' всей моей армии. Место проведения празднества — замок бывшего губернатора Диллема!

Пока другие оборотни кричали от восторга и скандировали его имя и имя колдуна, Лессер поспешил напомнить их уговор:

— Вы мне кое-что обещали, сир.

— Да, я помню. И я держу свои обещания. Твоя возлюбленная уже в объединении Фаржэ.

От слов колдуна сердце в груди ликеруса забилось быстрее, и он даже забыл о боли, что причиняли ему ободранное ухо, отсутствие пальцев и многочисленные раны на теле.

— Где она? — как можно спокойнее спросил Лессер, пытаясь скрыть всю палитру чувств, что охватили его в эти минуты.

— В самом ближайшем фальяловом замке, что находится севернее отсюда. — Лессер уже хотел бежать к Пише, но колдун его остановил. — Ты имеешь полное право отдохнуть и встретиться со своей женщиной, но ты не должен забывать о вечере, который будет приурочен в твою честь. Не подведи меня и своих братьев.

— Я буду, — пообещал Лессер и покинул торопливо арену, окропленную кровью.

* * *

Пожиратель сдержал свое слово. Лессер нашел Пишу в указанном замке. Стоило ему войти в просторный зал и позвать ее по имени, как она тут же выскочила из одной из комнат, хотя изначально казалось, что в замке вовсе нет других помещений кроме зала, да и сам зал выглядел огромнее, чем само строение с улицы.

Она побежала к нему навстречу и с криком радости прыгнула ему в объятья. Они целовались на протяжении нескольких минут, не переставая говорить друг другу о своей любви, и кто сильнее соскучился.

— Ты весь в крови, — произнесла Пиша, когда они, наконец, отстранились друг от друга, и она смогла его лучше осмотреть.

— Здесь не только моя кровь.

— О, Океан Надежд, что с твоей рукой. — Она осторожно сжала его искалеченную руку в своих ладонях и преподнесла их к своим губам. — Твои пальцы…

— Раны уже начали затягиваться. Так что нет повода для беспокойства.

— Но, ты ведь потерял их! — В ее грустном голосе прозвучало скорее не утверждение, а вопрос.

— Ну, у оборотней части тел не отрастают обратно. Так что — да, я их потерял.

— Как же ты сможешь тогда…

— Эй! — Лессер стер слезы с ее щеки невредимой рукой. — Не имеет значения. Я больше не буду участвовать в воинах и битвах, так что пальцы — не большая потеря. Главное, что мы снова вместе.

После этих слов они вновь прильнули друг к другу в поцелуе. Когда очередная минута нежности прошла, Пиша позвала его за собой.

— Мне нужно омыть твои раны.

Они прошли дальше, и зашли в другую комнату. Лессер даже бы не заметил этого, если бы не изменившаяся картина за стеклянными стенами: если вначале казалось, что замок находился в чистом поле, которое ограничивали высокие горы на горизонте, то теперь через прозрачные стены он видел лес. Капитана это не слишком поразило, так как он уже бывал ранее в фальяловых замках, когда его пленил Эрстан Клэнси и его офицеры. Гораздо больше его заинтересовало преображение замка, стоило Пише хлопнуть три раза в ладоши: прозрачные стены стали матовыми, а затем и вовсе непроницаемыми для света и уличных звуков.

— Откуда ты этому научилась? — спросил он Пишу.

— Я здесь уже не в первый день, любовь моя.

В комнате нашлось место широкой постели, обеденному столу на дюжину персон и даже бассейну с чистой водой, что располагался в самом центре помещения.

— Позволь мне снять с тебя одежду.

Пиша подошла к нему со спины и принялась аккуратно раздевать его, чтобы не тревожить его пока еще не до конца затянувшиеся раны. Как только вся одежда была снята с него, Лессер залез в бассейн, наслаждаясь приятной теплотой воды.

— Когда ты успела ее нагреть?

— Она всегда такая. А еще воду не надо менять, так как она сохраняет свою чистоту. Разве это не нестоящее волшебство?

— Да, так оно и есть, — грустно отозвался Лессер, погрузившись в воду до самой шеи, добавив про себя: 'Цель, которую мы преследовали в войне против Фаржэ, была одним сплошным обманом. И мне стыдно, что я участвовал в этом безумие. Мы вторглись в чужое объединение и уничтожили огромное количество невинных'.

От тяжелых мыслей его отвлекла Пиша, которая и сама сняла с себя легкое платье и вошла в воду. Подплыв к нему, она прижалась голым телом к нему, после чего поцеловала его в изуродованное ухо, лоб, переносицу, пока не достигла губ. В это же время, одна из ее ладошек скользнула в воду и опустилась на его пах, сжав его пробудившийся ото сна мужской орган. Осторожно введя его в себя, она медленно начала раскачиваться, постепенно ускоряя ритм движений. Столько тишины, покоя и удовольствия Лессер не испытывал целых два месяца.

— У меня для тебя прекрасная новость, любовь моя, — прошептала она ему в невредимое ухо.

— И какое же? — спросил он, блаженно прикрыв веки и стараясь почувствовать каждое свое движение внутри ее лона.

— Ты скоро станешь папой.

Пиша произнесла эти слова, чуть ли не по слогам, а потому он уже начал понимать, что она хочет ему сказать еще до того, как были произнесены последнее слово. Его глаза распахнулись в изумлении. Он никогда не думал о себе как об отце, а потому он не имел ни малейшего понятия, как реагировать на эту новость.

— Как ты поняла, что беременна? — не нашел ничего лучше, чем задать данный вопрос Лессер. Таким образом, он выиграл пару лишних секунд, чтобы лучше вникнуть в услышанное и понять, как на это реагировать.

— Так же, как это понимают все беременные девушки: у меня уже не было цикла два месяца, а еще меня преследовали приступы рвоты. Ты рад? — Лицо Пишы буквально сияло от радости и это помогло Лессеру прийти к единственному правильному ответу.

— Безумно, любовь моя! — Он крепко прижал ее к себе и громко засмеялся. — Ты сделала меня счастливым, став частью моей жизни. А сейчас ты сделала меня счастливее вдвойне! Ребенок сделает нашу связь крепче.

Они лежали в бассейне, прижавшись лбами, и смотрели друг другу в глаза. Лессер говорил ей о своей любви и желании прожить с ней всю оставшуюся жизнь, а Пиша не переставая покрывала его лицо поцелуями.

— Я хочу состариться с тобой.

— И ты будешь любить меня даже старой и некрасивой?

— Буду. Хотя я уверен, что ты даже старой будешь очень и очень привлекательной.

— А наш сын, как мы его назовем?

— А почему ты решила, что это мальчик?

— Потому что я хочу мальчика. И он будет настоящей копией отца.

— Только не говори, что ты хочешь, чтобы он был оборотнем.

— Ты что-то имеешь против них, капитан Лессер? — игриво поинтересовалась Пиша.

— Нет, — блаженно отозвался он. — Я буду самым счастливым отцом во всех Ближних Мирах, несмотря ни на что, родись у нас мальчик или девочка, оборотень или человек. Но, я должен тебе признаться, что я боюсь быть отцом.

— В этом нет ничего страшного, глупенький.

— Что если я не смогу его научить ничему хорошему.

— Ты научишь его быть настоящим мужчиной, — без малейших ноток сомнения в голосе, заверила его Пиша, и вновь их губы встретились в продолжительном пьянящем поцелуе.

— Я приготовила для тебя ужин. Сразу же после ванны, я хочу, чтобы ты съел все, что я для тебя приготовила. Скажу честно: на все у меня ушло почти половина дня.

— Откуда ты знала, что я приду именно сегодня?

— Колдун мне сказал. Тот, что переправил меня сюда из Андора.

— И сколько раз ты его видела? — Лессер ощутил тревогу, хотя и старался убедить себя, что нет причин для волнений.

— Всего дважды. Один раз, когда он переправил меня в Фаржэ, и я хочу сказать, что это удовольствие было сомнительным, так как меня вывернула наизнанку сильнее, чем в первые недели беременности. Во второй раз я его видела сегодня утром, когда он заглянул ко мне, чтобы сообщить о твоем скором приходе.

— Это все? — Желание и дальше заниматься любовью постепенно начало пропадать, что привнесло несколько песчинок волнения в блестящие от радости глаза Пишы.

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— И он больше тебе ни о чем не поведал?

— Нет. А что он должен был еще сказать?

— Ну, хотя бы то, что теперь я губернатор Диллема, а ты, выходит — жена губернатора.

Пиша улыбнулась и вновь прижалась лбом к его лбу.

— Выходит, мне теперь нужно тебя называть не капитан Лессер, а губернатор Лессер?

— Можно и так, но мне больше нравится слово 'любимый'.

— Любимый! — громко прокричала она, подняв голову вверх. — Мой любимый губернатор Лессер!

— Есть еще кое-что?

— Что же? Надеюсь, еще одна приятная новость?

— Мне нужно будет сегодня вечером оставить тебя на какое-то время.

— Куда ты уходишь? — Пиша обижено надула губки. — Это так необходимо? Я не хочу больше оставаться в этом замке без тебя ни единой минуты.

— Мои собратья устраивают вечер в мою честь. Колдун официально назовет меня губернатором Диллема и повысит до чина 'генерала'. Я же откажусь от военного ранга и сообщу о завершении своей карьеры. Как только это произойдет, я поспешу назад к тебе, любимая, пусть даже празднества будут в самом разгаре.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Тогда тебе стоит поужинать и набраться сил. В это время я постираю и зашью твою одежду, чтобы ты выглядел респектабельно. Негоже будущему губернатору выглядеть как последний оборванец.

* * *

'Что же мы наделали?' не перестал думать Лессер, идя по темной тропе между сияющими в ночи деревьями и кустарниками. Он все никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что вторжение в Фаржэ было их самой большой ошибкой в жизни, за которую они не расплатятся ни раскаяньем, ни добрыми поступками. Даже если он станет мудрым и великодушным правителем Диллема и оставшиеся жители губернии смогут его простить, он не сможет добиться прощения от самого себя.

'А что если диллемцы все же не примут меня, несмотря на все мои старания в качестве правителя? Где вероятность того, что моя жена и дети будут в безопасности на этих землях?'.

Таких гарантий у него не было. Их и не могло быть. Убивая кого-либо ради призрачных идеалов, не стоит рассчитывать на благосклонность родственников и друзей убитых. В таком случае, он был просто обязан обезопасить свою беременную жену. Нужно было приставить к ней охрану в лице своих собратьев. Среди тысячи оборотней, с которыми он прошел эту безжалостную и бессмысленную войну, были несколько, которым он доверял больше остальных. На их помощь и преданность он и будет рассчитывать. С ними он обязательно поговорит этим вечером во время празднества, устроенного в его честь. Произойдет это сразу же, как только он сообщит о своем уходе их стана армии. Довольно! Он был сыт по горло убийствами. Ему хотелось прожить вторую половину своей жизни в мире и в семейном уюте, рядом с женщиной, с которой у него были взаимные любовные чувства.

Не будь с ним рядом Пишы и не узнай он приятную новость о своем скором отцовстве, Лессер бы сокрушался и злился на себя гораздо дольше. Но теперь мысли сами огораживали его от неприятных раздумий и с радостью хватались за те, что приносили ему удовольствие и теплые импульсы в животе.

— Я скоро стану отцом, — произнес он вслух, продолжая идти к главному замку губернии, дабы убедится в том, что он не спит и все, что было с ним в последние часы — правда.

Подошел он к витиеватой лестнице, ведущей к входу в губернаторский дворец со смесью противоречивых чувств. И все же те, что заставляли его улыбаться, превалировали над теми, что хмурили его лоб и брови.

Лессер не успел ступить ни на одну из ступенек, когда его привлекла внимание фигура, что очень быстро приближалась к нему. Угроза буквально исходила от незнакомца, проявляясь в виде густого синего сияние, исходящего от его тела.

— Пойди прочь! — прокричал незнакомец, сверкая своими неестественными для человека, ни для другого существа, глубокими синими глазами, продолжая быстро и необратимо сокращать между ними дистанцию. — Мне нужен только Пожиратель!

Лессеру не пришлось долго раздумывать над тем, кем мог быть этот светловолосый колдун с необычными глазами. Без сомнений он был из одного рода с колдуном в красном. Хотя, судя по настрою 'Синего', они с 'Красным' были отнюдь не друзьями.

Лессер был бы только рад, если эти двое уничтожили друг друга, избавив Молодой Мир от самих себя, но во дворце было огромное количество его собратьев, которые не разделяли его мнения, так как считали Пожирателя, чуть ли не воплощением самого Океана Надежд. Они бы стали защищать колдуна в красном до последней капли крови. И Лессер не сомневался, что большинство из них, а может даже они все обязательно ее прольют. А колдун в красном будет наблюдать за этим со стороны. Лессер не мог просто отойти в сторону и дать им всем умереть.

В это время 'Синий' уже был совсем близко, что позволило Лессеру тщательно разглядеть его волевое мужественное лицо, на котором проступали ярко-синие узоры и символы. Без сомнений, колдун был настроен решительно. Лессер не уступал ему в этом. Когти на левой руке начали удлиняться. Он был готов принять бой, хотя впервые в своей жизни был уверен, что этот противник ему окажется не по зубам.

— Ты пройдешь в эти двери только через мой труп.

Его слова оказались пророческими. Чтобы убить капитана Лессера, синеглазому колдуну потребовалось нанести всего один удар.

* * *

Прошло около двух часов после ухода Лессера и Пишу охватило волнение. Два часа — не долгий промежуток времени и все же на нее накатил приступ паники и недоброго предчувствия. Она пыталась убедить себя, что все хорошо, и он вот-вот вернется, но когда она перестала верить в свои же убеждения, Пиша покинула то место, которое отчасти уже считала своими домом и поспешила в сторону губернаторского дворца. По пути она никак не могла избавиться от мыслей, что произошло нечто-то ужасное и непоправимое…

 

2

В главном зале губернаторского дворца яблоку негде было упасть, по той постой причине, что здесь собрались все солдаты красного колдуна, которые прошли через всю войну с войском Фаржэ и смогли остаться в живых. А таких было не меньше полутора тысяч. Но среди всей это толпы Пожиратель выделялся невооруженным глазом, пусть даже красный цвет здесь доминировал над другими. Он восседал на троне, задумчиво подперев кулаком темноту капюшона, которая заменяла ему подбородок и скучающе наблюдал за тем, как веселятся его солдаты: едят сырое мясо, принесенное им рабынями (еще недавно бывшие свободными) на широких подносах; едят волчью-траву, которая приводила оборотней в дурманящую эйфорию; а также пили простую воду в бокалах для эля.

Пожиратель уже начал предполагать, что в этот вечер так ничего и не произойдет, когда двери зала широко распахнулись, с громким стуком ударившись о стены.

Все оборотни повернули головы в сторону дверей. Кто-то даже успел восторженно прокричать: 'А вот и Лессер!', но запнулся на половине имени капитана, поняв, что обознался. В дверях стоял незнакомец точно в таком же балахоне, как и у Пожирателя, только синего цвета. Головы всех солдат Андора пронзила одна единственная мысль, быстрая и острая как стрела: 'Он пришел убить колдуна в красном, а также всех тех, кто станет на его пути'.

Женщины, держащие подносы, побросали их на пол и поспешили спрятаться в других залах замка. Никто им не стал в этом препятствовать, так как все внимание было обращено на пришедшего.

— Чего вы ждете?! — закричал Пожиратель, встав с трона и указывая пальцем на колдуна в синем. — Убейте его!

Ближайшие от входа оборотни тут же послушались приказа и поспешили атаковать Водолея. Чтобы их остановить, тому потребовалось не больше усилий, чем при убийстве Лессера. Один из оборотней кинулся на него с мечом. Водолей с легкостью обезоружил его, затем этим же мечом отсек три головы и пронзил два сердца. Бросив окровавленный меч на пол зала, он направился дальше, держа в поле зрения колдуна в красном. На него бросались со всех сторон, по одному и группами, с оружием и без, молча или же заходясь в яростном вое. Всех их ждала одна участь. Их мертвые тела, с раздробленными костями или же разодранной плотью отлетали в стороны, как тряпичные куклы, забитые соломой.

— Да убейте же его, в конце концов! — кричал Пожиратель, глядя на то, как погибают его солдаты один за другим. — Оторвите ему конечности и голову — это его остановит! Ну же! И вы называете себя непобедимой армией?! Вы не можете обезвредить одного единственного противника!

Несмотря на все старания колдуна в красном задеть гордыню своих подчиненных, они все же ничего не могли противопоставить силе Водолея. Они гибли один за другим, теряя головы, руки, ноги и внутренние органы. Кровь разлеталась в разные стороны, окропляя стены, картины и колоны замка. А все что летело в самого колдуна в синем, — мечи, кинжалы, топоры, — его балахон тут же впитывал, словно сухая губка.

Один из оборотней попытался накинуться на него сзади, но его когти даже не коснулись спины колдуна. Водолей молниеносно обернулся, сжал в руке горло нападавшего и сдавил так сильно, что отделил голову оборотня от его туловища. Другой оборотень, решив воспользоваться моментом, тоже кинулся на него со спины, но уже спустя мгновение его части тела были раскинуты в разные углы зала.

Солдаты Андора гибли быстро, часто даже не успевая завыть от боли, которую им приносили руки могущественного мага, а иногда и молнии, бьющие в них как из тела колдуна, так и из разных сторон: потолка, стен и пола.

— Не останавливайтесь! — все орал Пожиратель. — Атакуйте все разом! Что с вами не так?! Вы ведь те оборотни, которые убили владыку Фаржэ и его зиамского сына! Разве я прошу у вас невозможного?!

Солдаты не прекращали атаковать. Они кидали в бой с горящими от азарта глазами, которые мгновенно тухли, стоило им приблизиться на определенное расстояние к колдуну в синем. И все же, Пожиратель хотел им отдать должное: несмотря на то, что их собратья гибли как мухи, остальные оборотни кидались на безжалостного мага с неподдельной отвагой и рвением. К сожалению, для них самих, этого было мало — красные мундиры очень быстро превращались в кровавое тряпье или же склеивались с опаленной молниями плотью.

Весь его план терпел полный и безоговорочный крах. Пожиратель и не сомневался, что все будет совсем не просто, но он даже не подозревал, что Водолей не позволит им даже прикоснуться к себе. А ведь в нем зарождалась надежда на благополучный для себя исход, когда он видел, сколь уверенной была доставшаяся оборотням победа в войне против самой могущественного объединения Молодого Мира. От досады он бросил в сторону Водолея огненный шар, который не причинил Темному ни малейшего вреда, взамен превратив в пепел четырех оборотней стоявших рядом с ним.

Водолей продолжал свое кровавое шествие, с каждым шагом приближаясь к трону и Пожирателю. Он убивал молча и хладнокровно, изредка используя и мечи, которые изначально должны были быть применены против него. Они вертелись в его руках как лопасти мельниц, которые разрезали все, что им попадалось на пути.

Убив мечами последних оставшихся в живых оборотней, Водолей бросил оружие на пол, которые с лязгом разлетелись по сторонам. Далее он быстрым шагом поднялся вверх по ступеням и оказался лицом к лицу с Пожирателем.

— Проклятье, все должно было закончиться иначе! — с досадой изрек колдун в красном.

— Меня нельзя убить и ты это знаешь. — Водолей схватил соперника за грудки, но тот быстро отбил захват, сделав шаг в сторону.

— Да, но и меня может убить только тот, кто меня вернул к жизни, но Вихрь уже мертв. И ты это тоже знаешь. Но тебя это не остановило и ты пришел ко мне, вместо того, чтобы махнуть на меня рукой и отправится к Океану Надежд с Пришельцем. Неужели Мир Вечности значит для тебя меньше, чем желание поквитаться со мной?

— Дело не только в мести.

— О, да! Великий Водолей хочет отказаться от своих магических сил и снова стать человеком. А это значит, что он станет совсем беспомощным перед Пожирателем и Жнецом, которые не оставят его в покое после исполнения его желания. — Колдун злорадно захохотал. — И ты прав в своих предположениях. Даже если я и не попаду к Океану Надежд, ты недолго будешь наслаждаться своим жалким человеческим существованием.

— Мне нужен дневник, — стальным голосом изрек Водолей.

— Ага, ты хочешь уничтожить Жнеца. Здесь мы с тобой солидарны. Я уверен, что ты способен это сделать, несмотря на прошлое, которое вас связывает. И знаешь, я бы тебе его отдал, если бы не знал, что сразу, как только ты расправишься с ней, ты попытаешься разузнать мое настоящее имя.

— И с чего ты решил, что я его уже не знаю? — спросил Водолей.

Пожиратель молчал около минуты, прежде чем заговорить вновь.

— Ты хочешь сказать, что тебе удалось сделать то, чего не удалось мне? Пока моя армия воевала против сил Фаржэ, я облазил почти все закоулки Молодого Мира, но не нашел ни одного упоминания о своей прошлой жизни. И знаешь почему? Потому, что я об этом позаботился еще в человеческом обличии.

— Выходит, ты плохо искал. Мне удалось найти человека по имени Конрад Грир. Он уже глубокий старик, но в молодые годы был довольно известным фехтовальщиком, а в зрелые — стал кузнецом. Именно тогда к нему в подмастерье попросился молодой мальчишка из неблагополучной семьи. Спустя столько лет Грир просто забыл его имя и не смог мне помочь. Я бы мог приложить свои руки к его голове и считать все его воспоминания, найдя при этом нужное мне имя, но я решил подождать, пока ему самому не удастся все вспомнить. И я ждал очень долго.

— Ты очень глупо поступил, брат, — покачал головой Пожиратель. — Только что ты убил огромное количество оборотней, залив все кровью, но у тебя не хватило духа изжарить мозги какого-то старика, который и так скоро помрет?

— В отличие от старика, они не оставили мне выбора.

— И ты решил, что благородный поступок зачтется Океаном Надежд? Ты глуп! Глуп и жалок!

— Возможно, но я стаю сейчас перед тобой и мне нужно произнести только два слова, чтобы отправить тебя в Великую Пустошь раз и навсегда.

— А что если старик назвал тебе первое попавшееся имя, при этом веря в свою ложь?

— Сейчас мы все и узнаем.

— Погоди! — закричал колдун в красном выставив перед собой руки. — Ты забыл о дневнике. Если ты меня убьешь, тогда ты не узнаешь, куда я его спрятал.

— Уверен, как только твое тело превратится в горстку пепла, я его найду под ней.

Пожиратель попытался оттолкнуть Водолей от себя и переместится в любой из Миров, но колдун в синем, крепко сжал его за плечи. И даже если бы у Пожирателя получилось переместиться, Водолей в считанные мгновения оказался бы за его спиной, шепча имя ему в затылок.

— Будь ты проклят, Водолей! — закричал колдун в красном, превращаясь в огненный столб.

— Доброго пути, ничтожный Карл Моррис!

Пламя, охватившее тело Пожирателя мигом погасла. Сам же он замер как человек, которого сковал паралич. Его красный балахон стал чернеть, покрываясь трещинами, в которых проглядывались сгустки лавы. Затем с него начал слетать пепел, кружась над тронным залом и трупами убитых оборотней. Вначале он полностью лишился головы, которая быстро развалилась на мелкие куски угля. После распад прошелся по его плечам, которые все еще продолжал сжимать руками Водолей, затем раскрошилась грудь, живот, бедра. Когда от Пожирателя остались только ноги, они легко пошатнулись и повалились в разные стороны и уже на полу превратились в прах.

Как и предполагал Водолей, дневник он нашел среди пепла, что оставил после себя колдун в красном. Он нагнулся и подобрал его с пола. Отряхнув его от остатков пепла, он осторожно приоткрыл его примерно посередине. Вначале ему даже показалось, что это не его дневник, так как он не узнавал ни его переплет, ни подчерк на пожелтевших листах бумаги. Но, это было до тех пор, пока он не начал читать.

И все же ему не удалось прочесть больше одной страницы. Боль скрутила его, и он выронил дневник из дрожащих рук. Водолей забыл о побочном эффекте убийства Темного. Но в этот раз он пережил все стоя на одном колене, прижимая руки к животу — именно в нем больше всего отдавалась пульсирующая боль. И все же, эта боль была не настолько жгучей и невыносимой как предыдущие две. Либо он уже начал привыкать к ней, либо причина была в Пожирателе, который не являлся 'чистокровным' Темным.

Когда приступ окончательно его отпустила, он снова поднял дневник с пола, раскрыв его трясущимися непослушными пальцами. Настоящая боль уже прошла, но все равно ему казалось, что стоит ему сделать резкое движение, как она вернется. Но уже очень скоро все стало для него второстепенным и не важным, так как он полностью погрузился в чтение о своей прошлой жизни.

Водолей сидел на троне и перелистывал страницы, когда перед ним появилась Пиша. Ее лицо было мокрым от слез, а в руках она держала меч, найденный среди трупов поверженных врагов колдуна. Водолей опустил дневник на колени и приподнял голову.

— Ты убил его! — с рыданием простонала она, подняв меч и нацелив его острие на колдуна. С кончика меча упали две капли крови, разбившись о пол зала. — Зачем ты его убил?! Я его любила! Мы ждали ребенка! Ты разрушил всю мою жизнь!

— Он сам выбрал свою судьбу, — ответил ей Водолей, вставая с трона.

Спустившись вниз по ступеням, он оказался на расстоянии удара меча Пишы, но та так и не нанесла его. Вместо этого она зарыдала еще громче, затем ее ослабевшие руки выронили меч, она осела тяжело на пол и прикрыла ладонями лицо. Ее стоны и рыдания закружились над залом самой искренней и грустной музыкой, какая только может быть на свете.

Водолей оставил ее наедине со своим горем, покинув замок губернатора Диллема. От этого места он получил все, что ему было нужно.

 

3

Семьдесят четвертый день.

Чем доверительнее становились отношения между Эйрин и Джоном Гринфилдом, тем сильнее я отдалялся от своей жены. Ревность съедала меня изнутри. Я больше не мог этого терпеть. Выждав момент, когда нам никто не помешает, я вызвал Джона на разговор. Я хотел знать: что у него с моей женой? И хотя он меня заверил, что они просто друзья и только, я потребовал от него обещания, что он никогда не станет флиртовать с ней, ухаживать или — еще хуже — делить с ней постель. Джон, не раздумывая, пообещал все то, что я от него просил. Я сказал, что верю ему, хотя на самом деле ревность, сравнимая с паранойей, засела во мне еще глубже.

Как я не пытался бороться с самим собой, мне было не достаточно обещаний Джона, и я настоял на разговоре и с Эйрин. Вначале она как всегда пыталась отвертеться с помощью слов о своей занятости или же о плохом самочувствии, но все же моя настойчивость заставила ее сдаться. Я задал ей тот же вопрос, что и Джону. Она ответила то же самое, что и он мне, заявив, что ее с Гринфилдом связывает лишь дорога к Океану Надежд. 'Тогда, как можно трактовать видение в пламени огня?' спросил я ее, повысив голос, хотя в уме постоянно твердил себе держать себя в руках. 'Пророчество иногда врут', пожала она плечами. Я глядел в ее зеленые глаза и видел, что она в глубине души (или того, что заменяет душу всем носителям магии) просто смеялась надо мной, пусть даже ее губы во время нашей беседы были искривлены скорее в обратную от улыбки сторону.

Данная тема для разговора исчерпала себя и нечего нового не могла поведать, но мне совсем не хотелось отпускать ее от себя. Я не мог не попытаться и вновь не поговорить с ней о нашем сыне, о любви, что связывала нас и о том, чтобы бросить всю эту затею с желаниями о могуществе и силе и просто попросить у Океана Надежд, чтобы он вернул нас обратно домой. Я даже не успел закончить фразу, когда она одним лишь взмахом руки заставила меня замолчать.

Возможность разговаривать вернулась ко мне лишь закату дня.

Семьдесят девятый день.

Наши денежные сбережения постепенно начали подходить к концу, а потому мы начали усердно искать работу. Таковую мы нашли на зажиточной ферме. Нам предложили собрать урожай кукурузы, при этом обещали заплатить достойную сумму в серебряных монетах. Забегая наперед, хочу сказать, что фермер нас не обманул. Но не об этом я хочу поведать на страницах данного дневника.

После тяжелого трудового дня, Эйрин, помогавшая в это же время доить коров жене фермера, принесла нам в поле хлеба и кувшин с молоком. Именно я — ее муж — находился ближе всех от нее, и все же Эйрин прошла мимо меня и предложила кувшин с молоком в первую очередь Джону.

Возможно, со стороны причина моего негодования может показаться глупой и даже мальчишеской, и все же это меня задело не на шутку.

Порой мне кажется, что в день нашего путешествия, Эйрин сделала из моей груди мишень для невидимого, но острого кинжала и каждый ее поступок, обращенный непосредственно или же косвенно против меня, был сравним с очередным броском этого магического холодного оружия, который глубоко погружался в мою плоть, грозя нанести раны несовместимые с жизнью.

'Твое время прошло' засмеялся Гибсон, не упустив возможность поддеть меня, видя мои переживания. Проклятый выродок все никак не мог нарадоваться, видя меня в плохом расположении духа. И чтобы подкинуть дров в огонь он не редко заявлял мне, что Эйрин уже никогда не будет моей и что скорее она ублажит его, Гибсона, своим ртом, чем вновь поцелует меня.

Из-за таких выражений, звучащих из похабной глотки мерзавца, все всегда заканчивалась нашей потасовкой, которую неизменно разнимал мой единственный в этом мире друг Алекс. За последние три дня ему четырежды приходилось остужать мой пыл и ярость. Но даже, несмотря на его старания — действовать быстро и жестко — последняя стычка с Гибсоном принесла в мою и его внешность некоторые изменения. У меня появилось рассечение на брови и два синяка на скуле, у Гибсона — перелом носа и расшатанный зуб. Эйрин, с помощью зелья, быстро излечила травмы Гибсона. Она предложила 'лекарство' и мне, но я отказался от помощи. Мне в край надоело быть последним к кому она обращалась за помощью или же предлагала ее.

В тот день я даже на полном серьезе задумался о том, чтобы просто уйти, не говоря никому ничего. Но, очень быстро отказался от подобных рассуждений по двум причинам: во-первых, мы уже находились в Зрелом Мире, и я собственными силами уже никак не мог вернуться назад к своему сыну, а во-вторых, я боялся, что мое исчезновение расстроит лишь Алекса Криза.

Восемьдесят третий день.

В последний день нашей работы на ферме, хозяева приготовили для нас большой стол с едой и питьем. Стол они накрыли в доме для гостей, который находился на территории фермы чуть поодаль от главного дома, в котором жили хозяева. В этом жилище останавливались их многочисленные родственники, когда приезжали погостить, а также мы в течение нескольких последних дней.

Мне хотелось сесть за стол рядом с женой, но она, словно прочтя мои мысли, появилась на ужине последней, а потому выбрала сама место. Среди свободных стульев, она выбрала тот, что находился в непосредственной близости от Джона Гринфилда.

Ужин продлился чуть больше часа, во время которого Эйрин и Джон разговаривали в большей мере лишь между собой, даря при этом друг другу недвусмысленные улыбки и, как бы невзначай, касались руками. Я наблюдал за ними, не имея сил переключиться на других присутствующих за ужином, хотя хозяин фермы, а иногда и Алекс, пытались меня отвлечь разными вопросами.

Затем Эйрин, сославшись на усталость, попросила прощения и поспешила подняться на второй этаж в свою комнату. Спустя минуту начали собираться и хозяева фермы, после чего за столом остались лишь четверо: я, Алекс, Гибсон и Джон. Гибсон предложил сыграть в покер, так как ему не хотелось пока спать. Алекс принял его предложения. Я же решил повременить с ответом, дав возможность рассказать о своих намереньях Гринфилду. Мои самые отвратительные догадки оправдались — Джон отказался от игры, сказав, что он ляжет спать сегодня пораньше.

Я дождался, пока он поднимется на второй этаж, после чего вскочил как ужаленный с места и поспешил следом за ним. Гибсон хотел поинтересоваться, куда я так тороплюсь, но Алекс осадил его. Я оказался на втором этаже в самый подходящий момент — Гринфилд стоял перед дверью в комнату Эйрин и был уже готов открыть ее. Увидев меня, он вздрогнул и принялся оправдываться. Его слова звучали слишком глупо, чтобы быть правдой. 'Я ошибся дверью', заявил он мне. Я с силой впечатал его в стенку и напомнил ему о нашем уговоре. Он принялся заверять меня, что наш уговор в силе, но по голосу было понятно, что он сам не верит в ту ложь, которой он пытался меня накормить.

До настоящего рукоприкладства дело не дошло, так как на наши громкие выяснения отношений из своей комнаты выглянула Эйрин, а затем на втором этаже появились и Алекс с Гибсоном, которые и оттащили меня от Гринфилда. Они отпустили меня, когда поняли, что я остыл и больше не собираюсь кидаться с кулаками на кого-либо. Джон поспешил закрыться в своей комнате, затем Алекс предложил Даррену вернуться за стол и выпить оставшийся в кувшине эль. Мы с Эйрин остались одни в коридоре.

Она смотрела на меня с укором, а я — с ненавистью, обидой и… любовью. Куда уж без нее.

'Есть хоть малейший шанс того, что мы вновь станем прежними?' спросил я жену, понимая, что больше не вынесу недосказанности между нами. И я уже решил для себя, что если она ответит мне твердое 'нет', тогда я оставлю ее в покое и позволю ей построить новые отношения с Гринфилдом. А, дойдя до Океана Надежд, я попрошу у него лишь одно: чтобы он вернул меня назад к сыну. Я был более чем уверен, что она ответит мне именно этим коротким холодным словом, но вместо этого услышал: 'Надежда всегда будет присутствовать, пока один из нас все еще верит в нее'. Меня словно облили ведром холодной воды, а затем сразу же и горячей. 'Тогда скажи мне, что я должен сделать, чтобы все исправить?'. 'Ты — ничего. Все зависит от меня', ответила она. 'Ты главное не давай надежде погаснуть и тогда: кто знает, что произойдет?'. Сказав это, она вернулась в свою комнату и закрыла за собой дверь.

Я знаю, что эти слова были сказаны ей только для того, чтобы удержать меня и в них было не больше искренности, чем в проповедях ее отца, и все же я ей поверил. Поверил, потому что сам того хотел.

Я спустился на первый этаж и сел обратно за стол. В покер мы так и не сыграли. Когда эль полностью был выпит, Гибсон сообщил о своем желании уединиться в уборной. Пьяной походкой он вышел за дверь, оставив нас с Алексом один на один. Двух мужчин, которые потеряли своих жен и которые никак не могли с этим смериться. И если я выставлял свои чувства напоказ, то Криз старался все держать в себе.

'Ты считаешь, что Джон Гринфилд пожелает у Океана Надежд возвращения в свой Мир?' спросил меня Алекс, хотя я ожидал, что наш разговор потечет в ином русле.

'Я более чем уверен, что он захочет остаться здесь, и загадает любое желание с подсказки Эйрин' признался я.

'И что ты в этом случае будешь делать?' спросил Алекс, пристально глядя мне в глаза. Я понимал, что этот разговор был начат не просто так, но я не понимал пока, куда клонит мой друг.

'Буду и дальше бороться за нее. Надежду я пока еще не потерял' признался я.

'А как насчет веры в правильность того, что мы делаем?' с нажимом добавил Криз, словно его собственные слова приносили ему боль.

'Ты знаешь, что я в Океан Надежд никогда не верил. А, поверив, так и не загорелся желанием увидеть Его и потребовать исполнения желания'.

'Если я попрошу у Океана Надежд не магическую силу или же бессмертия для нас всех, а возвращения Пенни, как думаешь, твоя жена захочет мне отомстить?'.

Я знал ответ на данный вопрос, но не нашел в себе сил озвучить его. Алекс тоже его знал, поэтому он и завел данный разговор, надеясь, что я отвечу ему иначе, но этого не произошло.

'Мне ни к чему бессмертие и сила, Джек' покачал он головой, устало глядя в потолок.

'И что ты собираешься делать?'.

Алекс грустно улыбнулся, после чего пожал плечами.

'Я уже несколько дней раздумываю над тем, чтобы начать новую жизнь. Скажем, в каком-нибудь другом Мире. В Мире, где я смогу стать другим человеком'.

Мне стало совсем тоскливо от его слов, но в то же время, я поймал себя на мысли, что такое решение может стать единственно правильным для моего друга.

'Думаю, это хорошая идея, Алекс' кивнул я ему. 'Но, в какой именно из Миров ты хочешь попасть?'.

'В тот, о котором я кое-что знаю из слов Джона Гринфилда' без запинки ответил он, давая понять, что он думал и над этим вопросом ранее.

Я протянул свою руку, и мы обменялись крепкими рукопожатиями.

'Мне будет очень сильно недоставать тебя, мой единственный друг' сказал я ему, не покривив душой.

В эту ночь я так и не уснул, ворочаясь с бока на бок, я думал он нашем разговоре с Алексом и о словах Эйрин, сказанных мне. И тот и другой разговор привнесли в мое беспокойное состояние частички умиротворения. Но вместе с утратой тяжести, сковавшей мою грудь, они отдавались горечью у меня в горле.