Утром ему не хотелось вставать. И не потому, что было воскресенье — выходной день. А потому, что не желал встречаться лицом к лицу с Михаилом. Но больше чем до девяти часов утра ему все же не удалось скрываться в своей комнате. Причиной тому были повышенный тон Михаила и плачь Ларисы.
— Мне нужны деньги!
— Миша, прошу тебя…
— Ты меня слышишь?! Мне они нужны!
— Я позвоню доктору Гольдману. Он поможет тебе. Как помогал рань…
— К черту его помощь! Мне она не нужна.
Дима тихо открыл дверь спальни и тут же встретился взглядом с обоими взрослыми. Михаил был бледен и зол, его руки тряслись. А Лариса выглядела усталой и печальной.
— Ты уже проснулся? — задал бессмысленный вопрос Михаил, потирая ладонью шею.
— Мы ведь собирались в церковь сегодня, — робко выдавил из себя мальчишка.
— Да-да-да, — закивал мужчина. — Собирались. Только чуть позже. Сейчас, тебе лучше прогуляться часик-другой. Сегодня хорошая погода.
Дима покосился в окно. Небо было заволочено тучами, а голые верхушки деревьев заметно раскачивались на ветру. Сегодняшнюю погоду можно было охарактеризовать разными словами, только не словом «хорошая».
Дима перевел взгляд на Ларису, ожидая ее предложений. Ему не хотелось покидать дом, оставляя ее наедине с Михаилом, который был сам не свой. Если бы она попросила его остаться, Дима бы остался, пусть даже он и сомневался, что смог бы ее защитить, возникни у Михаила желание причинить ей боль. Лариса же еле заметно кивнула и прошептала:
— Иди, Дима.
Он бы не отказался от чая с печеньем, но понимал, что сейчас далеко не самый подходящий момент для чаепития. Поэтому он направился в прихожую, где снял с вешалки курку и шапку, надел их и вышел на улицу. Стоило двери закрыться за ним, как спор между Михаилом и Ларисой возобновился.
Настроения для прогулок у него не было, но и возвращаться домой спустя десять минут, в напряженную обстановку, ему тоже не хотелось. Он вышел за ограду и направился вдоль улицы снова в сторону парковки и стадиона. Голоса Михаила и Ларисы с каждым шагом становились все слабее, что не могло его не радовать. Сунув руки в карманы куртки и пиная встречающиеся ему на пути камешки, Дима вспоминал квартиру, в которой он жил с родителями. Где всегда было тихо и уютно. Сколько он себя помнил, его родители ругались всего пару-тройку раз. Хотя, это и ссорой можно было назвать с натяжкой. Так, отстаивания своего мнения на повышенных тонах. И всегда эти споры заканчивались спустя пару минут, когда один из родителей соглашался с доводами другого.
«В споре рождается истина» поговаривал Сергей Степин, и с этим нельзя было не согласиться. Но, можно было назвать «спором» то, что сейчас происходило между Михаилом и Ларисой? Навряд ли. Скорее, между ними велась война малых масштабов, которая все же могла принести немало бед. И Дима опасался, что все может закончиться плохо для всех них. И в этом будет его вина.
— Может, и вправду стоит вернуться в приют? — задался он вопросом. — Михаил изменился. И Екатерина Громова явная тому причина. Что если ее угрозы включают в себе не только частые ссоры?
Об этом не хотелось думать, но он не мог ничего с собой поделать. Мысли лезли в голову, хотел он этого или нет.
На стадионе семь мальчишек играли в футбол. Заметив его, они принялись звать его к себе для четного количества. Пребывай он в хорошем настроении, Дима бы с радостью присоединился к ним. В данный же момент у него не было ни малейшего желания участвовать в каких-либо играх. Он только помахал им рукой и пошел дальше.
— Я должен вернуться в приют, — произнес он вслух, чтобы его слава звучали убедительнее для самого себя. — Так будет лучше для Михаила и Ларисы.
А будет ли лучше это для него? Маловероятно. Но иногда стоило принимать тяжелые решения исходя не из своих желаний, а беря в учет предположение, что будет хорошо для других людей. Прийти к такому решение было не столь сложно, как ему показалось изначально. Гораздо проще, чем дня два назад. С началом перемен в поведении Михаила, возвращение в приют уже не казалось столь глупой идеей. К тому же, если после его ухода у Ларисы и Михаила снова все наладится, он будет только рад. Хватит с него бремени вины за Сашу, который умер после дурацкого ритуала, и за Эдика — который упал с крыши, что стало возможным из-за открытой двери на чердак.
Дима растянул свою прогулку на добрых три часа. Ему совсем не хотелось возвращаться домой. Он боялся не только продолжения ссоры, но и откровенного разговора с Михаилом и Ларисой, во время которого он расскажет им о своем решении вернуться в детдом. Как они встретят его слова? Обрадуется ли Михаил? Воспротивится ли этому Лариса? Он опасался любой реакции. А когда есть страх перед чем-то, встречу с ним ты готов оттягивать до последнего.
К многочисленным вопросам Димы прибавился еще один. Если Михаил и Лариса все же согласятся вернуть его в приют, что станет с уговором между ним и Николаем Александровичем? Успеет он с ним пообщаться в школьной библиотеке или же его вернут в детдом в этот же день?
— Об этом не надо беспокоиться, — тут же пришел к нему вполне логичный ответ. — Даже если меня завтра вернут, я все равно смогу связаться с ним через его жену — тетю Ирину. Делов-то!
А вот о чем стоило в действительности беспокоиться, так это об очередной ночи кошмаров, которые высасывали из него всю энергию, а вместе с ней бодрость и радость. Он больше не хотел видеть всей той жути, что сопровождала его на протяжении вот уже месяца. Единственным спасением от кошмаров оставался лишь гвоздь под ножкой кровати. Но Михаил ни за что не позволит ему воспользоваться им вновь.
— Ему и не надо ничего знать об этом, — продолжил давать сам себе дельные советы вслух Дима. — Спрячь гвоздь, а ночью, перед сном, поставь его под ножку. А когда придет утро, снова спрячь.
Дима решил, что так и поступит. К сожалению, гвоздей у него больше не было. А это значило, что ему следовало найти другие на помойке. Рассчитывать на то, что ему встретится опять добрый мужчина, который подарит ему новехонькие гвозди, не стоило.
Он вернулся к мусорным бакам и, на удивление быстро, нашел ржавый гвоздь, подобранный им в первый раз. Его даже посетила странная мысль: как столь хорошее средство от дурных снов никому, кроме него, так и не пригодилось?
Спрятав гвоздь в кармане брюк, Дима направился домой.
* * *
В доме было неожиданно тихо. Это его порадовало, так как Дима был уверен, что вернется в ту же наколенную скандалом атмосферу.
Он закрыл дверь и снял с головы шапку. Потянув за «молнию» куртки, Дима остановился. Что-то ему показалось странным. Почему не работал телевизор? Почему не были слышны звуки посуды? Неужели все спали?
Дима, не снимая куртки, выглянул из-за угла и посмотрел в сторону кухни, опасаясь, что увидит на полу пентаграмму или же алтарь вместо стола. Ни того, ни другого. И все же, причин для радости было мало. За столом — спиной к нему — сидел Михаил. На нем была белая майка с короткими лямками и синие «треники». Его локти упирались в поверхность стола, а голова была опущена столь низко, что ее не было видна за узкими костлявыми плечами.
Дима не стал его окликать, так как в позе Михаила было что-то жутко и отталкивающее. Вместо этого, он решил осторожно пройти в комнату и поискать Ларису.
Женщина лежала на постели, лицом вниз. Горловина майки была растянута столь сильно, что можно было разглядеть ее спину и замок бюстгальтера. Край одной штанины был порван. На ноге был только один носок. На запястьях Ларисы отчетливо виднелись красные и синие полосы. В самой ее позе было что-то неправильное и неестественное. По собственному желанию никто бы не стал так выворачивать руки и ноги.
Чувство схожее с тем, когда он узнал о гибели своих родителей, накатило на него черной дурманящей голову волной. Он хотел произнести ее имя, но боялся, что его голос услышат на кухне. Не говоря ни слова, Дима подошел к постели. Лицо скрывало прядь волос. Он осторожно притронулся к женскому плечу и его словно током ударило. Что-то было не так. Совсем не так. Ужасно не так! Ему хотелось развернуться и бежать прочь, но он заставил себя прикоснуться к волосам и убрать их с лица Ларисы.
Кожа была серого цвета. Глаза наполовину открыты и выглядели слишком неестественно. Из ноздри тянулась полоска уже засохшей крови, а на покрывале виднелась красная лужица.
Дима попятился назад, пока не ударился спиной о стену. Его захлестнула паника. Он опоздал. Произошло непоправимое. Все чего он так боялся — стало реальностью. Проклятие коснулась ни в чем не повинной женщины. Он снова стал виновником трагической гибели. Но это мог быть далеко не конец. Все могло закончиться и его смертью, если он останется в этом доме еще хоть на минуту. Екатерина Громова вполне могла его обмануть и сделать так, чтобы Михаил убил и его, этим приблизив возрождение мертвой девочки. Она вполне могла воспользоваться и телом Петьки. В конце концов, они оба сидели во время обряда рядом с лучом «Духа».
Повернув голову в сторону, чтобы больше не смотреть на мертвое тело Ларисы, Дима, прижимаясь к стенке, начал двигаться в сторону входной двери. Не приближайся он заодно и к коридору, ведущему на кухню, он бы давно сорвался с места и выбежал на улицу. Поэтому ему пришлось двигаться медленно и тихо, чтобы не привлечь к себе внимание Михаила.
Тот продолжал сидеть на стуле, опустив голову вниз. Теперь этот образ казался Диме не просто пугающим и отталкивающим, а жутким и угрожающим. Не способный отвести от спины Михаила взгляд, Дима продолжил свое тихое продвижение к выходу.
Когда он уже был совсем близко к прихожей, — на расстоянии вытянутой руки, — Михаил зашевелился. Его голова поднялась и медленно начала поворачиваться. Дима замер. Сделать хотя бы еще один шаг к спасительным дверям уже не представлялось возможным. Ноги стали невероятно тяжелыми и никакие его усилия не смогли бы их сдвинуть с места. В это самое время, Михаил полностью повернулся и уставился на него уже знакомым затуманенным взглядом. Несмотря на испуг, Дима обратил внимание, что на правой руке мужчины был завязан жгут, отчего в межлоктевом сгибе проступали синие трубки вен. Одна из них — самая толстая — кровоточила.
— Ты должен вернуться обратно, — еле внятно произнес Михаил не своим голосом. — Возвращайся в приют. Твое усыновление — ошибка.
Дима облизал пересохшие губы, но, на удивление, его язык был не менее сухим. Ему нечего было ответить на это высказывание. Даже если бы и захотел, все равно не смог. Слова Михаила напугали его еще сильнее, хотя до этого Диме казалось, что придел уже был достигнут.
Михаил встал. Пошатнувшись, он сделал шаг, задел ногой стул и опрокинул его на пол. На его горле и щеке были глубокие царапины.
— С твоим приходом моя жизнь превратилась в ад, — простонал чуть не плача Михаил, держась рукой за стену. — Ты лишил меня будущего. Из-за тебя я потерял Ларису.
Дима ничего не произнес в свое оправдание. Он даже не мог убежать от этого безумного человека, надвигающегося на него.
— Чем я это заслужил? Неужели так Он хочет испытать мою веру? Если — да, тогда я не прошел Его испытание.
Михаил сделал еще несколько шагов вперед, войдя в узкий коридор.
— Я не знаю, как мне быть. А ты знаешь? Есть что-то, что может мне помочь? Почему ты молчишь? Я ТЕБЯ спрашиваю! ПОЧЕМУ ТЫ МОЛЧИШЬ?!
Михаил ускорил шаг, отталкиваясь быстрее руками о стены, и уже очень скоро оказался перед мальчишкой, который сполз вниз, осев на пол. Его губы дрожали. По щекам текли слезы. Но из его горла не вырвалось ни единого звука.
— Ну и правильно, что молчишь, — прохрипел Михаил, глядя на него сверху вниз. — Любое твое слово — ложь. Дьявол с нами разговаривает через ложь. И было бы глупо ждать, в таком случае, от сатанинского отродья, чего-либо другого.
Михаил приблизился к нему вплотную. Его колени уперлись в плечи мальчишки. Он нарочно надавил изо всех сил. Несмотря на вспышку боли, Дима так ничего и не выдавил из себя, продолжая смотреть заплаканными глазами на нависшую над ним угрозу.
— Я должен все исправить. — Из искривленного рта потекла слюна и упала на лоб мальчишки. Губы растянулись в довольной ухмылке. — Я положу конец твоим злодеяниям, Отец Лжи. Я заставлю тебя вернуть мою жизнь в привычное русло. Я заставлю тебя, вернуть назад мою жену.
Михаил нагнулся и сдавил свои длинные жесткие пальцы на тонкой и мягкой мальчишеской шее. Горло Димы охватило огнем. В глазах потемнело. Отсутствие кислорода в легких тут же вернула ему контроль над конечностями, отчего он замахал руками и ногами. К страху и боли прибавилось и чувство обиды. Как такое могло быть, что его друг Михаил, с которым он провел не один день в приютском парке, и с которым так легко и интересно было общаться, теперь хотел его убить?
«Это не его вина» несмотря на всю сложность ситуации, мелькнуло в голове Дима. «Всему виной Екатерина Громова. Михаил — очередная безвинная жертва».
Он в любую минуту мог умереть от удушья. А может, это было и к лучшему. После смерти, он снова воссоединится со своей семьей.
«Воздух!» вспыхнула очередная мысль в его голове. «Еще один луч пентаграммы. Похоже, мертвая девочка на самом деле решила остановить свой выбор на Петьке, а меня принести в жертву для скорейшего своего перерождения».
И что будет с Петькой, тело которого займет душа из Ада? Разве он мог позволить себе умереть и поспособствовать приближению этого?
Дима сунул руку в карман брюк и выхватил из него ржавый, подобранный на помойке, гвоздь. Не теряя время на раздумья, он принялся бить этим гвоздем в область лица Михаила. Три из пяти ударов попали в цель. Михаил завыл и отбросил в сторону мальчишку. Гвоздь угодил ему в лоб, щеку и — самое уязвимое место — в глаз. Зажав ладонью глазницу, Михаил принялся кричать и биться о стены.
В это самое время к Димке вернулось зрение, способность дышать и двигаться. Вскочив на ноги, он ринулся к выходу. Распахнув дверь, он выбежал во двор, а затем и за ворота, не слыша и не видя ничего вокруг, даже истошные крики неофита за спиной.