1.

В голове Тима вертелись строчки из стихотворения, которое он никак не мог вспомнить, где слышал раньше. Эти строчки замкнутым кольцом возвращались к нему снова и снова, (ветер запах принесет, свежевырытых могил…) сводя его сума не менее эффективней, чем старик, который ужасным образом вернулся из мертвых и неуклюже, как нищий калека, выбрался из своей зловонной могилы.

Джонатан Энтони Хорн предстал перед Тимом во всем своем безобразии, медленно покачиваясь под дуновением холодного пронизывающего ветра, который не переставал трепать его сгнившее тряпье. Длинные, редкие седые волосы старика и борода, которой хватило прикрыть его адамово яблоко, были вымазаны в сырой земле и некой слизи. Глаза глубоко впали внутрь черепной коробки, но даже так можно было разглядеть, что оба немигающих глаза горели тревожным темно-синим светом. Лишенные волосяного покроя брови нависали кожаными мешками над провалами глаз. Кожа старика медленно меняла свой цвет — вначале она была белой и пятнистой как жабье брюхо, затем она начала постепенно желтеть, превращая ее владельца в восковую статую, а затем и вовсе позеленела и покрылась черными пятнами. Там, где черные пятна становились диаметром больше пятицентовика, кожа трескалась и шелушилась, опадая как осенняя листва, паря на ветру, планируя наземь или уносимая в темную даль. Правая сторона его щеки не только начисто лишилась кожи, но и нескольких мышечных тканей и теперь Тим мог созерцать звериный оскал челюсти мертвеца.

После смерти, Джонатан Хорн прибавил в росте, став почти исполином и к тому же обзавелся широченными плечами, но при этом оставался все таким же худым.

На глазах юноши, одна из ушных раковин Хорна отвалилась и тот, с лишенным эмоций лицом, начал затаптывать ее подошвой потрепанных кед в жидкую почву, на которой частые лужи напоминали о недавно прошедшем дожде, хотя Тим прекрасно помнил, что до того как войти в свою комнату, дождь только набирал силу. И даже сейчас он мог слышать оклики грома за своей спиной.

Тим быстро вновь оглянулся назад, на дверь, которая в общем-то ничего общего не имела с этим кладбищем. На миг, Тиму это даже показалось забавным — среди огромного количества крестов и могильных плит, возвышалась дверь, открыв которую (если только удастся не опрокинуть ее) можно было увидеть, скорее всего, все тоже кладбище. И все же, звук грома доносился с другой стороны, за самой дверью. Пусть она казалась нелепой и бесполезной, Тим не оставлял надежду, что открыв ее он сможет спастись.

Старик зажал длинным пальцем левую ноздрю и сильно выдохнул. Из правой ноздри, вместо соплей, в разные стороны разлетелись черви и опарыши.

— Проклятые паразиты! — зло прямо кипело в нем. — Так и норовят меня раздеть до костей. — Хорн отнял палец от носа, но ноздря так и осталась припечатанной к хрящевой перегородке. Левая рука старика прикрывала грудь с самого начала, как он только выбрался из могилы, орудуя только правой и искривляя суставы невероятным образом, чем мог бы привести к зависти даже цирковых акробатов. Казалось, этой рукой он пытался скрыть от Тима что-то, что будет продемонстрировано в нужное время, в нужный час.

Над чудовищем вились десятки мух, кое-где его тело было покрыто мхом, по плечам и шее бегали мокрицы и ползали слизни и улитки. Ко всему этому ужасному зрелищу, добавлялся сильный и невыносимый трупный запах.

Мертвец поднял голову в черное небо, затянутое тучами и со свистом вобрал в грудь свежего ночного воздуха, при этом его грудная клетка осталась неподвижной.

— Запах дождя, — доложил он, улыбаясь левой стороной губ, в то время как правая продолжала скалиться. — Дождя, ветра и гноения. Да и гноения. Даже не знаю, какой из этих запахов мне больше по душе.

— Как это… — начал было Тим, как труп его тут же осадил, цыкнув на него и вытянув вверх палец с длинным грязным ногтем. Через полминуты или меньше, Хорн приложил к указательному пальцу и все остальные четыре и медленно начал ими шевелить, изображая волны на пшеничном поле в ветреную погоду.

— Шум листвы, — коротко объяснил он свои движения пальцами. — Под землей их не слышно. Ветер слышен, а вот листва нет. Не странно ли, а?

Тим не нашелся с ответом, но старик на него и не рассчитывал.

Пантомима продолжалась около трех минут, после чего старик опустил голову и вновь обратил свой слепой взгляд на испуганного парня. Ветер не переставал трепать его седые длинные волосы (коих не было у него при жизни, но ведь ногти и волосы продолжают расти и после смерти, не так ли?), а также лоскутки оборванной одежды и кожи на лице. Улыбка в левой стороне губ постепенно померкла. Хотя она и не предавала ему маломальского добродушия, все же в его виде прибавилось агрессии.

— Удивлен видеть меня вновь, Тимми? Не в каждый день перед тобой предстают воскресшие из мертвых. Хотя, воскрешением я бы это не назвал. — Слой темно-серой кожи медленно сполз с его лба, трепыхаясь от ветра. Он шелестел с мерзким звуком несколько секунд, пока не оторвался и не улетел вдаль. — Вот, посмотри на плоды своих трудов, — сказал Хорн и убрал в сторону левую руку, открыв дыру в своей груди, которую проделала кирка, оставленная в могиле, когда его столкнули во второй и последний раз.

Тим мотнул головой, смотря на монстра и понимая, что его дни сочтены. Ибо вокруг все во власти Смерти. Теперь дверь за его спиной казалось просто насмешкой над его надеждой на спасение. Даже если он и переживет эту ночь и проживет еще десять лет, где гарантии, что в один из обычных дней, он не откроет дверь своего дома и вновь не попадет на это самое кладбище и предстанет перед мертвым стариком?

— Теперь я не могу даже дотронуться до себя, потому что все к чему я прикасаюсь, отваливается и рвется. — Чтобы подтвердить свои слова, старик потянул за прядь волос на своей голове и остался с ней в ладони, вместе с небольшим лоскутком кожи. Там же где волосы были вырваны, остался голый бело-желтый череп. Хорн отпустил их и ветер тут же унес их с собой в темноту.

— Я не виноват! — почти фальцетом прокричал Тим Ашер. — Не надо было себя выкапывать! — А затем добавил, уже тихо и обращаясь скорее к себе, чем к своему оппоненту: — Почему ты не умер как все обычные смертные?

Вопрос Тима заставил старика вновь ухмыльнуться.

— Наше кладбище особое, Тимми. Разве ты этого еще не понял?

— Нет! — Тим с трудом взял себя в руки. — Кладбище тут не причем. Все дело в самом городе. — Он попятился назад, стоило Хорну сделать шаг к нему на встречу. — Ты здесь только потому, что остался в моей памяти. Нечто создало твой образ из моей головы. Настоящий же Хорн до сих пор лежит в могиле, вместе с останками Купера. А ты…ты не настоящий!

— Тимми, Тимми, — старик помотал головой, выказывая свое недовольство, как строгий учитель, отчитывающий ученика вновь не приготовившего домашнее задание. — Ты все усложняешь. Хотя, на самом деле, не так уж и важно — кто я и как я здесь оказался. Главное то, что ты сейчас здесь. А я, как хозяин этих мест, приму тебя как подобает. Приму тебя так, как ты этого заслуживаешь. А потом, глядишь, и арендовать захочешь одну из незанятых могил. Свою, я тебе, пожалуй, не отдам. В ней и так тесно. Паршивец Купер прибрал к своим рукам самое удобное место. Но я и не жалуюсь, ведь мне для счастья нужно лишь то, чтобы ты был рядом. В соседней могилке.

Замолчав, мертвец сделал еще пару шагов вперед и Тим понял, что нельзя терять ни минуты, если он хочет выбраться отсюда.

— Не сопротивляйся, сынок. Я все равно возьму то, что мне принадлежит. Иначе, я просто развалюсь и сгнию прямо у тебя на глазах.

Тим сделал еще шаг назад, затем резко развернулся и побежал к двери. Ужас слегка отступил, когда он понял, что все еще властен над своим телом и это прибавило в нем уверенности, что все может закончиться спасением, а не только плачевным исходом. Пусть срок недолгий отпустил ему Господь на земле, но он будет драться до конца и не сдастся даже ради одного лишнего дня.

— Куда ты, щенок! Отсюда нет спасения!

Тим дотянулся до ручки двери, которая оказалась вполне материальной, и тут же ощутил сильное сжатие костлявых пальцев на своем плече и острую боль от впивающихся в его плоть острых ногтей мертвеца. Тим изо всех сил отдернул плеча, и держащая его рука соскользнула, при этом исполосовав майку от лопаток до поясницы. Труп, за его спиной, сердито зарычал, обдав его гнилым запахом.

Как только дверь отворилась без малейших осложнений, он выбежал на сине-зеленый ковер отеля и побежал. Без оглядки. Направо по коридору. К лестнице, что вела вниз. К выходу. К свободе!

Он уже добежал до лестницы и даже успел ступить на одну из ступенек, когда в его, потрепанный событиями, разум просочилось всего лишь одно слово. Даже не слово, а имя.

Этого было достаточно, чтобы заставить его тут же обернуться. По инерции его потянуло вперед, и если бы он не схватился за перила, то покатился по лестнице кубарем вниз. Позади него было тихо — никаких мертвецов, никаких шагов. Только тишина.

Тим перевел дух и несколько раз вдохнул и выдохнул, от чего стал соображать гораздо лучше. Отбросив панику на второй план, он смог, наконец, сконцентрировать свое внимание на других вещах, а не только на своем спасении. Сердце продолжало бешено колотиться в его груди, отдаваясь в горле и в висках. Комок тошноты начал было подниматься верх по пищевому тракту, но несколько рефлекторных глотательных движений, вернули его обратно в желудок.

Еще размышляя о правильности своих действий, Тим повернул назад и, осторожно ступая по ворсу ковра, зашагал обратно к комнате. Свет над его головой замигал, но все же не погас. Но долго он будет еще гореть при такой погоде?

У поворота он остановился, готовый в любой момент сорваться опять в бега, если кому-то вздумается выпрыгнул из-за угла. Но, простояв так около двух минут, Тим начал понимать, что никто не появиться и не напугает его. Похоже, Хорн остался дожидаться его в номере…на кладбище. Он заглянул за угол.

Дверь с номером 202 оставалась открытой нараспашку — также как он ее оставил при побеге. Вид открытой двери, казалась ему самой зловещим видением, которое ему доводилось видеть. Да, более зловещей даже чем сам восставший из ада Хорн. Но отступать он не собирался, по крайней мере, пока из-за двери никто не появится. А пока, коридор был пуст, и во всем отеле царила подозрительная тишина. Тим уже, было, забыл о дожде, когда с улицы раздался сильный раскат грома. Дождь уже шел около двух часов и как видно не спешил идти на убыль.

Прежде чем обогнуть дверь и заглянуть в комнату, Тим вновь сделал несколько глотательных движений, а затем и несколько вдохов и выдохов. Это подействовало успокаивающе, но Тим даже не подозревал, насколько сильно он сжимал кулаки, от чего его пальцы стали не менее белыми, чем пальцы Хорна.

«Скорее, кончай с этим! Ей нужна твоя помощь!» — твердил он себе в уме.

Он сделал шаг в сторону, прижимаясь к противоположной двери и заглянул в свой номер.

Двести вторая комната вновь стала сама собой. Кладбище исчезло. Или же его и вовсе не было.

«Нет, оно было! И Хорн был, мертвый, но живой. Это все было и ты это прекрасно знаешь!».

Все стало как при первом его посещение и только одно Но!.. Зеркало над кроватью. На его гладкой поверхности было написано послание, скорее всего черным маркером.

Оставив открытой дверь, Тимми, ты дал мне возможность уйти, чем я и воспользовался. Так что, наше последнее свидание еще впереди. Жду его с нетерпением. Надеюсь, ты тоже.

С надеждой на скорую встречу, твой друг Дж. Э. Хорн.

Гортанный звук вырвался из груди Тима и он тут же захлопнул дверь, хотя уже и было поздно. Оставались только две вещи — покинуть город навсегда и спасти друзьям, которые сейчас были в своих номерах и боролись со своими страхами. Возможно, даже кто-то и оказался слабее их…

«Об этом сейчас лучше не думать. Ты лучше подумай, как им помочь».

Тим запустил пальцы в свои волосы, после чего развернулся к двери, к которой он прижимался ранее спиной.

Он думал, что первым вырвался из этих жутких комнат, но до него, десятью минутами раньше, свой номер покинула Мелинда Мерцер.

2.

Сьюзен насторожилась, когда Уолтер ей не ответил на предложение принять душ вместе. Хотя, беспокойством это нельзя было назвать — скорее всего, Уолтер о чем-то задумался, а потому потерял нить разговора. Но когда она его окликнула, он ответил ей бодро и весело, от чего беспочвенная настороженность вернулось обратно в свое привычное темное помещение подсознания. Когда Уолтер ответил, что считает данную идею замечательной, Сьюзен начала снимать джинсы. Сложив их аккуратно, она уложила штаны на постель рядом с маичкой снятую с нее Уолтером. Теперь она осталась лишь в кружевных черных трусиках.

— Было бы замечательно. Но вначале я включу воду, а ты достань, пожалуйста, мою бритву из сумки, лады?!

Сьюзен подошла к его сумке и, наклонившись над ней, потянула за молнию. Одежда Уолтера была аккуратно сложена и пахла свежестью и его личным запахом, который так нравился Сьюзен.

В ванной, за прикрытой дверью, перестал быть слышан звук чистки зубов, а вместо него раздался металлическое шуршание колец по перекладине — похоже, Уолтер полез в душевую. Найдя бритву, Сьюзен застегнула обратно сумку и поспешила стянуть трусики, в желании поскорее присоединиться в душевую к своему парню. Она уже почти стянула нижнее белье, как из ванной донесся звук падающего предмета. Сьюзен догадалась, что это была зубная щетка.

Настороженность тут же пробудилась вновь, при этом готовая в любую минуту перейти в беспокойство и Сьюзен натянула трусики обратно.

— Уолтер? — она не смогла справиться с волнением, которое сразу просочилась и в ее голос.

Похожее волнение она испытывала, когда они только начали встречаться и она была на седьмом небе от счастья. Но в тоже время боялась в миг все этого лишиться, неважно по какой причине. Но, то волнение все же отличалось от этого, которое было больше похожее на страхи маленькой девочки, а не влюбленной девушки.

Прежде чем подойти к двери, за которой был Уолтер, Сьюзен обернулась в сторону настенных часов. Двадцать минут десятого.

Приближаясь к ванной комнате, Сьюзен вспомнила вечер двухдневной давности. Вечер, проведенный с Уолтером. Пожалуй, самый лучший вечер в ее жизни.

Тогда, они возвращались с вечеринки его друзей и медленно шли по ночной алее, прижавшись друг к другу, в сторону квартиры Уолтера, которую он снимал последние две недели. Было почти полночь и алея пустовала, а прохладный ночной ветерок приятно холодил им лица. Уолтер предложил ей переехать к нему, но она, отчего-то, решила повременить с этим, хотя сама не знала точно причины своей нерешительности. Идти было недолго, и Сьюзен прекрасно это знала, так как не раз уже бывала у него в гостях и несколько раз оставалась на ночь. Вскоре они подошли к кондоминиуму и поднялись на лифте на четвертый этаж. Из лифта они попали на широкий красный ковер, что устилал пол коридора. В углах коридора стояли горшки с вьющимися растениями, на которых росли огромное количество темно-фиолетовых цветов, которые издали, казались не настоящими. Перед ними стояли три двери. В обитель Уолтера вела та, что была посередине. Он достал из внутреннего кармана электронный ключ и провел им по замку. Загорелась зеленая лампочка и раздался щелчок. Толкнув дверь, Уолтер пропустил ее вперед, добавив при этом «Мадам…», слегка нагнувшись и вытянув вперед руку изображая приглашающий жест. Она вошла в темную комнату с легким запахом миндаля и хвои. Уолтер шагнул за ней и закрыл дверь, этим прогнав свет в коридор. Но эта темнота была скоротечной — Уолтер хлопнул в ладоши и тут, словно джин из лампы, вспыхнул свет.

Из короткого коридора прихожей они вошли в просторную гостиную, в центре которой стоял стеклянный столик и темно-коричневый подковообразный диван с подушками. Уолтер прошел мимо, проведя рукою по спинке кровати и вскочил на низкую ступеньку, что вела к раздвижной двери.

— Готова? — спросил он с выжиданием фокусника-иллюзиониста, взявшись за ручки.

Не отводя от него глаз и с улыбкой на лице, Сьюзен кивнула. Уолтер потянул за ручки в стороны и двери, шурша шарнирами, разошлись по сторонам.

Перед ее глазами предстал длинный стол с двумя приборами на нем, двумя бокалами на высоких ножках, двумя розовыми свечами и медным ведерцем, заполненным кубиками льда из которого торчала горлышко зеленой бутылки.

А вокруг стола, вокруг ванной, которая была тоже здесь, на возвышенной платформе, на полках, на домашнем кинотеатре, на музыкальном проигрывателе…везде были корзины с цветами, разных видов.

— Ну как тебе? — с настороженностью ребенка поинтересовался Уолтер.

Сьюзен приоткрыла, было, рот, но не смогла ничего произнести. Ее широко открытые глаза не знали на чем остановиться. Такого блаженного чувства, безграничного счастья, от сделанных ей подарков или сюрпризов она еще никогда не испытывала. Сьюзен прикрыла ладонью рот и медленно начала качать головой.

— Уолтер это… — только и смогла она произнести и снова прикрыла рот ладонями. Такой сентиментальности она от себя не ожидала, но и такого красивого вечера в ее жизни еще не было. — Это просто восхитительно!

После чего легкий и вкусный ужин прошел, а от трехчасового занятия любовью остались еще очень яркие воспоминания, они лежали вместе в ванной — он прислонившийся к бортику спиной, а она лежащая на его груди. Сьюзен сдувала с ладоней пену, а Уолтер посыпал ее голову лепестками роз и вместе они смеялись, вслушиваясь в негромкую музыку хитов девяностых, что разливалась по комнате укутанной полумраком.

— Что ты скажешь на то, если я тебе позову этим летом в путешествие к берегу океана? Конечно, после того как я защищу свою диссертацию, а ты свою годовую работу, — спросил Уолтер, не повышая голоса, поглаживая тыльной стороной ладони по ее щеке.

— Я отвечу тебе лишь одним словом.

— И каким?

Сьюзен посмотрела на него через плечо, затем потянулась впереди и поцеловала его. Уолтер поцеловал ее в лоб и, прижавшись щекой к ее уху, задумчиво уставился в дальний угол комнаты, что полностью исчезал во мраке.

— Может, съездим к моим родителям, перед тем как отправиться к берегу океана, — спросила она сонным голоском. — Мать очень хочет видеть нас.

— С радостью. Всегда приятно навещать людей, подаривших миру чудо.

Сьюзен улыбнулась, глядя как от воды и их разгоряченных тел, поднимался вверх пар.

На столе, одна из свечей (сколько уже было сменено их, Сьюзен сбилась со счета), заколыхалась с щелкающим звуком, от чего их кривые тени на стене начали прыгать. Сняв ладонью очередную шапку пены, она впитала ее приятный аромат масленых трав, после чего легко подула, от чего та медузой перевалилась и упала обратно.

— Может, через пару недель?

— Пожалуй, это самое подходящее время, — отозвался Уолтер. — Но завтра я тебя приглашаю в ресторанчик, что в пяти кварталах южнее нашего колледжа. У меня есть для тебя сюрприз.

— Еще один?

— Еще, — усмехнулся он. — Но, надеюсь, завтрашний тебе понравиться больше.

Лежа с ним в овальной ванне, Сьюзен испытывала полный покой и защищенность. Но внезапно, как порыв осеннего ветра, Сьюзен подумала о том, что все в ее жизни складывается слишком идеально и что все хорошее долго не может продолжаться. А если так, сколько им осталось до начала плохих дней?

Сьюзен не знала и не хотела знать. Не хотелось думать о плохом и грустном в такие прекрасные минуты. Хотелось жить только этим днем, этой минутой, этим мгновением…

И вот теперь, они находились в этом жутком городке, и от того романтичного дня не осталось и следа. Теперь все кругом казалось безысходным и недоброжелательным. И зачем только она настояла на этой поездке?

Послышался вновь удар об пол, только в этот раз куда громче, словно Уолтер потерял равновесие и упал навзничь, не проронив при этом ни звука. На этот раз, Сьюзен испугалась не на шутку — похоже, Уолтер нуждался в помощи. Но что с ним могло случиться? Хотел встать под душ, но поскользнулся и упал? Нет, в таком случае падают с грохотом, а Уолтер перед падением уронил щетку. Скорее всего, у него закружилась голова и он потерял сознание. Да, скорее так все и произошло.

Остановившись на этой версии, Сьюзен подошла к двери в ванную.

Через полуоткрытую дверь, Сьюзен увидела белый кафель на полу, по которому (О Боже!) медленно текла бурая кровь. Ее тело тут же обдало жаром, а в лицо, казалось, вонзились тысячи иголок. Ее подбородок задрожал, а из ее приоткрытого рта донесся прерывистый вздох. Она не могла поверить в увиденное. Она ожидала плохого, но это было уже через чур. О подобном она и мыслить не могла.

Бледная дрожащая рука Сьюзен поднялась и кончиками пальцев подтолкнула дверь вперед. Та бесшумно отошла в сторону и перед девушкой предстала ужасная картина.

Уолтер лежал лицом вниз на полу, в позе которой древние египтяне изображали фараонов на стенах пирамид, а из-под него растекалась лужа крови. На его щеке зияла ужасная рана, которая тянулась до самой брови. Его правая окровавленная ладонь судорожно сжималась и разжималась, а его, залитые ужасом, глаза смотрели на его босые ноги.

— С…с…с, — только и смог произнести он и подтянул к ней руку.

— О, Боже! — воскликнула она и подбежала к нему. — Уолтер, что…что произошло?!

Уолтер слегка покачал головой, когда она села перед ним, не решаясь прикоснуться, чтобы не причинить ему лишней боли.

— Не…не, — выдавил он и отвел от нее взгляд, в сторону двери, за которой он мог разглядеть пальцы ног убийцы. Дверь начала медленно отходить в сторону. Уже показалась окровавленное лезвие мясницкого ножа, а затем и рука что сжимала рукоять холодного оружия, покрытая россыпью алых брызг.

— Что же это такое?! — причитала Сьюзен.

— Уходи…за…помо….

— Я тебя не оставлю!

— Ты должна….Так…мне…не…помочь…

— Хорошо, любимый, только обещай, что не умрешь. Пообещай!

Сьюзен с трудом встала на ватных ногах, и уже было побежала вон из ванной комнаты, забыв даже, что на ней из одежды были только трусики, как дверь перед ней резко захлопнулась, а белая рука легла ей на плечо, резко развернула и потянула к себе. В считанные мгновения Сьюзен оказалась прижатой к холодному телу убийцы, чей локтевой изгиб сжал ей горло. Перед ее глазами замаячил окровавленный нож.

— Не-е-ет! — в отчаянье захрипел Уолтер и принялся из последних сил ползти к Сьюзен и незнакомке.

Сьюзен закричала.

— Тссс, — прошептала незнакомка на ухо испуганной девушке. — Тихо, красотка. Разве так встречают своих лучших подруг? — Из ее рта шел холодный пар, отчего Сьюзен, показалась, что ее ухо покрылось ледяной коркой.

Уолтер уже почти дополз до них и уже вытянул руку вперед, когда убийца сильно ударила его ногой в лицо, от чего Уолтера отбросило назад и он повалился на спину. Сьюзен взвыла еще громче, глядя с жалостью на своего парня и на его торс, который в отличие от спины был просто одной сплошной исполосованной раной. Его разорванная майка полностью изменила свой цвет с белого на красный. Уолтер потерял слишком много крови, и Сьюзен понимала, что ему недолго осталось, если не предоставить ему немедленную медицинскую помощь.

Сьюзен в истерике зарыдал громче, в то время как незнакомка, взяла в другую руку нож, при этом продолжая держать Сьюзен за горло, а освободившейся правой начала водить по ее обнаженной груди, в большей степени задерживаясь на сосках, которые от холодного прикосновения быстро затвердели.

— Тихо, сладенькая моя. Не надо плакать. Он не стоит твоих слез. Вот увидишь — нам вдвоем будет гораздо лучше. Я принесу тебе больше наслаждения чем он, больше чем любой мужчина. — Мерзкая холодная рука начала спускаться вниз и Сьюзен рефлекторно подтянула живот. Девушка буквально чувствовала, как холод чужого тела впитывал тепло ее тела.

— Кто вы?! — навзрыд произнесла она. — Что вам от нас нужно?!

— Вот те раз, неужели ты меня не узнала? — Удивление в голосе прозвучало вполне искренне. — Ты всех своих лучших подруг быстро забываешь, после определенного времени разлуки?

Незнакомка ослабила хватку, а правая рука вновь легла ей на плечо и развернула Сьюзен к себе лицом и та предстала перед своими ночными кошмарами. Это была девушка из секционного зала вскрытий, которую Сьюзен препарировала во время экзамена, только в этот раз на ее обнаженном и все также красивом теле не было видно ни одного пореза.

— Ну как, мне удалось освежить твою память, детка? — спросила мертвая девушка, не отводя травмированного глаза от испуганного и прекрасного лица Сьюзен.

— Этого не может….

— Может, дорогуша. Может. Я перед тобой и с этим не поспоришь.

Внимание мертвой девушки было полностью обращено к Сьюзен, а потому она не обратило внимание на то, как Уолтер, превозмогая боль, приподнялся на вытянутых руках и, двигаясь словно робот, пополз в спальню, оставляя после себя на полу красные разводы.

— Я… я не хотела вас резать, — попыталась оправдаться Сьюзен.

— Я не в обиде на тебя за это, малыш. Я даже рада, что именно ты проводила мое вскрытие, а никто иной.

— Тогда…за-зачем вы здесь?

— Чтобы повеселиться, радость моя. Чтобы повеселиться!

Убийца засмеялась словно гиена. И в этом безумном смехе, четко был слышен и хрип больного ангиной и злорадство хладнокровной убийцы и неприязнь ко всему окружающему. Ее здоровый глаз начал опускаться вниз, подробно разглядывая тело Сьюзен, в то время как травмированный по-прежнему смотрел вперед.

— Какая же ты аппетитная. Чистый ангел. И что только этим кабелям надо? Они совсем не ценят того, что у них есть. — Она перевела взгляд туда, где по ее мнению должен был издыхать Уолтер Кэмпбелл.

В ее здоровом глазу мелькнуло удивление, которое быстро сменила ярость. В дверях уже виднелись только часть джинсов и носки Уолтера. Затем он подтянул ногу и в проеме дверей остался виден только один носок, заляпанный в его собственной крови.

— Вот гаденыш! Гусеница-переросток! Тебе, по-видимому, мало досталось! — произнеся это, Патриция Лашанс, оттолкнула в сторону Сьюзен, почти впечатав ее в стену и с ножом наперевес, быстро, но бесшумно, поспешила за Уолтером.

Она вмиг догнала его и нависла над ним, так, что его голова оказалась меж ее расставленных по сторонам ног. Нагнувшись, при этом не сгибая колен, мертвая девушка, схватила Уолтера за его богатую шевелюру, задрав ему голову вверх, так чтобы их глаза встретились, дабы Уолтер мог разглядеть нависшую над ним руку с ножом и девушку, которая словно дирижер готовый в любой момент взмахнуть палочкой, этим дав начало партитуре с сенсационным трагическим концом. Глядя в глаза своей смерти, Уолтер смог только промычать нечто нечленораздельное и закрыть глаза, ожидая финала, когда нож соприкоснется с его трахеей.

Сьюзен сильно ударилась головой, но к счастью быстро пришла в себя. На миг пред ней все поплыло, а затем и потемнело, но она почти заставила себя не потерять сознание, собрав все оставшиеся силы. Когда способность видеть вернулась к ней, она поспешила на помощь своему парню, который уже смерился с тем, что ему суждено было умереть молодым. Как бы быстро она бы не бежала, ей все равно было не успеть. Но сдаваться она не собиралась. Она должна была хотя бы попытаться, пусть все это и казалось невыполнимой задачей.

И в этот момент кто-то постучал в их номер. Ручка закрутилась, но дверь не открылась — оно и понятно, ведь Уолтер ее запирал.

Это отвлекло на миг Лашанс и Сьюзен этого оказалось достаточно. Оттолкнувшись от пола, она прыгнула вперед и сбила с ног убийцу, после чего они вместе упали перед журнальным столиком. Нож вылетел из рук убийцы и ударившись об стену залетел под кровать, оставив на ней глубокую борозду. Мертвая девушка явно не ожидала такого поворота событий.

Странное существо завопило от гнева и обиды, а в это время кто-то уже вламывался в дверь. Судя по ударам, ее пытались взломать, но она как не странно оставалась целой и невредимой. За дверью что-то кричали, но голос был настолько приглушен, что Сьюзен не могла разобрать ни слова.

Она вскочила на ноги и ринулась к двери, но тут же ее босую ногу схватила холодная рука и потянула на себя. Потеряв равновесие, Сьюзен полетела вниз, выставив вперед руки. Лежа на полу, в трех шагах от двери, Сьюзен закричала от отчаянья, а в это время мертвое тело убийцы поползло по ней, готовое в любой момент дотянуться руками до ее шеи.

— Куда же ты, сука?! От меня тебе не уйти! — хрипело оно, трясь своим телом об нее. — Зачем ты это сделала, а? Он не достоин жизни! Он изменник! Иуда! Неужели тебе нравится быть униженной?! — Тонкие длинные пальцы сомкнулись на ее шее. — Ладно, сука! Если тебе это нравиться, то и я буду поступать с тобой также! Хочешь, а?! Не слышу ответа!

Лежа на полу, прижатая телом мертвой девушки, Сьюзен понимала, что это небольшое расстояние до двери, теперь было непреодолимым для нее. Она вытянула вперед руки, не отводя взгляда от дверной ручку, но до нее еще было ой как далеко.

В это время Уолтер, с испариной на лице, пополз к ним. Шок притуплял боль и он выжимал из себя все оставшиеся силы.

— Оставь ее! — прокричал он, при этом из его рта разлетелись по сторонам кровавые брызги. Он сделал еще одно усилие и его рука сомкнулась на щиколотки трупа. Собрав последние силы, он потянул ее на себя, при этом чувствуя, что больше не может сдерживать себя и теряет окончательно сознание.

Мертвая девушка соскользнула с вспотевшего тела Сьюзен, при этом оставляя на ее спине глубокие царапины от ногтей. Сьюзен ничего этого не почувствовала, она тут же вскочила на ноги и обеими руками схватилась за ручку двери, которая не переставала вертеться, а дверь ходить ходуном.

— Сьюзен! — послышался голос за дверью, все такой же далекий, но уже более четкий.

— Тим? Тим! — прокричала она и потянула на себя дверь, но та не поддалась. Она попыталась еще раз, но с тем же результатом. За спиной совсем по-собачьи зарычала Лашанс. Сьюзен оглянулась и в тот же момент успела увидеть как та, с невероятной силой бьет Уолтера стопой в подбородок, от чего хватка Кэмпбелла сразу ослабевает.

— Не смей бить его, тварь! — диким голосом прокричала Сьюзен, от чего ее страх немного отступил. Она перестала бессмысленно тянуть ручку двери и провернула ключ в скважине двери. За дверью Тим вновь потянул за ручку, но дверь по-прежнему оставалась запертой.

— Что же это такое! — взвыла Сьюзен и в тот же момент дверь без проблем поддалась ей, и на пороге материализовался Тим Ашер, не на шутку обеспокоенный и слегка удивленный. Сначала Сьюзен решила, что за удивление она приняла другое чувство, но вскоре поняла, что не ошиблась.

Она напрочь забыла, что была лишь в одном нижнем белье без верха. Не раздумывая долго, Тим резко потянул ее к себе, вытаскивая в полуосвещенный коридор.

— Уолтер! — только и произнесла она.

Тим кивнул и добавил:

— Стой здесь.

— Осторожно! — прокричала она ему в спину, когда он вошел в их с Уолтером номер и тут же с диким криком, с вперед вытянутыми руками, на Тима кинулась бледное существо женского пола. Тим долго не раздумывая о правильности своих действий, со всей силы ударил бегущую на него девушку ногой в грудь. Раздался страшный звук ломающихся ребер и Лашанс, раскинув руки словно распятая, отлетела к стене, сбросив с нее картину.

Тим, действуя с невероятным хладнокровием (после встречи с Хорном, обнаженные мертвячки его мало чем могли напугать), схватил Уолтера под мышки и потянул его к двери.

Они уже были почти вне номера, когда чудовище, в более или менее человеческом обличии, вновь кинулось на них.

— Закрой дверь! — крикнул Тим Сьюзен, и та незамедлительно подчинилась, захлопнув дверь прямо перед носом безумной девицы. В дверь начали вламываться, но та, странным образом, оказалась запертой, также как и минуту назад была запертой с этой стороны.

— Ей не выбраться, — успокоил Сьюзен Тим, опуская Уолтера на ковер.

Сьюзен, похоже, удовлетворил его ответ, так как она быстро перевела свой взгляд с 206-го номера на своего парня и присоединившись к Тиму, упала на колени рядом с ним. Она быстро приложила указательный и средний палец к шее Уолтера, пытаясь нащупать аорту. Спустя короткое время она облегченно вздохнула:

— Он жив и пульс очень учащен…впрочем, как и у меня самой.

Тим неловко отвел от нее взгляд, после чего снял с себя рубашку, оставшись в майке с короткими рукавами и передал ее Сьюзен. Сначала она не сообразила, зачем ей его рубашка, а оглядев себя, покраснела от смущения. Поблагодарив Тима, Сьюзен взяла его одежду и натянула ее на себя, застегнув почти все пуговицы, оставив лишь верхнюю.

— Ему нужно в больницу, — подметил очевидное Тим.

Сьюзен разорвала майку Уолтера и с болью в глазах оглядела его окровавленное тело. По ее щекам потекли слезы и она, наклонившись к нему, прижалась губами ко лбу Уолтера.

— Только не умирай, — прошептала она. — Ты нужен мне. Ты не представляешь, насколько сильно ты нужен мне. — Она целовала его лоб и прижимала ладони к его щекам.

Тим хотел было отвернуться или даже отойти, но тут ладонь Сьюзен прошлась прямо по тому месту на щеке Уолтера, где должен был быть глубокий порез.

— Что за…, - выдавил Тим и сам дотронулся до щеки Кэмпбелла, а затем и до живота. — Сьюзен, дай мне пожалуйста платок. Он в кармане рубашки. — Она быстро дала ему белый платок, при этом тоже не отводя заплаканного взгляда от ран. Тим провел платком по щеке Уолтера, расчищая ее от начавшей запекаться крови. Вместо глубоких ран нанесенных мясницким ножом им открылись участки совсем неповрежденной кожи. Не было ни шрамов, ни даже полос. Ничего, словно кровотечение все это время шло из кожных пор.

— Что за чертовщина здесь происходит? — пожелала знать Сьюзен Робертс посмотрев на Тима.

— Сам не знаю, — покачал головой он в ответ, продолжая смотреть на исцеленные раны Уолтера. Насколько глубокими они были, он не знал, но количество крови говорило само за себя.

— Тогда откуда ты знал, что ей не вырваться из номера, стоит только захлопнуть перед ней дверь?

— Я… просто предположил.

Сьюзен недоверчиво поглядела на парня, с которым она чуть было не изменила Уолтеру и замолчала, понимая, что данный разговор окончен.

Тим встал с колен, чувствуя легкую тошноту и головокружение, как после нескольких бутылок пива.

— Побудь с ним, а я пока попытаюсь докричаться до остальных.

Уолтер замотал головой и что-то нечленораздельно промычал, словно человек, которому снился дурной сон. Сьюзен погладила его лоб, затем поцеловала в губы и тоже встала.

— Похоже, с ним все будет в порядке. Ему нужен только покой. Я лучше тебе помогу.

Тим кивнул и подошел к 207-му номеру.

3.

— Как ты здесь оказалась?

Отойдя от двери, Мэри осторожно подошла к постели, где лежали ее джинсы и свитер с высоким воротником, при этом огибая свою мать, пытаясь сохранить «безопасную» дистанцию.

— Я сбежала из больницы, — с грустной улыбкой на лице ответила ей мать. — До сих пор удивляюсь, как мне это удалось. Похоже, они решили, что такому потерянному человеку как твоя мать, ничего подобного в голову не взбредет. Они все считали меня сумасшедшей. Возможно, они и были недалеки от истины. Ну а потом, все решало время. Сначала был долгий путь на северо-восток. От матушки-настоятельницы я узнала, что ты сбежала из общины, также как и я из этого клоповника, в котором прожила все эти годы. Также как и ты, я сбежала, не оставив даже записки и надеялась, что они не начнут мои поиски.

Мэри быстро натянула джинсы. Не отводя взгляда от матери. Непонятно откуда взявшийся холод, начал медленно убираться восвояси и с волос Мэри вновь начало капать. Она слушала свою сорокалетнюю мать, которая выглядела как великовозрастная старуха и понимала, что та недоговаривает чего-то или же в ее словах нет и вовсе правды. И это понимание наполняло ее душу неприязнью к этой немощной женщине. Никаких теплых чувств к ней она испытывала.

— После твоего побега, матушка обратилась в полицию и те от своих массачусетских коллег узнали, что ты стала студенткой бостонского университета и матушка решила, что больше не нуждаешься в ее помощи. Она мне сообщила твой адрес, так как считала, что нам стоило о многом поговорить. Доехав до Бостона, куда меня довезли добрые люди, я узнала от твоей подруги Бренды, что ты с друзьями уехала в…

— Барбара.

— Что, дорогая?

— Ее зовут Барбара, а не Бренда. И она мне не подруга.

Мать кивнула ей в ответ и продолжила:

— Ты уехала со своими друзьями в Колорадо и я вновь пустилась за тобой вдогонку.

«Пустилась вдогонку». От этих слов Мэри даже содрогнулась. Она даже представила себя бегущей по коридору, а за ее спиной скрипят колеса инвалидной коляски и слышен дикий смех ее матери.

— Я доехала до Колорадо-Спрингс на автобусе с очень милыми людьми, которые ехали на некий концерт под названием толь «Господь бережет свою паству» толи «Бог помнит каждого по имени». Они дали мне с собой немного еды и денег. Благодаря ним я и добралась до этого городка. Так как здесь был только один отель, я тебя быстро нашла.

— И тебе так все и выложили? Назвали мой номер, дали ключи и даже помогли подняться на второй этаж?

В побелевших водянистых глазах мелькнула обида и морщинистые уголки губ ее матери опали. Но все это Мэри смогла уловить лишь в течение одной секунды, когда за ее спиной засияли разряды молний.

— Нет, дорогая. Когда я въехала на своей коляске в вестибюль отеля, там никого не было. Я посмотрела в журнал и нашла в нем твое имя. Ты не представляешь, как я обрадовалась. Под столиком диспетчера, я нашла универсальный ключ и с ним уже поднялась вверх на лифте.

— И ты думаешь, я во все это поверю?!

Ее мать замолчала, сунула руку за спину и достала оттуда смятый в комок платок. Вытерев дрожащей рукой мокрые глаза, а затем опустила ее чуть ниже и вытерла слюнявый рот.

— Я не жду от тебя прощения, так как понимаю, что я его не заслуживаю. Но одного я прошу у тебя — не относись ко мне предвзято во всем. Я не хочу, чтобы ты считала меня посторонним человеком, от которого стоит ожидать только лжи и предательства. Я искренне пытаюсь найти к тебе подход, достучатся до тебя, попытаться наладить с тобой отношения и прекрасно понимаю, что ты не можешь и не должна, простить меня тут и сейчас. Но я готова ждать столько сколько ты посчитаешь нужным. — Мэри захотелось прокричать, чтобы она перестала говорить, ей не хотелось больше слушать речей раскаянья Инесс Рирдон. Боялась, что этими словами она проникнется к матери и не сможет не зарыдать, а заодно и простить. Но она так ничего и не произнесла, в то время как ее мать продолжала: — Все эти восемь лет бессонных ночей я думала о тебе и молила Бога, чтобы он дал тебе силы простить тебя. Не сейчас, а хотя бы на моем смертном одре, так как боялась умереть с этим тяжелым камнем на душе. Пусть обо мне забудут на второй же день, но только чтобы не умирать непрошённой. И я писала тебе в надежде, что один раз ты мне ответишь. Но, к сожалению, ответного письма я так и не дождалась.

— Я ничего не получала, — услышала собственный голос Мэри, хотя и не подозревал, что хотела сказать эти слова. Она тут же осадила себя в уме за это вранье, ведь матушка-настоятельница могла сказать ей совсем об обратном. Но Инесс Рирдон только кивнула в ответ, глядя на залитое дождем окно.

— Я была плохой матерью, возможно даже самой плохой на свете.

«Нет!» — захотелось прокричать Мэри. — «Ты была не самой плохой матерью. Всему виной был Тадеус Гришам. Он! И только он!»

— Моя эгоистичность погубила твое детство, милая. А ведь детство должно быть самым счастливым мгновением жизни. А я тебя лишила его. Прости меня за это! — Голос Инесс заскрежетал и повысился на несколько октав. Затем последовали всхлипы. — Я знаю, о чем ты думаешь — что осознания моей неправоты пришло ко мне лишь когда я лишилась ног. И ты будешь права. Осознание — да, но любовь…любовь к тебе всегда была в моем сердце. Ты можешь не верить мне, но это так. Я всегда любила и буду любить тебя. И пусть делают со мной все что угодно, но я никогда больше не отрекусь от тебя. И если ты даже сейчас проклянешь меня, то я пойму и не обижусь, ведь я не тот человек, которому следовала в подобной ситуации обижаться. — Повернув лицо к Мэри, полное горя и раскаянья, она продолжала улыбаться ей.

Не в силах больше стоять бесчувственной статуей, Мэри разрыдалась и подбежала к матери, упав на колени и обняв ее костлявые ноги.

— Прости меня, мама! Прости!

— Ну, что ты, девочка моя, это я должна просить у тебя прощения, — взревела и ее мать, неистово гладя ее по волосам.

Запах исходящий от больничной робы ее матери был смесью из стирального порошка и засохшей мочи, а от нее самой несло заплесневелым сыром и ничего что могла напомнить Мэри о прошлом. И все же это была ее мать, по крайней мере, так думала Мэри Рирдон.

Часы пробили одиннадцать раз и эти удары постепенно начали выводить Мэри из транса. Слова матери полностью поглотили ее разум, но теперь она начала вспоминать то, о чем быстро забыла. Она вспомнила звонок, который был аккурат перед тем как она пыталась спастись бегством из своего номера. На другом конце провода, словно за казенный счет самого дьявола, ей ответил Тадеус Гришам, чья душа, в данный момент, могла быть только аду. Конечно, все это могло быть только ее разыгравшейся воображение, но откуда взялся неожиданный холод, который покрыл льдом ее влажные волосы?

Словно прочитав ее мысли, от легкого поглаживания мокрых волос, ее мать остановилась у ее шеи и, как смертельно больной человек, в конвульсиях сжимает покрывало больничной постели, сжала ее, найдя пять болевых точек.

— Так ты говоришь, что не получала моих писем? — все также ласково, в полголоса спросила ее «мать». — Странно, ведь твоя матушка-настоятельница говорила мне совсем о другом.

— Мама… мне больно, — сдавленным голосом произнесла Мэри, чувствуя, как от шеи по всему телу пошла горячая волна боли.

— А мне, по-твоему, не больно выслушивать твою ложь?! — ласкового голоса как небывало, вместо этого Инесс Рирдон почти кипела от ярости. — По-твоему, мне приятно было глядеть на твои мерзкие лживые глаза, когда ты мне говорила о том, что ты не получала моих писем?!

Лже-Инесс Рирдон сжала еще сильнее ее шею и из глаз Мэри брызнули новые слезы, а вместе с ними и яркие искорки. Сила у дряблой старухи или у того существа, которое выдавало себя за старуху, была немереной. Боль достигла своей наивысшей точки, после чего чувствительные рецепторы девушки дали сбой — исчезло обоняние, в глазах заплясали темные пятна, уши казалось, забило ватой, руки и ноги стали каменными, исчезли боль и страх, — она начала терять сознание.

— Все это время я мечтал только о мести. — Это был голос не ее матери или даже не совсем ее матери. Он смешался с интонациями голоса Гришама и если бы Мэри смогла поднять голову, она бы увидела в инвалидном кресле своего отчима с редкими седыми волосами своей матери. — И мысли о том, что я с тобой сделаю, звучали в моем мозгу музыкой.

Теряя сознания Мэри, думала о том, что глупее человека, чем она сложно найти на свете, а ее угасающий разум успокаивающе твердил ей, что вскоре это звание перейдет к кому-нибудь другому, ведь жить ей оставалось совсем не долго.

Старуха, без малейших усилий, покинула свое кресло, потянув за собой и Мэри. Монстр, в обличие ее матери, протащил ее по полу несколько шагом, после чего с легкостью отшвырнул Мэри к стенке. Она отлетела, ударилась спиной и упала на пол без малейшего движения.

Сознание, медленно, но начало возвращаться к ней спустя некоторый промежуток времени, донося до ее слуха неистовые удары откуда-то с нижнего этажа отеля. Похоже, стучали в дверь фойе.

— Мэри! Мэри! — доносились крики из далекого-далека.

«Наверное, в отеле работает девушка, которую тоже зовут Мэри», решила она, не в силах пробить стену забвения.

— Ее нет дома! — взревел ликующий страшный голос. — Моя девочка не водит шашни с дворовой шпаной! Пойдите прочь!

— Мэри! — не унимался голос с нижнего этажа.

В глазах Мэри начало проясняться и она смогла сфокусироваться на чем-то светло-сером среди черных тонов комнаты, заодно и голоса стали приближаться. Кто-то кричал ее имя и явно, за дверью, а не с первого этажа. Разряд молнии осветил комнату, а вместе с ней и сгорбленную фигуру тролля в белом одеянии.

«Для полного эффекта не хватает высокого белого колпака. Да, а еще и факела», подметила Мэри Рирдон, все еще не выйдя из прострации. «Только так это уже не будет тролль, а член Ку-клукс-клана», после этого умозаключения, она даже усмехнулась.

Зашевелившись, Мэри попыталась встать. Первая попытка провалилась, но она тут же пошла на вторую, но с тем же успехом. Помотав головой и отогнав последние цветные пятна, что витали над ней, Мэри все-таки удалось встать на ноги, но все еще пошатываясь и держась за стену.

— Мэри, просто подойди и открой дверь! — кричал кто-то за дверью и продолжал стучать.

«Инесс Рирдон» отвернулась от двери и перевела мутный прищуренный взгляд на стоящую у стены девушку. Ее губы разошлись по сторонам, обнажив черную впадину рта.

— Все здесь смерть, Мэри, — произнесла старуха грубым басовитым мужским голосом. — Все пропитано ею — вода, земля, воздух. Даже люди….особенно люди. Одни знают об этом, другие только догадываются. Но так или иначе они все это чувствуют. Чувствовали и де Зеттолли и Лоттреки и Стенхоупы и Робинсы и Грейблы. Они все это чувствовали. Вскоре это почувствуешь и ты со своими друзьями. — Существо в белой больничной робе захохотало и сделало пару шагов навстречу Мэри. — Вскоре вы впитаете этот запах, некоторые из вас уже пахнут, включая тебя.

Ее «мать» теперь больше напоминала не немощную старуху, а злого гнома из скандинавских сказок, который готов пойти даже на убийство, лишь бы сохранить добытое нечестным трудом золото. От страха, Мэри прижалась вновь к стене. Ее мысли, казалось, случайно напомнили ей о днях проведенных в общине. Не обще взятые, а лишь те дни, когда они вели долгие беседы с отцом Вениамином, тем самым, которого убил один из прихожан. Отец Вениамин был высокий седеющий мужчина, которому было слегка за пятьдесят. На его открытом и в то же время, мужественном лице, всегда играла кроткая улыбка. Его мягкий отчетливый голос, казалось, был просто создан для того, чтобы рассказывать о силе Господа, о его любви ко всему живому и о должности каждого искупать грехи. Когда он говорил, у Мэри не появлялись мысли о фанатичности проповедующего, как часто бывает с теми, кто несет Слово Божье с экранов телевизора. Он просто был верен своему делу и делился им с теми, кто хотел его слушать. Он вел с ними беседы на разные темы, которые могли их заинтересовать и пытался отвечать на вопросы не только с точки зрения библии. И когда он попросил их выучить один из псалмов на выбор, то никому из девушек даже на ум не пришло увильнуть от этого дела, так как почти боготворили его. И когда отца Вениамина убили, ни одна из послушниц не осталась равнодушной к произошедшей трагедии. Почти на протяжении трех дней по всей общине раздавались нескончаемые крики и рыдания.

Стоя перед матерью-демоном, Мэри вспомнила день, когда она читала свой псалом перед отцом Вениамином и уверенность, что ей удастся выбраться из этой комнаты живой, росло на глазах.

— Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях.

Старуха скривилась и замерла на полушаге. Ее костлявое тело вздрогнуло как при громком неожиданном звуке.

— …и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.

— Мэри, что ты делаешь? — недовольно поинтересовалась старуха, но теперь голосом ее матери. Теперь в нем не было ничего от ее отчима. — Кончай, эти слова тебе ничем не помогут. Твоя жизнь уже не принадлежит тебе. Твоя душа не принадлежит тебе, даже твоему горячо-любимому Богу.

Старуха явно начала испытывать сама страх перед ней и это только прибавляло сил Мэри. Не прекращая говорить, Мэри отступила от стены и пошла на встречу к демону:

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.

— Мэри послушай, послу…

— Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.

— Послушай же!!

— Так, благость и милость да сопровождают меня…

Старух что-то злобно выкрикнула на непонятном чужом языке и начала отступать. Мэри показалось, что это был идиш, но уверенности в этом не было.

— Ну ладно, — произнесла старуха, сев обратно в кресло и покатив задним ходом обратно к ванной комнате. — Эта битва за тобой, но войну тебе не победить. Тебе не выбраться из города живой. Тебе предначертано здесь остаться навсегда. Мы обязательно еще встретимся и тогда, тебе не поможет стишок из библии.

С этими словами, старуха резко развернулась на скрипучем инвалидном кресле и въехала обратно в ванную, а дверь за ней с грохотом захлопнулась.

— …во все дни жизни моей и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Не веря еще в столь неожиданное спасение, Мэри побежала к двери и, провернув ручку, потянула ее на себя.

4.

В номер постучали, мощно колотя кулаками, но эти удары казались притупленными, словно с внешней стороны дверь была покрыта пуховым матрасом.

Майк не помнил, через какой промежуток времени он обратил внимание на стук, да и это не было столь важно — зачем надо было отвлекаться на посторонние звуки в столь сладострастные минуты. Оседлавшая его девушка, похоже и вовсе ничего не слышала, продолжая как ни в чем не бывало фрикции, часто меняя темп и движения.

Сколько времени прошло с тех пор, как он вошел в 204-ый номер? Как Майк не старался, он все же не смог вспомнить. Безостановочные движения девушки действовали на него также как и маятник в руках гипнотизера, не давая ему сосредоточится — стоило лишь о чем-то подумать, как он спустя уже пару секунд обо всем забывал.

Его пребывание в номере отеля могло длиться полчаса или полтора часа. С тем же успехом он мог сказать, что совокуплялся с партнершей на протяжении почти всей ночи и с минуты на минуту окно осветит робкий свет зари.

— Открой, Майк! Ну же, Майк!

Да, теперь ему удалось расслышать и голоса, а не только стуки в дверь и тут же на него накатила очередная волна наслаждения, какого он еще не испытывал доселе ни разу, от чего он прохрипел как пробудившийся от спячки медведь и заулыбался во весь рот. Крики за дверью мгновенно потонули в уютной тишине комнаты.

Сколько раз он успел кончить? Хватит у него презервативов? Использует ли он вообще презервативы? Все это не имело значение, все это было второстепенным. Главное чтобы девушка не останавливалась и чтобы эти волны блаженства не отступали. Беспокойные мысли о том, что в дверь кто-то стучал, стерлись из его памяти и он вновь полностью расслабился, найдя в себе силы лишь на то, чтобы сомкнуть ладони на ее талии. Девушка опустила голову и ее длинные мягкие волосы защекотали ему лицо и грудь.

Их движения навстречу стали неистовыми, крики в унисон завибрировали над потолком и Майк понял, что готов к великому финалу, который должен был стать их общим.

Как только кульминационный момент данного акта, забытого какого по счету, подошел к концу, девушка, без малейшей остановки, ринулась вновь в бой и Майк, с удивлением понял, что желания продолжения не пропало не только у нее. Умело использую мышцы влагалища, она не позволила его члену обмякнуть, сохранив его в стойком состоянии.

— Откуда ты…всему…научилась, — со сбитым дыханием поинтересовался он, но девушка ничего ему не ответила, а только ускорила темп, чего, казалось, сделать было невозможно еще секунду назад.

Он невероятно устал, так устают, наверное, только спортсмены бегущие марафон или шахтеры под конец рабочего дня и все же он был готов продолжать, он жаждал продолжения. Он хотел ее так, как даже не хотел ее при первом их знакомстве.

— Я…люблю тебя, — произнес Майк, хотя и не догадывался, что собирается произносить столь громкие слова. Но в эти минуты, он в них верил. Для него перестали существовать все женщины на свете и осталась только она и…

До его слуха вновь донеслись крики и удары в дверь.

— Черт! — выругался он. — Чего им надо!

Он приподнялся с постели и резко перевернул девушку на спину, при этом оставаясь внутри нее. Она сплела ноги на его пояснице и Майк продолжил быстрые движения крестцом. Девушка застонала, впилась ногтями в его спину, а зубами в левое плечо. Боль только усилила наслаждения и он увеличил силу ударов, стараясь войти в нее как можно глубже, пусть даже это и причиняло ей боль.

Майк Доннахью закрыл глаза и к нему тут же пришло видение.

Он стоит на широкой прямой дороге из желтого кирпича, которой невидно конца, а по обе ее стороны растут огромные ярко-красные маки, в цветении своем напоминающие братьев-близнецов — нет ни одного нераскрытого, ни одного опавшего. Нет даже более высоких или более низких — все подведены под один рост. Воздух пропитан запахом цветов и солью морского бриза. Маки, как и дорога, исчезают за горизонтом, от чего желтый цвет кирпича прорезает на две половины весь этот цветочный красный ковер.

Небо над ним чистое и ясное, необычайно голубого цвета. Хотя недостатка в свете нет, солнце на небосклоне отсутствует.

Его окружает полная тишина и спокойствие. Несмотря на бриз, все вокруг него полностью лишено движение, но стоит ему сделать шаг вперед, как все вокруг оживает. Маки зашевелились, синхронно качая большими «головами» из стороны в сторону, птицы, до этого увязшие в небе, начинают парить, шмели слетают с одного цветка на другой. С севера доносятся до его слуха звуки оркестра.

Над головой слышен крик хищной птицы, оставляющей огромную тень на дороге. Пролетев вперед, она планирует и медленно опускается на кирпичную тропинку, словно авиалайнер на посадочную полосу.

Майк, не отводя заинтересованного взгляда, смотрит как та, вытянув когтистые лапы, стыкуется с землей. Посадка оказывается не такой неуклюжей как у остальных огромных птиц, стервятников или грифов, без раскрытия крыльев и прыжков до полной остановки. Она просто опускается на дорогу и слаживает крылья.

Волнения начинают одолевать Майка Доннахью — все вокруг осталось прежним и все же есть и изменения, неведомые человеческому глазу, но улавливаемые разумом.

Птица начинает увеличиваться в размерах — она становиться выше, а перья, теперь, больше походят на шелковое черное платье. И Майк начинает понимать, что никакая это не птица, а женщина, которая неторопливо поднимается во весь рост. С этого расстояния он может разглядеть лишь то, что девушка стоит к нему спиной и то, что у нее длинные белокурые волосы.

Ветер приподнимает ее волосы и подол платья и тут же все вновь замирает, словно на полотне картины.

Майк делает еще один шаг вперед и большое расстояние между ним и девушкой стирается. Теперь, чтобы дотронуться до ее плеча, ему нужно только вытянуть руку. Девушка продолжает игнорировать его, стоя к нему спиной.

Положив руку ей на плечо, он поворачивает ее к себе лицом и та, без малейшего сопротивления, подчиняется.

Майк вздрагивает, стоит только ему узреть ее лик, но руку он не отводит в сторону. На него смотрят два разных лица — левая половина принадлежит девушке-диспетчеру, с которой он ночь напролет занимается сексом, а вторая половина принадлежит девушке-соседке, в изнасилование которой он участвовал в подростковом возрасте.

Внезапно, все поворачивается вспять — пение птиц и звуки оркестра замолкают, ветер усиливает свою силу и волосы оборотня летят ему в лицо. Маки с умопомрачительной быстротой начинают сжиматься, сворачиваться и чернеть. Ветер срывает лепестки и черная волна прокатывается от горизонта в его сторону, с диким шелестящим звуком. Свет постепенно меркнет, а из земли начинают вырываться черные бесформенные тени. Их злобные крики доносятся со всех четырех сторон.

Кожа на вытянутой руке Майка приобретает серый оттенок и словно пепел, начинает распыляться. Штормовой ветер уносит пепел, оставляя лишь белую кость вместо руки. Его плоть быстро сгорает и как раковая опухоль, распространяется и на все оставшееся тело, превращая его в скелет.

Майк поднимает голову вверх к небу и начинает истошно кричать, пока его голосовые связки не уничтожает невидимое пламя…

Он продолжал кричать даже тогда, когда видение исчезло и он смог видеть перед собой девушку-диспетчера, которая с недоумением и ужасом смотрела на него, а он в это время продолжал работать тазом, ускоряя ритм. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…

Она схватила его за лицо ладонями и начала звать его по имени, пытаясь перекричать его. И ей это удалось — Майк постепенно начал приходить в себя, а крик сходить на убыль. Хотя еще какое-то время его взгляд оставался диким, смотрящим в пространство.

— Майк, все в порядке, — смотря прямо на него, произнесла Кристин, продолжая сжимать его лицо своими ладонями. — Все хорошо, ничего страшного не случилось. Мы в твоей комнате.

Майк Доннахью, наконец, обратил свой взгляд на нее и все же в голове продолжали вспыхивать яркие образы видения. Он громко сглотнул и полностью прекратил движения бедрами. Его сбившееся дыхание, да тиканье настенных часов заполняли тишину комнаты.

— Никогда не видела, чтобы мужчины так бурно кончали…хотя, сдается мне, что в этот раз у тебя не было оргазма.

Майк никак не ответил на ее иронию, а только перевернулся на спину и закрыл ладонями глаза, все еще продолжая тяжело дышать. Девушка, недолго думая, тут же забралась на него сверху и, схватив его за член, попыталась его весть в себя, но Майк резко осадил ее, почти отбросив в сторону, при этом подумав о том, что для своего хрупкого стана, она была слишком тяжелой.

— Да что с тобой?!

— Дай мне прийти в себя.

— Я могу тебе гораздо быстрее помочь, — игриво прошептала она и вновь подползла к нему, после чего начала осыпать его тело поцелуями, от головы, опускаясь все ниже.

Майк уже было снова начал испытывать большое желание, как в дверь громко постучали.

— Кто это? — смутно он помнил, что стучали уже не в первый раз, но точной уверенности в этом у него не было.

— Хм? — Кристин уже дошла до его паха, когда Майк ее вновь отстранил от себя и потянулся за штанами.

— В дверь стучали, — сказал он и принялся натягивать на себя одежду.

— Ты куда? — с обидой в голосе позвала она его.

— Стучат ведь…

— Пусть стучат, потом уйдут. Я все еще голодна, Майки.

— Это может быть что-то важное, — непреклонно отозвался он, застегивая ремень на брюках, при этом слегка удивившись, когда он сомкнулся на его талии не на первой дырочке, как обычно, а на второй.

— Я тебя не отпущу, — с этими словами она прижалась к его спине и сплела руки у него на шее. Он не стал с ней церемонится, а грубо разорвал ее объятия и уверенным шагом подошел к входной двери. — Оденься или прикройся.

Майк хотел было провернуть ключ в замке, но того там не оказалось. Он провел по скважине подушечками пальцев, словно не доверяя окончательно своим глазам и тут же задался вопросом — а закрывал ли он дверь вовсе?

«Конечно, закрывал иначе стучавшие в дверь с таким неистовством давно бы ее уже открыли».

— Твою мать! — выругался он. — И куда я его дел, спрашивается…

— Майк!

Это был явно голос Тима и его друг был явно чем-то обеспокоен.

— Тим, я сейчас…

— Майк! О, Майк, как ты? С тобой все в порядке?

— Конечно, дружище. А что со мной могло стать? Я ведь…

— Открывай дверь! Ну же!

— Да я бы с радостью, да только ключ не могу найти! — За его спиной Кристин зашуршала своей одеждой.

— Он с этой стороны, Майк! Просто проверни ручку двери!

— Где он? — Майк решил, что он ослышался. Как ключ мог быть с другой стороны и при этом Тим вламывался в дверь? Что за бред?

— Просто поверни ручку!

Майк так и сделал и дверь без малейших проблем отворилась.

Перед ним стоял Тим, с читаемым ужасом на лице.

— Ну? Из-за чего весь сыр-бор? — он выглянул в коридор и увидел еще более странную картину. Сьюзен в рубашке на голое тело стучалась в 208-ой номер, как и сам Тим ранее в его комнату. Мэри Рирдон, в это время пыталась докричаться до постояльца 203-го номера. Затем его взгляд остановился на окровавленном теле Уолтера, лежащего посередине коридора. Но прежде чем Майк успел что-либо спросить, Тим потянул его на себя.

— Выходи из номера, быстро! — но как только он увидел девушку-диспетчера за спиной Майка, его лицо изменилось от страха. Но этот страх отличался от того, что он испытывал к Хорну, — это был страх за своего друга. Но безобидное удивление девушки, слегка вернуло ему спокойствие, хотя за последние три часа, Тим не чувствовал спокойствия хоть в чем-либо.

— Тим, что произошло? Что с Уолтером? — разводя руками, почти прокричал Майк, ступая на ковер коридора. Девушка по-прежнему держалась за его спиной.

Ничего не говоря, Тим взялся за ручку двери и прежде чем ее закрыть, осмотрел полутемное помещение.

— Кого ты там ищешь? Ради Бога, ответь мне!

Тим стоял перед ним весь в напряжение и с подозрительностью глядел на новую знакомую Майка. Следуя его примеру, Майк обернулся и, как ему показалось на мгновение, Кристин испытывала страх перед его другом.

— Кто она такая? — с холодной резкостью осведомился Тим.

— Это Кристин, диспетчер отеля.

— Что случилось с вашим другом? — спросила она, выходя из-за спины Майка.

Наконец Тим расслабился и отвел пристальный взгляд от девушки.

— В этом отеле происходит нечто необъяснимое, с точки зрения здравомыслия. Похоже, что все эти истории о проклятие города — сущая правда.

5.

Тим ожидал от Майка нечто вроде «Извини, я не расслышал» или даже смеха, но Майк оставался серьезным. Чего нельзя было сказать о диспетчере — она звонко рассмеялась, после чего закрыла рот руками, видимо вспомнив о других постояльцах отеля. Тим решил, что кроме них больше никаких постояльцев в отеле не было, либо они были все мертвы иначе их получасовая попытка достучаться в двери, обязательно бы кого-то разбудила.

— Простите, — сквозь решетку пальцев выдавила из себя девушка-диспетчер.

Майк сурово поглядел на свою любовницу, но ничего не стал ей говорить, а повернулся опять к другу.

— О чем ты Тим? Я понял, что ты произнес именно то, что и хотел произнести и я тебя правильно понял, но…

— Дело в том, что Уолтера чуть было не убила сумасшедшая девица, — воскликнул Тим, указывая на окровавленного Кэмпбелла, лежащего на ковре посреди коридора. — И я более чем уверен, что девица была ничем иным как ожившим кошмаром Сьюзен.

— Именно ей я производила аутопсию, когда сдавал экзамен у мисс Борвиц, — с дрожью в голосе добавила Сьюзен, подойдя к ним.

Кристин вновь не смогла совладать с собой и засмеялась.

— Заткнись! — зло осадил ее Майк и та тут же подчинилась.

Мэри перестала стучать в дверь, обернулась в их сторону, но от 203-го номера не отошла.

— А я встретилась со своей больной матерью, которая сейчас должна быть в доме для престарелых в Теннеси, — произнесла она. — И я с трудом выбралась из своего номера, прежде чем она мне переломила шейные позвонки.

Кристин приподняла руки вверх и скривила скептически рот:

— Извините меня, конечно, но, по-моему, у вас всех психическое расстройство. Я в этом городе родилась и ничего необычного за все двадцать два года я здесь не видела. Если не считать лабрадора моей подруги Джил — пса выдрессировали произносить слово «мама».

— Мой парень лежит на полу без сознания и весь в собственной крови! — почти накинулась на нее Сьюзен, которая, как и пятнадцать минут назад была лишь в трусиках и рубашке Тима. — Тебе это не кажется необычным?!

И словно услышав, что речь идет именно о нем, Уолтер, с не менее оглушительным криком, чем у Майка во время видения, резко сел с широко открытыми глазами.

Девушки закричали в ответ, а парни отскочили назад. Уолтер, быстро перебирая ладонями, ощупал свое тело. Прошелся по разрезанной окровавленной майке и опустил голову вниз, рассматривая себя. Крик оборвался, после чего он начал хрипеть. Воздух из его легких вырывался со свистом.

Все еще не веря в то, что он остался в живых, Уолтер начал оглядывать своих друзей — Майка, придерживающего одной рукой девушку, что работала в отеле; Мэри, прижавшуюся к стене и с испугом глядящую на него в ответ; Тима, который крепко прижал к себе Сьюзен, и саму Сьюзен, что обнимала Тима.

— Сьюзен….Сьюзен! — сквозь хрип произнес он, с трудом удерживая голову прямо.

Сьюзен вырвалась из объятий Тима и подбежала к Уолтеру, припав к его груди. Крепко прижимаясь к нему, она начала осыпать его лицо поцелуями. Уолтер же, быстро отстранил ее от себя и оглядел ее с ног до головы.

— С тобой все хорошо? Она тебя не ранила?

Свет в коридоре задрожал, то укорачивая, то растягивая тени молодых людей. Где-то за стеной взвыл ветер, от чего Тима передернуло от неприятного воспоминания о своей недавней встрече с ужасным стариком.

— Со мной все в порядке, — успокоила его Сьюзен, с трудом сдерживаясь от радостного крика за своего парня, который выбрался из могилы. — Все обошлось и мы все в порядке. Но нам пока не известно что с Джимом, Робертом и Мелиндой.

Уолтер попытался встать, при этом отказавшись от помощи Тима и Майка, которые подскочили к нему. Но, похоже, он не приобрел до конца власть над своими ногами, которые задрожали и он снова оказался на полу. Но, решив не сдаваться, он предпринял вторую попытку и в этот раз не отказался от помощи Сьюзен и прислонился плечом к стене. В разрезанной майке и с окровавленным лицом, он имел довольно жалкий вид, но его стойкость вызывала уважение.

— Что здесь происходит? — пожелал знать он, но его взгляд был устремлен исключительно на Тима Ашер, словно тот был во всем этом если не замешен, то больше всех осведомлен.

— Над городом нависло проклятие и мы в его эпицентре, — ответил ему Тим.

— Ну, ты и сморозил, — хохотнула Кристин.

— Кончай, а! — накричал на нее Майк. — Этих людей я знаю не первый год, а Тима, я знаю с детства. И, если они о чем-то говорят — значит, так оно и есть, — сколь бы невероятно звучали их утверждения.

Уолтер отстранился от стены и Сьюзен тут же приготовилась его подстраховать, но он остановил ее и сам поднялся на ноги. После он сделал первый неуверенный шаг, за которым последовал и второй. Третий ему дался почти без проблем. Все находившиеся в коридоре, смотрели на него с нескрываемым интересом, как на инвалида излечившегося на сеансе экстрасенса. Сьюзен шла за ним, готовая подхватить его, случись ее парню упасть, не смотря даже на то, что Уолтер был почти в два раза тяжелее ее самой. Почти поравнявшись с Тимом и Майком, он отвел взгляд от пола и его слегка качнуло.

— На нас напала сумасшедшая, — проинформировал он их. — Кстати, где она?

— Она заперта, — успокоила его Сьюзен, поглаживая его по спине. — Это была девушка, вскрытие которой я проводила на экзамене.

Уолтер обернулся изобразив на лице недоумение и разочарование.

— Сьюзен, ты сама поняла, что сказала? — Потом разочарование исчезло и осталось лишь недоумение. — Что на тебе одето?

Сьюзен улыбнулась и словно извиняясь, произнесла:

— В этой передряге я не успела одеться и Тим отдал мне свою рубашку.

Уолтер опустил голову и сжал губы. Его спина напряглась, а руки сжались в кулак.

— Этот придурок видел тебя раздетой? Не могла что-нибудь натянуть на себя из своего? Или ты этого и добивалась — решила покрасоваться перед ним в одних трусах?!!

Сьюзен ошарашено открыла рот. Она решила, что просто ослышалась, ведь ее парень, которого она глубоко и сильно любила, не мог вести себя настолько…настолько мерзко и говорить столь неприятные для ее слуха вещи.

— Что ты такое говоришь, Уолтер! Мы с трудом выбрались из номера, где нас могла ждать смерть от рук безумной маньячки и, по-твоему, у меня было время взять что-то из своей одежды?! — Она сильно толкнула его в грудь и Уолтер отшатнулся назад. — А, Тим…да если бы не он, нас…ТЕБЯ не было к этому моменту в живых! Да ты его благодарить должен, а не…

— Ах, благодарить! — проорал Кэмпбелл, расставив по сторонам руки. — Может, мне еще поцеловать его в зад или начистить языком ботинки!

— Уолтер, ты не прав. Я просто предложил…, - Тим не успел договорить, так как Уолтер стремительно оказался рядом с ним, а затем его кулак сильно въехал ему по лицу, после чего в глазах Тима вспыхнули несколько ярких искр. Он не помнил, как упал, но очнулся уже на полу. Как всегда, после хорошего удара, боль пришла не сразу и тут же с верхней губы на пол начала капать алая кровь.

— Что ты наделал! — услышал он истерический крик Сьюзен.

— Друг, ты это зря, — добавил Майк, подойдя к Тиму и прихватив его под мышки, попытался поднять на ноги. — Тебе, несомненно, стоит успокоиться и взять себя в руки.

— Да пошел ты, Майк! — взревел Уолтер. — Ты и твой приятель!

— Я не стану отвечать на твою грубость, — не повышая голоса, заявил Тим, стирая ладонью кровь с разбитой губы. — Но, больше грубости с твоей стороны я не потерплю. Ни в мой адрес, ни в адрес Сьюзен, ни в адрес кого-либо из присутствующих.

Тим только вставал с колен, как Уолтер тут же пошел на него вновь, но в этот раз ему не удалось нанести очередной удар, так как Майк оттолкнул его в сторону. Толчок оказался довольно сильным, от чего Уолтер во второй раз оказался на полу.

Сьюзен уже в который раз за последние сутки, поспешила на помощь.

Уолтер отмахнулся от ее помощи, сам поднявшись вновь на ноги. Судя по дикому взгляду уставленного на Тима, он до сих пор был готов драться. Он и пошел снова в его сторону, но Майк преградил ему путь.

— Успокойся, Уолтер! Выяснения отношений лучше оставить на следующий день.

— Пытаешься отбить мою телку, падла! — проорал Уолтер и Сьюзен вздрогнула всем телом, не от крика, а от его слов. Парень, с которым она хотела жить до старости и иметь общих детей, назвал ее «телкой». Такой боли ей еще не доводилось испытывать. От такой боли не было лекарства. Ей хотелось что-то сказать, накричать на него, обозвать не менее обидными словами, но в место этого на ее глазах навернулись слезы.

— Похоже, Тим никогда не давал тебе повода так думать, — заметил Майк.

Уолтер хотел было противопоставить его словам свои доводы, но осекся и Тим прекрасно знал этому причину.

От злости у Уолтера лицо пошло пятнами, после чего он с трудом оторвал вызывающий взгляд от Тима и обратился к Сьюзен:

— Мы уходим, Сьюзен. Нам нечего делать в этом отеле и в этом городишке.

— Никто никуда не пойдет, — отрезал Тим.

— Если хочешь, можешь оставаться здесь. Майк, ты со мной?

— Нет, Уолтер. Пока Мелл, Джим и Роберт не снами, я никуда не уйду.

— Мэри?

— Им нужна помощь. Мы не можем оставить их. И на улице все еще идет ливень.

— Ну, как хотите. Идем, Сьюзен.

— Я не иду с тобой.

— Что?..

— Ты прекрасно слышал — я с ТОБОЙ никуда не пойду. Мне неприятно находиться с тобой рядом.

Уолтер очень долго глядел на Сьюзен, явно желая найти аргументы в свою пользу, но так и не смог придумать ничего стоящего. Но и сдаваться просто так, он не собирался — схватив Сьюзен за руку, он потянул ее к лестнице. Девушка начала упираться, но Уолтер, словно и не замечал этого.

— Нет!!! Отпусти меня!

Тим, недолго думая, нагнал Уолтера и отвесил ему не менее сильный удар в челюсть. Уолтера отбросило назад, но он смог устоять, хотя его и качнуло сильно, столкнувшись спиной со стеною. Тим прижал к себе Сьюзен и, чеканя слова, подчеркнул:

— Она с тобой никуда не пойдет. Твой опрометчивый шаг может стоить тебе и ей жизни.

Слегка пошатываясь, Уолтер усмехнулся, оскалив окровавленный рот.

— Пойдет, — он отхаркнул кровавый сгусток на пол.

— Эй! — воскликнула недовольно диспетчерша Кристин, видя, как с ее рабочим местом плохо обходятся.

Уолтер перевел взгляд на нее, после чего с безразличием спросил:

— А ты кто еще такая?

— Я работаю в этом отеле, — с неуверенностью ответила она, словно поняв, что сделала большую ошибку, заговорив.

— Значит, ты несешь ответственность за все здесь происходящее? — сплюнув вновь на пол, Уолтер Кэмпбелл, как пьяный моряк во время шторма на море, качаясь, пошел на нее. Но Майк, без лишних разговоров, прикрыл ее собой и теперь перед Уолтером стояли двое решительно настроенных парней.

— Значит так, двое против одного. Майк, не могу поверить, что ты против меня.

— Я не против тебя, Уолтер, — спокойно произнес Майк. — Я против твоих действий.

— И вы думаете остановить меня? Я уйду отсюда с Сьюзен и вы мне не помеха.

Тим и Майк лишь скрестили руки на груди и плотнее прижались друг к другу плечами.

В ответ Уолтер лишь расхохотался. Смеялся он долго, с нотками безумства в голосе и от этого смеха у девушек появились мурашки. А когда он успокоился, все смогли увидеть в его глазах отчаянье и бессилие.

— Ладно, — сказал он, делая шаг назад. — Пусть остается. Лицемерную дешевую шлюху можете оставить себе. Но, прежде чем я уйду, я отвечу на твой вчерашний вопрос Ашер — что мне не хватает? Не хватает настоящего бурного агрессивного секса. Или, почему бы и нет, с уклоном в разврат. Поэтому я и был прошлой ночью с Мелл — только она знает чего мне нужно и она одна из тех, кто способна мне это дать. — А потом, обращаясь только к Сьюзен, добавил: — Ты всегда будешь в конце моего списка, дорогуша.

С этими словами он и скрылся за поворотом, быстро спустившись вниз по лестнице. Как только его шаги стихли, Сьюзен не смогла больше все сдерживать в себе и зарыдала. Рыдала она навзрыд, сползая на пол, прижавшись спиной к стене.

6.

Проснулся Джим, как ему показалось, от очень сильного раската грома, после которого задрожали окна. Открыв глаза, он увидел, что до сих пор находился в комнате из своего детства и знакомые запахи окружали его. Выходило, что сон продолжался…

Как такое могло быть, Джим не имел понятия. И все же это не вызывало у него неприятных чувств, хотя он мог поклясться, что уже покинул страну снов. Ну и ладно это лучше, чем мир, в котором безумцы убивают молодых невинных девушек. Да, Джоанна мертва и он больше никогда не сможет поспорить с ней на тему их общего детища «Бостон-Джой ФМ», не дотронется до ее руки как бы невзначай, не бросит в ее адрес веселую шуточку, от которых ее всегда пробирала злость.

Не…

Теперь о Джоанне можно было говорить только с этой приставкой впереди.

И все же он чувствовал себя превосходно. Джим широко зевнул и подтянулся, от чего его шейные позвонки затрещали. Жар во время сна покинул его, а шум дождя за окном действовал успокаивающе.

В комнате было тихо и уже совсем темно, от чего он с трудом различал темные силуэты в спальне — небольшой детский столик с двумя стульчиками, шкаф с его вещами, настольная игра в футбол, а также светильник с диснеевскими персонажами, который сейчас был отключен. Джим посмотрел в окно, за которым незамедлительно сверкнула молния, осветив низкие дождевые облака.

Подтянувшись вновь, Джим Роквелл уже хотел, было, снять с себя одежду и укрыться одеялом, как вдруг произошло то, что все это время молча ожидало его пробуждения. Из-под его кровати раздались те самые голоса, которые преследовали его в воспоминаниях все эти годы:

— Уби-и-ив му-ужа, она-а ду-ума-ала что-о запо-олучи-ит все-о его-о состоя-яние-е, — дребезжал неприятный высокий, почти детский, голос. — Идее-ея ко-онечно-о была-а хо-орошей, но-о не стои-ило-о уби-ивать его-о в но-очь ч четверга-а на-а пятни-ицу-у.

— Это-о еще-о по-очему-у? — вторил ему второй голос, явно принадлежащий брату-близнецу рассказчика.

— Потому-у что-о это-о была-а пятьни-ица 13-го числа-а.

— Хи-хи-хи! — завизжал от смеха второй голос.

— На-а сле-едующею-ю пя-ятницу-у 13-го о-он вернулся-я. Не о-оди-ин.

— А-а с ке-ем?

— Не-е с ке-ем, а с че-ем! С о-огромны-ым то-опоро-ом.

— Хи-хи-хи!

Джим вскочил на диване, сел, подобрав под себя ноги. Его взгляд дико метался по всей комнате, зубы щелкали, а от лица отхлынула вся кровь. Сердце учащенно забилась и начало подниматься к горлу.

— О-он тихо-о о-откры-ыл две-ерь в спа-альнию-ю, ко-огда его-о вдо-ова-а перепи-ихива-алась с их са-адовни-иком. Его-о изу-уро-одованое-е ли-ицо усмеха-алось, обна-ажая-я беззу-убый-й ро-от. О-один гла-аз весе-ел у него-о на-а ще-еке и о-он не пере-естова-ал поли-изыва-ать его я-языко-ом.

Дыхание парня стало быстрым и прерывистым. Непроизвольный стон страха вырвался у него из груди и Джим тут же зажал рот ладонями.

Голоса умолкли. Теперь кроме возбужденного дыхания Джима, в комнате больше ничего не было слышно. Джим с трудом задержал дыхание и прислушался.

Тишина в комнате и дождь за окном. Больше ничего…

Джим уже начал думать, что все произошедшее было не более чем обман слуха — звуковая галлюцинация, рожденная его пока еще полностью не проснувшимся ото сна сознанием. Хотя, оставалось еще кое-что, чего он никак не мог объяснить — комната, которая до боли была похожа на его спальню в отчем доме. Вскоре до его обоняния дошел запах куриных потрохов, а за тем вернулись и голоса:

— По-охоже-е о-он про-оснулся-я, — полушепотом заговорил хриплый голос.

— И что-о? — поинтересовался второй, более скрипучий голос.

Вначале вновь в комнату вернулась тишина, словно его уши заложило ватой, но теперь Джим знал, что эта тишина скоротечна и голоса вернуться вновь, так как запахи никуда не делись.

— А ничего-о! — уже во весь свой дикий смеющийся голос прокричало существо под кроватью. — Пу-уска-ай слу-ушае-ет!

И тут же раздался противный смех обеих тварей, а кровать под Джимом задрожала и пошла ходуном. Джим не выдержал и заорал что есть сил.

Гонимый страхом, он вскочил с кровати на пол, готовый бежать сломя голову, и сразу же ощутил холодную хватку цыплячьей лапки на своей щиколотки. Джим дернул ногой и поспешил к двери. С первой попытки ему не удалось ее открыть, но поняв, что тянет в другую сторону, Джим потянул дверь на себя и выбежал в коридор, свернув направо. Вскоре он признал свою ошибку — так как свернул не туда и теперь приближался не к лестнице, а к двери в комнату его отца. Быстро развернувшись, он поспешил в нужном направлении. В свою комнату он даже не заглянул, но судя по смеху, твари до сих пор прибывали в ней.

Из-за кромешной тьмы, Джим не увидел, где начинается лестница (хотя, в данной ситуации, он, скорее всего бы не увидел ее начала даже при дневном свете) и чуть было не покатился кубарем вниз, точно также как когда-то и его мать. Спасла его быстрая реакция, которая позволила руке вовремя схватиться за перила.

Прыгая через ступени, Джим думал о том, как его мать также как и он сейчас убегала от тварей живущих под кроватью и травящих друг другу жуткие истории, а затем, потеряв равновесие, полетела вниз, ломая при этом себе позвоночник и ребра.

Но это видение быстро покинуло его — главной целью на данный момент был побег из этого дома. А за его спиной, прерывисто дыша, кто-то (что-то) гнался за ним, быстро перебирая тонкими лапками.

Однажды, когда он еще учился в школе при приюте сирот и детей, чьи родители были лишены родительских прав, за ним гналась немецкая овчарка, когда он и еще два парня решили забраться на охраняемую территорию, что располагалась рядом с приютом. Тогда Джим улепетывал от нее изо всех сил своих ног и выносливости, пока не подвернулась высокое дерево, на которое он успел забраться и все же собаке удалось потрепать его штанину. Тогда он думал, что большего страха и выброса адреналина просто не бывает.

Теперь он знал, что ошибался.

Джим перепрыгивал через две, а то и три ступени, чудом оставаясь на ногах. Когда ступени окончились и он продолжил бег по ровному полу, Джим понял, что не видит ничего и где находиться дверь — помнит приблизительно. Но, откуда-то спереди доносились голоса, один из которых принадлежал без всяких сомнений Уолтеру Кэмпбеллу и он, как самолет идущий на посадку и ориентирующийся по огням посадочной полосы, побежал на эти голоса.

Он бежал изо всех сил, а потому даже если он и заметил шкаф, то все равно бы не успел остановиться.

Звук раздробленного носа раздался очень громко, отзываясь эхом в висках. Боль была неимоверной, словно ему со всего маху ударили лопатой по лицу, при этом выбив и два передних зуба, разбив верхнюю губу и правую бровь. Кровь заполнила раны и потекла вниз по переносице, щекам, подбородку, стекая тонкими ручейками на пол.

От сильного удара, шкаф не устоял и повалился на пол, а Джим навалился на него.

Еще толком не прейдя в себя, он начал смеяться. Паника его отпустила, уступив место отчаянью и разочарованию. Они его обманули. Перехитрили. Поставили шкаф между лестницей и дверью, зная, что другого выхода из дома не было. И вот теперь, также, как до этого, они заслонили окно, закрыли и проход к двери, переместив шкаф.

Он продолжал смеяться, переворачиваясь на спину, продолжая лежать на массивном шкафу. Джим смеялся, наблюдая как из разных частей дома, к нему приближаются темные карликовые силуэты с горящими красными глазами. Им было мало убить его родителей, они хотели заполучить и его. Джим смеялся, а кровь из разбитого носа стекала ему в глотку, от чего к смеху прибавились и булькающие звуки. Его разум не смог справиться с происходящим вокруг и начал сдавать свои позиции, от чего Джим ступил на край пропасти безумия.

Смех перешел в крик ужаса лиши когда, темные силуэту существ обступили его и потянули свои руки к его ногам, бедрам, плечам, шее…

И на грани сумасшествия, остатки разума рисовали ему картину, которая могла бы произойти спустя сутки:

Когда, за полчаса до рассвета, дом вновь «уснет» после пробуждения от восемнадцатилетней спячки, он так и будет лежать на этом шкафу и найдут его лишь, когда его тело остынет и окоченеет.

— Ни и дела, — вздохнет шериф Макмиллан, поправляя свой ремень и натирая бляху рукавом рубахи. — Еще один Роквелл нашел свое упокоение в этом доме.

Доктор Кален, давнишний знакомый их семьи, склониться над его трупом, укажет фотографу еще одну часть тела, которое следовало бы сфотографировать, после чего коротко кивнет констеблю, добавив:

— Я бы не назвал это упокоением. — Затем, он поднимется с корточек и отвернется от окровавленного лица Джима. — Понадобиться экспертиза, но по-моему он умер от асфиксии. Скорее всего, захлебнулся в собственной крови. — Доктор почешет переносицу и поправит съехавшие с узкого носа очки в тонкой оправе. — Я не удивлюсь, если узнаю, что молодой Роквелл находился на учете у психиатра. Похоже именно психическое расстройство сыграло главную роль в его трагической гибели.

— А что, психоз передается по наследству? — удивиться шериф и коротко взглянет на то, как его помощники накроют его тело белой простыней.

— Я знаю этого мальчишку с детства, — произнесет доктор Кален, отходя в сторону, давая путь людям в халатах, вынести тело на носилках на улицу к машине скорой помощи. — И столько сколько он пережил за десять лет, мало кто переживает за всю свою жизнь. А если и переживает, то глупо ждать от них здравия ума. Тоже самое произошло и с ним. Призраки прошлого заставили его вернуться обратно в этот дом, спустя восемнадцать лет. Но ему не удалось их одолеть, в панике он побежал прочь из дома и наткнулся на шкаф, который сам же и поставил перед дверью, похоже боясь, что кто-то проберется за ним в дом.

Такая перспектива совсем не понравилась Джиму. Собрав остатки разума, он снова перевернулся на живот и начал откашливать кровь, чей солоноватый вкус вызывал отвращение у рецепторов на языке.

Вокруг него никого не было, только он сам и окружающие его неодушевленные предметы. И только со второго этажа доносились высокие дикие смешки, хотя Джим сомневался в их реальности.

Он неуклюже поднялся на ноги и, дрожа всем телом, побрел в темноте к двери, сдерживая с трудом смех, в который проникли нотки безумия.

7.

Тим присел рядом с Сьюзен и опустил руку на ее дрожащие плечи. По-прежнему прикрывая заплаканное лицо ладонями и прижимаясь спиной к стене, она отдернула в сторону плечо, от чего его рука соскользнула вниз.

— Сьюзен…

— Уйди, Тим. Оставь меня в покое!

Тим не стал вновь дотрагиваться до нее, но и не отошел в сторону, оставшись сидеть рядом с ней, опустив голову. Из-за наморщенного лба, казалось, он думал о чем-то важном.

Майк смотрел на них с полуоткрытым ртом, не зная, что делать — подойти и ему и сказать что-нибудь веселое и ободряющее или просто оставаться на месте и стараться казаться незаметным? Он предпочел второй вариант, и теперь ему ничего не оставалось делать, как просто смотреть на плачущую девушку и на расстроенного друга.

Ну, с другой стороны, от него никто и не ждал помощи или успокоительных слов. Кроме Тима, в эту минуту никто бы не смог успокоить Сьюзен. Разве что Уолтер, хотя после его прощальных слов, сей факт ставился под сомнение.

Внезапно, Тим поднял голову и сунул руку в карман джинсов, достав оттуда фотографию, которую ему подарил бармен.

— Сьюзен…, - вновь обратился он к ней, но она ему не ответила. И тогда Тим начал читать вслух четверостишье настолько странное и пугающее, что у Майка и Мэри побежали мурашки по всему телу.

Сьюзен опустила руки и повернула к нему свое заплаканное, но как прежде, прекрасное лицо. Тим замолчал, вытянув вперед фотографию. Когда он вновь заговорил, Майк и Мэри решили, что он говорит нечто лишенное смысла от самого начала до конца.

— Этой фотографии больше шестидесяти лет. И я уверен, что на ней запечатлена ты. Скорее всего фотографом был я и сделал ее за день до призыва в армию США. Возможно, это было сразу после Перл-Харбора, а может в начале открытия Второго Фронта. По изображению ясно видно, что ты не хотела, чтобы я покидал тебя, — Тим улыбнулся, сжимая в побелевших пальцах карточку. — И я тебя пытался успокоить и заверить, что это только на один год, после чего мы поженимся. Но ты была непреклонна. Но я не смог сдержать свое обещание.

Все, кроме Сьюзен, смотрели на него с подозрением — уж слишком его слова напоминали бред сумасшедшего.

— Мы больше не встретились. — Тим приподнял голову и взглянул в потолок. На его глазах появились слезы. Сьюзен зачаровано глядела на него, не замечая на своих щеках слез, все еще хранящих память об Уолтере, а может это уже были другие слезы. — Ты меня ждала даже когда получила телеграмму извещающую о моей смерти. А перестала ждать лишь когда войне подошел конец, поняв что чудо не произойдет.

Спустя какое-то время ты уехала из Нью-Мехико и поселилась здесь… в Лайлэнде. — Когда он опустил взгляд, слезы уже катились из его глаз. — Ты умерла здесь. Тебя убило это проклятое место. Возможно, оно пришло к тебе в моем обличие.

Мэри вскрикнула и прикрыла ладонями рот. После всего здесь увиденного, воспоминания о прошлой жизни не казались столь дикими и неправдоподобными. Во все сказанное, Тим, безусловно, верил и эта вера начала передаваться и Мэри. По лицу же Сьюзен, можно было сказать, что она все это знала, но забыла и только сейчас начала вспоминать.

— Не знаю, может Судьба или Господь, вновь соединил нас. И соединил в этом месте. Подарил нам еще один шанс. И в этот раз я не собираюсь его упускать.

Майк же, в это время, все отчетливее понимал, что разум его друга пошел в разнос. Он не видел в этом отеле ничего сверхъестественного и в реинкарнацию душ или существование судьбы не собирался верить. Конечно, в этом городе было что-то странное, но темные силы здесь были не причем. Скорее всего, дело было в силе культа местных легенд, в которую верили многие местные жители. И эта паранойя, похоже имела способность передаваться от одного человека к другому. Возможно, даже кто-то из работников отеля подмешивал что-то в еду или воду, способное вызывать галлюцинации. В доказательства этой версии было и его видение, а также его плохое самочувствие и усталость, которая явно была не связана с долгим занятием сексом.

Ему хотелось положить всему конец и выдвинуть свою версию происходящего, когда дверь номера 203 медленно открылась, и на пороге появился Джим Роквелл с залитым кровью лицом, которая полностью скрыла синяк, полученный им в драке. Он с трудом сдерживал свой дикий смех, который выдавал в нем истинного безумца.

8.

Полусвет в комнате 205 померк, унося в темноту человека очень похожего на отца Мелинды Мерцер. Но этот незнакомец не был ее отцом, Мелл была в этом уверена. Он даже не был человеком. Но, как такое могло быть? Откуда в повседневной реальности взяться персонажу фильмов ужасов?

Мелинда не имела на свои вопросы ответов, а потому просто стояла у двери и не могла пошевелиться от страха, в то время как лже-Мерцер продолжал курить сигарету и слушать оркестровые аккорды.

Она боялась не только самого гостя, но и его вопросов. Не потому что они были отчасти бессмысленными, непонятными по сути, а кое-где и провокационными, а потому что с каждым его словом, ей становилось все хуже и хуже. Ноги Мелл дрожали, но теперь ей казалось, что эта дрожь вызвана не страхом, а чем-то иным. Чем-то более неприятным.

— Знаешь, что мне нравиться в тебе, Мелл?

Мелл боялась ответить, на его вопрос, а еще больше боялась промолчать. Этот загадочный субъект не был тем, над кем можно было подшутить, проигнорировать и тем более, не хотелось его злить. А потому, набравшись храбрости, она ответила, что не знает.

— То, что тебе всегда чего-то не хватает. У тебя есть практически все, но тебе хочется чего-то еще. И это не значит, что вещь, которой обладает некто другой, тебе сильно нужна. Тебе просто хочется, чтобы этот кто-то лишился своей вещи. И ты идешь и забираешь ее. Не важно — выбросишь ты ее сразу или же через неделю. Главное что она не принадлежит больше своему бывшему владельцу. И ради не нужной тебе в принципе вещи, ты можешь пойти на ужасные поступки.

Аккорды симфонической музыки стихли и кончик сигареты замер после долгих минут скачков по сторонам. После короткой тишины, в комнате заиграла новая мелодия.

— О, — протянул «Эдгар Лоренс Мерцер». — Людвиг ванн Бетховен. Ода к радости. Шикарнейшая вещь. Меломания была всегда моей единственной слабой стороной, — и резко, переходя от одной темы к другой, незнакомец спросил: — Так признайся же, Мелл, мне и себе, здесь и сейчас — на самом ли деле тебе нужен этот Кэмпбелл?

Голос замолчал и теперь опустевшее пространство заняла лишь симфоническая музыка и хотя Мелл не видела сидящего в кресле субъекта, она могла поклясться, что он глядел на нее с приподнятыми бровями, в ожидании ее ответа.

«Не стоит заставлять его долго ждать» прозвучал голос в ее голове. Мелл пару раз откашлялась, избавляясь от кома, застрявшего в ее горле и уже собралась ответить, когда поняла, что не знает ответа на заданный вопрос. В другой ситуации она бы ответила не задумываясь, не осознавая, что лжет сама себе. Но «здесь и сейчас» она на самом деле, возможно впервые за много лет, задумалась над словами «своего отца».

И ответ пришел. Пришел неожиданно, также как и сам незнакомец.

— Я… я думаю, что нет. Я его не люблю и никогда не любила.

— Тогда в чем же дело?

— Я не знаю…. возможно, вы правы — я не люблю, когда пользуются «вещами», которые, как мне кажется, могут принадлежать только мне.

— И нет, на самом деле, никакой видимой причины, чтобы ненавидеть Сьюзен Робертс?

— Думаю, нет.

— Но, ты ее ненавидишь и желаешь ей плохого.

— Да.

— Почему?

Снова тупиковый вопрос. Она просто ее ненавидела. От части, потому что Уолтер бросил ее ради Сьюзен. Или потому что она была очень даже хороша собой. Но было еще кое-что. Архи — аргумент.

— Ее все любят, что парни, что девчонки. С ней хотят просто дружить, а мне даже улыбаются фальшиво. Моя привлекательность всегда стояла на втором плане, когда кто-то из парней хотел со мной познакомиться. Всех, в главную очередь интересовали деньги моего отца. Для них я всегда была пустышкой.

Огонек поскакал вправо-влево, а вместе с ним раздались и громкие хлопки в ладоши.

— Браво, я доволен твоим ответом. Теперь я осознаю, что беседую с думающим человеком.

«Ты еще назови меня гомо сапиенсом раз тебе так сильно нравиться меня унижать» подумала Мелл с нарастающей злобой. Но злость быстро угасала — она все заметнее испытывала боль в суставах, усталость, отдышку, тяжесть во всем теле…

Бетховен стих, а ему на замену пришел Шопен. За окном все также шел дождь, то слабея, то набирая силу.

— Похоже, мы начали находить общий язык. Глядишь, спустя час этих милых бесед мы станем просто закадычными друзьями, у которых друг от друга нет секретов. — Незнакомец засмеялся и этот смех зазвучал тяжелым колоколом в голове Мелинды. Она подняла руку к голове, таким образом, пытаясь защититься от головной боли. Рука с трудом подчинилась ей, при этом Мелл прекрасно чувствовала, что ее бьет сильная дрожь.

— Как на счет еще одного вопроса. На мою любимую тему. Ты не против?

Мелл прижала ладонь к лицу, при этом ощутив незнакомые черты на нем. И хотя она чувствовала прикосновения своих же пальцев, казалось, она касалась лица другого человека. Отвечать на вопрос незнакомца она не торопилась, так как эти секунды ее больше заботили изменения в ее теле и состояние.

— Поговорим о страхе. Мелл, ты меня слушаешь? — спокойно как психолог во время сеанса гипноза, обратился к ней незваный гость.

— Да. Я вас слушаю.

— И чего же ты боишься, моя дорогая?

— Я, боюсь вас.

— Это приятно слышать, — судя по артикуляции сказанных слов, незнакомец явно улыбался. — Но я говорю не о сиюминутном страхе, а о том, что преследует тебя по повседневной жизни.

— Я… я не знаю, что ответить.

— Жаль, — разочаровано протянул лже-Мерцер. — А я-то думал, что мы ведем откровенный разговор. — И, как не странно, он сменил тему. По крайней мере, так решила Мелл, но это было лишь небольшое отступление. — Тебе известна история венгерской графини Батори?

— Нет.

— Я и не сомневался. Хотя, вы с ней очень похожи некими чертами. Так вот, эта особа голубых кровей тоже чего-то боялась. И боялась она не выдуманных монстров под кроватью, как один из твоих приятелей, а имела вполне рациональный страх перед приближающейся старостью. В шестнадцатом веке о пластической хирургий, конечно, ничего не слышали, не то, что в наше время. И знахари тех времен не были столь подкованы в медицине, считая лучшим средством от всех болезней — кровопускание. И вот, одна знахарка подсказала нашей героини один очень эффективный способ против увядающей молодости. Способ этот состоял в принятие ванн из крови юных девушек, желательно девственниц и желательно знатных кровей. Графиня загорелась этой идеей и с тех пор начала принимать кровавые ванны. Ради возвращения своей былой красоты она загубила сотни человеческих жизней. Очень милых, юных и невинных человеческих жизней. Но я не склонен ее осуждать — она просто боролась со своими страхами, — и это не может не восхищать. А как бы ты поступила Мелл на ее месте? На что ты способна чтобы отвратить приближение к порогу дома по имени Старость? Как остановить смерть, когда молодость убегает от тебя в течение нескольких минут?

Нижняя губа Мелл медленно поползла вниз и при каждой попытки вернуть ее на место, она сползала вниз снова, а из уголков губ потекли слюни.

— Что со мной происходит? — теперь она не смогла узнать и собственного голоса. Голос принадлежал не молодой особе, кой она являлась, а древней беззубой старухе. Она вновь приложила дрожащую ладонь к лицу, и теперь ей все стало понятно. Это все еще было ее лицо, но покрытое глубокими многочисленными морщинами. — Что вы со мной сделали?!

— Только очертил твои страхи, которыми ты не хотела со мной делиться. Что ты теперь чувствуешь, Мелл, когда знаешь, что молодость покинула тебя, забрав с собой красоту, стройность и мечты? Смерть уже дышит в затылок и нет спасения от нее. Что для тебя сейчас главное?

Молния осветила комнату и Мелл с ужасом увидела свои сухие, тонкие, располосованные сосудами руки.

— Я не хочу…

— Чего ты не хочешь, Мелл? — напирал голос и к огоньку сигареты прибавились еще два, там, где должны были быть глаза.

— Я не хочу стареть…Я не хочу умирать. — И она не удержалась и заплакала в голос. — Верните мне мою молодость. Умоляю!

— Я не могу тебе ничем помочь. Вернее не хочу. — Ее громкий плач никак не повлиял на его монотонный голос. — Но, ты можешь помочь себе сама.

— Как?

— Вспомни то, о чем я тебе рассказывал.

Сначала Мелл ничего не приходило на ум, но, к счастью, она поняла, о чем он ей пытался сказать.

— Вы имеете виду историю венгерской графини?

И хотя незнакомец ей не ответил и тьма снова не позволяла разглядеть его лицо, Мелл знала, что он ей кивнул.

— Я даже дам тебе несколько привилегий. Девственность и пол не будет иметь значения. Да и ванны тебе не придется заполнять, с последующим окунанием в них. А в остальном, действуй по рецепту старых легенд.

— Я должна их убить?

— В конце концов, жизнь не будет длиться вечно, — отпарировал страшный человек. — Но, никто не утверждает, что ее нельзя продлить. А теперь иди и оставь меня наедине с великими умами человечества.

Мелл не заставила себя долго ждать и тут же вышла из номера, хотя ее ноги категорически протестовали о быстром передвижении.

Сама не зная зачем, Мелл прикрыла за собой дверь. Ей показалось это очень важным или ей просто хотелось хоть немного отстраниться от звуков симфонической музыки и от поклонника данной музыки.

В коридоре было светло и пусто. Все те, с кем она прибыла в этот город, находились в своих номерах (Тим в это время оглядывался на дверь посередине кладбища и мечтал о спасении), а потому не могли видеть Мелл и то, во что она превратилась. Сама же Мелл могла и то, что она видела, не внушала ей оптимизма — белая маячка с короткими рукавами, которая туго обтягивала ее высокую грудь, теперь весела на ней как на первокласснице, а очертания когда-то роскошных округлостей, теперь походили на два растянутых носка, заполненных песком. Подол майки, завязанный в узелок, открывал не гладкую загорелую кожу подтянутого стройного живота, а бледную в складках, обвисшую плоть. Дряблые мышцы на руках, сейчас не могли скрыть выступающих плечевых суставов. Ей на спину спадали длинные и редкие пряди седых ломких волос. Короткая юбочка не скрывала шатких узловатых ног, больше походящих на сухие ветви.

Мелл снова заплакала, не сумев справиться со страхом, обидой и жалостью к себе. Занявшая ее место старуха не могла быть ей. Это было просто кошмарный сон и только. Это все ей снилось, а потому надо было поскорее проснуться.

«Но ведь это не сон и ты это знаешь».

Всему виной был городок с ее мэром, наделенным сверхъестественными способностями, а потому ей предстоит прожить остаток жизни (очень короткой остаток) в виде безобразной немощной старухи. Страдать от склероза, маразма и артрита, есть из ложечки каши и супы, и ходить под себя. Скорее всего, ее отец пристроит ее в дом для престарелых или для душевнобольных и подберет для нее лучшую палату и оплатит личную сиделку, чтобы она ни в чем не нуждалась, как и в годы своей молодости. Только нужды сильно изменяться — вместо дорогостоящего автомобиля, ей поднесут «судно», вместо обеда в дорогом ресторане, она получит внутривенную подкормку, а вместо ночи с молодым мускулистым парнем, она будет смотреть на отстраненное лицо санитара. Возможно, Эдгар Мерцер будет навещать ее по одному разу в месяц, и все будут принимать его за сына, а не за отца. С каждым его визитом, она будет читать на его лице все меньше жалости и все больше отвращения в свой адрес. Возможно, она будет просить в письменном виде суд об эвтаназии и в каждый раз будет получать письмо с отказом. А когда она умрет своей смертью, Э. Л. Мерцер кремирует ее тело и попытается поскорее забыть ее, также как он забыл и об ее матери. Ему не привыкать…

Плачь Мелл перешел на рыдание и она упала на пол коридора, уткнувшись лицом в ковер. Ее пальцы судорожно сжимались и разжимались, в безуспешной попытки разорвать нити ворса. Ее тело тряслось, а из глаз текли слезы большими ручьями.

Скорее всего, она бы лежала на полу и плакала, пока Тим бы не выбежал из своего номера, но в ее голове прозвучали слова незнакомца, настолько громка, что она даже вскрикнула и обернулась. Но за спиной никого не было — в коридоре по-прежнему было пусто.

Тебе известна история венгерской графини Батори?

Ее рыдания оборвались как непрочная нить. Она стерла ладонью слезы и встала на четвереньки.

Ради возвращения своей былой красоты она загубила сотни человеческих жизней. Очень милых, юных и невинных человеческих жизней.

Ее грудь все еще вздрагивала от рыданий, но в глазах появились огоньки. Когда незнакомец говорил ей эти слова, она не воспринимала их в серьез, но теперь она начала цепляться за них как за спасительную соломинку.

А как бы ты поступила Мелл на ее месте? На что ты способна чтобы отвратить приближение к порогу дома по имени Старость? Как остановить смерть, когда молодость убегает от тебя в течение нескольких минут?

На самом деле — готова она пойти на убийство, ради возвращения молодости?

— А что если это обман? Что если их смерть не вернет мне молодость? — тут же возник у нее вопрос, который дал толчок другому вопросу — Но зачем ему лгать? Ради забавы?

Нет, скорее всего, Хозяин городка говорил искренне и у нее есть на самом деле шанс вернуть себе молодость обратно. И для этого ей нужно просто принести в жертву своих друзей.

— Друзей? — переспросила она и тут же хохотнула. — Ой, дорогая, у тебя нет друзей. Они никогда не считали тебя своим другом, также как и ты их.

Да, это было то, что нужно. Правильный настрой ей был необходим. А сейчас надо было вставать и отправляться вниз, пока на ее рыдание никто не откликнулся и не вышел. Ей не хотелось предстать перед кем-либо в виде старухи одетой не по возрасту. Надо было отправиться на кухню и взять нож, а затем вернуться обратно.

Чтобы подняться ей понадобилось немало усилий. Опираясь о стену, она думала, что не сможет никого убить, не потому что ей не хватит смелость, а потому что не хватит сил. Ее нынешнее тело потеряло почти все от активности и способности к перенапряжению. Ее легко сможет обезоружить даже шестилетний ребенок. Ведь в таком виде никто бы не подступил ее и близко к себе, а если бы и подпустил, битва завершилась бы в течении десяти секунд, при чем не в ее пользу. Единственным спасением могли служить хитрость и эффект неожиданности. А потому не стоило действовать опрометчиво — надо было все обдумать и расставить по полочкам.

Мелл, шатко шагая и держась о стену, медленно направилась к лестнице. Еще полчаса назад она преодолела бы это расстояние в течение нескольких секунд. Но в нынешнем состоянии тела и духа, ей потребовалось не меньше пяти минут, при этом она пару раз с трудом удержалась от падения с лестницы, что могло привести как к быстрой смерти, так и к многочисленным переломам и тогда ее план остался бы просто несбыточной мечтой.

Мысли об уходящем драгоценном времени скреблись мерзкой дворнягой в ее голове.

«Скорее, Мелл! Ну же!»

— Иду! Делаю все, что в моих силах! — попыталась она отбиться от назойливого голоса.

Она боялась, что ее увидит кто-то из персонала отеля, но в холле никого не оказалось, что очень облегчало ей дорогу к цели.

«Но это совсем не значит, что на кухне никого не будет, прозвучала пессимистическая мысль в ее голове.

Сделав небольшую передышку, от чего ее внутренний голос, что все время ее подгонял, тут же запротестовал. Но Мелл не обращала больше на него внимание. Она обождала пока ее дыхание вновь успокоиться и только тогда снова продолжила путь. Последние две ступеньки дались ей титаническим трудом, после чего ей непреодолимо захотелось присесть, чтобы снять напряжение с ног, которые не переставали угрожать ей полным отказом.

Мелл сделала еще двадцать невыносимых шагов и упала на диван в центре холла, стоящего напротив камина. Мелинда Мерцер опустила голову на спинку и закрыла глаза. Сейчас она мечтала только о покое. Она была бы не против, если покой пришел со смертью, но это желание было слабее того, что обещало возвращения молодость. Как же ей хотелось сейчас лечь и уснуть, забыться, проспать до утра послезавтра. Но, она не могла позволить себе такой роскоши.

Она открыла глаза и уставилась на камин. Ее внимание привлек не он сам, а подставка с принадлежностями для него. Испытывая боль в спине, она оторвалась от спинки дивана и с еще более сильной болью в ногах, она вновь заняла вертикальное положение, но четыре шага до камина оказались не такими уж и мучительными, какими она себе их представляла. Обхватив обеими руками кочергу, Мелл вытащила ее из подставки. Она оказалась намного тяжелее той, что была у камина в ее доме, хотя вес их был, скорее всего, одинаков.

Мелинда Мерцер повернула кочергу концом вверх и с восхищением оглядела ее острый конец и дополнительный „коготь“ около него.

— Да, это именно то, что мне нужно.

Убийство наверняка не принесет ей большого удовольствия, но ведь…

— …красота требует жертв! — Мелл хищно улыбнулась, не переставая любоваться своим потенциальным орудием для убийств.

9.

На стенах приемного зала мэрии плясали тени. Они облизывали углы и, казалось, старались выиграть между собой игру — кто выше и быстрее доберется до потолка. Люди, сидевшие за столом, покинули свои места, разъехавшись по домам к своим женам или любовницам. Аннет Фоули сомневалась, что в эту ночь, кто-то из них сможет уснуть. Все будут ждать рассвета, а вместе с ним и новостей от шерифа. Мэр Лайлэнда, не спешила покидать свой рабочий пост. Эту ночь она хотела провести здесь — в полумраке зала, стоя у окна, по которому ручьями стекали капли дождя, вслушиваясь в резкие порывы ветра. Только здесь она чувствовала себя спокойно и в безопасности. Дом ее был в эти минуты не менее пуст, чем само здание мэрии — мужа она потеряла восемь лет назад, а детей у них не было.

Она осталась одна, совсем одна и единственным спасением для нее оставалась только работа. В ней она находила свое спасение, именно ей она отдавалась полностью, до дна. Работа и призвание, хобби и привязанность — все эти слова слились для нее в одно. Город. Причем не его жители, строения, а сам город, который она воспринимала как некое самостоятельное существо, способное показать свой характер или же снисхождение. Она была связана с ним тугими прочными нитями, отчего за всю свою жизнь Аннет Фоули еще никогда не покидала Лайлэнда. И не только потому что не хотела этого, но и потому что не могла. Стоило ей отправиться в путь, всегда происходило нечто, что заставляло ее вернуться. Один раз у нее сломалась машина у самой границы городка. Она вызвала Честера Гривза — автомеханика, по сотовому телефону и тот прибыл в течение десяти минут. Но на осмотр машины ему понадобилось не меньше часа, после чего он только пожал плечами и предложил взять ее на буксир. Как только они доехала до ее дома и Гривз снял ее с буксира, укатив обратно в автосервис, Аннет решил проверить автомобиль снова. Тот завелся без малейших проблем.

В другой раз она не смогла отправиться на конференцию в Колорадо-Спрингс из-за того, что ее мужа госпитализировали. На конференцию вместо нее поехал Моссинджер.

Тогда она еще не связывала эти совпадения воедино. Но когда ее дом загорелся, в тот самый момент, когда у нее намечалась очередная поездка, Аннет Фоули, наконец, начала задаваться вопросами. И эти вопросы привели ее к осознанию факта того, что ей не суждено было покинуть город никогда. Даже в детстве она никогда не покидала Лайлэнда, также как и ее родители, которые погибли в автокатастрофе. Ее отцу, тоже когда-то мэру города, было сорок пять, а ее матери — домохозяйке, — всего тридцать семь, когда они уехали, чтобы больше никогда не вернуться назад домой.

Больше, она не предпринимала попыток покинуть город. Понимая, что это может привести к нежелательным последствиям или же даже, непоправимым.

Аннет Фоули отвернулась от окна и подошла к столу. Взяв в руку ложечку, она прошлась мимо всех подсвечников и методично принялась погашать свечи. Те гасли с легким шипением, ложа конец пляскам теней. Когда зал полностью погрузился во тьму, мэр города вернулась к окну. Так было гораздо лучше, теперь ее силуэт нельзя было разглядеть с улицы, хотя она и сомневалась, что в такую погоду, кому-то взбредет в голову стоять под окнами мэрии и наблюдать за ней.

Но она ошибалась — за ней наблюдали. Но не с улицы.

Разряд молнии прорезал небо прямо над ней и раскатистый гром прозвучал как взрыв мощной бомбы и Фоули закричала. Закричала, испугавшись не стихии, а отражения в окне. За ее спиной кто-то стоял, и самое страшное было то, что она знала непрошеного гостя.

Она резко обернулась и прижалась к подоконнику.

— Ну-ну, миссис Фоули, зачем так реагировать на мое присутствие.

Ее сердце заколотилась в груди настолько сильно, что она забеспокоилась, о том, что ее грудная клетка не выдержит всех этих ударов. Лицо обдало жаром. Ноги задрожали, от чего ее каблуки почти заплясали чечетку.

— Возьмите себя в руки, мэр. Не ожидал я от вас такого малодушия.

— Что…что…

— Позвольте, я вам помогу — что я хочу от вас? Вы это хотели меня спросить? — Лицо Предвестника осветила очередная молния. И это лицо совсем не казалось отталкивающим, а даже наоборот, привлекало к себе внимание. Она представляла Его совсем иначе. И уж точно не с человеческим лицом. Хотя полностью нормальным он не выглядел. Глаза его в ночи, еле заметно поблескивали красными огоньками. — Я решил, что сегодня очень хороший день для проведения беседы с вами с глазу на глаз. В городе приезжие и у вас появился прекрасный шанс, наконец, вырваться вперед.

— Вы хотите этому помешать? — спросила Аннет, понимая, насколько глупо прозвучал ее вопрос.

— Не совсем, — ответил он, озадачив ее. — Их достаточно много и среди них есть очень даже интересные личности, а потому часть из них я оставлю себе. Надеюсь, вы не станете возражать, ведь вам для удачного завершения битвы нужна только одна жертва.

— Зачем вам это делать. Почему вы хотите, чтобы мы победили?

— О победе здесь речь не идет. С вашего городка я взял все что хотел и теперь надо и честь знать. Как гостю, мне пора уходить, дабы не злоупотреблять гостеприимством хозяев. Триста лет много даже для такого как я.

— И вы просто так уйдете?

— Вы конечно правы, мэр. Просто так я не уйду. Мне нужно кое-что взамен.

— Чего же?

— Вы, мэр. Ваша бессмертная душа.

— Но…, - ноги, которые только успокоились, снова начали трястись, а живот скрутило от боли. — Почему именно я?

— Вы последняя.

— Что вы хотите этим сказать?

— Больше никого не осталось. Вы единственная представительница рода старожилов, которые участвовали в моей экзекуции.

— Но ведь есть еще…

— Ложь! — перебил Он ее. — Заблуждение. Вы последняя из рода шести семей представителей общины города. И только вы можете положить конец проклятию. Вам преставился шанс доказать насколько сильна и искренна ваша любовь к городу. Готовы вы пожертвовать своей жизнью ради него?

В зале мэрии воцарилась тишина. Предвестник сказал все что хотел, и теперь слово оставалась за мэром города. Сколько времени у нее на раздумье не было сказано, но и сама Фоули понимала, что тянуть с ответом не следовало.

Но как можно было сделать столь сложный выбор, ничего не обдумав?!

Тишина длилась около пяти минут, после чего Аннет С. Фоули произнесла лишь одно короткое слово.

10.

Прислонившись к стене и зажав руки между согнутых в колени ног, Джим Роквелл молча, глядел в одну точку немигающим взглядом. Сьюзен и Мэри стерли, как могли, кровь с его бледного лица и все же не смогли полностью избавиться от красных полос, от чего Джим стал похожим на псевдо-индейца в боевой раскраске. Кроме бледной кожи и красных разводов, на его лице присутствовал и синий цвет от синяка, полученный Джимом в барной перепалки.

Все попытки привлечь его внимание (даже сильные оплеухи Майка) не дали никаких результатов. Джим только моргнул пару раз и вновь превратился в статую.

— У него что, кататония? — поинтересовался Майк, обеспокоено глядя на Роквелла.

— Похоже, это шок, — предположила Сьюзен, после чего дважды звонко хлопнула в ладоши над ухом Джима. Безрезультатно…

— Он может остаться таким навсегда? — с опаской спросила Мэри. — Он лишился рассудка?

Свет в коридоре замигал, на миг полностью погас, от чего все (кроме Джима конечно) подняли головы вверх и вновь восстановился.

— Наверняка то, что он увидел в своем номере, — произнесла Сьюзен, — возымела над ним сильный эффект. Произошедшее с ним оставило на его разуме четкий отпечаток. Возможно, это повлекло к мозговым спазмам. Его жизни не угрожает опасность, но… — Пауза нависла над ними не меньшим грузом, чем вес воды над аквалангистами, — …я не могу считать себя специалистом в этой области, но, по-моему, Джиму уже ничто не поможет. Нынешнее состояние сохраниться до скончания его дней. Его рассудок не справился с тем, что ему довелось увидеть в номере.

Джим продолжал смотреть куда-то вдаль и был где-то далеко отсюда, от друзей, от штата Колорадо.

Он помнил, как в темноте искал дверь, а когда ее нашел и потянул на себя, то вместо солнечного (или искусственного) света, его укутал серый густой осязаемый туман или даже грозовая туча, настолько наэлектризованная, что волосы на его голове и всем теле поднялись дыбом. Из этого тумана, со всех сторон, доносились душу леденящие смешки. Но они были далеко, за границей этой серой пелены, а потому — не представляли угрозы. Идти становилось труднее, словно ноги вязли в этой густой субстанции. И чем усерднее были его попытки не останавливаться, тем сильнее он увязал в трясине и когда он полностью оказался обездвижен, Джим понял, что его тело продолжало движение, словно его уносил вдаль эскалатор. Но куда его уносило? Вверх или вниз? Вправо или влево? Назад или вперед? Джим не мог точно ответить на этот вопрос. Хотя это и не имело большого значения. Главное было то, что его уносило с некой целью. Джим расслабился и позволил этому потоку привести его к конечному пути.

Огромные часы появились ниоткуда и неслись прямо на него, отсчитывая время назад. Механические тиканья превратились в удары набата. Джим пролетел сквозь них, успев разглядеть их внутренность — винтики, шестеренки, пружины, колесики, находящиеся в вечном безостановочном движении. После туман стал вновь непроницаемым и густым, от чего вдыхать его стало очень сложно. Также сложно как есть носом. Но, в тоже время, казалось что эта субстанция состояла из чистого кислорода без малейших примесей, от чего столь обычное действие как дыхание, становилась невероятно приятным действием. Джим и представить не мог, что когда-то узнает, что такое быть опьяненным от одного свежего воздуха.

Вскоре из серой мглы, возник не меньших размеров, чем часы, календарь, чьи листы, словно вентилятором, уносило в разные стороны. На листах были лишь четыре цифры на белоснежном фоне. Вот мелькнуло 2001, чуть левее 1998. 1995 унесло куда-то ввысь, а за ним последовало и 1991. Последний лист пролетел также сквозь него. На нем был 1986-ой год. После чего серая туча вновь поглотила все вокруг.

Потом пришли картинки. Сначала промелькнули его друзья, чьи лица было почти не разглядеть, но Джим узнавал их всех. Затем пролетел мимо и их университет, за которым последовал и кадр самого Бостона — вид сверху. Мелькнул и его когда-то родной Хоум и, наконец из далекого далека надвигался его дом детства — двухэтажный, темный даже в дневное время суток, молчаливый и угрюмый особняк.

Когда он подлетел вплотную, кадр остановился, а спустя какое-то время, он ощутил твердую опору под ногами. Серый туман стал менее осязаем, а заодно начал отступать. Вскоре он полностью растаял, оставив Джима наедине со старой конструкцией. В своих снах он ассоциировал это дом с воплощением зла, порождением мрака и обителем нечисти. Сейчас перед ним стоял просто дом, в котором он родился и вырос.

Джим решился сделать шаг ему навстречу и он прошел на „ура“, не вызвав никаких трудностей или же противостояния. Джим поднялся по ступенькам, подошел к двери и провернул ручку. Как только дверь открылась, Джим, словно Алиса в Стране Чудес, начал быстро уменьшаться в размерах, пока практически не повис на дверной ручке. Его руки стали короче, запястья уже, пальцы и ладони меньше. Джим был одет в широкие зеленые шорты, застиранную голубую майку, а на голове плотно сидела бейсболка с эмблемой „Красных Носков“. Его левая рука была поглощена перчаткой-ловушкой, которая сжимала бейсбольный мяч.

Джим вошел внутрь, послушно закрыв за собой дверь. Он хотел было позвать свою мать, чтобы она знала, что ее сын вернулся с прогулки, как, неожиданно вспомнил, что Генриетт Роквелл две недели назад упала с лестницы и нашла свою смерть на полу. Теперь он жил только с отцов в этом огромном пустом доме. С отцом, который не знал меры в выпивке и, как любили выражаться его друзья, когда хотели кого-то обидеть, — „не дружил с головой“.

Сумасшествие отца Джима заключалось в том, что он видел (или только слышал) неких григетов. И когда его мать уходила на работу (она работала менеджером по продажам промышленной техники), отец часто звал Джима к себе в комнату, выглядывая из-за двери, маня его рукой и одаривая блеском диких глаз. Когда Джим входил к нему, его отец запирал на замок дверь, садился на свою кровать рядом с сыном и начинал пересказывать страшные истории, которые ему за ночь поведали григеты. Джим не любил слушать эти истории, как бы ни любил их любой другой на его месте, но ничего не мог с этим поделать. Часто, по ночам, он не мог заснуть, пристально и насторожено вглядываясь в темноту и, при малейшей опасности, он готовился звать на помощь мать. Но не отца. Нет. Ведь в место успокоения, тот мог лишь поведать ему новую порцию страшных историй.

Теперь, вот уже как неделю, ему было на самом деле страшно. Отец был зачислен на бирже труда и та находила ему работу у частных лиц, которые собирались что-либо строит или ремонтировать. Но постоянной работы у него не было. И это было на руку его отцу — Стен Роквелл не выглядел безумцем, но если бы он работал в постоянном коллективе, его коллеги обязательно бы заподозрили неладное.

Джим все сильнее боялся оставаться наедине с отцом, а потому подолгу гулял на улице или засиживался в школе и лишь под вечер возвращался домой. Все чаще он оставался ночевать у своих друзей и, похоже, отец не замечал его отсутствия, так как никогда не задавал ему вопросов.

Джим отошел от двери и, сам не зная зачем, позвал отца, но ему никто не ответил. Джим ожидал, что так и будет, потому и не удивился. Он снял перчатку-ловушку и положил ее на трюмо, после чего размеренным легким шагом отправился на кухню, где должен был находиться холодный, но все еще съедобный яблочный пирог, принесенный миссис Каннели, чей дом (впрочем, как и всех соседей) находился у подножья холма, на котором возвышался их собственный дом.

Холодильник оказался пуст. В нем не нашлось места даже яйцам, которых Джим не любил ни в каком виде. Похоже, его отец успел поужинать всем съестным, что можно было найти на кухне. Его отец никогда не страдал булимией, а даже наоборот, ел по два раза в день, но, похоже, сегодня у него прорезался волчий аппетит.

„А что если это не он все съел, а кто-то другой?“

Эту мысль он тут же отбросил в сторону, так как в доме, кроме них двоих, больше никто не жил.

„А григеты?“.

Лишь от одной мысли о страшных существах, живущих в комнате отца под кроватью, на его коже образовались тысячи мурашек. В свои пять лет он не верил даже в Санта Клауса, так о каких григетах могла идти речь?

Но, здесь было одно „но“…

О том, что пузатый старик в красном, дарящий подарки всем детям по всему миру, не существует, ему рассказал отец на прошлое Рождество и Джим ему тут же поверил. И о существование григетов ему тоже отец рассказал — так значило ли это, что они реальны?

Все эти плохие мысли начали играть с ним в злые шутки. Джиму показалось, что за его спиной кто-то пробежал и он резко обернулся.

На кухне, кроме него, как прежде никого не было. И все же он вспотел, и пот был холодным. Поняв, что на кухне ему нечего делать, Джим побрел в холл, а оттуда на второй этаж.

Вот уже неделю он боялся и самой лестницы, словно она была не обычными досками, покрытыми краской, а спиной некого доисторического чудовища, целью которого было сбросить с себя как можно больше невинных человеческих душ.

Но этот страх он преодолел в себе, медленно поднявшись наверх, но при этом крепко сжимая в ладони перила, пытаясь доказать самому себе, что он уже взрослый, а потому не престало ему бояться всяких несуществующих вещей.

На площадке, где лестница поворачивала в противоположную сторону, стоял горшок с высоким цветком, листья которого начали желтеть. Вот уже две неделю как за ним никто не ухаживал и Джим проводил его печальным взглядом.

В коридоре второго этажа он остановился. На улице были сумерки, но здесь уже царила темнота и, как все дети, Джим боялся темноты. Мать, бывало, успокаивала его и обещала, что с возрастом этот страх пройдет и через несколько лет он поймет, что сама темнота еще никому не причиняла вреда и, что в ней никто страшный не прячется.

„Была бы она такой же уверенной и сейчас? Григеты доказали — кто на самом деле владел этим домом“.

Вслушиваясь в лживую тишину, Джимми индейским шагом, направился к двери, за которой скрывалась комната его отца.

„Что он делает целыми днями в своей комнате? Слушает бесконечные истории о ведьмах, вампирах, мертвецах?..“

Джиму было страшно и он был уверен, что этот страх небеспочвенен. За ним явно кто-то следил….охотился. А иначе, почему он так уверен, что за его спиной кто-то стоит и наблюдает, ожидая, когда его охватит паника и он побежит сломя голову.

Дверь в комнату отца увеличивалась в размерах по степени приближения к ней. Он мог уже разглядеть, что на ней было что-то нацарапано, но чтобы прочесть надпись, ему нужно было подойти к двери на еще более близкое расстояние.

Остановившись напротив двери, Джим попытался дотянуться до ручки, но его рука имела собственное мнение на этот счет — она медленно поднялась вверх, а затем резко опустилась вниз, спрятавшись за спину. Джим понял, что не хочет видеть отца в столь поздний час. И еще больше он боялся увидеть кого-то еще, помимо отца.

Его руки покрылась гусиной кожей, когда его обоняние учуяла жуткий запах чего-то протухшего и очень мерзкого. Когда его отец рассказывал ему эти истории, из его рта всегда очень плохо пахло. Но данный запах был просто невыносимым, хотя и схожим.

Джим развернулся и побежал в сторону своей спальни. Войдя в свою комнату, он плотно закрыл за собой дверь, а взобравшись в постель, он укрылся одеялом до самой макушки головы. Сон долго не приходил и Джим не смыкал глаз, вглядываясь в пододеяльнный мрак. Так он пролежал около четырех часов, а когда в холле часы пробили час ночи, Джим уже видел сны и сны эти были хорошими.

А за час до рассвета его впервые посетили григеты и рассказали свои истории уже без посредников.

11.

Уолтер был на грани срыва. Он переживал из-за случившегося, но злобу, которую он испытывал в эти минуты, была сильнее. Умом он не был готов принять то, что произошло на втором этаже за правду. Все это казалось дурно поставленным спектаклем, в котором он сыграл роль отверженного. Как такое могло произойти с ним? С ним — с парнем, которого все девушки в колледже считали идеалом. Он был красив, умен, молод, силен, самостоятелен, один из лучших студентов, возможно даже во всем Бостоне.

Как только его угораздило связаться с этой серостью — Сьюзен Робертс?

От этих мыслей он тут же ощутил боль и ненависть к себе за подобное отношение к Сьюзен и почти сразу другую ненависть к себе из-за своей слабости. Он любил ее и будут любить еще долго, возможно даже до конца своих дней. Но в тоже время, он прекрасно понимал, что между ними все кончено, что ушедшего не вернуть, что их отношения остались в прошлом. И если Сьюзен больше не хотело его видеть, что ж…в этом он с ней был солидарен. Уйти и больше не оглядываться — единственное правильное решение, которое могло быть им принято.

Он достал из кармана свой мобильный телефон и набрал номер службы спасения, прежде чем обратил внимание на сообщение об отсутствие связи.

— Пропади все пропадом! — Уолтер сжал ладони и с силой ударил в стену кулаком. Спрятав телефон обратно в карман, он обернулся в сторону лестницы, ведущую на второй этаж. — Уверен, ты еще пожалеешь, что не пошла со мной, когда я тебя звал. Второго шанса я уже не дам.

Да кем бы она была, если бы не он?! Он вывел ее в свет, познакомил с элитой колледжа, помог приобрести признание среди студентов и учителей. С кем бы она встречалась сейчас, если бы он не сделал ее своей девушкой?! С Айраном Шульманом, — у которого вместо головы один сплошной нос? С Куртом Маккормиком, чья фотография не сходит с доски почета с первого учебного года и который в обыденной жизни не имеет друзей, но пользуется успехом у врагов? Или с этим Ашер — парнем из захолустного городка в Небраске?

Вот последний вариант заставил его сердце сжаться от ревности. Скорее всего, именно Ашер и займет его место в ее постели. Уолтер сморщил лоб и сжал губы. Такой боли он еще не испытывал никогда. Он и не думал, что ревность может причинить больше боли, чем, скажем, тот же мясницкий нож в руках у обезумевшей девицы.

Но, теперь, немного успокоившись, он был зол на себя, за то, что сказала ей в гневе. Как же он мог произнести такое ей в лицо, во всеуслышание?! Сказанного — не вернуть. Надо было раньше думать.

Уолтер Кэмпбелл остановился в центре холла и осмотрелся по сторонам. Никого. Нет даже намека на чье-то присутствие, только далекие голоса на втором этаже тех, кого он еще так недавно называл своими друзьями. Диван, в центре просторного холла хранил слабый отпечаток округленной формы, словно на нем кто-то сидел еще недавно и скрылся сразу же, услышав его шаги на лестничной площадке.

Возможно, так оно и было, но не это было сейчас самым важным, а то, что надо было отсюда убираться и чем быстрее, тем лучше.

Уолтер повернул голову к стеклянной двери, которая оставалась почти сухой из-за навеса над входом, но звуки бушующей стихии он слышал прекрасно. Затем он оглядел свою разрезанную и окровавленную майку. Он провел пальцами по гладкой коже, все еще не веря, что она осталась цела и невредима. Как такое могло быть?

Несмотря на свои громкие заявления, Уолтер и сам не верил, что девушка с ножом в их номере была просто сумасшедшей, с одного конвейера вместе с толстяком, что убил Джоанну Престон. Она прикоснулась к нему и он, ощутил, насколько она была холодна, будто до этого держала какое-то время руки в ведре со льдом. Также красноречивыми были бледность ее кожи и трупные пятна, что доказывали — девушка, пытавшаяся его разрезать на части, просто не могла быть живой. Тогда как она могла говорить, двигаться, нападать?

Как он излечился от ран?..

Вопросы….Одни вопросы. И на них у него не было ответов. Хотя…

Конечно, был один ответ, который все объяснял, который все ставил на свои места и делал все понятным. Но в это он не мог поверить, не хотел верить. Он медик, в конце концов, и всему этому могло быть научное объяснение.

Уолтер мотнул головой, отгоняя все свои мысли, которые просто одолевали его, накладываясь одни поверх других, и зашагал к двери. Нужно было выбираться из этого отеля и идти искать помощь, раз в этом убогом месте нельзя было связаться с кем-нибудь по телефону. Конечно, он был зол, но сбегать из города в одиночку он не хотел и оставлять всех тех, с кем он приехал на произвол судьбы он не собирался.

Уолтер взялся за ручку двери и приготовился встретиться с ливнем и ветром лицом к лицу.

12.

— Мы незамедлительно покинем этот отель и город, как только к нам присоединяться Мелл и Роберт, — решительно заявил Тим.

— И куда нам идти? — удивленно произнес Майк, разведя руками. — На улице ливень, каких я уже давно не видел.

— Дождь не сравниться с тем, что нас может еще поджидать в этих стенах.

— Прекратите же наговаривать на наш город в целом и на отель в частности, — снова возмущенно потребовала Кристин, о присутствии которой Тим уже почти забыл.

— По-твоему наш друг решил нас разыграть, изображая из себя статую?! — возмутился Ашер, указывая пальцем на Джима. — Если это так, то почему за время всех этих разговоров на повышенных тонах, еще никто не вышел из своего номера, чтобы узнать, что происходит? А ведь ты нам сама говорила, что отель почти заполнен.

Все обратились свой взгляд на диспетчера, ожидая ее ответа. Кристин повернулась к Майку ища у него поддержки и не нашла ее.

— Я…

Ей не удалось договорить, так как Майк Доннахью, еще пару секунд ровно стоящий на ногах, со скрещенными руками на могучей груди, неожиданно рухнул на пол с тяжелым глухим звуком. Его лицо, всегда здорового загорелого цвета, резко окрасилась в бледно-желтый цвет.

Тим ринулся к нему и схватил его за плечи.

— Майк! Ты меня слышишь, Майк?

Кристин прижалась к стене, не предпринимая никаких усилий для помощи человеку с которым она делила постель несколько минут назад. К Тиму присоединились Сьюзен и Мэри, на какое-то время оставив Джима одного.

Майк медленно приоткрыл глаза, а затем через силу улыбнулся им. Его лицо постепенно начало приобретать нормальный здоровый цвет.

— По-моему я…потерял сознание, — подметил он очевидно. — Но мне, уже значительно лучше.

— Что с тобой, дружище?

— Похоже, я переутомился. — Майк приподнялся на локтях, а затем не отказался от помощи Тима и встал на ноги.

— Странно, но, по-моему, ты стал немного…

— Худее, — закончила за Тима Сьюзен. — Словно сбросил около пяти килограмм, не меньше.

— Что ж, значит, моя диета и вправду творит чудеса, — усмехнулся Майк, хотя совсем не весело это у него получилось. — Давайте отвлечемся от меня и снова попытаемся достучаться до наших друзей.

Все молча, согласились, хотя Тим еще долго не отводил встревоженного взгляда от Майка.

— Ребята! — позвала всех Мэри. Она не стала стучать в номер 205, а сразу повернула ручку и дверь тихо отворилась.

В комнате было темно и пусто и не было даже намека на то, что хозяйка входила в него. Все подтянулись к комнате, забыв на миг о Джиме. Выключатель они нашли не сразу из-за странного расположения того, а когда отыскали, свет заполнил собой все помещение.

На постели лежала сумочка Мелл, мобильный телефон и рюкзак со сменной одеждой. Дверь в ванную была закрыта, а сквозь щель можно было разглядеть, что за ней не горел свет. Постель была ровной и, видимо, Мелл на нее даже не ложилась.

Майк подошел к постели и поднял телефон.

— Эй, а вы пробовали…

— И не раз, — ответила Мэри. — Все линии заняты. Не удалось дозвониться ни по одному номеру.

Майк кивнул, но все же решил набрать 911. Нажав на зеленую кнопку, он приложил телефон к уху. В трубке прогудели два длинных гудка и все стихло. Майк отнял трубку от уха и прочел вслух:

— Разъединение.

— А где же Мелл? — задалась вопросом Сьюзен.

— Она покинула свой номер до нас, — уверено произнес Тим, явно не формулируя свои слова как предположение. Затем, он выскочил из номера и подбежал к двери, за которой должен был находиться Роберт. Но данная дверь, в отличие от той, на которой был номер 205, по-прежнему оставалась запертой. — А вот Роберт, явно еще в своей комнате. И шансы, что он выйдет оттуда невредимым гаснут с каждой минутой.

— Ты думаешь, он уже мертв? — спросил Майк, хотя и сам знал ответ. И Тим это знал, а потому и промолчал.

— И что нам теперь делать? — Мэри преподнесла ладони к вискам и сильно сжала их. — Ждать когда она вернется?

— Нет, — возразил Тим. — Ждать мы уже не можем. Мы пойдем, поищем администрацию отеля, которая, якобы, в эти минуты проводит совещание на первом этаже.

Тим повернулся к Кристин. Та тоже смотрела на него с нескрываемой ненавистью и…страхом?

И тут, погас свет.

После недолгой тишины, раздался голос Майка:

— Этого стоило ожидать. Удивительно, что его раньше не отключили.

— Но ведь у них должно быть аварийное питание, — отозвалась Мэри. — Кристин, у вас оно есть?

Ей никто не ответил.

— Кристин? — Майк протянул руку в ту сторону, где, по его мнению, должна была стоять девушка диспетчер, но наткнулся на пустоту.

Возможно, она просто была обижена и не хотела отвечать, но Майк склонялся к тому, что ее уже рядом с ними не было.

За стенами отеля прогремел очередной раскат грома.

В небе сверкнуло молния и Тим, руководствуясь по памяти, шагнул к постели Мелинды. В почти полной темноте, он взял рюкзак Мелл и попытался отыскать на нем молнию. Когда ему это удалось, он вывернул его наизнанку и высыпал все его содержимое на постель. При следующей вспышке, он оглядел все, что в нем находилось, при этом чувствуя себя извращенцем, так как среди вещей Мелл было и нижнее белье.

Остальные глядели на него с удивлением.

— Тим, что ты делаешь? — спросила его Сьюзен, с нескрываемым недоумением.

— Тебе нужно что-то надеть, — коротко ответил он.

— А почему ей не одеться в собственную одежду? — предложил Майк, хотя уже знал, что ему ответит Тим.

— Ее одежда в другом номере. А там опасно. — Молния давала яркий свет по два-три раза в минуту и на очень короткое время. Но это позволило Тиму почти без труда выбрать кофточку на трех пуговицах и, конечно же, с открытым донельзя верхом. А что касалось низа — здесь было еще сложнее — Мелл была ярой поклонницей мини-юбок.

— В этом номере, значит, нам ничего не угрожает? — спросила Мэри с призрачной надеждой.

— Раз Мелинды нет рядом с нами, скорее всего ее „скелет в шкафу“ нас не потревожит…. Хотя, не думаю, что в этом отеле есть хоть одно безопасное место. Сьюзен, тебе мини-юбку или мини-шорты?

— А Мелл?..

— Не думаю, что она станет возражать. — немного спустя Тим выругался от безнадежности. — И все же, это не то. На улице бушует стихия, а в такой одежде ты промокнешь в считанные секунды.

Сьюзен с облегчение вздохнула — ей совсем не хотелось примерять на себе чужие вещи, к тому же столь короткие. Но, разгадав задумку Тима, которая была гораздо хуже варианта облачения в чужие вещи, она быстро заговорила:

— Ничего страшного, до автобуса мы доберемся за считанные минуты.

— Этого будет достаточно для получения воспаления. Пожалуй, придется посетить и 206-ой.

„Зачем тебе это?!“ — захотелось ей прокричать. — „Не надо туда ходить. Я не хочу тебя снова терять!“

Но вместо этого она подошла к нему и обняла сзади.

— Не надо, — шепотом взмолилась она. Она думала, что он сейчас отстранит ее и произнесет нечто в стиле Уолтера — „Я только туда и обратно, детка“, — но Тим повернулся к ней и прижал к своей груди, поцеловав в переносицу. Это выглядело столь естественно, что у Сьюзен побежали мурашки по всему телу. Как такое могло быть? Они ведь знали друг друга совсем мало?

Или же очень долгое время?..

Молния осветила их фигуры и, Майк с Мэри криво улыбаясь друг другу, смущенно отвели взгляд.

Чувство радости за Тима и Сьюзен были настолько сильны, что, пожалуй, Майк не смог быть счастлив сильнее даже за самого себя. Когда она была с Уолтером (еще десять минут назад) их отношения для него были более или мене безразличны и только где-то в глубине души он спрашивал себя: „А правильно ли то, что они вместе?“. Сейчас таких мыслей у него не возникало, скорее даже в его голове вертелось лишь одно слово — Воссоединение.

— Все будет хорошо, — произнес Тим на ухо Сьюзен, не переставая обнимать ее. — Вскоре мы уедим из этого города и все останется в прошлом.

Он мягко попытался отстранить ее от себя. Сьюзен поддалась не стразу. Молния осветила ее заплаканное лицо, и Тим вытер ее слезы тыльной стороной ладони.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Ты останешься с Мэри в коридоре, рядом с Джимом. А я с Майком заберу твои вещи. Не волнуйся, дверь будет открыта. Но, ты должна мне пообещать, что при малейшей опасности вы с Мэри побежите без оглядки.

От его слов, по телу девушки пробежала дрожь. Она и думать не хотела, что в том номере их могла до сих пор поджидать гарпия с мясницким ножом. И все же она согласно кивнула, но когда Тим окликнул ее, она добавила к кивку и робкое „Да“.

— Мари?

— Хорошо, Тим.

Выйдя из номера Мелл, Тим запер дверь. В коридоре не приходилось ждать вспышек яркого света разрядов молний, по той причине, что здесь не было окон. Где-то, по правую руку от них должен был находиться Джим. Попытки окликнуть его, скорее всего бы завершились ничем, а потому Мэри решила отыскать его на ощупь, чтобы присесть рядом с ним — это было лучше, чем стоять посреди коридора в полной темноте беззащитной и испуганной. Нечто страшное могло закрыть ей рот своей холодной ладонью и утащить в один из номеров, а ее друзья спохватятся, когда уже будет слишком поздно.

Ее пальцы наткнулись на материю майки и на тело под ней. Сжав плечо Джима, Мэри осторожно присела рядом с ним и прислонилась спиной к стене. И только она почувствовала небольшое облегчение, как другая мысль закралась в ее голову — а что если тот же самый обладатель холодной руки, за то время что они находились в номере Мелл, успел утащить куда-то Джима и сам занял его место?

Мэри вздрогнула от такой идеи и тут же отстранила свое плечо от плеча, к которому она успела прислониться. Глупо конечно было считать, что рядом с ней сидел уже не Джим, а кто-то другой. Хотя…

Мэри Рирдон прижала ладони к лицу и начала делать глубокие вдохи, стараясь ни о чем не думать.

— Держитесь подальше от двери! — это был голос Тима. — Войдя с Майком, мы прикроем дверь…

— Нет! — взмолилась Сьюзен.

— Это необходимо. В полной темноте мы очень уязвимы. Я не хочу, чтобы мы выпустили то, что все еще может там находиться. Скорее всего, она не станет нападать, а попытается проскользнуть мимо нас и тогда всем будет очень плохо. Особенно тебе, Сьюзен. Ведь она охотится именно за тобой. Ты только скажи где находиться твоя сумка и мы с Майком принесем ее в считанные секунды. Обещаю, что все будет намного безопаснее, чем тебе кажется.

— Не надо, Тим. Прошу тебя, — взмолилась вновь Сьюзен. — Нам надо всего лишь добежать до стоянки, а это не больше тридцати метров. А там уже будет навес.

— Сьюзен, — произнес он с грустью ее имя. — На улице ливень, а ты только в одной рубашке. Для того, чтобы вымокнуть с головы до пят хватит и пяти метров. Ближайшую остановку мы сможем сделать лишь спустя час, а то и больше. И все это время тебе предстоит носить минимум белья и к тому же мокрого.

— Но! — почти прокричала она. — Вы ведь будете тоже в мокрой одежде.

— Мы возьмем всю сумку, — вступился в разговор Майк. — Надеюсь у тебя там не одна пара сменой одежды. Вы с Мэри одного размера и роста, а потому вы сможете поделить одежду. А мы с Тимом закаленные. В детстве мы не упускали ни одной возможности побегать под дождем, так что нам теперь ни один ливень не страшен. Верно, друг?

— От А до Я. А теперь скажи нам где ты оставила сумку.

Небольшая пауза, после которой Сьюзен, сдавшись, произнесла:

— С левой стороны постели. Сама постель находиться также с левой стороны от двери.

— Отлично. Мэри?

— Я около Джима, Тим.

— Сьюзен присядь и ты рядом с Джимом и Мэри и…

— При опасности — бежать.

— Так точно. — В голосе Тима прозвучала улыбка.

„Боже, как же я тебя люблю“. Эти слова произвольно закрались в ее голову и больше не желали ее покидать. „Я всегда тебя любила, еще до нашего уединения в номере мотеля. Еще до нашей первой встречи“.

К Уолтеру она тоже испытывала чувства, не смотря на его поступок и обидные слова, но теперь она сомневалась, что это была любовь. Нечто сильное, но несравнимое с любовью.

Дверь номера 206 тихо отворилась…

13.

То что дверь не открылась, почему-то совсем не удивило Уолтера. Он этого ожидал. Неужели кто-то и на самом деле хотел, чтобы они здесь остались, причем не на одну ночь, а навсегда?..

От этих мыслей по его спине пробежал холодок, твердящий о том, что дальнейшие подобные предположения обязательно приведут к панике.

Он напряг мышцы рук и вновь потянул дверь на себя. Та не поддалась, ни на йоту. Даже не отозвалась глухим стуком, словно перед ним была не обычная дверь отеля, а бронированная дверь банковского хранилища.

— Черт! — взревел он и ударил изо всех сил кулаком по стеклу. То, лишь загудело, но не треснуло. Уолтер отошел назад и с разбега, ударил в дверь ногой.

Преграда между ним и свободой осталась невредимой.

Уолтер прорычал сквозь зубы очередное ругательство и огляделся по сторонам в поисках чего-либо тяжелого.

Его взгляд привлек камин и он, быстрым шагом, направился к нему. В подставке были щипцы и савок, а вот кочерга отсутствовала, но Уолтер не стал заострять на этом своего внимания. Он схватил металлические щипцы и вернулся обратно к двери.

Схватив их обеими руками, он представив, что держит в руках биту, которой требовалось отбить крученый мяч. Он крайне редко промахивался по мячу, когда играл за команду восточного крыла. И когда мяч соприкасался со сжимаемой им битой, то сила удара, отправляла его далеко ввысь, а иногда и за приделы поля. Так что, разбить этой штуковиной стекло не составило бы ему труда.

Размах и поворот всем корпусом. Будь на самом деле в его руках бита и попади он по мячу, то, пожалуй, поставил в эту минуту рекорд. Не мировой, но университетский — безусловно. Но в руках его были щипцы, которые с ужасным металлическим стуком ударились об стеклянную поверхность и отскочили назад, не оставив на ней даже царапины, зато сила противодействия привело к тому, что они разбили бровь и переносицу Уолтеру.

— Твою мать! — заорал Уолтер, чувствуя гудение в голове, острую боль и что-то горячее и липкое текущее ему по носу вниз. Во рту появился ржавый привкус крови. Зубы, похоже, остались целыми, хотя два верхних резца немного пошатывались. С ненавистью он отбросил в сторону щипцы и сжал ладони, которые также болели из-за не менее сильной отдачи. Хотелось выть от досады, но Уолтеру удалось успокоиться и взять себя в руки. Злость была ни к чему, она могла только навредить. Стоило успокоиться и хорошенько все обдумать. А для этого надо было присесть.

Уолтер спокойно повернулся к двери спиной и зашагал к дивану. Упав на него и запрокинув ноги на журнальный столик, он прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Воздух вырвался с булькающим звуком, при этом повторно испачкав его исполосованную майку кровью. Из-за сломанной перегородки было трудно дышать и он, как будущий врач, прекрасно знал, что нос стоило вправить, если он только не хотел всю свою последующую жизнь проходить с искривленным носом или прибегнуть к помощи пластического хирурга.

Он задышал глубоко и равномерно, после чего потянулся к сломанному носу. Боль тут же отдалась у него в висках, от чего Уолтер отдернул пальцы назад. Боль пульсировала, но казалась терпимой, в отличие от той, что предстояла ему испытать, а потому он не мог заставить себя это сделать. Но прежде чем его мозг попытался отговорить его от этой затей, напомнить, что врач сможет сделать это профессиональней, хотя бы потому, что у того есть в арсенале обезболивающие средства, Уолтер схватил большим и указательным пальцами свой нос и почувствовав место смещения, резко вправил его назад. Чтобы не закричать, он укусил губу и уже в который раз почувствовал на языке вкус собственной крови.

В глазах потемнело, но он выстоял, не закричал. Боль начала отступать и дышать стало гораздо легче.

Уолтер посмотрел в сторону лестницы. Правый глаз заливало кровью, а потому он мог видеть только левым. Ему совсем не хотелось, чтобы его кто-то застал в эти секунды, но там никого не было. Даже звука шагов не было слышно. Только шум дождя и звуки грома за окнами.

Находясь в холе отеля, Уолтер не мог знать, что на втором этаже отсутствовал свет. Но, случись ему узнать об этом, он бы порадовался. Не назло оставшимся наверху, а за себя, ведь тьма усложнила бы то положение, в котором он сейчас находился, которое и так было не простым.

Посмотрев по сторонам, Уолтер обратил внимание на подушку, что лежала рядом с ним. Компресс из нее был никудышный и все же это было лучше, чем его многострадальная майка. Кровь надо было остановить, так как теперешние раны, никак не хотели исцеляться самостоятельно, как это было с теми, что он получил от мясницкого ножа. Можно было заглянуть на кухню и поискать там аптечку или же мороженое мясо, но времени у него было в обрез, а потому стоило смериться с тем, что есть.

Так Уолтер и поступил, приложив к глазу и носу подушку, на белой бархатной наволочке которой начало быстро расплываться красное пятно.

Отняв подушку от лица, он провел пальцами по брови, исследуя величину полученной травмы. Прикосновение к рассеченной ране вызвала новую волну боли и вдобавок неприятное чувство прикосновения к открытой ране, глубина которой, казалось, была ужасно большой. Следовало ее зашить и чем быстрее, тем лучше, не говоря о дезинфекции.

— Нужна аптечка, друг. Одним компрессом делу не помочь.

Но ходить по комнатам и искать ее, не было времени, сил и желания. Хотя, аптечка была в автобусе, к тому же там был и портативный холодильник с большим количеством льда. Но автобус был заперт и ключ был у Тима — пожалуй, единственного человека, которого он ненавидел сильнее, чем кого-либо еще. Да и дверь отеля была запертой, а потому…

— Ключ! — Уолтер даже подпрыгнул на диване. — Как я сразу не додумался!

Конечно, если дверь была заперта, значит, где-то, должен был быть ключ, который бы смог ее открыть. А где находятся все ключи и дубликаты в отеле?

Конечно же, в комнате диспетчера.

К ней Уолтер и направился, по пути размышляя — как ему еще поступить, случись и диспетчерской оказаться запертой.

Но дверь в диспетчерскую была открытой. Похоже, в эту ночь — это была единственная незапертая дверь во всем отеле.

Он вошел в небольшое помещение с тусклым освещением. По правую сторону находился стол с табличкой с именем „Т. С. Мессер. Менеджер отеля“» и с телефонным аппаратом. По левую — была полка, за стеклом которой находились все ключи, способные открыть любую дверь в этом отеле.

В первую очередь Уолтер подошел к телефону, но, как он и ожидал, тот не работал. В трубке была полная тишина и тогда, он направился к полке. Та была заперта на ключ, в отличие от самой диспетчерской. Наверняка ключ находился в одном из ящиков стола, но прежде чем пуститься в его поиски, Уолтер оглядел бирки, что были прикреплены к ключам.

— Ресторан…Кладовая…Котельная…а, вот и от входной двери, — радостно произнес он и на этой ноте, свет погас во всем отеле.

14.

То, что с ним происходит нечто неладное, Майк понял еще до обморока. Его голова гудела от боли как высоковольтные провода, а во всем теле чувствовалась слабость, словно он был простым воздушным шариком, из которого выпустили весь воздух. Наверное, так чувствует себя и муха после укуса паука, когда твои внутренности постепенно превращаются в жидкий суп.

Первый прилив слабости он испытал еще в своем номере, но учитывая те действия, которые ему пришлось исполнять с местной девушкой (чье исчезновение оказалось столь стремительным и неожиданным) — он не стал обращать на это внимание. Но, уже выйдя из номера, Майк понял, что все не так просто объяснимо и слабость в его теле носило другой характер. Он был истощен — физически и ментально, от чего ему было сложно сосредоточится на чем-либо. Наверное, потому он так легко и принял все слова его товарищей, если и не за правду, то за вполне возможное.

Входя в номер вместе с Тимом, Майк совсем не был настроен на встречу с сумасшедшей обнаженной девицей с мясницким ножом в руках, которая должна была лежать с биркой на большом пальце ноги, в морозильной камере в Бостоне. Но напряженность Тима передалось и ему, хотя тревога за свою жизнь его не сильно одолевала. В данный момент он напоминал сам себе Майка пропустившего пять бутылок пива и заказывающего очередную вдогонку к предыдущим. Единственное что полностью подчинялось ему — была речь, хотя и она была заторможенной из-за того, что ему приходилось дольше обычного подбирать слова, прежде чем составить предложение.

Но в чем могла быть причина этих перемен? Почему он сам себе напоминал отстающие часы?

Как только они въехали в этот городок, он ничего не ел и не пил. Все что они купили в магазине «У Билла», так и оставалось нетронутым в автобусе. После убийства Джоанны, никому и в голову не пришло утолить голод купленными продуктами.

А это значило, что ответ находился не здесь. Казалось, он был на поверхности, но все время ускользал от Майка.

— Майк, — раздался голос Тима, хотя никаких эмоций в нем не прозвучало.

— Я здесь, — ответил Доннахью, сделав еще один шаг в темноте. Вытянутые вперед руки, пока что улавливали лишь пустоту.

— Я иду к постели, а ты стой в дверях. Не позволяй никому выйти из номера. — От слов Тима у Майка засосало под ложечкой. — Как только я найду сумку, ты станешь моей собакой-поводырем.

Майку хотелось ответить как всегда иронично или даже проявить сарказм, но вместо этого услышал свой спокойный ответ:

— Хорошо. Будь осторожен.

За окном дождь стал постепенно стихать, но по-прежнему сохранял в себе силу. Свет молний стал тусклым, а звуки грома доносились не так близко, как раньше. Но одной небольшой вспышки хватило Майку, чтобы разглядеть темно серые предметы, что обустраивали комнату, силуэт Тима, постель. На постели что-то лежало (джинсы и майка), а рядом с ней была и сумка. При втором сполохе молнии, Майку удалось заметить приоткрытую дверь в ванную комнату, темное пятно на ней в виде ладони сползающей вниз, а также кресло по другую сторону. Кресло ему удалось разглядеть лишь на один короткий миг, уже боковым зрением.

Скорее всего, ему все показалось, а может и вправду, в этом кресле кто-то сидел.

Память в соавторстве с воображением, обрисовала ему восседающую фигуру: небольшое существо с редкими (а может мокрыми) волосами; с бледной, неприкрытой ничем, кожей; с опущенными руками на подлокотники, одна из которых длиннее (или же что-то сжимающая); с одной ногой закинутую на другую.

Майк уже хотел было позвать Тима и предупредить того, о своем видении, но тут, новая вспышка молний осветила вновь комнату.

Кресло было пустым.

Обмозговав всю ситуацию сам с собой, он пришел к одному единственному выводу — ему все привиделось. И все же, он не смог не поторопить Тима:

— Друг, скорее…

— Уже, Майк. Сумка у меня. Возьму только и одежду с постели….Все, уходим.

Как только Тим сказал это, Майк повернулся лицом к двери и сжал пальцами ручку. Стоило его ладони полностью обхватить ее, как чья-то другая рука опустилась ему на плечо. Майк непроизвольно вздрогнул.

— Это я, парень, — услышал он голос за спиной.

— Я знаю, — отпарировал Майк в ответ и открыл перед собой дверь.

Стоило им выйти из номера, Тим плотно запер дверь.

— Мэри, Сьюзен? — позвал Майк.

— Мы здесь.

— Все хорошо?

— По-другому и не могло быть.

— Я взял твою сумку, Сьюзен, — сказал Тим, протягивая ее в темноту, подождав пока пальцы девушки не найдут ее на ощупь. Прежде чем взять сумку, ее пальцы сжали его ладонь. — Переоденьтесь, а затем мы попытаемся покинуть этот город.

Не смотря на то, что в коридоре было темно также как и в номере, к тому же сюда не добирался свет от вспышек молний, Тим и Майк почти синхронно отвернулись, когда Сьюзен зашуршала своей одеждой, начав натягивать на себя майку и джинсы.

Стоило ей одеться, Сьюзен тут же вернула Тиму его рубашку, поблагодарив его. Затем, парни подхватили под руки Джима и все вместе направились к лестнице.

15.

Первое желание Уолтера, было разбить стекло кулаком или локтем, но ему пришлось отказаться от этой затеи. Сильный удар мог повлечь за собой к нежелательным последствиям, к примеру — он мог сбросить на пол ключи (в том числе и нужный ему), что только бы усложнило его положение.

В эти минуты Уолтер был зол на себя за то, что он вел здоровый образ жизни и никогда не курил. Зажигалка могла сильно облегчить ему жизнь. Имей он бы сейчас хоть какой-нибудь источник света, стеклянная преграда не представляла бы собой столь весомую преграду.

— Надо принимать решение, старина, — поторопил он себя.

Уолтер постоял с минуту неподвижно, после чего решительно снял с себя майку и намотал ее на правую руку. Потом, мысленно представил полку, и место где должен был находиться нужный ему ключ и с силой ударил кулаком в стеклянную перегородку.

Звук трескающегося, а затем падающего вниз стекла, взбодрил его как чашка утреннего кофе. Чтобы не резать себе руку (ран за один вечер он перенес предостаточно), Уолтер нанес еще несколько ударов вокруг той дыры, что появилось вследствие первого удара, но уже менее сильных. Вместе со звуком разбивающегося стекла, Уолтер уловил и три звонких стука о паркетный пол.

Упало три ключа.

Уолтер протянул руку вперед и, пошарив верхний ряд, ненароком сбил еще один ключ.

— Чтоб тебя!.. — выругался он, но стоило ему обшарить весь ряд, ему захотелось рвать и метать. Ключа на месте не оказалось. Нужный ему ключ, оказался одним из тех четырех, которым «посчастливилось» упасть вниз.

Теперь предстояло искать все четыре ключа, ползая на коленях в темноте и шаря ладонями по разбитому стеклу.

Стекло заскрипело и затрещало под подошвами его кроссовок и, теперь, этот звук не казался ему бодрящим. На ум пришел образ человеческих зубов, что превращались в прах под его ногами и Уолтер скривился от неприятной фантазии.

При первом же прикосновении ладони о пол, Уолтер порезался — один из острых осколков, впился ему между указательным и средним пальцем. Втянув воздух сквозь сжатые зубы, Уолтер вытянул его и с силой отбросил в сторону.

Он решил действовать лишь кончиками пальцев и после нескольких движений, его наткнулся на первый из ключей. Уолтер тут же сжал его в кулак, словно золотоискатель нашедший кусок золотого слитка на мертвом руднике.

— Еще три…

Второй ключ он нашел почти сразу после первого. Тот лежал под осколком стекла размером с ладонь.

Третий ему удалось отыскать спустя почти десять минут, от чего он не на шутку начал нервничать, уверовав, что в диспетчерской он не один и кто-то успел опередить его в этом слепом поиске. И все же третий ключ ему удалось найти почти у самого стола.

На четвертом он решил поставить крест, когда тот ударился о носок его кроссовка и зазвенел по полу. Уолтер нагнулся и без труда поднял его. Радость от находки полностью затупила его боль от разбитого носа и от раненой ладони.

Он поднялся на ноги и направился к выходу, по пути больно ударившись бедром о рабочий стол. Он выругался в очередной раз, потер ушибленное место и, не сбавляя хода, дошел до стены. Изучив ее израненной ладонью, Уолтер набрел и на дверь.

Когда он вошел снова в холл, в камине горел огонь, но в самом холле, вновь никого не было. Дрожащее пламя огня отбрасывало тени на стены отеля, делая их еще выше и освещало диван, на котором он недавно отдыхал. Уолтер огляделся по сторонам. Лестница на второй этаж была укутана тьмой, двери в подсобное помещение, на кухню и, бог знает куда еще, были как прежде закрытыми. За окнами шел дождь, хотя и с наименьшей силой, чем прежде и теперь, можно было расслышать журчание ручейков, которые (судя по силе и долготе дождя) наверняка могли бы составить конкуренцию таким рекам как Амазонка, Миссисипи и Нил.

Полено в камине треснуло и скатилось чуть ниже, подняв столб оранжевых искр и полностью обратив на себя внимание Уолтера.

Темнота теперь перестала волновать Кэмпбелла — ее место заняла гнетущая тишина, скрывающая в себе необъяснимую опасность.

— Эй! — прокричал он, радуясь, что в его голосе не прозвучало и капли страха. — Кто здесь?!

Никто не ответил ему и Уолтер не решил повторять своего вопроса. Вместо этого он подошел к огню, доставая из карманов ключи, подобранные с пола диспетчерской.

Он рассчитывал на то, что он опробует все четыре ключа, пока один из них не подойдет. Теперь же в этом не было надобности — пламя огня прекрасно освещало все помещение, — и теперь следовало, лишь оглядеть бирки.

Присев перед камином, Уолтер вытянул вперед ладони и оглядел находящиеся на них ключи. Один из ключей на правой ладони, оказался от входной двери. Недолго думая, Уолтер выкинул остальные три в огонь. В его глазах блестело отражение огня, а на губах играла улыбка, когда он смотрел на нужный ему ключ.

За его спиной что-то зашуршало. Похоже, это были шаги босых ног по мягкому ворсу ковра.

Кто бы это ни был, Уолтер был не рад его приходу. Ключ быстро перескочил в левую ладонь, а освободившаяся рука потянулась к лопатке, которая осталась одна в трехместной подставке.

— Уолтер?

Это был голос охрипшего человека или обессиленного….или же глубокой старухи. И все же, он узнал этот голос и поспешил обернуться.

— Мелинда?

…Вместо Мелл на него смотрела старуха со злобным фанатичным взглядом, с оскаленными зубами и с вздутыми венами на шее. Старуха была одета совсем не по годам, и Уолтер узнал эту одежду. Старуха явно донашивала ее после Мелинды Мерцер. Именно в этой одежде он видел свою бывшую девушку в последний раз.

Белая маичка с большим вырезом и короткие шортики того же цвета, прекрасно смотрелись на дочери табачного магната и просто непристойно на этом дряблом старческом теле. И все бы ничего, если только старуха стоящая сейчас перед ним и не была Мелиндой Мерцер. И в этом Уолтер Кэмпбелл не сомневался.

Это открытие буквально поразило Уолтера, а потому он даже не обращал внимания на вверх поднятые руки старухи, которые сжимали кочергу.

— Привет Уолтер, — злорадно прошипела старуха. — Похоже, у тебя есть то, что нужно мне.

Уолтер не слышал ее, он все еще находился в глубокой прострации, пытаясь понять — как могла Мелл подцепить прогерию, да еще в столь короткое время?

— Я помню, что тебе всегда нравились «Байки из склепа», — это были последние слова, перед тем как ее руки резко опустились вниз.

Острый крюк впился в макушку Уолтера и застрял глубоко в мозгу. Старуха опустила кочергу и отошла на два шага назад. Рот Уолтера широко открылся, глаза поползли вверх и их застелило потоком крови. Голову потянуло вперед и Уолтер полетел на пол. Кочерга слетела из его головы, как только его лицо ударилось об пол, оставив открытой зияющую рану в голове. Ключ от входной двери выпал из его сжатой ладони.

Вначале, старуха просто стояла и глядела без малейших эмоций на молодого человека лежавшего на полу, а после, по всему ее телу, от ног к голове, прошла волна дрожи. Из ее рта вырвался крик, скорее похожий на стон и она прикрыла в блаженстве глаза. Дрожь продолжалась еще несколько секунд, но уже меньшими волнами и она не преставала стонать от удовольствия.

…Когда Мелл вновь открыла глаза ее ждало приятное удивление — кожа на ее руках немного растянулась, грудь приподнялась и обрела кое-какую форму, плечи выпрямились, а с ног почти сошла дрожь. Груз двадцати лет смыло с нее, также как водой смывается пот и грязь жаркого дня.

Восьмидесятилетняя старуха исчезла и все же, Мелл рассчитывала на большее.

Она посмотрела на Уолтера, что лежал перед ней, словно поверженный бык у ног тореадора и ее губ коснулась улыбка.

— Бедный Вини! Спасибо тебе огромное за помощь. Пусть даже она была и неосознанной.

Мелинда присела перед ним и провела ладонью по его волосам, которые впитали в себя его кровь и серое вещество. Ей захотелось наклониться и поцеловать его в щеку, как тут же резко вскочила на ноги и оглянулась в сторону лестницы, откуда доносились приближающиеся шаги.

«Нужно бежать на кухню», — подумала она. «Там должны быть ножи. Они все же лучше чем кочерга».

На счет трупа, она не беспокоилась — теперь это была забота той Силы, что правило здесь.

16.

Холл вновь опустел, но в камине продолжали гореть дрова, когда Сьюзен с Мэри, а за ними Тим и Майк несущие Джима, спустились со второго этажа. Парни подтащили Джима к дивану и опустили его. Теперь Джим отрешенно глядел стеклянными глазами на огонь, который полыхал в его пустых зрачках. В том, что Джим безнадежен, Тим не сомневался, также как и в том, что знаменитому ди-джею радио «Бостон-Джой ФМ» не произнести больше ни единого членораздельного слова.

Что он увидел в своем номере? Что его настолько сильно напугало?

Тим не мог найти на это ответа. Он не мог себе представить ничего страшнее ожившего из мертвых старика, что прокладывает себе путь на поверхность из своей могилы.

Сьюзен и Мэри присели рядом с Джимом, а Майк пошел проверить входную дверь.

«В газетах утверждалось, что в большинстве случаев погибали приезжие», думал Тим, с усталью глядя на Джима. «В чем была причина этого? Почему именно приезжие? Ведь проводившие казнь над знахарем были жители города. Да, я это заслужил — по моей вине погиб сторож, — и я не понес за это наказание. Но в чем вина Сьюзен? В чем вина Мэри? Из-за того, что одна захотела стать хирургом и помогать в дальнейшем людям, а другая сбежала из дома, спасаясь от зверских побоев?!»

Наверняка всему должно было быть объяснение. А может его здесь и не требовалось и никакой карающей Руки здесь не было и в помине и все что происходит с ними просто забава некой Силы, в своей жестокости, не уступающей избалованному ребенку.

Он посмотрел в сторону Майка, который тщетно пытался открыть запертую дверь входа. Боковым зрением он уловил взгляд Сьюзен. Их глаза встретились и она ему улыбнулась, хотя в ее глазах так и остался страх, закравшийся глубоко в ее душу.

— Заперто, — констатировал очевидное Майк.

— Нужен ключ, — заметила Мэри. — Они должны быть в диспетчерской. Но там явно не светлее, чем здесь у огня.

В словах Мэри был скрыт явный подтекст и Тим его озвучил:

— Нам нужен источник света. Фонарь, спички…. кухонные зажигалки. Что угодно.

— Отлично, — согласился Майк. — Пойдем на кухню все или же разделимся на группы?

— Пойду только я, а вы оставайтесь с Джимом, — заявил твердо Тим.

— Уоу! — воскликнул Майк, подняв вверх руки. — Только не начинай опять свою браваду, друг.

— Я пойду с тобой, — вмешалась Сьюзен, вставая с дивана. — Тим уже хотел было возразить, но увидев решительности девушки, решил промолчать.

— Это другое дело, — одобрил шаг Сьюзен Майк. — Ты с Сьюзен займетесь поисками на кухне. А мы с Мэри обыщем кладовые и чуланы.

— А Джим?..

— Не беспокойся, Джим никуда не денется.

— Одному, ему может угрожать опасность!

— Минуту назад, ты хотел отправиться на кухню один, — напомнил ему Майк.

— Но он не в силах постоять за себя — он полностью беззащитен!

— Мы будем держать его в поле нашего зрения.

Тим, с неохотой все же согласился и, взяв Сьюзен за руку, они пошли в сторону двери, что вела, судя по табличке, на кухню.

Они попали в узкий коридор, конец которого с трудом можно было разглядеть. Сьюзен прижалась к Тиму поплотнее и он обнял ее за плечи. Свет от камина сюда почти не доходил. Вскоре они дошли до трех дверей — две по бокам и одна в центре. Те, что были по бокам, скорее всего были холодильной камерой и складским помещением, та, что в центре — нужная им кухня.

— Пожалуй, зайдем сначала на саму кухню — возьмем спички или зажигалку, а затем заглянем и в кладовую — там мы наверняка найдем и фонари, запасные батареи и, возможно, даже дождевики.

— А почему нам не зайти сразу же в кладовую? — спросила Сьюзен, чем вызвала улыбку Тима.

— На кухне, должны быть и газовые плиты, включив которые мы получим хоть какой-то источник света, благодаря которому наши поиски не затянутся на очень долгое время. В кладовой же будет полная темнота.

Центральная дверь бесшумно отворилась и они вошли в помещение укутанное прохладой, с легким запахом приправ. Здесь было одно окно, в дальнем углу, где находился небольшой коридор, скорее всего ведущий в уборную, от чего здесь не стояла кромешная тьма. Молнии отражались металлическим блеском, от чего у Сьюзен возникла ассоциация с патологоанатомическим блоком. Это сразу же привело к мыслям об острых предметах, которые могут оказаться для них роковыми. Наверняка девушка, что напала на них с Уолтером, прихватила свой нож именно отсюда.

Воспоминания об Уолтере тут же дали толчок к многочисленным вопросам.

«Где он сейчас? Не случилось ли с ним, что-то? Волнуется он за нее? Вспоминает? Жалеет о своих словах?»

Словно прочитав его мысли, Тим спросил:

— Ты думаешь об Уолтере?

Появилось желание ответить отрицательно, но Сьюзен осадила себя — лгать, это последнее, что ей хотелось в эту минуту.

— Да. Я волнуюсь за него.

Тим кивнул, но не стал оглашать того, что и сам переживает из-за Кэмпбелла. Ведь если дверь выхода оказалась запертой, то тогда, Уолтер, по-прежнему, оставался вместе с ними в отеле, а это значило, что рано или поздно либо они с Сьюзен, либо Майк с Мэри, наткнуться на него. В другом случае…

Тиму не хотелось об этом думать.

— Я надеюсь, что с ним не случилось, что-то плохое, — озвучила за него его же мысли Сьюзен. В ее голосе прозвучала вселенская грусть, и Тим понимал, что в любую минуту она может расплакаться. Конечно, она имела на это право, ведь память о времени, которое они провели с Уолтером вместе, не могла испариться в течение пары минут, пусть даже все закончилось на столь болезненной ноте. И Тим не ждал, что Сьюзен тут же разлюбит Уолтера и броситься в его объятия. Он был уверен, что он ей симпатичен, может даже очень, но о любви не могло идти речи. Что же касалось его самого….ему уже не дано было стать прежним.

За двадцать три года жизни ему удалось пережить уже два переломных момента. Первый оказался ужасен, другой же был полной противоположностью первому. Но вместе они помогли приобрести ему неоценимый жизненный опыт.

Ему было приятно думать о том, что они с Сьюзен были созданы друг для друга и их души всегда узнавали друг друга, пусть даже заточенные в разных телах. Ему, несомненно, нравилась идея о том, что — чтобы не произошло с ними в одной жизни, они без сомнения смогут найти друг друга вновь в другой.

«И все же, судя по фотографии в моем кармане и судя по нынешней передряге в которой мы оказались, нашим отношениям не суждено быть долгими».

— Ну, уж нет, в этот раз, я так легко не сдамся?

— Что ты имеешь виду, Тим?

Он провел ладонью по ее волосам и поцеловал ее в лоб, отчего Сьюзен прикрыла глаза.

— То, что с нами ничего плохого не случиться. Все мы вернемся обратно в Бостон невредимыми.

Но, он оказался неправ.

Свет молнии помог найти им плиту, около которой была электрическая зажигалка. От ее разряда не было никакого света и Тим со злостью выбросил ее в сторону и она с треском ударилась обо что-то.

— Тим, я кое-что нашла, — сказала Сьюзен и тут же ночь прочертила полоса тонкого света. — Я нашла его в ящичке со столовыми приборами.

Это был маленький черный фонарик-брелок, прикрепленный к ключам, скорее всего от какого-то автомобиля.

— Ты просто умница Сьюзен. Это больше, чем я мог рассчитывать. — Он прижал ее к себе и теперь она поцеловала его, достав до его подбородка. — Пойдем в кладовую и возьмем дождевики, и все что сможет быть нам полезным в пути.

— А как насчет колош? Я всегда мечтала в них походить.

— Ты никогда не ходила в дождливую погоду в колошах?

— Нет.

— Хорошо. В Бостоне я куплю тебе десять пар разных цветов.

Сьюзен засмеялась и прижалась к нему крепче. Их губы встретились сами, словно они действовали самостоятельно. Они впервые оказались наедине, с тех пор как она постучалась в его номер в Элдоне, штат Миссури и тогда, Тиму казалось, что у них не будет никакого совместного будущего. Сьюзен встречалась с другим и их отношения верно двигались к свадьбе, а он был человеком со стороны, не связанный отношениями ни с кем.

Теперь все радикально изменилось и он наслаждался моментом — мягкостью ее губ, теплотой ее дыхания, ароматом ее кожи и волос. Это было великолепное чувство. Такого он не испытывал ни с одной из девушек, с которыми он ранее встречался — это было всепоглощающе и незабываемо. Свет фонаря был уставлен под косым углом и терялся где-то в металлических полках с чистой посудой.

— Я люблю тебя, — сказал он почти автоматически.

— Я тебя тоже очень сильно люблю. А я-то думала, что подобное происходит только в дешевых любовных романах. Но я ошибалась, чему я очень рада. Между нами есть родство душ.

— Родство душ?

— Родство душ.

Они засмеялись прикасаясь друг к другу кончиками носов.

— Нам пора идти, — напомнил Тим.

Сьюзен его остановила, взяв его за руку. Тим удивлено оглянулся.

— Что-то не так?

— Пока все хорошо.

— Тогда пойдем. Нас ждут.

— Они подождут…

— Сьюзен?

— Сначала расскажи, что ты видел в своем номере? Я хочу знать о тебе то, что не знают остальные, Тим. Для меня это очень важно.

Майк присел рядом с Мэри и Джимом на диван, запрокинув голову назад и прикрыв веки. Мэри с настороженностью повернулась к нему:

— С тобой все хорошо?

— Да, — слишком быстро ответил он и легко улыбнулся. — Я просто устал. В предыдущие дни я всегда ложился спать не позже девяти.

Мэри улыбнулась ему в ответ и погладила его по волосам. Нежно, даже с любовью. Майк всегда ей нравился, но Мэри сама не знал как именно — как парень или же как брат, которого у нее никогда не было, но о котором она всегда мечтала до подросткового возраста. В полумраке холла, тени на лице Майка придавали ему еще более бледный осунувшийся вид. Мэри заметила это столь разительное изменение Майка еще на втором этаже, но не предала этому большого значения, так как забот на тот момент и так хватало. Теперь она могла разглядеть его получше и теперь контрастирующая худоба Майка с его прежней комплекцией не только настораживала Мэри, но и пугала.

— Ты плохо выглядишь.

Майк открыл глаза и повернул голову в ее сторону. На его лице она могла прочесть, что и чувствует он себя не лучше. Но вместо признания, Майк только и ответил:

— Это всего лишь усталость. Как только мы покинем Лайлэнд, я обязательно приду в прежнюю форму.

Мэри снова улыбнулась, но в этот раз печальной улыбкой и наклонившись поцеловала его в лоб. Майк опустил голову ей на плечо и они прижались друг к другу. Мэри понимала, что им следовало отправиться на поиски портативных источников света, как они договорились с Тимом, но ей совсем не хотелось нарушать столь хрупкий покой, который возник в эти секунды между ними. В эту безумную и долгую ночь она очень нуждалась в тишине и покое, пусть и на короткое время. Она чувствовала себя защищенной, сидя перед камином и прижимая к своей груди большую голову Майка, чье теплое дыхание грело ей коже через тонкую кофточку.

Джим молча сидел рядом с ними, как прежде глядя на огонь немигающим взглядом. Мэри решила на ощупь взять его ладонь в свою, но ее пальцы наткнулись сперва на его бедро. В кармане штанов Джима было что-то небольшое и твердое, и Мэри сразу же догадалась, что это могло быть. Мэри просунула пальцы в его карман и выудила из него зажигалку.

— Майк!

Он открыл глаза и посмотрел на нее. В его взгляд вернулась понимание происходящего вокруг, а губы растянулись в широченной улыбке.

— Мэри! Ты просто лучшая девушка, которую я когда-либо встречал! Как только мы выберемся из этих мест, я обязательно на тебе женюсь. — Майк не смог удержаться и опробовал зажигалку, чиркнув колесиком. Желтое ровное пламя появилось мгновенно.

— И с чего ты взял, что я хочу выходить за тебя замуж?

— Не важно. Главное, что я хочу.

Майк резко встал, его ноги подкосились и он чуть было не упал обратно на диван, Мэри уже было встала, но он остановил ее движением руки.

— Я в диспетчерскую. Ты сиди с Джимом и жди Тима с Сьюзен.

Сказав это, он направился в сторону диспетчерской. Дверь была не запертой. Водя внутрь, он тут же зажег зажигалку. Свет рябил в глазах и минимально освещал пространство. Оглянувшись, он посмотрел в сторону Мэри. Майк улыбнулся ей, этим говоря, что с ним все отлично, как вдруг, дверь поползла в его сторону, набирая скорость, пока с сильным хлопком не соприкоснулась с косяком.

Майк вздрогнул и пошатнулся на ватных ногах. Он протянул руку вперед и провернул ручку, но дверь не открылась. Ни к чему не привели и сильные удары плечом и ногой.

Его заперли.

Отрезали от Мэри и Джима.

Разделили…

— Майк, вот ты и вернулся ко мне.

Голос прозвучал у него за спиной и Майк медленно начал разворачиваться, держа зажигалку в вытянутой руке.

Свет пламя осветил лицо девушки по имени Кристин, с которой он делил постель на протяжении нескольких часов и скорее всего, если бы не Тим, они продолжали бы свое занятие и в эти минуты. А может, его бы уже и не было среди живых. Истощение превратило бы его в скелет.

Ее лицо светилось в темноте, отражая свет зажигалки. Лицо по-прежнему ничем не отличалось от простой представительницы человечества, но вот глаза…Глаза горели красным светом.

Рука Майка дрогнула и опустилась, от чего пламя осветила и низ девушки. Обнаженная девушка сделала шаг ему навстречу. Майк прекрасно понимал, что она хотела от него и он сам хотел того же.

— Ты суккуб, — прохрипел он.

— Тссс, — попросила она тишины. — Я только Кристин и никто более. Она рассмеялась и этот смех вскружил ему голову.

Она хотела испить его до конца и Майк не мог, да и не хотел этому сопротивляться.

— Наверное, страшно жить с подобным грузом на душе.

Это были ее первые слова с тех пор как он начал свой рассказ. Он ожидал, что она попытается успокоить его и заверить, что в случившемся его вины не было. Или же в ответ услышать нечто вроде: «Ты уже не тот Тим, каким был раньше». Подобных слов он боялся и пытался отгородиться от них — они бы только причинили ему новую боль.

— Он ждал тебя в твоем номере, — без малейшей вопросительной интонации произнесла Сьюзен.

— Не только он, но и все кладбище. Он прихватил его с собой и он не пытался спрятаться, выдать себя за другого. Он просто поставил меня перед фактом. Вылез из своей зловонной могилы, высокий и худой. Он хотел отмщения, хотел моей смерти. И кто я такой, чтобы винить его за это?!

— Ты ведь прекрасно понимаешь и сам, что это был не Хорн.

— Не думаю, что настоящий Хорн повел бы себя иначе. Если он и знает, что сейчас происходит со мной, то наверняка ликует и пляшет от радости. Санни и Гарри мертвы и я задаю себе вопрос вновь и вновь — их смерть была воля случая или чья-то направленная цель?

— Но ведь они погибли далеко от Лайлэнда. И в их смерти виновны их внутренние призраки. А для тебя, все уже кончено.

— Нет, Син…

Тим замолчал и Сьюзен ощутила беспокойство, переходящее в тревогу. В горле пересохло и ей захотелось пить, но она не стало на этом заострять своего внимания — если начинать утолять свои физиологические потребности, то тогда ей захочется есть, сходить в туалет, лечь спать. Но эти потребности были не слишком сильны — страх, до поры до времени, прекрасно их блокировал.

— Что ты хочешь сказать?

— Хорн…Он на свободе. Я запер дверь своего номера слишком поздно…Ему удалось выбраться и теперь он расхаживает по отелю.

— О Боже, Тим! — Она обняла его. Страх за него поглотил все остальные страхи.

— Я думаю, — Тим запнулся ища более правильные слова, — … я надеюсь, что он будет не опасен для тебя, Мэри и Майка, ведь ему нужен только я.

— И, после всего этого, ты хотел отправиться на кухню один?

— Я не хотел подвергать вас опасность. Это наше личное с ним дело.

— О чем ты, Тим?! — ее возмущению не было границ. — Все, что происходит в этом городке, происходит со всеми нами. И все, что противостоит каждому из нас — получит отпор от всех нас. Мы связаны между собой одними нитями. И если ты придерживаешься мнения об индивидуальном решение своих проблем, тогда зачем тебе надо было помогать мне? Почему ты не убежал сразу как только выбрался из своего номера? Почему ты не оставил нас бороться со своими демонами?!

Звучавшая обида в голосе Сьюзен породила в Тиме чувство неловкости, но также и приятной теплоты, от чего ему стало спокойнее.

— Прости, Сьюзен. — Он положил ладонь ей на плечо, но она его сбросила, плотнее сжав руки на груди и отвернув от него свое прекрасное лицо. В полумраке помещения, освещаемом вспышками молний и тонким лучом света маленького фонарика, она выглядела прекрасной жрицей дикого племени, за любовь которой воины бились друг с другом не на жизнь, а насмерть. — Ты права. Я рассуждаю как глупый мальчишка.

— Каковым ты, по сути и являешься, — все с той же обидой съязвила она, но теперь не без ноток юмора и Тим не смог сдержать улыбки.

— Но есть кое-что дельное во всем этом.

— Что же?

— Все что я пережил в эту ночь, помогло мне принять одно правильное решение, которое я готов выполнить, как только мы покинем этот город. Я намереваюсь вернуться в Олдмидоу и признаться во всем шерифу.

— Но тебя могут…

— Посадить? Я знаю. Но дальше с этим грузом я жить не могу.

— Даже если рядом буду я?

— Тем более если рядом будешь ты. — Он наклонился и поцеловал ее и она тут же ответила на его ласку. Затем, взяв ее за руку, они направились к выходу. Тим освещал найденным Сьюзен фонариком путь до двери, которая оставалась открытой, от чего свет выхватывал из тьмы коридор и нечеткие силуэты дверей.

Когда они подошли к выходу вплотную, и Тим уже собирался переступить через порог, дверь угрожающе заскрипела и с невероятной силой захлопнулась, да так, что от эха зазвучала вся металлическая утварь.

Сьюзен закричала.

Тим еще чувствовал поток ветра на своем лице от захлопнувшейся перед ними двери. Он не сомневался, что закройся дверь на полсекунды позже, он бы мог попрощаться навсегда с пальцами на левой ноге, со своей правой ладонью (а вместе с ней и с фонариком) и с кончиком носа. Обернулся он очень медленно, словно находясь в воде, и свет выловил из тьмы искаженное страхом лицо девушки.

— Почему? — только и прошептала она.

Тим знал ответ на ее вопрос и скорее всего его знала и сама Сьюзен. Тим не стал отвечать, а только прижал ее к себе и провел ладонью по ее волосам, в попытке успокоить. Сам же Тим в уме искал возможные варианты дальнейших действий.

«С нами пытаются разделаться поодиночке. А это значит, что нас с Сьюзен попытаются разделить. И Майка с Мэри…Надеюсь этого уже не произошло».

Тим взял Сьюзен за плечи и слегка отстранил от себя, так чтобы видеть ее глаза.

— Нам надо найти другой путь.

— Тим?

— Да, Сьюзен?

— А что если…что если ключ от дверей нам не поможет? Как мы выберемся из этого места?

Тим понимал, что хотела сказать Сьюзен — что входная дверь могла быть запертой не с помощью механизма, а с помощью той силы, что запирала остальные двери в отеле.

— Я не знаю. Пока не знаю. Но сейчас наша главная цель — это снова объединиться.

Тим крепко сжал руку Сьюзен в своей и они направились в сторону коридорчика, что находился у окна. В конце коридорчика были две двери. Одна, судя по недвусмысленной табличке, вела в уборную. Вторая же была без малейших опознавательных знаков.

Не думая долго, Тим загнал Сьюзен себе за спину и приготовился открыть дверь, готовый, как ему казалось, ко всему.

— Тим, это может быть опасно? — спросила она.

— Может.

— Тогда может не стоит ее открывать?

Он обернулся и посмотрел в ее глаза, в которых блестел невидимый свет, при этом сжав ее ладонь крепче.

— Из сложившейся ситуации, у нас есть только два выбора — остаться здесь и ничего не предпринимать или же открыть эту дверь.

— Но тебе не кажется, что именно этого и хотят от нас? Нам отказали в выходе через одну дверь, но предложили воспользоваться другой.

— Ты права, Сьюзен, — не смог не согласиться он с ней. — Но мы обязаны рискнуть. Но, ты должна знать одно, — Тим слегка склонился над ней, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Я никому не дам тебя в обиду. Ты мне веришь?

Сьюзен только кивнула, но сделала это очень уверено.

Тим взялся за ручку двери и провернул ее.

Мэри проводила Майка до диспетчерской взглядом и продолжала глядеть в его сторону, когда он вошел в нее. Ей было неспокойно, от чего сердце в ее груди билось беспорядочно. Но когда голова Майка появилась в проеме и он улыбнулся, ей стало намного легче и спокойнее и Мэри улыбнулась ему в ответ. Таким образом, Майк хотел показать ей то, что с ним все хорошо и нет причин для беспокойства. Мэри была благодарна ему за это.

Но все перевернулась с ног на голову (хотя, казалось, что хуже уже и быть не может), когда дверь сама собой захлопнулась и Мэри, также как и Сьюзен, закричала. Ее тело непроизвольно вздрогнуло, подскочив на диване, от чего ее левая ладонь съездила Джиму по лицу. Страх за жизнь Майка, заставил ее вскочить с дивана и побежать к диспетчерской.

Попытки открыть ее завершились неудачей. Она билась в нее изо всех сил, стучала кулаками, пыталась докричаться до Майка, но все безрезультатно. Паника все сильнее овладевала ею.

Верхняя часть двери была стеклянной, зашторенная жалюзи. Мэри оглянулась, ища что-либо, чем можно было разбить стекло. Взгляд ее остановился на камине, перед которым теперь сидел только Джим, чье бледное лицо и сидячее положение предавало его образу вид лунатика или же ожившего мертвеца. Мэри побежала обратно и, достав из подставки оставшейся совок, поспешила к диспетчерской.

Размахнувшись, она изо всех сил ударила совком в стекло, но оно, как почти все в этом отеле, осталось невредимым, только задребезжало и загудело. Но Мэри это не остановило и она ударила вновь, потом еще раз, затем и в четвертый. После дюжины ударов, ослабевшие ладони выронили совок и он, с диким лязгом, ударилась об пол, а сама Мэри, рыдая, поползла вниз, прижимаясь к стенке.

Она рыдала по себе и по каждому из них. Она вспоминала Джоанну, как они беседовали в аудитории перед началом пар и то, как ее убили у въезда в город. Она вспоминала Роберта, как он щурился на солнце сквозь свои очки, от чего всегда вызывал у нее смех. Об Уолтере, который всегда улыбался своей кривой улыбкой и громко отстаивал свое мнение. О Мелинде, вечно недовольной и постоянно курящей. Но теперь, даже все негативные черты характера Мелинды, казались ей милыми и очень родными.

Все было безнадежно. Въехав в этот городок, они сами подписали себе смертный приговор, который не подлежал обжалованию.

«Твоя жизнь уже не принадлежит тебе» — сказала ей старуха в ее номере. «Даже твоему горячо любимому Богу не принадлежит».

Было ли это простым запугиванием или же правдой?

Неужели ее дни были сочтены и все чтобы она не делала, только приводило ее к неминуемой кончине?

— Это мы еще посмотрим! — решительно заявила Мэри Рирдон, утирая ладонями мокрые глаза и щеки. Затем, встав на ноги, она прошла по холлу и села рядом с Джимом на диван. Сплетя перед собой пальцы, Мэри начала молиться, впервые за очень долгое время, пытаясь не просто пересказывать в уме заученные слова, а обращаться именно к Богу, в которого она хотела верить, пусть даже это было тяжело после всего пережитого за последние сутки.

Когда весь запас молитв исчерпал себя (даже странно, что за столь долгое время она не забыла их, не спутав ни единого слова), Мэри почувствовала легкое прикосновение покоя и защищенности, приход которых можно было объяснить лишь проявлением Божьей благодати.

Она смогла встать на уверено выпрямленных ногах, которые, казалось, сами повели ее к Джиму. Остановившись около него, Мэри посмотрела ему в глаза, похоже больше на хрустальные шарики, на его избитое и исцарапанное лицо, всклокоченные волосы, опавшие плечи и слегка раздвинутые ноги.

Между ног Джима, сверкая в пламени камина, лежали ключи. Мэри подняла их и оглядела бирку. Как только она прочла то, что на ней было написано, на ее губах заиграла улыбка, в глазах заблестели огоньки торжества и она была готова прыгать на месте от радости как сумасшедшая.

Это мог быть только знак. Божий знак. Иначе как можно было объяснить появление столь нужных им ключей здесь, около камина, вместо того, чтобы находиться в диспетчерской?

Мэри спрятала ключи в карман джинсов и оглянулась в сторону дверей ведущих на кухню, за которыми скрылись Тим и Сьюзен около двадцати минут назад. То, что было им нужно, теперь было у нее, а потому ей стоило отправиться на кухню за ними — Тим наверняка сможет найти способ вызволить Майка из диспетчерской.

Мэри посмотрела на Джима. Ей не хотелось оставлять его одного, но она успокоила себя тем, что ее отсутствие не будет долгим. Нагнувшись, она поцеловала Джима в щеку и отправилась за Тимом и Сьюзен.

17.

У большинства людей есть свои тайны, которые не предназначены для других людей, будь то родственники или друзья. И эти тайны чаще всего представляются невыносимым бременем, терзающие свою жертву изнутри. Боль терзаний зависит от количества тайн их силе и стойкости человека.

Но, стоит ли что-либо предпринимать для искупления или же попытаться оградиться от воспоминаний и жить, также как и ранее? Стоит ли вообще вступать в бой против греха или же попытаться противостоять совести?

Убрав зажигалку в сторону, Майк решил отстаивать свое право на жизнь до конца и принять вызов своих грехов и своей совести. В конце концов, то что хотела от него эта тварь предполагала обоюдное согласие. Но, то желание что овладевало им, было больше чем простое влечение парня к красивой обнаженной девушке. Это скорее было зависимость наркомана давно подсевшего на иглу, воля которого была полностью подавлена.

Но ведь один раз у него получилось вырваться из номера, может, удастся и в этот раз?

Тело девушки продолжало светиться, хотя это было не свечение, а нечто иное — он просто его видел в малейших подробностях, в то время как все остальное утопало во тьме. Он мог принять ее за обычную девушку (о, как он этого хотел), но ее горящие глаза, как два раскаленных уголька твердили об ее нечеловеческом происхождении.

Тварь словно прочла его мысли и глаза тут же померкли, став такими же карими, как и при их первой встречи в холе отеля. Она сделала шаг ему навстречу, и Майк тут же сделал свой назад. В ответ девушка улыбнулась, нежно и ласково, от чего на ее щеках появились ямочки.

— Майк, неужели ты испугался голой беззащитной девушки? — она залилась смехом, только не злым или пренебрежительным, этот смех словно говорил: «Да чего же ты милый, трусишка».

Майк попытался отвлечься, но его взгляд перешел от ее лица к ее груди и у него закружилась голова, а ноги подкосились и если бы не подвернувшийся вовремя под руку стол, он бы упал на пол.

— Майк, — успокаивающе произнесла она.

— Не подходи! — прокричал он, одной рукой держась за стол, а вторую вытянув запрещающее вперед, в то время как его глаза снова вернулись к ее груди, после чего, медленно, не пропуская ни единого квадратного сантиметра ее кожи, поползли вниз. Она сделала еще один шаг вперед, Майк остался на месте, продолжая изучать ее тело. Изучение остановилось на родинке, локализовавшуюся на левой стороне бедра и имеющую форму пятилистника.

Он видел и раньше эту родинку. В номере было темно, но Майк был уверен, что тогда этой родинки не было. Его глаза начали свой обратный путь — от бедер к голове. Но теперь это было совсем другое тело. Другая форма бедер, другая форма груди, другое лицо. Теперь это была девушка из его прошлого, чьи глаза он навсегда запомнил, также как и родинку. Она не осталась все той же шестнадцатилетней девушкой, время коснулась ее также как и его самого. Но он, конечно же, узнал ее. Узнал бы ее даже если бы прошли двадцать или сорок лет.

— Майк, — вновь произнесла она, но теперь это был другой голос. И он также был ему хорошо знаком.

— Нет! Отойди от меня! — заорал он, с трудом оставаясь на ногах, но при этом, не отводя от нее глаз.

— Майк, ты ведь знаешь, что я люблю тебя, даже не смотря на то, что ты сделал.

По его телу прошлась крупная дрожь, а в голове начали зарождаться и другие желание. Теперь он не только хотел ее физически, но также ему захотелось ее обнять, прижать к себе, защитить, не дать ее в обиду, умереть за нее….Но, вместо этого, он только мотнул головой, которая стала невероятно тяжелой, и прерывисто задышал.

— Твой поступок не смог ничего изменить, я продолжала тебя любить и не забывала тебя никогда. И я буду тебя любить и впредь, не смотря ни на что, — она сделала еще один шаг к нему на встречу. — Хочу, чтобы ты знал — я не держу на тебя зла.

Впервые за многие годы, Майк почувствовал, что по его щекам потекли слезы.

— Я…сделал тебе больно, — прохрипел он, опустив взгляд, не в силах больше смотреть ей в глаза. — Я сделал тебя несчастной….Загубил твою жизнь.

— Нет, не говори так. — Она прижала ладонь к его щеке. — Я знаю — ты не хотел причинить мне вреда. Ты просто встал на неправильную дорогу. И тебе удалось с нее сойти, что главное.

— Это ничего не меняет.

— Ты ошибаешься, мой милый. Это многое меняет. — Она обняла его, от чего его лицо уткнулось ей в грудь. От девушки исходил приятный запах полевых цветов. В свою очередь, он обнял ее за талью, прижав ее как можно сильнее к себе. — Они тебя заставили сделать это со мной. Но они уже заплатили за это сполна.

— Но я не заплатил, — его губы просскользили по ее голой коже и слова прозвучали глухо. — Я должен был признаться в содеянном.

— У тебя есть мое прощение, а потому не стоит себя больше винить.

— Как можно подобное простить? — Он поднял голову и вновь взглянул ей в глаза.

— Можно и я тебе это докажу. — С этими словами, она начала снимать с него одежду.

— Куда они пропали?

Ни Майка, ни Мэри в холе не было, когда Тим и Сьюзен вернулись назад другим ходом. Только Джим оставался сидеть неподвижно на том же месте, бессмысленно глядя на камин, огонь в котором начал угасать.

— Похоже, отправились за нами, — предположила Сьюзен.

Тим подошел к Джиму и ощупал его пульс.

— Он… — Сьюзен не договорила, прикрыв ладонями рот.

— Жив, — успокоил он ее. — Надо вернуться на кухню. И зайти в складское помещение.

— Ты иди, а я останусь с Джимом.

Тим с недоверием и настороженностью взглянул на нее.

— Нам лучше быть вместе. Ты же сама не хотела разделяться.

— Да, но, пожалуй, Джиму больше нужна компания.

— Это может быть опасно.

Сьюзен села на диван рядом с Джимом и ощупала его лоб. Жара не было, вместо этого лоб Джима был мертвецки холодным. Ощущение было не из приятных и Сьюзен поспешила убрать руку.

— Здесь нигде нет безопасных мест.

Тим согласно кивнул и, сказав «Я скоро», вновь скрылся за дверью, что вела на кухню.

Мэри Рирдон остановилась на пороге. Хотя темнота мешала разглядеть помещение, она все же не сомневалась, что здесь никого не было, об этом говорила полная тишина.

— Тим? Сьюзен? — все же позвала она с небольшой надеждой на отклик. Его и не последовало, но, тем не менее, Мэри решила войти на кухню. С вытянутыми вперед руками, она сделала три шага вперед и на последнем уткнулась во что-то твердое. Опустив руки и обследовав предмет на ощупь, она пришла к выводу, что перед ней была металлическая поверхность, — толи стол для резки овощей, толи тимпан для жарки еды.

— Ребята?! — позвала она вновь, скорее для своего собственного успокоение, чем для получение ответа. И это помогло, хотя и на очень короткое время.

Держась за металлическую поверхность, она пошла дальше. Вскоре, ей попалась раковина и она, тут же поняла, что в ее горле давно пересохло. За долгое время всех переживаний, ее мозг просто отключил каналы, отвечающие за физические повседневные человеческие потребности. Но сейчас она не могла отказать себе в возможности утолить свою жажду.

Найдя байонету, Мэри провернула ее дважды, после чего в ночной темноте кухни послышался звук журчания воды. Сложив ладони лодочкой, она подставила их под воду. Вода охладила ее на удивление горячую кожу, вернув ей немного от спокойствия. Когда ладони были подведены трижды к губам, она вновь наполнила их водой, после чего плеснула ее себе в лицо, смывая с себя пот и напряжение. Душ принятый ей почти два часа назад, теперь казался просто далеким воспоминанием.

Закрыв кран, она спросила себя, где сейчас могли быть Тим и Сьюзен. На кухне их не было, а это значило, что должен был быть и другой выход. Что если этот выход вел прямиком на улицу и теперь, они вдвоем сидели в автобусе и мчались прочь из этого города?

Мэри отогнала эту мысли — Тим и Сьюзен никогда бы так не поступили с ней, Майком и Джимом. Она была в этом уверена, не смотря на то, что они были знакомы всего лишь каких-то пару дней.

Звук захлопнувшейся двери (не той, в которую она сюда вошла, а другой) заставил Мэри вздрогнуть.

— Здесь кто-то есть? — дрожащим голосом спросила она, но ей уже в третий раз никто не ответил.

Продолжая всматриваться в темные углы кухни, Мэри заметила боковым зрением тусклый свет, словно от свечи. Свет исходил из-за приоткрытой маленькой дверце, к которой вел короткий коридор, начинающийся у окна. Свет плясал и набирал силу, говоря о том, что кто-то приближался к ней неторопливым и, судя по гулу, тяжелым шагом.

— Тим?! — позвала она в полголоса и шаги немедленно стихли. И в этой тишине, она смогла расслышать тяжелое свистящее дыхание, принадлежащее скорее не человеку, а израненному в корриде агрессивному быку. Это дыхание сильно напугало Мэри. Даже больше, чем одиночество в темном помещении.

С трудом сдерживая рыдания, Мэри присела на корточки и спряталась за металлическим столом, при этом трижды перекрестившись. Кто бы ни вошел на кухню, он не сможет ее заметить сразу, если только не предпримет желание обойти все помещение по периметру.

Шаги возобновились, но и тяжелое дыхание осталось различимым, а вскоре проскрипела и дверь, и кухню осветило дрожащим светом. Похоже, это была керосиновая лампа, либо очень большая свеча.

Мэри задержало дыхание, закрыв ладонью рот и нос.

Сначала повисло молчание, после которого пришедший произвел шуршащий звук, и по освещенной желтым светом стене поползла огромная тень. Мэри с трудом заставила посмотреть на нее — бесформенная громада, очень отдаленно напоминающая человека. В центре всего темной массы было светлое пятно или даже дыра, словно незнакомец, чья тень накрыла стену, имел сквозное ранение в груди и, скорее всего, полученное из дробовика.

Обладатель тени протяжно прохрипел и с мерзким звуком отхаркнул сгусток изо рта, который упал на пол со звонким шлепком.

— Посмотрим, что у нас тут есть, — раздался грубый голос с хрипотцой, после чего свет снова задрожал и вернулся шорох шагов.

Мэри с трудом сдерживала себя от крика, который просто рвался из ее груди вместе с рыданием. Стараясь дышать сквозь ладони как можно тише, она зажмурила глаза. Теперь она жалела, что оставила свой крестик в общине, когда сбегала в Бостон. Ей хотелось почувствовать его материальность в своих руках и прочность нити на своей шее. Она-то думала, что покинув общину, ей больше никогда не придется вспоминать ни о ней, ни о Боге. Возможно, теперь Он наказывал ее за гордыню и отречение.

Тем временем, до нее донесся очередной звук — открывания герметичной двери. Похоже, незваный гость осматривал холодильник.

Выждав момент, Мэри выглянула из-за тимпана и увидела сгорбленную широкоплечую фигуру перед открытым холодильником, облаченную в лохмотья. В спине монстра на самом деле зияла дыра. Длинные седые волосы спадали вниз и полностью скрывали от Мэри его лицо, за то открывали обзору его затылок, покрытый язвами и сукровицей. В левой руке он держал старую лампу в металлической сетке.

Мэри с ужасом и отвращением, передернула плечами и вернулась на свое место. Теперь ее страх обрел конечную форму, ведь двухметровый, необычно широкоплечий старик, с дырой в спине, сквозь которую можно было разглядеть продукты в холодильнике, не являлся простым Божьим созданием. Он принадлежал другому Создателю. Тому, который создал и двойника ее матери.

— Черт! Ничего хорошего! — гневно прохрипел старик и с силой захлопнул дверцу холодильника. — Ни тебе свиного мяса с признаками гнили, ни дождевых червей под майонезом.

Мэри не сдержалась и всхлипнула, после чего тут же прикусила нижнюю губу. Тяжелое дыхание пропало, а свет перестал плясать.

«Он услышал меня и теперь прислушивается! О, Господи, не дай меня ему обнаружить!»

Она просидела неподвижно около трех минут, крепко зажмурив глаза. А когда их открыла, то обнаружило, что ничего кругом не изменилось. На кухне все также горела тускло лампа, она сидела прислонившись к тимпану, а кругом стояла полная тишина.

Но все это продолжалось не долго — что-то сверху капнуло ей на щеку.

Мэри тут же вытерла тягучее, плохо пахнувшее вещество со своего лица и подняла голову вверх.

— Привет, худышка, — прорычала страшная рожа, нависшая над ней. — В прятки играешь?

Мэри закричала и встав на четвереньки поползла прочь. Но старик оказался проворным и успел схватить ее за волосы и сильно потянул на себя. Девушка взвыла от боли и страха и упала на спину. Старик слез с тимпана и поднял руку вверх, заставляя Мэри подняться на ноги. Мэри зарыдала уже в который раз за ночь и снова подумала о своей скорой кончине.

— Отпустите меня, пожалуйста! — взмолилась она, хватаясь за держащую ее руку, которая больше походила на кривую корягу, с натянутой на нее кожей из воска.

— Сначала стишок, потом подарок, — злорадно прохрипел старик. — Ты знаешь стишки, Мэри? — Схватив пальцами свободной руки ее за щеки, старик повернул Мэри лицом к себе.

Вместо ответа Мэри истошно закричала, на что старик отреагировал той же монетой, обдав ее зловонным дыханием гнилых зубов, после чего раскатисто рассмеялся. Когда приступ смеха прошел, старик отпустил ее волосы, но продолжил сжимать ее за скулы.

— Знаешь или нет?! Знаешь или нет?! Не заставляй меня сердиться. В гневе я очень страшен, Тим не даст соврать. Я ведь в пылу ярости ненароком могу тебе и шею сломать.

— Отпусти ее!

Старик повернул голову в сторону двери, что вела из кухни в холл отеля. Тим выглядел решительным и непреклонным стоя в проеме дверей. Ему было страшно, но он старался не подавать вида.

Хорн послушно ослабил хватку и Мэри упала на пол, приземлившись на зад. На ее щеках, от пальцев старика остались белые пятна, которые быстро заполнились кровью. Хорн полностью потерял к ней свои интерес, после чего послушно поднял руки вверх и повернулся к Тиму.

— Будут еще какие-нибудь пожелания, малыш?

— Она здесь не причем, ведь тебе нужен только я.

Старик задумчиво посмотрел в потолок, скривив изуродованный рот или то, что от него осталось.

— Да, дружок, ты, пожалуй прав — она мне не к чему.

Тим медленно перевел взгляд на Мэри, разум которой был готов в любой момент поспешить вдогонку за разумом Джима.

— Мэри, подойди ко мне.

Мэри повернула дрожащую голову в его сторону, но продолжала сидеть на полу кухни.

— Он тебя не тронет. Не бойся.

— Да, худышка рыжая моя, — криво ухмыляясь, добавил Хорн, — старина Джонатан больше пальцем тебя не тронет, так что поднимай свой костлявый зад с пола и пойди прочь.

Мэри снова не отреагировала на их слова, только с ужасом глядя на исполина немигающим взглядом. Хорн отвернулся от Тима и протянул ей свою руку.

— Тебе помочь встать?

Мэри шарахнулась от его руки в сторону и, продолжая глядеть на него большими глазами, встала на ноги и поспешила к Тиму. Ашер сделал шаг ей на встречу и обнял ее, после чего большим пальцем дотронулся до ее подбородка и повернул ее голову к себе. Она с неохотой отвела взгляд от улыбающегося трупа и посмотрела на Тима.

— Иди в холл. Там тебя ждет Сьюзен, ты меня поняла?…Мэри, ты меня поняла?

— Да.

— Вот и хорошо. Иди, ну же. — Он повернул ее к себе спиной и подтолкнул к двери. Мэри, с трудом перебирая ногами, зашагала вперед и все же не удержалась и оглянулась. Тим встал перед ней, хотя высоченного старика заслонить собой было практически невозможно.

— Иди и не оглядывайся.

Мэри кивнула и, выйдя через дверь, пошла по коридору в холл. Тим закрыл дверь кухни и повернулся к Хорну, который уже стоял прямо перед ним и буравил его своими мутными, разъеденными червями глазами.

Когда он схватил Тима за горло, с его лица полностью сошла ироничная улыбка.

Добыв на кухне нож, Мелл уже было хотела вернуться в холл отеля и оценить обстановку, как услышала, что кто-то шел в ее сторону. Долго не думая, она поспешила к черному ходу. Как только она скрылась за небольшой дверью, кто-то из приезжих вместе с ней в город вошел на кухню. Вслушиваться в их разговор она не стала, а поспешила по коридору, который вывел ее в небольшую комнату, которая в свою очередь имела выход как в комнату для отдыха для персонала отеля, так и в холл отеля.

Когда она оказалась вновь в холле отеля, то увидела плачущую у двери в диспетчерскую Мэри. Она могла подкрасться к ней и всадить той нож в горло, а после разобраться и с неподвижным Роквеллом, но, увидев у ног Мэри металлический савок, решила не рисковать (ей ведь было не двадцать три, как раньше, а около шестидесяти). Лучше было подождать другого, более удачного момента, который, Мелинда не сомневалась, обязательно подвернется.

Придя к выводу, что это правильный ход, Мелл на носочках, проскочила у камина и спряталась под лестницей, сжимая в потных руках нож.

Когда Мэри прекратила рыдание и подошла к камину, а затем и пригнулась, чтобы что-то поднять с пола, Мелл решила что это ее шанс и вышла из-за своего укрытия. Но, увидев что Мэри целует Джима, она поняла, что та собирается его оставить одного, что было просто замечательно.

«Похоже, в моем рукаве вновь нашлось место для козырного туза. Роквелл будет просто легкой добычей. Помолодев еще на двадцать лет, мне будет гораздо проще справиться с кем-нибудь еще».

Когда Мэри скрылась за дверью, ведущую на кухню, Мелинда обождала еще около минуты и вышла из под лестницы, словно жуткая создание из детских кошмаров. Но не успела она сделать и пару шагов, как дверь, через которую она вошла сама ранее, открылась и в холл вошли Тим и Сьюзен.

Чертыхаясь как злая ведьма, Мелинда вернулась обратно под лестницу. Она с нарастающим раздражением слушала их разговор, но поняв, что Робертс останется с Джимом, в то время как Ашер вернется за Мэри на кухню, ее охватила эйфория, она чуть было не загоготала во весь рот от радости.

«Да, лучше просто и быть не может. Я верну себе красоту и молодость, убив эту мерзкую сучку. Это просто шикаааарно!»

Она тяжело задышала, вытерев лезвием ножа слюну, что стекала с подбородка. Похоже, Хозяин был доволен, раз сделал ей такой приятный подарок. Именно так и должно было быть. Она и Робертс и больше никого. Когда нож пробьет грудную клетку этой выскочке, пронзив сердце, она будет долго смотреть ей в глаза, смотреть как их будет обволакивает пелена, смотреть пока не погаснет их жизненный свет. А после она располосует ее милую мордашку, так чтобы хоронили Робертс только в закрытом гробу.

Мелл коротко и быстро закивала головой, обдумывая план своих действий, и глаза ее при этом горели безумными огоньками. С уголков ее губ снова поползли слюни, но теперь она их не замечала, так как полностью была увлечена своими мыслями.

Она приготовилась к атаке, крепко сжимая в руке стальной нож.

18.

Пятилетний Джим Роквелл смотрел на занятых своими делами взрослых, снующих из одного угла его родительского дома, в другой и не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Он просто стоял в центре холла и глядел на незнакомых ему людей. Он все еще не мог успокоиться от шока, причиной которого стали два жутких инцидента. Вначале григеты под его кроватью, а затем и смерть отца.

Он попытался найти спасение от страшных голосов под кроватью в комнате своего отца, который остался единственным его защитником во всем этом мрачном доме. Но вместо того, чтобы выбежать ему на встречу и попытаться успокоить, Роквелл старший продолжал лежать в своей постели, при этом его глаза были широко открыты и уставлены в потолок. Рот был распахнут в безмолвном крике, а из левой ноздри, по щеке стекала струйка крови. Все его тело было настолько напряжено, что можно было услышать глухой звук в ответ на стук, к примеру, по плечу. Джим закричал настолько сильно, насколько ему позволяли его маленькие легкие, после чего выбежал из комнаты, держа путь на улицу, при этом ему все время казалось, что за ним кто-то гонится, не отставая ни на шаг.

Он не переставал кричать, даже выбежав из дома в холодную осень, что царила за порогом. Набирал воздух в грудь и начинал заново. Соседи вызвали шерифа и врача, которые подъехали к их дому в течение двадцати минут, и все это время у Джима не прекращалась истерика.

Обследовав дом, шериф вызвал медицинскую группу, а их семейный врач, доктор Каллен, сделал Джиму укол, после которого ему стало гораздо легче.

Когда шериф и доктор спустились со второго этажа, Джим продолжал, молча стоять в центре холла и смотреть на мельтешащих кругом людей, но при этом вслушивался в разговор взрослых.

— Похоже, это аневризма, — сказал Каллен, обращаясь к шерифу Макмиллану. Доктор Каллен был единственным знакомым человеком Джиму, среди всех присутствующих в доме. Доктор стал частым гостем в их доме, с тех пор как у отца Джима начались душевные расстройства. Но Джиму он не нравился и не потому что Каллен был плохим человеком, либо плохим доктором, а просто считал, что доктора ходят в гости лишь в те дома где не все в порядке. И в каждый раз, после его ухода, Джиму казалось, что в их семейной жизни что-то изменилось, причем в худшую сторону.

— Это окончательный диагноз, док? — спросил шериф, закуривая сигарету.

Джим тут же подумал о том, что его мать наверняка бы выгнала Макмиллана за дверь, будь она сейчас жива.

— Нет, конечно. Нужно более тщательное исследование. Возможно, понадобиться и помощь штатного эксперта, для произведения аутопсии.

— А как на счет яда? Отравление могло бы привести к подобному раннему окоченению?

— Вы думаете, его отравили? — не скрывая свое удивление, спросил Каллен. — И кто, по-вашему, мог пойти на такое?

Шериф немного подождал, пока доктор сам найдет ответ на свой вопрос, после чего начал пристально изучать вазу с засохшими цветами.

Доктор Каллен резко оглянулся в сторону Джима, который стоял посредине дома как гипсовое изваяние и был таким же белым. Каллен медленно отвел взгляд от него и снова переключился на шерифа.

— Вы думаете…

— Ничего я не думаю, — нервно процедил сквозь зубы Макмиллан и затушил сигарету пальцами, после чего спрятал ее в карман форменной рубашки.

— Этого не может быть.

— А я ничего и не утверждаю….И все же, мог подействовать на него подобным образом некий яд?

— Подобным эффектом обладают некоторые из ядов, но я все же настаиваю на аневризме. Один из сосудов просто истончился и, возможно, вследствие некоторых внешних факторов он лопнул.

— Каких факторов?

— Не могу сказать, это могло быть что угодно. Но версия о разрыве подтверждает кровоизлияние в левом глазу и кровотечение из носа.

— Значит, это не было убийством?

Каллен пожал плечами.

— А вы бы хотели, чтобы это было так?

— Боже упаси, док. Просто долгие годы работы сделали из меня личность, склонную к сомнениям и подозрениям. — Шериф посмотрел на пятилетнего мальчика с прищуром, словно его беспокоил солнечный свет, даже под крышей. — А что нам делать с мальцом?

— Предоставьте это мне. Я его оформлю в местный детский дом. Дорогу сюда они прекрасно знают. Если бы не его отец, Джим уже давно был их подопечным. Администрация детдома уже хотела через суд лишить его родительских прав, но…этого уже не потребуется.

Шериф и доктор отошли в сторону, пропуская двух медиков, спускающихся вниз по лестнице, что несли носилки с телом отца Джима, накрытого белой простыней.

— Как дела, парни? — осведомился шериф.

— Справились, — ответил один из медбратьев. — Правда, нам пришлось вырезать часть из простыни, которую труп сжимал в своей руке. Не тащить ведь нам ее всю в морг, а вырвать ее мы не смогли, сколько не пытались.

— Хорошо. Грузите его и можете ехать.

Шериф проводил их до двери, после чего повернулся в сторону доктора, который уже стоял около Джима.

— Куда вы его пока?

— Отвезу его в свой кабинет и оттуда уже позвоню в приют. Дальше, это уже будет их проблема.

Макмиллан кивнул:

— Тогда, я закрою все двери и покончим с этим.

Доктор присел перед Джимом, хотя даже так он возвышался над мальчиком, и сжал его плечи:

— Джим, — не громко и с сочувствием обратился он к мальчику. — Мы сейчас поедим на машине в больницу, а затем я отвезу тебя в приют.

Джим никак не отреагировал на его слова, смотря ему за плечо.

— Там тебе будет хорошо, — продолжил Каллен. — Там много детей твоего возраста. Ты обязательно с ними подружишься.

Не дождавшись ответа, доктор встал и с усталью посмотрел на шерифа.

— Не тронулся ли он умом? — спросил тот.

— Нет, шериф. Это шоковое состояние, из которого его надо вывести иначе это может нанести еще больше вреда его неустойчивой детской психики.

— Может, тогда его сразу перевести в дом для умственно отсталых? — шериф захохотал, затем подавился и начал кашлять.

— Здесь ваши шутки не уместны, шериф. В конце концов, он вас слышит.

— А по нему не скажешь.

Каллен приобнял Джима и повел его к двери.

— Пойдем, Джим, нам уже пора. Шериф Макмиллан закроет все двери в доме, чтобы в него никто не пробрался, пока он будет пустовать.

— Да, парень, — добавил шериф, — ты иди, а я позабочусь о том, чтобы спустя много лет, вернувшись, ты нашел свой дом, таким же каким его оставил. Если только городское начальство не подпишет бумаги об его сносе.

Джим продолжал молчать, не обращая внимания на злые шутки Макмиллана. А когда они прошли мимо него и остановились около двери, в проеме материализовалась чья-то фигура.

— Вы кто, миз? — спросил Каллен.

Но Джим ее узнал сразу:

— Мелл?

Все начало меняться: входная дверь превратилась в камин, Каллен и Макмиллан исчезли, дневной свет стал полумраком, он сам из мальчишки, вновь превратился в двадцатитрехлетнего парня.

Мелл улыбнулась и резко взмахнула правой рукой, в которой что-то сверкнуло металлическим блеском.

Голову стало тяжело держать и она повалилась назад, да так сильно, что Джим смог разглядеть стеклянную дверь, по которой стекали дождевые капли, а после, все потемнело и вечный мрак накрыл его своим крылом.

Сьюзен не выдержала мук ожидания и, встав с дивана, начала прогуливаться по холлу. Молния осветила часы на стене. Половина третьего. Столь долгожданный рассвет солнца должен был прийти через пару часов, если этому позволят тучи. И живущий до сих пор в ней ребенок, беспрекословно верил в то, что с наступлением утра уйдет все плохое преследовавшее их на протяжении всей ночи. Сказывались фильмы ужасов, которые ей довелось посмотреть, в том числе и с Уолтером. Буквально на днях, она с ним пересмотрела фильм «От заката до рассвета». И именно из-за этого фильма у нее создалось в большей степени такое впечатление.

Уолтер? Где он сейчас? Находился ли он до си пор в отеле или же нашел другой путь и выбрался из него? Что если он встретился с Робертом и Мелиндой и теперь они вместе отправились назад в Массачусетс?

Сьюзен хотела верить в это, она на это надеялась.

Конечно, она не могла не думать о нем и конечно она его все еще любила. Но прекрасно понимала, что все уже для них двоих осталось в прошлом.

Она стояла спиной к дивану, скрестив руки на груди, когда молчание было нарушено всего лишь одним словом:

— Мелл?

Это был голос Джима, и Сьюзен с радостью и восторгом обернулась. Это было чудом — Джим очнулся и Мелл вернулась. Но счастье ее было скоротечным.

Вместо Мелл, Сьюзен увидела старуху с огромным ножом, которым та провела (как показалось Сьюзен) черту в воздухе, после чего ее руки и белая майка окрасились красными крапинками. Джим издал протяжный гортанный звук и опрокинул назад голову. Под его подбородком начала расширяться глубокая рана, быстро заполняющаяся кровью.

Лицо старухи осталось непроницаемым и только в глазах искрилось безумие.

Сьюзен открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Глаза ее широко открылись, щеки побелели. Она попятилась назад, но споткнулась и упала на пол.

Старуха осталась стоять на месте, опустив вниз голову, словно чего-то ждала. И вскоре, это произошло — дрожь, словно от электрического разряда, прошлась по всему ее телу, от головы до ног.

— Ооо, Боже! — с восторгом прокричала она и повернулась в сторону Сьюзен. — Что за наслаждение.

Сьюзен продолжала глядеть на женщину, с которой на ее глазах произошел удивительный метаморфоз, с тем же недоверием, с каким смотрит подросток, которому продемонстрировали первоклассный фокус.

Теперь перед ней стояла женщина, помолодевшая на двадцать лет и следящая за своей внешностью — очень высокая (не по возрасту) грудь; ровный пресс, без намека на выпирающий живот; длинные стройные ноги и округлые бедра, хорошо смотрящиеся в узких белых шортиках; еле заметными морщинами около глаз, длинные белокурые волосы, без малейшего намека на седину. Другими словами — это была эффектная женщина бальзаковского возраста.

И все это могло бы показаться волшебством, если не жуткое убийство Джима, лицо которого начало уже бледнеть из-за огромного количества потерной крови, которая продолжала стекать ему на грудь из зияющей в горле раны.

— Такого удовольствия, скорее всего еще никто и никогда не испытывал. Ты буквально испытываешь, как с тебя слетает груз двадцати лет. — Женщина, с безумной улыбкой на лице, медленно пошла на встречу к Сьюзен. — Такого удовольствия невозможно получить даже от первоклассного секса.

— Мелл?! — прошептала испуганная девушка. Перед ней конечно была ее знакомая. Бывшая подруга ее бывшего парня. Но, Сьюзен никак не могла в это поверить.

— Да, красотка. Ты рада меня видеть вновь? — Мелл приподняла руку, в которой сжимала нож, на уровень своих глаз. — Рада, что со мной все в порядке?

— Ты убила Джима, — только и смогла произнести Сьюзен в ответ.

— Ты тоже бы так поступила на моем месте, превратись в дряблую старуху в свои двадцать лет.

— Нет, — полушепотом заявила Сьюзен, отрицательно качая головой, оставаясь сидеть на полу, смотря, как медленно приближается к ней окровавленная женщина с ножом наперевес. В эту минуту, Сьюзен казалось, что мертвая девушка в ее номере была предпочтительней в качестве собеседницы, чем постаревшая Мелинда Мерцер, одержимая убийством в порыве возвращения утраченной молодости.

— Да, дорогуша! Да! — Мелл не мигая, смотрела в глаза Сьюзен и та, словно загипнотизированный кролик, ждала когда к ней подползет удав. — Все бы поступили также на моем месте. Уверена, что вернуть молодость, пусть и таким способом, захотели даже те, кто прожил полные свои года, без прыжков во времени, как в моем случае! — Последние ее слова превратились в истошный крик.

— Ты убила человека, которого хорошо знала и смела называть своим другом!

Мелл остановилась в пяти шагах от Сьюзен и с утомлением закатила глаза к потолку, после чего с глумлением добавила:

— Я убила Уолтера, к которому имела хоть какие-то чувства, а ты мне говоришь о Джиме. Джиме, который и так стал похож на овощ. Так что, я скорее ему помогла.

Сказанные Мелл слова, прозвучали в голове Сьюзен динамитным взрывом.

— Нет! Ты лжешь! Ты не могла его убить!

— Твое право верить во что угодно, но сказанные мной слова — чистая правда. Всадила ему в башку кочергу, при этом испытав несказанное удовольствие. Но не грусти о нем, вы очень скоро с ним встретитесь. — Все это Мелл преподнесла в виде великолепной новости, с восторгом и весельем. Но следующую фразу она изрекла с нескрываемой ненавистью и злостью к своей оппонентке:

— Теперь тебя ждут лишь цветы на могиле, сука и никакой свадьбы!

Мелинда явно не знала об их с Уолтером разрыве и Сьюзен не имела ни малейшего желания просвещать ее. Но даже если бы и захотела, то все равно бы не смогла — она лишилась возможности не только говорить, но и воспринимать все вокруг как реальность.

Сделав три быстрых шага, Мелинда оказалась перед Сьюзен, возвышаясь над ней, как голиаф перед Давидом, предвкушая новую волну наслаждения и необоснованной мести. Сьюзен подняла огромные от ужаса глаза вверх, уставившись на нож, с острия которого упала капля крови Джима. Она приземлилась ей на щеку и покатилась вниз, словно кровавая слеза мученика.

— Это справедливо, — заявила Мелл, вбирая в себя энергетику момента. — Я вернусь в прежнее тело, забрав молодость у тебя, а не у кого другого. — Мелл улыбнулась и зрачки ее сузились. — Прощай, детка и не держи на меня зла, ведь все во власти Судьбы.

Говорят, что перед смертью вся жизнь пробегает перед глазами. Тим не верил в подобные высказывания, до данного момента.

Старик действовал умело — он не мог ни вдохнуть, ни сделать глотательное движение. К тому же Хорн сжимал его горло, там, где его пальцы наносили как можно больше боли. Он поднял Тима над полом, от чего тот мог дергать только ногами. Носками кроссовок он бил старика по ногам, но это не приводило ни к малейшим результатам — ноги Хорна были словно бетонными. В глазах Тима начало быстро темнеть — сначала исчезла кухня, потом нижняя часть Хорна, затем осталось только его лицо изрезанное глубокими морщинами, лишенное начисто кожи на левой щеке и с обвисшими мешками бровей поверх провалов глаз. А вскоре остались лишь эти провалы, в черноте которых можно было с трудом разглядеть мутно-белые кружочки — его глазные яблоки.

Со временем исчезли и они.

Перед Тимом Алленом Ашер распростерлась бездна. Она была бездонной и манящей. Она шепталась, выла и молила его об отречение от всего земного. Сулила ему освобождение, смирение, утешение…

Бездну заменила яркая вспышка и Тим увидел самого себя, летящего в эпицентр всего этого светового излучения. Свет накатывал пульсациями, словно морские волны, повинующиеся приказам лунным приливам и отливам.

Когда сияние достигло своего пика, оно стало меняться — изливаться разными цветами, невероятно насыщенных контрастов. Каждый из цветов спектра приобрел форму из сплетений лучей и принялись виться и кружиться вокруг него. Когда один из лучей проникал сквозь него, Тим видел яркую вспышку, после угасания которой, он возвращался в некоторые моменты своей жизни, о которых он начисто забыл…

Вспышка!

Он бежит по широкому полю и сухая трава хлещет его по ногам. Рядом с ним бегут двое мальчишек, один из которых держит в руках самодельного летучего змея. Мальчишкам лет по семь-восемь (из чего он делает заключение, что и ему столько же) и одеты они в серые потрепанные пальтишка и в широкие на подтяжках штаны. Ветер дует им на встречу и Тим думает, что в такую погоду, змей обязательно полетит и полетит настолько высоко, насколько ему позволит нить. Они бегут на холм, на котором растет невысокое деревце, почти уже потерявшее всю листву. Во время бега, Тим держит в руках свою кепку из грубой материи и его смех ветер уносит в бескрайние дали.

Вспышка!

Снова он в поле и снова он бежит и снова он не один. Только теперь их не трое, а гораздо больше и смеяться ему вовсе не хочется. Он в синей военной форме, а в руках держит не кепку, а ружье. Его товарищи кричат и изредка останавливаются, чтобы произвести выстрел. Здесь тоже осень, только более поздняя и когда раздается взрыв, а из земли вырастает столб огня, трава быстро загорается. Некоторые из бегущих падают и их засыпает землей, у других на груди расплываются кровавые пятна, в которых исчезают обугленные края униформы. Он, как и остальные, кричит, но страха он не испытывает…уже не испытывает.

И когда его что-то сильно толкает в плечо, а по всему телу распространяется горячая боль, он сбавляет скорость, спотыкается, падает и все же встает снова на ноги, при этом, не переставая кричать…

Вспышка!

Он сидит на причале и качает ногами над водой. В руках он держит удочку и не отрывает взгляда от поплавка, который сонно покачивается на плаву. Это весна и запах от цветов и трав кружит голову. Рядом с ним сидит мужчина, который протягивает ему сверток. Развернув серо-коричневую мятую бумагу, Тим видит в ней кусочек ржаного хлеба, ломтик домашнего сыра и два листика салата. Тим с жадностью съедает сандвич и не отрывается от еды, даже когда его отец начинает смеяться, указывая на его удочку, которая медленно соскальзывает в воду, а поплавок не прекращает окунаться…

Вспышка!

Тим смотрит через линзу фотоаппарата, через которую видит самую прекрасную девушку на свете, в легком белом платьице. Ветер колышет ее волосы и одежду, от чего она становиться похожа на мифическую богиню. Тим знает, что она в обиде на него и знает этому причину, но никак не может ее вспомнить. Он нажимает на кнопку, когда в небе вспыхивает молния. В пустынных местностях редко идут дожди, но это именно один из редких дней. Он подходит к ней и пытается обнять, она же поворачивается к нему спиной. Он опускает голову на ее узкое плечо и ветер тут же начинает гнать ему в лицо ее длинные черные волосы. Тим ей шепчет что-то, но она не хочет его слушать или делает вид что не хочет. Он целует ее в щеку, затем в шею и она оттаивает — поворачивается к нему и прижимается к его груди.

Бездна…

Но эта не прежняя бездна, Тим видит свет в конце. Это тоннель и Тим все еще слышит свои собственные слова, летящие сквозь темноту: «Я вернусь к тебе, Сэлли Робинс, обещаю. И мы снова будем вместе». Слова растворяются в пустоте, но эхо все еще витает вокруг. Только это эхо остается не только от его слов, но и от слов принадлежащих другим людям, десяткам людей, сотням…Людям, которых он когда-то знал и которых знает. И все голоса твердят одно: «Ты не сдержал обещание. Это твой крест».

И меня мой крест спасет…

Эта строчка проплывает в его голове и ему становится все ясно.

Забудь страх изгоняющий дьявола!

Тим становиться совсем близко к концу тоннеля и теперь это уже не точка света, а яркий диск, продолжающий расширять свои края. И он знал, что его ждало в конце. Нет, не Потусторонний Мир, он просто возвращался…

Когда молочный свет рассеялся, Тим понял, что по-прежнему не может вдохнуть. Его глазам вернулось возможность видеть земные вещи, но первое что он увидел после удивительно короткого, но в тоже время и бесконечного путешествия, было совсем не земным.

Перед ним все также плыло разлагающееся лицо трупа. Рука Хорна по-прежнему была вытянутой и сжимало его горло. Но, теперь, Тим не боялся этого мертвого старика, похожего на гниющий фрукт. Он отпустил сжимающую его руку и потянулся в задний карман джинсов.

Старик заметил это его движение, от чего на его лице вновь появилась улыбка, от чего кожа в уголках его губ покрылась трещинами.

— Что ты там прячешь, малыш Тимми? Неужели молитвенник?

Тим, прощупав пальцами края картона, крепко сжал его. Но старик, резко отбросил в сторону его руку и просунул в карман свою пятерню. Достав фотографию, он близоруко придвинул ее к своим глазам.

— Это твоя подружка? Ты хотел мне ее показать? Как это мило, с твоей стороны. Извини, но на вашей загробной свадьбе, певцом я не буду.

Тим уже начал думать, что ничего не произойдет, на что он так сильно рассчитывал, как вдруг, рука сжимающая фотографию воспламенилась ярким зеленым пламенем. Заинтересованность старика сменилось испугом. Он заревел как попавший в капкан медведь и, выронив фотографию, замахал быстро рукой, в попытке сбить пламя. Пальцы, что сжимали горло Тима, слегка ослабли и он нашел силы в себе для улыбки.

Но радость Тима быстро угасла — старик встряхнул в очередной раз рукой и та отвалилась от его тела. Упав на пол, рука разлетелась на мелкие обугленные пылинки.

— Хороший ход, парень, — прорычал Джонатан Хорн, сжав сильнее ладонь, в которой он сжимал горло Тима, от чего Тим не смог сдержать стона. — Признаю, я тебя не дооооо!!!

Хорн не успел завершить фразу, так как его плечи охватило все тоже зеленое пламя. Старик разжал пальцы и Тим упал вниз. Хорн отшатнулся назад и его вторую (и уже единственную) руку заволокло огнем, которое быстро распространялось по всему его телу.

Мертвец кричал, а огонь пожирал уже и его волосы и лицо, а вскоре из его распахнутого рта, начало вырываться пламя и его крик превратился в глухой хрип.

Тим схватил с пола фотографию, но прежде чем вернуть ее в карман, он осмотрел ее — огонь никак не повредил ее, не оставив ни единого черного пятна.

Хорн рухнул на колени и все же даже так он возвышался над Тимом. Он попытался встать, но потерял равновесие и полетел вниз лицом. Рука, которую он вытянул вперед, рассыпалась в прах, от чего он все же встретился всем телом с полом кухни. При ударе, оно разлетелось на разные части. Голова мертвеца покатилась в сторону Тима и тот, быстро вскочив на ноги, с отвращением отфутболил ее обратно, успев заметить, что от огня не исходило жара. Также в воздухе не было запаха гари.

Голова, сделав три подскока, разлетелась не еще более мелкие составляющие.

Он остался стоять на месте, досматривая как тело мертвеца полностью превращается в пепел, после чего, он развернулся и поспешил назад в холл отеля, где его ждали друзья.

Мелл не отпустила руки и не нанесла Сьюзен смертельного ранения. Раздался звонкий удар, Мелинда произнесла нечто вроде «Экххх!» и повалилась на пол. Нож при ударе отлетел в сторону.

Мэри смотрела на Сьюзен с дикими глазами, держа в руках савок, которым она безуспешно пыталась разбить дверь в диспетчерской. Зато голова Мелинды Мерцер оказалась не настолько крепкой. Пошатнувшись, Мэри выронила савок из рук. Раздался лязг, от которого и Мэри и Сьюзен вздрогнули.

— Ты как? — спросила Мэри. Она отвела взгляд от лежащей на правом боку Мелл, повернувшись к Сьюзен.

— Где Тим? — задала встречный вопрос Сьюзен, поднимаясь на ноги.

— Он…на кухне, — ответила Мэри, не вдаваясь в подробности.

Сьюзен кивнула, после чего задала очередной вопрос:

— А где Майк?

— Он…в диспетчерской. — Мэри указала на запертую дверь, после поправила взбившиеся волосы. — Мы нашли зажигалку у Джима в кармане. — Мэри хотела было обернуться в сторону Роквелла, но вовремя передумала. — Майк пошел туда за ключом и дверь…сама собой захлопнулась. Я прибывала открыть дверь, даже разбить ее стеклянную часть, но ничего не вышло.

— Надо идти за Тимом, он сможет…

— Нет!

Резкий протест Мэри, заставил Сьюзен насторожиться.

— Что…что с Тимом?!

Мэри не знала, что ей ответить. Лгать она не могла, но и правда была недопустима. Но ей не пришло ничего объяснять, потому как на полу зашевелилась Мелинда Мерцер.

Не издав ни звука, она попыталась встать на четвереньки. Одна ее рука подкосилась и Мелл приземлилась на локоть. На ее затылке зияла открытая рана, из которой сочилась кровь. Удар Мэри оказался достаточно сильным для того, чтобы разбить ей макушку, но не слишком сильным, чтобы ее надолго отключить.

Вибрируя всем телом, Мелинда согнула ноги в колени и прочно упираясь стопами в пол, сделала попытку подняться. Когда ей это удалось, Мэри и Сьюзен попятились назад. Мелл встала на ноги, ее спина была согнута, а руки расставлены в стороны, в попытке удержать равновесие.

— О, Боже! — только и смогла произнести Мэри, глядя на свою когда-то молодую однокурсницу.

Мелинда осторожно повернулась в ее сторону, смотря на нее с широко распахнутыми глазами.

— Вот сучка, — прокричала Мерцер, тряся по-старчески головой. — Зачем ты меня ударила?! Еще подруга, называется.

— Что с тобой стало, Мелинда? — жалость и неприязнь смешались в одно противоречивое чувство.

— Со мной? Со мной все путем и было бы еще лучше, если бы не твой предательский удар сзади. — Медленно, Мелл зашагала к своему ножу, что остался лежать на полу и с трудом согнувшись, сжала снова его в ладони.

— Не надо, Мелл, — попросила ее Мэри, но та не обратила на ее слова ни малейшего внимания.

— Ну, с кого мне начать? — спросила Мэлл, переводя взгляд и острие ножа с Мэри на Сьюзен и обратно.

Казалось время замедлило свой ход и часы на стене громко отсчитывали тягучие секунды. Капли дождя падали на окна со свистом падающих бомб. Ветер завыл протяжно и тоскливо. До рассвета оставалось полтора часа, но в таком ритме, его появления можно было и не дождаться. И казалось, что этому временному растяжению может положить конец лишь чье-то активное действие.

И оно произошло.

— Стой, где стоишь!

Тим словно появился ниоткуда, встав рядом с Мэри, которая, в отличие от Сьюзен, ближе находилась к дверям ведущим на кухню, при этом коротко взглянув на труп Джима Роквелла.

Милашка Мелл изобразила на своем лице гримасу ненависть, а в глазах пропала былая уверенность. Одарив Тима испепеляющим взглядом, Мелл прокричала хищной птицей и ринулась в сторону Сьюзен. Сьюзен закричала от испуга и ее почти сразу же отбросило в сторону летящее тело Мелинды.

Оседлав ее, Мелинда сделала замах рукой, в которой сжимала нож, но Сьюзен удалось остановить ее напор, сжав в своих руках ее запястье, этим и отложив на короткое время знакомство лезвия ножа со своей грудью. Напор Мелл был огромен и она не переставала кричать, от чего казалось, что силы у нее только прибавлялись. Острие ножа медленно начло опускаться.

Тим ринулся с места. В других обстоятельствах, чтобы выиграть лишнюю секунду, он бы сделал прыжок вперед, но подобные действия не были позволительными в нынешнем положении дел. Броситься на Мелл — значило быстрее и глубже всадить нож в сердце Сьюзен. Тим схватил Мелинду за волосы и потянул ее назад. Мелл упала на спину, но ему не удалось ее надолго удержать — липкие и мокрые от крови волосы, выскользнули из его ладоней. Воспользовавшись столь удобным случаем, Мелл развернулась и полоснула ножом Тиму икроножную мышцу. Тим взвыл от боли, а Сьюзен закричала от страха. Вскочив на ноги, Сьюзен бросилась на Мелл, которая уже хотела подняться, повалив ее обратно на пол. Нож снова вырвался из ее рук и вертушкой отлетел к камину. Мелл завизжала от досады и, сбросив с себя Сьюзен, поползла к камину.

Тим хотел ей помешать, но его опередила Мэри. Она снова сжимала в руках савок, которым в очередной раз огрела Мелинду по голове, но теперь приложив к этому все свои силы. Мелинда упала лицом вниз, не дотянувшись до ножа каких-то пару сантиметров.

Какое-то время они молча стояли и смотрели на лежащую у камина Мелинду Мерцер, чье короткое платье задралось кверху, обнажив ее белые с красными пятнами трусики. Похоже, у Мелинды начались месячные, о чем позаботится у нее, в эту ночь не было времени.

Сьюзен первой отошла от данной картины и подбежав к Тиму, обняла его за шею и принялась покрывать его лицо поцелуями. Тим в ответ, прижал ее к себе, уткнувшись лицом в ее приятно пахнущие волосы, при этом боль в ноге стала немного слабее.

— Я сдержал обещание, Сэлли и вернулся к тебе.

Сьюзен, похоже, даже не заметила, что ее назвали другим именем, продолжая крепко сжимать ее шею. Его дыхание приятно щекотало ей ухо, и на ее губах заиграла улыбка.

Немного придя в себя, она отпустила его и присев на корточки осмотрела его ногу.

— Надо перевязать твою ногу.

— Не стоит, она меня только слегка задела, да и крови уже нет. Сейчас главное для нас уехать отсюда….А где Майк?

Мэри подошла к ним, при этом перешагнув через Мелинду.

— Он в диспетчерской, дверь захлопнулась и теперь он не может выйти. Ему нужна наша помощь.

— Ты пыталась открыть дверь?

— Да, но все оказалось бесполезным. Я надеялась, что ты сможешь что-то придумать.

Тим сжал губы, после чего отрицательно покачал головой.

— Мы не в силах ему чем-либо помочь. Единственный кто может — это он сам.

Девушка освободила Майка от верха и теперь принялась за ремень. Майк сидел на столе, раздвинув ноги, между которыми и стояла Кристин Люнберг — девушка из его темного прошлого.

— Кристин…

— Тссс. Не надо слов, — остановила она его, прижав палец к его губам.

— Я хочу попросить у тебя прощения.

— Это ни к чему. Я ведь тебя уже давно простила.

— Я хочу попросить у тебя прощение за другое.

— И за что же? — девушка остановилась, зажав между пальцами язычок его ширинки.

Майк осторожно поднял руки и ласково приложил ладони к ее лицу, при этом поглаживая кожу под ее глазами.

— За это, — только и произнес Майк, с нотками печали в голосе, после чего сильно сжал ладони, от чего мышцы на его руках вздулись. Правой рукой он надавил ей на подбородок, а левой на затылок.

Раздался хруст и глаза девушки тут же вновь загорелись красным огнем. Но это была только вспышка, которая сразу же и поблекла. Лицо девушки снова превратилась в лицо диспетчерши отеля и она упала на пол.

Майк зажмурил глаза и прижал ладони к вискам. В уголках его глаз проступили слезы. Но Майк не дал им скатиться вниз по щекам, а резко, а где-то и со злостью стер их.

У его ног была пустота. Тело девушки исчезло.

— Прости…, - выдавил он из себя и встал со стола. В эту минуту он определил свой дальнейший жизненный путь, если ему будет суждено вырваться живым из этого города.

Он обязательно вернется в Виржинию.

* * *

Мэри уже хотела запротестовать накричать на Тима за то, что тот хотел просто ждать и ничего не делать, как дверь в диспетчерскую открылась и оттуда осторожным шагом вышел Майк Доннахью. Увидев их, Майк широко улыбнулся:

— Привет, ребята. Рад, что мы снова вместе.

Мэри кинулась к нему, крепко обняв его за широкие плечи, при этом вспомнив, как она точно также обнимала ствол старого дуба, что рос на территории общины, когда ей был немил весь белый свет. Тим и Сьюзен подошли к ним поближе.

— Я рад, что ты вернулся, — отстранившись от него, произнесла Мэри.

— Я тоже, только…мне не удалось найти ключ.

— Ты и не мог его найти, — ответила ему Мэри, доставая из кармана ключ. — Он у меня.

— Как он у тебя оказался? — удивлено спросил Тим.

— Я нашла его около камина. У ног Джима.

Майк посмотрел в сторону Джима и его глаза тут же стали шире.

— О, Боже! Что произошло?!

Ему решила ответить Сьюзен:

— Его убила Мелинда, — короткий взмах рукой в сторону тела лежащего на полу. — Потом она хотела убить и меня, но Мэри ей помешала. А после, нас выручил и Тим.

— Но почему Мелл хотела убить вас?

— Это длинная история. Давайте лучше выбираться отсюда.

Все молча согласились и направились к дверям. Мэри передала ключ Тиму и он просунул его в замочную скважину. Ключ без проблем вошел в прорезь. Немного помедлив, Тим плавно его провернул.

Раздался щелчок работающего механизма и за спиной Тима раздались три облегченных вздоха. Тим провернул ручку и потянул ее на себя — двери без малейших трудностей отворились. Ночной свежий ветер ударил им в лицо ароматами дождя и зеленой травы.

— Это еще не конец, — заметил Майк, в отличие от остальных не спешащий радоваться.

— Да, — согласился Тим. — Рано говорить о победе.

— А что делать с Мелл? — поинтересовалась Сьюзен, чем заставила всех оглянуться назад.

— Я думаю, ее лучше оставить здесь и запереть дверь, — предложила Мэри. — Мы свяжемся с констеблем, и он ею займется. Впрочем, как и телом Джима.

Тим одобрил ее предложение, но взглянул на Сьюзен и Майка, ожидая их предложений. Сьюзен и Майк кивнули ему в ответ.

— Отлично, так и сделаем, а сейчас нам надо добраться до нашего автобуса.

Они выскочили на улицу под все еще моросящий дождь, ступая по лужам и перепрыгивая через ручьи — здесь на холме их было не мало. Розы, растущие на клубах, были сломаны и прижаты к земле обезумевшей стихией. Тим был уверен, что у подножья холма воды должно было скопиться гораздо больше, что могло им создать очередную проблему в их попытке уехать из города.

Майк, Мэри и Сьюзен поспешили к стоянке, а Тим запирал дверь отеля на ключ, когда в отражение стеклянных дверей, он увидел свет фар приближающегося автомобиля.

— Ребята! — позвал он своих друзей. Те обернулись, и Тим указал пальцем в сторону автомобиля.

19.

Желтый «камаро» остановился в тридцати метрах от них. Вначале ничего не происходило, словно водитель не решался покинуть сухое водительское кресло и выйти на улицу, где все еще шел дождь. Но все же дверца открылась и из машины выбрался человек. Дождь и ночь не позволяла разглядеть его лицо, но Тим смог заметить, что это был не высокий, хилого телосложения человек.

Майк выступил вперед.

— Холодновато, — подметил Тим, присоединившись к нему.

— И это в июле, — добавил Майк, когда незнакомец приблизился на расстояние достаточное, чтобы его разглядеть. Это был молодой парень, одетый в серо-зеленую форму местных правоохранительных органов. Тим узнал его — это был помощник шерифа, который посоветовал им переждать ливень в их проклятом городке.

— Вы бостонцы?! — спросил он, перейдя на шаг. — Это хорошо, что я вас застал…Только вас было больше, не так ли?

Вместо ответа, Майк схватил его за грудки и слегка приподнял над землей.

— Ты издеваешься?! — проорал Майк ему в лицо, от чего парень завопил и попытался вырваться.

Тим даже и не подумал о том, что следовало утихомирить друга, так как если бы не Майк, он бы сам взгрел парня.

Но за парня заступились девушки.

— Майк, отпусти его! — потребовала Сьюзен.

— Сделай то, что она просит, амбал! — потребовал и паренек, хотя в его голосе не было и намека на настойчивость.

— Он должен, вначале, за все ответить!

— Тим? — ища поддержки, обратилась Сьюзен к Тиму.

— Майк прав, Сьюзен. Он должен хотя бы попытаться нам кое-что объяснить.

— А не лучше это сделать не здесь на улице, а в автобусе?

Майк обдумал ее предложение и нашел его вполне разумным, после чего отпустил парня. Парень приземлился на ноги, но поскользнулся на мокрой поверхности и упал на колени. Встав с колен, он попытался отчистить штаны от грязи, но быстро отбросил эти бессмысленные попытки.

— Я пришел сказать, что вам грозит смертельная опасность.

— Ну, это ты конечно вовремя, — съязвил Майк, скрестив руки на груди.

— Меня зовут Коннор Осборн, — продолжил парень, никак не отреагировав на слова Доннахью. — Я помощник констебля Моссинджера…

— И что дальше?

— Майк, ты можешь помолчать? — попросила его Мэри.

— Он договорит потом, — вступил Тим. — Нам пора на стоянку — там он все нам и расскажет.

* * *

На стоянке было всего пять автомобилей, а их желтый автобус выделялся на фоне всех остальных. Тим открыл водительскую дверь, влез на сиденье, повернул ключ в зажигание и открыл дверь для пассажиров. Первой вошла Мэри, Сьюзен, потом Коннор, а за ним, словно конвоир, поднялся и Майк, сурово глядя ему в затылок. Они сели на передние сиденья и Тим, закрыв дверь, присел к ним рядом.

— И так, можешь начинать, — дал добро Майк.

— С вашего позволения, я начну с самого начала. Все началось более трехсот лет назад, во время жуткой эпидемии…

— Мы знаем эту историю, — перебил его Тим.

— Нет, — закачал отрицательно головой Коннор. — В газетах много чего выдумано, много домыслов. Все началось с того, что местного знахаря заподозрили в дьяволопоклоничестве, вследствие чего он был сожжен на костре. Никто из ныне живущих горожан не знает его имени, да и было ли оно кому-либо известно тогда, теперь уже никто и не скажет наверняка. Так или иначе, он был уважаемым человеком в городе и считался званым гостем в любом доме. А всему виной был его удивительный дар лекаря. Он поднимал на ноги смертельно больных и исцелял, казалось, смертельные раны. И только один житель города знал кем он был на самом деле и не переставал кричать о том, что знахарь на самом деле — Посланник Сатаны. Но, никто не предавал значению этим словам, так как эти слова принадлежали женщине, считающейся не вполне вменяемой. Но вскоре она прекратила свои проповеди, но причины этому никто не стал искать.

Когда дочь губернатора потеряла при несчастном случае правый глаз, он вернул ей зрения, якобы пересадив ей глаз молодого ягненка. — Майк не удержался от смеха, но больше никто не составил ему компанию. — Этим он заработал доверие главы города, богатство и полную неприкосновенность. Все были просто околдованы им, образно выражаясь.

Говорят, он жил как в раю на протяжении трех лет, после чего все пошло по иному пути. В городе построили католическую церковь, был большой праздник по этому поводу, собрались все горожане и конечно же был приглашен на открытие и знахарь. Как почетный гражданин города, он должен был первым войти в святую обитель. Но на празднике он так и не появился. Тогда этому не придали слишком большого значения. Но вскоре все изменилось.

Все чаше он отказывался помогать больным, объясняя это своим бессилием. Даже в случаях, когда болезнь казалась пустяковой для такого великого лекаря как он. Затем пришла эпидемия, и люди начали погибать один за другим. Все ждали от знахаря чуда, но он снова оставался бездействовать, поле чего по городу и поползли слухи. Многие верили, что виной всему был именно он и никто другой. Тогда ему и припомнили его не появления на открытие церкви. Но пока он имел покровительство губернатора, его никто не решался тронуть.

А вскоре дочь губернатора выколола себе пересаженный глаз, с воплями о том, что она видит им то, как знахарь проводит свои черные обряды, вырисовывая на полу пентаграммы и окропляя их кровью и что пересаженный ей глаз принадлежал ранее совсем не ягненку, а некой пожилой женщине, которая жила на краю города и считалась сумасшедшей. По приказу губернатора, несколько горожан отправились в хибару бесноватой и обнаружили ее изгнившее тело, прибитое к стене вверх головой и с глубокой впадиной в правой глазнице.

Эта находка и послужила для знахаря смертным приговором.

Они схватили его и привели в центр города, где уже все было готово для экзекуции — хворост, столб, священник и три человека с факелами. Они привязали его к столбу, а знахарь даже и не думал этому сопротивляться. Священник произнес над ним молитву и спросил: есть ли у него последнее слово, прежде чем отправиться в Ад? Знахарь ответил что есть. Все ожидали услышать покаяние или просьбы о пощаде, но вместо этого услышали, что на их город падет проклятие, на всех его жителей и на будущее поколение. И будут они мучиться, пока в городе не возведут крест на холме, причем это должен будет сделать приезжий, а не местный житель. И как только три приезжих в город найдут свою смерть на кресте, проклятие с города спадет. И на все про все городу давалось не больше трех веков. И если при истечении данного срока третья жертва не будет принесена, тогда город накроет вечная тьма и за один день все жители города исчезнут в никуда. С этими словами он и отбыл в мир иной.

Утром был собран совет города, на котором были обсуждены казнь знахаря и его последние слова. И хотя многим не хотелось верить в правдивость наложенного заклятия, большинство все же признались, что верят в то, что лекарь был посланником нечистого, а потому его слова могли и обладать должной силой.

Эта история передавалась из поколения поколение, но она стала постепенно забываться, пока в городе не появился француз…

— Шарль де Зетолль, — почти шепотом произнесла Мэри.

— Да, он самый, — кивнул Коннор. — Раз вы знаете его имя, значит должны знать и его историю. Стоит лишь добавить, что священник, приглашенный им из другого города, стал первой жертвой погибшей на кресте.

— Значит, в его смерти стали виновны жители города, а не знахарь, — произнес Тим.

— Да — подтвердил Осборн.

— Но почему? — возмутилась Сьюзен. — Ты ведь сам говоришь, что придание начало всеми забываться, а это значит, что ничего ужасного в городе не происходило, так почему же они пошли на убийство?

— Всему виной был крест, который воздвигнул француз на холме около своего дома. Это заставило всех вспомнить о словах знахаря. Многие просто бились в истерике от страха.

— Позволь продолжить мне, — приостановил его рассказ Тим. — Они убили священника, распяли его на кресте и вот тогда и увеличилось количество убийств в городе.

— Да, вновь кивнул Коннор. — И не только убийств, но и грабежей изнасилования и частые болезни.

— То есть, сами жители города и запустили механизм проклятия, — покачал с осуждением головой Майк.

— Либо проклятие начало свое действие, либо жители просто сошли сума от страха и принялись делать те вещи, о которых ранее и не помышляли, — предположил Осборн.

Вначале жители города решили распять самого беззащитного из приезжих.

На этих словах Сьюзен и Мэри вскрикнули, да и Тиму с Майком стало не по себе.

— Но до Мари им не удалось добраться. Городок собрал Совет и решил послать местную женщину в помощь де Зетоллям, так как знали, что французы искали няньку. Выбранной женщине не вполне улыбалась участь стать детоубийцей, но Совету удалось на нее надавить, вдобавок ей посулили огромное вознаграждение. И женщина, которую звали Эллис Годфри, согласилась. Она решила принести в жертву старшую дочь Шарля и Жудит, к тому же Изабелл была больна некой неизлечимой болезнью, что слегка облегчало переживания Годфри. Но прежде чем ей это удалось, девочка скончалась самостоятельно и Эллис сбежала из города, и больше ее никто не видел.

На новом Совете города, была выдвинута новая кандидатура на роль «няньки». Новую няньку звали Хлоя Саммерфилд, но и она не справилась с порученным ей заданием. Она, как и Эллис исчезла, но в отличии Годфри, ее нашли спустя пару недель в лесу, с петлей на шее, свисающей с ветви старой ели.

Затем, де Зетолль пригласил священника. Так как местный отказался им пришлось пригласить заштатного, который и стал первой жертвой распятой на кресте. В приданиях сохранилась его имя — его звали преподобный Стюарт Уйлкокс.

— Город безумцев! — прокричала, не выдержав Мэри. Ее руки тряслись крупной дрожью.

— Значит, для того, чтобы положить проклятию конец, остается принести в жертву еще одного бедолагу? — словно нащупывая правильный ход мыслей, монотонно произнес Майк.

— Да, так считает Совет, — кивнул Осборн.

— И им нужен кто-то из нас. И на кого пал жребий?

— Не имеет значения, — с легкими нотками сочувствия выдавил из себя ответ Кони. — Все вы не жители города, а приезжие, а значит — полностью подходите для завершения обряда.

— Это значит, что нам не выбраться из города, пока кто-то из нас не простится со своей жизнью на кресте?! — напирал Майк, готовый снова взорваться в любую минуту.

Прежде чем Коннор успел ответить на этот риторический вопрос, что только могла в конец вывести из себя Майка, Тим задал свой вопрос:

— И на кого возложили миссию освобождения всего города?

— За это долгое время, жители города сделали небольшое открытие — единственные на кого не действовало проклятие города, были душевнобольные. Уж как они до этого дошли, я не могу вам сказать, так как сам не знаю. А это значило, что городскому Совету не требовалось уповать на очередного заштатного священника, на которых не распространялась власть «Предвестника».

— Значит продавец магазинчика, который убил Джоанну, — огласил Майк то, что и так все уже поняли.

— Раз на него не действуют чары знахаря, почему он тогда ее убил? — спросила Сьюзен, в глазах которой уже начали наворачиваться слезы.

— Потому что он тупой, безумный сукин сын! — проорал Майк, вскочив со своего места, от чего Коннор вздрогнул и подогнул ноги под сидение. — Все в этом городе просто сумасшедшие!

— Кто стал второй жертвой? — как всегда спокойно спросил Тим.

Коннор еще какое-то время глядел на Майка, ожидая от него неких действий в свой адрес, но поняв, что тот ему ничем пока не угрожает, продолжил:

— Восемнадцатого майя 1943-го года была распята вторая жертва. Избавителем, как их называет Совет, стал олигофрен Бад Стэнтон, сын Катрин Стэнтон, родившийся от ее родного деда Паркера Коулли. Вследствие кровосмешения, парень родился с лишней парой хромосом, что и лишило его адекватного восприятия социума.

— И кем была жертва? — нарушила научно-биологические измышления помощника констебля Сьюзен.

— О ней известно то, что она была жительницей другого южного штата и переехала в Лайлэнд после смерти своего парня. Говорят, что она была очень молодой, а большинство жителей города мужского пола, добавляют к этому, что и очень красивой.

— Как ее звали?! — с трудом сдерживаясь от крика, потребовал ответа Тим. От этого приказного тона Осборн подпрыгнул на месте. В эту минуту, он для себя решил, что если сегодня ему суждено будет получить некую физическую травму, то виновником в этом станет совсем не здоровяк, который схватил его за грудки под дождем, а этот казалось спокойный и уравновешенный парень.

Коннор сделал громкое глотательное движение, после чего с легкой дрожью в голосе произнес:

— Сэлли Робинс. Ее звали Сэлли Робинс.

* * *

В тусклом свете лампочек, освящающих салон автобуса, его лицо было серым от теней, что в сочетание с его потухшим взглядом придавало ему болезненный вид.

«Я должен был догадаться раньше», — думал Тим. «Меня снова хотят лишить ее, причем тем же способом!»

— Тим, как ты? — встревожено спросила его Сьюзен.

— Я в порядке, — хмуро ответил он, но после чего их взгляды встретились, Тим улыбнулся.

— Мне показалось, что ты именно это имя и ожидал услышать, — произнес Майк. — Я прав?

— Мне не знакомо это имя, — быстро ответил он и прежде чем ему задали очередной вопрос, он обратился к Коннору — Откуда тебе известны имена жертв?

— Мы с давних пор ведем летописи, там все и указано, — словно давно заученной фразой вымолвил Осборн.

— И каждый житель города имеет к ним доступ?

— Нет. Доступ к летописям есть только у администрации города и главы службы безопасности и порядка.

— Ты о констебле?

— Да, о Моссинджере.

— А тебе, откуда все известно? — не переставал задавать вопросы Тим, поддерживая динамичность их диалога.

— Мосс меня ввел в курс дела.

— Он тебе очень доверяет, — с недоверием заметил Майк. — Почему? Только потому, что ты его помощник?

Коннор отрицательно покачал головой, но не стал отвечать сразу. Казалось, он сомневался — а стоит ли вообще отвечать на заданный вопрос.

— Не только по этому. Я к тому же являюсь племянником констебля.

Майк резко встал со своего места и навис над Осборном, который с испугом поддался назад, прижавшись спиной к стеклу.

— Тогда почему ты нам все это рассказываешь? С какой целью тебя послал твой дядя? Поглядеть сколько нас еще осталось и выбрать самую толстую из тупых хрюшек, которая станет украшением вашего долгожданного пира?!

Кони практически заскулил и, поджав под себя ноги, положил их на сидение. В такой позе, он казался на мальчишку, нацепившего на себя форму своего старшего брата.

— Нет, я здесь не для этого?!

— А для чего тогда? — прокричал Майк, ударив ладонью в перегородку верхней полки.

— Я просто хочу вам помочь.

— Он просто хочет помочь, — захохотал Майк, сжимая кулаки. Он явно с трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься на парнишку. — И с чего вдруг, ты решил нам помочь?!

— В Лайлэнде я живу с самого рождения, и ничего сверхъестественного мне не приводилось видеть. А убийства, пусть их количество и превышает в два раза показатели в других близлежащих городов, не являются неоспоримым доказательством существования проклятия.

— В последний раз я похожие слова слышал от девушки, которая на поверку оказалась демоном, — с ложным спокойствием произнес Доннахью, вновь сев на свое место. — И знаешь, что я сделал? Я сломал ей шею. А теперь представь, парень, что я с тобой сделаю, учитывая, что ты мне нравишься гораздо меньше, чем она.

Молчание Коннора Осборна длилось около минуты. Он явно боялся говорить, что-либо еще, так как не хотел больше слышать выпадов в свой адрес со стороны этого квартета, которые, как ему казалось, должны были быть благодарен ему, а не наоборот. И все же, предположив, что молчание с его стороны может быть не менее губительной, чем лишне сказанное, Кони, облизав пересохшие губы, спросил:

— Он говорит правду, на счет демона?

Так как этот вопрос был задан Тиму, он и решил ответить помощнику констебля:

— Можешь не сомневаться. Иначе, почему перед тобой сейчас сидят только четверо из всей группы?

— Может, потому что на вас напал Билл Туклеттер.

— Убийца Джоанны?! — воскликнула Мэри, а Сьюзен ей вторила:

— Владелец продовольственного магазина на окраине города?!

Осборн коротко кивнул, затравлено поглядев на Майка.

— Но ведь Моссинджер арестовал его! — непонимающе покачала головой Мэри. Зато все понял Тим, связывая все ранее сказанное Осборном:

— Констебль освободил Туклеттера, чтобы тот начал охоту за одним из нас, который и станет третьим распятым.

Кони снова кивнул.

— Значит, этот дебил где-то поблизости? — сдавлено прошептала Мэри, оглядев всех присутствующих. — В таком случае нам надо скорее уезжать отсюда!

— Нет, — замотал головой Осборн. — У вас ничего не получится.

— Это еще почему? — грозно спросил Майк.

Коннор осунулся еще больше, став похожим на черепаху, которая почуяла приближение хищника.

— Жители города не позволят вам это сделать. Они слишком фанатично настроены и хотят положить всему конец именно сегодня, раз и навсегда.

— И как они намерены помещать нам?

Коннор Осборн моргнул в ответ.

* * *

Тим поверил в слова помощника констебля, но также он был уверен в том, что причина по которой тот здесь оказался, была не настолько благородной, как он попытался ее преподнести, а совершено иной. Но это не значило, что он все же действовал по приказу констебля, скорее он искал личную выгоду. Но в чем она заключалась, Тим не мог понять. Половина города была явно фанатиками, готовыми на любые жертвы, ради благополучия города и этот парнишка решил пойти против них. А учитывая то, что он явно не был героем, парень что-то несомненно от них хотел, но выбить из него признание скорее всего было не таким простым делом. Тим решил не вдаваться во все подробности этих причин до поры до времени, к тому же у них были гораздо более первостепенные задачи, нуждающиеся в немедленном решении.

Тим встал со своего места и, пройдя по салону, вернулся на водительское сидение. Открыв дверь автобуса, он произнес:

— Коннор, можешь выходить.

Тот встал медленно со стула, посмотрел на Майка, явно пытаясь предугадать его возможные намерения, но долго не стал на нем задерживаться и побрел к выходу.

Как только он вышел, Тим закрыл дверь.

— А не стоило прихватить его с нами, в качестве гаранта нашей безопасности? — спросил Майк, обращаясь к Тиму.

— В этом нет нужды — если жители решат нас остановить, они пойдут против кого угодно и мальчишка, пусть и племянник констебля им не будет помехой.

— Тим, ты поверил всем его словам? — поинтересовалась Сьюзен, подойдя к нему ближе.

— Кое-что он явно утаил, но в главном он был искренним.

— И в чем он был не совсем честен с нами? — Майк встал со своего места и присел рядом с Мэри. Та незамедлительно взяла его ладонь в свою и крепко сжала.

— Причина появления его здесь была иной.

— И какова настоящая причина?

— Об этом знает только сам Осборн. Да это и не так уж и важно. Какой бы ни была причина, она только составила нам большую услугу. А теперь, нам пора уезжать отсюда.

Тим провернул ключ в зажигание. Мотор сухо захрипел и заглох. Брови Тима сразу же нахмурились, заподозрив неладное. Он попробовал завести двигатель еще раз, но в ответ раздался все тот же холостой хрип мотора.

— Что-то не так? — спросила Сьюзен, положим свои ладони ему на плечи.

— Двигатель, — только и произнес Тим, после чего со злостью ударил кулаком по рулю.

Майк попросил его открыть дверь, после чего вышел на улицу. Подойдя к автобусу спереди, он показал через окно Тиму, чтобы тот открыл капот, что Тим и сделал. Подняв ярко-желтый каркас автобуса, Майк исчез из их поля зрения.

Тим положил поверх ладони Сьюзен, которая все еще лежала на его плече, свою ладонь и успокаивающе пообещал:

— Скоро мы уедим. Все будет хорошо.

— Парнишка оказался прав, — в ответ произнесла Сьюзен, глядя куда-то в пространство. — Они ни за что не отпустят нас просто так, не доведя до конца задуманное.

Из-под капота автобуса в это время донеслись ругательства. На самом его верху появились пальцы Майка, после чего Доннахью, с силой, захлопнул его. Его лицо, залитое дождем, пылало гневом. Он посмотрел сквозь стекло на Тима, прижав руки к бокам, после чего объяснил свое негодование:

— Кто-то перерезал провода зажигания.

Тим кивнул в ответ, после чего обратил свое внимание на Сьюзен. Девушка тут же поняла, что Тим готовит новый план их дальнейших действий, главные пункты в котором будут: а) полная безопасность девушек и б) очередные неприятности для мальчишек.

— Сьюзен, пообещай мне, что сделаешь все, как я скажу. — Начало ей уже не понравилось. Тим ждал ее ответа, которого Сьюзен не торопилась давать. И все же она нашла в себе силы кивнуть ему в ответ. — Мэри, ты тоже должна пообещать.

Сделав глубокий выдох, Мэри сказала:

— Хорошо, Тим, мы сделаем то, что ты хочешь.

— Я сейчас выйду, а вы закроите за мной дверь и не станете ее открывать до нашего с Майком прихода. Надеюсь, Осборн еще не уехал. Мы попытаемся его догнать и одолжить его машину. После чего, мы вчетвером уедем из этого поганого городишка.

— Мы можем воспользоваться одной из машин, что стоят на стоянке, — предложила Мэри.

— Не думаю, что испортив наш автобус, они позабыли об остальных.

— Но ведь там, на улице бродит этот сумасшедший! — напомнила ему Сьюзен.

— Не волнуйся за нас, Сьюзен, — с легкой улыбкой на губах, успокоил ее Тим. — Сколько раз я давал тебе сегодня обещание, что вернусь и сдерживал его?

Сьюзен не ответила, но судя по ее ответной улыбке, он был прав, с чем она не могла не согласиться.

Выйдя со стоянки отеля, Кони свернул в правую сторону и побрел к своей машине, глубоко засунув руки в карманы дождевика. Все вышло совсем не так, как он планировал. Его глупый поступок не только не помог спасти столь приглянувшуюся ему девушку, но и приведет к тому, что вся община города ополчится против него, что поставит под вопрос его дальнейшее жительство в городе. И это меньшее из зол, ведь Совет может подписать ему и смертный приговор.

— Нет, я ведь племянник констебля. Меня никто не посмеет тронуть, — этими словами он хотел успокоить себя, но дрожь в его голосе возымела на его самообладание совершено противоположный эффект.

Он смотрел себе под ноги, проходя мимо террасы отеля, а потому и не заметил движения у стеклянных дверей. Он уже видел темный силуэт своей машины в пелене дождя, когда до его слуха донеслись крики и глухие стуки, которые заставили его обернуться.

За стеклом кто-то стояла упираясь руками в дверь. Приглядевшись, Кони пришел к выводу, что за дверью стояла женщина, одетая в очень даже открытую одежду — узкую белую маячку, что не прикрывала даже живота и коротенькие белые шортики, что не скрывали длину и стройность ног их обладательницы.

— Помоги мне, — устало произнесла женщина и ее пальцы медленно поползли вниз по стеклу. — Помоги мне.

Коннор Осборн сделал два шага ей навстречу, что позволило ему разглядеть ее получше. Тьма прошедшей ночи постепенно превращалась в сумерки, хотя если бы не тучи, на горизонте наверняка бы уже проявилась заря. И все же силуэт креста на холме стал немного отчетливее.

Осборн, прищурившись, осмотрел женщину.

— Вы…вы та девушка, что приехали сюда с теми другими на желтом автобусе! — воскликнул он, подойдя вплотную к двери.

Она улыбнулась ему.

— Но…вы выглядите…, - он уже хотел было сказать «старее», но решил, что это будет не совсем то слово, которое она хотела бы услышать от незнакомого ей парня, — …слегка усталой.

— Да, — еле слышно ответила она ему, опустив голову, от чего Осборн смог заметить, что на макушке волосы женщины были слипшимися от некой темной субстанции. — Меня пытались убить.

— Кто пытался?

— Те…, - она помолчала, потом подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Те, с которыми я приехала сюда.

От услышанного у Коннора отвисла челюсть. Хотя почему он так удивился? В это легко можно было поверить — тот здоровяк, что все время наседал на него, вполне мог причинить вред, как слабой женщине, так и беззащитному младенцу.

— Но почему они хотели убить вас?

Веки женщины закрылись, брови сошлись у переносицы, а нижняя губа задрожала. «Еще мгновение и она заплачет», с жалостью подметил Осборн.

— Они хотели принести меня в жертву, чтобы…чтобы им самим удалось избежать смерти.

«Выходит, они все знали, с самого начала, а я как дурак, пересказывал им то, что им и так было известно».

— Пожалуйста, — взмолилась пленница отеля. — Помогите мне, откройте дверь.

Кони посмотрел на замок и увидел, что ключи остались в скважине. Он дотронулся до них и остановился. На кокой-то миг его посетило сомнение — правильно ли он поступит, если выпустит ее?

«Ну же, не тяни! Вспомни, ради чего ты покинул офис и приехал к отелю! Ради нее и только ради нее. И теперь, когда тебе представился столь великолепный шанс предстать перед ней героем, ты сдрейфил?!»

Женщина, которая еще утром была молодой девушкой, похоже, почувствовала его нерешительности, добавила очень жалостным голосом:

— Прошу тебя, мне так больно.

Кони провернул ключ и потянул за ручку двери. Перед ним и женщиной в белых шортиках исчезла преграда и она улыбнулась ему, только в этой улыбке было что-то неправильное.

Женщина вышла на террасу, при этом убрав правую руку за спину, словно у нее резко обострилась боль в спине.

— Спасибо тебе…

— Коннор. Но вы можете называть меня просто Кони, — затараторил юноша.

— Спасибо тебе, Кони. Ты спас меня. Спас, когда я почти отчаялась.

Осборн смущено скривил рот, чувствуя как у него запылали щеки и уши. В эту минуту он сам себе казался Джоном Уэйном, от чего он даже слегка приподнял шляпу указательным пальцем, после чего просунул оба больших пальца в лямки на штанах.

— Не стоит благодарности, я просто сделал то, что бы сделал любой на моем месте — протянул руку помощи прекрасной даме в трудную минуту.

— И прекрасная дама хотела бы расплатиться с достопочтенным джентльменом. Вы не будете против одного поцелуя?

Мелинда Мерцер с осторожностью сделала шаг ему на встречу, продолжая улыбаться и при этом держа руку за спиной. Что-то было настораживающее в ее улыбке, но Коннор не мог признаться, даже самому себе, что девушка, которую он столь сильно хотел, в тоже время его пугала.

«Это нормально, приятель — девушка, которая выглядит так, словно сошла с обложки Плейбоя, хочет подарить тебе свой поцелуй, на твоем месте каждый бы чувствовал себя слегка сковано».

Она вплотную приблизилась к нему и он уже чувствовал ее легкое дыхание на своем лице и смотрел в ее глубокие глаза, чей цвет в сумерках он не мог разобрать и чувствовал, как сердце в груди начинает биться все быстрее и быстрее.

Ее влажные и мягкие губы уже коснулись его пересохших губ когда, она резко отвернулась и что-то прокричала. После этого крика он испытал невыносимую острую боль в спине. Словно кто-то облил его кипятком, при этом не только кожу между лопаток, но и левое легкое, а может даже и сердце. В горле запершило, а во рту появился неприятный привкус крови.

Осборн изрек неповторимый в повседневной жизни звук и отстранился от девушки, которая так и не одарила его поцелуем. Он понял что падает и ничего не смог с этим поделать. Он попытался встать, но его ноги только заелозили по мокрой земле, оставляя на ней кривые полосы грязи. Он хотел дотянуться до ножа, что застрял в его спине, но у него ничего не получалось, а вскоре руки перестали его слушаться и он прекратил эти бессмысленные попытки. А уже спустя полминуты, его глаза перестали видеть окружающее его пространство и чувствительность покинуло его тело, избавив его от боли.

Коннор Осборн умер, оказавшись заложником своего собственного легкомыслия.

* * *

Мелинда Мерцер отвернулась от убитого парня и замерла в ожидание сладострастного перевоплощения. Дрожа всем телом, она вдыхала и выдыхала через рот. Предвкушение метаморфозы была не менее приятна, чем она сам.

Начались первые легкие покалывания в кончиках пальцев — первый признак, что механизм запушен и готов к применению. Затем по телу поползли теплые волны, окутывая ее плотным коконом, принося ощущения мягкости и гладкости — словно она вновь превратилась в эмбрион и вернулась в утробу матери. Волна начала набирать силу, пронизывать ее тело, отзываясь в голове трепещущей истомой. Ее тело начал выпрямляться и омолаживаться. Грудь снова налилась и стала упругой. Живот подтянулся и разгладился. Кожа стала гладкой и эластичной. Стало легче дышать, а сердцебиение участилось, но при этом не вызывало чувство давящей нагрузки. Одежда вновь плотно прижалось к ее телу, от чего пропало ощущение, что она раньше принадлежала кому-то другому. Трепещущая волна начала опускаться от головы к ногам, после чего вновь поднималась вверх и, добравшись снова до головы, разлеталась в сотни, тысячи мелких ярких частиц.

Волна сошла на нет, но Мелл продолжала неподвижно стоять прикрыв глаза и вслушиваясь в тишину наступающего утра. Дождь стих и теперь только капли падали с краев крыш, да ручьи с журчание стекали вниз по склону.

Она так и не открыла глаза и не почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит, когда на израненный затылок опустилось что-то тяжелое, после чего в темноте, под веками вспыхнул невероятно яркий свет. И этот яркий свет быстро перекрасился в алый.

Мелл упала наземь, прямо на тело Коннора Осборна.

* * *

Констебль Моссинджер вернул в чехол пистолет, чья рукоять была запачкана в крови, и наклонился над Мелиндой. Взяв ее ослабевшую руку, он ощупал ее пульс.

Пульса не было.

Удар оказался очень сильным. Но он наверняка не возымел такого эффекта, если бы у девушки уже не имелись травмы головы, полученные ей ранее. Моссинджер отпустил руку Мелл и перевел взгляд на своего племянника изо рта которого, смешиваясь с дождевой водой, вытекла небольшая лужица крови.

— Эх, парень, — сквозь зубы процедил констебль. — Хоть ты и кусок дерьма, мне все равно жаль тебя. Да и мать будет горевать по тебе.

Моссинджер выпрямился во весь рост и огляделся по сторонам. Где сейчас был Билл? Рассвет уж скора, а тот как сквозь землю провалился.

Он вновь посмотрел на девушку, и на его лице возникло разочарование. Стоило действовать с большим профессионализмом и просто оглушить ее сильным ударом в челюсть, после чего именно ее можно было распять на кресте. Теперь же от нее мертвой не было никакого толка. Скорее всего, также как и при жизни.

Моссинджер повернулся в сторону желтого «камаро», что стаял чуть ниже по улице с включенными фарами. Нужно было отогнать в сторону автомобиль, чтобы оставшиеся в живых не смогли им воспользоваться. Свой «форд» он оставил позади дома Фурманов, что жили у подножья холма, рядом с заброшенной церковью.

Констебль вновь наклонился над мертвой девушкой и, взяв ее за ноги, потащил в сторону кустарников роз, что росли на фасаде отеля. Там ее наверняка заметят в дневное время, но в предрассветный час ее тело будет невозможно разглядеть.

Исцарапав в кровь себе руки, Моссинджер все же дотащил ее в самую гущу сильно пахнущих, во влажном воздухе, роз.

Вернувшись назад, он присел рядом с телом своего племянника. Осторожно вытащив нож из его спины, он далеко выбросил его на противоположную сторону дороги, где он и пропал в высокой траве. После, подняв за руки тело, он с трудом запрокинул его себе на плечо. С телом на плечах, он зашагал в сторону «камаро».

Дойдя до машины, он открыл заднюю дверь и положил на сидение тело Конни. Подобрав ноги трупа, он согнул их в колени, после чего захлопнул дверцу. Прежде чем сесть за руль, констебль обернулся в сторону креста, который в сумерках казался мачтой ушедшего под землю корабля.

Тим и Майк подошли к фасаду отеля в тот самый момент, когда «камаро», урча мотором, отъезжал со своего место, держа путь вниз по склону. Они перешли на бег и, крича, замахали руками.

Автомобиль не остановился, а только набирал скорость, не смотря даже на то, что он совершал спуск, а не подъем. Парни остановились, поняв, что им не догнать отдаляющийся автомобиль.

— Ты думаешь, он нас видел? — спросил Майк.

— Наверняка, — ответил Тим, после чего повернулся спиной к спуску и добавил: — Пойдем.

Майк постоял какое-то время, смотря на удаляющееся от них «камаро», но так и не дождался тормозного красного света фар, после чего повернулся и пошел за Тимом.

* * *

Беспокойство пока еще не перешло в тревогу, когда Сьюзен и Мэри увидели, что парни вернулись на стоянку. Сьюзен тут же потянула за ручку и дверь открылись с глухим стуком. Спустившись вниз по ступенькам, она вышла на улицу и обняла себя за плечи. Вскоре к ней присоединилась и Мэри.

— Попытка не удалась, — заметила Мэри, когда Тим и Майк подошли к ним вплотную.

Майк зашел ей за спину и прижал ее к себе. Он положил подбородок ей на плечо и посмотрел на Тима с Сьюзен. Сьюзен прильнула к Тиму и он бережно сомкнул ее в своих объятиях.

— Коннор уже уезжал, когда мы добрались до террасы.

— Похоже, он слышал наши крики, но не захотел останавливаться, — добавил Майк.

— Но, почему он так поступил? — спросила Сьюзен.

— Похоже, мистер Доннахью нагнал на него страху своим напором, — шутливо ответила Мэри, на что Майк тут же ответил, легко щипнув ее за бок. Мэри воскликнула и повела бедром в сторону, спасаясь от нового щипка.

— Может, это был не он, — предложила другой ответ на свой же вопрос Сьюзен.

— Да нет, это было его «камаро», — уверено заявил Майк. — Желтый небольшой автомобиль.

— Нам пора уходить, — напомнил Тим. — Как бы нам этого всем не хотелось, но покидать город нам придется пешком.

— Но, ведь это слишком опасно, — подметила Мэри.

— Да, — согласился Тим. — Но и здесь нам оставаться нельзя.

После этих слов, они покинули автостоянку и свой желтый автобус, чьи двери так и остались открытыми — одни из немногих открытых дверей во всем этом городе.

20.

Шагая в ряд, они шли вниз по дороге и часто, то один, то другой оборачивались назад. Тим перешагнул через лужу и ему вспомнилось, что тогда, семь лет назад, они шли с друзьями на кладбище также после дождя и их также окружали насыщенные запахи зелени и влаги. Только тогда была поздняя ночь, а не ранее утро, да и не перепрыгивал он через лужи, а ступал по ним. Да и другой Тим то был, совсем не похожий на теперешнего.

Сьюзен крепко сжимала его ладонь. Ее напряженное тело время от времени пробивала дрожь, причина которой могли быть как холод, как и усталость, так и страх. А, скорее всего сочетание всех трех неприятных чувств.

Майк, придерживая правой рукой Мэри за талию, поглядывал на светящийся циферблат своих наручных часов. А саму Мэри не переставала одолевать уверенность, что за ними кто-то шел по пятам. Но в каждый раз оборачиваясь, ей не удавалось уловить даже чью-то тень, но это не значило, что ее не было.

Но какая сила их преследовала? Та, в чьей власти была способность возводить их страхи до уровня небоскребов или та, чья фанатичность в проведение древнего ритуала, не способна была остановиться даже пред убийством? А может обе стороны выжидали своего момента, в надежде опередить друг друга. Мэри не могла чувствовать себя в безопасности, пока вывеска в начале города находилась не за их спинами. Но переход речки через мост, за которым заканчивался Лайлэнд, не мог служить достоверным фактом их безопасности, а потому, когда они спустились с холма, где начинались живые кварталы, Мэри заметив церковь, настояла на том, чтобы дождаться в ней рассвета.

— С чего ты взяла, что в церкви будет безопасно? — спросил ее Майк. — Ведь на местных священников, судя по рассказам Осборна, проклятие также действует, как и на остальных жителей.

— На священников может быть, но в священной обители до нас не дотянется злая Сила. С помощью псалма я спаслась из своего номера, да и Осборн рассказывал, что после возведения церкви в городе, силы знахаря явно ослабли.

— Но она наверняка не сможет нас защитить от жителей города, — заметил Тим.

— Может большинство людей в этом городе и безумцы, но не все, — настаивала на своем Мэри, зашагав к церкви. — И кто, если не священнослужитель должен быть немного в своем уме.

— Вдобавок в церкви у нас хоть будет тыл прикрыт, — поддержал ее Майк.

— Мы только потеряем ценное время, — все пытался переубедить их Тим.

Майк подошел к Мэри, ступив на паперть и обратился исключительно к Тиму:

— Может они именно этого и ждут от нас, что мы захотим немедленно покинуть город и на этом, они нас попытаются подловить.

— А что им помешает воспользоваться тем же планом, если он у них есть, после чего мы покинем церковь?!

— Тим верно говорит, — согласилась с ним Сьюзен и Мэри от этого испытала небольшое раздражение в их адрес. — Церковь может оказаться для нас ловушкой, а не спасением.

— Выходит, как бы мы не поступили, нас ждет поражение, — подытожила суть всего сказанного Мэри.

— Давайте взвесим все наши шансы на выживание, — предложил Майк. — С одной стороны, если мы попадем в лапы демона, нас всех ждет ужасная смерть. Если же до нас доберутся первыми жители города, то тогда погибнет только один из нас. Третий вариант, что все мы доберемся до Бостона целыми и невредимыми, самый желанный, но и самый маловероятный. Я пока что прав в своих рассуждениях или в чем-то ошибся? Если так, то поправьте меня.

— Ты прав, Майк, — согласилась с ним Мэри. Но Майк исключительно глядел на Тима. И Тим с неохотой кивнул ему в ответ.

— А раз я прав, то тогда нам лучше послушать Мэри и подождать рассвета в церкви.

Тим тяжело вздохнул и посмотрел на Сьюзен. По ее глазам, он мог понять, что она была согласна с Мэри и Майком, но также не хотела обидеть его. Поняв, что он в меньшинстве, Тим сдался, хотя это ему далось с тяжелым трудом.

— Так и быть. Мы подождем рассвета в церкви.

Майк и Мэри в ответ широко улыбнулись, а Сьюзен, погладив его по щеке, негромко сказала:

— Ты поступаешь правильно.

Тим изобразил нечто похожее на улыбку, но в душе он противился тому, что дал себя уговорить.

* * *

В церкви, от зажженных практически повсюду свечей, пахло воском. Свечи были на высоких подставках в углах, на окнах и еще больше у алтаря, над которым возвышалось распятие с казненным на нем Христом. Теперь, на столь знакомый им с детства христианский символ, они смотрели совсем иными глазами.

Церковь располагала четырьмя высокими окнами, на которых были изображены лики святых в цветной мозаике. Их печальные глаза, неотрывно смотрели на пришедших. Как во всех церквях, по обе стороны стояли скамейки для прихожан, образуя в центре двухметровый коридор. Пол был покрыт деревянным настилом, от чего при каждом их шаге, дерево неприятно скрипело, говоря о своей давности. Потолок был высоким и образовывал купол, выкрашенный когда-то в бледно-желтый цвет, но теперь краска облупилась и потрескалась, а из трещин расползались темные пятна влаги и изредка на пол падали дождевые капли.

У алтаря, спиной к вошедшим, стоял человек в темной мантии священника. Он не обратил внимания на то, что в его обитель кто-то вошел, продолжая с безмятежностью заниматься своим делом — зажигать свечи, которые либо потухли, либо еще не были зажжены. Это был высоким человек, с широкими плечами, с густой, только начинающей седеть, шевелюрой. Его выправленная осанка, скорее выдавала в нем офицерский чин, чем духовное послушание.

Мэри, вошедшая первой, с трудом сдерживаясь от бега, поспешила к нему. За ней последовали и Майк с Сьюзен. Тим остался позади — его внимание привлекла спинка одной из скамеек. Он провел по ней пальцами, после чего протер их между собой.

Пыль.

— Святой отец, мы… — Мэри не договорила, так как священник, наконец, повернулся к ним лицом. Его лицо было волевым, лоб высоким, глаза широко открыты, словно их владелец старался как можно лучше разглядеть все то, что его окружало. На его губах играла кроткая улыбка. Воск свечи, который он продолжал держать в руках, закапал на пол, а пламя на фитильке затрепетало, произведя звук похожий на «пакх-пакх».

Такого располагающего к себе лица, как у лайлэндского священника, Тиму еще не доводилось видеть ранее. Такое лицо, могло говорить, о том, что если ему доведется умереть со дня на день, заранее зная об этом, разочарования и страха при этом он не испытает, так как за отведенное ему время, он успел сделать все что хотел и чего добивался, а может даже больше.

— Слушаю вас, молодые люди, — его голос был не менее проникновенен и отличался приятным баритоном. О таком голосе мог бредить любой оратор — в нем чувствовалась власть и искренность.

— Нет! — прокричала в ужасе Мэри. — Нет! Только не это!

— Мэри, что с…, - только и успел произнести Майк, после чего Мэри вновь закричала, повернувшись к ним лицом. Ее друзей тут же повело назад, так как столько ужаса читалось на белом лице, что Мэри практически изменилась до неузнаваемости. Ее когда-то рыжие волосы начали покрываться сединой у них на глазах.

— Это же отец Вениамин! Разве вы этого не видите?! — прокричала она, с диким визгом. Так, наверное, способен кричать только человек, повстречавший на темной узкой тропинке самого дьявола. — Его убили! Застрелили! Давно…

Мэри не договорила. Ее глаза опустели и уставились за спины ее друзей. Они все троя оглянулись назад и в этот момент Мэри сорвалась с места, отбросив в сторону Майка и Сьюзен. Тиму удалось подхватить девушку, в то время как Майк, полетел спиной назад на скамейки, перевалился через спинку, которая затрещала от силы толчка и его тяжести, и упал между рядами.

— Мэри, нет! — прокричал Тим, но Мэри не послушала его и выбежала наружу, захлопнув двери церкви.

Майк с трудом поднялся на ноги, держась за шею. Когда к Сьюзен вернулось равновесие, Тим отпустил ее и побежал к выходу, в надежде догнать Мэри. Он не стал сбавлять скорости у самих дверей, а потому и налетел на них со всей силою, но те даже не подумали открыться. Тим толкнул их снова, но они остались на месте.

— Что же это такое! — закричал он, ударив по ним кулаком. После, слегка успокоившись, он повернулся обратно лицом к алтарю. Сьюзен и Майк, с потерянностью глядели на него. Святой отец также смотрел в его сторону, продолжая мило улыбаться.

Держась прямо и смотря только на священника, Тим зашагал обратно. Пройдя мимо Майка и Сьюзен, он встал перед невозмутимым субъектом в рясе.

— Кто вы такой? — требовательно обратился он к святому отцу, хотя и сам догадывался, кто стоял перед ним, изображая священника.

— Вы ведь слышали свою знакомую, — также мирно отозвался человек. — Я отец Вениамин.

— Отец Вениамин умер. Его убил прихожанин церкви в Теннеси около пяти лет назад. — Злоба и гнев притупляли чувство страха и Тим продолжал напирать.

— А с чего вы взяли, что не разговариваете с мертвецом? — В его улыбки поубавилось кротости и прибавилось иронии. — Насколько я знаю, вам это делать не впервой.

— Почему вы заперли двери церкви?! Ведь они доберутся до нее. Они принесут ее в жертву и тогда вы…вы проиграете!

— Молодой человек, — все также величественно и безапелляционно произнес святой отец, — я не компетентен в поражениях. Я всегда иду за победой и не останавливаюсь на полпути, как это свойственно большинству человеческим созданиям. Я просто знаю, когда надо ставить точку в затянувшейся игре.

— Значит, для вас все это игра?! — Ненависть к стоящему перед ним существу, переросло в нечто всепоглощающее и сам не ведая что делает, Тим замахнулся, зажав ладонь в кулак, на того кто стоял перед ним и изображал из себя отца Вениамина.

Рука Тима прошла сквозь лицо демона, встретив такое же сопротивление, если попробовать нанести схожий удар по водной глади. И тут же, Тим с криком вытащил свою руку из нематериального тела.

Сьюзен сразу же сошла со своего места, поспешив ему на помощь, хотя и не имела понятие, чем она могла помочь.

Тим сжимал в левой руке правое запястье, так как вся ее верхняя часть была покрыта ожогами.

— В следующий раз старайтесь не действовать столь импульсивно, — посоветовал «Предвестник». — Учитесь управлять своим гневом и это продлит вам вашу жизнь. А теперь мне пора идти. Надеюсь, ваш друг, а вернее ваша подруга, не будет долго мучиться.

Тим уже хотел вновь на него ринуться, когда тело демона охватило пламя, от чего они с Сьюзен попятились назад. Лицо священника быстро начало покрываться ожогами и пузырями, но свою улыбку он по-прежнему сохранял на устах. Его одежда, как и неприкрытые участки кожи начали чернеть и склеиваться в единую массу. Глаза потекли по щекам, нос и губы обуглились, вследствие чего им на обозрение предстал оскал черепа.

А за несколько секунд до его полного перевоплощения в прах, его черное обугленное лицо начало меняться. Сначала оно стало лицом Джонатана Хорна, не живого, а того, которого Тим повстречал в номере отеля. Затем появилось женское лицо с одним черным и другим кровавым глазом, которое тут же узнала Сьюзен. Сьюзен не успела вскрикнуть от страха, как лицо превратилась в худощавую старуху — мать Мэри Рирдон. Ее сменило лицо диспетчерши отеля, с которой Майк провел наверное лучшую ночь в своей жизни, но которая могла оказаться и последней. Последние два лица мало чем были похожи на человеческие. Одно скорее принадлежало гремучей змеи, а последнее и вовсе непонятному существу — с морщинистой серой кожей, кривыми выпирающими зубами, широким расплющенным носом и маленькими красными глазками.

Никто из них не знал, кому принадлежало последнее лицо, но все мысленно решили, что подобная тварь способна свести сума любого.

Когда пламя угасло, на том месте где стоял знахарь, осталось только лишь темное пятно.

— Что произошло, — спросила Сьюзен. — Он умер?

— Если и умер, то не в том смысле как мы это понимаем, — ответил ей Тим, с трудом сдерживаясь от стона боли. Рука казалось, горела в том же огне, в котором исчез и «Предвестник». Но подобный ответ никого не обрадовал.

Смерть демона могло значить лишь одно…

Сьюзен прикрыла рот и, когда Тим ее прижал к себе, зарыдала у него на груди. Майк вцепился обеими руками в свои волосы и закачал отрицательно головой. Затем он резко обернулся в сторону дверей и побежал к ним.

Также как и Тим ранее, он с разбегу налетел на них, но при этом предусмотрительно поставив перед собой плечо. Дверь задрожала, но выдержала удар. Майк попытался вновь и продолжал ее таранить беспрерывно. Та дрожала, гудела, но оставалась на прежнем месте.

— Нет! — взревел Майк, продолжая безнадежную осаду. — Так не должно было случиться!

— Майк, прекрати! — попытался остановить его Тим, не рассчитывая, правда, что его услышат. Но Майк успокоился, его дыхание было сбивчивым и тяжелым. — Здесь должен быть другой выход.

Майк кивнул в ответ и перевел взгляд на стену, что была справа от алтаря. Часть ее была прикрыта черной материей, за которой наверняка должна была быть дверь.

— Надо разделится, — уверено произнес он, обращаясь к Тиму. — Я пойду в ту, что с права, а ты бери левую. — И, не дожидаясь согласия, Майк поспешил скрыться за темным навесом.

— Подожди, — остановила Тима Сьюзен, прежде чем он отправился в противоположную комнату той, в которую вошел Майк. Сьюзен сняла с плеч рюкзак и достала из него одну из сменных своих маек. Порвав ее на лоскутки, она перевязала обожженную руку Тима. — Теперь можешь идти, и еще…я люблю тебя, Тим Ашер.

— Я тоже тебя люблю Сьюзен Робертс. Любил и буду любить всегда.

Прежде чем уйти, он поцеловал ее в губы и этот поцелуй помог ему собрать те толики спокойствия, что все еще оставались у него.

Он отсутствовал около пяти минут, а когда вернулся, рядом с Сьюзен был и Майк и судя по лицу последнего, его поиски не привели к желаемому. Тиму тоже не улыбнулась удача — он попал в небольшое темное помещение, где хранились предметы предназначенные для христианских ритуалов. Также он обнаружил и дверь, которая могла вести на улицу, но она была давно и прочно заколочена и судя по ее заброшенному и пыльному виду ей не пользовались по назначение уже много лет.

— И что нам теперь делать?! Мы должны ей помочь! Мы не можем бездействовать! — уже почти кричал Доннахью.

Сьюзен сидела на первой скамейке и с грустью смотрела на образ распятого Христа. Тим решил, что она не воспринимает сей образ с тем, что уже должно было произойти с Мэри, иначе в ее усталом взгляде не было бы столько спокойствия и отрешенности.

— Здесь должен быть другой выход! — твердил Майк и при этом озирался по сторонам, до тех пор, пока его взгляд не остановился на мозаичных окнах церкви. — Через окно. Мы можем выбраться через окно!

— Они слишком высоко расположены. Нам не достать, — заметил очевидное Тим.

Но Майк не стал соглашаться со сказанным, а вместо этого взял один из подсвечников, в котором все еще горели свечи и отправил его в свободный полет, на встречу с одним из окон. Окно разбилось в дребезги, а подсвечник скрылся в образовавшейся дыре.

— Майк, это бесполезно, — попытался вновь его остановить Тим, но Майк не стал его слушать в этот раз. Он подошел к той скамейке, на которую он упал после сильного толчка Мэри и начал с силой ее раскачивать.

— Помоги!

Тим не стал себя долго ждать и поспешил к нему на помощь. Скамейка была хорошо приколочена к полу, к тому же связана с другими рядами параллельными брусьями, но под сильным натиском, гвозди заскрипели и с диким скрипом начали вырываться из дерева. Этот звук напомнил Тиму о том, как они с Санни и Гарри ломали доски гроба, в котором покоились останки Лестера Купера. Они синхронно шатали скамейку из стороны в сторону, пока не вырвали ее словно гнилой зуб изо рта старого молитвенного дома. Майк взялся за один конец скамейки, Тим за другой и они вместе понесли ее к разбитому окну. Майк приподнял свой край и прислонил его к стене, при этом до окна оставалось около полуметра, в то время как Тим прижал свою сторону к полу и подпер ее ногой.

— Держи ее крепче, — попросил Тима Майк, а сам перекинул ногу через скамью, словно ковбой пытающийся усмирить своенравного жеребца. Оценив угол наклона и силу шаткости их общей конструкций, Майк начал карабкаться вверх по скамейке к разбитому окну. Узкая доска была готова сбросить с себя Майка в любую минуту, поэтому Тим удерживал ее от раскачивания всеми своими силами.

Добравшись благополучно до окна, Майк очистил раму от острых осколков, после чего подтянулся и выглядел через него наружу. Небо на горизонте уже начало приобретать некие оттенки светлых красок. Перекинув ногу через раму, Майк оказался по другую сторону стены церкви, а затем и вовсе исчез за ней.

— Я в порядке, — раздался его голос вскоре.

Тим повернулся к Сьюзен и протянул ей свою руку.

— Пойдем к дверям.

Сьюзен встала со своего места и они вместе пошли к выходу. Прежде чем они дошли, снаружи раздался шорох, затем удар чего-то тяжелого и двери широко отворились. Майк стоял перед ними, сжимая в обеих руках ручки дверей.

— Мы были заперты снаружи, — он указал головой на отброшенную им в сторону балку, которая подпирала дверь.

— Да, — кивнул Тим. — И я уверен, что к этому не был причастен продавец магазина на окраине города.

* * *

Они возвращались на холм. Бежали, глядя перед собой, боясь взглянуть наверх, боясь взглянуть в сторону распятия. Майк бежал впереди и рельефы мышц на его спине четко прорисовывались через мокрую майку. Тим бежал следом, стараясь не отстать — раненая нога давала о себе знать. Сьюзен бежала позади, и с каждой минутой расстояние между ней и Тимом увеличивалось. Но полностью отстать ей Тим не позволял, то и дело останавливаясь и дожидаясь ее.

Поднимался порывистый сильный ветер и серые тучи начали покидать суровое небо над Лайдэндом, уходя за холм, на северо-запад. На горизонте робко вспыхнула алая полоса зари. Окружив землю тревожным ареолам.

Майк далеко ушел вперед, а потому первым сравнялся с белым зданием отеля. Он был полностью погашен идеей спасти Мэри, а потому даже не заметил фигуру, что вышла из-за отеля и последовала за ним вдогонку.

Тим также ничего не заметил, так как глядел себе под ноги и сжимал в ладони руку единственной оставшейся среди них девушки.

И только Сьюзен, подняла голову и заметила, что к ним присоединился некто четвертый. Тучный и высокий, шатающийся из стороны в сторону.

— Майк, берегись! — прокричала она в попытке предупредить Доннахью, но это привело к тому, что Майк приостановился и оглянулся назад и сразу же столкнулся лицом к лицу с Биллом Туклеттером, который уже замахивался на него молотком. Майк успел отскочить в сторону за доли секунды до удара, от чего молоток ударил его не по голове, а врезался в плечо. Удар был настолько силен, что его отбросило с дороги и он повалился на траву, оставшись лежать на ней неподвижно.

Сьюзен закричала, и Туклеттер тут же повернулся в ее с Тимом сторону. Тим остановился и завел Сьюзен себе за спину, в тот момент когда толстяк пошел в их сторону своей шаткой походкой.

Не отрывая взгляда от приближающегося к ним дебила, Тим обратился к Сьюзен:

— Когда я скажу тебе бежать, ты поспешишь в сторону поля. Ты поняла? — Не дождавшись ответа, он повторно задал ей тот же вопрос.

Туклеттер прибавил шагу, размашисто работая рукой в которой он сжимал молот.

— Беги! — так и не дождавшись ответа, прокричал Тим.

— Нет. Я тебя не брошу! Я больше не хочу чтобы ты жертвовал собой ради меня.

Тим повернулся к ней лицом. Сжав ее за плечи, он поцеловал ее в уголок губ:

— Пожалуйста, сделай то, что я прошу. Я не могу тебя вновь потерять. Я этого не вынесу. Ты должна спастись. Я себе не прощу, если с тобой это снова случится. Бог или Судьба, как это не назови, дало мне еще один шанс и я его не упущу. Беги же!

Тим оттолкнул ее в сторону, от чего Сьюзен пошатнувшись с трудом удержалась на ногах, и развернулся в тот самый момент, когда толстяк уже стоял перед ним, с поднятым над головой молотком и орущий как дикий боров. Тим отскочил вправо, и молоток рассек воздух в том месте, где он стоял всего мгновение назад. Билл завыл от обиды и попытался нанести новый удар, но и в этот раз Тим оказался проворнее, уйдя в сторону. Вдобавок ему удалось пнуть толстяка под коленную чашечку и тот как поверженный голиаф, пал перед ним. Тим нанес убийце два точных удара кулаком в челюсть при этом крича на столько сильно, насколько это ему позволили легкие. В этот крик он вложил всю свою ярость и ненависть к этому огромному безумцу, что стоял перед ним на коленях. Он бил не своей сильной рукой, но удары получились вполне профессиональными, способными свалить любого, но только не безумного Билла. Толстяк только заныл как ребенок-переросток, а затем и вовсе зашелся в бешеном крике, вновь взмахнув молотом. Тиму удалось отскочить назад, но в то же время его раненая нога подвела его, и он припал к земле. Туклеттер решил воспользоваться моментом и накинулся в очередной раз на парня. Тим успел только повернуться на спину и приподнять беспомощно руки, когда маньяк уже был готов нанести свой последний смертельный удар.

— Нет! — прокричала Сьюзен и за секунду до удара протиснулась между Тимом и Биллом, от чего удар молотка пришелся не Тиму в лицо, а ей в спину.

От удара тело Сьюзен максимально плотно прижалось к нему. Ее глаза широко распахнулись, но Тима она перед собой уже перестала видеть. Затем они начали медленно закрываться, а ее тело слабеть, после чего девушка перестала подавать признаков жизни.

— Нет!!! — взвыл Тим, сжав ее в объятиях и повернувшись, опустил ее спиной на мокрый асфальт. Затем, он подтянул ее к себе, положив к себе на колени, прижав здоровой рукой, а поврежденную заложив ей за голову. Вой перешел в сотрясающее все тело рыдание и он укрыл свое лицо у нее в волосах. Он почти отключился от всего происходящего вокруг.

Когда Туклеттер снова сделал замах, Тим даже не шелохнулся. Но удара так и не последовало — раздались три выстрела, которые разворотили массивную грудь сумасшедшего и окропили ее кровью. Билл захрипел от боли и из его рук выпал молоток, который при падении произвел один глухой удар (набалдашник) и еще один более звонкий (рукоять).

Тим никак не отреагировал на выстрелы, продолжая сжимать в руках тело Сьюзен, а потому он не видел, как к ним подошел еще один человек, пряча пистолет марки «смит и вессон» в кобуру на своем бедре.

Раздались болезненные мычания Майка и он приподнялся с земли, сев на траву и зажав вывихнутое плечо. Подождав пока перед глазами перестанут плясать огоньки, он встал на ноги и побрел к ним. Стрелявший обернулся и Майк узнал в нем констебля Элдреда Моссинджера, на лице которого читалось невозмутимость и спокойствие. Он холодно оглядел Майка, который остановился в двух метрах от него.

— Теперь, вы можете беспрепятственно покинуть наш город. Никто вам не помешает этого сделать.

— А вы не боитесь, что мы расскажем всю правду полиции штата? — хрипло произнес Майк, не скрывая своей ненависти к стоящему перед ним человеку.

— Правда — это хорошая составляющая всех невероятных историй. И правда в том, что я спас вам жизнь и обезвредил очень опасного преступника…маньяка, на чьей совести не одна человеческая жизнь. Билл Туклеттер был сумасшедшим, свято верящим, что наш город находился во власти темной Силы, которая для упокоения требовала человеческих жертв. Из-за этой слепой веры он убил ваших друзей и моего помощника, который действовал героически, пытаясь вам спасти жизнь. Перед смертью, он связался со мной по рации и я пришел вам на помощь. Я убил Туклеттера, получил благодарность от спасенных мною приезжих, а также от штатских чиновников, в виде премиальных. Это и есть правда и ее я и поведаю шерифу округа, полиции, президенту Соединенных Штатов. Всем кто захочет знать подробности.

Злоба и ненависть заклокотала в Майке, в адрес этого лицемера и он пошел на него, сжимая ладони в кулак. Тот тут же выхватил пистолет из кобуры и направил его Майку в грудь.

— Остынь, — посоветовал констебль Майку. — Уж не знаю, что ты там задумал — рукопожатие или объятия, — но я согласен и на скромное «спасибо, сэр».

Чувствуя как дуло пистолета давит ему в грудь, Майк решил найти в себе силы успокоиться. Констебль владел ситуацией и Майк не мог с этим ничего поделать.

— Поверь, приятель глупо умирать сейчас, после чего все хорошо завершилось для тебя.

Сьюзен в руках Тима тихо застонала, и это помогло Майку слегка придти в себя.

— Ты жива! — с дикой радостью воскликнул Тим и начал осыпать лицо Сьюзен поцелуями. — Ты жива! Ты жива!

Сьюзен сделала глубокий вдох и улыбнулась ему.

— Похоже, у вас все отлично, — заметил констебль, оглянувшись через плечо, но, продолжая держать Майка под прицелом. — А раз так, то вам пора уезжать. А мне пора заняться своими делами, которых навалилось на меня слишком много. И первое что я должен сделать, это связаться с полицией штата. — Констебль указал взглядом на пистолет. — Ну, так каким будет твое решение?

Майк с явной неохотой сделал шаг назад. Моссинджер кивнул, давая понять, что Майк сделал правильный выбор и медленно опустил пистолет вниз.

— Можешь помочь своим друзьям, — сказав это, констебль отошел в сторону.

Майк подошел к Тиму и Сьюзен, но при этом не отводил презрительного взгляда с констебля. Подняв на ноги Сьюзен, которая ахнула от боли, Майк обратил внимание на распятие, что возвышалась в полста метрах от них.

На нем висела человеческая фигура, но лицо убитой невозможно было разглядеть и это было хорошо — так было легче представить, что погибшей была незнакомая ему особа, до которой ему практически не было никакого дела.

Утренний свет постепенно начал освещать городские строения у подножья холма и эта длительная ночь все же подошла к своему концу.