Москвичка Вероника Борисова, профессорская дочка, никогда ни в чем не знала отказа, любой каприз исполнялся беспрекословно. Престарелые родители надышаться не могли на дочь. Умница, красавица, а как ножками умильно сучит, когда не получает желаемое. Голубоглазый белокурый ангелочек. Прелесть, а не ребёнок. Лучшие игрушки, лучшие платья, лучшая еда – всё ей, родимой. В школе двойку поставили? Не переживай, доченька! Это учительница виновата. Вот я ей задам. Деньги стали пропадать? Наверно, сдачу забыла в магазине. Кольцо с бриллиантом куда-то подевалось. Неужели опять нечистая на руку домработница попалась?

– Почему у тебя синяки на руках? Что с венами? Тебя кто-нибудь обидел? Только скажи, папа позвонит, кому следует. А если надо, и в полицию пойдёт.

– Никто не обидел. Денег дай, – просила-требовала Вероника, вскидывая белую чёлку.

Рот запал, глаза провалились и лихорадочно блестят. Наверное, недоедает. Бедная девочка! Вероника вынесла из дома все мало-мальски ценные вещи, но даже на суде мать кричала, что её девочку подставили, что она не грабила на улице прохожих.

За пристрастие к наркотикам и невероятную подвижность в колонии её прозвали Шило. Как ни странно, профессорская дочь быстро освоилась на зоне и даже была в почёте, умела "доставать" нужные вещи.

Ночью Вероника проснулась от того, что ей зажали рот и капали водой на лицо. Не лили воду, а именно капали. Кап-кап-кап.

– Слышь, Шило. Узнаешь звук?

Вероника замычала.

– Правильно. Знакомо тебе, да? Стук-постук. Стук-постук.

Ловкие руки шарили под матрасом.

– Ой, а это у нас что такое? Да ты, оказывается, Мальчиш-Плохиш. Стучишь за варенье. Ай-яй-яй!

На следующее утро в семь ноль-ноль в туалете на этаже нашли распластанное тело Вероники Борисовой. Вызвали медиков и старшего воспитателя. Когда Элеонора зашла в комнату, она едва не потеряла сознание. Девушка не просто лежала в луже крови, она сама походила на кусок освежёванного мяса, места живого не найти. Врач, прибывший на место через пять минут, развеял опасения.

– Жива. Ушибы, синяки. Скорее всего, небольшое сотрясение.

– Как?! Она же вся в крови! – возмутилась нелепому диагнозу Грин.

– Это не кровь. Что-то липкое и сладкое. Варенье?

– Клубничное, – уже сама для себя сказала Элеонора.

– Кстати, да, похоже. Попробуйте, – протянул медик к её рту перепачканный палец.

– Спасибо, – отвернулась Грин.

Лиза Чуйкина стояла у неё за спиной и смотрела на распростёртое тело покалеченной девушки. Медик и санитар никак не могли уложить её на носилки, выскальзывала. Тоска переполняла немигающие кошачьи глаза.

– Если много слов слетают с губ, тайны раскрывая, не всем они по душе.

– Хочешь сказать, её наказали за доносы? – спросила Элеонора. С каких пор она понимает эту чудачку?

Лиза собралась было уйти, но Грин её остановила.

– Подожди. Ты что-то знаешь? Кто это сделал? Кто? – старший воспитатель трясла девчонку, схватив за плечи.

– Голодный мальчишка трясёт яблоню, получает фрукт. Если трясти человека, не получишь ответа, – сказала кудрявая и нахмурились.

Элеонора опомнилась, остановилась и отпустила девочку. Уже в дверях Лиза добавила.

– Догадаться нетрудно, кто злодей.

Волосы цвета зрелой ржавчины исчезли из туалетной комнаты.

Дома Элеонора набрала ванну, включила плейлист с классической музыкой. Давно она не слушала Вивальди. Виталик на гастролях, можно расслабиться. Понервничать пришлось немало на этой неделе. Одно ЧП за другим. Что творится в колонии? Тёплая вода ласкала уставшую после суток кожу, убаюкивала. Музыка Вивальди освобождала от суеты, от земных проблем, уносила далеко. Женщина прикрыла глаза.

Свет померк, и проявилось лицо кудрявой девочки. Она что-то говорила, пыталась объяснить, гримасничала, но Элеонора не могла понять ни слова.

– Потому что твоё сердце закрыто, – вдруг чётко произнесла Лиза.

Женщина вздрогнула и проснулась. Вода в ванне давно остыла. Что за странные сны?