Муса Гаджиев был двоюродным братом Мустафы. Но в паспорте этого, естественно, мы бы не увидели. А сбрехать можно что угодно, ведь правоверному обмануть христианина - это как маленький подвиг. Неправа была Надежда, утверждавшая, что Муса - тряпка, раз согласился бы на использование братом своей законной супруги. Мусе попросту было начхать - он любил мальчиков. Причем, молоденьких. Если уж совсем подкатит сперма к мозгам, то не брезговал и девушками, но крайне неохотно. А кровь у него была горячая - едва ли не горячее, чем у Мустафы. Но голова - гораздо слабее. Поэтому приказал Мустафа Мусе, как старший брат: не показывать свой южный норов, а вести себя чинно-благородно.

В то утро он первым из дагестанцев узнал, что Мустафу увезли в больницу. Участковый решил не портить себе воскресный день общением с горцами, и подъехал к ним утром в понедельник. Предупреждение Авраменко относительно беспорядков он пропустил мимо ушей. Это к ним не относилось - спускать на тормозах покушение на жизнь одного из них дагестанцы не собирались. Впрочем, называть их дагестанцами было бы неправильно. Мустафа был родом вовсе из Ливии, а Муса - из Герата, что аж в Афганистане. Остальные члены их маленького общества тоже не лыком шиты: все, как один, прошли и Ливан, и Афганистан, и Чечню. А что братья, так братья по вере, по оружию. Из тех, кто гордо несет зеленое знамя Аллаха по землям неверных, щедро сея на них смуту и несчастья. Ясир Палестинец (в миру Руслан Каюмов - совхозный кладовщик) воевал вместе с Ширвани Басаевым, занимавшего пост начальника штаба вооруженных сил Чечни. Затем, после его смерти, Шамиль приказал Ясиру охранять своего младшего брата - Хамида, начальника диверсионно-террористического подразделения. Хамиду было всего двадцать семь лет, когда Аллах забрал его к себе.

Однако Шамиль отчего-то осерчал не на Аллаха, а на Ясира, и тому пришлось временно покинуть театр боевых действий вместе с такими же неудачниками, попавшими в опалу, либо накуролесившими сверх всякой меры, даже с точки зрения моджахеда. Несколько тысяч километров, отделявших березовскую глухомань от всяческого рода горячих точек, показались им достаточной гарантией. Захваченные с собой семьи высоко оценили мирную окружающую обстановку, в которой можно жить, не опасаясь бомбежек, артобстрелов и прочих «радостей» военного времени. Ведь, по большому счету, женщина - это созидающее начало. Мамочки Баркер не так часто попадаются в реальном мире, чтобы на их примере выстраивать закономерности.

За годы, проведенные в Березовке, воины Аллаха обросли дурным мясом и некоторыми цивилизованными привычками, поэтому тот же Муса сразу не полез в подвал за оружием, а собрал всех своих родичей и объявил трагическую новость. Ясир предложил, не дожидаясь конца расследования, драпать отсюдова на другое место жительства. Муса же хитро прищуривался и говорил, что на этом месте еще есть парочка неоплаченных долгов, которые мужчина и воин просто обязан оплатить. Остальные двое боевиков согласились с обоими. Разговор велся на русском языке, так как все четверо представляли разные регионы и даже страны. Даже семьи у них были разные: у кого походные, а кто привез и свои настоящие, справедливо полагая, что здесь опасности для них никакой нет. Один Муса ходил неприкаянный, потому что с его характером и наклонностями семью содержать было прямо-таки немыслимо. И вообще, понять стороннему наблюдатель, кто из мусульманок является определенной женой определенного мусульманина… странное общество и странные люди. Так думали о приезжих «дагестанцах» жители Березовки и чесали языками по этому поводу лишь за стаканчиком вина. А там чеши не чеши, все равно, много не вычешешь.

«Успокоив» родственников таким заявлением, Муса пошел на «центр» - к магазину, чтобы уловить, что носится в воздухе. Было приблизительно десять часов утра. Возле магазина ошивалась уже разномастная компания подростков вместе со своим бессменным ведущим - уголовником по кличке «Век воли не видать». Опохмеленный вином, он был настроен благодушно, поэтому встретил появление Мусы ворчанием:

– Ну что, друг, поредели ваши ряды?

Муса едва не взвился, но усилием воли удержал свой порыв. Лишь блеснувшее пламя в глазах выдало его.

– Ага, не нравится! - заявил Антон, - век воли не видать! Небось, вы у себя в Дагестане всех русских вырезали, если бы кто-то из нас девку вашу пекануть вздумал?

– Шутник! - выдохнул Муса, - русские у нас на цыпочках ходят. Никому из них даже в голову не пришло бы посмотреть на мусульманскую женщину.

Ярошевич угрюмо посмотрел на молодежь.

– Видите, пацаны, он прав. Русские - говенная нация, их всегда бьют поодиночке. Ну. А если случится так, Муса, что придется и тебе на цырлах походить?

Мусульманин рассмеялся.

– Русских всегда резали, как баранов, и резать будут. Они трусы, жалкое подобие мужчин…

В это время кулак Антона впечатался ему в челюсть. Уголовный элемент очень болезненно реагирует на проблемы истинности и мужества. Теряя зубы, Муса встал и опрометчиво вытащил нож - длинный узкий стилет с трехгранным лезвием.

– И я вас всегда резал! - зашипел он, плюясь кровью, - и резать буду! Неверные свиньи!

Стремительным движением ноги «Век воли не видать» выбил нож из руки моджахеда. Он пролетел в сантиметрах мимо уха одного из пареньков и вторкнулся в землю. Увидав, что противник безоружный, Антон заорал:

– Пацаны! Бей черножопую падлу!

Малолетки только и ждали возможности безнаказанно поизгаляться. Муса мычал и уворачивался, чувствуя, как под ударами неопытных ног трещат его ребра и едва не лопается печень. Пару раз ему попало ботинком по голове; казалось, в ней вспыхнула радуга. Несколько раз и он попал по мальчишечьей физиономии, но это только распаляло дерущихся.

–Хватит! - приказал Ярошевич, - я сказал, хватит с него!

Пацаны неохотно отступили. Избитый моджахед поднялся на ноги и принялся блевать на примятую траву. Что-то он сделал не так, чувствовал, но не было рядом Мустафы, чтобы удержать не в меру горячего братца. Уголовник же подобрал оброненный нож и подошел к нему.

– Небось, о мести думаешь, - спокойно произнес он, - так вот, о мести забудь.

И отточенным движением вогнал нож в брюхо Мусы. Посадил, так сказать, «на пику».

– Все, пацаны, по домам! - скомандовал он детворе, - я один здесь останусь - с меня и спрос. И позвоните кто-нибудь ментам - а то я заколебусь их ждать.

Ментов ждать долго не пришлось. Авраменко, обнаружив в кукле и одеяле Надежды лишь порез и дыру, возвращался с Галиной Петровной к Артему, чтобы уточнить у Надежды некоторые детали. Тут то он и обнаружил свежего покойника, и сидящего рядом с ним «известного рецидивиста» Ярошевича.

– Твою мать, Антоша! - вылез из машины капитан, - что тут происходит?

– Мой жмурик, гражданин начальник! - показал гнилые зубы «Век воли не видать», - вяжи!

– Подожди! - отмахнулся Авраменко, - ты ведь у нас вроде специалист в другой области. А именно - нажраться нахаляву и уснуть на месте преступления. Что случилось?

– Этот пидер хвастал, что резал русских, как баранов. Ну, я его и сделал - как свинью.

Галина Петровна вышла из «бобика» и, преодолевая отвращение, подошла к телу Мусы.

– Вот он! - произнесла она, держа руку у рта, - тот самый нож.

– Ты уверена? - спросил Авраменко. Женщина кивнула, - может, он живой еще?

– Не-а! - протянул «Век воли не видать», - качественно насел.

– Я его по рукоятке узнала. Филигранное исполнение - я ведь когда-то холодным оружием увлекалась. Это - весьма хорошая подделка под Италию, восемнадцатый век.

– Твой ножик? - спросил у Антона участковый.

– Откуда, гражданин начальник? - хрипло рассмеялся тот, - я бы давно пропил. Его штучка.

Кивком головы Антон указал на мертвеца.

Капитан с сожалением посмотрел на Галину Петровну, но все-таки смачно выругался. Вполголоса. Достал из машины рацию и соединился с отделом. Выслушал поздравления по поводу превращения его участка в зону боевых действий и сожаления по поводу урезанных премиальных. Смачно сплюнул.

– Галя, давай я тебя пока домой отвезу! - сказал тетке, - тут сейчас такое начнется! Эй, Ярошевич, подежуришь возле трупа?

– А то! - с готовностью отозвался Антон, - это ж мой первый «жмурик». Ты только долго не пропадай, вот-вот ваши налетят.

– Эт точно! - глянул на часы капитан.

Затем он повез Галину Петровну до дома, где они совместными усилиями вправили мозги уже пришедшему в себя Пешеходову. Тот испытывал жесточайшее похмелье пополам с запоздалым раскаянием, поэтому готов был провалиться сквозь землю. Услыхав, что на его дочку ночью было совершено покушение, Геннадий Николаевич взвыл.

– Удавиться, что ли? - тоскливо спросил он у супруги, - все против меня».

– Только попробуй мне! - показал ему Авраменко свой жилистый кулак, - я тебя и на том свете найду. И хватит с меня жмуриков - мысли глобальнее, зри в корень. Ладно, родственнички, я отчаливаю. Скоро опергруппа прибудет, нужно будет полдеревни опросить и три пачки бумаги исписать.

– На обед придешь? - спросила его Галина Петровна.

– На обед приду, - кивнул он, - а на ужин - к Артему обещался.

– Много чести этому лохматому! - буркнул из зала Пешеходов.

Авраменко повысил голос.

– Орлов - нормальный мужик. В хищениях государственного имущества замечен не был, с «черными» дел никаких не имеет, баб на стороне тоже. Все, чао!

После того, как племяш в ментовской форме ушел, мадам Пешеходова заглянула в зал. Ее супруг возлежал на диване с мокрым полотенцем на голове и тупо пялился в телевизор.

– Рассолу томатного принести? - спросила она.

– Принеси, - слабым голосом произнес он.

Через две минуты он вскочил с дивана, спасаясь от томатного душа.

– Ты чег-го, Галка, с-сдурела? - от волнения Геннадий Николаевич даже стал заикаться.

– И много у тебя баб на стороне? - невинно осведомилась супруга.

Пешеходов сел на облитый диван и обхватил голову руками. Хозяйка, уперев руки в бока, смотрела на него.

– Бля, я твоего братца отравлю! - простонал он, - пусть только заявится на обед! Однозначно, отравлю!

– Пестицидами крадеными? - угрожающе спросила жена, - ах ты, козел северный! Ах ты, блядун паршивый! Ах ты!!!

– На Севере нет козлов - там олени! - завопил Пешеходов, скрываясь в ванной, - и было то всего пару раз!

– Открывай, козёл!!! - заорала Галина Петровна, колотя снятой тапочкой в дверь ванной, - открывай, свинья! Открывай, сукин кот!!!

– Так что, не простишь? - упавшим голосом спросил он из-за двери.

– Почему, не прощу? - удивилась супруга, - вот только морду твою кошачью разукрашу, и сразу прощу.

Вернувшись на главную площадь деревни, участковый застал там все в почти таком же состоянии, как и до отъезда. Единственное, что изменилось - значительно выросло количество зевак. Человек пятьдесят народу всех мастей: школьники, пенсионеры, небритые личности с помятыми мордами - все удобно устроились и наблюдали за разворачивающимся действом. Кое-кто подкалывал сидящего рядом с трупом Ярошевича.

– Антон, ну хоть раз нормально на «дачу» съездишь!

– Пора звездочки рисовать за убитых басурман!

– Они их накалывают, - разъяснял кто-то авторитетным голосом.

– Где? - недоумевала старушка.

– А на заднице!

– Да будет вам! - ворчливо отозвался «Век воли не видать», - лучше бы сто грамм кто налил - весь кайф прошел, скоро ломать начнет.

Какая-то бабулька развязала торбу и протянула рецидивисту бутылку водки.

– Держи, касатик, - жалеючи, сказала она, - только вот закусить нечем.

Еще кто-то отломил половину кольца колбасы. Протянули кусок батона, пару помидорин, плавленый сырок. Так что к приезду участкового бутылка опустела наполовину, а вздувшийся живот Ярошевича указывал на то, что ему такой ход развития событий начинает нравиться.

– Начальник, а можно я еще одного «чеха» замочу? - спросил он, когда Авраменко вышел из машины, - впервые себя человеком чувствую.

– Ты мне это прекрати, Ярошевич! - строго сказал участковый, - граждане, ну кто просил поить подозреваемого? Он же сейчас при составлении протокола такого наговорит - бумаге мало не покажется!

Народ ответил нестройным гулом, в котором преобладало старушечье мнение, что «касатика» расстреляют за убийство. Капитан едва не расхохотался.

– Смотрите, если покойничек окажется в списке международных преступников, то как бы нашему самураю орден не повесили. Граждане, кто свидетель происшествия, подходите - записывайтесь!

Прием старый, от Остапа Бендера, но в сельской местности работающий безотказно. Как представили бабульки да прочие, сколько раз им придется мотнуться за сотню километров до райцентра, так толпа стала понемногу рассасываться. В итоге, к прибытию опергруппы, на месте осталась лишь Алена - продавец из местного «супермаркета».

– Ты свидетельница? - спросил участковый у девушки.

– Ага! - кивнула она, - а меня по телевизору показывать будут?

– Смотря от того, что ты видела, - пожал плечами капитан, - если назовешь мне еще парочку свидетелей, то я сам тебе из Теплоград съемочную группу привезу. На своем «бобике». И корреспондента из областной газеты.

– Ага! - еще раз кивнула продавец и стала морщить лобик, - так а что тут вспоминать: метелили его младший Лещинский, Мишка Веремейчик, Ваня Жлобович и еще пара пацанов. Не рассмотрела точно - жопами стояли. Ой!

– Ничего! - фыркнул участковый, - жопами, так жопами. Не мордами же…

Из дальнейших показаний девушки выяснилось, что самое ценное в ее показаниях - это первое предложение. Ни причины ссоры, ни момент убийства Мусы она не видела, но зато смогла без запинки назвать нескольких людей, действительно все видевших и слышавших, и изволивших лично принимать участие в заварушке.

Тем временем прибыла долгожданная опергруппа из Петровска в составе двух дознавателей и судебного врача. Дознавателями были двое молодых сотрудников - старший лейтенант Пирогов и лейтенант Васильева. В качестве судмедэксперта выступал старый циник из обоймы эскулапов, рожденных в послевоенное время и проходивших интернатуру в конце шестидесятых. Он был универсальным специалистом: патологоанатом, медэксперт и монстр в дактилоскопии. Звали судмедэксперта Федор Михайлович, а фамилию его мало кто уже помнил, так как обращались к нему уже не менее двадцати лет по кличке «Дядя Федор». Чтобы закончить пространственное описание опергруппы, добавим следующее: бравый верзила-капитан тайно мечтал о лейтенанте Васильевой. Поэтому он в ее присутствии тушевался и немного путался в мыслях.

– Здорово, Олег! - протянул участковому руку Дядя Федор, - неужто наши встрепенулись и стали «черных» теснить? Или это месть за Чечню?

– Как ни странно, но все началось с женщины! - вздохнул Авраменко.

После этих слов почему-то покраснела Танечка Васильева. Николай Пирогов, будучи старшим в группе, обнаружил известную деловитость.

– Имеем кого допрашивать? - спросил он мужественным голосом.

– Одного свидетеля, вернее, одну свидетельницу я уже допросил, - ответил капитан Авраменко, - она назвала фамилии тех, кто находился рядом в момент убийства.

– Ну вот! - обреченно выдохнул Пирогов, - Авраменко, как обычно, самую приятную часть работы выполнил. Бьюсь об заклад, что все остальные свидетели - мужики.

– Какие там мужики! - махнул рукой Авраменко, - пацаны от шестнадцати до восемнадцати лет. Нигде не работающие.

– Тунеядцы! - вздохнул медэксперт, неспешно занимаясь своим делом, - Коля, а чего ты стонешь постоянно, когда у тебя в напарниках молодая красивая девушка.

Теперь покраснел капитан Авраменко. Вообще, он краснел охотно, ибо его румяное лицо с неглубоко расположенными кровеносными сосудами весьма к этому располагало. В повседневной жизни он, правда, краснел чаще всего в приступах гнева, поэтому глянувший в его сторону Пирогов пожал плечами.

– Таня в данный момент не девушка, а сотрудник милиции!

– Вот пусть она и допрашивает молодых парней! - вытер руки проспиртованной салфеткой Дядя Федор. Труп аккуратно был упакован в черный полиэтиленовый мешок, орудие убийства - в прозрачный мешочек поменьше - все-таки, улика номер один, - вам причину смерти, надеюсь, называть не надо?

– Шуткуешь, Дядя Федор! - хмыкнул участковый, - она и ежу понятна.

– Ну, значит, если больше вопросов ко мне нет, то отправляйте труп с водилой в морг, а я пойду - посижу часок-другой с удочками. Когда-то здесь хорошо брала форель, - судмедэксперт поместил улику в свой саквояж, - а кто, интересно мне, будет сопровождать подозреваемого?

– Я поеду! - вызвался Пирогов, - а Таня с Олегом пусть дознанием занимаются.

Речь старшего лейтенанта отрицательных эмоций не вызвала. Пирогов был обязан доставить преступника в районную КПЗ - не гулять же ему на свободе. И пусть Антон именовался пока нейтральным словом «подозреваемый», но в этом качестве осталось пребывать ему недолго - до суда. Эксперт был доволен, что никто не возражает против его отлучки на рыбалку, Олег Николаевич был очень доволен, что остается с Танечкой наедине, Танечка тоже была очень довольна. Как ни странно, тем фактом, что ей доверили опрос свидетелей, ведь она пришла на работу в органы по зову сердца. Молодого и неопытного.

Пока группа дознавателей пыталась приступить к своим прямым обязанностям, в доме номер двадцать по улице Вождя из Мавзолея было неспокойно. К Артему заявился его протеже - кандидат в депутаты Василий Петрович Чебуреков. Кандидат в депутаты был в ярости, что помощник вляпался в такое мерзкое дело, грозящее опрокинуть все его замыслы.

– Петрович, идите к черту! - резко бросил Орлов, - вы - истинный партократ. Собственная карьера вам дороже, чем жизнь и судьба человека!

Надо сказать, что собеседники разговаривали на повышенных тонах, потому что Надежда вышла в туалет. Артем знал, что это - как минимум, на полчаса.

– Да, мне карьера дороже! - вопил Чебуреков, - потому что это - моя карьера! И людям будет абсолютно наплевать на твое геройство, они увидят в нем лишь то, что кандидат Чебуреков в помощники взял бандита!

– А мне насрать на то, что подумают люди! - заорал Артем, - стадо думать не умеет! Ты понимаешь, что я жить и спокойно спать не смог бы, если бы прогнулся под этой мразью!?! Ты понимаешь, что такое мужская честь и гордость, а Петрович? Каково это ходить, с вазелином в очке?

Чебуреков пожевал губами, точно верблюд из рекламы, что увидел «Пикник».

– Мы вроде на брудершафт не пили! - буркнул он.

– Прошу прощения! - отдуваясь, сказал Орлов, - можете официально от меня отказаться. Напишите в районной газете, что никакого отношения к художествам своего помощника не имеете. И отказываетесь от его услуг в дальнейшем.

– Ладно, - проворчал Василий Петрович, - я подумаю, как лучше мне поступить. У тебя хоть адвокат приличный на примете есть?

Артем пожал плечами. В списке его знакомых юристов не наблюдалось. Тем не менее он ответил:

– Надо просмотреть записную книжку. Так слету и не ответишь.

Выпустив пар, собеседники начали беседовать на нормальных тонах. Разговор крутился в основном вокруг происшествий за эти два дня: тяжким телесным повреждениям одного дагестанца и смерти другого. Об истинной национальности жертв пока никто не догадывался, но и без того у местного населения не было причин жалеть «беженцев». Своим высокомерием, чванством и мусульманским ханжеством они прилично достали население деревни. Не особенно разбираясь в сурах Корана и законах Шариата, местный люд хоть и краем уха слышал о несовместимости мусульманства с вином и свининой, а также о пятикратном Салате. Поэтому разглагольствования того же Ясира или Саида (лесника) о превосходстве своей религии вызывали лишь недоверчивые покачивания головой и злобные усмешки за их спинами.

А после того, как год назад Муса публично обозвал в магазине продавца «неверной свиньей», всю великолепную пятерку «дагов» вызвали в сельсовет, где им поставили на вид, что положение беженца не столь шикарно, как они себе представляют. Оно требует соблюдения местных законов и уважения традиций. А не для протокола председатель заявила, что «неверными свиньями» в данном социуме как раз и являются они - выходцы из южных земель.

Вернулась Надежда и предложила «мужичкам» отведать чаю.

– Ты знаешь, Надюша, историю Троянской войны? - спросил внезапно Чебуреков, соглашаясь на чай и все, что к нему.

– Что-то слыхала, - ответила осторожно Надя.

– Поводом к Троянской войне стало бегство из Елены - супруги царя Спарты Менелая, - вспомнил Артем, - а вот почему она именно в Трою убежала, я не помню.

Василий Петрович вновь пожевал губами, словно вспоминая забытый вкус «Пикника».

– А кто его знает, почему именно в Трою! Речь не об этом. Речь о том, что когда старейшинам Трои показали Елену, они сказали следующее: за такую красоту воевать стоит. Так вот, чего это я здесь раскудахтался… Надюша, за твою красоту воевать стоит также! Но я принадлежу к тем ужасным типам, которым худой мир лучше доброй ссоры. Возраст, знаете ли…

– Да ладно вам, Петрович, прибедняться, - сказал Артем, - вы ведь еще полувековой юбилей не отметили.

– Полвека - это не половина жизни, а где-то две трети, - грустно улыбнулся Чебуреков, - а вообще, да! Каждый возраст хорош по-своему. Только в юности не хватает мудрости, а в старости - бодрости. А так - очень даже грех жаловаться. Помните, что Островский говорил про жизнь, которая дается человеку только один раз?

– Где же тут забудешь! - вздохнул парень, - в школе всех заколебали Павкой Корчагиным.

– Так вот, Артем Федорович! - допил чай и поставил пустую чашку на стол Чебуреков, - Островский хотел этой фразой сказать совсем другое. «Если бы у меня была возможность выбирать, я бы другую жизнь прожил вовсе не так». Беда только в том, что нам никто не предложит такого выбора. Только и норовят, как бы сократить этот самый миг между прошлым и будущим… я пойду, пожалуй. Ребята, не надо меня провожать, не люблю я проводов.

После ухода кандидата в депутаты в доме повисла напряженная пауза.

– Забавный дядечка, - наконец произнесла Надя, - Артем, ведь это все из-за меня! Это я виновата в твоих проблемах - в глазах твоего Петровича просто нарисовано было осуждение!

– Успокойся! - дунул Артем ей в лицо, - проблема с этими дагами была. И не мне, так кому-то другому пришлось бы ее решать. Будем надеяться на справедливость бывшего «самого гуманного суда в мире».

Тем временем участковый с лейтенантом Васильевой шерстили местных недорослей, которые не для протоколу удивлялись, с чего это капитан Авраменко такой странный сегодня? Про обед у Пешеходовых пришлось забыть, надеясь лишь на ужин у Артема - что поделаешь, служба. Татьяна молча подпрыгивала на переднем сиденье «бобика» и думала о чем-то своем. Капитан ей не мешал, ровно как его чувства не мешали ему. Он думал о том, как найти всю эту ребятню поодиночке и опросить. Желательно, до девяти вечера.

С молодым Лещинским им повезло. Серега получил недавно права, поэтому с чувством собственной значимости валялся под отцовским «фордом» и ковырялся в его внутренностях. Когда он вылез из-под автомобиля, его испачканное отработкой лицо довольно сияло. Но как только он увидел гостей, все удовольствие покинуло его.

– Здравствуйте, Олег Николаевич! - произнес он, - вы к кому: ко мне или к батьке?

– Здорово! - буркнул Авраменко, - а что, и батька твой что-то натворил?

Серега пожал плечами. У них с отцом натуры были одинаковые: любили выпить и были не дураки подраться. Но трезвые производили исключительно положительное впечатление.

– Мусу херачили сегодня? - спросил участковый, позабыв, что с ним очаровательная коллега.

– Ага! - глупо улыбнулся Лещинский.

– А нафига? - включилась в игру Татьяна. Капитан посмотрел на нее с одобрением. Серега - с обожанием. Красивых женщин любят все, даже когда они ругаются и грозят пистолетом.

– Так он сказал, что резал русских, как баранов, и резать будет! - недовольно поморщился парень, - ну, мы ему и показали «баранов». Небось меня в ихнем Дагестане сразу бы зарезали.

– Ну, так его и зарезали, - терпеливо сказал Авраменко, - не правда ли?

– Туда ему и дорога! - буркнул Серега.

На самом деле, у него до сих пор из памяти не выветривалась картина, как хладнокровно «Век воли не видать» подрезал этого черного. Пару раз парень даже блеванул за сараем.

– Ярошевич говорит, что это он пырнул Мусу, - задавал наводящие вопросы капитан.

– Так не я же!

– А нож где он взял? - допытывалась Татьяна.

Сергей поковырялся в своей памяти.

– Так нож Муса и вытянул, - сказал он, - хотел резать Антона.

– Уф! - вытер пот со лба участковый, - а из-за чего хоть спор начался?

Лещинский вновь совершил мысленное путешествие во времени, вспоминая первопричины и исторические предпосылки. Милиционеры ему не мешали. Татьяна записывала показания в протокол, а капитан решил это дело перекурить.

– Да вроде «Век воли не видать» сказал дагу, что такого… такого хамства они бы у себя со стороны русских не потерпели бы. Точно, не ручаюсь за слова, но смысл такой был, - Сергей покраснел, - а тот сказал. Что русские у них на цырлах ходят. И всегда ходить будут.

– А что потом? - спросила Татьяна, думая о том, как пишется слово «цырлах», - что потом было.

– Ну… потом Антон дал этому дагу в ухо! - со знанием дела, смакуя, пояснил Лещинский, - качественно дал. Тот полетел со всех четырех. А вот потом он нож достал.

– Ясно! - вздохнул капитан, - нарвался на «необходимую самооборону»!

– Кто? - не поняла Васильева.

– Да оба! - махнул рукой участковый, - а ты еще такие ножи у кого-нибудь видел?

Парень пожал плечами.

– Да у нас как-то не в почете это, - сказал он, - вы ведь сами знаете.

Участковый знал. Знал, что в качестве подсобного средства при бытовухе используется обычный кухонный нож. Чтобы когда-нибудь пырнули стилетом или финкой - такого не бывало в районе. Русский человек, он ведь отходчивый, а вот в гневе хватается за первое попавшееся. Кухонный нож и есть - это первое попавшееся. В Петровске случалось пару разборок с применением нестандартного вооружения: арматурных прутьев и залитых свинцом пластиковых труб. Несколько раз палили из пистолета, случалось, но спецножей не использовали. А здесь этот ножик успел засветиться аж два раза.

Задав еще несколько незначительных вопросов, Авраменко посоветовал Лещинскому сидеть тише воды ниже травы, тогда может все и обойдется. И его не будут привлекать как соучастника. Серега пообещал пересмотреть свое жизненное кредо. Он с регулярностью раз в месяц давал подобные обещания, так что Авраменко знал - на две недели его точно хватит. С учетом летального исхода, от силы на месяц.

Остальных свидетелей отловить было не так просто. Ивана Жлобича нашли в трех километрах вверх по реке - он вместе с палаткой и удочками расположился там надолго. Недоумевая, как его обнаружили, он тупо подтвердил показания Лещинского и от себя добавил, что нож у Мусы он видел неоднократно.

– Батя мой на охоту с ними постоянно ходит и меня иногда берет. Я однажды на номере стоял, так Муса кабана подстрелил и этим ножом потрошил. Шикарно стреляет… стрелял, гад!

– Бля! - выдохнул участковый, - но на охоту вы по лицензии хоть ходили?

– Конечно! - побожился Жлобич, - папка без лицензии только если зайца подстрелит когда… а так всегда покупают. У этих дагов денег немеряно, а охотиться страсть как любят!

Мишка Веремейчик по кличке «Варяг» жил вообще в другой деревне, километрах в десяти от Березовки. Он, чтобы забыть кошмары сегодняшнего дня, выпросил у матери стакан самогона и лег спать. Пришлось дознавателям беседовать с полупьяным подростком. Но, тем не менее, информация подтвердилась. Муса попросту нарвался. Дело можно было бы закрывать и отправлять прямиком в суд, минуя такую важную птицу, как следователь, если бы не одна непонятка. Нож Мусы, чудодейственным образом перенесшийся из спальни Надежды Пешеходовой обратно в руки владельца.

Ясно было только одно. Надо выдергивать Дядю Федора с рыбалки и отправлять его в вышеуказанную спальню. Пусть пошаманит там и попытается ответить на этот вопрос. Хотя бы попытается. На часах было восемь вечера.

– Едем, Татьяна, разыскивать наше светило в области судебной медицины. Нам срочно понадобился эксперт.

– Как скажете, Олег Николаевич, - зарделась девушка, - а что вы хотите проверить?

– Комнату той девушки, на которую сегодня ночью было совершено покушение. Авось наш Дядя Федор обнаружит что-нибудь интересное…

– А почему вы сразу его не направили туда? - невинным голоском осведомилась она.

– А потому, Танечка, что капитан Авраменко, однофамилец известного фантаста и по совместительству участковый в этом сраном околотке, попросту лоханулся! - смотря вперед себя, капитан помолчал. Ему было стыдно, точно он обгадился в присутствии этого милого лейтенанта.

Девушка наверное прочувствовала ситуацию (ох уж эти девушки), и положила свою ладонь на его лапищу. Лапища, как мы уже упоминали, лежала на руле «бобика», несущегося по гравейке со скоростью шестьдесят километров в час. От неожиданности эта лапища дернулась, и «бобик» совершил на дороге резкий маневр вправо, абсолютно не делающий чести опытному водителю. Татьяну бросило на капитана, но он уже успел сориентироваться и вдарить по тормозам.

– Прошу прощения, - пробормотал Авраменко, вылезая из машины.

Он сошел с дороги и спустился вниз - к речке. Происшествие это случилось как раз напротив постоянного места ночевок авантюристов всякого толка: рыбаков, охотников и просто любителей попить водки на природе. Неподалеку от воды располагалось кострище, обнесенное глыбами песчаника, а вокруг кострища стояло несколько скамеек. На одну из них капитан положил фуражку и китель, а сам принялся умываться. Умывался он долго, с наслаждением смывая с себя соль засохшего пота, фыркая и отплевываясь. Когда же Авраменко повернулся к скамейкам, то обнаружил там сидящую Татьяну.

– Ради бога, извините! - сконфужено произнесла она, - я неправильно выбрала момент, чтобы пожалеть одинокого, в конец задолбанного участкового.

– Что «задолбанного», так это точно! - проворчал Олег Николаевич, - ты не против, если мы здесь задержимся на пяток минут? Хочу спокойно перекурить.

Девушка рассмеялась и сказала, что не возражает. Пока капитан курил, она осмотрела окрестности этого импровизированного «бивака», хлебнула воды из родника, расположенного рядом, а также сбегала по неотложным делам в кустики. После перекура Авраменко вновь уселся за руль, и «бобик» покатил дальше по дороге.

Словно знак свыше, неподалеку от Березовки, на той самой дороге вдоль реки обнаружился и Дядя Федор. Судмедэксперт с видом заправского рыбака сидел под раскидистой ольхой и дремал. Один из поплавков дергался с сумасшедшей скоростью, а второго вовсе не было видно.

– Ни рыбки вам, ни чешуи! - саркастически произнес Авраменко, - лягушки скоро в воду столкнут.

– А? Чего? - встрепенулся незадачливый рыбак, - что, уже вечер?

От него явно несло водкой и тиной - этими двумя непременными атрибутами любителя рыбной ловли. Вместо толкового ответа, капитан достал удочку, где в агонии отплясывал поплавок. Подсекать уже было бессмысленно - рыбка бы зашлась от хохота.

– С добычей вас! - поздравил участковый судмедэксперта. На крючке болтался крохотный пескарик.

– А на второй? - спросил Дядя Федор, хватая удилище сам. На второй не было ничего: ни крючка, ни грузила, ни поплавка. Одна голая леса.

– Феномен! - пробормотал рыбак, - интересно, а где все остальное?

– Давай-ка, мы с тобой, Дядя Федор, проедем в одно симпатичное местечко, где ты поломаешь голову над другим феноменом, - сказал Авраменко.

Судмедэксперт пожал плечами. Рыбалка сегодня, определенно, не заладилась. Значит, отложим ее в сторону. Хлебнув из металлической фляжки добрый глоток водки, он бросил в пасть кусок мускатного ореха (для отбития запаха) и заявил, что готов ехать к самому черту на рога, чтобы узнать, какая сука ему их наставила. Таню это заявление весьма позабавило, но тут с ними по рации связался Пирогов и сообщил, что обе жертвы чувствуют себя превосходно. Мустафа лежит в районной больнице, а Муса в районном же морге. Николай так же сказал, что его срочно перебрасывают на другое дело, так что сладкой парочке капитан-лейтенант придется расхлебывать березовскую кашу самим.

Тепло отозвавшись о служебно-розыскных способностях старшего лейтенанта, Авраменко посоветовал ему запасаться патронами. При первом же посещении Петровска он вызовет его на дуэль.

– По какому поводу? - поинтересовался Пирогов.

– По поводу чрезмерной наглости! - объяснил участковый, - где ты видал, чтобы участковый дела об убийстве расследовал в одиночку?

– Ну, во-первых в «Сельском детективе», а во-вторых, ты не в одиночку. С тобой Дядя Федор и лейтенант Васильева, - Пирогов кашлянул и чуть тише добавил, - тут одного из местных боссов подстрелили. Кобренкова.

– Что делается? - вздохнул после окончания разговора Дядя Федор, - в райцентре стреляют, на районе поножовщина. Водки выпить некогда.

К Пешеходовым приехали почти в девять вечера.

– Обед боров доедает! - сказала Галина Петровна, укоризненно глядя на опергруппу.

– Извини, Галка, дела служебные! - чмокнул тетку в щеку Авраменко, - я надеюсь, ты в Надиной спальне ничего не убирала?

– Что я, детективов не читаю, что ли? - обиделась хозяйка, - я даже и не поняла сначала, почему вы сразу к нам не заехали.

Авраменко жестоко покраснел.

– Похоже, что только я один не читаю детективов, - сказал он, перебирая пуговицы на кителе, - но все же, мы приехали. Вот они - мы. Галочка, покажи пожалуйста Дяде Федору комнату Нади.

Пока судмедэксперт священнодействовал в спальне девушки, Галина Петровна уговорила остальных членов группы попить чайку. Чай был предложен и Дяде Федору, но тот отговорился, что вот уже тридцать лет, как не берет в рот ничего, легче портвейна. Портвейна в доме не держали, поэтому эксперту пришлось удовлетвориться бокалом вермута. Судя по его перекосившейся роже, он охотнее глотнул бы коньяку, но подали то, что было заказано. Надеясь вернуться к коньячному вопросу попозже, Дядя Федор работал не за страх, а за совесть.

На кухне же протекала оживленная беседа. Еще ничто не омрачало настроения беседующих, все были уверены, что «и на этот раз пронесет». Если капитан и не был уверен в этом, то не подавал виду. Вместо этого он рассказывал забавные случаи из своей практики.

– На другом конце Березовки живет одна семья, фамилию которой я по понятным причинам называть не стану. Семья по нашим меркам вполне неплохая, только вот муж иногда запивает. Ну, кто сейчас не пьет - разве что больной. И вот, получает мужик как-то зарплату, приходит домой навеселе и ложится спать. Дело было в пятницу. Зарплату он своей половине, как запивает, не отдает. Просыпается - вечер, но еще магазин открыт. Только вот проблема - бежать лень. А башка трещит, жуть. И знает мужик: жена буквально позавчера купила десяток бутылок вина. Для какой-то, только ей одной понятной цели. Просит он ее, как человека: продай ты мне одну бутылку вина. Та тоже не запирается, мол, отчего не продать, ты ведь мне все-таки муж. Да и смотреть больно, как ты мучаешься. Только цена бутылки - сто рублей. Муж смотрит на нее: ты чего, в магазине ведь по двадцать. Она отвечает, что дополнительная накрутка за сервис. Делать нечего. Вот не было бы денег - можно было бы и в магазин тащиться. А так ведь вино рядом - за стенкой. Да и деньги не абы куда отдавать - бабе родной. Выматерился мужик, достал сотню, дает ей. Она ему приносит бутылку, он выпивает. Снова засыпает. Просыпается - второй час ночи. Похмелиться охота - еще сильнее, чем в прошлый раз. Будит жену, сует сотню - продай еще одну. Нет, отвечает та. Ночью у нас дороже. Двести пятьдесят рублей. Тариф такой. Как вы думаете, купил мужик у жены бутылку.

– Конечно, купил! - убежденно ответила Галина Петровна, - эти уроды готовы и по тысяче заплатить, чтобы опохмелиться. Нет, чтобы жене перекинуть на хозяйство!

– Таким образом, - закончил свой рассказ капитан, - к утру понедельника все деньги были у хозяйки.

– Но мужик все равно выходные пропьянствовал! - упорно не сдавалась Пешеходова.

– Да! - но жена зарплату забрала всю, а потратила на вино лишь двести рублей.

Чай был допит, разговор уже вертелся вокруг персоналии участкового на предмет одиночества и перспективы женитьбы. Лавируя между острых вопросов хозяйки, капитан был очень благодарен судмедэксперту, когда тот появился в кухне и предложил пойти перекурить.

– Такое дело, Олег! - сказал Дядя Федор, дымя своим «Вестом», - на оконной раме я нашел несколько шерстяных волосков. Сразу ответить трудно, но весьма похоже на то, что они оставлены мохеровым свитером нашего покойничка. Это же надо - лето на исходе, а он свитер мохеровый носит… носил.

– По ночам уже холодно, - заметил Авраменко, - так это значит, что…

– Это значит, что либо кто-то спер у него на время свитер и заявился сюда с недвусмысленными целями, либо означает, что все-таки рожа у нашего покойничка в пушку.

– Что-нибудь еще нашел?

– По мелочам. Отпечаток кроссовка на паркете, вроде… ну, и следы под окном - на клумбе цветочной. Тех же самых кроссовок.

– Погоди, Дядя Федор! - остановил судмедэксперта, - Муса, если мне не изменяет память, был в туфлях.

– А что, ему трудно переобуться было? - пожал плечами собеседник, - между двумя происшествиями прошло как минимум пять часов. За это время роту солдат переобуть можно.

– Ясно! - протянул участковый, - ну что, накурились? Пойдем в дом.

Вернувшись, участковый попросил разрешения позвонить по телефону. Артем ответил сразу, как будто бы весь день сидел на телефоне.

– Ну, чего? - спросил капитан, - готов гостей принять?

– Ужин уже остыл,- сообщил Орлов, - Надя очень недовольна.

– Ну, мы особенно и не обедали, так что съедим и холодное, - признался капитан, - сейчас определимся, кто у кого будет спать, и по машинам!

Участковый предложил Татьяне переночевать у своей тетки, но лейтенант пришла в ужас при одной только мысли об этом.

– Вы что, здесь ведь в спящих девушек ножиком пыряют! - прошептала она ему, - а может у вашего Орлова найдется лишняя койка?

– Может и найдется, - пожал плечами Авраменко, - Дядя Федор! Ну чего, ты не против переночевать у радушных хозяев?

– Оставайся, Федор! - предложил появившийся в кухне Геннадий Николаевич, - есть очень неплохая шведская водка. «Абсолют», может слыхал?

– Да ну? - оживился судмедэксперт, - если без клофелину, то я завсегда готов.

– Вот чего нет, того нет! - развел руками Пешеходов, - а у меня профилактический запой. Поддержать надо бы.

Двое, по всем канонам психологии, снюхались. Авраменко в Татьяной оставили их в обществе Галины Петровны, которая сказала, что при малейших беспорядках успокоит обоих навеки. После чего она потребовала себе отдельную рюмку и примостилась во главе стола.