– Будьте добры!.. – у Амады перехватило дыхание и она схватила старуху за рукав.

Аш от удивления поднял брови:

– Хотите фиалок? Действительно? – он выудил из жилетного кармана монету, взял цветы из дряблой старушечьей руки с набухшими венами и, сняв шляпу, подал букетик Амаде. Она приняла цветы, даже не взглянув на них. Ее будто что-то приковало к цветочнице, которая, склонив голову набок, смотрела на нее с вызывающей улыбкой. Черные, как сажа, глаза старухи, ясные и необычайно молодые, задиристо посверкивали.

– Чего тебе еще, дорогуша? – спросила она скрипучим, как ржавая дверная петля, голосом. – Такая пригожая, вся в обновах: видать, любят... Чего тебе неймется?

«Боже мой, – лихорадочно начала соображать Аманда, – она знает! Знает кто я такая и что я...»

– Будьте добры, – снова заговорила она, – скажите...

Но цветочница мотнула головой, отчужденно улыбнулась и заковыляла прочь.

– Нет, стойте! – закричала Аманда. – Не уходите!

– Отстань, милая! – бросила старуха через плечо. – Тебе ж лучше, – и, отмахнувшись, исчезла в густой толпе прохожих. Ноги перестали держать Аманду, и она, падая, начала клониться к графу.

– Что такое, дорогая? – спросил он, подхватывая ее. – Вам плохо?

– Да, – прошептала она, – плохо. Отвезите меня домой.

Не проронив больше ни слова, он усадил ее в коляску и погнал на запад по Оксфорд-стрит. У Аманды все смешалось в голове: «Что это за старуха? Что означает ее появление? Или это просто физическое воплощение каких-то глубинных неприятностей в моем рассудке, которое как-то связано с этой галлюцинацией? Но ведь при той встрече со стариком в часовне Гросвенор еще не было никаких галлюцинаций, а его сходство с этой старухой явно не случайно».

Глянула на Аша и, увидев, что он обеспокоенно наблюдает за нею, неуверенно усмехнулась и проронила:

– Наверное, думаете, что я законченная дура.

– Ничего подобного, – ответил он, улыбнувшись лукаво, и ее сердечко вдруг почему-то дрогнуло. – Просто никогда не встречал такой страсти к фиалкам.

– Не к фиалкам, а к цветочнице, она... – выпалила Аманда и осеклась. Ей очень хотелось довериться ему. Крайне необходимо было, чтобы кто-то, не будучи в тисках ее мыслей о сумасшествии, свежим взглядом посмотрел на все ее неурядицы; но если ему все рассказать, он же решит, что она совершенно спятила. – Она мне кое-кого напомнила, – закончила, помявшись, Аманда.

– Понятно, – проговорил он с отсутствующим выражением лица и к ее облегчению сменил тему: – Вчера мы говорили о бале у Марчфордов, вы по-прежнему хотите побывать на нем? У меня создалось впечатление, что вас к этому принуждает ваша мать. Но если к тому времени ваша память не восстановится, то вам будет трудно на этом светском приеме.

У Аманды сжалось сердце. Ведь вчера, когда обсуждали бал, она воспринимала все спокойно, так как была уверена, что ко дню бала ее здесь не будет – она вернется в свое время. А теперь, вероятно, придется ехать к Марчфордам. Мало того, что покажется полной дурой всем знакомым молоденькой Аманды, она еще и танцевать не умеет ни менуэт, ни всего остального, что у них в моде. А вальс уже танцуют? Это бы она смогла, но всякие смены партнеров да па с поворотами спина к спине – это выше ее возможностей.

Но, с другой стороны, она уже решилась принимать сегодня визитеров, так что ко дню бала ее либо начнут считать прежней Амандой, либо – совершенно готовой для отправки в психушку. Поэтому сейчас лучше всего вернуться домой к Бриджам и как следут подготовиться. И, подумав секунду, Аманда решительно расправила плечи.

– Разумеется, я поеду на этот раут. Мама будет весьма разочарована, если я откажусь. Как-нибудь справлюсь.

Чуть позже Аманда призвала к себе в комнату Хатчингз.

– Хатчингз, – начала она, – пришло время вплотную заняться твоей несчастной тронувшейся госпожой. Я намерена спуститься в гостиную и, как сказала мама, буду лично принимать посетительниц. И мне нужна твоя помощь. – Но, не увидев в глазах Хатчингз никакого взаимопонимания, заторопилась: – Я по-прежнему почти ничего и никого не помню. Поэтому, чтобы не ставить в глупое положение себя, не говоря уже о маме и лорде Ашиндоне, я должна серьезно подготовиться. Понятно, – замедленно проговорила Хатчингз, – вы хотите, чтобы я вам рассказала, как зовут ваших друзей?

– Да. Я с грехом пополам управлюсь, рассказывая историю о падении и ушибе головы, и очень надеюсь, что поэтому мне простятся многие промахи. Но все это сойдет, как я понимаю, только, если ты опишешь их и расскажешь мне об их привычках и все, что ты о них знаешь.

– Попробую, – неуверенно начала Хатчингз. – Сперва о Шарлотте Твайнинг.

Аманда задумалась, сдвинув брови:

– Как будто знакомое имя. Ах да, не та ли это, с кем я в ссоре?

– Она. Две недели назад на балу у леди Беверидж виконт Гленденинг танцевал с вами два раза, а с Шарлоттой – один. Ей столько же лет, как и вам, но ростом она повыше. Она тоже блондинка, но волосы у нее посветлее вашего и покурчавей, а лицом не так пригожа. Другая ваша лучшая подружка – Кордилия Фордем. Эта – толстушка, а нос у нее длинный с розовым кончиком и потому она слегка смахивает на миленькую белую крысу. Она думает, что вы – настоящее чудо и не способны сделать что-то неверно. В прошлом году вы вместе с мисс Кордилией ходили к одному учителю рисования и она влюбилась в него. Конечно, ее мамаша и папаша...

Поучения продолжались, пока Хатчингз не взглянула на часы у кровати Аманды и не заявила, что госпоже пора одеваться к ланчу.

Аманда подумала, что если напрячь фантазию, то можно обойтись и без посторонней помощи при одевании. Вся эта процедура носила крайне неприятный характер, хотя платья были пошиты так, что в одиночку их надевать было немыслимо трудно. На них было множество застежек, расположенных сзади так, что самой не дотянуться.

Хатчингз помогла выбрать платье из французского батиста сочно-зеленого цвета. Как и у большинства других ее платьев, у него были короткие рукава с буфами, и оно было щедро расшито цветочным орнаментом. Хатчингз оглядела одетую госпожу и решила дополнительно соорудить ей новую прическу – расчесала ей волосы на прямой пробор и пустила кудри каскадами над ушами.

– Ну вот, барышня, теперь вы выглядите прекрасно, – восторженно выдохнула Хатчингз. Аманда подумала, что такая прическа делает ее похожей на современницу королевы Виктории, которая будет править через двадцать с лишним лет и ее имя ничего еще не говорит служанке, поэтому Аманда промолчал. Кроме того, она вынуждена была признаться, что обновленная таким образом Аманда выглядит совершенно сногсшибательно. Цвет платья очень шел к ее атласной кремоватой коже, а его изящный крой весьма удачно подчеркивал формы.

– Скажи-ка мне, – задумчиво проговорила Аманда, – если мой папа богат, а я так хороша собой, то почему же в свои двадцать два года я все еще не замужем?

– Ну, барышня, выйти-то вы могли много раз. Когда вам исполнилось восемнадцать, за вами ухаживал Генри Таттл, поэмы писал о вас.

– А мне он нравился?

– О, еще как! Он был очень красивый и вы за него вышли бы сразу, но ваш папаша не позволил.

– А, значит, у Генри не было титула, насколько я понимаю.

– Да, барышня, да и беден он был, как церковная мышь. А потом, через несколько месяцев, вы познакомились с Эндрю Мортимером и по-настоящему увлеклись им. Я уж думала, на этот раз папаша смилуется, потому как у мистера Мортимера денег было полно. Его отец был фабрикантом. Но нет, ваш...

– Мой охотился за титулом, – закончила за Хатчингз Аманда. – Но даже при этом, вряд ли лорд Ашиндон оказался первым из пэров, кто запал на мои, так сказать, голубые очи?

– Нет, барышня, но... – Хатчингз замялась и смолкла.

– Ясно, – сказала Аманда. – Дочь Толстосума Бриджа наверняка нарушала все приличия. – И она вдруг почувствовала совершенно непредвиденный приступ гнева.

– Да, барышня, – просто согласилась Хатчингз. – Был еще сэр Джордж, в прошлом году. Всего-то баронет, а ваш папаша сказал, что его дочурке надо никак не меньше виконта.

– Будто он на самом деле замечает эту дочурку, – пробормотала Аманда, и тут ей в голову пришла одна мысль. – Если Бриджи находятся так низко на общественной лестнице, то почему же их пригласили на бал к Марчфордам? На такое классное мероприятие?

– Классное? Вы имеете в виду – великосветское? Но Марчфорды не принадлежат к самой верхушке высшего света. Их считают вельможами, хотя сэр Ральф – не пэр. А пригласили из-за вашей мамаши. Дед миссис Бридж был графом, – продолжала словоохотливо Хатчингз, – и, понимаете, получился большой скандал, когда ваша мамаша вышла за Бриджа, хотя ее отец был лишь третьим сыном графа. Семья не то чтобы отреклась от нее, но отношения, как я понимаю, долго были натянутыми. Когда ваши родители переехали сюда, на Верхнюю Брук-стрит, мамаша возобновила дружбу с некоторыми из своих школьных приятельниц, и раз она нынче богата, те решили быть с ней поласковей.

– Понятно, – сказала Аманда, прищурившись. – Чета Бриджей крутится на окраине высшего света и надеется с помощью замужества дочери проникнуть внутрь него.

– Вроде этого, барышня. У вас подходящие подружки, иные даже из знатных семей, потому что вы учились вместе с ними, но к Олмакам вы не вхожи. Но мамаша ваша говорит, что станете невестой лорда Ашиндона и туда получите доступ.

– К Олмакам, – задумчиво повторила Аманда. Хатчингз кивнула.

– Они там проводят ассамблеи, барышня, – с трепетом выговорила она, словно описывала Ковчег Завета какому-нибудь талмудисту. – Шесть самых высокопоставленных светских дам создали что-то вроде светского клуба, и каждую неделю по средам и субботам у них там танцы. Попасть туда можно только по приглашению, и у кого нет кучи великих предков из свиты самого Вильгельма Завоевателя, того и не приглашают.

– О да, помнится, читала об этом, Господи, смешно все это.

Хатчингз метнула на нее удивленный взгляд, но промолчала. Как бы прося разрешение уйти, она подняла брови, сделала короткий реверанс и быстро вышла. Утонув в кресле перед туалетным столиком, Аманда снова взглянула на свое отражение. После встречи с цветочницей она впервые осталась одна, и сразу же перед ней возник облик старушки. Несомненно, что ее появление на Оксфорд-стрит имеет значение, но какое?

Хорошо, надо все последовательно продумать. Сначала она повстречала старика в старой церквушке и вскоре потеряла сознание. Очнувшись, оказалась в мире какого-то сновидения, где она обитает якобы в Лондоне периода Регентства, где и встречает старушку, похожую на того старика. Можно только допустить, что встреча с этим пожилым господином запечатлелась у нее сильнее, чем она думала с самого начала, коль скоро он объявился в ее галлюцинации в таком преображенном виде. Да, должно быть так. Потому-то и показалось, что старуха осведомлена о положении, в которое попала Аманда. Хотя, здраво рассуждая, можно принять слова цветочницы за невинную болтовню торговки.

Либо... И тихий внутренний голос стал настойчиво нашептывать Аманде. Либо ее присутствие в Англии Регентства не прихоть ее воображения, а реальная действительность, и старик со старухой цветочницей – представители какой-то внешней силы, которая намеренно вырвала Аманду из привычной, удобной жизни профессора престижного университета и бросила на произвол судьбы в ином времени. Нет, такого не может быть; и если продолжать об этом думать, то можно сойти с ума.

«Но с другой стороны, – продолжал коварный голос, – такой перенос во времени объясняет многое. Правдоподобие окружающей обстановки, сложность жизни ее «семьи» и запутанные взаимоотношения».

Нет. Абсолютная чушь. И даже если ее маниакальные предположения верны, то почему выбрали именно ее. Почему обыкновенную, ничем не примечательную Аманду Маговерн послали путешествовать через века, вселив в тело молодой женщины, которая жила за сто восемьдесят лет до нее? Почему пресекли жизнь Аманды Бридж, дабы обеспечить вместилище для кого-то другого?

Нет, все это так нелепо, что и размышлять не стоит. Положив голову на руки и всматриваясь в изображение девушки в зеркале, почувствовала тупую пульсацию боли в глубине глаз. Но не ту жуткую боль, какая у нее была в часовне Гросвенор, а обычное легкое покалывание, которое и за боль-то считать не следует.

Резко поднявшись, она поспешила прочь из комнаты.

Женщины опять трапезничали вдвоем, и Аманде вдалбливалось в форме вопросов и ответов, как катехизис, кого следует ожидать в гостиной Бриджей во второй половине дня. Серена не распространялась о непослушании дочери, лишь плаксиво заявила, что подобное поведение может свести ее в могилу раньше времени.

Первые гостьи появились вскоре после ланча, это были миссис Фордем и ее дочь Кордилия. Последнюю Аманда сразу узнала по описанию служанки Хатчингз, и когда толстушка, слегка нервничая, уселась на скамеечку у камина, Аманда действительно увидела перед собой довольно миленькую белую крыску с розовым носиком.

– Как ты себя чувствуешь, Аманда? – спросила миссис Фордем тоном важной матроны, когда ее начали потчевать чаем. – Я слышала, что ты как будто простудилась.

Аманда переглянулась с Сереной и предоставила поле деятельности маме.

– Да, пришлось нам поволноваться из-за нашей девочки, – проговорила Серена и весело улыбнулась, давая знать, что волнения были недолги. – Вчера ей стало дурно – находилась пешком, а я ее неоднократно предупреждала, что это может плохо кончиться – упала и ударилась головой. Теперь у нее не все ладно с памятью, но доктор уверяет, что не стоит переживать, все это пройдет, как летний дождик.

– Надо же, чтобы так жутко не повезло! – воскликнула мисс Фордем и сочувственно распахнула водянистые глаза. – Ужасно ничего не помнить. А меня ты помнишь? – спросила она озабоченно.

– Конечно, – ответила Аманда, засмеявшись. – Как же я могу забыть одну из самых дорогих моих подруг?

Такая похвала понравилась девушке. Она, глянув на Серену, занятую разговором с миссис Фордем, встала и подсела к Аманде. Взяв ее за руку, зашептала с присвистом:

– Но вчера утром-то как все прошло? Ей-богу, весь день я была как на иголках, надеялась услышать, что ты сбежала с мистером Саттерли. И ничего, никаких новостей, но я все сидела дома и ждала и вдруг узнала, что тебя уложили в постель. Я чуть не испустила дух. Ты должна мне все рассказать! Немедленно, никакого терпения нет!

Аманда судорожно втянула в себя воздух. Оказывается, молоденькая Аманда не делала секрета из своих планов. Но это не слишком-то удивительно. Несомненно, девушке, задумавшей бежать с возлюбленным, нужна поддержка подруг. И, как извечно у всех молодых людей, секреты у нее должны быть только от старших. Поколебавшись несколько мгновений, Аманда тяжело вздохнула и сказала:

– Ох, Кордилия, все было ужасно! Мне удалось незаметно выскользнуть из дому. Когда я добралась до часовни Гросвенор, забежала внутрь и села, сердце у меня колотилось просто в горле, – и она драматично вздрогнула, придавая больше накала своему рассказу. – Откуда мне было знать, что лорд Ашиндон заедет к нам. Представляешь – меня нигде нет, ну они и вынудили Хатчингз рассказать им все. Я просидела в часовне всего несколько секунд, как туда с ревом ворвался он вместе с моими родителями.

Ее слушательница старалась не пропустить ни слова.

– Ох, – выдохнула Кордилия, – а мистер Саттерли был там?

– Н-нет. Он еще не прибыл, как я теперь понимаю. В общем, лорд Ашиндон напустился на меня!

– Не может быть! Негодяй!

– Да, – и Аманда прижала изящную ладонь ко лбу. – И тут я потеряла сознание. Упала и, должно быть, ударилась головой о скамью. А когда пришла в себя, не узнала никого: ни лорда Ашиндона, ни мамы с папой.

Реакция Кордилии была выше всех ожиданий новоявленной актрисы. Кордилия беспокойно заерзала и совершенно побледнела от возбуждения.

– Тебя били? Сажали на хлеб и воду взаперти? Они...

Как ни жаль было Аманде уменьшать накал своего спектакля, она поняла, что зашла слишком далеко.

– Нет, ничего такого не было. Они и побранить не смогли меня по-настоящему, потому что я не понимала кто они такие. Конечно, с тех пор, – добавила она поспешно, – мне стало значительно лучше, хотя многое и до сих пор – как в тумане.

– Ну а что же лорд Ашиндон? Он, наверное, совсем разъярился. Он по-прежнему намерен?.. – Кордилия опустила взор и покраснела.

Аманда сразу вспомнила гневные глаза Аша, когда он поднимал ее с пола часовни.

– Да, он очень разозлился, но потом, в тот же день, он приезжал к нам и мы с ним помирились.

– А что мистер Саттерли? Он сообщал о себе? Боже, какая романтическая история! – возбужденно выдохнула Кордилия.

«Нелепей не придумаешь», – сказала про себя Аманда. Вся эта беседа уже начала ей надоедать и, когда она услышала слова Серены, адресованные миссис Фордем «...а на следующей неделе его сиятельство будет сопровождать нас на бал к леди Марчфорд», она многозначительно кивнула Кордилии и повернулась, всем видом предлагая присоединиться к разговору старших.

Несколько минут спустя прибыли новые гости, и, благодаря четким описаниям Хатчингз, Аманда смогла узнать их без труда. Легкий трепет удивления пробежал по лицам присутствующих, когда в гостиную вошла девушка, в которой Аманда мгновенно узнала Шарлотту Твайнинг. Приветствовала она всех с печатью оскорбленной добродетели и плохо скрытого любопытства на лице, а ее улыбка, адресованная Аманде, таила в себе яд, прикрытый сладкой оболочкой.

– Дорогая моя, – проворковала Шарлотта, – как только я прослышала, что ты заболела, я решила незамедлительно навестить тебя и лично убедиться, что ничего серьезного с тобою не случилось.

Аманда с застывшей на губах приветливой улыбочкой поднялась ей навстречу. Хатчингз дала точную оценку мисс Твайнинг. Эта была привлекательная девушка, хотя чрезмерно худая и с какими-то заостренными чертами. Светлые волосы пышно кудрявились и были уложены так, что она походила на головастика, тонким хвостиком которого служило все ее тело. Аманда протянула к ней руку:

– Шарлотта! Как мило, что ты приехала к нам! Да, я немного расхворалась, но уже почти поправилась.

Серена открыла было рот, но прежде чем она успела произнести апробированную версию заболевания Аманды, вмешалась нетерпеливая Кордилия:

– Ох, Шарлотта! Это ужасно – Аманда потеряла память!

Как ни странно, это заявление поглотило полностью внимание Шарлотты и ее матери, что топталась позади дочери. Шарлотта поспешила к Аманде и уселась рядом с нею на соседний стул.

– Но, моя дорогая, – жарко заговорила она, с жадным любопытством на физиономии склоняясь к Аманде, – ты должна мне все рассказать!

Аманда опять повторила свою легенду об обмороке, ушибе головы и последующем тумане. Шарлотте явно понравилось все это и, лукаво улыбнувшись, она спросила:

– А как же теперь быть с Космо Саттерли? Его-то ты не забыла?

Аманда стрельнула глазами на Кордилию, но не получила никакой помощи от этой пустышки в девичьем обличье. «Господи, неужели и Шарлотта все знает о плане побега с Саттер – ли? Вряд ли, так как она с Амандой в ссоре уже с неделю или больше того». Сделав глубокий вдох, она беззаботно хохотнула:

– Разумеется, нет, хотя я и не видела его с тех пор, как... честно говоря, точные подробности нашей... м-м-м... дружбы с ним подернулись дымкой, но я уверена, что, когда его снова увижу...

– Ах, значит, ты ничего не слышала? – и Шарлотта ядовито захихикала с оттенком злорадства. – Мистер Саттерли уехал навсегда из нашего города!

Шарлотта ожидала любой реакции Аманды, кроме небрежного «Да?», и лицо ее удрученно вытянулось.

– По пути сюда мы с мамой встретили миссис Трогмортон – тетушку мистера Саттерли, как тебе известно, – и она сказала, что мистера Саттерли срочно вызвали родные домой... – она обернулась к миссис Твайнинг, – куда, мама? В какой-то Шропшир или нечто похожее.

– Да, – многозначительно подтвердила миссис Твайнинг, – хотя, полагаю, Аманде неинтересно, где живет семья этого молодого человека, – и она метнула примиряющий взгляд на Серену, надувшуюся от переполнения чувств во время пикировки.

– В самом деле неинтересно, – бросила она. – Нам, то есть Аманде, совершенно безразлично, куда отправился тот молодой человек, о котором вы говорите.

Аманда скромно потупила взор, и Серена за считанные мгновения направила беседу в более безобидное русло. Потом какие-то гости отбывали, а новые прибывали, но Аманда с помощью Серены сумела беседовать со всеми, не допуская непоправимых ляпсусов. Кордилия и Шарлотта задержались еще на полчаса, и Шарлотте удалось изображать некое подобие сердечности общения до самого конца визита. Наконец она и миссис Твайнинг поднялись.

– Нам действительно пора домой, – приветливо пролепетала Шарлотта, – потому что мне надо переодеться для прогулки по парку в экипаже лорда Гленденинга.

Серена стрельнула взглядом на дочь, а потом неуверенно заметила:

– Внимание его светлости становится настойчивым, не так ли?

Аманда поняла намек матери. Настало время наладить отношения. Широко улыбаясь, она сказала:

– О, конечно же. Когда мы танцевали с ним в последний раз, он только о тебе и говорил, Шарлотта. Доложу тебе, он совершенно тобою сражен.

Шарлотта откровенно удивилась и от радости вся порозовела. Она ничего не сказала, но позволила себе довольно улыбнуться, а попрощалась очень тепло, и Аманда поняла, что прощена. Спустя час все гости разошлись и дверной молоток опять надолго замолчал.

– Ну, – сказала Аманда со вздохом облегчения, – кажется, мы неплохо справились со всем этим. Верно?

Улыбка Серены говорила красноречивей всяких слов.

– Аманда, ты была великолепна. Пару раз ты чуть не попала впросак, но не думаю, чтобы кто-нибудь заподозрил, что ты... ты...

– Свихнулась, – закончила за нее Аманда. – Похоже, вы правы. К тому же, удивительно много значат в разговоре всякие улыбочки да кивочки.

– Поняла? – просияла с удовлетворением Серена. – Я же говорю, что дурное пройдет, как летний дождик. К балу у Марчфордов ты будешь, дорогая, в полном порядке.

Аманда пристально посмотрела на нее. «Господи, неужели эта женщина и впрямь верит в действенность таких фарсов, какой они сегодня разыгрывали вместе? Относительно бала... что ж, поскольку обман пока сходит с рук, то, вероятно, можно одолеть и более сложные трудности. Поэтому, когда лорд Ашиндон опять спросит о бале, надо будет согласиться. И при мысли о грядущей встрече с загадочным графом ощутила греховный трепет в душе.