Дни проходили тоскливой чередой. Клавдия почти не видела Джема. Она занималась лошадьми, разрываясь между работой и тем, что теперь вынуждена была называть домом. Когда Джем приходил в конюшни побеседовать с Джоной, она издали видела его. Видимо, он решил ограничить свои интересы в области разведения лошадей в Рейвенкрофте этими краткими визитами.

От тетушки Августы она знала, что Джем проводит все дни в заботах по благоустройству поместья. Он встречался с арендаторами и проверял состояние их коттеджей, обещая сделать необходимый ремонт, ходил по полям, выяснял эффективные методы ведения посевных работ… «У него что, есть деньги на все эти преобразования?» – спрашивала себя Клавдия. Тетушка упомянула о том, что лорд Гленрейвен навестил некоторых соседей. Интересно, помнит ли он тот, в горячке данный ею совет относительно миссис Фловерс и мисс Перри? Возможно, он метит выше. Он вполне может отправиться следующей весной в Лондон на Сезоны и выбрать себе там одну из многочисленных светских красавиц. А иначе у него не хватит денег осуществить все задуманные преобразования в поместье.

Клавдия все чаще думала об отъезде из Рейвенкрофта. Радость от возможности оставаться здесь уже давно сменилась печалью, которая, она это точно знала, будет теперь ее постоянной спутницей на земле Рейвенкрофта. Благодаря строжайшей экономии ей удавалось откладывать практически все деньги, которые она получала, работая у Джема, и через год ей, может быть, удастся приобрести маленький домик в личную собственность.

Единственным радостным событием за все это время стал разговор с Розой. Клавдия пришла поблагодарить ее, сестра ответила довольно неожиданно.

– Могу себе представить, как ты удивилась, – сказала она с той открытой улыбкой, которая сразу сделала ее на несколько лет моложе. – Для меня самой это тоже было удивительно. Если бы Томас не находился рядом, если бы мне пришлось держать мои чувства в себе, дожидаться, пока он вернется с охоты или из клуба, или Бог знает откуда еще, у меня никогда не хватило бы мужества сказать ему прямо в лицо все, что я думаю. Я проглотила бы свой гнев, свою обиду, свою гордость, как делала уже много раз, и покорилась бы его уверенности в том, что он – мужчина и поэтому только он один знает, что лучше.

– О, Роза, представляю, как тебе было тяжело…

Роза протестующе подняла руку и ласково улыбнулась:

– Не так тяжело, как могло бы быть. Мне не сложно было подчиняться, ему ли, папе ли… – Она взяла Клавдию за руку. – Знаешь, я всегда завидовала твоей независимости.

Клавдия открыла рот от удивления.

– Я всегда считала, что ты первая осуждаешь меня!

– Я действительно осуждала – только в этом случае я могла верить, что недостаток силы духа – это моя добродетель.

– Роза, Роза… – Клавдия одарила сестру открытой доброй улыбкой. – Я так часто злилась на тебя. Но твоему чувству такта всегда можно было позавидовать. – Она звонко рассмеялась. – Возможно, если бы у мамы с папой была только одна дочь, она наверняка соединила бы в себе черты уступчивости и индивидуальности. И, может быть, в конечном итоге она была бы счастливее нас.

В глазах Розы зажегся озорной огонек.

– Могу сказать, сестра, что сейчас я считаю себя гораздо счастливее, чем несколько дней назад. Когда Томас уехал домой, я вдруг стала его уважать. И, главное, он стал уважать меня гораздо больше, чем я могла предположить. Знаешь, – продолжила она доверительным тоном, – в сущности, он не такой уж плохой человек, хотя, конечно, то, что он затеял против тебя, – низость… Но… ты считаешь, что он действовал только ради собственной выгоды, а я уверена, что у него и в мыслях не было отвоевывать Рейвенкрофт исключительно для себя. Мне кажется, он просто не мог смириться с тем, что таким большим поместьем управляет женщина. Он не мог смотреть на женщину, которая сама распоряжается своей жизнью. Понимаешь, он считал, что под его руководством тебе будет лучше.

Клавдия засмеялась:

– Может, ты и права. У Томаса действительно есть большие задатки управляющего. – Она опустила глаза, подыскивая другую тему для разговора. – Как Джордж? Когда я видела его вчера, он яростно противился усилиям сиделки удержать его в постели.

Роза рассмеялась:

– Кажется, все действительно близится к концу. Я позволила ему брать Рампли – это его щенок – к себе в комнату. Не знаю, правильно ли это. Животное производит столько же шума, сколько сам Джордж, а когда к ним присоединяется еще и Горация, это переходит все допустимые границы. – Она посмотрела на сестру. – Не беспокойся, на днях я уеду из Рейвенкрофта.

– Я совсем не имела в виду…

– Все в порядке, – перебила Роза. – Возможно, когда мы увидимся в следующий раз, нам будет уже не так неловко говорить друг с другом. Хотя сейчас мне очень не хочется оставлять тебя в такой двусмысленной ситуации.

– Прости, пожалуйста…

– Думаю, когда соседям станет известно, что ты живешь под одной крышей с лордом Гленрейвеном, ты будешь чувствовать себя не очень удобно.

Клавдия вскипела. Очевидно, признание Розы, что у нее не хватит силы духа, к данной ситуации не относится!

– Я не живу с ним под одной крышей! И, кроме того, присутствие тети Августы не даст повода для кривотолков.

Роза посмотрела на нее, снисходительно улыбнулась, но ничего не сказала.

«Конечно, – размышляла Клавдия вечером того же дня, – невозможно преодолеть многолетнее отчуждение за одну встречу». Но сейчас они с Розой стали гораздо лучше понимать друг друга и есть надежда, что в будущем станут по-настоящему близки.

Она тихонько вздохнула. Ее мысли снова вернулись к Джему. Их отношения по-прежнему оставались натянутыми, и ей плохо удавалось убедить себя в том, что это к лучшему.

Однажды за завтраком мисс Мелкшам рассказала о том, что молодой владелец замка практически не отдыхает, все дни напролет занимаясь благоустройством поместья.

– Вчера, например, он проделал путь до Коттерборо только для того, чтобы поговорить со старым мистером Чилфердом о разведении овец.

– Да, – задумчиво произнесла Клавдия, – он собирается разводить ту новую породу, о которой мы с ним говорили. Меринос – так она называется. Интересно, собирается ли Гленрейвен заменить на нее всех наших… всех своих старых овец.

– Не знаю. Разве он тебе об этом не говорил?

– Конечно, нет, – несколько раздраженно ответила Клавдия. – С какой стати ему говорить мне об этом. Я, в конце концов, не более чем его помощник, и он не считает нужным говорить со мной о чем-то, что не связано с работой на конюшне.

– М-м… Наверное, это правильно, – сказала мисс Мелкшам без особой уверенности. Тетушка внимательно посмотрел на племянницу. – Вы с милордом, случайно, не поссорились?

Клавдия попыталась рассмеяться, что, впрочем, ей плохо удалось.

– Видишь ли, тетушка, у нас с лордом Гленрейвеном чисто деловые отношения, и меня это вполне устраивает.

– Понятно, – задумчиво отозвалась мисс Мелкшам и почти тотчас же вышла, шурша своими пышными юбками.

Оставшись одна, Клавдия воспроизвела в памяти только что состоявшийся разговор. Это вызвало у нее тяжелый вздох. Да, тетушка слишком непроницательна, чтобы можно было ожидать от нее какого-то утешения. Сердечные отношения с лордом Гленрейвеном… Нет, это невозможно. Все ее существо наполнилось горькой печалью. Нет, она не вынесет этого ужасного презрительного взгляда, который, без сомнения, возникнет в его серых глазах, попробуй она приблизиться к нему.

Неподалеку от конюшни на одной из бочек сидел Джем. Напротив, опершись о косяк двери, стоял Джона. Джем завел привычку хотя бы раз в день заходить к старику: ему импонировали его мудрость и спокойная, ласковая доброта.

В замке у северного моста я встретил не только старого хозяина Генри Самуэля, – рассказывал Джем. – Его сын Роберт с невестой как раз приехали навестить отца. Она славная девушка.

– У вас, видать, были и другие встречи, – задумчиво сказал Джона.

– Да, пару дней назад я виделся с мистером Винстедом, а сегодня утром заезжала миссис Флетчер с дочерьми и сыном.

– А Скью Перри? Слыхал, будто дочка-то у него замечательная девчушка. Будет кому-то доброй женой.

Джем вспыхнул.

– У меня еще много времени, чтобы решить этот вопрос. Как там наш годовалый? – Он резко сменил тему. – Тот самый, которого мы предназначали для графа Литчфилда?

– Этим занимается миссис Кастерс. Она как раз на днях послала графу письмо, чтобы он приехал и посмотрел лошадку. Неужели она не сказала вам?

Воцарилось молчание.

– Нет, – наконец отозвался Джем. – Я… Я не видел миссис Кастерс уже несколько дней.

– А стоило бы. По правде говоря, вид-то у нее не очень здоровый.

Джем участливо шмыгнул носом.

– Она заболела?

– Не думаю, чтоб так уж и заболела, а все равно на вид она очень бледная.

В конюшне снова воцарилась тишина. В который раз Джем почувствовал, что при воспоминании о Клавдии Кастерс и ее вероломстве внутри у него все сжалось. Да, нельзя ослаблять бдительность, иначе… Это почти смешно. В двадцать четыре года уже давно пора быть умнее. Ему казалось, что он уже хорошо усвоил: всецело отдавать себя кому-то не стоит. Это приведет лишь к страданию и разбитому сердцу. Да, некоторые мужчины были счастливы в любви. Им удавалось найти хороших жен или любовниц, которые заполняли их жизнь радостью и весельем, скрадывая часы одиночества. Но это – исключения, которые лишь подтверждают правила. История его семьи была трагичной из-за слабости характера его отца. Тетка и дядя, не задумываясь, вышвырнули его из дома, когда им стало неудобно его присутствие. И все другие, кого он любил, кому отдавал сердце, они тоже предавали его.

Как он мог все это забыть? Как мог потерять голову от очаровательной улыбки и ласкового взгляда? Он позволил ей стать частью его жизни и, что еще хуже – частью его души. Когда ее не было рядом, он чувствовал, как чего-то недостает. Слава Богу, что он так и не смог признаться ей в любви, – то-то было бы смешно!

Он вспомнил мучительное ощущение от чтения списков Эмануэля. Она предала его! Она играла им, играла профессионально, а он, который считал себя знатоком человеческих душ, попался в ее силки как мальчишка-подросток! Он поверил в искренность ее поцелуя, расценил его как чистое и невинное движение души, готовый отдать себя без остатка. Он вспомнил ее теплые мягкие губы, и это воспоминание болью отозвалось в сердце.

– Надеюсь, что ничего страшного с ней не случилось. – Джем постарался вернуться к реальности.

– Она замечательная леди, – продолжал старик.

Джем хмыкнул. Слова Джоны еще раз напомнили ему о ее вероломстве эти слова, словно капли яда, входили в его кровь.

Несколько минут Джона молчал, посасывая трубку и наблюдая за милордом.

– По мне, так она не сделала вам ничего дурного, – наконец убежденно произнес он.

– Ничего дурного?! – резко отреагировал Джем. – Но она…

– Она отказалась от Рейвенкрофта в вашу пользу, ведь так?

– Да, но…

– Она не обязана была этого делать, верно? Я имею в виду, что она знала: без документов мистера Кастерса ваши шансы на успех очень невелики, и она могла бы спрятать эти документы и попытать счастья через суд. И, помнится, вы сами говорили, что, вероятнее всего, ей бы удалось выиграть дело.

– Это так, но она…

Он резко оборвал себя, потому что дверь в конюшню отрылась и на пороге показалась Клавдия.

– Я, кажется, помешала? – В ее глазах читалась тревога. – Я пришла… Джона, я думала, что ты один. – Она повернулась, чтобы уйти. – Я вернусь, когда…

– Ничего страшного, миссис Кастерс, – резко оборвал ее Джем, – я уже собирался уходить.

Он поднялся со своего места на бочке и направился к выходу. Проходя мимо, он случайно коснулся ее и отдернул руку, словно от огня. Он уже взялся за ручку двери, но обернулся и посмотрел в лицо Клавдии.

– Джона сказал мне, что вы написали графу Литчфилду о жеребце.

Тон его был абсолютно будничным, но, когда Клавдия встретила его взгляд, она просто физически почувствовала удар холодного презрения.

– Да, – тихо отозвалась она.

– Дайте мне знать, когда он приедет.

– Конечно. Вы… Вы сами будете вести дело?

Презрительная усмешка пробежала по его лицу.

– Нет, я просто хочу увидеться с ним. Наши отцы были друзьями. Я уверен, вы сможете вытрясти из него все до последнего гроша. Вы непревзойденный мастер в делах подобного рода.

Клавдия побледнела. Он мрачно посмотрел на нее и вышел.

Прошло несколько секунд, прежде чем Клавдия смогла повернуться к Джоне. Сейчас ей больше всего на свете хотелось найти укромный уголок и выплакать там свою боль и обиду. Однако усилием воли она постаралась, чтобы голос ее звучал как обычно.

– Я пришла поговорить насчет Морисона, нашего нового работника. Он… – Она вздрогнула и с ужасом почувствовала, что по щекам ее текут горькие слезы. Несмотря на все усилия, она все-таки не смогла сдержаться. – О Боже! – воскликнула она, закрывая лицо руками. – Прости меня, Джона, я просто не знаю, что со мной…

– Ну что ты, детка. – Джона обнял ее за плечи. – Видать, тебя что-то тревожит. Не бойся выплакать беду.

В следующее мгновение Клавдия уже рыдала на плече доброго старика.

Джем с треском захлопнул кухонную дверь и пошел по коридору по направлению к большому залу. Проклятие! Растерянное лицо Клавдии все еще стояло у него перед глазами. С какой стати он должен был щадить ее чувства после всего того, что она сделала? И почему так хочется обнять ее и заверить, что те жестокие слова, которые он сказал ей, не имеют никакого значения?

Он намеревался пройти в свой кабинет, но с некоторым раздражением заметил мисс Мелкшам, которая шла ему навстречу.

– Гленрейвен, – поспешно начала она, – я искала вас. – Она помахала перед его лицом какими-то листочками. – Вот, я составила список гостей.

– Каких гостей? – непонимающе отозвался он.

– Приглашенных на ваш званый обед. Мы об этом говорили несколько дней назад, помните?

– Нет, не помню. И я, право, не хочу…

– Но от вас этого ждут, – сказала она тоном, не терпящим возражений. – Вы хотели встретиться со Скью Фостером – вот вам прекрасная возможность. А еще вы должны познакомиться с сэром Перри. Его дочь…

– Удивительно подходящая невеста, – утомленно закончил Джем. – Я послушаю о выдающихся достоинствах и богатом приданом мисс Перри позже.

Мисс Мелкшам не отреагировала.

– Это также даст замечательную возможность показать соседям, что вы с Клавдией в хороших отношениях, – мягко сказала она.

Джем ничего не ответил, стараясь унять неприятное чувство, вызванные ее словами.

– Вы ведь в хороших отношениях? Я знаю, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, – быстро заговорила она, и ее стальные кудряшки взволнованно затряслись. – Но… – Она глубоко вздохнула, словно набираясь мужества. – Гленрейвен, у вас есть пара минут? У меня к вам деликатный разговор.

Джем недовольно усмехнулся. Кажется, ему предстоит прослушать еще одну лекцию о добрых намерениях миссис Кастерс. Но все это напрасно: ничто не сможет разубедить его. Джона и мисс Мелкшам могут говорить все, что им заблагорассудится, – Клавдия все-таки предала его. Он ее не обвиняет. Он сам совершил ошибку, когда позволил Клавдии Кастерс стать для него самым главным в жизни. Это его расплата. Единственный выход – забыть, все забыть, не говорить о ней. Он больше не хотел никаких посягательств на свою личную жизнь.

– Простите, я спешу, – начал он, но мисс Мелкшам схватила его за руку, потащила в кабинет и чуть ли не силой усадила в кресло. Джем невольно восхитился ее настойчивостью и решительностью.

– Это ненадолго. – Она секунду помолчала. – Вы много времени проводили вместе, когда все это началось… Она случайно не рассказывала вам о себе?

– О себе? Наверное, она должна была… Нет, не рассказывала. – Он улыбнулся, удивившись. – За исключением некоторых сведений о своем муже она почти ничего не говорила. – Он непроизвольно поудобнее уселся в кресле. – Полагаю, она была несколько необычным ребенком.

Мисс Мелкшам позволила себе мило улыбнуться.

– Да, вы угадали. В мире домашних куриц она была вольнолюбивой чайкой. Дикая и независимая. И в то же время добрая, заботливая и любящая, готовая пожертвовать собой ради других. Ума не приложу, как у Элизы и Уолтера мог появиться такой ребенок. Они, конечно, делали все возможное, чтобы загнать ее в те же рамки, что и Розу, с которой им было так удобно. Уолтер находил ее поведение неожиданным и неприличным. Клавдия часто играла со сверстниками недалеко от дома, но, когда однажды она присоединилась к забавам крестьянских детей, отец строго запретил ей водить с ними дружбу. Клавдия любила гулять в лесу и в полях возле дома, но когда отец узнал, что она часами пропадает на озере с удочкой, то решил, что она не будет больше выходить за пределы замка без сопровождения.

Розу отослали в Глостер, в пансион для юных леди, и Клавдия с нетерпением ждала своей очереди поехать туда учиться. Думаю, ей не так уж сильно хотелось усовершенствовать свои умения в области вышивания или пения, но это была возможность уйти из-под давления грозного отца. Однако последний решил, что из-за ее эксцентричного поведения будет лучше, если она останется дома до тех пор, пока не выйдет замуж.

– Думаю, ей нелегко было переносить все эти ограничения.

– Боже мой, конечно! Война, которая развернулась в доме, была не на жизнь, а на смерть. Клавдия не выигрывала ни одного сражения, но это не заставило ее смириться. Она продолжала протестовать каждому новому посягательству на свою свободу. На некоторое время она нашла отдохновение в книгах. Мой Бог, как этот ребенок любил читать! В библиотеке своего отца она нашла мало привлекательного, но викарий позволил ей пользоваться своей, и вскоре она перечитала почти все его книги. Когда отец узнал об этом, он запер ее на две недели в пустой комнате, выдав лишь смену постельного белья.

– Две недели?! – воскликнул Джем. Мисс Мелкшам кивнула. – Но неужели никто не вступился за нее? Я уверен, что ее мать…

– Элиза лишь рыдала под дверью, приговаривая: «Девочка моя, это для твоего же блага».

– Вершиной родительских чувств отца стал брак его дочери с Эмануэлем Кастерсом, – хрипло прошептал Джем.

– Без сомнения. Никто из нас тогда, конечно, не знал его подлинного лица, но он был на тридцать лет старше Клавдии, и она с самого начала безотчетно боялась его. Когда отец объявил ей о своем решении выдать ее за Кастерса, он, казалось, нанес ей последний смертельный удар. В то время я как раз гостила в доме и помню, как она вышла из кабинета отца. У нее было такое выражение лица, что страшно было смотреть. Она ничего не говорила. Она знала, что это ни к чему не приведет, и молча ждала своей участи. Я попыталась вступиться за нее перед Уолтером, после чего меня выставили из дома.

Мисс Мелкшам поднялась и подошла к окну, из которого открывался чудесный вид на южную лужайку.

– Годы, прожитые с Кастерсом, были для нее нескончаемым адом.

– Слава Богу, что их было не так много, – тихо произнес Джем.

– Да, – отозвалась мисс Мелкшам. – Казалось, что со смертью мужа все ее неприятности наконец кончились. Но тут появился Томас Реддингер. Он всегда был ей неприятен, а теперь она рассматривала его лишь как очередного мужчину в цепи представителей сильного пола, которые так или иначе использовали ее для удовлетворения своих нужд.

Мисс Мелкшам вернулась к своему креслу, скрестила руки и многозначительно посмотрела на Джема.

– Но она уже не была той молоденькой девочкой, которая вынуждена подчиняться самодурству сначала отца, потом – мужа. Дела в Рейвенкрофте пошатнулись, но она надеялась поправить положение с помощью конного завода. Она решила, что никогда больше не сдастся на милость мужчине.

Мисс Мелкшам снова встала.

– Вот все, что я хотела сказать вам, Гленрейвен. Она не знает о том, что я собиралась поговорить с вами. Скорее всего, она не позволила бы мне сделать это. Но мне кажется, что вам следует это знать. – Она тихо вышла из комнаты, а Джем занял ее место у окна.

Итак, оказывается, не у него одного есть горький опыт прошлого. Невидящими глазами он смотрел на прекрасную зеленую лужайку. Да, Клавдия предала его. Но у нее были на то веские причины, грустно подумал он.

Его губы искривила горькая усмешка. Гнев, вызванный вероломством Клавдии, прошел, но боль от ощущения, что его предали, осталась, рождая чувство подавленности и одиночества.

Он почти застонал и двинулся к заваленному бумагами столу, чтобы хотя бы отчасти забыться в работе.