В последствии Мэриголд долго раздумывала, почему встреча с Линдли в самом начале ее медового месяца совершенно не помешала ее счастью. Казалось бы, эта встреча должна была все испортить.

Разумеется, Мэриголд ни на минуту не забывала о нависшей над ней опасности. Но она никогда еще не чувствовала такого блаженного спокойствия, как во время этого короткого медового месяца. И чтобы сделать Пола счастливым, она готова была бросить вызов всему миру.

Надо отдать ей должное — ее собственное счастье всегда имело для Мэриголд второстепенное значение. Важнее был он. И Мэриголд вдруг поняла, что может бороться. Она решила повидаться с Линдли до того, как он покинет страну.

Она запретила себе думать обо всем, что могло испортить ее медовый месяц. Но в глубине ее сознания все время оставалось стремление поговорить с Линдли откровенно.

Конечно, Мэриголд понимала, что эту затею нелегко будет осуществить. Прежде всего, ей было неизвестно, сколько времени оставалось до его отъезда. Ждать Мэриголд не могла. Когда она вернулась в город, первым делом решила условиться о встрече с Линдли, несмотря на то что даже позвонить ему было довольно сложно — ведь Пол и Стефани почти всегда находились рядом с ней.

Но благоприятная возможность все же представилась.

— Я не смогу сегодня пообедать с тобой, дорогая, — сказал ей Пол, когда они подъехали к Лондону. — У меня конференция, и я точно не знаю, когда она закончится. Может, ты сходишь на ленч со Стефани? — добавил он, как будто до этого Мэриголд никогда не ходила на ленч одна.

Она засмеялась:

— Не думаю, что Стефани сможет уйти в одно время со мной. Но это не имеет значения. Я не могу рассчитывать на то, что мой вечно занятый муж умудрится обедать со мной каждый день.

— Хорошо, — улыбнулся Пол.

Мэриголд машинально улыбнулась ему в ответ, со страхом подумав о том, что пришло время назначить встречу Линдли.

Решительный момент настал внезапно. Идея, существовавшая в зародыше последние несколько дней, вдруг обрела четкие очертания, и это было ужасно.

Пол высадил Мэриголд у «Виктории», поцеловав ее пылким, но торопливым поцелуем. Для него тоже наступили будни. Их медовый месяц закончился.

Когда Мэриголд начала спускаться по лестнице, она почувствовала, что ее всю трясет. Это была вполне естественная нервозность, но Мэриголд никак не удавалось с ней справиться или проигнорировать ее.

Она должна немедленно найти телефонную будку и позвонить Линдли. Было величайшей глупостью думать, что его не окажется дома, что ей не подойдет назначенное им время, что телефон не будет работать. Но Мэриголд все-таки продолжала надеяться на все это, хотя и понимала, что ее проблемы не могут быть решены, если встреча не состоится.

В телефонной будке было холодно и душно. Видимо, тот, кто звонил последним, курил крепкий табак, и это еще больше обострило чувства Мэриголд. Кровь стучала у нее в висках.

Одеревеневшими пальцами она набрала номер Линдли.

А вдруг у нее неправильный номер? А вдруг он больше не живет в своей роскошной квартире? А вдруг он уже ушел?

— Алло, — услышала она бодрый голос Линдли.

— Это Мэриголд, — с трудом выговорила она.

— Кто? — Мэриголд тут же поняла, что ее звонок не только удивил, но и позабавил Линдли. — Мэриголд? Моя дорогая, очень мило, что ты позвонила. Я думал, у тебя не найдется больше времени для такого недостойного субъекта, как я.

— Я вернулась в Лондон. Мы приехали утром.

— И ты сразу стала звонить мне? Я потрясен. — Он рассмеялся.

— Линдли, я должна встретиться с тобой, если можно, сегодня. — Мэриголд хотелось верить, что ее просьба звучит не слишком навязчиво, но в то же время достаточно твердо.

— Сегодня я не смогу, — ответил Линдли холодно, и Мэриголд поразилась тому, каким высокомерным он может быть.

— Но мне нужно встретиться с тобой до того, как ты уедешь. Ты… ты сам поймешь, что нам стоит кое-что обсудить.

— Есть что обсуждать?

— Да, Линдли, конечно, есть. Это и в твоих интересах тоже. — Она вдруг решила, что говорит совершенно неубедительно.

Видимо, Линдли тоже так решил, потому что снова засмеялся.

— Мне чрезвычайно польстило твое внимание… — начал он.

Но Мэриголд резко оборвала его:

— Пожалуйста, Линдли. Я понимаю, забавно дразнить и унижать меня. Но, прошу тебя, стань серьезным хоть на минуту. Я не могу всю жизнь стоять здесь и разговаривать. Я не знаю, когда ты уезжаешь из Англии, но полагаю, что скоро, и у меня может больше не оказаться свободного времени. Обычно я обедаю с Полом, но сегодня у него конференция. Давай встретимся где-нибудь.

— Для приватной беседы? — спросил Линдли.

— Для того чтобы обсудить наши проблемы, — поправила его Мэриголд.

— Конечно. — В его голосе снова послышалась насмешка. — Видимо, нам нужно какое-нибудь уединенное место.

— Да, наверное.

— Тогда приезжай ко мне домой.

— К тебе домой? Это невозможно!

— Моя дорогая девочка, почему же нет?

— Ты прекрасно знаешь почему.

— Извини, но я не могу подстраиваться под тебя, Мэри. Это ты настаиваешь на встрече, а не я. Я делаю все, что в моих силах, чтобы выполнить твою просьбу и соблюсти необходимую конфиденциальность. Раньше ты не была столь щепетильна — хотя, возможно, я не должен напоминать об этом респектабельной замужней женщине, так ведь?

Мэриголд молчала, лихорадочно пытаясь сообразить, стоит ли соглашаться на его предложение. Дело было не в том, что кто-то из знакомых мог видеть, как она входит в его квартиру или выходит из нее. Только…

— В каком месте ты работаешь? — спросил Линдли, прервав ее размышления.

Мэриголд назвала ему адрес.

— Тебе понадобится десять минут, чтобы доехать на такси. Очень удобно. Я буду ждать тебя. Если ты не приедешь, значит, ты придумала что-нибудь получше — или похуже. До свидания.

И пока Мэриголд размышляла, что ответить, в трубке раздались короткие гудки.

Она медленно повесила трубку и немного постояла в раздумье. Резкий стук по стеклу кабинки привлек ее внимание, и она обнаружила, что пожилой джентльмен, ожидавший своей очереди, явно недоволен ее поведением.

Мэриголд вышла из кабинки, пробормотав извинения, которые были приняты крайне недоброжелательно, и направилась к метро.

Итак, первый шаг сделан. До следующего испытания осталась всего пара часов, и это время казалось Мэриголд бесценным.

Она села в поезд метро, как сотни других служащих, держа в руках газету и делая вид, что внимательно читает ее. Ее взгляд скользил по строчкам, но смысла она не улавливала и лишь машинально перелистывала страницы.

Как ни странно, ее перестали одолевать тревожные мысли. Она сидела, ни о чем не думая, готовясь сделать новый шаг.

Но до того, как это случится, она должна оставаться обычной молодой новобрачной, возвратившейся на работу после медового месяца. И ей необходимо сыграть эту роль достаточно убедительно, чтобы Стефани ничего не заподозрила.

Видимо, обман удался, потому что Стефани приветствовала ее словами:

— Ну, мне не нужно спрашивать, как прошел медовый месяц. Ты выглядишь так, будто нашла пресловутую золотую жилу.

— В самом деле? — улыбнулась Мэриголд. — Именно так я себя и чувствую, — слукавила она и задумалась, где в ее словах кончается правда и начинается ложь.

Вначале Стефани уделила ей всего несколько минут, но потом пришла к ней в комнату с чашкой кофе и приступила к расспросам.

К своему удивлению, Мэриголд дала Стефани занимательный и подробный отчет обо всем. Но о визите Линдли не было сказано ни слова. Мэриголд не могла спокойно говорить о нем, к тому же она решила, что Пол лучше справится с этим.

В конце концов, можно вообще ничего не рассказывать Стефани, если упоминание о Линдли так расстраивает ее. С другой стороны, Стефани имела право знать, что он хотел с ней встретиться и что Пол сообщил ему о предполагаемом разводе. В любом случае Пол должен сам обдумать, как лучше поступить. Мэриголд имела все основания полагать, что это не ее дело.

— У Пола по вторникам всегда конференции, — поведала ей Стефани. — Я решила, что тебе будет скучно в одиночестве после нескольких дней блаженства, поэтому я устроила так, что мы вместе пойдем на ленч.

На какое-то безумное мгновение Мэриголд собралась воспользоваться этой неожиданно подвернувшейся возможностью отсрочить встречу с Линдли. Он ведь предупредил ее, что не удивится, если она не приедет. Она могла спокойно пообедать в обществе Стефани, отложив свои мрачные размышления на потом.

Но тут же она поняла, что это невозможно, как невозможно бесконечно откладывать операцию, которая только и может спасти жизнь.

— О, Стефани, дорогая, извини, — произнесла Мэриголд с самым искренним сожалением. — Я не подумала, что ты можешь так сделать, и назначила встречу с подругой.

— Что ж, отлично, — ответила Стефани. — Можем пообедать вместе в другой день. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что у тебя совсем нет друзей. Это, конечно, глупость. Полагаю, все дело в том, что мы так мало знаем о тебе, хотя ты теперь член нашей семьи.

Мэриголд надеялась, что ее чувства не отразились у нее на лице.

— Да, ты права, — произнесла она. — На самом деле у меня мало друзей.

— Это подруга с твоей прежней работы? — спросила Стефани, видимо, просто для того, чтобы продолжить беседу.

Мэриголд облизнула кончиком языка пересохшие губы и сказала:

— Я познакомилась с ней благодаря работе. Она ненавидела себя за эту ложь, которую Стефани восприняла так безоговорочно.

К счастью, вскоре после этого Стефани ушла, и Мэриголд могла попытаться сосредоточиться и настроиться на встречу с Линдли, до которой оставалось совсем мало времени.

В двенадцать сорок пять Мэриголд неторопливо и аккуратно прибрала бумаги на столе, тщательно все разложив, словно ей некуда было смешить. Затем она надела пальто и шляпку и внимательно оглядела себя в зеркале, как будто ее внешний вид имел какое-то значение. Возможно, он действительно будет иметь значение, если ей придется умолять Линдли. Но Мэриголд тут же осознала, что мольбами этого человека не проймешь.

Внезапно ее настроение изменилось. Она страшно испугалась, что может опоздать и Линдли ее не дождется.

Мэриголд поспешно спустилась по лестнице к выходу, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Она боялась, что ей не удастся поймать свободное такси. Но когда она вышла за ворота, такси как раз проезжало мимо и по ее сигналу подъехало к тротуару.

Мэриголд назвала адрес и откинулась на потертую обивку сиденья. Она сразу же забыла о недавней спешке, и ей захотелось, чтобы эта поездка никогда не кончалась — или кончилась тогда, когда будет слишком поздно предпринимать что-нибудь.

Было что-то ужасно утомительное в этом сочетании безумной жажды скорости и безумного желания опоздать, и Мэриголд устало закрыла глаза. За короткое время ей нужно обдумать, что говорить и что делать, но сейчас она должна забыть обо всем и ждать, пока сердце умерит свой бешеный стук.

Дорога до дома Линдли оказалась гораздо короче, чем предполагала Мэриголд. Такси резко остановилось, и когда она открыла глаза, чтобы посмотреть, не попали ли они в пробку, то поняла, что уже приехала.

Мэриголд неохотно вышла и, расплатившись с таксистом, еще более неохотно двинулась к роскошному многоквартирному дому.

Она впервые шла в гости к Линдли. Во время их короткого романа он никогда не приглашал ее к себе — видимо, инстинктивно чувствуя, что Мэриголд насторожит такое приглашение. Конечно, если бы их поездка в отель привела к чему-нибудь…

Но сейчас ей нельзя было размышлять на эту тему. С решительным видом Мэриголд вошла в лифт, отделанный деревянными панелями, который поднял ее на последний этаж, где располагалась квартира Линдли.

Оказавшись в коридоре, устланном коврами, Мэриголд поняла, что плата за такой комфорт должна быть непомерно высока. Линдли явно ни в чем себе не отказывал. Маленький коттедж Стефани по сравнению с этим домом казался особенно скромным и непритязательным. Но Мэриголд вдруг затосковала по нему с такой силой, что чуть не заплакала.

Впрочем, вышколенный слуга, впустивший ее, был не тем человеком, перед кем стоило проливать слезы.

Он привел Мэриголд в длинную просторную комнату с толстыми кремовыми коврами, черной мебелью и старинными портьерами золотого цвета. С кресла у окна поднялся Линдли и, улыбаясь, пошел ей навстречу. Мэриголд тут же забыла об окружавшей ее роскоши и думала только о том разговоре, который ей предстоял.

— Моя дорогая, как это мило! — В присутствии слуги Линдли был образцовым хозяином. — Проходи и выпей чего-нибудь перед ленчем.

Мэриголд нехотя согласилась выпить, надеясь, что это поможет ей успокоиться.

— Я не могу остаться на ленч, Линдли. Я просто собиралась с тобой поговорить…

— Ерунда. Разумеется, ты должна поесть. Ты ведь потом вернешься на работу?

— Да, конечно. Но я возьму сандвич или что-нибудь другое.

— Глупости. — Он с улыбкой протянул ей бокал. — За что мы выпьем? За будущее счастье?

Мэриголд робко выпила, не глядя на Линдли, затем подняла на него глаза, досадуя, что сидит в таком низком кресле. Она сразу почувствовала себя просительницей, причем не имеющей особой надежды.

— Это очень любезно с твоей стороны — я имею в виду ленч. Однако мне очень нужно серьезно поговорить, Линдли. Но это невозможно, когда здесь все время слуга…

— Хорошо, хорошо, понятно. — Он улыбнулся с показным равнодушием. — О чем же мы будем говорить?

— О твоем разводе.

— О, мой развод. Как приятно, что ты проявляешь такой интерес к моим делам.

— Линдли, к сожалению, все это касается и меня. Ты слышал, что сказал Пол. Ты знаешь, какова ситуация. Он не имеет ни малейшего представления, что я… была с тобой. Если это когда-нибудь откроется… — Мэриголд в отчаянии замолчала, но, так как Линдли выжидающе смотрел на нее, она упорно продолжала: — Я люблю его, Линдли, я…

— Ты думала, что любишь меня, — сказал он мягко.

— Да, я знаю. Но это было другое. Поверь мне, это была всего лишь влюбленность. Но я поступила очень нехорошо. Особенно по отношению к тебе.

— Это правда.

— Но и ты не слишком хорошо поступил со мной, Линдли. Ты намекнул мне… Впрочем, это не имеет значения. Я пришла сюда не для того, чтобы тебя упрекать.

— Неужели? Я так и не понял, для чего ты пришла.

— Я пришла посоветоваться, можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы Пол ничего не узнал.

— Так ты не хочешь, чтобы Стефани разводилась со мной? — любезно поинтересовался Линдли. — В таком случае твои желания совпадают с моими.

— Нет, — решительно произнесла Мэриголд. — Нет, я не это имею в виду. Я думаю… я думаю, Стефани станет счастливее, если разведется, да и ты вряд ли выиграешь от того, что удержишь ее. Только я не хочу, чтобы мое имя фигурировало в деле о разводе. Я понимаю, что есть только одна возможность избежать этого…

— Какая? — холодно промолвил он, и Мэриголд показалось, будто ее сердце остановилось.

— Я подумала… — Она запнулась. — Я подумала, что раз уж Пол не знает, кто был с тобой в те выходные, то лучше тебе не раскрывать мое имя. Как ты считаешь?

Линдли взял сигару, задумчиво обрезал кончик и молча закурил. Наконец, когда Мэриголд уже решила, что ее нервы больше не выдержат, он заговорил.

— Моя дорогая Мэри, есть очень важный фактор, который ты, кажется, совсем не учитываешь. С точки зрения закона наш с тобой случай не может считаться доказательством.

— Я знаю. Но есть же книга регистрации постояльцев отеля, мы представлены как…

— Ну и что? — пожал плечами Линдли. — Разумеется, Пол найдет свидетелей — горничную, например. Но между нами ничего не было, так ведь?

— Разве записи в регистрационной книге недостаточно?

— Недостаточно, — улыбнулся Линдли. — Есть возможность сохранить твое имя в тайне и сослаться только на запись в регистрационной книге, но это не лучший вариант. Самое главное, что, как только твоя личность будет установлена, у тебя окажется железное алиби. Ты покинула отель довольно рано, причем с мужчиной, который сейчас является твоим мужем. Поэтому, сама понимаешь, мне трудно будет скрыть твое имя.

— Но ты имеешь в виду… — Мэриголд взглянула на него в испуге, ее серые глаза казались почти черными на побледневшем лице. — Ты имеешь в виду, что умышленно откроешь мое имя?

Линдли смотрел куда-то в сторону, улыбаясь спокойно и надменно.

— Извини, Мэри. Поверь, мне действительно жаль. Но я не намерен давать развод Стефани. Что касается раскрытия твоей личности, то я могу благодаря этому избежать развода. И между прочим, представлю Пола Ирвина полным идиотом, — добавил он с явным удовольствием.

— Ты не можешь так поступить, Линдли! Подумай, что это значит для меня. — Теперь она, несмотря ни на что, умоляла, хотя и не собиралась делать этого.

— Но, моя дорогая, что же станет со мной, если я не открою твое имя? Запись в регистрационной книге может быть признана решающим доказательством. Знаешь, на самом деле ты требуешь от меня невозможного.

— Но ведь тебе безразлично, что Стефани разводится с тобой! — воскликнула Мэриголд. — Ты никак не можешь утверждать, будто твое счастье как-то связано с сохранением вашего брака. Это так мало значит для тебя, Линдли, и так много значит для меня…

— Боюсь, ты делаешь слишком поспешные выводы, Мэри, — добродушно заверил ее Линдли. — Хотя мой брак со Стефани и не идеален, он чрезвычайно устраивает меня во многих отношениях. Нет необходимости говорить об этом с тобой. Наверное, ты подумаешь, что мои побуждения — ничто по сравнению с твоим намерением оставить Пола в счастливом неведении. Но, как ты уже могла догадаться, я эгоистичное создание. Я не собираюсь быть другим, — улыбнулся он, как будто это его оправдывало, — и, если честно, в этом деле я учитываю только свои интересы.

Мэриголд молчала, онемев от ужаса, пока весь смысл сказанных им слов не дошел до ее сознания.

— Линдли, — наконец вымолвила она и неожиданно залилась краской. — Я не могу поверить, что ты умышленно все испортишь. У меня есть всего один шанс, и ты можешь мне его дать. Это ведь совсем не трудно. Ты говоришь, что Стефани вряд ли удастся получить развод на основании записи в регистрационной книге. Но я так хочу, чтобы она его получила. Бедная Стефани! У нее сейчас такой отвратительный период. Она заслуживает счастья.

— Ты пришла, чтобы сказать мне это? — спросил он высокомерно.

— Нет. А впрочем — да. Я надеялась… о, Линдли, я надеялась, что этот развод состоится, несмотря ни на какие обстоятельства.

— Почему? — поинтересовался он.

— Ох, не знаю, Пол говорит… — Мэриголд замолчала, внезапно испугавшись этого человека, от которого зависело так много.

— Да? Расскажи мне, что говорит Пол.

— Линдли, не сердись, но ведь я, похоже, не первая. Были… были и другие случаи. И не все девушки убегали от тебя вечером.

Казалось, ее слова очень позабавили Линдли.

— Ты просишь предоставить обвиняющие меня показания? — спросил он насмешливо, наливая себе виски.

— Я прошу тебя быть великодушным, — медленно произнесла Мэриголд.

— Великодушным? — улыбнулся Линдли. — Для такого человека, как я, это чересчур. Но скажи мне — на какой великодушный поступок с моей стороны ты рассчитывала?

Она колебалась, не решаясь ответить. Бессмысленно было продолжать разговор с этим улыбающимся мужчиной, который совершенно не собирался учитывать ничьи интересы, кроме своих собственных. Но она не могла уйти, не высказав ему всего, что хоть как-то могло повлиять на ситуацию.

— Линдли, все мое счастье зависит от твоих показаний в суде. — Она говорила тихим голосом, нервно теребя складку платья. — Я не знаю, имеет ли это какое-то значение для тебя, но я подумала… я подумала, что раз ты любил меня, то, возможно, имеет. Конечно, я вела себя глупо — безнравственно, если хочешь, — но я уже заплатила за это сполна. Сейчас у меня есть шанс быть счастливой и сделать счастливым Пола, хотя ты ведь не любишь его, правда?

Линдли кивнул, по-прежнему улыбаясь.

— Нельзя ожидать от мужчины любви к более удачливому сопернику, — заявил он.

— А ведь есть еще и Стефани. Наверняка ее счастье что-то значит для тебя. Ты, должно быть, любил ее когда-то. Если ты дашь ей развод без возбуждения судебного иска, она будет счастлива.

— С кем? — спросил он быстро.

— Я не знаю, — хладнокровно солгала Мэриголд, потому что почувствовала, что ни в коем случае не должна выдавать Стефани. — Но в любом случае она не может быть счастлива, оставаясь с тобой, в этой неопределенной и угнетающей обстановке. Линдли, дай ей развод. И неужели ты не можешь предоставить другое доказательство?

Она смотрела на него с тревогой, и ей было тяжело видеть на его лице выражение удивленного протеста.

— Ты все-таки предлагаешь мне предоставить доказательство для безболезненного развода? — поинтересовался Линдли.

— Для тебя ведь не имеет значения, какой случай будет обсуждаться в суде? — пробормотала Мэриголд в отчаянии.

Линдли не ответил ей. Он встал и прошелся туда и обратно по комнате. Мэриголд молча наблюдала за ним, не переставая верить в то, что он в конце концов согласится на ее предложение.

Но когда он повернулся и медленно подошел к ней, ее сердце упало. На его лице не было ничего, что могло бы внушить Мэриголд надежду.

— Теперь послушай, Мэри. — Линдли остановился перед ней, и она смотрела на него с болезненным напряжением. — Я редко объясняю кому-либо мотивы своих поступков. Скажу только, что не собираюсь выполнять твою просьбу.

— Я не хочу этого слышать! — выкрикнула она, вскочив на ноги. — Я не хочу знать, почему ты отказываешься мне помочь.

— Но тебе все же придется меня выслушать. — Он взял ее за запястье. — Это послужит тебе уроком.

Мэриголд не стала спрашивать, какого рода урок имеет в виду Линдли. Она вырвала у него свою руку и снова села, потому что ей было неприятно стоять рядом с ним.

Он еле заметно улыбнулся, как будто понимал ее чувства.

— Ты была совершенно права, когда сказала, что я вряд ли стал бы беспокоиться о счастье Пола, равно как и о твоем счастье или о счастье Стефани. Более того, мне доставит истинное удовольствие разочаровать Стефани в ее непоколебимой уверенности, что она может получить развод, обвинив меня во всех смертных грехах. Мне также доставит удовольствие наказать тебя за нанесенное мне оскорбление — ты знаешь какое. Но самое большое удовольствие мне доставит сознание, что я могу унизить Пола Ирвина по полной программе и, если я не ошибаюсь, даже причинить ему боль, сообщив ему правду о тебе.

— Но это чудовищно! — в смятении воскликнула Мэриголд. — Он никогда не делал ничего плохого…

— Ой ли? — Линдли рассмеялся, но на этот раз его смех был невеселым. — Пол Ирвин позволил себе оскорбить меня. Я отплачу ему тем же, Мэри, когда скажу, кто был со мной в отеле в те выходные. И благодаря этому развод не состоится. Мне бы не хотелось сдерживать поток возмущенных слов, который, я чувствую, ты готова излить на меня. — Он поднял руку, заметив, что Мэриголд пытается его перебить. — Я сказал все, что думаю.

Даже сейчас Мэриголд силилась найти какие-то аргументы, которые бы подействовали на него, но потом решила, что это бесполезно.

И когда она посмотрела на Линдли, вдруг поняла, что все трое — Пол, Стефани и она сама — в разное время причинили ему боль, задев его самолюбие. Он мог простить одного из них — возможно, даже двоих. Но определенно не троих. И это означало конец.

Мэриголд медленно поднялась на ноги. Она была так ошеломлена, что почти не чувствовала обиды.

— Ты не останешься на ленч? — произнес Линдли беззаботно.

Она отмахнулась от него, показывая, что и еда, и он сам для нее одинаково отвратительны.

— Ну тогда, если ты уже определилась…

Мэриголд молча направилась к двери. Линдли быстро опередил ее и открыл перед ней дверь. Потом он проводил ее до выхода из квартиры, не вызывая слугу.

Видимо, он все же испытывал что-то похожее на угрызения совести, так как спросил:

— С тобой все будет в порядке?

— Да, — ответила Мэриголд. Больше она ничего не сказала.

Не попрощавшись, девушка пошла по длинному коридору, устланному ковром. Позади нее тихо закрылась дверь, преградив ей путь к счастью. Мэриголд машинально нажала кнопку лифта и рассеянно посмотрела на красную стрелку, показывающую его движение.

Ей хотелось до конца прочувствовать, как все ужасно, но сейчас она не испытывала ничего, кроме какого-то странного оцепенения.

Лифт остановился, его двери бесшумно раздвинулись. В лифте стоял мужчина, который как раз готовился выйти. Но он не вышел. Он только схватил ее руку с изумленным восклицанием.

Тогда, как будто во сне, Мэриголд поняла, что этот мужчина — Пол.