ПРОЛОГ

Англия, 1349 год

Кэтрин стремительно поднялась по винтовой лестнице старого замка. Она больше не плакала, боль затаилась глубоко в душе. Как ей перенести безмерное горе, выпавшее на долю их семьи? Казалось, весь ее мир рухнул.

Из спальни послышались душераздирающие стоны Джорджа. Кэтрин вздрогнула и ошпарила руку кипящим лекарственным настоем, приготовленным для брата. Ее тонкие белые пальцы покрылись красными пятнами, но никакая боль не могла сравниться с теми муками, которые испытывал сейчас Джордж. Стиснув зубы, она откинула со лба прядь золотистых волос и направилась в спальню.

В дальнем углу холла, ведущего в спальню, прижимаясь к стене, скорчился мальчик-паж с широко раскрытыми от ужаса глазами. Увидев госпожу, он в смятении отвел взгляд и сказал:

— Извините, миледи, но я не могу оставаться с ним. Я боюсь заразиться.

— Джордж поймет, — ответила она с сочувствием, — он любит тебя, Джереми, и не хочет, чтобы ты умер.

Слуга встал и поклонился, пропуская ее.

Кэтрин знала, что не только слуги, но и родители опасаются заходить в спальню Джорджа. Беспощадная и жестокая к своим жертвам, чума разрывала узы между родителями и детьми, господами и слугами. «Даже ужас перед смертью не заставит меня оставить Джорджа одного», — думала Кэтрин, сдерживая слезы, готовые ручьем хлынуть из глаз. Брат был для нее всем — ее путеводной звездой, ее героем, ее наставником. Один взгляд его золотистых глаз давал ей все, в чем она так нуждалась — и мир сразу становился ясным, цельным, в нем царила безграничная любовь. Любая девушка могла только мечтать о таком ангеле-хранителе, каким был для нее Джордж. И Кэтрин боготворила его.

Зная, что вскоре на небе вспыхнет, а потом исчезнет новая звезда, девушка глубоко вздохнула и распахнула тяжелую дубовую дверь. Пламя тонких белых свечей, освещавших спальню, затрепетало, и это было единственное движение в мертвящей темноте комнаты. Было душно и жарко. Кэтрин ощутила дыхание надвигающейся смерти. Последний луч заходящего солнца проник в комнату и едва коснулся края кровати Джорджа. Золотой блик скользнул по его неподвижному телу. Она поставила дымящийся кубок на подоконник и распахнула окно. Вдали погребальные костры освещали небо. Хоронить надо было многих.

«О Боже, сколько смертей вокруг! — думала Кэтрин. — Неужели мой любимый Джордж тоже умирает?!»

Она оглянулась вокруг, и спальня показалась ей камерой пыток, где на мягкой постели мучительной смертью умирал самый дорогой для нее человек. Девушка поймала устремленный на нее взгляд брата и увидела пожелтевшие от лихорадки белки глаз и неестественно белые губы. Совсем еще недавно гибкое и прекрасное, его тело лежало теперь истерзанное болью.

— Не дай им сжечь меня после смерти, — прошептал Джордж. — По ночам мне кажется, что я слышу крики умерших, горящих в огне. Не позволяй им сделать это со мной, Кэйт!

— Никогда, — прошептала она и двинулась было к его кровати.

— Не подходи ко мне! — вскрикнул Джордж, скорчившись от боли.

С трудом ступая по ледяным плитам пола, не замечая бешеного стука собственного сердца, казалось, заглушавшего все звуки, она все же приблизилась к брату. Приподняв одеяло, укрывающее больного, она увидела на его теле уродливые расползающиеся пятна. То были знаки Черной Смерти.

— О Боже, Джордж, это чума! — вырвалось из ее дрожащих губ. — Прошу тебя, не прогоняй меня теперь! Я не хочу, чтобы ты умирал в одиночестве.

Страдание исказило лицо Джорджа, и слезы потекли по впалым щекам. Он хотел что-то сказать, но губы не слушались его. Нетрудно было догадаться, о чем он думал. Джордж был подавлен болезнью и неотвратимостью приближающейся смерти. Душевные страдания в большей степени, чем физические, причиняли ему боль, и Кэтрин твердо решила остаться с ним.

Джордж взял сестру за руку и бережно прижал ее к груди.

— Ты не должна была приходить сюда, Кэйт, но я благодарю Господа, что ты здесь, — хрипло сказал он. — Я благодарю Господа, что он послал мне тебя.

Девушка осторожно погладила его горячий лоб.

— Только у тебя хватило мужества прийти ко мне.

— Без тебя моя жизнь не имеет смысла. — Она сжала его руку. — Я хочу умереть вместе с тобой.

— Не говори так, — прошептал Джордж, — я умру, но ты должна жить.

Кэтрин глубоко вздохнула и закрыла глаза. Неужели она сможет пережить этот ужас? Чума царила уже год и, казалось, будет царить вечно. Каждый покорно ждал своего смертного часа. Если бы она только знала, откуда и почему приходит смерть, — но этого не знал никто. Были люди, которые говорили, что смерть приходит через глаза. Но она смотрела в глаза многим из тех, кто умер потом, и осталась жива. Другие думали, что смерть передается через дыхание. Люди умирали один за другим, не зная причины, не имея никаких лекарств. За год чума унесла жизни почти половины их народа.

«Умершие счастливее нас», — думала Кэтрин.

Она принесла чашу с водой, смочила полотенце и приложила к пылающему лбу Джорджа. Он был для нее не только братом, но и лучшим другом. Джордж был старше сестры на три года, ему уже исполнился двадцать один год, но Кэйт была решительнее его.

Девушка с золотыми волосами подошла к подоконнику и взяла серебряный кубок. Как добрая волшебница, обещающая чудесное исцеление, она поднесла Джорджу настой из трав:

— Я взяла это у старой деревенской знахарки, брат. Выпей, пожалуйста! И не смущайся запаха. Старуха сказала, что вылечила дюжину больных с помощью этого зелья.

— Нет, сестра, оно не поможет, — остановил ее Джордж. — И все же ты можешь помочь мне.

Кэтрин послушно отставила кубок в сторону.

— Я сделаю все, о чем ты попросишь.

Джордж облизнул пересохшие губы и попытался приподняться на локтях.

— Помолись за меня, Кэйт, — произнес он с трудом, — я знаю, что если ты помолишься за меня, то Господь возьмет меня к себе. Если нет, гореть мне в аду.

— Нет, ты никогда…

Дрожащей рукой Джордж остановил ее. Следующие слова он прошептал, устремив куда-то вдаль взгляд безумца или пророка:

— Мне снятся кошмарные сны, в которых меня сжигают на костре. И я знаю, что только ты можешь помочь мне попасть на небеса. Не спрашивай, откуда я знаю, но это правда. Только ты… только мольбу непорочной души может услышать Господь. Если тебя пощадит ненасытная чума, ступай в монастырь и молись за меня и за весь наш род.

— В монастырь… — прошептала Кейт. Она представила себе цветущий фруктовый сад при женском монастыре, безмятежных монахинь, служительниц Господа. Благородные женщины, добровольно заточившие себя в монастырских стенах, были свободны от мирских страстей. Для Кэтрин монастырь был символом непорочности, которому чудом удалось устоять в хаосе окружающего мира. — Отец даже и слушать не захочет об этом, Джордж. У него совсем другие планы, он хочет, чтобы я вышла замуж.

— К черту отца! — Лицо исказилось гримасой боли, внезапно пронзившей все его тело. Кэтрин бережно держала ослабевшую руку брата. Боль утихала, но сознание тускнело, а взгляд угасал. Глотнув воздуха, Джордж продолжал из последних сил: — Отец… он хочет выдать тебя замуж за богача… Любого, кто сможет противостоять баронам, окружающим наши земли. Блэкмор… — Говорить ему становилось все труднее, дыхание прерывалось, но Кейт очень хотелось услышать все до конца. Она и раньше слышала о Блэкморе, но не понимала, какое отношение это имеет к ней. — Отец хочет обручить тебя с его сыном… если… у него… получится. Не выходи за него. У него… злая… душа. Он не рыцарь, он настоящий убийца… без сострадания. Ты слишком хороша для того, чтобы это животное владело твоим телом и стало полновластным хозяином твоих земель.

От этих слов девушку бросило в дрожь, но она слушала, затаив дыхание.

— Иди в монастырь, — повторил Джордж, — и помни, что в твоих руках моя душа.

С минуту длилось молчание. Солнце уже скрылось за горизонтом, и лишь свечи освещали мрачную комнату своим неверным светом, капли воска катились по ним как слезы. Джордж молча смотрел на любимую сестру, и слезы текли по дрожащим губам.

— Мне страшно, Кэйт, молись за меня, пожалуйста, молись за мою несчастную душу.

— Да, дорогой мой, я сделаю это! — прошептала Кэйт с состраданием. Она обвила его шею руками и, рыдая, положила голову на грудь брата. Золотистые волосы покрывалом рассыпались вокруг умирающего. Сердце сжималось от сострадания и отчаяния. Джордж был единственным, кто всегда защищал ее от зла и тьмы, а теперь, когда эта тьма поглотила его самого, она оказалась бессильна.

— Так ты будешь молиться за меня? — переспросил он, успокаиваясь.

— Да, брат, — не задумываясь ответила девушка, и Джордж увидел, как решимость загорелась в ее взгляде. — Клянусь кровью Христа, что твоя душа попадет на небеса.

Джордж с облегчением вздохнул и поглубже забрался под одеяло. Внезапно голова его дернулась, а глаза снова раскрылись.

— Кэйт?

— Ш-ш, Джордж, — остановила она, — мы должны начать молиться за твою душу прямо сейчас!

Но Джордж уже не слышал, у него опять начался приступ лихорадки. Она мучила его тело всю ночь, не давая ни минуты передышки. Умирающий юноша метался по кровати, скидывал с себя одеяло, бредил, не приходя в сознание. Последнее слово, которое он произнес, было «монастырь». Кэтрин неистово молилась за душу брата. Раздумывая об ответственности за данное брату обещание, она решила, что никогда не позволит отцу выдать ее замуж, добровольно обрекая себя на вечное одиночество без любви и страсти.

Кэтрин уже размышляла, как заставить барона принять решение отправить ее в монастырь. Она должна стать невестой Христа! Ради спасения души Джорджа!

На следующее утро Джордж умер. Кэтрин перенесла безжизненное тело брата из поместья в поле, выкопала могилу и похоронила его. Ее лицо опухло и покраснело от слез. Душа ее скорбела. Сделав крест из двух толстых ветвей, она воткнула его в мягкую черную землю и начала молится.

 

Глава 1

Зима 1350 года выдалась долгой и снежной. Йоркширские поля белым ковром раскинулись вокруг поместья Шелби, усиливая одиночество, охватившее Кэтрин после смерти брата. Чума отступала. Прошел год, как Кэтрин похоронила Джорджа.

Однажды она словно очнулась ото сна, и в потускневших от горя глазах снова зажглись искорки надежды. Скорбь покинула ее. Просто теперь она стала мудрее. В яростной схватке с судьбой Кэтрин из беззащитной и кроткой девушки превратилась в дикую львицу, познавшую свою силу.

После смерти Джорджа Кэтрин долго умоляла отца позволить ей уйти в монастырь. Но лорд Гилберт был непреклонен. В конце концов сбылись опасения брата — отец решил выдать дочь замуж за Стефана Бартингэма, младшего сына графа Блэкмора. В свою очередь граф пообещал защищать земли лорда Гилберта от нападения барона, поместье которого находилось по соседству. Презирая и ненавидя отца, Кэтрин понимала, что выбора нет, и смирилась. В конце марта ее отправили в поместье графа Блэкмора в сопровождении сэра Гарольда, доверенного лица лорда.

Прежде девушка никогда не покидала семейных владений. И теперь она с удивлением обнаружила, насколько скудны ее знания об окружающем мире, обо всем том, что происходило за пределами их земель. Единственное, о чем она слышала, живя в замке, что народ за время эпидемии сильно пострадал, и даже король Эдвард потерял ребенка. Но горе не сломило монарха. Оставаясь по-прежнему примером рыцарства и благородства, он заранее предупредил Францию о предстоящем нападении. Таких страшных разрухи и голода, какие оставила после себя чума, пройдя по всей стране, Кэтрин увидеть не ожидала.

Они проезжали мимо заброшенных деревень и полей, на которых одинокие вороны клевали сгнившие посевы. Это унылое зрелище казалось ей предвестием мрачного будущего.

На первом же привале сэр Гарольд достал из своей бездонной сумки бурдюк с вином. Запрокинув голову, он сделал большой глоток и громко рыгнул. Он был уже изрядно пьян, и Кэтрин серьезно беспокоилась за свою жизнь. В случае непредвиденной опасности сэр Гарольд не смог бы ее защитить.

На следующий день началась снежная буря, какой не было за всю прошедшую зиму. Понуро опустив головы, лошади еле передвигали ноги по заснеженным дорогам.

Буря не утихала. Этот последний всплеск зимы означал приближение оттепели.

К вечеру силы путников иссякли, а они находились еще далеко от поместья Линдлоу, где их должен был встречать эскорт графа Блэкмора.

В сгустившихся сумерках Кэтрин неожиданно увидела небольшую деревушку: постоялый двор, конюшня и пара лачуг. Вьющийся из трубы дымок обещал горячий ужин, а возможно, и ночлег.

Не услышав возражений пьяного сэра Гарольда, Кэтрин направила отряд в сторону убежища. «Петух и свинья» — прочитала она на вывеске постоялого двора, подъехав поближе.

У коновязи перебирали копытами около дюжины лошадей, но это обстоятельство не смутило храбрую путешественницу. Уж очень заманчив был запах жареной баранины!

— Отведите лошадей в конюшню! — приказал сэр Гарольд двум молодым слугам, сползая с лошади.

Пьяный, он не удержался и свалился в сугроб.

— О, черт! — вскрикнул он, тщетно пытаясь высвободить ногу из стремени. — Помогите!

Кэтрин взглянула в его сторону с отвращением. Отмахиваясь от летящих в лицо снежных хлопьев, она возмущенно думала о том, как мог отец отправить ее в дальний путь со столь безответственным человеком. Правда, она не учла, что сэр Гарольд был одним из немногих оставшихся в живых рыцарей, верой и правдой служивших своему барону.

— Сэр Гарольд, — обратилась она к нему, — вы позорите честь моего отца! Я не желаю, чтобы вы сопровождали меня в таком состоянии! И не собираюсь здесь мерзнуть, ожидая, пока вы протрезвеете.

С этими словами она повернулась к слугам. Оба они были высокими и крепкого телосложения, правда, один из них был слаб на голову. Ненадежность эскорта вызывала беспокойство.

— Джозеф, отведите сэра Гарольда в конюшню. Когда он придет в себя, и ни минутой раньше, пришлите его ко мне. А я узнаю, сможем ли мы здесь заночевать, — распорядилась Кэтрин и направилась к харчевне. — Если лорд Гилберт узнает о случившемся, то прикажет высечь сэра Гарольда. Мне бы этого не хотелось, так что, вернувшись, держите язык за зубами.

Джозеф перебросил сэра Гарольда через плечо, как мешок с дичью, и понес к конюшне. Следом за ним направился его приятель, ведя на отдых усталых лошадей.

Приподняв накидку, Кэтрин толкнула тяжелую дубовую дверь. За спиной бушевали снежные вихри. Стряхнув с одежды снег, она быстро захлопнула за собой дверь. Едва не падая от усталости, девушка прислонилась к стене и огляделась.

В харчевне воцарилась мертвая тишина. Грубые крестьянские лица повернулись к ней. Певец оборвал свою балладу. Они рассматривали юную леди враждебно, без тени смущения, словно спрашивая, что ей здесь нужно. Только очаг дружелюбно потрескивал в дальнем углу. Все вокруг было пропитано табачным дымом и едким запахом немытых крестьянских тел.

Вырубленные в стенах полукруглые ниши создавали видимость отдельных закутков. Зал был уставлен длинными дубовыми скамьями и столами, за которыми расположились завсегдатаи и путники, оказавшиеся этой ночью в такой же безвыходной ситуации, как и она. Никто не шелохнулся, только служанки бегали взад-вперед, поднося мед и наполняя кувшины пивом. Кэтрин растерялась.

— Там снежная буря, — неловко объяснила она свое появление в грязной харчевне.

Все по-прежнему молчали. Недобрые огоньки горели в глазах этих людей. Еще два года назад появление леди в таком месте произвело бы фурор, она стала бы там желанной гостьей. Но после прошедшей эпидемии чумы люди низшего сословия озлобились и перестали бояться господ.

Кэтрин была в смятении. Пытаясь исправить положение, она произнесла повелительным тоном:

— Мои сопровождающие в конюшне. Я хочу, чтобы их накормили!

Никто не проронил ни звука. Только маленькая девочка с ангельским личиком подошла к ней.

— Ваш плащ, леди, — сказала она, коверкая слова.

— Спасибо, — пробормотала Кэтрин, снимая свою роскошную накидку, и громко добавила: — Кто здесь хозяин? Мне нужны комнаты на ночь!

Волна смеха прокатилась по залу.

— Здесь нет никаких комнат, — раздался дерзкий ответ.

Оглядевшись, Кэтрин не нашла никого, кто бы мог оказаться обладателем приятного баритона.

— Это вы хозяин? — обратилась она к невидимому собеседнику.

— Здесь нет хозяина, бедный пьяница умер, как и многие другие.

— Но я хорошо заплачу тому, кто даст мне комнаты для ночлега, — смело произнесла девушка.

— О, милость Божья! Если вы так щедры, то стоит потратить время, чтобы отыскать их!

Толпа взорвалась издевательским хохотом. Оскорбленная, Кэтрин была готова броситься прочь, но, не желая показать свое смятение этим грубым и невоспитанным людям, она потребовала:

— Я хочу видеть того, с кем разговариваю! — Девушка обвела взглядом присутствующих. Правильная и красивая речь незнакомца позволяла ей надеяться, что в нем течет благородная кровь.

— Я здесь, миледи!

Кэтрин обернулась и в глубине комнаты увидела своего собеседника.

Он пристально смотрел на нее, на губах его играла ироничная усмешка. На незнакомце были грязный жилет и такие же грязные штаны. Рваные чулки едва прикрывали мускулистые ноги. Девушке ее круга не пристало восхищаться крестьянами, но Кэтрин не преминула отметить про себя его статность и привлекательность.

Недовольно нахмурив брови, она произнесла:

— Ваша наглость переходит все границы! Я уверена, что здесь должны быть комнаты для отдыха!

— Нет, — пробираясь через зал, ответил незнакомец. — Возможно, я наглец и невежа, но не лгун, и в этом могу поклясться! — Кэтрин встретила его гордый и непримиримый взгляд.

По одежде, развязной походке, спутанным волосам его можно было принять за простолюдина, однако утонченные и аристократичные черты лица говорили о натуре незаурядной, к тому же в нем угадывался сильный характер.

Незнакомец допил пиво и небрежно поставил кружку на ближайший стол.

— Сегодня, миледи, — продолжил он, — мы будем спать все вместе.

Кэтрин вздрогнула от удивления. Дерзкий ответ собеседника лишил ее дара речи.

— Нам всем не повезло, и мы будем рады, если вы останетесь на ночь с нами. Или со мной, — ухмыльнулся он. — Впрочем, можете продолжить свое путешествие. Выбор остается за вами.

Пока она лихорадочно соображала, что ответить, он протянул ей вновь наполненную кружку и предложил выпить. Задыхаясь от оскорбления, Кэтрин побледнела и оттолкнула его руку.

— Как вы смеете так разговаривать со мной? Вы… грубый и невоспитанный человек! — И, резко развернувшись, она направилась к стойке. Это было единственное свободное место. Отойдя от незнакомца подальше, девушка с негодованием добавила: — Лучше я замерзну, чем останусь ночевать с вами!

Голодная и измученная, она была растеряна, но старалась ничем этого не выдать.

— Я не разбойник, девушка. Не нужно злиться! Лучше объясните, как вы оказались одна ночью, да еще в такую погоду? — грустно улыбнулся он.

— Я не одна, а с сопровождающими. Они пошли привязывать лошадей. — Кэтрин не хотелось, чтобы этот человек узнал, насколько безнадежен ее эскорт. Она порадовалась, что отправила сэра Гарольда в конюшню.

— Здесь можно застрять на несколько дней, — заметил он, придвигая к ней чашу медового напитка. — Выпейте, я думаю, вам это понравится больше, чем пиво.

Дома она никогда не пила крепких напитков, хотя отец частенько предлагал ей. Но от кубка исходил такой душистый медовый аромат, что она не устояла и осторожно глотнула.

— Могу ли я узнать ваше имя, миледи? — поинтересовался незнакомец.

— Меня зовут Кэтрин. Я дочь лорда Гилберта, барона Шелби. — Она сделала еще один глоток и тут же почувствовала себя намного лучше. — Я направляюсь в замок лорда Блэкмора, где состоится моя помолвка.

Взглянув на нее с изумлением, незнакомец чуть не подавился пивом и громко захохотал. Успокоившись, он поднял бокал и тихо произнес:

— Бог проявляет свое милосердие, когда оно больше всего необходимо.

— Вы знаете моего отца? — Смех незнакомца озадачил девушку. «Если он служил у кого-нибудь из наших знакомых, — подумала она, — то с радостью поможет мне, раз уж сэр Гарольд не в состоянии». «А может быть, он знал Джорджа?» — мелькнула у Кэтрин надежда.

— М-м-м… — после долгого раздумья произнес он. — …Да, можно сказать, что я знаю вашего отца. Мы… близко знакомы.

— А может быть, вы знали и моего брата? — улыбнулась Кэтрин с надеждой.

— Да, но не так хорошо.

Кэтрин взглянула с недоверием:

— Что-то я не видела вас в услужении ни у одного из баронов. Как вас зовут?

Он поставил два стула, и они сели. Скрестив руки на груди, незнакомец ответил:

— Близкие друзья называют меня Волком.

— А не очень близкие? — улыбнулась она.

— Ягненком.

«Этот наглец умен», — подумала про себя Кэйт, поднимая бокал. Напиток уже возымел свое действие, и на душе потеплело. Разговор начал доставлять ей удовольствие.

— Но вы можете называть меня Гаем, миледи.

Неожиданно к ним подошел невысокий юноша и, учтиво поклонившись Кэтрин, обратился к незнакомцу:

— Милорд, ваша одежда высохла, но обувь еще сырая. — Хорошо, Джеффри, ты свободен, — резко прервал его Гай.

— Что-нибудь не так, милорд? — смутившись, спросил юноша.

— Нет, все в порядке. Ты свободен.

Странно посмотрев на них, Джеффри поклонился и ушел.

— Еще один бедолага, потерявший своего хозяина во время чумы. Бедный парень лишился рассудка и зовет меня милордом, — опередив вопрос Кэтрин, объяснил незнакомец. — Не смог воспользоваться своей свободой и вообразил, что я — его хозяин. Сколько людей потеряло рассудок в эти страшные времена!

Ужасная догадка мелькнула в голове Кэтрин.

— Вы были в услужении у знатной семьи, а после смерти хозяев присвоили дом и даже слуг, претендуя на знатность и благородство! — Она смотрела на него с отвращением, сердце глухо стучало в груди.

Брови незнакомца иронично изогнулись.

— Такая невинная девушка и уже так много знает о жизни?

Кэтрин подняла свою кружку и задумалась. Мрачные воспоминания поплыли перед ней: она видела страдания умирающего брата, застывший взгляд из его пустых глазниц, пока она копала могилу. Из ее груди чуть было не вырвался болезненный стон.

— Я знаю намного больше, чем могу рассказать кому-либо, — еле слышно произнесла Кэтрин. — И видела такое, что вовсе не следовало бы видеть восемнадцатилетней невинной девушке.

Она поднесла кружку к губам и сделала большой глоток.

С состраданием взглянув на юную леди, Гай предложил ей руку и подвел к столику. На его губах играла озорная улыбка.

— Я думаю, только очень бывалые женщины способны так долго голодать, не так ли? — лукаво сказал он, садясь на скамейку.

— Мне не пристало сидеть с вами за одним столом, это неприлично, — сказала Кэтрин упавшим голосом, видя, как служанка ставит на стол запеченную баранью ногу, гороховый пудинг, кладет два прибора.

— Ну тогда стойте там, миледи, — сказал незнакомец и отрезал сочный кусок мяса.

Кэтрин с ненавистью смотрела на этого дерзкого самоуверенного человека. Однако голод оказался сильнее, и девушка обреченно уселась за стол.

Внезапно дверь харчевни распахнулась и на пороге, запорошенный снегом, появился пьяный сэр Гарольд. В руках он держал пустой бурдюк. Покачиваясь, он направился к стойке пополнить иссякшие запасы вина. Кэтрин вознегодовала, но гнев быстро сменился опасением, что сэр Гарольд расскажет отцу о ее поведении.

— Ему не понравится, что я сижу с вами за одним столом, — прошептала она незнакомцу.

— Это и есть ваш сопровождающий? — Гай окинул ее недоверчивым взглядом. — Вашего отца надо бы заковать в колодки за то, что он послал такого человека заботиться о вашей безопасности!

К несчастью, это была правда. С самого начала отец не проявил должной заботы о ее защите в пути.

— Лошади пристроены, наша юная Кэйт! — подойдя к столу, отрапортовал сэр Гарольд заплетающимся языком.

— Сэр Гарольд! — возмутилась девушка, осмелев в присутствии нового защитника. — Я велела вам оставаться в конюшне до тех пор, пока вы не протрезвеете. А что касается лошадей, так они находятся в лучшем положении, чем мы. Здесь негде спать!

Сэр Гарольд осмотрелся вокруг и заметил спящих на полу людей. Зрелище было не из приятных. Неодобрительно глядя на Кэтрин, он заметил:

— Ваш отец будет недоволен, миледи, узнав, что вы проводите время среди крестьян и таких, как этот, — кивнул он в сторону незнакомца.

— Всегда можно уйти в конюшню, — заметил Гай, занятый едой. Он отломил кусочек хлеба и обмакнул его в соус. — Там вы можете забраться на сеновал и больше не беспокоиться о нарушении этикета.

— А это идея, — сэр Гарольд потер ладони, — я приготовлю для вас постель, леди. — И он направился к двери, прижимая к себе бурдюк с вином.

Кэтрин с тоской подумала об уютной теплой комнате, которая ждала ее в поместье, о мягкой чистой постели, в которой она могла бы уже отдыхать, если бы не буря. Но остановить разыгравшуюся стихию и уехать она не могла. «И раз уж приходится здесь оставаться, то почему бы не получить от этого хоть немного удовольствия. Поскольку сэр Гарольд считает возможным спать в конюшне, то и мне нечего сильно беспокоиться о приличиях», — размышляла Кэтрин. Она понемногу оживала и даже начала находить удовольствие в том, что столь необычные обстоятельства забросили ее сюда. Люди, очутившиеся здесь по воле судьбы, пребывали в какой-то эйфории и, казалось, потеряли чувство меры и времени. Они исступленно кружились в танце, музыканты же играли с таким вдохновением, как, казалось, они не играли никогда прежде. Атмосфера нереальности обволакивала девушку. Предчувствие подсказывало, что этой ночью произойдет нечто особенное. Тоска и одиночество, ее неизменные спутники со дня смерти Джорджа, отступили. Баранина никогда не казалась такой вкусной, как сегодня! А напиток таким изысканным! Он манил своим дурманящим ароматом. Почему прежде, недоумевала Кэтрин, она отказывалась от спиртного? Ей хотелось скинуть с себя оковы прошлого и молить Бога о жизни. Она была так счастлива, что осталась жива! «Прости меня, Джордж, за то, что я так радуюсь жизни!» — думала девушка.

— Как долго вы не ели, миледи? — откуда-то издалека донесся до нее вопрос незнакомца. Кэтрин вдруг поняла, что все это время не ела, а только вдыхала запахи еды.

— Со вчерашнего дня. Но мне кажется, что с тех пор прошел целый год! Когда умер мой брат, я потеряла аппетит и утратила желание жить. А сейчас, похоже, оно возвращается ко мне.

Желая отвлечь девушку от грустных мыслей, Гай стал рассказывать ей забавные истории из своей жизни. Озорные искорки, сверкавшие в его глазах, увлекали Кэтрин в мир беззаботности и блаженства.

— Однажды, дорогая леди, — начал незнакомец, и Кэтрин почувствовала его теплое дыхание у своего уха, — в замке лорда Ричмонда, моего хозяина, давали роскошный пир в честь короля Эдварда. Возвращаясь с охоты, он удостоил лорда своим посещением…

Она затаила дыхание. Бархатный голос волновал ее сердце и ласкал слух. Сейчас, когда он был так близко от нее, она видела то, чего не замечала раньше: густые ресницы обрамляли ярко-голубые глаза, светящиеся благородством, не свойственным людям низкого происхождения, небольшой шрам на скуле свидетельствовал о его участии в сражениях, делая лицо более мужественным. Манеры были мягкими и в высшей степени аристократичными.

— …и когда лорд Ричмонд уже отправился в свои покои, я ушел с пира и направился, как подобает, в комнату для прислуги. По пути я зашел справить нужду и увидел восседающего короля Эдварда, не нуждающегося в компании в столь деликатный момент, — закончил он с улыбкой свою рискованную историю.

Она позволила себе расхохотаться. От этого смеха потеплели суровые глаза Гая. Все грустные мысли остались позади. Радуясь, что настроение девушки улучшилось, он утих, и они молча доели все, что было на столе.

После еды окружающий мир, казалось, преобразился. Девушка улыбалась простоте и неприхотливости крестьян. С легкой завистью она глядела на счастливые лица девушек, обнимавшихся с любимыми мужчинами. Вокруг царили беззаботность и веселье. В душе зародилось какое-то новое и необычайно важное чувство. Это позже она будет неистово молиться! Пусть не в монастыре, а в доме мужа. Но это будет потом, потом. И хотя она никогда не разрешит себе любить другого мужчину, сейчас она завидовала свободе этих девиц, с легкостью бабочек порхающих по жизни. Забыв о предрассудках, она мечтала стать свободной! Ей не хотелось выходить замуж за человека, который был хуже дикого зверя. Но выбора не было…

— Почему вы печальны? — мягко спросил незнакомец.

Его наблюдательность приятно удивила Кэтрин, и губы ее тронула легкая улыбка, но глаза оставались грустными.

— Я думала о том, что никогда не стану такой беззаботной и счастливой, как эти девушки. Я выхожу замуж за человека, к которому не испытываю ни любви, ни уважения.

Незнакомец наклонился ближе и пристально посмотрел ей в лицо. Казалось, он читает ее мысли.

— Нет, Кэтрин, не судите слишком строго. Дайте ему шанс, и, быть может, вы полюбите его всем сердцем, — мягко сказал он. Волны энергии окутывали ее, затуманивая разум. Новое, неизведанное чувство обрушилось на Кэтрин, сметая все преграды и предрассудки, созданные правилами общественной морали.

— Я никогда не полюблю его.

— Почему, девочка? Твоя жизнь только начинается! Я вижу жажду любви в твоих глазах.

Она достала из сумочки четки и мечтательно улыбнулась.

— Я обещала своему брату молиться за его душу. А Бог не слышит молитв тех, кто живет только мирскими желаниями. Кроме того, человек, с которым я обручусь, не достоин уважения. Брат говорил, что он способен на подлое убийство.

Искра ярости зажглась в глазах незнакомца, и он сухо произнес:

— Не судите человека, ничего не зная ни о нем, ни о его жизни.

Кэтрин готова была согласиться с ним, но тон его был настолько резок, что она потеряла всякое желание продолжать беседу.

Молча вдыхала она мускусный запах его кожи, запах настоящего мужчины, который был властелином своей жизни. Взгляд ее скользнул по его губам. «Как обманчиво бывает первое впечатление!» — подумала девушка. Совсем недавно Кэтрин не верила ни единому его слову, а теперь с упоением внимала всему, что он говорил. И словно отвечая ее тайным желаниям, Гай с рыцарским благородством прижал ее к себе. Она увидела его лицо совсем близко от себя, и его шелковистые губы прикоснулись к ней с нежностью и благоговением.

Воспламененное незнакомыми мужскими ласками, сердце девушки затрепетало. Она раскрыла губы в ответном поцелуе и, закрыв глаза, унеслась в водоворот наслаждения.

Отступать было поздно, и только одна мысль тревожила разум: простит ли ее Бог за содеянное? И будто почувствовав это, Гай дотронулся пальцем до ее мягких губ и прошептал:

— Конечно же, Бог простит ваш маленький грех. Послушайте, миледи, пойдемте танцевать! В этой затерянной глухой деревне вряд ли кто-нибудь вспомнит о нас. А потом я отпущу вас к будущему мужу, которого вы можете никогда не любить.

Кэтрин взглянула на танцующих. Они действительно были слишком заняты собой или пьяны, чтобы в этот снежный вечер обращать внимание на ее невинный флирт с незнакомцем. Гай предложил ей руку, и они пробрались в центр зала, где влюбленные пары отплясывали джигу. Кэтрин никогда раньше не танцевала подобных танцев, но какое это имело значение. Мелодия была задорной и необузданной. Счастливая, она чувствовала себя птицей, вырвавшейся на волю! Незнакомец крепко прижимал ее к себе, обвивая рукой тонкую талию. Гладкие, как камень, мышцы играли под лохмотьями одежды, а могучие плечи блестели от пота. Кэтрин с удовольствием рассматривала его фигуру. Она любовалась им, как художница, удовлетворенная своим творением. Вибрирующие звуки лютни сладко тревожили душу. Он вел ее в танце легко и грациозно, поднимая вверх и кружа. Кэйт заливалась звонким счастливым смехом. Искрящиеся золотом локоны разлетались по спине. Складки роскошного голубого платья покачивались в такт изящно двигавшимся телам. Забыв обо всем на свете, она чувствовала себя легко и свободно.

Никогда еще она не испытывала такого волнения от близости мужчины. Можно ли было назвать это страстью? «Страсть, но не любовь», — думала Кэтрин, ведь она поклялась никого не любить. Она могла позволить мужчине обладать ее телом, но ни за что не отдала бы ему свое сердце. И все же она трепетала от его прикосновений. И словно призывая отбросить все сомнения, Гай еще крепче прижал ее к себе. Он улыбался, и в этой улыбке она читала все: и нежность, и теплоту, и недосказанную тайну. Каждый чувствовал, как в другом разгорается пламя, и сердца все сильнее бьются в едином ритме любви.

Музыка внезапно стихла, и их головокружительный танец закончился. Кэтрин застенчиво откинула волосы, убирая пряди, прилипшие к разгоряченной шее. Когда медленная мелодия поплыла над залом, все снова пришло в движение. Но девушка не шелохнулась, оставаясь безучастной к объятиям. Она вдруг испугалась, не накажет ли ее Господь смертной карой в наказание за необузданную радость?

И пока она стояла в нерешительности, Гай наклонился и поцеловал ее. Поцелуй был таким страстным и неожиданным, что у Кэтрин перехватило дыхание. Он прижимал ее к себе, заставляя почувствовать крепкое мужское тело, жаждущее любви. Ураган желания пронизывал их тела, призывая соединиться в вечном блаженстве.

— Боже правый! — Он резко отстранился от нее. — Я не хочу быть бесчестным по отношению к вам. Вы такая знатная леди, а я лишь простой крестьянин, не смеющий даже думать о том, чтобы лишить вас достоинства!

Кэтрин задыхалась. Он смеялся над ней! Она видела перед собой его издевательский взгляд и саркастическую усмешку. Казалось, он ведет какую-то игру, правила которой ей неизвестны.

— Возможно, дело не в благородстве, а в желании оскорбить меня? — Голос Кэтрин звенел от обиды, и краска стыда заливала лицо. Как глупо было связаться с человеком столь низкого происхождения! Она пренебрегла условностями! И все из-за своей страстности!

Лицо незнакомца помрачнело.

— Так вы предпочли бы, чтобы я овладел вами столь бесчестным образом?! — холодно спросил он.

Пораженная внезапной переменной, Кэтрин была вне себя от негодования. Нет, она не могла себе простить того, что позволила страсти вырваться из груди и так безрассудно мечтала отдаться этому человеку! Еще вчера это показалось бы невозможным!

— Какой стыд! — она резко развернулась и направилась к столу, проходя мимо лежащих прямо на полу любовников. Гай последовал за ней.

Скрывая за улыбкой уязвленную гордость, Кэтрин добавила:

— Я благодарна вам. Ваша дерзость напомнила мне о том, что собой представляют мужчины! Боясь брака с человеком, которого я могу только презирать, я всего лишь хотела хоть на минуту испытать чувства, которых у меня никогда не будет. Но я ошиблась. Танцы, вызывающие истому, предназначены для животных и таких, как вы, а не для леди. Я буду исступленно молить Бога простить мне ту ошибку, которую я допустила! — Девушка почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, и отвернулась.

Кэтрин мечтала о танцах, о свободе, о том, чтобы быть любимой со страстью, нежностью и благородством, как рассказывалось в сказках. Но она дала Джорджу обещание и должна сдержать его!

— Кэтрин, — он обнял ее за плечи.

— Прочь от меня! — ненависть сверкала в ее глазах. — Я и так зашла слишком далеко. Вы не достойны моего внимания и как мужчина мне совершенно безразличны. Где сэр Гарольд?

Она решительно шагнула к двери, но Гай схватил ее за руку и властно произнес:

— Идите сюда. — Он подтолкнул ее к нише. Факел, горевший над головой, отбрасывал тень на его благородное лицо. — Ради Бога, если бы вам было, как и мне, двадцать девять лет, вы бы поняли, о чем я сейчас думаю! Но вы слишком возбуждены для того, чтобы судить трезво. И никогда не сравнивайте меня с теми животными, которых вы называете мужчинами! — Лицо незнакомца исказилось страданием. Он бережно прижал ее к груди и уже более мягко добавил: — Если бы вы только знали, Кэтрин, как желанны мне! Может быть, у нас никогда не будет подобного шанса! Запомните меня таким, каким видите сегодня — без предрассудков, без титулов и формальностей…

— Без титулов?

Обдавая ее жарким дыханием, он прошептал:

— Ты возненавидишь меня, когда узнаешь правду. Но судьба сжалится надо мной!

В полумраке он отыскал ее нежные губы, и Кэтрин, ответив на поцелуй, погрузилась в бездну истомы и забвения. Но уже через мгновение она оттолкнула его и вырвалась из крепких объятий.

— Я поклялась… своему брату. И кроме того, я выхожу замуж за сэра Стефана.

— Сэр Стефан! — внезапно отдались эхом ее слова. Девушка повернула голову и увидела Джеффри, склонившегося в почтительном ожидании.

— Сэр Стефан, — повторил он, обращаясь к хозяину, — простите меня за неловкость, милорд, но я хочу просить разрешения отвести лошадей в конюшню. Буря только усиливается, и мы не сможем двигаться дальше. Я уверен, что дочь сэра Гилберта найдет где-нибудь удобное место.

С внезапным раздражением Гай взглянул на слугу и сухо заметил:

— Хорошо, Джеффри. Тебе не надо беспокоиться за дочь сэра Гилберта. Она в безопасности.

Джеффри с удивлением посмотрел на Кэтрин, поклонился и исчез.

Встретив яростный взгляд Кэтрин, Гай поспешно сказал:

— Я думаю, что должен немедленно сообщить вам, что я — Стефан Бартингэм.

Кэтрин чувствовала, как земля уходит из-под ног, разрушая доверие, только появившееся между ними. Она все поняла и в ужасе отшатнулась от него. Этот Гай и был ее женихом. А она предстала перед ним безнравственной и легкомысленной! Он же показал свое коварство и вероломность!

— Видишь ли, Кэтрин, — спокойно продолжал он, — все случилось слишком внезапно и неожиданно. Узнав, что к Стефану ты относишься с предубеждением, я не стал раскрывать себя. Мне захотелось, чтобы ты увидела меня таким, каков я на самом деле.

— Но… ты смеялся надо мной! Ты назвал себя Гаем. Ты прикидывался крестьянином и рассказывал небылицы! — она пыталась отыскать в его взгляде хоть что-нибудь, чему можно поверить.

— Все истории были правдивыми, за исключением некоторых деталей, — настаивал он, — а что касается одежды, так я ее взял на время, пока моя сушилась у огня. И мои друзья, в самом деле, называют меня Гаем.

Кэтрин громко рассмеялась:

— Нет, сэр Стефан, если мне не изменяет память, ваши друзья называют вас Волком.

Она повернулась и с достоинством направилась к выходу.

— Кэтрин, запомни эту ночь! — кричал он ей вслед. — Однажды ты вспомнишь, как хотела меня — нищего, в лохмотьях, простого крестьянина безо всяких манер и приличий!

Кэтрин набросила накидку. Ужаснувшись своей наивности, она распахнула дверь и исчезла за снежной завесой.

 

Глава 2

Они были в пути уже третий день. Продрогший до костей Стефан проклинал занесенные снегом дороги и непогоду. И в то же время он благодарил судьбу за возможность быть рядом с девушкой, чью гордость он ранил. На все попытки заговорить с ней Кэтрин отвечала ледяным молчанием, показывая всем видом, что не может простить двусмысленной ситуации, в которой оказалась из-за него. Чувствуя себя виноватым, Стефан все же надеялся, что время смягчит ее сердце и она простит ему легкомыслие.

Он не спеша ехал сзади, любуясь величавой осанкой и гордым профилем юной всадницы. В хрупкой, укутанной бархатом фигурке угадывалась не свойственная женщинам целеустремленность и внутренняя сила. Под тенью длинных ресниц в глубине зеленых, как у кошки, глаз скрываются острый ум, который был ее спасением и одновременно бедой. Общество вовсе не было в восторге от умных женщин.

Стефан, впрочем, думал иначе. Образованность и решительность, которые гармонично сочетались в Кэтрин с красотой и внутренним благородством, наполняли его сердце любовью. Он чувствовал, как их мысли перекликаются и, сливаясь, устремляются вдаль. Познав мир жестокости и несправедливости, он видел в ней единственную, кто может смягчить его окаменевшее сердце.

Девушка, казалось, не обращала на него никакого внимания. С болью в душе Стефан думал о том, как жестоко он оскорбил ее и разрушил доверие, внезапно возникшее между ними. Им предстояло жить в замке, где лишь искренняя любовь и взаимопонимание могли стать оружием против интриг и коварства старшего брата. Понимая мысли и чувства Кэтрин, Стефан не хотел бы спешить со свадьбой. Однако атмосфера лицемерия и вероломства, царившая в родовом поместье, вынуждала его сделать этот шаг сразу после прибытия в замок. Такова была судьба браков, основанных на семейных традициях.

Внезапный возглас Джеффри вывел Стефана из раздумий. Он взглянул в сторону Кэтрин. Она была слишком далеко, и Стефан не мог рассмотреть, что происходит на дороге. Пришпорив коня, он галопом помчался вперед. Четверо нищих окружили девушку. Цепляясь скрюченными пальцами за края роскошной накидки, они взывали к ее милосердию. Их обветренные лица были искажены горем. Спрыгнув с лошади, Кэтрин протягивала беднякам вынутый из седельной сумки сэра Гарольда хлеб. «О Боже! Они не отстанут, пока не заберут последний фартинг! Черт бы побрал эту своенравную девчонку! Ей следовало ехать за мной!» — в ярости думал Стефан, вонзая шпоры в бока жеребца. Он мчался во весь опор, чувствуя как ветер обжигает лицо.

— Пошли вон! — приказал он, подъехав к расшумевшимся беднякам. — Оставьте леди в покое.

Увидев его светлость, нищие с криком бросились врассыпную.

— Нет! — воскликнула Кэтрин и прижала буханку к груди, будто Стефан собирался отобрать ее. — Вы… бессердечный человек! Эти несчастные люди голодают!

Стефан спешился и подошел ближе. Недовольство сквозило во всем его облике.

— Вы ведете себя неразумно, Кэтрин. Девушке вашего положения не пристало разговаривать с бедняками. Если вы хотели что-нибудь дать этим людям, надо было приказать это сэру Гарольду.

— Они молили меня всего лишь о милосердии и о корке хлеба! — гневно ответила Кэтрин. — Я полагаю, что Христос, странствуя по Святой Земле, покинул бы нас, услышав ваши жестокие речи!

Едва подавив усмешку, Стефан отвернулся и притворно закашлял. Втайне он восхищался непокорностью девушки. Но, сделав мрачное и недовольное лицо, он повернулся и сурово взглянул на нее.

— Я зол не на бедняков, нуждающихся в милосердии, Кэтрин, а на вас. Вы совершаете необдуманные поступки и не заботитесь о последствиях. Эти люди могли оказаться грабителями или убийцами. Нельзя быть такой неосмотрительной!

Девушка пристально посмотрела на него, и торжествующе-надменная усмешка появилась на ее лице.

— Сэр Стефан, меня не страшат убийцы, — веско произнесла она, делая ударение на последнем слове. — К тому же не вы ли учили меня не судить о людях, ничего о них не зная? Единственное преступление этих людей — их бедность. И я обязана помочь им, если это в моих силах!

Собравшиеся неподалеку нищие крестьяне молча наблюдали за Стефаном. Немой упрек застыл в их голодных глазах.

Прежде чем ответить, Стефан задумался. Он взял себе это за правило, зная свой вспыльчивый нрав.

Тем временем Кэтрин разделила хлеб на равные части и раздала его беднякам. Искренне увлеченная благотворительностью, она облегчала страдания несчастных.

Стефан невольно любовался ею. Никогда раньше она не была столь прекрасна! Сердце его сжалось, и долгий глубокий вздох вырвался из груди. Какую же власть над его сердцем приобрела эта девушка! Впереди его, безусловно, ждали проблемы.

Дабы избавиться от соблазна, он прыгнул в седло и уже сверху наблюдал за действиями Кэтрин. «Возможно, она еще слишком молода, чтобы дорожить репутацией и уделять внимание обстоятельствам, — размышлял Стефан. — Она уверена, что выиграла этот поединок. Но надо одержать много побед, чтобы выиграть всю войну. Я не стану сражаться за любовь. Чувство само должно прийти к ней. Всему свое время. И если она умна, то, несомненно, оценит мои достоинства». Убедившись, что девушка благополучно села в седло, он плотнее запахнул накидку и не спеша тронулся в путь. Кэтрин следовала за ним. Джеффри замыкал их небольшой отряд.

Мысли молодого человека переключились на предстоящее безрадостное возвращение в замок. Какие еще подлые интриги задумывает его старший брат? После смерти отца, согласно закону о первородстве, все наследство семьи переходило к Марлоу. Год назад, когда Стефан отправлялся на войну, покидая Англию, в доме все текло своим чередом. Теперь же спокойствие было нарушено, и Стефана срочно вызывали в поместье.

Приближающийся стук копыт отвлек Стефана от размышлений. Он повернулся и увидел Кэтрин. Она подъехала к нему, устремив вдаль гордый непримиримый взгляд.

— Я не хочу выходить за вас замуж! — сказала она. Слова прозвучали с такой искренностью, что Стефан невольно взглянул на ее профиль. Дочь барона держалась с достоинством королевы. — И, если вас это утешит, могу добавить, что вообще не хочу замуж.

— Что ж, в таком случае я постараюсь не принимать это так близко к сердцу! — ответил Стефан, галантно поклонившись.

— Не смейтесь надо мной, милорд! Вы же знаете, что я собиралась в монастырь, чтобы провести всю жизнь в молитвах, посвятив себя одному Богу! Я должна была остаться целомудренной и чистой! Брак сделает это невозможным и навсегда разрушит мои надежды!

Стефан взглянул вперед. Над дорогой раскинуло пушистые ветви усыпанное снегом дерево. Он попытался увернуться, но задел его, и тотчас искрящиеся снежинки покрыли его плечи и голову белым плащом. Раздраженно отряхиваясь, Стефан сказал:

— Вам не о чем так беспокоиться, дорогая! Если хотите остаться целомудренной и чистой, я не стану вас беспокоить своими притязаниями. Никто не увидит нас по ночам, но я надеюсь, вы не будете слишком далеки от меня в такие холодные дни, как сегодня. Это будет брак по расчету. И хотя я жду вашей любви, но настаивать не посмею, так что, безусловно, мы достигнем некоторой взаимной договоренности. Даже король Эдвард и король Филипп заключили перемирие, когда в стране неистовствовала чума!

Пораженная благородным предложением Стефана, девушка все же вспыхнула от негодования.

— Значит, вы признаете, что это всего лишь брак по расчету, — она смотрела на него с отвращением, — а ваша обходительность и слова любви в грязной харчевне были притворством? Вы… негодяй!

Стефан медленно приблизился к Кэтрин. Усмехнувшись, он тихо ответил:

— Если я — негодяй, то вы скоро станете женой негодяя.

— К сожалению, у меня нет выбора! — парировала девушка.

— В этом мире, миледи, у женщин вообще нет выбора, — бесстрастно проговорил Стефан, наблюдая за парящим в небе ястребом. — Но однажды, я уверен, вы полюбите меня, Кэтрин. И это станет вашим выбором.

— Вы, однако, самонадеянный наглец! — Громкий смех девушки эхом откликнулся над дорогой, где заснеженные ветви деревьев скрывали всадников от посторонних глаз. — Откуда такая уверенность? Интересно, это обычное мужское бахвальство или гаданье цыганки, согревающей вас по ночам?

— Вера, — не задумываясь ответил Стефан. Он поймал устремленный на него пристальный взгляд девушки. В ее глазах, вобравших в себя все оттенки моря, он прочел глубокое понимание его истинных намерений. Вера. Разумом это было не объяснить. Только сердцем.

Следующие полмили они проехали в гнетущем молчании.

— Мой брат был настоящим рыцарем, — нарушила тишину Кэтрин. И в тот же миг солнечные лучи прорвались сквозь пелену облаков. Золотые блики, скользящие по рукоятке меча, отражались в непреклонных глазах предвестниками жестокого приговора. — Любовь для него была высшей жизненной ценностью. Такой мужчина не мог быть мошенником, лжецом или убийцей. Он мог бы убить другого только на поле брани. Защищая свою честь или честь того, кто слабее, он стал бы сражаться только в честном бою. Если мы не будем следовать законам рыцарства, то превратимся в язычников, бессмысленно прозябающих на земле.

Стефан вздрогнул. В глубине глаз разгорелся мрачный огонек. Губы изогнулись в кривой усмешке, словно его обвиняли в жестокости и взывали к раскаянию, находя в этом удовольствие.

— Вы слишком переоцениваете то, чему поклоняетесь, как Богу, и называете рыцарством, миледи.

Увидев, как сжали поводья кулачки Кэтрин, он пожалел, что напугал девушку, невольно подтверждая ее наихудшие опасения. Однако то, с чем им придется столкнуться в замке, могло быть намного страшнее. И Стефан хотел, чтобы Кэтрин была готова к тяжелой борьбе.

— Неужели моя будущая жена обвиняет меня в убийстве? Значит, вы думаете, что я мог лишить жизни невинного человека?

Немного подумав, Кэтрин холодно ответила:

— Джордж говорил, что вы жестоко убили кого-то. Я думаю, что вы просто не могли сдержаться в припадке ярости, столь свойственной вашему характеру.

Задыхаясь от нахлынувших воспоминаний, Стефан чувствовал, как открываются старые раны. Истекающие кровью, они обжигали его сердце. «О, Боже! Сколько же это будет преследовать меня?» — с горечью думал он. Ему хотелось ей все объяснить, но, казалось, легче было бы сгореть в аду.

— Вам придется поверить мне, поскольку другого выхода у вас нет. И как моя жена, я надеюсь, вы будете судить обо мне не по слухам, а по поступкам. Лорд Роби, которого мне пришлось убить, был бесчестным человеком. И только Бог — мне судья!

Они продолжали свой путь, и лишь храп лошадей нарушал тяжелое молчание.

— Я был младшим сыном в семье, — прервал тишину Стефан, — и мои родители никогда не принуждали меня к браку. А потому я всегда мечтал, чтобы моя семейная жизнь освещалась любовью. Я ждал встречи с женщиной, которую полюблю всем сердцем. Я был молод, и спешить было некуда. Видит Бог, меня не волновали ни земли, ни приданое невесты! Сейчас, когда отец тяжело болен, над замком сгущаются тучи. Поэтому он предложил мне безотлагательно вступить в брак. И хотя я вынужден подчиниться, я понимаю, что прочный союз может родиться только на основе полного доверия. Несмотря на все превратности судьбы, женщина, которая разделит со мной постель и могилу, должна верить мне, как никто другой. Мне нужна только такая. И она будет лучше той, что дала мне жизнь.

Кэтрин смотрела на Стефана. Ненависть и восхищение одновременно отражались на ее лице. «Эту девушку не так просто запугать, — думал он, очарованный совершенством спутницы. — Так пусть она станет единственной, кому я раскрою свою душу!»

— Вы смелая женщина, но, я рассчитываю, не настолько самонадеянная, чтобы совершать глупости. Поэтому одно ваше слово, и я сейчас же отвезу вас в поместье вашего отца… Я жду вашего решения, Кэтрин! — Сердце Стефана бешено колотилось в груди. Он боялся ответа и все же надеялся, что девушка не покинет его.

Кэтрин ответила загадочным взглядом, в глубине которого горел незнакомый теплый огонек. И Стефан ожил. Он почувствовал себя так же, как в юности, — окрыленным надеждами и мечтами. Благодарно улыбнувшись ей в ответ, он величественно откинул голову и пришпорил коня.

— Впереди замок Блэкмор! — крикнул Джеффри, вглядевшись в горизонт. — Наконец-то… — Приподнявшись в стременах, Стефан возбужденно созерцал грандиозную резиденцию лорда Блэкмора. Четыре массивные башни вырисовывались на фоне безоблачного неба. Голубая, красная, белая и зеленая — безмолвные свидетели его жизни: первого рыцарского поединка, увенчавшегося победой; первого яростного сражения бок о бок с отцом против посягнувших на их богатство завистников. Стефан вспоминал шахматные турниры, в которых он зачастую побеждал старшего брата, и свою первую женщину, страстно отдавшуюся ему в конюшне. Что бы ни случилось с ним в жизни, он всегда будет возвращаться сюда.

Это его родной дом, каждый уголок которого напоминает о юности. С замиранием сердца Стефан вглядывался в очертания замка. Теперь он знал, что преодолеет любые опасности, подстерегающие его там!

Они подъехали ближе и перед их взором раскинулся во всем своем великолепии величественный бастион. В отличие от более старых нормандских построек, в Блэкморе было воздвигнуто несколько сторожевых вышек, расположенных как во внутреннем, так и во внешнем дворах. Замок был построен таким образом, чтобы не подпустить врага ближе громадной стены, соединяющей четыре массивные башни.

Все детство Стефан провел во внутреннем дворе крепости. Не проходило и дня, чтобы он не заглянул в пивоварню. Уже в пять лет он был знаком с головокружительным действием крепкого напитка. И ради глотка эля был готов с утра до вечера расточать пивовару льстивые речи. В те дни, когда Стефану не доставалось ни капли, он дремал на сеновале в конюшне, где боевые кони и грациозные верховые лошади нетерпеливо перебирали копытами. По утрам, когда во дворе раздавался звон наковальни и молота, Стефан непременно забегал в оружейную мастерскую. Добрый кузнец разрешал мальчику самому выковать себе щит. Именно ему Стефан был обязан своей силой, постепенно растущей в результате большой физической нагрузки. Потом он забегал во фруктовый сад и до колик в животе наедался яблоками и грушами. Воспоминания детства и юности так живо предстали перед его глазами, словно все это было только вчера.

Оружейная мастерская, конюшня, Грейт Холл и внутренние палаты графа располагались за внешней стеной в разных местах, но все в пределах видимости. Они представляли собой хорошо продуманное оборонительное кольцо, способное продержаться самостоятельно в случае осады. Это было надежное убежище.

В естественном порыве Стефан стремился попасть в поместье как можно быстрее, и Кэтрин приходилось постоянно пришпоривать своего коня, чтобы не отстать. Но даже в бешеной скачке она заворожено смотрела на Блэкмор, пораженная его великолепием и мощью.

Видя ее искреннее восхищение, Стефан улыбнулся. И впервые за долгое путешествие девушка ответила ему ослепительной и многообещающей улыбкой. Он почувствовал, как внезапное желание возникло и охватило все его существо. Если бы они были уже в покоях Грейт Холла! Стефан представил, как отстегивает накидку и прикасается к лебединой шее, лаская нежную фарфоровую кожу. А потом прижимается к сердцевидным губкам, чтобы согреть их или, еще лучше, поглотить целиком!

О Пресвятая Дева! С такими мыслями нельзя было претендовать на благородство! Но желание, растущее в нем, так долго оставалось неутоленным, что доводило до боли. Он хотел с ее бешеной мужской страстью. Стефан видел маленький вздернутый нос, густые длинные ресницы и пленительную улыбку. Прядь золотистых волос, обрамляя лицо, выглядывала из-под капюшона, словно завершающий штрих непорочного образа. «Честное слово, — думал Стефан, отводя взгляд от прелестного лица, — или она сама вскоре придет ко мне, или я овладею ее телом, как взбесившийся бык! Такова власть женщины», — подвел он итог. Испытывая вину за чувственные желания, он схватил девушку за руку и заставил ее следовать за ним, пуская лошадь в галоп. Внезапный девичий смех ворвался в тишину подобно бою курантов в ночи. Грациозная фигурка своенравно подпрыгивала в воздухе в такт со стремительным бегом шоколадного жеребца. Упиваясь живописной картиной, Стефан радостно улыбался.

Всадники въехали в тенистые аллеи парка. Тяжелое предчувствие вытеснило радость из груди Стефана и передалось Кэтрин. Перед отъездом он получил послание дворецкого, сэра Рамси, в котором тот сообщал о смертельной болезни отца. Он слезно умолял молодого человека незамедлительно вернуться домой. Стефан почувствовал что-то неладное. Его опасения подтвердились после письма самого графа, призывающего сына к себе.

— Очень жаль, что ваш отец болен, — мягко сказала девушка, прерывая его грустные мысли. Она словно читала, о чем он думает.

— Мне тоже жаль. Но годы идут, неумолимо приближая всех нас к последнему дню. — Благоговение и страх смешались в его душе, подавив все другие чувства.

Последние лучи заходящего солнца окрашивали ясное небо в розовый цвет, придавая строгим очертаниям башен вид торжественного величия и несокрушимости.

Джеффри и сэр Гарольд отправились вперед сообщить о возвращении Стефана и его невесты. И когда молодые въехали на подъемный мост, у ворот замка их уже приветствовали придворные дамы и рыцари.

Дворецкий спешил им навстречу с распростертыми объятиями, в его глазах блестели слезы радости. С чувством прижав Стефана к груди, он сказал:

— Милорд! Как я рад, что вы приехали вовремя! — Его глубокие морщины разгладились, и выражение озабоченности исчезло с лица.

Сразу после радостной встречи Рамси приступил к своим обязанностям. Четкие и ясные указания, которые он давал конюхам и поварам, говорили о его многолетнем опыте. «Точен как всегда», — подумал Стефан. Он всегда мог рассчитывать на верного слугу своего отца.

Однако радость исчезла, когда он заметил Марлоу. Тот стоял в стороне от всех в дальнем конце моста. «Какие грязные мысли теснятся сейчас в его голове?» — думал Стефан. Он чувствовал, с какой неохотой брат покинул теплое помещение. Было очевидно, что Марлоу не сделает ни шагу, чтобы приветствовать младшего брата. Подняв факел, он внимательно рассматривал Кэтрин. Длинная меховая накидка спадала с могучих плеч. Чувственные губы и густые брови, сдвинутые самым непостижимым образом, выражали явное пренебрежение. Марлоу был красив, как всегда. Чуть позади стояла его злая и болезненная жена Констанция. Она глядела на Кэтрин подозрительно, словно видела в ней соперницу.

И хотя Стефан вовсе не рассчитывал на теплый прием со стороны брата, такого цинизма встретить все же не ожидал. Тяжелое предчувствие охватило его сердце. Он поудобнее устроился в седле, готовясь столкнуться с интригами, типичными для знатных и могущественных семей.

— Я никому не позволю обидеть вас, Кэтрин, — обратился он к девушке, взяв ее за руку.

Стефан был почти уверен, что после такого гостеприимства она отшатнется от него, но Кэтрин лишь мягко высвободила ладонь и спросила:

— Кто этот человек, похожий на ястреба, поджидающего добычу?

— Мой брат, лорд Марлоу, следующий граф Блэкмор. Я думаю, теперь вы понимаете, что беспокойство не было напрасным. Я не могу доверить этому человеку жизнь и здоровье отца.

— Он будет графом? — Кэтрин возмущенно тряхнула головой и крепко обхватила поводья. — Право, судьба не слишком справедлива и благоразумна в вопросах наследования.

Стефан в недоумении взглянул на девушку. Как быстро и точно она подметила сущность его старшего брата! Марлоу был жесток от рождения. Все, что бы он ни делал, было гнусным и подлым. Желание властвовать над всем и вся граничило в нем с безумием. Без малейшего почтения относился он к жене, жестоко избивал крестьян, животных, грубил женщинам. Он издевался над любым, кто был слабее его или не имел права защищаться.

Их путь пролегал мимо сторожевой будки в сторону конюшни. Марлоу шел впереди. Зеваки уже разбежались, а Констанция со своими слугами отправилась к себе. Передав лошадей в заботливые руки конюхов, Марлоу облокотился о стойло. Он не скрывал враждебности. Небрежно пожав руку брата, он сказал:

— Что ж, Стефан, я смотрю, даже буря не помешала тебе примчаться к смертному одру отца.

— Твоя радость от встречи со мной ошеломительна, Марлоу, — сухо ответил Стефан. Легко спрыгнув с коня, он направился к Кэтрин, все еще сидевшей в седле. Помогая ей спрыгнуть, он с нежностью обнял ее за талию. Девушка оказалась в его сильных руках так близко, что он чувствовал тепло ее тела. Сладкий аромат шелковистых волос, вымытых розовой водой, будоражил воображение. Едва сдерживая возбуждение, он опустил ее на землю. Тела их дразняще соприкоснулись. И хотя в глазах Кэтрин трепетало беспокойство, искра желания обожгла их обоих, согревая сладкой мучительной страстью. «Возможно, Блэкмор соединит нас навеки вопреки желаниям брата», — с надеждой думал Стефан, не отрывая взгляда от возлюбленной.

— Какая хорошенькая девушка! Я завидую тебе, братец, — грубо прервал Марлоу разговор их сердец. — Она намного лучше моей сварливой жены, которая не пускает меня в свою постель. — Его нескрываемый цинизм резал слух.

— Ты играешь словами, Марлоу, — холодно сказал Стефан, уводя Кэтрин подальше от старшего брата. — Если бы ты уделял своей жене хотя бы половину того времени, что тратишь на других женщин, возможно, она забеременела бы уже через несколько лун.

— Ты ублюдок, — прорычал Марлоу, собираясь ударить Стефана кулаком, но радостный возглас, внезапно раздавшийся у входа в конюшню, остановил его. Полная немолодая женщина появилась на пороге. И Стефан увидел свою кормилицу. Слезы радости катились по ее румяным щекам. Неудивительно, что Стефан любил Европу больше матери. Все годы, проведенные им в поместье, кормилица была рядом с ним. Она протянула к Стефану пухлые руки, готовясь задушить его в своих объятиях.

— Уж коли ты здесь, Гай, — всхлипнула женщина, — значит Всевышний услышал мои мольбы! Если б ты знал, как мы ждали тебя! И твою невесту! — Европа с восторгом уставилась на Кэтрин. — Я никогда не видела более прелестного создания! Замечательная жена будет у тебя, Гай! Само совершенство!

Оглохший от бурных излияний кормилицы, Стефан с удовольствием наблюдал, как теперь уже Кэтрин, упираясь лицом в необъятную грудь, барахталась в ее крепких, по-матерински добрых объятиях. Освободившись, девушка в недоумении тряхнула головой.

Стефан был счастлив, усталость и тревога оставили его.

— Это моя кормилица Европа. Я без колебаний доверил бы ей свою жизнь! — сказал он, обращаясь к Кэтрин. — Она меня воспитывала и всегда любила. Я думаю, скоро вы познакомитесь ближе.

Презрительно фыркая, Марлоу с отвращением наблюдал за разыгравшейся сценой.

— Ты вечно тратил время на слуг и шлюх! — сказал он, собираясь уходить, и, высокомерно нахмурив брови, добавил: — Завтра я жду вас к ужину. Только после того ты сможешь увидеть отца. Мы пойдем к нему вместе. А пока не беспокой его. Он очень устал.

Когда дверь за ним захлопнулась, Европа сердито затрясла головой.

— Как только вы уехали, сэр Гай, он тут же начал устанавливать свои порядки. Вы должны немедленно повидаться с отцом, граф все время спрашивает о вас, а Марлоу от этого бесится.

Стефан кивнул и обратился к Кэтрин:

— Вот вы и познакомились с моим братцем? Что скажете?

— Это было неприятное знакомство, — прошептала девушка, застигнутая врасплох столь откровенным вопросом. Словно оправдываясь, она добавила: — Я не умею лгать.

— Не бойтесь, я не дам вас в обиду! — торжественно заверил Стефан. — Европа проводит вас в комнату и принесет вам еду. А завтра мы встретимся за ужином в Грейт Холле, где вы увидите остальных членов семьи.

Кэтрин неуверенно взглянула на Европу, а затем в темноту, поджидавшую их за дверями. Даже под вуалью волосы ее отливали мягким золотым сиянием, подобным ореолу факела.

— Значит, мы увидимся только завтра? — смущенно обратилась она к Стефану.

— Да, миледи! — Он чувствовал, что Кэтрин боится одиночества, и с радостью остался бы с ней. Но это было преждевременным. Если он коснется ее, она может испугаться, и он потеряет ее навсегда. Впереди у нее была ночь, полная тревог и сомнений. — Идите спать, Кэтрин, — резко сказал он. — Завтра вы будете чувствовать себя намного лучше.

Европа взяла девушку за руку, и они направились к выходу. Уже у самой двери Кэтрин остановилась и, откинув со лба золотистую прядь, повернулась к Стефану.

— Милорд! А как вы узнали, что мне плохо? — Нотки любопытства, смешанные с застенчивостью, слышались в ее вопросе.

— Интуиция подсказывает мне, что происходит в вашем сердце. А интуиция — это сестра веры!

В глазах девушки вспыхнули надежда и понимание, однако было видно, что она растеряна и напугана. Чем именно, Стефан не мог сказать точно, но заметил, как сдвинулись ее брови и краска отхлынула от лица. Нащупав в сумочке четки, девушка немного успокоилась и последовала за кормилицей. «Бог мой, как она прекрасна! Ее благородная душа стремится ввысь, но запертая, как птичка, томится в золотой клетке и не улетает, — вздохнул он, глядя на исчезающую во мраке фигурку. — Слава всем святым, что притворное благородство и льстивые речи Марлоу не обманули ее, как многих других!» И Стефан вспомнил мать, которая боготворила брата, не замечая его черной души; баронов, восхваляющих его справедливость и честолюбие. Даже отец, хоть и не испытывал к Марлоу теплых чувств, никогда с ним не ссорился.

Не переставая думать об отце, Стефан отдал последние распоряжения конюхам и через аллею направился в покои графа. Отряхнувшись от снега, он распахнул тяжелые двери Грейт Холла и окунулся в долгожданное тепло родного дома. Как только он вдохнул знакомый запах тростника, раскиданного по полу, и аромат свежевыпеченного хлеба, сердце согрели томительные воспоминания юности.

Он шел к покоям отца по огромной гостиной. Она была торжественно уставлена столами. Около спальни дежурил слуга. Глубоко поклонившись, он отошел в сторону. Затаив дыхание, Стефан толкнул дверь. В спальне пахло ладаном, словно в часовне. Около постели больного священник тихо пел псалмы. В дальнем углу комнаты хлопотали две пожилые сиделки. На стуле мирно спал старый лекарь, просыпаясь время от времени от собственного храпа. Верный Рамси нетерпеливо ходил по комнате. Увидев Стефана, он радостно улыбнулся.

— Как я рад, что вы пришли сюда, Гай! — прошептал верный слуга, быстро подойдя к Стефану и обнимая его. — Я был уверен, что встречу вас здесь и мы сможем поговорить без свидетелей.

Кивком приказав присутствующим покинуть покои, Стефан бесшумно приблизился к кровати. Рамси молча следовал за ним.

— Как здоровье графа Джеймса? — Стефан говорил тихо, чтобы не побеспокоить отца.

— Я не могу судить, Стефан. Это известно только Богу. Но судя по тому, как он мучается, дни его сочтены. — Нотки беспомощности слышались в словах Рамси. — Ему так часто пускали кровь, что, кажется, не оставили ни капли.

— Значит, надо готовиться к худшему. — Грудь обожгло такой мучительной болью, что Стефан невольно приложил руку к сердцу. Эта боль была подобна той, что испытывал отец во время приступов. — Как это печально! Возможно, я слишком долго отсутствовал. Я думал, что граф не захочет меня видеть здесь, особенно после убийства лорда Роби. Теперь не могу себе простить, что так долго не мог решиться. Жизнь так коротка, Рамси. — Стефан напряженно вглядывался в бледное лицо графа, его изможденное тело, поредевшие русые волосы. Внезапно повернувшись к дворецкому, он спросил: — Что происходит в доме? Я чувствую, что болезнь отца — не единственное, что вас волнует.

Рамси горько усмехнулся.

— Все этот дьявол Марлоу! Да простит меня Бог за столь оскорбительные для семьи графа слова, но это правда! Он потворствует двум самым сильным и гнусным смотрителям замка. Я слышал, он дает им какие-то секретные поручения и вынашивает подлые замыслы. Эти двое сеют недовольство среди рыцарей, присягнувших на верность вашему отцу. Ходят слухи, что они хотят создать свою армию. К чему это приведет, и подумать страшно. Потом вдруг появился ваш дядя Роберт.

— Мой дядя! Роберт вернулся? — недоверчиво переспросил Стефан.

— Месяц назад. Его приезд только ухудшил здоровье графа. Самое большее, что я мог сделать, это послать за вами…

Безумная ярость поднималась в Стефане откуда-то из глубины глаз и пульсирующей болью отдавалась в висках. Как Роберт мог оказаться здесь после стольких лет вражды? Младшего брата отца изгнали из дома много лет назад. Что послужило тому причиной, Стефан не знал. Говорить об этом в семье было не принято. Он так ясно помнил осеннее утро, когда Роберт покидал замок. Не мог он забыть и как отец сидел у камина, страдание искажало черты его лица, но проводить брата он так и не вышел. Стефан вспоминал, как мать, стоя на крепостной стене, провожала Роберта последним мучительным взглядом. И потом, уже поздно вечером, горько рыдала в своей спальне. Тогда лорд Роби сказал, что… Тут Стефан прервал цепочку воспоминаний, не желая в сотый раз видеть свои руки, обагренные кровью лорда Роби. Все это было в прошлом… Пусть там и остается.

— Держу пари, Роберт и Марлоу что-то затевают, — сказал Рамси.

Стефан покачал головой:

— Какой смысл? Все это и так скоро перейдет в руки Марлоу. Ему не надо интриговать, чтобы получить, то, что принадлежит ему по закону. И он не должен ничем делиться с дядей Робертом. Нет, что-то произошло. И отец знает. Что бы там ни было, уверен, именно это сокращает его жизнь.

Рамси положил руку на плечо Стефану:

— Я всецело предан сэру Джеймсу, и вы всегда можете рассчитывать на меня. Я сделаю все, что в моих силах.

— Вы выглядите усталым. Я останусь с графом. — Глаза Стефана сузились. — И проследите, чтобы Марлоу держался подальше от Кэтрин!

— С удовольствием, — печально улыбнулся Рамси.

Когда дверь закрылась, Стефан обратил свой взор на спящего отца. Он был укрыт мягкими горностаевыми шкурами. Встав на колени возле кровати, он бережно поднял худую руку больного. И хотя Джеймсу уже исполнилось пятьдесят, выглядел он молодо. Стефан всегда думал, что отец будет жить вечно. Теперь же он видел перед собой желтые впалые щеки и еле заметную пульсацию сонной артерии. Он обвинял себя в проступках, которыми причинял боль отцу, и без того страдавшему от сердечных приступов. Граф умирал не от старости. Его подвело слабое сердце. Стефана охватила еще незнакомая ему боль утраты.

Время тянулось медленно. Глядя на теплое пламя факела, он слышал редкие выкрики рыцарей, чей-то приглушенный смех и песню менестреля, доносившуюся со двора. Все окутывало Стефана теплом и умиротворенностью. На мгновение он забыл о своем горе.

Внезапно веки отца дрогнули. С усилием разомкнув их, он озадаченно посмотрел на сына, словно не узнавая, и лишь потом облегченно вздохнул.

— Я знал… ты вернешься вовремя, сынок. Ты… всегда был неутомимым. — Его сухие губы с трудом раздвинулись в признательной улыбке. — Твоя мать никогда тебя не понимала, а я… я всегда знал того, кто очернил тебя. — Его голос был слаб, как отдаленный шум ветра.

Стефан вздрогнул. Сколько раз он хотел объяснить отцу обстоятельства смерти лорда Роби! Но легче было отсечь себе руку, чем причинить ему страдания горькой правдой.

— Ты встретил дочь Гилберта, сынок?

— Да, отец. Она необыкновенно красива! И кроме того, хорошо воспитана, умна и смела! Она станет прекрасной женой. — Стефан вспомнил ее фарфоровое личико и опечаленный взгляд, когда они говорили о графе. И от этих воспоминаний сердце учащенно забилось.

— Твоя мать тоже была красавицей, — произнес отец, дотрагиваясь до руки Стефана, — я был так слеп… если бы ты только знал… Выслушай меня, сынок! Я был несправедлив к тебе. Я считал тебя трусливым убийцей, не способным признаться в содеянном. Я был уверен, что ты пошел по ложному пути, опозорив мою честь и разрушив все, что я создавал долгие годы. И тогда я проклял тебя, хотя ты был больше всего дорог моему сердцу!

Голос графа слабел, на висках и над верхней губой заблестели капельки пота.

— Я был неправ. И признаюсь тебе в этом теперь, когда знаю истину. Я хочу, чтобы ты немедленно объявил о помолвке и женился. Кэтрин должна родить ребенка как можно скорее. Мы очистим твое имя от позора. И сообщим королю…

Внезапно холодное дуновение ветра погасило пламя факела, и длинная черная тень накрыла лицо графа. Стефан напрягся подобно гончей, учуявшей лисицу. Обернувшись, он увидел Марлоу. Тот закрыл дверь и прислонился к стене. Лицо его было скрыто тенью. Чувствуя лисицу так близко, Стефан готов был разорвать ее на части.

Покосившись в сторону старшего сына, граф сжал руку Стефана и придвинулся поближе.

— Мы все обсудим позже, — прошептал он, — когда будем одни. Собери надежных людей. Завтра мы должны послать депешу королю. И она непременно должна до него дойти.

Умирающий еще раз взглянул в сторону Марлоу, смежил веки и погрузился в беспокойный сон.

— Скоро все выйдет наружу, Марлоу, — лаконично произнес Стефан, оставаясь у постели отца. Его холодные глаза пристально смотрели на брата. — Что здесь происходит? Что заставляет кровь идти против крови?

Марлоу подошел к кровати и сел с другой стороны. На его лице, белом, как лист пергамента, были видны лишь быстрые движения губ и ввалившиеся черные пятна глаз. Он смотрел на отца.

— Да, все и в самом деле выплывет наружу, если только он не умрет раньше.

Стефан содрогнулся. От этих страшных циничных слов кровь застыла у него в жилах. Он сам ужаснулся догадке, пронзившей его мозг.

Неужели смерть отца, на которую рассчитывает Марлоу, и правда вызвана вовсе не болезнью? Или Стефан просто сходит с ума от подозрительности? Он не представлял себе, что Марлоу сможет покуситься на жизнь собственного отца. Да и зачем? В этом случае он больше потеряет, чем приобретет? Дождавшись, пока болезнь сведет графа в могилу, он станет полноправным хозяином поместья, ничем при этом не рискуя.

Сердце Стефана бешено колотилось. В голове возник жуткий образ. Он видел Смерть. Кровь отца стекала с ее костлявых пальцев.

— Отец умрет не раньше, чем пробьет его час. — Он подошел к двери и распахнул ее перед Марлоу. — А если он умрет сегодня ночью, я буду знать, что он умер не своей смертью. Будь осторожен, брат.

Марлоу поднялся и прошествовал мимо Стефана. Уже из гостиной послышался его ироничный смех:

— Ты забываешь, Стефан, что это о тебе все говорят как об убийце! Я же буду всего лишь шакал.

— Я позабочусь, Марлоу, чтобы отца хорошо охраняли.

— Можешь даже спать с ним в его кровати. Мне нечего бояться. И нечего прятаться.

— Увидим.

Когда Марлоу удалился, Стефан закрыл дверь и вернулся к постели больного. Леденящая пустота разрасталась внутри. Он стоял на коленях и чувствовал, как леденящий холод сковывает его сердце. Он потерял брата. Не сейчас. Давно, но рана слишком глубока… И никаких слез! Марлоу не достоин сожаления…

 

Глава 3

Миледи, вставайте! Сэр Гай хочет вас видеть! — проговорила Европа за дверью. Кэтрин уснула перед самым рассветом. Было холодное раннее утро, и она дрожала даже под теплыми меховыми одеялами. Ей не хотелось расставаться со сладкими сновидениями, которые унесли ее в монастырь, к Богу и молитвам.

— Сэр Гай хочет встретиться с вами до того, как займется делами! — продолжала кормилица. — Вам надо поторопиться!

Кэтрин потянулась и застонала, чувствуя во всем теле усталость и боль. Долгая поездка верхом давала о себе знать. Сны быстро развеялись, возвращая девушку к суровой действительности. Она находилась в Блэкморе с мало знакомым ей человеком, который в сравнении с другими членами семьи казался едва ли не ангелом.

Вытащив из-под подушки четки, она помолилась за душу Джорджа и позвала Европу. Как бы ей ни хотелось оставаться в постели, но пришло время вставать.

Старая женщина, завернувшись от холода в плед, торопливо вошла в комнату. Как ни странно, Кэтрин очень обрадовалась ее появлению. Сладко зевнув, она потерла заспанные глаза и спросила:

— Всегда ли сэр Гай поднимает девушек так рано?

— Не сердитесь, миледи! — ответила Европа со смехом. — Наверное, что-то важное, раз он решился разбудить вас! Позвольте, я вас одену.

Кэтрин нехотя вытащила ноги из-под одеяла.

— Я осмелюсь сказать, что он заслуживает увидеть меня в таком виде, раз уж заставил проснуться в столь ранний час.

Европа громко рассмеялась, и ее большие, как дыни, груди заколыхались под льняным платьем.

— Неплохое начало, юная леди, коли вы сразу собираетесь показывать ему характер, — сказала Европа, отбивая в умывальнике лед костяшками пальцев.

Кэтрин быстро умылась и переоделась. Холодное льняное платье окутало гибкую фигурку с плеч до щиколоток. Девушка поежилась. Наконец ткань согрелась, и Кэтрин расправила плечи. Теперь можно было застегивать пуговицы. Она протянула руки Европе. Хотя у старой женщины суставы распухли от ревматизма, она справилась с этим намного быстрее, чем Агнес, служанка в отцовском доме. Закончив, Европа вздохнула с облегчением: пуговиц на рукавах было по два ряда от локтей до запястий. Она смотрела на девушку добрым спокойным взглядом. И Кэтрин почувствовала, как угасшие искры любви и надежды снова вспыхивают в ее сердце. Улыбнувшись, она сказала:

— Не оставляй меня одну, Европа! Признаюсь, меня пугает этот мрачный замок. А ты — единственная, кто с добротой относится ко мне.

Женщина притянула Кэтрин к себе и поцеловала ее в лоб.

— Не волнуйся, детка. Все будет хорошо. Сэр Гай позаботится об этом. А сейчас пора собираться!

С этими словами она накинула ей на плечи роскошную бархатную накидку, которая ниспадала мягкими свободными складками. Густые золотистые волосы были уложены на затылке в тяжелый шелковый узел. И лишь несколько непослушных тонких прядей вились у висков, обрамляя овальное девичье лицо. Тонкая лента аметистового цвета изящно удерживала прозрачную вуаль, накинутую поверх золота волос. Она обхватывала лоб девушки, словно уздечка, и, казалось, хотела сдержать ее упрямые порывы. Наконец туалет был закончен. Кэтрин надела кожаные туфли, хотя в шерстяных чулках ножки смотрелись изящней. Но пол был слишком холодным, чтобы ходить без обуви.

— Какая красота! — восторженно воскликнула Европа, любуясь девушкой и своей работой. Высоко подняв свечу, старая женщина повела Кэтрин вниз через темную гостиную. Они направлялись к комнате, примыкающей к покоям графа. У резной дубовой двери Европа остановилась, пропуская девушку вперед. Кэтрин быстро обняла ее и бесшумно вошла в помещение.

У огня, не сразу заметив ее присутствие, погруженный в раздумье, стоял человек, которого она так боялась. Его рыцарское одеяние было торжественно украшено фамильным гербом Блэкморов. Но несмотря на одежду, сменившую платье простолюдина, его все еще можно было принять за привлекательного крестьянина, с которым она встретилась в харчевне. Взъерошенные и растрепанные волосы как нельзя лучше отражали состояние его смятенной души. Прежде ироничный взгляд исчез, уступив место глубокой печали. Черты лица обострились, отчего шрам на щеке стал еще заметнее. Гнетущее настроение Стефана передалось Кэтрин. Она смотрела на него с болью и сочувствием. Теперь ей был понятен мрачный юмор его речей перед возвращением в Блэкмор. Противоречивость натуры Стефана рождала желание узнать его лучше. Кэтрин захотелось разделить с ним его тревогу.

Она неуверенно шагнула к нему и кашлянула. Стефан обернулся. Радость вспыхнула в его глазах.

— Кэтрин! — воскликнул он и приблизился к ней. Под красно-черной накидкой блестела кольчуга. Сотни маленьких металлических колец отливали серебром, отражая золотое свечение огня. Восхищенная красотой доспехов и изяществом, с которым он их носил, девушка заулыбалась. Однако причины, вынуждающие Стефана облачиться в кольчугу в родном доме, вызывали тревогу.

— Вы собираетесь на войну, милорд? — спросила Кэтрин. — Вы и шлем наденете?

Стефан иронично усмехнулся:

— На самом деле, я надел это не для защиты, а для демонстрации силы и мощи нашей семьи, миледи. Я должен проехать сегодня по деревне в броне и с пиками. Крепостные и бюргеры рассчитывают на поддержку сыновей графа Блэкмора. Такое шествие напомнит им о том, что они находятся под нашим покровительством и всегда могут рассчитывать на защиту от нападения других лордов. — Глаза Стефана внезапно сузились, и на скулах напряженно замерли желваки. — Кроме того, никогда не знаешь, на чей кинжал можно напороться в темных углах замка Блэкмор.

«Суровость, с какой он говорил, очевидно, была вызвана какими-то событиями минувшей ночи», — думала Кэтрин.

— На мгновенье я приняла вас за очаровательного крестьянина из харчевни. — Девушка стремилась отвлечь его от угрюмых мыслей приятными воспоминаниями о ночи, проведенной вместе во время снежной бури. Помолчав немного, она добавила: — Вы очень суровы сегодня, милорд. Вы плохо спали?

— Я вовсе не спал. Извините, что так рано побеспокоил вас, леди, но эта комната намного теплее вашей. Я поддерживал здесь огонь всю ночь. Рядом находится комната отца, и я охранял его сон. Сейчас там Рамси.

Кэтрин кивнула. Ее глаза устремились к фруктам, лежавшим на столе возле огня. Она вспомнила, что еще ничего не ела. Перехватив ее взгляд, Стефан придвинул к столу стул с кожаным сиденьем, и девушка с удовольствием взяла кусок хлеба. Немного помолчав, Стефан подошел к ней и, обхватив ладонями резную спинку стула, произнес:

— Я предупредил вас о многом, но, боюсь, недостаточно подготовил к тем опасностям, что поджидают нас в замке на каждом шагу.

Его теплое дыхание ласкало шею, заставляя девушку трепетать от неожиданного удовольствия.

— Опасности? — с усилием вымолвила Кэтрин. — Не понимаю. Что вы хотите рассказать мне?

Не услышав ответа, девушка обеспокоенно повернулась к Стефану.

— Что случилось, милорд?

Стефан стал напротив огня, откидывая огромную тень на хрупкую женскую фигуру.

— Да, — мрачно сказал он, — похоже, пришло время рассказать вам больше, чем хотелось бы.

Он резко взял ее за подбородок и пытливо заглянул в испуганные глаза. Сердце Кэтрин трепетало, как крылья мотылька, который слишком близко подлетел к огню. «Нет, вчера он не был таким агрессивным», — подумалось ей. Его пальцы, словно раскаленное железо, обжигали ее нежные щеки. Только что вспыхнувшие в сердце чувства угасали. Ей не нужны были ласки, приносящие столько боли. «Он хочет, чтобы я забыла клятву, данную Джорджу», — напомнила себе Кэтрин с тревогой.

— Пойдемте, миледи! — Стефан схватил брошенный на ближайший стул плащ, подбитый мехом рыжей лисы, и накинул его на плечи девушке. — Позвольте, я покажу вам Блэкмор сверху. Там, я уверен, нас никто не подслушает.

Стефан вел Кэтрин по лабиринтам темных коридоров к южной башне замка. Винтовая лестница, со всех сторон закованная в холодный серый камень, вела на крепостную стену. Когда глаза привыкли к темноте, Стефан ускорил темп, преодолевая подъем через две ступеньки. Девушка не поспевала за ним, и ему приходилось ждать ее на каждой площадке. Поднявшись на самый верх, Стефан распахнул дверь. Каменный пояс, толщиной в восемь футов, окружал замок со всех сторон, в четырех его углах устремлялись в небо стройные башни. В каждой из башен была своя винтовая лестница, позволявшая охране наблюдать за приближением друзей или недругов с любой стороны. Плотнее завернувшись в плащ Стефана, девушка шагнула в морозный воздух.

Занимался рассвет. Пурпурные и золотистые лучи веером рассыпались по небу, окрашивая его в бледно-розовые и голубые тона. Прямо под ними, из конюшен, слышалось ржание еще не накормленных лошадей. А из голубятни доносилось нежное воркование. В дальнем конце двора кузнец ковал подковы, и звон его молота разлетался по всему двору. Мельник, согнувшись под тяжестью, тащил на кухню мешок зерна. Глядя сверху на маленькие фигурки, Кэтрин сама себе казалась всевидящей и вездесущей. Это ощущение власти возбуждало ее. Она вспомнила, что такое же чувство испытывала еще ребенком, когда подсматривала за братом и его друзьями с высокой яблони. Скрытая кроной дерева, она слушала не предназначенные для девичьих ушек слова и понимала, что проникла в запретный мужской мир, посвященный в основном радостям плоти. Подобно Богу, она все знала о личной жизни каждого из них, однако, в отличие от Бога, никак не могла повлиять на их поведение. И, к большому ее сожалению, не могла присоединиться к ним.

Стефан закрыл дверь. Напротив, в конце аллеи, на расстоянии нескольких тысяч футов от них, на крепостной стене стоял охранник. Распознав в молодом человеке Стефана, он поклонился и тут же, отвернувшись, углубился в изучение горизонта.

Прижав к себе руку девушки, Стефан спокойно повел ее вдоль стены. Он рассказывал о сражениях, о своем участии в них, и нотки гордости слышались в его словах.

— Именно отсюда я научился поражать врага в самое сердце, — говорил он и указывал на зубчатый край крепостной стены, защищающий рыцарей от стрел во время осады. Свистящий ветер приглушал слова Стефана. — Я уже почти научился попадать в цель значительно чаще, когда внезапно снизу взлетела пылающая стрела. Она пронеслась над крепостным валом и воткнулась мне в шею, оставив там шрам на всю жизнь. Кроме того, волосы вспыхнули, и я целый месяц ходил лысым. В то время мне было не больше десяти лет.

— Так ваша голова была объята пламенем? — спросила Кэтрин. Она шла впереди и, пораженная рассказом, остановилась, заглядывая ему в глаза.

— Да, — весело рассмеялся Стефан, — моя жизнь была полна опасностей и душевных переживаний. Я совершенно облысел!

«Почему он становится таким обаятельным, когда этого меньше всего ожидаешь?» — подумала девушка.

— Значит, судьба благосклонна к вам, милорд! Теперь у вас прекрасные длинные волосы! — она приблизилась к Стефану и дотронулась до них кончиками пальцев. Нет, не только его безупречная красота придавала ей смелость. Порывистый сильный ветер, властелин воздушной стихии, выхватил прядь из рук Кэтрин. И она с нежностью коснулась виска Стефана теплыми руками, пытаясь вернуть ее назад. Он в блаженстве прикрыл глаза, стон вырвался из его груди.

— Да, в самом деле — большая удача, что у меня отросла такая лохматая грива! — промурлыкал он.

Кэтрин была вне себя от радости, что доставила ему удовольствие, и, отведя руку, улыбнулась. Приоткрыв глаза, Стефан недовольно пробурчал:

— Не останавливайтесь, леди! Или вы все еще боитесь меня? Я уверен, уже не так сильно, как раньше.

Девушка загадочно улыбнулась:

— После знакомства с вашим братом уже и не знаю, кого стоит опасаться больше. Но в вас я тоже еще не уверена, Стефан!

Он окинул взглядом пространство, простирающееся до горизонта.

— Все эти земли будут принадлежать следующему графу Блэкмора… Моему брату Марлоу, — сказал он и со свойственной ему самоуверенностью властно приблизил ее к себе. Когда они были настолько близки друг к другу, что их одежды соприкоснулись, Кэтрин почувствовала, как под кольчугой тревожно вздымается мужская грудь. Она прикоснулась к металлическим кольцам дрожащими руками, но тут же отдернула их, такой холодной и грубой показалась ей сталь.

— Кэтрин, я хочу, чтобы вы знали, что моему брату нельзя верить. Любите вы меня или ненавидите, но мы должны объединиться. Когда Марлоу вступит во владение, нам понадобится вся наша сила. Не дайте ему обмануть себя сказками о моем прошлом.

— Вряд ли он сможет рассказать больше, чем я уже знаю, — сказала девушка, вырвавшись из крепких объятий. — Могу ли я забыть, что вы убили человека в порыве ярости — не в поединке, не в благородном сражении? Мне трудно смириться с этим и действовать заодно с человеком, которому я не могу доверять. Даже, если он представляет собой меньшее из двух зол!

Стефан сверкнул глазами, словно ему в руку воткнули кинжал.

— Вы уже наслушались историй, в которых нет правды!

— Как мне узнать правду, если вы сами не говорите о ней! Почему вы убили лорда Роби?

— Я не смогу объяснить причину, не опозорив чести других людей! Это был честный поединок! Больше мне вам нечего сказать.

— Я верю всем сердцем, сэр Стефан, что если вы невиновны, то никакие слова не повредят вам.

— Если вы верите поступкам, а не словам, то я смогу доказать свою невиновность.

— Джордж говорил…

Стефан шагнул к ней, не давая закончить:

— Джордж не был знаком со мной, поэтому считал, что знает правду.

Он стоял так близко, что его широкая грудь служила девушке укрытием от порывистого ветра. Даже не глядя на него, каждой частичкой своего тела она ощущала, насколько он выше и сильнее, насколько увереннее идет по жизни. Она знала, что его обветренные щеки пылают жарче ее, когда их губы сливаются в долгом трепетном поцелуе. Страстно желая этого тепла, Кэтрин оттолкнула его. Слезы вины застилали ей глаза.

— О, мой лорд! — чей-то слабый голос послышался из дальнего конца аллеи внизу.

Кэтрин смахнула соленые слезы и вгляделась в сумрак. Там стоял маленький, как казалось с высоты, человечек. На его руке величественно восседал сокол.

— Это Джаспер, сокольничий! — Стефан поприветствовал его рукой. — Похоже, сокол готов к охоте. Он хочет похвастаться им!

Тем временем из ближайшей башни, запыхавшийся от бега, примчался паж. В руках он держал перчатку и сумку с приманкой. Низко поклонившись Стефану, он слегка отдышался и сказал:

— Я бежал как можно скорее, милорд. Джаспер просил передать, что сокол готов к охоте. Надо надеть перчатку, милорд, и свистнуть.

Стефан погладил пажа по белокурым волосам:

— Ты думаешь, мальчик, я — новичок в этом деле?

Юноша покраснел от смущения:

— Нет, милорд, я только повторил, что сказал Джаспер. Извините меня, ваша светлость!

Стефан рассмеялся, и добрые лучики озарили его благородные черты.

— Бегай по горам, малыш! И в один прекрасный день станешь отличным сокольничим! — с этими словами он взял перчатку и сумку.

Кэтрин улыбнулась. Такое доброе отношение к ребенку приятно удивило ее. Окинув взглядом бескрайнее голубое пространство, она с нетерпением ожидала волнующего зрелища.

— Во время чумы, когда в Шелби умер сокольничий, мы потеряли всех соколов. Хотя с тех пор, как мы их приобрели, прошло несколько лет. Так что я вам завидую.

Стефан надел перчатку и вынул из сумки сырое мясо.

— Джаспер поднимает сегодня в воздух сокола, которого отец собирался подарить королю. Это самая большая птица, какую я когда-либо видел. Размах его крыльев составляет четыре фута, как у гуся. Будьте осторожны, если надумаете пойти к клеткам. Эти птицы опасны.

— Хорошо, — ответила Кэтрин, поудобнее устраиваясь рядом с ним.

Джаспер взмахнул рукой, показывая готовность. Стефан поднял приманку повыше и пронзительно свистнул. Одно мгновенье, пока звук не достиг птицы, она сидела неподвижно. Затем, величественно взмахнув огромными крыльями, сокол подпрыгнул на руке Джаспера и взмыл в небо. Он поднимался со скоростью стрелы, пущенной из большого лука.

«Птица свободна», — подумала Кэтрин. Ее сердце забилось от радости и тревоги. Щурясь от бившего в лицо ветра, она следила за каждым движением сокола, представляя себя на его месте. И уже ощущала, как свободно парит в воздухе, соревнуясь с ветром. Сокол летел величественно и грациозно, выпустив в ожидании добычи длинные когти. Каждый взмах огромных крыльев стремительно приближал его к цели. Это был охотник, готовый поразить свою жертву насмерть.

За считанные секунды он преодолел расстояние и, пролетев над ними, издал резкий гортанный крик, словно раздумывал, какое решение принять: улететь на волю или схватить приманку, как того хочет хозяин.

«Улетай!» — шептала Кэтрин, горечь и восторг смешались в ее душе. И на какой-то миг девушке показалось, что он выбрал свободу! Всегда существовал небольшой риск, когда молодого сокола впервые поднимали в небо. Но этот не улетел. Сделав широкий круг, он набрал высоту и стремительно обрушился вниз и вонзил когти в приманку. Стефан молниеносно схватил птицу. Рука его содрогалась от каждого удара клюва, вонзающегося в сырое мясо.

Ошеломленная этой картиной, Кэтрин отступила.

— Потрясающе! — выдохнула девушка и взглянула на Стефана. Она увидела перед собой мужчину, который, забыв о птице, взирал на нее с нескрываемым восторгом и желанием.

— О Боже! Как вы прекрасны! — сказал он, будто внезапно обнаружил великолепный бриллиант. — Вы ошибаетесь, если думаете, что я этого не замечаю.

Даже сокол прервал на секунду свою кровавую трапезу. Склонив голову набок, он смотрел на Кэтрин, словно только что увидел и оценил ее красоту. Девушка в смущении отвела взгляд. Отмахнувшись от них, она отошла к стене. Ей хотелось остаться одной.

— Стефан, пожалуйста, больше ничего не говори. Я хочу пойти в свою комнату.

В ответ он неожиданно быстро приблизился и обнял ее за талию свободной рукой.

— Я хочу тебя, Кэтрин! — его брови сдвинулись у переносицы. — Не из-за свадьбы, не ради желаний отца — я хочу тебя как мужчина. Я держал себя в руках сколько мог, но это не может длиться вечно.

Девушка противилась его объятиям, хотя сердце жаждало любви. Страсть обжигала и мучила ее гибкое тело. Она изо всех сил старалась остаться непорочной и чистой, чтобы суметь исполнить клятву, данную Джорджу. Но чувства ее и Стефана были очевидны, желанны и… неминуемы. Истина обрушилась на нее, как гром среди ясного неба. Кэтрин хотела спрятаться. Позже она сможет сделать вид, что никаких чувств нет. Она с трудом освободилась из его объятий. Чего он ждет от нее? Торжественного объяснения в любви? Этого она сделать не может.

— Вы слишком многого хотите! — прошептала она, пытаясь унять дрожь.

Стефан обреченно вздохнул. Отвернувшись, он принялся разглядывать птицу.

— Возможно. — Его баритон, обычно богатый оттенками, звучал тускло и монотонно. — Я не хотел испугать вас. Нам следует поговорить о деле, из-за которого я привел вас сюда.

— Конечно. — Девушка неуверенно улыбнулась. — Это единственная причина, по которой я здесь. Возможно, вы собирались говорить о свадьбе? — вопрос прозвучал намеренно резко. За этой холодностью она стремилась скрыть свои чувства. Беззащитная и уязвимая, она была подобна потерявшемуся гусенку. И чем больше сбивалась с пути, тем громче становился крик.

Не обращая внимания на колкость, Стефан сказал:

— Мой отец тяжело болен и скоро умрет. Марлоу вынашивает какие-то коварные планы, в которых я пока не разобрался. Так что будьте терпеливы со мной. И ни в коем случае не верьте моему брату. Я предпринял для вашей безопасности все, что мог. И еще хочу, чтобы вы знали, что в качестве приданого ваш отец дал мне чисто символический клочок земли.

— Я не знала этого, — Кэтрин внезапно смутилась.

— О Боже! Мне не нужны ваши земли, леди! Я думал, вы поняли, что я отличаюсь от других мужчин. Ваш отец дал согласие на наш брак, за что мы обещали защищать его владения. Я заговорил об этом, поскольку вам необходима гарантия. Я отдаю вам Даунинг-Кросс, небольшое поместье, управляемое арендаторами. Если со мной что-то случится, оно останется вам.

— Что может случиться с вами?

— Надеюсь, ничего. В любом случае нам надо быть начеку. — Лицо Стефана вновь омрачилось.

Внезапно дверь башни распахнулась, и к Стефану стремительно подошел Джеффри.

— Милорд, вас внизу ожидает сэр Рамси.

— Провожу Кэтрин и тотчас приду, — ответил Стефан.

Девушка вышивала в своей комнате. После утренней встречи со Стефаном она была немного взволнована и мысленно возвращалась к подробностям их свидания. Внезапно в тишину ворвался протяжный волчий вой. Кэтрин вздрогнула и, отдав рукоделие Европе, подошла к окну. Ей хотелось увидеть своего товарища по несчастью — волка, страдающего от тоски и одиночества. Но лишь белые поля снега да небольшая деревушка предстали перед ней.

— Не стоит беспокоиться, — весело сказала Европа, не отрывая взгляда от рукоделия, — это волк ищет свою пару, волчицу.

— В Шелби мы редко видели волков, — задумчиво заметила Кэтрин, расчищая ладонью окошечко на замерзшем стекле. — Но я всегда их боялась. Они такие ужасные! Странно, что этот волк так громко воет средь бела дня.

Девушка грустно пожала плечами. В этом доме она чувствовала себя одиноко. Стефан занимался своими делами. И только Европа развлекла ее, устроив прогулку по территории замка. Она показала ей все, начиная с кухни и кончая голубятней. Кэтрин полюбовалась великолепными соколами, осмотрела огромные помещения для работающих в замке людей, раздельные для мужчин и женщин. Существовала своя иерархическая лестница, в соответствии с которой целые семейства проживали недалеко от центральной аллеи. Все они верой и правдой служили графской семье. Но сейчас здесь было не так многолюдно, как, по-видимому, до эпидемии чумы.

К вечеру вся семья должна была собраться за ужином, а поскольку этот час был уже близок, Кэтрин нервно поглядывала в окно. Она надеялась увидеть подъезжающего верхом Стефана.

Солнце садилось, и последние золотые лучи холодными бликами отражались на снегу.

— Волки соединяются на всю жизнь, подобно людям. — Хриплый и в то же время добрый голос Европы вывел девушку из задумчивости. — Они очень верны друг другу. И если один из них погибает, то другой умирает от тоски.

— Не может быть! — недоверчиво воскликнула Кэтрин, когда смысл сказанного дошел до нее. — Вы слишком романтичны, Европа! Что могут знать звери о верности?

— Это правда, моя девочка. Мне рассказывали охотники. Животные живут инстинктами.

Инстинкт. Вера. Теперь Кэтрин поняла, откуда у Стефана эти благородные понятия. А может, он просто хотел произвести на нее впечатление? Нет. Там, на крепостной стене, она видела его чарующие глаза, глубокие, словно озера студеной голубой воды. В них светились мудрость и ум, решительность и воля. Даже сейчас она испытывала волнение, вспоминая силу, исходящую от этого человека. Без всяких слов и доказательств она чувствовала мощную волю и благородство. Чувствовала инстинктивно. Но доверие, вера — это совсем другое дело. Кэтрин вспомнила шрам на щеке Стефана. Он сказал, что это след войны… Нет, ей никак не удавалось забыть про убийство лорда Роби. Возможно, Стефан не лучше своего коварного брата. Совсем сбитая с толку, девушка повернулась к окну. Там, на ближайшем поле, виден был серый одинокий волк.

Он стоял и, казалось, в недоумении озирался вокруг. Затем, вытянув шею, задрал морду вверх и начал свою тоскливую погребальную песнь. Замолчав, словно ожидая ответа, волк постоял еще немного и большими прыжками помчался прочь.

— Бедное животное, должно быть, потерялось. — Голос Кэтрин дрожал от нахлынувших переживаний. — А может быть, погибла его волчица. И теперь он страдает из-за своей верности.

— Любовь не всегда заканчивается так плохо, миледи, — ответила Европа.

— Я тоже так думаю, — сухо сказала девушка, отходя от окна. Она не могла позволить себе сочувствовать каждому несчастному существу, увлекаясь романтикой вечной любви. Несколько дней назад под пьянящим воздействием меда она думала иначе. Но теперь ее жизнь должна быть посвящена большему, нежели мыслям о любовной игре. Боль вины перед Джорджем жгла ей сердце. Она дала клятву брату и должна ее сдержать. Даже если Стефан, на правах мужа, овладеет ее телом, она все равно не отдаст ему свое сердце! Никогда!

— О Всевышний! Прости нам наши прегрешения! — бормотала Кэтрин, молясь о душе брата.

Солнце медленно покидало небосклон. Его алые лучи догорали на горизонте последними вспышками. Европа зажгла свечи. Закончив молитву, Кэтрин села к огню и вновь взялась за рукоделие. Последние слова кормилицы не шли из головы, вызывая беспокойство.

— Европа, давайте не будем предаваться мечтам, говоря о вечной любви и верности. Вы не хуже меня знаете, что любой здравомыслящий человек, потерявший свою половину, будет искать нового спутника для семейной жизни. Многие поступают так, чтобы выжить, а зачастую просто из жадности. Мое замужество — вынужденный шаг. И я никогда бы его не сделала, если бы не желание отца укрепить свое положение. — Кэтрин презрительно тряхнула головой.

Европа оторвалась от рукоделия и улыбнулась, блики огня мягко играли на ее морщинистом лице.

— Именно поэтому вы сегодня раз двадцать выглядывали в окно? Потому что ко всем равнодушны и любовь вас ничуть не интересует?

Правда, прозвучавшая в словах старой женщины, заставила девушку смутиться и покраснеть.

— Неужели мои чувства так очевидны? — вздохнула она. — Я поклялась брату, что посвящу свою жизнь молитвам. Но, побыв здесь всего один день, я уже жду Стефана, потому что нуждаюсь в поддержке, которую может дать только он. И в то же время боюсь, что он станет моей последней надеждой. Мой брат рассказывал, что Стефан — убийца. А я всегда доверяла ему. Когда мы со Стефаном встретились впервые, я боялась за свою безопасность, но теперь уже не знаю. Он не похож на убийцу. Иной раз за его грубыми манерами скрывается нежность, не свойственная мужчинам. — Кэтрин огорченно прикрыла ладонями лицо.

Европа тихо рассмеялась и похлопала девушку по колену.

— Так-так. Скоро все станет на свои места. Гай очень добрый человек, но, к сожалению, сейчас такие тяжелые времена. Он всегда будет твоим защитником. А что касается тебя, то когда вы поженитесь, будь ему всегда верна. Вас везде подстерегает предательство.

— Как же быть, если я мечусь между двух огней? — в отчаянии спросила девушка, глядя на Европу с надеждой.

— Когда ты выйдешь замуж, то должна быть верна своему мужу, — сказала мудрая женщина.

— Если бы это было так просто! — Кэтрин взволновано мерила шагами холодный каменный пол.

Ласково обняв девушку за плечи, Европа остановила ее и твердо сказала:

— Я знаю Гая с колыбели, Кэтрин. Я кормила его своей грудью. Поверь мне, он не убийца. Ох! Время и коварство его брата принесли Стефану тяжкие испытания. Но, честное слово, когда все кончится, только он один сможет честно глядеть людям в глаза.

И Кэтрин, успокоенная такой искренней любовью и преданностью, поверила старой женщине. Все-таки Стефан оставался для нее загадкой. Девушка была вынуждена признаться, что он очень понравился ей в харчевне, и нравился до тех пор, пока обман не раскрылся.

Кто-то тихонько постучал в дверь. Звук был настолько неуловимым, что казалось, будто по полу прошмыгнула мышь.

— Войдите! — прогрохотала Европа.

Дверь отворилась, и на пороге появилась Констанция, жена Марлоу. Высокомерие, исходившее от нее, абсолютно не соответствовало тому униженному положению, которое она занимала в доме благодаря мужу. «Она считает, что я посягнула на ее права», — подумала Кэтрин.

Когда Констанция заметила кормилицу, ее глаза расширились от удивления.

— Я не ожидала увидеть вас здесь, Европа, — недовольно сказала она. — Вы, несомненно, соблюдаете интересы Стефана, но я желаю, чтобы вы покинули нас.

Чопорная дама вплыла в комнату и остановилась, с интересом поглядывая на рукоделие, оставленное обеими женщинами на стульях. Придирчиво рассматривая шитье, она произнесла:

— Я пришла поинтересоваться, не хочет ли Кэтрин помочь мне закончить вышивание гобелена? Тем более что скоро она станет членом нашей семьи. И ее дети однажды оценят нашу работу, рассказывающую об истории их предков. — Констанция взглянула на девушку, словно сокол, готовый схватить приманку. — Что вы на это скажете?

Желая всей душой освободиться от этой женщины, девушка в растерянности кашлянула и беспомощно посмотрела на Европу. Молчание становилось бестактным, и Кэтрин ничего не оставалось, как согласиться.

Тусклые глаза Констанции зажглись такой искренней радостью, что Кэтрин не пожалела о принятом решении.

— Пойдемте! — сказала девушка, улыбнувшись. Она подошла к уходящей Европе и крепко обняла ее за плечи, словно пытаясь набраться сил и уверенности от старой женщины. Кэтрин чувствовала, что они ей понадобятся.

Она шла за Констанцией через гостиную к маленькой отдаленной комнате, всю обстановку которой составляли кровать, стулья и большого размера гобелен. Несколько факелов, расставленных вокруг вышитого золотом и бронзой полотна, освещали один из эпизодов давно минувшей войны. Девушка, словно завороженная, смотрела на грандиозное полотнище. Она восхищалась умением женщин рода Бартингэмов, которые десятилетиями трудились над этим шедевром. На одном из фрагментов был изображен истекающий кровью рыцарь. Кэтрин осторожно провела рукой по полотну.

— Очень впечатляет! — сказала она и тихо спросила: — Кто этот поверженный воин?

Констанция оторвала взгляд от иглы, которая быстро бегала по гобелену в ее умелой руке, и мрачно ответила:

— Это сэр Хью, родной брат прадеда графа Блэкмора. Как рассказывает история, он героически погиб, защищая замок. — Она вновь занялась работой. Неожиданно недобрая усмешка исказила ее лицо. — Но молва утверждает другое. Сэр Хью был младшим сыном в семье, но хотел, чтобы замок достался ему. И тогда старший брат нанес ему мечом смертельную рану.

Удивляясь глупости мужчин и их бессмысленным распрям, Кэтрин тряхнула головой и произнесла:

— Сколько крови льется из-за земли, которая, по сути говоря, никогда никому не может принадлежать! Все мы, смертные, проходим свой путь на земле Божьей, заимствуя и возделывая его пастбища. После смерти все уходит от нас, возвращаясь к Богу. Это все не наше, и мы не можем требовать ничего. Почему мужчины не понимают, что их войны за чужое добро — просто глупы.

— Ты так думаешь? — Глаза Констанции зажглись холодным огнем.

Очарованная полотном, Кэтрин не могла оторвать рук от вышивки. И, разговаривая с Констанцией, она с нежностью и благоговением делала осторожные стежки.

— Чума принесла нам страшное опустошение, но на то была воля Божья. А войны — это другое дело, их начинают мужчины, — девушка со вздохом облокотилась о спинку стула. — Когда я была маленькой, я мечтала стать графом. Теперь я понимаю, насколько это было глупо. Во всяком случае никому не придет в голову убить меня из-за земли, которой у меня нет.

Женщины молча продолжали работу. Вскоре руки Кэтрин замерзли, и пальцы уже не могли так быстро справляться с работой. Сбавив темп, она время от времени поглядывала в сторону женщины, которая вскоре должна будет стать ее родственницей. В молодости Констанция, видимо, была очень привлекательна. У нее были правильные черты лица. Но ее красота давно увяла, оставив холодные карие глаза и плотно сжатый рот с опущенными вниз уголками. Все, что осталось в ней, напоминало лишь призрак женщины, за исключением вспышек ярости или горечи, — чего именно Кэтрин разобрать не могла.

Внезапно Констанция вскинула глаза на Кэтрин, отвечая ей таким же пристальным взглядом.

— Ты очень красива. — Нотки горечи звучали в ее голосе. — Я никогда не была красавицей, зато мои земли только увеличили владения Блэкмора после нашей свадьбы.

— Я думаю, что если женщина принесла в семью земли, то она имеет право некоторым образом участвовать в их дележе, — сказала Кэтрин. — Как вы считаете?

Руки Констанции на мгновение замерли, и она подозрительно посмотрела на девушку.

— Такие мысли, Кэтрин, до добра не доведут. — Тон ее был зловещим. — Марлоу придет в ярость, если услышит что-нибудь подобное.

— Черт его побери, твоего Марлоу! — вспыхнула девушка. — Ты ему не рабыня! Ты должна жить своим умом! Не может же Марлоу читать твои мысли, Констанция. А если бы и смог, что с того?

Констанция закрыла руками уши, словно мятежные речи девушки могли отравить ее побежденный дух.

— Ты глупая маленькая дрянь, — прошипела она. — Скажи еще хоть слово, и я укорочу твой язык. Ты думаешь, что мужчины будут потакать твоим прихотям? Даже Стефан не такой дурак, чтобы позволить тебе устанавливать тут свои порядки. Посмотришь!

— Разве ты не можешь остаться верной самой себе? И не попытаешься вспомнить о своем достоинстве, если кто-то подскажет, как этого можно добиться?

— Я верна лишь тому, с кем считаются, глупая девчонка!

Кэтрин с удивлением смотрела на озлобленную женщину, которая, видимо, доверяла не тому человеку. Сама она не сомневалась, что навсегда останется верна самой себе, а Стефану только в том случае, если он заслужит ее доверие.

Констанция в негодовании вздернула подбородок:

— Скоро Марлоу станет лордом этого замка. Рядом с ним я всегда буду отстаивать наши права. И не дай Бог, кто-то захочет встать на моем пути!

Поняв двусмысленность сказанного, Кэтрин пришла в ярость. «Как она смела подумать, что я собираюсь занять ее место рядом с Марлоу?»

— Достоинство. — В голосе Констанции слышалась явная насмешка. — Что ты знаешь о достоинстве? Тебя без особых раздумий выдворили из отцовского дома и отдали в жены убийце только за то, что он носит имя графа! Твоя жизнь станет не лучше моей, и скоро, когда цвет облетит, шипы увядшей любви исколют твои руки так же, как и мои.

Слова были так оскорбительны, что кровь обожгла холодные щеки Кэтрин. Она и сама с болью сознавала, что ее брак нельзя было назвать достойным, но чтобы кто-то посмел сказать, что с нею будут плохо обращаться, это уже было слишком! Ослепленная яростью, девушка резко встала и направилась к двери.

— Я укололась! — раздраженно вскрикнула Констанция. — Смотри, что я из-за тебя сделала! Теперь я не смогу вышивать несколько дней!

Кэтрин остановилась и, взглянув на женщину, увидела окровавленный палец.

— Ты сильно поранилась? — девушка поспешно обошла гобелен и участливо дотронулась до Констанции. — Могу ли я чем-нибудь помочь?

Констанция с отвращением тряхнула головой.

— Уходи! И не смей прикасаться ко мне! У тебя вообще нет никакого права находиться здесь!

Кэтрин казалось, что ее ударили по щеке. Она задыхалась от гнева.

— Я ничего не сделаю, чтобы навредить тебе, — сказала она, стараясь оставаться спокойной. — Если хочешь, я уйду.

По мере того как девушка осознавала, насколько ее пребывание здесь нежеланно, она все глубже погружалась в безразличие и меланхолию. «В самом деле, у меня в этом замке будет долгая одинокая жизнь, — думала она с горечью. — Однако нельзя показать Констанции, что мне больно». Сдерживая желание покинуть комнату, Кэтрин села на стул.

— Ты не представляешь, во что превратится твоя жизнь, когда выйдешь замуж за Стефана, — зло пробурчала Констанция, обматывая платком пораненный палец. — Я не смогла выносить ребенка!.. Что ты можешь знать об этом? — горько продолжала она. — Ничего!

— Мне очень жаль, что так получилось.

— Хотелось бы мне в это поверить! — иронично усмехнулась Констанция.

— Так почему же ты не веришь? — недоверчиво спросила Кэтрин.

— Если я не рожу мальчика, то эти земли унаследуют твои дети!

Девушка в замешательстве опустила голову. Выйдя замуж за Стефана, она окажется причиной семейной вражды.

Констанция откинула прядь волос, упавших на висок. Полоски соболиного меха на плечах заиграли серыми искрами.

— На протяжении нескольких лет изо дня в день я переживала, что мое чрево бесплодно. Каждый месяц моя утроба сжималась от горя, рыдая кровавыми потоками и пятная меня меткой бездетности. А когда Бог сжалился надо мной, озарив искрой надежды, я не смогла выносить ребенка более четырех месяцев. Я могу сосчитать свои выкидыши, как бусинки на четках. — Нотки горечи исчезли, и речь Констанции стала тихой и монотонной. — Но теперь я снова ношу ребенка под сердцем. Четыре тяжелых месяца прошли, и я цепляюсь за надежду, что этот родится живым.

Она погладила свой живот, и Кэтрин впервые заметила признаки беременности.

— Ничего не должно случиться на этот раз! Если я вскоре не рожу сына, Марлоу покончит со мной.

— Ты, конечно, не имеешь в виду… — слова застряли у девушки в горле. Развод невозможен. Где-то вдали послышался крик сокола. Но если то, что говорил Стефан о старшем брате, — правда, то Марлоу найдет другой способ избавиться от бесплодной жены.

Констанция отдала иглу служанке, поднялась и разгладила мятый атлас платья. Она посмотрела на девушку уже безо всякой злобы и прошептала:

— Я уверена, что до тех пор, пока я не рожу сына, ты не будешь заводить детей. Но если ты родишь мальчика, Кэтрин, то шансов выжить у него… слишком мало. Многие умирают сегодня от самых беспощадных болезней. И никто не знает, не начнется ли снова чума!

С этими словами Констанция и покинула комнату. Ошеломленная Кэтрин осталась одна в зловещей тишине.

 

Глава 4

Когда Кэтрин спустилась к ужину, вся семья Стефана уже собралась в столовой Грейт Холла. Просторный зал, который мог вместить более ста человек, освещался мерцанием факелов, закрепленных на столбах.

Длинный стол, за которым расположились Бартингэмы, торжественно возвышался на помосте в глубине зала. Для рыцарей предназначались столы, расставленные вдоль стен, а для гостей — рядом с помостом, что позволяло хозяйке замка со своего возвышения следить за порядком во время пиршеств и праздничных приемов.

Графиня величественно восседала в центре стола. Казалось, отсутствие больного графа нисколько не беспокоило ее. Пажи помогали лордам и дамам, наполняя их бокалы элем и медом лучших сортов. Гончие терпеливо лежали под столами в ожидании костей, брошенных хозяйской рукой. Мрачное настроение собравшихся ощущалось в каждом их слове и движении. Казалось, шутки и смех, столь обычные для застолья, навсегда умерли в этих стенах.

Кэтрин нерешительно стояла у входа, крепко сжимая руку старой кормилицы. Европа рассказывала что-то о присутствующих в зале, но девушка ее не слышала. Все ее мысли были о Стефане. До самого последнего момента она ожидала его возвращения в своей комнате и теперь, оскорбленная его отсутствием, была вынуждена спуститься к ужину одна.

В глубине души Кэтрин было страшно, но она боролась с нахлынувшим смятением. Врожденное чувство собственного достоинства и сила духа не раз спасали девушку и в более трагических обстоятельствах, нежели обычное замешательство. Она выпустила руку кормилицы и, гордо вскинув голову, шагнула в зал. За величавой походкой и уверенной улыбкой скрывалась внутренняя дрожь.

Шествуя по залу, Кэтрин ловила на себе восхищенные взгляды гостей. Это придавало ей уверенности. Возле помоста она остановилась. С достоинством присев в реверансе, девушка обратилась к графине:

— Осмелюсь представиться вам, леди Розалинда. Меня зовут Кэтрин, я дочь лорда Гилберта.

Окинув девушку долгим проницательным взглядом, графиня промолвила:

— Значит, это вы, моя дорогая. Проходите, проходите. И не нужно быть такой официальной со своей будущей свекровью.

Кэтрин присела в реверансе и с благоговением взглянула на графиню. Эта женщина была необыкновенно красива. Даже морщинки, веером расходящиеся из уголков прекрасных глаз, не портили ее лица. Одетая в черный бархат и красный шелк, графиня была похожа на экзотический цветок, чуть тронутый первым морозом. Темная кружевная вуаль покрывала черные, как вороново крыло, волосы. Горящие глаза и выразительно изогнутые брови говорили об ее остром блестящем уме. Единственное, что свидетельствовало о безвозвратно ушедших годах, были морщины, залегшие вокруг рта. Но и они были не так заметны, поскольку все внимание притягивали к себе ярко накрашенные губы. Чувствовалось, насколько важно было для этой волевой женщины сохранить иллюзию неувядающей молодости.

— Добро пожаловать, моя дорогая, — сказала с подчеркнутой вежливостью графиня Розалинда. — Я надеюсь, ты простишь моему сыну, что он оставил тебя одну. Бесспорно, ему не следовало бы так поступать. Я, к сожалению, тоже не знала, что он отсутствует. Иначе просила бы Рамси сопроводить тебя к ужину. Скажи мне, дорогая, хорошо ли ты отдохнула после утомительного путешествия?

— Я отдохнула прекрасно. Спасибо за гостеприимство.

— Позволь представить тебя графу и графине Монтбери.

Встретив откровенно распутную ухмылку старого графа, Кэтрин смутилась. Она чувствовала себя куклой, выставленной на всеобщее обозрение.

— Да ты настоящая красавица, — сказал граф, облизывая кончиком языка беззубые десны.

Кэтрин сдержанно поклонилась. Взглянув на графиню Розалинду, она поймала на себе ее высокомерный взгляд.

— Ты действительно очень красива. У моего сына прекрасный вкус. Надеемся, ты будешь соблюдать его интересы дольше, чем другие английские леди, — сказала графиня. Ее тон был холоден и бесстрастен. — Добро пожаловать в нашу семью.

Граф обменялся с графиней Розалиндой понимающими взглядами и рассмеялся. Он так развеселился, что не обращал внимание на жену, толкающую его локтем.

Смысл сказанного был неприятен. В одно мгновенье, напомнив о прошлом сына, графиня уничтожила доверие Кэтрин к Стефану. Девушка чувствовала, как задыхается. Волна обиды и неуверенности захлестнула ее. Она робко взглянула на будущую свекровь. «Зачем она это сказала? Неужели ей нравится издеваться над людьми?» — думала Кэтрин. Отогнав прочь мрачные мысли, девушка улыбнулась. Ей некого было винить за свои страдания. Это был брак по расчету. И если об этом помнить, не останется места для разочарований и тоски о любви.

Графиня Розалинда представила Кэтрин остальным членам семьи, и девушка почтительно приветствовала всех их. Завершив ритуал знакомства, она заняла за столом отведенное ей место. Марлоу неотступно преследовал взглядом каждое движение Кэтрин. А Констанция, к счастью, даже не смотрела в ее сторону.

Девушка с утра ничего не ела, и поэтому с удовольствием принялась за восхитительно приготовленную говядину. Утоляя голод маленькими кусочками мяса, она прислушивалась к застольной беседе. И на какое-то время даже увлеклась хвастливыми рассказами очаровательного дяди Роберта. Однако когда мужчины начали говорить о растущем недовольстве крестьян и возможном мятеже, причине постоянного страха для знати, Кэтрин потеряла всякий интерес к их разговорам. Ее мысли снова вернулись к Стефану. «Где он сейчас? — думала она с досадой, поднося к губам кубок с медом. — Что ж, они договорились насчет их брака. Но оставить ее одну, и даже не представить семье, — это было слишком большим унижением!» Кэтрин печально смотрела на пустующее рядом с ней место, которое ее жених должен был бы занимать рядом со своей возлюбленной.

Она грустно улыбнулась про себя. Не такой преданности и любви Кэтрин хотелось! Она жаждала остаться одна и молиться за Джорджа! Девушка встала и собралась было покинуть зал, когда по Грейт Холлу прокатился какой-то шум.

Громкий удар двери в конце зала заставил стихнуть пьяные голоса нисколько не считавшихся с болезнью графа гостей. Все взоры обратились ко входу. На пороге стоял укутанный в черный плащ путник, окруженный толпой крестьян. Толстая беззубая женщина, мальчик-калека с одной рукой, коренастый арендатор и какой-то нищий — все они словно бросали вызов роскоши и богатству Грейт Холла и благополучию его гостей. За ними стояли еще трое мужчин, по-видимому более высокого происхождения. В руках они держали музыкальные инструменты. Это были менестрели.

— Неужели нельзя было подождать меня? — гневно воскликнул путник, сбрасывая капюшон.

Это был Стефан! При звуке его голоса сердце Кэтрин забилось сильнее. Вся ее злость и недовольство мигом исчезли, в душе родились сладкие чувства. Его внезапное появление было словно стремительный порыв ветра, предвещающий бурю. Уверенной походкой он прошел в зал и окинул пронзительным взглядом всех пирующих.

Когда Стефан посмотрел на Кэтрин, девушка вздрогнула. В его глазах, еще мгновение назад сверкавших от ярости, она увидела теплоту, предназначенную только для нее. Забыв о своем негодовании, она чувствовала себя польщенной таким вниманием. Девушка с облегчением поняла, что он не собирался огорчать ее этим вечером. Позабыв о молитвах, она с удовольствием глотнула медового напитка. «Что-то изменилось в Стефане», — думала Кэтрин. С каждым днем, проведенным с ним вместе, она открывала для себя новые черты его характера, все больше попадая под обаяние огромной внутренней силы, отражающей глубину его чувств.

— Целый день я был занят делами замка, а вы не дождались меня к ужину. — Стефан бросил на пол свой плащ, который тут же был подхвачен расторопным слугой. — Кроме того, я привел гостей.

Он сделал крестьянам повелительный жест. Оцепеневшие, они неуверенно шагнули вперед. На их лицах читалось смущение.

— Стефан, — наконец вымолвила графиня, придя в себя от неожиданности, — отправь своих гостей на кухню и присоединяйся к нам. Граф и графиня Монтбери почтили нас своим присутствием.

Стефан бросил на Кэтрин насмешливый вопросительный взгляд, словно спрашивая, как ему следует повести себя в этой ситуации. Его дьявольская беспечность придала ей сил, и девушка ответила ему открытой улыбкой. По задорному блеску глаз она чувствовала, что присутствие почтенных гостей, которые стали свидетелями ошеломляющего появления Стефана, лишь разожгло в нем азарт. Никогда прежде он не выглядел таким решительным, как сегодня.

— О, мой господин! — в словах Стефана слышалась неприкрытая насмешка. — Я весьма польщен вашим присутствием!

— Что ты хочешь этим сказать? — презрительно спросил Марлоу, вставая из-за стола.

Стефан иронично пожал плечами.

— Я удивлен, почему здесь так торжественно и скучно. Неужели из-за того, что у нас гости? — громогласно произнес Стефан, обводя взглядом всех присутствующих. — Если бы вы по-настоящему любили отца, то не забыли бы про музыку и танцы. В этом замке всегда царили смех и веселье! Именно так принимал гостей наш отец.

— Хватит, Стефан! — резко прервала его графиня. — Тебя слишком долго не было. Я удивлена, что ты еще помнишь, что нравилось твоему отцу. — Ее слова эхом прокатились по залу.

— Узы крови слишком сильны, чтобы забыть о них. Даже ценой чьей-то гибели, — холодно ответил он, но смысл сказанного не дошел до графини. — А теперь давайте радоваться жизни и веселиться от всей души! Играйте, менестрели!

Музыканты тронули струны еще не согревшимися от мороза пальцами, и веселые звуки баллады полились по огромному залу. Подвыпившие рыцари начали прихлопывать в такт музыке.

Стефан одиноко стоял посреди зала, и только преданный сэр Рамси, как всегда, был неподалеку от него. Кэтрин с нетерпением поднялась со своего места. Ей очень хотелось оказаться рядом со Стефаном и хоть как-то поддержать его. Но Марлоу опередил ее. Остановившись в двух шагах от Стефана, он зловеще произнес:

— Как посмел ты, презренный, вернуться сюда и своим запятнанным именем позорить честь нашей семьи и, в первую очередь, отца?

— А что ты скажешь о своем неуважении к отцу? — спокойно ответил Стефан, еле сдерживая растущую ярость. — Эти крестьяне пытались выдолбить могилу в замороженной земле. И не смогли этого сделать! Когда я поинтересовался, почему они не разожгли костер, чтобы земля оттаяла, они ответили, что граф Блэкмора запретил ходить в лес за дровами. А когда я спросил, почему же они не купят дрова за деньги, вырученные от продажи урожаев, они объяснили, что граф ввел новые налоги. Так для чего же введены новые налоги, Марлоу?

— Здесь не место обсуждать денежные дела. — Марлоу подошел к Стефану вплотную и дернул его за руку. — Отец имел на то основания.

— Отец не имеет к этому никакого отношения. — Стефан отразил удар. Желваки вздулись на его скулах, а голубые глаза обдавали леденящим холодом. — Это твоих рук дело, Марлоу! И знаешь чем это кончится? Тем, что наши работники уйдут летом к другим баронам.

— Они не сделают этого.

— Сделают, Марлоу, если ты и впредь будешь обращаться с ними жестоко. Крестьяне озлоблены после чумы. И теперь они знают, что Смерть беспощадна к лордам так же, как и к ним. Они не станут больше терпеть твои угрозы. Смотри, как бы не пришлось пожалеть о содеянном.

— Ты глупец, Стефан! Я ничего не стану делать ради спокойствия нескольких животных.

Стефан усмехнулся.

— Ты — презренный идиот, братец! — Повернувшись к крестьянам, Стефан добавил: — Угощайтесь, друзья! Не кажется ли вам, что король слишком долго не удостаивал нас своим вниманием?

Однако никто не шелохнулся. Даже слуги застыли на своих местах, не зная, чью волю они должны выполнять. Наконец Кэтрин, стряхнув оцепенение, взяла со стола большую тарелку с едой. Не обращая внимания на негодующие взгляды Розалинды и Констанции, она протянула ее старейшему из крестьян.

— Да благословит вас Бог, миледи! — благодарно поклонился он Кэтрин и взял еду из ее рук.

Тронутый такой заботой, Стефан признательно взглянул на девушку. Он знал, что не ошибся в ней.

Когда Рамси отвел крестьян на кухню, все облегченно вздохнули. Марлоу вернулся к столу, обменявшись с графиней понимающими взглядами. Напряжение спало, и Розалинда могла вновь обратить свое внимание на присутствующих в зале.

Стефан тем временем вывел девушку в коридор.

— Почему ты поддержала меня, Кэтрин, если считаешь, что я не лучше своего брата?

Она чувствовала его тихое дыхание у своего уха, трепетное прикосновение его рук, и теплая волна захлестнула все ее тело.

— Мой поступок нельзя назвать героическим, — прошептала девушка.

— Можно. Надо иметь большую смелость, чтобы разгневать Розалинду, проведя в замке всего один день. Понимаешь ли ты, что своим поступком вызвала неодобрение людей более могущественных, нежели я?

Нетерпеливым жестом Кэтрин откинула волосы назад.

— Да, понимаю, мой будущий муж! Но этого недостаточно для того, чтобы заставить меня не совершать тех поступков, которые кажутся мне необходимыми.

Лицо Стефана озарилось мягкой торжествующей улыбкой. Он обвил ее тонкую талию крепкой рукой, обещая нежность и защиту.

— Мне кажется, что в результате сделки с твоим отцом я получил вовсе не ту маленькую наивную лисичку, которую не так давно встретил в харчевне.

— Это уж точно! — В глазах Кэтрин мелькнуло негодование. — Вы полагали, что я безмозглая девица! Так знайте, что под этой маской скрывается совсем другая Кэтрин!

Резкие слова Кэтрин обескуражили Стефана. Он нахмурился и выпустил девушку из своих объятий. Внезапно ее высокомерие сменилось лукавой улыбкой, а потом искренним смехом. Впервые за последний месяц Кэтрин смеялась с таким неподдельным удовольствием. Их соперничество в остроумии только начиналось! Стефан оценил ответ и улыбнулся.

Однако веселье их было недолгим. Стефану пора было спешить к отцу.

— Когда я вернусь, у нас будет время побыть вдвоем, — сказал он девушке. — Мне совсем не хочется, чтобы ты оказалась в лапах этих зверей! — он кивнул на дверь, за которой раздавались пьяные возгласы. — Но поверь, это не будет продолжаться вечно.

Глядя вслед уходящему Стефану, Кэтрин знала, что он сдержит свое обещание. С тяжелым сердцем она вернулась в зал и села на свое место за столом. Девушка остро чувствовала, что теперь она далека от этой семьи как никогда прежде.

Марлоу шептался о чем-то с дядей Робертом. После стычки со Стефаном он стал мрачнее тучи. Графиня и ее гости были увлечены песнями менестрелей. Никто из семьи не вспомнил о здоровье графа. Кэтрин всей душой ощущала, что за время ее отсутствия произошли какие-то перемены. И, словно подтверждая ее опасения, Марлоу внезапно поднялся и направился к выходу. Он не успел дойти до середины гостиной, когда из спальни отца раздался гневный крик Стефана.

— Я приказал никогда не оставлять его без присмотра! Где врач? — свирепый голос Стефана эхом отдавался по коридору. — Охрана! Немедленно привести врача!

Стефан появился в дальнем конце зала. Плотно сжатые побелевшие губы, полыхающие яростью глаза, сведенные у переносицы брови, — он был похож на рассвирепевшего медведя, готовящегося к схватке. В три шага он приблизился к Марлоу и вцепился в него, разорвав на нем одежду.

— Я предупреждал тебя, чтобы ты держал подальше от отца свои кровавые руки! Что ты сделал, животное? Подкупил врача? Или сам дал отцу яда, чтобы он уже не смог проснуться?

— Что случилось, Стефан? — у графини прерывалось дыхание. — Джеймс… Граф..?

— Он жив. — Стефан говорил, не сводя потемневшего взгляда с Марлоу. — Но он без сознания. Боюсь, он никогда не придет в себя.

Графиня Розалинда вскрикнула; зажав рот рукой она поторопилась выйти. Роберт последовал за ней, как и несколько слуг.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Стефан? — вкрадчиво произнес Марлоу, вырываясь из рук брата. — Я сидел за столом вместе со всеми.

Марлоу с ужасом оглянулся вокруг. Ошеломленные словами Стефана, присутствующие молча взирали на них. Сэр Рамси стоял неподалеку вместе с двумя охранниками, готовыми при необходимости принять решительные меры. Остальные рыцари стояли поодаль. Некоторые из них были преданы Марлоу, другие втайне испытывали симпатию к Стефану. Но никто из них не собирался открыто демонстрировать свои привязанности, вмешиваясь в ссору братьев, готовых, как свирепые псы, растерзать друг друга.

— Значит, ты не подходил к отцу? — скептически спросил Стефан.

— Не будь дураком! — прошептал Марлоу. — Даже если все, что ты думаешь обо мне, — правда, это не значит, что я могу убить своего отца! Может быть, ты можешь?

Это был вызов. Но Стефан не поддался на провокацию брата. Нахмурившись, он пристально смотрел Марлоу в глаза. Старший брат был выше на полголовы, но ярость и гнев, бушевавшие в сердце Стефана, уравновешивали их физические возможности. И хотя Марлоу был старше и выше по положению, но сильным характером, в отличие от Стефана, не обладал. Внутренняя сила младшего брата была для него причиной постоянного раздражения и зависти.

— Умерь свой пыл, Стефан, пока я не приказал заточить тебя в башне. Я скорее дам отрубить себе руку, чем причиню вред отцу!

— Лжец! — вскричал Стефан. Лицо его исказилось яростью. Выхватив из ножен кинжал, он приставил острие к горлу Марлоу. Лезвие царапнуло кожу, и на шее появилась струйка крови.

— Остановись, Стефан! — шагнул к нему Рамси.

Кэтрин схватилась за стол, мысли путались в ее голове. Стефан уже убил одного человека! Значит, сможет убить и собственного брата! Это значит, что о нем говорили правду — он бессердечный убийца! А она так надеялась, что все эти слухи — ложь.

— Насколько я тебя понял, Марлоу, тебе выгодно, чтобы отец не пришел в сознание! Не так ли?

— Напротив! — с сарказмом ответил тот. — Для меня это станет большим ударом!

Стефан медленно отступил и бросил кинжал на землю. Когда уже всем показалось, что самое страшное позади, он сжал кулак и со всего размаха ударил ошеломленного Марлоу в лицо. Прыгнув на поверженного на пол брата, Стефан прорычал:

— Мне следовало давно убить тебя, животное! Ты не заслуживаешь чести носить имя отца.

Кэтрин чувствовала, как липкий страх ползет по спине. Она не подозревала, что братья могут так враждовать. Отвращение ко всему происходящему возрастало в ней тем больше, чем сильней хотелось оказаться в братских объятиях Джорджа.

Все застыли, не зная, что делать, — то ли разнимать братьев, то ли бежать как можно дальше. Рамси приказал стражникам пока сохранять дистанцию. Наконец Марлоу сбросил с себя Стефана, получив преимущество. Он схватил младшего брата за ворот и швырнул его на мраморную колонну.

Кэтрин было кинулась к нему, но Рамси остановил ее жестом.

— Рамси! — задыхаясь, кричал Марлоу. Он весь был вымазан кровью. — Заточить подлеца в башню! Этот убийца… этот варвар вернулся только для того, чтобы уничтожить нас.

Но дворецкий стоял на месте, сдерживая натиск рыцарей, обнаживших свои мечи.

— Ты что, не слышишь? Я приказываю увести его отсюда! — прорычал Марлоу. Взглянув на Рамси, он встретил его непреклонный взгляд. — Изменник! Когда отец умрет, я заточу тебя в колодки! Кто-нибудь придет на помощь своему хозяину, в конце концов?

— Ты здесь еще не хозяин! — ответил Стефан, оттолкнув с невероятной силой брата от колонны. — Слушай меня внимательно, Марлоу! Ты не граф Блэкмора и не станешь им, пока отец жив! Всей твоей жизни не хватит, чтобы стать человеком с незапятнанной честью. Ты можешь называть меня подлецом, если желаешь, но Бог знает, кто рожден для этого титула!

Стефан воротником вытер кровь со лба, медленно направился к Кэтрин и взял ее за руку.

— Пойдем помолимся Господу, чтобы к отцу вернулось сознание. Иначе мне придется убить того, кто виновен в его смерти! — сказал он, предлагая ей руку.

Когда они шли рука об руку по длинному сводчатому коридору, Кэтрин чувствовала, как все оставшиеся позади провожали их взглядами. Одни — с нескрываемым восхищением, другие — с ненавистью. Но никто не проронил ни звука, пока они не скрылись из вида. У двери своей комнаты Кэтрин остановилась. Слова Стефана не шли из головы. Содрогнувшись от жуткой догадки, она взглянула на Стефана.

— Неужели твой брат способен отравить отца? — дрожащим голосом прошептала она.

— К несчастью, я в этом уверен. Уж очень он спокоен. Словно заметает следы. Но это надо доказать… Мне стыдно называть его своим братом. Как так вышло, что мы с ним такие разные? Ведь мы росли под одной крышей. Мне всегда было больно видеть, что мать не замечает его мерзостей.

Кэтрин ловила каждое слово Стефана. В ее глазах, словно сверкающих изумрудах, ненависть сменялась состраданием.

— Несчастный отец! — продолжал Стефан. — Всю жизнь он посвятил благосостоянию и процветанию своей семьи. И ради чего? Чтобы теперь все его труды зависели от тех, кто придет после него? Время сметает все. Отец не проживет долго. Даже если он не умрет вскоре, то это будет лишь отсрочка. Сейчас его жизнь зависит от Марлоу и от меня.

Кэтрин слушала его низкий, охрипший от переживаний голос, чувствовала в словах искреннюю боль и печаль. И откуда-то из затаенных уголков души поднималось и крепло в ней сострадание, подобное тому, что испытывала она у постели умирающего Джорджа. Ей хотелось провести ладонью по щекам Стефана и избавить его от забот, которые оставили свой след — глубокие морщины пролегли через весь лоб. Словно опережая ее желание, он приблизился к Кэтрин и нежно прикоснулся ладонью к ее теплой щеке. Девушка издала короткий вздох и прикрыла глаза. Единственное, что она слышала, были глухие пульсирующие удары собственного сердца. Стефан держал в ладонях ее лицо бережно, будто пригоршню живой воды.

— Посмотри на меня! — попросил он.

И хотя Кэтрин открыла веки, но не хотела встречаться с ним взглядом. Она боялась, что Стефан прочитает в ее глазах нежность, в которой она боялась себе признаться. Она чуть отстранилась и прижала ладони к распятию на его могучей груди. Как ей хотелось прижаться к ней! Она не знала, добр он или нет, но безусловно это был человек огромной внутренней силы. Мужчина, который мог отогреть ее сердце. Рыцарь, который с гордостью держал сверкающий меч.

— Как ты прекрасна, Кэтрин, — нарушил молчание Стефан, — я понял той ночью в придорожной харчевне, но до сих пор не знал, насколько ты чиста и невинна. Здесь, в Блэкморе, среди коварства и подлости, это стало очевидным. Я никогда не забуду, как ты поддержала меня сегодня вечером.

Преодолев страх, Кэтрин наконец заставила себя взглянуть Стефану в глаза. В них было столько желания и надежды, что девушка вздрогнула. «Я хочу тебя!» — кричало ее сердце. Но, отогнав эти мысли, она покачала головой и смущенно сказала:

— Я не такая невинная, как ты думаешь. Я изменила своей клятве.

Стефан было нахмурился, но тотчас улыбнулся. Ликующие искорки плясали в его глазах. Он наклонился к ней, и их губы встретились. Едва прикасаясь, Стефан нежно ласкал ее губы своим поцелуями. И Кэтрин забыла обо всем, кроме того, что нужна ему так же, как и он ей. Желание шквалом обрушилось на нее и охватило все ее существо.

— Стефан… Гай, — шептала девушка, ошеломленная такой бурей чувств.

— Какую клятву ты нарушила?

— Я обещала оставаться целомудренной и молиться за брата, но в моем сердце…

Стефан не дал ей договорить. Он гладил ее шелковистые волосы, прикасался к фарфоровой шее, и Кэтрин содрогалась от трепета и блаженства. Как долго она сопротивлялась этой страсти, пытаясь запрятать свои чувства в самые отдаленные уголки души! Теперь, согреваемая его жаркими объятиями, она не могла больше сопротивляться. Стон наслаждения, смешанный со страхом, вырвался из ее груди. Словно в забытьи, она обвила его шею руками и прижалась к обветренным щекам. Она с восторгом вдыхала запах его тела, — запах осеннего костра, кожаного конского седла и терпкого мужского пота. Это был единственный в мире мужчина, которого Кэтрин желала с неистовой страстью. Со страстью, о которой она не подозревала в своем сердце. В сильных и одновременно нежных объятиях Стефана она вновь обретала свободу.

Его губы требовательно и настойчиво прижимались к ее губам, рассказывая о том, чего она еще не изведала. Язык ласкал чувствительное небо, сталкиваясь с ее языком. Робость и застенчивость отступили перед разгоревшимся поцелуем. Кэтрин трепетала. Ошеломляющие волны незнакомого удовольствия все глубже проникали в ее тело. Проникновенная глубокая связь, возникшая между ними, влекла их к физической близости. «Такова сила и опасность любовной страсти», — лихорадочно думала Кэтрин, невероятным усилием воли взяв себя в руки и отрываясь от его губ.

— Я ни с кем еще не была так близка, — прошептала девушка. В ее зеленых бездонных глазах пульсировал страх. — Ты смеешься надо мною, Стефан! Пользуясь моей беспомощностью, ты не думаешь о том, что я невинна. Если ты бездумно овладеешь мной, то ранишь меня в самое сердце. Сколько женщин у тебя было до меня? И сколько их еще будет после нашей свадьбы?

— Не бойся, милая моя, ничего не бойся! — Стефан бережно целовал ее лоб, щеки и глаза.

Он целовал ее снова и снова, раздвигая языком приоткрытые губы, ощущая всю их сладость. Затем он медленно отстранился. Кэтрин, охваченная жаром истомы, испуганно прижалась к стене. Нет, она не могла больше сопротивляться и боялась его натиска! Ей хотелось убежать куда глаза глядят!

— Почему ты боишься меня, Кэтрин?

— Я не боюсь, — с вызовом ответила девушка и отвела от него взгляд. Испытывая страх перед неизбежным и не решаясь продолжать этот разговор, она спросила: — Смог бы ты убить своего брата, Стефан?

Стефан вздрогнул от неожиданности. Голубые глаза потемнели и блеснули холодным огнем.

— Если отец умрет по вине Марлоу, то я убью его. Это мой долг. Я уверен, ты не осудишь меня. И не стоит много раздумывать об этом, Кэтрин. Рана, которую я нанес ему сегодня, — просто удар по больному самолюбию. Неужели ты никогда не дралась со своим братом?

— Никогда, — ответила Кэтрин с гордостью. — Мы искренне любили друг друга, никакой зависти и вражды между нами не было.

— Я могу только мечтать, чтоб ты относилась ко мне с таким же уважением. — Стефан задумчиво провел пальцем по ее шелковистым губам. — Ах, милая Кэйт, неужели мы встретились слишком поздно, и броня, сковавшая наши сердца, не позволит нам быть счастливыми? — Печаль затопила его глаза. — Все решит время. Сейчас я ухожу — мне пора позаботиться об отце. Завтра я покажу тебе ту часть Блэкмора, которую я люблю всем сердцем. И хотя она никогда не будет нашей, я хочу, чтобы ты увидела ее. А теперь, спокойной ночи, Кэтрин.

Стефан дотронулся до ее щеки и пошел прочь. Девушка смотрела ему вслед, пока не затихли его шаги. Все еще чувствуя на губах его страстные поцелуи, она медленно вошла в спальню. Тонкая свеча желтым пламенем освещала комнату, отбрасывая тень на покрывало, под которым кто-то лежал. Кэтрин в испуге захлопнула дверь.

— Миледи! — виновато закричала молодая служанка, выскочив из кровати. — Я не собиралась спать, мне приказали согреть вам постель.

— Хорошо. Я думаю, постель уже достаточно теплая. — Кэтрин взглянула на смятые покрывала. Ей хотелось остаться одной. Однако служанка уходить не собиралась и выжидающе смотрела на хозяйку. Ее открытый и преданный взгляд был таким искренним, что Кэтрин решила познакомиться с ней. — Как тебя зовут? — спросила она с улыбкой.

— Розмари, миледи, — служанка откинула со лба длинные пряди каштановых волос.

— Там у меня ночная рубашка, — Кэтрин кивнула на дорожный сундук в углу спальни. — Не могла бы ты достать ее?

Служанка улыбнулась и с готовностью направилась к сундуку.

Девушка подошла к окну. Вглядываясь в темноту, она надеялась увидеть волка. Волка, который был так же одинок, как и она. Они оба потерялись в этом странном мире. И оба испытывали страх перед будущим. Но никого не было. И только луна отливала холодным голубым цветом, освещая незнакомую дорогу. Кэйт разочарованно вздохнула.

Повернувшись к служанке, она с улыбкой сказала:

— Обычно мне не нужно греть постель. Но сегодня я очень замерзла.

— Я быстро согрею вас, миледи. Кровь у меня горячая, как у скакуна.

Девушка переоделась в ночную рубашку и легла в кровать. Розмари молча последовала за ней. Как она и обещала, вскоре под одеялом стало жарко. И, уставшая от переживаний, Кэтрин быстро заснула, но ее сны были полны тревоги.

…Темно-синие тучи предвещали грозу. Под вспенившимися облаками слышался крик бегущей по вересковой пустоши женщины.

Внезапно картина изменилась, и Кэтрин увидела себя в белом, залитом кровью платье. Она готовилась к свадьбе. Ее мужем должен был стать не тот, кого она ждала и любила. Уже у самого алтаря жених обернулся. Девушка не могла рассмотреть его, но знала точно, что это был другой. Страшный и отвратительный. И когда его лицо приблизилось вплотную…

— О, Господи! — Кэтрин вскочила в постели, судорожно глотая ртом воздух. Холодная ночь. Страшное предчувствие сдавливало ей грудь. Девушка задыхалась.

— Миледи! — Розмари в недоумении вглядывалась в темноту. — Что с вами? Вам приснился страшный сон?

В ответ, откуда-то из темноты, раздался душераздирающий вой одинокого волка.

 

Глава 5

Следующие три дня после ночных кошмаров Кэтрин не покидала своей комнаты. Она наотрез отказывалась видеть кого-либо и не впустила даже Европу. После произошедших в замке событий, при всей своей выдержке, она чувствовала себя обессиленной. Кроме того, у нее появился кашель, который сильно досаждал ей. Причиной тому, как она думала, был сам замок, неизмеримо больший, нежели Шелби Мэнор.

Больше всего Кэтрин страдала от одиночества и тоски по дому. Отчаяние поселилось в ее душе с того дня, как она осознала, что отныне ее дом здесь. Ее сердце тосковало по всему, что оставалось в прошлом. Не будет больше милых вечерних разговоров с матерью у камина, не раздастся колокольный перезвон маленького аббатства, и никаких поездок верхом под луной на любимом скакуне брата. Все это осталось позади. Впереди же была свадьба и незнакомая пугающая жизнь замужней женщины.

Но она не может забыть страстных поцелуев Стефана, призналась она себе. Физическая близость до сих пор ничего не означала в привычном порядке вещей. Это было приятно, конечно, но никогда она не стремилась к удовольствиям. Так же, как и у Джорджа, ее жизнь до отказа была заполнена обязанностями, свойственными людям ее положения. Три дна напролет она перебирала четки, надеясь молитвами прогнать желание, которое Стефан пробудил в ней. Нет, не желание. Вожделение! Она должна, наконец, назвать это настоящим именем! Вожделению не должно быть места в ее жизни. Клятва есть клятва, а она обещала Джорджу молиться за него. Человеческие страсти могут стать только помехой для благих намерений.

И все же она понимала, что пьянящий поцелуй Стефана, словно прекрасный кларет, вскружил ей голову, делая ощущения глубокими и желанными. Прижавшись разгоряченным лбом к холодному оконному стеклу, Кэтрин разглядывала покрытый снегом двор замка, где несколько рыцарей отдавали приказы свои пажам. Она вглядывалась в безрадостное утро, а перед ее мысленным взором вставало лицо Стефана. Она еще не вполне доверяла ему, но и отвернуться от него она уже не могла. Даже обвиняя Стефана в сумятице своих чувств и переживаний, она жаждала его прикосновений. Острое чувство одиночества не покидало ее. Слезы хлынули из глаз, но она быстро взяла себя в руки, когда за дверью раздался требовательный стук.

— Кэтрин! Открой дверь, я хочу тебя видеть! — это был Стефан.

По раздражению, звучавшему в его голосе, Кэтрин поняла, что время ее затворничества кончилось.

— Почему ты прячешься? Может быть, ты больна? — громкий голос Стефана сотрясал воздух.

Она быстро отошла от окна. Глядя на дверь широко распахнутыми глазами, она стояла посреди комнаты, раздумывая, что делать. «Ответить или притвориться спящей?» Естественно, дверь она открыть не могла, поскольку была совсем в неподходящем виде: спутанные волосы, темные круги под глазами, мятая ночная рубашка, едва не падающая с оголенных плеч. «Нет, — решила девушка, — Стефан не должен меня видеть такой».

— Кэтрин, если ты не ответишь, мне придется взять твою комнату штурмом. Ответь мне, что случилось?

— Ничего, милорд, — ответила Кэтрин и быстро забралась в постель. — Я немного больна. У меня кашель, но, думаю, через день-другой я поправлюсь. — И в подтверждение своих слов девушка громко закашляла.

За дверью послышалась тихая беседа. Европа что-то объясняла Стефану. После недолгой паузы он наконец сказал:

— Кэйт, Европа говорит, что ты ничего не ела со вчерашнего дня. Пожалуй, я пришлю тебе врача.

— Нет, врач мне не нужен, — ответила девушка. На самом деле она вообще не знала, что ей нужно.

— Ну хорошо. Как хочешь.

В коридоре воцарилось молчание. В надежде, что все ушли, Кэтрин облегченно вздохнула. Но внезапно, безо всякого предупреждения, дверь громко скрипнула и распахнулась. Девушка испуганно вскрикнула. Онемев от неожиданности, она молча смотрела на Стефана.

Он был похож на разбойника с большой дороги, который только что ограбил замок, и теперь ворвался в спальню к леди, желая напоследок вкусить плотских удовольствий. Под расстегнутой рубашкой бурно вздымалась грудь. Пряди черных волос беспорядочно разметались по могучим плечам. «Как это ему, человеку знатному и благородному, удалось стать таким сильным?», — думала Кэтрин, боясь шевельнуться под одеялами. Конечно же, она знала, что Стефан, в отличие от других, не обращал внимания на титулы. Он был, в первую очередь, рыцарем. И любая работа, даже самая тяжелая, доставляла ему радость.

Он смотрел на девушку пристально, даже зло.

— Что случилось? Ты ужасно выглядишь. — Ярость, с которой Стефан произнес эти слова, выплеснулась, словно мощный взрыв.

— Ничего страшного, об этом даже не стоит говорить, — пролепетала Кэтрин и робко отвела взгляд.

— Откуда ты знаешь, о чем стоит и о чем не стоит говорить? Или молитвы подсказывают тебе это?

Девушка смотрела на Стефана лишь краешком глаза. Бриджи цвета бургундского вина плотно обтягивали его крепкие бедра и ноги. Растрепанные черные волосы сияли в первых солнечных лучах, обрамляя обветренные щеки. До чего же он был красив! Особенно полные мягкие губы, изогнутые, как всегда, в ироничной усмешке!

— Уходи, — единственное, что смогла произнести Кэтрин.

Стефан внезапно побледнел.

— Не заразилась ли ты чумой, Кэтрин? — в его шепоте слышалась мольба.

— Это не чума, — сердито ответила девушка. — Неужели я выгляжу, как умирающая?

— Нет… Но ты очень бледна. А за последние два года я видел много смертей, — печально ответил Стефан.

В его глазах появилось столько страдания и боли, что Кэтрин сжалилась над ним и мягко сказала:

— Не волнуйся, Стефан. Видит Бог, в ближайшем будущем я не собираюсь умирать ни от каких болезней.

Гай пригладил взъерошенные волосы, вздохнул и затем, словно вспомнив о том, что еще недавно был зол, пристально взглянул на нее.

— Что происходит? Ты в самом деле больна или ищешь предлог, чтобы оставаться в комнате? Если больна, то я не позволю тебе находиться здесь в одиночестве. Европа будет рядом, а врач тщательно осмотрит тебя.

— И ты всегда будешь будить меня с такой злостью, даже когда мы поженимся? — воспротивилась девушка. — Где тот веселый, обворожительный мужчина, с которым я познакомилась в харчевне?

— Не вижу причин для веселья, когда женщина, на которой я собираюсь жениться, больна, — ответил Стефан и присел на край кровати.

Как только он оказался от нее в такой близости, у Кэтрин перехватило дыхание. Нет, она не хотела верить, что чувство вспыхнуло в ней с такой силой! Внезапно ей захотелось дотронуться до его могучей груди, ощущая под пальцами гибкие мускулы. Ошеломленная своими желаниями, девушка в ужасе отпрянула от Стефана.

— Как вам не стыдно, милорд! — вскрикнула Кэтрин и выбралась из кровати. Завернувшись в одеяло, она быстро отошла к окну. — Вы намерены разговаривать с больной девушкой, сидя на ее постели?

— О, дьявол! — выругался Стефан. Он подошел к ней и, крепко схватив за руку, повернул к свету. Прикосновение к ее щеке было грубым и в то же время заботливым. — Так я и знал. Ты слишком резва для больной, моя девочка. Значит, ты солгала мне!.. Да ты плакала!

— Я думаю, милорд, когда вы закончите исследовать соль на моих щеках, вам не мешало бы заодно осмотреть и мои зубы. Тогда вы точно определите, что за животное приобрели в результате сделки с моим отцом.

Стефан сильно сжал ее запястье. И только когда Кэтрин едва не вскрикнула от боли, он убрал руки. Осознав, что причинил ей боль, он огорчился. Девушка собралась было сказать Стефану что-нибудь резкое, но, увидев на его лице мольбу о прощении, передумала. Все еще прикрываясь одеялом, она отвернулась к окну. Из ее глаз беспомощно катились слезы. Смятение, которое она испытывала в присутствии Стефана, было вызвано неразберихой ее собственных чувств.

— Да, я плакала, Стефан. Плакала, потому что сначала ты заставил меня нарушить клятву, данную брату, а потом пытался успокоить ласковыми речами, зная, что это всего лишь любовная игра.

Стефан стоял за ее спиной и опустошенно глядел в окно.

— Я недооценил тебя. Мне казалось, что ты доверяешь мне, Кэтрин.

— Так оно и есть. И в этом все дело, — прошептала она, всхлипывая.

Девушка ощущала его близость каждой клеточкой своего тела. Эта близость рождала желание чего-то большего, грозящего сорвать все оковы и вырваться на свободу, подобно дикому табуну.

Смахнув слезы, она повернулась к Стефану. В ее глазах сверкнула решимость.

— Пусть тебя не беспокоят перепады моего настроения и не мучает, что я не познаю тебя раньше… чем мы станем мужем и женой. — От смущения девушка запнулась. — У меня есть своя честь, и мне не нравится, что ты пытаешься вытрясти ее из меня так же легко, как пыль из коврика.

Стефан сел на стул и, вытянув длинные ноги, задумчиво посмотрел на девушку.

— Честь, Кэтрин, — начал он после недолгой паузы, — нельзя вытряхнуть, как пыль. Достоинство, так же, как истинное благородство, живет в наших сердцах. И ты сохранила бы его даже в том случае, если бы я овладел тобою, не обещая жениться.

— Не богохульствуй, Стефан. Ты сам знаешь, что значит для женщины честь. Лишиться ее — значит опозориться на всю жизнь! Как ты можешь даже говорить об этом?

— Я многое повидал на своем веку. — Гай скрестил руки на груди. — Я знаю цену и жизни и смерти, и могу сказать точно, что для женщины нет ничего достойнее, чем отдаться мужчине по любви.

— Не говори о любви. — Кэтрин залилась пунцовой краской. Она чувствовала себя, как зверек, пойманный в западню. — Любовь ничего не значит, — быстро проговорила она, сожалея о том, что беседа приняла такой оборот. — И я не желаю, чтобы моя жизнь зависела от капризов сердца. Мне не хочется говорить об этом. Ты вторгся в мою жизнь и в мои мысли, ты заставил меня желать твоих прикосновений. Я даже пошла против твоей семьи! Но путь, который ты избрал, чтобы заставить меня страдать, мне не по душе! Я до сих пор не знаю о тебе ничего, кроме того, что ты убил человека, что отец твой болен, а старший брат еще безнравственнее, чем ты. И тебе хочется, чтобы я пала перед тобой в порыве бездумной страсти?! Нет, Стефан. Я лучше останусь в своей комнате, чем изберу путь тех несчастных девушек, что были до меня.

Стефан в недоумении изогнул брови. Подойдя вплотную, он легко, как тростинку, поднял девушку и вопросительно заглянул ей в глаза.

— Чего ты так боишься, Кэтрин? — спросил он охрипшим голосом. — Почему вместо привязанности и любви выбираешь гордое одиночество? Неужели я такой отвратительный? Я никогда не обижал тебя! Я не уродлив, не глуп! Так почему же ты не радуешься тому, что выходишь замуж за человека, который с гордостью и любовью назовет тебя своей женой?

— Потому, что это может когда-нибудь кончиться, — чуть слышно прошептала девушка, — и потому, что ты не знаешь жалости. Я так любила брата, я любила Агнессу, но их забрала чума. Что принесла мне любовь, кроме слез и горя? — Страшные воспоминания охватили девичье сердце, и слезы медленно катились из ее глаз. — Где ты был, Стефан, когда я засыпала землей холодное тело Джорджа? Никого не было со мной рядом, и даже родители не пришли проводить его в последний путь. Никто не хотел рисковать своей жизнью! — Голос Кэтрин, словно кинжалом, рассекал пространство между ними, кровь пульсировала в висках. — Где ты был? — сдавленный крик вырвался из ее груди. Маска боли исказила лицо. — И где ты будешь, если вернется чума? Ты покинешь меня, как мой брат, и оставишь меня одну вместе с моей любовью?.. Я не хочу больше испытывать боль утрат и одиночество, — горько прошептала девушка, прижав ладони к глазам.

— Кэтрин, — тихо сказал Стефан, гладя ее по волосам.

В одном этом слове она услышала столько сострадания и желания избавить ее от боли, что слезы с новой силой хлынули из глаз. Кэтрин упала в его объятия. Долго стояли они так, пока хрупкие плечи девушки содроглись от рыданий, и она освобождалась от ужасов прошлого, страхов и отчаяния. Наконец она утихла, и лишь отдельные всхлипывания вырывались теперь из ее груди. Прижавшись к Стефану, она чувствовала, как слезы соединяют их тела, рождая гармонию и совершенство чувств. Как приятно было стоять в кольце его нежных и в то же время крепких рук! Чувствовать тепло огня и слышать вой холодного ветра на улице. Обняв Стефана, Кэтрин прижималась к его груди, слушая биение сердца. Никакая преграда не могла разъединить их души, слившиеся в едином ритме взаимопонимания и любви. Так стояли они, пока красные угли не напомнили характерным потрескиванием, что в камин пора подкидывать дрова.

Покинув уютные объятия, Кэтрин направилась к огню. Встав у очага на колени, девушка неловко подняла тяжелое полено. Мысленно она вновь возвращалась к пережитым волнениям.

— Извини, — пробормотала девушка. — Я пролила за последние два года столько слез, что думала, никакие чувства не заставят меня заплакать вновь.

Стефан подошел к очагу и, взяв выпавшее из рук Кэтрин полено, бросил его в огонь.

— Это хорошо, что ты можешь плакать, дорогая. Если бы сердце твое покрылось непроницаемой броней, не давая выхода чувствам, тогда можно было бы считать тебя такой же мертвой, как и многих других.

Хотя сама Кэтрин считала слезы ужасным проявлением слабости, ей было приятно, что в глазах Стефана даже они привлекательны.

Чувствуя себя уставшей от пережитых волнений, она легла на кровать и посмотрела на Стефана. И встретившиеся взгляды двух любящих людей поведали друг другу о том, что огонь, согревающий их сердца, загорелся с новой силой.

— Я предупреждаю, Стефан, что буду очень осторожна с тобой отныне.

Он стоял у очага, скрестив на груди руки. Разрастающиеся за спиной огненные языки отбрасывали тень, делая его выше и сильнее.

— Хорошо, миледи. Я заверяю, что вам не о чем беспокоиться. Следующий раз я прикоснусь к вам тогда, когда вы сами захотите и попросите об этом. Нет, прикажете мне!

Стефан насмешливо глядел на девушку, хитрые искорки плясали в его безмятежных глазах. Он бросил ей вызов, и Кэтрин согласно кивнула.

 

Глава 6

После этой размолвки Кэтрин сердцем потянулась к Стефану еще больше. В недолгие встречи, заполненные смехом и радостью, они обменивались красноречивыми взглядами, смысл которых был понятен только им. Зародившееся между ними чувство расцветало и крепло, тепло этих чувств казалось столь неуместным в стенах мрачного замка. Разрываясь между клятвой, данной Джорджу, и любовью к Стефану, Кэтрин сдерживала свои чувства. Предупреждение брата о темных сторонах характера любимого человека не давало ей покоя и заставляло по-прежнему скрывать свои тайные мысли и растущую нежность.

Стефан тем временем был поглощен заботами о поместье. Вместе с Рамси они изучали отчеты, налоги, расходы и доходы от урожаев зерна за прошедшее лето. Подозревая всевозможные интриги со стороны старшего брата, он тем не менее не обнаружил в домовых книгах никаких ошибок. Это говорило лишь о том, что Марлоу, нечестный в денежных делах, тщательно заметал следы.

Состояние графа не улучшалось, он по-прежнему был в беспамятстве. Ни пиявки, ни молитвы, казалось, не могли вывести его из глубокого сна. Но, несмотря на это, сердце его билось ровно, и Стефан надеялся, что рано или поздно Джеймс придет в себя и поправится. Зная, что стервятник Марлоу готов с радостью обглодать кости отца, Стефан не допускал и мысли о смертельном исходе и делал все, чтобы уберечь графа от старшего сына. Когда Стефан не мог находиться у постели больного, в спальне всегда присутствовал Рамси со своими людьми.

Напряженность в замке особенно ощущалась во время совместных вечерних трапез. Стефан не утруждал себя любезностями в общении с Марлоу, поскольку всегда был нетерпим к дуракам, предателям и лицемерам. И Кэтрин, считая это правильным, всегда принимала его сторону.

Прожив среди обитателей Блэкмора неделю, она чувствовала себя уже свободнее. Однако мрачная обстановка замка по-прежнему угнетала ее. Поэтому, когда Европа сообщила о предстоящей поездке со Стефаном по окрестностям, девушка быстро оделась, радуясь возможности покинуть неуютные стены.

— Мы поедем в Даунинг-Кросс, Кэтрин. Это поместье — мой свадебный подарок, — сказал Стефан, когда она торопливо зашла в конюшню.

Гарцующий под ним конь нетерпеливо бил копытами по еще не оттаявшей земле. Осадив рывком своего коня, Стефан с улыбкой наблюдал, с какой поспешностью Кэтрин направилась к оседланной для нее кобыле.

— Наконец-то я вижу желание составить мне компанию! — самодовольно заметил он.

Девушка остановилась. Нахмурив брови, она надменно парировала:

— Не надейтесь, что я собираюсь кинуться в ваши объятия, сэр Стефан.

— Ну что вы! Мы же договорились. Я обниму вас лишь тогда, когда вы прикажете. Мне не хочется, чтобы вы считали меня развратником.

— Но для вас, не сомневаюсь, такое обвинение не станет неожиданностью. Джордж многое рассказывал мне о вашем прошлом, — с чувством собственного достоинства отвечала Кэтрин, осматривая серую в яблоках кобылицу, подготовленную для верховой езды.

Однако нотки сарказма в интонациях Стефана говорили о том, что он был готов к подобной беседе. И даже не глядя на него, девушка знала, что ее колкости не достигают цели.

— Будет вам, Кэйт! Неужели вы не хотите, чтобы сильный и зрелый мужчина согревал вас по ночам? Признайтесь, что вы мечтали обо мне вчера вечером!

— Теперь я действительно начинаю припоминать некоторые ночные кошмары! Но мечтать о мужчине… Вот уж нет! — ответила девушка, явно смутившись от слов Стефана. — Даже за все королевское золото меня не соблазнит ваше постыдное поведение до тех пор, пока мы не поженимся. А если бы у меня был выбор, мы не поженились бы и вовсе!

— В таком случае у вас есть выбор… Вы безжалостны, Кэйт.

Кэтрин проигнорировала его упрек. Подойдя к лошади, она вставила ногу в стремя и, опершись на крепкую руку Стефана, взлетела в седло. Устроившись поудобнее, она наконец почувствовала себя уверенно.

— О чем это вы, милорд? — Кэтрин не сдержала улыбку. Она испытывала к Стефану влечение, утаить которое она не могла. Кроме того, он был чрезвычайно привлекателен в своем бархатном, ниспадающем с могучих плеч, плаще. Обветренные мужественные скулы подчеркивали его благородство и величие. И сколько бы она ни язвила, его благодушие не покидало Стефана.

— Я смотрю, вы сегодня в хорошем расположении духа, милорд! — сказала Кэтрин. — Неужели нам предстоит приключение?

Стефан молчал, его глаза, излучающие чувственность, были красноречивее всяких слов. Но вскоре его взгляд потух. И Кэтрин была уверена, что причиной разочарования послужило отсутствие всяких признаков волнения на ее лице. Она намеренно пыталась спрятаться от него со всеми своими мыслями, чувствами и любовью, словно в коконе. Однако Стефан не был обычным человеком, казалось, он рассматривал жизнь каким-то особенным внутренним видением. Он был для нее загадкой, лабиринтом, из которого было невозможно выбраться, и в то же время необходимо было пройти и обнаружить выход. Иначе ей не будет покоя. Девушка застегнула на шее накидку. Расправляя ее на груди, она даже через перчатки чувствовала удары своего сердца. Они становились тем сильнее, чем дольше и пронзительнее смотрел на нее Стефан.

Каждый раз в его присутствии Кэтрин ощущала себя беззащитной и уязвимой, внутренне ненавидя себя за слабость. Он словно читал ее мысли и душу. В сердцах она каблуками ударила кобылу по бокам и устремилась вперед.

— Эй! — только и успел крикнуть изумленный Стефан, когда девушка промчалась мимо.

— Мы будем участвовать в гонках, Стефан! — торжествующе откликнулась она, довольная, что застигла его врасплох.

— Но ты не знаешь, куда ехать! — прокричал он вслед, ослабляя узду.

Почувствовав свободу, норовистый конь пустился галопом, и Стефан быстро нагнал умчавшуюся вперед наездницу. Веселые и шумные, они скакали рядом, оставляя позади башни и разводной мост. Когда они выехали на основную дорогу, Стефан быстро перехватил инициативу в свои руки. Понимая, что проиграла, Кэтрин сбавила темп. Восхищенный ее смелой игрой, Стефан обуздал своего коня и залился громким смехом. Его лицо оживилось, на нем сияла радостная, беззаботная улыбка. Золотые лучи искрились в веселых глазах.

— Я не стану преследовать тебя, Кэйт, но если когда-нибудь ты захочешь меня, то сначала убедись, что это истинный голос плоти, а не какой-то жалкий шепот.

Кэтрин улыбалась. Восторг безграничной радости и привязанности наполнял ее сердце, заставляя ресницы трепетать.

— Ты говоришь сегодня намеками и загадками, Стефан. В чем я провинилась перед тобой? Или тебе не нравится моя сдержанность?

— Ты злилась целую неделю, и я намерен положить этому конец! — Он глубоко вздохнул и направил коня рысью.

— Неправда, я вовсе не злилась. С тех пор, как ты ворвался в мою комнату, я каждый вечер ужинала в Грейт Холле.

— В самом деле. Но до тех пор, пока ты расточаешь вежливые улыбки моему семейству, ты для меня чужая. И это в благодарность за то, что я не позволил тебе голодать, оставаясь одной в спальне. Мне кажется, я заслуживаю большего. Ты сама знаешь, что это правда.

Кэтрин знала. Стефан был достоин жены, которая бы гордилась им и любила его. Больше от нее ничего бы не требовалось. Ну, может быть, составить приятную компанию.

— Я была слишком занята своими собственными мыслями. Прости меня за эгоизм.

— Мне не нужны твои извинения, Кэтрин. Ты не сделала ничего дурного. Единственное, чего я хочу, чтобы ты отдала мне свою руку и сердце.

Они поднялись на вершину холма и, словно пытаясь в полной мере насладиться красотой окружающей природы, молча осматривали холмы, простирающиеся до самого горизонта. Девушка чувствовала, как сдавило ей грудь, когда разговор зашел о предстоящей свадьбе.

— У тебя уже есть моя рука, тебе отдал ее мой отец, — сказала она без упрека.

— Но мне бы хотелось получить ее от тебя самой!

Если бы он только знал, как ей хотелось поцеловать его! Сколько нежности и привязанности накопилось в ее сердце! Кэтрин смотрела на Стефана, еле сдерживая слезы, затаившиеся в глубине глаз.

— Ни моя рука, ни мое сердце не принадлежат мне, — с этими словами она пришпорила кобылу и устремилась вперед. Стефан молча следовал за ней. Когда они пересекали рябиновую рощу, плащ Кэтрин зацепился за ветку, спугнув трех черных воронов. Покинув свои гнезда, они размахивали огромными крыльями и жалобно каркали. Их крики добавили еще больше горечи в ее безрадостные мысли о Джордже. Добровольно принятая в час смерти брата клятва о вечном целомудрии теперь камнем висела на ее шее.

Стефан больше не заговаривал о свадьбе, и девушка была ему благодарна.

Через два часа они приехали в поместье Даунинг-Кросс. Кэтрин была голодна и утомлена поездкой. Поэтому она необычайно обрадовалась, когда они остановились около небольшого старого домика, из трубы которого черными клубами шел дым.

Было заметно, что никто давно не обрабатывал земли. Небольшие поля, окружающие каменную крепость, не были убраны. То там, то здесь торчали из-под снега ломкие ячменные стебли. Остался лишь сад около поместья. Но и он выглядел сейчас уныло. Очевидно, такое запустение наступило во времена чумы. Поместье казалось безлюдным, но одна пожилая пара все же показалась на крыльце, склонив головы в гостеприимном приветствии.

Пока старики торопились навстречу господам, Стефан спешился сам и помог спуститься с лошади девушке. Ее волосы упали ему на лицо, обдавая ароматом духов.

— Розовая вода, — прошептал он Кэтрин на ушко. — Вы заполняете все мои чувства, Кэтрин.

Девушка дрожала, мечтая задержать и продлить это мгновение, она жаждала нежности и силы, исходящей от Стефана. Тепло его широкой груди было таким успокаивающим, что ей не хотелось от него отрываться.

— Сэр Гай, — сказал старик, подойдя ближе.

Стефан повернулся к ним с теплой улыбкой.

— Джон! Элизабет!

Седовласый Джон спешил к ним через сугробы, откинув капюшон, словно и не чувствовал мороза. Щеки его покрылись ярким румянцем, волосы топорщились на лбу, подобно клочкам редкого веника, а на груди развевалась густая борода.

— Как мы рады вас видеть! — приговаривал он, шагая через сугробы.

Стефан прижал к груди старика и его милую жену, а затем, немного отстранившись, с нежностью оглядел стариков.

— Я знал, что вы здесь. В детстве не проходило и дня, чтобы Джон и Элизабет не встречали меня вкусным пирогом и добрым словом. — Он взглянул на пожилых людей. — Я привез свою будущую жену, Кэтрин Гилберт. Если, конечно же, она захочет выйти за меня замуж.

Не замечая сарказма, Кэтрин кивнула и пожала протянутые руки женщины. Добросердечность и приветливость стариков была искренней, и девушка с чувством произнесла:

— Я очень рада познакомиться с вами.

— Мы всегда были не более чем слугами для нашего хозяина, миледи, — сказала Элизабет. — Но сэр Гай относился к нам, как к ровне, и мы считали его своим сыном. Наши сердца всегда открыты для него и его гостей.

— Ваш отец — замечательный человек, миледи, — говорил между тем Джон, распахивая перед ними дверь теплого дома.

Кэтрин в изумлении вскинула на него глаза.

— Откуда вы знаете моего отца? — спросила девушка, снимая плащ.

В углу комнаты большой дружелюбный очаг обещал тепло и уют. Мечтая согреться, Кэтрин поспешила к нему.

— У лорда Гилберта были общие дела с моим хозяином сэром Чарльзом, которого, как и многих, унесла смерть, — опечаленно рассказывал Джон. — За одну неделю чума убила его жену и дочь. Это были страшные времена, Стефан. Мы ничего не могли поделать, чтобы спасти их… Я до сих пор не могу забыть тот ужас, что принесла с собой чума… — Старик обречено уронил на руки седую голову. Но грустные воспоминания ненадолго отвлекли его. Мгновение спустя он улыбнулся, обнажив почти беззубый рот, и добавил: — Хорошо, что все это осталось в прошлом.

— Не вини себя, — подбодрил его Стефан, похлопав по плечу, — теперь, когда хозяев нет, Джон, ты можешь начать новую жизнь и распоряжаться ею по своему усмотрению.

— Нет, Стефан, эта земля будет моею лишь до тех пор, пока ею не заинтересуется твой брат или церковь. — Джон нахмурился и покачал головой. — Их не волнуют заботы простых людей и их жизни, они готовы захватить все.

— Эта земля будет принадлежать вам столько, сколько это будет угодно Кэтрин. Когда состоится наша свадьба, это поместье станет ее собственностью, — сказал Стефан. — И ей понадобится защита, если я паду от руки Марлоу.

Кэтрин ошеломлено глядела на него. Она и не предполагала, насколько далеко зашла вражда между братьями.

— Это хороший подарок, — вымученно улыбнулась она, — но сейчас он мне не нужен.

— Пока не нужен, — сказал Стефан и обратился к Джону. — Очень многое изменилось в Блэкморе. Я думаю, ты не узнал бы замок. Теперь в нем царят коварство и ненависть.

— Но я надеюсь, мой сын служит вам верой и правдой. — В голосе старика послышалось беспокойство.

Стефан улыбнулся, ободряюще хлопнув Джона по плечу.

— Не волнуйтесь, ваш сын здоров и полон сил. Я очень доволен, что среди моих людей есть такие, как Гиль.

— Ну, хватит о делах! — повелительным тоном сказала Элизабет. — Что вы как две старые вороны! Пойдемте лучше на кухню, утолим жажду и голод!

И они направились к столу, где кувшины пива и медового напитка дожидались гостей. Недалеко от стола пылал яркий очаг.

Кэтрин села рядом со Стефаном. Тепло, уют и близость любимого человека согревали ей душу, и на мгновение девушке показалось, что она находится в Шелби. Там, в кухне отчего дома, она могла бесконечно слушать болтовню милых кухарок, пока мать не находила ее и не вытаскивала оттуда.

По кухне разносился аппетитный запах зажаренного в очаге жирного гуся. Свежеиспеченный душистый хлеб был разделен на куски и лежал на столе вместе с сыром. Все говорило за то, что старики ждали и готовились к приезду дорогого гостя.

— Я смотрю, Джеффри успел предупредить вас о нашем приезде, — сказал Стефан, — или ты нагадала это на чайных листьях, Элизабет?

Женщина рассмеялась и поднялась, чтобы поправить в очаге поленья.

— Джеффри уже давно уехал. А я вовсе не колдунья, чтобы предсказывать будущее, и занимаюсь лишь лечебными травами.

— Замолчи, женщина, — тихо сказал Джон и украдкой взглянул на Стефана. — Не стоит распространяться о подобных вещах.

— Вы не должны бояться меня, Джон. Я знаю, что Элизабет не ведьма. Она — целительница, — заверил старика Стефан.

— Вас я не боюсь, но всегда найдутся такие, кто осудит женщину и назовет ее травы колдовским зельем. Многих сжигали за это на костре. Церкви ничего не стоит отправить в ад женщину, которая полагается на здравый смысл, а не взывает к смирению, как это делают священники.

— Церковь не накажет хорошую женщину, — возразила Кэтрин. — Бог учит нас справедливости и милосердию. Он простил Марию Магдалину и, конечно же, не осудил бы добрую целительницу.

— Мы говорим не о Боге, Кэйт, — ответил Стефан. Намазав толстый слой козьего масла на кусок хлеба, он целиком отправил его в рот. Все терпеливо ждали, когда он прожует и закончит свою мысль. Проглотив последний кусок, он продолжил: — Бояться надо священников, которые называют себя слугами Господа.

— Вы, конечно же, не подвергаете сомнению благочестие тех, кто посвящает свою жизнь Богу, — сказала девушка. Внезапно она с ужасом подумала, что Стефан никогда не верил ни в Бога, ни в Церковь. Сама она была не столь грешна перед Господом, чтобы ее не пустили в женский монастырь, но брак с человеком неверующим, казалось ей, мог стать роковым для души Джорджа.

Стефан сделал большой глоток эля и со стуком поставил кружку на стол.

— Я не отвергаю веру, Кэтрин, но я видел такое, о чем ты понятия не имеешь. Я воочию познал всю мерзость, пока ты мечтала о том, чего нет на этом свете. — Стефан добавил себе эля. — Перед тем как чума прошла по всему миру, я путешествовал по южной Франции. Моя дорога пролегала через небольшой городок, где некий монах содержал приют для бедняков. Люди, которые отказались от земных благ, так они мечтали приблизиться к Христу. Несчастные францисканцы не знали, какой гнев они вызывали у Папы Римского своей нищетой.

Ужас и боль воспоминаний затуманили взгляд Стефана. Чувствуя его муку, девушке захотелось нежно обнять его и своей любовью облегчить страдания.

— Однажды, в дождливый осенний день, когда дороги уже были засыпаны опавшими листьями, я возвращался в Кале. Проезжая верхом через деревню, среди груды хвороста я неожиданно заметил столб, к которому привязывали приговоренных к сожжению людей. По приказу инквизиции к столбу тащили молодого монаха, которому на вид нельзя было дать больше двадцати лет. Его конечности, искореженные пытками, неестественно висели вдоль тела. Одна рука была вывихнута и повисла безжизненной плетью. Они тащили его, потому что сам он уже идти не мог. Обожженные на медленном огне ноги, были покрыты волдырями, из них сочилась кровь. Они были красными, как вареное мясо. Спина была покрыта ранами, которые нанесли ему калеными прутьями. Он был похож на прокаженного. Они привязали его к столбу и разожгли огонь.

— В чем он был виноват? — прошептала Кэтрин дрожащими губами.

— Он говорил, что Христос проповедовал бедность. А поскольку Папа Римский, наместник Божий, жил в роскоши и блеске, то в глазах инквизиции такие слова считались ересью. Произносить из запрещалось под страхом смерти.

— Проклятые ублюдки, — бормотал Джон, задыхаясь от бессильной ненависти.

— К тому времени, — продолжал Стефан, — начался дождь. Но он был слишком слабым, чтобы затушить разгоревшееся под монахом пламя. Он умер от мучительной боли.

Стефан смотрел на огонь, его виски покрылись испариной. Глубоко вздохнув, он раздраженно сказал:

— Бедный монах был заживо сожжен на костре только потому, что Папе Римскому хочется жить в роскоши и богатстве. Таково правосудие инквизиции.

В комнате наступила гнетущая тишина. Джон задумчиво постукивал ножом о край пивной кружки. Гипнотический ритм этого звука затягивал Кэтрин в пропасть мрачных раздумий. В отчаянии она сжала руки в кулаки и с вызовом взглянула на Стефана.

— Неужели они совершают эти злодеяния с одобрения Папы Римского? И с такой легкостью обрекают на смерть невинных людей? Мы не должны допустить, чтобы чудовищная жестокость пришла на наши земли!

— Судьба пока благосклонна к нашему народу, — ответил Стефан. — Даже в том случае, если церкви начнут проводить собственные расследования и судилища, инквизиция не осмелится прийти в Англию. Я думаю, среди честолюбивых епископов есть такие, кто искренне ненавидит колдовство и ересь. Но обнаружить людей, которые действительно занимаются этим, не так-то просто. А вам, Элизабет, не стоит беспокоиться. Готовьте свои снадобья, но не слишком распространяйтесь о своем умении.

— Спасибо за хороший совет, сэр Гай!

Некоторое время они ели молча. Однако Элизабет, отвлекая всех от тягостных мыслей, перевела разговор в более спокойное русло.

— Как поживает Гиль? — спросила она у Стефана. — Беспокоится ли о своих родителях?

— Конечно же! — подмигнув, ответил Стефан. — Гиль был еще мальчиком, когда пришел ко мне в услужение, — продолжил он, обращаясь к Кэтрин. — Сэр Рамси взял его под свое крыло. И теперь он превосходно справляется с обязанностями главного посыльного. Я бы доверил ему любое поручение. — Стефан повернулся к Джону и Элизабет. — Вы можете гордиться своим сыном.

— Скоро у вас будут свои сыновья, Стефан, — весело откликнулся Джон.

Кэтрин почувствовала устремленный на нее напряженный взгляд Стефана. Безусловно, она понимала, что он очень хочет иметь сыновей. И после свадьбы это станет возможным. Поглощенная своей клятвой Джорджу, девушка не задумывалась об обязательствах перед семьей. Но глубокая привязанность к Стефану наполняла ее сердце любовью и желанием одарить любовью других. Однако скрытая угроза, прозвучавшая в словах Констанции, не давала ей покоя.

— Рождение детей в семье осчастливит любой дом, Стефан, — сказала Кэтрин. — Любой, кроме Блэкмора. Леди Констанция многое поведала мне об этом.

— Не бойся ее, Кэйт. — Стефан сжал ее нежные пальчики своей сильной рукой. — Мы с отцом мечтаем о рождении малыша. Поэтому ты родишь мне сына, да еще и с большой радостью, — добавил он с плутовской усмешкой.

Опьяняющий, как медовый напиток, голос Стефана искрился дружеским смехом. И только Кэтрин могла достойно оценить его остроумие, источником которого была несгибаемая сила духа и воли. Что это был за человек! Своей искренней убежденностью Стефан словно вышучивал ее упрямое сопротивление. И пока девушка позволяла дразнить себя разговорами о предстоящей свадьбе, он давал ей возможность ходить по острию. Высвободив ладонь из его руки, она смерила Стефана самоуверенным взглядом.

— Родить сына такому плуту, как вы, милорд?! Возможно. Но вряд ли это доставит мне большую радость, пока вы насмехаетесь надо мной при каждом удобном случае. Будьте помягче, милорд, и тогда посмотрим.

Стефан самодовольно усмехнулся, а Элизабет посмотрела на девушку оценивающим взглядом. Наполняя кружку элем, она улыбалась.

— Очень разумная девушка! — восторженно произнес Джон. — Я знал, что вам нужна именно такая, сэр Гай!

— Мой повелитель — сэр Стефан надеется услышать от меня торжественное заверение в преданности, — сказала Кэтрин. — Я же считаю, что любовь — это не поле боя, где победителю вручается приз. Скорее, это изумительный сад, в котором извилистые тропинки, подобно лабиринту, запутаны так, чтобы сохранить прекрасный цветок, растущий в центре.

Все одобрительно кивнули. Мудрость этих слов была очевидной.

Мысленно возвращаясь к разговору о детях, Кэтрин вспомнила о Констанции. Ей очень хотелось помочь несчастной женщине и сделать ее своей союзницей. И когда ее осенила блестящая мысль, в бездонных зеленых глазах засияла надежда. Она подошла к Элизабет и взяла ее за руку.

— Нет ли у вас трав, которые помогают при беременности и родах? — спросила она.

Несмотря на то что Стефан был явно озадачен, Элизабет не высказала никакого удивления по поводу такого вопроса.

— Да, миледи. Такое средство есть, и оно старо как мир. Я с удовольствием дам его вам перед отъездом.

— Спасибо, — поблагодарила довольная Кэтрин.

Не в состоянии больше выносить откровенно изумленный взгляд Стефана, девушка сделала глоток медового напитка и поспешно сменила тему разговора.

— А где сейчас Джеффри? — спросила она. — Его что-то давно не видно.

— Он около клетки. Там…

— Не надо ничего объяснять, Джон, — перебил Стефан, дьявольский огонек вспыхнул в его глазах. — Лучше я сам покажу ей все. Кэтрин думает, что я — волк. И теперь подвернулся случай, изменить ее мнение. — Он поднялся и направился к двери. — Пойдем, Кэтрин. Я покажу тебе то, что завораживало меня в детстве и доставляло истинное удовольствие. Когда бы я ни приезжал в Даунинг-Кросс, я всегда ходил к клетке Джона.

Элизабет распорядилась принести их плащи. В дверях появился маленький мальчик, который ухаживал за лошадьми. Он держал одежду, словно тяжелую охапку дров. Элизабет погладила его по голове.

— У бедного маленького Коллума нет родителей. Они умерли от чумы. Мы с Джоном встретили их с сестрой на дороге. Они просили подаяния. И мы взяли их к себе.

— Да поможет ему Бог! — сказала Кэтрин с состраданием.

Стефан и девушка оделись и вышли на улицу. Они шли по утоптанной снежной тропинке мимо прямоугольных огородных грядок, голубятни и большого загона для гусей, крик которых реял в воздухе, подобно звукам пастушьих рожков.

— Какой великолепный сегодня день! — воскликнула Кэтрин и с неожиданной радостью хлопнула в ладоши. Природа всегда делала ее необыкновенно счастливой.

Солнце сияло в голубом небе, словно масляный диск. Его дружелюбные лучи, играя на свежих девичьих щечках и дерзком носике, согревали ее, несмотря на сильный порывистый ветер. Кэтрин с таким восторгом созерцала безоблачное небо, что споткнулась и упала в снежный сугроб. Придя в себя от неожиданности, она села и оглянулась вокруг. Волосы ее были усыпаны снегом.

— Это ты меня толкнул? — спросила девушка, обращаясь к Стефану.

Он смотрел на нее сверху, как на маленького ребенка.

— Нет, и ты сама знаешь, что я не делал этого. И поскольку ты натыкаешься на собственную тень, мне придется крепко призадуматься, стоит ли приглашать тебя на танцы.

Кэтрин залилась звонким смехом. Заразившись ее весельем, Стефан присоединился к ней и смеялся до тех пор, пока не начал задыхаться. Его белоснежные зубы ослепительно сверкали на солнце.

— Пойдемте, моя изящная лебедушка! — он протянул девушке руку.

Кэтрин обхватила широкое запястье, и Гай дернул ее на себя, пытаясь вытащить из сугроба. Но влажные от снега перчатки скользнули по его руке, и девушка вновь оказалась на земле. Беззаботно смеясь, она лежала в сугробе, раскинув руки.

— Таким образом природа подсказывает мне, что, лежа в снегу, я нахожусь в большей безопасности, — задыхаясь от смеха, проговорила Кэтрин. Она уже не смеялась, а хохотала от всей души, прикрывая глаза руками. Сквозь пальцы девушка смотрела на склонившегося над ней Стефана, на его готовые к объятию сильные руки, широко расставленные ноги, откровенный самоуверенный взгляд.

— И это вполне устраивает тебя, — в его словах зазвучали нотки интимности.

— Ты имеешь в виду, лежать на спине?

— Мне казалось, я говорил не так смело.

Кэтрин села и стряхнула со спины снег. Внезапно ей стало стыдно.

— Возможно, мне так показалось. Из-за крика гусей я неверно истолковала ваши слова. Однако мне казалось, что вы восхищаетесь моим непристойным отдыхом.

— Это действительно так, — ответил Стефан. Даже сощурившись от солнца, он смотрел на девушку таким взглядом, который проникал ей в самое сердце. — Я восхищаюсь тобой, — добавил он и протянул руку. Легким рывком он поднял Кэтрин из сугроба и поставил ее на дорожку. Тела их едва соприкоснулись.

Девушка смотрела в освещенное солнцем любимое лицо и удивлялась, что впервые, стоя так близко к Стефану, не боится своих чувств. Она была уверена, что он сдержит свое обещание. Стефан наклонился и прикоснулся к носику Кэтрин кончиком своего. Вдохнув запах ее кожи, он простонал:

— Так не может больше продолжаться! — затем резко отвернулся и двинулся по дорожке вдоль каменной стены. — Я сдержу свое слово, независимо от того, будешь ты меня соблазнять или нет. Я не сдамся. А потому тебе придется самой стряхивать снег со спины. Если, конечно, ты не прикажешь сделать это мне. А ты, разумеется, так и поступишь.

Кэтрин испуганно тряхнула головой и неохотно последовала за ним. «Какая самоуверенность и высокомерие! — думала она. — Он думает, что я жажду его прикосновений. Возмутительно!» От этих мыслей девушка содрогнулась. «О Боже! — молилась она безмолвно. — Дай мне силы устоять против безрассудных поступков!»

На вершине склона они остановились. Внизу, у подножия холма, возле большой деревянной клетки стоял Джеффри.

Кэтрин медленно спускалась за Стефаном. Подойдя ближе, девушка застыла на месте. Пять великолепных серых волков настороженно следили за их приближением. Чистый густой мех искрился на солнце, оттеняя белизну крупных острых клыков. Злобно рыча и скалясь, двое из них огрызались друг на друга в борьбе за кусок мяса, брошенный в клетку рукой Джеффри.

Никогда прежде Кэтрин не видела столько волков и так близко. Задыхаясь от страха и восхищения, она безмолвно созерцала великолепных животных. Волки были ручными, и девушка, преодолев страх, подошла ближе. Один из хищников встретил ее тоскливым воем.

Но этот звук не испугал девушку, как прежде. Словно золотой волной окутывал он ее сердце, рождая в нем беспорядочные чувства. Затаив дыхание, она смотрела на волка, скрывая под маской бесстрастности боль душевных переживаний.

Животное запрокинуло голову, открывая взору розовато-белую грудь. Печальный вой разорвал тишину.

— Замолчи, Лисица! — прикрикнул на волчицу Стефан и повернулся к девушке. — Не пугайся, — убежденно сказал он, — она сама боится тебя.

— Мне кажется, несколько дней назад я видела ее около Блэкмора. Но я думала, что она дикая.

— Нет, это любимца Джона. Он назвал ее Лисицей из-за золотистого окраса. Волчица совершенно безопасна.

— И тем не менее я рада, что она в клетке, — ответила Кэтрин, втайне восхищаясь бесстрашием Стефана. В чем-то он сам был похож на волка. Он также любил одиночество, а за холеной красотой скрывались весьма опасные черты характера. И снова предупреждение Джорджа всплыло в ее памяти: «Убийца!»

— Подойди ближе! — уговаривал Стефан, протягивая Кэтрин кусок мяса. — Покорми Лисицу, и она станет твоим другом на всю жизнь.

Девушка неохотно подошла к клетке и встала возле нее на колени. Стефан присел рядом, придавая ей смелости своей заботой.

Как и прежде, когда она стояла перед выбором, Кэтрин без колебаний, не думая о страхе, поступила так, как ей казалось будет правильным. Она протянула волчице мясо. В знак благодарности та облизала ей пальцы.

— Я думаю, несправедливо держать Лисицу в клетке, — мягко сказала девушка.

— Только что ты была рада этому, — ответил Стефан, гладя по морде маленького волчонка.

— Это потому, что я еще не познакомилась с ней. Европа рассказывала, что они находят себе пару на всю жизнь. Я считаю, все создания Божьи, которые отличаются такой преданностью, должны быть свободны как ветер.

Стефан ответил не сразу. Все еще стоя на коленях, он дотронулся до щеки девушки:

— Тебя научили быть заботливой или ты родилась с добрым сердцем? Всегда ли останешься такой?

— Да, в этом я уверена, — раздался тихий ответ.

Закрыв глаза, Кэтрин думала лишь о нежном прикосновении Стефана. Вспышка света, словно метеор, заполнила темноту. Она уносилась в мир надежд и мечтаний, в мир желаний, которые сбываются. Мысленно она целовала его разгоряченные губы, и в этих поцелуях было столько смелости, на какую она только была способна в мечтах. Вдыхая мускусный запах его кожи, девушка представляла, как обнимает гладкие мускулистые плечи и, словно ягненок, прижимается к широкой львиной груди.

Когда сладкие видения исчезли, жгучая тоска пронзила ее тело и душу, обнажая те чувства, которые делали Кэтрин уязвимой и беззащитной. Она убрала руку Стефана со своей щеки.

— Вы, кажется, забыли, милорд, о своем обещании.

— Когда же ты научишься доверять мне, Кэйт? Девушка отошла в сторону. Она была натянута, словно струна. Позабыв дома четки, Кэтрин не знала, чем занять руки. Ей хотелось помолиться за Джорджа. Два дня она уже не молилась за его душу. Огорченно вздохнув, девушка сказала:

— Возможно, я буду тебе доверять, когда научусь доверять самой себе.

 

Глава 7

Они оставались у клетки, пока небо не затянулось тучами. Поднялся холодный порывистый ветер. Мужчины отправились осматривать поместье, а Кэтрин вернулась в дом, где ее с нетерпением ждала Элизабет.

Добродушно улыбаясь, старая женщина напомнила девушке о ее просьбе и с гордостью отвела ее в комнату, где сушила свои травы. Травы и ягоды наполняли все вокруг чудесным ароматом. Кэтрин глубоко вдохнула.

— Какой сильный успокаивающий запах, Элизабет, — сказала девушка. Ее ноги, обутые в кожаные туфли, без усилий двигались по изношенным половицам. Она с любопытством рассматривала подвешенные к потолку сухие букеты, придающие помещению оранжево-золотистые цвета. Маленькие бочонки были аккуратно расставлены на деревянных полках, закрепленных вдоль каменных стен. В середине комнаты стояли открытые бочки, доверху наполненные сушеными ягодами, фруктами и садовыми растениями. — Этих приправ вам хватит на всю жизнь! — восхищенно заметила Кэтрин. Она подошла к бочке с укропом и с удовольствием зачерпнула рукой горсть ярко-зеленого растения.

— Это моя гордость и радость, — сказала Элизабет, обойдя помещение кругом. С нескрываемой любовью она смотрела на травы, терпеливо собранные ее руками. Приглушенный луч света, струившийся через высоко расположенное окно, освещал довольное лицо старой женщины.

— Раньше все бочки были переполнены травами. Но на вяленую говядину уходит так много всего. И порой мои запасы исчезали прямо на глазах… Во время чумы я перепробовала каждое средство, множество смесей трав и корней, чтобы приготовить хоть какое-то лекарство от смерти. Но ничто не помогло.

— Да, чтобы избавиться от чумы, потребовалось бы чудо, — сказала Кэтрин с грустным вздохом. И добавила с надеждой: — У вас найдется что-нибудь для женщины, которой не удается выносить ребенка?

— Да, — прошептала старая женщина. В глазах, окруженных сетью морщин, зажегся огонек. Глядя на фигуру, окутанную полумраком, и седые волосы, уложенные в узел, можно было принять ее за старую ведьму. Но лицо Элизабет озарялось беспредельной добротой и любовью. Мудрость и тайна волшебства вспыхивали в ее молочно-серых глазах, подобно манящим драгоценным камням. В игре света и тени она была похожа на земную мать-целительницу. Такова была глубина и сила ее духа.

Почему-то в присутствии Элизабет в Кэтрин оживали воспоминания, уносящие ее в детство, к тому периоду жизни, когда дети поклоняются больше Богу, чем земле, и тайна окружает их каждый день. Девушка ясно вспомнила случай, который произошел с ней, когда ей было лет пять. Одним весенним утром она играла на полянке недалеко от поместья Шелби. Неожиданно перед девочкой появилась цыганка. Лицо ее было подобно высушенной сливе, а лысеющая голова обмотана рваными тряпками. Изо рта вылетали нечленораздельные звуки. Кэтрин подумала, что старая ведьма пьяна. Но что-то в глазах старухи говорило о мудрости и невысказанном предвидении. Девочка без опасения взяла протянутую ей костлявую руку, и они молча уселись на густую зеленую траву. В торжественной тишине Кэтрин вдруг ощутила волшебную силу, исходящую от старой женщины. Ей хотелось, чтобы это мгновение тянулось бесконечно. Но внезапно рука цыганки обмякла, и хриплый звук вырвался из ее горла. Глаза потухли и застыли. Старуха умерла. Она вовсе не была пьяна. Кэтрин не успела ни попрощаться с ней, ни узнать ее имени. Осознав, что произошло, она вскочила и кинулась прочь. Горечь сожаления, что ничем не смогла помочь старой женщине, не спасла ее, жгла девочке душу.

Это тяжелое воспоминание заставляло Кэтрин с тех пор поступать так, чтобы не сожалеть о том, что вовремя не пришла на помощь.

— Мне нужно лекарство, чтобы помочь одной женщине выносить ребенка.

— У меня есть и такие травы. Их секрет рассказала мне мать. Их нужно смешать в правильной пропорции с листьями сушеного тысячелистника.

Элизабет торжественно приступила к работе. Ловкими руками она насыпала небольшие порции трав из бочек в чашу. И, опрыскивая листья водой, шептала заклинание:

— Великая Богиня Земли, Мать природы, помоги мне исцелить и дать здоровое потомство той, кто выпьет это лекарство. Я молю, чтобы это чудо свершилось.

Кэтрин смотрела на ритуальные движения старой женщины, как завороженная. Озноб бил ее тело.

— Вы говорили, что вы — не ведьма, — еле слышно прошептала она, когда встретилась с Элизабет взглядом. — А сами молитесь языческой богине! Я ничего не понимаю.

Женщина накрыла чашу грубой тканью и протянула ее Кэйт.

— Не бойся, я — не ведьма. Но в том, что я делала, есть кое-что от языческих заклинаний. В них мудрость столетий. Вопреки запретам Церкви, все, что есть у нас в жизни, дает нам Земля.

С этими словами Элизабет улыбнулась и потрепала девушку по щеке.

— Здесь, — указала она на чашу, — находится то, что дала нам Мать-земля. Насыпьте немного смеси в кипящую воду и дайте настояться. Этот отвар нужно пить каждый день до тех пор, пока не почувствуете, что ребенок зашевелился. Я уверена, что это поможет.

Старая женщина подошла к другой бочке и достала из нее сухие цветы, листья и ветки. Все это было быстро уложено и завернуто в разные тряпицы. Четкие и стремительные движения рук говорили о многолетней привычке.

— Если однажды вы почувствуете слабость, то смешайте эти черные листики с листьями лабазника. Сделайте настой и выпейте.

Кэтрин взяла травы и прижалась щекой к морщинистому лицу старой женщины.

— Я очень вам благодарна. Это вселяет в меня надежду. Лекарство поможет сотворить настоящее чудо, которое вы и представить себе не можете.

— Я очень рада, что вы хотите родить ребенка Стефану и так беспокоитесь об этом, — удовлетворенно улыбнулась Элизабет.

— О! — выдохнула Кэтрин, сообразив, что старая женщина неправильно поняла ее. Она так растерялась, что не знала, как исправить это недоразумение. — Я… не… лекарство нужно не мне, а Констанции. Если я смогу ей помочь, то она перестанет ненавидеть меня.

Элизабет кивнула, но было очевидно, что сомнения не покидают ее. Она смотрела на девушку проницательным взглядом. После долгих колебаний Кэтрин улыбнулась.

— Да, меня волнует Стефан, — произнесла она вслух свои сокровенные мысли, — хотя сама не знаю почему.

Ее тихое признание прошелестело, подобно мягкому бризу, тронувшему подвешенные к потолку сухие травы. Кэтрин не хотела, чтобы Стефан узнал, насколько она беспокоится о нем. Она не была уверена, к чему приведет такая осведомленность.

Элизабет тяжело вздохнула. Интуиция подсказывала ей, что девушка недоговаривала.

— Он не знает? — осторожно спросила она.

— Нет, Элизабет. — Сердце Кэтрин громко стучало в груди. — Я не хочу, чтобы он знал, пока я сама не пойму, что со мной.

— Любовь нельзя понять, миледи. Любовь — это драгоценный подарок, который надо принимать с радостью и благоговением.

— Вы говорите непостижимые для меня вещи, — ответила девушка. — Я хотела ненавидеть Стефана, а встретила лишь благородство и нежность… О Всевышний! — Она закрыла глаза. — У смертного ложа своего брата я поклялась посвятить свою жизнь молитвам. Но стоит появиться Стефану, я обо всем забываю.

Кэтрин открыла глаза. Взгляд ее был полон замешательства.

— Он хочет, чтобы я слепо верила ему, но так и не объяснил, почему убил сэра Роби. Джордж говорил, что Стефан — негодяй, и все же… мне не верится.

— Тогда доверьтесь сердцу и собственной мудрости. Это первый шаг навстречу любви, — уверенно сказала Элизабет.

Простые истины, о которых она говорила, волновали Кэтрин. В глубине души она наконец признала, что их хрупкие отношения со Стефаном — не что иное, как любовь. И от этого признания, которое далось ей с таким трудом, ее бросило в дрожь. Опасения, надежда, страх и восторг — все эти чувства, побеждая попеременно, боролись в ее сердце.

— Я не люблю Стефана, — сказала Кэтрин неуверенно. — Мне небезразлично, как он относится ко мне, но это еще не любовь.

Элизабет терпеливо улыбнулась.

— Тоска, которая звучит в вашем голосе, заставляет сомневаться в истинности этих слов.

Мягкий свет струился через ставни, освещая пыльный воздух комнаты. Закрыв глаза, Кэтрин прошептала, словно в забытьи:

— С таким сердцем, как у меня, я никогда не смогу открыться мужчине. И если мне суждено полюбить, то только человека, похожего на Стефана. Но невозможно умирать от любви к своему мужу!

— Бог с вами, миледи! Если нельзя любить своего мужа, то кого же тогда любить? Другого мужчину?

— Конечно же нет, Элизабет! — Кэтрин в недоумении взглянула на нее. Помолчав немного, она грустно добавила: — Но однажды муж сорвет нежный пьянящий цветок и, вдоволь налюбовавшись на него, отбросит его в сторону без сожаления. Кроме того, он смертен так же, как и те любящие, которых мы оплакивали. Я в своей жизни пролила немало слез, теряя близких людей.

Элизабет перекрестилась. Обняв девушку, она прижала ее к себе.

— Миледи! Не говорите так. Вы молоды, и вся жизнь у вас еще впереди! В браке не всегда можно рассчитывать на любовь, но надеяться на это нужно. Дайте своему сердцу возможность заговорить! Любовь — это единственное, что не покидает нас в тяжелые времена. Без любви мы — ничто!

Под воздействием ее настойчивых уговоров, Кэтрин мягко улыбнулась.

— Хорошо, Элизабет! — неохотно кивнула она. — Я буду надеяться на любовь, если это в самом деле так важно, как вы говорите. И тогда, может быть, стрелы Купидона пронзят меня, хотя я пытаюсь спрятаться от них.

Старая женщина удовлетворенно хлопнула в ладоши.

— У любви своя дорога. Вы еще вспомните мои слова!

Когда мужчины вернулись в дом, солнце уже садилось, оставляя красные следы лучей на потемневших облаках.

Стефан зашел на кухню, обняв Джона за плечи. Он, как всегда, был прямодушен и решителен. Подмигнув Кэтрин, он сразу же объявил, что они остаются ночевать в Даунинг-Кросс. Неважно, что прежде они собирались вернуться к вечеру в Блэкмор, никакой необходимости на самом деле в этом нет. Тем более что никто не хочет, чтобы они уезжали. И в первую очередь — Элизабет, которая весь день готовила к их приезду гуся со сладкой пшеничной кашей.

Кэтрин кратко возразила. Да, ей тоже радушный прием Джона и Элизабет больше пришелся по душе, нежели атмосфера в Блэкморе, но ее беспокоило, как отнесется ее новая семья к столь легкомысленному поведению накануне свадьбы.

Стефан в ответ заверял девушку, что никто из семьи даже не заметит ее отсутствия. При этом он опирался на поддержку Джона, который знал нравы их семьи, как никто другой. Но если бы до того дошло, то Стефан сам поручился бы за честь Кэтрин. Говоря это, он подмигивал Джону, который неодобрительно цокал языком. Девушку оказалось нетрудно удивить, так же как и Джеффри.

Восхитительный запах жареного гуся разносился по всему дому. И немного позже они уже сидели за столом, расхваливая кулинарные способности Элизабет.

Весь вечер Кэтрин наблюдала за Стефаном. В голову пришла мысль, что все-таки она недооценивала его. Неиссякаемый юмор, негодование, нежность и страсть — его чувства одинаково предназначались для всех собравшихся в этом доме. Когда-то ей показалось, что Стефан презирает бедняков. Таким жестоким и высокомерным проявил он себя по дороге в Блэкмор, когда ей захотелось накормить нищих. Но сегодня девушка видела его в ином свете. Он любил этих людей. Если бы не чрезмерная настороженность, он был бы необычайно привлекательным человеком.

Когда Элизабет убрала со стола, за которым они ели гусятину, Кэтрин встала и сообщила, что хочет спать и готова удалиться ко сну. Элизабет показала ей наверху комнатку, похожую на маленький будуар. Этим помещением давно никто не пользовался. И если бы не большой тюфяк, набитый перьями, брошенный у камина, да деревянный стул, оно казалось бы пустым.

Кэтрин позаимствовала одну из старых одежд леди Мэлори, и одиннадцатилетняя сестра Коллума помогла ей раздеться, после чего быстро убежала прочь. Девушка аккуратно повесила на стул свои вещи и надела ночную рубашку. Завернувшись в теплое одеяло, она села перед огнем, скрестив ноги. Она смотрела на огонь, воскрешая в памяти события прошедшего дня.

«Без любви — мы ничто», — вспомнились ей слова Элизабет. Это звучало романтично, но непонятно. Обдумывая слова старой женщины, она заворожено глядела на слабые голубые язычки пламени. Едва заметные, они настойчиво обжигали горящие бревна, рождая сильный желтый огонь. Эти желтые языки взлетали в воздух с таким же бесстрашием, с каким Стефан шел по жизни. Но вместе, и синие и желтые, смешиваясь между собой, вели в ад.

— Тебе здесь удобно?

От неожиданности девушка вздрогнула и прижала руки к груди.

Стефан стоял, небрежно прислонившись к двери, и улыбался. Он не хотел напугать Кэтрин, Испуг, вспыхнувший в ее глазах, сменился удивлением и наконец радостью. Этого было достаточно, чтобы его сердце запылало страстью. Он с восхищением смотрел на девушку, желая навсегда запечатлеть в памяти ее образ. Образ, словно сошедший с портрета, написанного пастелью. Рассыпанные по спине вьющиеся волосы отливали золотом, а бархатные щеки раскраснелись от близости огня.

Кэтрин наконец нарушила молчание:

— Меня все вполне устраивает, Гай.

— Мне нравится, когда ты так называешь меня.

Девушка улыбнулась:

— Я рада, что доставила вам удовольствие, милорд!

Она смотрела на его могучую фигуру, источающую мужскую силу и энергию. Янтарные вспышки пламени освещали шею и, казалось, высеченные резцом мышцы плеч. Одетый приблизительно так же, как в их первую встречу на постоялом дворе, Стефан снова был похож на того неопрятного разбойника, который откровенно разглядывал ее. Чувство стыда охватило Кэтрин, и она опустила глаза.

Ее молчание смутило Стефана. Он знал многих женщин, но никогда прежде его не беспокоили их душевные порывы. А целомудрие Кэтрин разбудило в нем страстное желание доказать ей, насколько желанны мужские объятия для любой женщины.

— Не бойся меня, Кэтрин. Я зашел только погреться у твоего огня.

— А я и не боюсь, — поспешно опровергла она его предположение. Конечно, Кэтрин боялась, но не хотела показывать своего страха. Пряча страх за улыбкой, она бесстрашно взглянула на Стефана. — Проходи, Стефан! И присаживайся у огня. Если верить тебе же, то пока любовь согревает мое сердце, честь не пострадает от того, что ты сидишь на моей постели. Я надеюсь, ты помнишь, как сказал это, штурмом ворвавшись в мою спальню.

Стефан улыбнулся с чувством глубокого удовлетворения. Присев на край тюфяка, он сказал:

— Да. Однако ты сказала намного больше, чем я надеялся. Я имею в виду — любовь в твоем сердце. И даже готов на какое-то время уединиться безо всяких скандалов и ссор.

— Тебе не надо так плохо думать обо мне, — спокойно ответила Кэтрин и повернулась к огню.

Стефан не сомневался, что девушка была девственницей. Если не физически, то в душе. И даже если он сейчас получит в награду то, о чем мечтает, то все равно не сможет стать хозяином ее сердца. Но именно об этом он мечтал больше всего на свете.

— Огонь необычайно важен в нашей жизни, — сказал Стефан, протягивая руки к янтарным языкам пламени. — Однажды, когда мне было лет пять, мама позвала нас с Марлоу к себе в спальню. Брат с детства был ее любимцем. С тех пор, как она выхаживала его день и ночь, когда он едва не умер от лихорадки, между ними возникла непостижимая связь. Но изредка мама впускала и меня в их тайный мир. И тогда мы сидели у огня возле ее ног, слушая сказки о Мерлине, Артуре и Джиневре. Я, конечно же, был Артуром, а Марлоу — Модредом.

— Подходящее сравнение. В Марлоу нет и намека на то благородство, что я чувствую в тебе.

От нежности, с какой девушка произнесла эти слова, у Стефана перехватило дыхание.

— Мужчина с мечом, Кэйт, может захватить город и сжечь его. А женщина, у которой в сердце горит любовь, может возродить народ из пепла. Не стоит недооценивать свою силу.

Он откинулся на тюфяк и рукой притянул девушку к себе. Прикоснувшись к ее щеке, Стефан прошептал:

— Ты все же веришь мне?

Кэтрин взглянула на него. В глубине ее глаз трепетало чувство, подобное свежей росе, вздрагивающей на лепестках распускающегося цветка.

— Да, я верю тебе, — прошептала девушка, скользя взглядом по его влажным мягким губам. Тихий стон невольно вырвался из ее груди. Кэтрин нахмурилась. — Да, я верю тебе, но ты ответил не на все мои вопросы.

— Спрашивай, любовь моя, — нежно сказал Стефан, дотрагиваясь до ее щеки, — я отвечу, если смогу.

Девушка колебалась. Она чувствовала себя предательницей по отношению к человеку, которого сама считала воплощением добра, в объятиях которого мечтала оказаться. Но она должна была развеять все свои сомнения. В отличие от Констанции, она хотела знать правду.

— Я должна знать, почему ты убил сэра Роби. Это произошло в порыве ярости или это был благородный поединок при свидетелях и пажах?

Стефан медленно сел. В его глазах зажегся стальной блеск.

— Мы были одни, — начал он, глядя на огонь, — в одном из погребков Лондона. Никаких свидетелей не было. Это не был рыцарский поединок, как ты надеялась услышать, но справедливое сражение. Я владел мечом лучше, и он погиб. Можешь ли ты судить меня за это?

Стефан взглянул на Кэтрин и вздрогнул. Она смотрела на него так, как обычно смотрела на Марлоу — в потемневших глазах и холодном лице читалось осуждение. Нет, он не мог потерять ее из-за ее странных представлений о жизни, тем более теперь, когда они зашли уже так далеко.

— Я не такой, как мой брат, Кэтрин.

— Знаю, — печально ответила она. — Я никогда не перепутаю вас.

«Я уже влюблена в него, а ведь брат предостерегал меня», — подумала про себя Кэтрин.

Дрожь била ее тело. Обхватив себя руками, она подошла к очагу.

— Я нарушила все обещания, которые дала Джорджу, человеку чести. Я поклялась, что вечно буду молиться за его душу. Но тогда я тебя не знала, Стефан.

Кэтрин повернулась и посмотрела на него, — упрек читался в ее взгляде. Она ненавидела себя за те чувства, которые он вызывал в ней. Даже все зная, она не могла избавиться от его чар.

— Кэтрин, — страстно прошептал Стефан. — Я клянусь тебе, в моем прошлом нет ничего дурного. Только твое сердце сможет правильно судить обо мне. Но я хочу, чтобы ты поняла. — Правда была на моей стороне, когда я убил Роби.

Девушка кивнула и, стремительно приблизившись, взяла его за руку.

— Я хочу верить тебе, Гай, — искренне прошептала она. — Мне так важно знать, что твоя честь незапятнана. Я не хочу жить, как Констанция. И не смогу жить с дьяволом.

Сердце Стефана сжалось от горя.

— О, женщина, — простонал он, — неужели я стал причиной твоих нелепых опасений?

Он заключил Кэтрин в объятия.

— Я никогда не буду обращаться с тобой, как Марлоу со своей женой! Я всегда буду оберегать тебя! И твоя жизнь не превратиться в кошмар! — бормотал он ей на ухо, трепетно и нежно целуя уголок атласных губ.

От этого поцелуя девушку бросило сначала в холод, потом в жар, и странная истома внезапно охватила все ее тело.

— Да, моя любовь. Моя сладкая любовь, — шептал Стефан, чувствуя, как в ней пробуждается желание. Его губы блуждали по изящным изгибам шеи. Откинув голову, Кэтрин принимала ласки со стоном наслаждения. Желтые и голубые языки пламени поднимались все выше. Стефан наконец разжег в ней факел огня, который сжигал его сердце.

Словно вернувшись на землю, девушка обеими руками оттолкнула Стефана. Задыхаясь, она смотрела на него удивленно, и в то же время с сомнением. И вдруг хихикнула, как ребенок. Даже когда на глаза навернулись слезы, она продолжала неестественно смеяться, прикрывая рот ладонью.

— Я горю, словно в огне, — шептала Кэтрин сквозь слезы. — Что ты со мной сделал? — Смех сменился рыданиями. — Я боюсь тех чувств, что ты вызываешь во мне, — всхлипывала она. — Помоги мне, Стефан! Мне страшно!

— Не бойся, дорогая. Клянусь, что никогда не обижу тебя!

— Я столько страдала во время чумы, что казалось, все чувства умерли в моем сердце, а жизнь закончилась. Но ты возродил во мне любовь! Я ожила, и сердце оттаяло.

Кэтрин подтянула колени к груди. Обхватив их руками, она тихо плакала, раскачиваясь из стороны в сторону.

Слезы сострадания блеснули в глазах Стефана, но он не посмел прикоснуться к ней в эту минуту.

Наконец девушка успокоилась. Всхлипнув последний раз, она вытерла ладонями глаза и провела пальцем под носом. Взглянув на Стефана, словно раздраженный ребенок, она спросила:

— И все-таки я должна знать, почему ты убил сэра Роби. И не рассчитывай, что, обессилев от желания, я забыла об этом!

— О, дьявол! — пробормотал он. Беспомощно рассмеявшись, Стефан тряхнул головой. — Я не могу это обсуждать с тобой.

— Если ты доверяешь мне, то сможешь, — настаивала девушка.

— Нет, все слишком сложно.

— Но как же в таком случае я могу доверять тебе! — в ее голосе звучало негодование. — Ты хочешь, чтобы я верила, не задавая вопросов и не получая ответов?

— Да, женщина, я хочу именно этого, — ответил Стефан. Его голос был холоден, как сталь меча, мелькнувшего в ночи. — И это самое малое, что ты можешь для меня сделать. Моя семья может сомневаться во мне. Но просить женщину, на которой собираюсь жениться, чтобы она верила мне, — это уж слишком!

— Ты упрямый грубиян! — гневно воскликнула Кэтрин. Ярость полыхала в ее глазах. — Мне надоело потакать твоим прихотям!

Она стремительно поднялась, оставив на постели смятое покрывало. Словно овца, окруженная волками, она металась по комнате. На мгновение Стефан подумал, что девушка убежит. Но внезапно она повернулась к нему. В глазах горел вызов. Кэтрин была похожа на дух, возникший на Ирландском побережье.

— Почему я должна слепо верить тебе? — кричала она. — Назовите мне хоть одну причину, милорд, по которой вы не можете сказать мне, что тогда произошло?

Стефан смотрел на пламя огня, полыхающего вокруг горящих бревен. Взгляд его зажегся ненавистью.

— Я убил сэра Роби, потому что он задел честь женщины.

Желая услышать больше, Кэтрин все же колебалась.

— Чью честь, Стефан? — неуверенно и в то же время настойчиво спросила она.

— Моей матери. Графини Розалинды.

— О! — Девушка в смятении развела руками. — Что же сказал Роби?

— Если я расскажу это, Кэтрин, то сам опорочу ее имя.

— В таком случае все сказанное лордом Роби — ложь.

Словно отгоняя тень сомнения, мелькнувшую в его глазах, Стефан качнул головой.

— Да, это была ложь, — произнес он, отходя к окну.

Кэтрин неуверенно шагнула к нему. Ее переполняло раскаяние. Неуверенно взяв его за руку, девушка сказала:

— Все это время я сомневалась в тебе только из-за убийства. Я так доверяла брату, что приняла его мнение за свое. Сейчас я жалею об этом.

Признание Кэтрин внезапно заставило Стефана почувствовать свою неправоту.

— Не обвиняй себя, дорогая! Ты просила рассказать о случившемся, а я упрямо отказывался. Конечно же, тебе следовало знать правду.

Кэтрин тряхнула головой.

— Это не имеет значения, — медленно произнесла она. — Неважно, рассказал бы ты мне правду или нет, я всегда знала, какой ты на самом деле. Я поняла это еще в ту ночь, когда мы встретились впервые. Но я не поверила себе, я спряталась от тебя за словами брата.

Стефан едва сдерживался, чтобы не закричать от радости. Это были именно те слова, которые он так долго мечтал услышать от Кэтрин. Она сможет доверять ему! Она будет верить в него, как никто другой. Наконец-то это восхитительное и прекрасное создание убедилось в его добродетели! В Стефане словно распахнулась некая дверь, через которую хлынули наружу накопившиеся в сердце за долгие годы сомнения и страхи. Сколько времени и усилий он потратил на притворство, не задумываясь о том, что думают о нем люди!

Голубым мерцанием в глазах Стефана отражались навернувшиеся слезы. И хотя он попытался скрыть нахлынувшие чувства, Кэтрин протянула к нему руку.

— Нет, Кэйт! — отвернулся он. — Мне не нужна твоя жалость!

Гоня прочь неуместную сентиментальность, Стефан со стоном вытер глаза. Но девушка уже обвила его талию руками, и он вздрогнул. Тело напряглось, когда ее голова прижалась к его спине. Стефан понимал, что ради нее самой не имеет права отвергнуть жест сострадания. Он слишком долго ждал этого. Он ощутил толчки крови в паху. Желание его лишь возрастало по мере того, как руки Кэтрин гладили его по животу наивным утешающим жестом. Сколько камней было вырублено из стены, что разделяла их до этого мгновения! Он вдыхал аромат вереска и розовой воды. Боже! Как близка она была теперь!

Уверенный, что последняя преграда к их близости пала, Стефан дал волю своему желанию. Он повернулся и, обняв девушку, прижал ее к своей груди и бедрам. Едва расслышав удивленный возглас, Стефан припал к ее губам. Кэтрин не сопротивлялась, и лишь слабый стон раздавался из ее груди. Стефан знал этот звук — такой же рождался в его содрогающемся теле. «Когда желание столь велико, — мелькнуло в голове у Стефана, — оно подобно острому ножу». Его язык погрузился в сладкую влагу ее рта, исследуя и танцуя в нем. И в эти секунды казалось, что с каждым вдохом и выдохом они все больше менялись своими душами.

Вкус ее губ был таким же пьянящим, как и запах. О! Он хотел Кэтрин! Лаская матовую кожу ее шеи, его пальцы скользнули вниз по тонкой ткани к грушевидным холмикам.

Кэтрин затаила дыхание, чувствуя как теплая рука легла ей на грудь. Стефан со стоном расстегнул платье, освобождая восхитительный плод. Он встал на колени и обхватил сосок губами, лаская его языком.

— О, Стефан! — бормотала девушка, прижимая его голову к груди.

Неожиданно она отпрянула от него. Она задыхалась. Ошеломленная, Кэтрин пыталась унять разгоревшееся в ней пламя. Она одернула платье, пряча набухшую грудь.

— Мы зашли слишком далеко, — прошептала она, и горькие слезинки заблестели в глазах. — Слишком далеко.

— Нет, недостаточно далеко, — хотелось крикнуть Стефану. Но увидев ее лицо, подобное цветку на закате солнца, он едва слышно пробормотал эти слова.

Дрожащими руками Кэтрин закрыла лицо.

— Зачем я так поступила? — всхлипывала она сквозь пальцы. — Я знаю, что это неправильно.

Стефан поднялся, но не последовал за ней, а направился к потухшему очагу.

— Нет, Кэтрин, ты поступала по велению своего сердца. Как же это может быть неправильным?

Она раздраженно всплеснула руками:

— Да потому, что я нарушила клятву брату! И как же ты сможешь теперь поверить обещаниям, которые я дам тебе? А клятве, которую дают во время бракосочетания?

Стефан в сердцах пнул бревно, лежащее у очага, и раздраженно пересек комнату.

— Да ты понимаешь, что эти слова делают нашу свадьбу невозможной? Что значит «неправильно» дарить любовь своему жениху, мужчине, который вскоре станет твоим мужем? Или ты предпочитаешь, чтобы после свадьбы у меня появилась любовница? Сколько можно цепляться за эту клятву? Пока смерть не разделит нас? И не забывай, что ты согласилась на этот брак.

— Если уж вы заговорили об этом, то хочу напомнить, что это была вовсе не моя идея!

— Значит, ты выходишь замуж только для того, чтобы носить мое имя? И предлагаешь мне восхищаться твоим глупым обещанием, данным человеку, которого уже нет в живых?

— Да, — произнесла Кэтрин, обращая на Стефана горящий взор.

— Кэйт… — Он не верил своим ушам, это было крушением всех его надежд. Он припал к ее коленям, взял за руку и не отпускал ее, хотя девушка пыталась освободиться. — Кэйт, дорогая! Я думал, что для тебя важно лишь убедиться в моей честности и благородстве. Но даже это ничего не значит! Ты отвергла этот брак задолго до нашего знакомства. Измени свое решение, пожалуйста, и давай закончим эту войну!

Губы Кэтрин предательски дрогнули, и она отвернулась, не желая демонстрировать свою уязвимость.

Не услышав ответа, Стефан бросил ее руку и поднялся. Он был похож на сгорбленного старика.

— Да будет проклято это обещание! Твое чувство долга будет вечной преградой между нами, — сказал он с отчаянием.

— Если, все, что тебе от меня нужно, — мое тело, так можешь обладать им и без моего согласия, — с вызовом бросила девушка. — Это — все, в чем ты нуждаешься, не так ли?

Каждый мускул его тела напрягся. Стефану хотелось ударить ее за грубые слова. Девушка, несомненно, хотела довести его до приступа ярости. Но он не собирался предоставить ей такую возможность.

— Ты права. Единственное, что мне нужно, это место в твоей постели, — произнес Стефан и саркастически добавил: — Но помни, что я не размениваю свою честь! Я никогда ничего не краду, даже женское достоинство. И никогда не сплю с женщиной, если она сама не просит меня об этом, как вскоре будешь просить и ты, дорогая леди. Запомни это.

С этими словами он направился прочь. Пока он шел к выходу, девушка выкрикнула:

— Зачем надо было вообще говорить об этом? Неужели это настолько важно?

Стефан пожал плечами и усмехнулся:

— Я полагал, что не настолько! Но, похоже, ошибался.

Он поклонился и вышел, давая ей возможность обдумать его резкие слова.

 

Глава 8

Возвращаясь на следующее утро в Блэкмор, Кэтрин и Стефан хранили тяжелое молчание. Они весело попрощались с Джоном и Элизабет, скрывая от них свою ссору. По дороге в замок Стефан изредка подшучивал над Кэтрин. Но в каждом слове и каждом жесте его можно было улавливать скрытый смысл. И хотя казалось, что в этих шутках не было ничего, кроме явного желания обольстить ее, в его глазах горели озорные огоньки, которые лишь убеждали девушку в том, что кот ни за что не успокоится, пока не заставит пойманную мышку подчиниться его желаниям.

Несмотря на напряженность, возникшую между ними, Кэтрин была весела и полна надежд. То время, что они провели вдали от Блэкмора, словно вдохнуло в нее новые силы, и она с радостью возвращалась домой. Тем более что девушка везла с собой травы для Констанции и надеялась, что они помогут им помириться. Кэтрин готовилась склонить на свою сторону всех недоброжелателей искренней любовью, единственным благородным оружием в отношениях с графиней. И сердце ее учащенно забилось, когда в розовой дымке рассвета показались башни замка.

Когда они миновали ворота, Стефан тут же занялся делами, и в первую очередь направился в покои отца справиться о его здоровье.

Европа позвала Кэтрин в свою комнату, где для девушки уже была приготовлена кадка ароматной горячей воды.

— Я даже не успела попросить тебя об этом, Европа, как уже все готово! — восхищенно произнесла девушка, скользнув в воду.

— Это мой долг — предупреждать все твои желания, мой ягненок. — Европа наклонилась над кадкой и ущипнула девушку за щечку. — Графу не стало лучше, но и, слава Богу, не стало хуже. Никто без тебя не скучал, кроме меня. А мне, само собой, очень интересно, что же у тебя произошло с этим грубияном во время поездки? — тараторила Европа.

Воспоминания о том, насколько далеко они зашли со Стефаном в своих отношениях, так что она едва не потеряла голову, заставили девушку побледнеть. Но, взяв себя в руки, она слегка улыбнулась и сказала:

— Ничего, и в то же время все, моя дорогая.

— О? — многозначительно воскликнула женщина.

— Я никогда не думала, что отношения с мужчинами могут быть такими сложными! Если бы я только могла не испытывать к Стефану никаких чувств, мне было бы намного легче.

— Так, так, — усмехнулась Европа. — Мне жаль, что я заговорила об этом. Что бы ни произошло между вами, это не касается старой женщины. Но ты любишь Стефана, и это совершенно ясно. Твои розовые щечки и пухлые губки говорят сами за себя.

— Европа! — воскликнула Кэтрин, заливаясь румянцем. Она забралась в кадку поглубже, так что вода закрывала ее до подбородка.

Женщина зашлась таким глубоким смехом, что даже кадка начала вибрировать. Наконец успокоившись, она вытерла слезы и пробормотала:

— Так, так. Клянусь, что не пророню об этом больше ни слова! Как ты намерена провести день?

Кэтрин уже преодолела свое смущение. Радуясь, что можно сменить тему разговора, она серьезно сообщила Европе о своих намерениях.

— Скажи Розмари, чтобы она подготовила мое голубое платье. Как только оденусь, я собираюсь навестить Констанцию.

— Как пожелаете, миледи, — кивнула Европа. — Вот уж не думала, что вам удалось так быстро подружиться с леди Констанцией.

— А мы не подружились, — ответила девушка и уверенно добавила: — Пока еще не подружились.

Когда через полчаса Кэтрин входила в комнату для вышивания, она чувствовала себя уверенной и отдохнувшей. На ней было надето бархатное платье, хорошо защищавшее ее от холода в замке, длинные рукава были застегнуты до самого запястья. Дорогая, расшитая золотом накидка, свободно ниспадающая с плеч, завершала ее наряд. Над глубоким вырезом выступали точеные ключицы. Простая вуаль и обруч благопристойно покрывали волосы девушки, и только рассыпанные по спине золотистые пряди едва напоминали ей о событиях прошлой ночи.

— Добрый день, леди Констанция. — Девушка закрыла дверь и смело улыбнулась всем присутствующим в комнате дамам. Все они занимались вышиванием гобелена и молча ждали ответа графини.

— Какой сюрприз, Кэтрин! — Констанция пристально смотрела на нее из противоположного угла комнаты. Чепец, надетый на голову, плотно облегал лицо и был наглухо застегнут на шее. На ней было платье мышиного цвета.

— С тех пор, как мы вместе вышивали этот гобелен, я все время думаю о нем. Эти цвета так запали мне в сердце, что я решила вновь присоединиться к вам.

Девушка обвела взглядом всех дам и, не дожидаясь приглашения, села на принесенный служанкой Констанции стул.

В комнате повисло неловкое молчание. Лишь огонь потрескивал в очаге и со двора доносились отдаленные выкрики охраны.

Кэтрин не чувствовала себя здесь желанной гостьей и не особенно рассчитывала на гостеприимство. И, хотя ей ужасно хотелось сбежать оттуда или же самой завести какой-либо пустячный разговор, она твердо решила дождаться, пока женщины сами не возобновят беседу. Когда вскоре все оживились и в комнате раздался смех, Кэтрин повернулась к Констанции.

— Я бы хотела поговорить с тобой наедине. Я привезла тебе подарок.

Продолжая вышивать, женщина взглянула на девушку с подозрением. Наконец она кивнула в сторону окна и спросила:

— А ты видела, как выглядит замок с этой стороны, Кэтрин?

Они поднялись. Констанция знаком показала всем остальным продолжать работу, пока они ненадолго уединятся у арочного окна.

Когда Кэтрин присоединилась к ней, женщина сурово взглянула на нее:

— Уж не хочешь ли ты поговорить о нашей предыдущей встрече?

Эта озлобленная женщина вызывала у девушки только жалость, Кэтрин понимала также, что Констанция запугана. Все это придало ей решимости.

— Я пришла не для того, чтобы ссориться. Мне хочется сделать тебе подарок. — Кэтрин достала из складок своего платья сверток и протянула его Констанции. — Это сбор трав, которые помогут тебе выносить ребенка.

Какое-то мгновенье женщина задумчиво смотрела на нее, потом отвернувшись к окну, прикрыла веки. Внезапно она резко повернулась и обратилась к дамам:

— Леди! Пойдите и навестите сейчас графиню. Возможно, она отдыхает и ей будет приятно ваше общество.

Дамы покинули комнату, и еще некоторое время за дверью раздавался неясный шепот и шум поспешных шагов. Потом все стихло.

— Я, надеюсь, не слишком навязчива, леди Констанция? Но мне очень хочется помочь вам. Я не хотела вас обидеть… — быстро сказала Кэтрин, но ее слова утонули в мертвой тишине. С нотками огорчения в голосе она тихо добавила: — Небольшие пригоршни этого сбора нужно бросать в кипящую воду и пить этот настой каждый день, пока ребенок не окрепнет. Если вы почувствуете слабость, то я принесу вам листья лабазника.

Кэтрин собралась было уйти, но Констанция остановила ее.

— Подожди, — сказала она, глядя в окно. — Почему ты это делаешь?

— Я вижу, как вы мучаетесь, Констанция. Всегда, когда я вижу чужую боль, мне самой становится больно. Это — мое наказание и в то же время счастье — я унаследовала от своей матери. Я вижу, как сильно вы хотите ребенка, и желаю вам только счастья. Даже если вы возненавидите меня, все равно я не смогу молча наблюдать ваши страдания.

Слезы медленно катились из глаз Констанции.

— Неужели причина лишь в этом?

Кивнув, Кэтрин добавила:

— Мне на самом деле хотелось бы доказать, что не я желала обидеть вас. И мне не очень приятно, что вы думаете, будто я собираюсь оспаривать здесь ваши права. Это неправда.

— Теперь я убеждена, что ошибалась, — улыбнулась женщина.

Девушка уже было почувствовала дружелюбие Констанции, когда настроение той вдруг резко переменилось. Вцепившись в сверток, она холодно спросила:

— Откуда мне знать, что здесь находится?

— Эти травы собрала Элизабет из Даунинг-Кросс. В них нет ничего, что могло бы причинить вам вред.

— Элизабет… говорят, она — ведьма.

— О, нет! Это не так. Она очень добрая женщина. Я сама видела травы, которые она собирает.

Констанция склонила голову и вернула сверток девушке. Ее взгляд блуждал по гобелену, а пальцы с любовью прикасались к тысячам стежков.

— Возможно, ты права. Когда я впервые приехала в Блэкмор из Лондона, Элизабет приходила сюда с леди Мэллори. Она дала мне успокоительный чай, и он помог мне значительно больше, чем те, что давала Розалинда последующие пятнадцать лет.

— Мне очень понравилась Элизабет. Она сказала… — Кэтрин смутилась, словно произнесла что-то лишнее.

— Что? — Констанция внимательно посмотрела на девушку, и ее гордый подбородок поднялся над накрахмаленными складками.

— Мне кажется неуместным говорить об этом сейчас, но на меня ее слова произвели очень сильное впечатление. — В глазах девушки, переливаясь, заиграли красные и голубые цвета стежков гобелена. — Она сказала, что без любви — мы ничто.

Издевательский смех Констанции разлетелся по комнате.

— Я даже не помню, что такое любовь. Я познала ее лишь однажды, когда жила в своей семье. А сейчас меня окружают лишь несправедливость, гордость, отчаяние и одержимость. Как и Розалинда, я тщетно пыталась найти любовь на своем пути. Но в отличие от свекрови, у меня нет сыновей, ради которых стоит жить.

Кэтрин вновь протянула ей сверток:

— Тогда возьми это, пожалуйста. Стоит попытаться!

— Какая ты наивная! — Констанция взглянула на девушку с сожалением. — И хотя я не доверяю тебе, но все же надеюсь, что не увижу твоего унижения и крушения надежд, когда ты поймешь, как коротка и несправедлива эта жизнь.

Слушая циничные слова взрослой женщины, Кэтрин чувствовала, как в ней поднимается волна ярости.

— Не говорите так! — воскликнула она. — Моя жизнь будет совсем другой!

— Почему же? — парировала Констанция, и злые огоньки вспыхнули в ее глазах. — Чем твоя жизнь будет отличаться от моей? И знаешь ли ты хоть что-нибудь об этой любви?

Кэтрин захотелось ответить «да», но на самом деле она не могла уверенно утверждать этого. Она познала желание, но едва ли это означало пробуждение сильных душевных переживаний.

— Нет, — тихо ответила она.

— Ты надеешься, что Стефан будет оберегать тебя? Он уверял тебя в этом? Обещал всегда оставаться благородным и преданным?

— Да… Нет, он говорил не так много. — От растерянности и смущения Кэтрин залилась краской. Она совсем не представляла себе, каким будет Стефан после свадьбы.

— Марлоу перед тем, как жениться, давал мне сладкие обещания, но сразу же после свадьбы превратился в дикое животное, и остается им до сих пор.

Кэтрин слушала ее, открыв рот. У нее было такое выражение лица, что Констанция рассмеялась.

— Ты удивлена? Я не так глупа, как это кажется. Однако не всегда можно рассказывать то, что знаешь. Это бывает опасным. И если ты передашь мои слова Марлоу, я скажу, что ты лжешь… или поступлю еще хуже.

Все происходящее шло вразрез с планами Кэтрин. Вместо того чтобы склонить Констанцию на свою сторону, она чувствовала себя так, словно смотрела на мир через разбитое грязное стекло. Она в сердцах кинула сверток на стул и направилась к двери.

— Не уходи. — Голос Констанции внезапно стал умоляющим. Это был голос женщины, доведенной до отчаяния. — Я знаю, что напугала тебя. Но не со зла. Так долго я не могла ни с кем поделиться всем, что накипело за эти годы. Резкость и злость — не самые привлекательные стороны моего характера, но прежде я не была такой. Я хотела лишь предупредить тебя, что раны, которые нанесет тебе жизнь, будут больнее моих слов.

Кэтрин повернулась к ней и, улыбнувшись, сказала:

— Вы не огорчили меня. Но Стефан был прав. Порой я поступаю так, словно никогда не рисковала, живя в Шелби. Возможно, я многого не знаю о жизни, но и не желаю знать того, о чем рассказываете вы. Для меня это не имеет значения, поскольку моя жизнь будет иной.

— Возможно, ты права, — скептически заметила Констанция. — Не изменяй своим надеждами, во что бы то ни стало. Я потеряла себя много лет назад. Я вручила свою судьбу человеку, который живет лишь гордостью. И поскольку любовь — это все, то я — ничто.

— Все зависит от вас самой, Констанция. Мне бы хотелось стать вашим другом.

— Я не верю тебе. — Взгляд женщины вновь потускнел.

Обе они оказались в тупике.

Кэтрин ушла, оставив сверток с травами на стуле.

Смеркалось. Стефан сам обходил крепостные стены, словно не доверял своей охране. Шагая от башни к башне, он раздраженно вглядывался в горизонт. Руки его были сцеплены за спиной. Подхваченные порывистым ветром, красные с черным флаги башен развевались на фоне янтарного неба.

С вершины стены он мог великолепно разглядеть все происходящее вокруг на много миль. Вдали показалась небольшая группа людей, направляющаяся по холмистой дороге в сторону замка. Немного раньше, когда звуки кларнетов известили о появлении незнакомцев, Стефан крикнул смотрителю замка, что сам выяснит, друзья или враги направляются в замок. Сначала они были едва различимы, размером с муравьев, и было непонятно, сколько их. Однако по мере их приближения к замку Стефан насчитал пятнадцать человек. Среди торговцев и рыцарей он разглядел жонглера, менестреля, глашатая, а также одну женщину и мужчину благородного происхождения. Несмотря на то что в руках у них был французский флаг, оружие было убрано в ножны. А потому Стефан распорядился пропустить их. После того как он убедился в их миролюбивом настроении, привратник опустил мост.

Удовлетворенный тем, что в замке порядок, Стефан мог бы с удовольствием присоединиться к веселой толпе. Однако он предпочел одиночество, пытаясь разобраться в своих мыслях.

Взывая к Богу, он размышлял о том, как могло случиться, что они с Кэтрин впали в борьбу самолюбий. Это вовсе не входило в его намерения. Стефан дал ей время осознать, насколько он благороден и знатен. И у нее было время научиться любить его, поскольку он знал, что в тот же миг ответит ей взаимностью. Но все планы рухнули из-за бессмысленной, как ему казалось, логики девушки. Стефан понимал, что борьба за первенство в семье закончится крахом их отношений. А потому сильно беспокоился.

— Какая упрямица! — возмущался он, качая головой.

Стефан расхаживал по самому верху стены, пытаясь попадать каблуками в горизонтальные расселины. При этом шаги приходилось увеличивать. Он проделывал это, постоянно бубня себе что-то под нос и не обращая никакого внимания на дюжину охранников, которые недоуменно следили за его мальчишескими выходками.

Наконец Стефан остановился и взглянул на горизонт. Это было ошеломляющее по своей красоте зрелище. Ему хотелось кричать от восторга! И от страсти к Кэтрин, которая поглотила его целиком. Эта страсть жгла ему сердце и разум; она разрушала его представление о жизни, прерывала связь с Богом и природой. Она причиняла ему боль. Он никогда не думал, что способен на столь сильные чувства, но теперь уже был в себе не властен. Он нуждался в Кэтрин и страстно мечтал обладать ею. И в то же время ему не хотелось раскрывать свои чувства.

— О, Боже всемогущий, — бормотал Стефан, приложив руку к изболевшейся груди, — благодарю тебя за прекрасное зрелище!

Сверкающее солнце было подобно гранату, окутанному в пурпурный шелк. Причудливые облака укутывали красный диск, словно насмешливая любовница, заманивающая шелестом простыней на вечернее свидание.

— Черт бы побрал эту женщину! — проворчал Стефан. Настроение было окончательно испорчено. Даже когда он смотрел на закат, он ощущал, как поднимается в нем желание. И винил во всем Кэтрин. Страсть к девушке сводила его с ума. Помимо этих проблем, существовала еще одна, которая не меньше волновала молодого человека. Он беспокоился за отца, который все еще находился в бессознательном состоянии. Но поскольку Стефан был молод, его мысли все же сосредоточились вокруг Кэтрин. Увлеченный ими, он не услышал, как к нему подошел сэр Рамси.

— О, Боже! — вскрикнул Стефан от неожиданности, когда слуга тронул его за плечо.

Рамси улыбался, поглаживая свою наполовину седую бороду.

— Простите, Гай! Я вижу, вы чем-то расстроены. Возможно, ваши мысли все еще в Даунинг-Кросс?!

— Да, в самом деле, — медленно произнес Стефан, отвлекаясь от своих раздумий. — Можете обвинить меня в легкомыслии в то время, как отец находится на грани смерти. По крайней мере, это легче, чем взять на себя смелость и сказать, что так считают другие.

Он скрестил руки на груди и облокотился на парапет. Рамси сделал то же самое.

— Нет, милорд, я так не думаю. В противном случае я бы именно так и сказал. Кэтрин вскоре станет вашей женой, и вам требуется время, чтобы расположить ее к себе. Такое удовольствие редко выпадает титулованным особам. Я надеюсь, вам удалось это.

Стефан иронично усмехнулся и сердито проворчал:

— Я бы и сам этого хотел. В жизни не встречал таких упрямых женщин! А как она обворожительна! Длинные золотистые локоны, нежные маленькие формы, спрятанные под тонкими платьями! Она подобна спелой ягоде! Но усыпана острыми шипами. На самом деле, Рамси, я знаю, что браки по расчету не приносят ничего хорошего. Именно поэтому мне небезразличны ее мысли и чувства.

Рамси оторвал взор от горизонта и посмотрел во двор. Там внизу Марлоу приветствовал прибывших гостей, а конюхи распрягали уставших лошадей.

— Прежде не замечал, чтобы вы так мучались из-за девиц! Скажите, что вы ее любите, и проявите настойчивость!

Стефан взглянул на Рамси и криво усмехнулся:

— Нет ничего проще, чем настоять на своем мужском желании. Однако любовь — это совсем другое дело.

— Зато именно этого хочет любая женщина, сэр Стефан. Она может отдаться вам в пылу страсти, но единственное, что ей действительно нужно, так это знать, что ее любят. И в этом все дело. В противном случае вы будете добиваться своего до самой смерти.

— Все не так просто, Рамси, — смущенно сказал Стефан.

— Друг мой, все намного проще, чем вы думаете. Вы не так давно знакомы, но вы уже любите Кэтрин. Так почему же вы не скажете ей об этом? Такие, как она, встречаются нечасто. У нее чистое и непорочное сердце.

— Да черт бы побрал это благородное сердце! — раздраженно воскликнул Стефан. — Она никак не может предать забвению свое прошлое. Она, видите ли, дала предсмертную клятву своему брату! И не может принадлежать мне до тех пор, пока его душа не попадет в рай.

— О, Стефан! — В голосе Рамси послышались тревожные нотки. — Вы должны понимать, насколько важно сдерживать свои клятвы! Но наступит момент, когда Кэтрин сможет освободить себя от обещания. Это лишь вопрос времени. Держу пари, что только одно обстоятельство может заставить ее отказаться от своей клятвы. — И с чувством собственного достоинства он устремил взгляд к горизонту.

Солнце уже зашло, и последние отблески вечерней зари освещали небо. Слова Рамси разожгли в Стефане любопытство.

— Ты заинтриговал меня. — Его голос дрожал от нетерпения. — Поделись со мной своей мудростью.

— Единственное, что может освободить Кэтрин от клятвы, данной в порыве любви к своему брату, это — другая клятва любви. Все просто. Поэтому вы должны сказать, что любите ее.

Лицо Стефана исказилось от боли. Ему казалось, что он падает в бездну. «Я люблю тебя». Даже от самой мысли, что надо произнести эти слова, он едва не задохнулся. Почему это было так сложно?

— Нет, Рамси, я не смогу сказать этого… Отец всегда говорил матери, что любит ее. Она же никогда не произносила слов любви. Я не настолько силен, и не переживу, если не услышу ответного признания.

Стефан немного успокоился, когда внезапно из дверей башни с факелом в руке выбежал паж.

— Сэр Стефан, — сказал он, припав на одно колено, — лорд Марлоу послал меня сообщить, что он согласился от вашего имени на состязание с французским дворянином, который только что прибыл в наш замок. Этот мирный поединок состоится завтра. Сэр Марлоу сказал, чтобы вы приготовились.

— Мирный рыцарский турнир, — пробормотал Стефан, развернув могучие плечи. Это известие явно улучшило его настроение. Внизу, у конюшни, он заметил одного из французов, который направлялся к их лошадям.

— Значит мне надо принять участие в турнире со странствующим рыцарем, чтобы его имя потом воспели в балладах. А я стану героем сказок о храбрости и любви, о чем и напишет менестрель, путешествующий с ними.

Стефан лукаво взглянул на Рамси, в его голове родился план.

— Да, милорд, — ответил паж. — Лорд Марлоу сказал, что сеньор Этьен Дербонэ путешествует в поисках Черного Принца, чтобы свести с ним счеты в рыцарском поединке. Но сеньор хотел бы предварительно потренироваться с вами, на тупых копьях конечно же.

— Не соглашайся на это, Стефан, — посоветовал Рамси. — Я не удивлюсь, если Марлоу задумал таким образам нанести подлый удар.

— Нет, Рамси. Я думаю, надо переговорить с нашим гостем до поединка. И если он на самом деле окажется тем, за кого себя выдает, то мы будем тренироваться. В конце концов, может быть, именно это мне сейчас нужно, — ответил Стефан и посмотрел на пажа.

— А не пригласит ли странствующий рыцарь своих менестрелей, которые напишут песню о моей храброй победе? Песню мелодичную и благородную, от которой растает сердце даже самой непреклонной из девушек.

— Неплохая идея, — усмехнулся Рамси.

— Не тратя лишних слов, скажу, что существует несколько способов добиться женской благосклонности, Рамси, — произнес молодой человек.

Во всяком случае, он об этом молился.

 

Глава 9

Входите! — ответил Стефан.

Кэтрин медлила. Внутренний голос говорил ей, что она не должна в одиночестве переступать порог его покоев. Но рыцарский турнир состоится очень скоро. И если Стефан предпочтет испытать ее добродетель еще раз, то поединок придется отложить. А это невозможно. Поэтому девушка вошла в комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Пройдя еще полдюжины шагов, она остановилась и подняла взгляд. Слова приветствия застыли на ее губах, и руки взметнулись к открытому рту. Стефан стоял посередине комнаты. Он стоял в том виде, в котором Бог создал Адама и Еву. Его нагое мускулистое тело было великолепным.

Зеленые глаза Кэтрин сначала распахнулись от неожиданности, а потом презрительно сузились. Несомненно, он все это задумал нарочно, и проклятья уже готовы были обрушиться на его голову. Но глаза девушки скользили по его восхитительно усмехающимся губам, широкой крепкой груди и, минуя плоскость живота, опустились к…

— О, Боже! — пробормотала она и кинулась к двери, оставив свои проклятья для следующего раза.

— Джеффри! — приказал Стефан, указывая рукой в направлении беглянки.

Исчезнуть Кэтрин не удалось, коренастый юноша преодолел расстояние до двери раньше ее.

— Не нужно смущаться, миледи, — вызывающе простодушно сказал Джеффри. — Сэр Стефан одевается на рыцарский турнир. И если вы внимательно понаблюдаете, то узнаете пару секретов, необходимых при подготовке к бою.

— Благодарю, но как-нибудь в другой раз. — Кэтрин говорила, глядя на дверь. Ей не хотелось смотреть, как Стефан одевается. Вынужденная отказаться от попытки ускользнуть из комнаты, она стояла спиной к Стефану пытаясь сохранить безразличный вид.

Джеффри вернулся к хозяину и продолжил ритуал одевания, прерванный появлением Кэтрин.

Кэтрин по-прежнему стояла у двери, и воображение рисовало ей прекрасного рыцаря и его оруженосца. Пока Джеффри ухаживал за хозяином, девушка представляла себя на его месте. И это она поднимала гибкие доспехи, которые защитят ноги и колени Стефана. Она надевала мерцающую кольчугу на его крепкие бедра, и тысячи маленьких металлических колец шелестели в ее руках. Видения были настолько живы, что девушка вскрикнула от удовольствия, но тут же испуганно затихла. Не доверяя собственным поступкам, она подошла к двери.

— Не уходите пока, дорогая леди, — властно сказал Стефан, — вы нужны мне.

Девушка обречено вздохнула. Повернувшись, она обвела глазами комнату в надежде обнаружить какой-либо предмет, на котором могла бы остановить взгляд. Им оказался меч, лежащий на столе.

— Твой расчет безупречен, Стефан. Если бы я знала, что ты пригласил меня на процедуру одевания, то не пришла бы. Или такое событие, как рыцарский турнир, предполагает предварительное развлечение для зрителей?

Стефан громко рассмеялся.

— Нет! И ничего дурного в моей просьбе нет, девушка.

Кэтрин взглянула на Стефана. Он многозначительно смотрел на Джеффри, который изо всех сил пытался натянуть рубашку на хозяина.

— Мне кажется, что мой оруженосец выбрал это утро для неблагоразумных ухаживаний.

Джеффри покраснел, но ничего не ответил.

— В любом случае, — продолжил Стефан, — он отлично справляется. Вы хотели бы узнать меня лучше до того, как мы окажемся в одной постели, или после?

— О, дьявол! — выругалась Кэтрин. Она была в такой ярости, что не обращала внимания на Джеффри, брови которого взлетели к самым волосам. — Вы грубый невоспитанный человек!

К этому времени Стефан был почти одет. Он стоял в кольчуге, и Кэтрин в изумлении смотрела на его крепкие ягодицы, плотно обтянутые узкими бриджами. Подобно превосходному племенному жеребцу, Стефан, безусловно, был божественно прекрасным созданием.

— Миледи? Кэтрин?

Откуда-то издалека раздался его голос. Кэтрин вздрогнула и отвела взгляд от его бедер.

— Обнаружила что-нибудь интересное? — насмешливо спросил он.

— Ничего, что могло бы меня особенно заинтересовать. Так для чего же вы звали меня, милорд?

— Поскольку теперь я уверен, что ты все слышишь, готов объяснить. Французский дворянин, искатель приключений, вызвал меня на рыцарский поединок. Я ожидаю, что ты оденешься подобающим для такого события образом, — Стефан кивнул на постель, — и надеюсь увидеть твой шарф на своем копье. Полагаю, ты не разочаруешь меня. Если, конечно же, не затаила в глубине души чувство мести.

— Не так глубоко, милорд, — раздался строгий ответ.

Проследив за взглядом Стефана, девушка увидела разложенный без единой морщинки его костюм. Он был сшит из четырех кусков шелка — красного и черного цветов, чередующихся между собой. На каждом красовался свой герб. На одном был изображен леопард короля Эдварда, на другом — волк — геральдическая эмблема Стефана, и фамильный герб Бартингэмов, который располагался на задней части костюма, состоящей из двух других полотен.

Рядом лежала женская шелковая накидка таких же цветов, украшенная гербами. Но вместо капюшона на ней был высокий дугообразный воротник. Продетый сквозь него китовый ус придавал воротнику жесткую форму. Рядом лежала корона, сделанная из раковин устриц и павлиньих перьев.

— Ты, конечно же, шутишь! — рассмеялась девушка. — Можешь не рассчитывать на то, что я надену этот нелепый наряд! Я бы выглядела как королева фей.

— Нет, ты будешь выглядеть потрясающе. Этот костюм был сшит для первого рыцарского турнира, который провел мой отец. Все участники были одеты в костюмы времен короля Артура. Уверяю тебя, что это самый подходящий для такого события костюм!

— Интересно, кто его надевал до меня? — лукаво спросила Кэтрин. Она подняла мерцающую корону и провела рукой по переливающимся голубоватым перьям.

— Такой чести удостаивались только женщины нашей семьи, — ответил Стефан и раздраженно обратился к Джеффри: — Сколько можно тебя ждать?

Уставший от бесконечной череды предметов одежды, оруженосец вытирал выступившие на лбу капли пота. В руках он держал кожаный панцирь, который надевался поверх кольчуги и плотно облегал мощную грудь Стефана. Он являлся завершающим предметом рыцарского одеяния, не считая красно-черного плаща, украшенного гербами. Стефан выглядел как отважный, уверенный в своей силе рыцарь, и девушка не могла отвести от него взгляда. Внутри ее росло теплое и немного пугающее чувство. Да, она хотела его сильно и страстно. Это было написано на ее лице. Стефан все понял, и его насмешливые глаза вспыхнули, как две одинаковые звезды на небе — далекие и манящие.

— Кэтрин… — Он протянул к ней руки, и девушка, не задумываясь, шагнула вперед. Но звуки фанфар, внезапно нарушившие тишину, остановили ее.

Казалось, весь замок ожил в предвкушении праздника.

— Турнир скоро начнется, — сказал Стефан, поворачиваясь к открытому окну. С улицы доносилось ржание лошадей и скрип телег.

Все обитатели замка пытались протиснуться поближе к арене. Дети заливались смехом, собаки лаяли и рычали на лошадей.

Праздник начался с выступления менестреля. Когда затихли последние звуки его баллады, толпа взорвалась аплодисментами. Кэтрин улыбалась, охваченная радостным возбуждением. Но вскоре глашатай пригласил зрителей занять свои места. Девушка вздрогнула. Она смотрела на Стефана с тревогой, беспокоясь за него, как прежде беспокоилась за Джорджа перед поединком с незнакомым ему рыцарем.

— Я должна переодеться, — сказала она. Положив корону на постель, Кэтрин направилась к двери.

— Не забудь надеть шарф, — напомнил Стефан.

Девушка уже открывала дверь, но остановилась на пороге. Она терпеть не могла и платки, и шарфы. Они плотно завязывались вокруг шеи и раздражали нежную кожу. Кроме того, она даже представить себе не могла, что будет потворствовать прихотям этого самонадеянного рыцаря до того, как лишится целомудрия.

— Увидимся на турнире! — сказала она, исчезая за дверью.

Вскоре Кэтрин присоединилась к Розалинде и Констанции. Они сидели на трибуне, построенной для зрителей турнира. Праздник был подготовлен так быстро, что это удивляло девушку не меньше, чем пышность и великолепие, которыми он сопровождался.

Было прохладно. И Кэтрин куталась в складки серого плаща. Хотя она отказалась от предложенного Стефаном костюма, на ней было платье с красной отделкой и шарф.

— Внимание! Начинаем турнир! — прокричал глашатай.

Тем временем менестрель шел вдоль трибун, исполняя романтическую историю о предыдущих победах сеньора Дербонэ.

Первым, кто представился зрителям, был Стефан. Громоздкие доспехи ничуть не мешали его размашистому шагу. Шлем он держал под мышкой. Джеффри шел рядом с ним. Приблизившись, Стефан припал перед дамами на одно колено.

— Леди, — обратился он к ним, — я надеюсь на ваши аплодисменты и расположение, если мой противник окажется слабее.

— Я никогда не беспокоилась, когда ты выходил на поединок, — сказала Розалинда скучающим голосом. Среди собравшейся толпы она заметила Марлоу. Тот беседовал с французским рыцарем. Розалинда встала и направилась в их сторону.

— Могу ли я поговорить с тобой наедине, Кэтрин? — Стефан указал ей жестом в сторону. Кольчуга на его груди тихонько зазвенела.

Девушка поднялась и направилась к пологу. У каменной ограды они встретились.

— Я думал, ты все еще злишься на меня, — сказал Стефан, указывая глазами на шарф.

— Да, злюсь. Шарф я надела, но сегодня слишком холодно, чтобы расставаться с ним, — ответила Кэтрин и покраснела, вспомнив свою последнюю встречу со Стефаном в его покоях.

— Почему любое мое желание ты воспринимаешь в штыки, Кэйт? Неужели я настолько неприятен тебе?

Девушка проигнорировала вопрос. Она смотрела на менестреля, который исполнял на арене сальто назад. При этом колокольчики на его шутовском колпаке весело звенели. Толпа крестьян, собравшихся за ограждением, громко аплодировала ему.

Стефан развернул Кэтрин за плечи и заставил ее взглянуть себе в глаза.

— Допустим, ты горишь от желания ко мне, — как всегда насмешливо сказал он, его обветренные щеки подергивались в улыбке.

Как она ненавидела эти игры!

— Хватит, Стефан! — резко оборвала она его. — До свадьбы осталось ждать недолго. А до тех пор оставь меня в покое.

— Не стоит беспокоиться! Я не прикоснусь к тебе, пока ты сама не попросишь об этом. Никакого супружеского долга и никакой нежности! Но не забывай, что при этом ты рискуешь чувствами, которые испытываешь ко мне. Молю Бога, чтобы они не разбились о тот камень, который ты называешь сердцем!

— Простите, милорд, могу ли я вас прервать? — внезапно услышали они чей-то голос.

Перед ними верхом на коне сидел сеньор Дербонэ. Он явно забавлялся их ссорой. Белый шлем он снял и держал его под мышкой, отчего вьющиеся ярко-рыжие волосы развевались на ветру, открывая волевое лицо. Элегантный бархатный плащ голубого и бежевого цветов ниспадал с его плеч. Белый жеребец, на котором подъехал француз, был укрыт не менее роскошной шелковой попоной тех же оттенков, а голову его защищал шлем, так же, как у хозяина, украшенный султаном из белых перьев.

— Если я появился в неподходящий момент, сэр Стефан, вы только скажите, и я немедленно оставлю вас!

— Можете остаться, — ответил Стефан на французском языке, — и позвольте вам представить Кэтрин Гилберт.

В знак приветствия Кэтрин кивнула.

— Очень рад, мадемуазель, — склонился над ее рукой сеньор Дербонэ.

Француз был моложе Стефана, как предполагала девушка, лет на пять. Его темно-карие глаза взирали на нее пристально и страстно, а полные губы прильнули к руке с явным удовольствием.

— Я вижу, мадемуазель, вы еще не отдали своего предпочтения сэру Стефану. Могу ли я, в таком случае, надеяться на вашу благосклонность в этом поединке?

— Это невозможно, — ответила Кэтрин, заметив уголками глаз самодовольную улыбку Стефана. — Однако благодарю вас за предложение.

— Какая жалость! — воскликнул галантный француз. Он уже собрался было надеть на голову шлем, но остановился. Глаза его сияли. — Я только что придумал, как утешить мое разбитое сердце! Мы пока не определили, какой приз нас ожидает в случае победы. Что скажете, Бартингэм? Мое предложение таково: если я окажусь победителем, то вечером мне будет позволено поднять кубки вместе с прекрасной леди. А чтобы приз оказался слаще, мы выпьем, согласно обычаю… на брудершафт.

Глаза Кэтрин округлились от ужаса. Она даже представить не могла, как он осмелился сделать такое дерзкое предложение.

— Нет, я думаю было бы лучше… — начала было девушка, но Стефан перебил ее.

— Прекрасное предложение! — Его глаза горели каким-то демоническим огнем. — Я уверен, что Кэтрин предпочтет ваше общество моему, Дербонэ. Меня она не выносит.

Француз удовлетворенно рассмеялся. Он разглядывал девушку так, словно вот-вот окажется с ней в одной постели.

— А какой бы приз хотели вы, Бартингэм? — обратился он наконец к Стефану.

— Я еще имею честь ужинать с Кэтрин каждый день, мой дорогой. Поэтому следует придумать для меня что-нибудь другое. Пошли, я расскажу, чего бы мне хотелось.

С этими словами Стефан увлек француза в сторону арены. Однако девушка окликнула его еще на минутку.

— Если ты проиграешь поединок, я тебе этого никогда не прощу.

— Я никогда не проигрывал, — мрачно ответил Стефан, прикасаясь к ее подбородку закованными в металл пальцами. Пройдя несколько шагов, он остановился и с дьявольской усмешкой добавил: — Почти никогда.

Кэтрин презрительно посмотрела вслед удаляющимся мужчинам. Тяжело вздохнув, она направилась к трибуне, где вокруг Констанции собралось небольшое дамское общество. Девушка еще не забыла последнюю встречу с женой Марлоу, отчего испытывала некоторую неловкость. Но вскоре она отвлеклась от грустных мыслей, увлеченная всеобщим оживлением и восторгами. Радостными возгласами дамы приветствовали своих рыцарей, многие из которых должны были принять участие в турнире после поединка Стефана и Дербонэ. Когда они чинно проходили мимо трибуны, женщины махали им руками и кидали в них разноцветные ленты. Другие радовались песням менестреля, в которых тот воспевал необычайную красоту английских женщин.

Однако радость Кэтрин исчезла, как только она увидела Стефана, приближающегося к девице легкого поведения из свиты сеньора Дербонэ. И, хотя та не носила соответствующего знака, как требовал закон, Кэтрин не сомневалась в ее принадлежности к шлюхам. Девица вцепилась в руки двух французских рыцарей, создавая вокруг себя суматоху. Ее светлые кудри были растрепаны и беспорядочно висели вокруг чувственного рта и бегающих глаз. Завидев Стефана, она, покачивая бедрами, направилась в его сторону. При этом она развязно улыбалась. Кэтрин не могла слышать, что она говорила Стефану, но не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы догадаться, о чем шла речь. Сорвав желтый шелк с его копья, девица извлекла откуда-то из-за пазухи платок и протянула его молодому человеку. Слуга обвязал им копье своего хозяина. С возгласами признательности девица кинулась Стефану на шею и поцеловала его в губы с такой страстностью, словно ее герой был при смерти, а она пыталась таким образом вернуть его к жизни.

— Боже мой! — воскликнула Кэтрин в сердцах, забыв о том, что она окружена женщинами. Те, в свою очередь, проследили за ее взглядом. Неодобрительный шепот по поводу вызывающего обмена раздался за спиной девушки. Кто-то взглянул на девушку с сожалением, а кто-то откровенно усмехнулся. Кэтрин пришла в ярость. Не желая наблюдать столь оскорбительную сцену, она отвернулась и тут же столкнулась с пристальным взглядом Констанции.

— Это не то, что ты думаешь! — сказала Кэтрин, понимая, что глупо говорить сейчас что-либо. Она злилась, что Констанция оказалась свидетельницей этой сцены как раз после того, как она доказывала, что ее жизнь будет совсем другой. — Я уверена, что это его каприз. И ничего больше.

— Безусловно, — ответила Констанция равнодушно, глаза ее не выражали никаких чувств. Однако она пожала девушке руку с сочувствием.

От неожиданного участия Кэтрин опешила.

— Смотрите туда! — внезапно крикнула жена Марлоу. Она указала на жонглера, который весело справлялся с пятью маленькими тыквами. И тем самым отвлекла остальных дам от ненужных разговоров.

Кэтрин благодарно улыбнулась. Радуясь, что все отвернулись в другую сторону, она устремила взгляд на своего мучителя. Вопреки ожиданию, она увидела Стефана, атакующего своего противника. Его оружие сверкало на полуденном солнце. Девушка смотрела на него с восхищением. За его спиной во всем своем величии и красоте развевались голубые и белые, красные и черные треугольные флаги с крестами, леопардами, пиками, символами доблести и войны.

Стефан был неотразим в бою. Его фигура поражала своей мощью. Что же в нем было такого, что заставило Кэтрин забыть о своем гневе и гордости? Неужели все дело лишь в его физическом совершенстве? Или в этой манере расправлять могучие плечи, которые словно стремятся вырваться из кольчуги на волю? Или все же в его благородной натуре? Конечно, да.

— О, Стефан! — шептала она, глядя на него влюбленными глазами. Она уже сожалела, что не отдала ему свой шарф, который только мешал и душил ее. Теперь же девушке казалось, что отдай она шарф Стефану, и он согревал бы его в бою. Она ненавидела свою гордость, ненавидела его игры! Этот флирт с проституткой был явно задуман, чтобы вызвать ее ревность. Таким способом Стефан пытался заставить ее уступить его желаниям! Но это не было бы проявлением любви, а лишь победой в поединке. Любовь это не сражение.

В любом случае, теперь она сожалела, что перед боем не попыталась вдохновить его на победу, явно показав ему свое расположение. При воспоминании о насмешливых взглядах женщин Кэтрин охватывала слабость. С ужасом думая о том, что может оказаться под градом злобных насмешек, если вдруг Стефан проиграет поединок, а сеньор Дербонэ получит свой приз, она закричала:

— Давай, Стефан, вперед!

Девушка была счастлива, когда он повернулся к ней, каким-то чудом услышав ее среди всеобщих криков, и кивнул головой.

Противники готовились к нападению. Взрыв одобрительных возгласов разнесся над ареной, когда их жеребцы понеслись навстречу друг другу, закусив удила, вздымая копытами песок и солому. Солнечные лучи отражались от металлических пластин, защищающих их головы от возможных ранений. За секунды до столкновения всадники, пригнувшиеся к их гривам, выпрямились. Такая тактика была необходима для нанесения удара, но практически не позволяла видеть противника сквозь узкие щели забрала. Стефан был на высоте. Сеньор Дербонэ оказался не столь удачлив. Его копье было сломано при первом же ударе. Кэтрин ликовала. Начало было неплохим, поскольку на счету француза было уже три сломанных копья.

Только когда противники разошлись и готовились перейти ко второму этапу поединка, девушку охватил страх. Хотя рыцарские турниры считались благородными состязаниями, но случались непредвиденные ситуации, в которых один из участников мог получить смертельное ранение.

Вторая часть сражения была более захватывающей, чем предыдущая. Участники боя, казалось, были заражены всеобщим энтузиазмом зрителей. Грубые крестьянские лица лучились гордостью за своего хозяина. Некоторые из рыцарей замка, верой и правдой служившие графу Блэкмору, желали французу поражения, другие смотрели на поединок как на войну между Англией и Францией. И победа Стефана для них означала победу английской короны над Францией.

Для Кэтрин напряженное ожидание становилось невыносимым. Она покинула трибуну и укрылась за спинами рыцарей. Стефан не заметить ее отсутствия, поскольку едва различал своего противника через узкую щель забрала. И девушка следила за ходом поединка, как ей казалось, с более безопасного расстояния. Кроме того, ей хотелось убедиться, что в случае победы Стефана веселая французская девица не получит обещанный поцелуй.

Лошади вновь стремительно помчались навстречу друг другу. И в этой схватке копье Стефана с оглушительным звоном раскололо щит Дербонэ.

— О-ох! — толпа ликовала от восторга.

Но Кэтрин стояла онемевшая от неожиданности. Когда голова побежденного рыцаря откинулась назад, она узнала в нем одного из приверженцев Марлоу. Подбежавший оруженосец француза подал ему копье. Мужчины пожали друг другу руки, и человек Марлоу исчез.

Сердце девушки бешено стучало. Во рту у нее все пересохло. Из всех зрителей только она видела, как оруженосец пытался спрятать в заиндевевшей траве наконечник копья. Сверкая под солнечными лучами он выдавал подмену — копье, которым сражался человек Марлоу, имело не деревянный, а металлический наконечник. Ей казалось, что перед ней предстал сам дьявол во плоти.

— Милорд! — закричала Кэтрин, не думая об опасности. — Сэр Стефан! — Но крик ее утонул среди шума толпы.

Девушка пробралась через толпу крестьян и поднялась на ограду, возвышаясь над всеми.

— Сэр Стефан! — пронзительно закричала она, и все обернулись в ее сторону.

Стефан тем временем готовился к завершающему сражению. Увидев Кэтрин, он снял шлем.

Наконец, заметив, что привлекает внимание окружающих, девушка сорвала шарф и махала им что было сил.

— Милорд, вы не можете начать следующий бой, не получив знака моей благосклонности. Не так ли?

Пытаясь скрыть от чужих глаз свою тревогу, она беззаботно улыбнулась Стефану, приглашая его подойти.

Вонзив шпоры в коня, отважный рыцарь приблизился к девушке. На его лице сияла победоносная улыбка.

— Милорд, вы были великолепны и заслужили мою преданность! Как глупо было думать иначе! Простите меня и окажите честь сражаться в последнем бою с моим шарфом.

— Я вижу, чувство победило, миледи! — Стефан торжествующе огляделся вокруг.

Кэтрин улыбнулась и кокетливо подмигнула ему.

— Тогда проявите свою благосклонность, благородный рыцарь, до того, как я повяжу вам свой шарф.

— Я вижу перед собой именно ту Кэтрин, которую люблю. — Стефан поднес шелк к губам. — Однако хотелось бы знать, почему вдруг такая перемена настроения? Или вы задумали какую-то шутку, о которой я буду сожалеть?

— Да возьми же этот чертов шарф!

— О, Кэтрин! — сказал Стефан с наигранным возмущением. — Что я слышу?

Он наклонился, чтобы выхватить шарф. Девушка в этот момент обвила его шею рукой, словно собираясь поцеловать.

— Твой противник пытается тебя убить, у него на копье металлический наконечник, — прошептала она Стефану на ухо.

Обнимая девушку, рыцарь пристально смотрел на своего врага, ожидающего начала решающего поединка. Оруженосец сеньора Дербонэ, как и предупреждала Кэтрин, стоял за спиной хозяина с копьем, которое могло убить его даже при легком ударе. Он повернулся к девушке и улыбнулся. Он видел ее уже в другом свете.

— А я думал, ты позвала меня из ревности, — прошептал он.

Девушка наслаждалась влюбленным взглядом, который Стефан устремил на нее.

— Нет, милорд, я не ревнива.

— Какая жалость! Это придало бы ухаживаниям некоторую пикантность.

В эту минуту к ним приблизился сеньор Дербонэ.

— О, сэр Стефан! — сказал он, подъезжая к ограде. — Я смотрю, вы добились некоторого успеха. Мадемуазель подарила вам свою благосклонность! Надеюсь, однако, что это не повлияет на наш договор в случае моей победы!

С губ девушки готов уже был сорваться саркастический ответ, когда Стефан мягко прикоснулся к ее плечу. Подтолкнув ее в спину, он произнес:

— Конечно, Дербонэ, но на вашем месте я не стал бы опережать события. Хотя счет пока в вашу пользу, но каждый из нас выиграл по одному раунду. И последний бой будет за мной, дорогой сэр… Но меня очень беспокоит ваше копье.

Стефан говорил спокойно и мягко. Ничто не выдавало клокотавшей в нем ярости, не намекало на обнаруженное предательство. Девушка любовалась им.

— Один из ваших оруженосцев просто засыпает на ходу! Копье, которое вам принесли вместо сломанного, используют в настоящих сражениях. Удар таким наконечником мог преждевременно лишить меня жизни, хотя, возможно, это вполне устроило бы одну знакомую мне упрямую даму.

Кэтрин подыграла Стефану, помогая сгладить возможный скандал:

— Да. Я не стану оплакивать вас, сэр Стефан. Я отдала вам шарф лишь потому, что вы превосходите силами своего противника.

Француз удовлетворенно вздохнул, лесть девушки достигла своей цели.

— Итак, покажите мне ваше копье, сеньор, — настоятельно попросил Стефан.

Дербонэ посмотрел на оруженосца, который держал копье в руке. Когда солнечные лучи царапнули по наконечнику, он в ужасе воскликнул:

— О Господи! Какая ужасная ошибка! Я прикажу высечь его!

Стефан спокойно наблюдал за сценой раскаяния. Девушка предполагала, что это была игра, однако не была в этом уверена. Возможно, все было подстроено Марлоу.

— Надеюсь, вы простите меня, сэр Стефан, и поверите, что я к этому непричастен.

Ярость угасла, и Стефан с самой очаровательной улыбкой произнес:

— Ах, сеньор, я уверен, что это недоразумение. Теперь вы можете взять любое мое копье. И давайте посмотрим, кто же из нас окажется победителем!

— Вы так добры, Бартингэм, так добры! — пробормотал француз и направился в сторону оруженосца. Тот, осознав свою вину, принимал упреки и пинки своего хозяина с почтительными поклонами.

— Прими мои сердечную благодарность, Кэйт, — обратился к девушке Стефан, наблюдая за разыгравшейся сценой.

Девушка не стала объяснять, что его спасение это уже награда, что сердце ее выпрыгивало из груди от тревоги и замирало при виде его прекрасного мужественного лица.

— Тогда отблагодари меня своей победой, — тихо сказала она.

— Обещаю. — Стефан направился в дальний угол арены, пришпорив боевого скакуна. В ожидании решающего поединка он нетерпеливо фыркал, словно сам хотел быстрее выиграть сражение.

Наконец глашатай взмахнул белым флагом, и последний бой начался.

Кони мчались, и пар валил из их ноздрей. Все вокруг грохотало. Всадники издавали нечленораздельные звуки. Копья ломались, и скрежет металла эхом отдавался на трибунах. Внезапно крик боли облетел арену, и сеньор Дербонэ упал на спину. Сброшенный с лошади, он проиграл поединок. Стефан стал победителем. Толпа ревела от восторга.

Кэтрин улыбалась, необъяснимые слезы радости катились по ее щекам. Она устремилась в ликующую толпу, чувствуя себя так, словно сама только что одержала победу.

 

Глава 10

Вечером в Грейт Холле было шумно и весело. На празднество, которое устраивалось в честь Стефана и остальных победителей турнира, были приглашены и гости из Франции. Менестрель Дербонэ исполнял свои баллады, а жонглер развлекал собравшихся шутками и акробатическими номерами. Это было грандиозное пиршество, на таком Кэтрин оказалась впервые. Всю ночь она была в центре внимания троих мужчин. Стефан посылал ей влюбленные взгляды, напоминая о их первой встрече в харчевне, когда она танцевала и целовалась с ним, позабыв о страхе и хороших манерах. Он бесконечно благодарил ее за проявленную во время турнира наблюдательность, от чего девушка смущалась и заливалась краской.

Сеньору Дербонэ, поскольку он проиграл поединок, пришлось умерить свой сердечный пыл. Однако ему удалось настоять на танце с Кэтрин после трапезы.

Марлоу не подходил к девушке. Он наблюдал за ней. Что бы он ни делал, пил ли мед, танцевал или беседовал с рыцарями, его взгляд преследовал Кэтрин весь вечер. Девушка чувствовала себя неуютно, внезапный интерес Марлоу пугал ее, и она старалась все время быть поближе к Стефану.

Когда праздник закончился и в замке погас свет, Кэтрин уже засыпала. Неожиданно дверь в ее комнату распахнулась. Розмари вскрикнула от страха. Кэтрин села и, прикрывая грудь одеялом, вглядывалась в темноту. В коридоре, едва освещенном свечами, она видела неясные силуэты, но не могла рассмотреть непрошеных гостей.

— Это ты, Стефан? — прошептала она с надеждой, хотя по высокомерной осанке незнакомцев знала, что это не так. — Розмари, позови Европу.

Маленькая фигурка служанки исчезла за мужскими спинами. Один из них направился было за ней, но передумал, считая это несущественным для дела, которое привело их сюда.

— Пойдемте, миледи. Лорд Марлоу хочет вас видеть, — раздался неприятный грубый голос.

— В такое время? Вы шутите! — рассердилась Кэтрин.

— Это не шутка. Если лорд Марлоу чего-то желает, то лучше поторопиться. Он ждет вас в Грейт Холле.

— Что за глупость? — вслух возмутилась девушка. У Марлоу было достаточно возможностей поговорить с ней в более подходящее время. Она вдруг вспомнила его неотвязный взгляд во время праздника. Что он задумал?

— Я не пойду, пока мне не прикажет сэр Стефан, — продолжила Кэтрин и высокомерно добавила: — Я прощаю, что вы ворвались в мою комнату в такое время, хотя это неслыханная дерзость! И упаси вас Бог когда-нибудь повторить такое.

Тот из мужчин, который разговаривал с ней, сделал шаг в ее направлении. Девушка отодвинулась к изголовью кровати.

— Стефан здесь не хозяин, миледи. Вы поймете это сразу, как только умрет граф.

Кэтрин услышала в этих словах угрозу. Она не знала, какие козни плелись вокруг Стефана, и очень беспокоилась за него.

— А теперь собирайтесь и пойдемте, миледи. В противном случае, следуя приказанию лорда Марлоу, мне придется отнести вас в Грейт Холл.

С этими словами он направился к девушке. Не дожидаясь, пока он выполнит свое обещание, она повелительно вытянула руку вперед и приказала:

— Подождите за дверью!

Они неохотно покинули комнату. Кэтрин откинула одеяло и встала. Поскольку она спала обнаженной, ей пришлось в темноте разыскивать свой халат, который лежал в сундуке. Девушка очень надеялась, что ее появление опозорит Марлоу.

Она не стала убирать волосы, а просто откинула их назад. Золотистые локоны свободным каскадом струились по спине.

— Я готова. Можно ли идти, или вы желаете отнести меня?

Никакой реакции не последовало. Они молча повернулись и двинулись в путь. Один из них шел впереди девушки, другой сзади.

В коридоре их встретила Европа. Ее волосы, обычно аккуратно убранные сзади, теперь были растрепаны. Она вся дрожала от волнения. Она подбежала к девушке и прошептала:

— О, Господи, миледи, не нравится мне это. Марлоу не должен поступать таким образом. С ним что-то происходит. Когда я увидела его, то испугалась.

— Я уверена, что он никого не хочет обидеть, — сказала Кэтрин, чтобы немного успокоить Европу. Она сжала руку женщины и, гордо подняв голову, громко произнесла: — Я пойду к Стефану сразу же, как только Марлоу извинится за свою дерзость.

Когда они прошли через сводчатый проход и оказались в Грейт Холле, уверенность Европы пошатнулась. Марлоу сидел перед очагом на резном богато украшенном стуле. Рядом с ним стоял маленький столик с недоеденным ужином и кувшин с медом. В ногах свернулась калачиком гончая. Она лежала со скучающим видом, не реагируя на вульгарный хохот своего хозяина, на коленях у которого сидела молодая кухарка. Марлоу забавлялся, ощупывая своими грубыми руками ее привлекательные груди. Пальцы его были унизаны кольцами. Неподалеку, занятые своими разговорами, стояли несколько рыцарей.

Кэтрин вскрикнула и попятилась назад. Однако шедший позади нее сопровождающий стоял как стена, отодвинуть которую ей было не по силам.

— Кэтрин! — вскрикнул Марлоу и залился пьяным смехом. — Как хорошо, что ты пришла, хотя я даже и не мечтал о такой компании в этот час. Что привело тебя сюда так поздно? Или Стефан недостаточно хорош для тебя?

Все, кроме Европы и кухарки, которая тут же спрыгнула с его коленей и исчезла, впали в истерический хохот.

— Европа, — прошептала Кэтрин. — Я не выносу этого издевательства! Где Стефан? Он знает, что здесь происходит?

— Нет, но не бойтесь, миледи, — успокоила ее женщина. Она глубоко вздохнула и шагнула вперед. Европа смотрела на Марлоу, как посмотрела бы старуха Смерть. — Ты силой заставил Кэтрин прийти сюда, и я сама добьюсь у королевского судьи, чтобы тебя как следует наказали.

Марлоу презрительно взглянул в ее сторону, сделал глоток меда и сказал:

— Что за комар жужжит в моем замке? Поди прочь, толстая маленькая мошка, или я вытрясу из тебя всю душу.

Кэтрин, едва дыша, увидела, как всегда веселое лицо Европы заливается пурпурным цветом.

— Клянусь любовью к Господу нашему, Христу, что не знаю, чью желчь ты пил в детстве, Марлоу. Я всегда стремилась быть беспристрастной к тебе, но не более того. У тебя пока нет прав вести себя здесь подобным образом.

— Твой болтливый рот способен еще на что-нибудь, кроме, как сотрясать воздух? — усмехнулся Марлоу, довольный своим остроумием. — Нет, по моим меркам ты слишком стара и вся в морщинах. Иди спать, Европа, ты утомила меня.

— Пойдемте, миледи, — сказала Европа, еле сдерживая ярость, — я вернусь в спальню только с вами вместе.

— Нет, — вскричал Марлоу, разъярившись не на шутку. — Ботвелл, приведи миледи ко мне. Крамер, закрой рот этой надоедливой болтунье, — приказал он солдатам.

— Стефан узнает об этом, Марлоу. И, как только это случится, твоя кровь окажется на его мече. — Европа разрыдалась от бессилия.

— В конце концов, всем хорошо известно, как Стефан обычно пользуется своим мечом, — самодовольно произнес Марлоу.

Когда девушка остановилась в нескольких шагах от него, он пододвинул ей стул.

Кэтрин сидела неподвижно. Несмотря на кипевшую внутри ненависть и страх, ей было приятно сидеть у теплого очага. Каменный пол казался ей горячим по сравнению с ледяными туфлями, и она позволила себе ступить босыми ногами на горячие камни, хотя руки по-прежнему были сжаты в маленькие кулачки.

— Что заставило вас вызвать меня, лорд Марлоу? Я, молодая и наивная девушка, пришла сюда по прихоти такого благородного человека, как вы. Однако теперь у меня достаточно причин, чтобы сожалеть об этом. Ваше поведение непристойно. И я молю Бога, чтобы графиня не узнала об этом. Моя честь не запятнана позором. Я и впредь собираюсь беречь ее, и не желаю, чтобы слуги перешептывались об этой ночной встрече.

Сцепив театральным жестом руки в замок, Марлоу с нарочитым восхищением изрек:

— Очень красиво сказано, Кэтрин. Твое негодование впечатляет, но еще большее впечатление на меня производят твои волосы.

Говоря это, он неожиданно схватил прядь ее волос и намотал ее на руку. По его красивому лицу блуждала отрешенная улыбка, видно, он выпил слишком много медового вина. Хотя Марлоу вызывал у нее отвращение, она не могла не заметить его сходства со Стефаном — такие же ярко-голубые глаза и высокие скулы. Но как различны были их души!.. Когда Стефан не иронизировал, то излучал силу. От Марлоу же исходило безумие, сдерживаемое только необходимостью создавать видимость благородства и самообладания.

— Какой необычный цвет волос, — мягко произнес он, касаясь пальцами ее шеи.

Европа не выдержала.

— Убери свои руки, негодяй, — закричала она, пока Крамер рукой не закрыл ей рот.

— Не смей прикасаться ко мне, — прошептала Кэтрин, вставая.

— Конечно же, я не буду прикасаться к тебе. — Марлоу облокотился на спинку стула и вытянул ноги, возложив их на гончую. — Оставьте нас! — Приказал он рыцарям.

Те кивнули и, напевая какую-то непристойную песенку, покинули комнату.

— Ну, что ж. Теперь мы одни. А Крамер и Ботвелл для меня, как братья. Намного ближе, чем Стефан. Они ничего никогда не расскажут, так что можно их не бояться. А пригласил я тебя для того, чтобы не поставить в затруднительное положение при жене и Стефане.

Серьезные нотки в его голосе насторожили девушку.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

Марлоу потер руки и причмокнул губами, словно подыскивал слова.

— Я крайне озабочен твоими поступками. И хотя именно отец выбрал тебя в жены Стефану, но графом скоро стану я. Поэтому я обязан внимательно проверить каждого, кто желает стать членом нашей семьи.

Чувствуя изнеможение, Кэтрин встала. Ей стало скучно. Она равнодушно взглянула на Марлоу, зеленые глаза смотрели безразлично.

— Значит вы пригласили меня, чтобы обсудить мою родословную? Я по-прежнему дочь барона. И, надеюсь, это очевидно для всех. Я не стыжусь своего происхождения, а, естественно, горжусь им. Благородство, лорд Марлоу, приходит не с титулом, оно живет в душе человека.

Выпад Кэтрин не остался незамеченным. Марлоу помолчал, а затем улыбнулся одним ртом. Глаза его оставались грустными.

— Я вижу, ты наслушалась возвышенной философии моего братца. Мы это немедленно сообщим куда следует. Но кое-что беспокоит меня намного больше.

Марлоу подошел к столу и схватил в руки небольшой сверток, которого Кэтрин не заметила раньше. При этом его движения были настолько неосторожны, что он уронил на пол кубок с медом. Подбрасывая в руке кожаный мешочек, он холодно спросил:

— Знаком ли вам эта вещица, миледи?

Это был мешочек с травами, который она дала Констанции. Девушка сжала губы и снова села. Это был удар. Неужели Констанция успела все разболтать? Кэтрин не столько испугалась угроз Марлоу, сколько была огорчена предательством женщины. Ей уже казалось, что тонкая нить взаимопонимания протянулась между ними. Но, видимо, она обманулась в своих ожиданиях.

— Что означает ваше молчание, да или нет? — продолжал Марлоу. — Вы знаете, что за колдовство людей сжигают на кострах?

— Какое же здесь колдовство? — рассмеялась девушка, иронически нахмурив брови.

— В этом мешочке травы, запах и вкус которых мне не знаком. Я опасаюсь, это колдовская смесь.

— Разве я нахожусь на судебном разбирательстве? — парировала Кэтрин.

— Конечно же, нет. — Марлоу лениво растянулся на стуле. — Однако колдовство — это ересь.

— Инквизиция не осмелилась прийти в нашу страну. Уж не собираетесь ли вы выступить как ее представитель?

— Я думаю, в этом нет необходимости. Наш мудрый архиепископ позволил инквизиции действовать в Англии, и теперь наши епископы могут вести свое собственное расследование. Колдовство — самое страшное преступление перед Богом.

— Я не колдунья, — сказала девушка. Беседа принимала неожиданный поворот. Кэтрин и не думала, что когда-либо придется защищаться от столь нелепых обвинений. Мир на самом деле сошел с ума после чумы.

— Значит, вы отрицаете, что дали эти травы моей жене? — В его глазах горела ярость.

Кэтрин беспомощно взглянула на Европу, но женщина ничем не могла помочь. Ее рот был по-прежнему зажат рукой Крамера. В глазах горел огонь ненависти. Единственное, что она смогла, так это отрицательно покачать головой.

— Если не вы сделали это, то кто же? Элизабет? — Марлоу многозначительно взглянул на Кэтрин. — Я слышал, вы недавно ездили к ней. Уже давно поговаривали, что Элизабет колдунья.

У Кэтрин появилось тяжелое предчувствие.

— Ботвелл, — продолжил Марлоу, — поезжай в Даунинг-Кросс и привези сюда Элизабет. Потом отведешь ее к епископу и скажешь, что она колдунья. Оставишь в церкви пожертвование.

— Нет! — Девушка вскрикнула так пронзительно, что Ботвелл остановился. — Это несправедливо. Элизабет ни в чем не виновата!

— Женщина всегда виновата! — со злостью ответил Марлоу. — Это Ева уговорила Адама согрешить! Женщины принесли гибель в этот мир. Они грешны от рождения.

— Ты — единственный, кто позорит имя Бартингэма. — Кэтрин говорила, нисколько не задумываясь о том, что Марлоу может и отомстить. — В тебе нет ни капли благородства, которое есть в твоем брате. Судьба слишком благосклонна к тебе, ты недостоин графского титула. Но жизнь не всегда беспристрастна. И лучшим свидетельством тому была чума.

Ее слова попали в цель. Губы Марлоу шептали проклятья.

— Марлоу, что здесь происходит? — раздался внезапно женский голос.

Все повернулись к двери. На пороге, закутанная в одеяло, стояла Констанция. Ее длинные волосы были распущены по спине. Она удивленно взглянула на Крамера и Европу, с подозрением посмотрела на Ботвелла и, наконец, устремила полный недоумения взор на Марлоу и Кэтрин.

— Что ты здесь делаешь, Марлоу? — испуганно спросила женщина и неуверенно шагнула вперед.

— Неужели ты соскучилась без меня в постели, дорогая? — с сарказмом поинтересовался он. — Не могу сказать, что я у меня сегодня есть настроение для нежностей.

— Почему здесь нет Стефана? — не отступала она.

Кэтрин пыталась привлечь к себе внимание женщины, но злые глаза Констанции были прикованы к Марлоу.

— Стефана нет потому, что он спит. И мне не хотелось бы его тревожить. Я только пытался выяснить у Кэтрин, кто позволил ей дать тебе эти очаровательные травки?

Констанция взглянула на мешочек и, выхватив его из рук Марлоу, прижала к груди, словно любимое дитя.

— Где ты взял это? — прошипела она. — Неужели кто-то из твоих приспешников обыскивал мою комнату?

— Значит, получила это от Кэтрин?

— Нет, — спокойно ответила Констанция. Хладнокровно взглянув на девушку, она добавила: — Эта маленькая эгоистичная дрянь ничего не давала мне.

Кэтрин была настолько увлечена спектаклем, который разыгрывала Констанция, что даже не рассердилась за несправедливые слова. Она наконец поняла, что совсем не знает эту женщину.

— В этом мешочке, — спокойно продолжала Констанция, — я храню засушенные цветы, Марлоу, а не колдовские травы.

От неожиданности он вскочил. Его лицо выражало недоверие и разочарование.

— Засушенные цветы?

— Да. Каждый раз, когда ты дарил мне цветы, — мастерски продолжала играть свою роль Констанция, — я сушила их и хранила в этом мешочке. Как видишь, за пятнадцать лет я смогла собрать совсем немного.

В мерцании свечей Кэтрин рассмотрела в ней то, чего не замечала прежде. Чувство собственного достоинства делало ее лицо почти прекрасным.

— Но они пахнут иначе, чем те, что я дарил тебе, — возразил Марлоу. Он подошел к ней вплотную и зло прошипел: — Если ты покрываешь колдунью, то заплатишь за это.

Женщина тихо потупила взор.

— Ты же знаешь, я никогда не пойду против тебя. Я говорю правду.

Марлоу был настолько разочарован неожиданным вмешательством, что яростно сжал кулаки.

— Мне надоела эта болтовня. — Он повернулся к Кэтрин. — Но я не пожелаю вам спокойной ночи, пока не предупрежу о том, что ждет вас после свадьбы.

Кэтрин напряглась.

— Я вижу, ваши глаза ожесточились! Стефан, конечно же, хвастал своим благородством, не так ли? — Марлоу положил руку на спинку ее стула и почти прошептал: — О том, что наша мать его не любит, а меня боготворит? И вы умираете от жалости к нему, как все женщины, которые были у него до вас? Может быть, он говорил вам о любви и чести? Так знайте, что он всегда с легкостью произносил красивые слова!

Кэтрин онемела. Она не понимала, откуда Марлоу мог знать, о чем рассказывал Стефан? Ее уверенность пошатнулась.

Европа видела, что Кэтрин нуждается в помощи, но ее слова заглушила огромная рука Крамера. Констанция нервно вздрогнула.

— Вы будете это отрицать? — настаивал Марлоу, все больше возбуждаясь. Его слова, казалось, царапали нежную кожу девушки.

Кэтрин молча кусала губы. Боясь посмотреть Марлоу в глаза, она терла на халате маленькое пятнышко.

— Конечно же, ты не станешь этого отрицать! — продолжал Марлоу. — Не стоит обманываться философскими бреднями моего братца. Я слышал его любовные клятвы, после которых он тут же отправился во Францию, где развратничал с двумя или тремя шлюхами одновременно.

— Держись, Кэтрин! — убитым голосом сказала Констанция.

Марлоу не обратил никакого внимания не жену, он наслаждался достигнутой целью. Он видел, как роза увядает, и продолжал:

— Он не любит тебя и вообще не знает, что такое любовь. Ему лишь нравится облекать все в красивые формы и слова. Единственное, чем я отличаюсь от него, что не болтаю о таких понятиях, как верность и любовь. И в этом я честен.

Проследив за полетом ястреба, Марлоу подошел к девушке и крепко обнял ее. Кэтрин качало от головокружения, и все попытки оттолкнуть его были тщетны.

— Кэтрин, — настойчиво прошептала Констанция, не думая об унижении, которому подвергал ее муж. — Помни, без этого — мы ничто.

Марлоу не понял скрытого смысла этой фразы.

Забыв об оскорблениях, которые нанесла ему девушка, он смотрел на нее с вожделением. Он приник к ее рту и настойчиво пытался раздвинуть языком ее губы.

Изо все сил Кэтрин отталкивала его, но Марлоу не отпускал ее. Его не интересовала ни ее честь, ни добродетель, ни оскорбленное достоинство жены. Когда Кэтрин начала задыхаться, у нее не было другого выхода, как укусить его. На его губах показалась кровь.

— Ты — дьявол! — взревел Марлоу, схватившись за рот. — Ты укусила меня! Такого не позволяли себе даже французские шлюхи! Я не прощу тебе, девка, такого неуважения ко мне! Скоро ты узнаешь, кто хозяин этого замка, и будешь ползать на коленях, моля о прощении.

С этими словами он толкнул девушку на пол. Желая помочь, Констанция опустилась возле нее на колени.

— Лорд Марлоу! — Под арочным сводом Грейт Холла стоял Рамси. Его лицо было искажено маской ужаса. Рука лежала на рукояти меча. За его спиной стояли несколько вооруженных солдат. — Что здесь происходит? Ваш отец при смерти! Вы позорите его честь.

Марлоу отступил.

Стефан вбежал в Грейт Холл через несколько мгновений. Его грудь была обнажена, а на плечах висел наспех накинутый плащ. Он смотрел на открывшуюся ему сцену и не верил своим глазам. Каждый мускул его тела вздрогнул и напрягся, глаза зажглись неистовой яростью.

— Милорд! — раздался из коридора голос бегущего Гиля. — Граф пришел в сознание! Он зовет сэра Стефана.

Стефан смотрел на распростертую на полу Кэтрин. Европа рыдала и молила его о прощении.

— Рамси! Немедленно пошлите в покои отца своих людей и поставьте караул у двери, — распорядился он.

Марлоу тем временем присоединился к Крамеру и Ботвеллу.

— Это мой замок, Рамси, — сказал он. — И запирать дверь в покоях отца позволено только Стефану. — С этими словами он поспешил за своей охраной. Констанция в слезах убегала прочь.

— Кэтрин! — Стефан подбежал к девушке и бережно поднял ее с пола. — С тобой все в порядке?

Девушка отступила. Словно цветок, склонившийся от ветра, она искала его глаза, остро нуждаясь в их небесной голубизне.

— Я боялась, ты никогда не придешь, — сказала Кэтрин, а про себя подумала: «Мне казалось, ты покинул меня». — Иди к отцу, Стефан. Европа позаботится обо мне.

— Подожди меня здесь. Если отец в сознании, я хочу, чтобы ты была рядом со мной. — Услышав лязг металла, Стефан устремился в покои отца. — Я скоро вернусь.

Девушка стояла в тишине, вытирая испачканные губы и слезы унижения. Марлоу опустошил ее душу. Не столько поцелуем, сколько словами. Стефан предупреждал, что нельзя верить брату. Но о том же предупреждал и Марлоу. Кому же из них можно верить?

 

Глава 11

Стефан бежал к покоям отца, скидывая с себя плащ. Лязг мечей раздавался все ближе. Сражающихся было пятеро, включая Рамси и Марлоу. Гиль кинул Стефану меч, и он вступил в поединок с Марлоу. Тремя четкими движениями он парировал выпады брата и нанес ему меткий удар, отбросив его клинок в сторону.

— Если я когда-нибудь еще застану тебя одного в обществе Кэтрин, — сказал Стефан, хладнокровно приставив к груди Марлоу свой меч, — я вырежу тебе сердце.

Схватка закончилась. Гиль зашел в покои и тут же появился вновь:

— Милорд, граф Джеймс зовет вас.

— Я иду. Охраняй дверь, Рамси!

— Можешь поговорить с ним, — сказал Марлоу, потирая разбитую бровь. — Но все это закончится очень скоро. И как только стану графом, я выгоню тебя отсюда.

Стефан криво усмехнулся.

— Я знаю об этом, Марлоу.

Перед комнатой графа воцарилось напряженное молчание.

Стефан направился в Грейт Холл и привел с собой Кэтрин. Введя ее в покои, он плотно закрыл за собой дверь. Тяжелое зловоние, распространявшееся по комнате, говорило о неминуемом приближении смерти. Стефан взглянул на побледневшую, сжавшуюся от страха девушку и крепко взял ее за руку.

— Ты уверена, что хочешь остаться здесь? — прошептал он. — Мы еще не одна семья, но может случится, что у тебя не будет другой возможности познакомиться с моим отцом. Мне хочется, чтобы ты была рядом.

Кэтрин медленно подняла глаза, и Стефан увидел ее искренний взгляд.

— Я хочу быть рядом с тобой. Не беспокойся. Иди к отцу, тебе надо поговорить с ним.

Стефан глубоко вздохнул и повернулся к постели умирающего. Трепещущее пламя свечей освещало склонившиеся фигуры священника и врача.

— Стефан? — раздался в тишине слабый голос графа. — Подойди ко мне.

— Я здесь, отец. — Стефан подошел к постели. Кэтрин села на стул.

Опустившись на колени, Стефан поднял слабую руку отца. Она была нежной и мягкой, словно кожа вновь появившегося, еще неоперившегося птенца. «Рождение и смерть… как они похожи. Один приходит в этот мир, а другой…» — подумал Стефан.

— О чем ты думаешь, сынок?

— Я думаю о жизни, — ответил Стефан.

Понимал ли он прежде, как сильно любит отца? Только сейчас, когда долгожданная встреча с ним обернулась неожиданным горем. Как никогда прежде, он осознал, что страшный поступок, который превратил его жизнь в ад, был совершен из-за преданной сыновьей любви. Заглянуть в глаза отца и увидеть в них свет — было настоящим счастьем для Стефана!

Он взглянул на Кэтрин. Девушка сидела неподвижно, словно изваяние.

— Отец, быть твоим сыном — большая честь для меня, — сказал Стефан, улыбаясь больному. — Я горжусь, что прожил свою жизнь рядом с тобой!

Слезы медленно катились по щекам умирающего. Сын обнял его. Он держал его в своих руках, словно маленького ребенка. Сердце Стефана сжималось от боли. Но он будет сильным и проводит своего отца в другой мир, поддерживая крепкими руками. Так же, как его дети когда-нибудь проводят его самого.

— Я не просто любил тебя, сынок, — прошептал Джеймс. Он произнес каждое слово с удивительной отчетливостью, словно все это время спал, а не пребывал в забытьи. Откинувшись на влажные от пота подушки, он продолжал: — Ты всегда оставался для меня звездой, сияющей во мраке. Совсем еще малышом, ты уже был благороден и честен. И я сожалею, что моя глупая гордость встала между нами на долгие годы. Я должен был… простить тебе юношеское упрямство. Не печалься, что скоро я покину тебя. Гордись, что в тебе течет наша кровь.

— Я всегда старался, отец, чтобы мои рыцарские доспехи сияли так же ярко, как доспехи любимого сына короля Эдварда. Я не запятнал твоего имени.

— Да, сынок, это правда. — Граф кивнул головой. — Теперь, находясь у ворот смерти, я понимаю, насколько важно мнение окружающих нас людей. И в этом ты мудрее меня.

Отец долго молчал, и никто не осмелился нарушить тишину.

— Я знаю, что ты покинул Блэкмор из-за брата, — неожиданно прошептал граф. — Но я сделаю так, что моим наследником станешь ты. Ты станешь следующим графом Блэкмора.

Стефан непонимающе взглянул на отца. Кэтрин замерла.

— Марлоу — внебрачный сын, — пояснил Джеймс.

Сердце Стефана застучало в груди, словно стенобитное орудие по крепостным стенам. Чудовищный смысл сказанного не укладывался в его сознании.

— Твоя мать изменила мне много лет назад, — продолжал отец дрогнувшим голосом. — Твой дядя Роберт — отец Марлоу.

Стефан вздрогнул, воспоминания острым ножом кольнули его сердце.

— Лорд Роби… — Стефан не мог вымолвить больше ни слова.

— Да, Стефан, я знаю. Лорд Роби назвал твою мать шлюхой. Он сказал правду. И ты убил его за это. Но Бог не осудит тебя, ты этой правды не знал.

— Кэтрин, — с мольбой простонал Стефан, — я не знал. Ты должна поверить, что я не знал правды. О Боже! Я убил человека в порыве гнева! Моя душа будет гореть в огне!

Граф только теперь заметил Кэтрин.

— Это Кэтрин Гилберт, отец. Девушка, которую ты выбрал мне в жены.

— A-а, дочка Гилберта. — В голосе графа звучали нотки удовлетворения. — Да, она красавица! Вы осуждаете Стефана, дитя мое, за то, что он убил человека?

Стефан бросил быстрый взгляд на Кэтрин и, желая защитить ее, сказал:

— У нее очень строгие понятия о рыцарстве, отец.

— Это невероятно. — Больной сделал дрожащей рукой неопределенный жест. — Вам надо побольше узнать о жизни, девушка.

Кэтрин залилась румянцем. Она почувствовала себя ограниченной и маленькой. Ей все равно бы не удалось объяснить им свои чувства. Бартингэмы думали и чувствовали по-другому. Однако она ответила:

— Стефан мне все объяснил. Я ему верю.

— Я должен был догадаться, — злился на себя Стефан. — Я всегда удивлялся, глядя на мать и Роберта. — Он ненадолго замолчал. Покачав головой, он печально произнес: — А мне так хотелось, чтобы она меня любила! Мне так не хватало ее любви!

Джеймс взял Стефана за руку. Его взгляд лучился нежностью.

— Сердце женщины может быть вероломным. Оно сжигает мужские сердца, и ничего с этим не поделаешь.

Стефан думал о странных поворотах судьбы, которые отдавали ему в наследство весь Блэкмор. Он никогда не стремился к этому, как Марлоу, и это было весьма неожиданным подарком. Чувства, которые он сейчас испытывал, смешались, и их невозможно было передать словами.

— Как ты узнал об этом, отец? — спросил Стефан.

Граф посмотрел в сторону, он мысленно уносился в прошлое. Губы его сложились в ироничной улыбке.

— Марлоу сам сказал мне об этом. Однажды мы с ним сильно повздорили. Он избивал крестьянина, и я ему сказал, что мой сын не может опускаться до того, чтобы избивать простых людей. — Граф дотронулся до горла, и Стефан смочил ему губы водой. — Марлоу повернулся ко мне с такой… ненавистью и выкрикнул, что на самом деле он не мой сын, а внебрачный. Он как будто хвастался этим. Я не знаю, какую цель он преследовал. Скорее всего ярость заглушила его разум. Я всегда чувствовал это, но не хотел смотреть правде в глаза.

— Бедный Марлоу, — сокрушенно покачал головой Стефан, — единственный раз в жизни сказал правду и поплатился за это наследством.

— Не стоит сожалеть о нем, — заметил граф. — Дело не только в том, что он не мой сын, его жадность стала безграничной.

— Но он все равно мой брат. — Стефан говорил с разочарованием, растирая виски негнущимися пальцами. — Я ненавижу его и люблю в то же время. Какая-то часть меня находится в нем.

— Я тоже люблю твою мать, сынок. — Граф печально улыбнулся. — Любовь слишком сложное чувство. Создатель был бы слишком прямолинеен, если бы заставлял нас плести паутину из прямых нитей, по которым мог бы пройти любой глупец. В конце концов, нас награждают всеми титулами — графа и рогоносца, обманутого и мудреца.

— Говорят, смирение — это добродетель, — заметил Стефан с сарказмом.

— Значит, мы оба будем сидеть по правую руку от Создателя. — Внезапно маска боли исказила лицо графа. — Я слишком много болтаю, а времени осталось не так много. Позови священника, вы должны обвенчаться завтра. А сейчас позови писаря. Я хочу отправить сегодня же послание королю. Скажи Рамси, чтобы все было исполнено незамедлительно.

Стефан вышел за дверь и передал слуге распоряжение графа.

Писарь, которого подняли с постели, принес пергамент и перо. В безмолвном удивлении он записывал слова графа, который сообщал королю Эдварду, что отказывает Марлоу в наследстве, поскольку единственным законным сыном является Стефан. Когда чернила высохли, Стефан взял пергамент. Руки его дрожали. Рамси и Кэтрин стояли в почтительном молчании. Когда пергамент был залит воском, граф поднял руку, чтобы снять кольцо с печатью. В недоумении он смотрел на свои пальцы. Кольца не было.

— Рамси, пусть Гиль опросит доктора и священника. Мы должны найти его, — распорядился Стефан.

— Это мог сделать только Марлоу. — Граф смиренно махнул рукой. — Но мы обойдемся и без него. Возьми мой медальон и отправь вместе с посланием. Эдвард, несомненно, его узнает, поскольку собственноручно наградил меня им за отвагу в сражениях.

Стефан аккуратно снял с шеи отца медальон с гербом в виде маленького дракона. Вместе с пергаментом его вручили Рамси, который стремительно покинул покои. Надо было срочно отправить посланцев к королю.

— Надо ли поставить в известность Марлоу? — обратился Стефан к отцу.

Джеймс покачал головой.

— Подождем, пока я не объявлю об этом остальным. Хотя думаю, что он уже знает. Ко всем своим недостаткам, он к тому же мастер интриг.

Бережно обняв отца, Стефан послал за доктором и священником. Кэтрин стояла рядом. Сколько достоинства и мужества она проявила этой ночью! Как помогла ему своим присутствием, чувствуя его страдания и боль!

Они покинули отца, оставляя у покоев Гиля и его людей.

Как только Стефан и Кэтрин закрыли за собой дверь, мир словно сомкнулся вокруг них. Мать и ее любовник, дядя Роберт, нетерпеливо ждали их в коридоре. Спокойствие и умиротворенность остались в покоях графа.

— Здравствуй, Кэтрин, — Розалинда едва кивнула головой и пытливым взглядом посмотрела на сына.

— Он в сознании, ты можешь пойти к нему. Но не говори ничего, что причинило бы ему боль. Он все еще любит тебя.

Розалинда ответила ему странным взглядом. Она все поняла. Теперь она знала, что Стефан осведомлен о ее неверности. Было лишь непонятно, чувствовала ли она свою вину?

Пропустив ее к отцу, Стефан оттолкнул грудью Роберта, собравшегося было пройти за матерью. Он прижал его к каменной стене и сквозь зубы прошипел:

— Ты не увидишь моего отца ни сейчас и никогда больше. Если ты осмелишься нарушить мой приказ, я убью тебя.

Обычно жизнерадостное и привлекательное лицо Роберта исказилось от страха.

— Что бы ты ни думал, племянник, — он задыхался от гнева, — я не заслуживаю таких угроз.

Стефан издевательски усмехнулся.

— Поди прочь с моих глаз, — угрожающе сказал он Роберту.

Тому ничего не оставалось, как подчиниться. Поправив складки воротника, он удалился, демонстрируя всем своим видом крайнее недовольство. Возле двух рыцарей он остановился, отпустив какую-то грубую шутку. Было так очевидно, что Марлоу — точная его копия. Стефан сам поражался, насколько слеп был все эти годы. Дождавшись, когда Роберт исчезнет, он проводил Кэтрин в ее комнату.

— Я скоро вернусь, — сказал он девушке, останавливаясь у двери. Он убрал с ее лба прядь золотистых волос, мечтая напиться из ее губ. Узнать, что она ему по-прежнему доверяет и понимает его. Никогда еще он не чувствовал себя так одиноко рядом с женщиной, у которой хватило сил принять его… или отвергнуть.

— Стефан…

— Не говори сейчас ничего, Кэтрин. — На этот раз ему не удалось прочитать ее мысли. Спокойное лицо девушки ни о чем ему не говорило. Едва ли не впервые в жизни он испытал незнакомое до сих пор чувство страха. — Лучше не говори ничего. Я боюсь, что не вынесу этого.

Он повернулся, оставляя ее в мрачной тишине ночного замка.

Вскоре Стефан присоединился к Рамси. Тот отдавал распоряжения своему сыну Корнелиусу и двум другим охранникам. Надо было сменить Гиля у покоев графа. Корнелиус был крепким парнем, он на голову перерос своего отца. Он был одним из немногих в замке, кто мог защитить Джеймса. Стефан в этом не сомневался.

Вместе с Рамси Стефан поспешил к конюшне. Пока они пробирались по туманной дороге, едва освещенной луной, было решено, что послание к королю повезет Гиль. Джон и Элизабет вырастили благородного юношу. Он был не из пугливых, и на него можно было положиться. Но пускаться одному в такое путешествие было небезопасно, поэтому вместе с ним решили отправить сэра Маккормика, который также служил Стефану верой и правдой. Вдвоем они должны были доставить послание королю, его поддержка была Стефану необходима. Иначе Марлоу мог разжечь войну.

Войдя в конюшню, они были немало удивлены, обнаружив четыре пустых стойла. На двух лошадях уехали их люди.

— Кто взял еще двух лошадей? — спросил у конюхов Рамси.

— По приказу сэра Ботвелла мы запрягли двух лучших жеребцов, на которых умчались двое незнакомцев. Куда — они не сказали, но очень торопились, дьявол бы их побрал!

Стефан был крайне озадачен. Он отозвал Рамси в сторону и сказал:

— Возможно, Марлоу узнал о намерениях отца и может расстроить наши планы. Хотя не понимаю, каким образом. Но Гиль и Маккормик достаточно хорошо вооружены, чтобы дать отпор в случае необходимости.

— Да, милорд. — Рамси кивнул головой.

Когда последние приказы были отданы, они пожали на прощанье друг другу руки, и всадники галопом устремились в темноту.

Кэтрин сидела на постели, облокотившись на подушки, и наблюдала за причудливой игрой света и тени, создаваемой пламенем свечей. Рядом с ней, свернувшись калачиком, спала Розмари, а Европа дремала на стуле. И хотя уже было далеко за полночь, девушка заснуть не могла. Она ждала возвращения Стефана.

В ее голове одно за другим проносились события ужасного вечера. Она вспоминала слова Марлоу о том, что Стефан не любит ее, а только пользуется, как игрушкой. Но для чего? Нет, такого не может быть, иначе он не взял бы ее с собой в покои умирающего отца.

Несмотря на то что посещение графа было для девушки большой честью, но у постели больного она поняла, как незначительна ее роль в печальных событиях семьи Бартингэмов. Конечно же, Стефан захочет, чтобы наследник родился как можно скорее. Это могло бы помочь ему в борьбе против Марлоу за замок. Многие знатные семьи создавались исключительно из холодного расчета, но сама мысль об этом терзала девушке сердце. Это было ее уязвимое место. Проклиная свои глупые принципы, она мечтала о любви Стефана. Но при этом не желала отдаваться ему. Это было эгоистичное чувство, которое окутывало их отношения печалью и немного отдаляло их друг от друга. Но именно так она чувствовала. «Скажи мне о своей любви, — мысленно взывала она к Стефану, — и только тогда я признаюсь тебе в чувствах, которые сжигают меня изнутри. Тогда я разделю с тобой постель, принеся в жертву свою клятву, и сгорю в аду. Но сначала поднимусь в небеса, оказавшись в твоих любящих руках!»

Снова и снова Кэтрин расчесывала золотистые волосы, шелковистой волной падающие ей на грудь. Запутавшись в мыслях, она пыталась найти разгадку. Джордж был прав. Стефан убил человека в порыве ярости. Какая ирония судьбы! Раньше такой поворот событий дал бы ей повод оттолкнуть его. Но сейчас уже было поздно. Он уже проложил дорогу в ее сердце. Девушка чувствовала, что разделяет все его надежды, не оставляя в сердце места упрекам. Она беспокоилась за него.

Она… любила… Стефана.

Эти слова медленно рождались в ее сердце. О Боже! Это было именно так. Вот почему ее душа разрывалась между печалью, страхом и страстью. Она поклонялась ему. Знала его душу и боль. Сердце Кэтрин замерло от простой истины. Она безмолвно пойдет за ним, потому что его надежда — это ее надежда, его будущее — это ее будущее. Она могла бежать, отвергая и кляня его, она могла даже ударить его, но везде, даже на краю света, ее душа принадлежала бы ему.

— Нет, — простонала Кэтрин, пряча лицо в ладонях, — этого не может быть.

Он не должен об этом узнать. Она никогда не скажет ему о своих чувствах. Иначе он уничтожит ее. Она не верила в его любовь. «О, Боже! Защити меня от Стефана!»

— Кэтрин, — позвал Стефан, тихо постучав в ее дверь.

Страх парализовал ее тело, и руки покрылись гусиной кожей.

Европа вскочила со стула, словно и не спала, а Розмари подняла на девушку удивленные заспанные глаза. Кэтрин тихонько подтолкнула ее с постели, пока Европа открывала дверь.

Войдя в комнату, Стефан сделал движение рукой, после чего Европа и Розмари удалились.

Девушка смотрела на него, широко открыв глаза. Все прочие мысли выскочили из ее головы, а сердце билось, словно у кролика, трепеща от восторга и страха. Стефан был великолепен, и она не могла этого отрицать. Получил ли он ее мысленное послание? Будут ли его голубые глаза всегда смотреть на нее так чарующе и соблазнительно?

Его чувственные губы сложились в горьковато-сладкую улыбку, придавая жестким чертам угрюмый вид. Внимательно посмотрев на Кэтрин, Стефан приблизился и сел на постель. Девушка вздрогнула, когда холодные пальцы прикоснулись к ее щеке. Пытаясь поймать взгляд Кэтрин, он взял в руки ее лицо.

— Бог поможет мне. Но если Марлоу обидел тебя, я никогда себе этого не прощу.

Девушка закрыла глаза, сдерживая потоки слез облегчения и радости, готовые хлынуть из ее глаз. Он беспокоился за нее! Но этого было недостаточно, ей нужна была его любовь. «Держись, Кэтрин!» — шептал ей внутренний голос.

— Не бойтесь, милорд, он не оскорбил меня. Я не такая уж слабая.

Она открыла глаза и встретила знакомый пристальный взгляд. Однажды мама сказала, что глаза — это зеркало души. «Защити себя!» — нашептывал голос. Девушка отвела взгляд.

— Марлоу говорил, что вы не любите меня, а только используете.

Стефан напрягся.

— Значит, он уже знает, почему отец пригласил тебя в замок. Что ж, похоже, нам не миновать кровавой войны.

Между ними повисло тяжелое молчание. Напрасно Кэтрин ждала его слов. Наконец, взглянув на него, она холодно произнесла:

— Значит, теперь вы станете графом.

— А ты — графиней. Что ты об этом скажешь, Кэйт? Ты справишься?

— Пусть это вас не тревожит.

Стефан нахмурился, взгляд его стал тяжелым и острым, словно резец, которым он собирался разбить ее фарфоровую маску.

— Я виноват, дорогая леди, что эта новость обрушилась на вас так неожиданно. Это была не моя идея. Вот дьявол! Я вообще не хотел никаких титулов. У меня и мысли не было о наследстве. Но клянусь Богом, теперь я его хочу, чтобы помешать Роберту занять место моего отца! Мы заберем этот замок! Ты и я.

Его слова отдавались эхом, обещая победу. А это означало кровь, хаос и неизвестность. Кэтрин дрожала, не зная, хватит ли у нее сил встретить будущее.

— Ты должна уехать, — сказал Стефан, ошеломив ее таким простым решением. Он нежно гладил ее щеки. Взгляд его был грустным и отрешенным. — Ты покинешь меня. Я вижу это в твоих глазах.

— Нет, милорд.

— Да, и я знаю почему.

В горле у Кэтрин пересохло.

— Почему? — хрипло спросила она.

— Потому, что у меня черная душа. — Голос был пропитан мрачной иронией. — Я убил человека. И ты права, если ненавидишь меня.

Кэтрин открыла рот и испуганно затрясла головой. Он все неправильно понял.

— Нет, милорд…

Девушка хотела было объяснить, чтобы он выкинул глупые мысли из головы, но Стефан непреклонно отвел ее руку в сторону.

— Не говори ничего сегодня, Кэйт. Я не вынесу этого. Может быть, завтра, но только не сейчас.

Он глубоко вздохнул и встал. Стефан шел какой-то новой, тяжелой походкой. Когда он повернулся, на его лице она прочла неумолимый приговор.

— На рассвете я жду тебя в церкви. Придешь ли ты на помолвку?

Если бы Кэтрин ответила «нет», то разбила бы сердце смелого рыцаря, в этом она была уверена. Они оба об этом знали. Она холодно кивнула, захлопнув дверь в своем сердце, когда Стефан покинул комнату.

 

Глава 12

Марлоу проснулся в холодном поту за час до рассвета. Ему послышался волчий вой, но оказалось, что это ветер свистит в бойницах замка. Констанция спала. Она отодвинулась от него, насколько позволяла ширина кровати.

«Это был всего лишь сон», — с облегчением подумал Марлоу. Его мертвенно-бледное лицо стало принимать обычный цвет. Один и тот же ночной кошмар преследовал его уже несколько недель: волк хватал его за горло, разрывая на части. Его исковерканное тело оставалось на снегу в луже крови легкой добычей для стервятников, которые терзали замершую плоть острыми клювами. Марлоу потер шею. Жуткие образы исчезали вместе с утренним туманом.

В холодной темной комнате догорали последние тлеющие угольки. Марлоу оделся. Он был готов действовать без жалости и угрызений совести. Это неизбежно должно было произойти, и чувства здесь неуместны. Только здравый рассудок. Как умно он поступил, подобрав кинжал Стефана в покоях отца! И как хорошо, что Стефан потерял его, пока метался в поисках кольца с печатью. Втянув мягкий живот, Марлоу заткнул кинжал за пояс рядом со своим, который был убран в ножны. И бесшумно покинул комнату.

Затаив дыхание, он миновал спальни Кэтрин и Стефана. Возле спальни матери его охватили сомнения. Марлоу остановился и прислушался. К чему? Не занимается ли она с Робертом, с его отцом, любовью в предрассветной темноте? Осталась ли их страсть столь же пылкой, как тридцать три года назад, когда они зачали его? После всех горьких лет его детства с Розалиндой одно он знал твердо — страсть не знает границ. Даже сейчас его мать не чувствовала себя виноватой. Она, безусловно, любила графа, но изменила ему, поддавшись очарованию его брата. Марлоу был зачат во грехе, в грехе он и вырос. Чувствуя отвращение к самому себе, он отошел от двери. Роберт не стал бы спать сейчас с Розалиндой. Это было бы слишком глупо. Кроме того, его не беспокоило, что творится в покоях отца. Марлоу использовал его лишь для достижения своих целей.

Когда он подошел к комнате графа, двое солдат храпели у двери. Корнелиус не спал. Он услышал шаги Марлоу, когда того еще было не видно.

— Ты хорошо несешь службу, парень, — сказал ему Марлоу. — Скоро взойдет солнце, так что можете идти отдыхать. Я уверен, что граф спокойно спит.

Проснувшиеся охранники беспомощно озирались по сторонам. Сознавая свою вину, они отводили от Марлоу заспанные глаза. Корнелиус бросил на них уничтожающий взгляд и повернулся к Марлоу. Едва уловимое пренебрежение сквозило в его глазах.

— В отличие от этих юнцов, которые спят на службе, я строго выполняю приказ сэра Стефана. Это — не обязанность, а честь, охранять покои графа.

Слова Корнелиуса были формальностью, но вызвали у Марлоу подозрения. «Такой же, как и его предатель-отец», — подумал он про парня. Невероятным усилием он подавил желание ударить его по лицу.

Вместо этого Марлоу пренебрежительным жестом приказал охранникам покинуть пост. Они обменялись встревоженными взглядами и неуверенно встали на свои места.

— Я сказал — уходите! Если вы мне понадобитесь, я позову, — рявкнул Марлоу, глаза его горели злобой.

— Мы выполняем приказ сэра Стефана, милорд, — сказал один из охранников.

— Стефан здесь не хозяин, парень, — отрезал Марлоу. — Если вы пожелаете остаться в замке после смерти графа, то вам придется просить об этом меня, а не моего брата. Выполняйте приказы своего хозяина, тогда останетесь на службе.

Украдкой взглянув на Корнелиуса, они покинули свой пост. Корнелиус остался. Он встретил взгляд Марлоу с отвагой, которой тот раньше в юноше не замечал.

— Я не уйду отсюда, милорд, — сказал он, закрывая дверь своей грудью. Я не знаю, какие мысли были у сэра Стефана, но он приказал никого не пускать к отцу до его возвращения. Он благородный человек, и я верю ему.

— Значит, ты любишь Стефана? — Марлоу криво улыбнулся.

— Да, лорд Марлоу. Он хороший человек.

— Ну, тогда получай это! — Марлоу выхватил из-за пояса кинжал Стефана и ударил Корнелиуса прямо в сердце. Все произошло так быстро, что храбрый юноша даже не увидел блеска металла. Испуг от свершившегося предательства, переходящий в недоумение, отражался в его глазах. Затем его глаза замерли и душа покинула тело. Корнелиус рухнул на пол. Кровь била фонтаном из его груди. Бросив удовлетворенный взгляд на окровавленное тело, Марлоу вытер кинжал об одежду Корнелиуса и вошел в покои графа.

Нож можно было больше не прятать.

Стефан и Кэтрин спускались из освещенной свечами часовни в сопровождении Рамси, Европы и графини Розалинды. Все задержались на мгновение на ступеньках, согретые яркими лучами весеннего солнца.

Вскоре Розалинда со своей служанкой заторопились в Грейт Холл, а Рамси пошел в конюшню. Европа сочла благоразумным оставить жениха и невесту наедине и отправилась на кухню.

Стефан не мог оторвать взгляда от горизонта. Небо выглядело так, словно кто-то оставил на только что распустившихся лепестках золотистых нарциссов кровавые следы. Он стоял позади нее и, обвив ее руками, с воодушевлением говорил:

— Когда я вижу такую красоту и такие краски, мне кажется, что я проживу еще тысячу лет.

— Да, можно подумать, что Бог плачет кровавыми слезами, — ответила Кэтрин. — Я молюсь, чтобы это не стало плохим предзнаменованием для нашей помолвки.

Немного помолчав, Стефан прикоснулся губами к ее нежной шелковистой щеке:

— Спасибо, что ты сделала это. Я знаю, что в твоем сердце не было желания выходить за меня замуж. Я постараюсь как-то изменить это.

— Нет, — ответила девушка, повернувшись к нему. — Помолчи. Ты ничего мне не должен.

Она видела только его губы. Чувственные и зовущие. Как стремилась она прикоснуться к ним! Как хотела утешить его! Но боялась подпустить к себе слишком близко. А потерять боялась еще больше.

— Как ты себя чувствуешь, обручившись с невоспитанным наглецом?

— Может быть, стоит взглянуть на это с другой стороны — с будущим графом Блэкмора? — Стефан дружелюбно улыбнулся, устанавливая перемирие. — Надо срочно сообщить твоим родителям. Пока они доберутся, мы уже поженимся.

Кэтрин согласно кивнула.

— Иди к отцу. А я договорюсь с Европой, чтобы она все подготовила к приезду родителей. Вряд ли я могу рассчитывать на помощь твоей матери. Когда она пришла к церковь, мне показалось, что она потеряла рассудок. Похоже, что Розалинда не очень-то любит меня.

— Дело не в тебе. Она боится, что все ее мечты о будущем рухнут из-за того, что я узнал правду. К тебе это не имеет ни малейшего отношения.

Стефан наклонился к девушке, чтобы вдохнуть сладость ее дыхания. Через мгновение он попрощался с ней и направился к отцу. Он стремительно шел через Холл, не обращая внимания на пурпурно-красные блики, отражающиеся от разноцветных окон, расположенных высоко над головой. В Грейт Холле было подозрительно тихо. Тревожное чувство охватило его. Стефан вспомнил слова Кэтрин. Вибрирующий восход, казалось, и в самом деле стал плохим предзнаменованием. Стефан пересек главную арку и взглянул в сторону покоев отца. Безжизненное тело Корнелиуса лежало в луже крови.

Стефан подошел ближе. Опустившись на колено, он поднял голову юноши.

С чувством жгучего раскаяния и боли он гладил холодные щеки Корнелиуса. Бедный Рамси! Он сойдет с ума от горя! Единственный сын, который чудом остался жив во время чумы, умер теперь, когда, казалось, самое страшное осталось позади.

Прошли считанные мгновения, пока Стефан положил голову Корнелиуса, закрыл ему веки, медленно поднялся, слыша глухие удары своего сердца, и повернулся к двери. Но ему казалось, что они тянулись бесконечно долго, как происходит всегда, когда знаешь, что кошмар повторится снова.

Дверь покоев была приоткрыта. Войдя в комнату, Стефан остановился. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел силуэт доктора. Глядя на его обмякшее тело, можно было подумать, что пожилой человек, приняв неудобную позу, как обычно заснул на стуле. И только по струйке, стекающей по ноге на пол, было понятно, что он мертв. Стефан перевел взгляд на постель отца.

Позже он с мучительной ясностью вспоминал каждую незначительную деталь этого мгновения. Он видел розовые лучи восходящего солнца, проникающие в комнату через сводчатое окно, догорающие красно-белые угли, тяжелый запах, исходящий от мертвых тел, и молодого черного ворона, с интересом заглядывающего в окно с улицы. Но в этот момент Стефан не видел ничего, кроме неотвратимой смерти. Негнущимися ногами он подошел к кровати и склонился над застывшим телом, распластавшимся на простынях. В груди зияла рана, нанесенная кинжалом.

Вопль ужаса и ярости вырвался из груди Стефана. Он знал, кто это сделал. Только Марлоу мог совершить такое злодеяние. В оцепенении он поднял тело отца и разрыдался.

— О Боже! Нет! — услышал он за дверью крик Рамси.

Потом топот ног, чьи-то крики, горестные рыдания верного слуги. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилась графиня Розалинда, Кэтрин стояла за ее спиной. При виде Стефана, укачивающего бездыханное тело графа, они замерли. Ужас застыл на их лицах.

— Стефан! — вскрикнула Розалинда, глядя на сына с подозрением. Она перевела взгляд на его окровавленные руки и одежду. — Что ты наделал?

— Стефан! — пробормотала Кэтрин.

Он смотрел на девушку и пытался прочесть ее мысли. Обвиняет ли она его? Вынесла ли ему приговор? Или любит и верит? Это не имело значения. Главное, что ее голос успокоил его. Она была необходима ему, даже без любви и привязанности! Стефан положил отца на окровавленные простыни. Теперь он стоял посреди комнаты, словно высеченный из гранита, готовый дать отпор любому, кто посмеет подозревать его.

— Ты убийца! — срывающимся голосом произнесла мать. — Что ты сделал с моим мужем!

Стефан посмотрел на нее бесчувственным взглядом и направился к Кэтрин. Казалось, он шел целую вечность, пока не оказался в ее теплых объятиях. Но в сердце оставался холод.

— Как мне жаль, Стефан, — шептала девушка, вытирая слезы на его щеках. Она все ближе прижимала его к себе, не обращая внимания на кровавые пятна на своем белом одеянии. — Как жаль!

И хотя в ее заботливых руках Стефан чувствовал покой, он отстранился и подошел к матери. Схватив за руку, он толкнул ее на кровать позади убитого отца.

— Отправляйся туда, где ты хладнокровно обманывала своего мужа все эти годы!

Розалинда рыдала, не решась ни обнять бездыханное тело, ни отодвинуться подальше. Наконец, задыхаясь от ярости, она встала и ударила Стефана по лицу. Удар был слишком силен для женщины, которая демонстрировала свое горе. Голова Стефана дернулась.

— Отвести его в башню! — прозвучали слова Марлоу.

— Ты кровавый ублюдок! — Стефан бросился к брату и схватил его за горло. Четверо стражников едва смогли оттащить его в сторону.

— Увести его отсюда, пока не убил еще кого-нибудь, — приказал Марлоу.

— Нет! — закричала Кэтрин. Но, кроме Стефана, никто не обратил на нее внимания. Они безмолвно смотрели друг на друга, пока солдаты не повели его прочь.

Убитый собственным горем, Рамси не мог, тем не менее, оставаться безучастным к происходящему. Он попытался опрокинуть Марлоу, но силы были неравными.

— Увести этого тоже, — сказал он, оттолкнув слугу. — Обоих в северную башню.

Глядя им вслед, девушка с мольбой обратилась к Розалинде:

— Вы же знаете, что Стефан не виноват. Он не убийца.

Ошеломленная графиня не произнесла ни слова. Не надеясь на ее помощь, Кэтрин побежала за Стефаном. Но грубый удар Ботвелла сбил ее с ног.

— Пусть идут, миледи! — Европа помогла ей подняться. — Вы все равно им не поможете, но сами можете оказаться в тюрьме. К тому же Марлоу не станет долго держать их там.

Девушка недоверчиво взглянула на пожилую женщину. Она была убеждена, что Марлоу не убьет Стефана, и ее спокойствие передалось Кэтрин.

Но оставаться в комнате и бездействовать ей было не под силу. Поэтому, не слушая Европу, она набросила на плечи плащ и стремительно покинула комнату.

Пока в замке царили шум и неразбериха, Кэтрин незаметно вышла на улицу. Холодный утренний воздух резал глаза. Она бежала по заиндевевшей аллее, ничего не замечая вокруг. Только образ Стефана, качающего окровавленное тело отца, стоял перед глазами. Ее громкие всхлипывания эхом отдавались в безмолвной тишине двора.

Едва касаясь ногами гладких ступенек, девушка поднялась в церковь. Священника не было. Но свечи еще горели. Их мерцающий свет, перемешиваясь с дымкой ладана, подсвечивал статуи Пресвятой Девы Марии и Христа, придавая им мистический вид. Во взгляде Христа, устремленном к небесам, читалась мольба.

Оцепеневшая от отчаяния, Кэтрин опустилась на колени. Она не могла поверить, что еще один человек, который тронул ее сердце так же сильно, как Джордж, покинул ее. Как Бог мог позволить такое зло? Сначала чума с нищетой и голодом, теперь — чудовищная несправедливость к ее жениху. Его лишь чудом не убили за те деяния, которых он не совершал! И тогда отчаяние уступило место гневу.

— За что? — закричала она, обращая к Христу искаженное горем лицо. Когда ответ показался ей очевидным, она залилась слезами. Неужели за то, что она забыла о своих клятвах и слишком долго не молилась за Джорджа?

Она стояла у алтаря и молилась. Но постепенно образ Джорджа вытеснил другой, страшный и жестокий. Это был образ Марлоу, человека, который разрушил ее будущее. Все, к чему он прикасался, превращалось в гнилую тряпку и расползалось на части, оставляя в сердце незаживающие раны. Кэтрин вспомнила его поцелуй и вытерла губы, словно это произошло мгновение назад. В ее груди зарождалось чувство, которому не было названия. Оно было страшнее ненависти.

— Ты не убьешь его, Марлоу, — медленно сказала Кэтрин. Глаза ее заволокло пеленой, словно она находилась в трансе. — Я не позволю тебе поднять на Стефана руку… Клянусь Богом! И эту клятву я выполню! Или умру.

Как долго она страдала, глядя на смерть, которая окружала ее во время чумы. Но ничего не могла сделать. А одного человека, жестокого и коварного, она остановит!

— Ты не умрешь, Стефан! — шептала она. — Я сделаю так, что твое имя не будет запятнано позором.

Но как спасти Стефана, она еще не знала. Даже его семья не сомневалась, что он убийца, и никого не интересовало, что думала об этом Кэтрин.

Сознавая свою слабость, она в отчаянии закрыла лицо руками.

— Помоги мне, Джордж! — молилась девушка. И слабый луч надежды сверкнул в глубине ее души.

Она вытерла заплаканные щеки и самым неподобающим образом вытерла рукавом хлюпающий нос. Повернувшись на каблуках, Кэтрин Гилберт расправила плечи и вышла из церкви с таким видом, словно собралась на войну.

 

Глава 13

Стефан сыпал проклятия на головы стражников, которые вели его в покои матери. Везде, на подбородке, на волосах и одежде, были следы запекшейся крови. Целый день его разум воевал с яростью и гневом, бушующими в груди. Устав от этой борьбы, Стефан пребывал теперь в состоянии, близком к оцепенению. Но при виде триумвирата, который встретил его в комнате, в нем проснулось острое чувство презрения.

Роберт стоял, повернувшись спиной к огню, боясь встретиться со Стефаном взглядом, мать сидела на стуле, а Марлоу высокомерно улыбался.

— Спасибо, что навестил нас, — сказал он, предлагая Стефану стул.

— У меня не было выбора, — ответил Стефан. Повернувшись спиной с Ботвеллу и Крамеру, которые конвоировали его из башни, он захлопнул ногой дверь перед их лицами. — По какому случаю аудиенция? Будем оплакивать отца дружной семьей? Вы считаете, это понравилось бы ему?

— Теперь это не имеет значения, — произнес Марлоу и присвистнул. — Отец мертв.

— Мой отец мертв, а твой — жив и здоров. И мечтает только об одном — как бы ему потискать какую-нибудь кухарку.

Марлоу было подался вперед, но Роберт остановил его.

— Вы, по-моему, оба убиты горем, — сказал он. — Ближе к делу, Марлоу.

Марлоу пожал плечами и налил себе медовый напиток.

— Ну, хорошо, брат…

— Какой я тебе брат? — перебил его Стефан. Он сел на стул, предложенный ему раньше, и вытянул ноги.

— Какая разница, как я тебя называю, если скоро ты будешь мертв, — парировал Марлоу.

— Если я умру, то люди пойдут на тебя войной.

Марлоу покачал головой.

— Ты переоцениваешь себя. Тебя, конечно, граф любил больше, но он был слеп в своей отцовской любви. Так же, как Роберт, который ослеплен моими недостатками, — саркастически добавил он.

— Для чего ты пригласил меня сюда? — спросил Стефан. — Ты убил Джеймса, и все об этом знают.

Марлоу поднял руку, зажав в ней кинжал Стефана.

— Твой кинжал, Стефан, весь в крови. Я нашел его в покоях отца.

Стефан сжал губы, но, подумав немного, пожал плечами.

— Чего от тебя еще можно ожидать! Ты — законченный негодяй! Но графиня… — он с нескрываемым отвращением повернулся к матери, которая до сих пор молча слушала их препирательства. Присутствие Стефана ей было неприятно, она до сих пор не могла отойти от шока. — А ты разве заранее не знала о предстоящем убийстве? И не составляла его план вместе со своим внебрачным сыном?

Розалинда молча дрожала от ужаса, не соглашаясь, но и не отрицая слов Стефана.

— Хотелось бы мне знать, что станет с вами, Розалинда, графиня Блэкмора, — продолжил Стефан, — когда меня похоронят? Мир так немилосерден к престарелым блудницам!

Графиня побледнела, судорожно хватая ртом воздух. Когда Роберт подбежал к ней, она уже лежала без сознания. Марлоу даже не подошел к матери и не помог Роберту отнести ее в постель.

— Такие оскорбления тебе не к лицу, — сказал Марлоу.

Стефан откашлялся.

— Какое это имеет значение, если я уже почти труп. Но я надеюсь, что справедливость восторжествует и ты заплатишь за свои злодеяния.

— Не надейся, твоей справедливости вообще нет на свете! — победно улыбнулся Марлоу. — Через несколько недель за мои злодеяния заплатишь ты, поскольку я отправлю тебя к королю, который, безусловно, приговорит жестокого убийцу к смертной казни.

— Король узнает правду!

Марлоу печально усмехнулся:

— Единственная правда, которую будет знать король, написана на этом листе пергамента.

Когда он показал свиток, сердце Стефана упало. Он был похож на тот, что написал отец, но был скреплен его печатью. Стефан перевел взгляд на пальцы Марлоу. На одном из них в тусклом свете свечей поблескивало кольцо графа.

— Здесь, — издевательски сказал Марлоу, размахивая свитком, — изложены последние пожелания Джеймса. И я знаю, о чем они, потому что сам написал их. Ты будешь казнен за предательство и вероломство.

— А где же подлинный документ? — поинтересовался Стефан, заметив промелькнувшее в глазах Марлоу беспокойство.

— Можешь не сомневаться, что король не получил его.

— Но у тебя его нет, не так ли? — настаивал Стефан.

— Какая разница! — с досадой отмахнулся старший брат. — Твои посланники мертвы, им не удалось перебраться даже через реку.

Стефан с болью подумал о своих друзьях из Даунинг-Кросс. Джон и Элизабет доверили ему судьбу единственного сына, но, как и многих других, он не смог уберечь его от кровавых игр Марлоу.

— Моя жизнь, видимо, тебе также безразлична. Интересно, будешь ли ты хоть немного сожалеть и раскаиваться, когда обезглавят меня? — Стефан надеялся найти во взгляде старшего брата какие-нибудь родственные чувства.

— Интересный вопрос! — Марлоу который, скорее всего, даже не задумывался об этом, остановился от неожиданности. — Вот дьявол! Конечно же буду. Где-то в глубине души я люблю тебя, хотя всегда хотел ненавидеть из-за того, что Джеймс любил тебя больше. Мать еще в детстве по секрету сообщила мне, что я внебрачный сын. — Он наклонился к Стефану и шепотом, чтобы никто не слышал, сказал ему на ухо: — Я никогда не любил своего настоящего отца, а потому втирался в доверие к Джеймсу. Но он все равно не доверял мне.

Стефан смотрел на Марлоу с жалостью. Сейчас тот был похож на маленького мальчика, усыпанного веснушками, который в детстве так ревностно относился к любви Джеймса.

— Но я не мог ненавидеть тебя, — продолжал он. — Ты всегда был остроумным и веселым. Тебе все давалось с легкостью, тогда как мне приходилось бороться за любую мелочь. И я потерял все из-за глупой ошибки… Нет, я не мог тебя ненавидеть. Как и Джеймс, хотя ты опозорил его имя.

— И что случилось потом? — спросил Стефан. — Ведь мы были счастливы! И я всегда считался с тобой. Почему же ты все разрушил?

Марлоу внезапно вскочил. Голос его дрожал от ярости.

— Мы никогда не были счастливы. Никогда! — кричал он, брызгая слюной. — Бывали такие моменты, я согласен, но они — ничто, когда ты обречен на всю жизнь оставаться незаконным ублюдком! Я не имел никакого права на то, что теперь станет моим. Если бы ты мог представить, насколько тяжело было знать, что я никогда не получу графский титул. Я заставлял себя не думать об этом, но тщетно… Я так и не смог добиться любви Джеймса, хотя он не знал тайны моего рождения. Он всегда любил тебя больше! Но мне хотелось, чтобы он узнал правду! Правду о том, что я не имею права на наследство, которое он уже был готов отдать мне. Поэтому я все ему рассказал.

— И убил, — закончил за него Стефан.

— Мысль о том, что я могу лишиться этих земель, замка и титула… О, Господи, это было невозможно. После того, как я открыл ему правду, страх не покидал меня ни на минуту. Я знал, что он лишит меня наследства. И только тогда я понял, как это важно для меня. Без замка я — ничто.

— Почему ты говоришь мне об этом только сейчас? — поразился Стефан. — Когда уже слишком поздно и я ничем не могу помочь тебе? Ты никогда раньше не был откровенен со мной. Почему? Если бы я знал это раньше, тебе не пришлось бы сейчас держать меня в тюрьме!

Марлоу улыбнулся:

— Потому что ты должен умереть. Я хотел, чтобы ты знал правду!

Кэтрин остановилась у комнаты для вышивания и открыла дубовую дверь. Она была похожа на ирландскую фурию. Кромка ее мокрой накидки была оторвана, а растрепанные волосы висели на плечах спутанными прядями. После безуспешной попытки встретиться со Стефаном она пришла к Констанции.

Затаив дыхание, она нерешительно вошла в комнату и остановилась, кусая воспаленные губы. Женщины, находящиеся в комнате, при виде ее заахали от ужаса, но не решились вымолвить ни слова. Констанция, утирая слезы, тоже была немало удивлена.

— Кэтрин, — прошептала она, — что я могу сделать для тебя?

С той ночи, когда Марлоу приставал к Кэтрин, их связывали молчаливые узы дружбы. Констанция приказала дамам покинуть комнату.

— Ты должна мне помочь, — тихо ответила девушка. Она долго раздумывала, стоит ли обращаться за помощью к жене Марлоу. Это было опасно, но она рискнула. — Я должна спасти Стефана, но не знаю, с чего начать. Твой муж…

Женщина взяла ее руки в свои и крепко их сжала.

— Бог накажет его, дорогая! Я обещаю тебе это. Я уже отвернулась от него, но мой ребенок… Его мне не хотелось бы потерять. — Несмотря на печаль, в ее глазах светилась надежда. Она с нежностью погладила свой живот. — Каждый день я пью настойку из трав, которые ты принесла мне.

— Но ребенок привяжет тебя к Марлоу навсегда! — Кэтрин содрогнулась от этой мысли.

— У меня нет выбора, — горько улыбнулась Констанция. — Кроме мужа, у меня никого нет. Я знаю, что он очень жестокий и злой человек, но я все же… беспокоюсь о нем.

Кэтрин ее понимала.

— Любовь очень непроста, а иногда даже непостижима.

— Спасибо, что не осуждаешь меня. Скажи, чем я могу помочь тебе? Я сделаю все, что ты попросишь. Ты можешь довериться мне. Ради тебя я готова переступить через Марлоу.

Кэтрин кивнула.

— Я должна помочь Стефану бежать. Иначе Марлоу убьет его. Он уже пытался сделать это, незаметно подменив копье сеньора Дербонэ. Ты же знала об этом?

Констанция сложила ладони на груди и обратила взор к небесам.

— Да, я случайно подслушала их разговор.

Наступило молчание. Женщина погрузилась в свои мысли. Наматывая на указательный палец красную шелковую ленту, она нервно ходила по комнате. Затем остановилась, словно придя к какому-то решению, и решительно взглянула на девушку.

— Есть только один способ помочь тебе. Для меня это может закончиться очень плохо. Однако стоит попробовать. — Она бросила ленту на пол. — Ты должна достать одежду, в которой Стефана и его слугу никто не узнает. Лучше всего, одежду священника, если сможешь. Мы встретимся с тобой в полночь у подножия северной башни. Ты должна поговорить с преданными Стефану людьми, чтобы они тоже были готовы к бегству.

С этими словами Констанция направилась к двери.

— Что ты сейчас собираешься сделать? — девушка подбежала к ней и схватила за руку.

— То, что поможет тебе спасти Стефана, моя дорогая.

В девять часов вечера черные преддождевые тучи, набежавшие с запада, заволокли луну, которая сияла на небе ярким круглым пятном. В десять тяжелые капли, каждая размером с шиллинг, забарабанили по стенам замка. В одиннадцать часов дождь захлестнул конюшню, в которой преданные Стефану рыцари седлали коней, готовясь к побегу. В двенадцать Кэтрин стояла у двери в башню, где они должны были встретиться с Констанцией. Дождевые капли к этому времени превратились в град, который усыпал аллею белым покрывалом. Девушка дрожала от страха и от холода, пряча под плащом две монашеские рясы, тайком взятые из церкви. Поэтому на рассвете ей предстоял долгий разговор с Богом.

В кромешной тьме послышались торопливые шаги Констанции. Заметив в руках Кэтрин узелок, она удовлетворенно сказала:

— Молодец! Я отправляюсь наверх. Думаю, что охранник уже спит. Одна из моих служанок решила пококетничать и отнесла ему час назад кубок с элем. А я подсыпала в него хорошую порцию снотворного, которое спасало меня, когда я мучилась бессонницей. Жди пять минут. Если я не вернусь, значит, охранник спит и я освободила Стефана. Тогда поднимайся наверх.

Девушка пыталась унять биение сердца, которое, казалось, вот-вот выскочит из ее груди.

Стефан сразу услышал торопливые шаги Констанции и вскочил с кровати. Трясущимися от волнения руками он схватился за маленькую решетку в двери, через которую было видно, что творится на лестнице.

— Констанция… — выдохнул он ее имя.

— Ш-ш-ш, — она приложила указательный палец к губам и шагнула в помещение охранника. К ее радости, храпящий мешок костей был на полу неподвижен. Он лежал, свернувшись клубком, зажав в руке пустой кубок.

Констанция сняла с пояса ключ и устремилась к узникам. К этому времени Рамси стоял уже рядом со Стефаном, и они молча наблюдали за ее торопливыми движениями.

Как только замок щелкнул, Стефан схватил женщину в крепкие объятия. Такое случилось впервые за долгие годы их жизни в замке. Он обнял жену брата за плечи и заглянул ей в глаза.

— Констанция, ты подвергаешь себя великой опасности. Почему? Ведь мы никогда не были друзьями.

Доносящийся снизу звук шагов становился все громче.

— Только ради Кэтрин, — ответила женщина, обнимая вошедшую девушку.

Сердце Стефана вздрогнуло. Ее глаза, словно два алмаза, сияли, излучая мудрость и силу.

— Это была ее мысль, — добавила жена Марлоу. Читая на их лицах взаимную любовь, она улыбалась.

— Да, это была моя идея. Но рисковала ты, — сказала Кэтрин. — Если бы я знала, что ты намерена подвергать свою жизнь опасности, то никогда не согласилась бы на это.

— Согласилась бы. Другой возможности у нас не было. Кроме того, я очень хотела помочь тебе. Уже пять месяцев я ношу младенца под сердцем! Это ли не чудо! Твоя смелость помогла мне. Что бы там ни было, но ты передала мне частицу своей силы. Поэтому я пошла на риск.

Удары и скрип подъемного моста напомнили всем, что пора уходить.

Кэтрин протянула бывшим узникам одежду. Натянув через головы монашеские рясы, они изменились до неузнаваемости. Лица их были спрятаны под капюшонами.

В конюшне их ожидала дюжина готовых к отъезду рыцарей. Пятеро молодцов из охраны Марлоу лежали связанными на стоге сена. Когда Стефан увидел оседланную и готовую к ночной поездке кобылу Кэтрин, он повернулся к девушке и схватил ее руки железными пальцами.

— Кэтрин, ты никуда не поедешь. Я не пущу тебя!

Несмотря на то что внутри у Кэтрин все взбунтовалось, на лице была маска печали, а голос оставался тихим и спокойным.

— Ты не можешь меня не пустить.

— Нет, не пущу!

— Пустишь! Если бы не я, ты вообще никуда сейчас не уехал бы!

— Весьма признателен! — сказал он вполголоса. — Есть и другие доводы — я не позволю запятнать твое имя! Сейчас ты дочь барона! А если поедешь со мной, то станешь любовницей убийцы.

— Я не хочу слышать твоих жестоких слов! — отшатнулась Кэтрин от Стефана.

— Так все будут говорить про тебя! — простонал Стефан.

Девушка развернулась и решительно вставила ногу в стремя.

— Теперь я понимаю, что ты и в самом деле используешь меня! — решительно сказала Кэтрин. — Ты убеждал меня сладкими речами, просил дать тебе шанс! А теперь, когда я спасла тебе жизнь, ты хочешь выкинуть меня, как ненужную вещь. Нет, ты так просто от меня не отделаешься! — почти кричала она, сверкая глазами. — Ты возьмешь меня в эту проклятую поездку, сэр Стефан. Тебе от меня так просто не отделаться!

Кровь хлынула в лицо Стефану. Он обхватил голову руками, словно собираясь рвать на себе волосы. Кэтрин вздрогнула, подумав, что он готов ударить ее.

— Ох, уж эти женщины! — простонал он. — Твои родители едут на нашу свадьбу. Вместе с ними ты вернешься в Шелби Мэнор. Я приеду за тобой, когда докажу свою невиновность.

С этими словами он сел на коня и взял в руки поводья.

Когда девушка поняла, что Стефан умчится в ночь, даже не попрощавшись, она стремительно забралась на свою кобылу. На этот раз она взлетела в седло, как мужчина. Под толстой шерстяной накидкой виднелись мужские бриджи.

— Что за чертовщина! — пробормотал Стефан, оглядывая Кэтрин со всех сторон. Ее волосы были собраны на голове в тугой узел, она сидела в седле по-мужски, обхватив ногами бока лошади. Глаза смотрели сердито. И хотя Стефан был очень зол, он не мог больше удерживаться от смеха.

Словно не замечая его веселья, девушка ударила лошадь, собираясь тронуться в путь. Однако Стефан неуловимым движением успел схватить кобылу под уздцы и остановил ее.

— Ты думаешь о своей чести или нет? — прокричал он сквозь стиснутые зубы. — Ты не смоешь позор до конца жизни, если уедешь со мной.

— Пошла она к черту, эта честь! — ответила Кэтрин дрогнувшим голосом и разразилась рыданиями. Как она не любила плакать перед мужчинами! Они никогда не поймут женских слез. Девушка вонзила каблуки в бока животного и умчалась в ночную тьму, где он не мог бы увидеть ее и высмеять ее чувства.

Стефан последовал за ней, чертыхаясь всю дорогу.

 

Глава 14

Кэтрин всю ночь не спала, но это не имело ни малейшего отношения к недовольству Стефана. Поездка в Даунинг-Кросс была опасной и к тому же мало приятной из-за погоды. Все время сыпался град, и натиск его прекратился, когда они уже подъезжали к поместью. Оставалось лишь удивляться апрельским капризам матери-природы, когда в воздухе установилось внезапное спокойствие.

Но хуже всего было то, что Даунинг-Кросс встретил их мертвой тишиной. Никто не приветствовал путников в потемневшем каменном доме.

Девушка дрожала от холода. Сидя в седле, она ожидала, пока Стефан и Рамси обойдут поместье в надежде найти Элизабет и Джона. Несколько рыцарей остались у ворот. Другие тем временем рыскали по двору, словно призраки в холодном лунном свете. Они изучали местность, где им придется защищаться в случае нападения Марлоу. Их присутствие взбудоражило гусей, которые разгуливали перед домом, а теперь демонстрировали свое недовольство громкими шипением. Голуби беспокойно захлопали крыльями, а из клетки раздался одинокий волчий вой. Безмолвная тишина, которая встретила всадников, сменилась какофонией звуков.

— Дом пуст, — сообщил Стефан, подойдя к Кэтрин. — Я надеюсь, ты еще не умерла от холода?

Он сжал ее заледеневшие руки. И хотя в голосе звучало беспокойство, было понятно, что он еще сердится. Она и сама злилась на Стефана, но от прикосновения его рук на душе стало спокойно и тепло. Соблазн упасть в его крепкие и надежные объятия был велик, но вместо этого она гордо выпрямила спину и ответила:

— Не стоит беспокоиться обо мне, Стефан, лучше скажите, где Джон и Элизабет?

— Я опасаюсь худшего. После того, как Марлоу убил Гиля, он мог послать людей избавиться и от его родителей. — Стефан обхватил девушку за талию и легким движением опустил ее с лошади на землю.

— Может быть, они успели убежать? — предположила она. Пока Кэтрин собиралась духом, не решаясь прижаться к его теплой груди, Стефан отвернулся.

— Хотелось бы, чтобы было именно так, — сказал он, глядя на собравшихся вокруг рыцарей. Они молча ожидали его распоряжений. — Надо разжечь огонь во всем доме, и на кухне тоже, — приказал Стефан. — Похоже, что дом покинули недавно, в гостиной еще тлеют угли. Никаких следов насилия и крови. Думаю, они где-то прячутся. Поищем их позже, а пока надо натопить дом. Иначе мы никогда не отогреемся.

Вместе с рыцарями Стефан направился в сторону дома, на ходу решая, кому и что делать. Все были заняты, оставив Кэтрин, одинокую и несчастную, перед домом. Конечно же, она не рассчитывала, что к ней отнесутся как к королеве, но что ее забудут как бесполезную кладь — это уж было слишком.

— Стефан! — крикнула девушка.

Видя, что он не обращает на нее никакого внимания, Кэтрин побежала за ним. Уже у самой конюшни она его догнала и, схватив за рукав, заставила остановиться.

— Милорд, — сказала она, стуча зубами. — Я поступила правильно, что приехала с вами сюда. И если вы немного поразмыслите, то измените свое мнение на этот счет.

— Я уверен, что вы тоже измените свое мнение, когда на рассвете отправитесь в Шелби Мэнор.

— Я буду кричать и драться.

— Я возьму вас в любом виде, миледи. — Его губы раздвинулись в иронической улыбке. — Назовите место.

Он поклонился и, довольный своей шуткой, направился заниматься делами.

— Вот дьявол! — расстроенно пробормотала Кэтрин, видя, как он исчезает за конюшней.

Наконец перед рассветом в доме стало достаточно тепло. Ночью же они дрожали от холода в промерзшем каменном доме. Спать никто не ложился. Кэтрин, несмотря на бессонную ночь, с самого утра принялась за дело. Сомнения, неопределенность и страх — чувства, что заполняли ее при мысли о возможном появлении Марлоу, как ни странно придавал ей сил и она не отставала от мужчин.

Взяв себе в помощники сэра Мэркхама, она готовила еду уставшим за ночь рыцарям. Добродушный солдат, который был моложе Стефана на несколько лет, оказался лучшим поваром, чем Кэтрин. Около часа они импровизировали на кухне, после чего на столе появился чудесный завтрак из лепешек и сыра. Когда Стефан появился на кухне, девушка ретировалась, не желая попадаться ему на глаза. Ей не хотелось ссориться с ним в очередной раз. И хотя их перепалки носили дружеский характер, она слишком от них устала. Кроме того, она боялась, что Стефан вспомнит свою угрозу и отправит ее в родительское поместье. А этого она не хотела вовсе. Поэтому, набросив накидку, она вышла в звенящую тишину морозного утра. Несмотря на то что весна запаздывала, деревья уже чувствовали ее приближение и готовились распустить набухшие почки.

Кэтрин улыбалась, радуясь красоте и краскам природы. Внезапно она услышала волчий вой. Взглянув в сторону пустой клетки, она увидела около нее великолепное серое животное. Его пушистый мех сверкал в приглушенных красках восходящего солнца. Волк смотрел на девушку, словно изучал ее.

— Привет, — сказала Кэтрин и осторожными шагами направилась к нему. Она с сожалением думала о том, что не взяла с собой ни кусочка мяса.

Волк немного переместился, наблюдая за приближением незнакомки. Утренний туман, стелящийся над самой землей, облегчал ей задачу, скрывая ноги в серых клубах воздуха. Подойдя совсем близко, Кэтрин поняла, что перед ней стояла волчица. Взгляд ее был затравленным и печальным.

— Привет, красавица, — прошептала Кэтрин. Она уже не сомневалась, что они подружатся. Однако перекличка солдат, которые готовились к обороне поместья, заставила волчицу насторожиться.

— Не обращай внимания, девочка, — уговаривала ее Кэтрин, приблизившись к ней почти на расстояние вытянутой руки. — Они не сделают нам ничего плохого.

И хотя волчица отошла на несколько шагов назад, вид ее был добродушным. Язык лениво свисал из пасти, прикрывая острые клыки.

— Тебя как зовут? — спросила девушка, вставая на колени совсем рядом с ней. И тут она заметила, что животное ранено. Его лапы были в крови, и на лбу виднелась глубокая рана. Кровавые следы выглядели настолько необычно, что казалось, словно кто-то стегал волчицу кнутом. Кэтрин протянула руку ладонью вверх, давая почувствовать животному, что от нее не исходит никакой угрозы. — Кто это сделал с тобой, малышка? Где твои братишки и сестренки? Куда они ушли? А может быть, ты знаешь, где Джон?

Услышав имя своего хозяина, волчица насторожилась.

— Да-да, — улыбнулась девушка. — Джон — мой друг. Как же он звал тебя?

Волчица сделала три неуверенных шага вперед и, немного подумав, все-таки отступила назад.

— Я буду называть тебя Луппой. Ко мне, Луппа! Ко мне, моя девочка!

Это казалось невероятным, но Луппа слушалась. Опустив голову к самой земле, она подошла к Кэтрин легким шагом и уткнулась мордой в ее руку. Очень медленно девушка развернула ладонь и осторожно погладила бархатную шерсть животного, не дотрагиваясь до раны на лбу.

— Кэтрин! — раздался крик Мэркхама. Он стоял на холме и размахивал руками.

Этого было достаточно, чтобы все мышцы волчицы напряглись, клыки обнажились и она кинулась прочь. Девушка с завистью смотрела ей вслед. Волчица свободно неслась в сторону полей. И никто не мог ей этого запретить.

— Сэр Стефан хочет поговорить с вами, Кэтрин, — сказал Мэркхам, подойдя к ней.

К ее радости, Стефан был не один. В гостиной за круглым столом собрались все рыцари. Они обсуждали, как им быть дальше. Девушка не стала садиться за стол вместе со всеми, а устроилась у самого очага. Она молча слушала их, помешивая угли кочергой.

— Я считаю, надо атаковать! — говорил один толстяк. — Нас двенадцать человек, и все мы — надежные солдаты. Не то что у Марлоу.

— Но у него двадцать человек! Даже при все принятых нами мерах безопасности у нас мало шансов на победу, — парировал Мэркхам.

— Пятнадцать покинут замок через сорок дней, когда кончится срок службы. — Стефан откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. — Тогда преимущество будет на нашей стороне.

— Да, милорд. Но, в таком случае, он может обратиться за помощью к вассалам, — резонно заметил Мэркхам.

Стефан внимательно прислушивался к его словам. Доводы Мэркхама всегда были разумными.

— А почему бы не постараться доказать правду? — предложил Джеффри. Все, кроме Стефана, иронично вскинули брови. — Если мы найдем медальон, то король окажется на нашей стороне, и Марлоу будет уничтожен.

Кэтрин одобрительно кивнула. Слово было за Стефаном. Но один из рыцарей с огромным животом, по имени Силей, разразился безудержным смехом.

— Лошади разрыдаются от такой идеи! — хохотал он. — Вы считаете, Марлоу настолько глуп, чтобы отдать нам улики?

— Но можно попытаться найти их самим, — вступила в беседу Кэтрин. Все повернулись к ней. Одни снисходительно улыбались, другие, наоборот — смотрели заинтересованно.

Стефан немного подумал и, соглашаясь, кивнул.

— Пока сэр Стефан ведет праведную борьбу против кровопролития и предательства, — продолжала девушка более уверенным голосом, — необходимо доказать свою невиновность. Если его семья не хочет верить в это, то вассалы, которыми он собирается править в дальнейшем, должны видеть неопровержимые доказательства. — Испугавшись собственной смелости, Кэтрин со страхом посмотрела на Стефана. Но вопреки ожиданиям, встретила его доброжелательный взгляд. Приятно удивленная такой реакцией, она решила закончить свою мысль. — Надо обязательно найти завещание вашего отца, милорд. Я не знаю почему, но почти уверена, что мы обнаружим его.

— А почему тебе так кажется? — мягко спросил Стефан.

— Интуиция, милорд… У меня появилось… такое чувство.

Сидя в неподвижной задумчивости, Стефан уже не спускал с девушки глаз. Даже когда обсуждение закончилось и все замолчали, он еще долго смотрел на нее. Под его пристальным взглядом сердце девушки забилось сильнее, а дыхание участилось. Она отвернулась и, досадуя на свою беспомощность, бросила кочергу в огонь. Мысли ее были уже далеко. Здесь, в Даунинг-Кроссе, она чувствовала себя свободно, как Луппа, бегущая к горизонту.

— На этом остановимся, — сказал в завершение Стефан. — Мэркхам все здесь обыщет. Возможно, медальон и свиток находятся где-то здесь. Джеффри отправляется в Блэкмор выяснить, не устроил ли Марлоу засаду. Надо знать, каким образом мы можем туда вернуться. И пусть он думает, что находится в большей опасности, чем есть на самом деле! Сэр Силей отправляется в Шервуд на поиски благородного сеньора Дербонэ. Самое время получить свой приз за победу на поединке! Он обещал мне двух своих лучших воинов, а у нас сейчас каждый человек на счету. Я не думаю, что он успел далеко уйти за два дня. Ты, Джеральд, — Стефан обратился к рыцарю с огненно-рыжей шевелюрой, — отправишься к королю. Найди его и поговори с глазу на глаз. Посоветуйся с ним, что мне делать. Рамси! Ты что-нибудь хочешь добавить?

Слуга сидел рядом со Стефаном. Взгляд его неподвижных красных от слез глаз говорил, что он еще скорбит о погибшем сыне.

— Нет, — ответил он охрипшим голосом, — мне нечего добавить, милорд. Если бы Корнелиус был здесь…

Стефан обнял его за плечи. Каждый раз, о чем бы ни заходил разговор, Рамси пытался поговорить о сыне. Рана была слишком свежа.

— Успокойся, друг, все будет хорошо. — Голос Стефана был мягким и понимающим. Ему очень хотелось облегчить страдания верного слуги. — Подумай о справедливости! Дай Бог, она поможет нам в праведном деле! Мы должны доказать, что справедливость восторжествует!

— А что мы будем делать с ней? — неожиданно спросил Силей, указывая на Кэтрин.

— Вы — ничего не будете делать с ней, — раздраженно ответил Стефан, голос его стал жестким. Зарвавшемуся рыцарю не оставалось ничего, как молча уставиться в кубок с медом.

— Оставьте ее мне, — добавил Стефан, в глазах его плясали странные огоньки. Это выглядело так, словно сахар перемешали с острыми приправами.

Уже перед самым сном Кэтрин вспомнила эту фразу. Она никак не могла понять, в чем был ее смысл. То ли Стефан таким образом высказывал недовольство, что она не подпускает его к себе, то ли был уверен, что овладеет ею, невзирая на ее сопротивление? К своему огорчению, вспоминая его сильные и в то же время нежные объятия, она понимала, что едва ли сможет долго сопротивляться. Но гнала от себя греховные мечты, считая их невозможными. Стефан доказал свое благородство и не станет прибегать к насилию. «Но так ли это?» — задавала она вопрос сама себе, нахмурив брови.

Кэтрин провела рукой по кровати, которая служила единственным украшением пустой комнаты, и стояла недалеко от очага. На четырех деревянных столбиках, поддерживающих шерстяной балдахин темно-красного цвета, были вырезаны розы. Яркое воображение девушки легко нарисовало обнаженного Стефана, раскинувшегося на огромной кровати поверх покрывала. Она медленно водила пальцами, словно ощущала ими крепкие сухожилия его ног. Чуть переместив руку, она ласкала уже икры ног, потом бедра, и…

Девушка затаила дыхание, рука ее застыла в воздухе. Что она делает? Неужели ласкает обнаженное тело Стефана? Как это ужасно! Она в недоумении смотрела на огонь, потрясенная собственной фантазией. В ее мыслях опять творилась полная неразбериха. В конце концов она успокоила себя тем, что Стефан не изнасилует ее, если она прогонит прочь свои бесстыдные фантазии.

— Ты не должен находиться здесь, — внезапно повернулась она к двери, увидев Стефана. — По крайней мере, мог бы постучать, — сказала девушка охрипшим от неожиданности голосом. «Дай Бог, чтобы он не видел, чем я занималась!» — молилась она про себя. — Ты напугал меня.

Стефан облокотился на открытую дверь, словно не собирался входить в комнату. В одной руке он держал кувшин с медовым напитком, а в другой два кубка. Осторожно наполнив их, он предложил один Кэтрин.

— Мед, пожалуй, успокоит мои нервы. Надеюсь, он теплый? — спросила она с надеждой.

— Конечно, специально для тебя.

— Тогда я выпью. — Девушка направилась к Стефану, смущенно застегивая верхнюю пуговицу на платье. — Восхитительный запах! — сказала она, беря горячий налиток из рук Стефана.

Глядя в его раскрасневшееся лицо и слушая монотонную речь, Кэтрин поняла, что он уже выпил не один бокал меда и был пьян. Она снисходительно улыбнулась:

— Сколько ты выпил, Гай?

— Гай? — Стефан сардонически усмехнулся и заглянул в бокал. — Я думал, что ты уже забыла это ласковое обращение. — Он сделал неуверенный шаг в ее сторону, но девушка отступила назад и села на край кровати. Восстановив равновесие, Стефан нахмурился. — Так что тебя интересовало?

— Сколько ты выпил?

— Не так уж и много.

— А мне кажется, более чем достаточно.

Стефан помахал рукой перед глазами, словно отгоняя от себя какое-то видение.

— Возможно, я не испытываю сейчас никакой боли, но и не пьян. А если бы выпил чрезмерно, то в моей голове не возникли бы мысли о тебе… Опасные мысли, — мрачно ответил он.

Кэтрин замерла. Что-то в его дрожащем голосе, в мрачном пьяном юморе насторожило ее. Они оказались один на один, и девушка вдруг поняла, что только эта причина заставила Стефана отложить ее отъезд в Даунинг-Кросс. Сейчас между ними ничто не стояло, все зависело только от них самих. Возможно, она напрасно возлагала большие надежды на его самообладание.

Стефан тяжело сел на кровать рядом с Кэтрин и озадаченно взглянул в ее глаза. Он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке.

— Кэтрин, мой брат не единственный, кто испытывает страсть и вожделение. Ты не задумывалась об этом, когда так… так стремительно отправилась за мной прошлой ночью?

Пытаясь доказать, что не напугана его близостью, девушка посмотрела на Стефана. В глубине его бездонных глаз горело желание.

— Милорд, — прошептала она, — я полностью доверяю вам. И мне бы хотелось, чтобы ваши мысли обо мне не были такими непристойными. Я очень сожалею, что вам приходится заглушать их медовым напитком.

— Этого не случилось бы, — сказал Стефан, делая большой глоток меда, — если бы ты не соблазняла меня.

Кэтрин вздрогнула.

— Вы несправедливы, милорд! Как вы можете говорить, что я поощряю вас, если так сердитесь, когда я отказываюсь от благородной любви, в которой вы же и уверяете меня каждый раз?

— Эта благородная любовь, — цинично усмехнулся Стефан, — не что иное, как жестокая игра, миледи, тех мужчин, которые, не имея ума, только и мечтают о том, как бы вырастить фиговые деревья в садах своих жен.

— О, Стефан! Так ли уж необходимо каждый раз оскорблять меня? — Кэтрин сделала глоток медового напитка. Сладкий и восхитительный, он согревал ее, оставляя на губах влажный след. — Лучше скажите, что будет с нами? Дома у нас нет, свадьба откладывается, и мы все время враждуем друг с другом!

— Об этом следовало думать до того, как ты умчалась из Блэкмора, — решительно ответил Стефан, его голос был громче, чем обычно. — Что станет с тобой? Если ты не отправишься домой завтра утром, то можешь забыть о своем честном и благородном имени. Еще один день, проведенный здесь, — и ты на всю жизнь останешься любовницей убийцы. Я не могу тебе этого позволить. Ты должна вернуться в Шелби. Придумаешь какую-нибудь историю о том, как заблудилась в лесу и целый день искала дорогу.

Кэтрин улыбнулась.

— В таком случае я непременно должна отдаться вам, чтобы и в самом деле соответствовать тому, что будут говорить обо мне.

— А ты полагаешь, что люди, находящиеся здесь, в Даунинг-Кросс, думают иначе?

Стефан громко икнул. Кэтрин рассмеялась бы над комичностью ситуации, если бы его тон не был столь печален. Она встала и подошла к окну. Сквозь замерзшее стекло виднелись мерцающие на небе звезды.

— Меня не волнует, что говорят обо мне люди. Важно, что подумает Бог.

Стефан внезапно повернулся к ней.

— И что же для тебя сделает Бог, когда ты останешься одна, а я буду повешен?

— Тогда я буду жить здесь, в Даунинг-Кросс, — ответила девушка, легкомысленно отбросив свои страхи. — Вы говорили, что это поместье останется мне, что бы ни произошло.

— Здесь ты будешь жить, — продолжил Стефан, театрально взмахнув рукой, — пока Марлоу и твой отец не подберут тебе другого мужа.

Кэтрин медленно повернулась к Стефану. Их взгляды скрестились. Он говорил правду, и блеск сострадания в его глазах подтверждал, насколько она жестока. От его неожиданного сочувствия на глаза девушки навернулись слезы. Сердитым жестом она смахнула их рукой, не желая показать замешательство и гнев, которые она испытывала, чувствуя себя заложницей в играх отца.

Стефан наполнил свой кубок. Взгляд его был тяжелым и холодным.

— Твой любимый отец, без сомнения, будет счастлив сохранить добрые отношения с могущественным графом Блэкмора и не станет возражать против любой, предложенной Марлоу, персоны. Твоим мужем может оказаться и Крамер. Маловероятно, что его будут волновать твои чувства, как они волнуют меня.

— Неужели все сводится только к этому? — спросила Кэтрин, даже не пытаясь скрыть раздражения и разочарования, дрожавших в ее голосе.

— Что касается меня, — Стефан вытер выступивший на лбу пот, — то ты бы уже давно носила в себе мое семя, если бы моей единственной целью было овладеть твоим телом.

— Какой же вы грубый! — грустно прошептала девушка.

— А ты — бессердечная девушка! — Стефан швырнул свой бокал в стену. Тот отскочил от камня и с грохотом упал на пол. Бормоча ругательства, Стефан выпил прямо из кувшина.

— Милорд, хватит искать забвения в вине. — Кэтрин посмотрела на него осуждающе. — Утром вы будете сожалеть об этом.

Стефан только качнул головой в ответ. Едва ли он уже мог вымолвить хоть слово!

Кэтрин смотрела на огонь, раздумывая, как, наконец, покончить с раздорами, постоянно возникающими между ними. И она решила сделать то, что он хочет, но так, как хотелось бы этого ей. По крайней мере, отдать ему свое тело. Глядя на играющие языки пламени, девушка стала снимать одежду. Сначала на освободила плечи от плотно облегающей материи, и вскоре платье аккуратно висело на стуле. Продолжая ритуал, она случайно поймала ошеломленный взгляд Стефана. Он смотрел на нее, открыв рот, словно загипнотизированный.

— Что ты делаешь? — едва расслышала она его голос.

— А что, по-вашему, это напоминает? — с вызовом ответила Кэтрин.

— Ты раздеваешься!

— Неплохо, милорд. Должно быть, вы способный ученик, жаль, что вы впустую тратите свои необычайные способности рассуждать — ведь слышать вас могу я одна.

Болезненное выражение исказило лицо Стефана. Выругавшись в сердцах, он отпил из кувшина.

— Милорд, — назидательно сказала Кэтрин, расстегивая спереди лиф, — если вы будете слишком много пить, то не сможете выполнить свои обязанности. По крайней мере, так говорили друзья Джорджа, когда я их подслушивала.

Имя Джорджа, словно каменная стена, упало между ними. Руки девушки застыли на третьей пуговице. Она не могла вымолвить больше ни слова, как будто ком застрял в горле.

— Ты не хочешь этого делать, — невнятно произнес Стефан.

Когда девушка взглянула на него, в ее глазах горел беспощадный огонь.

— Что я хочу, не имеет никакого отношения к происходящему, безмозглый грубиян! Неужели вы до сих пор этого не поняли?

Стефан, покачиваясь, приблизился к девушке. Схватив за запястья, он притянул ее к себе. Его губы, сначала неуверенно, а потом нежно и чувственно обхватили ее рот, раскрывшийся для поцелуя. Вбирая в себя ее свежее дыхание, он упивался бархатной мягкостью атласных губ.

Он стонал, охваченный страстью, и прижимал ее бедра к своему паху. Когда тепло белым облаком окружило их сливающиеся тела, разрушая все барьеры, и Кэтрин уже была готова полностью раствориться в нем, Стефан внезапно отшатнулся. Виски его были покрыты потом.

— Нет, — пробормотал он, с трудом переводя дыхание, — это неправильно, Кэтрин. Все должно быть иначе. Я хочу быть… абсолютно уверенным… когда мы… когда мы…

Не закончив фразу, Стефан направился к постели.

— Где этот чертов кувшин? — Он поискал глазами и обнаружил его на постели, где сам и оставил.

— Может быть, счастье улыбнулось мне, а я упустил его, — сказал Стефан, опустошив кувшин, и бросив его на пол. — Но это неправильно. Мы не должны… вступать в брак… таким образом.

Кэтрин устало вздохнула.

— Должна сказать, что вы слишком щепетильны. С такими взглядами я никогда не лишусь девственности. Разве можно с гордостью назваться любовницей убийцы, если я так и не прониклась удовольствием ощутить ваш меч между своих ног!

Стефан нахмурился. Лицо его покрылось красными пятнами.

— Не надо разговаривать со мной подобным образом, Кэйт!

— Почему же! — равнодушно повернулась она к нему, расстегивая последнюю пуговицу. Ее груди, созревшие и высокие, были свободны от платья. — Вас не слишком беспокоили манеры шлюхи, благосклонность которой вы принимали на турнире.

— Это совсем другое! — Яростный взгляд Стефана смягчился при виде девичьей груди.

— Почему? — невинно спросила Кэтрин. Ее последняя одежда мягко соскользнула на пол. Из-под полуприкрытых век струилась дымка соблазна. В мерцающем свете огня она стояла перед ним, обнаженная и вызывающая.

— Бог мой! — пробормотал Стефан, схватившись за грудь. — Вы восхитительны!

Легкая улыбка тронула уголки ее губ. Он сказал именно то, о чем она все время мечтала! Он нашел ее красивой! И девушка шагнула к лежащему на постели Стефану. Не обращая внимания на внутренний голос, который говорил, что надо остановиться, пока не поздно, она уверенно двигалась вперед.

— Нет, Кэйт, ты не должна делать этого! — спохватился Стефан, едва приходя в себя от изумления. — Твоя клятва!

От этих слов Кэтрин чуть было не потеряла сознание.

— Не говори больше об этом, — сказала она сквозь стиснутые зубы, — теперь она не имеет значения… У меня нет выбора. — В ее голосе звучала обреченность. — Если это сделаешь не ты, то кто-то другой лишит меня девственности и чистого имени. Никому, даже моему отцу, не будет дела до моей клятвы. Давай совершим то, чего все равно не миновать, и покончим с этим навсегда!

Чем ближе подходила Кэтрин, тем дальше отодвигался от нее Стефан. Когда неожиданно его локоть подвернулся под собственным весом и он упал на подушки, девушка в одно мгновение оказалась на нем. Обнаженная и соблазнительная, она воспламеняла его страсть.

— Уйди, Кэтрин. Оставь меня одного! — взмолился Стефан.

Но в голосе слышались фальшивые нотки. Конечно же, он хотел, чтобы она осталась. И она была уверена в этом, чувствуя своими бедрами его твердую плоть.

— Замолчите, милорд, — прошептала Кэтрин, прикасаясь влажными губами к его рту. Ее язык настойчиво скользил по напряженным губам Стефана, сопротивление которых вскоре ослабло, и девушка смогла полностью насладиться поцелуем. В порыве страсти она неистово развязала кожаные ремешки рубашки и жаждущими руками начала ласкать его обнажившиеся бронзовые соски. Стефан стонал и терзался, словно ублаготворенная жертва. Девушка целовала его твердый живот, лаская языком напрягшиеся мускулы. Из ее груди вырвался стон, в котором воедино сливались желание и решимость. О, как ей хотелось закончить, наконец, их поединок. Закончить его так, чтобы остаться победительницей. Самой отдать ему то, к чему он так страстно стремился, — свое тело, свое обещание. Это был маленький, но важный шаг к тому, чтобы самой распоряжаться своей судьбой.

Когда Кэтрин яростно стаскивала со Стефана бриджи, несомненно, ею руководило не столько желание, сколько разум. Она раздевала его с огромным трудом, без какой-либо помощи с его стороны. Дергая и стаскивая тонкую ткань с бедер и голеней, она стонала от усердия. Когда наконец она стащила с него сапоги, а следом за ними и бриджи, возглас разочарования вырвался из ее груди.

Его плоть была безжизненной, желание бесследно исчезло.

— Стефан! — разочарованно простонала девушка, падая рядом с ним на постель.

Но Стефан ее не слышал. Он спал. Сквозь приоткрытые мягкие губы доносились звуки тихого храпа.

Она целовала каждую клеточку его лица, думая о том, что он никогда не узнает о единственной слезе, упавшей на его щеку. Осушив ее поцелуем, Кэтрин ощутила соленый вкус на своих губах. Она вдыхала запах его тела, в упоении прикасалась к нему губами, чувствуя, как сердце наполняется любовью. Да, она любила Стефана. Не давая воли своим чувствам.

— Я люблю тебя, — шептала девушка, зная, что он не слышит ее. — Если бы ты только знал, как я люблю тебя!

 

Глава 15

Кэтрин спала так, словно не Стефан, а она выпила накануне кувшин меда. За всю ночь, прижавшись к нему как можно ближе, она ни разу не шелохнулась. Прислушиваясь к биению его сердца и тихому дыханию, девушка ощущала себя удивительно спокойно. Джордж, должно быть, не знал, насколько восхитительно лежать в нежных объятиях, если отговаривал ее от замужества.

На следующее утро, окончательно проснувшись, она с разочарованием обнаружила, что Стефан уже ушел. Девушка сидела на постели, нежась в мягких золотистых лучах рассвета. Очаг был заново растоплен, а рядом с кроватью ее поджидала чаша с дымящимся завтраком. Овсяную кашу, по ее предположению, приготовил Мэркхам, но принес в комнату Стефан. Он никогда не отправил бы слугу в спальню к своей обнаженной невесте.

Улыбнувшись такому вниманию, она взяла чашу и с удовольствием позавтракала. Кэтрин не спешила покидать теплую постель и, обхватив себя руками, неторопливо обдумывала, чем она займется сегодня. А работы было много. Надо было позаботиться о заброшенных животных и попытаться найти какие-нибудь нити, ведущие к Элизабет и Джону.

Но в первую очередь надо было подружиться с волчицей. Кэтрин переоделась в платье, которое упаковала Европа, натянула прочные кожаные ботинки, обнаруженные в кладовой, набросила на плечи накидку и, захватив перчатки, спустилась по лестнице. Не привлекая к себе внимания, она прошла через гостиную и заглянула на кухню, где взяла кусочек сырого мяса для Луппы.

Кэтрин вышла на улицу. Раннее утро встретило ее прозрачным морозным воздухом. Неподалеку раздался вой волчицы, и девушку охватило радостное возбуждение. Она решительно направилась к клетке, где в прошлый раз впервые увидела великолепное животное. Не забывая об осторожности, Кэтрин остановилась недалеко от клетки. Ее взгляд был полон жалости к одинокому созданию.

— Бедная малышка, — пробормотала девушка, — твоя семья еще не вернулась домой.

Кэтрин осторожно продвигалась вперед. Когда Луппа рассмотрела ее, она прижала уши к голове, выражая тем самым покорность.

— Ко мне, девочка! У меня есть угощение для тебя. — Девушка встала на колени и протянула волчице кусок говядины. Поколебавшись мгновение, животное сделало несколько шагов навстречу Кэтрин.

— Я хочу спасти тебя, — прошептала она, прижимая к себе голову своей любимицы. — Со мной ты в безопасности.

— Я вижу, у тебя новая подруга, — раздался за спиной голос Стефана. Он стоял, прислонившись к противоположной стороне клетки. Его огромная спина закрывала солнце, оставляя лицо в темноте, отчего он становился похожим на гигантский черный силуэт, который в причудливой игре света и тени обрамлялся золотым ореолом.

Чтобы рассмотреть его лицо, девушке пришлось задрать голову вверх и прикрыть ладонью глаза.

— Я больше не боюсь.

— Вижу, — ответил Стефан. В его голосе звучала гордость. — Ты храбрая девушка!

Пока он не двигался с места, Луппа спокойно чувствовала себя в объятиях Кэтрин. Но стоило ему сделать шаг, как шерсть на ее загривке встала дыбом, а из горла вырвалось угрожающее рычание и обнажились острые клыки.

— Тихо, Луппа, — строго сказала девушка и взглянула на Стефана: — Мне кажется, она не любит мужчин. Вчера, когда появился Мэркхам, она бросилась прочь.

— Похоже, кто-то из мужчин нанес ей хлыстом такие раны. Бедное животное. — Стефан опустился на колени в нескольких шагах от волчицы. Вытянув вперед руки, он подзывал ее к себе. — Ко мне, Луппа! Ко мне, девочка. Ты спасена. Иди сюда, Луппа.

Кэтрин была уверена, что волчица подойдет. Его низкий бас был таким успокаивающим и внушительным! События прошедшей ночи возникли в памяти помимо ее воли. Вспоминая свою глупую попытку соблазнить Стефана, она со стыдом отвернулась.

Прижав уши, волчица смиренно, словно кролик, подползала к Стефану.

— Предательница! — сказала девушка Луппе со смехом.

Стефан гладил животное по спине и улыбался.

— Не беспокойся, она знает, кто хозяин. Тот, кто ее кормит. А ты, — он посмотрел на девушку, и их взгляды скрестились, — лишь одна из тех, кто приласкал ее.

Кэтрин поднялась, не отводя глаз от Стефана.

— Прошлой ночью… — начала она, но он не дал ей закончить.

— Я должен перед тобой извиниться, — сказал он, тоже поднимаясь с коленей. Его плащ подхватило внезапным порывом ветра. — Обещаю, что никогда больше не буду пить столько меда, по крайней мере, в твоем присутствии. Я говорил такие вещи, которые не должен был произносить.

— А я делала то, что не должна была делать, — взволнованно ответила девушка.

Стефан приблизился и заключил ее в свои крепкие объятия.

— Все твои действия были правильными, если происходили по велению сердца. И твои упреки были заслуженными. В конце концов, ты вправе приказывать мне, даже если я не в состоянии выполнить твои пожелания.

Неожиданное самобичевание Стефана наполнило сердце девушки любовью. Словно почувствовав ее душевное состояние, Стефан с необычайной нежностью поцеловал ее в губы. Его целительный поцелуй заставил Кэтрин забыть обиду и горечь прошедшей ночи. Глубоко вдохнув в себя свежий морозный воздух, она покачнулась и сделала шаг, чтобы удержать равновесие. К сожалению, место, на которое наступила девушка, оказалось маленькой льдинкой, и она, поскользнувшись, с криком упала на землю.

Стефан успел вовремя схватить ее за руку, чем немного смягчил падение. Опустившись рядом с Кэтрин на колени, он отнюдь не по-рыцарски хохотал, глядя на ее мучения.

— Как я и сказал в прошлый наш приезд в Даунинг-Кросс, тебе необходимо сменить партнера для танцев. Но это опасное занятие.

Со стоном боли девушка села на землю. Оценив юмор ситуации, она откинулась на зеленый коврик травы и рассмеялась.

— Не стану упрекать вас за такую заботу, милорд. Но меня, право, удивляет, как это вам удается подстроить мое падение именно тогда, когда мы находимся наедине?

Стефан неожиданно оказался сверху и страстно поцеловал ее. Она прижималась к нему всем телом, обвивая его тело руками. По иронии судьбы маленький кусочек льда вернул им любовь и взаимопонимание.

Согретая жарким объятием, она раскрыла влажные губы навстречу поцелую, навстречу горячему языку. Чувствуя его руки, нежно ласкающие грудь, она прижалась к Стефану еще крепче. И внезапно рассмеялась. Другой язык лизал ее лоб. Это Луппа выражала таким образом свою преданность ей и Стефану, облизывая заодно и его шею.

— Бессовестное животное! — выкрикнул Стефан, мягко отгоняя Луппу прочь. Но волчица отступила лишь для того, чтобы вновь вернуться.

Стефан наконец сдался. Облокотившись на локоть, он состроил сердитую гримасу и сказал:

— Так, так. Вы, мои дорогие леди, победили. И я не стану больше ласкать дочь лорда Гилберта здесь, при дневном свете.

— Но я этого не подстраивала! — улыбнулась Кэтрин.

Стефан прищурился и усмехнулся.

— Не знаю, что и подумать. Похоже, что удача вновь отвернулась от меня. Возможно, стоит еще раз попробовать ночью. В доме, где тепло, и когда я буду трезвым.

— Возможно. — В голосе девушки слышались дразнящие нотки.

Этим вечером весна звенела и стучалась во все двери поместья Даунинг-Кросс. Ангелы новой жизни шелестели крыльями, прогоняя последние всплески зимы. Теплый южный ветер господствовал над землей, унося прочь холод и пробуждая почки деревьев от зимней спячки.

— Весна пришла! — объявила девушка, открывая дверь. К этому времени мужчины уже заканчивали вечернюю трапезу, сидя за круглым столом. — Весна пришла уже давно, но мы не видели этого из-за снежной бури.

— Вот дьявол! — выругался Джеффри, когда окно хлопнуло в очередной раз. — Миледи, не могли бы вы закрыть дверь, чтобы не было сквозняка?

Он вытер рот от остатков еды и со стуком захлопнул окно.

Кэтрин улыбнулась. Ее волосы от дуновения ветра трепетали на плечах.

— Мне нравится бриз. Он приносит запахи моря и далеких стран. Может быть, там, где мы никогда не были, уже распустились цветы, аромат которых доносит нам ветер. Вы заметили, что солнце в эти дни позже уходит с небосклона? Наверное, оно не хочет отдыхать по ночам, чтобы освещать землю, пока все вокруг не расцветет.

— Если у всех женщин такое воображение, — буркнул Джеффри, вернувшись за стол и согревая замерзшие руки дыханием, — то клянусь, никогда не женюсь. Вы поступаете непрактично. Лучше задумайтесь, сколько еще придется израсходовать дров, чтобы в комнате стало по-прежнему тепло.

— Если ты будешь считать каждое полено и вести строгий учет затрат своего хозяина, то и сам будешь хорошей хозяйкой замка. — Саркастическое замечание Рамси произвело на всех неожиданное действие. Мужчины затихли. Это была первая фраза, которую он произнес после гибели сына. Однако несколько мгновений спустя они один за другим начали хохотать, сотрясая стол своими животами.

Даже Джеффри, увидев вспыхнувшую в глазах пожилого человека искру жизни, смеялся вместе со всеми.

— Ей-богу, это хорошая шутка, сэр Рамси, — сказал он.

— Кто-то едет, — обыденно произнесла Кэтрин. Но эта фраза, словно ледяным дождем, обрушилась на пирующую компанию.

Стефан поднялся первым. Поправив на бедрах жакет, он направился к двери. Он остановился за спиной девушки и положил руки ей на плечи. В этом простом жесте было столько тепла, что Кэтрин покрылась мурашками.

— Одинокий всадник, — сказал Стефан. Оранжевое солнце уже коснулось горизонта, и все вокруг приобрело очертания угольно-черных силуэтов. Чем ближе подъезжал всадник, тем медленнее шла его лошадь и наконец остановилась около охранников у въезда в поместье.

Стефан прищурился. Его пальцы непроизвольно сжали руки девушки.

— Клянусь, это женщина! — воскликнул он мгновением позже. — И, между прочим, она приближается.

Кэтрин удивленно вскинула брови:

— Неужели Европа с какой-нибудь новостью?

— Сейчас выясним, — ответил Стефан.

Взявшись за руки, они двинулись вдоль дорожки. Теплый южный ветер, весь вечер реявший над поместьем, растопил снежный наст, превратив его в лужи, и теперь холодная вода просачивалась в их кожаные ботинки.

Они встретили всадницу на середине дороги. Обессиленная, она едва дернула поводья и упала Стефану на руки. Обхватив одной рукой ее ноги, а другой — плечи, он без особых усилий держал ее безвольное тело. Голова женщины покоилась на его груди. Кэтрин откинула черный капор, который скрывал ее лицо, и удивленно воскликнула:

— Констанция! О, Боже! Она вся избита!

Сине-черные пятна покрывали бледное лицо женщины. Она схватилась за живот и застонала.

— Это Марлоу! — Стефан содрогнулся от ярости.

— Надо срочно отнести ее в дом и отогреть у огня.

Мужчины быстро перенесли стол, освобождая место у очага. В следующие несколько мгновений там уже стояла кровать с тюфяком и одеялами, принесенными сверху. Пока Стефан держал Констанцию на руках, Кэтрин успела снять с нее накидку и обувь. Они уложили ее в постель прямо в платье. Укрыв женщину всеми одеялами, которые были в доме, девушка потрогала ее лоб. Он был настолько горячим, что Кэтрин забеспокоилась, не простыла ли она.

— Джеффри, согрей молоко! — крикнула она слуге.

Констанция приоткрыла глаза и неуверенно улыбнулась своей новой подруге.

— Мне удалось добраться до вас, Кэтрин! Я очень рада. Дорога была такой долгой… такой холодной.

Девушка пожала ей руку и прикоснулась ко лбу.

— Теперь ты в безопасности и можешь отдохнуть. Тебе не нужно было приезжать сюда. Такая дорога опасна для женщины, которая носит под сердцем ребенка.

— Мой ребенок… — Губы Констанции задрожали. Она взглянула на свой живот. — Я уехала только из-за него… Он… он избил меня.

— Марлоу? — Стефан нервно ходил возле окна. При упоминании имени брата он остановился. — Только скажи, что это его рук дело. Я убью его когда-нибудь.

Констанция с ужасом взглянула на Стефана и кивнула. Слезы стекали на подушку.

— Он узнал, что я помогла тебе сбежать.

— Ты и сама знала, что все станет известно, сестра. — Голос его дрогнул. Сжав кулаки, он опять начал нервно ходить по комнате. — Теперь я сожалею, что ты пошла на такой рискованный шаг.

— Он чуть не убил меня, — едва слышно прошептала женщина.

Кэтрин взяла из рук вошедшего в гостиную Джеффри кружку с горячим молоком.

— Выпей, — сказала она, подавая его Констанции, — это поможет тебе и твоему малышу.

Когда кружка опустела, девушка заботливо вытерла губы подруги и уложила ее на подушки.

— Я никогда не предполагала, что буду опасаться за свою жизнь так, как сейчас, вынашивая ребенка, — печально произнесла Констанция. — Но если бы я не уехала оттуда, то… бросилась бы… с какой-нибудь башни. Марлоу сошел с ума, узнав о моем предательстве.

Кэтрин с нежностью коснулась каждого кровоподтека, изуродовавшего лицо подруги. Сердце ее сжималось от боли при виде ее разбитых губ и красных рубцов на правой щеке.

— Он избил меня, — продолжала женщина, — и бросил в подвал.

— В подземную тюрьму? — в ужасе воскликнула Кэтрин. Ее руки непроизвольно прижались к груди.

— Нет, в подвал. На несколько часов… И навсегда… как видишь. — Констанция в замешательстве уткнулась лицом в подушку. Она не могла больше видеть испуг, застывший в глазах девушки.

— Ублюдок! — Кэтрин яростно сжала кулаки и взглянула в сторону Стефана. Несомненно, он сам едва сдерживался от гнева. Но единственное, чем они могли помочь сейчас несчастной женщине, это согреть ее теплом и заботой. В этом она нуждалась больше, чем во вспышках ненависти к Марлоу. — Как же тебе удалось бежать?

Констанция слабо улыбнулась.

— Крамер помог. Он подготовил коня и выпустил меня, пока все были заняты. Я поклялась, что никогда не скажу об этом Марлоу.

— Крамер? — Стефан не поверил своим ушам. — Этот негодяй? Никогда бы не подумал, что он способен на такое великодушие! А ты уверена, что это не был один из трюков Марлоу?

— Совершенно уверена, — ответила женщина. — Он пожалел меня. — Горькие нотки звучали в ее голосе. — И кто бы не пожалел? Разве что мой муж.

На одно мгновение она снова стала той непреклонной и гордой женщиной, с которой Кэтрин познакомилась впервые. Но боль и слабость отнимали у нее все душевные силы.

— Если Крамер оказался на твоей стороне, значит, в его команде появилась первая трещина. — В глазах Стефана плясали хитрые огоньки. Без сомнения, он был хорошим тактиком. — Дай Бог, чтобы таких трещин стало больше!

— Давайте не будем сейчас говорить о будущем! — мягко перебила его Кэтрин. — Самое важное — вернуть Констанцию к жизни. У тебя слишком горячий лоб, дорогая. Не подхватила ли ты лихорадку?

— На самом деле, меня целый день бросало то в жар, то в холод. Но это не самое главное, что меня беспокоит. — Губы женщины задрожали. — У меня появились боли здесь. — Она прикоснулась к животу.

Девушка побледнела. Весь вечер, пока Констанция лежала без сознания, она боялась предположить худшее. Но теперь опасность потери ребенка была столь очевидной, что нельзя было не думать об этом. Собрав все свои силы, Кэтрин храбро улыбнулась:

— Тогда мы тебя накормим как следует, и ты окрепнешь. Хороший отдых в теплой постели, и ничего другого тебе не нужно. А я позабочусь, чтобы ты могла спокойно спать всю ночь.

Она обменялась со Стефаном встревоженными взглядами и направилась на кухню за едой для Констанции.

Девушка не отходила от постели больной подруги ни на минуту. Когда Рамси предложил ей перебраться в отдельную комнату, она наотрез отказалась. Гостиная была самым теплым помещением в доме, и Кэтрин не хотела рисковать здоровьем Констанции.

Несмотря на то что весна уже окончательно вошла в свои владения, ночи еще оставались холодными, и девушка радовалась теплому дому, как никогда прежде. Не только потому, что сама замерзла, а, в первую очередь, из-за Констанции, которая оказалась в большей опасности, чем можно было предположить. Присутствие Стефана успокаивало ее. Его сила и мужественность придавали Кэтрин уверенность. Она знала, что он потерял последнюю надежду остаться с ней наедине, но не произнес ни слова упрека. Одним своим присутствием он показывал свое доброе отношение к несчастной женщине.

Укутавшись в шерстяное одеяло, Кэтрин сидела на стуле у кровати Констанции. Она почти заснула, убаюканная ритмичным поскрипыванием ставней, когда услышала голос женщины.

— Дорогая, — позвала она девушку, словно и не спала вовсе.

Кэтрин вздрогнула и взглянула на больную. Ее взгляд был совершенно ясным и открытым, хотя щеки пылали жаром.

— Как ты себя чувствуешь? — нагнулась к ней девушка, улыбнувшись. Глаза, обращенные к Констанции, были полны любви и сострадания. Стефан не шелохнулся. Он спал сидя, повернувшись спиной к огню и вытянув ноги.

— Мне приснился сон, — сказала женщина, — словно я иду по незнакомому мне месту. Там было очень тепло, и меня окружали добрые люди. Они все любили меня. Моя мама ждала меня с распростертыми объятиями. Удивительно, что за все десять лет после ее смерти она никогда не приходила ко мне по ночам.

— Сны бывают случайными, — мягко ответила Кэтрин.

Внезапно Констанция схватила девушку за руку и сильно сжала ее.

— Держи меня, Кэтрин, пожалуйста, помоги мне! — просила она.

Девушка пересела на кровать и обняла страдающую женщину.

— Что с тобой, дорогая? — Она прижалась щекой к ее горячему лбу.

— Я чувствую внутри страшный холод. Словно на меня надели корону Смерти. Мне так холодно! И хочется держать твою руку.

— Я здесь, не волнуйся. Сейчас я согрею тебя. Держись крепче.

Их сплетенные тела раскачивались в янтарном свечении огня из стороны в сторону, пока Констанция не заснула.

Стефан тем временем проснулся и принес для Кэтрин из мужской комнаты другое одеяло и тюфяк. Он постелил это возле кровати, на которой спала Констанция, и взглянул на девушку.

— Мне надо проверить остальных. Ты обойдешься без меня некоторое время?

Девушка утвердительно кивнула. Она поднесла его ладонь к своему рту и с благодарностью прикоснулась к ней губами.

— Я позову тебя, если мне что-нибудь понадобится.

Стефан молча поцеловал ее в лоб и направился наверх.

Устроившись поудобнее на импровизированной кровати, Кэтрин буквально провалилась в сон. Засыпая, она подумала, что хорошая еда и тепло помогли Констанции. Но час спустя она проснулась от крика.

Девушка вскочила и уже через мгновение стояла у постели больной. Женщина металась по подушке. Лицо, превратившееся в маску боли, побледнело.

— Мой живот. Он очень болит… Я потеряю ребенка. Я чувствую это. Так уже происходило прежде. — Она громко стонала, скрючившись от боли.

Кэтрин неподвижно стояла у кровати. Сжимая кулаки с такой силой, что ногти впивались в ладони, она из последних сил старалась не упасть в обморок. Так происходило с ней всегда у постели умирающих во время чумы. Она не знала, чем помочь Констанции. В надежде, что простыни будут чисты, она приподняла одеяла.

— О, Господи! — прошептала девушка, глядя на расплывающееся пятно крови под бедрами женщины. — Мы должны остановить кровотечение.

Но Кэтрин не имела ни малейшего представления, как это можно сделать. Внезапно спасительная мысль озарила ее лицо. Глаза девушки засверкали, словно два изумруда, только что ограненных руками ювелира.

Окинув комнату взглядом, она увидела кинжал, который лежал на столе. Аккуратно, боясь поранить женщину, девушка разрезала на ней платье сверху донизу и освободила Констанцию от грязной одежды. И хотя теперь женщина оказалась обнаженной, это было лучше, как думала Кэтрин, чем лежать в окровавленном платье.

— Ты вся в крови, милая, — прошептала она, чувствуя свою беспомощность. Что еще могла сказать девушка? Она ничего не знала о боли, которая мучила женщину. — Что мне делать? Ты только скажи, и я сделаю все, чтобы помочь тебе!

Констанция не могла ей ответить. Она глубоко дышала, вцепившись в живот. Когда она взглянула на девушку, в ее глазах мелькнул едва заметный огонек надежды.

— Травы… Я не взяла их с собой… Но ты привезла их из Даунинг-Кросс…

Девушка стремительно поднялась. Легкая улыбка окрасила застывшие черты ее лица.

— Они наверху. Я точно знаю, где их взять. Только прошу, продержись еще немного.

Девушка развернулась и оказалась прямо в объятиях Стефана, который бесшумно вошел в комнату.

— О, Стефан, Констанция очень плоха! Она родит раньше срока. Я боюсь, что очень скоро. Надо немедленно послать в Блэкмор за повивальной бабкой. Я, к сожалению, ничем не могу ей помочь. — Губы у Кэтрин задрожали, и на ресницах заблестели слезы.

— Я пошлю кого-нибудь прямо сейчас.

Он заботливо вытер слезы на ее щеках и направился выполнять поручение. А Кэтрин зажгла свечу и поднялась наверх.

Она открыла дверь в комнату, где Элизабет хранила свои травы. Холодный порыв душистого ветра распахнул дверь, едва не погасив свечу. Пустынный коридор вдохнул в себя волну целебного воздуха, словно умирающий, которому остался последний вздох. Девушка прикрыла пламя рукой и закрыла дверь.

Она направилась к волшебной сокровищнице трав, подняв свечу высоко над головой.

— Где вы? — прошептала она, глядя на пучки трав и брошенную накидку Элизабет.

Кэтрин напрягла свою память и отыскала деревянные бочки, из которых старая женщина вынимала нужные травы. Она сыпала горсти трав прямо в складки своего платья. Завязав ткань под грудью, она огляделась вокруг. Как Элизабет в прошлый раз, она многозначительно помолчала и торжественно произнесла:

— Великая Богиня Земли! Сотвори чудо и подари матери здорового ребенка.

С этими словами девушка перекрестилась и закрыла за собой дверь.

К тому времени, когда Кэтрин вошла на кухню, Рамси и Джеффри уже ждали ее, готовые помочь чем могут. Кэтрин распорядилась согреть воду и заварить травы. Стефан сообщил, что послал в Блэкмор Силея, который вернется с повивальной бабкой, если Марлоу позволит ей покинуть замок, на что девушка пренебрежительно пожала плечами.

— Я не знаю, как ей помочь. Я перепробовала все, что могла, — заварила травы, делала припарки, но все, кажется, бесполезно.

— Тогда молись.

Кэтрин удивленно посмотрела на Стефана, она и предположить не могла, что он так искренне верует. Но ее удивление сменилось досадой.

— В таких случаях молитвы не помогают.

Она на цыпочках вернулась в гостиную. В ее сердце снова заползал удушливый страх.

— Ты вернулась, — Констанция схватилась за руку Кэтрин, словно нищий за кусок хлеба. На бледном лице ее обезумевшие от страха глаза были похожи на два коричневых омута.

— Да, я пришла. Травы скоро будут готовы.

— Я так жалею теперь, что была несправедлива к тебе, когда ты появилась в Блэкморе. Ты казалась мне такой неприятной! Как ты могла терпеть мою грубость?!

Кэтрин усмехнулась.

— Я тоже ошибалась, считая тебя безвольной и слабохарактерной женщиной.

Констанция была довольна комплиментом.

— Дружба может родиться в самых неожиданных местах.

— Мне так нужен друг. — Девушка опустилась на колени и потрогала лоб больной. — Поэтому набирайся сил и выздоравливай.

Девушка проследила за взглядом подруги и увидела Стефана, который бесшумно, словно ангел, появился в комнате. Он стоял около окна, готовый в любую минуту прийти на помощь.

Некоторое время они молча ждали, пока Джеффри принесет отвар. Констанция выпила его с удовольствием, веря в его целительную силу. Через четверть часа, когда Стефан вышел на кухню, Кэтрин приподняла одеяла, которыми была укрыта женщина, чтобы проверить, не произошло ли чудо. Девушка вздрогнула. Крови было столько, что она уже не впитывалась в тюфяк, а оставалась на простыне кровавой лужей.

Отвернув одеяла в сторону, она вбежала на кухню. Она дрожала так, что сама не могла расслышать своих слов.

— Простыни… Нужны простыни. И любая одежда. Немедленно!

Услышав ее, мужчины, которые и прежде беспокоились о здоровье Констанции, теперь не на шутку испугались. Рамси и Джеффри кинулись за тряпьем, а Стефан помчался в гостиную.

Кэтрин присела возле кровати и потрогала изнанку тюфяка. Ее рука была в крови. Глаза полны ужаса. Стефан смотрел на нее с состраданием и, видит Бог, понимал, как растеряна она была.

Девушка не слышала шагов и не видела Стефана. Она только почувствовала, что он поднял и обнял ее. Прижимаясь мокрой от слез щекой к его рубашке, она вдыхала мускусный аромат его тела. Глухие удары его сердца эхом отдавались в ее голове. Жизнь, сладкая жизнь! Он был живым и сильным. Он обнимал ее, прижимал к себе, говорил какие-то нежные слова, которых она не слышала, но чувствовала по вибрациям груди. Она хотела раствориться в этих звуках и еще крепче прижималась щекой к завиткам волос и сплетениям мускулов.

— Не умирай, Констанция, — бормотала она сквозь слезы. — Не умирай. Не умирай, Стефан! Не оставляйте меня одну.

— Я не покину тебя, — тихо ответил он.

Когда вернулся Рамси, Кэтрин посмотрела на него остановившимися глазами. Волосы ее запутались в клубок, рука была в крови. Она выхватила у него из рук чистые тряпки и со злостью стала оттирать запекшуюся кровь. Впитавшись в поры, липкая бронзовая корка покрывала ее пальцы и ладонь, оставляя на ней кровавый рубец вдоль линии жизни. Девушка повернулась к своей подопечной, которую уже покинуло сознание.

— Оставьте нас, пожалуйста, — потребовала она, и мужчины удалились.

Сначала Кэтрин вытерла кровь, которая уже стекала с кровати. Затем стала осушать постель под Констанцией, складывая чистые сухие простыни между ее бедер. Она меняла их снова и снова, не в состоянии остановить кровавую реку, текущую из женщины.

— О Боже! — шептала она побелевшими губами. Ее руки тряслись, в глазах полыхало пламя ужаса. — Джордж! — прошептала Кэтрин. Она снова видела его изможденным, доведенным до отчаяния, изуродованного черными пятнами. Почему умер он, а не она? Почему Констанция, а не Марлоу? За что они наказаны? В ее ли силах задержать их уход? Нет.

Кэтрин в изнеможении бросила на пол мокрое тряпье. Ее усилия были бесполезны.

Жалобные стоны Констанции внезапно стихли. Ее глаза широко раскрылись, из груди вырвался сначала один душераздирающий крик, затем другой, скорее похожий на бульканье. Она схватила девушку за руку.

— Все. — В голосе женщины слышалось безнадежность и отчаяние. — Мой ребенок вышел. Спаси его, если сможешь. Спаси его, Кэтрин.

— Ему всего пять месяцев! Этого так мало… ничего нельзя сделать. Ничего.

— Попытайся…

Взгляд девушки со страхом опустился к низу живота распростертой женщины. Там, между ее ног, лежал наполовину сформировавшийся ребенок. Уронив на грудь голову, Кэтрин всхлипнула. Беззвучные слезы текли по щекам, когда Констанция потянула ее за платье.

— Кто там? Ты должна сказать мне.

Девушка глубоко вздохнула и вытерла лицо. Слова застревали в ее горле.

— Мальчик, — едва выговорила она.

— Сын, — прошептала женщина, ее руки сложились в молитве. — Сын. Марлоу мог бы гордиться. Он не стал бы меня бить, если бы знал, что родится мальчик.

Девушка была в ужасе.

— Марлоу — убийца, — резко сказала она, — он убил твоего сына. Неужели ты простишь его?

Слова Кэтрин отрезвили Констанцию.

— Конечно, ты права. — В ее глазах внезапно вспыхнул леденящий страх. — Неужели я тоже умираю? Я не хочу умирать, Кэтрин. Я не хочу… Помоги мне…

Кэтрин вскрикнула. Упав на кровать, она обхватила Констанцию обеими руками и прижалась щекой к ее лицу. Их слезы перемешались, волосы перепутались, тела содрогались от рыданий. Как бы крепко они ни обнимали друг друга, они уже не могли спастись от отчаяния, которое сейчас объединяло их. Это мгновение понимания в их недолгой дружбе было настолько острым, что Кэтрин едва не потеряла сознание.

— Не уходи, Констанция! Пожалуйста, не уходи.

Так они плакали, пока боль не утихла. Если бы страдания или мужество могли отвести смерть, то они прошли бы этот долгий жестокий путь вместе. Но Кэтрин знала, что время истекает. Она осторожно уложила Констанцию в постель. Их взгляды встретились. В глазах больной зажегся огонь, последняя вспышка тлеющего уголька.

Всхлипнув, она заснула.

Кэтрин ждала. Широко раскрыв глаза и затаив дыхание, она смотрела, как поднимается и опускается обнаженная грудь подруги. Один. Два. Три. И последний раз. Потом наступил покой.

 

Глава 16

Кэтрин отказалась от чьей-либо помощи. Она сама завернула в плотные простыни безжизненные тела матери и ребенка. Их надо было отправить в Блэкмор. К полуночи она закончила. Тем временем Мэркхам и сэр Геральд перенесли кровать в дальний угол гостиной, а Джеффри вымыл пол.

После того как все было приведено в порядок, Рамси отправил девушку на кухню, где ее ждала кадка с горячей водой. И пока он охранял дверь, она с облегчением забралась в воду. Согревшись, Кэтрин смыла с себя следы разыгравшейся вечером трагедии, и вытерлась. Одеждой ей служили только бархатная накидка и шерстяные чулки. Она быстро поднялась по лестнице в спальню. Стефан уже ждал ее. Вернее сказать, он сидел у очага и подкидывал поленья в очаг. Уставший от боли и скорби, злости и разочарований, он не спал и не собирался этого делать, в отличие от Кэтрин.

Девушка молча смотрела на огонь. На ее опухшем лице уже не было следов ярости или гнева. Они исчезли вместе со слезами. Дыхание стало спокойным и размеренным, и лишь редкие спазмы нарушали его, напоминая о минувшей трагедии. Оказавшись перед лицом очередной утраты, Кэтрин утратила желание давать клятвы или просить прощения у Бога, который незаслуженно позволял умирать лучшим из своих детей.

Стефан опустился на колени и протянул руки к желтым языкам пламени. Жар был настолько сильным, что обжигал его ладони. И эта боль вытесняла другую — боль сердца. Он смотрел на Кэтрин — на ее лицо, обрамленное распущенными волосами, по которому блуждала печальная усмешка разочарования, на руки, скорбно скрещенные поверх складок элегантной накидки, — и всей душой хотел облегчить ее страдания. Но это было не просто, поскольку он хорошо знал, что разочарования ранят душу намного сильнее, чем другие чувства. Такое происходило и с ним во время чумы, но он был сильнее. Сейчас все было по-другому. Чувства Кэтрин были для него дороже собственных. И он не мог защитить ее. И не мог ничего изменить. Оставалось лишь бессильно наблюдать за мистерией жизни и смерти.

Но в конечном счете это горе уничтожило последний барьер между ними. Даже не притрагиваясь к Кэтрин, Стефан знал ее мысли. Они одинаково думали, одинаково чувствовали, и эта печаль была у них тоже одна на двоих. Он подошел к девушке и встал позади нее, едва касаясь подбородком шелковистых вьющихся волос. Запахи розовой воды и огня, которые он вдыхал с наслаждением, делали девушку такой реальной и женственной. И, где бы ее тело ни соприкасалось с его, — будь то грудь или пах, ноги или руки, — он терял хладнокровие.

Долгое время они молчали. В эту тишину врывался душераздирающий вой волчицы. Он разносился по поместью весь вечер. Луппа за день устала и теперь жалобно кричала скорее для того, чтобы нарушить тишину.

— С тобой все в порядке? — прошептал Стефан.

Кэтрин промолчала. Но он все знал без слов. Крепким объятием он пытался показать ей свое сочувствие. Когда Стефан прикоснулся щекой к ее затылку, его губы дрогнули в скорбной ироничной улыбке. «Ты хочешь знать, почему мы еще здесь? — мысленно обращался он к девушке. — Почему живы, когда другие души уже покинули эту землю?»

Кэтрин прижималась к Стефану, словно пыталась найти покой в надежном убежище его рук. Крупные слезы блеснули на ее ресницах. Пытаясь сдержать их, она прикрыла веки. Кэтрин хотелось плакать о своей несчастной участи, о своих потерях и сомнениях. Но этих слез Стефан не должен был видеть. Но слабая дрожь уже поднималась откуда-то снизу через сердце к трепещущим ресницам. «Не плачь, пожалуйста!» — Кэтрин уговаривала себя… И она не заплакала. Если бы Стефан знал о ее сомнениях, о том, как она бранится и злится на Бога за его несправедливость! Стал бы он тогда смеяться над ее благочестием и религиозностью? Знает ли он, насколько лицемерна она была, нарушив свою клятву Джорджу? И не отвергнет ли ее за это?

— Я… я… ничему уже не удивляюсь, — сказала девушка срывающимся голосом, — потому что я… ничего… не чувствую.

Она сказала неправду и беззвучно заплакала. Слезы крупными бусинами падали одна за другой на ее розовые щеки.

Стефан развернул Кэтрин за плечи и заглянул ей в глаза. В них по-прежнему горели искры огня.

— Это неправда, Кэйт, и ты знаешь об этом. Ты все чувствуешь, ты чувствуешь слишком много. — Его веки трепетали от волнения. — Но мы должны быть сильными. Мы должны идти вперед потому, что живы. Нельзя утонуть в этой боли и скорби.

— Слишком поздно, — с горечью произнесла девушка. — Вода уже поднялась над моей головой.

Она вздрогнула и выдохнула так, словно вот-вот исчезнет в волнах прибоя. Стефан прыгнул за ней. Он обвил руками гибкую спину Кэтрин и, как будто от этого зависела ее жизнь, прижался губами к ее губам. Слезы застилали ему глаза. Он никогда не думал, что может целовать женщину и плакать, но такое могло случиться, если бы он потерял Кэтрин. Настойчивым движением языка он раскрыл ее губы, но не со страстью, а с желанием вдохнуть в нее жизнь. Он передавал ей свое горячее дыхание, вдыхая ее душу, вынимая из нее рожденные болью и разочарованием чувства.

— Забудь обо всем, — прошептал он Кэтрин и множеством поцелуев покрыл изысканное сердечко ее губ. Он скользил, облизывал, покусывал ее губы, пока в глазах девушки не вспыхнула жизнь. И тогда она, сжав кулаки, оттолкнула от его себя. Но мгновением позже теми же злыми руками схватила его за рубашку и крепко прижалась к его груди. Отторжение и притяжение, страх и страсть. Она что-то бессвязно говорила, и это щебетание было подобно песне раненой птицы.

В душе Стефана расцвела весна. Он вернул ее к жизни!

— Я так давно хочу тебя, — прошептал Стефан. Он решил, что наступило время сделать ее женщиной.

Ощущая горячее дыхание у своей шеи, Кэтрин чувствовала, как внутри поднимается волна тепла.

— Да, — пробормотала она, слабея в его пылких объятиях.

Руки Стефана сперва скользнули по ткани, повторяя каждый изгиб ее тела, а потом смело распахнули накидку и прикоснулись к бархатной коже. Они опустились вниз по животу к ее плоти, раскрывая и лаская нежное тело. Девушка была ошеломлена и смущена незнакомыми ей чувствами. Охваченная пламенем, она стонала и отвечала на его жадные поцелуи, лаская его язык своим языком. Приближаясь к наивысшей точке наслаждения, она выгнулась и затрепетала в его руках, словно крылья бабочки. И мгновение спустя погрузилась во мрак. Ее сознание унеслось ввысь.

Оно взлетело над обыденной жизнью, оставляя позади себя смерть и слезы, рождая желание большей близости с мужчиной, который любил ее и оберегал. Кэтрин распустила завязки накидки. Тяжелый бархат, прикрывавший ее обнаженное тело, упал на пол. Когда она сняла чулки, Стефан с нежностью прикоснулся к самому чувствительному месту ее тела. Девушка застонала. Возбужденный новой вспышкой ее желания, Стефан снова и снова скользил пальцами по животу и бедрам девичьего тела, восхищаясь его наготой и шелковистой кожей. Его руки блуждали по созревшей груди, лаская напряженные розовые соски. Кэтрин дрожала и задыхалась. Голова ее металась из стороны в сторону, и золотистые волосы веером взлетали над лицом, повторяя каждое ее движение.

Когда Стефан прикоснулся щекой к ее плоти, горячее тело девушки излучало волны любви и восторга. Он упивался нежной влагой, охваченный чувством бесконечности и преклонения перед женской силой. Когда он обнимал ее трепещущее тело, ему казалось, что он обнимает весь мир. Стефан поднял девушку на руки и понес на кровать.

Кэтрин не противилась. Жадным взглядом она следила, как он раздевается. В золотистом свечении комнаты его тело было похоже на прекрасную скульптуру. Любуясь кружевом мускулов на его спине, она счастливо улыбалась.

— Ах, Кэйт, — прошептал Стефан, поворачиваясь к ней лицом. Его плоть была огромна.

Девушка открыла рот от изумления.

Стефан усмехнулся. Глаза его сверкали.

— Не бойся, девочка. Я буду очень осторожен.

Он накрыл ее тело своим. Его кожа была горячей, гладкой и упругой. Кэтрин долго ласкала ее до того, как раздвинула ноги. «Как это просто, — подумала она. — Он войдет в мою влажную плоть, и все закончится». Но Стефан не собирался удовлетворять ее желание столь стремительно. Он с упоением целовал ее шелковистые губы, сжимая запястья ее рук, распростертых на подушке.

Внезапно в глазах девушки зажегся страх.

— Оставайся со мной. Никогда не покидай меня. Никогда.

Стефан ответил ей страстным и долгим поцелуем. Он не спешил. Он знал, что в конечном счете это произойдет. Он отстранился от Кэтрин, окинул ее долгим и страстным взглядом и еще шире раздвинул бедра, раскрывая вожделенный цветок. Под его пристальным взглядом она смущенно застонала. Стефан прикоснулся пальцами к ее мраморным грудям, безупречная форма которых увенчивалась двумя розовыми почками, круглыми и чувствительными. Он склонился над ними, словно друид, собирающийся целовать землю. Девушка пробежалась пальцами по взъерошенной гриве его волос и, когда губы Стефана сомкнулись вокруг соска, исступленно сжала его виски. Его язык кружил в нежном танце. По телу Кэтрин пробежала дрожь.

— О, милорд! — задыхаясь сказала она. — Вы так нежны со мной.

Их путешествие по морю желания и страсти было долгим. Замирая от наслаждения, они с упоением поднимались на гребень каждой волны.

Повернув Кэтрин на спину, Стефан широко раздвинул ее бедра и направил свою плоть в ее тело. Когда девушка жалобно застонала, он вторгся в нее полностью. Мгновение спустя болезненные ощущения исчезли, уступая место ошеломляющему чувству единства душ и тел. Восхищенные, они смотрели друг на друга затуманенными глазами, испытывая невероятное блаженство и ощущение вечности. И если время для них должно было остановиться, то лучше бы это произошло сейчас, во время акта, который известен людям с момента появления жизни на земле.

Не думая ни о чем, они чувствовали, как испепеляющий огонь наслаждения поднимается в них с новой силой. Пожар страсти и ритмичные движения Стефана, которые вознесли их на вершину наслаждения, медленно возвращали Кэтрин из забытья в реальность. Она словно откуда-то издалека услышала свои громкие крики, похожие на пронзительный клекот ястреба. Затем раздался восторженный вопль Стефана, который она не столько слышала, сколько чувствовала. Его глубокие проникновения эхом отдавались в их сплетенных телах.

Наступила тишина. И только ветер раскачивал ставни за окном.

Жила ли она прежде? — задала себе вопрос Кэтрин, полностью спустившись на землю. Вдохнув в унисон с любимым, она открыла для себя новый мир. Мир, который не требовал мыслей и поступков, мир, в котором правила плоть и человеческая природа.

Этой ночью она испила бокал любви. И хотя знала, что серебряная чаша может со временем потускнеть, но была уверена, что навсегда запомнит сладкий вкус этого зелья. И пока искры огня не погаснут в ночи, она будет подносить серебряный кубок к губам.

Голова Стефана покоилась на ее груди. Она с любовью подняла его лицо и поцеловала в губы.

Кэтрин проснулась первой. Теплый утренний ветерок согревал ее обнаженное тело. Она положила голову на грудь Стефана, думая о том, как изменилась теперь ее жизнь. Прежде она и предположить не могла, насколько можно быть счастливой и удовлетворенной. Она словно скинула с себя черный капюшон и увидела ослепительно яркий свет. Даже если бы она захотела забыть эту ночь и исповедоваться в своем грехе перед Богом, ее сердце и тело помнили бы ее всегда.

Кэтрин глубоко вдохнула. Да, ей ничего не приснилось! Она лежала на его груди, счастливая и умиротворенная, ощущая в сердце незнакомую ноющую боль.

Ей хотелось оставаться рядом со Стефаном бесконечно, но чувство долга перед своими друзьями вынуждало девушку заниматься делами. Она позволила себе еще немного понежиться в постели, но мысли ее уже вернулись к событиям прошедшего дня. Констанция. Она была мертва. И никакое безграничное счастье не могло вычеркнуть этого из памяти. Саднящая боль заполнила сердце Кэтрин. Ей надо было отвезти тело подруги в Блэкмор и проследить, чтобы ее похоронили по-христиански. Никто, кроме нее, не сможет этого сделать. Реально оценивая положение, Кэтрин была уверена, что Марлоу станет препятствовать тому, чтобы Констанцию достойно проводили в последний путь.

Она с сожалением оторвалась от Стефана и поднялась. Надо было собираться в дорогу. На кухне ее приветствовал Рамси. Было заметно, что он находился в хорошем расположении духа. И девушка попросила его оседлать лошадей для поездки в замок.

Не желая ссориться со Стефаном из-за своих планов, она не хотела будить его до тех пор, пока полностью не подготовится к отъезду. На самом деле она не очень хотела уезжать и откладывала неминуемый отъезд, играя с волчицей. Луппа нетерпеливо ждала девушку у клетки, зная, что та принесет ей мясо. На этот раз волчице достался кусок побольше. Кэтрин обняла ее и почесала за ушами.

— Ты побежишь за мной, Луппа? Я думаю, что мне может понадобиться твоя помощь.

— И где же она может понадобиться? — спросил Стефан.

Кэтрин повернулась. Стефан смотрел на нее строго, руки его были сложены на груди. Одевался он, видимо, в спешке, поскольку на нем были только бриджи, чулки и ботинки. Грудь была обнажена.

— Милорд, вы напугали меня!

— Я надеялся проснуться и найти тебя в своих объятиях, — сказал он раздраженно.

— А я получила такое удовольствие! Простите, что не доставила его вам. — Девушка встала и покачнулась от внезапного легкого головокружения.

— Стефан, — уверенно продолжила она, — я должна поехать в Блэкмор.

От изумления брови у него поползли вверх. И Кэтрин поспешила объяснить:

— Только не подумай, что таким образом я решила порвать с тобой… или положить конец тому прекрасному, что свершилось между нами сегодня ночью.

Стефана очень удивило, насколько открыто она говорила о разделенной с ним страсти.

— Да. Это была необыкновенная ночь, — согласился он. — Однако почему ты так быстро собралась уехать?

— Надо похоронить Констанцию. Это последнее, что я могу для нее сделать.

Стефан прищурился и сдвинул брови.

— Я должен был бы догадаться, что ты захочешь это сделать. Но ты не поедешь. Мы отправим Констанцию с кем-нибудь другим. Какая разница, кто привезет ее в Блэкмор? Я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности.

— Но я должна быть уверена, что ее похоронят с честью, по-христиански. — Девушка, нахмурившись, смотрела на восходящее солнце. В ее глазах мелькнуло чувство вины. Несмотря на то что ночью она окончательно нарушила свою клятву, она оставалась единственной, кто помнил о соблюдении религиозного обряда. — Я попросила Рамси, чтобы он прикрепил повозку к моей лошади. Снег на дорогах уже растаял, и мне будет не трудно довезти ее до замка.

Стефан больше не сердился. Он обнял Кэтрин и прижал ее к себе. Мягкие золотистые волосы рассыпались по его груди. Он не хотел расставаться с ней, потому что боялся, что больше никогда не увидит.

— Прошлой ночью ты умоляла, чтобы я не покидал тебя. А сама…

— Я не покидаю тебя, — шепотом прервала его девушка, крепко прижимаясь к его груди. — Сердце мое останется с тобой. Я обещаю, что скоро вернусь.

— Я не отпущу тебя. — Он взял ее за плечи и отодвинул на расстояние вытянутых рук. Страх и ярость бушевали в его глазах. — Я не разрешаю тебе уезжать. Ты меня слышишь?

Несмотря на решительность, прозвучавшую в его словах, он с болью в сердце понимал, что Кэтрин поедет. Никакими доводами и приказами он не смог бы ее заставить отказаться от своего долга. В противном случае он потерял бы ее навсегда. Сама мысль об этом сводила его с ума. Но в конечном итоге именно чувство долга делало девушку такой особенной и цельной.

— Только вчера ты грозился отправить меня из поместья, — сказала Кэтрин, не придавая значения его словам.

— Да. Но в Шелби Мэнор, а не в Блэкмор. Ты сама видела, что сделал Марлоу с Констанцией! Я не допущу, чтобы то же самое повторилось и с тобой.

— Я разговаривала с Рамси, — продолжала девушка. — Мои родители уже приехали в замок. И пока они там, я буду в безопасности. Я расскажу им, что случилось, и похороню Констанцию. После этого сразу вернусь в Даунинг-Кросс.

Стефан фыркнул и скептически усмехнулся. Взгляд его остановился на волчице, которая сидела на задних лапах и терпеливо дожидалась, когда на нее обратят внимание.

— А почему ты решила, что они тебя отпустят? — Он опустился на колени и погладил животное. — Твой отец стремился выдать тебя замуж не за… убийцу, каким меня сейчас все считают.

Девушка озадаченно нахмурила брови.

— Я сомневаюсь, что они станут препятствовать мне теперь, когда моя честь опозорена. Поскольку я не стану этого отрицать, то буду вольна делать то, что считаю нужным.

Стефан набрал в луже горсть гальки и со злостью бросил в заросли крапивы и папоротника. Оттуда, беспокойно чирикая, взлетела стайка воробьев.

— Не думай, что скажут обо мне другие. Меня это совсем не беспокоит, — быстро добавила Кэтрин, словно, читая его мысли.

Стефан поднялся и беспомощно развел руками.

— Все намного серьезней, чем ты думаешь, Кэйт. Если со мной что-нибудь случится, ты останешься без имени, без дома, без надежды выйти замуж.

— Меня не интересуют другие мужчины! — сказала она решительно. Одарив его обольстительным взглядом, девушка потянула его за руки. — Ты помнишь свое пророчество? В ту ночь, когда мы впервые встретились, ты обещал, что наступит такой день, когда я страстно буду желать тебя, лишенного всех титулов, простого крестьянина или нищего. И ты оказался прав. Все происходит именно так!

Кэтрин раскачивала руками из стороны в сторону, держа его сильные и надежные руки. Когда ей ничто не угрожало, она оставалась обаятельно живой и игривой девушкой. Немного завидуя ей в душе, Стефан улыбнулся.

— Я буду бороться, чтобы доказать свою невиновность. Клянусь, что однажды ты станешь графиней Блэкмора!

Кэтрин пожала плечами и улыбнулась.

— Мне безразлично, как меня будут называть. Я хочу лишь одного — снова заснуть рядом с тобой.

Откинув все сомнения и тревоги прочь, девушка наслаждалась его объятием. Она подумала, что слишком долго жила для других — для Джорджа и для родителей. И когда она вернется из Блэкмора, будет жить только для себя.

— Я вернусь, — твердо сказала Кэтрин. — Я обещаю.

— Мэркхам поедет с тобой. Он подождет тебя в деревне и будет сопровождать обратно. Ты можешь пробыть там не более двадцати четырех часов. Этого времени достаточно, чтобы обсудить все с родителями. Если ты не вернешься, я приеду за тобой.

— Не надо, это слишком опасно, — девушка покачала головой, — у тебя мало людей.

— Я приеду за тобой, — неумолимо повторил Стефан.

 

Глава 17

Прошла целая неделя, а Кэтрин так и не вернулась в Даунинг-Кросс. Она стала узницей замка. Как и предполагал Стефан, ее родители были решительно против их свадьбы. Лорд Гилберт и леди Элеонора вместе с графиней Розалиндой вели себя так, словно честь ее не пострадала. И придерживались версии о том, что девушка заблудилась в лесах, спасаясь от жестокого убийцы. Этим убийцей, по их мнению, и был Стефан. Как бы она ни доказывала, что Стефан невиновен, никто не хотел ее слушать. Никто не хотел признавать убийцей старшего брата.

Кэтрин умоляла отпустить ее, но отец и Марлоу, которые очень сблизились за это время, считали, что в ее интересах лучше оставаться в Блэкморе. По крайней мере, до тех пор, пока не схватят Стефана. Девушку выпускали из замка только на ежедневную прогулку. При этом с крепостной стены за ней внимательно наблюдали охранники. На прогулке ее сопровождала волчица. Это было мудрое решение — взять ее с собой. Луппу боялись все, включая Марлоу.

Негодяй набрался смелости носить траур по поводу смерти жены и ребенка, которых сам и убил. С видом удрученного потерей мужа, он, вопреки предположениям Кэтрин, не возражал против приготовлений к похоронам.

После того как Констанцию проводили в последний путь, девушка часами сидела у окна своей комнаты в надежде получить от Стефана какую-нибудь весточку. Она знала, что он может обезуметь от беспокойства, когда Мэркхам вернется в Даунинг-Кросс без нее, но надеялась, что он не предпримет необдуманных шагов.

Нервы Кэтрин были натянуты до предела, когда родители позвали ее в свою комнату для очередного семейного совета.

— Европа говорит, что ты все время проводишь в своей комнате, — сказала леди Элеонора своей дочери. Она жестом предложила ей сесть за стол, изысканно сервированный кусочками рыбы, сыром, хлебом и фруктами. Складки ее пурпурной накидки колыхались в унисон величавым жестам. Волосы, как обычно, были аккуратно уложены под вуалью. — После отдыха ты стала выглядеть намного лучше, по крайней мере не такая бледная.

— Мои щеки пылают от ярости, — враждебно сказала девушка. Она села за стол с большой неохотой и с ужасом смотрела на отца. «Как только он может есть с такой жадностью, когда мне так плохо?» — подумала Кэтрин.

— Все, что тебе было нужно, это оправиться после недавних событий, — продолжила Элеонора, пропуская мимо ушей слова дочери. — Правда, она стала неплохо выглядеть, Сеймур?

Лорд Гилберт промычал что-то, поскольку рот его был набит едой, и настороженно взглянул на дочь. После глотка меда его лоб разгладился.

— Конечно, — ответил он в своей обычной грубоватой манере, отчего нижняя челюсть выдвинулась вперед. — К счастью, ты уже пришла в себя.

— Это не правосудие, а издевательство, — настаивала Кэтрин на своем. — Вы знаете, что Стефан не виновен. И я не перестану этого повторять, пока его честь не будет восстановлена. Отпустите меня к нему. Умоляю вас.

От такой просьбы у барона Гилберта в горле застрял кусок хлеба. Он закашлялся, отчего его щеки и тело сотрясались так, что он бился грудью о стол. Лицо стало пунцового цвета. Леди Элеонора стучала ему по спине, а Кэтрин, зная любовь отца к драматическим сценам, спокойно ждала, когда это закончится.

— Правосудие уже состоялось, — закричал наконец барон. — Ты была обручена с человеком, который убил родного отца. Однако ты по-прежнему защищаешь убийцу. Ему надо было голову отрубить, а не помогать исчезнуть из замка. Лучше не зли меня!

— Это возмутительно! — кричала ему в ответ Кэтрин. — Я уже не ребенок, а женщина! И имею право на свое мнение! Ты, в отличие от меня, не знаешь, что творится в этом замке. А я знаю, что Марлоу убил графа!

Наступило зловещее молчание. Леди Элеонора нервно сжимала руки, а барон кусал выступающую вперед нижнюю губу. Девушка в смущении смотрела на них и наконец продолжила:

— Если вы позвали меня не для того, чтобы выслушать правду о Стефане, то объясните, зачем я здесь? — Она подошла к окну и вдохнула свежий воздух, принесенный бризом.

— Мы нашли тебе более подходящую пару. — Барон произнес это настолько решительно, словно отрезал раз и навсегда. — Ты выйдешь замуж. На этот раз все будет законно и разумно.

— Нет. Скажите, что вы пошутили. — В голосе Кэтрин слышалась такая мука, что леди Элеонора отвернулась к очагу, закрыв лицо руками. — Скажите, что позвали меня по другой причине.

— Ты выйдешь замуж за более знатного и уважаемого человека, чем сэр Стефан. И более могущественного, — спокойно, но твердо сказал барон.

— За кого?

— Ты выйдешь замуж за его брата Марлоу, графа Блэкмора.

— Что? — Казалось, что девушка вот-вот упадет в обморок от приступа удушья. Чтобы удержаться, она схватилась за спинку кровати. — Этого не может быть, — добавила она, когда пришла в себя.

— Это решение уже принято, дорогая.

— Как же ты мог согласиться на такой брак, если еще и недели не прошло с тех пор, как похоронили Констанцию? — выкрикнула Кэйт.

— Мы обсудили этот вопрос с Марлоу и пришли к выводу, что ему необходимо как можно скорее родить наследника. При данных обстоятельствах соблюдение траура невозможно. Если ты родишь ему сына, законность наследства будет защищена даже в том случае, если его брат попытается причинить ему вред.

— У него бы родился сын, если бы он не избил свою жену. А теперь, освободившись от нее самым жестоким образом, он хочет заполучить в свою отвратительную постель другую жену. Жену своего брата.

— Ты еще не жена Стефана! Ваша скандальная помолвка не может быть действительной. Если… — Барон взглянул на дочь. Его выпученные глаза стали похожи на глаза лягушки. — Если он не отнял у тебя честь.

— Да! — с вызовом бросила девушка и дерзко взглянула на отца. — Я отдала ему свою честь!

— О, дьявол! Какой позор! — вскричал он, поднимаясь из-за стола. — Я убью тебя за это!

— Сеймур, нет! — закричала леди Элеонора.

— Не посмеешь! — В голосе Кэтрин было столько решительности и силы, что барон остановился на полпути. — Ты понятия не имеешь о чести! Ты отправил меня к Стефану, ничуть не заботясь о его репутации. Ты думал лишь о собственной выгоде.

— Это было только ради тебя, — попытался оправдать себя барон.

— А сейчас, когда я уже помолвлена с ним и обещала быть ему верной женой, ты хочешь, чтобы я отказалась от своего слова? Только потому, что нашел мне другого мужа — более влиятельного и богатого!

— Это бесчестие для семьи — стать женой негодяя! — пытался доказать барон.

— К черту такую честь! Честь, которую я берегу в своем сердце, никто не посмел запятнать! — парировала Кэтрин.

— Так ты спала с ним или нет, маленькая дрянь? — угрожающе крикнул барон.

Девушка не знала, как быть. Сказав правду, она положила бы конец этому разговору, но подвергла бы опасности Стефана. Барон имел бы в этом случае основание убить его.

— Нет, — прошептала Кэтрин, глядя на отца ледяным взглядом. — Моя честь не опозорена.

После некоторого раздумья сэр Гилберт удовлетворенно кивнул.

— Это хорошо. Я уже дал слово лорду Марлоу, что ваша свадьба вскоре состоится.

— Ты дал ему слово? — Девушка рассмеялась. — А мне? О, Боже! Сколько еще будут страдать женщины от прихотей мужчин? Я уже куплена и продана! Похоже, что ты мне не отец, а хозяин.

— Лорд Марлоу будет хорошим мужем. Со временем ты в этом убедишься. Мы с матерью вернемся к вашей помолвке через месяц. Не стоит слишком спешить.

— Он убийца и ублюдок! — яростно прошептала Кэтрин и зажмурилась от нахлынувшего отвращения.

— Однажды, когда Стефана казнят, ты будешь благодарить меня!

Девушка направилась к двери, оттолкнув протянутые к ней для объятий руки отца. Ее холодный взгляд говорил о том, что она не намерена идти на перемирие. «Как могло случиться, что события приняли такой непредсказуемый оборот?» — спрашивала она себя, вернувшись в комнату. Она была в полной растерянности.

Через несколько дней после отъезда родителей из замка Кэтрин расчесывала волосы и, как обычно, поглядывала в окно. Ее внимание привлекли три молодые женщины, которые забивали в землю у крепостной стены длинный кол. Украсив его венками из лилий, они закружились вокруг него в танце. Их движения вызывали в памяти что-то древнее, забытое. Затаив дыхание, девушка зачарованно смотрела на них.

— Эти девушки, — прошептала она, — очень странно танцуют.

Розмари подбежала к окну и проследила за взглядом Кэтрин.

— Ничего удивительного, — сказала она. — Они танцуют возле майского дерева. Такие танцы устраиваются каждый год в первый день мая.

— Как же я могла забыть? — Кэтрин всплеснула руками.

— Да, миледи. Сегодня вечером мы зажжем все огни, чтобы злые ведьмы улетели прочь. А завтра все пойдут танцевать вокруг майского дерева и просить благословения у духа дерева.

Одна из девушек немного прихрамывала, но ее лицо было настолько живым и веселым, что делало физический недостаток почти незаметным. Она танцевала изящно и легко, подобно богине Бриджитте, покровительнице лесов.

Кэтрин завидовала ее свободе.

— Танцы вокруг майского дерева намного веселее, чем вечером у горящих факелов. — Розмари улыбалась, глядя на завороженное лицо хозяйки. — Лорд Марлоу обещал взять нас на праздник либо сегодня вечером, либо завтра днем.

— А ты пойдешь танцевать вечером в лес, Розмари?

— Да. Мне еще тринадцать лет, и это будет в последний раз, — робко объяснила девочка.

— Скажи, все ходят на этот праздник? — Кэтрин с трудом могла поверить, что граф Джеймс и Розалинда смотрели на языческие брачные обряды сквозь пальцы.

— Нет, миледи, — служанка отрицательно покачала головой. — Священники и старики не ходят. Только те, кто не боится ведьм.

— А ты не боишься, что ведьмы утащат твою душу в лес?

— Я не видела ведьм, зато видела нескольких парней, которые не спускали с меня глаз, — захихикала Розмари.

Кэтрин вздохнула. Она понимала, сколько зла может принести эта ночь. И словно в подтверждение ее мыслей неподалеку раздался исступленный вой волчицы. Казалось, она чувствовала приближающиеся события и пыталась предупредить об этом девушку.

Когда солнце закатилось и пурпурные сумерки окутали небосклон, Марлоу потребовал, чтобы Кэтрин спустилась во двор. Девушка отказывалась наотрез, но Крамер и Ботвелл все-таки появились у двери ее комнаты. Бранясь и обещая отплатить им обоим, она облачилась в самую скромную одежду, чтобы не привлекать к себе внимания участников предстоящей оргии. Спрятав локоны волос под платом, она стала похожа на монахиню.

— Леди, — сказал Марлоу, когда девушка забралась на лошадь, — вы оделись не самым подходящим образом для сегодняшнего гулянья. Сегодня праздник свободы, той свободы, что знали наши предки.

— В таком случае я могу свободно наблюдать за языческими ритуалами, — резко ответила Кэтрин. — Это единственный вид свободы, который мне необходим.

Не обращая внимания на ее вызывающий тон, Марлоу направился к крепостным воротам. Сидя верхом, Кэтрин попыталась оценить обстановку. Пятнадцать обитателей замка, которые направлялись на праздник следом за ней, делали побег невозможным.

В конце извилистой дороги показалась деревня.

— Смотрите! — закричал Марлоу, набрав в легкие воздуха. — Огни горят! — В его голосе слышался юношеский задор. Он повернулся назад, посмотреть, разделяют ли его веселье остальные участники эскорта. — Полагаю, сегодня ночью будут посажены зерна плодородия.

В Кэтрин боролось два желания. Она не хотела давать Марлоу ни малейшего повода для возможного участия в празднестве, а с другой стороны, она была очарована открывшимся видом. По всей деревне мерцали и танцевали огни. Но самым захватывающим был огромный костер у подножья холма рядом с деревней. Языки его пламени устремлялись к небесам.

Когда они приблизились к этому аду, Кэтрин ощутила запах горящей одежды. Несколько человек безрассудно прыгали через пламя костра. Когда их рубашки загорались, другие дружно сбивали пламя с одежды. Марлоу смеялся, а Кэтрин злилась.

— К чему такая глупость? — спрашивала она нахмурившись. — Они хотят сгореть заживо?

Марлоу продолжал смеяться.

— Это всего лишь обычай. Они представляют древнего бога язычников, который должен сгореть за свою любовь к королеве заколдованного леса. Ты не в меру щепетильна. Дворянство едва ли знает что-нибудь о первобытных традициях, но простые люди не хотят отказываться от старых обычаев. Еще мальчиком я ходил сюда на эти праздники.

— И ты говоришь, что Элизабет колдунья! — горько усмехнулась девушка.

Марлоу вздрогнул.

— Мне это было выгодно, вот и все.

Они направили своих лошадей в сторону дубовой рощи, где танцоры завершали первобытный танец, исчезая среди деревьев. Их застывшие глаза горели страстью и безумием. В движениях тел чувствовалась похоть и желание взрастить семя, забив майский кол в плодородную почву.

Удивление Кэтрин было велико, когда Марлоу спешился и, не обращая на нее никакого внимания, медленно направился к костру. Это было ей на руку. С помощью слуги она спустилась на землю и укрылась за лошадью. Наступил самый подходящий момент, чтобы сбежать. Однако девушка не имела ни малейшего представления, в какую сторону ей податься. Кроме того, было неизвестно, как поведет себя рассвирепевший Марлоу, обнаружив ее исчезновение. Поэтому, после некоторого раздумья, Кэтрин решила затеряться в толпе.

Несмотря на то что многие из участников праздника были в масках, девушка узнала нескольких служанок и кухарок из замка. На этом странном празднестве все были равны. Кэтрин изумленно озиралась вокруг. Она чувствовала себя ребенком, потерявшимся в незнакомом месте. Праздник не вдохновлял ее, как остальных участников. Неожиданно кто-то схватил ее за руку и увлек за собой к костру.

Через пламя огня она видела, как Марлоу веселился на противоположной стороне. Запрокидывая голову, он большими глотками пил из тыквенной бутыли. И когда наконец утолил жажду, в его глазах загорелся дикий огонь. Не удивительно, что танцующие вели себя расковано. Марлоу был пьян, как и все вокруг. Он кружился в толпе, флиртуя с девушкой, которой с виду не было еще четырнадцати.

Это было странное сборище людей. Богатые торговцы из деревни, рыцари из замка и бедняки — все веселились вместе, невзирая на происхождение.

— Ты когда-нибудь присутствовала на подобных гуляниях? В Шелби Мэнор, наверное, такого не было! — услышала девушка знакомый голос. Словно теплый летний ветерок, он прошелестел возле ее шеи.

— Стефан! — прошептала она тихо, чтобы никто не мог услышать. Его горячее дыхание пробудило воспоминание о незабываемой ночи. Страсть и желание захлестнули Кэтрин с такой силой, что она едва не лишилась чувств.

— Не поворачивайся. Я в маске, так что Марлоу не узнает меня.

В этот момент кто-то оступился и упал девушке под ноги. Она попыталась отстраниться от пьяного и сделала шаг назад. Сильные руки Стефана подхватили ее легкое тело. Чем крепче Кэтрин прижималась к мускулистой груди любимого, тем больше затуманивали ее разум чувственные образы проведенной вместе ночи любви.

Когда они отошли немного в сторону, девушка наконец повернулась к Стефану. Его глаза сверкали через прорези маски, вырезанной из дерева и увенчанной оленьими рогами. Ослепительно красивый, он олицетворял собой мифического персонажа Актеона, супруга богини луны Бриджитты.

— Королева лесов! — обратился к девушке Стефан. — Ваш верный слуга пришел защитить вас от этого языческого безумия. Это неподходящее зрелище для женщины, посвятившей себя молитвам.

— Я боюсь, что наша ночь, — Кэтрин иронично улыбнулась, — превосходила многое из того, что происходит на этом празднике.

— Ты сожалеешь? — прошептал Стефан, едва касаясь губами ее лица.

— Как можно сожалеть о лучших часах своей жизни? — простонала девушка, наслаждаясь ароматом его тела. — Если не задумываться о том, что теперь моя душа, возможно, горит в аду.

Как только Кэтрин произнесла эти слова, Стефан понял, какие сомнения терзали ее душу. Но обратной дороги не было. Воспоминания о той ночи рождали в ней страсть, отнимая надежду на целомудренную жизнь. Каждый следующий поцелуй становился очередным предательством по отношению к Джорджу. Но смятение ее души уже не могло остановить Стефана. Он хотел любить девушку снова и снова.

— Поцелуй меня, — прошептал он.

Кэтрин ответила страстным поцелуем. Поцелуем, сжигающим их тела.

Однако так много опасностей подстерегало их любовь, что здравый смысл Стефана Бартингэма заставил его отстраниться от девушки.

— Ты останешься в замке на несколько дней, Кэйт.

— Нет, Стефан, — в ее голосе слышалось отчаяние. — Родители хотят, чтобы я вышла замуж за Марлоу. Я хотела сбежать, поверь мне, но это было невозможно.

— Ш-ш-ш. Молчи. — Стефан бережно разглаживал морщинки на ее нахмуренном лобике. — Я все знаю и не обвиняю тебя. Ты должна набраться терпения. Планы Марлоу мне хорошо известны, но у меня есть свои собственные, которые решат наши проблемы.

В ее взгляде он читал любовь и сомнения.

— Разве ты волшебник, который может превратить железо в золото?

— Было бы лучше, если бы ты просто верила мне. Я клянусь, что он не тронет тебя.

Стефан притянул Кэтрин к себе. В серебристом сиянии луны его огромная черная тень, казалось, поднималась выше деревьев. Развязав плат на ее шее, Стефан распустил шелковистые локоны по спине.

— Один последний поцелуй перед тем, как я исчезну в ночи.

Когда их губы встретились, Кэтрин затрепетала. Со стоном наслаждения она отвечала на чувственные движения его языка. Пальцы Стефана скользили по золотистому шелку волос, подставляя обнаженную мраморную шею лунному свету. Он ласкал и целовал ее губы до тех пор, пока девушка не попыталась оттолкнуть его. Но сопротивление ее было слишком слабым, чтобы прервать поцелуй.

Кэтрин никогда не могла устоять перед его натиском. И хотя она ненавидела Стефана за это, руки сами обвивали его шею. Сколько сомнений ей пришлось побороть прежде, чем отважиться на ответное чувство! Конечно же, ей придется заплатить за нарушенную клятву, но это будет потом. А сейчас…

Стефан прижимал ее к себе все крепче, ведя в медленном эротическом танце. Они задыхались от желания слиться телами в порыве, которому не суждено было состояться, поскольку одежда отделяла их друг от друга.

— Ты напряжена, — прошептал он девушке, когда она приникла к его щеке. — Ты не веришь, что я буду рядом. Но я обещал, что вернусь за тобой, и сдержу свое слово.

— Я верю, но боюсь… потерять… тебя. — Тело Кэтрин внезапно выгнулось от пронзившего его спазма.

Луна освещала все вокруг голубым сиянием. От черной земли поднимался запах плодородия. Наступивший покой восстанавливал душевные силы.

— Кэтрин! — ворвался вдруг в тишину свирепый окрик Марлоу. Он был всего в десяти футах от них. — Где ты?

Девушка отшатнулась от Стефана, прикусив распухшие губы.

— Марлоу, — в ужасе прошептала она. Ее глаза были полны душевной мукой, когда она смотрела на исчезающего Стефана. Его прощальная загадочная улыбка растворилась в темноте. Через несколько мгновений зловещий смех эхом разнесся по лесу, приглушая удаляющиеся шаги.

У Кэтрин во рту все пересохло. Она быстро собрала волосы и повернулась навстречу разъяренному Марлоу.

— Кэтрин, — грубым голосом сказал он. — Что ты здесь делаешь?

Марлоу был изрядно пьян, и речь его была невнятной.

— Я… я хотела уйти подальше от шума, лорд Марлоу. Такие праздники не для меня.

Он шагнул к Кэтрин. Ощутив отвратительный запах перегара, девушка отшатнулась.

Марлоу поднял руку, словно собираясь что-то сказать. Неожиданно его лицо утратило всякое выражение. Он громко рыгнул и без сознания свалился на землю.

Девушка была ошеломлена этим зрелищем. Затаив дыхание, она с опаской ожидала, когда он придет в себя. Когда стало ясно, что это случится не скоро, она облегченно вздохнула и рассмеялась. Теперь надо было найти Стефана. Она перебежала через лесок, надеясь обнаружить его там. Однако он не вернулся. И ей ничего не оставалось, как обреченно вернуться в замок в сопровождении его уставших обитателей.

Теперь она была уверена, что Стефан не покинет ее. У него на самом деле был определенный план. Впервые с тех пор, как Кэтрин покинула Даунинг-Кросс, она была полна надежд на будущее.

Но Марлоу не был единственным, кто стоял на пути к ее счастью. Был еще один. Это был призрак Джорджа. И Кэтрин должна была похоронить его раз и навсегда.

 

Глава 18

Два дня спустя после праздника, во время обеда в Грейт Холле, Марлоу схватил Кэтрин и поцеловал ее в присутствии всех гостей. Девушка была застигнута врасплох и не знала, что делать. Она смотрела на Марлоу, не веря, что он осмелился на такой отвратительный поступок. Придя в себя, она вытерла губы, словно ее укусила змея, и молча покинула гостиную. Марлоу был в бешенстве. Но это мало интересовало Кэтрин, хотя она и опасалась за собственную безопасность. Спальня была единственным прибежищем, где Кэтрин пока чувствовала себя относительно спокойно.

Ко всем этим неприятностям добавлялось беспокойство за Луппу, которая не появлялась уже несколько дней. И девушку не отпускало предчувствие, что с волчицей случилась беда.

На следующий день она решила разыскать свою любимицу и приказала оседлать лошадь. Но привратник отказался пропустить ее через подъемный мост. Однако после продолжительного спора он согласился при условии, что Кэтрин поедет в сопровождении охраны. Вместе с двумя всадниками она уже тронулась в путь, когда увидела Марлоу со сворой его охотничьих собак. Щеки его были обветрены весенним солнцем, за спиной висел колчан, полный окровавленных стрел.

— Ты решила прокатиться, любовь моя? — выкрикнул он, останавливаясь около Кэтрин. Жеребец под ним фыркал и рыл копытами землю.

— Да, — холодно ответила девушка, натягивая поводья. — Я не вижу Луппу последние два-три дня и хочу найти ее. Сегодня прекрасный день для поездки верхом.

— Луппа, — злобно произнес Марлоу. — Это гадкое животное. Я поеду с тобой.

— Нет! — едва не выкрикнула девушка. Смущенно потупив взор, она спокойно добавила: — Право, в этом нет необходимости. Меня охраняют.

— О! Но ты не узница, дорогая леди. Не надо охранников. Позволь мне сопровождать тебя. Мне кажется, я видел сегодня твою серебристую волчицу на дальнем поле. И могу показать тебе дорогу.

Марлоу не стал дожидаться ее приглашения и отправил охранников назад. Немного поколебавшись, Кэтрин пришпорила свою кобылу и стремительно унеслась вперед, опережая Марлоу. Но вскоре он ее догнал.

Дорога, по которой вел ее Марлоу, в самом деле, была совершенно незнакома девушке. Она пролегала через луговину, заросшую вереском. Солнце пригревало землю. Веселое щебетание птиц, порхающих с ветки на ветку, и фырканье лошадей, пощипывающих молодые побеги травы, успокаивали Кэтрин. Она с удовольствием подставляла щеки теплым солнечным лучам.

Они не обменялись ни словом. И девушка чувствовала приятное одиночество, временно забыв о своем отвращении к спутнику. Однако внезапно раздавшийся голос вывел ее из умиротворенного состояния.

— Я чувствую, что мог бы полюбить тебя.

Слова Марлоу донеслись до Кэтрин, словно из тумана. Она даже подумала, что ослышалась, поскольку тон, которым они были произнесены, теплый и нежный, был совершенно несвойственным для этого человека. Девушка посмотрела по сторонам. Поймав взгляд собеседника, она больше не сомневалась в его намерениях.

— Ты думаешь, я болен, — проникновенно продолжал Марлоу. В солнечных лучах он казался похожим на Стефана больше, чем того заслуживал.

— Ты мне отвратителен, — сказала Кэтрин, отводя взгляд.

— Я не так ужасен, как ты думаешь. Такая красивая и достойная леди, как ты, могла бы смягчить мой грубый нрав.

Нервы девушки были натянуты до предела. Она сжимала поводья с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели.

Ей было легче переносить присутствие Марлоу, когда он пребывал в состоянии ярости или агрессии. Сейчас, слушая его лживые речи, Кэтрин едва сдерживалась.

— Я всего лишь дочь барона. И вряд ли обладаю теми достоинствами, о которых ты говоришь, — ответила она.

Марлоу пожал плечами.

— Твоя безупречная красота ставит тебя выше происхождения, дорогая. Не могла бы ты найти в своем сердце место для моей любви?

— Нет. Это невозможно, — не задумываясь ответила Кэтрин.

Между ними воцарилось молчание. Они пробирались через заросли буковых деревьев, пригибаясь под низкими ветками, пока не оказались вновь на безбрежных просторах вересковых полей.

— Я не могу в это поверить, — настойчиво продолжил Марлоу. — Почему бы тебе не попытаться?

Кэтрин взглянула на него, откашлялась и, подбирая слова, сказала:

— Ты злой человек, Марлоу. Я считаю тебя виновным в смерти Констанции и твоего сына, который остался бы жив, если бы ты не избил его мать. Ты убил своего отца. Кроме того, ты пытаешься отнять у меня единственного человека, которого я люблю. Тебе нужны еще какие-нибудь доводы или этих достаточно?

Девушка говорила спокойным монотонным голосом, каким обычно говорят правду.

Поднявшись на холм, они одновременно натянули поводья. Перед их взором раскинулись бескрайние пурпурные и зеленые холмы. Очарованная их красотой, Кэтрин глубоко вздохнула. Сильный порыв прохладного ветра сорвал с ее головы обруч и вуаль, которые девушка даже не попыталась поймать. Она завороженно смотрела на безграничные просторы, ощущая себя почти свободной.

— Холодный ветер! — заметил Марлоу. Ему приходилось говорить очень громко, чтобы перекричать резкие порывы ветра. — Наступает ли лето, зима или весна, здесь всегда очень холодно. Я уже продрог до костей, Кэтрин… — Он немного помолчал. — Я надеялся, что чума заберет мою жизнь. И считал бы это божественной карой. Но она оставила меня здесь, чтобы я смог убедиться, что у Бога нет никаких планов и никакой справедливости, что ничто не сможет остановить меня на пути к моей цели. Я хочу получить тебя, но этот приз не будет таким сладким, если ты сама не придешь ко мне.

— Я никогда не приду к тебе, — прокричала она в ответ. Пряди золотистых волос, подхваченные ветром, летели ей в лицо, закрывая рот и глаза. Девушка убрала их и добавила: — Никогда. Я презираю тебя. Отпусти меня к Стефану.

Хотя Марлоу старался не подавать вида, было заметно, что его хорошее настроение резко изменилось.

— Я сейчас покажу тебе Луппу.

Кэтрин сначала не поняла, что с ним случилось и почему между его бровей залегла глубокая складка. Она следовала за ним вниз по холму, пока не увидела Луппу. Волчица лежала в траве, пронзенная смертельной стрелой. Ее серебристое одеяние было залито кровью.

— О, дьявол! — вскрикнула девушка и прижала руку к груди. — Убита!

— Моей стрелой. — Марлоу следил за Кэтрин. В его глазах горел зловещий огонь, кривая торжествующая улыбка исказила лицо. — После праздника я решил навестить тебя в твоей спальне. Но она лежала у двери и рычала, словно ревнивый любовник. Мне так и не удалось войти к тебе. Больше она не будет защищать тебя, Кэтрин. Никто больше не защитит тебя.

Девушка смотрела на животное, которое было для нее олицетворением свободы, инстинктов, неукротимости и безграничной преданности. Казалось, что вместе с волчицей убили и ее душу.

— Зачем я взяла ее в этот замок смерти? — Слезы душили девушку, ручьями скатываясь по щекам. Но затем печаль превратилась в ярость. — Варвар! — крикнула Кэтрин и, размахнувшись, ударила Марлоу кулаком по руке. — Ты дьявол. Ты уничтожаешь все, что попадает в твои руки!

Марлоу вздрогнул и глухо рассмеялся.

— Это ты расскажешь мне в нашу брачную ночь, которая наступит завтра.

Кэтрин запнулась на полуслове. Ей казалось, что земля уходит из-под ее ног.

— Завтра?

— Да. Я был слишком терпелив, поддавшись на уговоры твоей матери. Но хватит. Завтра ты будешь принадлежать мне. И никто не посмеет мне помешать.

— Завтра? — Девушка отвернулась от убитого животного. — Моя любимая Луппа, — с нежностью пробормотала она.

Марлоу взял поводья из рук Кэтрин и они тронулись в обратный путь. Когда Кэтрин оглянулась в последний раз, она уже едва могла различить неподвижное тело своей любимицы.

Европа молила Бога, чтобы никто не заметил, как она выскользнула через заднюю дверь. Стража была занята у ворот, и она поспешила в деревню, переваливаясь, как обычно, с ноги на ногу. Женщина надеялась, что никому не придет в голову поинтересоваться, что она несет в узелке, бережно прижатом к груди. А в нем не лежало ничего особенного — крупчатка, ягоды и шерсть, взятые в кладовой. Но лишние вопросы ей были ни к чему.

Европа пришла в деревню запыхавшаяся и мокрая от пота. Щеки ее раскраснелись на солнце. Она снова посмотрела на узелок. Как сказал посыльный, надо было идти к деревенской конюшне.

Там царила суматоха и никто не обращал внимания на женщину, укрывшуюся в тени. Кивнув тому, с кем должна была встретиться, Европа с беспечным видом зашла в конюшню. В отличие от той, что находилась в замке, эта была выше и с открытым входом. За расположенными в ряд стойлами находилась комната и кузница с высоким оштукатуренным потолком, где подковывали лошадей.

Хуг, владелец конюшни, заметил женщину, но не поздоровался с ней. Ничем не выдавая своих чувств, он кивнул головой в сторону задней комнаты.

Европа все поняла. Он не хотел показать окружающим, что они знакомы, поэтому ей следовало направиться туда, не привлекая к себе внимания. Она миновала лошадей, с удовольствием вдыхая знакомые запахи кожи и навоза, и вошла в дверь. В комнате царил полумрак. Она освещалась лишь слабым лучом света, проникающим через крышу. Прищурившись, она огляделась вокруг. Когда она заметила Стефана, сердце ее радостно забилось.

— Сэр Гай! — Европа выронила сверток и кинулась в его открытые объятия.

— Я знал, что ты не подведешь меня!

— Я никогда не подведу вас, милорд! — Европа засмеялась. — Я принесла все, что вы просили.

— Хорошо. Как Кэтрин? — Стефан улыбнулся с надеждой и любовью.

— Держится, сэр Гай. Но Марлоу объявил, что свадьба состоится… завтра.

Стефан побагровел.

— Да, я уже слышал об этом. Поэтому ты здесь. Пора приниматься за дело.

Он поставил табурет на освещенное место и сел.

— Сначала поработаем с лицом. — Европа развязала сверток. — Начнем с ягод.

Она достала горсть сушеной черники и начала растирать ее руками, пока та не превратилась в порошок. Затем размешала его с водой в маленькой чаше, которую также принесла в узелке.

— Закиньте голову назад, сэр Гай, — сказала женщина.

Стефан делал все, что ему говорили. В руках кормилицы он снова чувствовал себя маленьким мальчиком.

— Держите голову крепко, — строгим голосом сказала Европа, когда Стефан пошевелился.

Она обмакнула два толстых пальца в пурпурную смесь и сделала несколько мазков под каждым глазом.

— Теперь вы выглядите осунувшимся и изможденным, милорд. Словно потеряли все здоровье на непосильной работе.

Когда ягодный сок высох, под глазами у него остались темные круги. Европа оценивающим взглядом посмотрела на результат своей работы и удовлетворенно произнесла:

— Клянусь дьяволом, теперь вы можете напугать любого.

— Если мастер начнет расхваливать себя за каждый меткий удар, то так и не дождется, когда его соперник упадет замертво. Поторапливайся, старушка!

Европа громко рассмеялась и дала Стефану подзатыльник.

— Прикрой рот, мой мальчик, или я отправлю тебя в подвал.

Она достала из свертка чашу с зернами и солью, зачерпнула воды и стала растирать содержимое. В полученную массу она добавила щепотку оранжевого шафрана и вылила оставшийся черничный сок. Смесь приобрела отвратительный оттенок. Обычно такой ужасающий цвет имели кровоподтеки или незажившие раны.

Европа нанесла полученную кашицу на одну сторону гладко выбритого лица Стефана. Обмазав его щеку, ухо и шею до самой спины толстым слоем, она вытащила ком шерсти.

— Ты должен набить этим рот, — распорядилась она.

Стефан повиновался беспрекословно. Его лицо и речь изменились до неузнаваемости.

Теперь они занялись одеждой. Коричневая ряса священника, которую похитила перед побегом Кэтрин, была перекрашена сейчас в черный цвет и должна была сослужить Стефану добрую службу еще раз. Он надел ее на себя. Главное было сделано. Оставались детали. Один глаз был закрыт повязкой, специально сшитой кормилицей, а на спине под рясой прочно пришит огромный ком шерсти, заменяющий горб.

К тому времени, когда все было закончено, солнце уже садилось. Европа зажгла факел, чтобы рассмотреть Стефана получше. Зрелище было настолько пугающим, что она замерла.

Перед ней стоял калека с изуродованным лицом.

— Здравствуйте, мадам, — пробормотал Стефан на французском языке. Его щека, обезображенная шрамом, дернулась. — Я смотрю, вы напуганы, моя дорогая.

Его французский был безупречен. Долгие годы, проведенные в Бретани, не прошли даром.

— Кто вы? Зачем пришли в наш замок? — допрашивала Европа.

В голосе Стефана слышалась горечь.

— Несколько лет назад я был дьяконом в секте, которую церковь теперь называет еретической. Я свято верил, что существуют два бога — один — создатель душ, а другой — дьявол, создатель плоти и зла. Я верил в перевоплощение. Моя вера делала меня счастливым, хотя прежде я не был счастлив. Но католическая церковь уничтожила меня.

Стефан шагнул вперед, прихрамывая. Он медленно перевоплощался в озлобленного калеку, чей образ ему не трудно было создать, поскольку в груди бушевала ярость на Марлоу.

— Французская инквизиция разрушала наши религиозные общины, сжигая сотни человек в адском пламени. Но мы все равно не верили Римской церкви. — Стефан кивнул на спину. — Меня пытали, опускали в кипящую воду, вытягивали ноги. Они издевались надо мной, пока я не сдался. Я признался в ереси и плачу за это, странствуя по божьему миру. Когда искалеченный и больной я вернулся, доминиканцы простили меня и приняли к себе. — Стефан обречено скривил губы. Голос его дрожал. — Теперь я стал странствующим инквизитором. Меня зовут Ламорт. Моя миссия — очищать землю от ереси, издеваясь над другими так, как издевались надо мной.

Стефан закончил свою речь. Европа была ошарашена.

Стало смеркаться. Стефан не спеша направлялся по знакомой каменистой дороге в сторону замка. Он ехал мимо деревенских домов и базарных рядов. Лучи уходящего солнца окрашивали соломенные крыши в оранжевый цвет. Его сопровождали два француза. Стук копыт их лошадей эхом раздавался по всей деревне. Когда крестьянские женщины видели Стефана, они прятали в домах своих немытых детей. Многие лица были ему знакомы, зато они не могли узнать его. Жители деревни, которые были знакомы с добрым сэром Гаем из Блэкмора, видели перед собой только зловещего представителя инквизиции. Они называли его черным человеком, который привез с собой страх и пытки от имени Бога.

В руке Стефан держал флаг, на котором был поспешно нарисован официальный крест трибунала. Два других спутника держали в руках позолоченные распятия и французский флаг. Инквизиция не смела вторгаться в Англию, она жестоко правила на материке. Теперь Стефан должен был всех заставить поверить, что инквизиция пришла в страну. Было бы спокойнее видеть рядом с собой Рамси и Джеффри, однако их присутствие могло вызвать подозрения. Они остались в Даунинг-Кросс, воины сеньора Дербонэ были отличным прикрытием.

Когда процессия подъехала ко рву, окружающему замок, Стефан вызвал двух солдат. Сначала он объяснялся с ними на великолепном французском, а потом на ломаном английском языке. Переговоры закончились тем, что мост был опущен, и группа из трех человек оказалась на центральной аллее.

Первым экзамен на опознание Стефана сдавал Пиерс Таунли, камергер Марлоу. Он вышел встречать гостей.

— Кто вы? — заорал Таунли. Этот приземистый мужчина имел нрав как у бешеной собаки. Ему было легче проткнуть человека кинжалом, чем приветствовать его добрыми словами. — Кто здесь желает увидеть графа?

Когда он рассмотрел безобразные шрамы на лице Стефана, его лицо исказилось и он быстро перекрестился.

— Месье, — обратился к нему Стефан, — я являюсь официальным представителем французской инквизиции. Меня зовут Ламорт.

Стефан спешился и подошел к Таунли.

— Я приехал сюда из Авиньона по приказу Папы Римского, благочестивого Клементия IV, правителя священной империи. Моя миссия заключается в том, чтобы избавить ваш темный остров от ереси и колдовства.

Таунли молча слушал и смотрел с подозрением. Было непонятно, какого рода сомнения одолевали его. Либо он узнал Стефана, либо причина крылась в ненависти к церкви.

— В нашей стране об инквизиции ничего не известно, — наконец сказал он, проявляя обманчивую смелость в присутствии обезображенного Ламорта. — Нами правит архиепископ.

— Правил! — выкрикнул Стефан, оттолкнув Таунли в сторону. Он окинул замок таким взглядом, словно имел на него виды. — Мы получили сведения, что в этом замке почитают язычников. У меня есть приказ заключить виновников под стражу. Осужденные будут отправлены в тюрьму белого духовенства и сожжены на костре. А сейчас проведите меня к вашему хозяину.

Таунли колебался, но уже с почтительным страхом. Наконец с явной неохотой он предложил Ламорту следовать за ним.

Стефан едва сдерживался от радости, что первый экзамен прошел успешно. Но он все еще сомневался в реальности задуманного плана. Главная проверка ожидала его впереди, когда он предстанет перед собственной семьей. Единственное, что немного омрачало веселое настроение Стефана, было его рвение, с которым он вживался в эту роль.

Не скрывались ли за его благонамеренными поступками злоба и жестокость, за которые он осуждал Марлоу? Времени на размышления подобного рода не было, и, выкинув из головы печальные мысли, он думал о предстоящей встрече со старшим братом.

Марлоу находился в своих покоях вместе с Крамером.

— Граф Марлоу, — Таунли почтительно поклонился хозяину. — Французская инквизиция прислала к нам своего представителя для розысков еретиков. Его имя Ламорт.

Стефан коротко кивнул, стараясь не рассмеяться над Марлоу. Тот был явно напуган и ошеломлен. Его щеки, когда он пытался скрыть свое отвращение к уродству Ламорта, подергивались.

— Инквизиция? — переспросил он, отсылая Крамера и Таунли взмахом руки. — Это неслыханно! Инквизиция не имела права ступить на нашу землю.

— До сих пор, — ответил Стефан, наполняя бокал медом. — Ересь, словно раковая опухоль, расползается по всему миру. Вы должны преклонить колени с благодарностью, что мы пытаемся уберечь вас от этого зла.

— В самом деле, — бесстрастно ответил старший брат.

— Если, конечно же, — продолжил Стефан, — у вас нет грехов, которые вы пытаетесь утаить.

— Грехов?

— Например, небольшой ереси. — Ламорт скривил губы в безобразной улыбке. — Потому что страшной ересью является отрицание инквизиции. За это представители Папы Римского, боюсь, могут сжечь на костре. Вы не можете не видеть, граф, что я слишком сильно пострадал от оскорблений и унижений. Больше не хочу. Если вы посмеете выгнать меня, я приведу сюда палачей, чтобы вы могли убедиться в могуществе французской инквизиции.

Марлоу обескураженно молчал. Наконец он произнес:

— Все понятно, Ламорт. Я был во Франции и видел, как расправляются с еретиками слуги инквизиции. От этого зрелища в жилах стынет кровь. Я рад приветствовать вас в своем замке. Моя охрана с большим удовольствием проводит вас утром до Кентербери.

— Но я уже добрался до места назначения, — произнес Стефан и торжествующе рассмеялся. — Хотя бы для начала, — добавил он тихим елейным голосом. — Меня, в первую очередь, интересуют религиозные убеждения ваши и ваших близких и подданных. Вам нечего бояться, милорд, если вы чисты перед церковью.

— Это мой замок! — негромко произнес Марлоу. — И мне не нравится, что вы вторглись в него с такими намерениями.

— Многими из осужденных еретиков были женщины, граф. — На скулах Стефана заходили желваки. — Сожженные за колдовство. Встречались мужчины, знатные и благородные во всех смыслах, кроме верности церкви. Я сам приказал пытать нескольких французских дворян за то, что они не признавались в ереси. В конечном итоге я обвинил их за пищу, которую они ели в тюрьме. Когда они снова отказались исповедаться в своих злых деяниях…

— Может быть, они не были виновны! — прервал его Марлоу.

— Они были преданы огню. Их земли отошли к церкви. Подобные прецеденты повторялись не один раз. Предстоит тяжелая работа, чтобы обличить грех, да еще в наши трудные времена.

Марлоу ничего не ответил.

— Не упустите сейчас ваш шанс, граф Марлоу. Единственное, чего я жду от вас, — это полного понимания и повиновения.

— Сейчас, да. — Марлоу неохотно уступил. — Но я немедленно приглашу сюда архиепископа из Кентербери. Мы послушаем, что он скажет о появлении инквизиции на нашей земле.

Хитрость Марлоу была очевидной. В любом случае, независимо от того, раскроет архиепископ игру Стефана или нет, но посланнику инквизиции придется исчезнуть. Поэтому у Стефана было в запасе не больше двух недель до его приезда.

Он уверенно кивнул головой и сказал:

— Приглашайте архиепископа. Я думаю, он признает мое верховенство. Тем временем мои люди будут искать в замке следы греховных деяний. Я надеюсь, что им не будут мешать.

Стефан в упор посмотрел на Марлоу. Не дождавшись ответа, он покинул комнату и облегченно вздохнул. Он знал, что ему предстоит тяжелая работа. Однако времени было немного. Каждая минута была на счету.

 

Глава 19

Вечером Стефан прихрамывая вошел в Грейт Холл. Он приказал своим французским компаньонам присоединиться к трапезничающим рыцарям. Оба преданных ему воина обладали недюжинной силой, и Стефан был уверен, что в случае его разоблачения они, не задумываясь, возьмутся за холодные рукоятки своих мечей.

— Будьте поблизости, — распорядился он.

Стефан обвел помещение взглядом и понял, как многое изменилось здесь после смерти отца. Лишь резкие неискренние смешки иногда оживляли застолье. Марлоу сидел во главе центрального стола. Место рядом с ним занимала Кэтрин. Место Стефана, к его огромному удовлетворению, оставалось пустым, словно храня честь своего хозяина.

Кэтрин ела безо всякого аппетита и, в отличие от собравшихся, не улыбалась. Стефан сочувствовал ей всем сердцем и проклинал себя за то, что по его вине ей приходилось переносить столько страданий. Но ведь он и вернулся, чтобы спасти ее.

Стефан вошел в гостиную с шумом, подволакивая ногу, и величественно поклонился присутствующим, взиравшим на него с благоговейным страхом. Когда Марлоу приказал менестрелю прекратить пение, в Грейт Холле воцарилось неловкое молчание.

— Добрый вечер, граф Марлоу, — произнес Стефан низким голосом. — Не найдется ли для меня место за вашим столом?

Марлоу медленно поднялся.

— Я не посмею оскорбить достойного представителя инквизиции, Ламорт.

По залу, словно ветерок, разлетелся шепот. Присутствующие устремили на него подозрительные и враждебные взгляды. Кэтрин взглянула на него с явным неодобрением.

— Как и обещал, я отправил приглашение архиепископу, сообщая о вашем прибытии. А пока присоединяйтесь к нам.

Стефан внимательно посмотрел на девушку, она не узнавала его. Но он надеялся, что успеет обратить на себя ее внимание во время ужина.

Он сел рядом с матерью и Робертом. Пока они наливали в чаши похлебку, Стефан успел внимательно рассмотреть Розалинду. Ее волосы стали почти седыми. Былое величие и высокомерие исчезли. Голубые глаза потускнели, выражая полную апатию к жизни.

— Ламорт, — сказала она, повернувшись, — вы появились очень вовремя.

Стефан вопросительно взглянул на Розалинду. Она наполняла свой кубок намного чаще, чем ее гости, и теперь была почти пьяна.

— Остатки благородства уже разлагаются, и я ощущаю их зловоние, — продолжила Розалинда.

Несмотря на то что в ней говорило вино, Стефан был захвачен врасплох. Прежде он никогда не слышал, чтобы мать говорила так открыто. Возможно, из-за того, что она считала его случайным человеком.

— И какая же болезнь творит это, мадам?

— Алчность… похоть… — Она немного сощурилась, глядя прямо на Роберта. Розалинда сделала еще глоток меда. Опуская кубок, она едва не поставила его мимо стола. Пролитая лужица медленно растекалось по его поверхности. — Как часто мы не ценим того, что у нас есть, и страстно желаем тогда, когда у нас этого уже нет.

— Мадам, это похоже на раскаяние.

Розалинда посмотрела на Стефана пристально, изучая черты его лица. И ему показалось, что он зашел слишком далеко.

— Что вы знаете о раскаянии, Ламорт? — наконец спросила она и цинично рассмеялась. — Мы слышали рассказы об инквизиции. Вы беспощадны в своей охоте за ересью и колдовством. Вы сожалеете хотя бы об одной казни?

Стефан почувствовал, что с дальнего края стола на него пристально смотрит Кэтрин. Она по-прежнему не узнавала его, но проявляла большой интерес. Ему хотелось ответить ей нежным взглядом, дать понять, что она в безопасности, но это было невозможно. До нее было слишком далеко. Кроме того, любопытные глаза еще продолжали рассматривать безобразного инквизитора. Поэтому, спрятав свои чувства под маскарадный костюм, он вновь повернулся к матери.

— Мадам, я вижу, раскаяние сжигает ваше сердце и душу. Вам необходимо исповедаться во грехах, которые вы совершили.

Розалинда смахнула слезу и сделала глоток меда. Поставив кубок на стол, она горько улыбнулась.

— Бог все знает о моих грехах, Ламорт. И я буду гореть за них в аду. Раскаиваться мне поздно.

— Но это ересь! — возмутился Стефан. — Разве вы не знаете, что можете исповедаться только священнику. Только служители церкви могут общаться с Богом. Во Франции людей сжигают на кострах и за меньшие грехи!

— Сжигают на кострах? — откликнулась Розалинда. — Это могло бы доставить облегчение тем углям раскаяния, что сжигают мою душу.

Она говорила серьезно, и Стефан почувствовал внезапные угрызения совести. После того, как Кэтрин покинула Даунинг-Кросс, он много размышлял о трагических событиях в их семье. Тогда мать вызвала у него ожесточение, граничащее с ненавистью. Теперь он смотрел на нее другими глазами. Все меняется со временем — грехи, мысли, ненависть. Розалинда тоже изменилась. Сколько лет она лелеяла образ Роберта в своем сердце, искусно обманывая своего благородного мужа? Теперь, когда муж мертв, она обнаружила тусклые пятна на доспехах и дыры в его кольчуге. Это открытие разорвало на части все, ради чего она жила — вожделение, страсть, жадность. Она очнулась ото сна и обнаружила, что все мечты поблекли. Стефан страдал вместе с ней, но в то же время знал, что только смерть может освободить ее разум и душу от совершенных грехов.

— Мадам, мы не должны судить себя сами. Оставьте это Богу. — Стефан произнес это мягко, прикрывая своей рукой ее руку. В ее глазах он прочитал благодарность и, надеясь, что никто не слышал слов утешения, отвернулся.

К этому времени уже многие покинули Грейт Холл. Ужин закончился, и Кэтрин грациозно направлялась к выходу, мельком взглянув сторону Стефана. Он долго смотрел ей вслед. Вскоре к нему подсел Марлоу.

— Ламорт, — сказал он, — я вовсе не уверен, что архиепископ одобрит ваше появление в Англии.

— Это вне его компетенции, — заметил Стефан. — Инквизиция обладает большей властью, чем архиепископ.

Марлоу улыбнулся.

— Время покажет, мой друг. Однако пока вы здесь, могу сообщить, что обнаружил нечто странное в комнате графини Розалинды.

Стефан нахмурился. Любовь Марлоу к интригам не была для него тайной.

— Вы имеете в виду свою мать? Я не раз слышал, что вы обращались к ней именно так.

Марлоу пожал плечами.

— Разве инквизицию беспокоит, как я называю женщину, которая меня родила?

— Меня беспокоит все, граф, — ответил Стефан. — За малым обычно скрываются большие грехи.

— Розалинда, на самом деле, моя мать. Но, кроме того, она озлобленная и властная женщина…

— …которая мешает вам единолично управлять графством? — продолжил Стефан и заговорщически улыбнулся.

Марлоу был достаточно проницателен и умен, чтобы ответить прямо. Вместо этого он достал маленькую статуэтку женщины со множеством грудей. У ее ступней лежал полумесяц.

— Я нашел этого языческого идола в ее спальне, — продолжил Марлоу. — Я уверен, что она ходила на праздник в деревню и участвовала в ужасных языческих обрядах.

Стефан резко повернулся. Он не мог поверить, что Марлоу посмеет предать свою мать, которая всю жизнь обожала его. Он мрачно взглянул на брата.

— Такое обвинение может привести к ее казни, — сказал он, надеясь, что Марлоу передумает и откажется от клеветы.

Но Марлоу лишь печально покачал головой.

— Я потрясен не меньше вашего. Но как благочестивый христианин, не позволю, чтобы в замке процветали ересь и поклонение языческим идолам.

Стефан понимающе кивнул.

— Не стоит терять время. Мы начнем расследование немедленно. Я должен все выяснить, задать вопросы относительно графини слугам и вассалам этого графства.

Марлоу побледнел.

— Неужели это необходимо? Во Франции вы хватаете людей по одному подозрению и мучаете, пока он не сознается. Зачем же здесь вести расследование?

— Наше появление на этой земле не должно слишком раздражать людей. Надо, чтобы другие тоже осудили ее перед сожжением.

— Перед сожжением? — прошептал Марлоу. На его лицу промелькнуло нечто похожее на сожаление и тут же исчезло.

— Таков закон, лорд Марлоу. Руки инквизиторов не должны быть запачканы кровью. Поэтому сожжение может быть единственным видом казни. И графиня будет сожжена, если не раскается в ереси. Расследование только подтвердит ваше обвинение. Если люди убедятся в ее грехе, то одобрят наказание. А пока, скажите, не скрываете ли что-нибудь вы, граф?

— Нет, — медленно произнес Марлоу. — Мне нечего скрывать. Можете спросить кого угодно. Однако здесь много таких, за кем стоит присмотреть. В деревне есть несколько женщин, замеченных в ереси.

— Было бы неплохо иметь список. И сообщите своему дворецкому, что завтра утром мы начинаем расследование по делу графини Розалинды. — Стефан сухо поклонился и ушел. Внутренне он ликовал. Теперь он мог говорить с любым обитателем замка. И никто не удивится, если он задаст несколько вопросов о графе Джеймсе.

Стефан добрался до отведенной ему комнаты. Он чувствовал накопившуюся за целый день усталость и невероятную тяжесть на сердце. С трудом открыв тяжелую дверь, он вошел в спальню и облокотился на дверной косяк. Такого жестокого предательства по отношению к матери Стефан все же не ожидал от Марлоу и был уверен, что Кэтрин, узнав об этом, тоже пришла бы в ужас.

Он всегда гордился ее благородством и достоинством. И сейчас, описывая по комнате круги, он думал о ней и о себе как о едином целом. Стефан, безусловно, любил девушку той любовью, которую воспевали в своих балладах менестрели. В этот вечер, не имея возможности соединиться с ней, он ощутил всю глубину своих чувств, которые раньше, как ему казалось, едва мерцали в душе. Сердце страдало от мучительно сладкой боли.

Он яростно сорвал с шеи накидку. Но освободиться от всего маскарадного костюма Стефан не мог. Надо было дождаться, пока слуги принесут кадку с водой. А до этого было еще далеко. Недовольный этим обстоятельством, он скинул капюшон, снял повязку с глаза и сел на стул, поставив ноги на каменный очаг.

Мысли его опять вернулись к Кэтрин. Он доставил ей немало хлопот и волнений, а их близкие отношения стали для нее актом самопожертвования. Стефан спрашивал себя, будут ли ее глаза светиться счастьем и желанием, когда все останется позади, — когда замок перейдет к нему в законном порядке, когда он будет признан графом и когда они наконец поженятся. Он, определенно, не принимал близко к сердцу ее клятву Джорджу и задавал себе вопрос, было ли это правильно. Если он любил Кэтрин, считал Стефан, то должен был позволить ей самой сделать выбор. Но он не захотел ждать и сам принял за нее решение. Это было непростительно.

Он плакал и смеялся одновременно. Глядя на раскалившиеся добела камни, он кусал губы, пока кровь не перемешалась со слезами.

«Стоик может плакать в двух случаях, — вспомнил он слова отца, — из-за любви или смерти. Один раз, когда встречает любовь, и другой раз, когда ее теряет…»

— О, Кэтрин, я безумно люблю тебя! — прошептал Стефан.

— Милорд! — внезапно услышал он из коридора голос Европы.

Быстро смахнув со щек слезы, он надел на глаз повязку и накинул капюшон.

— Войдите! — рявкнул он.

Европа открыла дверь, пропуская вперед двух слуг с деревянной лоханкой. За ними вошли еще шесть, которые несли большие горшки с горячей водой. Когда они опустошили свои сосуды, кадка была наполнена почти до краев.

Стефан был доволен и внутренне усмехнулся. Европе удалось запугать бедняг его персоной. И в этой кадке было намного больше горячей воды, чем требовалось для купания. Марлоу, узнай об этом, пришел бы в ярость.

Когда все ушли, Стефан попросил Европу покараулить у двери.

Наконец-то он мог раздеться. Он с удовольствием освободился от своего маскарадного костюма и очистил лицо от толстого слоя краски, кусочки которой выбросил в огонь. Полностью обнажившись, он с наслаждением погрузился в горячую воду.

Кэтрин тихонько приоткрыла дверь. Приложив палец к губам, она многозначительно посмотрела на Европу и вошла.

— Европа? — напряженно спросил Стефан, ощущая какое-то движение за спиной.

— Не беспокойтесь, милорд, все в порядке.

— Ты принесла губку и мыло? — спросил он кормилицу, глядя через плечо.

— Конечно, милорд. Они лежат на стуле. Сейчас я подам вам.

Когда Стефан отвернулся к очагу, что-то бубня себе под нос, Европа подтолкнула Кэтрин. Девушка быстро взяла требуемые предметы и вложила их в протянутую руку Стефана. Тогда кормилица, добродушно улыбаясь, бесшумно покинула комнату, а девушка расстегнула пуговицы и засучила рукава.

— Европа, я хотел бы поговорить с Кэтрин, как можно быстрее, — произнес Стефан, задумчиво намыливая губку. — Подумай, как это можно осуществить. Я знаю, что это очень опасно, но мне необходимо ее увидеть.

Не желая выдавать своего присутствия, Кэтрин в ответ только кашлянула.

— У тебя все получится, — продолжил он. — Я начинаю думать, что ты можешь достать луну с неба, когда это очень надо.

Сожалея, что Европа не слышит этого комплимента, девушка опустилась на колени и обвила руками грудь Стефана.

От неожиданности он вздрогнул, но вскоре расслабился, ощущая под водой ласковые движения рук.

— Европа, что с твоим руками? — пробормотал он, прикасаясь к тонким рукам Кэтрин.

Девушка тихо рассмеялась.

— Что-то не так, милорд?

— Нет, все замечательно! По крайней мере, я теперь спокоен, что ты не обознаешься.

— Безусловно, что-то напоминает тебя, хотя можно было бы перепутать с Европой.

Стефан повернулся, разбрызгивая воду, и неожиданно поцеловал девушку. Его губы, словно высеченные из мрамора, были теплыми и влажными. Кэтрин ответила с такой страстью, что, казалось, хотела проглотить его целиком.

Оглядев Кэтрин с ног до головы, Стефан состроил недовольную гримасу и сказал:

— Ты полностью одета. Очень жаль.

— Но это легко исправить. — Девушка подошла к очагу. Сняв накидку, она повесила ее недалеко от кровати. Когда она стала расстегивать платье, Стефан откашлялся и подозвал ее к себе.

Внезапно он стал серьезным, и глаза его наполнились печалью.

— Что случилось, Гай? — с беспокойством спросила Кэтрин, присев на гладкий край лоханки.

— Я боюсь, что был слишком эгоистичен все это время, и сейчас прошу тебя ответить на один вопрос. Когда в Даунинг-Кросс ты пригласила меня разделить с тобой постель, это было твое решение?

Девушка недоверчиво улыбнулась.

— Вы сами знаете, милорд!

— Но твоя клятва! Я заставил тебя нарушить ее!

— Нет! — решительно сказала Кэтрин. — Мы оба причастны к этому. Таков был мой выбор. И я не жалею.

Стефан в задумчивости смежил веки. Когда он их открыл, в его глазах мелькали тени далекого прошлого.

— Я поняла, что не смогла бы стать счастливой, постоянно возвращаясь к памяти умершего брата. Это было мое решение — остаться с тобой.

Кэтрин всей душой хотела доказать Стефану, что счастлива, хотела заставить поверить ей.

Ее руки снова скользнули к пуговицам. Пока они одна за другой расстегивались под легкими движениями тонких пальцев, девушка не сводила с него взгляда. Стефан был похож на скульптуру греческого бога, который большую часть времени проводил на земле, соблазняя смертных. Кэтрин поднялась и скинула одежду. Обнаженная, она молча ждала, когда Стефан обратит на нее свой взор. Когда он сделал это, в его глазах загорелось желание.

— Как ты прекрасна! — прошептал он.

Кэтрин медленно опустилась на колени возле кадки. Она покрыла множеством поцелуев его лицо — влажный лоб, сдвинутые брови, щеки и губы. Взяв в руку губку, она сначала оттерла черные круги под его глазами и синяки, придающие лицу зловещий вид. Затем омыла его крепкую грудь, описывая губкой круги вокруг сосков.

Дыхание Стефана стало неровным, по телу пробежала дрожь.

— Кэтрин! Только будь уверена, что ты хочешь именно этого! — простонал он.

Девушка не ответила. Слова были не нужны. Он должен был видеть, что ей нужно. Ее руки кружили и кружили по сильным плечам, по мускулистой груди, крепкому животу, опускаясь все ниже, к паху. Прикоснувшись к твердой возбужденной плоти, она остановилась.

— Я смотрю, твой факел уже зажжен, — сказала она приглушенным голосом.

Стефан лукаво улыбнулся.

— Ты зажгла его. И только ты сможешь погасить.

Кэтрин внимательно посмотрела в его глаза. Их взгляды скрестились. Зарождая друг в друге молнии чувственности и трепета, они соперничали силой вспышек с мерцанием звезд.

Стефан беспомощно смотрел, как Кэтрин входит в воду. Ни одна женщина не вызывала прежде в нем столько страсти. Но он решил, что это должен быть ее выбор. Превозмогая желание обнять ее, он схватился за края лохани. Кэтрин погружалась в воду.

Она не знала, сколько времени прошло, когда, счастливая и удовлетворенная, обнаружила, что смотрит на Стефана смущенным взглядом. Она была выпита им до дна. И теперь знала, что ее страсть к нему будет вечной. Прильнув к мускулистой груди, она думала лишь о том, как заставить эту вечность длиться всю жизнь.

 

Глава 20

На следующий день Стефан появился в Грейт Холле с намерением начать расследование по делу графини Розалинды. Это был рискованный шаг, поскольку минувшей ночью ему не удалось устоять перед прелестями Кэтрин. Воспоминания о ней невольно вызывали у него улыбку, столь неуместную на жестоком лице Ламорта. Он мог сосредоточить свои мысли на всем, кроме костра для еретиков.

На столе стояли две большие свечи и распятие, принесенное из церкви. Здесь же французские солдаты расставили полукругом скамьи, предназначенные для баронов. За ними располагались купцы и рыцари. Все ожидали начала спектакля. Роберт, Марлоу и Розалинда заняли почетные места на стульях.

Во Франции инквизиторы обходились без зрителей, однако Стефану было необходимо уличить старшего брата в клевете публично. Сначала он обратился ко всем присутствующим на французском языке, затем на латыни, делая вид, что читает наставление инквизитора. Ощутив в зале благоговейный страх перед таинственной церемонией, он захлопнул книгу и положил ее на стол.

— Сегодня нам предстоит важное и серьезное судебное разбирательство, — начал он трагическим голосом. — Леди Розалинда, графиня Блэкмора обвиняется в поклонении языческим идолам и обрядам. Если она будет признана виновной в этом грехе, то будет приговорена к сожжению на столбе.

По залу прокатился негромкий гул недовольства, перерастающего постепенно в возмущение. Когда вновь воцарилась тишина, взгляды присутствующих были устремлены к Марлоу в ожидании его реакции. Но он, вполне довольный происходящим, почтительно поклонился Ламорту, передавая инициативу в его руки.

— Кто обвиняет графиню? — спросил наконец один из баронов, чье поместье находилось по соседству с замком Блэкмор.

Стефан улыбнулся. Мужчина, который осмелился задать этот вопрос, лорд Стюарт Дархэм, был глубоко уважаем его отцом.

— Она обвиняется, сэр, графом Блэкмора, лордом Марлоу.

Присутствующие с ужасом и недоумением взглянули на Марлоу, который, в свою очередь, посмотрел на Стефана, как на предателя. Стефан дождался, когда шум стих и на лицах появилось выражение тревоги.

— В Европе инквизиция обладает высшей властью. И несмотря на то, что на вашем отдаленном от Европы острове такая церемония происходит впервые, вы должны будете согласиться с моим вердиктом в любом случае. Как представитель инквизиции я обличаю именем Божьим.

По гостиной разнеслись невольные возгласы.

— Графиня Розалинда, подойдите сюда, — сказал Стефан.

Розалинда испуганно поднялась и села на стул, указанный ей Ламортом.

— Вы почитаете Христианского Бога, который создал небеса и землю?

— Да, — ответила она и пристально взглянула на Марлоу.

— Мадам, я вас не расслышал. Так вы почитаете или нет?

Розалинда помолчала и громко повторила:

— Да.

— Вы осознаете, что существует только одна истинная церковь, и что прощение может прийти только через ее верных служителей?

Графиня кивнула.

— Почитаете ли вы язычников и прочих иноверцев, которые говорят, что мир создан Богиней?

— Конечно же нет, — не задумываясь ответила Розалинда.

— В таком случае, каким образом это попало в вашу спальню? — Стефан продемонстрировал статуэтку и подал ее матери. — Что это за статуэтка?

— Очевидно, это Богиня плодородия, мать Земли, — этот допрос уже утомлял графиню.

— Значит, это принадлежит вам?

— Нет. Но если мой сын утверждает это, то я бы хотела узнать, где он взял эту статуэтку. Спросите, как он отмечал праздник плодородия?

— Графиня Розалинда, мы только что начали наше расследование. Я призываю вас раскаяться в грехах. Если вы этого не сделаете, мы признаем вашу вину. У вас есть что-нибудь добавить перед тем, как мы вынесем решение.

Розалинда подняла измученный взгляд.

— Если убеждения язычников верны, то именно женщина создала землю. И зло, и добро рождены женщиной. Каждый ребенок, находящийся в чреве, не богиней создан и не ею рожден. И хорошо бы вам всем об этом помнить, как бы сильно вы ни любили свое потомство. Что касается меня, то я сожалею, что родилась женщиной. Иначе я не принесла бы миру столько горя и зла.

Она бросила испепеляющий взгляд на Марлоу, отчего тот нервно заерзал на стуле. Толпа зашумела.

Спектакль продолжался несколько часов, и Кэтрин, наблюдавшая его со стороны, вскоре устала. После допроса матери Стефану был представлен список обвинений другим жителям графства. Большинство женщин подозревалось в колдовстве только потому, что у них на теле были обнаружены родимые пятна.

Кэтрин знала, что Стефан рассматривал эти обвинения, чтобы выиграть время. На самом деле ему требовалось намного больше времени, чем то, которым он располагал. Когда Марлоу поймет, кто скрывается под маской Ламорта, для Стефана не будут собирать суд и свидетелей, он будет заколот кинжалом ослепленного яростью брата. Она должна найти послание Джеймса и его медальон. Даже рискуя жизнью. Она надеялась, что Стефан когда-нибудь оценит мудрость принятого ею решения. Она не может оставаться безучастной и, сложив руки, ожидать худшего. Она начнет с самого начала. Вернется в Даунинг-Кросс. И если у Гиля была возможность предпринять что-то перед смертью, то медальон и послание королю должно быть у его родителей. Надо найти их. Стефан всегда действовал сообразно инстинктам и вере. Возможно, ей удастся преуспеть там, где другие потерпели поражение.

Восемь часов спустя, когда послеполуденное солнце стало клониться к горизонту, Кэтрин и Мэркхам остановились у кромки Рэвенского леса. Девушка тревожно обернулась, высматривая между деревьями разбойников, которые встретились им по дороге. Лошади нуждались в передышке. Ее кобыла тяжело дышала, а жеребец Мэркхама был покрыт пеной. Они остановились перевести дух и обсудить непредвиденный поворот событий, который привел их в дремучий лес.

За день до этого они незаметно покинули Блэкмор. Солдаты Марлоу были крайне заинтересованы в исходе судебного разбирательства над графиней, поскольку заключили пари. Поэтому основное время они проводили в Грейт Холле и не следили за передвижениями Кэтрин. Девушка, проезжая по деревне, к своему великому изумлению и радости, встретила Мэркхама. Она поведала ему о своих намерениях, и он с готовностью согласился помочь ей. Пока они обсуждали план действий, Кэтрин заметила Ботвелла, единственного, кто еще следил за ней по приказу своего хозяина. Они подхлестнули лошадей и вскоре потеряли его из вида.

В Даунинг-Кросс предчувствие Кэтрин подтвердилось. Произнеся молитву, Кэтрин со своим спутником отыскали наконец старую цыганку, скитающуюся по полям поместья. Загадочная старуха поведала им печальную историю о смерти Элизабет, которая не смогла пережить гибель сына. Джон, по ее словам, нашел убежище в пещерах Рэвенского леса. Вдохновленная тем, что узнала, Кэтрин направилась накормить свою кобылу. А когда вернулась отблагодарить цыганку, та уже бесследно исчезла. В тот момент никто не придал этому особого значения, хотя неожиданное появление и исчезновение старухи казались странными. Не откладывая, они поспешили на розыски Джона.

— Самое время отдохнуть, миледи, — сказал Мэркхам через два часа. — Это огромный лес длиной в несколько миль. Случается, что люди никогда не возвращаются из него. Если верить цыганке, то Джона мы сможем найти в пещерах. Когда я был ребенком, я часто ходил туда по своей дорожке, но боюсь, теперь она заросла.

— Значит, к пещерам есть дорога. Сколько времени у нас осталось до наступления сумерек? — поинтересовалась Кэтрин.

— В лучшем случае, два часа.

Кэтрин кивнула и задумчиво посмотрела на небо. В этот момент они подумали об одном и том же.

— Сколько времени займет у нас поездка верхом?

Мэркхам неуверенно пожал плечами.

— Час, если мы не заблудимся, может немногим больше.

Кэтрин отогнала назойливую муху от слезящихся глаз своей кобылы.

— Значит, мы успеем вернуться до захода солнца.

— Если не заблудимся. — В голосе Мэркхама звучало сомнение. — А если…

— Больше ни слова, — перебила его девушка. — Ты вправе сомневаться и можешь не рисковать своей жизнью. У меня выбора нет.

С этими словами она пришпорила лошадь и направилась в глубь леса.

— Кэтрин! — раздался ей вслед отчаянный окрик спутника. — Но ты не знаешь дороги!

— Ничего страшного! — Крикнула она через плечо. — Меня проводят волки. Не знаю почему, но чувствую, что встреча с цыганкой была предзнаменованием. Я должна его проверить!

Темноволосый рыцарь тряхнул головой и с досадой хлопнул себя по бедру.

— Вот дьявол! Я поеду с тобой. Тебе одной не справиться.

И он отправился за ней, хотя эта затея казалась ему опасной. Они ехали молча. Кэтрин могла бы отказаться от его помощи, но в душе понимала, что с Мэркхамом у нее есть шанс на успех.

Они миновали первые деревья, и в лицо пахнуло желанным прохладным воздухом. Лучи солнца едва освещали дорогу, с трудом пробиваясь через лесные заросли. Над головой шумели распустившиеся ветки, а под копытами лошадей хрустели сухие прошлогодние листья. И если бы не крик совы, то можно было бы сказать, что в мрачном первозданном лесу царила полная тишина.

Они следовали по узкой тропинке в глубь неподвижного леса, и Кэтрин вскоре потеряла счет времени. Чем дальше они ехали, тем тревожнее становилось у нее на сердце. Но вскоре они услышали шум водопада, и лицо девушки просветлело. Они пустили своих лошадей вперед, однако через несколько мгновений Мэркхам неожиданно остановился.

— Что случилось? — Прямо перед девушкой по серебряной нити с ветки спускался паук. Она оттолкнула от себя мохнатое создание и состроила недовольную гримасу. — Скажи, ради Бога, почему ты остановился?

Рыцарь повернулся в седле и с возрастающим беспокойством произнес:

— Миледи, мы заблудились.

— Заблудились? — Кэтрин нахмурилась. Она молча надеялась, что он ошибся.

— Да. Тропинка, по которой мы едем, закончилась. И мы находимся у развилки двух других. Но я не знаю, какую выбрать.

Кэтрин подъехала поближе и стала внимательно рассматривать обе тропинки. Она сожалела, что рядом с ними нет старухи, которая подсказала бы им дорогу.

— Тогда мы поедем порознь, — заключила девушка. В ее голосе слышалось намного больше решимости, чем она испытывала в душе. — Минуем по двести деревьев и вернемся на развилку. Если найдешь какие-нибудь признаки пещер, то поедем по твоей дороге, и наоборот.

Мэркхам неуверенно кивнул. Он слишком устал, чтобы спорить. Казалось, что ему уже было все равно, что придумает Кэтрин.

Кэтрин пустила свою кобылу вперед, ориентируясь на шум водопада. Решение продолжать путь в одиночку, безусловно, пугало девушку, но в то же время подбадривало ее. В конце концов, теперь она знала, что все зависит от нее самой. Однако решительность ее несколько угасла, когда резкий крик стервятника нарушил тишину леса. Неожиданно между деревьями мелькнула чья-то тень. «Неужели Ботвелл?» — подумала Кэтрин и нервно натянула поводья. Когда она сделала несколько шагов назад, через дорогу, усыпанную еловыми иголками, скользнула лесная мышь. Лошадь испуганно заржала и шарахнулась в сторону. И в этот момент, к счастью, девушка услышала вой волка — отдаленный, но отчетливый. Превозмогая страх, она пустила кобылу рысью, заставляя ее преодолевать завалы на лесной дороге. Так она мчалась вперед, пока наконец не увидела волка, сидевшего на огромном валуне.

— Лисица? — с надеждой спросила девушка, моля Бога, чтобы это оказалась волчица Джона.

— Кто это? — услышала она недоверчивый вопрос.

Кэтрин натянула поводья и повернулась в сторону, откуда раздался голос. Когда из-за деревьев, улыбаясь в лохматую седую бороду, появился Джон, она вскрикнула от радости. Он остался таким же, каким она запомнила его в Даунинг-Кросс. Только в глубине глаз затаилась печаль.

Обменявшись шумными приветствиями, Джон спросил:

— Вы голодны, миледи?

Кэтрин весело рассмеялась.

— Это самый приятный вопрос, который я слышала за последние две недели. Я очень голодна и с удовольствием съем что-нибудь. Вы приглашаете меня в свою пещеру?

Он утвердительно кивнул головой. Девушке хотелось расспросить его о послании графа немедленно, но что-то удержало ее от Поспешного шага. До сих пор ей не приходило на ум, что Джон может отказать ей в помощи, но в его лице появилось какое-то новое выражение, и девушка не стала спешить. Совместная трапеза могла помочь ей укрепить силы и восстановить дружбу со стариком.

Они нашли Мэркхама и все вместе отправились к пещерам. Куполообразная расщелина, которую Джон называл своим домом, находилась недалеко от водопада. Чтобы попасть в заросшую лишайником пещеру, им пришлось низко нагнуться.

— Привет, Дикая! — поприветствовал Джон волчицу, свернувшуюся в клубок около стены. Серебристая красавица взглянула на вошедших с полнейшим безразличием и в следующее мгновение снова положила голову на лапы.

Кэтрин и Мэркхам вымыли руки в котелке, который принес Джон, и молча ждали, пока он суетился вокруг них.

— Вам придется остаться здесь до завтра, — решительно произнес он. Мэркхам вопросительно посмотрел на Кэтрин, словно ожидая, что она возразит. Однако девушка предпочла не спорить.

— Хорошо, Джон. Спасибо за приглашение. Ночью нам не выбраться из этого леса. Было бы глупо думать иначе.

Джон достал тушеную оленину, хлебные сухари и пригласил их к огню. Чаши, из которых они ели, были сделаны из тыквы, а вместо табуреток на полу пещеры лежали теплые шкуры. Гостеприимство и добродушие хозяина располагали к дружеской беседе.

Кэтрин доела последние кусочки мяса и вытерла руки.

— Прекрасный ужин! Пожалуй, лучше, чем в Блэкморе!

Девушка вспомнила радушие семейной пары в ее первое посещение Даунинг-Кросс.

— Я сожалею о том, что случилось с Элизабет и Гилем.

Взгляд Джона стал жестким.

— Когда я вспоминаю о тех днях, меня душит слепая ярость. В этом виновен Марлоу.

— Я знаю. Он принес людям много горя. Поэтому я здесь. Его надо остановить.

Джон взглянул на нее с сомнением.

— Вам с ним не справиться, миледи. Никому с ним не справиться. Учитывая, что сэр Гай в тюрьме…

— Стефан бежал. — Стоило Кэтрин прошептать эту новость, как последовал бурный отклик Джона.

— Какая радость! — Его взгляд вспыхнул надеждой. — Слава Богу! Где он сейчас?

Снаружи раздался волчий вой. На землю спустилась ночь. В мрачном дремучем лесу горел единственный лучик света. Это был отблеск их костра.

— Он хочет захватить Блэкмор, но не может этого сделать без медальона графа и его послания королю. В нем изложена последняя воля отца, доказывающая невиновность Стефана.

Джон посмотрел на девушку с выражением ужаса на лице. Затем он резко встал и покачал головой.

— Я не могу отдать вам свиток. Если сэр Стефан на свободе, то пусть сам приедет ко мне. — Он выразительно кивнул Мэркхаму, не глядя на Кэтрин.

Но она схватила его за руку.

— Стефан не сможет приехать к вам, Джон. Он находится в Блэкморе тайно, и любой неосторожный шаг может привести его к смерти. Отдайте мне послание! Это наша единственная надежда.

Освободив мозолистую руку из рук девушки, он легкой походкой направился к небольшому сундуку и вынул из него пергаментный свиток. Джон смотрел на него тяжелым взглядом. Раздираемый внутренними противоречиями, он долго не знал, на что решиться. Наконец дрожащими руками он протянул драгоценную бумагу Кэтрин.

Она прижала свиток к груди с благоговейным восторгом. Но это было не все. Стараясь не испугать старика, она осторожно спросила:

— А медальон?

Пожилой человек в страхе затряс головой.

— Неужели вам недостаточно послания? Оно подписано рукой графа.

— Но только медальон может удостоверить подлинность подписи! Марлоу написал фальшивый документ и скрепил его графской печатью.

По старческим щекам медленно катились слезы. Боль исказила его лицо. Наконец он сдался.

— Хорошо, миледи. Я покажу, где вы можете найти свою драгоценность.

Девушка обменялась с Мэркхамом многозначительными взглядами.

— Собирайтесь в дорогу! — Джон достал огромную палку, обернутую плотной пропитанной тканью, и поджег ее, превращая в факел.

Кэтрин немного волновалась. Она недоумевала, куда можно отправиться ночью. Но желание довести дело до конца было настолько всеобъемлющим, что она отбросила все сомнения в сторону. Они отправились на двух лошадях. Джон ехал на кобыле Кэтрин, указывая дорогу, а она с Мэркхамом — на жеребце рыцаря. В лесу было прохладно. Путь их был недолгим, и вскоре они остановились у подножия холма.

Кэтрин внимательно смотрела на поросшую травой возвышенность. Внезапно она все поняла. И тогда ее сердце глухо забилось в груди и кровь прилила к щекам. Отказываясь верить собственным глазам, она подняла на старика полный недоумения взгляд.

— Это же кладбище, — хрипло прошептала она.

— Да, — едва слышно ответил Джон. — Я похоронил своего мальчика вместе с медальоном.

 

Глава 21

Они привязали лошадей к дереву. Кэтрин и Мэркхам шли по кладбищу за Джоном. Круглая белая луна и факел освещали их путь.

Когда они поднимались по пологому склону, Кэтрин едва не потеряла сознание и остановилась. Чтобы не упасть, она оперлась о надгробный камень. Джон и Мэркхам добрались уже до вершины холма, где гигантский дуб протягивал свои ветви к освещенному лунным сиянием небу.

— О, Господи, неужели ты решил наказать меня? — прошептала Кэтрин, обращая взор к небесам. Пальцы сами сложились так, как в тот день, когда она руками засыпала мертвое тело брата. Земля еще несколько дней оставалась на ее ладонях. — О, Джордж!

И она вспомнила о Стефане. Ему нужен медальон! Пошатываясь, девушка медленно поднималась к вершине холма. Она вновь ощущала зловоние разлагающихся трупов, которое доносилось из могил во времена чумы. Отгоняя прочь жуткие образы, она провела рукой по лицу. Через некоторое время Кэтрин стояла под дубом и в оцепенении смотрела на мужчин.

Джон воткнул факел около двух холмиков. Могилы были выкопаны недавно, и трава едва пробивалась через землю.

— Здесь лежит Элизабет, — отрешенно сказал Джон, указывая на могилу поменьше, — а здесь Гиль.

Внезапный порыв сильного ветра подтолкнул его к могилам, словно хотел, чтобы старик обнял свою семью. Но, удержав равновесие, он выпрямился и продолжил:

— В ту ночь, когда Гиль и Маккормик отправились к королю, в нашу дверь постучался маленький мальчик. Он сказал, что мой сын убит, и отвел меня к бездыханному телу. — По иссохшему лицу мужчины текли слезы. Они текли и исчезали в его бороде. — Мой мальчик лежал на обочине рядом с Маккормиком недалеко от замка. В его груди была глубокая рана, и кровь растекалась по дороге. Я нагнулся, чтобы обнять его тело, но оно уже было холодным. Словно ребенка, я поднял своего мальчика на руки и уложил на лошадь. И тогда мне в голову пришла мысль, что он вез что-то очень важное, иначе его не убили бы. Как сказал паренек, Гиль выполнял поручение сэра Стефана. Я обыскал его и Маккормика, но ничего не обнаружил. Шагов через тридцать от них я заметил еще одно тело. По-видимому, одного из убийц сына. Предполагая, что драгоценный груз может находиться у него, я обследовал его одежду. Опять ничего. Еще одного негодяя я обнаружил намного ближе к замку. Судя по количеству ран, он умер от потери крови и, слава Богу, не успел вернуться к Марлоу. То, что я искал, находилось у него. Возле замка мне сказали, что сэр Стефан в тюрьме. Поэтому я развернулся и отправился в Даунинг-Кросс, увозя с собой свиток и медальон. Мне казалось, что все усилия сэра Стефана пропали даром.

Кэтрин и Мэркхам хранили почтительное молчание.

— Я положил медальон с Гилем, миледи, — продолжил Джон. — Мне казалось, что он заслужил эту честь.

Кэтрин сочувственно кивнула ему. Смертельный холод охватил ее сердце, когда она поняла, что придется раскапывать могилу.

— Вы можете забрать медальон, миледи, — тихо произнес старик, — если сможете… Я не смогу. Мне… не пережить такого зрелища.

Джон отступил назад. Мэркхам с ужасом смотрел на Кэтрин.

— Миледи, — прошептал он, — вы не можете вскрыть могилу. Это страшный грех. Если вы сделаете это, то будете вечно гореть в аду. Вас отлучат от церкви!

— Вы считаете, что добиваться справедливости — это страшный грех? — спросила она. Девушка сама была измучена собственным страхом, но злилась на Мэркхама, что он был еще трусливее, чем она.

— Каковы бы ни были ваши доводы, они не могут быть настолько вескими, чтобы раскапывать могилу и извлекать оттуда медальон.

— Я делаю это ради Стефана. Этот медальон принадлежит ему.

Логика девушки поразила рыцаря на мгновение. Немного помолчав, он посмотрел на нее с состраданием.

— Все-таки это грех. Вы сгорите в аду.

— Убирайтесь отсюда! — крикнула Кэтрин. Ее застывший от ужаса взгляд был прикован к могиле.

Мэркхам отступил, словно его ударили. Он оставил ее одну, доведенную до отчаяния борьбой между необходимостью и страхом.

Кэтрин даже вообразить не могла того, что ей предстояло сделать. Ее трясло, как в лихорадке. В этот момент она могла думать только о Джордже. Как посмотрит на это он, разложившийся, холодный и одинокий? Ах, Джордж! Любимый брат!

«Молись за мою душу, Кэтрин, или я сгорю в аду».

Сколько можно прятаться от этих мыслей? Она обещала Джорджу пойти в монастырь и отказаться от Стефана, но не выполнила ни то, ни другое. А теперь она хочет бросить вызов церкви, нарушив покой умершего. Ради чего? Чтобы помочь Стефану. Но заслуживает ли он такой жертвы? Достоин ли того, чтобы она пошла наперекор самому Господу Богу?

Кэтрин упала на колени и прикоснулась к холмику смерти. Сможет ли она разрыть могилу, чтобы взять то, что ей отчаянно необходимо?

«Не запачкай свои руки, моя прелесть», — вспомнились ей слова брата, когда она собиралась хоронить любимую птичку. Тогда Кэтрин было всего восемь, но она до сих пор не могла забыть, какой искренней любовью и ослепительной улыбкой было озарено его лицо. Его прекрасное лицо, обрамленное золотистыми волосами.

«Ты у меня словно ангел с небес! — добавил Джордж. — Сотри землю со своих прелестных маленьких пальчиков, Кэйт».

Девушка одернула руки и стряхнула песок с кончиков пальцев.

— Прости меня, Стефан, — прошептала она, — но я не смогу этого сделать.

Стефан в оцепенении стоял у окна своей комнаты. Он был похож на ходячую смерть. Абсурдность происходящего приводила его в ужас.

Он смотрел на вереницу деревенских жителей, которые всю ночь ходили вдоль крепостного рва. Они жгли факелы и швыряли камни в ворота. Вот и сейчас человек пятьдесят деревенских и бюргеров громко кричали:

— Смерть инквизитору!

Они боялись, что Ламорт приговорит к смерти кого-нибудь из них, и объединились, чтобы сопротивляться.

Стефан не ожидал от простого люда ничего подобного. Это, с одной стороны, доказывало, что его затея имела успех, а с другой, — демонстрировало единодушную решительность деревенских.

Чем больше он размышлял о происходящем, тем больше светлело его лицо. Он был еще далек от окончательной победы. Расследование хоть и медленно, но продвигалось в нужном направлении. Его откровенные вопросы вызывали бурю негодования среди бюргеров и обитателей замка, настроенных против Марлоу.

Но каковы бы ни были достижения Стефана, они не приносили ему радости, поскольку Кэтрин исчезла. Она уехала, не сказав ему ни слова! Скорее всего, как он предполагал, она отправилась на розыски послания и медальона.

— Дьявол! — раздраженно пробормотал Стефан, нахмурив лоб. — Почему она всегда идет наперекор моим желаниям?

Хотя он понимал, что поступок девушки был вызван суровой необходимостью, ее отчаянная самостоятельность всегда была для него словно кость в горле. Но Стефан скорее не злился на нее, а беспокоился. Где она? Почему еще не вернулась?

Он отвернулся от окна. Осуждая себя за эгоизм, а девушку — за непослушание, он молил Бога, чтобы ее поездка оказалась успешной. Он смотрел на танцующие языки пламени, осознавая, что без помощи Кэтрин ему не обойтись.

— Боже, помоги ей! — шептал он.

Внезапно дверь в его комнату распахнулась и тут же захлопнулась. Он считал, что закрыл ее на засов. Нащупав рукоятку кинжала, он был готов убить любого, кто посмеет раскрыть его тайну.

Стефан сжал оружие в руке и резко развернулся. Перед ним стояли двое, лица их были скрыты под капюшонами. Ботвелл и Крамер? — была его первая мысль. Но они уже скидывали капюшоны.

— Рамси! Джеффри! — радостно воскликнул Стефан и бросился к ним с раскрытыми объятиями. Джеффри отошел, чтобы закрыть дверь.

— Я ожидал увидеть инквизитора! — разочарованно сказал Рамси. — Но это же вы, сэр Гай!

Стефан рассмеялся и вытер часть лица, которая была украшена кровоподтеками.

— Похоже, мой маскарад не настолько хорош, как я надеялся! — поприветствовал он своих уставших с дороги друзей. — Народ готов повесить меня возле крепостной стены!

— Да. Мы видели. — Джеффри подошел к хозяину. — К счастью, они отвлекли охранников, иначе нам не удалось бы пробраться в замок. Мы покинули Даунинг-Кросс вчера, поскольку потеряли надежду найти завещание и медальон.

— А вы не встретили Кэтрин? Она тоже отправилась искать послание.

Когда Рамси отрицательно покачал головой, Стефан впал в отчаяние. Закрыв глаза, он сжал пальцами переносицу.

— Есть какие-нибудь известия от короля? — спросил он.

— Нет, — степенно ответил Рамси. — Сэру Геральду не удалось добраться до него. Многие ваши сторонники при дворе короля Эдварда умерли во время чумы. У нас есть и еще одна дурная весть. По приглашению Марлоу в замок со своими людьми направляется настоятель Риволкского аббатства. Марлоу решил не дожидаться приезда архиепископа. Джеффри подслушал их разговор, когда они остановились справить нужду на обочине дороги.

Джеффри скептически пожал плечами:

— В разведке хороши любые средства.

Это действительно была плохая новость, и Стефан громко выругался.

— Не сомневаюсь, что настоятель уже переговорил с властями и готов раскрыть мой обман. Сколько времени осталось до его прибытия?

— Последний раз мы их видели у Шервудского аббатства, — ответил Рамси. — Это день езды до Блэкмора. Но я надеюсь, что они задержатся там дня на два, чтобы опустошить пару бочек превосходного аббатского меда. Настоятель Риволкского аббатства — весьма энергичный мужчина крепкого телосложения. Он производит впечатление любителя красивой жизни.

— Это и в самом деле так. — Стефан мерил шагами комнату. — В любом случае они скоро будут здесь. Нам нужны люди. Двенадцать человек слишком мало, чтобы захватить замок.

— Но достаточно, чтобы сдерживать натиск Марлоу, пока ты не исчезнешь. В случае, если настоятель раскроет твое истинное лицо, — продолжил Рамси.

— Я не хочу бежать! — раздраженно сказал Стефан. — Во что бы то ни стало, надо найти свиток до приезда настоятеля.

Он снова подумал о Кэтрин. Закрыв глаза, он взывал к ней с надеждой. Сейчас только она могла ему помочь! Его жизнь была в ее руках!

Когда он открыл глаза, Рамси и Джеффри смотрели на него с нескрываемым любопытством.

— У меня есть в запасе еще одна хитрая уловка. Я должен осуществить ее. После этого мне надо будет найти Кэтрин.

Рамси попытался возразить, но Стефан перебил его.

— Видишь ли, друг мой, Кэтрин отдала мне свое сердце, и я не посмею забрать его с собой в могилу. Она заслуживает лучшей участи. Прежде я не понимал, насколько важными могут оказаться слова, которые должен ей сказать. Пока я не сделаю этого, я не имею права умереть.

Отгоняя мрачные мысли, Стефан тряхнул головой и повернулся к Рамси с озорной улыбкой.

— Кроме того, — продолжил он, делая глоток эля из кубка верного слуги, — я намерен положить ее на свое колено и отшлепать как следует за то, что она не выполняет мои приказания.

— Этого будет недостаточно, чтобы сломить ее строптивый нрав, — сказал Рамси.

— Ты говоришь правду, мой друг. А сейчас уходите. Лучше покинуть замок, пока вас не обнаружили.

— Мы спрячемся в деревне.

Рамси и Джеффри поклонились, накинули капюшоны и покинули комнату.

Кэтрин стояла у могилы, преклонив колени. Ее лихорадило так, что даже теплый ветер не мог осушить тело, покрытое потом. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как Мэркхам оставил ее одну. Девушка облизала сухие соленые губы, надеясь, что у нее хватит душевных сил уйти отсюда. Уйти и не возненавидеть себя за малодушие. Она была одной из немногих, кто всегда доводил начатое дело до конца.

— Я не трусиха, — прошептала Кэтрин. — Я должна помочь Стефану.

Но не могла двинуться с места. Тело ее словно окаменело. Неподалеку раздавался непрерывный вой волка. Она вспомнила Луппу, свою дикую подругу, которую безжалостно убил Марлоу. Закипевшая в душе ярость вывела Кэтрин из оцепенения. Она не позволит ему лишить себя будущего! И все-таки этого было недостаточно, чтобы побороть страх и выполнить свою задачу до конца. Ей нужна была не ярость, а поддержка. Такая, какую всегда оказывал ей брат.

Но она была одна. Она обнимала могилу, оплакивая души умерших, свое прошлое и смерть девочки, которой была она когда-то. Она оплакивала смерть Констанции и бренность жизни, и свою любовь, которая казалась ей такой хрупкой. Именно хрупкой, потому что Стефан был таким же смертным, как Джордж. И, наконец, она плакала, что не могла сделать то, ради чего пришла. Когда, уронив голову на руки, Кэтрин уже не рыдала, а тихо стонала, едва уловимая мысль промелькнула в ее сознании.

Да, ее любовь к брату не умерла после его смерти. Огонь этой любви горел в ее сердце до сих пор. Но любовь к Стефану, которая заставляла девушку преодолевать все препятствия, была сильнее ее. Это была всепобеждающая любовь, подаренная Богом. И она должна была быть спасена! Теперь Кэтрин твердо знала, что обязана выжить сама, чтобы спасти свою любовь.

— О, Джордж, я буду любить тебя всегда! — страстно прошептала она. — Это мой подарок тебе. Так дай же мне свое благословение! Я хочу любить живых, дорогой брат! Позволь мне любить человека, дороже которого у меня никого нет.

Волк внезапно замолчал. Его силуэт, освещенный лунным светом, повернулся в сторону Кэтрин и растворился в ночной темноте. Джон молча стоял, прижавшись к надгробию, а Мэркхам остановился рядом. В руках он держал лопату. Чувство внутренней гармонии наполнило Кэтрин впервые после разгула чумы. Казалось, что она вышла из транса. Моргнув несколько раз, она вытерла грязь со своих щек.

— Вам нужна помощь, — сказал Мэркхам.

— Нет. Дайте мне лопату!

Мэркхам опешил:

— Я не могу позволить, леди, чтобы вы копали, словно обычная простолюдинка.

— А я не хочу, чтобы вы погубили из-за меня свою душу. И не будем спорить.

Кэтрин произнесла эти слова с такой решимостью, что рыцарь сдался. Девушка неистово вонзила лопату в могилу и откинула землю в сторону.

— Я сама должна это сделать. И никого… не хочу… просить.

Ее слова прерывались при каждом взмахе. Это была нелегкая работа для нежных девичьих рук, и вскоре ее ладони покрылись волдырями и кровоточащими ранами. Но Кэтрин не обращала на это внимание, она должна была достать медальон. Сознание того, что она наконец освободилась от сомнений и бесконечного чувства вины перед Джорджем, вызывало внутренние ликование, делая ее сильнее с каждым новым усилием.

Когда лопата уперлась в деревянную крышку гроба, Кэтрин вздрогнула и вытерла со лба холодный пот.

— Отойдите, миледи, — решительно сказал Мэркхам. — Вы не сможете сами открыть гроб, он заколочен гвоздями. В жизни не встречал женщин, которые выполняли бы такую тяжелую работу.

Мэркхам забрал у девушки лопату. Пока он пытался вскрыть крышку гроба, бормоча себе что-то под нос, Кэтрин заглядывала через его плечо в пугающую темноту могилы. Неожиданный крик совы заставил ее вздрогнуть.

Наконец крышка скрипнула и немного приоткрылась, выпуская наружу резкий запах зловония. Задыхаясь и давясь, Мэркхам выскочил из ямы. Его рвало.

Кэтрин тоже отпрянула от могилы. В ее глазах вспыхнули огни прошлого. Она вновь ощущала запах сотен разлагающихся трупов.

Сдерживая дыхание и стиснув зубы, она с трудом отодвигала крышку, пока не увидела Гиля. Это могло оказаться трупом любого человека. Перед ней лежало полуразложившееся тело, обтянутое почерневшей кожей. Одежда, однако, была еще цела, и медальон…

Ее руки непроизвольно потянулись к нему. Чем ближе подбиралась Кэтрин к заветной цели, тем более зловещим становился облик лежащего перед ней трупа.

— Это всего лишь Гиль, — уговаривала она себя, испытывая огромное чувство вины за то, что нарушила покой умершего. Он действительно заслужил этот медальон.

Некоторое время девушка еще боролась со своими чувствами, но, наконец, медальон оказался в ее руках. Она попыталась снять дракона с цепочки, но ничего не получилось. Медальон беспомощно упал на грудь мертвеца. Кэтрин была близка к обмороку, однако выбора не оставалось — она должна была снять цепочку через голову трупа.

— О, Боже, не оставляй меня! — пробормотала Кэтрин, глубоко вдохнув. Одной рукой она изо всех сил потянула на себя рубашку и, со стоном приподняв застывшее тело, сняла цепочку. По ее руке полз паук. Девушка неистово смахнула его и, шатаясь, выбралась из могилы. На ее ладони, освещенный серебристым сиянием луны, мерцал медальон.

 

Глава 22

Стефан проснулся перед рассветом. Еще несколько минут он лежал с открытыми глазами, вслушиваясь в безмолвную тишину замка. Сегодня ему предстоял заключительный акт представления, финальная схватка с братом. Он должен был успеть до приезда настоятеля. Стефан мысленно был готов и к победе и к поражению.

Всю жизнь он стремился прожить честно и с достоинством. Но это требовало усилий. За долгие годы борьбы он устал и теперь даже радовался тому, что предстоящий день либо приведет его к триумфальной победе, либо к смерти.

Европа пришла к нему затемно. Благодаря ее усилиям, Стефан снова превращался в жестокого инквизитора. Они хранили многозначительное молчание, сознавая, что ближайшие несколько часов решат его судьбу. И хотя Стефана, строго говоря, нельзя было назвать верующим человеком, выходя из комнаты, он перекрестился.

Когда он вошел в Грейт Холл, солнце уже взошло. Зал был заполнен участниками и зрителями до отказа. Все знали, что Ламорт вынесет приговор сегодня. Марлоу находился в откровенно приподнятом настроении.

— Леди Розалинда, вы должны предстать перед инквизитором, — распорядился Стефан.

Когда Розалинда неуверенно поднялась и села рядом с Ламортом, по залу прокатился неодобрительный шепот.

— Мадам, вы хорошо осведомлены, что последнее слово в расследовании ереси остается за инквизицией. При этом для тех, кто отказывается признавать свои грехи, приговор исполняется незамедлительно и пересмотру не подлежит. К тем, кто раскаивается, инквизиция может быть снисходительна. Теперь ответьте, признаете ли вы себя виновной?

Ламорт подался вперед с трагическим выражением лица. Графиня даже не взглянув в его сторону, горько улыбнулась и произнесла:

— Нет. Сожгите меня на столбе, Ламорт. Я слишком устала от этой жизни.

Все ошеломленно молчали.

— В таком случае, мадам, как официальный представитель инквизиции и Папы Римского Клементия VI, я объявляю вас невиновной.

— Невиновной! — Марлоу подскочил на стуле, пораженный неожиданным вердиктом.

Все присутствующие встали и разразились бурными аплодисментами. Розалинда медленно повернулась к Стефану. Прикоснувшись к его рукаву, она прошептала:

— Кто вы?

Стефан многозначительно приложил указательный палец к губам:

— Позже, мадам, — и повернулся к расшумевшейся толпе. — Прошу тишины, — требовательно сказал он. — Когда-то меня мучили и пытали, заставляя терпеть невыносимую боль. Но у меня остался разум, который подсказывает, что не каждый подозреваемый всегда виновен. Но многие из оставшихся в тени виновны.

Предчувствуя новый поворот событий, присутствующие смолкли. Стефан выдержал паузу.

— В ходе расследования я обнаружил того, кто на самом деле виновен. Этого человека никто не обвинял, но я как представитель инквизиции считаю его виновным во многих преступлениях.

— Кто это, Ламорт? — раздался голос из глубины зала.

— Это тот, кто принес горе, ненависть и разруху в свой замок. Это лорд Марлоу, граф Блэкмора, — ответил Стефан. Обойдя весь зал, взгляд Стефана остановился наконец на Марлоу.

— В чем же меня обвиняют? — Глаза Марлоу метались от матери к Стефану.

Стефан улыбнулся.

— Вы обвиняетесь в убийстве своего отца, графа Джеймса.

— Это возмутительно! — взревел Марлоу. — Какие доказательства у вас есть?

Стефан кивнул одному из своих людей, и ему подали пергаментный свиток.

— Это завещание графа Джеймса. В нем записано, что вы, лорд Марлоу, лишаетесь наследства, как внебрачный сын. И получает его Стефан, единственный сын графа и ваш брат, которого вы изгнали из замка.

— Это подделка! — пронзительно завизжал Марлоу. Он повернулся к присутствующим, надеясь на их поддержку. — У меня есть настоящее завещание графа.

Они оба говорили неправду. Но никто в зале об этом не догадывался. Зная истину, но не имея подлинного документа в руках, Стефан был вынужден блефовать.

Он повернулся к Марлоу и указал на него пальцем.

— То завещание, что есть у вас, написано вашей рукой и опечатано перстнем графа, который вы украли с его руки.

Марлоу непроизвольно схватился за кольцо.

— Откуда вы знаете об этом? — он приблизился у Стефану, хотя тот отвернулся от него. — Это подложное завещание, — продолжал настаивать он. — Ни у кого нет той бумаги, о которой вы говорите. Она исчезла.

— Заседание окончено, — бесстрастно объявил Стефан, собирая бумаги на столе. — Я направляю это завещание местным баронам для тщательной проверки, — он вручил свиток лорду Дархэму. — Наше решение мы вынесем после полудня.

С этими словами он поспешно покинул зал. Пытаясь опровергнуть перед баронами предъявленное обвинение, Марлоу невольно предоставил Стефану достаточно времени, чтобы исчезнуть. И он направился прямо в конюшню. Единственной надеждой было, что бароны выяснят правду, ознакомившись с документом, который Стефану пришлось подделать. Они должны были принять решение самостоятельно. У него же сейчас были другие проблемы. Надо было как можно быстрее покинуть замок и найти Кэтрин.

Когда Стефан вскочил на оседланного к этому времени жеребца, юный конюх протянул ему меч.

— Вам это понадобится, милорд.

— Спасибо, паренек, — ответил Стефан, не считая нужным притворяться перед мальчиком. — Я не забуду твою помощь.

Он пришпорил коня и устремился к воротам. Каким-то чудом мост, скрипя и лязгая цепями, замер в горизонтальном положении. Возможно, на другой стороне всадника ждал Рамси.

— Ламорт! — Марлоу стоял посередине аллеи с обнаженным мечом в руках. Оказывается, он побежал за Ламортом, когда обнаружил, что того нет в зале. Он был страшен в своей необузданной ярости. — Слезай, трус! Ты ответишь сейчас за то, что очернил мое имя перед всеми.

— Твое имя было покрыто позором задолго до того, как я появился здесь, Марлоу, — ответил Стефан, отбросив французский акцент. Непримиримая ненависть двух братьев должна была закончиться поединком.

Марлоу прищурился. Прикрываясь рукой от слепящих солнечных лучей, он вглядывался в собеседника.

— Вы не француз, — произнес он.

Когда Стефан спешился и встал пред братом, Марлоу откинул капюшон с его головы. Он вцепился ногтями в его маску, которая тут же осыпалась, и в бешенстве сорвал повязку, бросив ее на землю.

— Лживый грязный мошенник, — свирепый крик Марлоу эхом отдавался в каменных стенах замка. — Умри, дьявольское отродье!

В следующее мгновение мечи скрестились. Их серебро вспыхнуло в солнечных лучах. Лязгая металлом, сталкивались годы, целые жизни ярости, зависти и предательства. Два сына одной женщины, они были достойными соперниками. Это была схватка не на жизнь, а на смерть. Стефан был уверен в этом. Он рубил мечом, не задумываясь, чье безжизненное тело соберет вокруг себя хищных голодных птиц.

Он знал только одно, что должен выжить ради Кэтрин. Должен увидеть ее хотя бы один раз и сказать очень важные слова. «Кэтрин!» — мысленно позвал он девушку. И в этот момент он оступился. Когда Стефан падал на спину, меч выпал из его руки. Марлоу в мгновение ока оказался на нем. Его меч балансировал у горла брата.

— Трус! — крикнул Стефан и плюнул ему в лицо. — Презренный трус!

Марлоу дрожал. Ярость переполняла его с такой силой, что он едва сдерживал рыдания.

— Я ненавижу тебя, Стефан, — кричал он. — Ненавижу!

— Тогда убей, пока у тебя есть такой шанс.

Марлоу занес меч над головой Стефана, готовясь вынести свой приговор.

— Милорды! — раздался неожиданный возглас.

Рука Марлоу замерла на полпути. Ни он, ни Стефан не заметили во время схватки приближающихся гостей. Повернувшись к ним, Марлоу отошел от брата. Знамя Риволкского аббатства трепетало, подхваченное легким бризом. На аллее стояли пять мужчин в рясах. Они с тревогой смотрели в их сторону.

— Милорды, — обратился к ним священник. — Мы прибыли к вам по распоряжению настоятеля аббатства, выступающего от имени архиепископа Кентербери. Кто из вас граф Блэкмора?

— Я, — одновременно ответили Стефан и Марлоу.

Кэтрин вновь пришпорила свою кобылу, когда увидела очертания башен, окутанных послеполуденной дымкой. Медальон был надежно спрятан в мешочке, пристегнутом к запястью. Ее раскрасневшиеся щеки были испачканы землей, а спутанные волосы метались на ветру за спиной. В глазах горел торжествующий огонь.

— Быстрее, Мэркхам. Осталось совсем немного! — подгоняла она своего спутника.

Девушка ликовала, представляя себе недоумение Марлоу, когда она объявит его убийцей. Но в первую очередь она хотела бы видеть реакцию Стефана. Она везла ему подарок, который должен был замкнуть круг событий и завершить ужасную драму, разыгравшуюся в его семье.

Лошадь неслась галопом. Девушка весело смеялась, подпрыгивая на ее спине. Ей все удалось, и она пребывала в восхитительном настроении. И это, она знала, останется в ее сердце навсегда. А самое главное, она была уверена, что правильно поступила в решающий момент. Она освободилась от прошлого и будет любить Стефана без сомнений, которые прежде так терзали ее душу.

Навстречу им приближался всадник. Когда они, сбавив шаг, проехали еще немного, они узнали Рамси. Верный друг Стефана приветствовал их открытой улыбкой.

— Рамси, я не ожидала, что вы вернулись в Блэкмор, — сказала Кэтрин, переводя дыхание.

— Сэру Стефану была нужна моя помощь, и ваша, я думаю, ему тоже необходима. Вы нашли то, что искали?

Она улыбалась, оттягивая момент, и затем удовлетворила его любопытство.

— Вы потрясающая женщина, Кэтрин! — со смехом сказал Рамси.

Оценив по достоинству его комплимент, девушка скромно кивнула и пришпорила лошадь.

— За мной! — крикнул Рамси. Из-за изгороди, стуча копытами, выехал небольшой отряд. Грубые, запачканные грязью мужчины были похожи на викингов старых времен. Среди них были здоровый Силей, преданный Джеффри и рыжеволосый сэр Геральд. В таком непредвиденном сопровождении Кэтрин и Мэркхам въехали в ворота Блэкмора.

Их никто не остановил, никто не о чем не спросил. Казалось, вся стража заснула на боевых постах. Ближайшие сподвижники Марлоу метались по замку. Они вбегали и выбегали из Грейт Холла, не обращая на прибывших никакого внимания.

— В чем дело? — спросила, забеспокоившись, девушка у Рамси. — Что здесь происходит?

— Сегодня прибыла делегация из Риволкского аббатства.

— Значит, я вернулась вовремя, — сказала Кэтрин и спешилась.

Рамси тоже спрыгнул с коня.

— Надо представить им доказательства немедленно. Я пошлю за кем-нибудь из баронов, чтобы они взяли завещание.

Девушка кивнула и направилась в сторону Грейт Холла. Тем временем люди Стефана заняли боевую позицию на аллее.

Кэтрин уверенным шагом приближалась к Грейт Холлу, когда оттуда вышла Европа. Она бросилась к девушке с распростертыми объятиями.

— Слава Богу, с вами все в порядке, миледи! Сегодня самый счастливый день!

— Где он, Европа?

— Они с Марлоу отстаивают перед священником каждый свою правоту.

И Европа увлекла Кэтрин за собой. Девушка вошла в комнату без приглашения. И только когда глаза всех присутствующих удивленно устремились в ее сторону, она замедлила решительный шаг и опустила взор. За тревожными событиями она совсем забыла, как неряшливо выглядит. Одежда ее была покрыта коркой грязи, а волосы представляли собой спутанный клубок.

— Милорды, я умоляю вас не обращать внимание на мой внешний вид. — Она собралась было сделать реверанс, но увидела Стефана и замерла. Его проникновенный взгляд и едва заметная улыбка предназначались ей одной. Всепоглощающее чувство любви к нему захлестнуло все ее существо. Что бы она ни делала, все было только ради него.

— Святой отец, — сказал Стефан, нарушая неловкое молчание. — Это моя невеста, Кэтрин Гилберт.

Моя невеста. Он тоже не отказался от своей клятвы. Она ощутила восхитительное головокружение. Сердце Кэтрин радостно забилось в груди.

— Его невеста, которая вскоре станет моей женой, — выкрикнул Марлоу.

Священник взмахнул своими коротенькими и толстыми ручками и покачал головой.

— Достаточно! — взмолился он. — Сначала вы говорили мне, что оба графы, потом каждый называл другого убийцей отца, а теперь еще и женитесь на одной девушке!

— Все именно так, кроме того, что она девушка! — усмехнулся Марлоу. — Она порочна, как шлюха. Она провела наедине с моим братом несколько дней в Даунинг-Кросс.

Краска смущения залила щеки Кэтрин. Марлоу все-таки удалось немного омрачить ее торжествующее настроение. Хотя какое это имеет значение, если теперь Стефан получит наследство!

После того как пятеро служителей церкви посовещались и обменялись мнениями, священник с любопытством взглянул на девушку.

— Кэтрин Гилберт, возможно, вы прольете свет на эту запутанную историю?

Она подошла к Стефану и взяла его за руку.

— Это мужчина, за которого я выйду замуж. Лорд Стефан, истинный граф Блэкмора. Если, конечно же, он удостоит меня такой чести, — добавила она с лукавой улыбкой, понятной только ему.

Стефан поднес обе ее руки к своим губам и поцеловал покрытые ссадинами пальцы.

— Кем вы желаете стать для меня, моя любовь?

Его ответ, словно сладкий бальзам, прозвучал в тишине зала.

— Я выйду замуж за Стефана. Мы с ним помолвлены. А так как он человек чести, он выполнит свое обещание перед Богом.

Стефан утвердительно кивнул. Затем Кэтрин, не скрывая отвращения, повернулась к Марлоу.

— Более того, — продолжила она, — у меня есть доказательства того, что Марлоу убил графа Джеймса.

— Она лжет, — сказал Марлоу, — таких доказательств не существует.

Кэтрин извлекла из мешочка медальон и достала свиток из перепачканной рубашки. — Это истинное завещание графа и его медальон. Я думаю, этих доказательств достаточно.

— Пресвятой отец, — почтительно произнес Стефан, — перед смертью мой отец написал послание королю в моем присутствии. В нем он отказал Марлоу в наследстве, как внебрачному сыну, и назначил наследником меня. Поскольку его кольцо с печатью было похищено, — а теперь, как вы видите, оно надето на палец Марлоу, — он послал в качестве неоспоримого доказательства своих намерений этот медальон, подаренный самим королем Эдвардом.

Священник одобрительно кивнул и поднес медальон к глазам.

— Я узнаю работу королевских мастеров. Лорд Марлоу, у вас есть что-нибудь добавить к этому?

Марлоу молчал. При виде медальона его взор потускнел. Он повернулся и покинул зал. Рамси быстро последовал за ним.

— Это был самый необычный визит за мою многолетнюю практику, — сказал священник. — Мне придется забрать доказательства и представить их аббату. И пожалуй, мы проигнорируем внезапное появление французского инквизитора в нашей стране, — добавил он, прикрывая свою досаду улыбкой. Из под седых кустистых бровей на Стефана смотрели глаза, сияющие откровенным восхищением. — Если вы не возражаете, мы останемся на день или два подкрепить наши силы после утомительного путешествия.

Стефан почтительно поклонился:

— Мой замок всегда к вашим услугам, святой отец.

Когда все разошлись, Стефан переключил свое внимание на Кэтрин. Они наконец-то остались одни.

Девушка бросилась к нему, обвила руками его талию и крепко прижалась. С ним было так спокойно и уютно! Именно так, как она молила Бога, лежа на могиле Гиля. Все, что ей пришлось преодолеть, осталось в прошлом. Теперь, в его объятиях, это казалось мелким и незначительным.

Стефан, красивый и сияющий, наклонился к ней и поцеловал ее в губы. Одним нежным поцелуем было многое сказано.

Многое, но не достаточно. Он не произнес самых главных слов.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— Я знаю.

Он вздрогнул, выдохнув с болью и облегчением.

— Я люблю тебя, — снова прошептал он ей на ушко. — Боже, я должен был кричать это давным-давно, чтобы это слышали все. Но боялся.

Она смеялась сквозь слезы счастья и облегчения, которые ручьями катились по ее щекам.

— Я тоже люблю тебя, Стефан. Я думаю, что люблю тебя с того момента, как впервые встретилась с тобой.

Они шли по Грейт Холлу рука об руку и были настолько близки друг к другу, насколько могут быть близки двое счастливых влюбленных людей.

— Как это тебе удалось преуспеть там, где я проиграл, Кэйт? Где ты нашла медальон и завещание?

Кэтрин не знала, что ему ответить. Она сама не знала истины.

— Ко мне явилась старая ведьма. Она-то и сказала, где надо искать.

— Ведьма? — нахмурился Стефан. — Предвестница смерти?.. Нет, этого не может быть. Иначе здесь было бы много смертей.

Девушка тихо рассмеялась над его искренним суеверием.

— Нет, Стефан, это была всего лишь старая женщина.

Кэтрин остановилась и взглянула на Грейт Холл, на свой новый дом. Перед ее глазами промелькнуло все, что случилось с ней за это время. Она вспомнила Констанцию и их короткую, но преданную дружбу. И была благодарна этой женщине, ведь это она подсказала ей, какую дорогу надо избрать.

— Бог с ней, с этой старухой. — Стефан крепко прижал Кэтрин к себе. — Главное, что ты нашла свиток и медальон. У тебя хватило смелости и решительности. Останешься ли ты такой же после свадьбы?

Девушка открыто улыбнулась:

— Клянусь в этом.

Она подумала, что он снова хочет поцеловать ее, но он поднял ее на руки.

— Тогда поклянись в этом перед священником, моя любовь. — И Стефан направился к церкви. — Мы поженимся прямо сейчас.

— Стефан! — Кэтрин пыталась вырваться из его рук. — Я одета самым неподобающим образом!

Он многозначительно ухмыльнулся.

— Перед глазами Господа Бога ты все равно предстанешь обнаженной. А что касается меня, так мне и этот костюм хорош.

Кэтрин ничего не оставалось, как покорно затихнуть в сильных руках Стефана. Скоро она предстанет обнаженной и перед его глазами.

 

Глава 23

На следующее утро Кэтрин проснулась от пения птиц. Ей снилась Луппа, и первый звук, который она услышала, казался ей горьковато-сладким воем волчицы. Позже, когда она открыла глаза и выглянула в окно над кроватью, то поняла, что это жаворонок приветствует ее своей песней. Утро было великолепное.

Свернувшись у Стефана на груди, девушка восторженно ощущала радость пробуждения в объятиях любимого человека. Его кожа была гладкой и теплой. Она с наслаждением вдыхала ее мускусный запах, такой же терпкий, как и ее, после страстной ночи любви. Как она любила его! И не собиралась отрицать этого. Подставив руку розовым утренним лучам, Кэтрин любовалась обручальным кольцом.

Когда Стефан наконец проснулся, она оперлась на локоть и нежно его поцеловала. Его губы прикоснулись к ее губам, вновь сметая все барьеры и рождая безумную страсть.

— Я хочу тебя снова и снова!

— Тогда сделай это! — рассмеялась Кэтрин. — Да, милорд, я умоляю вас!

Стефан нахмурился и откинулся на подушки.

— Прежде я должен посоветоваться с тобой. Как мы поступим с Марлоу?

— А что здесь обсуждать? — жестко спросила она. — Надо отправить его к королю. Пусть он решает, как наказать твоего брата.

— Он приговорит его к смертной казни.

— Значит, так оно и случится. Что еще можно придумать?

— Выслать его, например.

— Нет, Стефан. Он останется в изгнании не дольше, чем ты после побега.

Стефан приподнялся и, опираясь на локоть, внимательно заглянул в ее глаза.

— Марлоу мог убить меня, но не сделал этого. Когда я сбежал, он мог послать за мной целую армию, но не сделал этого. Разве он не заслуживает снисхождения?

— Нет, — отрезала Кэтрин. — Он убил бы тебя, если ты дал бы ему хоть полшанса. Он убийца, Стефан.

— Но он мой брат, Кэтрин.

Стефан стремительно поднялся, и поток холодного воздуха коснулся обнаженного тела Кэтрин. Она вздрогнула и сердито посмотрела в его сторону. Он был великолепен, как всегда. Его широкие плечи, освещенные утренними лучами, отливали бронзой; ребра, словно вырезанные из камня, обхватывали плоский торс; широко расставленные ноги свидетельствовали о непреклонности характера. Кэтрин до сих пор не могла поверить, что этот мужчина, которого она любила, стал ее мужем. Но, несмотря на то что они поженились, еще не все барьеры рухнули между ними. Он остался таким же упрямцем, как и она. Он не хочет слушать ее доводов. Пусть! Она оставит их при себе. Но они вернутся к этому разговору, когда он будет слушать. Если захочет.

Кэтрин отвернулась к окну и поняла, что жаворонок уже замолчал.

Незадолго до полудня Стефан и Кэтрин спустились в Грейт Холл. День был настолько теплым, что даже внутри замка не растапливали очаги. Окна были распахнуты, и бриз, врывающийся в помещение, предвещал дождь, неминуемый после полуденной жары. Кэтрин стояла у окна. Ее вуаль трепетала поверх шелка волос, струящихся по спине. И если бы не золотой обруч, обхватывающий лоб, то она давно лежала бы на полу, застеленном тростником.

Молодая жена повернулась и сочувственно взглянула на Стефана, который сидел на высоком резном стуле, напряженно ожидая появление Марлоу и Розалинды. Эта встреча должна была быть последней семейной встречей Бартингэмов. И несмотря на то что она предлагала Стефану остаться с ними наедине, он настоял на ее присутствии.

Марлоу вошел в комнату в сопровождении двух охранников. Раздавленный последними событиями, он выглядел изможденным и отрешенным. Следом за ним с тростью в руке медленно вошла Розалинда. Она едва улыбнулась Кэтрин и Стефану и, нахмурившись, взглянула на Марлоу. В глубине ее глаз отражалась жестокая борьба противоречивых чувств.

— Мама, — охрипшим голосом произнес Марлоу.

— Ты плохо выглядишь, сынок, — сказала Розалинда. Она собралась было погладить его, но в последний момент передумала и отдернула руку.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — поприветствовал их Стефан, — если хотите.

Они сели. Четверо людей сидели рядом. Сколько событий прошло через их жизни, сколько печали!

— Вы неплохо выглядите, Розалинда, — Кэтрин прервала неловкое молчание.

Женщина благодарно улыбнулась.

— Я прошла сквозь огонь, Кэтрин, и все еще жива. Это незаслуженное чудо.

— А где Роберт? — спросил Стефан.

Розалинда снова улыбнулась, но на этот раз ее улыбка была скорее похожа на горькую усмешку.

— Не знаю. Он уехал на следующий день после того, как меня признали невиновной в ереси.

Стефан печально покачал головой. Он с горькой иронией думал о том, что человек, который опозорил репутацию его матери, покинул ее в такой важный момент жизни.

— Он увлекся женщиной, внешность которой не слишком похожа на потертое седло, — продолжила графиня. — Я думаю, что мы больше его никогда не увидим.

— По крайней мере, до тех пор, пока он не проголодается, — заметил Стефан.

— Это произойдет не так скоро, — произнесла Розалинда. — Он украл мои лучшие драгоценности. — Она взмахнула рукой, и единственное рубиновое кольцо блеснуло на ее пальцах. — Он знал, где я храню свои кольца.

— Что ты собираешься делать, мама? — спросил Стефан.

В этот момент Кэтрин взяла его за руку.

— Мы были бы очень рады, если бы вы остались с нами. Нам всем необходимо забыть и простить друг друга.

— Спасибо, дочка, — ответила Розалинда. — Но я собираюсь провести остаток дней в Шервудском аббатстве. Там, в одиночестве, я обдумаю все свои ошибки.

Стефан наконец обратил свое внимание на Марлоу:

— Я хочу решить твою участь сейчас. Как мне кажется, аббат захочет отослать тебя к королю и потребует жестокого наказания.

— Ты был прав, брат, я — трус. — В глазах Марлоу зияла пустота. — Мне надо было бы заколоть себя кинжалом, но я не смог этого сделать.

— И не надо. У меня есть предложение получше. Ты уедешь на континент и никогда не вернешься.

Почувствовав на себе острый взгляд Кэтрин, Стефан ответил жене взглядом, полным тепла и любви.

— Моя любимая жена, — сказал он, — считает, что ты должен умереть. Она, насколько я знаю, намного мудрее меня. — В глазах Стефана отражалась мука. — Но ты — мой брат! Это говорит о многом. Только поэтому я хочу просить короля смягчить твою участь и заменить смертную казнь вечным изгнанием.

Лицо Марлоу неожиданно просветлело, в налитых кровью глазах промелькнуло осмысленное выражение.

— Поступай, как считаешь нужным. Но давай сначала сразимся на поединке, брат. Так, как мы делали это в детстве, меряясь силой? Если ты в самом деле когда-нибудь любил меня, то исполнишь мое последнее желание.

Несколько минут длилось молчание. Стефан погрузился в прошлое. Он вспоминал их игры, когда они были совсем детьми. И невинными.

— Я согласен, Марлоу. Последнее состязание. Не имеет значения, проиграю я или выиграю. В любом случае я получу то, что хочу. — Он улыбнулся Кэтрин и пожал ей руку, разглаживая поцелуем нахмуренный лоб.

— Тогда пошли, — сказал Марлоу. В его улыбке сквозило безумие.

Они не теряли времени даром. Стефан тут же отдал распоряжение Джеффри принести лучшие копья и доспехи. Было решено, что поединок состоится на южной площадке замка, где обычно происходили сражения и ученья рыцарей у столба с мишенью. Земля там была утрамбована лучше, нежели в том месте, где происходили показательные бои.

Поскольку о предстоящем событии было объявлено, замок взволновано загудел в предвкушении зрелища. Даже крестьяне бросили работу и прибежали из деревни, чтобы увидать поединок двух братьев.

Кэтрин по такому случаю повязала на голову шарф красного цвета. И хотя она знала, что на этот раз ей не придется отдавать его Стефану, но хотела доставить ему удовольствие, выбрав цвет его рыцарского одеяния. Ей не надо было обсуждать с Розмари нелепость предстоящего поединка или высказывать ей свои опасения. Каждая черточка ее лица выражала явную досаду, граничащую со страхом. Она не сомневалась, что Марлоу рассчитывал в конце концов убить Стефана.

Когда Стефан появился в комнате Кэтрин, он уже был одет для боя и выглядел внушительно. Грудь его была закрыта металлическим щитом. Шлем он держал под мышкой. Виски блестели капельками пота от непомерной тяжести рыцарского одеяния, а непокорные волосы падали на лоб. Он был великолепным мужчиной и достойным хозяином огромного замка.

Кэтрин любовалась им. И хотя злилась на Стефана, нечто похожее на гордость промелькнуло в едва заметной улыбке.

Созерцая его красоту, она тем не менее вспомнила о своих чувствах.

— Не знаю, смогу ли я выдержать это!

— Это последний раз. Последнее прощение.

Кэтрин повернулась на стуле, чтобы получше рассмотреть Стефана.

— О каком прощении ты говоришь? — возмутилась она. — За последнее время ты с ним дрался множество раз. Тебе нужен еще один, последний раз? Он уедет, но потом вернется. Пусть не скоро, но вернется. И наши сыновья должны будут воевать с ним? Неужели ты не понимаешь, что вражда будет продолжаться бесконечно?

Стефан кивком отослал Европу и Розмари. Когда дверь за ними закрылась, он окинул жену раздраженным взглядом.

— Почему ты такая упрямая? — гулким эхом раздавался по комнате его голос. — Ты не можешь знать моего брата лучше, чем я. Это очень важный поединок, Кэйт. Если я пошлю его к королю, то он после смерти будет являться и терзать наши души. Мы должны свести счеты, он и я. И тогда наконец все кончится.

— Битва за честь, не так ли? Глупая, безрассудная мужская честь! — съязвила Кэтрин.

Стефан смотрел на нее, прищурив глаза.

— Это не честь. Это сострадание. Это тебя устраивает больше, Кэйт?

Кэтрин крепко зажмурилась и отрицательно покачала головой.

— Этот бой состоится. И ты как моя жена должна согласиться с этим.

— Дьявол! — вскрикнула она и закрыла лицо ладонями. — Ты выражаешься, как мой отец! Как твоя жена! И как твоя жена я должна буду стоять рядом с твоим умершим телом, если ты позволишь себя убить? Сколько можно безрассудно бороться за справедливость?

Сначала Стефан ничего не ответил. Но когда он наконец понял ее чувства, то подошел и бережно обнял за плечи.

— Неужели ты до сих пор боишься, что я покину тебя?

Кэтрин кивнула. Слезы оставляли соленые дорожки на ее щеках.

— Ты плохо меня знаешь, дорогая жена. — Его голос звучал глубоко и искренне. — Ему не удастся победить меня, я всегда буду с тобой.

— Я боюсь потерять тебя. — Кэтрин робко улыбнулась и вытерла лицо. — Я слишком люблю, чтобы не волноваться при этой мысли.

Стефан наклонился и нежно поцеловал ее, шепча на ушко ответные слова признания. Затем он быстро выпрямился и задорно улыбнулся.

— Я буду с тобой рядом дольше, чем ты можешь предположить, — сказал он, приблизившись к двери. — Мы скоро начнем, — он повернулся и указал на Кэтрин пальцем, — но не раньше, чем я увижу тебя среди зрителей… Ты придешь?

Она услышала мольбу в его голосе и улыбнулась.

— Конечно, милорд. Только смерть может разлучить нас.

Когда она осталась одна, то прошептала молитву. И в этой молитве не было намека на возможную смерть.

Лошадь Стефана нетерпеливо рыла копытами землю. Боевой друг участвовал с ним почти во всех поединках и знал все команды заранее. Этим задача частично облегчалась. Но главным преимуществом оставалось то, что Стефан считался непревзойденным мастером боя.

Поспешно поднятые флаги трепетали под порывами теплого ветра. Кэтрин взволнованно расхаживала за чертой площадки, а Стефан терпеливо ждал появления Марлоу на противоположной стороне. Крамер и Ботвелл вынесли копье и щит своего хозяина.

Они должны были помериться силами в последний раз. С какой бы стороны ни рассматривать предстоящее событие, но, как считал Стефан, это должен был быть рыцарский поединок. В подобных сражениях он всегда одерживал победу над Марлоу, чем вызывал в нем злобу и раздражение. Он был старше Стефана и во многих отношениях сильнее его, но ему никогда не хватало мастерства и тонкости, которыми в избытке обладал младший брат.

Стефан бросил молниеносный взгляд за боковую границу поля. Кэтрин была на месте. С виду все было спокойно. Он атакует Марлоу в последний раз, давая шанс сравнять счет. После этого все будет кончено. Марлоу должен понять, что его жизнь в Блэкморе закончилась.

Стефан, безусловно, принимал во внимание то, что ему тоже угрожает опасность. Однажды он тоже пропустил удар и был ранен. Но беспокойство мелькнуло и мгновение спустя растворилось в полуденном солнце.

Рамси объявил начало турнира, сотрясая воздух громким голосом. Стефан и Марлоу подняли копья.

Стефан опустил забрало. Хотя таким образом он резко ограничивал себе поле видимости, но защищал глаза. Он не испытывал ни ненависти, ни сожаления. Он видел перед собой только противника. Стефан давно мечтал забыть о ненависти к старшему брату. И такая возможность представилась.

Он выехал вперед, крепко сжимая бока лошади мускулистыми ногами. Его копье было нацелено на противника. Рамси взмахнул жезлом и крикнул. Стефан вонзил шпоры в тело животного. Всадник и его боевой друг помчались вперед.

Из груди рыцаря вырвался неожиданный стон. Он понял, что выиграет это сражение. И несмотря на то что Стефану хотелось отдать победу Марлоу и хоть немного залечить его раны, он был твердо уверен, что станет победителем. Он был лучшим воином, а человек с копьем, приближающийся к нему на лошади, — всего лишь соперником, которому предстоит узнать силу его удара.

Это была последняя ясная мысль Стефана. Все последующие мгновения слились воедино. Яркие лучи солнца ослепили его, и он потерял свою цель из вида. К тому времени, когда глаза Стефана вновь приобрели резкость и он увидел Марлоу в узкую щель забрала, было уже поздно. Марлоу стремительно приближался к нему, сорвав с головы шлем и откинув щит в сторону в тот момент, когда столкновение стало неизбежным. Последнее, что увидел Стефан, была обреченная улыбка, с которой старший брат подписывал себе приговор. Руки его раскрывали объятия смертельному удару.

— Нет! — закричал Стефан, пытаясь отбросить копье. Но он не успел. Марлоу был слишком близко. И в следующее мгновение Стефан услышал душераздирающий хруст деревянного наконечника, вонзившегося в голову старшего брата.

Стефан спрыгнул с лошади, бросил щит на землю и подбежал к брату. Он в оцепенении смотрел на изуродованную голову Марлоу. Руки брата судорожно сжимались, пытаясь схватить воздух. Один глаз его закатился, и вокруг головы растекалась лужа крови. Марлоу умирал.

Зрители хоть и рванулись вперед, но соблюдали дистанцию и не решались приблизиться. Ботвелл и Крамер преклонили колени у ног умирающего.

— Я не собирался убивать тебя, — нагнувшись над Марлоу, в ярости прошептал Стефан. — Я никогда не хотел становиться таким же убийцей, как ты, но ты превратил меня в убийцу. В конце пути ты оказался победителем.

Марлоу повернул голову, пытаясь единственным глазом отыскать Стефана. Когда наконец он его увидел, то улыбнулся.

— Перед смертью мы все равны, Стефан. Убийца и праведник, мудрец и глупец. Мы все возвращаемся в землю к червям.

— Нет, я попаду на небеса, — уверенно произнес Стефан.

— Ты веришь в это? — голос Марлоу слабел с каждой минутой. — Ты тоже убивал.

— Но не так, как ты. Совсем по другим причинам.

Марлоу криво усмехнулся.

— Ты думаешь, что Его интересуют причины? — Марлоу указал на небо.

Кэтрин пробралась сквозь толпу и опустилась на колени рядом со Стефаном. Она, как всегда, несла с собой покой. Через ее глаза сам Господь опровергал слова старшего брата. Прикосновение любви снова превращало его из расстроенного младшего брата в настоящего мужчину.

— Замок стал вашим, — сказал Марлоу, глядя на них обоих. — Я никогда бы не смог отказаться от этого добровольно. Только таким способом. И вы теперь свободны, как я никогда не был.

Он произнес последние слова с такой страстностью, что Стефан почувствовал, как их прежняя любовь стремится вырваться наружу, вдохнув глоток воздуха. Сердце Стефана разрывалось от боли, которую он не позволял себе испытывать к Марлоу со дня смерти отца. Печаль захлестнула его. Он больше не мог сдерживать слезы, которые медленно скатывались по грязным щекам и падали на доспехи брата.

— Я любил тебя когда-то, — хрипло проговорил Стефан.

— Я ненавидел тебя, — прошептал в ответ Марлоу. — Я ненавидел тебя и любил.

Стефан кивнул. Это были последние мгновения согласия и понимания между ними. Марлоу вздохнул и затих. Не вздохнул, а содрогнулся.

Никто не держал его за руку. Не было никого, кому бы захотелось взять черный факел Марлоу. И только Стефан сжимал пальцы брата, пока они не остыли.

 

ЭПИЛОГ

Неделю спустя после похорон Марлоу и отъезда Розалинды в монастырь Кэтрин и Стефан выехали прокатиться верхом. Они наконец-то остались вдвоем.

Они объезжали холмы, окружающие замок, и любовались красотой своих владений, наслаждаясь обществом друг друга. Все это было завоевано их любовью.

Это было похоже на сказку, которая превратилась в реальность не по мановению волшебной палочки, а было завоевано тяжким трудом, смелостью, риском и слезами. Узы, которые связывали их, были выкованы в горячем огне, и, без сомнения, разорвать их могла только смерть.

Когда они поднялись на вершину холма, Стефан помог жене спуститься с кобылы. Держась за руки, они встали на самое высокое место вершины. Перед ними, на многие мили вперед, во всем их великолепии, простирались зеленые земли Англии.

Воздух, который они вдыхали полной грудью, был влажным и прохладным. Подхватываемые ветром, локоны волос летели в лицо Кэтрин, и она каждый раз убирала их назад. Стефан крепко прижимал жену к себе, и они вместе любовались творением Создателя.

— Все это наше, графиня, — сказал он и обвел рукой горизонт. — Подарок отца нам с тобой.

— Это подарок тебе, — ответила она, — его единственному сыну. Такой подарок ты заслужил, Гай… Всегда заслуживал.

Стефан глубоко вздохнул.

— Я много думал о Марлоу последнее время. В конечном итоге, его смерть была предопределена. И хотя я негодовал, что он заставил меня обагрить руки его кровью, но уверен, что эту ношу я вынесу. Теперь он успокоился. Кроме того, его кровь все равно течет в моих венах. Мы навеки связаны и представляем единое целое. По крайней мере, на этой бренной земле. А что будет после жизни, я не знаю.

Кэтрин повернулась к нему с состраданием. В глубине ее желто-зеленых глаз горели огни восхищения.

— Ты необыкновенный человек! И не имеет значения, что будет в другом мире! Я все равно сохраню для тебя свой сияющий свет.

— Мой сияющий свет, — повторил Стефан, ущипнув ее за щеку.

— Я жду ребенка, — прошептала она так тихо, что Стефану показалось, что это было дуновение ветра.

— Ты что-то сказала, Кэйт?

— Я ношу под сердцем твоего ребенка, — от души рассмеялась Кэтрин и обхватила его щеки своими маленькими ладошками. — Семя, которое было посеяно в черные дни, продолжало расти. Оно будет свидетельствовать о том, что наша любовь стремится к вечности. Я жду нашего ребенка, Стефан.

Его сильные руки сжимали ее в объятиях. Прижавшись к шее жены мокрыми от слез щеками, Стефан растворился в любви. Теперь его жизнь стала совершенной. Она замкнула свой круг. От смерти до рождения, от одиночества к любви, от темноты к свету.

— Я люблю тебя, Кэйт. И в моей жизни никогда не будет такого времени, чтобы я не любил тебя.

— Я знаю, — прошептала Кэтрин. Эту уверенность родила в ней любовь. Любовь, которая является величайшей жизненной силой.

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.