Вечером в Грейт Холле было шумно и весело. На празднество, которое устраивалось в честь Стефана и остальных победителей турнира, были приглашены и гости из Франции. Менестрель Дербонэ исполнял свои баллады, а жонглер развлекал собравшихся шутками и акробатическими номерами. Это было грандиозное пиршество, на таком Кэтрин оказалась впервые. Всю ночь она была в центре внимания троих мужчин. Стефан посылал ей влюбленные взгляды, напоминая о их первой встрече в харчевне, когда она танцевала и целовалась с ним, позабыв о страхе и хороших манерах. Он бесконечно благодарил ее за проявленную во время турнира наблюдательность, от чего девушка смущалась и заливалась краской.

Сеньору Дербонэ, поскольку он проиграл поединок, пришлось умерить свой сердечный пыл. Однако ему удалось настоять на танце с Кэтрин после трапезы.

Марлоу не подходил к девушке. Он наблюдал за ней. Что бы он ни делал, пил ли мед, танцевал или беседовал с рыцарями, его взгляд преследовал Кэтрин весь вечер. Девушка чувствовала себя неуютно, внезапный интерес Марлоу пугал ее, и она старалась все время быть поближе к Стефану.

Когда праздник закончился и в замке погас свет, Кэтрин уже засыпала. Неожиданно дверь в ее комнату распахнулась. Розмари вскрикнула от страха. Кэтрин села и, прикрывая грудь одеялом, вглядывалась в темноту. В коридоре, едва освещенном свечами, она видела неясные силуэты, но не могла рассмотреть непрошеных гостей.

— Это ты, Стефан? — прошептала она с надеждой, хотя по высокомерной осанке незнакомцев знала, что это не так. — Розмари, позови Европу.

Маленькая фигурка служанки исчезла за мужскими спинами. Один из них направился было за ней, но передумал, считая это несущественным для дела, которое привело их сюда.

— Пойдемте, миледи. Лорд Марлоу хочет вас видеть, — раздался неприятный грубый голос.

— В такое время? Вы шутите! — рассердилась Кэтрин.

— Это не шутка. Если лорд Марлоу чего-то желает, то лучше поторопиться. Он ждет вас в Грейт Холле.

— Что за глупость? — вслух возмутилась девушка. У Марлоу было достаточно возможностей поговорить с ней в более подходящее время. Она вдруг вспомнила его неотвязный взгляд во время праздника. Что он задумал?

— Я не пойду, пока мне не прикажет сэр Стефан, — продолжила Кэтрин и высокомерно добавила: — Я прощаю, что вы ворвались в мою комнату в такое время, хотя это неслыханная дерзость! И упаси вас Бог когда-нибудь повторить такое.

Тот из мужчин, который разговаривал с ней, сделал шаг в ее направлении. Девушка отодвинулась к изголовью кровати.

— Стефан здесь не хозяин, миледи. Вы поймете это сразу, как только умрет граф.

Кэтрин услышала в этих словах угрозу. Она не знала, какие козни плелись вокруг Стефана, и очень беспокоилась за него.

— А теперь собирайтесь и пойдемте, миледи. В противном случае, следуя приказанию лорда Марлоу, мне придется отнести вас в Грейт Холл.

С этими словами он направился к девушке. Не дожидаясь, пока он выполнит свое обещание, она повелительно вытянула руку вперед и приказала:

— Подождите за дверью!

Они неохотно покинули комнату. Кэтрин откинула одеяло и встала. Поскольку она спала обнаженной, ей пришлось в темноте разыскивать свой халат, который лежал в сундуке. Девушка очень надеялась, что ее появление опозорит Марлоу.

Она не стала убирать волосы, а просто откинула их назад. Золотистые локоны свободным каскадом струились по спине.

— Я готова. Можно ли идти, или вы желаете отнести меня?

Никакой реакции не последовало. Они молча повернулись и двинулись в путь. Один из них шел впереди девушки, другой сзади.

В коридоре их встретила Европа. Ее волосы, обычно аккуратно убранные сзади, теперь были растрепаны. Она вся дрожала от волнения. Она подбежала к девушке и прошептала:

— О, Господи, миледи, не нравится мне это. Марлоу не должен поступать таким образом. С ним что-то происходит. Когда я увидела его, то испугалась.

— Я уверена, что он никого не хочет обидеть, — сказала Кэтрин, чтобы немного успокоить Европу. Она сжала руку женщины и, гордо подняв голову, громко произнесла: — Я пойду к Стефану сразу же, как только Марлоу извинится за свою дерзость.

Когда они прошли через сводчатый проход и оказались в Грейт Холле, уверенность Европы пошатнулась. Марлоу сидел перед очагом на резном богато украшенном стуле. Рядом с ним стоял маленький столик с недоеденным ужином и кувшин с медом. В ногах свернулась калачиком гончая. Она лежала со скучающим видом, не реагируя на вульгарный хохот своего хозяина, на коленях у которого сидела молодая кухарка. Марлоу забавлялся, ощупывая своими грубыми руками ее привлекательные груди. Пальцы его были унизаны кольцами. Неподалеку, занятые своими разговорами, стояли несколько рыцарей.

Кэтрин вскрикнула и попятилась назад. Однако шедший позади нее сопровождающий стоял как стена, отодвинуть которую ей было не по силам.

— Кэтрин! — вскрикнул Марлоу и залился пьяным смехом. — Как хорошо, что ты пришла, хотя я даже и не мечтал о такой компании в этот час. Что привело тебя сюда так поздно? Или Стефан недостаточно хорош для тебя?

Все, кроме Европы и кухарки, которая тут же спрыгнула с его коленей и исчезла, впали в истерический хохот.

— Европа, — прошептала Кэтрин. — Я не выносу этого издевательства! Где Стефан? Он знает, что здесь происходит?

— Нет, но не бойтесь, миледи, — успокоила ее женщина. Она глубоко вздохнула и шагнула вперед. Европа смотрела на Марлоу, как посмотрела бы старуха Смерть. — Ты силой заставил Кэтрин прийти сюда, и я сама добьюсь у королевского судьи, чтобы тебя как следует наказали.

Марлоу презрительно взглянул в ее сторону, сделал глоток меда и сказал:

— Что за комар жужжит в моем замке? Поди прочь, толстая маленькая мошка, или я вытрясу из тебя всю душу.

Кэтрин, едва дыша, увидела, как всегда веселое лицо Европы заливается пурпурным цветом.

— Клянусь любовью к Господу нашему, Христу, что не знаю, чью желчь ты пил в детстве, Марлоу. Я всегда стремилась быть беспристрастной к тебе, но не более того. У тебя пока нет прав вести себя здесь подобным образом.

— Твой болтливый рот способен еще на что-нибудь, кроме, как сотрясать воздух? — усмехнулся Марлоу, довольный своим остроумием. — Нет, по моим меркам ты слишком стара и вся в морщинах. Иди спать, Европа, ты утомила меня.

— Пойдемте, миледи, — сказала Европа, еле сдерживая ярость, — я вернусь в спальню только с вами вместе.

— Нет, — вскричал Марлоу, разъярившись не на шутку. — Ботвелл, приведи миледи ко мне. Крамер, закрой рот этой надоедливой болтунье, — приказал он солдатам.

— Стефан узнает об этом, Марлоу. И, как только это случится, твоя кровь окажется на его мече. — Европа разрыдалась от бессилия.

— В конце концов, всем хорошо известно, как Стефан обычно пользуется своим мечом, — самодовольно произнес Марлоу.

Когда девушка остановилась в нескольких шагах от него, он пододвинул ей стул.

Кэтрин сидела неподвижно. Несмотря на кипевшую внутри ненависть и страх, ей было приятно сидеть у теплого очага. Каменный пол казался ей горячим по сравнению с ледяными туфлями, и она позволила себе ступить босыми ногами на горячие камни, хотя руки по-прежнему были сжаты в маленькие кулачки.

— Что заставило вас вызвать меня, лорд Марлоу? Я, молодая и наивная девушка, пришла сюда по прихоти такого благородного человека, как вы. Однако теперь у меня достаточно причин, чтобы сожалеть об этом. Ваше поведение непристойно. И я молю Бога, чтобы графиня не узнала об этом. Моя честь не запятнана позором. Я и впредь собираюсь беречь ее, и не желаю, чтобы слуги перешептывались об этой ночной встрече.

Сцепив театральным жестом руки в замок, Марлоу с нарочитым восхищением изрек:

— Очень красиво сказано, Кэтрин. Твое негодование впечатляет, но еще большее впечатление на меня производят твои волосы.

Говоря это, он неожиданно схватил прядь ее волос и намотал ее на руку. По его красивому лицу блуждала отрешенная улыбка, видно, он выпил слишком много медового вина. Хотя Марлоу вызывал у нее отвращение, она не могла не заметить его сходства со Стефаном — такие же ярко-голубые глаза и высокие скулы. Но как различны были их души!.. Когда Стефан не иронизировал, то излучал силу. От Марлоу же исходило безумие, сдерживаемое только необходимостью создавать видимость благородства и самообладания.

— Какой необычный цвет волос, — мягко произнес он, касаясь пальцами ее шеи.

Европа не выдержала.

— Убери свои руки, негодяй, — закричала она, пока Крамер рукой не закрыл ей рот.

— Не смей прикасаться ко мне, — прошептала Кэтрин, вставая.

— Конечно же, я не буду прикасаться к тебе. — Марлоу облокотился на спинку стула и вытянул ноги, возложив их на гончую. — Оставьте нас! — Приказал он рыцарям.

Те кивнули и, напевая какую-то непристойную песенку, покинули комнату.

— Ну, что ж. Теперь мы одни. А Крамер и Ботвелл для меня, как братья. Намного ближе, чем Стефан. Они ничего никогда не расскажут, так что можно их не бояться. А пригласил я тебя для того, чтобы не поставить в затруднительное положение при жене и Стефане.

Серьезные нотки в его голосе насторожили девушку.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

Марлоу потер руки и причмокнул губами, словно подыскивал слова.

— Я крайне озабочен твоими поступками. И хотя именно отец выбрал тебя в жены Стефану, но графом скоро стану я. Поэтому я обязан внимательно проверить каждого, кто желает стать членом нашей семьи.

Чувствуя изнеможение, Кэтрин встала. Ей стало скучно. Она равнодушно взглянула на Марлоу, зеленые глаза смотрели безразлично.

— Значит вы пригласили меня, чтобы обсудить мою родословную? Я по-прежнему дочь барона. И, надеюсь, это очевидно для всех. Я не стыжусь своего происхождения, а, естественно, горжусь им. Благородство, лорд Марлоу, приходит не с титулом, оно живет в душе человека.

Выпад Кэтрин не остался незамеченным. Марлоу помолчал, а затем улыбнулся одним ртом. Глаза его оставались грустными.

— Я вижу, ты наслушалась возвышенной философии моего братца. Мы это немедленно сообщим куда следует. Но кое-что беспокоит меня намного больше.

Марлоу подошел к столу и схватил в руки небольшой сверток, которого Кэтрин не заметила раньше. При этом его движения были настолько неосторожны, что он уронил на пол кубок с медом. Подбрасывая в руке кожаный мешочек, он холодно спросил:

— Знаком ли вам эта вещица, миледи?

Это был мешочек с травами, который она дала Констанции. Девушка сжала губы и снова села. Это был удар. Неужели Констанция успела все разболтать? Кэтрин не столько испугалась угроз Марлоу, сколько была огорчена предательством женщины. Ей уже казалось, что тонкая нить взаимопонимания протянулась между ними. Но, видимо, она обманулась в своих ожиданиях.

— Что означает ваше молчание, да или нет? — продолжал Марлоу. — Вы знаете, что за колдовство людей сжигают на кострах?

— Какое же здесь колдовство? — рассмеялась девушка, иронически нахмурив брови.

— В этом мешочке травы, запах и вкус которых мне не знаком. Я опасаюсь, это колдовская смесь.

— Разве я нахожусь на судебном разбирательстве? — парировала Кэтрин.

— Конечно же, нет. — Марлоу лениво растянулся на стуле. — Однако колдовство — это ересь.

— Инквизиция не осмелилась прийти в нашу страну. Уж не собираетесь ли вы выступить как ее представитель?

— Я думаю, в этом нет необходимости. Наш мудрый архиепископ позволил инквизиции действовать в Англии, и теперь наши епископы могут вести свое собственное расследование. Колдовство — самое страшное преступление перед Богом.

— Я не колдунья, — сказала девушка. Беседа принимала неожиданный поворот. Кэтрин и не думала, что когда-либо придется защищаться от столь нелепых обвинений. Мир на самом деле сошел с ума после чумы.

— Значит, вы отрицаете, что дали эти травы моей жене? — В его глазах горела ярость.

Кэтрин беспомощно взглянула на Европу, но женщина ничем не могла помочь. Ее рот был по-прежнему зажат рукой Крамера. В глазах горел огонь ненависти. Единственное, что она смогла, так это отрицательно покачать головой.

— Если не вы сделали это, то кто же? Элизабет? — Марлоу многозначительно взглянул на Кэтрин. — Я слышал, вы недавно ездили к ней. Уже давно поговаривали, что Элизабет колдунья.

У Кэтрин появилось тяжелое предчувствие.

— Ботвелл, — продолжил Марлоу, — поезжай в Даунинг-Кросс и привези сюда Элизабет. Потом отведешь ее к епископу и скажешь, что она колдунья. Оставишь в церкви пожертвование.

— Нет! — Девушка вскрикнула так пронзительно, что Ботвелл остановился. — Это несправедливо. Элизабет ни в чем не виновата!

— Женщина всегда виновата! — со злостью ответил Марлоу. — Это Ева уговорила Адама согрешить! Женщины принесли гибель в этот мир. Они грешны от рождения.

— Ты — единственный, кто позорит имя Бартингэма. — Кэтрин говорила, нисколько не задумываясь о том, что Марлоу может и отомстить. — В тебе нет ни капли благородства, которое есть в твоем брате. Судьба слишком благосклонна к тебе, ты недостоин графского титула. Но жизнь не всегда беспристрастна. И лучшим свидетельством тому была чума.

Ее слова попали в цель. Губы Марлоу шептали проклятья.

— Марлоу, что здесь происходит? — раздался внезапно женский голос.

Все повернулись к двери. На пороге, закутанная в одеяло, стояла Констанция. Ее длинные волосы были распущены по спине. Она удивленно взглянула на Крамера и Европу, с подозрением посмотрела на Ботвелла и, наконец, устремила полный недоумения взор на Марлоу и Кэтрин.

— Что ты здесь делаешь, Марлоу? — испуганно спросила женщина и неуверенно шагнула вперед.

— Неужели ты соскучилась без меня в постели, дорогая? — с сарказмом поинтересовался он. — Не могу сказать, что я у меня сегодня есть настроение для нежностей.

— Почему здесь нет Стефана? — не отступала она.

Кэтрин пыталась привлечь к себе внимание женщины, но злые глаза Констанции были прикованы к Марлоу.

— Стефана нет потому, что он спит. И мне не хотелось бы его тревожить. Я только пытался выяснить у Кэтрин, кто позволил ей дать тебе эти очаровательные травки?

Констанция взглянула на мешочек и, выхватив его из рук Марлоу, прижала к груди, словно любимое дитя.

— Где ты взял это? — прошипела она. — Неужели кто-то из твоих приспешников обыскивал мою комнату?

— Значит, получила это от Кэтрин?

— Нет, — спокойно ответила Констанция. Хладнокровно взглянув на девушку, она добавила: — Эта маленькая эгоистичная дрянь ничего не давала мне.

Кэтрин была настолько увлечена спектаклем, который разыгрывала Констанция, что даже не рассердилась за несправедливые слова. Она наконец поняла, что совсем не знает эту женщину.

— В этом мешочке, — спокойно продолжала Констанция, — я храню засушенные цветы, Марлоу, а не колдовские травы.

От неожиданности он вскочил. Его лицо выражало недоверие и разочарование.

— Засушенные цветы?

— Да. Каждый раз, когда ты дарил мне цветы, — мастерски продолжала играть свою роль Констанция, — я сушила их и хранила в этом мешочке. Как видишь, за пятнадцать лет я смогла собрать совсем немного.

В мерцании свечей Кэтрин рассмотрела в ней то, чего не замечала прежде. Чувство собственного достоинства делало ее лицо почти прекрасным.

— Но они пахнут иначе, чем те, что я дарил тебе, — возразил Марлоу. Он подошел к ней вплотную и зло прошипел: — Если ты покрываешь колдунью, то заплатишь за это.

Женщина тихо потупила взор.

— Ты же знаешь, я никогда не пойду против тебя. Я говорю правду.

Марлоу был настолько разочарован неожиданным вмешательством, что яростно сжал кулаки.

— Мне надоела эта болтовня. — Он повернулся к Кэтрин. — Но я не пожелаю вам спокойной ночи, пока не предупрежу о том, что ждет вас после свадьбы.

Кэтрин напряглась.

— Я вижу, ваши глаза ожесточились! Стефан, конечно же, хвастал своим благородством, не так ли? — Марлоу положил руку на спинку ее стула и почти прошептал: — О том, что наша мать его не любит, а меня боготворит? И вы умираете от жалости к нему, как все женщины, которые были у него до вас? Может быть, он говорил вам о любви и чести? Так знайте, что он всегда с легкостью произносил красивые слова!

Кэтрин онемела. Она не понимала, откуда Марлоу мог знать, о чем рассказывал Стефан? Ее уверенность пошатнулась.

Европа видела, что Кэтрин нуждается в помощи, но ее слова заглушила огромная рука Крамера. Констанция нервно вздрогнула.

— Вы будете это отрицать? — настаивал Марлоу, все больше возбуждаясь. Его слова, казалось, царапали нежную кожу девушки.

Кэтрин молча кусала губы. Боясь посмотреть Марлоу в глаза, она терла на халате маленькое пятнышко.

— Конечно же, ты не станешь этого отрицать! — продолжал Марлоу. — Не стоит обманываться философскими бреднями моего братца. Я слышал его любовные клятвы, после которых он тут же отправился во Францию, где развратничал с двумя или тремя шлюхами одновременно.

— Держись, Кэтрин! — убитым голосом сказала Констанция.

Марлоу не обратил никакого внимания не жену, он наслаждался достигнутой целью. Он видел, как роза увядает, и продолжал:

— Он не любит тебя и вообще не знает, что такое любовь. Ему лишь нравится облекать все в красивые формы и слова. Единственное, чем я отличаюсь от него, что не болтаю о таких понятиях, как верность и любовь. И в этом я честен.

Проследив за полетом ястреба, Марлоу подошел к девушке и крепко обнял ее. Кэтрин качало от головокружения, и все попытки оттолкнуть его были тщетны.

— Кэтрин, — настойчиво прошептала Констанция, не думая об унижении, которому подвергал ее муж. — Помни, без этого — мы ничто.

Марлоу не понял скрытого смысла этой фразы.

Забыв об оскорблениях, которые нанесла ему девушка, он смотрел на нее с вожделением. Он приник к ее рту и настойчиво пытался раздвинуть языком ее губы.

Изо все сил Кэтрин отталкивала его, но Марлоу не отпускал ее. Его не интересовала ни ее честь, ни добродетель, ни оскорбленное достоинство жены. Когда Кэтрин начала задыхаться, у нее не было другого выхода, как укусить его. На его губах показалась кровь.

— Ты — дьявол! — взревел Марлоу, схватившись за рот. — Ты укусила меня! Такого не позволяли себе даже французские шлюхи! Я не прощу тебе, девка, такого неуважения ко мне! Скоро ты узнаешь, кто хозяин этого замка, и будешь ползать на коленях, моля о прощении.

С этими словами он толкнул девушку на пол. Желая помочь, Констанция опустилась возле нее на колени.

— Лорд Марлоу! — Под арочным сводом Грейт Холла стоял Рамси. Его лицо было искажено маской ужаса. Рука лежала на рукояти меча. За его спиной стояли несколько вооруженных солдат. — Что здесь происходит? Ваш отец при смерти! Вы позорите его честь.

Марлоу отступил.

Стефан вбежал в Грейт Холл через несколько мгновений. Его грудь была обнажена, а на плечах висел наспех накинутый плащ. Он смотрел на открывшуюся ему сцену и не верил своим глазам. Каждый мускул его тела вздрогнул и напрягся, глаза зажглись неистовой яростью.

— Милорд! — раздался из коридора голос бегущего Гиля. — Граф пришел в сознание! Он зовет сэра Стефана.

Стефан смотрел на распростертую на полу Кэтрин. Европа рыдала и молила его о прощении.

— Рамси! Немедленно пошлите в покои отца своих людей и поставьте караул у двери, — распорядился он.

Марлоу тем временем присоединился к Крамеру и Ботвеллу.

— Это мой замок, Рамси, — сказал он. — И запирать дверь в покоях отца позволено только Стефану. — С этими словами он поспешил за своей охраной. Констанция в слезах убегала прочь.

— Кэтрин! — Стефан подбежал к девушке и бережно поднял ее с пола. — С тобой все в порядке?

Девушка отступила. Словно цветок, склонившийся от ветра, она искала его глаза, остро нуждаясь в их небесной голубизне.

— Я боялась, ты никогда не придешь, — сказала Кэтрин, а про себя подумала: «Мне казалось, ты покинул меня». — Иди к отцу, Стефан. Европа позаботится обо мне.

— Подожди меня здесь. Если отец в сознании, я хочу, чтобы ты была рядом со мной. — Услышав лязг металла, Стефан устремился в покои отца. — Я скоро вернусь.

Девушка стояла в тишине, вытирая испачканные губы и слезы унижения. Марлоу опустошил ее душу. Не столько поцелуем, сколько словами. Стефан предупреждал, что нельзя верить брату. Но о том же предупреждал и Марлоу. Кому же из них можно верить?