Они оставались у клетки, пока небо не затянулось тучами. Поднялся холодный порывистый ветер. Мужчины отправились осматривать поместье, а Кэтрин вернулась в дом, где ее с нетерпением ждала Элизабет.

Добродушно улыбаясь, старая женщина напомнила девушке о ее просьбе и с гордостью отвела ее в комнату, где сушила свои травы. Травы и ягоды наполняли все вокруг чудесным ароматом. Кэтрин глубоко вдохнула.

— Какой сильный успокаивающий запах, Элизабет, — сказала девушка. Ее ноги, обутые в кожаные туфли, без усилий двигались по изношенным половицам. Она с любопытством рассматривала подвешенные к потолку сухие букеты, придающие помещению оранжево-золотистые цвета. Маленькие бочонки были аккуратно расставлены на деревянных полках, закрепленных вдоль каменных стен. В середине комнаты стояли открытые бочки, доверху наполненные сушеными ягодами, фруктами и садовыми растениями. — Этих приправ вам хватит на всю жизнь! — восхищенно заметила Кэтрин. Она подошла к бочке с укропом и с удовольствием зачерпнула рукой горсть ярко-зеленого растения.

— Это моя гордость и радость, — сказала Элизабет, обойдя помещение кругом. С нескрываемой любовью она смотрела на травы, терпеливо собранные ее руками. Приглушенный луч света, струившийся через высоко расположенное окно, освещал довольное лицо старой женщины.

— Раньше все бочки были переполнены травами. Но на вяленую говядину уходит так много всего. И порой мои запасы исчезали прямо на глазах… Во время чумы я перепробовала каждое средство, множество смесей трав и корней, чтобы приготовить хоть какое-то лекарство от смерти. Но ничто не помогло.

— Да, чтобы избавиться от чумы, потребовалось бы чудо, — сказала Кэтрин с грустным вздохом. И добавила с надеждой: — У вас найдется что-нибудь для женщины, которой не удается выносить ребенка?

— Да, — прошептала старая женщина. В глазах, окруженных сетью морщин, зажегся огонек. Глядя на фигуру, окутанную полумраком, и седые волосы, уложенные в узел, можно было принять ее за старую ведьму. Но лицо Элизабет озарялось беспредельной добротой и любовью. Мудрость и тайна волшебства вспыхивали в ее молочно-серых глазах, подобно манящим драгоценным камням. В игре света и тени она была похожа на земную мать-целительницу. Такова была глубина и сила ее духа.

Почему-то в присутствии Элизабет в Кэтрин оживали воспоминания, уносящие ее в детство, к тому периоду жизни, когда дети поклоняются больше Богу, чем земле, и тайна окружает их каждый день. Девушка ясно вспомнила случай, который произошел с ней, когда ей было лет пять. Одним весенним утром она играла на полянке недалеко от поместья Шелби. Неожиданно перед девочкой появилась цыганка. Лицо ее было подобно высушенной сливе, а лысеющая голова обмотана рваными тряпками. Изо рта вылетали нечленораздельные звуки. Кэтрин подумала, что старая ведьма пьяна. Но что-то в глазах старухи говорило о мудрости и невысказанном предвидении. Девочка без опасения взяла протянутую ей костлявую руку, и они молча уселись на густую зеленую траву. В торжественной тишине Кэтрин вдруг ощутила волшебную силу, исходящую от старой женщины. Ей хотелось, чтобы это мгновение тянулось бесконечно. Но внезапно рука цыганки обмякла, и хриплый звук вырвался из ее горла. Глаза потухли и застыли. Старуха умерла. Она вовсе не была пьяна. Кэтрин не успела ни попрощаться с ней, ни узнать ее имени. Осознав, что произошло, она вскочила и кинулась прочь. Горечь сожаления, что ничем не смогла помочь старой женщине, не спасла ее, жгла девочке душу.

Это тяжелое воспоминание заставляло Кэтрин с тех пор поступать так, чтобы не сожалеть о том, что вовремя не пришла на помощь.

— Мне нужно лекарство, чтобы помочь одной женщине выносить ребенка.

— У меня есть и такие травы. Их секрет рассказала мне мать. Их нужно смешать в правильной пропорции с листьями сушеного тысячелистника.

Элизабет торжественно приступила к работе. Ловкими руками она насыпала небольшие порции трав из бочек в чашу. И, опрыскивая листья водой, шептала заклинание:

— Великая Богиня Земли, Мать природы, помоги мне исцелить и дать здоровое потомство той, кто выпьет это лекарство. Я молю, чтобы это чудо свершилось.

Кэтрин смотрела на ритуальные движения старой женщины, как завороженная. Озноб бил ее тело.

— Вы говорили, что вы — не ведьма, — еле слышно прошептала она, когда встретилась с Элизабет взглядом. — А сами молитесь языческой богине! Я ничего не понимаю.

Женщина накрыла чашу грубой тканью и протянула ее Кэйт.

— Не бойся, я — не ведьма. Но в том, что я делала, есть кое-что от языческих заклинаний. В них мудрость столетий. Вопреки запретам Церкви, все, что есть у нас в жизни, дает нам Земля.

С этими словами Элизабет улыбнулась и потрепала девушку по щеке.

— Здесь, — указала она на чашу, — находится то, что дала нам Мать-земля. Насыпьте немного смеси в кипящую воду и дайте настояться. Этот отвар нужно пить каждый день до тех пор, пока не почувствуете, что ребенок зашевелился. Я уверена, что это поможет.

Старая женщина подошла к другой бочке и достала из нее сухие цветы, листья и ветки. Все это было быстро уложено и завернуто в разные тряпицы. Четкие и стремительные движения рук говорили о многолетней привычке.

— Если однажды вы почувствуете слабость, то смешайте эти черные листики с листьями лабазника. Сделайте настой и выпейте.

Кэтрин взяла травы и прижалась щекой к морщинистому лицу старой женщины.

— Я очень вам благодарна. Это вселяет в меня надежду. Лекарство поможет сотворить настоящее чудо, которое вы и представить себе не можете.

— Я очень рада, что вы хотите родить ребенка Стефану и так беспокоитесь об этом, — удовлетворенно улыбнулась Элизабет.

— О! — выдохнула Кэтрин, сообразив, что старая женщина неправильно поняла ее. Она так растерялась, что не знала, как исправить это недоразумение. — Я… не… лекарство нужно не мне, а Констанции. Если я смогу ей помочь, то она перестанет ненавидеть меня.

Элизабет кивнула, но было очевидно, что сомнения не покидают ее. Она смотрела на девушку проницательным взглядом. После долгих колебаний Кэтрин улыбнулась.

— Да, меня волнует Стефан, — произнесла она вслух свои сокровенные мысли, — хотя сама не знаю почему.

Ее тихое признание прошелестело, подобно мягкому бризу, тронувшему подвешенные к потолку сухие травы. Кэтрин не хотела, чтобы Стефан узнал, насколько она беспокоится о нем. Она не была уверена, к чему приведет такая осведомленность.

Элизабет тяжело вздохнула. Интуиция подсказывала ей, что девушка недоговаривала.

— Он не знает? — осторожно спросила она.

— Нет, Элизабет. — Сердце Кэтрин громко стучало в груди. — Я не хочу, чтобы он знал, пока я сама не пойму, что со мной.

— Любовь нельзя понять, миледи. Любовь — это драгоценный подарок, который надо принимать с радостью и благоговением.

— Вы говорите непостижимые для меня вещи, — ответила девушка. — Я хотела ненавидеть Стефана, а встретила лишь благородство и нежность… О Всевышний! — Она закрыла глаза. — У смертного ложа своего брата я поклялась посвятить свою жизнь молитвам. Но стоит появиться Стефану, я обо всем забываю.

Кэтрин открыла глаза. Взгляд ее был полон замешательства.

— Он хочет, чтобы я слепо верила ему, но так и не объяснил, почему убил сэра Роби. Джордж говорил, что Стефан — негодяй, и все же… мне не верится.

— Тогда доверьтесь сердцу и собственной мудрости. Это первый шаг навстречу любви, — уверенно сказала Элизабет.

Простые истины, о которых она говорила, волновали Кэтрин. В глубине души она наконец признала, что их хрупкие отношения со Стефаном — не что иное, как любовь. И от этого признания, которое далось ей с таким трудом, ее бросило в дрожь. Опасения, надежда, страх и восторг — все эти чувства, побеждая попеременно, боролись в ее сердце.

— Я не люблю Стефана, — сказала Кэтрин неуверенно. — Мне небезразлично, как он относится ко мне, но это еще не любовь.

Элизабет терпеливо улыбнулась.

— Тоска, которая звучит в вашем голосе, заставляет сомневаться в истинности этих слов.

Мягкий свет струился через ставни, освещая пыльный воздух комнаты. Закрыв глаза, Кэтрин прошептала, словно в забытьи:

— С таким сердцем, как у меня, я никогда не смогу открыться мужчине. И если мне суждено полюбить, то только человека, похожего на Стефана. Но невозможно умирать от любви к своему мужу!

— Бог с вами, миледи! Если нельзя любить своего мужа, то кого же тогда любить? Другого мужчину?

— Конечно же нет, Элизабет! — Кэтрин в недоумении взглянула на нее. Помолчав немного, она грустно добавила: — Но однажды муж сорвет нежный пьянящий цветок и, вдоволь налюбовавшись на него, отбросит его в сторону без сожаления. Кроме того, он смертен так же, как и те любящие, которых мы оплакивали. Я в своей жизни пролила немало слез, теряя близких людей.

Элизабет перекрестилась. Обняв девушку, она прижала ее к себе.

— Миледи! Не говорите так. Вы молоды, и вся жизнь у вас еще впереди! В браке не всегда можно рассчитывать на любовь, но надеяться на это нужно. Дайте своему сердцу возможность заговорить! Любовь — это единственное, что не покидает нас в тяжелые времена. Без любви мы — ничто!

Под воздействием ее настойчивых уговоров, Кэтрин мягко улыбнулась.

— Хорошо, Элизабет! — неохотно кивнула она. — Я буду надеяться на любовь, если это в самом деле так важно, как вы говорите. И тогда, может быть, стрелы Купидона пронзят меня, хотя я пытаюсь спрятаться от них.

Старая женщина удовлетворенно хлопнула в ладоши.

— У любви своя дорога. Вы еще вспомните мои слова!

Когда мужчины вернулись в дом, солнце уже садилось, оставляя красные следы лучей на потемневших облаках.

Стефан зашел на кухню, обняв Джона за плечи. Он, как всегда, был прямодушен и решителен. Подмигнув Кэтрин, он сразу же объявил, что они остаются ночевать в Даунинг-Кросс. Неважно, что прежде они собирались вернуться к вечеру в Блэкмор, никакой необходимости на самом деле в этом нет. Тем более что никто не хочет, чтобы они уезжали. И в первую очередь — Элизабет, которая весь день готовила к их приезду гуся со сладкой пшеничной кашей.

Кэтрин кратко возразила. Да, ей тоже радушный прием Джона и Элизабет больше пришелся по душе, нежели атмосфера в Блэкморе, но ее беспокоило, как отнесется ее новая семья к столь легкомысленному поведению накануне свадьбы.

Стефан в ответ заверял девушку, что никто из семьи даже не заметит ее отсутствия. При этом он опирался на поддержку Джона, который знал нравы их семьи, как никто другой. Но если бы до того дошло, то Стефан сам поручился бы за честь Кэтрин. Говоря это, он подмигивал Джону, который неодобрительно цокал языком. Девушку оказалось нетрудно удивить, так же как и Джеффри.

Восхитительный запах жареного гуся разносился по всему дому. И немного позже они уже сидели за столом, расхваливая кулинарные способности Элизабет.

Весь вечер Кэтрин наблюдала за Стефаном. В голову пришла мысль, что все-таки она недооценивала его. Неиссякаемый юмор, негодование, нежность и страсть — его чувства одинаково предназначались для всех собравшихся в этом доме. Когда-то ей показалось, что Стефан презирает бедняков. Таким жестоким и высокомерным проявил он себя по дороге в Блэкмор, когда ей захотелось накормить нищих. Но сегодня девушка видела его в ином свете. Он любил этих людей. Если бы не чрезмерная настороженность, он был бы необычайно привлекательным человеком.

Когда Элизабет убрала со стола, за которым они ели гусятину, Кэтрин встала и сообщила, что хочет спать и готова удалиться ко сну. Элизабет показала ей наверху комнатку, похожую на маленький будуар. Этим помещением давно никто не пользовался. И если бы не большой тюфяк, набитый перьями, брошенный у камина, да деревянный стул, оно казалось бы пустым.

Кэтрин позаимствовала одну из старых одежд леди Мэлори, и одиннадцатилетняя сестра Коллума помогла ей раздеться, после чего быстро убежала прочь. Девушка аккуратно повесила на стул свои вещи и надела ночную рубашку. Завернувшись в теплое одеяло, она села перед огнем, скрестив ноги. Она смотрела на огонь, воскрешая в памяти события прошедшего дня.

«Без любви — мы ничто», — вспомнились ей слова Элизабет. Это звучало романтично, но непонятно. Обдумывая слова старой женщины, она заворожено глядела на слабые голубые язычки пламени. Едва заметные, они настойчиво обжигали горящие бревна, рождая сильный желтый огонь. Эти желтые языки взлетали в воздух с таким же бесстрашием, с каким Стефан шел по жизни. Но вместе, и синие и желтые, смешиваясь между собой, вели в ад.

— Тебе здесь удобно?

От неожиданности девушка вздрогнула и прижала руки к груди.

Стефан стоял, небрежно прислонившись к двери, и улыбался. Он не хотел напугать Кэтрин, Испуг, вспыхнувший в ее глазах, сменился удивлением и наконец радостью. Этого было достаточно, чтобы его сердце запылало страстью. Он с восхищением смотрел на девушку, желая навсегда запечатлеть в памяти ее образ. Образ, словно сошедший с портрета, написанного пастелью. Рассыпанные по спине вьющиеся волосы отливали золотом, а бархатные щеки раскраснелись от близости огня.

Кэтрин наконец нарушила молчание:

— Меня все вполне устраивает, Гай.

— Мне нравится, когда ты так называешь меня.

Девушка улыбнулась:

— Я рада, что доставила вам удовольствие, милорд!

Она смотрела на его могучую фигуру, источающую мужскую силу и энергию. Янтарные вспышки пламени освещали шею и, казалось, высеченные резцом мышцы плеч. Одетый приблизительно так же, как в их первую встречу на постоялом дворе, Стефан снова был похож на того неопрятного разбойника, который откровенно разглядывал ее. Чувство стыда охватило Кэтрин, и она опустила глаза.

Ее молчание смутило Стефана. Он знал многих женщин, но никогда прежде его не беспокоили их душевные порывы. А целомудрие Кэтрин разбудило в нем страстное желание доказать ей, насколько желанны мужские объятия для любой женщины.

— Не бойся меня, Кэтрин. Я зашел только погреться у твоего огня.

— А я и не боюсь, — поспешно опровергла она его предположение. Конечно, Кэтрин боялась, но не хотела показывать своего страха. Пряча страх за улыбкой, она бесстрашно взглянула на Стефана. — Проходи, Стефан! И присаживайся у огня. Если верить тебе же, то пока любовь согревает мое сердце, честь не пострадает от того, что ты сидишь на моей постели. Я надеюсь, ты помнишь, как сказал это, штурмом ворвавшись в мою спальню.

Стефан улыбнулся с чувством глубокого удовлетворения. Присев на край тюфяка, он сказал:

— Да. Однако ты сказала намного больше, чем я надеялся. Я имею в виду — любовь в твоем сердце. И даже готов на какое-то время уединиться безо всяких скандалов и ссор.

— Тебе не надо так плохо думать обо мне, — спокойно ответила Кэтрин и повернулась к огню.

Стефан не сомневался, что девушка была девственницей. Если не физически, то в душе. И даже если он сейчас получит в награду то, о чем мечтает, то все равно не сможет стать хозяином ее сердца. Но именно об этом он мечтал больше всего на свете.

— Огонь необычайно важен в нашей жизни, — сказал Стефан, протягивая руки к янтарным языкам пламени. — Однажды, когда мне было лет пять, мама позвала нас с Марлоу к себе в спальню. Брат с детства был ее любимцем. С тех пор, как она выхаживала его день и ночь, когда он едва не умер от лихорадки, между ними возникла непостижимая связь. Но изредка мама впускала и меня в их тайный мир. И тогда мы сидели у огня возле ее ног, слушая сказки о Мерлине, Артуре и Джиневре. Я, конечно же, был Артуром, а Марлоу — Модредом.

— Подходящее сравнение. В Марлоу нет и намека на то благородство, что я чувствую в тебе.

От нежности, с какой девушка произнесла эти слова, у Стефана перехватило дыхание.

— Мужчина с мечом, Кэйт, может захватить город и сжечь его. А женщина, у которой в сердце горит любовь, может возродить народ из пепла. Не стоит недооценивать свою силу.

Он откинулся на тюфяк и рукой притянул девушку к себе. Прикоснувшись к ее щеке, Стефан прошептал:

— Ты все же веришь мне?

Кэтрин взглянула на него. В глубине ее глаз трепетало чувство, подобное свежей росе, вздрагивающей на лепестках распускающегося цветка.

— Да, я верю тебе, — прошептала девушка, скользя взглядом по его влажным мягким губам. Тихий стон невольно вырвался из ее груди. Кэтрин нахмурилась. — Да, я верю тебе, но ты ответил не на все мои вопросы.

— Спрашивай, любовь моя, — нежно сказал Стефан, дотрагиваясь до ее щеки, — я отвечу, если смогу.

Девушка колебалась. Она чувствовала себя предательницей по отношению к человеку, которого сама считала воплощением добра, в объятиях которого мечтала оказаться. Но она должна была развеять все свои сомнения. В отличие от Констанции, она хотела знать правду.

— Я должна знать, почему ты убил сэра Роби. Это произошло в порыве ярости или это был благородный поединок при свидетелях и пажах?

Стефан медленно сел. В его глазах зажегся стальной блеск.

— Мы были одни, — начал он, глядя на огонь, — в одном из погребков Лондона. Никаких свидетелей не было. Это не был рыцарский поединок, как ты надеялась услышать, но справедливое сражение. Я владел мечом лучше, и он погиб. Можешь ли ты судить меня за это?

Стефан взглянул на Кэтрин и вздрогнул. Она смотрела на него так, как обычно смотрела на Марлоу — в потемневших глазах и холодном лице читалось осуждение. Нет, он не мог потерять ее из-за ее странных представлений о жизни, тем более теперь, когда они зашли уже так далеко.

— Я не такой, как мой брат, Кэтрин.

— Знаю, — печально ответила она. — Я никогда не перепутаю вас.

«Я уже влюблена в него, а ведь брат предостерегал меня», — подумала про себя Кэтрин.

Дрожь била ее тело. Обхватив себя руками, она подошла к очагу.

— Я нарушила все обещания, которые дала Джорджу, человеку чести. Я поклялась, что вечно буду молиться за его душу. Но тогда я тебя не знала, Стефан.

Кэтрин повернулась и посмотрела на него, — упрек читался в ее взгляде. Она ненавидела себя за те чувства, которые он вызывал в ней. Даже все зная, она не могла избавиться от его чар.

— Кэтрин, — страстно прошептал Стефан. — Я клянусь тебе, в моем прошлом нет ничего дурного. Только твое сердце сможет правильно судить обо мне. Но я хочу, чтобы ты поняла. — Правда была на моей стороне, когда я убил Роби.

Девушка кивнула и, стремительно приблизившись, взяла его за руку.

— Я хочу верить тебе, Гай, — искренне прошептала она. — Мне так важно знать, что твоя честь незапятнана. Я не хочу жить, как Констанция. И не смогу жить с дьяволом.

Сердце Стефана сжалось от горя.

— О, женщина, — простонал он, — неужели я стал причиной твоих нелепых опасений?

Он заключил Кэтрин в объятия.

— Я никогда не буду обращаться с тобой, как Марлоу со своей женой! Я всегда буду оберегать тебя! И твоя жизнь не превратиться в кошмар! — бормотал он ей на ухо, трепетно и нежно целуя уголок атласных губ.

От этого поцелуя девушку бросило сначала в холод, потом в жар, и странная истома внезапно охватила все ее тело.

— Да, моя любовь. Моя сладкая любовь, — шептал Стефан, чувствуя, как в ней пробуждается желание. Его губы блуждали по изящным изгибам шеи. Откинув голову, Кэтрин принимала ласки со стоном наслаждения. Желтые и голубые языки пламени поднимались все выше. Стефан наконец разжег в ней факел огня, который сжигал его сердце.

Словно вернувшись на землю, девушка обеими руками оттолкнула Стефана. Задыхаясь, она смотрела на него удивленно, и в то же время с сомнением. И вдруг хихикнула, как ребенок. Даже когда на глаза навернулись слезы, она продолжала неестественно смеяться, прикрывая рот ладонью.

— Я горю, словно в огне, — шептала Кэтрин сквозь слезы. — Что ты со мной сделал? — Смех сменился рыданиями. — Я боюсь тех чувств, что ты вызываешь во мне, — всхлипывала она. — Помоги мне, Стефан! Мне страшно!

— Не бойся, дорогая. Клянусь, что никогда не обижу тебя!

— Я столько страдала во время чумы, что казалось, все чувства умерли в моем сердце, а жизнь закончилась. Но ты возродил во мне любовь! Я ожила, и сердце оттаяло.

Кэтрин подтянула колени к груди. Обхватив их руками, она тихо плакала, раскачиваясь из стороны в сторону.

Слезы сострадания блеснули в глазах Стефана, но он не посмел прикоснуться к ней в эту минуту.

Наконец девушка успокоилась. Всхлипнув последний раз, она вытерла ладонями глаза и провела пальцем под носом. Взглянув на Стефана, словно раздраженный ребенок, она спросила:

— И все-таки я должна знать, почему ты убил сэра Роби. И не рассчитывай, что, обессилев от желания, я забыла об этом!

— О, дьявол! — пробормотал он. Беспомощно рассмеявшись, Стефан тряхнул головой. — Я не могу это обсуждать с тобой.

— Если ты доверяешь мне, то сможешь, — настаивала девушка.

— Нет, все слишком сложно.

— Но как же в таком случае я могу доверять тебе! — в ее голосе звучало негодование. — Ты хочешь, чтобы я верила, не задавая вопросов и не получая ответов?

— Да, женщина, я хочу именно этого, — ответил Стефан. Его голос был холоден, как сталь меча, мелькнувшего в ночи. — И это самое малое, что ты можешь для меня сделать. Моя семья может сомневаться во мне. Но просить женщину, на которой собираюсь жениться, чтобы она верила мне, — это уж слишком!

— Ты упрямый грубиян! — гневно воскликнула Кэтрин. Ярость полыхала в ее глазах. — Мне надоело потакать твоим прихотям!

Она стремительно поднялась, оставив на постели смятое покрывало. Словно овца, окруженная волками, она металась по комнате. На мгновение Стефан подумал, что девушка убежит. Но внезапно она повернулась к нему. В глазах горел вызов. Кэтрин была похожа на дух, возникший на Ирландском побережье.

— Почему я должна слепо верить тебе? — кричала она. — Назовите мне хоть одну причину, милорд, по которой вы не можете сказать мне, что тогда произошло?

Стефан смотрел на пламя огня, полыхающего вокруг горящих бревен. Взгляд его зажегся ненавистью.

— Я убил сэра Роби, потому что он задел честь женщины.

Желая услышать больше, Кэтрин все же колебалась.

— Чью честь, Стефан? — неуверенно и в то же время настойчиво спросила она.

— Моей матери. Графини Розалинды.

— О! — Девушка в смятении развела руками. — Что же сказал Роби?

— Если я расскажу это, Кэтрин, то сам опорочу ее имя.

— В таком случае все сказанное лордом Роби — ложь.

Словно отгоняя тень сомнения, мелькнувшую в его глазах, Стефан качнул головой.

— Да, это была ложь, — произнес он, отходя к окну.

Кэтрин неуверенно шагнула к нему. Ее переполняло раскаяние. Неуверенно взяв его за руку, девушка сказала:

— Все это время я сомневалась в тебе только из-за убийства. Я так доверяла брату, что приняла его мнение за свое. Сейчас я жалею об этом.

Признание Кэтрин внезапно заставило Стефана почувствовать свою неправоту.

— Не обвиняй себя, дорогая! Ты просила рассказать о случившемся, а я упрямо отказывался. Конечно же, тебе следовало знать правду.

Кэтрин тряхнула головой.

— Это не имеет значения, — медленно произнесла она. — Неважно, рассказал бы ты мне правду или нет, я всегда знала, какой ты на самом деле. Я поняла это еще в ту ночь, когда мы встретились впервые. Но я не поверила себе, я спряталась от тебя за словами брата.

Стефан едва сдерживался, чтобы не закричать от радости. Это были именно те слова, которые он так долго мечтал услышать от Кэтрин. Она сможет доверять ему! Она будет верить в него, как никто другой. Наконец-то это восхитительное и прекрасное создание убедилось в его добродетели! В Стефане словно распахнулась некая дверь, через которую хлынули наружу накопившиеся в сердце за долгие годы сомнения и страхи. Сколько времени и усилий он потратил на притворство, не задумываясь о том, что думают о нем люди!

Голубым мерцанием в глазах Стефана отражались навернувшиеся слезы. И хотя он попытался скрыть нахлынувшие чувства, Кэтрин протянула к нему руку.

— Нет, Кэйт! — отвернулся он. — Мне не нужна твоя жалость!

Гоня прочь неуместную сентиментальность, Стефан со стоном вытер глаза. Но девушка уже обвила его талию руками, и он вздрогнул. Тело напряглось, когда ее голова прижалась к его спине. Стефан понимал, что ради нее самой не имеет права отвергнуть жест сострадания. Он слишком долго ждал этого. Он ощутил толчки крови в паху. Желание его лишь возрастало по мере того, как руки Кэтрин гладили его по животу наивным утешающим жестом. Сколько камней было вырублено из стены, что разделяла их до этого мгновения! Он вдыхал аромат вереска и розовой воды. Боже! Как близка она была теперь!

Уверенный, что последняя преграда к их близости пала, Стефан дал волю своему желанию. Он повернулся и, обняв девушку, прижал ее к своей груди и бедрам. Едва расслышав удивленный возглас, Стефан припал к ее губам. Кэтрин не сопротивлялась, и лишь слабый стон раздавался из ее груди. Стефан знал этот звук — такой же рождался в его содрогающемся теле. «Когда желание столь велико, — мелькнуло в голове у Стефана, — оно подобно острому ножу». Его язык погрузился в сладкую влагу ее рта, исследуя и танцуя в нем. И в эти секунды казалось, что с каждым вдохом и выдохом они все больше менялись своими душами.

Вкус ее губ был таким же пьянящим, как и запах. О! Он хотел Кэтрин! Лаская матовую кожу ее шеи, его пальцы скользнули вниз по тонкой ткани к грушевидным холмикам.

Кэтрин затаила дыхание, чувствуя как теплая рука легла ей на грудь. Стефан со стоном расстегнул платье, освобождая восхитительный плод. Он встал на колени и обхватил сосок губами, лаская его языком.

— О, Стефан! — бормотала девушка, прижимая его голову к груди.

Неожиданно она отпрянула от него. Она задыхалась. Ошеломленная, Кэтрин пыталась унять разгоревшееся в ней пламя. Она одернула платье, пряча набухшую грудь.

— Мы зашли слишком далеко, — прошептала она, и горькие слезинки заблестели в глазах. — Слишком далеко.

— Нет, недостаточно далеко, — хотелось крикнуть Стефану. Но увидев ее лицо, подобное цветку на закате солнца, он едва слышно пробормотал эти слова.

Дрожащими руками Кэтрин закрыла лицо.

— Зачем я так поступила? — всхлипывала она сквозь пальцы. — Я знаю, что это неправильно.

Стефан поднялся, но не последовал за ней, а направился к потухшему очагу.

— Нет, Кэтрин, ты поступала по велению своего сердца. Как же это может быть неправильным?

Она раздраженно всплеснула руками:

— Да потому, что я нарушила клятву брату! И как же ты сможешь теперь поверить обещаниям, которые я дам тебе? А клятве, которую дают во время бракосочетания?

Стефан в сердцах пнул бревно, лежащее у очага, и раздраженно пересек комнату.

— Да ты понимаешь, что эти слова делают нашу свадьбу невозможной? Что значит «неправильно» дарить любовь своему жениху, мужчине, который вскоре станет твоим мужем? Или ты предпочитаешь, чтобы после свадьбы у меня появилась любовница? Сколько можно цепляться за эту клятву? Пока смерть не разделит нас? И не забывай, что ты согласилась на этот брак.

— Если уж вы заговорили об этом, то хочу напомнить, что это была вовсе не моя идея!

— Значит, ты выходишь замуж только для того, чтобы носить мое имя? И предлагаешь мне восхищаться твоим глупым обещанием, данным человеку, которого уже нет в живых?

— Да, — произнесла Кэтрин, обращая на Стефана горящий взор.

— Кэйт… — Он не верил своим ушам, это было крушением всех его надежд. Он припал к ее коленям, взял за руку и не отпускал ее, хотя девушка пыталась освободиться. — Кэйт, дорогая! Я думал, что для тебя важно лишь убедиться в моей честности и благородстве. Но даже это ничего не значит! Ты отвергла этот брак задолго до нашего знакомства. Измени свое решение, пожалуйста, и давай закончим эту войну!

Губы Кэтрин предательски дрогнули, и она отвернулась, не желая демонстрировать свою уязвимость.

Не услышав ответа, Стефан бросил ее руку и поднялся. Он был похож на сгорбленного старика.

— Да будет проклято это обещание! Твое чувство долга будет вечной преградой между нами, — сказал он с отчаянием.

— Если, все, что тебе от меня нужно, — мое тело, так можешь обладать им и без моего согласия, — с вызовом бросила девушка. — Это — все, в чем ты нуждаешься, не так ли?

Каждый мускул его тела напрягся. Стефану хотелось ударить ее за грубые слова. Девушка, несомненно, хотела довести его до приступа ярости. Но он не собирался предоставить ей такую возможность.

— Ты права. Единственное, что мне нужно, это место в твоей постели, — произнес Стефан и саркастически добавил: — Но помни, что я не размениваю свою честь! Я никогда ничего не краду, даже женское достоинство. И никогда не сплю с женщиной, если она сама не просит меня об этом, как вскоре будешь просить и ты, дорогая леди. Запомни это.

С этими словами он направился прочь. Пока он шел к выходу, девушка выкрикнула:

— Зачем надо было вообще говорить об этом? Неужели это настолько важно?

Стефан пожал плечами и усмехнулся:

— Я полагал, что не настолько! Но, похоже, ошибался.

Он поклонился и вышел, давая ей возможность обдумать его резкие слова.