Возвращаясь на следующее утро в Блэкмор, Кэтрин и Стефан хранили тяжелое молчание. Они весело попрощались с Джоном и Элизабет, скрывая от них свою ссору. По дороге в замок Стефан изредка подшучивал над Кэтрин. Но в каждом слове и каждом жесте его можно было улавливать скрытый смысл. И хотя казалось, что в этих шутках не было ничего, кроме явного желания обольстить ее, в его глазах горели озорные огоньки, которые лишь убеждали девушку в том, что кот ни за что не успокоится, пока не заставит пойманную мышку подчиниться его желаниям.

Несмотря на напряженность, возникшую между ними, Кэтрин была весела и полна надежд. То время, что они провели вдали от Блэкмора, словно вдохнуло в нее новые силы, и она с радостью возвращалась домой. Тем более что девушка везла с собой травы для Констанции и надеялась, что они помогут им помириться. Кэтрин готовилась склонить на свою сторону всех недоброжелателей искренней любовью, единственным благородным оружием в отношениях с графиней. И сердце ее учащенно забилось, когда в розовой дымке рассвета показались башни замка.

Когда они миновали ворота, Стефан тут же занялся делами, и в первую очередь направился в покои отца справиться о его здоровье.

Европа позвала Кэтрин в свою комнату, где для девушки уже была приготовлена кадка ароматной горячей воды.

— Я даже не успела попросить тебя об этом, Европа, как уже все готово! — восхищенно произнесла девушка, скользнув в воду.

— Это мой долг — предупреждать все твои желания, мой ягненок. — Европа наклонилась над кадкой и ущипнула девушку за щечку. — Графу не стало лучше, но и, слава Богу, не стало хуже. Никто без тебя не скучал, кроме меня. А мне, само собой, очень интересно, что же у тебя произошло с этим грубияном во время поездки? — тараторила Европа.

Воспоминания о том, насколько далеко они зашли со Стефаном в своих отношениях, так что она едва не потеряла голову, заставили девушку побледнеть. Но, взяв себя в руки, она слегка улыбнулась и сказала:

— Ничего, и в то же время все, моя дорогая.

— О? — многозначительно воскликнула женщина.

— Я никогда не думала, что отношения с мужчинами могут быть такими сложными! Если бы я только могла не испытывать к Стефану никаких чувств, мне было бы намного легче.

— Так, так, — усмехнулась Европа. — Мне жаль, что я заговорила об этом. Что бы ни произошло между вами, это не касается старой женщины. Но ты любишь Стефана, и это совершенно ясно. Твои розовые щечки и пухлые губки говорят сами за себя.

— Европа! — воскликнула Кэтрин, заливаясь румянцем. Она забралась в кадку поглубже, так что вода закрывала ее до подбородка.

Женщина зашлась таким глубоким смехом, что даже кадка начала вибрировать. Наконец успокоившись, она вытерла слезы и пробормотала:

— Так, так. Клянусь, что не пророню об этом больше ни слова! Как ты намерена провести день?

Кэтрин уже преодолела свое смущение. Радуясь, что можно сменить тему разговора, она серьезно сообщила Европе о своих намерениях.

— Скажи Розмари, чтобы она подготовила мое голубое платье. Как только оденусь, я собираюсь навестить Констанцию.

— Как пожелаете, миледи, — кивнула Европа. — Вот уж не думала, что вам удалось так быстро подружиться с леди Констанцией.

— А мы не подружились, — ответила девушка и уверенно добавила: — Пока еще не подружились.

Когда через полчаса Кэтрин входила в комнату для вышивания, она чувствовала себя уверенной и отдохнувшей. На ней было надето бархатное платье, хорошо защищавшее ее от холода в замке, длинные рукава были застегнуты до самого запястья. Дорогая, расшитая золотом накидка, свободно ниспадающая с плеч, завершала ее наряд. Над глубоким вырезом выступали точеные ключицы. Простая вуаль и обруч благопристойно покрывали волосы девушки, и только рассыпанные по спине золотистые пряди едва напоминали ей о событиях прошлой ночи.

— Добрый день, леди Констанция. — Девушка закрыла дверь и смело улыбнулась всем присутствующим в комнате дамам. Все они занимались вышиванием гобелена и молча ждали ответа графини.

— Какой сюрприз, Кэтрин! — Констанция пристально смотрела на нее из противоположного угла комнаты. Чепец, надетый на голову, плотно облегал лицо и был наглухо застегнут на шее. На ней было платье мышиного цвета.

— С тех пор, как мы вместе вышивали этот гобелен, я все время думаю о нем. Эти цвета так запали мне в сердце, что я решила вновь присоединиться к вам.

Девушка обвела взглядом всех дам и, не дожидаясь приглашения, села на принесенный служанкой Констанции стул.

В комнате повисло неловкое молчание. Лишь огонь потрескивал в очаге и со двора доносились отдаленные выкрики охраны.

Кэтрин не чувствовала себя здесь желанной гостьей и не особенно рассчитывала на гостеприимство. И, хотя ей ужасно хотелось сбежать оттуда или же самой завести какой-либо пустячный разговор, она твердо решила дождаться, пока женщины сами не возобновят беседу. Когда вскоре все оживились и в комнате раздался смех, Кэтрин повернулась к Констанции.

— Я бы хотела поговорить с тобой наедине. Я привезла тебе подарок.

Продолжая вышивать, женщина взглянула на девушку с подозрением. Наконец она кивнула в сторону окна и спросила:

— А ты видела, как выглядит замок с этой стороны, Кэтрин?

Они поднялись. Констанция знаком показала всем остальным продолжать работу, пока они ненадолго уединятся у арочного окна.

Когда Кэтрин присоединилась к ней, женщина сурово взглянула на нее:

— Уж не хочешь ли ты поговорить о нашей предыдущей встрече?

Эта озлобленная женщина вызывала у девушки только жалость, Кэтрин понимала также, что Констанция запугана. Все это придало ей решимости.

— Я пришла не для того, чтобы ссориться. Мне хочется сделать тебе подарок. — Кэтрин достала из складок своего платья сверток и протянула его Констанции. — Это сбор трав, которые помогут тебе выносить ребенка.

Какое-то мгновенье женщина задумчиво смотрела на нее, потом отвернувшись к окну, прикрыла веки. Внезапно она резко повернулась и обратилась к дамам:

— Леди! Пойдите и навестите сейчас графиню. Возможно, она отдыхает и ей будет приятно ваше общество.

Дамы покинули комнату, и еще некоторое время за дверью раздавался неясный шепот и шум поспешных шагов. Потом все стихло.

— Я, надеюсь, не слишком навязчива, леди Констанция? Но мне очень хочется помочь вам. Я не хотела вас обидеть… — быстро сказала Кэтрин, но ее слова утонули в мертвой тишине. С нотками огорчения в голосе она тихо добавила: — Небольшие пригоршни этого сбора нужно бросать в кипящую воду и пить этот настой каждый день, пока ребенок не окрепнет. Если вы почувствуете слабость, то я принесу вам листья лабазника.

Кэтрин собралась было уйти, но Констанция остановила ее.

— Подожди, — сказала она, глядя в окно. — Почему ты это делаешь?

— Я вижу, как вы мучаетесь, Констанция. Всегда, когда я вижу чужую боль, мне самой становится больно. Это — мое наказание и в то же время счастье — я унаследовала от своей матери. Я вижу, как сильно вы хотите ребенка, и желаю вам только счастья. Даже если вы возненавидите меня, все равно я не смогу молча наблюдать ваши страдания.

Слезы медленно катились из глаз Констанции.

— Неужели причина лишь в этом?

Кивнув, Кэтрин добавила:

— Мне на самом деле хотелось бы доказать, что не я желала обидеть вас. И мне не очень приятно, что вы думаете, будто я собираюсь оспаривать здесь ваши права. Это неправда.

— Теперь я убеждена, что ошибалась, — улыбнулась женщина.

Девушка уже было почувствовала дружелюбие Констанции, когда настроение той вдруг резко переменилось. Вцепившись в сверток, она холодно спросила:

— Откуда мне знать, что здесь находится?

— Эти травы собрала Элизабет из Даунинг-Кросс. В них нет ничего, что могло бы причинить вам вред.

— Элизабет… говорят, она — ведьма.

— О, нет! Это не так. Она очень добрая женщина. Я сама видела травы, которые она собирает.

Констанция склонила голову и вернула сверток девушке. Ее взгляд блуждал по гобелену, а пальцы с любовью прикасались к тысячам стежков.

— Возможно, ты права. Когда я впервые приехала в Блэкмор из Лондона, Элизабет приходила сюда с леди Мэллори. Она дала мне успокоительный чай, и он помог мне значительно больше, чем те, что давала Розалинда последующие пятнадцать лет.

— Мне очень понравилась Элизабет. Она сказала… — Кэтрин смутилась, словно произнесла что-то лишнее.

— Что? — Констанция внимательно посмотрела на девушку, и ее гордый подбородок поднялся над накрахмаленными складками.

— Мне кажется неуместным говорить об этом сейчас, но на меня ее слова произвели очень сильное впечатление. — В глазах девушки, переливаясь, заиграли красные и голубые цвета стежков гобелена. — Она сказала, что без любви — мы ничто.

Издевательский смех Констанции разлетелся по комнате.

— Я даже не помню, что такое любовь. Я познала ее лишь однажды, когда жила в своей семье. А сейчас меня окружают лишь несправедливость, гордость, отчаяние и одержимость. Как и Розалинда, я тщетно пыталась найти любовь на своем пути. Но в отличие от свекрови, у меня нет сыновей, ради которых стоит жить.

Кэтрин вновь протянула ей сверток:

— Тогда возьми это, пожалуйста. Стоит попытаться!

— Какая ты наивная! — Констанция взглянула на девушку с сожалением. — И хотя я не доверяю тебе, но все же надеюсь, что не увижу твоего унижения и крушения надежд, когда ты поймешь, как коротка и несправедлива эта жизнь.

Слушая циничные слова взрослой женщины, Кэтрин чувствовала, как в ней поднимается волна ярости.

— Не говорите так! — воскликнула она. — Моя жизнь будет совсем другой!

— Почему же? — парировала Констанция, и злые огоньки вспыхнули в ее глазах. — Чем твоя жизнь будет отличаться от моей? И знаешь ли ты хоть что-нибудь об этой любви?

Кэтрин захотелось ответить «да», но на самом деле она не могла уверенно утверждать этого. Она познала желание, но едва ли это означало пробуждение сильных душевных переживаний.

— Нет, — тихо ответила она.

— Ты надеешься, что Стефан будет оберегать тебя? Он уверял тебя в этом? Обещал всегда оставаться благородным и преданным?

— Да… Нет, он говорил не так много. — От растерянности и смущения Кэтрин залилась краской. Она совсем не представляла себе, каким будет Стефан после свадьбы.

— Марлоу перед тем, как жениться, давал мне сладкие обещания, но сразу же после свадьбы превратился в дикое животное, и остается им до сих пор.

Кэтрин слушала ее, открыв рот. У нее было такое выражение лица, что Констанция рассмеялась.

— Ты удивлена? Я не так глупа, как это кажется. Однако не всегда можно рассказывать то, что знаешь. Это бывает опасным. И если ты передашь мои слова Марлоу, я скажу, что ты лжешь… или поступлю еще хуже.

Все происходящее шло вразрез с планами Кэтрин. Вместо того чтобы склонить Констанцию на свою сторону, она чувствовала себя так, словно смотрела на мир через разбитое грязное стекло. Она в сердцах кинула сверток на стул и направилась к двери.

— Не уходи. — Голос Констанции внезапно стал умоляющим. Это был голос женщины, доведенной до отчаяния. — Я знаю, что напугала тебя. Но не со зла. Так долго я не могла ни с кем поделиться всем, что накипело за эти годы. Резкость и злость — не самые привлекательные стороны моего характера, но прежде я не была такой. Я хотела лишь предупредить тебя, что раны, которые нанесет тебе жизнь, будут больнее моих слов.

Кэтрин повернулась к ней и, улыбнувшись, сказала:

— Вы не огорчили меня. Но Стефан был прав. Порой я поступаю так, словно никогда не рисковала, живя в Шелби. Возможно, я многого не знаю о жизни, но и не желаю знать того, о чем рассказываете вы. Для меня это не имеет значения, поскольку моя жизнь будет иной.

— Возможно, ты права, — скептически заметила Констанция. — Не изменяй своим надеждами, во что бы то ни стало. Я потеряла себя много лет назад. Я вручила свою судьбу человеку, который живет лишь гордостью. И поскольку любовь — это все, то я — ничто.

— Все зависит от вас самой, Констанция. Мне бы хотелось стать вашим другом.

— Я не верю тебе. — Взгляд женщины вновь потускнел.

Обе они оказались в тупике.

Кэтрин ушла, оставив сверток с травами на стуле.

Смеркалось. Стефан сам обходил крепостные стены, словно не доверял своей охране. Шагая от башни к башне, он раздраженно вглядывался в горизонт. Руки его были сцеплены за спиной. Подхваченные порывистым ветром, красные с черным флаги башен развевались на фоне янтарного неба.

С вершины стены он мог великолепно разглядеть все происходящее вокруг на много миль. Вдали показалась небольшая группа людей, направляющаяся по холмистой дороге в сторону замка. Немного раньше, когда звуки кларнетов известили о появлении незнакомцев, Стефан крикнул смотрителю замка, что сам выяснит, друзья или враги направляются в замок. Сначала они были едва различимы, размером с муравьев, и было непонятно, сколько их. Однако по мере их приближения к замку Стефан насчитал пятнадцать человек. Среди торговцев и рыцарей он разглядел жонглера, менестреля, глашатая, а также одну женщину и мужчину благородного происхождения. Несмотря на то что в руках у них был французский флаг, оружие было убрано в ножны. А потому Стефан распорядился пропустить их. После того как он убедился в их миролюбивом настроении, привратник опустил мост.

Удовлетворенный тем, что в замке порядок, Стефан мог бы с удовольствием присоединиться к веселой толпе. Однако он предпочел одиночество, пытаясь разобраться в своих мыслях.

Взывая к Богу, он размышлял о том, как могло случиться, что они с Кэтрин впали в борьбу самолюбий. Это вовсе не входило в его намерения. Стефан дал ей время осознать, насколько он благороден и знатен. И у нее было время научиться любить его, поскольку он знал, что в тот же миг ответит ей взаимностью. Но все планы рухнули из-за бессмысленной, как ему казалось, логики девушки. Стефан понимал, что борьба за первенство в семье закончится крахом их отношений. А потому сильно беспокоился.

— Какая упрямица! — возмущался он, качая головой.

Стефан расхаживал по самому верху стены, пытаясь попадать каблуками в горизонтальные расселины. При этом шаги приходилось увеличивать. Он проделывал это, постоянно бубня себе что-то под нос и не обращая никакого внимания на дюжину охранников, которые недоуменно следили за его мальчишескими выходками.

Наконец Стефан остановился и взглянул на горизонт. Это было ошеломляющее по своей красоте зрелище. Ему хотелось кричать от восторга! И от страсти к Кэтрин, которая поглотила его целиком. Эта страсть жгла ему сердце и разум; она разрушала его представление о жизни, прерывала связь с Богом и природой. Она причиняла ему боль. Он никогда не думал, что способен на столь сильные чувства, но теперь уже был в себе не властен. Он нуждался в Кэтрин и страстно мечтал обладать ею. И в то же время ему не хотелось раскрывать свои чувства.

— О, Боже всемогущий, — бормотал Стефан, приложив руку к изболевшейся груди, — благодарю тебя за прекрасное зрелище!

Сверкающее солнце было подобно гранату, окутанному в пурпурный шелк. Причудливые облака укутывали красный диск, словно насмешливая любовница, заманивающая шелестом простыней на вечернее свидание.

— Черт бы побрал эту женщину! — проворчал Стефан. Настроение было окончательно испорчено. Даже когда он смотрел на закат, он ощущал, как поднимается в нем желание. И винил во всем Кэтрин. Страсть к девушке сводила его с ума. Помимо этих проблем, существовала еще одна, которая не меньше волновала молодого человека. Он беспокоился за отца, который все еще находился в бессознательном состоянии. Но поскольку Стефан был молод, его мысли все же сосредоточились вокруг Кэтрин. Увлеченный ими, он не услышал, как к нему подошел сэр Рамси.

— О, Боже! — вскрикнул Стефан от неожиданности, когда слуга тронул его за плечо.

Рамси улыбался, поглаживая свою наполовину седую бороду.

— Простите, Гай! Я вижу, вы чем-то расстроены. Возможно, ваши мысли все еще в Даунинг-Кросс?!

— Да, в самом деле, — медленно произнес Стефан, отвлекаясь от своих раздумий. — Можете обвинить меня в легкомыслии в то время, как отец находится на грани смерти. По крайней мере, это легче, чем взять на себя смелость и сказать, что так считают другие.

Он скрестил руки на груди и облокотился на парапет. Рамси сделал то же самое.

— Нет, милорд, я так не думаю. В противном случае я бы именно так и сказал. Кэтрин вскоре станет вашей женой, и вам требуется время, чтобы расположить ее к себе. Такое удовольствие редко выпадает титулованным особам. Я надеюсь, вам удалось это.

Стефан иронично усмехнулся и сердито проворчал:

— Я бы и сам этого хотел. В жизни не встречал таких упрямых женщин! А как она обворожительна! Длинные золотистые локоны, нежные маленькие формы, спрятанные под тонкими платьями! Она подобна спелой ягоде! Но усыпана острыми шипами. На самом деле, Рамси, я знаю, что браки по расчету не приносят ничего хорошего. Именно поэтому мне небезразличны ее мысли и чувства.

Рамси оторвал взор от горизонта и посмотрел во двор. Там внизу Марлоу приветствовал прибывших гостей, а конюхи распрягали уставших лошадей.

— Прежде не замечал, чтобы вы так мучались из-за девиц! Скажите, что вы ее любите, и проявите настойчивость!

Стефан взглянул на Рамси и криво усмехнулся:

— Нет ничего проще, чем настоять на своем мужском желании. Однако любовь — это совсем другое дело.

— Зато именно этого хочет любая женщина, сэр Стефан. Она может отдаться вам в пылу страсти, но единственное, что ей действительно нужно, так это знать, что ее любят. И в этом все дело. В противном случае вы будете добиваться своего до самой смерти.

— Все не так просто, Рамси, — смущенно сказал Стефан.

— Друг мой, все намного проще, чем вы думаете. Вы не так давно знакомы, но вы уже любите Кэтрин. Так почему же вы не скажете ей об этом? Такие, как она, встречаются нечасто. У нее чистое и непорочное сердце.

— Да черт бы побрал это благородное сердце! — раздраженно воскликнул Стефан. — Она никак не может предать забвению свое прошлое. Она, видите ли, дала предсмертную клятву своему брату! И не может принадлежать мне до тех пор, пока его душа не попадет в рай.

— О, Стефан! — В голосе Рамси послышались тревожные нотки. — Вы должны понимать, насколько важно сдерживать свои клятвы! Но наступит момент, когда Кэтрин сможет освободить себя от обещания. Это лишь вопрос времени. Держу пари, что только одно обстоятельство может заставить ее отказаться от своей клятвы. — И с чувством собственного достоинства он устремил взгляд к горизонту.

Солнце уже зашло, и последние отблески вечерней зари освещали небо. Слова Рамси разожгли в Стефане любопытство.

— Ты заинтриговал меня. — Его голос дрожал от нетерпения. — Поделись со мной своей мудростью.

— Единственное, что может освободить Кэтрин от клятвы, данной в порыве любви к своему брату, это — другая клятва любви. Все просто. Поэтому вы должны сказать, что любите ее.

Лицо Стефана исказилось от боли. Ему казалось, что он падает в бездну. «Я люблю тебя». Даже от самой мысли, что надо произнести эти слова, он едва не задохнулся. Почему это было так сложно?

— Нет, Рамси, я не смогу сказать этого… Отец всегда говорил матери, что любит ее. Она же никогда не произносила слов любви. Я не настолько силен, и не переживу, если не услышу ответного признания.

Стефан немного успокоился, когда внезапно из дверей башни с факелом в руке выбежал паж.

— Сэр Стефан, — сказал он, припав на одно колено, — лорд Марлоу послал меня сообщить, что он согласился от вашего имени на состязание с французским дворянином, который только что прибыл в наш замок. Этот мирный поединок состоится завтра. Сэр Марлоу сказал, чтобы вы приготовились.

— Мирный рыцарский турнир, — пробормотал Стефан, развернув могучие плечи. Это известие явно улучшило его настроение. Внизу, у конюшни, он заметил одного из французов, который направлялся к их лошадям.

— Значит мне надо принять участие в турнире со странствующим рыцарем, чтобы его имя потом воспели в балладах. А я стану героем сказок о храбрости и любви, о чем и напишет менестрель, путешествующий с ними.

Стефан лукаво взглянул на Рамси, в его голове родился план.

— Да, милорд, — ответил паж. — Лорд Марлоу сказал, что сеньор Этьен Дербонэ путешествует в поисках Черного Принца, чтобы свести с ним счеты в рыцарском поединке. Но сеньор хотел бы предварительно потренироваться с вами, на тупых копьях конечно же.

— Не соглашайся на это, Стефан, — посоветовал Рамси. — Я не удивлюсь, если Марлоу задумал таким образам нанести подлый удар.

— Нет, Рамси. Я думаю, надо переговорить с нашим гостем до поединка. И если он на самом деле окажется тем, за кого себя выдает, то мы будем тренироваться. В конце концов, может быть, именно это мне сейчас нужно, — ответил Стефан и посмотрел на пажа.

— А не пригласит ли странствующий рыцарь своих менестрелей, которые напишут песню о моей храброй победе? Песню мелодичную и благородную, от которой растает сердце даже самой непреклонной из девушек.

— Неплохая идея, — усмехнулся Рамси.

— Не тратя лишних слов, скажу, что существует несколько способов добиться женской благосклонности, Рамси, — произнес молодой человек.

Во всяком случае, он об этом молился.