Казалось, прошла целая вечность, прежде чем к парадному подъезду подали карету. По крайней мере так показалось Розалинде, которая вдруг заторопилась домой. Поцеловав дядю Тедиеса в щеку, она воспользовалась помощью Дрейка и села в карету. Он тотчас устроился рядом.

– Попрощайтесь за меня с Фрэнни, дядя, – попросила Розалинда, когда Тедиес захлопнул дверцу.

– Непременно.

– И пусть разбудит меня, когда вернется в Торнбери-Хаус.

Тедиес кивнул, Дрейк постучал в потолок, и кучер, щелкнув кнутом, тронул с места. Услышав мерный стук копыт и потянув носом воздух, чтобы удостовериться, что запах серы от фейерверка улетучился, Розалинда вздохнула с облегчением и сменила позу на более удобную. За окном в лунном свете мелькали темные силуэты деревьев.

– Слава Богу! Наконец-то мы покинули Крэнстон-Хаус. А я уж было подумала, что леди Блант станет до рассвета терзать меня расспросами.

Дрейк хмыкнул:

– Весьма примечательная личность.

– Во всех отношениях. Хорошо, что ты меня выручил. Ведь только мы закончили беседу с Тедиесом, как она меня перехватила. Я никак не могла вырваться.

– Не переживай. Меня самого не отпускала леди Эшенби.

Розалинда встрепенулась и с живым интересом взглянула на него.

– Леди Эшенби. Что ты о ней думаешь?

– Она мила. Мне знаком такой тип женщин. Мягкая и нетребовательная.

Розалинда нахмурилась, впервые задумавшись о том, насколько близко он знаком с таким типом женщин.

– А чего так упорно добивалась от тебя леди Блант?

Розалинда в задумчивости закусила губу:

– Она страшно интересовалась тобой.

– Неисправимая сплетница!

– Возможно, она полагает, что ты богат и в состоянии ссудить ее деньгами. Она нынче в большой нужде. Ее вопросы, однако, касались совсем другого. Если бы я не знала, что этой интриганке стоит бояться только самой себя, то сказала бы, что она испугалась твоего возвращения.

– Раз она такая интриганка, почему же ты с ней так доброжелательно говорила?

– Во-первых, мы были у нее в гостях. И потом, ты разве забыл? Я пять лет провела при дворе и научилась терпимо относиться ко всем, а доверять очень немногим.

– Дельный совет.

Услышав нотки неодобрения в его голосе, Розалинда вспыхнула.

– Конечно же, такой головорез, как ты, не нуждается в дипломатии. Ах да, вспомнила! Леди Блант как раз и расспрашивала меня о твоих приключениях на море.

Дрейк тут же повернул к ней голову:

– И что она хотела узнать?

– Насколько удачным было твое последнее путешествие. Я сказала ей что ты бы не отправился в плавание, если бы не был уверен в успехе.

– Значит, ты веришь в меня, – тихо заметил он.

– Пожалуй, верю, но по-своему. Я чертовски уверена, что в конце концов ты получишь все, что хочешь, независимо от того, заслуживаешь этого или нет, причем любыми, пусть и нечестными, способами.

Не дождавшись ответа, Розалинда попыталась разглядеть в темноте глаза Дрейка, гадая, не ошиблась ли она. Почему он не хвастает своими успехами?

– Дрейк, ты наверняка уже знаешь о том, что сейчас создается новая торговая компания. Ост-Индская компания. Я слышала, что они планируют использовать открытые тобой пути. Ост-Индию усиленно изучает капитан Джон Дэвис. Он вернулся в Мидлбери в прошлом месяце. Говорят, он станет помогать новой компании прокладывать торговые маршруты.

– Я не удивлен, – хрипло произнес Дрейк, едва шевельнув губами.

– Тебе, должно быть, неприятно, что ты так рисковал, открывая новые пути, а они, с их большими кораблями и огромными деньгами, будут наживаться на этом. Впрочем, поскольку в этот самый момент твои корабли с пряностями идут в Англию, то, думаю, ты не против, чтобы другие воспользовались результатами упорного труда.

Она вновь осталась без ответа, а в карете повисло тяжелое молчание.

– Дрейк, твое путешествие действительно было успешным? – рискнула спросить она.

Его лицо исказила ироничная гримаса.

– О, конечно, малютка! – Малютка. Прозвище уже не звучало так язвительно, как когда-то. В детстве оно воспринималось как едва прикрытое оскорбление, теперь же – лишь эхом прошлого. – Я не зря объехал столько стран. У меня несколько тонн перца.

– Вот и замечательно! А что ты будешь делать с этим грузом?

Он вновь промолчал. Она прищурилась в темноте и заметила, как блеснули его белые зубы. Он улыбался.

– Что такое, Дрейк? У тебя есть план?

– Вообще-то мне не следует делиться с тобой, Роз. Ведь ты же все еще враг, помнишь?

– Ах да, – сказала она и как-то вдруг разом поскучнела. – Я уверена, что ты найдешь способ все обратить себе на пользу. Ты никогда не будешь бедным, Дрейк. Иначе ты погибнешь.

– Да, погибну.

Он замер и так долго не двигался, что Розалинда посчитала его уснувшим, а потому даже вздрогнула от неожиданности, когда он вдруг сказал:

– Ты вроде загрустила.

– Да, – прошептала она устало.

– Мы найдем способ получить то, что хотим, Розалинда. Мы проучим этих законников. Они пострадают от собственных козней, как сказал бы твой друг Шекспир.

Она слабо улыбнулась.

– Не думаю, Дрейк.

– Ты поэтому грустишь?

– Я грущу, – прошептала она еще тише, – потому что твоя мать и мой отец умерли, не осуществив свою самую заветную мечту. Они отдали эту мечту нам, а нам она не нужна. Мне даже не было известно об этом. О, как я была эгоистична! Так эгоистична, что теперь ненавижу себя.

Дрейк ничего не сказал, но ничего другого она и не ожидала. Ведь с правдой не поспоришь.

Карета Жака доставила Франческу в Торнбери, но сразу в дом она не пошла Она была слишком жизнерадостна, несмотря на свои тридцать три года и вдовство. Ей ужасно захотелось побродить по саду, посмотреть на распустившиеся цветы и вспомнить, как беззаботно она когда-то бегала по этим дорожкам, уверенная в том что в жизни существуют только красота и счастье. Если бы ее опекунство не продали… Она обогнула дом и двинулась по аллее деревьев мимо кустов роз. В отличие от Розалинды Франческе не нравились цветы с шипами. Она и так уже пролила много слез. И потом, розы были красными, а это наводило на мысль о страсти и ее жестоких причудах.

Ей были намного милее анютины глазки. Клумба с веселыми трехцветными головками располагалась в восточной части сада. Франческа хорошо знала это место и быстро его отыскала. Радостная улыбка осветила ее лицо при виде желтых, лиловых и белых цветов.

Однако вскоре она услышала свист. Что это, птица? Она повернулась. Нет, ничего. Внезапно вновь раздался свист, и из-за фонтана появился мужчина.

– Пет! Франческа, ты!

– Жак' – воскликнула она. Он кивнул словно нашкодивший малыш, к грациозно шагнул к ней, так, как может двигаться только исключительно красивый и талантливый молодой актер. – Жак, ты неисправим, – засмеялась она – Люди подумают, что у нас гут свидание.

– Что же в этом плохого?

Он выполнил какое-го па своими красивыми ногами танцора, затянутыми в панталоны из оленьей кожи, потом игриво взял ее за руки и обратил к ней свое юное лицо.

«Неужели ему всего двадцать лет» – Франческа почувствовала себя очень старой.

– Ты должен уйти, Жак, – прошептала она, и мурашки побежали у нее по рукам от его прикосновения.

– Pourqua? Почему? – спросил он.

– Я вдова и не одобряю романы с мужчинами моложе себя.

– Во Франции, – откликнулся он, привлекая ее к себе, – самыми лучшими любовницами считаются зрелые женщины.

Его глаза горели таким искренним желанием, таким теплом! А губы алели словно цветок! Когда он наклонился и коснулся губами ее шеи, маленькой ямочки у ключицы, она почувствовала, как где-то глубоко внутри вспыхнуло пламя.

– О…

Он умело обхватил Франческу и начал опускать на землю, но она вырвалась и отвернулась.

– Ты не хочешь меня? – обиделся он.

– Дело не в этом, – прошептана она – Ты едва не смял цветы. Анютины глазки. Мои любимые.

Он фыркнул от облегчения.

– И всего тишь? Ах, дорогая, как ты прелестна!

– Это мои самые любимые цветы на земле. Мне столько раз хотелось полежать среди них, но я всегда боялась их смять.

Жак наклонился, сорвал один цветок и поднес его к носу Франчески. Она улыбнулась и забрала у него цветок.

– Они не пахнут, глупыш. Они просто красивы. И у них много названий, например, «поцелуй меня у калитки» и «быстро целуй меня».

– Славное название. Прямо как твое имя, Франческа Прекрасное и манящее. – Обняв любимую за талию, Жак поднял ее в воздух.

– Жак! Опусти меня! – приказала она, упершись руками в его плечи, несмотря на то что хотела обратного. Он закружил ее, и от ветра волосы Франчески живописно разметались. – О, освободи меня, Жак! Освободи! – Неужели он освободит ее? Под силу ли ему такое? Может, она дурная женщина, раз позволяет юноше соблазнять себя? Послужит ли ей оправданием то, что в супружеской постели рядом с ней был восьмидесятилетний старик? И нужно ли ей вообще оправдание?

– Моя крошка, – сказал он дрогнувшим от желания голосом. – Я хочу тебя. И ты будешь моей. – Он подхватил ее на руки. – Где, дорогая? – пробормотал он, припал губами к ее губам, на мгновение проник языком ей в рот и тут же коснулся им ее виска, потом уха…

– Во флигеле, возле арки, что ведет в олений парк.

Несмотря на то что до конца сада было далеко, Жак отнес ее туда на руках. Флигель представлял собой невысокое строение с окнами у самой земли. Он использовался главным образом для хранения садового инвентаря. Жак подергал засов, и дверь открылась. Вдоль стены стояли садовые инструменты, а в углу валялась охапка соломы. Жак направился к ней и поставил Франческу на ноги.

Не говоря ни слова, он стал раздевать ее: умело расшнуровал лиф, снял кринолин и нижние юбки. Чувствовался его богатый опыт: потому ли, что он много лет работал с костюмами, или благодаря любвеобильности. Франческа остановилась на втором, и последние угрызения совести по поводу совращения юноши исчезли. Он наконец освободил ее от одежды, и она почувствовала, как прохладный воздух ласкает ее разгоряченное тело. Ветерок овевал ее обнаженную грудь, и ее соски затвердели, превратившись в алые бутоны. Жак зажал один сосок между пальцами и слегка сжал его. Франческа с шумом выдохнула и закрыла глаза.

– Прекрасна, как ты прекрасна!

Обхватив одну ее грудь ладонью, он склонился и приник к соску губами. Потом опустился на колени, и его руки, скользнув по ее спине, обхватили ягодицы. Его рот опускался все ниже и наконец коснулся шелковистых завитков, скрывавших средоточие ее женственности. Она взъерошила его волосы и глубоко вздохнула. Когда же его язык проник в темные, влажные глубины, Франческа вздрогнула, застонала и упала навзничь на солому.

Жак сумел одной рукой смягчить ее падение, а другой в это время сорвал с себя панталоны и, раздвинув ей бедра, вонзился в нее.

Франческа вскрикнула и обвила его ногами.

Он оказался прекрасным любовником, одновременно нежным и неистовым. Фаллос был тверд, словно камень, упруг, словно пружина. Вновь и вновь он приводил ее к пику блаженства. Франческа изголодалась по любви, а ее боль, как и годы неудовлетворенности, только подстегивали эту жажду. Ее старый и дородный муж с большим трудом и слишком быстро исполнял свои супружеские обязанности, никогда не заботясь о ее чувствах.

– Ах, дорогая, иные девушки могли бы поучиться у тебя, как надо любить, – прошептал Жак много позже, упав без сил в ее объятия.

– Ты льстишь мне, Жак.

– Нет, дорогая, я говорю правду. – Он приподнялся на локтях и ласково убрал влажные волосы у нее со лба и с висков. – У тебя ведь был ребенок, правда?

Ее глаза расширились от изумления.

– Откуда ты…

– Я знаю, дорогая, Я любил многих женщин. Разве прежние твои возлюбленные не знали этого?

Она отрицательно покачала головой.

– Ну тогда они просто идиоты, не заслуживающие этого прекрасного тела, – заключил он, по-настоящему рассердившись. – Почему ты не сказала мне, что была матерью?

Она сглотнула подступивший к горлу комок.

– Никто не знает, Жак. И никто никогда не узнает. Тронутый ее печальными словами, Жак приник к ней в горячем поцелуе и вновь стал ласкать ее. И хотя он доставил ей огромное наслаждение. Франческа поняла, что он не тот, кто ей нужен. Она и сама толком не знала, кого ищет, но верила, что узнает его… как только он появится.