Возвратившись к себе, Иржи обнаружил, что прошло только двадцать минут времени. Поразившись и порадовавшись этому обстоятельству, поскольку бессонные ночи ему уже надоели, он разделся, погрелся в ванной и, надев пижамные штаны, завалился на кровать поразмыслить над увиденным и услышанным. Закрыв глаза всего на минуту, как ему показалось, он почувствовал сквозь сон, как разрывается звонкой трелью его коммуникатор, и кто-то настойчиво ломится в дверь.

В окно щедро светило весеннее солнце, пробивая яркими лучами даже занавески. Одной рукой граф нащупывал беснующийся аппарат, другой пытался попасть в рукав халата, чтобы в приличном виде открыть дверь.

— Слушаю! — Рявкнул он хриплым со сна голосом.

— Иржик! — Услышал он голос брата в коммуникаторе. — Ты что, еще спишь?

— Сплю! — Угрюмо отозвался тот, всовывая ноги в шлепки, чтобы не вставать теплыми ногами на холодный пол. В дверь продолжали долбить так, что она, похоже, собиралась развалиться. — Я перезвоню!

Он нажал на сброс и открыл замок. За дверью стояли Ковач и Фаркаш.

— Что случилось? У нас в отеле пожар, наводнение, землетрясение и цунами одновременно?

— Кража! — громко сказали они хором.

— И что? Какое это имеет отношение ко мне лично?

Снова затрезвонил коммуникатор.

— Бернат, я оденусь и приду к вам. Все. — Коротко сказал Иржи. — А пока я одеваюсь, умываюсь и чищу зубы, Ковач — готовь кофе, Фаркаш — докладывай.

Йожеф, как собачонка, пошел за Измирским в ванную комнату и, пока тот плескался, вкратце обрисовал ситуацию.

Где-то за полчаса до того, как господина Измирского начали с таким шумом поднимать, пришедший открыть выставку сменный наряд вневедомственной охраны обнаружил, что сигнализация отключена и одна из витрин взломана. Сразу поднялась паника, вызвали полицию, сообщили министру культуры, мэру города и стали разыскивать куратора выставки Эву Балог. Но коммуникатор женщины был вне зоны, а в номере она не ночевала. Полиция отправилась на ее городскую квартиру, но там тоже никого не было. И вот теперь ее ищут. Выставку опечатали и выставили охрану по периметру отеля.

— Что украли? — поинтересовался Иржи, застегивая рубашку и, в принципе, догадываясь об ответе.

— Вы даже не представляете! — Воскликнул Ковач, входя в спальню с двумя чашками кофе. — Украли рубин, который описывался, как один из ценнейших экспонатов!

— Что говорит полиция?

— Пока неизвестно, но гостей просили не разъезжаться и полностью содействовать органам правопорядка.

Мужчины быстро втроем выпили кофе.

— Идите оба в коридор и ждите у двери. Я скоро.

Иржи выпроводил охранников, встал посредине гостиной и призвал свое внутреннее пламя. Оно тут же отозвалось, довольно протягивая свои язычки в пальцы рук и ног, голову, делая четче и объемнее зрение. Художник вытянул руку и внимательно просканировал гостиную. Следов черного огня здесь не было. Таким же образом он прошел по спальне, ванным, лоджии и подсобным помещениям. Потом сделал пламя невидимым для проявленного мира и спокойно вышел из номера, заперев его не только карточкой, но и поставив огненную преграду, приказав охранять периметр. Удивительно, но огонь беспрекословно ему подчинился.

Когда он зашел в апартаменты к Бернату и Эстер, то сначала молча все обошел, поставил защиту, прописав доступ только сидящим здесь людям, а только потом улыбнулся и обнял брата:

— Я так испугался! Думал, с вами что-то произошло!

— Поэтому ты тут бегал, как лунатик?

— Конечно! Ты который день меня поднимаешь, не дав выспаться? С тобой не только лунатиком, а красноглазым вампиром станешь! Госпожа Измирская! — он поцеловал ручку польщенной этим обращением Эстер. — Как спалось? Этот старый греховодник не очень безобразничал? За звездами на небо не лазил? Нет? Значит, незаметно подкралась старость!

Охранники тихо присели на диванчик в прихожей, а Бернат, позвонив в ресторан, заказал завтрак в номер всем сразу.

Эстер, разрумянившись, с тихой любовью смотрела на Иржи, а на нее смотрел Бернат и радовался, что женщина-мечта так по-матерински нежно относится к брату, а не виснет с объятиями на его шее. Иржи, говоря им двоим комплименты, думал о рубине и о том, что Эва начала готовить новый обряд, в котором ему отводится почетная роль нового донора или вечной батарейки.

Когда пришла девушка с тележкой, он сам лично ее встретил и, не пуская на порог, вместе с охранниками забрал завтрак.

— Ты чего чудишь? — поинтересовался Бернат.

— Ты помнишь, о чем еще недавно мы с тобой говорили? Нет? Тогда просто будь аккуратней. А еще лучше, если вы с Эстер прямо сейчас уедете в свадебное путешествие недельки на две. Можно дней на десять. Думаю, к вашему приезду все уже утрясется.

— Все так серьезно?

— Да, братик.

— Тогда уедем вместе!

— От судьбы не убежишь, Бернат. Ее только можно под себя подмять. Либо принять то, что она приготовила.

— Значит, ты решил ввязаться в бой?

— Я — последний в роду, Бернат. И это — мое сражение. На мне всё, так или иначе, закончится.

— Лучше — иначе. Боже, да что за глупости ты говоришь! — Вдруг разозлился Измирский — старший. — Я окружу тебя охраной и ни одна мышь, ни одна муха не проскочит!

Госпожа Эстер, внимательно слушавшая их разговор, не выдержала:

— Иржи, тебе грозит опасность?

— Только быть повергнутым ниц к Вашим ножкам, леди!

Он томно посмотрел ей в глаза. Она покраснела.

— Иржи! Ай-яй-яй!

— Боюсь, боюсь! Леди, извините, но мой брат весьма суров. И если я не хочу получить по шее от этого здоровяка, мне надо держаться от Вас подальше!

Эстер улыбнулась:

— Мальчики! Вы мне зубки не заговаривайте! Я задала вопрос, но на него мне никто не ответил!

— Я тоже боюсь воровства. Мои эскизы, а тем паче, недописанный холст, стоят весьма приличных денег. Поэтому, дорогая Эстер, я прошу Вас, именно Вас, как менее импульсивного и более непредвзятого члена нашей семьи: возьмите их и уезжайте!

— О, если дело только в этом…

Бернат и Иржи мельком посмотрели друг на друга.

— Конечно! — продолжил словесный хоровод Иржи. — Для меня это безумно важно! Им тоже грозит опасность, которую я не в силах отвести. Я подожду полицию, а завтра — послезавтра приеду к вам. Помнится, вы хотели выбрать маленькое шале? Я уже представляю: заснеженный склон, теплое весеннее солнце, темный горный загар… Он безумно пойдет Вашей коже, прекрасная Эстер! Бернат! Заказывай рейс!

Бернат внимательно посмотрел на младшего брата. Где теперь тот утонченный, немного пьяный художник, промежду интрижками пишущий шедевры? Его маленький Иржик, не державший в руках ничего тяжелее мольберта?

Человек, сидевший перед ним, был собран и взведен, словно оружие, готовое к бою. А этот бой… он не заставит себя ждать.

Бернат взялся за коммуникатор, а Эстер, одарив Иржи улыбкой, ушла в гардеробную, делать вещам ревизию.

Брат, заказав шале и рейс, посмотрел на брата.

— Не спрашивай. Не отвечу. Просто развяжи мне руки, чтобы я не боялся за вас.

— Они такие крутые?

— Нет, Бернат. Они — другие. Ты не поймешь. Это нужно видеть. Картины мои заберите. Сейчас пошлю Ковача упаковать.

— Может тебе оставить охрану?

— Оставь Фаркаша. Мы с ним вместе тренировались. Если сможет, прикроет, а не сможет — удерет.

Бернат неожиданно выбросил вперед правую руку. Но кулак, не дойдя до лица Иржи, словно увяз в какой-то субстанции. Причем, Иржи, не совершая никаких движений, совершенно спокойно смотрел на старшего. Через секунду рука, как ни в чем не бывало, спокойно высвободилась сама.

— Это..?

— Хуже. Поэтому охранники не помогут.

Бернат тогда встал и, подняв брата, крепко его обнял.

— Помни, в нашем мире есть двое любящих тебя людей, готовых ради тебя на все!

— Как ты догадался?

— Она рассказала мне все, в первый же день. Понимаешь, у нас с ней все-таки много общего: мы уважаем друг друга, у нас одинаковые вкусы и интересы, а главное — мы очень любим тебя!

— Знаешь, что я хочу?

— Быть с нами рядом?

— Я хочу, чтобы ваш первенец носил мое имя, Бернат.

— Братишка! Ты просто держись! — Стер нечаянно выкатившуюся из глаза слезу старший Измирский.

— Конечно. Звонят. Это такси. Ковач уже понес картины. Госпожа Измирская, ждите с нетерпением своего блудного Иржи! Легкого Вам снега!

— Пока, Иржи!

— До свидания, Бернат!

* * *

Иржи внимательно просмотрел, как Измирские грузились в машину и облегченно выдохнул. Теперь его прихватить стало гораздо сложнее. Он запер пустой номер и отнес карту администратору. За ним тенью шел Фаркаш.

Внизу, в огромном холле, варилось нечто, напоминающее броуновское движение. Некоторые гости, не желающие быть замешанными в уголовной хронике, спешно покидали отель. Администраторы жалко улыбались: ведь это урон престижа заведения! Значит, премии не жди, зарплаты урежут, а то и вовсе выгонят на улицу! Телевизионщики жадно шныряли в толпе, вынюхивая хоть что-нибудь. Где-то за колоннами проскакал господин Малховский собственной персоной в погоне за выпучившим глаза модельером. Девушки на каблуках растянувшимся кометным хвостом пытались догнать более устойчивых к падению мужчин. Где-то проблескивала синяя полицейская форма.

— Пойдем! — Сказал Иржи Йожефу. — Нам пора готовиться к тренировке.

— Сегодня?

— Нам что-то может помешать? Или тебе не терпится поучаствовать в расследовании?

Когда они дошли до номера, и Иржи открывал дверь, охранное пламя сообщило, что кто-то чужой пару минут стоял у двери, сканируя защиту.

«Мужчина или женщина?» «Женщина». «Такая?» — он представил Эву. «Нет, другая». «Странно». — Подумал художник.

Он присел в гостиной на диван и включил новостной канал, без конца кричавший о том, что похищена величайшая драгоценность, пропала куратор, а полиция отказывается от комментариев.

— Скажи-ка мне, Фаркаш, как прошла твоя ночь?

— Абсолютно нормально. Я даже поспал под утро. Как стало светать, я лег к госпоже Юдифи и, чтобы она не выбралась, обнял ее рукой.

— Не выбралась?

— Нет! — неожиданно покраснел Йожеф.

* * *

Тренировка началась, как всегда, строго по расписанию, с дыхательных упражнений и разминки. Появившийся мастер Иштван в одном из углов зала расставил несколько предметов.

— Иржи! Тебе задание: попробуй пламенем захватить предмет и, не уронив, перенести его на другое место. Потом добейся того, чтобы пламя давало предметы тебе в руки. Третьим этапом ты должен разбить предметы. Четвертым — восстановить. Приступай. Фаркаш! Иди сюда!

Пока Иштван заставлял охранника вертеться и отмахиваться от метких и быстрых ударов, Иржи пытался подхватить огненными языками стеклянный шарик, лежавший рядом с ним на полу. Тот только покачивался и немного перекатывался дальше.

Художник опустил руки и сосредоточился на дыхании. Внутренний огонь дышал вместе с ним, чутко ожидая приказов хозяина. Иржи подумал и посмотрел на свою руку. Вызвал огонь наружу. Языки пламени радостно вырывались из пальцев. Измирский сжал кулак, потом разжал и собрал пальцы щепотью. Огонь точно повторял его движения. Иржи присел перед шаром и протянул руку. Немного не дотрагиваясь до его поверхности пальцами, он охватил его огнем и немного сжал руку. Потом потихоньку начал поднимать. Огненные пальцы крепко держали стекло, не нагревая и не оплавляя его.

— Умничка! — Похвалил он свой огонь и поставил шар на пол.

Повторил упражнение снова и снова. Потом, постепенно увеличивая расстояние между физическим телом и поверхностью предмета, начал подхватывать шар более длинными языками пламени. И только когда он свободно стал брать предмет на расстоянии пяти метров, то перешел к вазе, также начав с нескольких сантиметров. Постепенно, приноровившись ко всем вещам, он начал подтягивать их к рукам.

Когда огненные пальцы научились легко перемещать предметы в пространстве, мастер Иштван, не предупреждая, метнул в него свой клинок. Иржи, не успев даже задуматься, перехватил его огненными пальцами и метнул обратно. Иштван поймал и приказал Фаркашу:

— Бой с тенью!

А Измирскому предложил достать свой клинок. Ошеломленный Йожеф, раскрыв рот, смотрел, как люди сами по себе двигаются по земле, а между ними, тоже сами по себе, свищут, рассекая воздух, их острые клинки.

— Смешанный бой! — приказал мастер и тут же ужалил Иржи концом пламенного хлыста.

Иржи поставил защиту и одновременно начал нападать с разных концов, выпуская огненные стрелы, закручивая спирали и отбиваясь кинжалом.

— Молодец, быстро учишься. — Похвалил его мастер. — То, что ты сегодня делал, дают только к третьему-четвертому курсу Академии.

— Я подозревал, что все не так просто, мастер.

— Иди, учись разбивать и клеить.

— А это за какой курс? — невинно поинтересовался художник.

— Если ты этого не освоишь, курсы тебе уж точно не понадобятся. Фаркаш! Хватит отдыхать. Иди сюда!

А Иржи снова согнулся над шариком и задумался.

«Если бить его тупой силой, останется только стеклянная пыль. А мне его еще собирать! Может, попробовать разломать по молекулярной структуре материала?»

Художник представил, как мельчайшие частицы огня пролезают между частицами стекла, разрывая связи. Огонь, внимательно следивший за ходом его мысли, запустил в стекло свои щупальца и выделил из себя молекулы воздуха, выстраивая из них цепочку. Шар, тихо хрустнув, раскололся на четыре части. А теперь надо проделать обратный процесс, «склеив» поверхности так, чтобы шар оставался чистым и прозрачным, спаяв случайно сломанные частицы. Немного попыхтев над тем, как объяснить огню, чего он хочет, Иржи, наконец, получил ровный стеклянный шар, но внутри слегка мутноватый.

— Это тоже неплохо. — посмотрел мастер Иштван. — Мы закончили.

Фаркаш поклонился и унесся в раздевалку, а Иржи вернулся к мастеру с деньгами.

— Спасибо! — поклонился он.

— Мы закончили. — Еще раз сказал Иштван.

— Совсем?

— Завтра, возможно, будет не до занятий.

— Хорошо. Тогда, последний вопрос.

— Говори.

— Мастер, я белый или темный?

— Конечно, темный. Саминьши с начала времен были темными.

Иржи зажег на ладони оранжевый огонь.

— Какого цвета пламя Вы видите?

— Ты прячешь его от меня. Поэтому я не вижу твоего огня. Но на первом занятии, помнится, он был дымчато-синеватого окраса.

— Спасибо, мастер!

* * *

Немного передохнув после разминки и напившись кофе со свежими круассанами, Иржи стал собираться. Он надел высокие ботинки, плотные непромокаемые штаны, свитер и куртку.

— Я — с Вами! — Фаркаш быстро переоделся в немаркую охотничью экипировку. — Куда идем?

— На пристань за лодкой. Скоро нам уезжать, поэтому напоследок захотелось посмотреть водопад.

— Я закажу! — Фаркаш быстро вышел из номера и затопал по коридору.

Иржи поставил защиту и отправился следом.

Выгрузившись из лодки, как в прошлый раз, недалеко от устья реки, они поднялись по склону скалы, оставив пожилого лодочника курить на носу с обещанием скоро вернуться.

— Да хоть весь день гуляйте! Оплата у меня почасовая. — Пожал он плечами.

Выбравшись на поляну с бревнами, Измирский заозирался в поисках нужных кустиков.

— Кажется, здесь!

Пробившись сквозь распушившуюся зелень, они опять оказались на берегу падающей со скал реки.

— Вы опять хотите войти в эту жуткую пещеру? — Поинтересовался Фаркаш у штурмующего толстый ствол ели Иржи.

— Да. — Тот придержал ветку и обернулся. — Только ты будешь стоять снаружи.

Прекрасный водопад лил свои лучезарные струи по разнопестрым мокрым скалам, разбивая некоторые из потоков о выступающие на пути воды булыжники. И тогда в воздух мелкой пылью взлетала семицветная радуга, играющая на солнце то одним, то другим ясным цветным отблеском. Деревца, прижившиеся в расщелинах между скал, радостно подставляли свои бархатистые молодые листочки под мелкие капли, отращивая под теплым солнышком новые летние побеги.

— Как прекрасна дикая природа без людей! — неожиданно воскликнул Фаркаш.

Иржи заморгал ресницами, придерживаясь перчаткой за бок рыжего камня.

— Что-то случилось, Йожеф?

— Знаете, как трудно идти в бой, когда вот такое чистое небо, поют птицы, вода сверкает в ручье и течет по твоим пальцам… А ты знаешь, что через час этот лесок взорвется минами, автоматными очередями… Белые стволы берез окрасятся кровавыми каплями, а молодые веточки будут срезаны пулями… Замечутся зверушки, спасаясь от человеческого идиотизма… Кто-то идет убивать за деньги, а кто-то — умирать за веру… в кого? И нужна ли ему такая бестолковая смерть? Зачем тогда свыше нам дают эти жизни? Чтобы умереть ради прибыли очередного миллиардера в рассвете сил?

— Фаркаш. Присядь. — Иржи сел на нагретый солнцем камень и похлопал по нему же рукой. — Ты ведь воевал. Я знаю. Пошел работать охранником, поскольку тебя научили только стрелять и закрывать своим телом командира. Мир наш, Йожеф, действительно, устроен очень странно и если я останусь в живых, то попытаюсь добраться до тех, кто сможет ответить на некоторые мои вопросы. А сейчас я честно хочу тебя предупредить: меня хотят убить. Причем, такие силы, о которых ты и не подозреваешь. Поэтому рядом со мной находиться весьма опасно. И я тебе предлагаю расторгнуть наш договор. Я напишу записку для Берната. Он в курсе, и все поймет. А ты — живи, люби свою жену, радуйся красотам нашего мира, воспитывай детей.

Иржи поднял голову и посмотрел на солнце, греющее лохматые сосновые шапки. Смолистый воздух кружил голову, и так хотелось жить! Просто жить, наслаждаясь рассветами и закатами; фиолетовым отражением уходящих дождевых туч в речной воде, и темной корой вымокшей под дождем старой ели. Запахами спелого малинника в жаркий день, и темным быстрым полетом филина, на секунду загородившего своими крыльями месяц.

«Я не хочу сражаться. Я — художник, просто созерцатель и даже не творец! Почему же Судьба выбрала для этого бессмысленного действа именно меня?» Но оранжевый огонь уже ровно гудел в жилах, и Иржи знал, что с предначертанной дороги ему не свернуть. Ведь не может он предать погибших родителей, давших ему жизнь, Юори и Лайрину, убитых только из-за того, что любили друг друга… Да и в конце концов, нужно просто разобраться с творимым этой женщиной злом. Сбежит он, малодушно прячась где-нибудь в горах, она начнет питаться другими людьми. А ведь их и так используют!

— Я пойду в пещеру, приду обратно, и ты мне дашь ответ. Договорились? — не глядя на Фаркаша, Иржи начал спускаться в узкий темный проход.

Шкатулка лежала все там же, на пыльном каменном алтаре. Художник открыл ее и достал ослепительно вспыхнувший камень. «Сердце Юори!» Черный бриллиант, пульсируя скрытой в нем энергией, лежал на ладони.

— Как бы мне тебя так спрятать, чтобы не добрался никто, кроме меня? — подумал Иржи вслух.

Его огонь, двигаясь по всему телу, вдруг мягко толкнул его изнутри в грудь.

— Ты что-то хочешь сказать? — Молодой человек замер, держа бриллиант в обеих руках, и прислушался к внутренним ощущениям. — Поместить в себя? Ты это сможешь? А потом отдать? Ну, давай попробуем…

Одной рукой он расстегнул куртку и задрал свитер, а другой — приложил черный бриллиант к своей груди.

— Его точно никто не почувствует? Хорошо, давай!

Оранжевое пламя закружилось вокруг камня ярким волчком, опутывая его своей энергией все сильнее. Скоро весь Иржи горел, сам не замечая этого. Потом — мгновенный укол и… пламя стало успокаиваться. Он отнял от груди ладонь: на ней алело маленькое красное пятнышко. А внутри, напротив его горячего, молодого и сильного сердца ровно билось каменное.

Заправив свитер и наполовину застегнув молнию на куртке, он вышел на солнечный свет и прищурился. У входа в пещеру стоял Фаркаш. Увидев Иржи, он открыл рот и медленно упал на колени.

— Господин! — сказал он. — Вы — Ангел! Вы весь светитесь и у Вас сзади крылья!

Иржи поморщился и убрал видимый спектр своего огня.

— Ты, Фаркаш, перегрелся! Где ты видишь огонь? Вставай немедленно и пойдем. Смотри, пока я ходил, уже набежали тучки. Вдруг пойдет дождь, и я промокну? Господин Бернат женился и уехал. Кто меня будет лечить? — говорил он, прыгая по камням и перестраивая мысли охранника на другую тему.

Когда они добрались до бревен, Йожеф сказал:

— Вы, господин, были правы.

— В чем, Фаркаш?

— Она меня бросила и ушла к хозяину скобяной лавки.

— Соболезную, парень. Не ты первый. Хозяева лавок незаменимы в мирное время. Они пьют пиво, ходят в кино и покупают женам раз в год золотые сережки или колечки. Иногда возят на курорт. Но во времена заварух бросают всех и всё, убегая, словно крысы. Не горюй, найдешь красивее. Ты — парень видный.

— Господин Иржи, — Йожеф помедлил, — я, тогда, у пещеры, хотел сказать, что Вас не оставлю. Хорошим был бы я солдатом, оставив штатского сражаться, а сам — в кусты. Так что мы с Вами теперь — до любого конца.

— Спасибо, Йожеф. — Иржи протянул ему руку, тот пожал. — И еще: в сражении некогда кричать: господин Иржи…

— Согласен, Иржи! — Фаркаш помолчал, спрыгивая с камня, и закончил мысль: — И все-таки я видел Огонь. Ты — Ангел, Иржи!

— Как скажешь, только очень прошу: молиться на меня не надо!

* * *

Лодка быстро домчала их к отелю. Едва они вошли в холл, как к ним подбежала администратор.

— Господин Измирский! Там полиция, мэр в кабинете… Искали Вас!

— Веди!

Иржи и Йожеф развернулись и пошли за девушкой, нарочито перебирающей тонкими ножками на каблучках и старательно изгибающей худые бедра.

Подойдя к кабинету старшего администратора на первом этаже, она тихонько постучала.

— Входите! — Рявкнули оттуда.

— Вот! — она шмыгнула носом. — Этот тип так на всех!

— Иди, детка, спасибо! — Сказал Измирский и толкнул дверь.

Войдя с Фаркашем в кабинет, они увидели знакомые личности из мэрии, с мэром во главе, а также нескольких офицеров полиции, с которыми художник, по роду занятий и сословной принадлежности, никогда не пересекался. В маленьком кресле у окна, почти скрытую шторой, он обнаружил Линду.

— Здравствуйте, господа и леди! — он поклонился в сторону мэровой дочки. — Меня искали?

— Господин Измирский! — засуетился мэр, вставая и протягивая ему руку. — Очень рад Вас снова видеть!

Полицейский чин, видимо старший среди них, подумал и тоже подошел поздороваться.

— Вы слышали? — скорбно поинтересовался мэр.

— О краже? Конечно! По телевидению о ней говорят каждые пять минут.

— Помогите нам, пожалуйста! — продолжил градоначальник. — Вы, наверное, хорошо знали госпожу Балог?

— Помилуйте, да откуда? Нас госпожа Юдифь познакомила всего неделю назад. Один раз мы танцевали. Вот, пожалуй, и все.

— Жаль. — Проскрипел полицейский чин. — Мы предполагаем, преступники ее взяли заложницей. Ведь надо им было открыть зал! А тут: слабая женщина!

— По периметру отеля стоят видеокамеры. — Неожиданно вмешался в разговор Фаркаш. — Камеры есть и на каждом этаже.

Чин посмотрел на охранника так, словно у него свело челюсть.

— Мы смотрели.

— И?

— Запись стерта.

— А операторы у мониторов?

— Говорят, все было спокойно.

— Я могу быть вам еще чем-то полезен? — Лучезарно улыбнулся Иржи, изображая светского раздолбая.

— А почему уехал Ваш брат? — кто-то пискнул из угла.

— Хоть я и не обязан отвечать на вопросы, не относящиеся ко мне, но могу вам напомнить, что утром отель покинули около двадцати процентов гостей, не желающих, чтобы их имя звучало в уголовной хронике. Теперь по поводу брата. У него с госпожой Эстер вчера была помолвка. Сегодня они уехали в путешествие. Можете обратиться в его холдинг, в секретариат за соответствующими разъяснениями.

— Да Вы что? — Мэр подскочил, всплеснув пухленькими ручками. — А мы ничего не знали!

— Вашей семье пришлют приглашение на свадьбу! Прощайте, господа!

* * *

— Идем, Йожеф, пообедаем. Или уже поужинаем? Боюсь, сегодня нам спать и есть больше не придется.

Они расположились за своим столиком в полупустом зале. К ним сразу же подошел администратор Сапеш вместе с официантом. Приняв заказ, официант удалился, а Сапеш встал рядом, переминаясь с ноги на ногу.

— Присаживайтесь к нам, господин Сапеш. Выпейте вина! Гостей у Вас почти нет, так что составьте компанию!

— С удовольствием! — Он почтительно присел напротив Иржи, вытянув одну ногу вперед.

Художник, привыкший все замечать, поднял бровь, переведя взгляд с лица на ногу мужчины и обратно.

— Упал сегодня. — Грустно объяснил тот. — Входил в служебный подъезд и споткнулся вот об это.

Сапеш сунул руку в карман белой форменной куртки и достал ровный, с закругленными краями, тяжелый булыжник.

— Ого! Как же он у вас там оказался? Уборщицы халтурят?

— Не знаю, но я так расшиб колено!

Иржи протянул руку:

— Можно взглянуть?

Камень, действительно, был небольшим, но увесистым. Он уже хотел его отдать обратно, как пламя снова толкнулось ему в грудь. Посмотрев на него глазами, видящими сквозь иллюзии мира, Иржи усмехнулся.

— Хотите, я вылечу ваше колено? Сейчас. А Вы мне подарите камень на память об отеле. — Художник аккуратно водрузил его на стол между тарелок.

— А… Вы можете? — удивился Сапеш.

— Понимаете, все те, кто занимается живописью, часто делают краски своими руками из природных материалов. Иногда, при смешивании, получаются достаточно интересные результаты. Хотите попробовать? Больно не будет!

— Пожалуйста! — Подвинул свое распухшее колено метрдотель.

Иржи вытянул из кармана чистый носовой платок и под столом завязал его узлом.

— Вот здесь, — он продемонстрировал платок, — сильная болеутоляющая смесь. Смотрите, я прикладываю…

Призрачное пламя цепкими язычками охватило колено, нормализуя работу сустава и мышц, убирая отеки и соединяя лопнувшие при падении капилляры.

— Ну, как? — Спросил он минут через пять, убирая платок в карман.

Метр согнул, а потом разогнул колено. Встал, походил. И с задумчивым видом посмотрел на художника.

— Мне кажется, оно стало сгибаться лучше, чем раньше. И отека уже нет. Как Вы это сделали?

— Краски, мой друг, краски. — Сказал он, убирая в карман булыжник. — Химия, фармация — это две стороны одной медали. Главное — найти верные пропорции.

— Продайте мне, господин Измирский…

— Метр Сапеш! — Иржи укоризненно посмотрел на него. — Вы бы лучше подали нам вина за счет заведения!

— И то верно! — Метр, как молодой козлик, ускакал в сторону бара.

— Вы опять сияли. — Тихо сказал Йожеф.

— Не обращай внимания, в краски иногда добавляют ураниды. У них чистые желтые и зеленые цвета, а в темноте они светятся.

Иржи начал поедать салат, краем глаза косясь на Фаркаша. Несколько дней, пока он к нему не присматривался, вокруг «искры» Йожефа начал зарождаться, еще совсем неплотный и слабый, белый светящийся туман. «Вот так и становятся магами, мальчик. Хочешь ты этого, или нет». — Подумал художник. — «Сейчас придем в номер, надо будет проверить!»

Он доел салат и принялся за мясо с подливой и баклажанами, запивая вином. А в это время около бара началась какая-то возня и выкрики. Завизжал женский голос.

— Да что же сегодня происходит с этим отелем? То воруют, то дерутся! — В сердцах воскликнул Йожеф и посмотрел в тот угол.

Там явно намечалась какая-то потасовка. Мелькнул белый китель метрдотеля Сапеша и куртка официанта. Через кухню в зал вбежали два здоровых охранника. И так немногочисленная публика быстро вставала из-за столов, рассчитывалась и, оглядываясь, старалась уйти незаметно. В зал вошли полицейские. Взглянув в сторону бара, молча заняли столик у эстрады. Сапеш побежал к ним.

— Пойдем? — Иржи бросил салфетку на стол и поднялся.

— Погодите. — Остановил его Йожеф. — Там, у бара, сидит Юдифь.

— Вот как? Тащи ее сюда!

Фаркаш встал и четкой военной походкой подошел к модели, сидевшей с бокалом. Нагнулся, вытащил его у нее из рук, расплатился с барменом и поднял женщину. Она была настолько пьяна, что могла идти, только повиснув на Фаркаше.

Пока они вихляющей походкой, сшибая по дороге цепляющимися каблуками стулья, шли к Иржи, он заказал официанту что-нибудь быстро отрезвляющее. Тот удивился, но честно накапал нашатыря в воду.

«Придется попробовать почистить ей кровь» — подумал Иржи.

— Юдифь! — Он отодвинул стул и помог Фаркашу сгрузить на него тело. — Ну почему ты так напилась? Мы же с тобой только разговаривали! Ну как ты могла меня так подвести!

Отвлекая женщину и суетящегося вокруг нее охранника, Иржи попытался своим огнем нейтрализовать спирт в ее крови. Дело, без должного опыта, двигалось медленно. Но вот она подняла голову, осматриваясь вокруг себя.

— Где я?

— В ресторане отеля, детка.

— А как я сюда попала? — Она медленно, но верно трезвела.

— Из номера, наверно. С кем ты пила? И зачем?

Откашлявшись и хлебнув воды с нашатырем, она вполне трезвым голосом сказала:

— Я утром встала. Тебя, — она взглянула на Йожефа, — уже нет. Я собрала вещи, заказала билет и поехала в аэропорт.

— Доехала?

— Да. Потом пошла покупать в бар воду. И… очнулась здесь… Ничего не понимаю!

— Ты точно пила только воду?

— Точно! — разозлилась она.

— Кто был с тобой рядом?

— Я ничего не помню! — она схватилась за голову. — Я даже уже сдала номер!

— Тогда переночуешь со мной. Вернее, с нами. Нет. Мы будем дружно смотреть телевизор в моем номере.

Юдифь засмеялась:

— Могу и с тобой, и с вами…

Фаркаш покраснел.

— Пойдем! Хватит глаза полиции мозолить. Они и так уже сидят, словно в зрительном зале, и смотрят, чем наш спектакль на троих закончится.

Йожеф поднялся, подавая даме руку, Иржи отставил стул, и они ровной походкой вышли из ресторана.

* * *

Открывая дверь, художник снова понял, что под ней кто-то заинтересованно топтался.

— Проходите! — он, запустив Фаркаша и Юдифь, снова запер дверь и накинул защиту от проникновения внутрь. То же самое он проделал и с окнами. Закрыв шторы, он включил свет и телевизор. Новостной канал продолжал восхищаться или ужасаться, смотря с какой позиции их слушать, дерзкой кражей с похищением заложника. Начальник столичного уголовного розыска с печально-вдохновенным лицом рассказывал, какие силы сейчас брошены на то, чтобы найти бедную госпожу Балог. Он также сообщил, что полицейские управления соседних государств поставлены в известность и если что, сразу подключатся к расследованию.

— А еще, — начальник волевым и уверенным взором пробуравил телевизионный экран, — к нашему расследованию подключился лучший детектив нашей страны Янош Гузей. Думаю, результаты не заставят себя ждать!

— Ха-ха! — Мрачно сказала Юдифь и переключила канал. Там шло ток-шоу господина Малховского «Светские люди и их причуды». Приглашенными гостями в студии были уволенные повара, горничные и садовники.

— Ей не нравилось, как я складываю в шкафу белье! — Вещала женщина средних лет с бегающими глазками. — Она требовала, чтобы я его складывала исключительно по цветовому сочетанию!

— Врет! — Откомментировала Юдифь. — Знаю, где эта выдра работала. Она в постельном белье прятала украденные золотые заколки и браслеты. А хозяйка нашла.

— Чего же она не написала заявление?

— Жалко эту дуру стало. У нее двое детей. Представляете, если бы их мать посадили?

— А так она их тоже воровать научит. И посадят через несколько лет все развеселое семейство уже целиком. — Проворчал Фаркаш.

Юдифь уже снова хотела нажать кнопку, но Малховский развернулся к экрану, сделал страшные глаза и произнес:

— А некоторые аристократы и вовсе отказываются от своих родовых имен. Спрашивается, почему, вместо того, чтобы этим гордиться, они тщательнейшим образом скрывают тайну своего происхождения? Может, в этом кроются какие-то неприятные для потомков моменты? Сегодня мы в студию нашего ток-шоу пригласили известного специалиста по генеалогии древних родов нашего государства господина Лихтенштосса.

— Переключи! — Иржи протянул руку к пульту.

— Не-ет! — Улыбнулась Юдифь. — Похоже, намечаются весьма интересные подробности из жизни одного скромного художника!

— Я терпеть не могу Малховского. Мерзкий и наглый тип с глубоко запрятанным комплексом неполноценности. Думаю, в школе ему регулярно прилетало от одноклассников за отвисший животик, прыщи на лице и вечно жирные с перхотью волосы. А еще он ковырял в носу.

— Фу! — Засмеялась Юдифь. — Откуда ты взял такие подробности?

— Ты тоже ковыряла в носу и была пухлой, застенчивой девочкой. Вот!

— Неправда! — Обиделась та. — Ковыряние, так и быть, признаю, но я была ужасно худой и высокой. Меня дразнили вешалкой, и никто не хотел со мной дружить.

— Вот видишь, у каждого в шкафчике припрятан свой скелетик!

— Иржи, тут, между прочим, о тебе говорят! — прервал их дружескую пикировку Йожеф.

— Это Малховский мне мстит, за то, что я отказался подарить ему свой морской этюд.

— Послушай, это интересно!

Юдифь сделала звук погромче, и они стали смотреть в экран.

Маленький и сухонький господин Лихтенштосс, потряхивая седой бородкой и пушистым остатком волос, тыкал пальчиком в картинку с именами.

— Так вот, на основании всего вышесказанного, можно сделать вывод, что младший граф Измирский стал графом только в этом поколении.

— Да-а? — Удивилась Юдифь. — Я думала… Тогда ты что, усыновленный сын кухарки?

— Да, детка, переключи канал, прошу!

— Нет! — Она вцепилась в пульт мертвой хваткой, для верности запихнув руку с ним себе под попу.

— И ты считаешь, что я оттуда не достану? — Прошептал он, обнимая ее плечи.

— Таким образом, мы выяснили, — ворвался в их уши громкий голос Малховского, — что господин граф вовсе не Измирский, а кто, господин Лихтенштосс?

— Младший граф Измирский является урожденным герцогом Саминьшем, последним в своем роду. Его предки были доблестными воинами, политиками, вспомните хотя бы Кортинский союз, принесший нашему государству выход на побережье и дивный курортный Восточный край. Шандор Саминьш — это великий гражданин нашей страны!

— Тогда почему господин Иржи не носит принадлежащий ему от рождения титул?

— Думаю, в этом виноваты его тетя и дядя Измирские, взявшие на воспитание к себе в дом младенца после трагической гибели его матери.

Иржи встал и выключил экран.

— Бедненький! Ты мне не рассказывал! — Юдифь встала с дивана и, подойдя к Иржи, обняла его за плечи, прижав к своей груди.

Он вздохнул и положил голову ей на плечо.

Йожеф сидел и молча смотрел на них, обнявшихся, словно брат и сестра. Высокая молодая женщина и хрупкий красивый мужчина. Оказывается и там, в заоблачной обеспеченной вышине, случаются свои трагедии, а дети могут вырасти без родительской любви.

Через несколько минут экран снова был включен, но программу выбрали другую, со старыми, черно-белыми фильмами. На этом настояла Юдифь, как любительница винтажной одежды. Она с таким упоением разглядывала клеточки и рюшечки, то и дело толкая локтями сидящих от нее с двух сторон мужчин, что Иржи не выдержал и встал:

— Пойду немного порисую. А вы тут не балуйтесь!

Юдифь надула губки:

— Я, между прочим, всегда любила только тебя!

— Тут же изменяя направо и налево.

— Ты не путай любовь с бизнесом, зайчик! — Она послала ему воздушный поцелуй. — Ты когда мне подаришь какую-нибудь картину?

— Когда у тебя будет свой дом с любимыми обоями.

— А при чем тут обои? — подняла модель брови.

— Я буду писать картину под их расцветку, дорогая! — И он закрыл за собой дверь.

* * *

Усевшись на кровать с альбомом и карандашами, Иржи нарисовал головку Юдифи, а потом ее же, сидящую на парапете фонтана в шляпе и длинном сарафане. Но тут его словно что-то толкнуло изнутри. Он совсем забыл!

Вскочив с кровати, он подошел к своей легкой куртке, в которой сидел в ресторане, и достал оттуда серый камень. Аккуратно водрузив его на тумбочку, он сел на пол и позвал собственный огонь. Иржи пока еще никак не мог привыкнуть жить с ним постоянно и поэтому пламя, когда не требовалось его присутствие, деликатно сворачивалось в клубочек в солнечном сплетении.

— А давай-ка разобьем с тобой этот серый камешек. Мне кажется, под его оболочкой находится нечто для нас интересное!

Тонкие и прозрачные огненные струйки проникли в структуру камня, расщепляя ее на много мелких кусочков.

— Вот это да! — Иржи в восхищении откинулся на бортик кровати, вытягивая ноги на ковре.

Под грубой серой оболочкой скрывалось сапфировое сердце Иштвана.

— Мастер! Я нашел Ваше сердце! — прошептал художник, который уже давно догадался, что за человек занимается с ним. — Что будем делать? — спросил он огонь. — Тоже прятать в себя?

Когда пришло понимание процесса, Иржи снял рубаху и взял сапфир в руки, позволяя огню окутать свое тело и драгоценный камень. Немного подождав, он левой ладонью прижал сердце мастера к своей коже, немного ниже места, где билось алмазное сердце первого Саминьша на земле. И снова на ладони осталась лишь маленькая капелька крови.

Когда огонь закончил свое дело, Иржи задал вопрос, который давно хотел узнать:

— Скажи, как взрослое сердце становится таким маленьким и, без крови, воздуха, живя в камне веками, остается живым?

Огонь вспыхнул, словно рассмеялся. «Магия!» — пришло к художнику понимание.

«Оказывается, я совсем ничего не знаю…» — печально подумал он. Но огонь, не давая ему заняться самокопанием, напомнил про Фаркаша и белый туман вокруг искры. Иржи вскочил на ноги и распахнул дверь.

На экране девушки в разноцветных юбочках задирали в канкане стройные ножки в чулочках. Юдифь мирно спала, обнявши подушку руками. Ее длинные ноги лежали у Фаркаша на коленях.

— Накрой ее пледом и иди сюда! — позвал Иржи.

Йожеф кивнул и осторожно положил ноги на диван. Потом развернул плед и накрыл им плечи модели.

— Что случилось? — шепотом спросил он.

— Садись. — Кивнул Иржи на кровать и сам сел рядом. — Я хочу, чтобы ты внимательно посмотрел на мою ладонь.

Иржи зажег на ней не проявленный в нашем мире огонек.

— Ты что-нибудь видишь на ней?

Фаркаш потянулся к его руке, а потом даже отодвинулся.

— Это…огонь?

— А какого он цвета? Как тебе кажется?

— Белого?

«Как интересно, каждый в моем огне видит собственную суть» — подумал художник.

— А теперь посмотри так. — Он встал, укрываясь с головы до ног своим пламенем.

— Вы сияете, словно Ангел!

— Цвет у сияния какой?

— Белый!

— Хорошо, Йожеф. А теперь посмотри в свое сердце и скажи мне, что там видишь.

— Как?

— Молча, Йожеф!

Фаркаш попыхтел, а потом встал спиной к Иржи и сказал:

— Мне кажется, что вокруг него белый туман. Это что, Иржи?

— Это зародыш светлой магии, Фаркаш.

— Значит, Вы — маг, господин Иржи? — неожиданно легко поверил охранник.

— Такой же, как и ты. Новорожденный и мало что умеющий.

— Ух ты! А кто нас будет учить?

— Если мы выживем, посмотрим.

— Мы же постараемся, правда, Иржи?

— Пойдем, взглянем на нашу красотку Юдифь. Что-то я не слышу ее сопения! — художник надел кроссовки.

— А Вы ее любите?

— А ты? — взглянул на охранника Иржи, шнуруя обувь.

— Мне она нравится. Красивая и добрая.

— Это верно. — Иржи открыл дверь. На диване никого не было.

— Твою ж мать! Недомаги чертовы! Не уследили! — Выругался Иржи, сканируя пространство. — Здесь никого не было, она ушла сама, причем, босиком.

И точно, рядом с диваном валялись ее туфли.

Выскочив за дверь, Иржи растопырил руки. След Юдифи, переплетаясь с другим женским следом, шел в торец древней кладки и там пропадал.