Когда охранник Ковач в поисках ушедшего из ресторана хозяина подошел к номеру, то был неприятно поражен открытой входной дверью. Кто мог подумать, что, оставив художника, буквально, на пять минут, тот убежит вместе с этой певичкой! Ковач возмущался, обещая самому себе все-таки написать докладную на неугомонного молодого человека. Причем, отдавая в этом себе отчет, Игнац возмущался не возможным его досугом вместе с девушкой после ужина, а тем, что Игнаца, не предупредив, оставили одного в ресторане, забыв взять с собой. «Я — его охранник. Ну как он мог уйти без меня!» — шептал по дороге Ковач, словно обиженный старшим братом мальчишка, бросившим ребенка в песочнице у дома, и убежавший по своим более взрослым делам.

В гостиной было темно, но в спальне господина Измирского было тихо и, судя по щели между полом и дверью, горел верхний свет. Ковач осторожно постучал в дверь.

— Входи, Игнац! — раздался негромкий голос графа.

И когда Ковач, переминаясь с ноги на ногу, остановился у двери, тот спокойно спросил:

— Ты почему так рано ушел? Пользуйся моментом, развлекайся. Боюсь, скоро такой возможности у тебя уже не будет.

— Почему? — тупо спросил охранник.

— Хорошее имеет свойство заканчиваться, подчас в самый неподходящий момент. Возвращайся. Ночь длинная. Отоспаться еще успеешь.

Иржи внимательно и дружелюбно смотрел на Игнаца. В руках он держал карандаш и дощечку с закрепленной бумагой, на которую был нанесен рисунок. Ковачу вдруг стало стыдно за свои недавние мысли. «Какой он все-таки добрый и заботливый» — пронеслось у него в голове.

— Спасибо, господин Измирский. Но мне не хочется. Я лучше посижу в гостиной, посмотрю телевизор.

— Лучше ложись спать. Ты завтра работаешь с братом?

— Да, господин.

— Тем более, надо отдохнуть. Кто знает, куда тебе с ним придется ехать.

— Господин…

— Да, Игнац?

— А могу я работать только с Вами?

Иржи рассмеялся.

— Дело в том, дорогой мой господин Ковач, что меня охранять не от кого. Я никому не интересен и конкурентов в бизнесе у меня нет. Поэтому ты весьма скоро потеряешь квалификацию, станешь толстым и одышливым. И этим очень расстроишь свою дорогую женушку.

— Я могу сопровождать Вас на светские мероприятия, различные важные встречи… — Ковач умоляюще посмотрел на художника.

— Сопьешься. Наши тусовки и выставки очень часто заканчиваются банкетом в кругу необремененных моралью моделей и актрис.

— Но Вы — не спились!

— Я, мой хороший, все-таки граф Измирский. Честь дворянина обязывает.

И, уже выходя за дверь, охранник попросил:

— Не отказывайте сразу. Я готов и к более низкой оплате.

— А жена? — уточнил граф со смешком. — Готова?

* * *

Когда охранник вышел, Иржи расставил на кровати свои рисунки. Первый — девушка — привидение. Второй — красноглазая ведьма. Весьма привлекательная, судя по балладе, и страстная. Чем же еще она могла заморочить голову молодому мужу до такой степени, что он забыл про нежно любимую жену? Он еще раз вгляделся в рисунок. Ведьма в его исполнении напоминала Эву. Далее — мужчина, прикрученный корнями к стене замка. Он одновременно жив и мертв. В его груди бьется сердце, заключенное в камень.

Правда, певица в первой балладе рассказала, что вроде, камень похищен. Но раз ведьма жива, то камень цел до сих пор. Но самый главный вопрос остался открытым: каким образом эта старинная история связана с ним, Иржи Измирским? И почему, когда он возбуждается, его тело начинает пожирать призрачный огонь, требующий не страсти к женщине, а ее крови? «Господи, как страшно!» — подумалось Иржи в этот момент. Видимо, от дам придется отказаться, пока он не разберется во всей этой чертовщине.

Он открыл занавешенное на ночь окно и посмотрел на луну. Какую ночь подряд в этом странном месте длится полнолуние? Где-то в лесах за озером негромко пели соловьи и трещали ночные птицы. Темной большой тряпкой на мгновение закрыл луну филин.

— Дурак! — обозвал его испугавшийся Иржи и, высунувшись из окна, посмотрел на башни. И там, наверху одной из них, стояла тонкая фигура.

Иржи закрыл окно, решительно оделся потеплее, взял лезвие и подошел к зеркалу ванной комнаты. И с мукой на лице прорезал на пальце ранку. Бросив лезвие в раковину, он слегка нажал на палец. На нем выступила большая красная капля. Усмехнувшись, Иржи провел ей по стеклу. И увидел, как зеркальная поверхность растворяется в воздухе, открывая черную дыру прохода.

Запасливый художник включил на своем коммуникаторе фонарик и, зайдя внутрь, посмотрел на дисплей. Антеннка исчезла, словно ее никогда и не было. Но отступать назад было поздно, тем более, любопытство усиленно гнало его вверх. Выйдя из узкого башенного хода на крышу с зубцами, он сразу увидел залитую молочным светом луны худенькую фигурку.

— Зачем пришел? — не поворачиваясь, спросила девушка.

— Получить ответы на вопросы.

— Я не могу тебе ответить на них. — Спокойно сказала она.

— Я и не требую отвечать. Можешь просто кивать головой, если я прав. Попробуем?

Он подошел и прислонился к зубцу рядом с ней.

— Попробуй. — Кивнула она.

— Ты вышла замуж за хорошего человека, который тебя очень любил. Так?

Она, не отрывая от луны глаз, кивнула.

— Вы вдвоем отправились в этот замок. Это был дом его предков, и вы ехали в гости?

— И да и нет. — Блеснула ее улыбка.

Девушка задумчиво повернула к нему голову:

— Мой муж… Да, он очень знатного рода. А замок… Мы привязаны к нему кандалами… цепями проклятья!

— Однажды вечером или днем, не важно, в ваш дом приехала гостья. Она заблудилась или испугалась грозы, что тоже не играет никакой роли, и осталась у вас на несколько дней, развлекая его и Вас различными смешными придворными историями.

Девушка отвернулась от луны и, опершись локтями о зубец, уже внимательно слушала художника.

— Она строила глазки твоему мужу, соблазняя его своей доступностью и красотой. И вот однажды он не устоял. Поддавшись уговорам новой приятельницы и, не в силах противиться своему желанию, он подсыпал за ужином тебе «снотворный» порошок, как объяснила эта женщина. Ты заснула, а они провели весьма бурную ночь. Но когда утром его отпустила страсть, и он вновь превратился в любящего и заботливого мужа, то обнаружил, что жена его мертва. Так?

Девушка ссутулилась и печально кивнула головой.

Когда, опустив твое тело в подвал для подготовки к погребению, муж предался безудержной скорби, все та же искусительница прошептала, что можно попробовать тебя вернуть к жизни, проведя специальный обряд. Он был так глуп и несчастен, чувствуя свою бесконечную вину, что согласился на черное колдовство. И в первую ночь полнолуния она положила твое тело на алтарь, а мужа привязала к стене. И, как только тонкий лунный луч коснулся твоей головы, ты вылетела из тела. А оболочка превратилась в крепкую связь земли с призрачным светом луны.

Он посмотрел на девушку. Она смотрела поверх его головы и плакала, не вытирая слез.

— А потом, разжигая на стенах черный огонь, она начала колдовать. Ей требовалось только одно: продлить себе жизнь, ибо прежний обряд уже утратил свою силу, и она начала стареть.

Вновь распалив в твоем муже безумную страсть, она соединилась с ним прямо на алтаре. И в безумии черного огня он пообещал положить к ее ногам свое сердце. Но такие клятвы во время проведения обряда имеют прямую силу. Поэтому, снова привязав обессиленного человека, она вырезала ему сердце…

— Нет! — вдруг воскликнула девушка. — Все было гораздо страшнее. В большой зал начали заходить люди. Их протыкали древесные побеги, выкачивая энергию вместе с кровью и вливая ее в алтарь. Они умирали, не сопротивляясь. Просто падали, повисали на ветвях, как тряпки. Черный огонь плясал везде. Как я ни пыталась что-то изменить, у меня ничего не получалось. Энергия человеческой крови наполняла своей силой эту страшную волшбу. И я увидела, как там, в его груди, разгорается свет. Он все увеличивался, а потом его ребра раскрылись, и я увидела живое трепещущее сердце. Он должен был умереть от невыносимых адских мук, но не умирал. По его щекам катились кровавые слезы. И тогда ведьма перерезала сосуды и, вытащив сердце, положила на алтарь. Потом… Потом я не помню…А сердце, пламенеющим камнем, снова оказалось у него в груди, сияя, словно тысячи солнц! Ведьма тогда легла на алтарь сама и от самоцвета к ней протянулась светящаяся нить. Она лежала и на глазах молодела, меняя внешность.

Девушка замолчала.

— Где сейчас этот камень? — с волнением спросил Иржи.

— Не знаю. — Застонала она. — Его похитили. Но оно — живо. Я его чувствую. Но чувствует и она. Помоги нам, человек!

— Помогу. Только скажи, каким боком я связан с этой историей?

— Ты — его потомок. И только у тебя достанет сил справиться с ней.

— Чей потомок? Имя?

— Тебе пора. — Девушка снова посмотрела на луну. — Ночное светило уходит и скоро грядет новый день. Все узнаешь в свой черед. Иди, мальчик!

Привидение заглянуло в его глаза отраженным лунным бликом.

Иржи поклонился и побежал вниз. Как только он зашел в ванную, стена снова стала зеркалом.

Раздевшись и умывшись, художник повалился на большую кровать.

* * *

Утро в спальню графа Измирского ворвалось громким стуком о стены широко распахнутой двери и довольным голосом родного брата Берната, приказывающим охранникам заказать завтрак в номер.

— Иржик! Вставай!

Плотные занавески на окне бесцеремонной рукой мгновенно сдвинулись в стороны, и яркие солнечные лучи затопили спальню розовым рассветом.

— Побойся Бога, Бернат! — простонал Иржи, накрывая голову подушкой. В лучшем случае, ему удалось поспать около четырех часов.

— Вставай! Мне долго с тобой разговаривать некогда! О, какие эскизы! Как здорово, что я все же отправил тебя сюда. Надеюсь, ты хоть здесь отдохнешь от своих многочисленных нахлебников. Какая красивая девушка! Иржик, ты должен меня с ней обязательно познакомить!

Художник, наконец, смог разлепить не желающие никак открываться, веки. Пока он пытался встать, мозг испуганно вспоминал, какие рисунки сейчас пролистывает его брат.

Когда он уселся на краю постели и осмысленными глазами посмотрел на Берната, то в первую очередь спросил:

— Ты привез историю нашего рода?

Бернат бросил на столик листы с рисунками и кивнул на стоящий около кровати кейс:

— Вот. Все, что только смог раздобыть. Скажи, зачем тебе все это?

— Много свободного времени. — Пожал плечами Иржи.

Брат подозрительно посмотрел на младшенького:

— Ты мне зубы не заговаривай. Обычно ты его тратишь на баб и алкашей-неудачников. А тут, — он повел рукой, — ни одной бабы за все время. Что случилось, Иржи?

И старший сел рядом с младшим.

Черные, не выспавшиеся, глаза с длинными пушистыми ресницами открыто взглянули в лицо Берната.

— Не знаю, брат. Вокруг нашего рода идет какая-то возня. Причем, достаточно грязная и с мистической подоплекой. И я хочу посмотреть, может ли кто-нибудь, кроме нас, претендовать на графский титул и родовые поместья.

— Какая ерунда, Иржи! Если бы в нашем роду были такие люди, мы бы об этом знали. В конце концов, есть суд!

— Есть большая вероятность, что право это ничем не подтверждается, кроме устных рассказов, либо они — слишком дальние родственники.

— С тобой связывались?

— Напрямую — нет. Но есть некоторые вещи, которые я не могу объяснить, а тем более, рассказать тебе. И я просто стараюсь разобраться, почему меня пытаются напугать.

— Ерунда! Ты — наследник второй очереди. Сейчас у тебя ничего нет и без моей подписи получить ничего не сможешь. Ты — просто носитель графского титула, без земли, без недвижимости и денег, кроме тех, что зарабатываешь сам.

— Тогда объясни, как можно воздействовать на тебя, если со мной что-то случится.

— Иржи! Ты это серьезно? Тебе угрожают?

— Я не могу объяснить. Прямой угрозы нет. Есть только косвенные намеки, пугающие меня. И связано все это с нашим далеким предком. Каким — не знаю. Время событий — тоже. Но должны остаться какие-то зацепки, чтобы понять, что хотят эти люди или человек.

— Странно. Скажи, когда это началось?

— Когда ты отправил меня на «отдых» в этот отель.

— Дома, в квартире, такого не было?

— Нет, Бернат. Все началось здесь.

— Собирайся. — Граф Измирский — старший побарабанил по подоконнику. — Едем в наш дом. Пока поживешь со мной.

— Братик! Я тебе очень быстро надоем. Ты будешь сердиться. А если твои девушки узнают, что я живу у тебя… Мне придется ставить на окна и двери решетки. — Невесело улыбнулся Иржи.

— Плевать на девушек. Твоя жизнь для меня дороже. — Бернат подошел и взлохматил черные кудри на голове младшего.

— Давай сделаем так. Со мной же всегда твой охранник. Так что бояться особо нечего. Я пока посижу и от нечего делать поизучаю родословную. Все равно врагов надо знать в лицо.

— Для этого есть специально обученные юристы и служба безопасности, получающие у меня зарплату. Вот они пусть и изучают.

— Пойми меня правильно. Чужой человек, в любом случае, подойдет к делу формально. И от него может ускользнуть то, на что обращу внимание я.

— А ты подойдешь творчески, — хмыкнул Бернат, — после чего на тебя заведут уголовное дело о ложных обвинениях, нарушении права собственности и клевете.

В дверь постучали.

— Кто? — рявкнул Бернат.

— Завтрак, господин. — Робко высунул голову Игнац Ковач.

— Сейчас! — махнул рукой старший Измирский.

— Клянусь, что буду осторожен, и любые действия предприму только после консультации с тобой.

* * *

Иржи, наконец, встал с постели и ушел в гардеробную переодеваться. Зайдя в ванную комнату для утреннего туалета, он, первым делом, взглянул на зеркало. Крови на нем не было.

«А, может, мне подмешивают в пищу психотропные препараты? И все, что я видел — это только бред воспаленного воображения?! — вдруг подумал Иржи. — Но кому надо свести меня с ума? Так. Спокойно. — Художник вытер полотенцем выбритое лицо и обработал щеки и шею лосьоном. — Кроме меня странности подмечали несколько людей. И, потом, зеркальная дверь… А проверю-ка я ее на брате!»

И он, зажав кусок обломанного лезвия между пальцами, открыл дверь и крикнул:

— Бернат, подойди!

Когда брат вошел в двери ванной комнаты, Иржи стоял с задранной рубахой и пытался заглянуть себе через плечо.

— Взгляни, что там у меня чуть выше поясницы чешется?

Бернат смерил его странным взглядом, но подошел и поднял рубаху:

— Где?

— Вот здесь, справа! Вчера был на этюдах, боюсь, не подцепил ли клеща? — Крутясь и изворачиваясь, Иржи легонько полоснул лезвием по пальцу брата.

— Ай, черт! — Зашипел Бернат. — У тебя здесь кусок проволоки!

Капля крови шлепнулась на белый кафель. Брат облизал пораненный палец.

— Возьми перекись! — Иржи аккуратно избавился от лезвия и, нагнувшись, впитал кровь куском бинта. — Ну как?

— Нормально! — буркнул Бернат. — Меньше лазай по чужим заборам. Целее будешь!

Как только он вышел из ванной, Иржи мазнул кровавым бинтом по зеркалу и во все глаза приготовился смотреть. Но… зеркало, не меняясь, ехидно отражало его вытянувшееся лицо. Тогда художник, сморщась, словно во рту оказался кусок лимона, проколол палец себе. И приложил к гладкой поверхности. Черный затхлый проход немедленно открыл свой зев.

Иржи наступил ногой туда и поставил ее обратно на кафель. Зеркало снова стояло на месте. И пятен на нем не было.

— Ты уплыл в Тихий океан? Завтрак стынет, а мне пора ехать! — в дверях снова появился брат.

— Уже иду! — ласково улыбнулся Иржи и вышел с ним в гостиную.

Поздоровавшись с охраной, Иржи присел вместе с братом к столу. С аппетитом поедая творожный пудинг с изюмом, Бернат сказал:

— Я решил тебе оставить постоянного охранника.

— Зачем? — удивился Иржи.

— Знаешь, когда люди долго работают парой, они притираются друг к другу и быстрее реагируют на любую опасность, в том числе, касаемую партнера. Правда, эти рвутся охранять твою драгоценную личность оба…кого бы из них хотел оставить ты?

— Как скажешь, братик. Ты знаешь лучше.

— Хорошо. — Бернат вытер губы и сложил салфетку. — Пока оставлю Фаркаша. К Ковачу я привык больше.

— Отлично. — Иржи обворожительно улыбнулся охранникам. — Выйдите на минутку. Нам надо посекретничать.

— Что ты еще хотел? — подозрительно спросил брат.

— А скажи мне, дорогой Бернат… ты мне — родной брат?

Граф Измирский подавился, закашлялся и пошел пятнами.

— И все же? — с ласковой улыбкой допытывался младший. — Мы и похожи-то не очень!

Старший отвел глаза и, вздохнув, снова опустился на стул.

— Я не думал, что об этом придется когда-либо рассказывать… Понимаешь, после смерти родителей ты у меня остался один. Любимый и единственный. Я всю жизнь посвятил тебе, и ближе у меня нет никого. Я не хотел, чтобы ты знал… Мне казалось, ты тогда разлюбишь меня и начнешь поиски других родственников… Прости.

Бернат поднял глаза и посмотрел на Иржи.

— У моей матери была сестра. Когда ей было шестнадцать, она влюбилась. С кем встречалась девушка, осталось загадкой. Но вскоре она родила. Тебя. И погибла при загадочных обстоятельствах. Мои родители назвали новорожденного мальчика своим сыном, дав фамилию и титул. Ну, и всю возможную любовь.

— С ума сойти… — прошептал Иржи. — Значит, я — не Измирский и не граф?

— Нет. У матери была фамилия Барток. Про нее найдешь в бумагах. — Бернат спрятал свое некрасивое лицо в ладонях и прошептал: — Там же найдешь портреты сестер.

— Прости. — Сказал впечатленный Иржи. — Но я должен разобраться в этой безумной истории. Похоже, мой кровный отец все-таки был достаточно знатен, если его потомков и близких кто-то целенаправленно убирает.

— Но ты не оставишь меня одного? — сдавленно спросил Бернат. — Если кого-то найдешь?

— Помнится, совсем недавно, один весьма настойчивый братец усиленно запихивал меня в эту дыру от себя подальше… или от некоей балерины? Или я что-то путаю?

— Господи, да причем тут эта шлюха? — Бернат Измирский встал и прошелся по комнате. — Подожди. Но если тетю убили специально, почему ты, ее сын, еще жив?

— Ага! Смерти моей хочешь! — рассмеялся Иржи.

— Дурень!

— Все потому, братец, что твои родители, видимо, что-то знали и усыновили меня, как собственного новорожденного младенца. Думаю, если поискать на наших кладбищах, то можно найти и камень с надписью «Иржи Барток» или нечто подобное. А здесь я случайно открылся сам.

— Каким образом?

— Идем! — Иржи схватил брата за руку и потащил в ванную. Проколол палец и приложил к зеркалу. Когда на ошарашенного старшего дохнуло затхлым воздухом тайного хода, тот только открыл рот.

— Я, прости, проверил, открывает ли зеркало твоя кровь.

— И?

— Не открывает. Поэтому можно сделать вывод, дорогой братец, что охотятся только за мной, носителем еще чьей-то крови, кроме Бартоков.

— Постой, Иржи, а может, смерть наших родителей, прости, моих, тоже была подстроена?

— Не знаю, Бернат. Но узнать попытаюсь. А ты, в свою очередь, с помощью своей службы безопасности, поищи возможных свидетелей встреч моей матери с отцом. Вдруг что всплывет?

Иржи заступил ногой в проход, и зеркало снова встало на место.

— Пойдем отсюда!

— А ты ходил туда? — запоздало поинтересовался старший брат.

— Ходил.

Они снова вышли в гостиную.

— Мне надо ехать. Включи коммуникатор, пожалуйста. Я на всякий случай подключу спутниковое наблюдение. Прошу, береги себя! Как только что-то узнаю, сразу приеду.

— Давай! Может, эта история и выеденного яйца не стоит? Чего бояться заранее?

Братья обнялись, и молчаливый Бернат в сопровождении Ковача быстрым шагом вышел из отеля.

* * *

— Господин, что будем сейчас делать? — Фаркаш, довольный тем, что его прикрепили к молодому графу, сиял приветливой улыбкой.

— Ты завтракал? — поинтересовался художник.

— Перехватил булку с молоком в доме вашего брата.

— Так ты после суток?

— Ну да.

— Тогда закажи завтрак. Покушаешь и ложись спать. Сегодня с утра я работаю дома.

Фаркаш подошел к телефону и сделал заказ.

— Скажи, твоя жена не расстроится, что ты оставил ее на столько дней?

— Зато я принесу достойную зарплату, и мы сможем что-нибудь ей купить.

Иржи улыбнулся и скрылся в своей комнате.

Вывалив на покрывало содержимое оставленного кейса, художник начал по очереди вытаскивать документы. Они все были подобраны в хронологическом порядке, начиная с самых поздних и кончая самыми ранними по дате. Вот свидетельство о рождении самого Иржи. В нем проставлены имена графов Измирских. Ну, это понятно. Он покопался в бумагах, бегло просматривая содержание. Архив, в-основном, относился к семейству Измирских. Мать Берната, Нора Барток, дворянкой не была, поэтому он нашел только имена ее родителей, обычных, не титулованных, людей, а также ее родной сестры, которую звали Ханна. И среди пожелтевших от времени листов лежала одна-единственная фотография, где молоденькие девчонки, сестры Барток, улыбаются, склонив друг к другу головы, в объектив фотоаппарата.

«Странно, — задумался Иржи, — в нашем доме почти не было семейных портретов и фотографий. И я никогда не задавался вопросом, отчего так?» Действительно, в большой гостиной на стене висел единственный парадный портрет отца и матери, написанный после их свадьбы. Остальное — натюрморты и пейзажи, написанные классиками и самим Иржи.

Он пристально вгляделся в фотографию. Две красивые девчонки. Мать Берната немного повыше и поплотнее. Ханна поменьше и тоненькая, словно тростинка. Обе очень хороши той южной красотой, что так быстро воспламеняет мужские сердца. И немудрено, что граф Измирский влюбился в эту девушку. Наверное, в них влюблялись все: черные блестящие волосы, большие черные глаза с пушистыми ресницами, брови, словно стрелы, тянутся к вискам. Пухлые губы и белые ровные зубки, обнаженные улыбкой. Они были очень похожи.

Иржи вздохнул: «Кому же ты, мама, отдала свое сердце и, потом, жизнь?»

Он еще раз прошелся пальцами по желтым листам, читая отдельные предложения. Нет, все не то. Он вздохнул еще раз и, бросив фотографию поверх прочих бумаг, упал спиной на кровать. Он удара пружинный матрас вздрогнул, подбросив вверх бумажную кучу и разбросав ее в стороны. И один из конвертов шлепнулся ему на лицо. Иржи поднял его и лениво прочитал первые строки:

«Здравствуй, моя единственная нежная любовь! Как ты сегодня спала, моя голубка?» — обращался к кому-то незнакомый пока мужчина. Иржи сел и продолжил чтение.

«У нас здесь льет дождь. Непогода размыла дорогу, поэтому я не имею возможности так же, как и раньше, каждый день отправлять тебе письма. Я не могу выразить пером, как скучаю по твоим маленьким рукам, звонкому смеху и бесконечно любимым глазам с пушистыми ресницами. Как бы я хотел сейчас, укрывшись в их тени, целовать твои губы, гладить шелковистые волосы… Ты пишешь, будто тебе кажется, что у нас будет малыш? Боже, какое счастье! Мне так хочется прижать вас к своему сердцу и согреть теплом моей любви! Наш с тобой крошечный человечек. Дочка или сынок… Я просто летаю от этих твоих слов! Любимая моя женушка, ты спрашиваешь, когда я вернусь. Отвечаю: уже скоро. Главный штрек уже пройден и до основной камеры, судя по данным наших приборов, осталось метра три-четыре. Как только вскроем и все опишем, вылетаю сразу. Передай благодарность твоей милой сестре Норе и ее мужу Лайошу за заботу о тебе. С любовью — твой муж — Даниэль. P.S. Как было бы здорово назвать дочку Илоной, а мальчика — Иржи! Подумай, Ханнушка, на досуге над моим предложением. Люблю бесконечно. Твой Даниэль Саминьш.»

— Охренеть! — емко выразился Иржи и зарылся в бумаги. Но, ни писем, ни какой-то другой информации о Даниэле Саминьше там не было. «Значит, я — не бастард, а родился в браке. Родители были женаты. Причем, отец безумно любил мать, и ребенок, то бишь я, был долгожданным и желанным». Художник зарылся в волосы пальцами.

— Какой урод так испоганил мне жизнь! — воскликнул он и стал думать дальше: «Значит, мой отец был в какой-то геологической партии или, возможно, археологической. Документы должны остаться в Академии Наук. Надо позвонить Бернату!»

И он набрал номер брата:

— Спасибо, брателло! Я почти нашел, что искал. Подбери мне все, что касается Саминьша Даниэля. Предположительно, археолога или геолога. И его родословную тоже. Узнаешь, сразу звони! Люблю тебя, братишка!

Иржи собрал документы в кейс и убрал в сейф, стоящий в спальне. Голова шла крýгом, меняя настроение раз в несколько минут от гневного до счастливого. Он выскочил в гостиную, посмотрел телевизор, потом, глупо улыбаясь, на часы.

— Что-то случилось? — осторожно спросил проснувшийся Фаркаш.

— Спи! — нахмурил брови Иржи и снова улыбнулся. Потом, усилием воли, взял себя в руки и ушел в комнату писать с эскизов уже начатую картину с ивами, прудом и разноцветным фонтаном.

* * *

Когда, наконец, Иржи увлекся работой, мысли постепенно остановили свой безумный разбег. Поэтому, когда помятый от дневного сна Фаркаш заглянул в комнату и попросил взять телефонную трубку, он не сразу понял, что от него хочет охранник. А когда осознал суть дела, удивился, зачем брат стал вдруг звонить на телефон отеля. Но, тогда, может, это не брат?

— Кто там, Йожеф?

— Говорят, по поводу тренировок. Вы просили…

— Хорошо, переключи на меня! Да. Здравствуйте. Да, я хотел бы немного поддержать форму. Да, сабля, нож, рапира… Холодное оружие. Сейчас? Ну, можно посмотреть. Согласен. Через час в спортивном зале. Благодарю.

Иржи совсем забыл, что просил найти тренера для спарринга с холодным оружием. И вот этот человек согласился с ним встретиться и оценить форму ученика через час. «Это даже хорошо. — подумал он. — Я отвлекусь, пока жду ответа Берната». Художник вымыл кисти, потом медленно и придирчиво осмотрел полотно. Работы предстояло много. Но, если все получится, как он задумал, пейзаж будет просто великолепным!