Ребята недоуменно посмотрели на нее, а синие глаза Глеба превратились в две холодные ледышки. Он на секунду застыл, внимательно изучая ее лицо с кровоподтеком на губе. Потом механически улыбнулся. Осторожно передав гитару Степану, он сказал, откинувшись на стену:

— Косарь — это мужская ипостась Смерти в восточной мифологии. Аналогично европейскому Жнецу. Когда умирает тело, Косарь появляется рядом и перерубает своей косой серебряную нить жизни, привязывающую душу к этому миру.

Когда начинается война или эпидемии, Смерть наиболее полно собирает свой урожай. Словно косит траву. Каждая из травинок — это человеческая жизнь… — Глеб помолчал.

— Есть замечательная горская баллада про Косаря. Хотите, расскажу?

— Расскажите. — Серьезно кивнул головой Степан.

— Да, папочка, расскажи. А то нашей Айке очень плохо! Она думала о смерти! — зазвенел голосок Беллы.

— Ай?! — посмотрел на нее Степан.

— Все хорошо. Я — вся внимание! — ласково улыбнулась Айка, хотя внутри все дрожало до сих пор.

Глеб еще раз внимательно смерил ее взглядом.

— Итак.

Косарь. Прошел по дороге пастух молодой, А рядом — овечек отара гурьбой. Из пастбищ в горах кочевал в свой аул. Но вот ненадолго с дороги свернул. Присел он на камень. Болит голова. Вскачь мысли несутся, бессвязны слова. Но надо отару домой довести. О палку оперся. Поднялся. В пути Он кашлял, и язвами тело пожгло. Но вот он увидел родное село: Там мать и братишки. Отару привел, Упал у порога и рай свой обрел. Но в этом селенье никто не видал, Что вместе с мальчишкой, который упал, Был рядом мужчина в плаще и с косой, Изъеденной ржавчиной. Сам же босой. Глаза, словно звезды, искрятся во тьме, И белые волосы бьют по спине. Но вот отлетает ребячья душа. Мужчина творит свой замах не спеша, И в душу вонзает косу, словно в плоть… И сталь засияла, готова колоть И резать безжалостно души больных, Умерших в агонии, муках иных. Чума заходила в дома, а за ней Косарь в блеске молний. «Водички налей», — Увидев его, просит старая мать. — «Сыночку родному хотела подать». Косарь отступился и снял капюшон. Он ликом прекрасен, одеждой страшен. И молвит старухе: — «Ты видишь меня?» — «Конечно, сыночек. Осталось полдня Всего мне прожить. Мою душу возьмешь, Но мне обещай, что водицы нальешь Сыночку, кровинке, что рядом лежит!» Мужчина поставил косу. Он дрожит. Свет ясных, совсем не горячечных глаз, Исходит от матери. «Да, я сейчас». Он кружку наполнил водой, пошел к ней: — «Возьми это матушка. Столько отпей, Сколь можешь. А после я к сыну пойду. Слеза материнская лечит беду!» И мать отхлебнула, а слезы с лица Упали в водицу. «Испей до конца!» — Мужчина поднес чашу юноше. В миг Вскочил тот, хотя был как дряхлый старик. Косарь взял косу: «Покидаю село, А вместе со мной и проклятье ушло!» Он в сердце старухи очами взглянул, А в нем — неба синь и родимый аул. Цветы по весне и вершины в снегах. «Будь счастлива, мать, береги вас Аллах!» Ушли из селенья чума и беда. Несчастья, невзгоды обходят всегда Малюсенький дом. У ручья он один. Прожили в нем долго и мама, и сын.

— Красивая баллада! — Айка встала со стула. — Однако время позднее. Завтра много работы. Пора спать.

Она подошла к люку:

— Пойду взгляну, заперла ли я дом. Тём, пойдем, поможешь!

Темка встал, бросил пазл в коробку и накрыл крышкой: — Кир, отнеси в кладовку, я — с Айкой!

И под пристальным взглядом Степана и Глеба они вылезли через люк в комнату с верхней одеждой. Артем уже поднял крышку на лестницу вниз, когда Айка сказала:

— Тём, Дом я заперла. Я хотела с тобой поговорить без свидетелей. Присядь, пожалуйста.

Когда Тёмка присел рядом, сложив перед собой руки, она спросила:

— Тебе Таня что-то предлагала?

— Что? — Вскинул брови Артем.

— Секс. — Слегка покраснев, сказала Айка.

— Нет.

— Тогда скажи мне, дорогой братец кролик, зачем ты к ней полез, если она ничего не предлагала? Ты же знаешь ее историю!

— Потому что дурак. — Честно ответил Артем. — Она такие взгляды на Степку кидает… Крутится вокруг него то одним боком, то другим, улыбается… Короче, даже я вижу, если он скажет, она для него сделает все! И, знаешь, в-общем, злость разобрала на эту шлюху. Степка тебя любит, а эта сука ему при тебе на шею вешается! Ну, и захотелось показать, что я тоже не хуже… ну, и где ее место.

— Больше так не делай и держись от нее подальше. Прошу тебя, Тём. В твоей жизни обязательно будут женщины. Разные. Главное, не разменивайся на таких Тань. Иначе, возможно, твоя любимая пройдет рядом, а ты и не увидишь. Понимаешь?

— Да все я понял!

— Ну, тогда иди. А я посижу немного и подумаю.

— Не замерзнешь? Здесь ветрено.

— Нет, я недолго. И разгони всех спать, время позднее. Завтра — осмотр велосипедов, и подготовка к дороге.

— Спокойной ночи, Ай!

— Спокойной, Тём!

Через какое-то время люк снова отворился, и в отверстие пролез Глеб.

— Не помешаю?

— Нет. Я ждала Вас. Садитесь, в ногах правды нет, а разговор предстоит долгий.

— Я понял. Спрашивай, Аюшка.

Айка проигнорировала ласковое обращение и, дотронувшись пальцем до разбитой губы, посмотрела Глебу в лицо:

— Вы — Косарь?

— Да. — Кивнул он. — Косарев Глеб Анатольевич. Действительно, отец Беллы. Военный инженер. И бывший офицер спецназа. Хотя мы бывшими не бываем.

Он помолчал.

— Я так понимаю, из-за Татьяны ты попала в лапы к волкам. Они отпустили вас обеих при условии, что я приду к ним на встречу. Так?

— Да. Скажите, Глеб Анатольевич, что Вы такого натворили, что Вас просто жаждут видеть эти люди? Вы же с ними встречались раньше. Таня Вас узнала.

— Я заметный. — усмехнулся Глеб. — Косарь.

Он поднял рукой конец косы и помахал перед своим лицом.

— Ты, конечно, этого не знаешь. — Начал он рассказывать. — Но вся бывшая столица поделена на зоны влияния различными группировками, поддерживающими на своих территориях некое подобие законов и порядка, а также собирающими со своих состоятельных жителей определенные налоги. Под их контролем рынки и товары, попадающие на них. Этакие минигосударства в аду. Как правило, лидеры этих группировок достаточно волевые и жесткие люди, могущие собрать вокруг себя боеспособную группу во-первых, а во-вторых, обеспечить население, живущее на своей территории, самым необходимым: водой и пищей.

— Полагаю, не бесплатно? — усмехнулась Айка.

— Конечно. Чтобы люди не придумывали себе всякие ужасы и не сходили с ума, их надо занять достаточно тяжелой работой. А за это выдавать пайки или карточки, если работает типография. Короче, на каждом участке по-разному.

Глеб наклонил голову и, словно преодолевая внутренний барьер, продолжил:

— Тогда, увидев в своей бывшей квартире скелет с черными волосами и ни малейшего следа ребенка, я буквально сошел с ума. Я бродил ночами по разрушенному городу и убивал насильников, бандитов, сумасшедших… от этого мне становилось легче. — Мужчина потер ладонями лицо и повернулся к Айке, смотря на нее застывшими глазами. — Я хочу, чтобы между нами больше не было тайн и недомолвок. Я такой, какой есть. С тем прошлым и настоящим, что складывает мою жизнь. Ты можешь меня ненавидеть за все, что я расскажу. Ты можешь меня выгнать. Но, прежде чем делать какие-то выводы, я просто прошу выслушать и попробовать понять. Хорошо?

Айка медленно кивнула, не поднимая глаз.

— Ну вот, — продолжил Глеб. — Я прошелся ночной тенью по району Волкова, хорошенько проредив его бойцов, а заодно и местных психов. А потом ушел на юго-восток, в Люблино. Там, собственно говоря, немного пришел в себя, нашел местного старшо го и попросился к нему в бойцы. По какому-то мистическому совпадению, старшим оказался мой бывший начальник, подполковник Цветов. Хороший мужик. Честный и грамотный. Район у него работал, как часы. Мы выпили, вспомнили прошлое. Я рассказал ему о настоящем. Он расхохотался: «Так вот о ком складывают по Москве страшные легенды! Ты — Косарь!» Постепенно я стал его правой рукой. Мы разбирали завалы, даже кое-где восстанавливали дома, делая для них водяное отопление от котельных, работающих на соляре. Все шло хорошо, наш район оживал, заработала поликлиника, даже родилось двое детишек.

Потом к нам пришли перепуганные люберецкие и косинские ребята и пригласили на встречу. Местные рассказали, что по окраинам их района видели черные бэтээры и солдат, сидящих на броне. Они обходили район и убивали всех, попадающихся им на пути. Женщин, детей… Мы не поверили. Откуда в зоне поражения регулярные войска? Кто может ими руководить? Да и, в конце концов, зачем понадобилась зачистка практически мертвого города? Мы с Цветовым, другими бойцами из близлежащих районов пошли в Косино, где последний раз видели черные машины. Это когда-то был очень зеленый район. К тому же, в его конце было два больших городских кладбища. Вот туда-то мы и отправились. Где еще можно замаскировать технику, как не там? Мы их нашли. Непонятные эмблемы и люди, говорящие не по-русски… Мы поняли, что в разрушенную страну пришли иностранные мародеры. На следующую ночь, взяв только опытных бойцов, мы зашли на территорию их мирно спящего между гранитными обелисками лагеря, и, пользуясь беспечностью их командира, перерезали всех, кроме одного молодого солдатика. Бэтээры бесшумно вывели из строя, сняв все ценное оборудование. На допросе мальчик рассказал, что их, за большой куш, направили на зачистку бывшей Москвы. Везли в вертолетах. Кто нанял, он не знает, но часть обещанного продовольствия выдали родственникам вперед. Еще он сказал, что взрывы были по всей Европе, и все крупные города уничтожены. Везде голодно и страшно. Сам он — латыш. А город окружен со всех сторон.

Дальше начался непрерывный ад: каждый день на наши кварталы вертолет сбрасывал автоматчиков, проходящих все мало-мальски пригодные для житья щели. На улицах снова валялись трупы гражданского населения. По ночам мы искали их базы. Когда находили, забрасывали гранатами, а потом резали всех до единого. Но им привозили пополнение… Мы потеряли Люберцы, Котельники и Дзержинский. Бойцов у нас становилось все меньше, да и боеприпасы не бесконечны… Мы объявили людям, чтобы те уходили на запад и север. Там пока было тихо. Последний бой мы приняли в Марьино. С нашей стороны сражались марьинцы, братеевские и ясеневские бойцы. Нас задавили числом. Мы косили их черные ряды, а они лезли, лезли… Скоро рядом со мной ни осталось ни единой живой души, а я стрелял… Потом в меня полетела мина. Помню взрыв. Открываю глаза — ночь. Тишина. Я лежу на каких-то кирпичах лицом вниз. Болит голова. Ничего не помню. Встаю и включаю чудом не разбившийся фонарь, висящий на шее. Веду по кругу лучом — кругом мертвые тела моих товарищей и врагов. Живых нет никого. Думаю, меня не тронули только из-за длинных волос. Увидели косу, посчитали девкой, и не добили контрольным выстрелом…

Я закрыл глаза Цветову и своим ребятам. Они умерли, я был жив. Подумал, раз Судьба не прибрала меня на этот раз, значит, зачем-то я был ей нужен… И я пошел. Через светящиеся изотопами пустыри центра. Через стертые в пыль районы, где не осталось даже подвалов и коммуникаций. Просто оплавленные провалы в никуда. Я не спал несколько суток. Не ел и не пил. Как я вышел в ваш район, уже не помню. Но вы меня нашли и привели к дочери… Спасибо, Айше.

— Почему Вы сразу не сказали, что нам грозит опасность?

— Знаешь, на войне становишься равнодушным циником. Увидев мою Амину… Беллу, как вы ее назвали, я понял, что долго она не проживет. Я хотел похоронить ее и уйти. Я видел слишком много чужих смертей вокруг себя. Поэтому мне было все равно, что будет с вами и этим временным пристанищем. Но Белла оживала на глазах. И я вдруг почувствовал рядом с собой живые юные души, которые очень хотят жить, смеяться… Любить, в конце концов… Знаешь, я в последнее время только и думаю, что нам всем делать. Как избежать этой беды. Айше, ты мне доверяешь? — мужчина осторожно взял ее сжатые кулаки в свои ладони и погладил большими пальцами напряженную смуглую кожу.

Айка высвободила руки и обхватила ими колени.

— Я теперь вообще никому не верю и не знаю, что делать. — Просто сказала она. — Я вдруг поняла, что толком не знаю, что творится в душах этих знакомых с детства мальчиков и девочек. Я думала, Таня окажется благодарной и преданной Дому за свое спасение, а она думает… Не знаю, о чем. О себе, наверное. И теперь волки знают, где мы живем! — Айка вздохнула и спрятала лицо в ладонях.

— Девочка моя… — мужчина сел перед ней на корточки, снизу заглядывая в лицо. — Я не дам обидеть тебя никому. Слышишь, маленькая? Теперь у тебя есть я. Мы справимся вместе. Хорошо?

Айка плотно сомкнула ладони и из-под них по запястьям потекли слезы. Она плакала молча, без всхлипываний, просто застыв в своей большой детской обиде на жестокий окружающий мир.

— Аюшка, перестань. — Глеб встал на колени и попытался отвести ее руки от лица. — Увидишь, мы что-нибудь придумаем! У тебя, в конце концов, есть твой Степан, ты же ему доверяешь?

В этот момент люк распахнулся, и вылезший Степан услышал конец фразы.

— Отойди. — Приказал он Глебу. — Чего тебе от нее надо? Айка, — присел он с другой стороны, — что этот гад тебе сделал?

Айка отняла руки от заплаканного лица и решительно вытерла слезы.

— Ничего, Степушка. Прощалась с иллюзиями. Иногда это бывает больно. А Глеб обещал нам помочь. Глеб. — Обратилась она к мужчине. — Расскажи Степе, что считаешь нужным. Думаю, на переговоры к волкам нужно идти вам вместе. Мне кажется, они очень напуганы и хотят из первых уст услышать правду. Степан хорошо стреляет. Знает на нашем направлении все ходы и выходы. Поговорите вместе. А я, пожалуй, пойду спать. День был слишком… насыщенным для меня.

Она встала и, открыв люк, скользнула в домашнее тепло.

— Садись, Степан, и слушай внимательно. Это очень серьезно… — донеслось до нее.

Айка подошла к тихо сопящей Белле. На немного округлившихся щечках девочки розовел здоровый румянец. Белка за эту неделю выправилась настолько, что спокойно садилась в кроватке сама. Девушка нагнулась ее поцеловать и замерла, не достав губами пару сантиметров до щеки ребенка. Ей вдруг показалось, что между склеившимися веками блеснул живой и яркий глаз.

Немного успокоив бешено колотящееся сердце, Айка нежно дотронулась губами до детской щечки:

— Спи, моя радость, пусть тебе приснятся мамочка и голубое небо! — Айка поправила одеяло и, выключив верхний свет, зашла в спальню. Сняв шорты и рубаху, она перешагнула через лежащую с краю Надежду и опустилась на одеяло.

Надя тут же повернулась к ней и, обняв руками, крепко прижалась:

— Ай, что случилось?

Айка тоже обняла подругу, уткнувшись той в висок.

— Пока не знаю, насколько все серьезно. Не хочу говорить попусту и пугать. Завтра Глеб и Степа пойдут к волкам.

Надя тихонько охнула, прикрыв ладошкой рот.

— Что же это случилось?

— Боюсь, беда, Надь. Давай все разговоры отложим до тех пор, как вернутся мальчики.

— Не бойся! Самое страшное в нашей жизни уже случилось, и мы выжили. Не плачь, у тебя есть я, Степка, Артем с Кириллом. Наши замечательные малыши. Вместе мы — сила! Справимся. — Надя погладила старшую подругу по волосам. — Попробуй заснуть. Ты просто устала и понервничала. Спи.

Надя прижала Айкину голову покрепче. И скоро они уснули, иногда тяжело вздыхая во сне.

Таня лежала с открытыми глазами и думала. И сон никак не хотел к ней идти.

На следующее утро за обеденный стол Степан с Глебом сели плечом к плечу. Айка, разложив кашу, примостилась рядом с Глебом, взяв на колени Беллу. От ее вчерашнего стресса на лице остались небольшие синяки под глазами и покрывшаяся коркой ссадина на губе. Все молча ели густую кашу с макаронами. Первым не выдержал Артем:

— Чем день грядущий беспокоит? Пошлет? Насрет? Иль упокоит? — в ожидании ответа он дурашливо прикрыл один глаз.

— Тебе по лбу он даст не раз, но метить будет в левый глаз! — Облизав ложку, парировал Степан и принялся за компот.

Дождавшись, когда поедят все, даже Полли, Глеб встал и объявил:

— Артем и Кирилл вместе со Стасом идут заниматься осмотром и регулировкой велосипедов. Кстати, старый тоже надо посмотреть и смазать. Мальчики, очень вас прошу делать это тщательно и без халтуры. Ясно?

Кирилл и Артем, синхронно подняв брови, посмотрели сначала на Айку, а потом — на Степана. Оба согласно кивнули.

— Хорошо. — Ответил Кирилл.

— Айше и Надежда, — продолжил Глеб, — идут в кладовую с продуктовыми запасами и точно подсчитывают, сколько и чего у нас есть. Аналогично — медикаменты. Ай, прошу: список самого необходимого надо приготовить сейчас, чтобы второй раз на рынок не бегать.

Айка согласно кивнула:

— Что приготовить для обмена?

— Ничего. — Усмехнулся Глеб. — Попрошу — подарят. Далее: девочки — с вас еда для нас со Степаном на завтра. Мы с утра уезжаем в деревню. Вдвоем. А остальные — учатся ездить по площадке. Понятно?

— Да. — Кивнули девушки.

— Арсений. — Глеб строго посмотрел на пацана. — На тебе — игры и развлечение наших девочек: Полины и Беллы. Не отходить и не отвлекаться на собственные интересы. Сможешь?

— Это важно? — спросил Арсюха.

— Да. Иначе бы не просил. Кстати, Тема и Кирилл, если на свежем воздухе будет происходить нечто необычное, сразу… подчеркиваю: сразу — домой и запереть все люки. Договорились?

— А вы куда сегодня собрались? — Спросил Кирилл.

— А мы идем в гости. Вернемся, скорее всего, под утро. Если не вернемся завтра, собирайтесь и идите в деревню. Все. Это — приказ.

— Ого! — покрутил головой Артем. — Это серьезная заява. Вы драться?

— Разговаривать.

— Ворона с Лисой говорила — ей перья свои подарила… — задумчиво сказал Артем.

— А также на сдачу — и ливер впридачу. — Закончил Кирилл.

— Думаю, до такого пессимистичного конца дело не дойдет. — Хохотнул Степан.

— Кирюх, а помнишь: В траве сидел кузнечик, зелененький он был? Короче: мы всё поняли и ждем вас непожеванными и с кучей новых идей! Пошли арбайтен, пацан! — Темка хлопнул Стаса по спине.

Девушки быстро убрали посуду и ушли в кладовую. За столом остались Глеб со Степаном, обсуждающие пути отступления, и заодно, перебирающие и смазывающие то, без чего порядочные люди из дома не выходят.

Таня, помаявшись, но никого ни о чем не спросив, ушла в парники. Глеб внимательно посмотрел ей вслед.

В час дня вся ребячья команда собралась в гостиной провожать Глеба и Степана. Девчонки молча сидели на стульях. Арсюха восхищался грозным видом своего друга и защитника Степки. Белочка замерла у Нади на руках, сосредоточенно о чем-то думая.

— Может, на великах поедете? — предложил Артем. — Мы все подготовили. Колесики, как часики!

— Угу. Бандитам понравится. Как на великах прятаться и стрелять? — Кирилл постучал указательным пальцем по Темкиной маковке.

— Зато убегать получится быстро!

— Пуля, Темочка, быстрее!

— Хватит. — Неожиданно громко сказала стоящая в углу Таня.

И, вдруг, устыдившись своего выпада, она крепче вжалась в стенку позади нее.

— Ай, список, — попросил Глеб.

Айка встала и, молча, протянула ему листок бумаги. Он развернул и пробежал по нему глазами. А потом поднял брови и сказал, глядя ей в глаза:

— А где самое главное?

— Что? — недоуменно спросила Айка.

— Ben bekleyecegim. Geri don. (Я буду ждать. Возвращайся. — турец.)

— Sen gel birlikte. — Улыбнулась она. (Возвращайтесь вместе — турец.)

— Это чего сейчас такое было? — покрутил головой Артем. — Вы объясняетесь в любви или материтесь?

— Нечто среднее. — Пожал плечами Глеб. — Смотря с чьей стороны посмотреть.

Внутри Айки снова вскипел восточный темперамент. И она, улыбнувшись озадаченному непонятной речью Степану, подошла ближе и, пока он не начал выяснять перевод, приподнявшись на мыски, поцеловала его в щеку:

— Береги себя, Степушка! — Айка слегка покраснела от вынужденного поцелуя, но все-таки скосила глаз в сторону Глеба.

Он увидел и усмехнулся:

— Kadin. (Женщина — турец.)

— Айка, а это что? — запрыгал Арсюха.

— А это он ругается.

— А ты его тоже поцелуй! — внес предложение Артем.

Девушка рассмеялась:

— Тогда он убежит и не вернется!

— Нет, наоборот, идти не захочет! Кто ж от тебя добровольно отлепится?

— Тема! Сейчас тебе прилетит не только от Кирилла! — Айка сжала кулачок и стукнула им об открытую ладонь.

— Я в домике! — продолжал прикалываться Артем, пока Глеб и Степан застегивали рюкзаки.

Но вот все было собрано и уложено. Айка подошла снова и положила свои теплые ладошки на мужские руки:

— Мы будем ждать. — И, сжав ладони, отошла.

Сопровождаемые напутственными пожеланиями, Глеб, а за ним и Степан, скрылись в люке. В комнате сразу повисла тишина. А через какое-то время до ушей Айки донесся Надеждин шепоток:

— Спаси и сохрани их, Господи!

Минут через двадцать близнецы снова нашли себе дело на улице. Погрозив всем остающимся пальцем:

— Ведите себя прилично! — они тоже нырнули в проходной люк.

Айка встала и, положив руку на плечо сидящей на Белкиной кровати Надежды, сказала:

— Пойдем. Надо наготовить еды на четыре дня.

Надя подняла к ней лицо с повисшей на носу слезинкой:

— Я почему-то так переживаю!

Айка потрепала ей волосы:

— Будешь переживать, когда он начнет тебя целовать. А сейчас не стоит.

— Ты, правда, так считаешь? Я ему нравлюсь?

— Вы все посходили с ума. А я — директор дурдома. — Констатировала уходящая на кухню Айка.

Таня отлепилась от стены и, тихо ступая, ушла в заднюю дверь, ведущую в парники.