Вечером, после ужина, Глеб и Степан зашли в кладовую. А через несколько минут вышли в черной оккупантской форме, с черными же автоматами. На голове у каждого вместо привычного капюшона — шлем с ушами.

— Вы куда? — дружно выдохнули все.

— Спасать наши задницы. — Гордо задрал нос Степан.

— Велосипеды забираем, — сказал Глеб. — И если вы, молодые люди, их некачественно собрали…

— Вы придете и сделаете а-та-та. — Кивнул головой Артем.

— Аюшка, — подошел к ней Глеб. — Спите, нас не дожидайтесь. В лучшем случае, вернемся завтра, в худшем — через пару дней. И с нами точно ничего плохого не случится! Ben beklerim bizim toplanti! (Я буду ждать нашей встречи — турец.)

— Geri d'on… (возвращайся — турец.)

Глеб и Степан вышли в ветреную черноту ночи. Включили на шлемах фонарики.

— По коням? — Степан схватился за руль.

— Пока конями поработаем мы. — Глеб взвалил на себя велосипед, и, внимательно смотря себе под ноги, стал выбираться в сторону Дмитровского шоссе.

Через полчаса, уставшие, они, наконец, поставили велосипеды у железнодорожных путей.

— Сейчас перейдем, там будет асфальт. — Отдыхиваясь, сказал Степан. — О чем ты говорил с Айкой?

— Когда? — Глеб взял велосипед за раму и начал шагать через пути, кое-где заваленные обломками эстакады.

— Перед выходом. И на каком языке вы говорите?

— А-а. На турецком. Однажды захотелось проверить правильность своего предположения касательно ее национальности.

— А спросить?

— А если бы соврала?

— Айка не врет!

— Ну, не сказала бы… А мне интересно.

— Откуда ты знаешь турецкий?

— Вырос в Крыму. Там тоже живут турки. Дружил. Учился.

— О чем ты с ней говорил?

— О любви!

— Врешь!

— Зачем спрашиваешь, если не веришь?

— Как ты к ней относишься… черт…

— Что?

— Ногу подвернул. — Степа остановился и растер ногу. — Норм. Пошли.

Они снова подхватили велосипеды. И минут через двадцать уже стояли на более-менее ровном асфальте.

— Поехали?

— Может, фонари выключим?

— Нет, я бойцам сообщил, что едем. Стрелять не будут. Да тут и недалеко, километра четыре — пять.

Они сели на велосипеды и поехали рядом. Асфальт хоть и потрескался, и из разломов торчала трава, все-таки можно было ехать спокойно.

— Глеб, — снова начал Степан прерванный разговор, — мне Айка очень нравится. Если в нашей жизни все устроится, я женюсь на ней.

— Мне велосипед тоже нравится. Но это не значит, что я буду ездить на нем всю жизнь. Она хоть раз говорила тебе о своих чувствах?

— Нет, ей просто не до того. Но если все выгорит…

— Вот когда выгорит, ты с ней и поговоришь.

— А зачем ты говоришь с ней по-турецки?

— Это язык ее отца. Ее второй родной язык. Ей приятно говорить на нем.

— А-а…

— А если ты хочешь связать с этой девушкой свою судьбу, то не прижимайся к Татьяне.

— Так она сама… жмется!

— Я предупредил.

— Да ладно, Айка умная!

— Тогда не надо делать из нее дуру.

Они подъехали к бывшему Хлебниковскому мосту. От широкой и длинной эстакады остались сиротливо стоящие в воде опоры и огромные куски бетона, хаотично рассыпанные в воде. Оставив велосипеды в кустиках, они спустились вниз. Степа свистнул. От большого дерева отделилась фигура в черном.

— Степ, Глеб?

— Да, Макс, мы.

— Пошли.

Ступая за Максом в след, они спустились к воде.

— Здесь — трос. Два — для рук, один — для ног. Справитесь? С той стороны, как поднимитесь, справа, стоит аппарат. Зажигание автоматическое. Управление — рычаги. Есть ночное видение. Разберетесь, не сложно. Удачи!

Макс растворился в черноте прибрежных кустов.

— Я — первый. — Сказал Глеб. — Перейду, свистну.

Он нащупал руками верхние тросы. Потом поставил ноги. Одну — прямо, другую — боком. Выключил фонарь, привыкая к ночной картинке.

— И тебе советую выключить. Так виднее. Свистеть не буду, моргну фонарем. Все, я пошел.

И Глеб легко заскользил по качающемуся тросу, перебирая руками. Степан положил руку на один из них. Трос вибрировал. Страшно — то как! Но, в конце концов, не страшнее рабства! И когда с того берега мигнул фонарь, Степан, не колеблясь, встал на шаткий «мосток». Медленно, стараясь не обращать внимания на то, что варилось под ногами и страшно шумело водоворотами, он продвигался все ближе к противоположному концу. Темный силуэт берега медленно разрастался в размерах и, наконец, на него пахнуло ночной свежестью мокрой зелени. Он сделал последние шаги и спрыгнул на тропу.

— Штаны не намочил? — поинтересовался Глеб.

— Нет! — с вызовом ответил Степа.

— А меня вот всего обрызгало каким-то порывом ветра! — пожаловался тот. — Даже рубаха мокрая.

Степка усмехнулся: — Мне повезло!

— Тогда идем.

И они начали подниматься вверх, оставляя позади темные радиоактивные воды канала им. Москвы.

Сто метров по старой дороге и они снова вышли на асфальт.

— Видишь, где аппарат?

Оба завертели головами по сторонам и скоро обнаружили темный прямоугольник, наполовину съехавший в кусты.

— Лезем! — Глеб прыгнул на черную броню БТРа, и включил фонарик. Немного повозившись, открыл крышку люка и махнул Степке рукой: — Прыгай ко мне!

Сам же подтянул ноги и скользнул внутрь. И скоро оттуда потусторонним огнем вспыхнул красноватый свет приборов. Степан последовал за Глебом, прикрывая за собой люк.

— Забрался? Молодец, присаживайся! — Глеб щелкнул переключателями и нажал на кнопку пуска. Мотор зарычал с пол оборота. Степка поднял большой палец. Глеб повозил пальцем по сенсорной панели, выстраивая маршрут. Потом включил инфракрасный прибор ночного видения и взялся за рукоятки.

— Поехали?

— Вперед!

Мотор плавно набрал обороты, Глеб повернул рукоять. Гусеничная машина легко развернулась на месте и выползла из кустов на асфальт, а потом, ускоряя ход, поехала по шоссе, подминая юные деревца и легко перескакивая ямы.

— Едем! — радостно заорал Степан.

Глеб кивнул головой. Они ехали в Дмитров.

— Ай! А мы отсюда уедем?

— Не знаю, малыш, как получится.

— Это папа делает так, чтобы получилось?

— Да. И Степа. А мы должны им помогать.

— Как?

— Не приставать с глупыми вопросами и болтаться под ногами. Это к вам, братцы-кролики, относится.

— А мы к кому-то пристаем?

— Мы вообще рюкзаки собираем! И даже есть не требуем!

— Еще не заработал.

— Ты это моему животу скажи! Знаешь, как он булькает! Хочет чего-нибудь переварить, а нечего!

— А там, куда мы поедем, небо голубое?

— Не знаю, Полли.

— А лошадки там есть?

— Не знаю, Бель.

— А море там теплое? В нем купаться можно или тоже радиация плавает?

— Стас! Ставь греть суп!

По обочинам мелькали то черные деревья, то черные остовы сгоревших домов. Лишь едва светящаяся полоса отбойника говорила о том, что они едут по дороге. Машина, хоть и на гусеничном ходу, шла очень мягко. Степка удивился:

— Думал, весь зад отобью. Как на тракторе.

— А ты ездил на тракторе?

— Ну да, в деревне у бабушки.

— Почему она оставила тебя у матери?

— Так не дали забрать. Я и сам бы у нее остался. Она хоть кормила. Молоко, плюшки, котлетки…

— Амортизаторы.

— Что?

— На машине амортизаторы.

— А-а.

— Подъедем к посту, говорить буду только я. О чем бы тебя ни спрашивали, молчи.

— Типа, немой?

— Типа, да. Смотри, справа канал. Сейчас подъедем к Икше. Через часик будет светать. Нам проскочить бы…

При въезде в темный город, где был разворот и железнодорожная колея, светился отраженным светом шлагбаум. И он был опущен.

— Молчишь!!!

Глеб ловко обогнул сидящего Степку и открыл наружу люк.

— Хей! — крикнул он в безмолвную черноту.

— Kas tur? (Кто там? — латыш.)

— I don`t understand you are saying… (Я не понимаю тебя — англ.)

— Where are you from and where you`re going? (Откуда и куда? — англ.)

— Intelligence… (Разведка — англ.)

Шлагбаум поднялся. Глеб, весь мокрый, рухнул на кресло водителя.

— Ну что? — шепотом поинтересовался Степка.

— Едем.

Двигатель заурчал, разгоняя по асфальту тяжелое железо, и машинка двинулась дальше по шоссе.

— Карту доставай, будем смотреть, куда и где поворачивать.

— Смотри, Глеб, шлюзы! Они такие старые! Их еще делали, когда прокладывали канал заключенные!

Глеб повернул голову к Степану. Красная приборная подсветка делала его бледное лицо неправдоподобно инфернальным.

— Хочешь поучаствовать?

Степана передернуло:

— Я как представлю Полинку, Белочку, Айку… Господи! — Степан с тоской посмотрел в потолок. — Только бы вырваться!

— Тогда не зевай! Нам сюда. — Черная машина сползла с дороги и, набирая обороты, начала карабкаться вверх по холмам Клино-Дмитровской гряды.

— Ты уверен, что нам сюда? Темно, как в коллекторе!

— Не уверен. Но нам сюда. Здесь раньше был небольшой аэропорт. Частная авиация, спортивная… Полоса хорошая для небольших самолетов.

— Глеб, ты решил полетать над Москвой?

— Степа, думай лучше. Они все разбомбили. Все большие аэропорты. Полосы завалены обломками. Так скажи мне, откуда тогда появляется пополнение с Востока и Европы?

— Прилетают?

— Вот! И мы должны с тобой найти аэропорт. У меня было два варианта. Жуковский и Дмитров. В Жуковский нам не пройти. Скорее всего, у них там главная база. И шли они с той стороны. А здесь может быть запасной аэродром.

— Ты хочешь захватить самолет?

— Если он там будет, Степа.

— А…

— Не знаю, мой мальчик.

— Надюш, веди Полинку спать. Мальчики, хватит тереть полусонные глаза. Наши приедут еще не скоро.

— Давай, я на гитаре поиграю? Белочка лучше уснет!

— Арсений! Не испытывай мое терпение. Если сейчас не пойдешь в кровать, я тебя вместе с гитарой отправлю наверх.

— Джеку песни петь?

— Круто! Арсюха играет, стая — воет! Давай билетики продавать?

— Кому, тупая башка? Волкам на выступление собак? И ждать, кто кого быстрее схарчит?

— Тёма и Кирилл! Я начала обратный отсчет.

— Потом кинешь гранату?

— Подниму рано. Нам хотя бы еще два велика нужно. С припасами и малышней на четырех восьмерым далеко не уехать.

— Семерым. Арсюху на плечи посадим!

— Акробатический номер! Слабонервным не смотреть! Степан крутит педали, на плечах — Арсений с гитарой, на нем — Полинка песни поет.

— А сейчас пока пою я. Тема, а где у нас веник?

— Бить будешь? — состроил грустную мордаху Тёмка.

— Тебе дам. Ночь длинная, уборки много…

— Я — спать!

— И я.

— Вот оно — счастье!

— Глеб! В окнах свет!

— А теперь — заезжаем вот в эти симпатичные кустики и идем на разведку.

Это был корпус какой-то базы отдыха с большим холлом внизу. Глеб и Степан подошли и осторожно заглянули в освещенное окно. На обшарпанном паркете стояли когда-то дорогие кресла и круглый столик. В стене присутствовал незажженный камин. От красивой люстры остались осколки и две электрические лампы, светящие в полнакала. За углом гудел генератор. За столом сидело несколько человек в расстегнутой у ворота черной форме. Они играли в карты и изредка перебрасывались английскими словами. Створка окна по летнему времени была открыта, поскольку уровень радиации здесь был некритичным.

— Я пас. Что-нибудь раскопали?

— Пока нет. Я не думал, что столько крыс выживет после десятка ракет. А они не только выжили, но и активно сопротивляются.

— Да, Лис, когда привезут подкрепление?

— Хочешь сказать, пушечное мясо?

— Крыс тоже надо чем-то отвлекать. На днях делали фотосъемку и измеряли уровень радиации над центром.

— И?

— Только в высшей защите.

— Тогда привлечем энтузиастов, как в Вене?

— В Вене не стреляли. — После паузы сказал один из игроков, выкладывая на стол свои карты.

Мужчины откинулись на спинки кресел.

— Винца?

— Нет, я тут ездил на зачистку, попался интересный дедок. Откупался «самогоном». Говорят, отличное русское пойло. Я взял бутыль. Попробуем?

Степка под окном потер руки. Слово «самогон» он знал с детства.

Через полчаса «пробований» разговор оживился. Карты были брошены в сторонку, и разговор плавно перетек на женщин. Степка скучал, не понимая ни слова. Зато Глеб слушал внимательно. Сдерживающий болтовню рассудок давно утонул в чистых волнах деревенского традиционного напитка.

— Слышали, скоро прилетает Сама.

— Да ты что? И когда же?

— Через два дня. Работы тормозятся, и ей это не нравится.

— Туда?

— Нет, говорят, к нам. Ин-спек-ти-ровать. — С трудом выговорил один из мужчин.

— Все им мало! Весь мир ограбили и испоганили! Сидят себе, в своем Буэнос-Айресе, золото считают, да картинами любуются!

— И что за радость жить вот так, без чистого неба?

— Говорят, им без разницы.

— Теперь только на картинах и осталось.

— А еще говорят, — один нагнулся над столом, приблизив красное лицо ближе к собутыльникам, — она и другие из центра — не люди!

— А кто?

— Г-гуманоиды! Какими бы президенты и армейские дураками не были, все равно не смогли бы подстроить одновременный пуск ядерных ракет по всему миру!

— Компьютеры!

— А теперь их нет. Ничего нет.

— Вот увидите, соберет она все ценности, а нас — в расход.

Мужчины опять откинулись на кресла и задумались.

— Русские — молодцы. Даже дети и бабы стреляют.

— У них — метро глубокое. Хрен выковыряешь кого оттуда.

— А от нас она чего хочет?

— От тебя — ничего. Будет смотреть рабов, ну и брюлики свои заберет.

— Ты мечтал, чтобы она от тебя что-то захотела? — один из сидящих расхохотался. — Видел я ее. Издалека. Глаза страшные, черные. Словно колодцы. Смотрит, словно душу перетряхивает. И рабы после нее тихие-тихие.

Толстый мужчина налил себе самогона и выпил сразу стакан.

Все посмотрели с уважением.

— Сиди, я сейчас. — Глеб метнулся за дом. Там легонько стукнула дверь.

Степка снова уставился сквозь ветки в окно.

В дверном проеме показался Глеб в шлеме, но с расстегнутым воротом. Он положил руки на косяк.

— Угу, — сказал он по-английски. — Небось, на летающей тарелочке порхает? Как втянет пси-лучом — плакали наши цацки?

— Почему пси — лучом? — Спросил того один из собутыльников. — Нормально летает. На Боинге. У нас и цистерна с топливом стоит. И заправщик.

— Значит, через два дня? Посмотрим, что за баба. Может, я ей понравлюсь?

— Не дури, красавчик. Ты новенький доктор, что ли? Вон, сходи к рабыням, пока их не увезли. Такие конфетки попадаются! Шоколадку возьми, они оч-чень голодные! — сказал один из сидящих и захохотал.

— Уговорил. — Глеб развернулся и вышел из комнаты.

Когда он подошел к Степану, лицо у него было белое, а губы крепко сжаты.

— Поехали! У нас всего два дня!

С утра Артем с Кириллом и Арсюхой отправились за велосипедами. Надя с Таней выставили у стенки рюкзаки с крупами, одеждой, котелком и прочими необходимыми составляющими снаряжения. В отдельном мешке лежала упакованная палатка с надувным матрасом.

— Ну и как мы это все попрем? — грустно осведомился Стас. — Оно ж неподъемное.

— Не знаю. — Подперла рукой щеку сидевшая у стола Айка. — Я вообще не представляю, как отсюда можно сбежать.

— Может и правда, натащим жратвы, задраим люки и пересидим? У нас озеро есть.

— Стасик, а бензин? Куда мы здесь его будем сливать?

— А если нас будут бомбить? — Тихо спросила Надежда.

— Может и правда, лучше остаться? Здесь уже и быт налажен…

Велосипеды вместе с ребятами прибыли быстро. Артем с Кирюхой, практически не скрываясь, добрались до убежища верхами.

— Кого бояться? — Вопрошал Тёмка, разводя в сторону руки. — Волков? Так мы с ними замирились! А больше и некого!

— Я уже застоялся, и вольный ветер перемен зовет меня за собой в дорогу! — запихивая в один из рюкзаков томик Майн Рида, вещал Кирилл.

Когда день окрасил закатными лучами тусклые облака, в подземелье появились Глеб и Степан. Черная форма была несколько запачкана, поэтому они оставили ее в прихожей, вымывшись и переодевшись в домашнюю одежду.

Стас поставил на стол тарелки. Разведчики молча ели, а все ребята, рассевшись вокруг большого стола, тихо ждали.

— У нас есть шанс. — Наконец, отодвинув тарелку, сказал Глеб. — Небольшой.

Он оглядел огромные рюкзаки.

— Расклад такой: остаемся здесь — и нашей жизни останется полгода. Подмосковье занято оккупантами. Людей ловят и куда-то увозят на работы. Итогом этого — смерть. Есть почти призрачный шанс выжить. Но он действительно призрачный. Но — шанс. Идти надо завтра часов в десять. К ночи доберемся до Дмитрова. Там будет самолет. Можно попытаться его захватить. Охрана — спокойная и ленивая. На самолете прилетает Босс. Они, конечно, зашуршат, но там нет сопротивления, и гадостей не ждут.

Глеб встал со стула и, взяв на руки Беллу, отошел от стола к ее кровати и прилег на подушку:

— Расскажи мне, дочка, сказку!

Белла взяла ручкой его волосы и, перебирая, начала что-то рассказывать. Полли устроилась рядом с Беллой. Куклины волосы были забыты. Девочки вместе разбирали Глебову косу. Арсений прижался к Степкиному боку, заглядывая ему в глаза:

— Степ, а там было страшно? А какие они, эти солдаты?

Артем и Кирилл сосредоточенно собирали пазл.

Сидевшая на стуле Татьяна решительно поднялась и сказала:

— Я подумала. И я остаюсь.

— Тань, ты чего? — Спросил Кирилл.

— Обосную. Здесь все есть. Есть налаженный быт. Здесь такая жизнь. Другой я не знаю. Что я буду в ней делать? Я никуда не поеду.

— Глеб! — обернулся к старшему другу Степан. — Давай, садись к столу, будем решать.

Глеб встал, посадив девчушек на кровать и сунув им в руки по кукле. Затем сел к столу.

— Ай, что думаешь?

Айка потерла кончик носа. Он в ответственных случаях всегда чесался.

— Если есть шанс, его надо использовать ради Беллы, Полинки, Арсюхи. Они доживут до того времени, как небо станет снова голубым. И, знаете, — она улыбнулась, — я тоже хочу увидеть Солнце. И Луну. И звезды. — Она опустила голову. — Наши мальчики должны научиться любить. Чтобы теплые и нежные ладони прикасались к их щекам. Чтобы любимые глаза смотрели на них с восторгом и обожанием. Я хочу, чтобы все мы были счастливы. — Айка выпрямилась и обвела глазами задумчивые лица. — И для этого я сделаю все, что в моих силах.

Она посмотрела на Таню.

— У тебя остались на раздумье сутки.

— Я приняла решение и не поменяю его. — Чистой и светлой улыбкой улыбнулась Татьяна.

— Ладно, как знаешь. Степ, — Айка улыбнулась хмурому парню. — Неси гитару. Мы что-то совсем забросили музыкальные вечера!

Арсюха вскочил и бережно принес инструмент. Степан нежно погладил коричневые блестящие бока. Пробежал по струнам пальцами.

— Береги ее, Тань.

У девушки на глазах блеснула слезинка. Она смахнула ее: — Обещаю!

Степа за этот вечер перепел все, что знал. Ему с удовольствием подпевала вся компания, даже Глеб и Белла. Устав, он отложил инструмент.

— Айка! Не отлынивай! Пришло время вечерней сказки!

— Хорошо. Но я расскажу не сказку, а маленький детский стишок. Пусть он будет нашим напутствием и верой в то, что мы справимся со всеми препятствиями, и попадем туда, где будем счастливы! Слушайте:

Тебя уносят крылья чаек В страну, где радостно встречают, Кто ждал чудес. И если верил ты отчаянно, То показался неслучайно Тебе дремучий лес. Русалка со скалы нырнула, На солнце, видимо, уснула. Теперь укрылась в грот. Ей камбала, подплыв, шепнула, Что радуга с небес мигнула: Корабль идет. Там принц прекрасно-окаянный, В своей одежде златотканой, Смутил покой Девиц морских непостоянных, Русалок юных и желанных — Вот он какой! Там Бабка-Ежка ходит-бродит, Детишек брошенных находит, Создав приют. И те, не в страхе, на свободе, Растут, играют на природе. Их очень ждут В дружине Князя Городского И в замке Витязя Морского: Им много дел! Хранить порядок Божьим словом, И кров показывать всем новым, Кто прилетел! Здесь каждый день встречают песней, И солнцу радуются вместе, Сойдясь на пир. И чайки реют в поднебесье… Страны не видел я чудесней, Чем этот мир!

Это ты про Крым! — захлопала в ладошки Полинка. — Я так хочу туда попасть! Белочка говорила, что там живет море!

— Да. — Важно сказала Белла. — Море помнит всех своих детей и очень ждет к себе в гости!

— Но мы там никогда не были! — засмеялся Кирилл. — Значит, нас, как излишне прихваченное, погрузят в ящики и отправят обратно? За отсутствием надобности?

— Нет, на обратную дорогу бензина не дадут.

— А что тогда дадут? — поинтересовался Арсений.

— Пинка. И по шпалам, Арсюха, по шпалам…

— Глупые вы все какие! — Возмутилась Надя. — Если не верить в мечту, то и незачем все это затевать!

— Точно. Молодец, Надежда! — Согласилась Айка. — И, знаете, если очень-очень верить, то сказки обязательно сбываются. И вообще, Кирилл, не порть хороший вечер. К тому же, мне все обещали сразу лечь спать.

— Да. — Степан встал. — Завтра решающий день. Как думаешь, Ай, наша сказка сбудется?

Айка улыбнулась и пожала плечами:

— Все в наших руках, Степа.

Но потом парень помедлил, обернулся и посмотрел на Таню:

— Возможно, мы еще встретимся.