Свенсон хотел было распорядиться отключить табло, но потом решил оставить его включенным как напоминание о чрезвычайности положения. Задача Свенсону была ясна: получить максимально содержательные ответы в минимальный срок.

— Господа, — сказал Свенсон, — установлена прямая связь с Омахой, генерал Боугэн и полковник Касцио участвуют в нашем совещании. На их командном пункте присутствуют также господин Кнэп, президент «Юниверсал электроникс», и конгрессмен Рэскоб, посетившие Омаху с ознакомительным визитом. Я разрешил им слушать нас и вносить предложения, буде таковые у них возникнут.

Голос Свенсона звучал спокойно. Даже, пожалуй, чуть-чуть излишне спокойно. Но когда он заговорил снова, в его интонации железом лязгнуло настойчивое стремление незамедлительно перейти к делу:

— В самое ближайшее время нас снова вызовет президент, ожидая ответа на ряд вопросов. Во-первых: что произошло? Во-вторых: что следует предпринять, если истребители не сумеют перехватить «виндикейторы»? В-третьих: как истолкуют происходящее русские? В-четвертых: какова будет их возможная реакция? Обсуждаются лишь эти вопросы. — Снова обведя всех взглядом, Свенсон остановил его на Блэке. Не моргнув, глубоко посаженные, почти невидимые под надбровными дугами глаза Блэка в упор встретили взгляд Свенсона. — Генерал Блэк, прошу вкратце суммировать, что произошло.

— Прежде всего, господин министр, необходимо признать очевидный факт: мы действуем вслепую, — ответил Блэк. — Что произошло — никто толком не знает. Достоверно известно лишь то, что группа номер шесть миновала предписанный рубеж и, если не будет остановлена, предпримет попытку бомбить Москву. На это практически могут быть лишь две вероятные причины: либо комплексные неисправности оборудования, либо чье-то безумие.

— Статистические данные сводят почти к нулю вероятность одновременного выхода из строя сразу двух элементов оборудования, — прогудел Гротешель.

— Но отнюдь не исключают этого полностью, не так ли? — Голос Свенсона хлестнул Гротешеля так резко, что Блэк подумал: «Уж не пересказал ли кто быстренько министру содержание предшествующей дискуссии».

— Да, разумеется, такая вероятность полностью не исключена, — замялся Гротешель, — но… — И смолк, увидев, что Свенсон отвернулся.

Из динамика раздался голос генерала Боугэна. Где-то на линии техник подрегулировал звук, и, казалось, Боугэн находился чуть ли не здесь, в зале:

— Я согласен с генералом Блэком, но полковник Касцио высказывает сомнения, вкратце сводящиеся к следующему: русские разработали способ, позволяющий им подавать на наши радары ложные импульсы, отраженные якобы от самолетов шестой группы, которая, вероятно, на самом деле возвращается на базу в Соединенные Штаты. И то, что мы принимаем на своих экранах за нашу шестую группу, есть не что иное, как эскадрилья русских бомбардировщиков, имеющих целью лишь одно: убедить нас, что наши самолеты по ошибке пошли на Россию. Я с мнением полковника не согласен, но его следует рассмотреть.

Люди, сидящие за столом, проявляли нервозность, Гротешель что-то чертил в блокноте, некоторые доставали сигареты. Старк через стол смотрел во все глаза на Блэка. Блэк внешне сохранял бесстрастность, он весь напрягся, ожидая ответа Свенсона.

— Спасибо, генерал Боугэн, — ответил Свенсон, не сводя глаз с лица Блэка. — Я согласен с вашей оценкой мнения полковника Касцио. Прошу продолжать вас, генерал Блэк.

— Все наши средства слежения направлены сейчас на русских, сэр, — сказал Блэк. — На настоящий момент русские имеют в воздухе семь бомбардировочных групп. Ни одной из них не достичь Америки без дозаправки в воздухе. Ни одна из них не легла на боевой курс: все продолжают барражировать в пределах своего воздушного пространства. В воздухе находится необычайно большое количество советских истребителей. Практически русские подняли в воздух около половины всей своей истребительной авиации. Однако синхронно ведущийся компьютерный анализ их летных курсов не дает никаких оснований для вывода об их готовности к наступательным действиям. Ракет русские пока не запускали. Наиболее надежными датчиками служат наши приборы, регистрирующие внезапные выбросы энергии. Я абсолютно уверен, что русские пока еще не запустили МБР.

— Выводы? — Тон Свенсона приглашал к дискуссии всех, но давал понять, что высказываться следует кратко.

— Наша шестая группа создает русским те же проблемы, что неопознанная цель создала нам, — сказал представитель Совета национальной безопасности Аллен, впервые с начала совещания открыв рот. — Они не знают, что это за самолеты, почему они там, да и наши ли они.

— Лучшим ответом представляется самый простой, — спокойно добавил Блэк. — Русские, по всей вероятности, засекли ту же неопознанную цель, что и мы. И поняли, почему наши самолеты легли на курс к рубежам гарантированной безопасности. Тому были сотни прецедентов, русские уже изучили наш образ действий. До сего момента проблем не возникало. Но когда одна из наших эскадрилий не отвернула назад, русские среагировали одновременно с нами. Отсюда и необычная концентрация истребительной авиации в воздухе. Думаю, пока еще они не считают действия наших самолетов враждебными или агрессивными, хотя уже через несколько минут у них вызовет обеспокоенность перемена тактики наших истребителей, Но, если они увидят, как наши истребители пытаются сбить наши же бомбардировщики, они поймут, что произошла серьезная и опасная ошибка.

— Либо решат, что мы прибегли к тактической уловке, — резко вставит Гротешель.

— Верно, — согласился Блэк. — И обе интерпретации встревожат их достаточно сильно. Но и в этом случае они вряд ли предпримут агрессивные действия или необратимую попытку нанести ответный удар, пока шестая группа не нарушит границу воздушного пространства СССР или пока мы не предпримем меры, которые могут быть истолкованы как обеспечение шестой группы с целью расширения враждебных действий.

Аллен, который отходил к телефону в дальнем углу зала, возвратился к своему месту за столом.

— Господин министр, я звонил в Агентство национальной безопасности, — сказал Аллен. — Как вам известно, они ведут круглосуточное электронное наблюдение и прослушивание СССР, записывая на пленку все перехваченные разговоры.

Блэк и Старк обменялись взглядами. Оба слышали, что когда русские сбили «У-2» Пауэрса, в АНБ записали радиопереговоры расчетов советских зенитных ракет и знали, что Пауэрс, потеряв управление двигателем, снизился на потолок 36000 футов.

— АНБ не наблюдает, — продолжал Аллен, — какого-либо значительного увеличения объема радиосвязи советских вооруженных сил и не считает, что советская военная машина приведена в состояние полной боевой готовности — к наступательным действиям.

— Профессор Гротешель, не могли бы вы прокомментировать возможный ход мысли русских? — спросил Свенсон.

— Кто такой Гротешель? — Боугэн прервал министра на полуслове, но в голосе его не звучало и намека на извинение. — И что он там у вас делает?

Ответ Свенсона прозвучал вежливо, но ядовито:

— Профессор Гротешель — признанный авторитет в области многих обсуждаемых сегодня вопросов и находится здесь по прямому указанию президента.

Гротешель улыбнулся, чисто машинально встал из-за стола и принял позу профессора, читающего студентам лекцию. Он ухмыльнулся, но тут же стер ухмылку с лица, увидев каменное лицо Свенсона, повелительный взгляд его голубых глаз. Этот взгляд сказал Гротешелю больше, чем могли бы сказать слова приказа.

И Гротешель, к изумлению Блэка, заговорил четко, ясно, без двусмысленностей и без увиливания. Россией правят не просто люди, заявил он, Россией правят марксистские идеологи, твердо убежденные, что ход истории предопределен объективными законами, гарантирующими неизбежную победу коммунизма. Ядерная война прервет этот процесс исторического детерминизма. Русские потеряют от войны больше, чем мы. Таким образом, за американским первым ударом последует не ответный удар русских, а, скорее, их капитуляция.

Блэк невольно восхитился Гротешелем. Он почти всецело расходился с ним во взглядах, но был вынужден признать: в критическую минуту, когда дошло до точки, Гротешель сумел изложить свою позицию четко и без обиняков.

— Почему же они решат капитулировать, если мы нанесли первый удар? — спросил Свенсон.

— Они — ходячие счетные машины, а не люди, фанатики-марксисты, которым неведомы ни гнев, ни ненависть, — спокойно ответил Гротешель. — Если на них обрушатся хотя бы одна или две бомбы, они поймут, что, нанеся ответный удар, уничтожат если не все, то значительную часть нашего населения и ресурсов. Но они будут знать также, что мы не утратим способности нанести второй удар, который сотрет их в порошок. Для марксиста главное — сохранить хотя бы часть Советского Союза. Выживание же капиталистической страны их особенно не беспокоит — среди них широко бытует мнение, что капитализм должен до конца выдохнуться сам, прежде чем коммунизм окончательно победит. Грубо говоря, они не хотят погибать, и если за их выживание надо платить выживанием свободного мира — что ж, за этой ценой они не постоят. Гибели планеты они не допустят. Их целью является господство над миром, а не уничтожение его. Посему — они капитулируют.

Свенсон снова перевел взгляд на экран. Истребители уже были неподалеку от группы номер шесть. Свенсон круто повернулся в кресле:

— Короче, вы считаете их абсолютными пленниками собственной идеологии, — сказал он Гротешелю. — По-вашему, их логика и фанатизм заставят их действовать строго детерминированным образом. Так?

Гротешель замялся, не совсем понимая, как оценил его точку зрения Свенсон, и перевел дыхание.

— Да, сэр, — медленно проговорил Гротешель, — таково мое мнение.

И снова Блэк невольно почувствовал к нему уважение. Гротешель ставил на карту все: карьеру, репутацию, отстаиваемое им направление мысли. И не исключалось, что еще до конца дня его позиция подвергнется самому суровому испытанию.

Свенсон молча ждал, своим молчанием как бы приглашая высказываться.

Молчания Гротешель вынести не мог.

— Я стремлюсь доказать, господин министр, что, хотя моя интерпретация представляется новой и непривычной, на самом деле — она простейшая из всех возможных, — снова заговорил он. — Нам ничего не следует предпринимать. Если я прав, русские капитулируют. И если наше руководство проявит достаточное умение воспользоваться ситуацией, с угрозой коммунизма будет покончено навеки.

— Ничего не предпринимать, — тихо повторил Свенсон.

Круто, ничего не скажешь.

Как историк-любитель и человек, изучавший современные методы руководства, Свенсон знал, что всех выдающихся руководителей отличала способность ждать. Умение ничего не делать в нужную минуту являлось частью таланта государственного деятеля. Свенсон ни на минуту не принимал анализа Гротешеля или его интерпретации фактов. Но предлагаемый им вывод мог оказаться верным.

— По-моему, господин министр, все это — мура собачья! — рявкнул Боугэн из своего подземелья в Омахе. — Послушайте, я же здесь сижу прямо на раскаленной плите, мне приходится читать показания компьютеров и пытаться сообразить, что они означают на деле. Не морочьте себе голову. У русских найдутся три-четыре генерала на ключевых постах, реагирующие точно так же, как я: нападение — лучший вид защиты. Они атакуют, даже не вспомнив, что там об этом говорил Маркс или кто-то еще.

— Есть еще дополнения? — поинтересовался Свенсон.

Гротешель сидел, подавшись вперед, напрягшись от возбуждения. Усилием лишь собственной воли он чуть не оказался способным направить энергию двухсотмиллионного народа на принятие судьбоносных решений.

Свенсон взглядом попросил взять слово Блэка.

— Вся аргументация Гротешеля покоится на оценке степени приверженности советского руководства идеологии марксизма, — начал Блэк. — Гротешель считает эту приверженность тотальной. Я думаю, он ошибается. Подробное исследование этого вопроса, проведенное ЦРУ, показало, что советские руководители принимают решения как русские люди и потом находят им марксистское обоснование. Забудьте о том, что они — коммунисты, оценивайте их действия объективно, и вы увидите, что их поведение мало чем отличается от поведения руководителей других государств.

По изображению на большом табло казалось, что истребителям до бомбардировщиков рукой подать. Все слушали Блэка, но не сводили глаз с табло. От импульса ведущего истребителя внезапно отделились и понеслись вперед две крохотные фосфоресцирующие точки, и затем импульс заскользил вниз, описывая долгую неторопливую дугу. Блэк понял: кончилось горючее, заглох двигатель, пилот выпустил ракеты и теперь падал в холодные воды океана. Он явственно ощутил охвативший пилота приступ отчаяния, страшное чувство умершего под твоими руками самолета. Жуткое ожидание, сработает ли катапульта, медленный спуск на парашюте в ледяные волны Арктики и последние немые минуты перед смертью.

Ход его мыслей нарушил властный голос Свенсона:

— Ведущий атаковать не сумел. Можно предположить, что не сумеют и остальные. Какова сложившаяся ситуация?

— Разрешите напомнить вам о лентах Судного дня, господин министр. — Гротешель исподволь пытался укрепить свою позицию. — И Советский Союз, и мы имеем возможность нанести первый удар, сохранить большую часть пусковых ракетных установок во время вражеского удара и нанести второй удар. Предположим, второй русский удар уничтожит в Америке все живое. Но русские знают, что спустя недели, а то и месяцы после нашей всеобщей гибели пусковые ракетные установки, разбросанные по труднодоступным районам всей территории Соединенных Штатов, вступят в дело и уничтожат все, что останется от Советского Союза. Самое же важное то, что русские знают о существовании этих лент. И о том, что мы их используем. Чем бы ни была вызвана сегодняшняя случайность, но шестая группа несет нам Богом ниспосланный шанс. Одна из наших бомбардировочных эскадрилий в выгодной ситуации идет на Россию, имея значительный шанс на успех. Я убежден, что как только русские это поймут, они капитулируют. Они знают, что им не избежать ни нашего второго удара, ни — в конечном счете — лент Судного дня. Шестая группа обеспечила нам фантастическое историческое преимущество, в силу случайности вынудив сделать первый ход — ход, который мы никогда не сделали бы сознательно. Но, сделав его, преодолев неимоверное напряжение, мы добьемся досрочной капитуляции противника. Следует рекомендовать президенту не предпринимать дальнейших попыток отзывать бомбардировщики, в то же время информировав советское руководство, что бомбардировщики запущены по ошибке.

Второй и третий истребители дали бесполезный ракетный залп и начали падать по длинной спирали в ледяные объятия смерти.

Свенсон подождал секунду, как бы давая всем прочувствовать до конца всю тонкость выдвинутых Гротешелем аргументов.

— Мы так и не определили версию о причинах случившегося, которую должны предложить президенту, — напомнил он. — Мы выслушали мнение полковника Касцио, что имеет место хитрость со стороны русских. Иные мнения?

— Не думаю, что полковник Касцио прав, — сказал Блэк, — но один из его аргументов помогает разобраться в случившемся. Если русские сочли действия группы номер шесть преднамеренными, они действительно приняли все возможные меры, чтобы заглушить все радиочастоты, лишая бомбардировщики связи с нами.

— Но почему бы им не оставить эти частоты открытыми, чтобы мы отозвали самолеты, если они летят по ошибке? — спросил Свенсон.

— Потому, что они так же подозрительны, как и мы, — ответил Блэк. — Наши действующие оперативные инструкции предписывают незамедлительно изолировать любое бомбардировочное подразделение, действия которого могут интерпретироваться как агрессивные по отношению к нам или нашим союзникам. В этом отношении и они, и мы — жертвы собственной подозрительности. Зная, что возможность случайности и ошибки существует, мы тем не менее исходим из того, что другая сторона действует преднамеренно. Потому и препятствуем усилиям противника связаться с его бомбардировщиками или телеметрически управлять полетом МБР.

Из динамика, соединявшего зал с Омахой, послышались неразборчивые голоса, затем четко и ясно заговорил генерал Боугэн:

— Кнэп, надо полагать, разбирается в электронике лучше, чем кто-либо еще. Он не очень хотел выступать в качестве участника совещания, но я его уговорил. Вы позволите, господин министр?

— Да. — В единственном сказанном министром слове прозвучало еле сдерживаемое нетерпение.

В динамике раздался новый голос, сначала слабый и пронзительный, но затем зазвучавший уверенней.

— Чем сложнее электронная система, — начал Кнэп, — тем больше возможности сбоя. Возьмите наши ракеты. Все они еще на стадии конструкторской разработки проверялись, перепроверялись, проходили тщательные предварительные испытания. Все их характеристики прогоняются через компьютер, где имитируется модель, прежде чем строится ракета. И весь цикл — без сучка, без задоринки. Каждая ракета должна безупречно запускаться и лететь. Но на практике так никогда не выходит. «Атлас» — надежнейшая из наших ракет. Но вот что происходит: первый «Атлас», посланный к Луне, промахнулся на 25 000 миль. А возьмите старый ракетоплан «Х-15». Совсем крохотный летательный аппарат. На компьютерах казался безупречным, летал как сказка. Маленькая компьютеризованная космическая игла, которую запускали с самолета-матки. Но почти что в каждом полете «Х-15» обязательно что-нибудь непредусмотренное да случалось.

— Какое же все это имеет отношение к сложившейся ситуации, господин Кнэп? — резко спросил Свенсон.

— Самое непосредственное, господин министр, — повысил голос Кнэп. — Нагромождайте все эти электронные системы одну на другую, и рано или поздно где-нибудь выскочит протухший транзистор или дефектный выпрямитель, и все пойдет прахом. Иногда даже наши чудотворные компьютеры страдают от накапливающейся усталости и начинают вести себя так же непредсказуемо, как переутомившиеся люди.

— Господин министр, господин Кнэп ошибается, ибо упускает из виду существенный фактор, — гневно перебил его Гротешель. — Даже если машины ошибутся, ими управляют люди. Человек всегда может отменить или скорректировать принятое машиной решение.

Кнэп сухо, отрывисто и безжалостно рассмеялся.

— Хотел бы я, чтобы вы были правы, сэр, — ответил он Гротешелю. — Но дело в том, что машины действуют так быстро, способны на столь незаметные ошибки и столь сложны, что в реальной военной ситуации у человека просто может не оказаться времени разобраться, права машина или ошибается.

Блэк почувствовал глубокий прилив облегчения. Не выскажи этого Кнэп, он высказал бы сам, но «со стороны» аргумент казался более весомым.

— Не знаю, господин министр, нужны ли вам догадки политика, — донесся из Омахи голос конгрессмена Рэскоба, — но выслушать их вам придется. Ни одному политику, и мне плевать, диктатор он или демократ, не выжить, позволь он уничтожить один из главных городов своей страны, даже не попытавшись занести на противника руку. Людям чертовски свойственна мстительность. Ход мыслей советского премьера мне не известен, но одно я могу предположить наверное: позволь он уничтожить Москву, даже не попытавшись ничего предпринять в ответ, он не доживет до того, чтобы писать мемуары.

Зазвонил красный телефон. Свенсон непринужденно поднял трубку. Ни малейших эмоций, будто просто звонит знакомый. Никто из присутствующих не знал, что Свенсон скажет президенту. Но то, что он скажет, будет официальным выражением мнения организации, располагающей миллионами людей, ошеломляющим количеством информации и стоящей миллиарды техникой. Блэк посмотрел на Гротешеля. Теперь, когда решение вот-вот будет принято, Гротешель позволил себе расслабиться в кресле.

— Господин президент, мы пришли к заключению, что группа номер шесть действительно пересекла предписанный ей рубеж гарантированной безопасности, — сказал Свенсон, — что, по всей вероятности, было вызвано осложненной дисфункцией оборудования. Не исключено, что эта дисфункция была случайной либо усугублена русскими, проводившими какой-либо эксперимент по глушению радиоволн. Человеческая ошибка или безумие командира шестой группы представляется нам сомнительным.

Замолчав, Свенсон начал делать пометки в лежавшем перед ним блокноте. В комнате ощутимо поднялось напряжение. Мнение они высказали. Решение так и не было принято. Не кладя трубки, Свенсон спокойным голосом обратился к присутствующим:

— Президент хочет знать, каковы у этих шести самолетов шансы достичь Москвы. — Он посмотрел на Блэка.

— Один или два дойдут, — мгновенно ответил Блэк. — Возможно, и больше.

— Два, — сказал в трубку Свенсон, внимательно прислушался и снова посмотрел на Блэка.

— Даже если им будет противостоять вся мощь советской ПВО? — повторил он вопрос президента.

— Наши «виндикейторы» обладают такой скоростью, что использовать весь аппарат ПВО русские просто не успеют, — пояснил Блэк. — Просто не успеют создать у них на пути дополнительный заслон. Придется сбивать тем, что есть по пути следования, с помощью небольшого дополнительного количества истребителей. Здесь действует сложнейшее уравнение, но мы рассчитывали его сотни раз, исходя из возможностей советской ПВО по курсу «виндикейторов» и их способности выполнять противозенитный маневр.

— Скорость «виндикейторов» не позволит русским эффективно сконцентрировать средства ПВО, — доложил Свенсон президенту и повесил трубку.

— Президент исходит из того, что два самолета прорвутся, — медленно сказал он. — Это настоящий кризис. Президент намерен говорить с советским премьером.