Все в зале застыли на месте, словно дети, играющие в «замри».

— Господа! — начал Касцио, не обращая более внимания на распростертого у его ног генерала Боугэна. — Я принимаю командование центром управления по прямому указанию президента Соединенных Штатов. Уже в течение долгого времени президент сознавал, что генерал Боугэн психически неуравновешен, и приказал мне не спускать с генерала глаз. Контакты, установленные генералом с маршалом Невским, не были санкционированы Белым домом и являются действиями сумасшедшего. По непосредственному приказу президента Соединенных Штатов я принимаю командование на себя. Теперь вы уполномочены выполнять лишь мои указания.

Генерала Боугэна охватило чувство изумления. Верно, сквозь боль подумал он, что сумасшедший всегда имеет преимущество над здравомыслящими людьми. Сам остановившись на грани безумия, Боугэн чуть ли не отечески оценил точность интуиции Касцио. Полковник действовал безупречно, проявляя то интуитивное понимание аудитории, которое и отличает истинный актерский талант.

Встав на колени, генерал медленно поднялся на ноги. Он двигался украдкой, чтобы не спровоцировать полковника ударить его снова. Генерал обвел взглядом зал. Расстановка сил была настолько четкой, что воспринималась чуть ли не физически. За месяцы совместной службы генерал Боугэн хорошо изучил свой персонал. У некоторых уже горело в глазах то же адское пламя, что толкнуло на бунт Касцио.

Офицеры среднего звена, те, кого ждала впереди долгая служба в подполковничьих и полковничьих чинах, застыли в нерешительности. Самые же толковые из них, небольшая группа на пути к стремительному служебному росту и генеральским звездам, немедленно поднялись со своих мест, готовые скрутить полковника Касцио.

Но их вмешательства не потребовалось. Из полумрака вынырнули двое рядовых ВВС с нарукавными повязками и «кольтами» 45-го калибра на поясах. Генерал Боугэн знал, что они постоянно находятся на дежурстве, знал это всегда, но сегодня напрочь забыл, настолько они стали привычными, как мебель. И сейчас смотрел на них, восхищаясь умением месяцами оставаться безмолвными и незаметными, а затем вдруг объявиться, с такой неумолимой сноровкой идти к цели. Они двигались подобно балетным танцорам, исполняющим сложнейший и отработанный до автоматизма хореографический этюд, минуя столы, стулья и людей столь непринужденно и изящно, будто делали это каждый день, и бесшумно выросли за спиной Касцио, всем своим видом являя уверенную в себе силу.

Один из них легко прикоснулся к плечу полковника. Обернувшись и увидев нарукавные повязки, полковник вскинул микрофон, стремясь прокричать в него команду, но второй солдат резким и точным движением ударил его ребром ладони по запястью и ловко подхватил микрофон, выпавший из руки полковника. Касцио прокричал команду в пустую ладонь.

— Еще одно слово, полковник, и нам приказано лишить вас сознания, — сказал первый солдат, и губы его непроизвольно раздвинулись в улыбке, вызванной столь непривычным оборотом речи.

— Гарантирую, полковник, что мы сумеем это сделать прежде, чем вы вообще успеете раскрыть рот, — добавил второй.

Но Касцио уже замолчал, ощутив, что его недолгой власти пришел конец. Лицо внезапно обмякло. Четкий орлиный профиль, так долго напряженный и собранный, внезапно раскис в идиотскую маску. Генерал Боугэн отвернулся. Он понимал, что Касцио пал жертвой того же неимоверного искушения, которое лишь секунды назад пережил он сам. Солдат тронул полковника за локоть, и тот повернулся с покорностью робота. Боугэн взглядом проводил своего заместителя, согбенно шагавшего между дюжими конвоирами. Дойдя до дверей, он уже казался жалким подобием властного офицера, каким был всего лишь тридцать секунд назад.

Генерал Боугэн быстро повернулся к «контактному» телефону.

— У нас имел место небольшой сбой, маршал Невский, — сказал он. «Контактный» телефон все время оставался включенным. — Но теперь я могу указать вам долготу и широту наших бомбардировщиков в соответствии с вашим запросом.

— Понимаю ваши затруднения, генерал Боугэн, — ответил маршал Невский. — У нас здесь тоже возникли одна-две аналогичные ситуации. Всего не предусмотришь. Жду вашей информации.

Генерал Боугэн оценивающим взглядом окинул своих офицеров. Теперь он был уверен в беспрекословном послушании. О Хэнделе и других можно больше не беспокоиться. Как ни странно, но неким извращенным образом полковник Касцио сослужил стране службу, обнажив то, что испытывал каждый, включая самого генерала. И то, что он пал жертвой безумного порыва к мятежу, отрезвило и образумило их всех.

— Подполковник Хэндел, приказываю вам определить наиболее вероятные координаты и маршрут самолетов шестой эскадрильи, — повернулся к офицеру Боугэн.

Хэндел четко и ясно прочитал данные прямо в «контактный» телефон.

И немедленно ближайшие к «виндикейторам» советские истребители начали перестраиваться, готовясь к атаке, прочесывая все потолки. Ложные цели утратили эффективность.

Три советских истребителя вышли на головной «внндикейтор» почти одновременно. «Виндикейтор» ушел в сторону, затем лег в пике. Отражаемый от него импульс поблек на экране. Поблекли и импульсы трех советских самолетов.

— Маршал Невский, согласно действующим оперативным инструкциям, при сохранении из состава атакующей эскадрильи лишь двух самолетов им предписывается уйти на минимально возможный низкий потолок и продолжать полет, — пояснил генерал Боугэн. — Подобным образом они надеются уйти от ваших радаров. Самолет, который преследуют три ваших истребителя, не несет на борту бомб. Это самолет прикрытия, он оснащен лишь защитным вооружением и оборудованием.

И у него упало сердце, когда он услышал ответ советского маршала. Внезапно изменившийся тон подсказал генералу, что у того на уме:

— Благодарю вас, генерал, — зазвучали переведенные слова маршала, — но мы попытаемся сбить его тем не менее.

Даже отфильтрованные бесстрастно нейтральным голосом переводчика слова все равно несли отзвук недоверия. И генерал понимал, что думает маршал. То же, что думал бы на его месте любой военачальник.

Устало генерал вернулся к табло. Три оставшихся импульса его самолетов были легко отличимы от импульсов советских истребителей, разбросанных по их маршруту. «Шестерка» по-прежнему шла впереди. На глазах генерала группа русских самолетов изменила курс и устремилась к «шестерке». Боугэну хотелось отвернуться, не видеть. Исход был предрешен. Истребители перехватили «шестерку» на обманном маневре. Внезапно импульс, отраженный от «видикейтора» номер шесть, слился в одно гигантское зеленое пятно с импульсами окружающих его истребителей. Теперь почти не оставалось сомнений, что последние два «виндикейтора» сумеют прорваться. На глазах генерала они развили предельную скорость, вес их намного уменьшился благодаря расходу горючего и боекомплекта, и они могли развивать до 2000 миль в час, выходя прямо на Москву.

Из «контактного» телефона донеслись звуки сумятицы. Приглушенно говорящие по-русски голоса перекрыл какой-то громкий звук. Затем в телефон кто-то заговорил по-русски, и тут же переводчик сухо объяснил:

— У маршала Невского удар. Похоже, что он… Ну, не знаю. Его вынесли из зала. Командование принял генерал Корнев.

Переводчика тут же перебили голоса президента и Свенсона, требующие объяснений.

— Думаю, могу объяснить я, — понимающе и сочувственно ответил вместо русского переводчика генерал Боугэн. — Маршал Невский навел свои самолеты на «шестерку», хотя я и предупреждал его, что «шестерка» не несет бомб. Это решение позволило прорваться двум другим самолетам. Но на месте маршала любой хороший командующий поступил бы точно так же. Последовал бы уставу и, принимая все возможные меры предосторожности, приказал бы атаковать все три самолета. Наша же тактика выхода на цель именно подобную ситуацию и предусматривает. В ближайшие минуты на Москву обрушатся 80 мегатонн. Маршал Невский почти сразу же осознал это.

Табло немедленно подтвердило предсказание генерала. Два последних «виндикейтора» пошли в крутое пике и пятнадцать секунд спустя исчезли с экрана. Советские истребители врассыпную заплясали на экране, чуть ли не как потерянные.

— Оба «виндикейтора» ушли с нашего экрана, — сказал генерал Корнев. — Вы их видите?

— Нет, генерал, мы потеряли их тоже.

Генерал Корнев замолк. Боугэн понял, что советский командующий нуждается в поддержке, но понял также, что лучше всего сейчас — молчать.

— Вы можете связаться с ними по радио? — спросил Корнев.

— Нет. Они возобновили радиомолчание после безуспешной попытки президента отозвать их. Тем не менее мы по-прежнему продолжаем их вызывать.

— Какой у них остался запас ракет «воздух — воздух» на борту? — спросил генерал Корнев.

Боугэн щелкнул тумблером, соответствующая консоль ответила тонким механическим голосом:

— Точно определить затрудняюсь, последние несколько минут информация поступает со сбоями. Предположительно не менее пятидесяти, не более семидесяти пяти процентов боекомплекта. Комплект ложных и маскирующих целей почти не использован, но он весьма невелик.

— Наши радары потеряли их, обычная зенитная артиллерия практически бесполезна против таких скоростных машин, зенитчики их толком и увидеть не успеют, — медленно проговорил генерал Корнев. — Я вынужден допустить, что оба самолета прорвутся к цели.

— Полагаю, вы правы, — согласился Боугэн.

— У нас остался единственный шанс, — сказал Корнев. — Сосредоточить все ракеты ПВО по предполагаемому маршруту их полета и дать одновременный залп в точно угаданный момент, стремясь создать на пути бомбардировщиков непреодолимый термоядерный заслон.

— Может сработать, — с восхищением согласился Боугэн. — Будем молиться за успех.

— Мы предпримем попытку, но боюсь, ваша оценка верна. По всей вероятности, бомбардировщики прорвутся. А там уже неважно, ваши ли четыре бомбы, наши ли тысячи бомб, ваши ли тысячи бомб, все равно, все кончено. Мы посвятили жизнь тому, чтобы обеспечить собственное самоуничтожение.

Откинувшись на спинку кресла, генерал Боугэн бросил взгляд на опустевшее кресло полковника Касцио. И увидел мысленным взором другой такой же зал, а в нем — опустевшее кресло маршала Невского. Оба были честными и преданными, оба отлично знали свое ремесло. Оба упорно стремились к победе, и оба оказались побежденными. И побежденными оказались все. Все!

— Готовите нам какие-нибудь сюрпризы? — спросил Боугэн.

— Нет, генерал Боугэн, никаких, — ответил Корпев. — Вы… — И он осекся. Затем продолжил: — Вы вели себя с нами честно. Просто дело в том, что ваша авиация оказалась лучше, чем мы предполагали. Еще шесть часов назад я бы гарантировал, что мы собьем ваши самолеты, все до единого. Может, ваш массированный налет нам удалось бы отразить с худшими показателями, но я никогда бы не поверил, что наша ПВО не справится с шестеркой обычных, как нам казалось, самолетов.

Тяжелое молчание легло меж двумя профессиональными солдатами. Каждый в целом представлял себе ход мыслей другого. Они никогда не встречались. Никогда не разговаривали раньше. Они знали о существовании друг друга, но были друг для друга лишь именами в документах. Но каждый ощутил, до чего же схожи были и их жизненные пути, и пережитые тревоги, и опасности, и успехи, и неудачи, и стремления, и — самое главное — невежество, проявляемое с обеих сторон.

— Сколько у нас осталось минут, генерал Корнев? — спросил генерал Боугэн.

— Полагаю, от восемнадцати до двадцати минут, в зависимости от того, каков маскировочный потенциал ваших двух бомбардировщиков, — ответил Корнев. — Мы ведем огонь всеми наличными средствами. ПВО разошлась на всю катушку. Один истребитель-бомбардировщик выпустил ракету по лесу, зарево стоит на всю округу. Пилот целился в радарную станцию, не ответившую условным сигналам, и он принял ее за ваш «виндикейтор». Придется мне завтра с этим пилотом разбираться. Если у нас будет завтра.

Совсем как непринужденно-ленивый разговор водителей грузовиков, подумал Боугэн. Так трепались водители, когда, в бытность свою студентом колледжа, Боугэн подрабатывал летом за баранкой. Срочный груз доставлен, долгий путь позади, шоферы судачат о своем шоферском житье-бытье.

— Где находится ваш КП, генерал Корнев? — неожиданно спросил Боугэн.

Он вдруг сообразил, что генерал Корнев вовсе не обязательно управлял действиями ПВО с отдаленного командного пункта типа Омахи. И его охватила тревога за собеседника.

— В нескольких сотнях миль от Москвы, — ответил генерал Корнев. — Не сказал бы, что мы отбывали собранно и без спешки. Уезжая, премьер приказал уехать и группе военных. В том числе и мне.

Генерал Боугэн открыл было рот, но тут же прикусил язык. Хотел спросить, осталась ли у Корнева в Москве семья, но тут же понял, что лучше этого не знать.

— Тяжкий день, — сказал он переводчику.

В ответ — долгое молчание.

Когда вновь заговорил переводчик, генерал Боугэн угадал его ответ, прежде чем тот закончил фразу.

— Тяжкий день, генерал Боугэн, — сказал генерал Корнев. И: — Прощайте, товарищ.

— Прощайте, мой друг, — ответил генерал Боугэн.

Переводчик запнулся, помолчал и понял, что нужды в переводе нет. Все ждали.