Два оставшихся бомбардировщика по-прежнему шли сквозь ночь, летчики по-прежнему выполняли навсегда заученные функции — каждый свои. Грейди охватило странное ощущение холодной отрешенности, он будто видел сам себя со стороны: гермошлем и высотный скафандр из нейлона и резины скрывал человека-робота во плоти и крови, но без человеческого сердца. Его интеллект, не одушевленный чувством, инертно дремал и мог лишь читать экран радара, время от времени менять высоту да принимать рапорты от штурмана и бортстрелка. Прийти в себя Грейди заставил страх.

— О господи Боже, Иисусе Христе! — воскликнул бортстрелок. И тут же сработали заученные рефлексы, заставив его взять себя в руки. — Полковник Грейди, индикатор теплового излучения зарегистрировал зажигание большого количества ракетных двигателей примерно в двадцати милях по курсу. Их вот-вот начнет читать радар, — доложил он.

Пятнадцать лет обучения и подготовки молниеносно привели мозг Грейди в действие. По разведданным ВВС, приводимым на инструктажах и разборах полетов, предполагалось, что при выходе на цель самолеты встретит подобный заградительный огонь — последний эшелон ПВО. Грейди знал, что эти ракеты рассчитаны на ведение огня по высоко летящим целям. Во избежание поражения собственных объектов, испускающих тепловое излучение, — металлургических комбинатов, например, — большая часть ракет была сконструирована так, чтобы начать действовать только на изрядной высоте, где их приборы выискивали тепловое излучение самолетных двигателей.

— Сколько у нас осталось ракет «Бладхаунд»? — спросил бортстрелка Грейди.

— Две.

Мозг Грейди, возбужденный поставленной перед ним практической задачей, молниеносно перебирал варианты, просчитывал решения, оценивал альтернативы. Хотя и знал, что выход сумеет найти лишь интуитивно. И тут его осенило: русские запускают все оставшиеся ракеты одновременно. Они взорвутся достаточно высоко, чтобы не задеть землю, но образуют гигантский барьер огня и термоядерного излучения, который, расплывясь во все стороны, сможет уничтожить «виндикейторы».

Рискуют русские, ставят все на карту, думал Грейди. Никто ведь точно не знал, как термоядерный экран может воздействовать на ядерные бомбы. Ударная волна, тепловое излучение, бомбардировка нейтронами или все вместе взятое способны сорвать его атаку. И Грейди принял решение.

— Как только ракеты начнут появляться на экране, дайте залп «Бладхаундами» — одну слева по курсу, другую справа по курсу — и направьте их максимально возможно вверх.

— Вверх, сэр? — Холодное сомнение сковало голос бортстрелка, никогда о подобной тактике не слыхавшего.

— Да. И немедленно, как только увидите старт ракет противника, — выдохнул Грейди.

Две секунды царило молчание.

— Пошли ракеты, — сказал наконец бортстрелок.

И Грейди тут же ощутил, как «виндикейтор» еле заметно качнуло — это отделились «Бладхаунды». Яркое пламя вспыхнуло в ночи — доступное лишь им зрелище двух гигантских свечей, промчавшихся вдоль по курсу «виндикейтора», прежде чем резко взмыть в чернеющее небо, раздирая его струящимся из сопел пламенем. Грейди обернулся к бортстрелку.

— Сколько можно выжать из них на полной мощности?

— Пятьсот миль в час, но увеличится расход горючего, — мгновенно ответил бортстрелок. — При заданном угле атаки им хватит топлива не более чем до потолка 120 000 футов.

Грейди быстро прикидывал на глаз. Когда советские ракеты выйдут на потолок 20 000 футов, «Бладхаунды» окажутся на 2500 футов выше их. Грейди рискнул предположить, что, даже если советские ракеты запрограммированы взорваться на потолке 20 000 футов, в их компьютеры все равно заложена инструкция, которая отменит заданную программу, если в пределах их досягаемости окажется конкретная цель. Они пойдут за этой целью. Ракеты, знал он, программируются на взрыв на дистанции менее 2000 футов от цели. Следовательно, сумей он держать «Бладхаунды» на расстоянии 2500 футов от волны советских ракет, то, может, они и начнут автоматически и бессмысленно наводиться на них.

— Придать «Бладхаундам» достаточно ускорения, чтобы между ними и вражескими ракетами выдерживалась дистанция не менее 2500 футов, — приказал Грейди.

Бортстрелок повернулся к нему лицом. Глаза его горели диким восторгом, в них читалось понимание. Длинные тонкие музыкальные пальцы бортстрелка летали над приборной доской.

— Потолок 18 000, потолок 19 000, потолок 20 000,— нараспев выкрикивал он. Этот никакими наставлениями не предусмотренный маневр приводил его в восторг.

Затем оба замолчали, вперив взгляды в экран радара. Волна ракет шла прямо над ними, и Грейди неосознанно, повинуясь рефлексу, положил руку на рычаг бомбосбрасывателя. Взорвись ракеты сейчас, он успеет сбросить свои бомбы по длинной отлогой траектории к Москве, прежде чем взрывная волна вдавит его самолет в землю.

Волна ракет вышла на потолок 20 000 футов и миновала его. А затем их ровный частокол начал ломаться. Передние ракеты устремились в погоню за «Бладхаундами». И в эту секунду Грейди понял, что маневр удался. Ракеты гнались за «Бладхаундами». Те, что вырвались вперед, уже начинали терять высоту, наводясь на приманки. Бортстрелок что-то бормотал себе под нос, не сводя глаз с приборов. Он нажал на тумблер, и оба «Бладхаунда» метнулись вверх, все еще повинуясь дистанционному управлению.

Автоматически прибавили скорость и советские ракеты. И вдруг вспыхнуло яркое пламя: преждевременно взорвалась одна из них. Экран радара зарегистрировал ударную волну, закрывшую несколько десятков импульсов, отраженных от окружающих место взрыва ракет.

Тряхнув головой, Грейди завопил в микрофон:

— Разворот и вверх! — Он включил и бортовую радиосвязь, чтобы пилот второго «виндикейтора» слышал его тоже. — Изготовиться к атаке!

Взрывная волна настигла самолет четыре секунды спустя. Ощущение было такое, будто воздух внезапно застыл, превратившись в нечто твердое и жесткое. Самолет швырнуло вниз, будто какой-то гигант щелчком сбил его на лету. Грейди бросил взгляд на альтиметр. За четыре секунды он успел набрать 1200 футов высоты, сейчас их снова сбросило на потолок 1000 футов. Затем взрывная волна миновала. Самолет снова взмыл ввысь, содрогаясь от последних отзвуков взрыва.

Бортстрелок подмигнул Грейди. В глазах его стояла надменная горделивость и светилось сознание успеха. Но было в глазах и другое — сознание обреченности. Вот-вот на всех троих обрушится смертельная доза нейтронов. Все они погибнут. Но не раньше, чем выполнят задание.

Экран очистился. «Бладхаунды» ушли на высоту 100 000 футов, и преследующие их советские ракеты вытянулись за ними длинной стрелой. Еще несколько секунд — и «Бладхаунды» уйдут на 150 000 футов.

— У них потолок оказался выше, чем я ожидал, — ухмыльнулся бортстрелок. — Эдак они и на все 200 000 выйдут…

Они вышли на 220 000. А затем резко замедлили скорость, и вся гигантская преследующая стрела ринулась на них. На экране внезапно будто взорвался вулкан: это одновременно сработали все боеголовки советских ракет.

Штурман, не дожидаясь приказа, начал набирать высоту сразу, как только миновала первая взрывная волна. Сейчас они шли на высоте около 10 000 футов. Настигшая их вторая волна оказалась куда слабее первой — физические свойства пространства и времени значительно смягчили ее удар. «Виндикейтор» сильно тряхнуло, прогнув крылья, но, когда волна миновала, крылья, хоть и застонав надрывно в местах крепления к фюзеляжу, все же удержались.

— Кувыркаемся, что толстозадая птица, — заорал Грейди. Штурман и бортстрелок осторожно окинули его взглядом из-под масок.

— Сколько до Москвы? — спросил Грейди.

— Семь минут, — ответил штурман.

Грейди оставалось принять лишь одно решение. На нынешнем потолке они практически недоступны огню обычных средств ПВО. Но, сбросив бомбы, будут поражены их взрывной волной, даже если резко уйдут еще на 1000 или 1500 футов вверх. Поднимись же они на потолок 25 000 или 30 000 футов, они упростят задачу зенитной артиллерии и их скорее смогут сбить. На самом-то деле решение уже было принято, и Грейди охватило чувство легкой эйфории. В памяти вставало доброе старое время, когда командир и экипаж знали, а то и любили друг друга. Ныне действующие инструкции и наставления вообще никоим образом не обязывали его объясняться с членами экипажа. При желании он мог выполнить задание совершенно один. Они-то, понимал Грейди, даже и не взглянут на него, прикажи он сбросить бомбы. Но каждый человек вправе высказаться о том, как ему умирать. Да и вообще Грейди просто хотелось поговорить.

— Вот что, — сказал Грейди. — Мы с вами даже не ходячие больные, мы с вами — ходячие трупы. От первого взрыва мы нахватались достаточно рентген, чтобы выжечь себе весь костный мозг. Осталось нам в лучшем случае дня два. Поэтому я предлагаю уйти вниз на 900 футов, а затем, как пойдем прямо над целью, подняться на 5000. Бомбы установлены на взрыв при потолке 5000, вот мы с ними и уйдем.

Он скосил взгляд на летчиков. Две пары глаз пристально вперились в него. Затем ответил Томпсон:

— Хорошо, командир, — сказал он. — Возвращаться-то все равно некуда. — И рассмеялся.