Управитель Киясовской волости

Двухэтажный господский дом стоял на возвышенном месте и виднелся издалека. Подъезжая к нему, жена и теща удивленно ахали. Их поражала величина дома, было непонятно, как семья будет жить в такой громадине, чем занять комнаты.

Андрей Тимофеевич тихонько посмеивался, а затем удивил их еще больше: думать придется не о том, чем занять комнаты, а о том, где самим расположиться, так как дом построен очень несуразно.

И действительно, обходя многочисленные комнаты нижнего и верхнего этажей, не переставали они поражаться удивительной планировке дома: комнат было много, но большинство из них не годилось для жилья, одни представляли собою огромные залы, другие же — клетушки, многие из которых не имели окон.

Не успели они с большими трудностями разместиться и привыкнуть к новому дому, как он преподнес им еще один, уже более неприятный сюрприз. Осень в тот год пришла сразу с большими холодами. А у Андрея Тимофеевича в ту пору уже было трое детей: Елизавета — семь лет, Павел — трех и Анастасия — одного года. Нужно было позаботиться о тепле в доме.

Пригласили печника, и тут выяснилось удивительное обстоятельство: печи в доме были только на первом этаже, но и они не могли топиться: у них не было труб. На недоуменные вопросы хозяев печник поведал такую историю.

Владелец дома граф Наумов (отец княгини Белосельской) в свое время решил расширить дом и надстроил второй деревянный этаж. Планировку комнат в нем сделал иную, чем на первом этаже, и когда понадобилось выводить наверх трубы от печей нижнего этажа, выяснилось, что они окажутся посреди верхних комнат. Поскольку граф зимой в имении не жил, он, не мудрствуя лукаво, приказал заглушить печи. Поэтому и оказалось, что топить их нельзя.

Было от чего призадуматься Андрею Тимофеевичу и его домочадцам. На семейном совете предложил он следующий план: в селе Спасском есть пустующий дом, который хотя и не велик, но если к нему пристроить помещения и перенести его, вполне может обеспечить их семью. После некоторых дебатов было решено так и сделать.

Объехав лесные угодья, Болотов выбрал неподалеку сосновую рощу с высокими прямоствольными деревьями. Гораздый на выдумки, он решил совместить полезное с приятным: рубить деревья не как-нибудь, а так, чтобы рощу превратить в парк — аллеями, расположенными по плану. Тут же он составил план.

Бытовые заботы и неприятности, хотя и осложняли жизнь Андрея Тимофеевича, отнимая у него время, так необходимое для проведения опытов, все же не могли совсем отвлечь его от любимого дела. Многочисленные идеи, проекты и планы находились у него в голове, как в хорошей кладовой, в подходящий момент он извлекал их оттуда и примеривал: не настало ли время для осуществления?

Опыт с выгонной системой земледелия

Так было и с идеей введения выгонной системы земледелия. Еще когда он осматривал киясовские земли, его мысли не раз возвращались к ней, хотелось поговорить с Гагариным на эту тему. Неожиданно помог сам князь.

В разговоре об устройстве хозяйства в будущем владении императрицы он высказал предположение, что крестьяне будут переведены на оброк. Таким образом, пашня, сенокосы и другие сельскохозяйственные угодья должны перейти в пользование крестьян. В то же время в волости будут проживать администрация и ее вспомогательный персонал, предполагалось построить госпиталь. В результате набиралось порядочно населения, непосредственно не связанного с сельскохозяйственным производством, но которое придется кормить.

Гагарин просил Болотова тщательно продумать этот вопрос: подсчитать, какое количество различных земельных угодий потребуется оставить в казне, где и каким образом их выделить, чтобы избежать чересполосного владения с оброчными землями, как лучше вести хозяйство, чтобы на незначительной площади, не отвлекая большого числа крестьян, получать достаточно продовольствия, животноводческой продукции.

Андрей Тимофеевич с удовольствием слушал князя: ведь это было то, в чем он нуждался для осуществления своей идеи о введении многопольной системы земледелия. На изолированном земельном участке он легко сумеет нарезать необходимое количество полей. На первый раз можно ограничиться семипольным севооборотом с паром и озимыми, двумя полями яровых и тремя полями перелога (или трав). Небольшие размеры полей позволят подобрать участок таким образом, чтобы все поля одним концом выходили к выгону около скотных дворов (для беспрепятственного прогона животных на поля, используемые в качестве пастбищ).

В дальнейшем Андрей Тимофеевич рассказал Гагарину о выгонной семипольной системе земледелия, показал свои расчеты. Князь одобрил идею Болотова, и тот, чтобы начать опыт уже в год приезда в Киясовку, в течение месяца сделал все необходимое. Впоследствии, вспоминая этот эксперимент, Андрей Тимофеевич напишет о нем в своих «Записках»: «Как, между сим, наставало уже время сеять рожь, то спешил я с произведением и другого весьма важного и хлопотливого дела... И как я предложил к тому нововыдуманную систему хлебопашества, с разделением всей пашенной земли на семь равных полей, из которых бы одно засевалось рожью, два яровыми хлебами, три лежало и отдыхало, а вкупе вытравливалось и унавоживалось скотом, а седьмое распахивалось и засевалось озимыми хлебами, и князю система сия полюбилась и восхотелось, чтобы произведена была она в практике; то нужно мне было под сие казенное маленькое хлебопашество выбрать и назначить 140 десятин и разделить оные на 7 равных частей таким образом, чтобы все концами своими пришлись к господской усадьбе и могли после отделены быть друг от друга». И дальше: «Но как бы то ни было, но я успел все сие благовременно кончить и первое поле, состоящее в 20 десятинах, засеять, уже в надлежащее время рожью» [1 Болотов А. Т. Жизнь и приключения... 1873. Т. 3. Стб. 443.]

К большому сожалению, этому исключительно интересному опыту не суждено было завершиться. Андрей Тимофеевич прожил в Киясовке только два года, а затем был назначен управителем Богородицкой волости, принадлежащей тоже императрице, но более солидной. Получив уведомление князя Гагарина о новой должности и необходимости срочно выехать в Богородицк, передав Киясовскую волость новому управителю Шестакову, Андрей Тимофеевич в первую очередь обеспокоился судьбой своего крупномасштабного опыта. Он прекрасно знал, как часто бывает очень трудно сделать что-нибудь и как легко разрушить сделанное. Особенно в сельском хозяйстве, где все имеет длительную историю. Срубить дерево достаточно нескольких минут, а чтобы вырастить его, нужен не один десяток лет. Так и со скотом: хорошее стадо создается многими годами, а загубить его можно в одночасье, отравив негодным кормом или не сумев уберечь от заразной болезни.

«Не таковое же ли дело и с моим наивожделеннейшим опытом? — думал Андрей Тимофеевич.— Самое малое надобно бы 14 лет длиться ему, дабы каждый хлеб на каждое поле дважды пришелся. Тогда всякий мог бы уже заведомо основательно в пользе нового хлебопашества удостовериться». О своем беспокойстве он сообщил князю Гагарину, который был очень заинтересован опытом и считал необходимым продолжить его. С этой целью он поручил Болотову составить своему преемнику подробную инструкцию. Однако, зная, в чьи руки он передает хозяйство, а также сколько знаний и старания нужно иметь для его ведения, Болотов мало надеялся на благополучное продолжение опыта и был прав. В будущем он запишет об этом так: «Но сколь малого труда стоило мне написать сию инструкцию, столь много, напротив, того смутился я и не знал, что мне предписать ему в рассуждение заведенных мною тут на опыт новоманерного семипольного хлебопашества. Князю неотменно хотелось, чтоб сей опыт продолжаем был во всей его форме и порядке, но как о господине Шестакове, бывшем некогда управителем в Бобриках, случилось мне слышать, что он человек хотя добрый, но сущий ахреян, и из простаков простак и тупица настоящая: а все оное хлебопашество в основании своем имело особую обширную систему, и успех и польза от такового хлебопашества не инако могла ожидаема быть, как от непременного наблюдения учрежденного распорядка, то, полагая что все сие простаку тому не влезет и в голову, и что он не только исполнять того, но и понять будет не в состоянии, что после и оказалось действительно так, как я думал; однако, чтоб не упустить и сего из вида, то написал я относительно и до сего хлебопашества превеликое и наиподробнейшее наставление... и изъяснил все нужное наипростейшими рисунками» [2 Там же. Т. 2. Стб. 596.].

Впрочем, ни подробное описание, ни сопровождение его рисунками делу не помогли. При передаче опытного севооборота новый управитель не только не хотел вникнуть в суть дела, но и всячески отмахивался от него, без конца повторяя: «Да что это такое? Да зачем это нужно? Все это не надобно». Даже всегда уравновешенный Болотов вышел из терпения и, бросив инструкцию Шестакову, предупредил его об ответственности перед князем в случае провала опыта. Печальный исход дела с экспериментом был предрешен. Для его проведения нужно было увлечение наукой, такое, как у Болотова, повседневное внимание и забота о ходе эксперимента.

Андрей Тимофеевич не смог повторить подобный опыт в Богородицке: помешало отсутствие казенной земли, пригодной для его организации. Большинство пашенной земли волости было отдано на оброк. Земля, находившаяся в непосредственном ведении управителя, представляла собою леса, луга и пастбища, а небольшое количество казенной пашни было в таком чересполосном владении, что думать о проведении опыта просто не было смысла.

Сочинение о российском хлебопашестве

В 70-е годы XVIII в. имя А. Т. Болотова становится уже хорошо известным в кругу людей, имеющих отношение к сельскому хозяйству. Вольное экономическое общество регулярно печатает его сочинения в своих «Трудах» и многие из них награждает медалями. Таковы, например, «Наказ управителю или приказчику, каким образом ему править деревнями в небытность своего господина» (1770) — золотая медаль, «О разделении полей» (1771) — серебряная медаль и др. Эта популярность повлекла за собой событие, суть которого будет понятна из описания самого Болотова: «...Общество [Вольное экономическое] возлагало на меня в том же письме [осенью 1771 г.] комиссию, которую не так-то легко можно было выполнить, а именно: чтоб я сочинил одно сочинение для отсылки в Академию, а от ней в иностранное государство к сочинителям и издателям энциклопедии, в которой содержалось бы всеобщее описание российского хлебопашества и всего хозяйства, о чем помянутые издатели нашу Академию, а сия наше Общество просили; и как сие не нашло никого кроме меня к тому способнейшего, то и возлагало оно на меня сей труд и предписывало еще и самые пределы и величину сему сочинению» [3 Там же. Т. 3. Стб. 37—38.].

Пережив несколько приятных минут от почетного поручения, Андрей Тимофеевич все же забеспокоился: плохо выполнить — не в его обычае, хорошо — нужно много времени, а его-то как раз тогда и не хватало. Однако волей-неволей пришлось делать. «...В последующий за сим день рождения моего и приступил действительно к сей работе, которую, как ни была она для меня трудна и велика... но в течение двух недель совершенно кончил и, переписав набело, отправил по почте в Петербург в Общество.

Но труд сей был совсем тщетный, и я не получил за него не только никакого награждения, но ниже благодарности, и не имел даже удовольствия видеть его напечатанным; да и не знаю совершенно и поныне, что с сочинением моим воспоследовало»[4 Там же. Стб. 38—39.] (писано 30 декабря 1807 г.).

Автору этой книги не удалось обнаружить следов сочинения А. Т. Болотова «О российском хлебопашестве». Поскольку речь шла о статье для какой-то иностранной энциклопедии, то конечным результатом должно быть ее опубликование в этом издании (скорее всего в Германии или Франции, с которыми в те времена у России были наиболее прочные связи). Хотя из высказываний Андрея Тимофеевича о судьбе рукописи видно, что он не видел ее напечатанной, я все же решил проверить немецкие и французские энциклопедические издания того времени. Ни за подписью Болотова, ни безымянной статьи о российском хлебопашестве в них не оказалось. Не удалось обнаружить я рукопись статьи ни в личных архивах Андрея Тимофеевича, ни в архивах Вольного экономического общества и Академии наук СССР.

Можно лишь предполагать о ее содержании. К началу 70-х годов (ВЭО запросило статью осенью 1771г.) Болотов уже опубликовал свои наиболее крупные работы в области сельского хозяйства: «О рублении, поправлении и заведении лесов» (1766—1767), «Примечания о хлебопашестве вообще» (1768), «Об удобрении земель» (1770), «Наказ управителю» (1770), «О разделении полей» (1771).

В этих обобщающих трактатах Болотов изложил свои весьма прогрессивные для того времени принципы ведения сельского хозяйства. Трудности написания статьи, о которых он пишет, заключались, по-видимому, в том, чтобы в ограниченный объем поместить возможно больше наиболее важного материала.

Садовые заботы

Садоводство было одним из любимых занятий Андрея Тимофеевича. Только зима прерывала его общение с садами, где он знал каждое дерево, его происхождение и историю. При вынужденных отлучках из дому он скучал по своим любимцам и старался как можно быстрее закончить дела на стороне, чтобы, вернувшись, снова окунуться в хлопотливую жизнь в садах.

Вот и в ближайшие два-три дня ему предстояло основательно поработать в саду: у плодовых деревьев началось летнее сокодвижение и нужно было своевременно провести «листковые прививки». Накануне почти весь день они провели с садовником за составлением плана прививок, и теперь предстоит воплотить его в жизнь.

О прививках глазком Болотов писал так: «О сих я не знаю, что иное мне сказать, кроме той похвалы, которую они заслуживают, и тех многих различных выгод и преимуществ, которые они перед всеми прочими имеют. Признаюсь, государь мой, что я их так люблю, что всего паче советовал бы вам к одним им привыкать и большую часть прививков в вашем заводе прививать оными» [5 Болотов А. Т. Избр. соч. С. 188.].

Преимущество летних прививок глазком перед весенними прививками черенками ученый видел в следующем: 1) они значительно меньше по объему, и поэтому можно более экономно использовать привои, не причиняя большого вреда маточным деревьям; 2) подвои подвергаются меньшему травмированию, что способствует лучшему приживанию прививки; 3) в случае неудачи прививки ее можно повторить; 4) для надежности результата прививки к одному подвою можно одновременно привить несколько глазков; 5) по двойные сеянцы для «листковой прививки» можно использовать значительно раньше; 6) сроки летней прививки приходятся на период с меньшей занятостью другими работами в саду; 7) прививка глазком более проста по сравнению с прививкой черенком, поэтому можно использовать менее квалифицированных рабочих.

Андрей Тимофеевич сообщал, что все его дворовые люди (в том числе и дети 10—14 лет) были обучены прививке глазком, что позволяло ежедневно производить многие сотни операций. «Листковые прививки» приживаются лучше, растут быстрее и к плодоношению приступают раньше, а формировать крону дерева из привоя глазком удобнее.

Однако преимущества «листковой прививки» в полной мере проявятся лишь в том случае, если будут соблюдены определенные правила. Большинство из них были выработаны самим Андреем Тимофеевичем на основе большой серии исследований. Остановимся лишь на основных из них.

Веточки, с которых будут браться глазки, необходимо специально подбирать: с южной стороны дерева, в верхней его части, самые толстые, прироста этого года, с самых плодоносных ветвей.

Сразу после срезки ставить нижними концами в сосуд с водой, из которого брать по одному по мере надобности.

Если прививочный материал будет транспортироваться из других мест, следует везти его в сосуде с водой или же, связав в пучки, облепить сырой мягкой глиной, укрыть мохом или соломой и обвязать рогожей или дерюгой. При такой упаковке привои хорошо сохраняются 3—4 дня.

В качестве подвоев следует использовать сеянцы 1—3 лет, а на взрослых деревьях прививку делать на тонких сучьях (не толще мизинца, но и не тоньше гусиного пера), с нежной корой.

Глазки для прививки нужно употреблять не все подряд, а с выбором: лучше всего средние (по расположению на ветке), хорошо вызревшие, вздутые, почки самые верхние и плоской формы не брать.

Разрезы на подвое делать в виде буквы «Т» по размеру глазка, аккуратно, не повреждая древесины, острым ножом.

Отворачивать углы разреза для вставления глазка тоже нужно аккуратно с наименьшим повреждением «сочного слоя» (камбия).

«Жеребеек кожи с оком» (щиток) необходимо срезать с ветки так, чтобы он не был слишком большим, но обязательно захватывал всю почку, на щитке не должно быть древесины.

Щиток следует вставлять в разрез на подвое таким образом, чтобы он весь вошел под кору подвоя и соприкасался с ним всей своей внутренней поверхностью, не раздвигая края подвоя, поэтому надо срезать щиток максимально узким (но не повреждая почку).

Прививку необходимо производить специальным, хорошо подготовленным инструментом, разрезы — маленьким острым ножичком, отвороты коры — костяной пластинкой такой минимальной толщины, чтобы она не сгибалась при отворачивании коры. В садах Андрея Тимофеевича применялись инструменты для прививки его собственной конструкции.

Привитый щиток нужно обвязать эластичным мочалом вокруг штамба подвоя так, чтобы почка осталась открытой, а щиток был плотно прижат к подвою, что обеспечивает лучшее срастание их тканей.

Примерно через 2 недели обвязка снимается, а растущий побег привоя подвязывается к стволу подвоя, чтобы обеспечить вертикальное направление его роста.

Биологическими закономерностями Болотов руководствовался и в выборе сроков прививки. В те времена широкое распространение имело приурочивание начала сельскохозяйственных работ к религиозным праздникам, особенно к дням «святых» (николин день, Михайлов день и т. п.). Андрей Тимофеевич резко критиковал такую суеверную практику, справедливо указывая на то, что большинство праздников твердо зафиксировано календарем, а природные процессы значительно колеблются во времени по годам. Большую достоверность, по мнению Болотова, имеют народные приметы, основанные на фенологических наблюдениях и богатом земледельческом опыте.

Большинство рекомендаций А. Т. Болотова по прививке плодовых деревьев сохранило значение и в наши дни.

Тревожные дни Пугачевского восстания

Беды, говорят, не приходят в одиночку. Словно бы в подтверждение этой поговорки, семье Болотовых на новом месте (в Киясовке) кроме волнений, связанных с домом, пришлось пережить немало неприятных минут, обусловленных событиями крестьянского восстания под руководством Емельяна Ивановича Пугачева. Грозное движение войск восставшего народа сопровождалось волной тревожных слухов, которые порой далеко опережали линию военных действий, наводя страх на помещиков. Дошли такие слухи и до Киясовки.

А вскоре они получили и официальное подтверждение. Как-то к Андрею Тимофеевичу разом примчались старосты и бурмистры из всех крупных сел с донесением, что все окрестные деревни охвачены тревогой и волнением. Это обстоятельство не на шутку взволновало Болотова, и он попытался выяснить у прибывших подробности о движении войск Пугачева. Однако те и сами толком ничего не знали, они лишь получили от частного смотрителя строгое указание немедленно нарядить от каждых ста душ по два человека вооруженных, одного пешего и другого конного, и тут же направить их в Коломну. Из остальных же молодых мужиков четвертая часть должна быть готовой к немедленной отправке по особому дополнительному распоряжению.

Выяснилось, что тревога в деревнях была вызвана отнюдь не боязнью приближения войск Пугачева, а нежеланием крестьян идти на войну. Поскольку добровольцев быть в числе двух от сотни жителей не оказалось, Болотов решил прибегнуть к жребию.. Однако и это предложение управителя не встретило поддержки со стороны крестьян. Они с возмущением говорили, что в их деревнях есть хитрецы, которые в свое время под разными предлогами уклонились от рекрутчины, и что их-то и следует послать сейчас. Андрей Тимофеевич после недолгого размышления нашел такое предложение разумным, и состав направляемых в Коломну был определен. Однако «избранники» выдвинули встречное требование: обеспечить их материально. Решили: выдать пешему по рублю на неделю, конному — по три. Конный воин должен был ехать на своей лошади, за что ему дополнительно определили за лошадь шесть рублей, за седло — полтину. Определить-то определили, но откуда взять деньги, никто не знал. После долгих споров и шума все же нашли выход: освободили одного мужика от рекрутства, за что он согласился внести двести рублей.

А слухи все росли, кое-кто утверждал, что войска Пугачева уже очень близко и скоро появятся около Москвы, а ведь она совсем рядом. Больше всего в семье Болотова беспокоились женщины. Наслушавшись всевозможных вестей от слуг, они обращались за разъяснениями к главе дома. Андрей Тимофеевич как мог ободрял их, заверяя, что Пугачев в их места не придет, а если и появится, то вооруженные отряды из местных крестьян, которые сейчас собирают, сумеют дать ему должный отпор.

Жена и теща были менее оптимистичны: им казалось, что надеяться на крестьян, хотя они и будут вооружены, особых оснований пет. Скорее всего, они сразу же перейдут на сторону Пугачева и будут сражаться вместе с его войсками против царских солдат, а заодно и против помещиков.

Очевидно, основания для таких рассуждений были как у женщин, так и у самого Болотова. Не один раз он уже подумывал над тем, чтобы уехать куда-нибудь и там переждать беспокойное время. Впрочем, мысли эти тут же и отбрасывались им самим, как совершенно безосновательные. Куда сейчас уедешь, рассуждал сам с собой Болотов, разве обстановка не везде одинакова? Всюду крестьяне, если не открыто, то в сердцах своих, бунтуют и готовы поднять руки на своих притеснителей-помещиков.

Уже вскоре Болотов на личном примере убеждается в ненависти крестьян к помещикам. После подбора людей для подавления восстания Пугачева был назначен день их отправки. При проводах Андрей Тимофеевич решил сказать воинам напутственное слово. Он напомнил, что они не простые крестьяне, а императрицыны, что они не должны посрамить себя трусостью. Вот этакому молодцу, обратился он шутливо к одному из воинов, что не драться, один десятерых может убрать! Однако тот не принял шутки и, усмехаясь, заявил, что вовсе не собирается сражаться против своих братьев — крестьян. А вот вас, бояр, готов хоть десятерых посадить на свое копье.

Болотов не на шутку струхнул, он никак не думал, что его слова могут вызвать такую реакцию, в общем-то совершенно естественную: крестьяне, измученные непомерной эксплуатацией и бесправием, конечно же не могли остаться безучастными к борьбе своих братьев по классу, примкнувших к Пугачеву.

Тревоги и волнения Болотовых оказались напрасными. На сей раз помещикам и царскому правительству удалось подавить крестьянское восстание, и еще долго в России продолжалось деление общества на господствующих и угнетенных. Холодным январским днем 1775 г., будучи в Москве, Болотов присутствовал при казни Емельяна Ивановича Пугачева. Это событие произвело на него большое впечатление, он подробно зафиксировал его в своем дневнике, а впоследствии подробно описал в автобиографических записках. Вероятно, это одно из лучших свидетельств очевидца. Кроме того, Андрей Тимофеевич сделал зарисовку казни. Увеличенная копия этой зарисовки хранится в Государственном Историческом музее.

Журнал «Сельский житель»

Первоначально деловые, а затем и дружеские отношения с московским издателем и книготорговцем Ридигером позволили Андрею Тимофеевичу в конце концов приступить к изданию собственного сельскохозяйственного журнала. При этом он отнюдь не преследовал каких-либо меркантильных целей. Чаще всего наоборот, деятельность, связанная с изданием своих работ, приводила его к дополнительным расходам. Однако страсть к научным исследованиям и желание ознакомить других с их результатами настолько владели Болотовым, что он не жалел на них ни времени, ни средств. Журнал под названием «Сельский житель» (по обычаю тех времен с весьма длинным подзаголовком) начал выходить осенью 1778 г. Печатался он на плохой бумаге, внешне был малопривлекательным, не имел сплошной нумерации страниц и заголовков статей, что затрудняло быстрое отыскание нужного материала, но зато содержанию его могли позавидовать многие иностранные журналы того периода. Достаточно сказать, что лишь в первой части издания были опубликованы статьи, в каждой из которых было крупное научное открытие [6 Болотов А. Т. Об улучшении лугов//Сел. житель. 1778. Ч. 1. Л. 4. С. 4—14; О неспособности сладких яблонь принимать прививку//Там же. Л. 13. С. 10—14; О посеве яблочных почек//Там же. Л. 21. С. 15—16; Л. 25. С. 3—11.].

Успешной творческой, в том числе и литературной, деятельности Болотова во многом способствовали такие особенности его характера, как большая наблюдательность и склонность к фиксированию всего увиденного в дневниках, журналах и т. п. Многими научными открытиями Андрея Тимофеевича мы обязаны именно этим сторонам его личности. В качестве примера приведем работу «О неспособности сладких яблонь принимать прививку». За свою долгую жизнь ему много приходилось заниматься прививками. В специальных журналах (с планом размещения деревьев) он отмечал, когда, каким сортом привито дерево или сеянец, кто производил прививку. Проверяя результаты работ, Болотов частенько обнаруживал, что прививка не удалась. Зная, что в период массового проведения этой работы к ней часто привлекаются малоопытные люди, этим он и объяснял неудачи.

Но вот как-то, к своему большому удивлению, Болотов обнаружил неприжившиеся прививки, сделанные садовником дядей Серегой, которого он знал как отличного специалиста. Оставить такой случай без внимания Андрей Тимофеевич не мог и пошел за разъяснениями к садовнику.

Дядя Серега категорически отверг возможность того, что в запись закралась ошибка. Он сам делал все, что за ним записано. Причины, почему часть прививок не удалась, он не знает, производил прививку всегда одинаково. В свое время его и самого крайне удивляло такое странное обстоятельство.

Крепко задумался Андрей Тимофеевич: задачка оказалась не из простых. Внимательно изучал записи в журналах. И в конце концов обнаружил любопытную деталь; не прижились прививки садовника на деревьях с хорошими сладкими плодами. Случайность? Может быть. Но все же следует проверить. И он проводит серию специальных опытов. Сначала подобрали в качестве подвоев «сладкие» яблони и привили на них различные сорта. Почти все прививки не прижились. Тогда эксперимент расширили; в качестве подвоев использовали деревья не только со сладкими, но и с кислыми плодами. На «кислых» яблонях прививки удались хорошо, а на «сладких» снова не прижились. Тайна с неудачными прививками была разгадана, авторитет дяди Сереги восстановлен, а Андрей Тимофеевич опубликовал свое интересное открытие. По-видимому, современным физиологам и биохимикам растений вполне под силу объяснить сущность явления, обнаруженного А. Т. Болотовым.

Из декоративного растения — в овощное

Много внимания в своей работе по совершенствованию хозяйства Андрей Тимофеевич уделял вовлечению в культуру новых растений, и вклад его в этом направлении трудно переоценить.

Сколько растений, в настоящее время представляющих собой сельскохозяйственные культуры, во времена Болотова были декоративными и разводились в садах или даже в комнатах как цветы. Таковы, например, подсолнечник, томаты. Томаты под названием «любовное яблоко» (отсюда второе название — «помидор», от искаженного «Pomme d’amour») встречались у многих помещиков. Растения с красивыми листьями, хотя и мелкими, но довольно многочисленными желтенькими цветками, а затем плодами — сначала зелеными, затем желтыми и, наконец, красными, они хорошо украшали интерьер (с запахом, несколько резким и для многих людей неприятным приходилось мириться) .

Любознательность Болотова сыграла для нас важную роль и в этом случае. Попробовав как-то покрасневший плод томата, Болотов пришел к выводу, что он довольно приятен на вкус и вполне может употребляться в пищу. Как всегда, со своим открытием он первым делом обратился к теще — своему верному другу и советнику во всех его начинаниях. Мария Абрамовна, съев половинку плода, одобрила новинку и посоветовала зятю начать основательные исследования растения. Впрочем, другим родичам и слугам плоды томата не понравились, слишком уж они отличались от овощей, к которым все привыкли: огурцов, гороха, репы, моркови.

Андрей Тимофеевич особенно не удивился отрицательной реакции домочадцев на «любовные яблоки», он знал силу привычки. Однако знал и другое: человек привыкает ко всему. И, надеясь на будущее, начал тщательно изучать томатное растение, вместе с тем исподволь приучая домашних к новому блюду. В результате исследований Болотова были в основном разработаны те приемы выращивания томатов, которыми мы пользуемся и по сей день. Установив, что период от посева до получения зрелых плодов не укладывается в безморозный период его местности, Андрей Тимофеевич разделил его на три части и соответственно этому предложил следующую технологию: 1) посев и выращивание рассады в парниках и теплицах (март—апрель) ; 2) высадка рассады и выращивание растений в открытом грунте (май—август), 3) съем невызревших плодов и дозаривание их в теплых помещениях (сентябрь-октябрь) .

И все же Андрей Тимофеевич дождался того дня, когда на его столе в качестве признанного блюда оказались томаты. Правда, до этого прошло немало времени, но тем приятнее была победа, одержанная над рутиной и косностью. И с каким удовольствием наблюдал он за гостями, собравшимися по случаю его именин, охотно подкладывавшими на тарелки салат с томатами, угощая друг друга. Давайте и мы помянем добрым словом своего соотечественника, подарившего нам чудесную овощную культуру.

Исследование кормовых растений

Андрей Тимофеевич обладал способностью мыслить широко, охватывать процессы в природе и сельском хозяйстве во всем их многообразии и многочисленных связях. Говоря о соотношении между земледелием и животноводством, он сформулировал его следующим образом: «Соблюдение должной пропорции между скотоводством и хлебопашеством есть главнейший пункт внимания сельского хозяйства. Сии две вещи так между собою связаны, что если одна упущена будет, то неминуемо нанесет вред и другой»[7 Экон. магазин. 1784. Ч. 17. С. 36—37.]. Определяющие гвязи между этими двумя отраслями он видел в следующем: растениеводство должно обеспечивать животноводство всем необходимым набором кормов во все времена года; животноводство отдачей навоза поддерживает плодородие почвы, возвращает полю то, что взято у него с урожаем. Самое неразумное, считал Болотов, держать скот впроголодь. Кто из-за плохого кормления использует скот не в полную меру, тот варварски растранжиривает и другой капитал (помещения для скота, обслуживающий персонал, да и сами корма).

Анализируя состояние кормовых угодий, Болотов приходил к выводу, что в трехпольном хозяйстве нельзя организовать правильное соотношение между пашней и скотом. Вот почему он так активно ратовал за введение кормовых полей. Особое значение Андрей Тимофеевич придавал бобовым растениям, в частности многолетним бобовым травам — клеверу и люцерне. Многовековой крестьянский опыт твердо убеждал, что луга и сенокосы, на которых в составе травостоя имеются «кашки» (так в народе издавна называют клевера), представляют собою наиболее ценные кормовые угодья. Скот с таких пастбищ не бежит в поисках других мест, а спокойно пасется, с удовольствием пощипывая лакомую траву. Болотов не раз сам наблюдал, как коровы из охапки сена, положенного им в кормушки, выбирают растения клевера. Элементарная логика подсказывала, что можно значительно повысить питательность сена, если клевер в нем будет не редкой находкой, а главной составной частью, т. е. нужно специально сеять его на полях, лугах и пастбищах.

По своему обыкновению, прежде чем дать какие- либо практические рекомендации, Андрей Тимофеевич обстоятельно изучал литературу по данной проблеме, отечественную и западноевропейскую, для уточнения неясных вопросов проводил специальные опыты. Так было и с клеверами.

Обобщив зарубежный и собственный опыт, Болотов опубликовал в «Экономическом магазине» серию статей (ч. 34 и 35 за 1788 г.) общим объемом около 100 страниц. Особое внимание в этой работе было уделено «обыкновенной красной дятловине» (еще одно название клевера). Следует особо подчеркнуть, как умело подходит Болотов к отбору материала из иностранных источников, сообщая своим соотечественникам только то, что важно для условий русского хозяйства, технологически рационально и экономически выгодно.

Из рекомендуемых им приемов возделывания клевера укажем на следующие, сохранившие значение и в наше время.

1. Совместный посев семян клевера с зерновыми яровыми и озимыми культурами. Учитывая, что под покровом зерновых растения клевера будут испытывать недостаток света, Болотов рекомендовал несколько уменьшать норму высева семян зерновых, особенно ржи, то же делать и при размещении посева на хорошо удобренных почвах.

2. Смеси клевера со злаковыми травами: райграсом, палошником (так называлась тогда тимофеевка). О функции травосмесей бобовых и злаковых трав в качестве структурообразователей почвы тогда еще не было известно, и их применяли лишь для повышения кормового достоинства.

3. Использование клевера как в летнее время в качестве зеленого корма, так и зимой в виде самого питательного сена. При выпасе коров на клеверном поле соблюдать осторожность (не пасти по росе и после дождя во избежание вздутий живота).

4. Использование клеверища в качестве предшественника озимых культур. Такой прием Болотов приравнивал к удобрению поля навозом.

Особого внимания, с его точки зрения, заслуживает семеноводство клевера.

Андрей Тимофеевич собирает семена с дикорастущих клеверов и размножает их. Затем через Вольное экономическое общество достает семена красного и белого клеверов из Голландии. Посеяв их на участках, расположенных рядом с участками, засеянными семенами с местных клеверов, Болотов убеждается в том, что голландские клевера мало чем отличаются от местных. С тех пор он стал разводить только местные популяции.

Особенно понравилась Болотову люцерна. Эта удивительная трава поразила его своей способностью к быстрому отрастанию после скашивания. Даже при длительном отсутствии дождей люцерновые участки уже через неделю после того, как траву на них скосили, снова становятся зелеными, и животные с большой жадностью набрасываются на отаву люцерны. При этом ни от каких других растений коровы не дают столько молока. Способность люцерны хорошо расти в условиях сухой погоды Болотов объяснял особенностями корневой системы: мощные корни глубоко уходят в землю и обеспечивают растения влагой из нижних горизонтов почвы. Об урожайности люцерны Болотов сообщал так: «Одним словом, она росла у меня наивожделеннейшим образом, и я в третий как наилучший год ее роста мог и по здешнему климату ее три раза косить и высушенного сена получать такое количество, что ежели б посеяна была целая десятина и вся бы она так хороша была, то простиралось бы оно в первый раз до 800 пудов, а другой — до 500, а в третий — до 300, всего до 1600 пудов, и такого в самом деле сена, которое пополам с соломой мешать можно было, а со всем тем была бы она скоту чрезвычайно едка и питательна» [8 Сел. житель. 1778. Ч. 1. Л. 7. С. 15.].

Основатель экологического направления в производстве

В основе теоретических работ по сельскохозяйственной биологии, а также практических рекомендаций Андрея Тимофеевича для земледельцев лежали в первую очередь его наблюдения и исследования природных процессов. С этой точки зрения весьма примечательна его статья «Об улучшении лугов», написанная в виде ответа на запрос корреспондента журнала «Сельский житель». Автор запроса спрашивал, почему у него луга с каждым годом становятся все хуже и что ему предпринять для их улучшения. Болотов не ограничился одними практическими рекомендациями, а снабдил их глубоким теоретическим обоснованием. Мысли, высказанные им в ответном письме, следует рассматривать как зачатки тех научных идей, которые впоследствии разовьются в самостоятельную науку — экологию растений. В наши дни, в связи с интенсивным загрязнением человеком природной среды, она становится в первые ряды приоритетных наук. В отличие от метафизических представленй о природных ландшафтах, свойственных многим ученым XVIII в., Болотов развивал взгляды, которые мы сейчас охарактеризовали бы как диалектические. Вырождение лугов он рассматривал как естественно-исторический процесс, в котором в результате взаимодействия климата, почв и растений происходит смена растительного покрова. Он подчеркивал, что хорошему состоянию почв соответствуют луга с хорошими травами, а истощенным, задерненным и закисленным — луга с худшими травами, вплоть до мхов.

Образно, языком того времени Андрей Тимофеевич изложил свои мысли: «Переходя с места на место, повсюду ли найдем мы одинакие произрастения? Увидим ли много тех па лугах, которые в лесу растут, а в лесах тех, которыя лугам более свойственны? Родящиеся же на пашнях между хлебов размножаются ли гораздо на лугах, и луговыя на пашнях?.. Она [природа], произведя их с преудивительной разностью в устроении, расположении, в росте, в нежности, грубости, в долголетии и недолготе дления и в тысяче других вещей, показала всем особые места, где им рость, и предписала, как им тут и как в иных местах плодиться и размножаться, куда они по случаю ежели перенесены будут... От сего- то самого и происходит то, что на одном и самом том же месте со временем могут совсем другие произрастения произойти и размножиться, нежели какие до того тут раживались. Нужно только земле истощить свои силы; прийти в худшее состояние или некоторым обстоятельствами перемениться, как все прежния, потеряв свои выгоды и сделавшись к таковому удобному своего рода размножению, как было прежде, через то неспособными, мало-помалу переводятся, а их места заступают иные и те, которым худоба земли и тогдашние обстоятельства свойственнее и кои в самой такой наиудобнее плодиться и размножаться могут. А ежели земля со временем сделается еще хуже и для сих уже неспособною, то переведутся и сии, а их места заступят третьи... Но когда сие справедливо, то чему ж надобно выйти, когда и вся луговая земля, от времени до времени теряя свои силы, на конец перед прежним состоянием своим сделается хуже? Не тому ли натурально, что тогда все те произрастения, которым свойственно рость на добрых землях, начнут ослабевать, а напротив того те брать верх и с вожделенным успехом размножаться, которым на худшей земле рость свойственнее? А когда так, то не утеснят ли сии первых и не выживут ли на конец совсем вон и не овладеют ли одни всем лугом?

Вот причина, от чего ваши, государь мой, луга худы и от чего тот проклятой мох размножился на оных. Он принадлежит к произрастениям последнего рода и любит размножаться на тех землях, в которых натура истощила уже силы свои» [9 Там же. Л. 4. С. 8—11.].

Насколько прогрессивными были научные взгляды Болотова по сравнению со взглядами современных ему (и даже более поздних) ученых Запада, можно заключить, сравнивая приведенные выше слова со следующими высказываниями А. Тэера: «Некоторые прилежные наблюдатели полагают, что заметили на лугах натуральное изменение в травах, то-есть что по прошествии нескольких лет не находили они в дерне тех растений, из которых он преимущественно состоял, а другие уже росли на их месте... Конечно, это могло произойти от разных случайностей...» [10 Тэер А. Основы рационального сельского хозяйства. 1806. С. 219.].

На основе своих теоретических представлений Болотов логически приходит к тем мероприятиям, которые необходимо проводить для улучшения лугов: «...наилучшим и наинадежнейшим средством почитаю я распахивание лугов и превращение их на несколько лет в пашню, дабы между тем все коренья худых трав могли перевестись, а потом по предследуемому удобрению земли, запускание их опять в луг либо просто, либо подражая примерам иностранным с посевом на них семян луговых и лучших родов трав» [11 Сел. житель. 1778. Ч. 1. Л. 4. С. 13.].

Здесь перед нами научно обоснован такой агрономический принцип, от которого до современных луговых севооборотов один шаг.

Такие же высказывания А. Т. Болотова об охране природы относятся и к другим объектам «натуры»: лесам, водоемам, пашням. Следует отметить, что он отнюдь не рассматривал природу как «храм божий», в который можно входить только для того, чтобы восхищаться его совершенством и красотой, хотя через всю свою долгую жизнь Андрей Тимофеевич пронес неугасаемую любовь к окружавшей его природе.

Пользоваться природой, не разрушая ее,—вот девиз Болотова. Все в ней находится в подвижном равновесии: что-то исчезает, что-то появляется. Человек может брать из природы все, что в ней есть, поскольку она самовосстанавливается за счет круговорота веществ и жизненных процессов, происходящих в ней. Но брать нужно, не выходя за пределы разумного, не более того, что в конкретных условиях природа может восстановить.

В частности, по отношению к лесу Болотов разработал строго научную систему лесопользования, суть которой отражена в самом названии статьи по этому вопросу: «О рублении, поправлении и заведении лесов». Ученый связывал в единое целое взаимоотношение человека с лесом: рубить деревья, ухаживать за оставшимися, заводить новые взамен срубленных.

Предлагаемая им система отличается строгим научным подходом, основанным на знании биологических закономерностей развития леса. С учетом этого Болотов свою лесную дачу из лиственных пород разделил на 20 лесосек при использовании леса на дрова и на 40 лесосек, когда деревья предназначены в качестве строительного материала. При ежегодной рубке по одной лесосеке в строевом лесу через 40 лет первая делянка снова будет готова к рубке.

Хвойные леса Болотов рекомендовал использовать главным образом для строительных целей, а число лесосек доводить до 80, поскольку рост хвойных деревьев происходит значительно медленнее по сравнению с лиственными.

Лиственные леса самовосстанавливаются за счет корневой поросли от пня, и задача владельца леса лишь регулировать нужное развитие этой поросли.

У хвойных пород, как отмечал Болотов, пни срубленных деревьев не обладают способностью к возобновлению нового поколения. Поэтому хвойные леса нужно восстанавливать путем посева семян. Не ограничиваясь общими положениями о порядке рационального лесопользования, ученый разработал технологию многих работ в лесном хозяйстве. Большинство из них применяются и сейчас.

Болотов считал необходимым хозяйский подход не только к лесу, но и ко всему, что находится в нем: ягодам, грибам, птицам, животным и др. Неразумно оставлять в лесу неиспользованным то, что можно употребить в пищу. Но нельзя хищнически относиться к дарам природы: например, собирать птичьи яйца, поскольку это ведет к сокращению поголовья птиц, вырывать с корнем грибы.

Свои мысли о содружестве с природой Андрей Тимофеевич высказывал еще в те времена, когда населения в России было немного, а леса еще только начинали вырубаться. Вероятно, многим из современных ученых стоит призадуматься над этими мыслями, с тем чтобы более настойчиво противостоять вырубке лесов в водоохранных зонах, превращению многих рек в речки, а речек в тощие ручейки, уничтожению последних кедрачей в сибирской тайге.

Сейчас в нашем обществе все большее внимание начинают привлекать такие понятия, как замкнутый цикл производства, безотходные технологии, направленные на наиболее рациональное использование природных ресурсов, и экологически чистое производство.

Тут вполне уместно вспомнить изречение: «Всякое новое — это хорошо забытое старое». Действительно, все, о чем только что было сказано выше, делал в свое время Болотов, только на более простой основе, но тем не менее весьма разумно. Приведем простой пример. Болотов всю получаемую продукцию растениеводства реализовал без отхода, в том числе и солому, и гуменные остатки, часть в корм скоту, часть в подстилку. Подстилка с экскрементами животных давала прекрасный навоз, который вносился в почву, возвращая ей плодородие. Замкнутый цикл — безотходное производство.

Во многих современных колхозах и совхозах комбайны жнут и молотят хлеб, разбрасывая по полю мякину и полову, укладывая в небольшие копны солому, которую потом частенько не успевают во время заскирдовать, и она гниет до тех пор, пока не помешает новой обработке почвы и ее не сожгут. Экскременты же животных гидросмывом удаляют из животноводческих комплексов, и они в конечном счете попадают в водоемы, убивая там все живое, или в вцде сметанообразной массы вывозятся на поля, расталкиваются кое-как бульдозерами, принося вместо пользы, которую полагалось бы получать от навоза, вред в виде пятен земли или полегшего хлеба на местах, где навоз был заделан сплошной массой. Не нора ли нам позаимствовать опыт Болотова? Не в деталях, конечно, а в принципах хозяйствования, в частности в организации замкнутых циклов с безотходной, экологически чистой технологией.

Замечательное научное открытие

А теперь рассмотрим опыт Андрея Тимофеевича с посевом яблочных семян, заложенный еще в середине 60-х годов. Через десять лет почти все яблони, выросшие из сеянцев, полученных от посева семян из плодов одного дерева сорта Украинская зеленка, достигли поры плодоношения. Можно было подвести итоги. После анализа данных опыта Болотов пришел к следующим выводам: «1. Из всего количества, простиравшегося до ста деревцев, оказалось только две яблони... во всем друг другу подобны; прочие же все подвержены были по всем признакам превеликому различию. 2. Ни одно деревце не произвело плодов, совершенно подобных тем, из каких были взяты семена, а плоды их не токмо во всем были от них различны, но и... составляли во всем новые и оригинальные породы» [12 Земледельч. журн. 1823. № 9. С. 379.].

В следующих за тем девяти разделах статьи, из которой приведена цитата, Андрей Тимофеевич излагал различия между деревьями по строению плодов, их вкусу, срокам созревания, лежкости, устойчивости к вредителям и болезням (как в процессе роста, так и при хранении), а также по морфологии деревьев, характеру листопада, устойчивости к зимним холодам.

Убедившись в удивительном разнообразии сеянцев яблони, полученных из семян одного растения, Болотов не мог оставить этот факт без объяснений. Слишком уж в явном противоречии находился он с правилами наследования сортовых признаков у других растений. Свои лучшие надежды земледелец всегда связывал с приобретением и размножением хороших сортов, с тем обстоятельством, что, посеяв семена сорта, характеризующегося комплексом определенных биологических и хозяйственных признаков и свойств, он получит в новом урожае такие же семена. Долго ломал голову над разгадкой удивительного явления молодой ученый. Может быть, так и не нашел бы он ответа, если бы не его исключительная наблюдательность и удивительная способность к сопоставлению явлений, происходивших в разное время и касающихся разных объектов.

Помимо данных опыта по изучению потомства яблони аналогичные результаты получил Болотов при посеве тюльпана, где он также встречался с большим разнообразием потомства, хотя семена брались из одной коробочки. Длительные размышления не проходили бесследно, мысли постепенно сужали круг выводов и заключений. И наконец обобщающая идея пришла.

Однажды весной Андрей Тимофеевич осматривал сад. Теплая солнечная погода способствовала активному проявлению жизни. Высоко в небе пели жаворонки, на земле в траве копошились многочисленные букашки.

Яблони, находящиеся в полном цвету, белели огромными шапками крон. Воздух был наполнен гудением пчел, которые непрерывно летали во всех направлениях. Болотов не первый раз видел работу пчел, но теперь его внимание привлекли маршруты этих маленьких тружениц. Присмотревшись, он заметил, что они, поработав на одном дереве, перелетают на другое. При этом на их ножках накапливаются желтенькие комочки, называвшиеся в здешних местах «калошками».

И тут долго мучившая его загадка разнообразия потомства, полученного из одного плода яблони, нашла четкое решение. Мысль, послужившая основой для крупного открытия в биологии, была довольно проста: если пчелы, собрав пыльцу на свои «калошки» на одних цветках, затем летят на другие, то, ползая по ним и задевая «калошками» за их пестики, они могут опылить растение пыльцой другого цветка. А поскольку сортов яблони в саду много, пыльца будет разной, отсюда и разнообразие потомства.

Выбрав яблоню, у которой нижние ветки с распустившимися цветками располагались на уровне глаз, Андрей Тимофеевич стал внимательно следить за работой пчел. Вскоре он убедился, что они действительно, перелетая с цветка на цветок и ползая по ним с целью сбора пыльцы, могут переносить эту пыльцу с одного цветка на другой как в пределах одного дерева, так и с одного дерева на другое.

Тогда Болотов не менее внимательно начал изучать процесс цветения у яблони. Планомерные наблюдения над формированием бутонов, раскрытием цветка, созреванием тычинок и пестиков привели Андрея Тимофеевича к другому очень важному открытию, известному в современной биологии под названием дихогамии. Сущность его заключается в разновременном созревании органов размножения (пыльца в тычинках созревает раньше или позже готовности рылец к опылению) .

Болотов не только установил этот факт, но и сумел дать ему научное объяснение. Логически рассуждая, он пришел к выводу, что разновременным созреванием тычинок и пестиков природа препятствует самоопылению и способствует перекрестному опылению. Между прочим, явление дихогамии на других растениях ученые наблюдали и до Болотова. Мало того, иностранные биологи Понтедера и Алстон даже использовали его в качестве аргумента в борьбе с теорией существования пола у растений. Рассматривая самоопыление как единственный нормальный процесс опыления, они утверждали, что, поскольку созревание пыльцы и рылец происходит не одновременно, самоопыление, а следовательно, и половой процесс невозможны и, таким образом, теория пола является несостоятельной. Болотов был активным сторонником существования пола у растений и взглянул па дихогамию другими глазами. Он увидел в ней возможность для природы создать разнообразие растений и лучшую приспособленность их к различным условиям существования. Вот какими словами изложил это сам Болотов: «...во время же цвету яблоней они ежедневно посещаются множеством пчел, которые, перелетая с одного дерева на другое, ищут в цветках их меду и между прочим для составления так называемого в сотах их хлеба набирают на задние свои ножки помянутую желтую семенную пыль и производят так называемую и видимую на коленцах их калошку,— то легко может статься, что они в тех цветках, в коих семенная пыль еще не созрела, дотрагиваются своею калошкою до не обсемененных еще пестиков, прежде нежели они осыплются своею собственною семенной пылью, а чрез то и подают средство натуре зародить в тех цветках уже не такие семена, какими бы по природе своей быть надлежало, а другие, способные производить от себя породы совсем новые и до того не бывалые» [13 Там же. С. 388—389.].

Впервые к этим мыслям он пришел еще в 70-е годы XVIII в. Однако в статье «О посеве яблочных семян», изложив результаты опыта, ограничился лишь сообщением о своей догадке: «Коротко, все помянутые обстоятельства довели меня до того, что ныне я нимало в том не сомневаюсь, что от посеянных Яблоновых почек [семян] родятся когда не все, так на большую часть разные, так сказать оригинальные или совсем новых и особых родов яблони. А не оставив сей пункт без того, чтоб об нем многажды не подумать и не постараться о исследовании причин, сие производящих, попадаю уж на мысль, мне особо сие явление нарочито объясняющую. Я нахожу в нем некое естественное таинство и усматриваю уже отчасти истинные тому причины. Но как они физические, а читателям моим таковые материи не угодны, то, боясь, чтоб не занять тщетно множества места, оставляю помышлять о том самим господам читателям, а сам, умолчав, обращаюсь к прежнему и скажу, что как бы то ни было, но я, приметив все сие за несколько лет перед сим, перестал разбирать почки, но собираю и сею их без всякого разбора и применяю уже к ним прививки...» [14 Сел. житель. 1778. Ч. 1. Л. 25. С. 8.]

И только 50 лет спустя он опубликовал свое замечательное открытие (вернее, сразу несколько открытий) во втором варианте статьи «Опыт над яблочными семенами»[15 Земледельч. журн. 1823. № 8. С. 376—388.]. Правда, частично свои мысли о перекрестном опылении у яблони и разнообразии ее семенного потомства как следствии этого явления, а также о роли в нем насекомых Болотов высказывал и раньше [16 Экон. магазин. 1786. Ч. 27. С. 90—96.].

Рис. 7. Плод яблони Дворяниновка, она же Болотовка, выведенной А. Т. Болотовым

Собственные сорта яблони

На основе своих замечательных открытий по биологии цветения и оплодотворения у растений Андрей Тимофеевич сумел получить и хорошие практические результаты. Производя систематический посев семян яблони и получая разнообразное потомство, он путем отбора из него лучших форм вывел несколько оригинальных сортов яблони.

Таковы Болотовка или Дворяниновка, Андреевка, Ромодановка. Для своего времени они были хорошими сортами, получили распространение и намного пережили своего автора, хотя и он, как известно, жил немало. Так, ученый секретарь Московского общества сельского хозяйства С. А. Маслов во время своего путешествия по Центральной России в 1858 г., т. о. почти через сто лет после работ А. Т. Болотова, находил в садах его сорта. В статье «Заметки во время летних поездок в Тульскую, Рязанскую и Владимирскую губернии 1858 г.» он писал: «Тамошний почтмейстер Ф. Д. Окулов, страстный садовод, просил меня взглянуть на его сад, в котором я видел несколько сортов прекрасных яблонь, и в том числе французские ренеты, выведенные из семечка еще А. Т. Болотовым» [17 Перепелкин А. П. Историческая записка об учреждении Московского общества сельского хозяйства. М., 1896. Разд. 2. С. 105.].

Приводим характеристику плодов этих сортов из помологической работы самого оригинатора.

1. Болотовка (Дворяниновка, Ренет) выведена методом индивидуального отбора из сеянца сорта Украинская зеленка. В отличие от исходного сорта плоды имели не зеленое гладкое основание, а воронку, при созревании приобретавшую черно-бурую окраску и слегка растрескивающуюся. С южной стороны плоды еще на дереве приобретали слабый пурпуровый размытый румянец (у родительского сорта плоды ярко-желтые). В отличие от круглых плодов Зеленки плоды Болотовки характеризовались слабой пятилучевой ребристостью, в среднем были в окружности 5 вершков (22,5 см или в диаметре около 7,2 см). При хранении они темнеют и приобретают окончательный вкус французских ренетов (отсюда третье название), очень хороший. Лежать могут очень долго, нередко до нового урожая.

2. Андреевка название получила в честь автора, выведена также' путем отбора из сеянцев. Сорт отличался высокой урожайностью и довольно крупными плодами (продольный диаметр около 7 см, поперечный — около 8 см), правильной округлой формы с легкой ребристостью, зеленоватой окраски с растушеванным багряным румянцем. Место соединения с плодоножкой — в виде глубокой воронки, чашечка серо-зеленая, окружена «множеством извилистых и горбатых сгибов», разрезы между чашелистиками значительны. Нижнее основание плодов имело вид глубокой воронки с кожистыми, часто растрескивающимися краями. Плодоножка довольно толстая, красноватая, короткая. Мякоть сухая, слегка твердоватая, очень вкусная сладкокисловатая с долгим ощущением приятности во рту. Лежкость до апреля — июня.

3. Ромодановка, по происхождению сестра Андреевки, имела крупные плоды (диаметром 8—9 см) неправильной формы с ребрами и горбами, зеленого цвета с малозаметным красноватым румянцем с одного бока. Верх плодов — как у Андреевки, но воронка более узкая с краями в виде сгибов, которые распространялись далеко по всему яблоку, превращаясь в ребра.

Нижнее основание снабжено небольшой мелкой воронкой. Плодоножка тонкая, короткая. Кожица гладкая с восковым налетом, испещренная частыми, очень заметными белыми точками. Мякоть зеленовато-белая, твердая, нежная, кисло-сладкого, очень хорошего вкуса, свойственного лишь редким сортам. Однако по мере хранения к весне мякоть становится мучнистой и вкус теряется. Лежкость до мая — июня.

Знакомство с Н. И. Новиковым

В конце 70-х годов издательские связи А. Т. Болотова с Ридигером нарушились, поскольку типография Московского университета перешла в ведение Н. И. Новикова — известного публициста и просветителя XVIII в. Огорчился было Андрей Тимофеевич в связи с этим обстоятельством: таким полезным казалось ему начало издания журнала для людей, желающих вести сельское хозяйство на научной основе. Однако вскоре выяснилось, что кажущаяся неприятность обернулась для Болотова весьма благоприятным событием в его жизни.

Осенью 1779 г. при поездке в Москву Андрей Тимофеевич решил заглянуть в типографию университета, чтобы выяснить обстоятельства, связанные с печатанием «Детской философии». Тогда и состоялось его первое знакомство с Н. И. Новиковым. Вот как записал об этом событии Болотов: «На утрие, как в четвертый день моего пребывания в Москве, случившийся во второе число месяца сентября, собрался я наконец съездить в университетскую типографию, и день сей сделался наидостопамятнейшим почти в моей жизни, через основание в оный первого моего знакомства, а потом и самой дружбы, с новым содержателем типографии, известным и толико славным у нас господином Новиковым Николаем Ивановичем.

Важный человек сей был до сего времени мне совсем незнаком, и я об нем до того даже не слыхивал. Он же, напротив того, знал меня уже очень коротко, по всем моим экономическим и даже нравственым сочинениям, и имел обо мне и о способностях моих весьма выгодные мысли» [18 Болотов А. Т. Жизнь и приключения... Т. 3. Стб. 858.].

А. А. Блок, как известно, не считал Болотова выдающейся личностью. Одним из оснований для такого заключения послужили для него взаимоотношения между Болотовым и Новиковым, в частности приведенный выше факт неосведомленности Болотова о Новикове до 1779 г. Нам, однако, он кажется вполне объяснимым. У Н. И. Новикова первый период его активной деятельности был связан с Петербургом и касался сфер, довольно далеких от интересов Болотова. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Андрей Тимофеевич не знал о нем. Другое дело московский период. Здесь уже интересы обоих просветителей тесно переплелись, да и взгляды по многим научным и социальным проблемам совпадали. Поэтому уже при первом же личном знакомстве между ними установилась взаимная симпатия, перешедшая затем в дружбу. Правда, в силу своего политического консерватизма Болотов уклонился от попыток Новикова вовлечь его в масонство. И, несмотря на дружбу, при аресте Новикова он опечалился не столько его невзгодам, сколько возможным своим неприятностям, главным образом материальным. Но все же во все время знакомства Болотов высоко оценивал значение деятельности Новикова для развития русской культуры.

В своем журнале «Современник, или Записки для потомства» Андрей Тимофеевич сделал такую запись: «Состояние, в каком находились у нас около сего времени науки, было несравненно лучшее, нежели лет за двадцать до сего времени. Во все времена правления нынешней нашей великой монархини возрастали они с каждым годом и приходили в цветущее состояние, и расцветание их увеличивалось скорыми шагами. Перейдение типографий из казенных в партикулярные руки, а особливо московской университетской в руки г. Новикова, послужило славною и весьма достопамятною эпохою для нашей литературы; с сего времени она власно как вновь возродилась и со всяким годом стала столь много возрастать, что через короткое время получила совсем иной вид; и как мало до сего было у нас в России библиотек, так много прибавилось их везде во всех партикулярных домах. Стараниями оного доставлены вдруг не только наилегчайшие способы к чтению, но весьма многим, одаренным склонностью к наукам и способностью к писанию и сочинениям, отворен путь и преподан случай и возможность к оказанию своих возможностей и сил разума, так что через самое то сделались они потом сочинителями и такими авторами, которые ныне истинную честь приносят своему отечеству» [19 Библиограф. 1885. № 10. С. 49—50.].

Эту цитату Н. В. Губерти, опубликовавший записи А. Т. Болотова, сопроводил следующим примечанием: «Любопытно, что современник Новикова, автор настоящих записок Болотов едва ли не один из первых признает громадную заслугу знаменитого типографа-писателя, оказанную им русской литературе,— заслугу, кажется, не совершенно вполне сознанную и по достоинству оцененную даже и в настоящее время» [20 Там же. С. 51.].

Как известно, Екатерина II, напуганная грозными событиями народного восстания под предводительством Пугачева, значительно поумерила свой либерализм и приняла довольно жесткие меры для уничтожения «крамолы». Под волну этих мер попал и Н. И. Новиков, длительное время просидевший в заточении. Лишь смерть Екатерины и приход к власти Павла освободили его из тюрьмы. Болотов откликнулся на это событие следующими словами: «К числу милостей, оказанных государем в первые дни его царствования, принадлежало и то, что ему угодно было повелеть освободить из заточения некоторых именитых особ, имевших несчастье подвергнуть себя гневу покойной императрицы и претерпевавших до сего отчасти заключение, отчасти удаление от двора и резиденции, а отчасти содержались под арестом. Достопамятнейшим из них был известный господин Новиков, содержавший до сего университетскую типографию и прославившийся восстановлением нашей литературы и приведением оной в короткое время в цветущее состояние» [21 Рус. архив. 1864. Вып. 2. С. 213—214.].

В разговоре при первом же свидании Новиков предложил Болотову продолжить издание сельскохозяйственного журнала в качестве приложения к издававшейся им газете «Московские ведомости». Андрей Тимофеевич с большой охотой откликнулся на это предложение, и, поскольку оба были людьми энергичными и не любили откладывать дело в долгий ящик, новый журнал под названием «Экономический магазин» начал выходить уже с 1780 г. По сравнению с «Сельским жителем» он выглядел значительно солиднее. Во-первых, увеличился его объем, журнал стал еженедельным. Во-вторых, статьи публиковались под названиями, страницы журнала имели единую нумерацию, что облегчало пользование им. Новиков не вмешивался в литературную часть журнала, целиком доверив ее Болотову, он обеспечивал лишь издательскую сторону дела.