Введение

Когда читаешь мемуары советских генетиков, обращаешь внимание на их недосказанность, на многие фигуры умолчания. Я не могу читать, например, мемуары Н. П. Дубинина "Вечное движение" — столько в них гладких, ничего не значащих фраз, иносказаний, замалчиваний. Я его жизнь хорошо знаю, мне ведомо, как его травили лысенковцы, представители "малого народа", много раз снимали с поста директора возглавляемых им генетических институтов (Общей генетики, Цитологии и генетики). А в его мемуарах — тишь да гладь и божья благодать. Даже в мемуарах генетики боятся говорить всю страшную правду. Я также буду следовать этой традиции мемуаристов-генетиков. Мне пришлось жить в годы темные, глухие для советской генетики. Примерно с 1950 года я вступил в круг генетиков — сначала студентом, аспирантом, а затем ассистентом, научным работником, заведующим кафедрой, вице-президентом Украинского общества генетиков и селекционеров им. Н. И. Вавилова. Более полувека я нахожусь на арене генетики бывшего СССР, а теперь Украины. Я поддерживаю старые связи со своими друзьями-генетиками из России, Азербайджана, Молдовы, Эстонии, Литвы и из некоторых других стран СНГ. Я был лично знаком со многими видными генетиками и молекулярными биологами СССР — с Н. П. Дубининым, Б. Л. Астауровым, Н. В. Тимофеевым-Рессовскимм, Т. Д. Лысенко, А. А. Жученко, Д. К. Беляевым, Ю. Я. Керкисом, Н. А. Плохинским, Ю. П. Мирютой, П. К. Шкварниковым, С. М. Гершензоном, А. Н. Белозерским, А. А. Баевым, Н. М. Эмануелем, Е. М. Крепсом и многими другими учеными, которые определяли развитие советской генетики и молекулярной биологии в СССР во второй половине ХХ века.

История советской генетики — самая драматическая история науки, пропитанная кровью и страданиями расстрелянных, репрессированных, выгнанных с работы ученых. Эту историю я сравниваю с ареной древнего Рима, на которой насмерть бились гладиаторы. Я сам был одним из гладиаторов, который, правда, в основном закрывался щитом, обороняясь от ударов могущественных врагов. После распада СССР традиции кровавой борьбы генетических школ в странах СНГ успешно продолжают ученики павших гладиаторов. Так что борьба в генетике продолжается в новых условиях. Многие бойцы еще живы и работают на ниве генетики. Поэтому еще не пришло время писать полностью открытые мемуары. О многом я умалчиваю, ограничиваюсь в основном лишь изложением научной истории своих исследований и событиями, определившими мою судьбу в генетике.

Н. П. Дубинин не дожил до той поры, когда можно будет в мемуарах говорить всю подноготную правду. Его мемуары — это айсберг, у которого мы видим только надводную часть. Он был моим учителем в генетике — пригласил меня на работу в Институт цитологии и генетики СО АН СССР в Новосибирске. Он меня бранил (иногда печатно) за то, что я охрану генофонда человека первоначально втискивал в рамки евгеники, но он радостно поддержал мое стремление создать особую науку об охране генофонда, которую я назвал саногеникой. Ему и другим моим учителям я посвящаю этот труд. Плыви, айсберг моих воспоминаний, в бурные моря памяти и забвения жизни моего поколения!

Я жил в эпоху всемирно-исторических событий. За мою жизнь усилиями И. В. Сталина и народов возглавляемой им страны была воссоздана могущественная Российская империя, которая получила название СССР. Десятки миллионов юношей и девушек получили среднее образование, окончили вузы и техникумы, стали высококвалифицированными специалистами, осуществили индустриализацию страны, создавшими атомную и космическую промышленности, лучший в мире балет, мощную оборону страны. И хотя они страдали от отсутствия полной свободы, от плохой пищи и воды и от многого другого, они гордились сознанием того, что их страна — второе по могуществу в мире государство, с которым считается весь мир. "Это была великая история, беспредельная в истории человечества эпоха",— сказал выдающийся философ истории человечества А. А. Зиновьев, подводя в Мюнхене, в эмиграции, итоги своей 70-летней жизни, наполовину проведенной в Советском Союзе.

Отказавшись от наследственной преемственности верховной власти (монархии), наша страна не решила проблему передачи руководства нацией, критическую для судеб каждого государства, каждого народа. В результате к власти пробрались слабые, неподготовленные правители — бывший шахтер Н. С. Хрущов, бывший сельский тракторист М. С. Горбачев, бывший невежественный партийный работник Б. Н. Ельцин. В погоне за личными амбициями они общими усилиями развалили могучую державу. В результате развалились сельское хозяйство и промышленность, среднее и высшее образование, замерли лучшие в мире мощные оборонные заводы. За чертой бедности остались 80-90% населения возникших после распада СССР слабых национальных государств. Были ликвидированы величайшие завоевания народа — право на труд, на бесплатное образование и медицину. Тайное международное правительство, организовавшее за сотни миллионов долларов распад СССР (но быстро вернувшее эти деньги), развязало свирепый геноцид русских, украинцев и белорусов и поддерживающих их народов. В результате население России уменьшается со скоростью миллион человек в год (белорусы благодаря усилиям своего президента Лукашенко избежали тотального геноцида).

После распада СССР двухполюсный мир превратился в однополюсный. Мы являемся свидетелями проявления воли США к построению американо-центричного мира. Это и есть главный модуль объяснения происходящего. В сегодняшнем мире остается только один субъект мировой политики – это США, и этот субъект хочет протестировать свои возможности в юридическом, стратегическом, политическом, геополитическом и экономическом смыслах.

В такой ситуации американцев волнует не столько поведение Ирака, Афганистана, КНДР, сколько реакция остального мира на утверждаемую Штатами однополюсность. Заметим, что эта однополярность строится не в вакууме: в жертву ей приносятся как останки бывшей двуполярности, так и будущая возможная многополярность. Начиная операции против Ирака, Афганистанских талибов, Югославии Милошевича, Америка внимательно следит за конкретными шагами тех мировых сил, которые втайне лелеют надежду на то, чтобы стать самодостаточными геополитическими полюсами. Это и есть главный смысл всего происходящего.

Начало подготовки военной операции в Ираке совпало с появлением новой военной доктрины США, закрепляющей основные постулаты стратегической однополярности. В этой доктрине Америка провозглашает возможность превентивных ударов против потенциального противника. А себя – фактически мировым гегемоном, обладающим правом единолично распоряжаться судьбами народов и государств.

Чья реакция на нарочито вызывающее поведение США более всего интересует американцев? Всех остальных потенциальных субъектов мировой геополитики. Всех тех, кто претендует на статус самостоятельных полюсов, в том числе России и тяготеющей к ней Украины.

Это в первую очередь Евросоюз (здесь показательна позиция Франции в Совете Безопасности ООН и значение предвыборной антиамериканской риторики в Германии). С другой стороны это Россия со странами СНГ, которая в процессе закрепления однополярности утрачивает не только остатки геополитического веса прежней двуполярной модели, но и возможность играть роль самостоятельного геополитического субъекта в будущем.

В случае радикального развития мирового конфликта геополитической жертвой станут те страны, которые никакого отношения ни к оружию массового поражения, ни к "международному терроризму" не имеют, все это не более чем прикрытие.

Более всего от американской агрессии в Ираке потеряла Россия. Это затрагивает и экономический аспект, поскольку выход иракской нефти на мировой рынок фактически подрывает экономическую систему российской экономики, в огромной мере функционирующей сегодня за счет экспорта энергоносителей. Но серьезные потери в стратегическом смысле понесут и Евросоюз, и исламский мир, и те страны третьего мира, которые до сих пор претендуют на выбор самостоятельного пути развития (в первую очередь, Китай и Индия).

Если Россия мыслит себя великой державой, на что прямо намекает президент Путин, заявляя, что "Россия будет либо великой державой, либо никакой", то, безусловно, ее будущее зависит от возможности установления многополярного мира. Следовательно: национальный интерес России и Украины состоит в противодействии американской агрессии во всем мире.

Могут ли Россия и Украина противодействовать этому самостоятельно? Очевидно, что не могут. Для того чтобы блокировать намерения американцев, необходима консолидированная позиция практически всех субъектов (пусть частичных) мировой политики. Но это не может на сегодняшний день произойти спонтанно – для подобных консолидированных решений требуется длительная и последовательная работа, объединение с Евросоюзом, Китаем, Индией, Японией, арабскими странами.

США при президенте Кучме не могут полностью закабалить Украину. Поэтому они предоставили убежище майору Мельниченко с его пленками, жене убитого Кучмой журналиста Гонгадзе, многим другим его противникам. Поэтому они держат взаперти П. И. Лазаренко и его наворованные миллионы долларов. Главная цель Америки – посадить на место Кучмы американскую марионетку В. Ющенко, который находится под каблуком у своей жены – сотрудницы специальных органов США.

Подразумевая под Россией все республики бывшего СССР, в том числе и Украину, А. А. Зиновьев пишет: "Все, на что тратятся сегодняшние средства, и ресурсы западной цивилизации — это оккупация России. И западный мир не предложил будущему человечеств ничего, кроме оккупационного режима… Эта оккупация хуже, чем кровавая война".

Я был свидетелем и участником всех этих исторических событий. История тяжелым катком прошла по костям моих дальних, близких и ближайших предков. Я каким-то чудом выжил в Гулаге, получил высшее образование, стал профессором столичного университета, членом двух академий, получил возможность заниматься наукой и преподаванием. Для описания всех этих всемирно-исторических событий нужно перо нового Льва Толстого (и оно появится — я верю — рано или поздно). Я же остановлюсь лишь на сугубо личных воспоминаниях, слабо увязывая их с событиями в стране и мире. Сознаю, в этом недостаток моих мемуаров. Но написать многотомные мемуары, и самое главное — опубликовать их у меня нет ни сил, ни средств. Я сделал, что мог, пусть, кто может, сделает лучше. Этой латинской поговоркой я заканчиваю введение к моим мемурам.

Автор

 

I. Мои корни

Фамилия "Бердышев" происходит от древнеславянского (древнерусского) слова "бердич", что означает охотник на медведя. Корень в форме "бер" произошел от названия медведя у наших арийских предков "беэр". Оно вошло в англо-саксонские языки. "Берлин" произошел от "беэрлаген" (логово медведя, берлога). Города Бьерн, Берлин, Париж и многие другие названия (Арктика, Антарктика, бор, бурелом, вурдалак и многие другие) связаны со словом "беэр" и его историческими лингвистическими изменениями — пра, ар, вур, бур. Бердич — охотник на медведей, бердыш — топор на длинной деревянной ручке, которым убивали медведя. По версии историка М. С. Волдина, "берд" это и древнеславянское слово, означающее "крепость".

В большом селе Бердичев (ныне город Бердичев на Украине) многие носили фамилию Бердышевы, Бердичевы, в том числе и два брата-кузнеца, которые ковали оружие и для войск Мазепы, и для Петра І. После победы Петра І было учинено следствие и всех казаков и сочувствующих Мазепе сослали в Сибирь. Братьев Бердичевых сослали в Алтайский край в село Гонохово, что близ нынешнего города Камня-на-Оби. Один из братьев умер, а его дети и потомки второго брата Бердичева дали начало многочисленным моим сибирским предкам Бердышевым, у которых на сибирский лад хотя и изменилась фамилия, но сохранилась профессия кузнецов.

Мать моя из рода Артамоновых — нижегородских крестьян, переселившихся в Сибирь несколько поколений назад (точное время и причины переселения мне выяснить не удалось).

Мой прадед по материнской линии Григорий Александрович Артамонов жил "долго" (Сколько, точно не знают ни моя мать, ни тетя Федора — ее сестра). Его сын Савелий Григорьевич Артамонов жил долго, умер в 1919 году в возрасте около 80 лет. Он женился на Марье Ивановне Горьявчевой, которая тоже жила долго, умерла в 1918 г. У нее болели ноги, причину ее смерти моя мать не знала. У них было три сына и одна дочь Аксеньюшка, которая умерла маленькой. Старший сын Алексей Савельевич Артамонов — отец моей матери — страдал каким-то желудочным заболеванием, умер внезапно от прободения желудка в возрасте 68 лет. Средний сын Прокопий Савельевич Артамонов жил около 90 лет. Младший сын Федор Савельевич Артамонов был убит молодым упавшей балкой при аварии на стройке.

Мой дед по матери А. С. Артамонов женился вторым браком на Марфе Осиповне Ильиных из деревни Лыски, что в трех километрах от с. Гонохово. У них было 8 детей (два ребенка умерли маленькими). Из 6 детей три сына (Федор, Алексей и Ефим) и три дочери (Федора, Анисья — моя мать и Павлина). Федор заболел на фронтах Великой Отечественной Войны (ВОВ) туберкулезом и умер в 1961 году. Алексея в 1919 году расстреляли белочехи. Ефим в 1937 году был репрессирован Сталиным и умер в лагере на острове Сахалин от туберкулеза. У Федора был сын Геннадий. Он 19-летним погиб на фронте в ВОВ. Живы дочери Федора Галина и Надежда, которая вместе с мужем также переехала на Украину. Моя мать Анисья Алексеевна Артамонова вышла замуж за Бердышева Дмитрия Антоновича. Род Бердышевых жил также в с. Гонохово. Они были сосланы Петром І из г. Бердичева, что на Украине, в Сибирь. Помню моего деда по линии отца Антона (высокого роста, богатыря, умершего в возрасте 50 лет от заворота кишок) и прадеда Ерофея, белого как лунь старика, умершего в возрасте 105 лет. Он на печке рассказывал мне сказки. В роду отца бытует легенда, что одна из основательниц рода Бердышевых прибыла в Сибирь из Европейской части России, предположительно из Нижнего Новгорода. Так что я — далекий потомок брака украинского казака Бердышева и русской женщины Артамоновой.

Эти генеалогические сведения я собрал в 1983 г. со слов моей матери и ее сестры Федоры Алексеевны Спиридоновой (в девичестве Артамоновой). У моей матери было четыре сына — я, т. е. Геннадий, Виктор, Василий и Анатолий. Василия задавило машиной в возрасте 4 лет. В 1960 г. я женился на Тамаре Борисовне Дьячковской — выходце из г. Зея близ Байкала. У нас трое сыновей — Андрей (1962 г. рождения), Алексей (1963 г. рождения), Дмитрий (1967) и дочь Наталья (1973 г. рождения). Моих внучек зовут Настя, Алена, Оксана, Светлана, внуков — Александр и Владислав. Мой отец Бердышев Дмитрий Антонович сохранил родовую профессию кузнеца, работал автослесарем, автомехаником, подрабатывал парикмахером. Умер в 1997 г. 87 лет от роду в результате неудачной операции при запущенном раке простаты. Через год в 1998 году умерла моя мать Бердышева Анисья Алексеевна. Они похоронены в Новосибирске. В земле Сибирской покоятся и другие мои предки, умершие после 1721 года, т. е. после ссылки в Сибирь.

Мой дед, Бердышев Антон Ерофеевич, кузнец с. Гонохова, имел дом под железной крышей, кузницу, несколько лошадей, коров, был зажиточным по меркам того времени человеком. Его сын, мой отец Дмитрий Бердышев, 1910 года рождения, был подмастерьем кузнеца, деревенским гармонистом. В 1928 году он женился на Артамоновой Анисье Алексеевне, дочери из семьи середняка, чей брат Павел как партизан был расстрелян белочехами. Поэтому, когда моего деда Антона в 1929 году раскулачили и всю семью повезли в ссылку в соседнюю Томскую область, моя мать, будучи беременна мной, добровольно поехала в ссылку с моим отцом, дедом Антоном, его женой Марфой и прадедом Ерофеем. В дороге многие раскулаченные крестьяне умерли от холода и голода, но Бердышевы выжили, выкопали землянку и 7 ноября 1930 года в этой землянке близ села Каштаково Томской области я и появился на свет божий. Моим крестным отцом был комендант лагеря спецпереселенцев. В моем свидетельстве о рождении написано, что я — “спецпереселенец”.

В настоящих мемуарах я лишь фрагментарно рассказываю о том, как сибирский мальчик с украинскими корнями, предки которого дважды были репрессированы властями, лишены своего дома, имущества, малой родины, не умер в ссылке, получил два высших образования, вернулся на свою историческую родину, поднялся на вершину науки, создал учение (саногенику, SOS-медицину) о том, как спасти свой народ и все человечество от родовой гибели в результате повреждения генофонда. Я рассказываю здесь историю формирования саногеники, SOS-медицины и других созданных мною наук, прослеживаю свой путь от изучения природных факторов, повреждающих генофонд человека, к исследованию социальных деструеров генофонда — расизма, национализма, геноцида и других. Мой род и я лично пережили и много претерпели от геноцида, расизма, национализма, репрессий русского народа и славян вообще. Мы испытали во время войны Петра І против Карла ХІІ и Мазепы последствия ненависти русских к “предателям-хохлам”, которые и привели к ссылке моих предков в Сибирь. Сам я испытал на судьбе своего деда, родителей, на своей судьбе результаты коммунистического, сионистского и иного расизма и национализма. Я на личном опыте пришел к убеждению, что нужно бороться не только с природными факторами, повреждающими генофонд человека, но и с социальными, нужно преодолеть расизм, узколобый национализм, религиозную разобщенность, социальную агрессивность, геноцид.

Нам нужна духовная революция, ноогенез, духовное единство, возвращение к ведическим обычаям, “русскому” закалу, которые в комплексе с новыми достижениями науки способны спасти генофонд славян от вырождения, а украинцев, русских, белорусов от исчезновения с исторической арены.

Вот главный вывод из моей жизни, некоторые эпизоды которой я описываю в настоящей книге.

 

ІІ. Путь в науку

Я помню некоторые события своей жизни с 4-летнего возраста. Самое первое воспоминание связано с игрушками, которыми я в детстве играл на полу квартиры в с. Каштаково, которую родители снимали в доме у одной крестьянки. Затем отца перебрасывали в Усть-Кеть и другие окрестные села, куда мы переезжали из Каштаково на подводе. Помню лошадь деда Антона "Пегас", которую он купил у одного крестьянина, вспоминаю, как я упал с воза в лужу во время одного переезда. Помню, как меня возили на елку в районное село Зыряновку, где меня впервые сфотографировали.

В 1935 году отца переселили из деревни Каштаково Зырянского района Томской области в лагерь лесозаготовителей Тунгусский Бор соседнего Асиновского района, где отец был кузнецом, автослесарем и по совместительству парикмахером. Наша семья жила в огромном бараке, занимая несколько железных кроватей, отгороженных от соседей брезентом.

В Тунгусском Бору не было школы. Поэтому перед войной, когда мне исполнилось 8 лет, семья переехала в село Батурино на реке Чулым (притоке Оби). В Батурино находилась контора леспромхоза, которая управляла всеми спецпереселенцами, работавшими на лесоповале в Тунгусском Бору, автобаза, где ремонтировались грузовые машины, вывозившие лес за 25 км из Тунгусского Бора на лесосплавную базу, расположенную на реке Чулым. Лес сплавляли молем или в виде огромных плотов по Чулыму до его впадения в Обь. Там лес грузили на огромные баржи, которые строились тоже в Батурино, и развозили в них по назначению по реке Оби.

В Батурино была средняя школа (официально ее опекала судоферфь) и школа-семилетка, которая принадлежала леспромхозу. Дед и отец купили за 500 руб низкий дом-полуземлянку прямо на берегу Чулыма, поселили там семью, а меня в 1939 году определили в первый класс Батуринской средней школы. Там я учился до 1949 года, переходя на год-два в школу-семилетку леспромхоза. В этой школе-семилетке нас учила замечательная учительница Любовь Ивановна Абакумова. В Батуринской средней школе было много ссыльных и эвакуированных с Запада преподавателей (из Киева, Ленинграда, Москвы, Польши, а после войны и педагогов-немцев, латышей). Я дружил с их детьми и от них набирался критического отношения к действительности, учился у них философии, поэзии, литературе. Любовь к литературе развивала у нас директор школы, преподающая литературу, Анна Алексеевна Еремина (ее муж раненый на фронте полковник преподавал математические дисциплины). Она очень любила своих учеников, много занималась с нами, ставила с нами пьесы, организовывала литературный кружок в школе, где учащиеся читали свои стихи, очерки, рассказы. Я был ее любимым учеником и обязан ей любовью к литературе.

В школе меня всегда избирали вожаком учащихся — председателем учкома, секретарем комсомольской организации, часто премировали за хорошую учебу и активную общественную работу. Все годы войны мы проводили воскресники в помощь фронту — очищали строящиеся крупные баржи-самоходки от снега и щепок, обрубали сучья деревьев на лесоповале, собирали живицу для лекарств раненым воинам. В соревновании наша школа всегда занимала первые-вторые места в социалистическом соревновании "школьники — фронту" и многих из нас в 1947 году наградили медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне советского народа 1941-1945 гг" (почему я имею удостоверение участника ВОВ).

Мои детство и юность прошли на высоком берегу прекрасной сибирской реки Чулым, который смыл два наших дома, построенных моим отцом и дедом (мой прадед Ерофей умер в возрасте 105 лет в первые годы ссылки в с. Каштаково). Третий дом мы построили вдали от берега реки. Он и сейчас там стоит, как мне пишут мои батуринские друзья.

Когда мы жили на берегу реки, у нас была своя лодка и свой "обласок" — маленький челнок, выдолбленный из толстого дерева (осины). Я летом рыбачил, весной и осенью охотился на водоплавующую и лесную дичь, летом и осенью "шишковал", т. е. заготавливал лесные кедровые орехи. Заготавливали ягоды, грибы. Обрабатывали два огорода, на которых выращивали картошку, капусту, морковь, огурцы, свеклу, горох и бобы. Овощи хранили в погребе. Для коровы летом заготавливали сено. Зимой это сено за 20 км возили на корове с лугов на сеновал дома — деревенской усадьбы. Хлеб, крупы, сахар, лапшу покупали в магазине. Я был старшим из моих трех братьев, научился выполнять всю домашнюю женскую и мужскую работу, вплоть до выпечки пирогов, блинов и оладьев и дойки коровы. Школьником я занимался и ремеслом: делал иглы, вязальные спицы, удочки, расчески, ножи, котелки, ведра из жести и другие дефицитные во время войны вещи, которые моя мать продавала в соседних деревнях или меняла на лен и продукты питания. Из льна мать пряла нитки и ткала холст, из которого на машинке шила нам одежду. В детстве мы любили играть в бабки, которые изготовляли из костей коров, быков, телят, лосей. Бабки красили в различные цвета. В большую бабку — биту наливали свинец и сбивали ею различные фигуры, выстраиваемые из бабок.

Перед войной (в 1936-41гг) и во время войны военрук в школе устраивал различные военные игры, в которых мы увлеченно играли. Кроме этого мы самостоятельно играли в казаков и разбойников, в белых и красных. Мальчишки леспромхоза отчаянно дрались с мальчишками судоверфи. Учащиеся ПТУ избивали "гимназистов" — учеников средней и семилетней школы. Так что в детстве у меня была богатая практика нападения и самообороны. Кроме этого я один год состоял в "банде Кремлёвых" — соседских семи братьев-уголовников, которые объединили 11-12-летних мальчишек и целый год занимались их воровским воспитанием. Они внушали нам, что самые благородные, честные и порядочные люди — это воры в законе, а самые презренные людишки — это менты, "петухи" и "суки". Промежуточная категория — это недоумки работяги, предназначенные для труда и удовлетворения материальных потребностей воров. Они научили нас "ботать по фене", петь воровские песни, собирать окурки и изготавливать из них папиросы, воровать огурцы (больше воровать у людей было нечего). Когда старший брат в семье соседей — Родион Кремлев — убил своего соперника в ухаживании за первой батуринской красавицей и его посадили в тюрьму, шестерых братьев отправили в колонию, в соседнем доме поселилась семья учителя-поляка. Я подружился с его сыновьями и под их влиянием стал изучать поэзию Адама Мицкевича, писать стихи о революционной борьбе. Тогда же я начал изучать "Капитал" Карла Маркса, труды Энгельса, Ленина, Сталина чем очень понравился секретарю парткома Батуринского леспромхоза.

Любовь к литературе привила нам в 7-10 классах наша учительница Батуринской средней школы Анна Алексеевна Еремина. Сначала она развила у нас любовь к чтению, потом любовь к театру. Мы ставили даже такие пьесы, как "Гроза" Островского и "Три сестры" Чехова и другую классику. Она каждую неделю задавала нам домашние сочинения с подробным их последующим обсуждением. Еще в школе я начал писать стихи, читать их на школьных праздниках и районных олимпиадах. Анна Алексеевна заметила у меня любовь к журналистской работе и советовала мне поступать на историко-филологический факультет Томского университета.

Поэтому в школе я готовил себя к журналистской, общественной деятельности, а родители хотели, чтобы я был врачом. Они и слышать ничего не хотели "о продажных писаках", как они называли журналистов и писателей. Отец не возражал против профессии летчика, а мать умоляла учиться на врача.

В 1949 г выпускные экзамены наш класс, в котором осталось всего пять человек, сдавал в районном селе Асино (150 км от Батурино). Среди экзаменов было сочинение по литературе. Из 34 выпускников средних школ Асино и Батурино, сдававших экзамены, я единственный написал сочинение на пятерку. По математике я получил четверки. В аттестате зрелости у меня были три четверки, поэтому золотую медаль мне не дали. Серебряную тоже.

 

III. Я вступаю на арену генетики

Получив аттестат зрелости, я поехал в Томск поступать в вуз. Подал документы на историко-филологический факультет Томского университета. Приемная комиссия, узнав, что я спецпереселенец, отказала мне в праве учиться на этом "идеологическом" факультете. На это не повлияло даже то обстоятельство, что в 1947 году меня сняли с учета спецкомендатуры и я получил паспорт советского гражданина.

Я пошел на прием к секретарю Томского обкома партии Е. К. Лигачеву. Познакомившись с моими документами, он разрешил мне поступать в Томский медицинский институт. Я отлично сдал экзамены и был принят на лечебный факультет. Через год за мою отличную учебу и активную общественную работу мне присудили высшую в институте Молотовскую стипендию (институт был имени В. М. Молотова), а Е. К. Лигачев разрешил мне заочно учиться на историко-филологическом факультете Томского университета. Я сдал вступительные экзамены и стал студентом заочного историко-филологического факультета Томского университета. Таким образом на стационаре я с увлечением изучал медицину, а заочно — историю и филологию, получая одни пятерки по всем предметам. На лечебном факультете я был председателем Научного студенческого общества, одновременно работал в трех научных студенческих кружках. Сотрудничал в институтской газете "Медик Сибири" (стихи, очерки, рассказы), работал внештатным корреспондентом областной газеты "Красное знамя".

Томск — старинный университетский город России, его называли Сибирскими Афинами. В нем в 1888 году был открыт первый в Сибири университет — родоначальник многих сибирских вузов. Почти все его дореволюционные профессора учились в Германии, поэтому мы, студенты первых послевоенных лет, использовали цейсовские микроскопы, немецкие реактивы, немецкие книги и журналы.

Еще студентом я приобщился к проблемам и дискуссиям в области генетики.

Среди профессоров, преподавателей и студентов были сильны немецкие корпоративные традиции. Уровень преподавания в университете и в Медицинском институте (лечебном факультете университета, выделенном в 1933 году в самостоятельный мединститут) был очень высок. В Томске среди 300 тысяч человек почти половина были студентами вузов и техникумов. 80% студентов Томского медицинского института были девушки. Рядом с ним был громадный Томский политехнический институт (где соотношение полов было обратное). Студенты-политехники как правило женились на студентках мединститута. Поэтому в Томске было много таких "смешанных" институтов и техникумов (Медицинско-Политехнический институт, Зенитно-Финансовое училище и т. д.).

Томский мединститут носил имя В. М. Молотова, поэтому высшей именной стипендией здесь была Молотовская. За отличную учебу и активную общественную деятельность меня избрали Молотовским стипендиатом. Я был им все шесть лет учебы в мединституте.

Учась в двух вузах, я писал стихи, очерки, информационные заметки — подрабатывал в разных газетах г. Томска и области (1-35). Из заработанных денег я помогал родителям, оставлял небольшие суммы для покупки книг.

Студентом я одновременно работал в научных кружках трех кафедр — кафедры медицинской биологии и генетики (зав. проф. В. В. Ревердатто), кафедры патологической физиологии (зав. проф. Д. И. Гольдберг) и кафедры патологической анатомии (зав. ректор мединститута академик АМН СССР проф. И. В. Торопцев).

На кафедре медицинской биологии и генетики я занимался генетикой долголетия человека, на кафедре патологической физиологии — изучением действий лучей бетатрона на обмен витаминов в организме животных и человека, на кафедре патологической анатомии — проблемами рака и воды на животных моделях. Когда в 1955 г я окончил мединститут, мне предложили поступить в аспирантуру на кафедру медицинской биологии и генетики, однако тему кандидатской диссертации я выполнял на кафедре патологической физиологии. Тема кандидатской диссертации касалась обмена и действия витамина В12 при лучевом поражении (26-30, 37-41).

Еще в студенческие годы у меня появилась жажда научного творчества и та широта исследований, которую мои друзья всегда критиковали. "Сосредоточься на одной узкой теме — и копай ее всю жизнь" — требовали они. Но я не мог подавить в себе непреодолимое стремление самому, своими руками и интеллектом исследовать интересовавшие меня области науки. Уже студентом я начал изучать культуру и медицину Киевской Руси, так называемый "русский закал", генетику рака, генетику старения и долголетия, роль воды в сохранении здоровья человека. Я прочитал все работы И. И. Мечникова и был захвачен его идеями о борьбе со старением. Научившись читать по-английски, французски и немецки, я читал книги и журналы по генетике, считался знатоком этой науки.

На историко-филологическом факультете Томского университета я изучал историю и литературу Древней Киевской Руси. Особенно меня интересовало "Слово о полку Игореве" (по нему я писал и дипломную работу). Как будущего врача, меня интересовала медицина Киевской Руси, система здорового образа жизни, которую я назвал русским закалом.

В 1955 году я закончил с отличием лечебный факультет ТМИ и поступил в аспирантуру на кафедру медицинской биологии и генетики, в студенческом кружке которой работал с 1949 г. Меня потрясло одно событие, когда доцент Васильев, заведующий этой кафедрой в 1949 г попросил нас, студентов-кружковцев кафедры, помочь погрузить на машину стопки кафедральных книг классиков генетики (Менделя, Моргана, Вавилова и многих других), чтобы отвезти их на сжигание в крематорий. Мы знали, что в 1948 г произошло значительное событие — сессия ВАСХНИЛ им. Ленина, на которой академик Т. Д. Лысенко прочитал одобренный Сталиным доклад о запрещении научной генетики. Вскоре было приказано уничтожить все книги по классической генетике. Специальная комиссия отобрала все генетические книги в огромной кафедральной библиотеке и мы, студенты-кружковцы, помогали их грузить на машину, чтобы сжечь. Доцент Васильев дал каждому студенту по стопке книг. У меня до сих пор хранится набор этих трудов классиков генетики. Читая книги Менделя, Моргана, Гальтона и других запрещенных в то время ученых, я полюбил генетику, эту "продажную девку империализма", как ее называли в то время лысенковцы.

К этому времени ядерные физики основали Томск-7 — атомный город на окраине сибирской студенческой столицы, предназначенный для создания атомных и водородных бомб, построили первый в СССР бетатрон — источник жестких гамма-лучей и обратились к медикам с предложением изучить механизмы его действия и начать использовать бетатрон в терапии рака. Механизмы биологического действия гамма-лучей в то время были мало изучены, особенно обмен витаминов при лучевом поражении. Поэтому я с удовольствием одобрил предложенную мне ректором Института И. В. Торопцевым тему "Ионизирующие излучения и витамины" и три года активно изучал влияние лучей бетатрона на обмен витамина В12 и витаминную защиту генофонда от радиации. Витамин В12 недавно выделила в кристаллическом виде и определила его структуру профессор Дороти Ходжкин в Англии. В СССР освоили его производство, и я достал такое количество его ампул, которое хватило для диссертации.

В это время к И. В. Торопцеву пришел томский физик Б. Н. Родимов и увлек его грандиозным замыслом изучать биологическое и лечебно-профилактическое действие воды с различным содержанием дейтерия и трития, которую получали ядерные физики Томска. Поэтому параллельно с диссертационной работой я изучал действие легкой, тяжелой и тритированной воды на старение клеточных культур. Эта хоздоговорная работа проводилась на кафедре патологической анатомии ректора мединститута академика И. В. Торопцева. Физик профессор Б. Н. Родимов дал нам тяжелую, тритированную и легкую воду, полученную из реликтового якутского льда (затем ее получали из чистого сибирского снега), с тем, чтобы ученые – медики изучили их действие на животных, растения и на человека (действие легкой воды на больных людей). Я изучал влияние этих трех вод на старение клеточных культур. В работе участвовал доцент его кафедры В. И. Стреляев, студент Л. И. Корочкин, в будущем известный в мире генетик (64).

В отличие от медицинского института Томский университет был настоящим гнездом лысенковцев. Тон в "мичуринской" биологии задавал декан биологического факультета профессор зоологии Бодо Германович Иоганзен. Он часто ездил на поклон к Т. Д. Лысенко, И. И. Презенту и другим лидерам "мичуринской" биологии, публиковал погромные статьи, научно-популярные брошюры, учебники против вейсманистов-морганистов Москвы и Томска. Например, он читал студентам курс лекций "Биологические основы марксизма-ленинизма". В Томском университете был ботанический музей, которым заведовала ботаник профессор Лидия Палладиевна Сергиевская. Когда в Томск приехал заведовать кафедрой медицинской биологии и генетики медицинского института бывший директор Института биологии СО АН СССР в Новосибирске профессор Виктор Владимирович Ревердатто, она выделила ему кабинет для занятий ботаникой. В. В. Ревердатто не отказался от научной генетики и вокруг него постепенно сгруппировалась молодежь, жаждущая познать науку о наследственности и изменчивости.

В течение 1949-1955 гг я был старостой научного студенческого кружка при этой кафедре и после окончания института стал аспирантом кафедры медицинской биологии и генетики Томского медицинского института. Видя мой интерес к генетике, проф. В. В. Ревердатто поручил мне руководить группой студентов, которые стремились изучить научную генетику, работы запрещенных Г. Менделя, А. Вейсмана, Т. Моргана и других классиков. В. В. Ревердатто сняли с поста директора Института биологии СО АН СССР за то, что он не отказался от классической генетики, не стал лысенковцем. Поэтому он боялся повторных репрессий и поручил руководить филиалом кафедрального научного студенческого кружка по генетике мне, своему аспиранту на моей квартире. В моей небольшой комнате с печным отоплением собиралось 15-20 человек студентов университета и медицинского института, делали доклады, спорили, обсуждали новости из области генетики.

Если медицинский институт не признавал учение Лысенко, оставался верен, то Томский университет в лице декана биолого-почвенного факультета (мы его называли сокращенно "биофак") профессора Бодо Германовича Иоганзена и его сотрудников был оплотом лысенковцев. Б. Г. Иоганзен был воинствующий сторонник Т. Д. Лысенко, развивал "творческий дарвинизм" в зоологии, преследовал всех, кто был с ним не согласен. Особенно он воевал со студентами своего факультета, которые стремились познать научную генетику, основу всей биологии.

На семинарах в Ботаническом музее университета (на так называемых "ботанических чаях") мы с В. В. Ревердатто и другими сторонниками научной генетики вели настоящие бои с Б. Г. Иоганзеном, проф. В. А. Пегелем, доцентом Лаптевым и другими лысенковцами. Стены Ботанического музея ломились от студентов, медиков и биологов, участвующих в этих дискуссиях.

Б. Г. Иоганзен как декан биолого-почвенного факультета Томского университета всех студентов биофака, которые посещали "ботанические чаи" В. В. Ревердатто и Л. П. Сергиевской и мой кружок в 1957-1958 годах, лишил стипендии за "антимичуринские занятия расистской евгеникой". Его сторонник профессор зоологии университета В. А. Пегель был членом конкурсной комиссии в нашем мединституте и выступил против моего избрания после окончания аспирантуры ассистентом на кафедру медицинской биологии и генетики как "расистского евгеника" (на эту должность он проталкивал свою невестку Наталью Борисовну Пегель). Ректор был вынужден своим приказом назначить меня исполняющим обязанности ассистента кафедры без избрания по конкурсу. Я написал эпиграмму на Б. Г. Иоганзена.

У Бодо лоб нахмуренный.

В руках портфель большой

И именем Мичурина

Прикрытый лоб пустой.

Наследственности связана

Загадка с ДНК.

На это Иоганзена

Обрушилась рука.

Не может со студентами

Вести научный спор.

Дубины аргументами

Кончает разговор.

Так "развивает" Дарвина,

Что корчатся в гробу

Останки старца славного,

Кляня свою судьбу.

Он против кибернетики:

Лысенко нас спасет.

С одною арифметикой

За ним пойдем вперед.

Но скоро щит из имени

Мичурина сорвет

С него рука Дубинина

И медный лоб пробьет.

Проф. В. В. Ревердатто как беспартийный боялся Б. Г. Иоганзена и вел борьбу с ним через меня: когда я стал аспирантом кафедры, он поручал мне читать свои лекции по генетике, делать доклады по классической и новейшей медицинской генетике, обязал меня уже самостоятельно вести научный студенческий кружок по генетике, посоветовав мне все занятия кружка проводить на моей частной квартире, которую мне выделил ректор Медицинского института.

Моим соавтором и техническим помощником был В. Н. Сипливинский, сначала студент биологического факультета университета, а затем сотрудник Ботанического музея и Ботанического сада при Томском университете (сейчас он живет в Канаде). Мы с ним написали несколько статей и монографий, в том числе книгу о первосоздателе мутационной теории С. И. Коржинском (?42, ?53, ?54). Именно В. Н. Сипливинский привлекал студентов биофака университета в мой кружок, с 1959 г стал его постоянным старостой. Мы собирались два раза в неделю, кипятили ведерный чайник, покупали несколько килограммов сушек, сахара, несколько пачек индийского чая — и все это за одно заседание исчезало в наших молодых голодных желудках. Кофе и алкогольные напитки мы не признавали. Боясь провокаторов Б. Г. Иоганзена, мы избегали обсуждения политических проблем — все разговоры вели только о генетике. Хотя мы с В. Н. Сипливинским в то время уже были ярыми диссидентами, но соблюдали осторожность, зная, что плетью обуха не перешибешь. Мы решили служить народу как ученые и публицисты, а не как революционеры.

На "ботанических чаях" и в своем кружке я познакомился с моей будущей супругой, студенткой биофака, а потом старшим лаборантом Ботанического музея Университета. Я был поражен ее красотой и скромностью и долго добивался ее взаимности, посылая через В. Н. Сипливинского такие стихи:

Вам бы стоять в музеях Рима

Изваяньем из камня или из воска.

Пусть бы люди видели зримо

Повторенье Венеры Милосской.

Увидел бы Вас великий Петрарка,

Он Вам бы свои посвятил сонеты,

Не только я, но Ромео б жарко

Влюбился в Вас, позабыв Джульетту.

Она согласилась стать моей супругой лишь тогда, когда поступила в аспирантуру в Центральный Сибирский ботанический сад в Академгородке Новосибирска, взяв на себя все заботы о моем быте.

Б. Г. Иоганзен все же узнал о том, что у меня на квартире собираются студенты-медики и биологи, интересующиеся научной генетикой. Он заслал своего осведомителя в мой кружок. Это была несмышленая студентка 3-го курса, которая полгода писала подробные отчеты Б. Г. Иоганзену обо всем, что мы делали и говорили на заседаниях кружка.

Б. Г. Иоганзен на основе ее отчетов написал донос в соответствующие органы — и я был обвинен в подпольной пропаганде и агитации запрещенного "вейсманизма-морганизма" среди студентов университета и медицинского института. Меня шесть раз вызывали на допрос, устроили очную ставку с В. В. Ревердатто, кружковцами. Мне грозили арест или изгнание из аспирантуры и вообще из вуза. Но меня спас мой однокурсник Евгений Гольдберг, сын профессора Д. И. Гольдберга, заведующего кафедрой патологической физиологии Томского медицинского института, женатый на дочери Первого секретаря Томского обкома партии Е. К. Лигачева. Женька, как мы его звали, меня хорошо знал. Он знал, что я в свое время день и ночь изучал труды Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, был комсомольским вожаком, работал внештатным корреспондентом ряда томских газет, глубоко интересовался наукой. Он пригласил меня к себе домой, где я обо всем рассказал его тестю Е. К. Лигачеву. Лигачев вызвал на следующий день профессора В. В. Ревердатто, который всю вину взял на себя, сказав, что он из осторожности не разрешил студентам заниматься запрещенной генетикой в стенах кафедры. Он объяснил Е. К. Лигачеву, что никакой антисоветчины на занятиях не было, а все студенты изучали чисто научные проблемы. За меня вступилась и кафедра марксизма-ленинизма мединститута, которая была поражена моим глубоким знанием трудов Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина.

Несмотря на стресс, моя экспериментальная работа по всем темам шла успешно. В 1957 г появилась моя первая статья о содержании витамина В12 в печени и сыворотке крови при экспериментальной лучевой болезни (?26) и первая работа о действии витамина В12 на кровь облученных лучами бетатрона мышей и морских свинок (?27). В 1958, 1959 и 1960 гг были опубликованы еще 6 работ по этой проблеме. В начале 1958 г я представил к защите кандидатскую диссертацию "Изучение обмена и действия витамина В12 при лучевой болезни".

В диссертации я изучил некоторые стороны обмена и действия витамина В12 при облучении организма различными видами ионизирующих излучений, обобщил мировую литературу по проблеме "Ионизирующие излучения и витамины" (38). На ее основе я написал и опубликовал в Медгизе в 1960 г монографию одноименного названия (52). В 1959 г я стал сотрудником кафедры медицинской биологии и генетики.

В это время уже появились две статьи Уотсона и Крика в журнале “Nature” о генетическом значении структуры ДНК, которые во многом изменили мою жизнь (4.12 — 4.13). В. В. Ревердатто рассказал о них ректору Томского медицинского института академику И. В. Торопцеву, который попросил меня сделать о них доклад студентам его научного кружка. Мой доклад удался. Ректор И. В. Торопцев захотел начать изучение нуклеиновых кислот в своем институте и спросил меня, занимается ли кто-нибудь нуклеиновыми кислотами в Советском Союзе. Я ему рассказал, что нуклеиновые кислоты были открыты Мишером в лаборатории Гоппе-Зейлера в Тюбингене (Германия). Из нее вышел профессор Кизель — учитель профессора А. Н. Белозерского, который заведует кафедрой биохимии растений Московского университета. Именно на этой кафедре проводятся исследования нуклеиновых кислот в СССР.

И. В. Торопцев решил послать меня к А. Н. Белозерскому осваивать методы исследования нуклеиновых кислот с тем, чтобы поставить их в Томском медицинском институте. Он начал выбирать удобное время моей стажировки, договаривался с А. Н. Белозерским.

 

ІV. Спираль ДНК

В 1958 г я защитил кандидатскую диссертацию по использованию витаминов при повреждении организма лучами бетатрона и с 1959 г был зачислен исполняющим обязанности ассистента на кафедру медицинской биологии и генетики Томского медицинского института.

В это время я решил заняться изучением генов, которые, как показали Уотсон и Крик, являются не белками, как мы думали до 1953 г, а нуклеиновыми кислотами. Почему я решил переключиться с витаминов на нуклеиновые кислоты? Во всем виноват витамин В12. Когда я изучал его биологическую роль, то оказалось, что он необходим для синтеза нуклеиновых кислот. Я начал читать литературу о нуклеиновых кислотах. Их открыл в 1869 г швейцарский ученый Фридрих Мишер. Тогда, когда господствовала белковая парадигма гена, нуклеиновым кислотам приписывалась чисто вспомогательная роль. Предполагалось, что на них как на основе растянуты белки. Были гипотезы об их защитной и энергетической роли в функционировании белковых генов. Тетрануклеотидная теория строения нуклеиновых кислот рассматривала их как регуляторные биополимеры, не способные нести наследственную информацию. Одесский еврей Чаргафф, переехавший в Америку, и москвич Андрей Николаевич Белозерский выяснили важные закономерности, известные как правила Чаргаффа, доказавшие, что нуклеиновые кислоты являются негулярными биополимерами, в которых можно хранить наследственную информацию. Вирусолог Джеймс Уотсон и физик Френсис Крик проанализировали опубликованную к тому времени литературу о генетической роли нуклеиновых кислот и данные рентгеноструктурного анализа и построили свою знаменитую модель структуры ДНК, объяснявшую молекулярные механизмы репликации и действия гена.

Я объяснял студентам сущность революционного переворота в генетике, произведенного Уотсоном и Криком, и будучи знаком с их пионерскими работами и работами А. Н. Белозерского и его школы по нуклеиновым кислотам, уговорил ректора Томского мединститута И. В. Торопцева командировать меня к нему в годичную стажировку по методам исследования нуклеиновых кислот. Он меня отговаривал от этой затеи, говорил, что через два-три года я смогу защитить докторскую диссертацию по витаминам и занять кафедру биологии и медицинской генетики или биохимии в мединституте. Однако меня властно влекла перспектива исследований в области молекулярной генетики.

Я все же упросил его отправить меня на стажировку к А. Н. Белозерскому. Последний встретил меня тепло и прикрепил учеником к молодому профессору его кафедры Борису Федоровичу Ванюшину, только что вернувшемуся после длительной работы в лаборатории Чаргаффа в США.

Б. Ф. Ванюшин свободно говорил по-английски, переписывался со многими зарубежными коллегами, изучающими нуклеиновые кислоты, хорошо знал весь комплекс методов их исследования. Сам он специализировался на изучении метилирования ДНК и был ведущим в мире специалистом в данной области молекулярной генетики. Дружбу с ним я сохранил и в последующие годы. Многие мои работы по метилированию ДНК выполнены вместе с ним. Вместе с ним мы написали первую в мире монографию о молекулярно-генетических механизмах старения (271).

В течение всего 1960 г я работал в лаборатории биоорганической химии, созданной и руководимой академиком А. Н. Белозерским, который руководил также кафедрой на биологическом факультете Московского университета. Одновременно я писал монографию по своей кандидатской диссертации, которая в 1960 г была опубликована в Москве в издательстве "Медгиз". Весь гонорар за книгу я пустил на приобретение книг, заложив основание своей первой личной библиотеки.

Я жил в секторе "Д" МГУ на Ленинских горах в одном блоке с итальянцем Давидом Файсом, который также работал у А. Н. Белозерского. Каждую неделю Давиду присылали посылку с зернами кофе, из которого мы готовили крепкий напиток, на который мы приглашали молодых сотрудников А. Н. Белозерского — будущих знаменитых основателей многих разделов молекулярной биологии и генетики в СССР — А. С. Спирина, Б. Ф. Ванюшина, А. Н. Антонова, Б. В. Медникова и других. За чашкой кофе мы вели жаркие споры по различным проблемам науки, религии, философии, общественной жизни. К нам заходили ребята из других факультетов, в том числе и Миша Горбачев, которого уже тогда отличала безудержная разговорчивость и отсутствие любых принципов.

За год работы я вошел в проблему: освоил основные методы исследования структуры, функции и обмена нуклеиновых кислот и ферментов — нуклеаз, прочитал основную литературу, познакомился с организацией работы мировой школы, созданной одним из корифеев проблемы нуклеиновых кислот академиком А. Н. Белозерским, а самое главное — завязал прочные связи с его учениками, с которыми я сотрудничаю до сих пор. Я решил изучать роль генов в развитии, функционировании, старении и смерти живых существ, решил уйти из практической медицины в медицинскую генетику, поступить на работу в Институт цитологии и генетики СО АН СССР, который создавал академик Н. П. Дубинин в Новосибирском Академгородке.

Когда я вернулся в Томск и отчитался о стажировке перед ректором Института, он с грустью сказал: "Ты научился игре на пианино, которого у нас нет". И он был прав. Для работы с нуклеиновыми кислотами требовались импортные приборы и реактивы, иностранные книги и журналы, научные заграничные командировки. Мединститутам же в то время валюту не выделяли. В мединституте не было ультрацентрифуг, спектрофотометров, низкотемпературных холодильников, современных приборов для хроматографии, электрофореза, не было дорогих импортных реактивов. Было очень мало и отечественных финансов.

Когда об этом узнал А. Н. Белозерский, он порекомендовал меня в только что созданный академиком Н. П. Дубининым Институт цитологии и генетики Сибирского отделения Академии наук, в лабораторию нуклеиновых кислот, возглавляемую заместителем директора по науке кандидатом медицинских наук Р. И. Салгаником.

Р. И. Салганик по рекомендации А. Н. Белозерского вынужден был принять меня младшим научным сотрудником в свою лабораторию (январь 1961 г). Меня вскоре избрали председателем жилищной комиссии Института цитологии и генетики и я с удовольствием работал вместе с директором Института академиком Н. П. Дубининым. Однако кандидат медицинских наук Р. И. Салганик увидел во мне своего соперника и начал использовать меня в основном как методиста, специализирующегося на постановке сложных методов исследования. С 1961 по 1964 г я поставил в лаборатории синхронизированную культуру выращивания кишечной палочки, метод определения денатурированной ДНК, ряд методик исследования синтеза ДНК при регенерации печени у крыс и другие.

Несколько слов о создании Сибирского отделения Академии наук СССР. В середине ХХ века руководители КПСС, правительство, интеллигенция, народ — все болезненно ощущали колоссальную непропорциональность в распределении природных ресурсов Советского Союза и научных сил: 3/4 ресурсов находились в Сибири, а осваивались они учеными из Москвы и Ленинграда, наезжавшими в экспедиции. И вот наконец 18 мая 1957 года было принято постановление о создании Сибирского отделения Академии наук, наиболее крупным центром которого стал новосибирский Академгородок. Одной из его задач было создание филиалов СО АН СССР в других городах Сибири и Дальнего Востока — в Томске, Иркутске, Владивостоке, на Сахалине, Камчатке, Красноярске. Директором-организатором СО АН стал академик из Киева М. А. Лаврентьев, которого хорошо знал Н. С. Хрущев. На это дело были отпущены колоссальные деньги. Возникновение научных городов в Новосибирске, а затем в Красноярске, Иркутске, Томске стало гигантским шагом в развитии науки. Не только давление бюрократической глупости со стороны партии, заставляющее ученых бежать подальше от ЦК и столичных обкомов, основало Академгородок, но и вера русской демократии в то, что общественные интересы выше личных. Единство со страной в интеллектуальных кругах было огромное. Не было такого, что я себе сейчас что-то натащу за высокий забор. Блестящие общественные идеи лежали в основе. Например, единство науки с образованием: с 3-го курса студенты Новосибирского университета, где мы все работали преподавателями, начинали работать в научных институтах. К концу обучения они успевали сделать кандидатские диссертации.

Вышло постановление, что ни одна организация не имеет права задерживать сотрудника, если он едет в Академгородок. Приехавшим в СО АН СССР ученым создавались отличные жилищные условия, был создан стол заказов на продуктовые наборы. Ученые работали в прекрасных лабораториях, оснащенных дорогим импортным и отечественным оборудованием, необходимыми реактивами, научной литературой. Но больше всего нам нравилась возможность общения с любым специалистом по любой интересующей проблеме. На междисциплинарном семинаре генетиков, кибернетиков и физиков "Управляющие системы" в Институте математики, например, зародилась концепция о генной регуляторной системе, которую я развиваю до сих пор. Порой на почте пара ученых, стоящая впереди, рассказывала последние новости в химии, а та, что была сзади — в физике. Концентрация разных научных институтов на одной территории обеспечивала самые неожиданные междисциплинарные связи. А клуб межнаучных контактов в Доме ученых! У физиков, химиков, биологов, математиков было столько интереса к общественным проблемам! У каждого ученого-естествоиспытателя было свое хобби в искусстве, литературе, религии. Наш Академгородок был прообразом Силиконовой долины в Сибири.

Мы работали на лучшем в мире оборудовании, у нас было обилие импортных реактивов. В библиотеку приходили все нужные нам отечественные и зарубежные журналы. Работали мы с 9 утра до 11-12 часов ночи. Моя однокомнатная квартира была рядом с Институтом — пять минут ходьбы тропинкой по Золотой долине. Рядом — Обское море, рыбалка, грибы, ягоды.

У Дубинина я прошел суровую школу молодого генетика — отработал дрозофилинный практикум, у З. С. Никоро прошел курс статистической и популяционной генетики, цитогенетике учился у проф. П. К. Шкварникова (непосредственно у его сотрудника канд.биологич.наук Н. Д. Тарасенко, с которым даже опубликовал работу по старению семян, 74). Биофизике учился в Институте катализа (работал вместе с помощниками директора Воеводского В. К. Ермолаевым и В. Ю. Лопушонком — опубликовал с ними статью по ЭПР, 70).

Я отличался крепким здоровьем, не пил, не курил, занимался утренней и вечерней зарядкой. Вставал в 6 ч утра, делал пробежку, завтракал, писал. К 9-10 ч утра уходил в лабораторию, где работал до 11-12 часов ночи. Мы с Р. И. Салгаником вплотную подошли к открытию фрагментарного синтеза ДНК у бактерий и животных.

В быстроделящихся клетках бактерий и млекопитающих (регенерирующая печень, злокачественные опухоли) нами была открыта репликативная форма ДНК, обладающая признаками денатурированности. Эти результаты предшествовали обнаружению японцем Рейджи Оказаки у бактерий прерывистого синтеза ДНК с образованием одноцепопчечных низкомолекулярных фрагментов. Впервые показано отсутствие S-периода в синтезе ДНК у быстроделящихся синхронизированных культур кишечной палочки. Эти данные вместе с работами зарубежных авторов привели к выводу о том, что у быстрорастущих культур кишечной палочки синтез ДНК осуществляется в течение всей интерфазы. Эти работы я опубликовал в журналах "Биохимия" (76) и "Известиях Сибирского отделения АН СССР, серия медико-биологическая (66).

За 4 года я опубликовал лишь две статьи по теме лаборатории, за что меня однажды критиковал новый директор Института канд.биол.наук Д. К. Беляев. В 1964 г Н. С. Хрущов изгнал с поста директора Института академика Н. П. Дубинина (к этому его подвигли козни врага Н. П. Дубинина академика Т. Д. Лысенко, который каждый месяц посылал в наш Институт 2-3 комиссии по проверке его деятельности) и на его место Хрущев назначил мало известного ученого, зверовода канд.биол.наук Д. К. Беляева. У Д. К. Беляева была жена Светлана Владимировна Аргутинская, представительница "малого народа" (она работала в лаборатории Р. И. Салганика, рядом со мной), поэтому Д. К. Беляев пользовался поддержкой еврейской части Академии Наук СССР, особенно академика Б. Л. Астаурова, С. И. Алиханяна, Б. Р. Хесина, С. Г. Инге-Вечтомова и других.

В марте 1964 г, чтобы поддержать советскую генетику и оставшийся без директора молодой Институт цитологии и генетики от нападок Т. Д. Лысенко, физики и математики — члены Академии в Новосибирске и Москве — сделали все возможное для избрания кандидата биологических наук Д. К. Беляева прямо членом-корреспондентом АН СССР, а вскоре и академиком. Случай уникальный в истории АН СССР, и сам Беляев первые годы воспринимал его именно как поддержку коллектива ИЦиГ, а не как признание его научных заслуг. Ведь в период избрания его членом-корреспондентом АН СССР по физиологии он имел в списке научных работ всего 8 наименований статей, опубликованных в журнале "Кролиководство", а по физиологии и генетике у Д. К. Беляева вовсе не было ни одной публикации!

В помощь мне Салганик выделил лишь одну лаборантку (Таню Конышеву). Мне одному пришлось заниматься и строительными, и биохимическими, и даже радиофизическими работами на ЭПР. Сменивший Н. П. Дубинина новый директор Института цитологии и генетики (как я узнал с подсказки Р. И. Салганика) Д. К. Беляев публично критиковал меня за то, что у меня мало публикаций в зарубежных журналах, тормозил издание двух моих монографий в Издательстве Сибирского отделения Академии Наук. И хотя мне не хотелось ехать на край Земли русской, рядом с грозным Китаем (я помнил остров Даманский), бросить прекрасную квартиру, какой у меня с тех пор не было, все блага Академгородка на берегу Обского моря, я внутренне решил не тратить силы на борьбу, которая мне была не нужна. Я в то время не различал наций, не знал, что такое расизм, лишь впоследствии я понял истинные мотивы моих недругов, разобрался в расизме, даже написал брошюру "Генетика против расизма" (451). Уже в то время я понял, что жизнь ученого коротка и тратить силы на борьбу — не позволительная роскошь.

В Новосибирск переехала и моя томская любовь — выпускница Томского университета Тамара Борисовна Дьячковская, которая только что поступила в аспирантуру Центрального Сибирского ботанического сада СО АН СССР, в лабораторию ее директора проф. К. А. Соболевской. В 1961 г мы с ней поженились и вскоре родился мой первенец сын Андрей. За ним родились Алексей, Дмитрий, Наталия. Я стал счастливым многодетным отцом. Моя супруга освободила меня от многих домашних дел и ее труд и забота делают ее участницей и соавтором всех моих научных исследований.

Став директором Института цитологии и генетики СО АН СССР, Д. К. Беляев превратился в местного царька. Он неистово стал преследовать молодых, перспективных ученых славянского происхождения, имеющих свое мнение. После меня он набросился на моих друзей в Институте.

В 1961 г, после переезда в Новосибирский Академгородок, я перетащил из Томского мединститута молодого ассистента кафедры гистологии моего друга и сокурсника Л. И. Корочкина. Первое время он жил у меня на квартире, а потом вошел в доверие к Д. К. Беляеву, стал заведующим лабораторией в Институте цитологии и генетики и заведующим кафедрой физиологии Новосибирского университета. Как доктор медицинских наук он стал профессором и приобрел известность своими микрогенетическими исследованиями по методике Хидена (он стажировался у него в Швеции). Он стал автором и соавтором более 200 научных работ, ряда монографий, в том числе переведенной на английский язык "Взаимодействие генов в онтогенезе", состоял членом двух редколлегий международных журналов, был человеком широчайшей эрудиции и огромной работоспособности. Он имел высокий научный авторитет в нашей стране и за рубежом. До 1977 г он был одним из самых приближенных к Д. К. Беляеву ученых, печатал вместе с ним работы, пользовался его благосклонностью, даже поддерживал его в интригах против меня. Но жизнь заставила сделать выбор и проявить принципиальность. В 1976 г на отчетной научной сессии ИЦиГ СО АН старейший сотрудник Института зав.лабораторией к.б.н. Никоро Зоя Сафроньевна выступила с критикой так называемого коэффициента наследуемости, который ранее она сама и другие сотрудники во главе с Д. К. Беляевым рекомендовали через Минсельхоз СССР селекционерам как надежный метод оценки качества потомства. Публичное признание своей ошибки — принципиальный и мужественный шаг, в котором, однако, Д. К. Беляев узрел скрытую угрозу своему престижу и предложил не утверждать отчет З. С. Никоро (до этих пор Ученый совет почти всегда единогласно принимал предложения директора). После длительной дискуссии Л. И. Корочкин внес свое предложение — отчет утвердить, так как отрицательный ответ есть также научный результат. Состоялось голосование и в процентном отношении голоса членов совета разделились следующим образом: за предложение Д. К. Беляева — 54%, за предложение Л. И. Корочкина — 46%.

В таком голосовании Д. К. Беляев узрел явную опасность своему авторитету и безраздельному влиянию на совет и решил проучить "вольнодумца" Л. И. Корочкина. В это время состоялось выдвижение Л. И. Корочкина в члены-корреспонденты АН СССР на объявленную вакансию. Опередив многих конкурентов, Л. И. Корочкин набрал на отделении общей биологии 18 голосов (проходной балл 22). Президиум АН СССР предложил Д. К. Беляеву место член-корреспондента СО АН СССР для Л. И. Корочкина, но Д. К. Беляев отказался от этого предложения, и это стало известно всем в Институте. Очевидно, что выдвижение Л. И. Корочкина в член-корреспонденты было своеобразной игрой Д. К. Беляева. Затем на Л. И. Корочкина посыпался обычный набор скрытых и прямых административных притеснений директора. Л. И. Корочкин подал документы на конкурс в Москву. Но Д. К. Беляев развернул целую компанию, чтобы помешать этому. Он забирает положительную характеристику и выдает новую с надуманными клеветническими обвинениями. Он оказывает давление на директоров институтов, куда пытался перейти Л. И. Корочкин с тем, чтобы они не принимали его на работу. Д. К. Беляев даже обратился в Московский горком партии и дал Л. И. Корочкину отрицательную характеристику, называя его пособником сионизма и молодым Сахаровым. У Л. И. Корочкина создается критическая ситуация. Будучи хорошим зоопсихологом и политиканом, Беляев с холодной жестокостью все рассчитал. Он знал, что Корочкин не выдержит и "сломается", если на него оказывать давление, лишить работы или загнать куда-нибудь на периферию. До трагического конца оставался один шаг, о чем свидетельствует отчаянное письмо Л. И. Корочкина в Новосибирский обком КПСС и Президиум СО АН СССР.

У Л. И. Корочкина создается критическая ситуация с работой, прервался трудовой стаж. В это время Национальная Академия наук и искусств США и четыре университета США обратились в Академию наук СССР с просьбой командировать Л. И. Корочкина в США сроком на год, пока в СССР найдется работа для этого ученого (они предоставили финансирование).

Все это имело огромный политический резонанс, известный всем советским генетикам. Незадолго до обращения Национальной Академии наук США Новосибирский обком КПСС (его отдел науки, зав.отделом М. В. Глазырин) полностью снял ничем не обоснованные обвинения, которые инкриминировал Д. К. Беляев Л. И. Корочкину. В Москву было направлено соответствующее представление и д.м.н.проф. Л. И. Корочкин стал работать в столице в Институте биологии развития заведующим лабораторией.

Д. К. Беляев жестко преследовал моего второго друга, Тарасенко Николая Дмитриевича, доктора биологических наук, автора и соавтора 150 научных работ (в том числе 4-х монографий), члена Облсовпрофа, инструктора Новосибирского обкома КПСС, человека активной жизненной позиции. В 1977 году по предложению Д. К. Беляева он перешел на работу из Института цитологии и генетики в Центральный Сибирский ботанический сад (ЦСБС СО АН СССР), где возглавил новую лабораторию, призванную разрабатывать генетические основы интродукции растений. За короткий срок возглавляемая им лаборатория по своим научным результатам и связям с производством была признана лучшей в ЦСБС. Вскоре после перехода в ЦСБС Н. Д. Тарасенко был назначен заместителем директора ботанического сада по науке.

Успешная работа в ЦСБС СО АН СССР для Н. Д. Тарасенко продолжалась недолго. В начале 1978 г Н. Д. Тарасенко открыто выступил с критическими замечаниями в адрес программы "Лизин" на заседании объединенного ученого совета по биологическим наукам СО АН СССР, и на него обрушилась серия преследований Д. К. Беляева. Это было вызвано тем, что куратором программы "Лизин" как раз и был Д. К. Беляев. Сначала Д. К. Беляев не рекомендовал в Президиуме к утверждению Н. Д. Тарасенко в должности заместителя директора. Чуть позже, введя в комиссию по проверке работы ЦСБС своих ставленников, он буквально продиктовал рекомендацию о реорганизации генетической лаборатории в группу, якобы потому, что "у Тарасенко пока мало учеников-генетиков,— пусть готовит кадры". Я не буду описывать все формы давления на д.б.н. Тарасенко Н. Д. со стороны Д. К. Беляева, упомяну только еще один. Президиумом ВОГиС им. Н. И. Вавилова книга Н. Д. Тарасенко и его жены Г. И. Лушановой "Что вы знаете о своей наследственности" в 1982 г была отмечена первой премией как лучшая книга, популяризующая генетические знания. Книга была переведена на японский язык и вышла в Японии в 1982 году. Однако от момента написания книги (1976 год) до ее выхода в свет по вине Д. К. Беляева прошло 4 года. После критического выступления Н. Д. Тарасенко Беляев отозвал из издательства книгу и рекомендацию своего совета, создав непреодолимое препятствие на пути выхода книги, несмотря на то, что заявки на книгу в то время составили многие тысячи экземпляров. Когда же книга вышла, он сделал все, чтобы наложить запрет на ее распространение.

Д. К. Беляев обрушил свой гнев и на В. Д. Драгавцева, к.б.н., заведующего лабораторией генетических основ селекции ИЦиГ СО АН СССР, автора и соавтора более 100 работ, высококвалифицированного ученого и хорошего организатора, руководителя комплексной программы "ДИАС". Много лет он был непосредственным помощником Д. К. Беляева (как ученый секретарь Научного совета по генетике и селекции АН СССР). Но когда В. А. Драгавцев проявил научную принцципиальность, выступив против рекламируемых Д. К. Беляевымм работ по "гиберсибу" как дешевому способу поднятия урожайности растений и против курируемой Д. К. Беляевым программы "Лизин" как способа решения белковой проблемы, Драгавцев разделил судьбу проф. Тарасенко Н. Д., Л. И. Корочкина и других молодых ученых, имеющих собственные взгляды на научные проблемы. Д. К. Беляев начал обычную серию преследований молодого ученого.

Он не утвердил научный отчет лаборатории, возглавляемой Драгавцевым, на ученом Совете Института, упрятал его докторскую диссертацию под сукно на много лет (до самой своей смерти). Он задержал публикоование двух коллективных монографий, где В. А. Драгавцев был автором и соавтором двух книг ("Генетика продуктивности яровых пшениц Сибири" и "Взаимодействие генотип-среда у растений"). Он снял В. А. Драгавцева с должности ученого секретаря Научного совета по генетике и селекции и вывел его из центрального Совета ВОГиС им. Н. И. Вавилова на состоявшемся в Кишеневе в феврале 1982 г 4-м съезде генетиков и селекционеров.

Гнев Д. К. Беляева обрушился на меня раньше этих событий, в 1963 г. Я был избран руководителем жилищной комиссии Института и следил за строгим соблюдением очередности. Д. К. Беляев начал раздавать квартиры своим сторонникам, нарушая утвержденную профкомом очередь. Я пытался остановить беззаконие директора Института, чем вызвал его гнев. Воспользовавшись тем, что я перед этим вступил в КПСС и стал кандидатом в члены партии, Д. К. Беляев убедил партком СО АН СССР в качестве кандидатского поручения послать меня во Владивосток организовывать новый Институт биологичесски активных веществ СО АН СССР. Меня вызвали в партком и предложили на 4 года поехать во Владивосток помочь в организации этого нового института. Академия Наук решила изучать биологические ресурсы океана и новый Институт нуждался в биохимике, способном организовать исследование нуклеиновых кислот и ферментов — нуклеаз морских организмов.

Меня посылали во Владивосток как в своеобразную ссылку. Я работал рядом с женой Беляева С. В. Аргутинской, которая видела во мне соперника в исследованиях нуклеиновых кислот. Она ранее работала в Институте пушноводства и совершенно не владела технологией молекулярно-генетических исследований. В Новосибирске я впервые столкнулся с тщательно скрываемым оскалом расизма. До сих пор я даже не подозревал, что в мире существует такое явление как расизм. Расист считает свою национальность выше других. Научные кланы создаются чаще всего на базе расизма.. Такой клан начал создаваться в Институте цитологии и генетики Р. И. Салгаником и его помощниками. Члены клана — заведующие ряда лабораторий Института стремились увеличить еврейскую часть сотрудников своей лаборатории, освободившись от славян. Беляев, Салганик и Аргутинская объединили свои усилия и начали выталкивать меня из лаборатории. Беляев начал предлагать мне перейти на должность ученого секретаря по биологии СО АН. Я отказался, сославшись на то, что я ученый, а не администратор (на эту должность он впоследствии взял Н. Н. Воронцова). Затем он начал предлагать мне лаборатории в различных филиалах СО АН СССР (в Хабаровске, Владивостоке, Иркутске).

Я был рад уехать из Института цитологии и генетики еще и потому что его директор Д. К. Беляев быстро превращался во второго Лысенко советской генетики. В 1972 г его волевым решением М. А. Лаврентьева избрали, наконец, в академики. Опишу его подвиги, которые он совершил уже после моего отъезда. Как и Лысенко, Д. К. Беляев стал обещать быструю революцию в сельском хозяйстве Сибири. Начал он с озимой пшеницы.

Как известно, массовые опыты Т. Д. Лысенко с озимой пшеницей в Сибири были одними из самых разорительных и дорогостоящих в стране. Озимая пшеница высевалась на очень больших площадях в трудные военные и послевоенные годы. Результат был однозначным — отрицательным. С тех пор прошло более 35 лет, многое позабылось.

И вот эту авантюру подхватил Д. К. Беляев, который усиленно пытался навязать озимый клин в Сибири. Не являясь специалистом в области растениеводства и селекции (он зоотехник по пушным зверям), Д. К. Беляев наобещал в своих выступлениях дать озимую пшеницу для Сибири. Для реализации этой задачи в конце 70-х годов в ИЦиГ СО АН СССР была выделена большая группа сотрудников. На мелкоделяночных опытах, в особо благоприятных для перезимовки условиях (среди леса) был получен ряд образцов озимой пшеницы. Однако эти образцы озимой пшеницы при перенесении их в производственные условия вымерзали или слабо переносили зиму. Так случилось в 1980 г, в базовом хозяйстве в совхозе "Медведский" и в 1981-1982 гг во многих других местах.

Попытка передать в Новосибирскую инспектуру по сортоиспытанию несколько образцов озимой пшеницы для проведения госиспытаний не принесла успеха, так как при проверке оказалось, что у Института цитологии и генетики нет на то никаких оснований. Инспектура защищала государственные интересы и настаивала на соблюдении всех правил сортоиспытаний. Д. К. Беляев, будучи уверен, что ему все позволительно и что образцы ИЦиГ будут приняты, упорно рекламировал свою затею. Не предвидя отказа Госинспектуры по сортоиспытанию, он опубликовал в газете "Советская Сибирь" от 27 августа 1982 г статью "Проблемы решает селекция" с заведомо ложными данными о том, что сорта озимой пшеницы ИЦиГ СО АН уже проходят госиспытания. Не располагая научно обоснованными данными, Д. К. Беляев занялся прожектерством, что будто бы озимые имеют перспективу занять в с/х производстве Сибири серьезное место. Так от имени высокой академической науки читатели, селекционеры и специалисты сельского хозяйства были введены в обман и заблуждение.

С треском провалились все другие проекты Д. К. Беляева, которые сыпались как из рога изобилия.

1. Вегетативная гибридизация птиц с помощью инъекции в яйца чужеродных белков (например, от орлов курам; за орлами ездили в заповедник).

2. Лечение рака с помощью неочищенного суммарного препарата ДНК.

3. Мясные породы крупного рогатого скота — помеси между якутской и джерсейской породами.

4. Стимуляция плодовитости свиней за счет дополнительного освещения.

5. Синтез серосодержащей ДНК.

6. Одомашнивание льва в городской квартире на основе "дестабилизирующего отбора" и многие другие.

Что касается одомашнивания львов, то Д. К. Беляев выступил как научный руководитель опытов по приручению льва в городской квартире Берберовых в г. Баку, что зафиксировано его статьей в журнале "Химия и жизнь" № 3 за 1980 г. под названием "Зачем людям ручной лев". В историю сибирской науки вошло изречение Д. К. Беляева, сказанное на ученом совете ИЦиГ СО АН в 1979 г: "…думаю, что Академия наук СССР в состоянии прокормить одного льва". По прямому указанию Д. К. Беляева лев был зачислен на финансирование Института (перечисление наличных денег в г. Баку шло по статье № 5) и в течение нескольких лет его ежемесячное содержание соответствовало ставке двух старших научных сотрудников. По прямому указанию Д. К. Беляева на специальное финансирование в течение нескольких лет было израсходовано более 20 тысяч академических рублей для покупки многих тонн мяса для кормления льва и других хищников. С того времени, как у Берберовых появился такой богатый покровитель (за государственный счет), все проблемы были сняты. Ежедневно к дому, где жили Берберовы, подъезжал фургон, и для хищников выделялось около 20 кг мяса — их суточный рацион. Перед обсуждением проблемы финансирования этого "эксперимента" ошеломленным членам ученого совета Института было сделано напоминание, что предстоит очередное сокращение штатов Института — в итоге никто из членов ученого совета не стал возражать. Известно, что лев растерзал семью Берберовых, одомашнивание львов не состоялось.

В "Комсомольской правде" № 282 от 02.10.1980 г в статье "Урок" и по телевидению по поводу трагедии в г. Баку выступил известный писатель и журналист В. М. Песков. Он оказался прав, когда говорил, что все научные учреждения страны, специалисты зоопарков и дрессировщики зверей единодушно выступали против содержания льва в квартире. Однако В. М. Песков не знал, что "эксперимент" материально поддержал Д. К. Беляев от имени Сибирского отделения АН СССР, и это подтолкнуло Берберовых к трагическому исходу.

Лопнули и все другие шумные начинания Д. К. Беляева — лизиновая программа, "Гибберсиб" (использование отходов Курганского завода, якобы содержащих ауксин и гибберелиновую кислоту) и другие. Было израсходовано много сил, много денег, но ни одно из беляевских начинаний не дало эффекта. Новосибирский Институт цитологии и генетики прославился лишь достижениями, полученными при Н. П. Дубинине и при другом его директоре — академике В. К. Шумном.

Став академиком, Д. К. Беляев вскоре обрел много других должностей к уже имевшимся и довел их до 25. Главными из них были: заместитель Председателя СО АН СССР и Президент Международной ассоциации генетиков (должность что ни есть номинальная, но с дипломатическим иммунитетом). Вот в этот период его работы в СО АН СССР (с 1962 по 1982 гг) проявились все его подлинные черты, его подлинная сущность, тщательно до сих пор скрываемые и маскируемые, его холодный цинизм и безразличие к окружающим и обществу. Главным мотивом в деятельности Д. К. Беляева стало болезненное тщеславие стать во что бы то ни стало во главе всей сибирской и советской биологии. Его деятельность вне Института в этот период была направлена, главным образом, на подрыв авторитета главы советской генетики академика Н. П. Дубинина, на устранение его с занимаемых ключевых постов и изоляции как ученого.

В результате целенаправленной борьбы с Н. П. Дубининымм с использованием всех возможных и недопустимых честными людьми приемов, включая разжигание внутренних неурядиц в Институте общей генетики АН СССР, объединение всех недовольных Н. П. Дубининым, чрезмерное выпячивание и охаивание неудач и промахов этого большого ученого, тот был снят с поста директора Института общей генетики АН СССР и отстранен с других ключевых постов. Но с точки зрения вклада в науку Н. П. Дубинин все же остался признанным лидером отечественной генетики. Я много сил потратил, защищая Н. П. Дубинина во все периоды его жизни.

Ученый секретарь по с/х СО АН СССР Петр Акимович Дьячук вспоминает: "В период с 1965-1973 гг мне в числе других приходилось бывать вместе с Д. К. Беляевым в служебных командировках в Москве. Дела есть дела. Нам иногда приходилось обедать вместе в столовой Академии наук СССР. И нужно было видеть только, как преображался Д. К. Беляев, особенно когда он был еще членом-корреспондентом, если в столовой появлялся академик Т. Д. Лысенко. Д. К. Беляев вскакивал и спешил ему навстречу. Они очень дружелюбно приветствовали друг друга. При этом Д. К. Беляев обеими руками потрясал негнущуюся сухую руку Т. Д. Лысенко, весь подавшись вперед, словно изогнувшись для коленопреклонения. Они что-то говорили друг другу, затем расходились, так как за одним столом не обедали. Меня подобные встречи приводили в полное недоумение. Я спрашивал у Д. К. Беляева: "Что вы делаете?" или "Неужели это возможно?", или "Дмитрий Константинович, Вы меня поражаете!". На что следовал ответ: "…э, нет, голубчик. Этот человек держал всю страну в руках! И как держал!". Или: "Этого человека надо понимать. Ведь Трофима учили все наизусть! Советую тебе, Петр Акимович, прочитать всю его писанину. Там кое-что есть". На мой вопрос, читал ли он труды Лысенко, он отвечал, что от корки до корки если не читал, то внимательно просмотрел.

Я привожу эти, уже ставшие историей многолетние встречи Т. Д. Лысенко с Д. К. Беляевым, невольными свидетелями которых был целый ряд сотрудников, в том числе и я, чтобы показать, в чем состоит сходство этих двух людей, а также раскрыть побудительные мотивы целого ряда отрицательных, а порой антиобщественных поступков Д. К. Беляева. Т. Д. Лысенко, не будучи доктором наук, стал академиком и, заняв ведущие посты в биологической и сельскохозяйственной науках, стал вершить дела, как ему угодно. Прежде всего, он устранил со своего пути всех неугодных и непослушных научных противников и стал фактическим диктатором советской биологии, затормозив ее развитие на много лет. Такой же стремительный взлет от кандидата зоотехнических наук, минуя доктора наук, в члены Академии наук совершил Д. К. Беляев. Как и Лысенко, он занял монопольное положение в советской генетике. Движимый болезненным тщеславием стать во что бы то ни стало во главе всей сибирской и советской генетики, а быть может, подняться еще выше, Д. К. Беляев, с одной стороны, занялся политиканством и интригами в науке, а с другой — стал создавать какую-то видимость науки, занялся саморекламой с целью достижения научного признания среди коллег. Особенно объединяет Лысенко и Беляева желание достичь за очень короткое время "оглушительных" практических достижений. Методы одни и те же: необоснованные научные рекомендации выдаются за последнее слово науки и железной рукой в приказном порядке, под прикрытием рекламы, начинают внедряться сразу в производственных условиях. Через 2-3 года один бум заканчивается и раздувается новый, который якобы сулит еще больший практический выигрыш. Одновременно научные оппоненты и критики подвергаются гонению и преследованию.

Различие между Т. Д. Лысенко и Д. К. Беляевым состоит в том, что Лысенко занимался только сельским хозяйством и не касался молекулярной биологии и медицины. Д. К. Беляев же, наоборот, стал "руководить" работами и по лечению рака, и по синтезу серосодержащей ДНК и по многим другим проблемам биологии и медицины. Другое отличие состоит в том, что он не только не добился признания как лидер всей советской биологической науки, но что за ним нет какой-либо фундаментальной работы или крупной концепции. Именно это обстоятельство служило серьезным аргументом против избрания Д. К. Беляева в академики. Члены Академии Наук, особенно в отделении общей биологии во главе с Н. П. Дубининым настоятельно требовали, чтобы Беляевым была представлена к защите докторская диссертация, в которой Беляев изложил бы решение хотя бы одной маленькой проблемы в биологии или генетике.

Следует сказать несколько слов о так называемом "дестабилизирующем отборе", о котором Беляев говорил в последние два десятилетия как о "фундаментальной" концепции в биологии. Термином "дестабилизация" обозначается появление разных отклонений у животных при отборе по поведенческим признакам. На самом деле в селекционной практике и в эксперименте важнейшим формообразующим фактором был и остается метод близкородственных скрещиваний (инбридинг). Именно этим путем и были получены на ферме у Беляева лисы с различными нарушениями и отклонениями от нормы. И абсолютно ничего удивительного нет в том, что у этих лисиц, отобранных затем по поведению, изменилось количество гормонов (для рекламы этой простой истины было затрачено более 50 тыс. рублей при создании специального фильма для показа на 14 Международном генетическом конгрессе. Д. К. Беляев писал: "Результаты описанных опытов могут быть правильно объяснены только с позиций общебиологической теории стадийного развития, обоснованной академиком Т. Д. Лысенко" ("Кролиководство и звероводство", 1953, № 1).

Каждый может вспомнить, как без великой теории "дестабилизирующего отбора" создано феноменальное разнообразие собак, различных по внешнему виду и поведению, а также золотых рыбок от их предка — обыкновенного карася. Все это разнообразие возникло как следствие близкородственных скрещиваний и обычного отбора. Но для Д. К. Беляев нужна была видимость хотя бы какой-то концепции.

В 1976 году Международная федерация генетиков из уважения к вавиловскому периоду развития генетики в СССР дала согласие на проведение 14 Международного генетического конгресса в Москве в 1978 году. К этому времени академик Б. Л. Астауров умер, а крупнейшего отечественного генетика академика Н. П. Дубинина Д. К. Беляев со своей сионистской "компанией" изолировал, чтобы по существующей традиции в Международной федерации самому занять пост Президента на 5 лет. И хотя у Д. К. Беляева не было ни одной монографии, ни одной книги (даже брошюры) или каких-либо мало-мальских крупных публикаций, он все же занял крупный пост в Федерации генетиков.

Когда стала известна программа XV Международного генетического конгресса, который состоялся в 1983 г в Индии, генетики с изумлением узнали, что ни один из 70 симпозиумов не возглавляет советский ученый. Это совершенно небывалый случай, тем более, что предыдущий XIV генетический конгресс состоялся в Москве, а президентом Международной ассоциации генетиков на срок 1978-1983 гг был избран советский ученый академик Д. К. Беляев. Не отвечая вовсе или несвоевременно реагируя на письма индийского оргкомитета, Беляев сделал все возможное, чтобы советская наука не была представлена на этом международном форуме. Более того, Беляев не счел нужным информировать нескольких крупных отечественных генетиков, получивших личные приглашения на чтение лекций в рамках XV МГК 1983 г. По-видимому, личные амбиции не позволили Д. К. Беляеву известить приглашенных ученых, и в итоге мы получили полный провал, полную изоляцию советской генетики от мировой науки на XV Международном генетическом конгрессе".

Хотя мне очень нравился Институт цитологии и генетики (его строительство начиналось с моим участием — я вбивал первый колышек при строительстве его корпуса), любил Академгородок, лес, полный грибов, Обское море и другие блага Академгородка, работать с Д. К. Беляевым стало невмоготу. Я был даже рад уехать в длительную командировку. Поговорив с директором Института биологически активных веществ СО АН СССР во Владивостоке доктором химических наук Б. Г. Еляковым, я согласился переехать во Владивосток, оформил перевод в другой Институт СО АН СССР, , сдал свою прекрасную двухкомнатную квартиру в Золотой долине Новосибирского Академгородка и отправил контейнером свою библиотеку во Владивосток. У меня были двое маленьких сыновей — Андрей (родился 8 сентября 1962 г) и Алексей (родился 1 декабря 1963 г), жена ботаник и биохимик. Хорошо, что она родилась в г. Зее Амурской области, жила там до поступления в Томский университет. Она не боялась Дальнего Востока и вместе со мной готова была помочь Г. Б. Елякову в создании будущего Института биоорганической химии (сначала его называли Институтом биологически активных веществ).

И вот в апреле 1964 г я прибыл с семьей во Владивосток, где был избран заведующим лабораторией морской биохимии Института биологически активных веществ (вскоре преобразованном в Тихоокеанский институт биоорганической химии). Моя супруга, Дьячковская Тамара Борисовна, стала работать младшим научным сотрудником в этом же Институте.

До выделения постоянной квартиры Г. Б. Еляков поселил нас в гостинице Академгородка г. Владивостока рядом с Институтом биологически активных веществ, которому отдали готовое здание Института геологии. Он выделил мне в этом здании 10 комнат для лаборатории, 20 вакансий научных сотрудников и лаборантов, необходимые деньги на закупку приборов и реактивов.

За 4 года я организовал хорошую лабораторию биохимии в Институте, воспитал примерно 20 молодых специалистов-биохимиков, одновременно читал курс биохимии в Дальневосточном университете и мединституте

Самым большим резервуаром жизни на Земле являются моря и океаны, занимающие 71% земной поверхности. Их заселяют более 500000 видов растений и животных, а количество микроорганизмов, обитающих в этой среде, еще даже не удается оценить.

Химический состав морских организмов в середине 20-го века только начал изучаться. Были мало изучены фармакологические свойства биологически активных соединений, полученных их гидробионтов. Совершенно не разработанными оставались методы их синтеза, биотехнология получения лекарственных и других хозяйственно ценных химических соединений морских организмов. С целью ликвидировать отставание СССР в этой области Академия Наук и организовала на берегу океана наш огромный Институт, выделив для его развертывания большие нефтедолларовые ресурсы.

Заместителями Г. Б. Елякова были молодые химики из Москвы — Виктор Евгеньевич Васьковский и Юрий Иванович Оводов. Институт был сугубо химический. В нем было лишь три нехимические лаборатории: фармакологии (зав. доктор мед. наук И. И. Брехман), ботаники (зав. кандидат биологических наук П. П. Горовой), биохимии (зав. кандидат медицинских наук Г. Д. Бердышев). Мне сразу же присвоили звание старшего научного сотрудника по биохимии.

Мне очень понравился коллектив Института — простые работящие славяне, привыкшие ко всем жизненным трудностям Владивостока. Во Владивостоке, как в Томске и Новосибирске, никто не обращал внимания на национальность человека. Почти все мои учителя в Томске были евреи. Половина Института цитологии и генетики состояла из лиц еврейской национальности. Еврейский национализм здесь не проявлялся в открытой форме, был мягким и скрытым. Естественно, не было даже малейших проявлений антисемитизма. Хотя Р. И. Салганик держал меня в черном теле, старался отправить меня в другой город, внешне он относился ко мне дружески. Мы с ним иногда вдвоем ездили с ночевкой на рыбалку. Однажды за ночь поймали на блесну 11 крупных щук.

Обучение кадров, сооружение аквариума

Из молодых врачей, выпускников вузов Владивостока, ни один из которых не имел специальной биохимической подготовки, я набрал штат сотрудников лаборатории и начал обучать их биохимии. Подбору кадров способствовала моя работа на полставки доцента в Университете и медицинском институте Владивостока. Лучших выпускников этих вузов я брал в свою лабораторию. Особенно тесно я сотрудничал с мединститутом. В течение нескольких лет мне приходилось работать с нагрузкой 240 часов в год. Я читал общий курс биохимии и ряд спецкурсов на кафедре биохимии Дальневосточного университета, руководил курсовыми и дипломными работами, принимал зачеты и экзамены. Два раза в неделю мы проводили учебные семинары с утра до вечера, совмещая их с футбольными матчами, которые устраивали сам директор Института Г. Б. Еляков и его замы. В. Е. Васьковский и Ю. И. Оводов. Был составлен график соревнований между лабораториями и все мужчины — сотрудники Института участвовали в этих футбольных матчах. Тренировались несколько раз в неделю после работы.. Футбольное поле было рядом с Институтом на берегу океана. За день семинаров мы заслушивали четыре двухчасовых лекций, состоящих в основном из обзоров иностранной и отечественной литературы. Отдел снабжения доставал для нас оборудование и реактивы. У нас в штате было два водолаза для заготовки трепангов, морских ежей и прочей морской живности. Камбалу мы брали у рыбаков Владивостока, выезжая в море с баллонами, наполненными жидким азотом для быстрого и глубокого замораживания органов на их рыболовных судах. Для исследования горбуши мы оборудовали филиал лаборатории на Соколовском рыборазводном заводе на о. Сахалин и работали там с мая по сентябрь. Главное внимание в этот период я уделял оборудованию аквариума для содержания морских животных в Институте. Г. Б. Еляков выделил нам несколько подвальных помещений, дал средства и мы, пригласив из ТИНРО специалистов, соорудили многокамерный аквариум для содержания беспозвоночных и рыб. Главный инженер аквариума в свое время создавал аквариумы в Мурманском биологическом институте и в Севастопольском Институте биологии южных морей. Он участвовал в строительстве и одесского аквариума. Вода по трубам после очистки бралась из бухты Петра Великого. Были поставлены два насоса типа "СНШ" производительностью 80 м3/час с электродвигателями 4,5 кВт. Аэрация обеспечивалась компрессором "ОИ-16" на 4 атм объемом 16 м3 воздуха в час. Снабжение расходных резервуаров водой и воздухом было автоматизировано и специальных круглосуточных дежурств не проводилось. Кроме морского водопровода в аквариуме был сооружен единый пресноводный пожарно-хозяйственный водопровод. Был сооружен фреоновый холодильник и электронагреватель воды, которые позволяли регулировать температуру воды в каждой аквариальной камере. Была отработана аквакультура тех объектов, которые мы исследовали в сравнительном аспекте. Были решены вопросы развития личинок рыб и беспозвоночных, их питания, отношения к градиенту температурных факторов и друг к другу, к колебанию солености, освещения. На все эти разработки я впоследствии получил авторские свидетельства на изобретения (235, 237-240, 273, 275, 276, 277, 300, 303, 304, 306, 307, 310, 317, 344, 345, 379, 382, 384, 449, 457-461).

В аквариуме постоянно содержались трепанги, морские ежи, морские звезды, актинии нескольких видов, голотурии, офиуры, гастроподы, прибрежные крабы, креветки, изоподы, асцидии, мидии, литорины, из рыб — камбалы и горбуша. Периодически в аквариумах жили другие гидробионты, необходимые для сравнительных исследований.

Владивостокский опыт строительства аквариумов мне пригодился в последующие годы, когда в Киеве и Перми мне пришлось получать генопротекторы из аквариумных гидробионтов.

Поскольку гидробионты, обитающие в Днепре, Каме и многих других реках Украины и Урала сильно загрязнены радионуклидами, тяжелыми металлами, пестицидами, нитратами, бифенилами и многими другими вредными ксенобиотиками, они не могут служить экологически чистыми источниками генопротекторов. Поэтому для решения проблемы "лекарств из гидробионтов" в загрязненных чернобыльских и кыштымских регионах необходимо было воспользоваться Владивостокской методикой аквакультуры с тем, чтобы получать чистые лекарства непосредственно из аквариума.

Интенсивное обучение сотрудников, напряженная методическая и научно-исследовательская работа уже через год дала высокие результаты. Наши статьи стали публиковаться в самых серьезных журналах как у нас в стране, так и за рубежом. Г. Б. Еляков, сам публиковавший свои статьи только за границей, был доволен высоким уровнем нашей работы.

В 1965 г мне присвоили звание старшего научного сотрудника по биохимии. Для этого я собрал массу документов. Полагалось представить отзыв о моих научных работах крупного специалиста – биохимика. Его дал единственный на Дальнем Востоке биохимик доктор биологических наук И. Ф. Беликов, старик, всю жизнь проработавший во Владивостоке. Сохранилась копия этого отзыва.

ОТЗЫВ

о научных работах зав. лабораторией биохимии Института биологически активных веществ кандидата мед. наук Г. Д. Бердышева

За период 1957-1965 гг. Г. Д. Бердышев опубликовал в различных изданиях более 25 научных работ, объем которых составляет около 30 печатных листов. По характеру всю печатную продукцию Г. Д. Бердышева можно разделить на три группы — журнальные статьи, монографии и библиографические работы.

Свои превые печатные работы в количестве 8 статей Г. Д. Бердышев посвятил изложению экспериментальных данных, полученных им при изучении витамина В12 и его действию на систему крови при лучевом поражении, вызванным рентгеновскими лучами и лучами бетатрона. Эти работы являются первыми, они часто цитируются отечественными и зарубежными авторами. Исследования по изучению витамина В12 были завершены автором опубликованием монографии "Ионизирующие излучения и витамины" (Медгиз, 1960). Этой работой Г. Д. Бердышев была впервые обрисована проблема ионизирующих излучений и витаминов и сделан обзор мировой литературы по данному вопросу. Его монография до сих пор остается единственной и является своего рода справочником по вопросу обмена и действия витаминов в облученном организме.

Вторая группа статей Г. Д. Бердышева посвящена изложению результатов исследований в области изучения нуклеиновых кислот и ферментов — нуклеаз в возрастном аспекте у наземных и морских животных. В частности, в отдельных статья показано, что синтез нуклеиновых кислот в синхронных культурах кишечной палочки протекает синхронно.

Впервые в биохимии им отработана методология изучения обмена этих соединений у холоднокровных морских животных и начаты обширные исследования в этой области.

Следующая группа печатных работ Г. Д. Бердышева носит историко-библиографический характер. Эти отдельные издания посвящены выдающимся ученым Сибири В. В. Сапожникову и С. И. Коржинскому. В этих работах автор проявил большую эрудицию в вопросах ботаники и физиологии растений. Объективно была показана роль в развитии науки Сибири этих двух замечательных людей. Часть работ посвящена изучению механизмов старения.

Все работы Г. Д. Бердышева оригинальны по замыслу и проведены на высоком уровне. Он показал себя способным пользоваться научной литературой, самостоятельно ставить и решать актуальные вопросы биохимии. Считаю Г. Д. Бердышева зрелым научным работником, который может работать не только сам, но квалифицированно руководить коллективом, а потому он достоен присвоения ему звания старшего научного сотрудника.

Зав. лабораторией биохимии Биолого-почвенного Института СО АН СССР, доктор биологических наук И. Ф. Беликов

14 сентября 1965 г. г. Владивосток

Так получилось, что почти все сотрудники лаборатории были мужчины. Из девушек постоянными сотрудниками были Светлана Баранова, Галя Боярских и Александра Пасницкая. Особенно талантлива и энергичная была Шурочка Парсницкая, которая умерла молодой, не раскрывшей всех своих творческих возможностей исследовательницей. Мы с ней опубликовали несколько серьезных работ, она успешно подготовила и защитила кандидатскую диссертацию. Моим замом по лаборатории был Валерий Александрович Рассказов, прекрасный методист, поставивший почти все методы изучения нуклеаз, которыми пользовалась лаборатория. Леонид Игатьевич Пирский поставил многие методы изучения обмена нуклеиновых кислот с помощью радиоактивных изотопов. Валерий Васильевич Галкин разработал методы количественного определения нуклеиновых кислот в тканях гиюдробионтов. Прекрасный методист и подводный пловец, он страшно не любил писать статьи и научные отчеты. Мне стоило больших усилий заставить написать его кандидатскую диссертацию по биохимии трепанга, которую он успешно защитил в Институте биохимии АН УССР в Киеве (892).

Мне в целом повезло с сотрудниками, которых я набрал, абсолютно их не зная. Примерно 80% из них были трудолюбивые, порядочные, талантливиые сотрудники. Один из них оказался скрытым шизофреником. Я его отправил в Москву в Институт молекулярной биологии АН СССР на стажировку. Он там перебил посуду и самостоятельно отправился в психиатрическую больницу, в которой и окончил свою жизнь. Одна сотрудница из Ленинграда оказалась скандалисткой. В борьбе за квартиру она устроила грандиозный скандал, который длился несколько лет. Перессорившись со всеми во Владивостоке, она отправилась на Сахалин, а затем на Камчатку, где вышла замуж за моряка и обзавелась наконец квартирой. Светлана Баранова оказалась страшной сплетницей, из-за которой я несколько раз попадал в сложные положения. Г. К. Коротаев, Г. Боярских поехали в Московский университет, где под руководством моего друга профессора Б. Ф. Ванюшина изучали метилирование ДНК у горбуши. Летом и осенью они выделяли ДНК из различных оганов горбуши, в жидком азоте увозили ее в лабораторию биоорганической химии академика А. Н. Белозерского и совместно с Б. Ф. Ванюшиным зимой изучали изменение ее метилирования на разных этапах нереста. Так мы открыли возрастную специфичность метилирования ДНК у животных (87, 88).

Во Владивостоке я создал методологию изучения нуклеиновых кислот и ферментов-нуклеаз у холоднокровных морских животных, получения из тканей гидробионтов генопротекторов. Я и мои сотрудники изучали нуклеиновые кислоты и ферменты-нуклеазы камбалы, горбуши, трепанга и других морских животных. У камбалы самцы стареют и умирают не позже 10-11 лет. Самки же камбал не стареют, у них неограниченный рост. В музее Пхеньянского университета хранится одна из 6 самок камбал длиной 3 м, которые были выловлены корейскими рыбаками.

Горбуша — представительница тихоокеанских лососевых рыб — умирает после единственного акта репродукции (смерть "от любви"). Если удалить гонады, то она живет в три-четыре раза дольше. Нами были изучены механизмы запрограммированных старения и смерти горбуши после нереста, связанные с изменением структуры и функций нуклеиновых кислот и ферментов-нуклеаз.

У трепанга, если его извлечь из глубины, автотомируется желудочно-кишечный тракт, который при возвращении его в море регенерирует за несколько дней. Мы изучили роль нуклеиновых кислот и ферментов-нуклеаз в этом чуде регенерации.

Изучая биологически активные вещества гидробионтов, наиболее глубоко мы исследовали нуклеиновые кислоты, их производные и компоненты, ферменты нуклеиновых кислот.

Впервые из ряда морских организмов были выделены и охарактеризованы полимерные нуклеиновые кислоты и ряд ферментов-нуклеаз (трепанг, камбала, горбуша). Показано присутствие тканевой и возрастной специфичности метилирования ДНК у горбуши. У голодающей в течение нерестовой миграции (6 месяцев) горбуши открыт процесс деметилирования ДНК как следствие нарушения обмена метионина. У нерестующей горбуши найдено нарушение процесса транскрипции, приводящее животное к гибели после единственного в жизни акта репродукции. Проведено систематическое изучение нуклеаз у ряда морских организмов. В печени камбалы обнаружена ДНКаза, обладающая специфичностью (на ранних стадиях гидролиза) к азотистым основаниям. Разработаны методы получения азотистых оснований, нуклеозидов и нуклеотидов ДНК (209, 225, 227, 236, 267, 269, 329). У ряда морских животных изучены возрастные изменения обмена нуклеиновых кислот.

По результатам этих исследований я написал три монографии и в Ленинграде защитил докторскую диссертацию (1971 г) "Нуклеиновые кислоты и ферменты-нуклеазы пойкилотермных морских животных" (143, 172, 174, 271, 299, 371).

Во Владивостоке меня поразила величественная природа — горы, покрытые невиданными лесами, которые осенью загорались удивительно пестрым ковром, сотканным сказочным волшебником, море, то ласковое, то грозно катящее на берег могучие волны. Меня угнетала мысль, что мы, горстка русских, окружены миллиардом китайцев, миллионами корейцев, японцев, вьетнамцев и вообще азиатов. Я назвал Владивосток "каменным мешком", о котором забыла Родина-мать. Население города не ощущает никакой заботы россиян. Продукты были дорогие, их не хватало. Часто не было электричества, холодными были квартиры. Ужасным был климат: зимой большая влажность, сильный ветер, приносящий снег и холод с Евразийского материка.

Кончилось время моей командировки, я не захотел остаться в Приморье навсегда. Из Владивостока я уехал по двум причинам: из-за климата, к которому не могли приспособиться моя жена и дети, и вследствие желания возвратиться на свою историческую родину Украину, откуда Петр І отправил в сибирскую ссылку моих предков, обвинив их в пособничестве Мазепе.

Задание командировки я выполнил — создал хорошо оснащенную лабораторию биохимии, из врачей, химиков и моряков воспитал сплоченный коллектив специалистов-биохимиков, которые вышли на мировой уровень исследований.

Я быстро привязываюсь к новым местам и людям. Мне жаль было уезжать из Владивостока, где я принимал участие в решении грандиозной задачи — освоении химических ресурсов мирового океана. Жаль было расставаться с моими учениками, которых я вывел в большую науку.

Я уехал из Владивостока в апреле 1968 г., оставив лабораторию биохимии моему ученику (сначала аспиранту, потом заместителю директора по науке) Валерию Александровичу Рассказову. За прошедшие 35 лет Тихоокеанский Институт биоорганической химии превратился в ведущий академический институт, изучающий биологически активные вещества морских организмов и дальневосточных лекарственных растений.

"Морские организмы,— рассказывает Георгий Борисович Еляков, — сейчас вызывают огромный интерес в связи с развернувшейся в мире "погоней за веществами" со все новыми свойствами, полезными для человека. Соответствующие научные учреждения создаются в США, Японии, Австралии, Германии, Франции". Лидер мировой науки в этой области — Тихоокеанский институт биоорганической химии Российской академии наук, созданный академиком Г. Б. Еляковым. ТИБОХ входит в целую систему институтов, созданную за многие десятилетия в Росии на Дальнем Востоке на берегу Тихого океана.

Задача морской биотехнологии — использовать в промышленности, медицине, фармакологии и других областях деятельности человека то, что найдено в природе, в частности в морской среде, которая сравнительно недавно стала открывать свои тайны и возможности человеку. В Тихоокеанском институте уже получено около 500 новых биологически активных веществ из морских организмов. В перспективе практически каждое из них может найти то или иное применение. В Тихоокеанском институте биоорганической химии идет поиск новых физиологически активных веществ, среди которых антикоагулянты, радиопротекторы, иммуномодуляторы, контрацептивы, а также средства защиты сельскохозяйственных растений. Кстати, у них часто обнаруживаются совершенно новые ценнейшие качества. Например, "морские" антибиотики могут быть лишены недостатка, присущего известным сегодня лекарствам этого класса. Они не вызывают устойчивости к себе к болезнетворных микробов.

В институте собрана большая коллекция морских звезд, из которых выделено несколько серий новых стероидов, — всего более 80 соединений. Среди новых лекарственных препаратов, полученных в институте из морских организмов, можно назвать "пибоцин" (от английской аббревиатуры PIBOC), целый ряд алкалоидов (широко применяемые в меедицине физиологически активные вещества, к которым принадлежат, в частности, кофеин, морфин, эфедрин), а также поликарпин с высокой противоопухолевой активностью и новые противогельминтные препараты.

Другие направления российской морской биотехнологии — использование генетического разнообразия и биосинтетических возможностей морских организмов, поиск новых безотходных технологий, производство штаммов морских микроорганизмов.

Без преувеличения национальным достоянием является коллекция морских микроорганизмов, собранная в ТИБОХ. Она содержит более 4-х тысяч штаммов морских бактерий и тысячу штаммов морских грибов. Они найдены в самых разных районах Мирового океана (за исключением Антарктиды, куда экспедиция не состоялась из-зи материальных трудностей, с которыми столкнулась российская наука в последнее десятилетие). Другие известные в мире коллекции, как правило, посвящены только одному (своему) региону.

Как считает председатель Сибирского отделения АН России Николай Добрецов, развитие биотехнологии на Дальнем Востоке имеет большое значение не только для будущего науки, но и для судьбы всего региона, который сейчас переживает нелегкие времена. Для развития многих отраслей производства в нем сейчас просто не хватает людских ресурсов. Решение этой проблемы, по мнению академика Елякова,— в развитии высокотехнологичных отраслей. Ведь сравнительно небольшое количество специалистов, которое требуется, например, для такой высокотехнологичной отрасли, как фармацевтическое производство, основанное на морских биотехнологиях, можно готовить на месте, используя богатые восзможности дальневосточной науки и образования.

Я до сих пор поддерживаю связи с сотрудниками ТИБОХа. Вместе с заведующим лабораторией фармакологии И. И. Брехманом мы проводили исследования в области валеологии и публиковали совместные работы до самой его смерти в 1992 г. После этого я поддерживаю связи с его учениками. Изредка встречаюсь с профессором Ю. И. Оводовым, когда он прилетает в Киев. Мой ученик профессор Н. Е. Хурсин написал моему "научному внуку" Ю. М. Гафурову (аспиранту А. А. Рассказова) письмо с просьбой прислать книгу по ДНКазам, выпущенную во Владивостоке. Ю. М. Гафуров вместе с книгой прислал ему следующее письмо:

Глубокоуважаемый Николай Ефимович!

Спасибо за Ваш интерес к нашей работе. Мы с большой теплотой вспоминаем нашего Учителя. Я практически не общался с Геннадием Дмитриевичем, но с большим уважением относился к его способностям ставить проблемные задачи и умению не работать в корзину.

Валерий Александрович Рассказов и Валерий Васильевич Галкин передают приветы Геннадию Дмитриевичу. Александра Иннокентиевна Парсницкая лет 15 назад умерла.

Искренне Ваш, Ю. М. Гафуров. 31.08.2001 г.

С моими струдниками по ТИБОХу Л. И. Пирским, безвременно умершей А. И. Парсницкой (хохотуньей Шурочкой, как мы ее звали) мы несколько лет публиковали в Киеве и за рубежом статьи по биохимии морских организмов. Свою сотрудницу из Владивостока С. М. Желябовскую я пригласил в аспирантуру в свой отдел генетики индивидуального развития Сектора (Института) молекулярной биологии и генетики АН Украины. Она выполнила прекрасную кандидатскую диссертацию по молекулярным механизмам изменению транскрипции при старении, опубликовала две статьи в "Experimental gerontology" (?155, ?156). Я помог ей получить в Киеве двухкомнатную квартиру, которую она поменяла и уехала в Ростов-на-Дону, где стала работать в Ростовском университете. В этом городе жили ее родители. Они были счастливы жить вместе с дочерью и нянчить своих внуков и внучек.

 

V. Возвращение на мою историческую родину

Расстреляв или изгнав с работы своих генетиков в 1948г, Украина вынуждена была приглашать их из России, где благодаря деятельности Н. П. Дубинина в Новосибирском Академгородке был создан мощный академический Инстиут цитологии и генетики. В этом Институте Н. П. Дубинин собрал всех уцелевших генетических "зубров" (П. К. Шкварникова, Ю. Я. Керкиса, Луткова, Р. Л. Берг, З. С. Никоро, В. Ю. Тихонова, Н. А. Плохинского и др.), объединил вокруг них энергичную молодежь и вместе с Новосибирским университетом начал быстрое воспроизводство генетических кадров.

Логика развития науки привела руководство Академии наук Украины к необходимости быстрого восстановления генетики в республике путем приглашения "варягов" из Новосибирска и других городов. Без генетики Украина не могла развивать сельское хозяйство, медицину, биотехнологию. Их возможно развивать только на базе генетики. Без генетики невозможно освоение атомной энергии, космоса, решение всех глобальных задач человечества. Если первая научно-техническая революция в 20 веке была связана с физикой атома, то вторая революция в 20-21 веках связана с познанием гена.

Без генетики, без науки об охране генов человека человечество не выживет в грозном мире мутагенов и канцерогенов, в котором мы сейчас живем. Недаром выдающийся генетик нашего времени академик Н. П. Дубинин назвал ХХ век веком космоса, атома и гена.

Президент Украинской Академии наук Б. Е. Патон обратился к своему другу Председателю Сибирского отделения Академии Наук СССР академику М. А. Лаврентьеву с просьбой прислать в Киев отряд генетиков из Сибири.

М. А. Лаврентьев поручил подобрать группу кандидатов на поездку в Киев профессору П. К. Шкварникову — выдающемуся генетику, создателю знаменитых сортов пшеницы для Сибири ("Новосибирская-67") и Украины (короткостебельчатые сорта). П. К. Шкварников был в свое время заместителем по науке в Институте генетики у самого Н. И. Вавилова. Репрессированный Т. Д. Лысенко, он работал председателем совхоза в Крыму, пока его не позвал в Новосибирск Н. П. Дубинин. В Новосибирске он возглавил лабораторию экспериментального мутагенеза, одно время был заместителем Н. П. Дубинина, получил орден Ленина за сорт пшеницы "Новосибирская-67". П. К. Шкварников обратился ко мне во Владивосток с предложением переехать в Киев и стать его помощником в восстановлении генетики на Украине, разрушенной Т. Д. Лысенко.

После некоторого сопротивления со стороны директора Тихоокеанского института биоорганической химии академика Г. Б. Елякова меня отпустили из Владивостока на мою историческую родину. И вот в апреле 1968 г, сдав свою трехкомнатную квартиру Институту (в ней Еляков поселил своего ученого секретаря Н. И. Уварову), я с тремя малыми детьми (Андреем, Алексеем и Дмитрием, который родился в 1967 году) прилетел в Киев. Б. Е. Патон обещал мне хорошую трехкомнатную квартиру в Киеве, но его заместитель по хозяйственным делам В. П. Цемко схимичил и поселил меня в трехкомнатной "хрущевке", пообещав хорошую квартиру в элитном доме для Института физики АН УССР, который строил сын П. Шелеста, когда его построят. Я прописался в этой "хрущевке" площадью 36 м2 и через три месяца пошел к В. П. Цемко требовать обещанную квартиру в Феофании, где был возведен роскошный дом для сотрудников сына П. Шелееста. Но Цемко нагло сказал, что поскольку у меня в квартире на одного человека есть 5 м2, по существующим нормам меня не поставят даже на квартирный учет. Так я больше тридцати лет и живу в разбитой малометражной квартире в старом доме, построенном еще Хрущевым.

Кроме П. К. Шкварникова я тесно сотрудничал с профессором Юрием Петровичем Мирютой (1905-1976), кандидатом химических наук Сергеем Петровичем Коваленко, Степаном Ивановичем Стрельчуком, безвременно умершим в 1999 г. Они приехали из Новосибирска в составе нашего первого десанта генетиков и сильно помогли нам с П. К. Шкварниковым возродить генетику на Украине после лысенковского погрома. С. П. Коваленко был изгнан С. М. Гершензоном из Киева и был избран заведующим лаборатории генетики в Институте микробиологии АН Белоруссии. С. И. Стрельчук вместе со мной перешел на кафедру генетики и селекции Киевского университета и как доцент работал на кафедре до самой смерти. Он много курил и на этой почве у него развился рак легких.

Мы с П. К. Шкварниковым организовали Сектор генетики в Институте ботаники, руководимым академиком К. М. Сытником, который в то время был вице-президентом и руководил биологической наукой на Украине. Учредили журнал "Цитология и генетика", Украинское общество генетиков и селекционеров им. Н. И. Вавилова, восстановили кафедру генетики и селекции в Киевском университете. Я некоторое время работал старшим научным сотрудником в лаборатории экспериментального мутагенеза у П. К. Шкварникова, а затем, когда сектор генетики соединили с Сектором вирусологии и перевели вновь созданный Сектор молекулярной биологии и генетики в новое здание, которое строили для Института радиобиологии, я получил отдел генетики индивидуального развития (15 человек). В Секторе молекулярной биологии и генетики меня избрали секретарем партийной организации, и я по существу стал заместителем профессора С. М. Гершензона, которого Б. Е. Патон назначил руководителем объединенного Сектора молекулярной биологии и генетики. Опишу мою работу в этом Секторе более подробно.

 

VI. Борьба с претендентом на Нобелевскую премию

Три года работы в Секторе омрачились борьбой славянской части сотрудников с расистскими происками директора данного научного учреждения проф. С. М. Гершензона. Расскажу немного о Герше, как его мы все называли.

Известный украинский ученый-эволюционист И. И. Шмальгаузен как директор Института зоологии имел в нем мощную лабораторию, в которой группа исследователей во главе с Николаем Дмитриевичем Тарнавским изучала влияние тимусной ДНК на процессы рекомбинации у дрозофилы. Шмальгаузена пригласила Академия наук СССР возглавить ее другой институт, и он нашел в Москве себе заместителя в Киеве — кандидата биологических наук Сергея Михайловича Гершензона, который возглавил лабораторию генетики Шмальгаузена В Институте зоологии. Гершензон, ознакомившись с научными отчетами группы Н. Д. Тарнавского, не нашел ничего лучшего, как опубликовать их результаты под одним своим авторством. Н. Д. Тарнавский, пославший свою статью в печать раньше Гершензона, сумел опубликовать свои данные о влиянии тимусной ДНК на рекомбинацию и мутации у дрозофилы на несколько месяцев раньше Гершензона. Он написал в партийное бюро заявление о плагиате С. М. Гершензона, был огромный скандал, который друзья С. М. Гершензона с большим трудом замяли. Как Тарнавский, так и Гершензон продолжали свои публикации о мутагенном действии ДНК у дрозофилы, но вся мощь еврейской части Академии наук УССР обрушилась на молодого ученого. Не утверждались его научные отчеты, были сокращены его помощники, и в конце концов Гершензон изгнал его из Института зоологии.

В Киеве Н. Д. Тарнавский работу найти не смог. Гершензон обвинил его в антисемитизме и заблокировал его трудоустройство в любой биологический научно-исследовательский институт столицы. С большим трудом Н. Д. Тарнавский устроился на кафедру генетики и селекции сельхозинститута в г. Белая Церковь Киевской области. Как рассказывала жена Н. Д. Тарнавского А. З. Драбан, профессор архитектуры, Гершензон начал терроризировать их и в Белой Церкви — телефонные звонки с угрозой, пасквильные письма в ректорат сельхозинститута, клевета, сплетни обрушились на голову молодого ученого. Изгнав его из Киева, расправившись с ним, Гершензон посадил всю лабораторию на изучение мутагенного действия ДНК. Во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг Гершензон вместе с Украинской Академией наук был в эвакуации, в Уфе. Тарнавский же добровольцем ушел на фронт, был ранен, контужен и полуинвалидом вернулся в Белую Церковь. Как рассказала мне А. З. Драбан, Гершензон, возвратившись из эвакуации, продолжал преследовать Н. Д. Тарнавского и довел его до инфаркта, от которого он и умер в расцвете творческих сил. Так погиб молодой талантливый славянский ученый, истинный первооткрыватель химического мутагенеза Николай Дмитриевич Тарнавский.

В 1948 г Гершензон опубликовал итоговую статью о мутагенном действии тимусной ДНК на дрозофилу. В соавторы он включил как умершего Н. Д. Тарнавского, так и его ближайшего сотрудника Пантелеймона Онуфриевича Ситько. Через живого П. О. Ситько он забрал все данные группы Н. Д. Тарнавского, после чего обратил свою ненависть на П. О. Ситько. Последний впоследствии тоже умер от инфаркта миокарда, доведенный до смерти преследованиями Гершензона.

Приехав из эвакуации, С. М. Гершензон, оставаясь в АН УССР, занял кафедру генетики в Киевском университете им. Т. Г. Шевченко. Не помогло его отречение от генетики, когда в 1948 г на одном из совещании мичуринцев он поклялся перейти в лагерь лысенковцев и бороться с лженаукой генетикой. Его выгнали из университета, а в Институте зоологии он оставил дрозофилу и стал заниматься тутовым шелкопрядом.

Чистой генетикой и селекцией в Киеве занимался лишь один свекловод член-корреспондент АН УССР 60-летний В. П. Зосимович, который и убедил президента Б. Е. Патона пригласить из Новосибирского Института цитологии и генетики группу генетиков во главе с П. К. Шкварниковым.

Впервые я встретился с С. М. Гершензоном в 1968 году, когда приехал в Киев. В это время П. К. Шкварников был директором-организатором будущего Института генетики АН УССР, руководителем Сектора генетики в составе Института ботаники АН УССР, который возглавлял К. М. Сытник, вице-президент АН УССР, курирующий биологию. Приехав в Киев, я пошел представляться К. М. Сытнику. Это был крайне самоуверенный "организатор" науки, лысенковец по своим убеждениям. Уступив требованиям президента АН УССР академика Б. Е. Патона и научной общественности Украины, он нехотя дал согласие на организацию Института генетики, но присоединил его первоначальную основу — Сектор генетики — к своему институту. Петр Климентьевич Шкварников со своей сибирской прямотой и несгибаемой порядочностью часто конфликтовал с К. М. Сытником, который к моему приезду принял решение передать Сектор генетики в другой институт. К. М. Сытник принял меня холодно и с явной антипатией, которую сохранил до сих пор. Я знал об его обиде на Сибирское отделение Академии наук СССР, которое во время приезда делегации украинских ученых не пригласило его в Президиум совещания. Знал, что он интриговал против своего учителя знаменитого ученого М. Г. Холодного (1882-1953), исповедовал взгляды Т. Д. Лысенко. На его антипатию я ответил взаимностью. Он зачислил меня старшим научным сотрудником в отдел экспериментального мутагенеза П. К. Шкварникова, мы холодно расстались, пожав официально друг другу руки.

Из-за интриг К. М. Сытника сектор генетики повис в воздухе. Для решения его судьбы Б. Е. Патон пригласил комиссию из Москвы во главе с академиком В. А. Энгельгардтом, борцом за молекулярную биологию, личного друга профессора С. М. Гершензона. В. А. Энгельгардт собрал кагал украинских академиков (В. А. Белицер, П. Г. Костюк и другие) и они решили объединить Сектор генетики и Сектор вирусологии в Сектор молекулярной биологии и генетики во главе с С. М. Гершензоном. П. К. Шкварников и сотрудники Сектора генетики протестовали против этого решения комиссии, но К. М. Сытник убедил Б. Е. Патона в его целесообразности. К. М. Сытник распространил слухи, что приглашенный сибирский генетик — неуживчивый склочник, негибкий человек, трудный в общении. Он устроил Б. Е. Патону прямую линию с Д. К. Беляевым, и последний вылил на П. К. Шкварникова огромную бочку дегтя. Так сформировался клан ученых-генетиков и молекулярных биологов Москвы, Киева, Новосибирска, который повел борьбу с генетиками славянского происхождения во всех республиках СССР. Основной целью этого клана был захват академических институтов, кафедр ведущих университетов страны. В Новосибирске руководителями и активными членами этого клана были Д. К. Беляев, Р. И. Салганик, Д. Г. Кнорре, их "шестерками" стали В. И. Евсиков, В. А. Ратнер. В Москве лидерами клана были В. А. Энгельгардт, Р. Б. Хесин, С. И. Алиханян, В. П. Эфроимсон, сын вирусолога Зильбера Киселев, а "шестерками" стали Е. Л. Свердлов, Шестаков и превратившийся из Савла в Павла Л. И. Корочкин.

В Киеве во главе сионистского клана стояли академик В. А. Белицер, профессор С. М. Гершензон, В. В. Фролькис, В. А. Кордюм, С. Б. Серебряный, "шестерками" были академик П. Г. Костюк, С. С. Малюта, В. М. Моргун, И. А. Шевцов, Т. И. Бужиевская и, как я недавно узнал, мой ученик С. Н. Храпунов. Бельмом в глазу этого тайного сионистского спрута стал академик Н. П. Дубинин, выдающийся генетик современности, директор главного генетического учреждения СССР — Института общей генетики АН СССР, член Национальной Академии наук США. Н. П. Дубинин не понимал сионистской опасности, он широко приглашал в возглавляемые им научные учреждения ученых еврейской национальности, которые затем объединялись и начинали свою беспринципную войну на уничтожение. Он погиб в этой войне 22.04.1998 г.

Когда К. М. Сытник объединил Сектор генетики и Сектор вирусологии в единый Сектор молекулярной биологии и генетики АН УССР, ему передали еще не совсем достроенное здание рядом с Институтом микробиологии и вирусологии.

В течение полугода мы достраивали и осваивали этот корпус. Руководителем Сектора молекулярной биологии и генетики был назначен С. М. Гершензон, который вскоре был избран членом-корреспондентом АН УССР. П. К. Шкварников начал борьбу с С. М. Гершензоном за то, чтобы тот организовал для меня отдел генетики индивидуального развития. С. М. Гершензон сопротивлялся, звонил в Новосибирск Д. К. Беляеву и Р. И. Салганику узнать, как я отношусь к еврейской проблеме. Когда Р. И. Салганик приехал в Киев и убедил С. М. Гершензона, что я не являюсь антисемитом, что среди моих друзей и родственников есть евреи, а сам я был репрессирован, родился в ссылке в Сибири, он согласился создать для меня отдел в своем Секторе.

26 октября 1968 года я был избран по конкурсу заведующим отделом генетики индивидуального развития, занял семь модулей на пятом этаже корпуса, обставил их лабораторной мебелью, приборами, принял первых трех сотрудников-славян. Но больше ставок С. М. Гершензон мне не дал, хотя часто приглашал меня пить чай в своем кабинете и за чаем обсуждать научные новости. Увидев мою супругу Тамару Борисовну Дьячковскую, брюнетку из зейских казаков, он почему-то решил, что она еврейка и предложил мне устроить ее на работу в отдел цитогенетики В. П. Зосимовича, который занимался селекцией сахарной свеклы (умер 18.01.1981 г). Ее зачислили старшим инженером и ей впоследствии, при оформлении пенсии, пришлось брать справку, что она работала по своей специальности ботаника, а не инженером-электросварщиком.

П. К. Шкварников и С. М. Гершензон договорились избрать меня секретарем партийной организации Сектора молекулярной биологии и генетики, провели партийное собрание и избрали меня на вторую после руководителя Сектора должность в объединенном коллективе. Он состоял примерно из ста человек Сектора генетики славянского происхождения и ста сотрудников Сектора вирусологии (в основном евреев). Впоследствии я узнал, что основным мотивом здесь было стремление С. М. Гершензона заручиться содействием моего учителя А. Н. Белозерского, который как вице-президент АН СССР решал вопросы организации новых институтов в области химии и биологии. С. М. Гершензон часто посылал меня в Москву к Белозерскому просить содействия в превращении Сектора молекулярной биологии и генетики в соответствующий институт.

С. М. Гершензон использовал мою дружбу с вице-президентом АН СССР А. Н. Белозерским, курирующего химию и биологию, чтобы я добился превращения Сектора в Институт молекулярной биологии и генетики АН СССР. Я несколько раз ездил к А. Н. Белозерскому, убедил его в целесообразности превращения Сектора в Институт, подготовил необходимые документы для этого преобразования и создания нового мощного Института молекулярной биологии и генетики АН УССР. Пока я ездил в командировки, С. М. Гершензон подкупил ученика профессора П. К. Шкварникова старшего научного сотрудника кандидата биологических наук В. В. Моргуна, который был также заместителем секретаря партийной организации Сектора (т.е. моим заместителем), обещанием сделать его заведующим лабораторией и академиком и, пользуясь его согласием, уволил многих (более 100 человек за год) сотрудников, славян по этническому происхождению. На их место С. М. Гершензон взял представителей "малого народа", которые захватили ученый совет Института и все административные должности. Наши жалобы в отдел науки ЦК КПУ, президенту АН УССР академику Б. Е. Патону ни к чему не привели. Более того, с одобрения Б. Е. Патона С. М. Гершензон отправил на пенсию П. К. Шкварникова и многих других корифеев отечественной генетики — украинцев по национальности (профессора П. О. Ситько, профессора Н. Н. Колесника и других). С. М. Гершензон сократил многих талантливых молодых ученых-украинцеев (А. М. Герасимчука, С. П. Коваленко, Я. К. Кишко и других), взял на их место ученых еврейской национальности, полукровок и просто сочувствующих сионизму. Ему помогал в организации чисто еврейского института академик В. А. Белицер, главный советник академика Б. Е. Патона по биологии.

С. М. Гершензон стал за руку приводить ко мне научных сотрудников – девиц и молодых людей еврейской национальности, открывая соответствующие вакансии (А. А. Сирейскую, М. В. Бартошевскую, Моргунова и др.). Мой отдел вырос до 15 человек, хотя С. М. Гершензону его тематика (молекулярно-генетические механизмы развития и старения) не нравилась.

С. М. Гершензон был одним из активных преследователей Н. П. Дубинина. В гонениях на Н. П. Дубинина принимали участие президент Всесоюзного общества генетиков и селекционеров Н. В. Турбин, изучающий гетерозис растений, Д. К. Беляев и поддерживаемый им киевский селекционер сахарной свеклы И. Я. Балков, профессор А. А. Прокофьева-Бельговская и многие другие. Защищали Н. П. Дубинина некоторые москвичи, киевляне, в том числе и заведующий лабораторией в Институте сахарной свеклы профессор Н. А. Неговский. О перипетиях этой борьбы я написал следующую басню. Чтобы ее понять, нужно прочитать примечание к басне в конце текста, где я расшифровываю всех "зверей".

КАК УДАВ С КРОКОДИЛОМ НАУКОЙ РУКОВОДИЛИ

Ученый крокодил вилял хвостом,

Вздымалась муть в воде кругом.

Он жил в грязи научного болота,

Объедками питаясь бегемота.

Умом не мог похвастать крокодил,

Но он генетикой руководил.

Инстанциям совет давал,

При этом часто привирал.

Он гетерозис изучал

И отделение в болоте возглавлял,

Хотел орлом в науке быть,

Чин академика со временем добыть.

Для этого на непокорного орла

Наш крокодил спустил все силы зла.

В орле препятствие он видел

И всей его душою ненавидел.

Команду дал он комарам,

Пиявкам, ракам, паукам,

Чтоб те орла безжалостно кусали

И крылья паутиной оплетали.

Вредил орлу он чем попало,

И черной ненависть его была.

Но все ж его уменья не хватало

Чтоб ощипать все перья у орла.

Тогда призвал он гнус из-за границы.

Кричал он: вырвите у этой птицы

Все перья белые и пух,

Орлиный вытравите дух!

Он за границею вопил,

Что жить с орлом у них нет сил.

Что де орел не любит жаб и крыс,

И то и дело рвется ввысь.

Что де не видит в крокодиле

Он главную в науке силу,

Что мемуары каждый год

Научные он нагло издает.

За эту речь ему по шапке дали

И паспорт заграничный отобрали,

Чтоб там не распускал павлиний хвост

И не позорил свой номенклатурный пост.

Лишь крокодил отставлен был от дел

Хвост крокодилий быстро отлетел.

Без крокодильего ж хвоста

Жизнь в том болоте не проста.

На крокодила не похожий,

Он жизни не давал прохожим,

Из общества зверей его прогнали —

Там неудачников не признавали.

С такой обиды крокодил

И днем и ночью слезы лил.

На злую жалуясь судьбу,

Тщась продолжать с орлом борьбу.

В войне с орлом наш крокодил

Союз с удавом заключил.

Удав хотел в борьбе с орлом

Всем овладеть его гнездом

И из болота в солнечную высь

Одним прыжком перенестись,

Себе науку подчинить,

Ослов повсюду насадить.

Удав был сын болотного попа,

Имел дружков расстрелянного брата.

Их бденьем в академики попал,

Бесцветным оставаясь кандидатом.

Пошла по Академии молва —

Удав наш одомашнивает льва,

Мол дезруптивный творческий отбор

На практике решит научный спор.

Но от удавовых забот осатанев,

Вдруг озверел "домашний" этот лев —

И всю удавову теорию отбора

Он пригвоздил к столбу позора.

В болоте звери завистью горели.

Орла угробить яду не жалели.

Одна лишь кобра причинила много зла,

С глазами прогоревшими до тла.

В днепровский лес осла послал удав,

Травить слона ему заданье дав.

Пока над жертвою осел наш издевался

Удав своею властью упивался.

Мораль сей басни не сложна:

Ученым для защиты бронь нужна.

Свирепствуют в науке злые силы,

Творят разбой удавы, крокодилы.

До той поры страдать в науке людям,

Бороться с игом, тягостным и злым,

Пока руководить наукою ослы,

Удавами поставленные будут.

Март 1971 г.

Примечание:

Орел— Дубинин Н. П., Удав — Беляев Д. К., он был сын священника, его брат-генетик был расстрелян по доносу лысенковцев,Слон — Неговский Н. А., Крокодил — Турбин Н. В., Бегемот — Президент АН СССР, Кобра — Прокофьева-Бельговская А. А., Осел — И. Я. Балков — мелкий селекционер, в 1983 году заместитель директора Института сахарной свеклы в Киеве.

Эту басню я нигде не публиковал. Я нашел ее среди своих архивных бумаг совсем недавно и решил опубликовать. Надеюсь, что прошло более 30 лет с тех пор, как я ее написал, и ее публикация уже ничего не изменит. Умерли многие главные действующие лица этой басни, остались лишь некоторые. Примирит ли их учеников и последователей история?

В это время начались мои столкновения с руководителем Сектора С. М. Гершензоном по кадровым вопросам. За три года моей работы в Секторе молекулярной биологии и генетики С. М. Гершензон сократил и уволил более 100 научных работников-славян, зачислив на их место представителей малого народа. Поскольку в 1970-1971 гг я часто ездил в Москву к А. Н. Белозерскому оформлять документы по превращению Сектора в Институт, мои обязанности секретаря партийного бюро исполнял старший научный сотрудник отдела П. К. Шкварникова кандидат биологических наук В. М. Моргун, полностью предавший своего учителя и перешедший на сторону С. М. Гершензона. Он подписывал от имени партбюро приказы Гершензона об увольнении сотрудников славянского происхождения.

Таким образом, вместе с С. М. Гершензоном они за год выгнали 102 человека и даже отправили на пенсию П. К. Шкварникова. Моргун стал заведовать его отделом и быстро сделался членом-корреспондентом АН УССР, а затем и академиком АН УССР.

С. М. Гершензон имел привычку сокращать сотрудников Сектора во время их командировки. Так, он пять раз во время командировки сокращал доктора биологических наук профессора Пантелеймона Онуфриевича Ситько, своего старинного научного противника. После моих жалоб Патону и в ЦК КПУ он его восстанавливал на работе, чтобы затем вновь сократить. П. О. Ситько умер от инфаркта во время очередного столкновения с С. М. Гершензоном.

Несмотря на кадровые бои, внешне мы поддерживали дружеские отношения. С. М. Гершензон нуждался в моей дружбе с вице-президентом АН СССР академиком А. Н. Белозерским, без чьего благословения нельзя было Сектор превратить в Институт молекулярной биологии и генетики АН УССР.

В это время я познакомился с группой сотрудников Института микробиологии и вирусологии (Я. К. Кишко, Г. П. Гашко, В. В. Степанюк, А. Е. Карпов и др.), в составе которого был наш Сектор молекулярной биологии и генетики. Все они раньше работали в Секторе вирусологии по вирусу ядерного полиэдроза (ВЯП) под руководством С. М. Гершензона. ВЯП — это латентный ДНК-содержащий вирус, геном которого встроен в геном клеток хозяина — гусениц тутового шелкопряда. Они вводили шприцем в здоровые гусеницы тутового шелкопряда раствор РНК нормальных насекомых — и гусеницы заболевали ядерным полиэдрозом. Руководитель работ профессор С. М. Гершензон широко — в отечественной и зарубежной научной литературе — опубликовал результаты этих экспериментов как доказательство синтеза ДНК вируса на введенной вирусной РНК, т. е. обратной транскрипции. Гипотезу об обратной транскрипции раньше Гершензона высказывали некоторые американские ученые и в 1960 г ее поддержал С. М. Гершензон. Хотя он не выделил РНК-зависимую ДНК-полимеразу, которая бы катализировала синтез ДНК на матрице РНК (это сделали американские ученые Темин и Балтимор в 1972 г), он начал заявлять, что открыл обратную транскрипцию. В газетах, научно-популярных журналах, в кино и на телевидении началась хорошо организованная, невероятная по масштабам кампания прославления С. М. Гершензона как претендента на Нобелевскую премию, как гениального ученого сродни А. Эйнштейну. Я на партийном собрании пожурил С. М. Гершензона за преждевременную рекламу строго не доказанного открытия, чем вызвал его необузданный гнев и злобу. Он начал сокращать сотрудников моего отдела, пытался помешать защите моей докторской диссертации в Институте физиологии АН СССР в Ленинграде. Группа сотрудников С. М. Гершензона во главе с доктором биологических наук профессором Ярославом Григорьевичем Кишко была также не согласна с интерпретацией опытов своего шефа. Поскольку С. М. Гершензон и его сотрудники не имели ультрацентрифуг и другой современной техники для выделения чистой полимерной РНК (он пользовался молочными сепараторами), проведенные ими опыты Я. Г. Кишко и группа его помощников объясняла тем, что в раствор РНК попадали ВЯП и после инъекции РНК они размножались в гусенице, вызывая заболевание ядерным полиэдрозом. Когда они обратились за помощью ко мне, мы решили проверить опыты С. М. Гершензона и его сотрудников (И. П. Кок и других) на современной аппаратуре. Используя мощные ультрацентрифуги, мы выделили чистую РНК из гусениц, не зараженную частицами ВЯП, ввели ее раствор в тело здоровых гусениц и получили развитие ВЯП. Мы решили расширить круг инъецированных веществ в гусениц ядерного полиэдроза: вводили растворы ДНК, различных ферментов — и всегда после этого развивался ядерный полиэдроз. Нам стало ясно, что любая инъекция вызывает сильный стресс у гусениц, провирус ядерного полиэдроза активируется и насекомое заболевает ядерным полиэдрозом. Мы решили поставить контрольный опыт — вводили гусеницам физиологический раствор или даже чистую дистиллированную воду. И всегда ДНК-содержащий вирус ядерного полиэдроза активировался и вызывал гибель насекомых.

С. М. Гершензон изгнал профессора Я. Г. Кишко и его единомышленников из Сектора вирусологии (они стали работать в лаборатории поддерживающего их директора Института микробиологии и вирусологии профессора Московца). После этого он объявил Я. Г. Кишко алкоголиком, а Е. А. Карпова — шизофреником и начал их всячески преследовать. Но если Я. Г. Кишко выжил и нашел в себе силы противостоять козням С. М. Гершензона, то А. Е. Карпов сломался и был отправлен на пенсию. В отношении меня С. М. Гершензон организовал травлю, сделал невозможной мою работу в Секторе молекулярной биологии и генетики. Когда я делал в 1971 г доклад на Президиуме АН УССР (моя кандидатура рассматривалась на пост директора будущего Института молекулярной биологии и генетики), то С. М. Гершензон, К. М. Сытник и В. А. Белицер, собравшись после Президиума в кабинете Б. Е. Патона, постарались вывалять меня в грязи, а кандидатом в директора Института молекулярной биологии и генетики был избран ученик В. А. Белицера Г. Х. Мацука, только что вернувшийся из аспирантуры у А. А. Баева, ближайшего помощника В. А. Энгельгардта.

К. М. Сытник и С. М. Гершензон с В. А. Белицером начали против меня войну. Меня не избрали на пост секретаря партбюро Сектора. Когда меня хотели избрать председателем профбюро Сектора, люди Гершензона бегали по Сектору и агитировали сотрудников голосовать против моей кандидатуры.

Мой отдел начали сокращать, увольняя сотрудников или переводя их в другие отделы.

Защитив вопреки козням С. М. Гершензона докторскую диссертацию в Ленинграде, в Институте физиологии им. Павлова АН СССР, я перешел на работу заведующим кафедрой генетики и селекции в Киевский университет им. Т. Г. Шевченко, где не было такого сионистского засилья, как в Академии наук УССР.

Таким образом, я по совету П. К. Шкварникова перешел на работу в Киевский университет заведовать кафедрой генетики и селекции, которой до меня он заведовал с 1967 года. В 1971 году меня избрали по конкурсу заведующим кафедрой генетики и селекции, и я с тех пор я работаю в знаменитом своими традициями Киевском университете.

О наших результатах исследований на тутовом шелкопряде мы написали статью и отправили в журнал "Цитология и генетика", где редактором был П. К. Шкварников, а я был членом редколлегии, как и С. М. Гершензон. Редакция журнала, подобранная П. К. Шкварниковым, одобрила нашу статью и вскоре она была опубликована /1972, т. 6, № 4, с. 362-373 / (?168).

К этому времени вышли работы Темина и Балтимора об открытии обратной транскрипции. Им была присуждена Нобелевская премия. С. М. Гершензон послал протест в Нобелевский комитет, доказывая, что он — истинный автор открытия обратной транскрипции. Президент АН УССР Б. Е. Патон поддерживал С. М. Гершензона в его претензиях на Нобелевскую премию и когда он прочитал нашу статью, дающую иную интерпретацию опытов С. М. Гершензона и его сторонников, он был разъярен. Он сместил с поста редактора журнала П. К. Шкварникова, который организовал его в 1967 году, назначил редактором С. М. Гершензона, вывел из состава редакции меня и других ученых славянского происхождения, предоставив С. М. Гершензону право подбора членов редколлегии журнала. Он подобрал в состав редколлегии верных ему людей — и быстро превратил международный журнал в провинциальное издание.

Лишь через несколько десятилетий работы в науке я понял, что жизнь ученого — это непрерывная борьба. Формы этой борьбы разнообразные. Прежде всего это борьба со старыми парадигмами, теориями, концепциями, точками зрения. У каждой теории есть свои сторонники, свои "бойцы", которые стоят на страже концепции. Чтобы старую теорию заменить новой, приходится сражаться с защитниками старой парадигмы, задевая их глубинные интересы. Хорошо, если эта борьба носит академический характер — уважительный научный спор, дискуссия на страницах научных журналов, обмен письмами, книгами с изложением своих концепций, столкновения на научных конференциях и т. п. Поскольку сущность науки заключается в замене старых взглядов новыми, то ученый все время борется. Часто сторонники старой или новой концепции объединяются для общей борьбы. Возникает научная школа, которая сообща развивает новую концепцию, новое направление, новый метод познания. Каждая научная школа стремится захватить научные журналы, создать организацию ученых (академию наук, научное общество, ассоциацию и т. д.), расширить ряды своих сторонников, тем или иным способом ограничить возможности своих противников. Особого вреда обществу такая школа не приносит, хотя сторонники отживших теорий и парадигм могут страдать и даже уходить из данной области науки, иногда путем самоубийства.

Кроме научных школ существуют и другие формы объединения ученых. Самая вредная форма объединения ученых — это научные кланы. В научном клане объединяются те, у кого нет таланта ученого, того божьего дара интуиции и прозрения, способности творить в тяжких исканиях, которые присущи настоящим творцам научных школ, увлекающих своими идеями многочисленных учеников и последователей. Организаторами научных кланов выступают интриганы, не способные к тяжкому лабораторному труду, любители почестей, наград, административных постов. Высшим научным кланом в СССР стала Академия Наук СССР и ее республиканские филиалы. Она поглотила многие научные школы, управляя их развитием по своему произволу. Академия Наук объявила себя высшей формой объединения ученых, призванной управлять другими научными объединениями. Члены Академии наук присвоили себе право решать основные фундаментальные проблемы науки и общества, создали мощные прикладные — инженерные — центры. За это государство осыпало академии наук различными материальными благами — высокой зарплатой и доплатами за членство в Академии наук, государственными дачами, машинами, различными премиями и т. д. и т. п.

Часто Академию наук в России и СССР захватывали инородцы — немцы, евреи, армяне. Они препятствовали деятельности славянских ученых, запрещали критику ученых определенной этнической национальности, например, Эйнштейна.

Вспомним Д. И. Менделеева, которого императорская академия наук не захотела избрать своим членом. Вспомним несколько кораблей со славянскими учеными, философами, поэтами и писателями, которые Ленин и Троцкий отправили за границу, сразу отрезав России голову. Вспомним десятки и сотни славянских ученых, философов, писателей, религиозных деятелей, расстрелянных комиссарами в кожаных куртках, высланных в ГУЛАГ, утопленных в баржах или подо льдом.

Из Новосибирска в Киев в нашем лице приехала уже готовая научная школа генетиков, не ужившаяся с новым директором Института цитологии и генетики СО АН СССР "вторым Лысенко" кандидатом биологических наук Д. К. Беляевым. В Киеве мы попали в уже сформировавшийся научный клан, где идейным руководителем был профессор С. М. Гершензон. У этого клана была мощная организационная форма — Академия Наук УРСР, были свои руководители, свои исполнители — беспринципные "шестерки" славянского происхождения. Этот клан с 1919 г. отработал методы перемалывания костей неугодных ему ученых.

Осмысливая пережитое в Секторе молекулярноой биологии и генетики АН УССР, я в 1971 году написал в раздражении следующую басню.

Сказка о царе Питоне, Трутне, Жуке-прыгуне и о славном пчеловоде Слоне

Жил-был трутень Гершензон.

Смолоду был грозен он.

И всем пчелам то и дело

Наносил укусы смело.

Щит в лице Питона-друга

Гершензон имел в округе.

Трутней тот Питон любил,

Сладким медом их кормил..

Меду нет от Гершензона,

Тут совет дают Питону,

Как добыть желанный мед —

Нужен мудрый пчеловод.

Звери знали: есть в Сибири

Пчеловод, известный в мире,

Работяга мудрый слон —

И призвал его Питон.

Он сулит златые горы

И широкие просторы.

В царство трутней прибыл Слон —

Слишком был доверчив он.

Жук навозный - попрыгун

Был ресницами моргун,

Он любовью млел сыновьей,

Замом принят был Слоновьим.

Трудится наш слон в лесу.

Пчелы в улья мед несут.

Пасека растет — лишь трутням

Стало в ульях неуютно.

Воли Слон им не дает.

Бережет для пчел он мед.

И послали Гершензона

Трутни с жалобой к Питону.

Остроумьем Трутень блещет,

Злобно на Слона клевещет:

Де неповоротлив Слон,

Подавил всех трутней он.

Ссорится ежеминутно

Он со мною, Главным Трутнем.

Трутням меда не дает —

Никудышный пчеловод.

Наш Питон рассвирепел.

С муравейником велел

Слить рои семей пчелиных

Он без рассуждений длинных,

Трутня сделав головой.

И раздул наш Трутень бой

В том лесном объединенье.

Пчел он бросил на съеденье.

Бой полтавский тут пошел:

Муравьи кусают пчел,

Пчелы муравьев кусают—

Трутни руки потирают.

Жук навозный – попрыгун,

По глазам своим моргун,

На ветру листок попутный,

Вмиг сменил Слона на Трутня.

Начал он вредить Слону,

Вел с учителем войну,

Стал клеймить своим злословьем

Все деяния Слоновьи.

Сняли с должности Слона,

Сделав завом моргуна.

Он за это трутням лижет

Спину их и то, что ниже.

Ну, а Трутня Гершензона

По велению Питона

Муравьев лесной кагал

В академики избрал.

Стало голодно и трудно

Пчелам жить под игом Трутня.

Отощал лесной народ—

Трутень меду не несет.

От него пустой лишь звук

В Академии Наук.

Трутни ж Трутня славословят,

В жизни памятник готовят,

Для него медали льют,

Ему премии дают—

Все для трутня Гершензона

В царстве славного Питона.

Дали премию одну

И Слону и моргуну,

Чтоб не шел навозный запах

От жука на гибких лапах.

Так заслуги моргуна

В травле мудрого Слона

Отмечаются Питоном

По совету Гершензона…

Сказка ложь, да в ней намек,

Добрым молодцам урок.

Там, где трутни верховодят,

Там всем пчелам не до меда.

Там кипит полтавский бой —

Бьются пчелы меж собой.

Трутни ж этой драке рады—

Им идут чины, награды.

Пчелы впроголодь живут,

Их бесплодными зовут.

Славят же ежеминутно

Только гениальных Трутней.

Надо трутням не давать

Свое царство создавать,

Ставить во главе Питона—

Друга Трутня Гершензона.

Главой переехавшей научной школы был профессор П. К. Шкварников — талантливый ученый-генетик, человек несгибаемого мужества, непоколебимой честности. Он не мог смириться с новосибирскими кознями Д. К. Беляева, уехал из его вотчины со своими учениками, попав из огня да в полымя. Профессор П. К. Шкварников имел огромный опыт руководства разноплеменными научными коллективами, был интернационалист, боявшийся даже неосторожным намеком обидеть какого-либо инородца. Но он не смог смириться с административным произволом в любой его форме, который творился в Академии Наук Украины. Он начал протестовать против сокращения славянских кадров и замены их инородцами, против невыполнения обещаний, данным ему руководителем Академии Наук в момент его приглашения из Новосибирска. С. М. Гершензону только этого и надо было. Он распустил слухи о "трудном" характере П. К. Шкварникова, об его антисемитизме, о его слабости к женскому полу и т. д. и т. п. В результате президент АН УССР стал поддерживать С. М. Гершензона и перестал принимать П. К. Шкварникова. Главным исполнителем гонений на П. К. Шкварникова и его учеников и последователей стал вице-президент АН УССР академик К. М. Сытник, курирующий биологию.

 

VII. В светлом храме ученья и науки

Не желая тратить силы на борьбу с кланом Гершензона, я в 1991 г перешел на работу в Киевский университет.

История биологического факультета Киевского университета берет свое начало с кафедр ботаники и зоологии, которые входили в физико-математическое отделение философского факультета университета св. Владимира. Первыми заведующими этих кафедр были немец Г. Бессер и поляк А. Анджейовский. С 1842 года на этом отделении преобразовывается в отдельную кафедра сельского хозяйства и лесничества. В первые 10 лет лекции читались преимущественно на латинском и польском языке. В имперский период на факультете работали такие всемирно известные ученые-биологи, как И. Ф. Шмальгаузен, С. Г. Навашин, М. Г. Холодный, Н. Северцов, Ф. Добжанский. В советский период — Г. В. Фомин, А. В. Палладин, Д. К. Зеров, Г. П. Маркевич, Д. С. Воронцов, А. Т. Емченко. В 1922 г. на базе физико-математического факультета образовывается факультет профобразования Института народного образования. В 1921 г. биологические кафедры, ботанический сад, гербарные коллекции и кадровый потенциал этих подразделений явились основой создания биологических учреждений вновь организованной в 1919 г. Всеукраинской Академии Наук. В 1933 г. был восстановлен Киевский государственный университет, в котором впервые был самостоятельно выделен биологический (естественный) факультет. По университетскому Уставу 1939 года на факультете функционировали такие кафедры: 1) морфологии и систематики цветочных растений; 2) низших растений; 3) зоологии позвоночных; 4) зоологии беспозвоночных; 5) биохимии; 6) физиологии животных; 7) анатомии и физиологии животных; 8) анатомии и гистологии; 9) микробиологии; 10) дарвинизма и генетики. Подразделения и кабинеты: научно-исследовательский институт биологии, 13 лабораторий, 8 кабинетов (в т. ч. биологической литературы), музеи и гербарии, биологическая станция в Каневе. Срок обучения устанавливался в 5 лет.

После изгнания немцев в октябре 1944 г. были готовы к занятиям студентов зоологический музей (проф. Артоболевский), ботанический сад (проф. Финн), биологический, геолого-географический и историко-филологический факультеты. С 1949 г. после сессии ВАСХНИЛ биологический факультет стал называться биолого-почвоведческий, с 1954 г. — опять биологический. Наибольшее число кафедр на биологическом факультете Киевского университета было в 1947-1948 гг. — 17. С 2000 г. работает 10 кафедр. П. К. Шкварников восстановил кафедру генетики в Киевском университете под названием "Кафедра генетики и селекции".

"Университет красный, а ректор Белый",— говорили в 70-е годы про Киевский государственный университет им. Т. Г. Шевченко. Главный корпус бывшего университета Святого Владимира окрашен в цвета орденской ленты Святого Владимира (красный с черным), а фамилия ректора была М. У. Белый. М. У. Белый — известный физик, прекрасный организатор высшего образования и университетской науки. Когда к нему привел меня профессор П. К. Шкварников, я сказал ректору Киевского университета члену-корреспонденту АН УССР М. У. Белому: "Михаил Ульянович, я не знаю украинского языка, как же я буду читать лекции?" Он мне ответил: "Мы все читаем лекции по-русски. И вы также читайте лекции на вашем родном языке". В университете меня поддержал первый проректор академик Петр Григорьевич Богач, который пригласил меня в возглавляемый им Институт физиологии Киевского университета заведовать также лабораторией физиологической генетики. В университете я начал работать сразу же после приезда в Киев, т. е. с 1968 г, по совместительству читая доцентский курс на восстановленной нами кафедре генетики и селекции, которой заведовал до 1971 г профессор П. К. Шкварников. Кафедра была бедной: два микроскопа, пишущая машинка и термостат для сушки семян — вот и все оборудование кафедры. Опираясь на поддержку П. Г. Богача, я смог за несколько лет преобразовать кафедру в мощную кафедру общей и молекулярной генетики. Через госкомитет по науке и технике СМ СССР в Москве с помощью А. Н. Белозерского я получал каждый год дополнительное финансирование, благодаря которому оснастил кафедру современным оборудованием, реактивами, создал при кафедре лабораторию генетики индивидуального развития (в лучшие годы в ней работало до 60 сотрудников). Кафедра и отдел физиологической генетики превратились в ведущий центр генетического образования на Украине, вызывая злобу у С. М. Гершензона, который часто заходил на кафедру, пил с нами чай, а сам строил план захвата кафедры своими людьми.

На кафедре меня приняли доброжелательно — я с 1968 года работал там доцентом, читал молекулярную генетику, медицинскую генетику, онтогенетику, меня знали. Однако доцент Е. Л. Голынская, назначенная в переходный период исполняющей обязанности заведующей кафедрой, объявила мне открытую войну. Она рассчитывала, что я не выдержу ее нападок и уйду. Е. Л. Голынская — кандидат биологических наук, талантливый педагог, автор двух учебников по генетике на украинском языке. Она руководила работой научного студенческого кружка, руками студентов делала себе докторскую диссертацию по фитогемагглютининам. Студенты ее любили, у ней было много сторонников на факультете, так как она работала на кафедре физиологии растений с 1945 года. Во время войны она была партизанкой, за свои подвиги была награждена орденом и медалями. Имея задиристый характер, она продолжала свой партизанский бой и в мирное время: не признавала начальство, воевала с ректором Киевского университета, деканами, заведующими кафедрой, даже с секретарями ЦК КПУ, отвечающими за вузы и науку. Заведующий кафедрой физиологии растений Д. И. Проценко избавился от нее, переведя ее доцентом на кафедру генетики и селекции, где она держала в страхе всех сотрудников кафедры. Когда она узнала, что меня берут заведующим кафедрой, она ходила с протестом к ректору КГУ профессору М. У. Белому и декану биологического факультета Б. Г. Новикову. Но ректор и декан, много натерпевшиеся от ее вздорного характера, оставили ее протесты без внимания. Зная мою борьбу с С. М. Гершензоном, она объединила свои усилия с ним, Гершензон взял к себе в аспирантуру ее замужнюю дочь И. Карпову. Темой ее диссертации он назначил исследование мутагенного действия ДНК у бактерий. Это была вторая, кроме обратной транскрипции, идея-фикс С. М. Гершензона, против которой мне пришлось вести бой. Когда я был с ним в большой дружбе, он попросил меня изучить мутагенное действие лососевой ДНК на аспергиллюс нидуланс. Я с интересом взялся за работу, ознакомился с литературой, приготовил для опытов привезенные из Владивостока препараты лососевой ДНК, сформировал коллектив экспериментаторов. В опытах согласился участвовать приехавший вместе со мной из Новосибирского Института цитологии и генетики кандидат химических наук С. П. Коваленко и заместитель С. М. Гершензона кандидат биологических наук Ю. Н. Александров. С. П. Коваленко — талантливый химик и генетик, выпускник Московского университета, Ю. Н. Александров был питомцем Ленинградского университета и считался официальным заместителем заведующего отделом молекулярной генетики (т.е. С. М. Гершензона). Он в противоположность своему шефу был честным и принципиальным ученым и часто конфликтовал по научным вопросам с С. М. Гершензоном. Проведя исследование, мы не обнаружили мутагенного действия лососевой ДНК на аспергилюс нидуланс и опубликовали на эту тему статью в журнале "Генетика" в 1970 г (131). Статья вызвала гнев С. М. Гершензона. Он публично обвинил нас в неумении экспериментировать, затаил злобу на авторов статьи. С. П. Коваленко он выгнал из Сектора молекулярной биологии и генетики и вообще с Украины — он смог устроиться на работу лишь в Белоруссии, в Минском институте микробиологии. Ю. Н. Александрову же Гершензон несколько раз срывал защиту докторской диссертации и в конце концов отправил его на пенсию.

Если С. М. Гершензон как-то смирился с нашей критикой его работ по обратной транскрипции и после 1972 года никогда не упоминал больше о своем "приоритете", то эту статью в "Генетике" он не мог мне простить. Наши результаты подрывали его претензии на очередное его открытие мутагенного действия химических соединений.

Отцом С. М. Гершензона был выдающийся русский пушкинист М. О. Гершензон, с помощью бонн и дядек давший своему сыну хорошее домашнее образование. С. М. Гершензон хорошо знал несколько европейских языков, свободно говорил по-английски, внимательно читал генетические журналы Запада, переписывался со многими известными учеными за рубежом. Еще на заре своей научной деятельности он разработал свой метод делать великие открытия в науке. Он выбирал какую-либо нерешенную из-за отсутствия объективных условий (несовершенство оборудования, методов исследования и т. д.) проблему науки, сам без помощников ставил примитивные опыты (например, заменяя ультрацентрифугирование из-за отсутствие мощных центрифуг молочным сепаратором), "решал" эту проблему, публиковал в солидных журналах серию статей о своих "открытиях". Его друзья-журналисты и вообще работники средств массовой информации как по команде устраивали чествование автору "открытия", фамилия Гершензона гремела в СССР и затем на Украине. Он раньше американца Френкель-Конрата "собрал" из белка и нуклеиновой кислоты живой вирус, хотя технический уровень украинской биологии отставал от американского лет на сто. Он "открыл" трансдукцию у эукариот, химический мутагенез, обратную транскрипцию, прыгающие гены и т. д. и т. п. Хотя никто из серьезных исследователей серьезно не воспринимал эти "открытия" С. М. Гершензона, однако дивиденды они ему принесли немалые. Он стал академиком АН УССР, получил государственную премию Украины, диплом на открытие мутагенного действия ДНК, многие ордена и медали. Опираясь на свои регалии, сколько он погубил молодых ученых - украинцев и русских, довел их до смерти, выгнал с работы!

Он сделал еврейскими два академических института, которые стали воспроизводить кадры исключительно еврейской национальности. Все это ему удалось сделать с помощью еврейских организаций России и Украины, опираясь на поддержку руководства Академии Наук сначала СССР, а затем Украины, используя помощь купленных "шестерок" славянского происхождения.

Поскольку я ушел из его паучьих тенет в Киевский университет, где ректор М. У. Белый не допускал еврейского расизма, культивировал интернационализм и славянское единство, С. М. Гершензон более 10 лет не мог найти подходов к возглавляемой мной кафедре. Поскольку раньше он был заведующим этой кафедрой, мы приглашали его, П. К. Шкварникова и всех других бывших работников кафедры на различные юбилеи, торжества, пили с ними чай, фотографировались, чуть ли не обнимались и не целовались. Все эти годы он изучал обстановку в университете, на кафедре, планируя многоходовую комбинацию нанесения уничтожающего меня удара. Вместе с К. М. Сытником он начал везде и всегда кричать, что университет готовит слабые кадры генетиков. Они внушали эту мысль президенту АН УССР Б. Е. Патону, который, однако, нас никогда не критиковал, потому что на нашей кафедре училась его дочь Евгения Борисовна Патон, я был ее научным руководителем и она рассказала отцу о том, что уровень обучения на нашей кафедре был высокий, не ниже, чем в Московском или Ленинградском университетах. Мы преподавали, например, впервые в мире курс биологической инженерии, курс охраны генофонда и многие другие самые современные генетические курсы. Отчеты кафедры слушались на Президиуме Украинского общества генетиков и селекционеров им. Н. И. Вавилова (УОГиС), президентом которого был украинский академик А. А. Созинов, избранный директором Института общей генетики в Москве. Президиум давал самые прекрасные отзывы об уровне преподавания и подготовки кадров на нашей кафедре. Все ведущие генетики Украины были питомцами нашей кафедры. Даже директор Института молекулярной биологии и генетики академик Г. Х. Мацука не раз отмечал высокий уровень подготовки выпускников нашей кафедры, многие из которых трудились у него в Институте.

На кафедре со времен П. К. Шкварникова работали члены Президиума УОГиС, а я был несколько сроков первым вице-президентом этого общества, фактическим его руководителем (президент А. А. Созинов жил в Москве). Мы проводили съезды, печатали тезисы докладов, монографии, сборники трудов. Нас поддерживали все генетики и селекционеры республики. Но Гершензон все-таки нашел наше слабое место и нанес по кафедре уничтожающий, как он считал, удар.

 

VIII. С. М. Гершензон наносит удар

Несколько сроков я был членом партбюро факультета. Меня и нашу кафедру всегда поддерживал академик П. Г. Богач, который был директором Института физиологии Киевского университета, проректором по учебной работе. С. М. Гершензон попытался натравить на меня декана биологического факультета Б. Г. Новикова, но после разговора с П. Г. Богачем декан оставил свои нападки и стал сотрудничать со мной, пытаясь подчинить меня и сотрудников кафедры своему влиянию. Следующей попыткой Гершензона развалить кафедру стала деятельность доцента Е. Л. Голынской, дочь которой была у него аспиранткой. Голынская устраивала скандалы на заседаниях кафедры, писала на меня докладные в различные инстанции, науськивала на меня недовольных сотрудников кафедры и лаборатории. Но почти все ее попытки были безрезультатны, так как всем был известен ее склочный характер и никто ее серьезно не воспринимал. Убедившись в бесполезности своих атак против меня, она изменила тактику и стала чуть ли не моей единомышленницей в борьба за развитие кафедры. Я лично ее не преследовал, а всегда учитывал ее болезненный характер. В конце концов мы нашли способ мирного существования. Не изменился лишь ее соратник доцент В. С. Коновалов, психически больной человек, страдающий манией преследования. Во всех своих бедах он обвинял меня. Я его выдвинул на должность заведующего учебной базой факультета "Жуков хутор". Здесь мы проводили селекционные и другие научные исследования, студенты проходили летнюю практику по генетике. На базе был большой курятник, разводились куры,, утки, гуси, в прудах было много рыбы, на базе была пасека. Будучи вороватым человеком, В. С. Коновалов начал торговать рыбой, птицей, медом, зачислил на большую зарплату свою жену и дочь. Ревизия вскрыла все его махинации и новый ректор В. В. Скопенко пригрозил этому "бизнесмену", что, если он не уедет из Киева, то ему грозит тюрьма. Защитив докторскую диссертацию, В. С. Коновалов уехал в Житомирский сельскохозяйственный институт заведовать кафедрой генетики и селекции. С его отъездом уменьшилось количество анонимок на меня, например, о том, что я переписываюсь с предателем Родины выпускником кафедры моим ближайшим сотрудником В. В. Васильцом, который как лицо еврейской национальности вместе с родителями уехал на постоянное место жительства в Нью-Йорк.

Более удачным оказался другой ход, придуманный С. М. Гершензоном. На кафедре биофизики работал инженером радиофизик С. Н. Храпунов, который увлекался генетикой и хотел поступить на заочное отделение по нашей кафедре. Я поговорил с деканом, уговорил его оказать ему содействие в зачислении на специальность "генетика" по заочному отделению. Когда его зачислили студентом – заочником, я перевел его на должность старшего инженера кафедральной проблемной лаборатории. Правда, я был удивлен тем, как легко кафедра биофизики и лично П. Г. Богач отпустили своего сотрудника. Я выделил С. Н. Храпунову лучшую комнату лаборатории на 4-м этаже главного корпуса КГУ, отдал ему телефон, сгруппировал вокруг него группу талантливых сотрудников. Он учился и одновременно делал кандидатскую диссертацию по гистонам. Когда он закончил биофак и получил диплом, он сразу же защитил кандидатскую диссертацию. Я дал ему еще больше сотрудников и спланировал докторскую диссертацию. Вскоре я сделал его ассистентом, старшим преподавателем, а затем и доцентом кафедры. Остальные сотрудники лаборатории и кафедры всегда ставили мне в упрек то, что я так энергично забочусь о научном росте С. Н. Храпунова. Однажды я увидел его брата, который имел типичную семитскую внешность — курчавые волосы, толстые губы, черные глаза. Оказалось, что С. Н. Храпунов по матери — чистый еврей, лишь отец у него русский, который и дал ему фамилию. Пораженный этим открытием, я начал вспоминать его отношение с С. М. Гершензоном и убедился, что он является подсадной уткой моего научного противника. Именно от него исходили самые ядовитые анонимки, которые потрясали факультет. Например, из-за разногласий с мужем-алкоголиком и драчуном повесилась лаборантка кафедры Тяня Пушенко, которую я подготовил к поступлению на биофак и по существу обеспечил ее поступление в ряды студентов кафедры. Муж ее избивал и она с горя повесилась у себя дома. Появилась анонимка, что я совратил лаборантку и она именно из-за этого повесилась. Было судебное следствие и оно выяснило, что причиной самоубийства было её избиение мужем, разлучение ее с ребенком, которого муж забрал и отвез к матери. Анонимка оказалась лживой от начала до конца, но, оценивая ее стиль и подробности событий, я понял, что писал ее С. Н. Храпунов, лаборанткой которого и была Пушенко. Только он знал такие подробности ее жизни, которые не знал никто и которые были умело обыграны в анонимке.

Храпунов часто виделся с Гершензоном и докладывал ему о всех событиях в университете, на факультете и на кафедре. Вместе они вырабатывали планы в отношении кафедры и лично меня. По совету С. Н. Храпунова они перетянули на свою сторону академика Г. Х. Мацуку, который раньше ко мне хорошо относился. Г. Х. Мацука хотел, чтобы президиум УОГиС располагался не на кафедре генетики КГУ, а у него в Институте молекулярной биологии и генетики. Но основным препятствием для осуществления его планов был я. Если бы удалось убрать меня с кафедры, то Президиум УОГиС, его счет на 20-30 тысяч рублей, печать и бланки, возможность управления 3000 членами общества перешли бы к нему, в Институт молекулярной биологии и генетики. Г. Х. Мацука организовал у себя в Институте филиал кафедры биохимии, которой заведовал декан факультета Н. Е. Кучеренко, бывший личным другом нового ректора КГУ профессора В. В. Скопенко. Хотя Н. Е. Кучеренко относился ко мне внешне терпимо, но у Академии Наук Украины были мощные рычаги влияния на него и на нового ректора — их желание стать академиками АН Украины. Меня все это сильно беспокоило и я обсудил меры защиты с академиком П. Г. Богачем. Он обещал мне помощь.

С. Н. Храпунов инспирировал скандал с аспирантом из Азербайджана Ш. А. Асадовым, который после окончания аспирантуры вдруг захотел остаться ассистентом кафедры или научным сотрудником кафедральной лаборатории. Асадов плохо знал русский язык и не мог остаться на преподавательской работе. Я предлагал ему работу по специальности в других учреждениях, но он и слышать не хотел об этом — только КГУ и ничто другое. Он начал писать сотни жалоб во все инстанции: в ЦК КПСС, ЦК КПУ, в Совет Министров СССР, УССР и в другие — вплоть до ООН. Эти жалобы Ш. А. Асадова сильно подорвали мой авторитет в глазах ректора и декана. Дело дошло даже до заместителя министра высшего и среднего специального образования, который выразил мне неудовольствие.

Храпунов же раздувал еще один скандал внутри проблемной лаборатории, связанный с П. З. Степаненко. Питомец кафедры физиологии КГУ, он был известен скандальным характером, хотя владел методами исследования мыслительной деятельности крыс и мышей, что меня в то время сильно интересовало. Взяв с него обещание не скандалить, я согласился с просьбой академика П. Г. Богача присоединить его группу из пяти человек к созданной мной на факультете проблемной лаборатории генетики индивидуального развития (в лаборатории стало 60 человек).

Пока был жив П. Г. Богач, П. З. Степаненко свои скандалы гасил внутри кафедры и лаборатории. Однако вскоре (в мае 1982 г) умер от рака почки П. Г. Богач. Он знал, что у него рак почки, что он скоро умрет. Поэтому он вызвал всех своих ближайших сотрудников и 20-30 минут с каждым беседовал. Во время разговора со мной мы обсудили перспективы исследований по теме "Гипоталамус и гены", которые его сильно интересовали. Мы говорили только о будущих исследованиях, ни на что больше в разговоре не отвлекались. Составили программу исследований в рамках отдела физиологической генетики Института физиологии КГУ, директором которого он являлся. До сих пор помню его слабое пожатие руки и прощальный взгляд. Оба мы понимали, что видимся на земле последний раз. Через несколько недель он умер. Я бросил горсть земли на его гроб в могиле на Байковом кладбище, участвовал в поминках покойника. До сих пор факультет помнит этого талантливого ученого, лектора, организатора, оставившего глубокий след в душах своих многочисленных учеников. На стенах созданного им Института физиологии при Киевском университете в честь его установлена мемориальная доска.

Его смерть оставила меня без поддержки перед лицом могущественных врагов, слабых друзей или безразличных нейтралов, не желающих ввязываться в лишнюю борьбу. Мои друзья сами находились под прицелом могущественных врагов и были ограничены в оборонительных действиях.

Не сдерживаемый П. Г. Богачем, сорвался с цепи П. З. Степаненко, забуянили некоторые другие сотрудники моей лаборатории и кафедры. За 1984 год в различные инстанции на меня было написано около ста анонимок (на ректора, декана, других профессоров не меньше). Это были годы борьбы анонимок и комиссий по ним, когда новый ректор В. В. Скопенко ежемесячно созывал примирительные собрания на факультете и пытался уговорить его сотрудников не писать анонимок.

Окончательно я пал духом после случая с моим сыном Алексеем, поступившим на 1-й курс нашего факультета. В 10 классе 96 школы г. Киева он заболел воспалением легких, начал сдавать выпускные экзамены, но не все экзамены сдал и попал в больницу. За лето он поправился и решил окончить 10-й класс вечерней школы. Весь год он старательно учился и работал, получил аттестат зрелости с одними пятерками. Декан биологического факультета Н. Е. Кучеренко знал историю болезни моего сына и, когда я пошел к нему на прием попросить совета о поступлении Алексея на специальность "генетика" нашей кафедры, он посмотрел его аттестат зрелости с отличными оценками и сказал, что он не видит препятствий к поступлению моего сына ко мне на кафедру. У нас все тогда боялись обвинения в "семейственности" и детей преподавателей принимали после строгих конкурсных экзаменов и согласования с деканом или ректором.

Алексей блестяще сдал экзамены, прошел конкурс и был принят на специальность "генетика" нашей кафедры. Но мои враги проделали огромную работу, о которой я узнал из анонимки, разосланной во все мыслимые инстанции — в ЦК КПУ, горком КПСС, Совет Министров Украины и т. д. В анонимке я обвинялся в том, что устроил своего сына по протекции в Университет по купленному в вечерней школе второму аттестату зрелости с отличными оценками. Как сообщала анонимка, в 96 школе находится первый аттестат зрелости Алексея с менее блестящими оценками и меньшим средним баллом, который сделал бы невозможным по количеству баллов поступление моего сына в университет. В горкоме КПСС была создана специальная группа по расследованию анонимки, которая показала мне первый аттестат зрелости Алексея, где были и тройки по тем предметам, которые он не сдавал (школа поставила по этим предметам 3 балла и выписала ему аттестат зрелости). Я точно не знаю, но у меня есть некоторые доказательства того, что аттестат зрелости директор 96 школы выписал Алексею специально по просьбе людей Гершензона. Сам директор 96 школы был его одноплеменником и брал взятки. Когда я пришел к нему с жалобой на его противоправные действия, он мне сказал: "Я пожалел вашего больного сына и из сострадания выписал ему аттестат зрелости".

— Почему вы не сообщили Алексею или мне о вашей "благотворительности?",— спросил я директора.

— Не успели, у меня не было вашего телефона, а вы сами не обращались.

Оказалось, что еще давно Минвуз УССР издал по этому случаю приказ, в соответствии с которым студент подлежит исключению из вуза из-за нарушения установленного порядка поступления в учебное заведение.

Комиссия Горкома КПСС г. Киева подтвердила факт этого нарушения и мой сын был исключен в конце первого семестра из Киевского университета (впоследствие он успешно окончил Украинскую сельхозакадемию и получил диплом агронома). Мне же грозило исключение из партии и снятие с работы. Группа генетиков (Я. Г. Голота, Н. И. Савченко и др.) ходила в Киевский горком КПУ с тем, чтобы защитить меня. В результате наказание ограничилось строгим выговором с занесением в личное дело. Хотя меня оставили заведующим кафедрой, но мой авторитет в университете был сильно подорван. С. М. Гершензон и мои враги торжествовали, друзья сочувствовали, но ничем, кроме моральной поддержки, помочь мне не могли. Я решил добровольно оставить заведование кафедрой, перейти на должность простого профессора. Это снимало с меня бремя административных и хозяйственных забот, оставляло больше времени для учебной и научной работы. Я и раньше несколько раз пытался оставить чисто административный пост заведующего кафедрой, но мои друзья уговаривали меня не делать этого. Сейчас же я решил это сделать бесповоротно и стал ждать удобного случая. Этот случай подвернулся в 1984 г.

 

IX. Я становлюсь экспертом Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ)

В 1984 г ко мне на кафедру приехала делегация медиков из КНДР, Китая и Индии во главе с личным врачом Ким Ир Сена профессором Ли Чу Соном звать меня на работу в ВОЗ экспертом по молекулярной биологии, генетике и геронтологии. Их заинтересовала разработанная мной наука об омоложении человека ювенология ( от лат. ювенис — молодой, логос — наука), основанная на достижениях генной инженерии. Они хотели, чтобы я внедрил генно-инженерные подходы в геронтологии Индии, Китая и КНДР и консультировал омоложение лидеров этих стран. Я в свою очередь стремился освоить восточную медицину и был не прочь поехать в Дели в длительную командировку на работу в Бюро Юго-Восточной Азии ВОЗ, но заведующего кафедрой в поездку на несколько лет ректор отпустить не мог. Мне в 1984 году устроили кратковременную поездку в Дели, я даже был на приеме у Индиры Ганди. Незадолго до своей гибели она советовалась со мной, как ей избавиться от пряди белых волос, который, по ее мнению, делал ее старухой. Удалить корни белых волос и на их место с затылка пересадить корни черных волос она не успела — ее убили сикхи из ее охраны за то, что она отдала приказ занять очаг сопротивления сикхов-сепаратистов - главный их храм, где хранилось оружие.

Бюро ВОЗ по Юго-Восточной Азии в Нью-Дели представляло из себя огромное пятиэтажное здание со множеством современных компьютеров, ксероксов и другой оргтехникой. Мне показали мой будущий кабинет, рассказали об условиях жизни и работы. Я дал согласие на работу экспертом, но попросил их не торопить мой приезд. И вот в начале 1985 г я пришел к ректору КГУ профессору В. В. Скопенко, написал заявление о переходе на работу в должности профессора кафедры. После этого он подписал мое заявление о командировке на работу в ВОЗ в Дели, Пекин и Пхеньян. Когда подписывал это заявление, ректор спросил меня, кого рекомендую моим заместителем. Профессора В. С. Коновалова, который проворовался на базе "Жуков хутор" и открыто и тайно конфликтовал со мной, я не мог рекомендовать на должность заведующего, да и ректор дал ему недельный срок под страхом тюремного заключения насовсем уехать из Киева. О кознях С. Н. Храпунова я ничего не знал. Поэтому я оставил заведующим кафедрой именно доцента С. Н. Храпунова, который подготовил к тому времени докторскую диссертацию. Ректор и декан согласились с моим решением. Таким образом кафедра общей и молекулярной генетики снова очутилась, как я понял впоследствии, в руках С. М. Гершензона, который ею заведовал до 1948 года. Однако я ничего об этом не знал, собрался в Москву, где в марте 1985 года получил голубой паспорт ООН, дипломатический ранг советника, командировочные и полетел в Дели. В Москве был снег. Лишь появились первые лужи. Перед отлетом меня долго инструктировали, заставили написать заявление о том, чтобы всю мою зарплату в долларах ВОЗ перечисляла во Внешэкономбанк советскому правительству. Взамен этого торговые представительства СССР в Индии, Китае и КНДР обязаны были давать такое количество денег в местной валюте, чтобы я смог оплатить гостиницу, питание, текущие расходы. Моя зарплата в ВОЗ составляла 185 долларов в день, а в местной валюте (рупиями, юанями, вонами) платили мне где-то четвертую часть этой зарплаты. Так советское правительство наживалось на своих специалистах, работающих за границей.

Итак, в марте 1985 года с голубым паспортом сотрудника ООН я лечу из Москвы в Дели, где располагается бюро ВОЗ по Юго-Восточной Азии. Там меня зачисляют на работу, открывают финансирование. Оттуда через Пекин я отправляюсь в Пхеньян.

Дели встретил нас 40-градусной жарой. Спасали от нее два мощных кондиционера в номере гостиницы и прекрасный бассейн для ее гостей во дворе гостиницы.

За две недели, что ушли на оформление документов и получение китайской визы, я постарался на практике освоить методы хатха-йоги и другие достижения индийской системы здорового образа жизни. Познакомился с аюрведой (древнейшей в мире системой восточной медицины), повидал нескольких делийских долгожителей, освоил их опыт сохранения здоровья и долголетия, приобрел необходимую литературу. И вот на "Боинге" авиакомпании "Эр Франс" лечу в Пекин.

Потрясает французский шарм стюардесс и непривычный для нас сервис: аперитивы, устрицы на завтрак, индейка и бананы на обед, цветные видеофильмы во время полета.

В Пекинском аэропорту встретили сотрудники советского посольства, поселили в своей гостинице. Несколько дней знакомился с Пекином, с достижениями китайской перестройки. Уже тогда бросалось в глаза: экономическая реформа быстро развивается, китайцы на глазах богатеют. Полки магазинов полны товаров, в том числе продовольственных, по телевизору показывают, как судят коррумпированных бюрократов, ведущих страну к инфляции. Улицы Пекина заполнены миллионами велосипедистов. Массовое увлечение ушу, цигуном и другими видами китайской оздоровительной гимнастики.

Полмесяца я жил в Пекине, лихорадочно знакомясь с китайской медициной, особенностями народного здорового образа жизни, пекинскими долгожителями. И вот, получив визу, лечу в Пхеньян. Здесь в полете все скромнее - советский устаревший самолет, скромный сервис (пиво и сухой минтай), и в полувоенной форме бортпроводницы.

В аэропорту Пхеньяна - теплая встреча: меня встречали представитель Министерства здравоохранения КНДР, заместитель директора Института геронтологии, переводчик. Привезли в Пхеньян и поселили в гостинице "Тэдонганг", названной так по протекающей под окнами реке Тэдон. Разрушенный американской авиацией в пятидесятых годах древний Пхеньян, как птица Феникс, возродился во всей своей красе и превратился в красивейший, по мнению многих дипломатов, город Юго-Восточной Азии. Меня обслуживала бригада помощников с моим личным водителем "Мерседеса", которая жила в этой же гостинице.

Несколько дней заняли официальные визиты в советское посольство, в Пхеньянское отделение бюро ВОЗ по Юго-Восточной Азии, к директору Института геронтологии и руководителю Пхеньянской больницы Красного Креста, построенной с помощью ООН. Обсудили план моей работы - чтение лекций по геронтологии, генной инженерии и генотерапии, проведение консультаций по профилактике старения и болезней старости, руководство практическими работами по молекулярной биологии. В мои обязанности входило также чтение лекций по генной инженерии и генотерапии в Институте генной инженерии Пхеньянского медицинского института и в университете имени Ким Ир Сена Пхеньяна.

Корейских геронтологов интересовали ряд проблем: механизмы старения и болезней старости, комплексная система их профилактики, индивидуализированные рекомендации по здоровому образу жизни, методы охраны наших генов, а также стимуляция генов и вместе с ними защитных сил нашего организма, использование методов генной инженерии в геронтологии.

Тексты лекций и слайды я в основном приготовил в Киеве. Теперь же, готовясь к каждой лекции, я дополнял их опытом восточной медицины, в изучение которой я с головой окунулся в Пхеньяне.

Здесь я вел тяжелую, буквально изнуряющую работу. Корейцы трудятся по 11 часов шесть дней в неделю - этого требует от них стиль работы в соответствие с идеями чухче (опоры на собственные силы). У них и в науке есть "бригады непрерывного боя". И мне хотелось им показать, что и люди с Украины тоже умеют работать. Каждый день с 9 до 12 (три часа) и с 14 до 17 (тоже три часа) я читал лекции. Шесть часов труднейшего синхронного перевода с русского на корейский выдерживал не каждый переводчик. Даже у наиболее здоровых из них через одну-две недели развивалась какая-либо болезнь. Вечером - в прекрасной национальной библиотеке Пхеньяна (Дом учебы) над новыми научными журналами - американскими, английскими, немецкими, французскими, над текстами лекций, методическими разработками по молекулярной биологии и генетике. Воскресенье было днем экскурсий по Пхеньяну или его окрестностям - хоть какая-то разрядка. Я выдержал этот "непрерывный бой" благодаря тому, что придерживался своей системы здорового образа жизни, той "макробиотики", которую я создал на основе изучения опыта долгожителей СССР, Индии, Китая, Северной Кореи и данных современной науки. Содержание некоторых лекций я опубликовал в брошюре "Гены и здоровье (три лекции в Пхеньяне)" (709, см. библиографию моих трудов).

От тяжелого, изнуряющего труда (по 18-20 часов в день) меня спасали воскресные экскурсии по Пхеньяну и его окрестностям, встречи с сотрудниками посольства СССР в КНДР, моя система макробиотики. Я подобрал для себя следующие процедуры: питание на принципах моей системы, талая вода; пробежки по утрам вдоль реки Тэдон; самомассаж по утрам (10-15 минут); четыре часа в неделю плавательный бассейн и сауна; сон при открытых окнах на специальном матрасе, усеянном небольшими острыми шипами (такая рефлексотерапия во сне прекрасно восстанавливает силы после трудового дня за 4-6 часов). Каждый день я принимал тонизирующие препараты "Юнгерон", "Тоноген", разработанные и изготавливаемые при моей помощи Институтом геронтологии КНДР из женьшеня, элеутерококка и других лекарственных растений Кореи.

После часа лекций меня угощали чашечкой женьшеневого чая. Таким образом, в день я выпивал шесть чашек этого тонизирующего напитка. Никогда в жизни я не курил и не злоупотреблял спиртными напитками. Однако после шести часов труднейших лекций я был как выжатый лимон. Ведь каждая лекция - это дистресс (форма повреждающего гены стресса). А вечером - подготовка к следующим лекциям, консультациям, работа в библиотеке, методические разработки и т. д. И так каждый день. Через три месяца накопилась и дала о себе знать усталость. Я решился прибегнуть к "встряске генов" путем разработанного мною метода экстремального омоложения. Этот метод я не раз применял раньше.

С разрешения и с помощью Министерства здравоохранения КНДР я на две недели уехал в Алмазные горы. Расположенные на Юго-востоке республики, они величественной цепью спускаются к морю, образуя живописные заливы и лагуны. Есть в Алмазных горах высокие пики, глубокие ущелья, целебные минеральные источники, блещущие всеми цветами радуги лиственные леса.

Суть метода экстремального омоложения - длительное погружение в обстановку чрезвычайно напряженных физических и нервно-психических нагрузок, иногда даже с риском для жизни, сопровождаемые периодами отдыха и восстановления.

Две недели наша группа лазила по горам, взбиралась на самые высокие вершины. Мы пили воду из разных целебных источников, принимали женьшеневые препараты. Для меня этот отдых был еще и "болдинской осенью", мой хромоногий Пегас без устали стучал копытами по Алмазным горам. За две недели и написал почти двадцать стихотворений.

После работы в Пхеньяне я поехал в Пекин, откуда мне звонили и торопили с приездом. Как и в Пхеньяне и Дели, ВОЗ построила в Пекине пятиэтажное огромное здание, в котором работали сотрудники Бюро ВОЗ Юго-Восточной Азии. Им и руководила энергичная китаянка американского происхождения, которая настояла на том, чтобы я жил не в посольстве СССР в Пекине, как раньше, а в гостинице китайского отделения Бюро ВОЗ по Юго-Восточной Азии. В качестве опекуна приставила ко мне 50-летнего врача-китайца, который немного говорил по-русски, немного по-английски.

В Пекине и Дели я читал лекции молодым китайским и индийским геронтологам, работающим в различных медицинских и биологических учреждениях. Проводил семинары по методам омоложения. Ставил методы молекулярно-генетических исследований. Таких практических занятий с молодыми сотрудниками научно-исследовательских лабораторий, какие я проводил в Институте геронтологии в Пхеньяне, в Дели я не вел. Однако ни китайцы, ни индийцы такого внимания, какое было в Пхеньяне, ко мне не проявляли. Не было большой бригады обслуживания. Не было прикрепленного личного автомобиля, каким снабжали меня в Пхеньяне.

Во время моей работы в ВОЗ я имел возможность поездок в Киев, в Москву и в другие города СССР — для отдыха, решения тех или иных практических проблем, связанных с моей деятельностью. Во время Чернобыльской аварии я как раз был в Киеве в краткосрочном отпуске, садил картошку на дачном участке. 26 апреля 1986 года я полдня вскапывал землю на своей даче, расположенной под Киевом, в Нижних Садах (примерно 50 км от Чернобыля). Об аварии узнал из радиопередачи станции "Свобода", которую я иногда слушал. Я тотчас же возвратился в Академгородок, где была моя квартира, и с большим трудом отправил в Новосибирск к своим родителям детей и внуков. Напуганный слухами о радиационной опасности, я написал следующее стихотворение.

Чернобыльские сплетни

В апреле на Чернобыльской АЭС

4 блок взорвался в клубах дыма.

Как молния, промчалась в мире весть

Об этой Украинской Хиросиме.

А рано утром вражьи голоса

О страшных жертвах вдруг заголосили,

Что смерть по Киеву гуляет как коса,

Что губит радиация Россию,

Чернобыль весь с лица земли сметен,

И в Бухаре упали минареты.

Владивосток с Находкой облучен,

На чукчах респираторы надеты.

На Киевском вокзале толчея:

Во все концы страны стремятся люди.

Их гонит страх в далекие края,

Им наплевать, что кто-то их осудит.

У касс билетных тысячи стоят.

В Москву с детьми уходят эшелоны.

"Все хорошо",— по радио твердят, —

Аэрозолям ставим мы заслоны.

О радиации повсюду говорят,

А о футболе мировом ни слова…

И на аборты в очередь стоят

Все женщины от Львова до Ростова.

И шепчут всюду: украинский скот

Радиоактивной пылью укокошен.

Наш дом в дезактивацию пойдет

И урожай зерна не будет скошен.

От голода нам не придется выть…

Есть слухи — все тем слухам рады—

Проблему продовольствия решить

Помогут украинцы из Канады.

Я запер окна, форточки — и рад,

И по квартире бегаю веселый.

Прекрасно все — по радио твердят,

Но в то же время закрывают школы.

Штурмуют люди винные ларьки.

За литр вина вам перережут глотку.

Считают киевляне — чудаки,

Что их спасет от изотопов водка.

Борьба за жизнь упорная идет,

Все метушатся в поисках иода.

В аптеках, словно ветром, сдуло йод,

Им отравилось множество народа.

В Чернобыль люди едут, как на фронт.

Но кто-нибудь порой из них обронит:

Припрут реактор в Киев на ремонт,

Или навечно в шахте захоронят?

Я сплетнями пресытился сполна.

И понял: надо меньше верить слухам.

Из мухи просто делают слона,

Но трудно превратить обратно в муху.

На Киев я бросаю снова взгляд —

Там люди беззаботные гуляют.

Беда прошла — в эфире говорят.

Но ведь цыплят по осени считают.

Меня давно приглашали на работу в Тбилиси, заведовать лабораторией в Институте геронтологии. Я решил посмотреть Тбилиси, Институт геронтологии, узнать условия работы в нем.

Проводив в мае 1986 года жену, детей и внуков в Новосибирск, я решил побывать в Тбилиси, а оттуда улететь в Новосибирск и затем в Дели.

Целую ночь я стоял в очереди за билетом на самолет в Тбилиси. Была такая давка, что у меня треснули два ребра (так определил друзья-рентгенологи в Новосибирске). Но вот взят билет Киев-Тбилиси-Новосибирск и через несколько часов я был в Тбилиси. Выйдя из самолета, узнал, что в городе было землетрясение 4-5 баллов, с крыш домов на голову падают кирпичи и обломки кровли. Оказалось, что землетрясения в Тбилиси — не редкое явление. "Куда я попал?", — подумал я, зарегистрировался на рейс до Новосибирска и за несколько часов полета написал следующее стихотворение.

Почему я не переехал в Тбилиси в мае 1986 г.

Не страшась ничуть лучей Рентгена,

Я стою у взлетной полосы.

Мне сегодня море по колено —

Я свои просвинцовал трусы.

Воздух здесь с радиоактивным йодом.

Трудно мне сквозь "лепесток" дышать.

Это счастье — летная погода,

А не то пешком мне вдаль шагать.

Словно самолеты извелися,

Я отдам полцарства за билет.

Увези, пилот, меня в Тбилиси

За Кавказский снеговой хребет.

Грузию махну на Украину.

Но кому мы, русские, нужны?

Лишь тебе решать, коль ты мужчина,

А не только кепка и штаны.

Вот Эльбрус блестит из-за тумана.

Мне полжизни стоил самолет.

Скоро время зарубцует раны,

Травма ребер скоро заживет.

Мне судьба всегда готовит что-то.

Никогда мне в жизни не везет.

Лишь успел сойти я с самолета —

Вижу: горы Грузии трясет.

С трапа слез — провалы под ногами.

Эпицентр, знать, здесь невдалеке.

Что мне делать? Из огня да в пламя—

Рак иль балкой дома по башке.

Никогда я жалким трусом не был.

Все же дома благостнее смерть.

И решил я под родное небо

Из Тбилиси снова улететь.

Таким образом землетрясение в Тбилиси в мае 1986 года отбило у меня желание переехать из радиоактивного Киева в Грузию, куда я полетел по приглашению друзей посмотреть место предполагаемой работы.

В тот же день я улетел в Новосибирск, где у родителей спасались от чернобыльской радиации моя жена, дети, внуки с их матерями.

В 1986 г академик Н. П. Дубинин агитировал меня занять кафедру генетики Горьковского (ныне Нижегородского) университета, которую одно время возглавлял С. С. Четвериков. Он написал такой отзыв о моих научных работах и о моей педагогической деятельности.

ОТЗЫВ о научных работах и педагогической деятельности доктора биологических наук профессора Г. Д. Бердышева

Я знаком с Г. Д. Бердышевым с начала 60-х годов, когда он еще молодым научным сотрудником поступил в лабораторию нуклеиновых кислот организованного мной Института цитологии и генетики СО АН СССР в Новосибирске. Для научной деятельности Г. Д. Бердышева характерна верность одной проблеме — генетике поздних этапов индивидуального развития высших организмов, которую он разрабатывает уже более 25 лет на самых разнообразных объектах — от растений, беспозвоночных и рыб до человека. Исследования процессов роста, развития и старения на самых разнообразных объектах позволило ему заложить основы нового раздела биологии — сравнительной и эволюционной геронтологии, создать саногенику — науку об охране генофонда. Г. Д. Бердышев является автором более 600 научных работ, из которых — 17 монографий, учебников и учебных пособий и 30 авторских свидетельств на изобретения. Большой вклад профессор Г. Д. Бердышев внес в развитие преподавания генетики. С его помощью и под его руководством маломощная кафедра генетики в Киевском университете превратилась в ведущий научно-учебный центр по генетике в нашей стране. Им подготовлено свыше 40 кандидатов и 4 доктора наук. Проф. Г. Д. Бердышев много лет ведет также большую общественную работу как один из соруководителей Украинского общества генетиков и селекционеров им. Н. И. Вавилова. Проф. Г. Д. Бердышев находится в расцвете своих творческих сил и — я уверен — еще многое сделает по развитию биологической науки в нашей стране.

Академик АН СССР Н. П. Дубинин

Выполняя обещание Н. П. Дубинину, возваращаясь из Новосибирска с женой и детьми, куда я после Чернобыльской аварии отвез их к моим родителям, я заехал в Горьковский университет к ректору Андрею Григорьевичу Угодчикову. 23-25 июля я был в Горьком (ныне Нижний Новгород). Осмотрел кафедру генетики и дарвинизма, которую одно время возглавлял С. С. Четвериков. Кафедра оборудована плохо, коллектив преподавателей бедный. Познакомился с женой ректора (академиком АМН СССР Блохиной) и их сыном — биофизиком. Квартирой университет меня обеспечить не мог. И хотя из этого города в Сибирь переехал род моей матери (Артамоновых, как у М. Горького), я отказался поменять Украину на Нижний Новгород.

Из Москвы я улетел в Дели, а семья возвратилась в Киев.

Ранее в одну из поездок в Москву я сделал доклад в Институте биофизики МЗ СССР о разработанной мной SOS-медицине, или медицине выживания человека в загрязненной радиоактивными изотопами окружающей среде. Директору Института Леониду Андреевичу Ильину SOS-медицина понравилась и он предложил испытать ее в регионе Кыштымской атомной катастрофы на Южном Урале. Я согласился, и он стал организовывать эту апробацию.

Летом 1997 г жена и дети отдыхали снова у родителей в Новосибирске. 7 августа 1987 г мы выехали в Киев через Пермь и Москву. 11-12 августа 1987 г я заехал к моему студенческому другу Георгию Тарасовичу Ищенко, который заведовал кафедрой гинекологии Пермского медицинского института. Он и его жена Таня показали мне Пермский мединститут, познакомили с его ректором академиком АМН СССР Е. А. Вагнером. Он был из одесских немцев, любил Украину, и мы сним расстались друзьями. Он меня пригласил занять кафедру медицинской биологии и генетики в его институте, которую занимала престарелая профессор проректор по учебной работе его института З. С. Володина. Обещал квартиру. Я ему сказал, что академик Л. А. Ильин предлагает мне переехать на Урал с целью апробации SOS-медицины в регионе Кыштымской атомной аварии. Если он договорится с ректором Киевского университета о моей длительной командировке в Пермь, я с удовольствием займу предложенную мне кафедру. Мы расстались с надеждой на скорую встречу.

В Москве я рассказал академику Л. А. Ильину о моей встрече с Е. А. Вагнером, передал от него привет и подсказал, как он должен действовать на Украине. В это время Л. А. Ильин чаще бывал в Киеве, чем в Москве. Он быстро договорился с министром Минвуза УССР, с ректором университета В. В. Скопенко о моей пятилетней командировке в Пермский мединститут.

И вот где-то в ноябре 1987 г в Дели пришла правительственная телеграмма о том, что Минздрав СССР отзывает меня из ВОЗ "в связи с переходом на другую работу". Я вернулся в КГУ и снова пошел к ректору В. В. Скопенко с просьбой командировать меня в Пермь в связи с необходимостью апробировать мою SOS-медицину. А. А. Ильин позвонил ректору и попросил помочь мне с командировкой на пять лет в Пермский медицинский институт. В это время вышло постановление ЦК КПСС и СМ СССР о необходимости всемерной помощи научным и преподавательским кадрам восточных регионов страны. Командированному предусматривались бронирование квартиры, полставки на старом месте работы и другие блага. Ректор предложил мне воспользоваться этим постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Я согласился, написал заявление о командировке, ректор его подписал.

Приведу окончательный текст приказа № 08-141-4 по Киевскому университету ректора В. В. Скопенко от 19 февраля 1988 г (в переводе с украинского).

Бердышева Геннадия Дмитриевича, доктора биологических наук, профессора кафедры генетики биологического факультета с 29.02.1988 г направить в распоряжение Пермского медицинского института сроком на 5 лет для оказания всесторонней помощи в работе по повышению качества учебно-воспитательной работы, а также улучшения организации научных исследований. На период командирования сохранить за профессором Бердышевым Г. Д. его должность, без сохранения 50% от основного оклада.

Основание: заявление Г. Д. Бердышева, представление декана Кучеренко Н. Е., письмо Минвуза УССР № 260-4-8 от 9.02.1988 г, письмо из Пермского медицинского института № 3198 от 27.02.1987 г.

Ректор В. В. Скопенко

Согласовано с юрист-консультантом, главным бухгалтером, начальником отдела кадров, со Вторым отделом и другими инстанциями.

В феврале 1988 г я с женой и дочерью (сыновья остались в Киеве) прилетел в Пермь, поселился в гостинице мединститута. Туда же прилетел Л. А. Ильин и договорился со своим другом ректором Пермского мединститута академиком Академии медицинских наук Антоном Евгеньевичем Вагнером, немцем с Украины, о деталях апробации SOS-медицины. Меня избрали заведующим кафедрой медицинской биологии и генетики Пермского медицинского института и руководителем малого предприятия "Медикур" (медик Урала), в рамках которого формировался коллектив из 300 исследователей — сотрудников Пермского, Челябинского и Екатеринбургского медицинского институтов. Организационный руководитель всей работы — академик Л. А. Ильин, он финансирует всю работу на основе хоздоговоров с тремя медицинскими Институтами. Ректоры этих мединститутов зачисляются его заместителями и руководят работой своих сотрудников. Я назначаюсь научным руководителем всей работы по апробации SOS-медицины, пишу научные отчеты для Л. А. Ильина, он за них платит участникам работы зарплату, выделяет деньги на покупку оборудования, химреактивов, экспериментальных расходов, оплачивает командировки и другие затраты. Нам выделили в Челябинской области два района, наиболее пострадавших от Кыштымской атомной катастрофы. Один район — подопытный, в нем внедрялась SOS-медицина, другой — контрольный, в нем население жило в условиях старого здравоохранения. По времени работа распределялась следующим образом: первые три года (1988, 1989, 1990) все рекомендации проверялись на экспериментальных животных, затем год (1991) на ликвидаторах Чернобыльской аварии и людях, пораженных радиацией в комбинате "Маяк", последний год (1992) планировалось проводить массовую проверку эффективности рекомендаций в здравоохранении населения Кыштымского региона.

У А. Е. Вагнера была ко мне личная просьба — внедрить университетские методы обучения студентов в Пермском медицинском институте.

И работа началась. Бывшая заведующая кафедрой медицинской биологии и генетики Пермского медицинского института 72-летняя Зоя Степановна Володина перешла на должность профессора этой кафедры, меня избрали заведующим кафедрой и руководителем "Медикура". Единственная, кто была не согласна с моим избранием, была родственница доцента моей кафедры Александра Борисовича Александрова, проректор по науке Пермского медицинского института профессор Раиса Николаевна Хохлова. Она на должность заведующего кафедрой планировала А. Б. Виноградова, который возненавидел Е. А. Вагнера за его решение избрать заведующим кафедрой меня, варяга из Киева.

Все три года моей работы в Пермском медицинском институте (1988-1991) Р. Н. Хохлова искренне меня ненавидела и где возможно вредила. А. Б. Виноградов весь свой гнев направил на Е. А. Вагнера, ко мне относился даже подобострастно, никогда открыто против меня не выступал. Коллектив же кафедры (20 преподавателей и 20 лаборантов) встретил меня сердечно, принял в пермяки-соленые уши (натерли мои уши солью на одном из обедов кафедры), с готовностью включился в выполнение выдвинутых мною планов работы. Особенно хорошо ко мне относилась З. С. Володина, благодарная за то, что я ее оставил профессором кафедры, моим заместителем и первым советником. Истинной же моей опорой был ректор Института Е. А. Вагнер, преждевременно умерший вскоре после моего отъезда из Перми. Он всячески помогал развитию кафедры, одобрял все мои начинания и советы. Так, он разрешил перейти нам на университетские методы преподавания, одобрил замену репродуктивного образования на творческое. Студенты 1 курса всех факультетов, изучающие биологию и медицинскую генетику, вместо экзаменов стали писать курсовые работы, все стали участвовать в работе научного студенческого кружка, многие вели экспериментальные исследования, взялись за иностранные языки, за информатику, стали работать на персональных компьютерах. Он оплатил все 30 учебных стендов, которые нам нарисовал пермский художник по моим проектам. Студенты могли изучать медицинскую биологию и генетику по красочным стендам, которые увешивали все стены нашей кафедры. Е. А. Вагнер оплачивал издание сборников работ кафедры, наших учебников и научных монографий. Он дал мне хорошую трехкомнатную квартиру рядом с морфологическим корпусом Института, где находилась кафедра медицинской биологии и генетики.

В основе SOS-медицины лежит саногеника — наука о сохранении генофонда человека, разрабатываемая мной. Поскольку здоровье и болезни человека зависят от состояния его генов, главная задача саногеники — охрана генофонда человека. SOS-медицина — это практическое приложение саногеники в регионах с высоким уровнем загрязнения.

Основная формула саногеники имеет следующий вид:

QМГ = ЭкзоМГ + ЭндоМГЗМК•ЗМО •t, где

QМГ – общее количество генетических повреждений (мутаций и геномодуляций); ЭкзоМГ – количество экзогенных мутаций и геномодуляций; ЭндоМГ — количество эндогенных мутаций и геномодуляций; ЗМК – защитные механизмы клетки; ЗМО — защитные механизмы организма, t — время их действия.

Чтобы сохранить геном клеток от повреждений, следует бороться с экзогенными и эндогенными мутагенами и геномодуляторами, стимулировать ЗМК и ЗМО.

Я разработал программу снижения повреждающего действия экзогенных (внешних) и эндогенных (внутренних) факторов, состоящую из 20 направлений (блоков): блок чистой воды, блок чистых продуктов питания, экологически чистого сельского хозяйства, блок очищения организма от ксенобиотиков и радионуклидов, блок насыщения организма антимутагенами и антигеномодуляторами и другие.

Я разработал также программу стимуляции защитных сил организма и его клеток, в том числе генов теплового шока и других. Первые два года многие кафедры трех институтов занимались проверкой предложенных мной методов SOS-медицины на экспериментальных объектах. Например, мы проверили 15 тысяч домашних и дикорастущих растений на содержание в них антимутагенов и антигеномодуляторов (я их назвал генопротекторами). Сотрудники кафедры гигиены питания Пермского медицинского института (профессор Кащеев и другие) разработали рецептуру антимутагенных щей, борщей, салатов и других блюд. Мы разработали технологию и установки по очистке воды, загрязненной радионуклидами, хлорорганическими соединениями и другими загрязнителями. Я создал новую науку по очистке организма эндоэкологию (или сокращенно энологию), которую мы апробировали на чернобыльцах и других людях, живущих в загрязненных после кыштымской аварии регионах. Было изучено генопротекторное действие всего спектра продуктов пчеловодства, многих гидробионтов, некоторых минералов. Была апробирована фитобиотика — наука о генозащитных эффектах растений, театоника — наука о лечении различных заболеваний травяными и классическими чаями, приготовленных на легкой воде с пониженным содержанием дейтерия и трития.

Высокоэффективными в оздоровлении лиц, пораженных радиацией, оказались генозащитная сауна и баня, генозащитная косметика и многие другие блоки SOS-медицины. В мединституте я защитил докторскую диссертацию на тему "Эколого-генетические факторы старения и долголетия человека", так как для работы в этом медицинском учебном учреждении нужна была степень доктора медицинских наук (диплом после моего окончательного отъезда из Перми в Киев остался у ректора в сейфе, он его мне так и не прислал).

В "Медикуре" я организовал платную школу для изучения SOS-медицины — для врачей, среднего медперсонала и для всех желающих. В неделю два раза по Пермскому радио я читал лекции о SOS-медицине. "Медикур" частично финансировали руководители Пермского частного концерна "Лес", созданного секретарями обкома КПСС на партийные деньги. Готовился роспуск КПСС и партийные боссы вкладывали деньги партии в различные частные компании и кооперативы, которые начали возникать в СССР с 1997 года. В Пермь часто приезжал Б. Н. Ельцин — борец с партийными привилегиями и мы все как один голосовали за него. Урал был его вотчиной. Опираясь на Урал, Б. Н. Ельцин рвался к власти, боролся за власть с М. С. Горбачевым.

По телевидению показывали фильмы о том, как Ельцин в Москве ездит на работу в трамвае, борется с привилегиями партократов. Все надежды пермяков связывались с Ельциным. Мы возмущались Горбачевым и Лигачевым, которые строили козни против Ельцина. Мы с супругой послали даже телеграмму в защиту Ельцина. Вот текст этой телеграммы.

Москва, Кремль, Дворец съездов, секретариат съезда

Мы избиратели Перми возмущены заговором бюрократии против Ельцина Требуем предоставить Ельцину возможность работать на перестройку иначе мы умрем голоду отравимся химикатами окружающей среды

Бердышев Г. Д. Дьячковская Т. Б.

Мы не знали, что Ельцин — предатель похлеще Горбачева, что он служит мировому сионизму и Америке. Лишь зверский расстрел защитников Белого дома в октябре 1993 г позволил нам увидеть волчий оскал Ельцина.

В магазинах Перми не было мяса и других продуктов, и я рюкзаками возил мясо из Киева в Пермь.

Я жил в годы, когда двухполюсная борьба за мировое господство между США и СССР привела к распаду великого славянского государства и установлению однополюсного мира, которым в своих интересах управляет Америка. Коммуноиудеи и жидомассоны, правившие СССР путем геноцида, экоцида, голода и репрессий, так ослабили генофонд славян, что когда Горбачев, Яковлев, Шеварнадзе, Ельцин и Руцкой с Кравчуком и Шушкевичем сдали могучую страну американцам, у нас не нашлось пассионариев (по Л. Н. Гумилеву), которые бы поднялись на борьбу за попранную родину. Холокост славян и до сих пор продолжается со свирепой силой, на славянах Европы и Азии лежит страшный демографический крест, но школьники Украины изучают лишь холокост евреев, они ничего не знают о холокосте славян, которые потеряли сотни миллионов людей по вине коммуноиудеев и жидомассонов России, Америки и ряда стран Западной Европы.

Когда распался СССР, Украина и Россия стали самостоятельными государствами, моя командировка потеряла силу. Я решил возвратиться в Киев, хотя мои друзья и сотрудники в Перми предлагали мне принять российское гражданство и остаться в России, на своей формальной Родине. Но меня неудержимо тянуло на свою историческую родину, в Киев, где меня ждали мои сыновья, внуки, друзья и сотрудники. Когда я написал на кафедру и в деканат письмо о том, что хочу вернуться на кафедру генетики, С. Н. Храпунов этого не хотел и сочинил для декана Н. Е. Кучеренко письмо с предложением остаться в Перми. Однако я был в командировке и имел право возвратиться на мою забронированную должность профессора кафедры генетики, что я и сделал.

Мне удалось поменять трехкомнатную квартиру в Перми на двухкомнатную в Броварах (пригороде Киева) и летом 1991 года я прибыл в Киев. Перед отъездом Е. А. Вагнер заставил написать меня заявление об увольнении с обещанием вернуться на работу в Пермь через 3-4 года — "Вот тогда ты и получишь диплом доктора медицинских наук",— сказал он мне, принимая от меня прощальный букет роз.

Осенью 1 сентября 1991 года я написал докладную ректору Киевского университета о своем возвращении и появился на кафедре. С. Н. Храпунов встретил меня враждебно. Он выделил мне место в комнате лаборантов, не дал ни одного технического помощника: ни лаборанта, ни препаратора, не выделил мне даже компьютер для работы. Но внешне он был со мной холодно вежлив, хотя объявлял мне выговор по кафедре или по деканату по самому незначительному поводу. Он собирался в это время на постоянное место жительства в Америку и ему было не до меня. Он часто ездил за границу, улаживая свои дела и совершенно не занимался развитием кафедры. Вскоре факультет избрал меня академиком Высшей школы Украины, а Академия Наук Нью-Йорка — своим действительным членом.

Обогащенный опытом выживания человека в загрязненной радионуклидами окружающей среде (опытом SOS-медицины, частично апробированной на Южном Урале), я стремился передать свои разработки ученым Украины, пытающимся бороться с последствиями Чернобыльской аварии. С этой целью я устроился на полставки ведущего научного сотрудника в Институт экспериментальной радиологии Украинского центра радиационной медицины. Директором этого института был М. И. Руднев. Он определил меня в отдел радиационной эмбриологии, которым заведовал доктор биологических наук В. И. Малюк. В. И. Малюк пригласил на работу и мою супругу кандидата биологических наук Т. Б. Дьячковскую. Мы с ней изучали действие малых доз ионизирующей радиации на эмбриональное развитие дрозофилы. Оказалось, что в условиях малых доз ионизирующей радиации самый чувствительный период развития животного организма — эмбриональный. Мы изучали закономерности повреждения ионизирующей радиацией эмбрионального развития дрозофилы.

Однако меня интересовала разработка и апробация в Чернобыле комплексного метода выживания человека в загрязненной окружающей среде, что руководство Украинского научного центра радиационной медицины (УНЦРМ) в лице его руководителя А. Е. Романенко нисколько не интересовало. Он считал, что сначала нужно изучить механизмы действия радиации на человека, а потом уже искать меры его защиты. Поэтому в УНЦРМ в основном изучали механизмы повреждающего действия ионизирующей радиации. Это было проще и требовало меньше средств. Бывший министр здравоохранения Украины профессор А. Е. Романенко, в своих телевизионных выступлениях во время Чернобыльской катастрофы всячески скрывавший правду о радиационной катастрофе украинского народа, собирался на пенсию и создавал лично для себя 4-й научно-исследовательский институт в составе УНЦРМ. Все деньги он направлял на развитие этого института. Когда мы пришли к нему с директором Института экспериментальной радиологии профессором М. И. Рудневым с предложением создать в Чернобыле Центр по внедрению медицины выживания в составе 10-12 человек, он нам ответил, что для этого у УНЦРМ нет денег: "Ведь сотрудникам этой лаборатории придется за чернобыльскую вредность платить двойную зарплату. А где я возьму деньги?".

Каждый год Институт экспериментальной радиологии УНЦРМ подавал предложения (2-3 крупных темы) на дополнительное финансирования. Сначала М. И. Руднев предложил мне подать тему по SOS-медицине: "возможно, дадут деньги, попытайтесь". Я по всей форме оформил запрос на дополнительное финансирование, раскрыв все разработанные мной ноу-хау. Однако на М. И. Руднева было оказано давление старыми его сотрудниками, которые потребовали, чтобы из 12 представленных заявок на дополнительные темы он выбрал 3-4, разумеется, их темы. М. И. Руднев не мог устоять перед давлением ближайших сотрудников. Моя тема не была представлена ни в виде самостоятельного запроса, ни в виде части комплексной темы.

Видя бесперспективность моих попыток получить деньги на внедрение SOS-медицины, которая, по моему убеждению, одна может действительно помочь выжить чернобыльцам, я попытался внедрить свою концепцию другим путем. Я начал писать отчеты, статьи, брошюры, делать научные доклады, приглашая в качестве соавтора директора Института профессора М. И. Руднева. Он охотно соглашался быть первым автором моих статей и брошюр, с интересом слушал мои научные доклады. Но денег на издание брошюр и книг не было, так что все мои рукописи М. И. Руднев использовал по своему назначению, публикуя из них отрывки под своим авторством, внедряя мои идеи о природных радиоадаптогенах и радиопротекторах в научно-исследовательскую работу своих лабораторий.

Видя бесперспективность работы на полставке ведущего научного сотрудника в Институте экспериментальной радиологии УНЦРМ, я перешел главным научным сотрудником в Украинский научный гигиенический центр (УНГЦ), созданный министром здравоохранения Украины, бывшим его директором профессором Андреем Михайловичем Сердюком. А. М. Сердюк до горбачевской перестройки руководил отделом здравоохранения ЦК КПУ, затем стал директором УНГЦ, заместителем министра, министром здравоохранения Украины. Своим заместителем он выбрал моего друга профессора И. Р. Бариляка, с которым мы вместе долгие годы боролись за развитие медицинской генетики в стране. И. Р. Бариляк организовал в УНГЦ Институт медицинской генетики, стал его директором, одновременно возглавив весь Центр — временно, до возвращения на пост директора А. М. Сердюка. И. Р. Бариляк зачислил на работу меня и мою супругу, поручив писать монографию "Генофонд и здоровье нации" на украинском языке. В этой монографии я изложил саногенику — науку об охране генофонда человека и SOS-медицину. С русского на украинский переводил мой сын Андрей, он же набирал текст монографии на компьютере. Для И. Р. Бариляка эта монография представляла собой теоретическую основу выдвинутой им программы по охране генофонда населения Украины. Поскольку А. М. Сердюк курировал многие аспекты борьбы с радиационной опасностью на Украине, я надеялся, что, прочитав написанную мной книгу, он увлечется ее идеями и возьмется за апробацию SOS-медицины в Чернобыле. Я согласился включить его в соавторы монографии и порядок авторов стал такой: Бариляк И. Р., Бердышев Г. Д., Сердюк А. М. "Генофонд и здоровье нации". Через 1,5 года монография объемом более 1000 страниц была готова. Но чтобы ее издать, нужно было ее прочитать. Для этого ни у И. Р. Бариляка, ни тем более у А. М. Сердюка времени не было.

Пока А. М. Сердюк был министром здравоохранения Украины, а И. Р. Бариляк директором УНГЦ, монография лежала у них на столе, времени ее прочитать они не находили. В это время И. Р. Бариляк создал объединенный научный совет по защите кандидатских и докторских диссертаций в УНГЦ, включив в него меня, С. Н. Храпунова, С. В. Демидова (который окончив у меня аспирантуру, защитил докторскую диссертацию по иммуногенетике и стал третьм профессором на нашей кафедре генетики в Киевском университете). Совет работал продуктивно, за год в нем защищалось два десятка кандидатских и докторских диссертаций по медицинской генетике, гигиене, общей генетике. Членами совета были ведущие генетики из всех городов Украины. После защиты счастливые обладатели научного диплома кандидата или доктора наук обычно устраивали роскошное застолье (как в "застойные" времена, говорили мы), когда генетики и гигиенисты, произнося "кавказские" тосты, клялись в любви друг к другу. Однако вскоре дружба между гигиенистами и генетиками УНГЦ была нарушена. Защита докторской диссертации правой руки И. Р. Бариляка выпускника Московского университета А. М. Дугана была с треском провалена. Все гигиенисты, члены диссертационного совета, бросили черные шары. А. М. Дуган перед подсчетом голосов снял свою диссертацию с защиты, что дало ему возможность через 4 месяца повторно защищаться. На этот раз как генетики, так и гигиенисты проголосовали за утверждение его диссертации.

Тем временем я решил опубликовать основную часть написанной мной рукописи "Генофонд и здоровье нации" путем депонирования. Для этого нужно было рукопись хорошо отпечатать в двух экземплярах, сделать рисунки. За финансовой помощью я обратился к главе фармацевтической компании "Веллмед" В. К. Заблоцкому. Он согласился финансировать депонирование двух томов рукописи при условии включения его в соавторы монографии (он надеялся, что я организую ему защиту кандидатской диссертации). В. К. Заблоцкий предложил мне внедрить SOS-медицину в лечение чернобыльцев в санатории "Мошногорье" Черкасской области, который их фирма снабжала лекарствами. Он вызвал к себе директора санатория Николая Лукича Науменко, который увлекся перспективой внедрить у себя в санатории мою SOS-медицину и зачислил меня на полставки научным консультантом санатория. Транспортом меня обеспечивал В. К. Заблоцкий. В результате этого я получил возможность проверить свою SOS-медицину на практике лечения чернобыльцев в санатории Мошногорье.

И вот в сентябре 1995 года, когда мои студенты проходили педагогическую практику, на машине фирмы "Веллмед" мы с В. К. Заблоцким едем в санаторий "Мошногорье", расположенный в Черкасской области. Во времена Советской власти в 25 километрах от г. Черкассы на трассе к г. Каневу, которая шла параллельно Днепру, построили огромный двухкорпусной санаторий для колхозников Украины. Санаторий "выбил" секретарь Черкасского обкома КПСС Лутак. Когда едешь по трассе из Черкасс в Канев, слева поднимаются небольшие горы, заросшие буком, дубом, соснами, березой и осиной. На этих горах в лесу и построили сначала кардиологический корпус, а затем и гастрологический. В 5-ти и 6-ти этажных корпусах, рассчитанных на 800 пациентов, расположены двухместные, одноместные комнаты и "люксы" с отдельной ванной, туалетной комнатой, прихожей, спальней и кабинетом. В каждом корпусе, кроме жилых комнат, многочисленные диагностические и лечебные кабинеты, огромные столовые с кухонными залами, кабинеты врачей. В административно-хозяйственной корпусе располагалась дирекция, бухгалтерия, многочисленные мастерские и вспомогательные службы. В кардиологическом корпусе были сауна, довольно большой бассейн, кинотеатр с концертным залом, парикмахерская, почтовое отделение. Санаторий строил инженер Н. Л. Науменко, которого и оставили директором санатория. У него был красивый голос, он организовал коллектив художественной самодеятельности, ансамбль песни и пляски и каждую неделю выступал с концертами для отдыхающих в санатории. В ансамбле были неплохие певцы и танцоры и пациенты от души аплодировали директору санатория, который пел русские романсы, украинские народные песни, арии из опер.

Когда я в 4 часа дня приехал в санаторий, меня поселили в люксе, сводили в сауну с бассейном, накормили сытным ужином. На следующий день мы с директором Н. Л. Науменко и главным врачом В. Я. Гулым разработали и утвердили план внедрения SOS-медицины в лечебную деятельность санатория. Начали с овладения теорией и практикой SOS-медицины.

В зависимости от стратегической цели бывают разные виды медицины. В древности основной задачей народной медицины была борьба с симптомами заболеваний — болью, рвотой, поносом, ранами, сыпью и т. д. Болезни еще не умели как следует лечить. Эту симптоматическую медицину можно назвать медициной облегчения страданий, вызываемых болезнями. Затем по мере успехов в понимании сущности болезней повысилась эффективность методов лечения. Эту форму медицины можно назвать ранней, первоначальной медициной лечения заболеваний. С появлением прививок от инфекционных заболеваний, антибиотиков, химиопрепаратов, мощных методов диагностики наступила эра медицины эффективного лечения и профилактики заболеваний, направленной на повышение качества жизни. Эта форма медицины развивается в экономически благополучных странах — США, Англии, Франции, Италии, Японии и других. Она разрушена в России, Украине, Югославии и некоторых других странах, образовавшихся после распада СССР. В них свирепствует экоцид, усугубленный Чернобыльской аварией. Хроническое белково-витаминное голодание, стрессы, загрязнение окружающий среды и многие другие факторы ослабили иммунитет населения, его сопротивляемость болезням. Началась эпидемия туберкулеза, СПИДа, энеида, сифилиса и многих других заболеваний. Резко возросло число раковых, сердечно-сосудистых и других патологий. На фоне резко возросшей смертности населения упала рождаемость. На страны восточных славян упал "демографический крест", когда перекрестились устремившаяся вверх кривая смертности и падающая кривая рождаемости. Население Украины сокращается ежегодно на полмиллиона, население России – на полтора миллиона в год.

На медицину и развалившуюся систему здравоохранения денег у властей почти не остается — все они разворовываются и переводятся на офшорные счета в Нью-Йорк, Швейцарию и в другие страны. В этих условиях населению поможет только интегральная медицина, объединяющая наиболее доступные достижения западной, восточной и народной медицин. SOS-медицина представляет собой разновидность интегральной медицины, направленную на выживание населения в условиях загрязнения окружающей среды, социальной и экономической разрухи. SOS-медицина гораздо дешевле западной медицины, по финансовым расходам она приближается к восточной или даже народной медицине.

Весь сентябрь, а затем периодически в октябре-декабре я читал врачам и медицинскому среднему персоналу лекции и проводил практические занятия по SOS-медицине. Н. Л. Науменко дал задание нарезать лечебных веников для генозащитной сауны по моему методу, изготовить ванну – чепучину и осуществил другие мероприятия, которые рекомендует SOS-медицина. Особенно понравились врачам и пациентам такие процедуры, как назначение приготовленной по моему методу смеси пыльцы-обножки с удаленной пектино - целлюлозной оболочкой и гречишного меда, водорастворимых витаминов А и Е, прогревание позвоночника пчелиным воском с последующим его массажем, а также чепучина. Врачи начали требовать повышение зарплаты у директора за дополнительную нагрузку, но директор санатория и главный врач уволили мужчину – врача-психиатра – зачинщика бунта, остальным врачам-женщинам, отягощенным безработицей и детьми, пришлось смириться со старой зарплатой. Особенно тесно мы сотрудничали с врачом-терапевтом Светланой Владимировной Овчарук и ее вечной оппоненткой молодым гастроэнтерологом Эльвирой Владимировной Марченко. С Овчарук, которая по совместительству занималась косметикой, мы разработали весьма эффективную генозащитную косметику, направленную на защиту генетического аппарата клеток кожи. Она написала небольшую главу в моей книге, изданной Н. Л. Науменко в Черкассах, о профилактике и лечении табакокурения (796) (две другие мои книги "Об очищении организма" и о борьбе с ожирением он "зажилил", т. е. присвоил и куда-то девал). Я читал также лекции для пациентов санатория, консультировал сложные случаи лечения. Все это я делал бесплатно для пациентов, из желания апробировать SOS-медицину. Иногда Н. Л. Науменко платил мне небольшую зарплату, но в основном "рассчитывался" натурой, нагружая мою сумку в момент отъезда из санатория в Киев дефицитными продуктами питания — колбасой, сыром, творогом, рисом и другими яствами, недоступными голодному профессору с его нищей зарплатой в университете.

В санатории лечились в основном чернобыльцы — дети и взрослые, пораженные радиацией после Чернобыльской катастрофы. Многие бывали здесь и раньше. С внедрением элементов SOS-медицины они почувствовали разницу в методах диагностики и лечения заболеваний. Они стали писать благодарственные письма в различные инстанции, а мне — свои стихи и поэмы о чудодейственной силе SOS-медицины. Приведу образец одного из таких писем и два небольших стихотворений одного постоянного пациента М. К. Зырянова.

Начальнику управления по защите населения от последствий аварии на Чернобыльской АЭС Тимошенко Н. И.

Многоуважаемый Николай Иванович!

Мы, пациенты-чернобыльцы санатория "Мошногорье", обращаемся к Вам, ответственным за развитие системы лечения и реабилитации людей, пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС, руководителям Черкасской области со словами горячей благодарности за то, что Вы организовали в этом прекрасном санатории наше обследование, диагностику и лечение. Во время курса лечения, длившегося 24 дня, мы уточнили наши диагнозы, получили эффективное лечение, основанное на новом научном направлении в медицине — доктора биологических наук профессора академика Г. Д. Бердышева (SOS-медицина, т. е. медицина выживания), а самое главное — от врачей и профессора Г. Д. Бердышева мы узнали основные правила здорового образа жизни. Хотелось бы отметить эффективность природных методов оздоровления и омоложения человека, применяемых только в санатории "Мошногорье": лечение и оздоровление специально приготовленной чистой, вкусной водой из установки "Криничка", очищающей организм от радионуклидов, пестицидов, нитратов и прочей грязи, методов стимуляции иммунитета и других защитных сил организма, его насыщения защитными биорегуляторами и др.

Подлечившись, полные сил и надежд попасть в этот санаторий еще раз, мы возвращаемся в наши дома, приступаем к нашей повседневной работе. В качестве пожелания мы обращаемся к Вам с просьбой сделать санаторий "Мошногорье" основным центром лечения чернобыльцев в Черкасской области, способствовать его оснащению современной аппаратурой и лекарствами.

Еще раз большое Вам спасибо! Мы благодарим Вас, прекрасных и чутких врачей санатория, всех его сотрудников, а особенно его директора Николая Лукича Науменко за его постоянную заботу о лечении своих пациентов.

От имени пациентов-чернобыльцев санатория

Жилин Николай Иванович, г. Черкассы, просп. Химиков 32, кв.13, тел. 64-10-42;

Сердитый Михаил Владимирович,

г. Черкассы, ул.30 лет Победы 56/2 кв.45, тел.66—75-37;

Берестовые Алексей Алексеевич и Неонила Сергеевна,

г. Чернигов, ул. Урицкого 32, кв.24, тел.7-66-36;

Горяченко Иван Иванович,

г. Золотоноша, ул. Освобождения 58 кв.3;

Федоренко Василий Михайлович,

г. Черкассы, ул. Гагарина 25 кв.20, тел. 54-11-10;

Шульгины Сергей Матвеевич и Мария Васильевна,

г. Черкассы, ул. Тараскова 5 кв.102, тел.66-23-88;

Еремичева Ольга Яковлевна,

г. Черкассы, ул. 30 лет Победы, 56/2 кв.5.

Сердитый Иван Алексеевич,

г. Золотоноша, ул. Освобождения, д.40, кв. 10.

25 мая 1999 г.

Один из чернобыльцев, излеченный по моему методу, сочинил два стихотворения. Приведу их, несмотря на их несовершенство.

БАННАЯ ИДИЛИЯ

Ни в Одессе, ни в Карпатах —

В "Мошногорье", что в Черкассах,

Бердышев больных лечил:

Всех ложил в дубову ванну,

Рядом ставил сестру Анну

"Мерять тыск" — чтоб не частил!

Ванна плотно накрывалась,

Чтоб водичка не плескалась,

Ликвидатор чтоб потел,

Нуклеиды выходили,

Человеку не вредили —

Так профессор повелел.

Дважды за неделю баня.

Старшая сестричка — Таня

Всеми здесь руководит.

В сауне сидят часами,

Пот течет с больных ручьями.

Медовуху надо пить,

Воду, чай после прогрева,

Завернув в простынку тело:

Тело чистят, как метлой.

Влезть в бассейн и окунуться,

Войти в душ, ополоснуться —

Так пройдет часок-другой.

Нуклеиды выйдут с потом.

Занимайся больше спортом,

Дух и тело укрепи!

"Ветерон" тебе поможет

И прогулки лесом тоже.

Ты — на правильном пути.

* * *

В санаторий "Мошногорье"

Мы приехали повторно.

Изменений — целый воз:

Лечат здесь весьма активно,

Кормят вкусно и обильно,

Курс лечения возрос.

Появился здесь ученый,

Украине всей знакомый —

Новый метод стал вводить.

Для него прислали группу

Из Черкасс (там шеф не глупый) —

Ликвидаторов лечить.

Стали их лечить водою,

Не простою, а живою,

Приготовленную впрок.

Запивают ей лекарства

В день три раза по стакану

В предназначенный им срок.

Пострадавших садят в бочку

Всю из дуба: в одиночку

За грехи должны потеть!

Закрывают сверху крышкой,

Наблюдают за одышкой,

Не дай боже умереть.

А на завтрак — мед с пыльцою.

Запивать — живой водою:

Организм свой укрепить!

Пред обедом ветеранам

Дают воду по стакану —

Нуклеиды выводить!

Семь раз в сауну всех сводят,

Там пропарят, омолодят:

Можно к девушкам ходить.

Вечерами нас научат,

Сводят лекции послушать,

Чтобы дух наш укрепить.

Бердышев — профессор видный,

В зрелом возрасте, солидный.

Он прославился везде.

Он лечил больных в Кыштыме —

Первом атомном горниле,

Людям помогал в беде.

С киевским начальством сладил,

Здесь лечение наладил,

Персонал весь обучил.

За больных всерьез он взялся,

С трудностями не считался,

Уваженье заслужил.

Он методику леченья

Расширяет и терпенья

Ему хватит на сто лет.

Думаю, что инвалидов

Он избавит от нуклидов

И от прочих разных бед.

Пациент санатория "Мошногорье",

ликвидатор Чернобыльской аварии Зырянов М. К.

22.11-18.12.96 г.

Адрес: г. Черкассы, ул. Ярославская 4/1 кв.151.

тел.66-02-55.

Слава о санатории загремела по Украине. К нам густым потоком устремились корреспонденты радио, телевидения, газет и журналов. Они жили в санатории как пациенты, вместе с больными принимали процедуры, записывали их мысли и впечатления о лечении, говорили с врачами и медсестрами. Возвратившись в Киев, Черкассы или в другие города, они публиковали свои материалы в газетах "Зеркало недели", "Факты и комментарии", "Ваше здоровье", "Все о медицине" и многих других.

Как вице-президент общества дружбы "Украина – КНДР", я пригласил в санаторий корейских врачей и специалистов по переработке сои. Они поставили в санатории технологию приготовления из сои разнообразных блюд, которые после апробации стали ежедневным дополнением к блюдам украинской кухни санатория. С целью внедрения в санатории трех методов омоложения (народного, элитного и суперэлитного), разработанных мной, директор построил теннисный корт, отремонтировал терренкур, закупил несколько новых тренажеров, начал оборудовать три евролюкса. Приведу полностью заметку корреспондента газеты "Ваше здоровье" Оксаны Георгиевны Приймак, которая была опубликована в этой газете 6 сентября 1997 г. Она озаглавлена "Мошногорье" — санаторий необыкновенный". В ней говорится следующее (цитирую дословно).

Наша Украина богата своими неповторимыми пейзажами, лесами, рощами, дубравами, реками и озерами. Про один из таких живописных уголков родного края и пойдет рассказ — про уникальный санаторий "Мошногорье".

Здесь, на Мошногорском кряже — лесопарк, посаженный еще крепостными графа Воронцова. Место для парка выбрано прекрасное: сама природа устроила здесь зеленые аллеи, которые нередко простираются на несколько километров. Здесь встречаются разнообразнейшие породы деревьев и кустарников. Здесь прекрасно в любую пору года по-своему.

В этих местах — рай для любителей "тихой" охоты и подобных видов отдыха — собирания грибов, лекарственных растений. Недалеко колония дубов — 50 старых деревьев-великанов, которым почти по 200 лет. По берегам речки Ордынки выстроились столетние сосны, которые вечнозеленой лентой опоясывают Мошногорье и дают начало Черкасскому бору. Неповторимая красота! Хорошо сказал про нее киевский ученый Г. Бердышев:

У Днепра в лесных раздольях,

Где в горах дубы шумят,

Зародилась мощь Триполья

Восемь тысяч лет назад.

Здесь держава Мономаха

Бой дала врагам своим,

И тряслись тогда от страха

Византия, Польша, Рим.

Для боренья с вражьей силой,

Для труда и для борьбы

Здесь земля людей творила

Крепких, мощных, как дубы…

Сегодня по просьбе читателей газеты мы расскажем кое-что о работе гастроэнтерологического отделения. В августе 1989 года было создано 200 "гастроэнтерологических" коек. Здесь лечат хронический гастрит со сниженной секреторной деятельностью, хронический энтероколит, гепатит, холецистит и много других заболеваний. В гастроэнтерологическом отделении есть такие кабинеты: электроторфолечения, парафиноозокеритолечения, бювет, гидропатии (кишечное орошение и промывание), физиотерапии, электросна, доудонального зондирования, эндоскопии и другие.

Вообще лечебно-диагностическая база санатория очень богатая — и бальнеологическая лечебница (плавательный бассейн), 8 ванн, гидротерапевтический кабинет, оборудование для подводного массажа, физиотерапевтические кабинеты, оснащенные современной аппаратурой, зал лечебной физкультуры, массажные кабинеты, кабинет функциональной диагностики, клинико-химические лаборатории, рентгенологический кабинет. В случае необходимости здесь предоставляют лечебную стоматологическую (в том числе зубопротезную) помощь, устраивают консультации окулистов, невропатологов, гинекологов, хирургов, оториноларингологов — все это параллельно и одновременно к услугам пациентов всех отделений санатория. А с 1989 года еще и теплотерапия в сауне, подводный гидромассаж, иглорефлексотерапия, мануальная терапия, медотерапия. И все это — под одной крышей!

И все-таки настроение и здоровье отдыхающих в значительной мере зависит от обслуживающего персонала. Что ни говорите, а в "Мошногорье" умело подобрали кадры.

Отдельно следует сказать добрые слова про тех, кто работает в гастроэнтерологическом отделении. Возглавляет отделение Е. В. Марченко, которая имеет богатый практический опыт и глубокие знания по своему профилю, а главное — она очень любит людей. Без этого врач — не врач. В 1985 году окончила лечебный факультет Ужгородского университета. В "Мошногорье" работает постоянно, не меняя места работы. В отделении — порядок, чистота, тишина, персонал — приветливый, любезно встречают и провожают. Все сотрудники стремятся, чтобы отдыхающие были довольны лечением и отдыхом. И они таки довольны — и взрослые, и дети. Мы беседовали со многими отдыхающими — людям нравится и как лечат, и как кормят. Особенно чернобыльские детишки.

Володя Рудой, Роман Юрчук и многие другие ученики из Замгайлеской средней школы Черниговской области наперебой рассказывали про свою жизнь в санатории. А родителям какая помощь — за путевки для детей платит Министерство по чрезвычайным ситуациям в делах защиты населения (министр В. Кальченко). Некоторые, правда, говорят, что в санатории скучновато, но таких — единицы. И это при всем том, что кинофильмы и дискотека — ежедневно, концерты, лекции — каждую неделю.

… Вот мы возле кабинета завотделением гастроэнтерологии Эльвиры Владимировны Марченко. К ней небольшая группа людей. Дождавшись своей очереди, захожу. Передо мной — красивая, стройная женщина с вдумчивым взглядом красивых больших глаз.

И вот уже Эльвира Владимировна рассказывает. Про свои ежедневные заботы. Про то, что в работе помогает, и чего не хватает…

Благодаря АТ "Вэллмед" санаторий имеет все необходимые для лечения медикаменты. А вот с аппаратурой сложнее. Очень нужен аппарат для УЗИ, "капризничает" система для определения кислотности желудочного сока, а денег в санатории на их приобретение нет.

А еще Е. В. Марченко говорит, что медперсонал очень благодарен профессору Г. Д. Бердышеву и его соратникам В. К. Заблоцкому, И. Н. Варнавскому и другим авторам комплексного метода защиты организма от действия поражающих факторов, которые не только бесплатно передали "ноу-хау" этого метода санаторию, но и сами часто наведываются в "Мошногорье", несут-везут с собой научные и практические новости, читают лекции и тем самым побуждают медиков к активным действиям, к творческим поискам.

… В день нашего приезда в санатории проходила дегустация блюд из сои и морепродуктов, приготовленных специалистами по пищевым технологиям из КНДР. Мы уже рассказывали, что активисты общества дружбы "Украина—КНДР" узнав, что в "Мошногорье" лечатся и оздоравливаются чернобыльцы, предложили свою помощь — путем введения в ежедневное меню чернобыльцев вышеназванных продуктов. Были тут и котлеты из соевой муки, и вареники с соей, и творог, и разнообразные салаты, и соя с грибами — всего не перечислить. Все очень вкусное, питательное.

… А вот еще новость из "Мошногорья" — в санатории будет внедряться еще один из блоков SOS-медицины профессора Г. Д. Бердышева — омоложение организма. Интересно! Захватывающе! Все-таки необыкновенный этот санаторий "Мошногорье". И высокий профессионализм его коллектива, прежде всего медперсонала, и умение — взаимопомощь, взаимозамена на сестринских постах… Вообще, каждая медсестра здесь — настоящий клад.

Мы еще будем рассказывать про энтузиастов санатория "Мошногорье", и не раз. А тем, кто еще не побывал в этом санатории, советуем обязательно посетить его.

Внедрение SOS-медицины в санатории "Мошногорье" ограничивалось нехваткой средств у Н. Л. Науменко, а также моей занятостью на кафедре генетики в Киевском университете. Однако почти все свободное от лекций время я проводил в санатории "Мошногорье". Там я много работал, по утрам совершал пробежки по теренкуру (6 км), писал стихи, иногда ходил в кино. Еще студентом, изучая "Слово о полку Игореве", я обнаружил, что у наших далеких предков-язычников существовала эффективная система здорового образа жизни, которую я назвал "русский закал". Система закаливания Порфирия Иванова — лишь фрагмент этой древней системы. Благодаря "русскому закалу" славяне размножились и стали многочисленным суперэтносом Европы. Я пришел к выводу, что "русский закал" зародился в Приднепровье, в Черкасской области, там, где течет речка Рось, где струится река Вильшанка, где в неолите жили древние люди, строя жилища из костей мамонта. Недалеко от санатория "Мошногорье" академик АН УРСР Иван Григорьевич Пидопличко нашел такое жилище. Сейчас оно перенесено в зоологический музей Института зоологии АН Украины. В Приднепровье открыты Трипольская цивилизация, древнее государство Арата. Многие ученые считают, что здесь началась цивилизация. Были приручены кони и другие животные, изобретено колесо, открыто земледелие. Раздумывая о судьбах Украины, население которой подвергается геноциду со времен "комиссаров в кожаных куртках", я написал стихотворение "Русский закал". Писал я и лирические стихи (вроде "Васильков").

В санатории "Мошногорье" я попытался внедрить открытую мной систему здорового образа жизни древних русичей, которую я назвал "русским закалом". Нижеприведенное стихотворение я читал врачам санатория.

Русский закал

Система русского закала,

Ты в Приднепровье родилась,

Чтоб речь родная не смолкала

И кровь народа не лилась.

Был в битвах русич закаленным

И легкой жизни не искал.

Был каждый пахарь славный воин,

Он с детства познавал Закал.

Он рос в труде без лишней неги.

Бег по холмам, заплыв в Днепре.

Хожденье босиком по снегу,

В Роси купанье на заре.

С конца копья его кормили.

Он медом пищу запивал.

Как Святогор, исполнясь силы,

Он сторожил защитный вал.

Он полз к врагам в сугробах снега,

Предупреждая их набег.

Он был грозой для печенегов,

Будь их хоть сотня человек.

Но годы шли… И Русь упала.

В бою с врагом с мечом в руке.

И тайна русского закала

Осталась в танце гопаке.

В ученье мудром Иванова,

В словяно-горецком бою,

В обычьях старых или новых,

Везде являя мощь свою.

Всю жизнь в долинах и на взгорьях

Я русский познавал закал.

И в санаторий Мошногорье

Систему эту передал.

Здесь Днепр течет вблизи Росавы,

Здесь меж холмов струится Рось.

Здесь зарожденье русской славы

Среди народа началось.

Чтоб снова мать с копья кормила,

Как раньше сына своего,

Дала ему и мощь и силу

И в бой отправила его.

Однако мне не удалось зажечь коллектив санатория своими идеями. Финансово-материальные трудности, нежелание замужних женщин-работниц санатория тратить время и силы на внедрение новых методов профилактики и лечения заболеваний, смена руководства санатория не позволили мне внедрить в полном объеме SOS-медицину и "русский закал" в санатории, о чем я сожалею.

Писал я в Мошногорье и лирические стихи. Гуляя по берегу реки Ольшанки, я встретил поляну васильков. И написал такие стихи, положенные на музыку одним больным пациентом-композитором.

Васильки

Разбрелись у Ольшанки реки

В Мошногорских лесах васильки.

Словно неба осколки, цветы

Вдруг просыпались к нам с высоты.

Я сорву их в полуденный зной,

Залюбуюсь красой неземной.

Вспомню юности дальние дни,

Васильков голубые огни.

Свою первую вспомню любовь

И глаза, голубей васильков.

Они в небо давно вознеслись.

Не от них ли синеет та высь,

Что просыпала нам васильки

На лугу у Ольшанки реки?

Для меня нет красивей цветов

Голубых и родных васильков.

Голубая на солнце краса

Их уносит меня в небеса,

Возвращают как в сказке они

Моей юности давние дни.

В Мошногорье среди дикой величественной природы ожил мой Пегас. В свободное от работы время я писал стихи. Приведу патриотическое стихотворение, связанное с зарождением в Приднепровье Киевской Руси, которое стало гимном санатория Мошногорье.

Гимн санатория "Мошногорье"

Цвети и здравствуй, наше Мошногорье!

Земля славян, обетованный рай.

Русь зарождалась на твоих повзгорьях,

Ее хранит наш заповедный край.

Здесь государство мощное Триполье,

Предвестник Украины, родилось.

Здесь на твоем прославленном раздолье

Дала Руси названье речка Рось.

Здесь древнее мужало государство,

Прославившись величием побед,

Преодолев врагов Руси коварство,

В веках оставив незабвенный след.

Природа здесь зажгла горячей кровью

Своих сынов и яростью в бою.

А дочерям передала здоровье

И красоту славянскую свою.

Здесь мощь во всем, проходят боль и горе.

Вас захлестнет здоровья мощный вал.

Недаром эту местность Мошногорьем

Народ в честь древних русичей назвал.

Мы, русичи, пришли к своим истокам.

Земля родная силу нам дает.

Кто родину боготворит глубоко,

Тот вместе с нами пусть сюда прийдет.

18 сентября 1997 года я бродил по Мошногорским лесам и написал такой стих.

Лес Мошногорья

Если б знали вы, как прекрасен

Этот лес в осеннюю пору.

Он рябиной себя украсил,

Блеском листьев и мухоморов.

Гриб стоит ярко-красный и важный

И гордится, что он ядовитый.

А опята толпятся отважно

На пеньке, паутиной обвитом.

Луч скользнул по красе осенней,

Тронул кроны дерев позолотой

И, любуясь небесною сенью,

Как копье, вонзился в болото.

Многоцветным живым узором

Вышил он на листве деревьев

Сказки древнего Мошногорья,

Украины — Руси поверья.

Я читаю здесь древнюю повесть,

Слышу отзвук отточенной стали.

Здесь о славе славян беспокоясь,

Наши прадеды Русь создавали.

Рядом — Днепр, Рось и речка Росава.

Здесь когда-то возникло славянство.

Мошногорье — очаг древней славы,

А не просто лесное пространство.

А не просто — лесной санаторий,

Тот, что лечит больных с любовью.

Лес здесь полон дивных историй.

Все здесь дух крепит и здоровье.

Все здесь лечит: и мощь природы,

И преданий древняя слава.

Силу даст колыбель народа —

Днепр-Славутич, Рось и Росава.

Если дух твой бедой надломлен,

А на теле — сплошная рана,

Выйди в лес — и под древней кровлей

Мошногорья боль перестанет.

Ты воспрянешь в лесных палатах,

На волшебную сказку похожих.

Мать-Отчизна, как врач в халате,

Своим детям всегда поможет.

На день 8 марта я написал два таких стихотворения.

Женщинам санатория "Мошногорье"

Женщины, любимые и нежные!

В день весны, любви и красоты

Мы, мужчины, дарим вам подснежники,

Как и вы, прекрасные цветы.

Мы вас любим, обожаем. Нравится

Нам у вас и внешность и душа.

Каждая из вас лицом красавица,

И душой и сердцем хороша.

Вы опора нам и озарение.

Вы всегда зовете нас вперед.

Лишь трудом и вашим вдохновением

Санаторий наш еще живет.

Скоро к нам в Черкассы, в Мошногорие

Все мужчины двинутся толпой,

Чтоб влюбившись в женщин санатория

Стать моложе телом и душой.

Навсегда избавиться от старости,

От болезней разных и морщин.

Добротой своею без усталости

День-деньской вы лечите мужчин.

Не засохнут первоцветы вешние,

Когда праздник мартовский пройдет.

Мы, мужчины, обещаем женщинам

Этот день продлить на целый год.

Каждый день мы с вами будем праздновать

Этот день весны и красоты

И дарить вам каждый день по-разному

Обожанья нашего цветы.

От имени мужчин санатория "Мошногорье" 6 марта 1997 года Бердышев Г. Д.

Женщины Украины

Посвящается врачам санатория "Мошногорье" Светлане Викторовне Овчарук и Ирине Юрьевне Опенько.

Ще не вмерла Україна,

Призрак вырожденья, сгинь!

Еще много на ее равнинах

Дивных женщин в образе богинь.

Умных, смелых, величавых —

Как небесные цветы.

Породила Русь на берегах Росавы

Женщин несказанной красоты.

Как симфонии звучанье,

Каждое движенье в них.

Несказанное сквозит очарованье

В их глазах, бездонно-голубых.

В школе, в вузе, иль в больнице.

Иль в цеху — везде они

Правят дело божией десницей,

Зажигают звездные огни.

Как цветы, они пылают

Несгораемым огнем

И мужчинам сердце согревают

Своим вечно женственным теплом.

Скоро снова, озарив долины,

Солнце над Росавою взойдет.

В женщинах спасенье Украины.

С женщин начинается народ.

6 марта 1997 г.

Видя ужасный геноцид, обрушенный на украинский народ, я написал такие стихи.

Призыв к борьбе

Наш народ обессилен,

Голодает опять.

Впереди — край могилы.

Нам нельзя отступать.

Против нас объявили

Вновь крестовый поход.

Рвутся черные силы

Погубить наш народ.

Где ты, русская слава?

Скоро ль солнце взойдет?

Где ты, сын Ярослава?

Кто нас в бой поведет?

Скоро ль в бой смелый воин

Поведет нас с собой?

Тот лишь жизни достоин,

Кто идет во смертный в бой.

В стихотворении "Возвращение на Родину" я описал свои чувства, вызванные возвращением на Украину.

Возвращение на Родину

В самый лучший край на свете

Я с отрочества стремлюсь.

Унеси меня, мой ветер,

В край, где зародилась Русь.

Где весной звенит Росава,

Где струится речка Рось,

Где славян родилась слава,

Но где жить мне не пришлось.

Злобный рок в жестоком мире

Моих предков перенес,

Словно вихрь, в леса Сибири,

Где сгубил их всех мороз.

Я рожден в сибирской ссылке.

Но у матери с отцом

Научился грезить пылко

Я о рае неземном,

Где весной звенит Росава,

Где струится речка Рось,

Где славян взошла держава,

Но где жить мне не пришлось.

Словно миг, промчались годы

От родных краев вдали.

Серебром волос невзгоды

Мне на голову легли.

Всем нам счастье светит редко.

Но мне в жизни повезло:

Я вернулся в землю предков

Всем врагам своим назло.

Здесь всегда звенит Росава,

Здесь струится речка Рось.

Рад я слышать шум дубравы.

Мил мне вид родных берез.

Здравствуй, брат мой, украинец!

Нас спасла отчизна-мать.

Я не мало горя вынес,

Чтобы к сердцу здесь прижать,

Всех вас, милых, не знакомых.

Я вас видел всех во сне.

Вы в сибирском страшном доме

Согревали сердце мне.

Я с недавних пор приемлю

Мысль о смерти потому,

Что в родную лягу землю,

Когда смертный час приму.

Рядом будет течь Росава

И струиться речка Рось,

Вечно зеленеть дубрава,

Вечным будет шум берез.

Верю: скоро солнце брызнет,

Возродится наш народ.

И заря счастливой жизни

Над родной страной взойдет,

Где весной звенит Росава,

Где струится речка Рось.

И славянская держава

Распрямится во весь рост.

16 марта 1997 г.

Писал я и гражданские стихи, наподобие "Кривых зеркал".

Кривые зеркала

Всегда кривые зеркала

Хвалили грязные дела.

И день и ночь лавиной — ложь.

Дорогу к правде не найдешь.

Но как не страшен этот бред,

Не думай, что дороги нет.

Ищи ответ в душе своей.

Иди вперед и не робей.

Разбей кривые зеркала,

Возьмись за добрые дела.

Будь смел, и честен, и упрям.

Стряхни с души неволи срам.

Послушай, как трубит палач.

Повсюду слышен детский плач.

Стон матерей, гнев стариков.

Но пусть раздастся смелый зов

Мужчин, зовущих всех на бой,

Народ ведущих за собой.

На бой с нечистой силой зла,

Чтоб слава предков ожила,

Чтоб наступили счастья дни.

Свой Рубикон перешагни.

Лишь победив и страх и ложь,

Для битвы силы обретешь.

Лишь жаждой умереть в бою

Ты оправдаешь жизнь свою.

17.3.97.

Я сделал работу в санатории "Мошногорье" важным элементом своей жизни потому, что санаторий был единственным лечебно-профилактическим учреждением страны, где я хотя бы смог частично внедрить в практику здравоохранения SOS-медицину. Мои попытки предложить SOS-медицину другим санаториям в Киеве, Донбассе, Харькове, в Крыму упирались или в непонимание их руководителей, или в нежелание беспокоиться, или в отсутствие средств.

Но через три года пришел конец и моему сотрудничеству с санаторием "Мошногорье". После того, как мы отпраздновали 60-летний юбилей Н. Л. Науменко, его отправили на пенсию. Директором санатория стал бывший главный врач, В. Я. Гулый, а главврачом — С. В. Овчарук, которая вскоре уволилась и ушла из санатория. Фирма "Вэллмед" перестала сотрудничать с санаторием, поставлять ему лекарства. Резко подорожал бензин, чтобы два раза в неделю возить меня из Киева в Черкасскую область (около 600 км в оба конца). Я перестал работать в фирме "Вэллмед" консультантом, она прекратила возить меня в санаторий "Мошногорье". У меня же своей машины не было, поэтому я до сих пор не могу съездить в санаторий забрать мои приборы и установки, получить зарплату, которую задолжал мне санаторий.

В этот период я много трудился на кафедре общей и молекулярной генетики: разрабатывал несколько новых спецкурсов ("охрана генофонда", "геномика", "генетика индивидуального развития"), читал уже отработанный общий курс генетики и спецкурс по медицинской генетике. Написал несколько научных книг и брошюр, учебных пособий, в коллективе авторов учебник "Генетика с основами селекции". Самое главное — начал пропагандировать саногенику, SOS-медицину. За последние несколько лет я дал десятки интервью корреспондентам различных средств массовой информации о различных аспектах этих наук, опубликовал немало статей, брошюр, книг на эту тему.

Другой страстью, которая меня заняла в последние годы, стала проблема целебной питьевой воды. Интерес к этой проблеме у меня не стихал в течение всей моей сознательной научной жизни. Еще в Томском медицинском институте я приобщился к проблеме легкой и тяжелой воды.

Когда я приехал в Киев, стал заведующим кафедрой генетики в Киевском университете, мы начали сотрудничать с Институтом коллоидной химии и химии воды АН Украины (академики Л. А. Кульский, В. В. Гончарук). Академик Л. А. Кульский еще в 70-е годы заключил с нами хоздоговор об исследованиях влияния воды после различных видов обработки (серебром и хромом) на высшую нервную деятельность крыс и мышей и на обмен нуклеиновых кислот в их мозгу и других органах (186, 187).

Затем я по контракту стал работать старшим научным сотрудником на 0,5 ставки в отделе директора Института коллоидной химии и химии воды АН Украины академика В. В. Гончарука.

В 1995 г, когда была рассекречена SOS-медицина, я дал большое интервью Ю. С. Хлыстуну, заведующему отделом науки и здоровья газеты "Всеукраинские ведомости" (746), вскоре закрытой и возродившейся в виде газеты "Факты и комментарии". Поскольку одно из главных направлений SOS-медицины — чистая вода, водоочистка, я упомянул в своем интервью о своих исследованиях по этой проблеме. И вот вскоре после публикации моего интервью ко мне позвонил Иван Николаевич Варнавский, Генеральный конструктор НПО "Реле и автоматика", занимающийся также проблемой воды, пригласил меня к себе домой на чай, приготовленного на его целебной талой воде, договориться о сотрудничестве. Ему было за 70, но он был настолько бодр и подвижен, что я не успевал взбежать за ним по лестнице на 5 этаж, где была расположена его квартира. 19-летним молодым солдатом в боях с немецко-фашистскими захватчиками под Николаевом на юге Украины он был ранен в руку и ногу, тяжело контужен, еле выкарабкался из объятий смерти, немного подлечился, окончил металлургический институт, работал главным металлургом на заводах Урала, затем — Киева, в частности, на самолетостроительных заводах предприятия Антонова. Со временем дали о себе знать фронтовые раны и контузия. Он начал слепнуть, с трудом передвигаться. По совету профессора ветеринарии своего брата Алексея он начал лечиться талой водой и приготовленными на ней напитками и пищей. Ему стало легче. Он устроился на работу в Институт коллоидной химии и химии воды АН Украины к Л. А. Кульскому, который горячо поддержал его идею получения талой воды. Когда умер Л. А. Кульский, И. Н. Варнавский не нашел понимания у нового директора Института академика В. В. Гончарука, уволился и при НПО "Реле и автоматика" организовал свою лабораторию водных технологий, в которой начал конструирование различных водоочистительных установок двух серий — "Криничка" и "Надія" (по имени своей супруги Надежды Павловны Варнавской).

В момент встречи со мной он разрабатывал технологию и соответствующие установки получения воды с пониженным содержанием дейтерия и трития — тяжелого и радиоактивного изотопов водорода, которые делают вредной для здоровья даже самую чистую воду. Ему пригодился мой опыт работы по проблеме воды, и в 1995 году я как бы передал факел, зажженный моими учителями профессором И. В. Торопцевым, профессором Б. Н. Родимовым, доцентом В. И. Стреляевым в Томске, в руки киевских ученых и технологов, разрабатывающих проблему целебной воды. До меня И. Н. Варнавский (или ВИН, как мы его сокращенно называли) целебные свойства воды искал в первую очередь в структурированности (богатстве водородными связями между молекулами воды, по которым движутся протоны и электроны), в насыщенности микроэлементами, в отсутствии газов, повреждающей информации, накапливающейся в воде. Он не придавал, как мне показалось, решающего значения отсутствию дейтерия, трития и повреждающих изотопов кислорода, хотя его настольной книгой было небольшое издание В. М. Мухачева "Живая вода". В ней автор живописно описал вредное действие дейтерия на биологические системы. Правда, ВИН, конструируя установки серии "Надія", разрабатывал технологию получения воды с пониженным содержанием дейтерия и трития. Однако деньги для своей лаборатории он зарабатывал на "Криничках". В 1999 году он продал фирме "Криниченька" патент на эту серию установок и купил для своей невестки и внучки двухкомнатную квартиру недалеко от своего дома. Под влиянием моих советов и подчиняясь логике своего технологического развития, ВИН забросил "Кринички" и наполовину перешел к конструированию "Надій". Оформив патент на эту установку, мы за полгода построили ее в цехе завода "Реле и автоматика" и приступили к отработке технологии получения воды с пониженным содержанием дейтерия и испытанию ее медико-биологического действия. Член нашего неформального объединения ученых заместитель директора по науке Института гигиены и токсикологии АМН Украины доктор медицинских наук Р. Е. Сова предложил называть воду из "Надіи" реликтовой, так как в природе такая вода сохранилась в основном в виде антарктического реликтового льда.

В исследовании реликтовой воды приняли участие многие академические институты, вузы и лечебно-профилактические учреждения. На нашей кафедре общей и молекулярной генетики Киевского национального университета им. Тараса Шевченко мы обнаружили гено-, радио- и герозащитное действие реликтовой воды, ее способность стимулировать иммунитет у морских свинок. Причем реликтовая вода с 12-15% снижением содержания дейтерия, полученная по нашей технологии, сильнее восстанавливала иммунитет морских свинок, чем вода с более значительным снижением дейтерия (до 80-90%), полученная по электролизной технологии. Следовательно, пониженная концентрация дейтерия в воде — не единственный фактор полезности для здоровья. В ней имеются и какие-то другие факторы, которые делают воду целебной (соотношение пара- и ортоводы, содержание микроэлементов, газов и т. д.). Все эти факторы мы сейчас исследуем.

Удивительные результаты по антираковому действию реликтовой воды получил профессор онкологии Владимир Сергеевич Моисеенко в Институте экспериментальной патологии, онкологии и радиобиологии им. Кавецкого НАН Украины. Исследования проводили два года — в 1933 и 1994 годах.

Для этой цели использовали метастазирующий штамм карциномы легких Льюиса, перевиваемый на линейных мышах. В качестве контроля применяли электролизную и дистиллированную воду.

Исследование проводили на 36 мышах весом 20 г. Опухоль перевивалась внутримышечно в бедро задней лапки по 200 тыс. злокачественных клеток в 0,2 мл физиологического раствора. Воду начинали давать в день прививки в следующем режиме: утром по 0,7 мл перорально, а вечером наливали в поилки, откуда животные пили произвольно в неограниченном количестве. В конце опыта, через 21 день после начала эксперимента, животных забивали, препарировали и определяли объем и массу –опухоли, а также количество и размеры легочных метастазов.

Оказалось, что реликтовая вода статистически значимо задерживает рост метастазов карциномы легких Льюиса у линейных мышей. Кроме того, необходимо отметить положительное влияние реликтовой воды на общую неспецифическую резистентность животных, что проявлялось в более активном поведении и отсутствии гибели мышей, получавших реликтовую воду по сравнению с контрольными животными, употреблявших электролизную воду, где погибло 2 из 10, и дистиллированную воду, где погибло 4 из 15 животных.

Получив в 1993 году первые обнадеживающие результаты в эксперименте на мышах о противодействии реликтовой воды развитию ракового процесса и почти не веря этому, мы с В. С. Мосиенко и Н. И. Варнавским решили продолжить исследования более тщательно.

Вторая — основная часть – данного исследования также была посвящена изучению влияния реликтовой и других вод на онкологический процесс.

У линейных мышей исследовали влияние на рост и развитие карциномы легких Льюиса следующих пяти вод: реликтовой воды, воды из "Кринички", аэрированноой воды из "Кринички", электролитической – смеси анодной и катодной воды и питьевой водопроводной воды.

Исследование проводили на 75 мышах — самках линии C57-Bl/6 в возрасте 3-3,5 месяца весом около 20 г каждая. Животные были распределены на 5 групп по 15 особей в каждой. Всем им вводили соответствующий тип активированной и контрольной воды.

Воду мыши получали утром по 0,7 мл через рот с помощью иглы-зонда, а в конце дня воду наливали в поилки, из которых мыши пили без ограничения до следующего утра. Поить животных исследуемыми водами начинали за неделю до перевивки карциномы легких Льюиса. Опухолевые клетки вводили внутримышечно в бедро правой задней лапки по 200 тысяч клеток.

Через 3 недели после перевивки карциномы легких Льюиса животных забивали, замеряли и взвешивали первичные опухоли, подсчитывали количество метастазов в легких, разделяя их в зависимости от размера на три группы: до 1 мм, от 1 до 2 мм и больше 2 мм.

Полученные данные эксперимента свидетельствуют о том, что наибольшим противоопухолевым эффектом обладала реликтовая вода с пониженным содержанием дейтерия на 5-6%. В результате использования ее только для питья мышей рост карциномы легких Льюиса задерживался на 37% по сравнению с контролем – питьевой водой. В меньшей степени таким эффектом обладала вода из "Кринички" – на 29% и аэрированная – на 16%. Такая же закономерность выявлена в отношении действия исследуемых вод на метастазирование. Наиболее выраженное противометастазирующее действие оказывала реликтовая вода, уменьшая количество метастазов в легких на 40%!

У воды из "Кринички" и аэрированной воды эти показатели были соответственно 25% и 22% по сравнению с контролем. Если у мышей, которым посчастливилось пить реликтовую воду, средний вес к концу опыта уменьшился всего на 1,4 г, то в "электролитной" и "питьевой" группах уменьшение веса было соответственно 3,2 и 3,0 г, т. е. больше чем в два раза!

В группах, где мыши употребляли электролизную и водопроводную питьевую воду к концу опыта погибло по 5 из 15 животных, а оставшиеся выглядели вялыми, движения их были замедленными. В соседнем вольерчике погибла всего одна особь, а остальные были довольно энергичными и подвижными, лучше кушали. Здесь мыши пили реликтовую воду.

В исследованиях 1995 года, проведенных также совместно с И. Н. Варнавским и В. С. Мосиенко, было показано, что реликтовая вода благотворно влияет на скорость и качество роста и развития кисломолочной бактерии Lactobacillus delbruccii. Она благотворно влияла на обменные процессы теплокровных животных (мышей): улучшала микроциркуляцию и состав крови, повышала сукцинатное дыхание митохондрий печени во время синтеза АТФ.

Основным механизмом противоракового действия реликтовой воды является резкая стимуляция иммунитета, что мы обнаружили на морских свинках. Открытию целебной реликтовой воды мы посвятили ряд публикаций в научных журналах, сборниках, газетах, докладывали об этом на ряде международных конференций и симпозиумов.

По материалам своих двадцатилетних исследований И. Н. Варнавский в 2000 г блестяще защитил докторскую диссертацию на тему "Новая технология и установки для получения очищенной биологически активной целебной питьевой воды". Апробация его диссертации проводилась на нашей кафедре, и я выступал как основной консультант его докторской диссертации. Президент НАН Украины Б. Е. Патон обратился к директору Института медико-биологических проблем Российского космического центра с просьбой принять к защите докторскую диссертацию И. Н. Варнавского, так как только в этом институте был единственный в странах СНГ Совет по специальности 05.26.02 "Безопасность, защита, спасение и жизнеобеспечение населения в чрезвычайных ситуациях", по которой И. Н. Варнавский захотел защищаться. Большую помощь его защите оказал председатель этого Совета профессор Юрий Емельянович Синяк, заведующий отделом жизнеобеспечения космонавтов в Институте медико-биологических проблем РАН. Ю. Е. Синяк стал нашим с ВИНом добрым другом, часто приезжает в Киев. Мы приняли его в наш украинский коллектив исследователей реликтовой воды, составили программу совместных исследований. Однако все усилия Варнавского, мои, Синяка оказались напрасными. Директор Института химии воды АН Украины В. В. Гончарук привел в действие свои связи в ВАКе России и ВАК предложил Варнавскому забрать диссертацию, даже не допустив ее на экспертный совет. Мы предложили ему искать защиты у В. В. Путина, но он не захотел тратить на борьбу свои силы. ВАК оказалась подразделением мощного клана, захватившего Академию Наук России.

В настоящее время мы с ищем деньги на конструирование и строительство более совершенной установки для производства дедейтерированной воды. Если удастся ее построить, это будет вечная память о недавно умершей супруге И. Н. Варнавского Надежде Павловне Варнавской, вдохновлявшей нас на бессонные ночи труда над конструированием данной установки, которая даст питьевую воду 21 века.

Остановлюсь еще на одном пласте моей жизни, связанном с деятельностью вице-президента Общества дружбы Украина-КНДР. Президентом Общества мы избрали ректора Университета менеджмента и экономики (его название меняется почти каждый год) профессора Дмитрия Богдановича Головко, выпускника юридического факультета Киевского национального университета им. Тараса Шевченко. Д. Б. Головко раньше работал секретарем Киевского горкома КПУ и сохранил обширные связи с руководителями заводов, фабрик, санаториев Киева и его окрестностей. У него был аппарат помощников, которые выполняли всю организационную работу в Президиуме общества. Это очень облегчало работу Общества и делало Д. Б. Головко идеальным Президентом подобного общества.

Облегчало нашу работу существование посольства КНДР в Украине, на приемы в котором по праздникам КНДР собирались активисты общества, работники Министерства иностранных дел Украины, воины, сражавшиеся с японскими завоевателями Кореи и с американцами во время Корейской войны 1950-1953 годов. Иногда на приемы в посольство приходил сам Министр иностранных дел Украины Г. И. Удовенко, любивший корейскую кухню и водку со змеей. Несколько раз мы садились с ним за один стол и вели беседы о восточной, в том числе и корейской, медицине. У него были, как и у всех мужчин его возраста, проблемы с простатой и он интересовался, как лечат подобные заболевания в КНДР. Общество опекал первый секретарь посольства Советник Ким Сен Ир и всю связь общества с посольством Д. Б. Головко возложил на меня как на своего заместителя. Я часто бывал в посольстве, встречался с послом и Ким Сен Иром, решая все текущие дела. Д. Б. Головко настаивал, чтобы наше общество координировало свою деятельность с Обществом дружбы Украина—Республика Корея. Во исполнение его указаний я установил контакты с советником по культуре посольства Республики Корея, который использовал в качестве переводчика кандидата технических наук Института теплофизики НАН Украины корейца Ким Нак Но. Они пригласили меня в кафе и за обедом мы обсудили координацию работы двух украинских обществ дружбы с Кореей. Однако Ким Нок Но рассказал о нашей встрече Ким Сен Иру (за что его пригласили на очередной прием в посольстве).

В обычной жизни сотрудники двух корейских посольств как идеологические противники не общались друг с другом, и мою встречу с работниками посольства Республики Корея Ким Сен Ир расценил как предательство КНДР. Он почти полгода дулся на меня, ругая в моем присутствии "растленных южнокорейских правителей, продавшихся американским империалистам". Он запретил мне любые контакты с южными корейцами, хотя я сказал ему, что стою за объединение двух Корей в единое объединенное государство Корё и уже считаю себя гражданином будущей объединенной Кореи. Он не понял мои высказывания, но постепенно успокоился.

Как вице-президента Общества дружбы Украина-КНДР, меня обязали писать стихи по тем или иным знаменательным датам КНДР.

15 июля 1995 г. к 50-летию освобождения Кореи от японских агрессоров я написал такое стихотворение:

Цветок в ладонях Кымгансана

В долинах гор седого Кымгансана,

Где с двух сторон морей голубизна,

Цветком прекрасным в утреннем тумане

Цвела Корея — древняя страна.

Но из-за моря враг в страну нагрянул,

Как будто урагана черный вал.

Он вытоптал долины Кымгансана

И в кандалы Корею заковал.

Народ Кореи, сильный духом славы,

Могучего родил богатыря,

Который в бой вступил с врагом кровавым—

И над страной Чосон взошла заря.

Полвека как не слышно ратной брани,

Полвека как разбиты силы зла.

И в каменных ладонях Кымгансана

Страна цветком волшебным расцвела.

Но люди смертны, вечны только горы.

В бою пал смертью храбрый богатырь.

Оплакивая тягостное горе,

Меч поднял сын героя Ким Чен Ир.

Как богатырь отец его, в охране

Своей страны стоит отважно он.

И как цветок в ладонях Кымгансана,

Цветет страна прекрасная Чосон.

Пусть над тобой всегда заря алеет,

Страна Чосон, пусть вечным будет мир!

Пусть как цветок, тебя всегда лелеет

Защитник твой отважный Ким Чен Ир!

В 1995 году я отправил в КНДР свое стихотворение, посвященное первой годовщине смерти Ким Ир Сена.

НА ГОДОВЩИНУ СМЕРТИ КИМ ИР СЕНА

Земля Кореи… камни да песок,

Меж скал внизу блестит морская пена.

Средь этих скал прорезался цветок,

Которого назвали Ким Ир Сеном.

Над Кымгансаном загорелся свет.

Заря во мгле блеснула золотая.

Такой цветок раз в миллионы лет

С трудом на серых скалах прорастает.

Он вдохновил героев на борьбу,

Зажег сердца бойцов бессмертной славой —

И солнечную, светлую судьбу

Народ завоевал в борьбе кровавой.

Но год назад померк внезапно мир —

Бессмертного не стало Ким Ир Сена.

Другой цветок остался — Ким Чен Ир,

Увядшему цветку расцвел на смену.

Окаменел от скорби Кымгансан.

Как беспредельное седое море,

Заколыхалась боль от острых ран,

Народное забушевало горе.

Но Кымгасана грудь как сталь крепка,

И вечны корни у корейских сосен.

Не погасить огонь чудесного цветка,

Какой бы бурей не грозила осень.

Цвети, Корея! Пусть твоя судьба

Переживет бессмертье Кымгансана.

Мы, как в невесту, влюблены в тебя,

В твою фату из белого тумана,

В блеск неземной небесной красоты,

В росу лугов, в озера, в птичьи стаи,

И в нежные прекрасные цветы,

Которые сквозь скалы прорастают.

Кымгасан — гряда прибрежных гор на Юго-Востоке Северной Кореи, один из символов КНДР.

Я часто вспоминаю Пхеньян, трудовой народ Северной Кореи, его жизнерадостный энтузиазм. В феврале 1996 г я написал такое стихотворение.

Воспоминания о Пхеньяне

Вокруг снега, метель, бураны.

И в доме холодно моем.

В помойке ищут ветераны

Кусочек хлеба костылем.

Страна родная, Украина,

Стал вымирать твой бедный люд.

Как связанного исполина,

Тебя на Запад волокут.

В объятья США, вдаль от России.

Чтоб вновь не слиться нам в Союз,

Мать оторвать навек от сына,

Забыть тепло славянских уз.

Предав завет социализма,

Твои вожди влекут народ

Из мира радостного жизни

Туда, где все наоборот.

Где не здоровье, а болезни.

Где корысть властвует вовек,

Где в круговерти бесполезной

Без денег гибнет человек.

Бредет народ наш как в тумане.

Куда идти? Но в мраке дней

Воспоминанья о Пхеньяне

Звездой горят в душе моей.

Я помню светлый древний город,

Страну прекрасную Чосон:

Изрезанные ветром горы

И моря блеск со всех сторон.

Цветком в ладонях Кымгансана

Корея древняя цветет.

Я полюбил красу Пхеньяна,

Его талантливый народ.

Его улыбки, рук пожатье,

Глаза счастливых матерей.

И жар родительских объятий,

И песни радостных детей.

Любовь к цветам, святым руинам,

К своим вождям — все то, что мы

Утратили на Украине

В суровых замятях зимы.

Звезда Кореи, ты сегодня

Нам озаряешь путь во мгле

В мир справедливости свободной,

Счастливой жизни на Земле.

Я прочитал его на Международной конференции солидарности с народом КНДР в Московском университете в феврале 1996 года. Аплодисменты зала были дружными и искренними.

С помощью посольства КНДР я два раза (в 1995 и 1998 годах) ездил в Северную Корею. В 1995 г. я участвовал в торжествах по случаю годовщины со дня смерти Ким Ир Сена, собрал материал для двух книг ("Корея и социализм" и "За окончательную победу социализма"), читал лекции в Институте геронтологии АН КНДР, Институте радиационной медицины и в некоторых других. Меня встречал мой коллега по Томскому медицинскому институту, где училось много корейских студентов, профессор Рю Гю Донг, бывший в то время министром здравоохранения КНДР (в последующие мои посещения Северной Кореи он куда-то исчез). Его обвинили в том, что он как министр здравоохранения плохо заботился о здоровье Ким Ир Сена и не смог спасти его от обширного инфаркта миокарда, который случился в его резиденции в горах Мёхан после бурного заседания Госсовета, где обсуждалось требование американцев закрыть советские реакторы РБМК, дающие оружейный плутоний для производства атомных бомб.

Рю Гю Донг приехал ко мне в гостиницу "Пхеньян", в отдельном кабинете накрыл роскошный стол. Мы поднимали тосты за наших профессоров, читавших нам лекции, вспоминали наших товарищей, учителей, говорили о планах будущего сотрудничества. Перед встречей я написал стихотворение-воспоминание, которое прочитал за столом и вручил на память Рю Гю Донгу.

Воспоминание об alma mater

Сороковые годы… Вьюга,

О город бьется снежный вал.

Корейского большого друга

Томск в эти годы пестовал.

* * *

Учились вместе мы не долго,

Но все ж смогли друзьями стать.

Здесь нас с студентом Рю Гю Донгом

Одна воспитывала мать.

* * *

Нам alma mater завещала

Любить, как мать свою, больных.

У хирургического зала

Встречал нас славный Савиных.

* * *

Профессор Торопцев бывало

Нас восхищал своей душой.

Он был хотя и ростом малый,

Но эрудицией — большой.

* * *

Профессор Ларин — физиолог,

Ходкевич, ректор наш, хирург.

Вершинин — славный фармаколог,

Для всех студентов щедрый друг.

* * *

Они нас дружбе научили,

Нам помогли врачами стать.

Мы с Рю Гю Донгом не забыли

Наш Институт — родную мать.

* * *

Минуло 40 лет… И снова

Увиделись мы как друзья.

Не надо счастья мне другого:

Вернулась молодость моя.

* * *

Как будто вновь я в alma mater

Вернулся юношей на миг.

И в накрахмаленном халате

Сижу перед горою книг.

* * *

А рядом стол у батареи.

За ним работает студент

Из братской Северной Кореи—

То Рю Гю Донг, наш президент.

* * *

Да, прошлое неповторимо.

Минули юности года.

Но сверстников своих любимых

Храним мы в сердце навсегда.

Более подробно опишу поездку в КНДР 1998 года. В это время правительство КНДР закрыло посольство КНДР в Киеве, и заботу о моей поездке из Москвы в Пхеньян взяли посол КНДР в России Пак Ун Чун и его Советник Хон Тхе Сен. Последний встретил меня на Киевском вокзале, поселил на два дня в гостинице посольства КНДР в Москве, купил мне огромный китайский чемодан, фотопленки для моего фотоаппарата. Он же купил мне авиабилет на самолет Москва-Пхеньян, отвез в аэропорт "Шереметьево", посадил на самолет. 8 часов беспересадочного полета — и я в Пхеньяне.

Приведу выдержки из моего дневника пребывания в Пхеньяне.

25 июля — отъезд в Москву, 26 июля 1999 г — прибытие в Москву. На Киевском вокзале встретил секретарь посольства КНДР в Москве Хон Тхэ Сен, отвез в гостиницу посольства, поселили в комнате № 708, в 14 часов представил послу Пак Уи Чуну.

27 июля рейсом JS217B компании “Air Koryo” вылетели в Пхеньян. Этим же рейсом летел в отпуск в Пхеньян посол КНДР в Росии Пак Уи Чун. Через 8 часов полета прилетели в Пхеньян. Меня встретили сотрудники Комитета по культурным связям с заграницей КНДР советники Цой Чхван Хек и Хам Ен Хо, сотрудник комитета, мой "комиссар" Ким Хак, переводчица Юн Кен Зу, шофер "мерседеса-бенц" Ли Сон Ил. Поселили в гостинице "Пхеньян", согласовали план работы. Ким Хак, Юн Кен Зу и Ли Сон Ил жили в этой же гостинице и сопровождали меня на лекции, в музеи, на выставки, в поездках по КНДР, на все другие мероприятия. Питался я отдельно от них, в ресторане гостиницы.

27 июля — посещение Мангендэ — дома, где родился Ким Ир Сен. Возложение венка к бронзовой статуе Ким Ир Сена на горе Мансудэ.

27 июля – праздник победы в войне 1950-1953 гг.. Вечером возили по улицам Пхеньяна, показывали, как жители столицы празднуют День победы.

28 июля с 9 до 12 и с 14 до 17 часов — две лекции в Институте радиационной медицины. На лекциях присутствует руководство Института, научные сотрудники — человек 30-40. Лекции записывались на магнитофон, слайды и кодограммы фотографировались. Мне фотографировать запрещали. Визитные карточки не дарили. Никто своих фамилий не называл. В синхронном переводе участвовали научные сотрудники, которые раньше учились в СССР, или советские корейцы с Сахалина, которые переселились в КНДР.

29 июля. Поездка в Кымсусанский мемориальный дворец, где находится прах Ким Ир Сена. С 14 до 17 часов лекции в Институте радиационной медицины.

30 июля. С 9 до 12 часов — лекции в Институте радиационной медицины. С 14 до 17 часов — посещение детского сада Тэдонмун. Директор детсада Ли Мун Ген рассказала об учебе и жизни детей, устроила для нас концерт художественной самодеятельности детей, а затем угостила нас чаем с печеньем и арбузами. Дети не голодают, сыты и здоровы, так как им доставляют дополнительное питание из воинской части – куратора детсада.

31 июля 1999 г. С 9 до 12 — лекция по SOS-медицине. С 14 до 18 часов ездили в Музей "Ставка Верховного клавнокомандующего Ким Ир Сена в войне 1950-1953 гг.". Показывал музей полковник Дон Ми Ра, заместитель директора по научным вопросам, и гид в военной форме Со Зон Чхи. С 19 до 21 ч были в Пхеньянском дворце школьников и детей. Начальник отдела по пропаганде Дворца Мун Сон Ил показал нам дворец и замечательный концерт школьников, на котором были примерно 200 корейцев из Китая и Японии.

1 августа 1999 г с 9 до 12 часов — лекция по SOS-медицине. С 14 до 15 часов – посещение кладбища патриотов в районе Хёнзесан Син Мири. С 15 до 18 часов мне прочитал лекцию о запуске искусственного спутника Земли профессор Ким Дон Чхор, ниже я кратко изложу сведения, которые я получил из этой лекции. Лекцию с корейского переводила штатная переводчица Комитета по культурным связям с заграницей Юн Кен Зу. Эту лекцию я дополнил имеющимися у меня сведениями, которые я получил из разных источников в 1990-1999 годах.

По моим данным, в 1980-1995 годах северокорейские специалисты в Киеве проводили активную разведывательную деятельность по приобретению секретов изготовления ракет среднего и дальнего радиуса действия в Днепропетровске ("Южмаш") и в Киеве (НПО "Реле и автоматика" и др.). Некоторые радиодетали они покупали на Украине, в Чехии и других странах СНГ.

К началу 90-х годов они создали ракеты среднего и дальнего радиуса действия и ракетой "Тайпедон-1" в августе 1998 года запустили искусственный спутник Земли, названный "Кванменсон-1" (лучезарная звезда — в честь Ким Чен Ира). Как мне разъяснил лектор, слово "кванменсон" происходит из слов "кван" (светлый), "мен" (луч) и "сон" (звезда). Лектор всячески подчеркивал, что ИСЗ создан силами корейских ученых, без помощи извне. Все материалы и технологии были корейские. Уже в 80-е годы в КНДР создали многоступенчатую ракету "Тайпедон-1", к 1994 году был готов ИСЗ, была развита авиакосмическая промышленность. Запуск ИСЗ в 1994 году был отложен из-за сложной международной обстановки. Затем запуск ИСЗ снова был отложен из-за кончины Ким Ир Сена и трехлетнего траура.

В 1998 году в связи с Первой сессией Верховного Народного Собрания 10 созыва и 50-летием образования КНДР ИСЗ был наконец-то запущен и КНДР вошла в число стран, запустивших баллистические ракеты с ИСЗ на борту (Россия, США, Франция, Англия, Китай и Япония). Запуск был осуществлен с первого раза, отработанные ступени ракеты упали вблизи Владивостока и в Тихом океане за Японией.

Технология создания и запуска ИСЗ – это комплекс самых последних достижений науки и техники. Ученым и технологам авиакосмической промышленности КНДР предстояло овладеть техникой проектирования и строительства многоступенчатой баллистической ракеты, сложнейшей методикой расчета ее полета, отделением различных частей ракеты и т. д. и т. п. Из-за сбоя в механизмах отделения ступеней ракеты потерпел неудачу запуск украинской ракеты "Зенит-2" с 12 американскими спутниками связи с космодрома "Байконур". Все непреодолимые, казалось, трудности ученых и технологов преодолевала воля Ким Чен Ира, который осуществлял ежедневный контроль за работой огромного коллектива ученых и технологов. Он говорил им: "В корейском языке не должно быть слова "невозможно". Я сам нажму кнопку запуска ИСЗ". И благодаря постоянной помощи Ким Чен Ира удалось преодолеть все трудности создания и запуска ИСЗ. Был создан мощный шаровой двигатель, работающий на высокопроизводительном твердном топливе, получены температуроустойчивые металлические и неметаллические материалы, нормально функционирующие при нескольких тысяч градусах Цельсия, в условиях воздействия радиоактивных излучений, системы космической связи и тысячи других компонентов ИСЗ, которые являются высшим достижением науки и техники.

Для запуска ИСЗ был построен собственный космодром с современной системой управления движением ракеты и ИСЗ стоимостью нескольких миллиардов долларов. Таких космодромов в мире, по словам лектора, не более 10. С него готовится запуск другого — более тяжелого ИСЗ — "Кванменсон-2". Для этого создана более мощная многоступенчатая баллистическая ракета "Тайпедон-2", способная преодолевать 6000 км и достигать территории США. В ближайшее время готовятся наземные испытания этой и других многоступенчатых ракет.

2 августа 1999 г с 9 до 12 часов – лекция по SOS-медицине. С 14 до 17 часов — профессор Ли Ен Бок из Научного института образования в Пхеньяне читал мне лекцию "Система образования в КНДР". Вечером готовился к поездке в горы Мёхян.

3 августа 1999 г. прибыли в горы в Мёхян, поселились в отеле "Чанг-Чанг" уездного городка Хансянуп. Утром писал дневник, обобщал впечатления о Северной Корее. Затем ходили в турпоход в горы, к горному буддийскому храму. Вечером готовил лекции по SOS-медицине.

4 августа 1999 г. Дождь. В горы идти нельзя. Посетил среднюю школу в селе Хянсануп. Принимала директор школы Ким Ен Хи. Поразил высокий уровень образования в школе. Вместе с аттестатом зрелости ученики получают диплом программиста и мастера радиоэлектроники (могут ремонтировать телевизоры, магнитофоны и другие электронные приборы). Смотрели замечательный концерт художественной самодеятельности школы. Каждый школьник здесь играет на каком-нибудь музыкальном инструменте – скрипке, баяне, гитаре, на кларнете и т. д.

5 августа 1999 г. Поход в горы на целый день. Обед в горах на горной речке.

6 августа 1999 г. Посещение Международной выставки дружбы в Мёхяне – с утра музея подарков Ким Ир Сену, с обеда – Ким Чен Иру. Вечером — возвращение в Пхеньян.

7 августа 1999 г. С 9 до 12 часов и с 14 до 17 часов — читал две лекции по SOS-медицине. Вечером посетили сауну и бассейн в Чангванвоне, купались два часа.

8 августа 1999 г. Рано утром на "мерседес-бенц" выехали в Вонсан. Приехали в обед. Начался дождь. После обеда готовил лекции, писал главы книги о КНДР.

9 августа 1999 г. С утра посетили Международный лагерь детской организации в Сандонвоне, где отдыхают чернобыльские дети и дети из стран СНГ. После обеда посетили два сельхозкооператива — "Чонсам" и "Пхунва" провинции Канвон, в которой началась компания по упорядочиванию сельскохозяйственных земель. Были в домах членов кооператива Ким Мен Хи и О Ги Ду. Коопреативы богатые, многопрофильные, крестьяне живут зажиточно, не голодают.

10 августа – день нашего отдыха. Целый день купались в море на пляже Вонсана. Вечером возвратились в Пхеньян.

11 августа 1999 г. Целый день читал лекции по SOS-медицине. Написал письмо Ким Чен Иру с просьбой принять меня и обсудить помощь ученых Украины в развитии картофелеводства и мое предложение омолодить его организм посредством замены клеточной и тканевой воды на воду из наших установок "Надия", которая не содержит тяжелых и радиоактивных изотопов водорода и кислорода. Работники Комитета по культурным связям с заграницей 12 августа отнесли мое письмо в канцелярию Ким Чен Ира.

12 августа 1999 г. Прочитал две лекции по SOS-медицине. Вечером меня навестил Председатель Комитета по культурным связям с заграницей Мун Зе Чхор и попросил принять участие в Международной трибуне за ликвидацию железобетонной стены в Корее и в 10 Международном крупном фестивале за объединение Кореи. Поскольку я сам себя считаю борцом за объединение Кореи, я дал согласие.

13 августа 1999 г. В конференц-зале гостиницы Янггакдо на острове Сок я выступил с речью с требованием разрушить железобетонную стену, отменить Закон о государственной безопасности Республики Кореи как нарушающий права человека и все международные юридические нормы, немедленно начать процесс объединения Севера и Юга в конфедеративную республику Корё. В перерыве, когда мы пили кофе в зале, где собрались почетные гости трибуны, ко мне подошел секретарь ТПК, Председатель Верховного Народного собрания КНДР Ким Ен Нам и на чистом русском языке сказал мне, что товарищ Ким Чен Ир уехал на Север страны в уезд Тэхвондан провинции Рянган руководить развитием картофелеводства на местах и поручил ему ответить на мое письмо. Поэтому он ждет меня в 10 утра в своей приемной в здании Верховного Народного Собрания. Вечером был на футбольном матче на стадионе имени Ким Ир Сена, который был посвящен объединению Кореи. Выступали профессиональные футбольные команды из КНДР и республики Кореи. Счет был 4:4.

14 августа 1999 г. Был на приеме у Ким Ен Нама – заместителя Ким Чен Ира по административной работе. Он передал мне благодарность Ким Чен Ира за мою помощь в развитии картофелеводства в КНДР, одобрил мой план сотрудничества между картофелеводами Украины и КНДР. Что касается моего предложения омолодить Ким Чен Ира, то Ким Ен Нам сказал, что Ким Чен Ир чувствует себя молодым и полным сил человеком и не нуждается в омоложении. Он употребляет ионизированную воду, которую изобрели корейские гидрологи, считает ее лучшим омолаживающим средством. Сам Ким Ен Нам инженер, учился в Москве, еще не забыл русский язык. Он часто бывает в России, поэтому помнит русский язык.

После приема был на закрытии Международной трибуны за ликвидацию железобетонной стены, которая приняла ряд документов. Вечером готовил лекции по картофелеводству. На заседании встретил 1-го секретаря посольства России в КНДР Александра Жебина, который был моим другом еще с 1985 года, когда я работал в Пхеньяне в ВОЗ по Юго-Восточной Азии, пригласил его в гости вечером. Он пришел со своей супругой ко мне в гостиницу, выпили чаю, приготовленного по моему рецепту. Он мне рассказал все пхеньянские сплетни про Ким Чен Ира, его жен, детей, про вторую жену Ким Ир Сена Ли, которая родила ему пятерых детей и которую сейчас сняли со всех постов.

15 августа 1999 г. В 4 часа утра на автобусе отправились в Танмунчжон, где в 9 часов утра начался митинг 10 крупного фестиваля за объединение Кореи. Обедали в ресторане в Кэсоне, после обеда поехали смотреть железобетонную стену. В специальной беседке близ границы с Республикой Кореей собрались участники Международной трибуны за ликвидацию железобетонной стены и в перископ рассматривали стену, заставы, проволочные заграждения. Пояснения давал подполковник Кан Хо Себ. Вечером возвратились в Пхеньян.

16 августа 1999 г. начальник департамента по изучению теории здравоохранения Министерства здравоохранения КНДР профессор Хан Ги Хван с 9 до 12 часов читал мне лекцию “Здравоохранение в КНДР”. С 14 до 17 часов я читал лекцию по SOS-медицине. Вечером ездили на остров Сук, смотрели памятник объединения Севера и Юга Кореи, воздвигнутого на месте Совещания представителей Севера и Юга 2 мая 1948 года, посвященного созданию единого общекорейского фронта патриотов. С 21 по 23 ч был в бассейне Чангванвон.

17 августа 1999 г. Утром прием Ким Ен Намом всех участников Международной трибуны за ликвидацию железобетонной стены. После обеда — заключительное заседание-митинг 10 крупного фестиваля за объединение страны. Вечером – ужин в государственном ресторане всех почетных гостей фестиваля (около 300 человек). Концерт, танцы.

18 августа. С 9 до 12 часов в Академии аграрных наук состоялась моя лекция по картофелеводству. С 14 до 16 часов был на приеме у заместителя председателя социал-демократической партии КНДР Мен Бён Нона. Я как член социал-демократического союза Украины договорился о сотрудничестве двух социал-демократических партий.

19 августа 1999 г. Прочитал две лекции по картофелеводству в Академии аграрных наук КНДР. Беседа с директором Института агробиологии профессором Ким Дын Му, заведующим лабораторией по выращиванию картофеля этого Института Ким Сен Еном, старшим научным сотрудником этой лаборатории генетиком Ким Дек Еном, а также с начальником департамента по внешним связям Академии аграрных наук КНДР Мун Мен Чхором. Они передали мне письмо директору Института картофелеводства в Украине о плане сотрудничества Кореи и Украины в деле повышения урожайности картофеля. Письмо это было согласовано с Ким Чен Иром. Его у меня забрали в посольстве КНДР в Москве для перевода на русский язык.

20 августа 1999 г. Состоялись заключительные две лекции по SOS-медицине. Прощальный обед в Институте радиационной медицины. Директор Института обещал прислать мне приглашение прочитать курс лекций по биологическому дозированию ионизирующей радиации. Вечером – посещение басейна Чангванвона.

21 августа — утром поехали в аэропорт Пхеньяна. Туда приехали многие члены по культурным связям с заграницей во главе с его председателем Мун Зе Чхором. Мы простились с ним, сфотографировались. В ресторане аэропорта состоялся прощальный завтрак. Мне вручили скромные подарки, поблагодарили за проделанную работу. Попросили написать книгу об этой поездке. Я им обещал.

В 12 ч дня самолет взял курс на Москву. В 8 ч вечера мы приземлились в аэропорту "Шереметьево-2", где меня встретил Хон Тхэ Сен и отвез прямо на Киевский вокзал. В 11 ч я отправился в Киев, 22 августа в 10 ч утра я возвратился домой, где увидел внучку Светлану, которую мне родила моя дочь Наташа во время пребывания в Пхеньяне.

28 августа 1999 года пошел на кафедру, где узнал, что наш заведующий кафедрой С. Н. Храпунов уже давно уехал в Америку, а новым завом стал наш третий профессор кафедры С. В. Демидов.

Оправдывая свой переезд в Америку, С. Н. Храпунов в своем интервью газете "Всеукраинские ведомости" (30 июня 1997 г) жаловался на трудности работы в фундаментальной науке Украины, бахвалилися собственными достижениями. Он говорил: "У нас же стало невозможно растить научную смену. А заниматься профанацией — губить будущее способных молодых людей". Он говорил в интервью, что все ученые — "генераторы идей" уже уехали за границу, уехала и половина ученых "трудоголиков" (вторая половина тоже скоро уедет) и на Украине скоро останется лишь один "балласт" в науке. И далее он говорил: "Если начистоту, то первое, что нужно сделать, это как можно быстрее освободиться от людей, которые долгие годы кормились от науки, занимаясь "организацией". По большому счету, исследовательским организациям это не нужно. Они сами прекрасно знают, как распорядиться деньгами". Именно организаторов науки он называл "балластом". При этом он забыл указать, что сам он, профессор Храпунов, был типичным "организатором", умеющим "выбивать" деньги, доставать научное оборудование и реактивы. Он не мог самостоятельно выбрать актуальную научную проблему, написать законченную научную работу, особенно книгу — будь то монография или учебный практикум. Почти все наши с ним совместные работы он мне представлял в виде коряво написанных черновиков, я их обрабатывал, шлифовал, доводил до приемлемого уровня, печатал, правил в них все ошибки и несуразности — и отдавал их ему, чтобы он "организовал" отправку научной работы в редакцию журнала. За что я его особенно ценил, так это за стремление публиковаться в западных научных журналах. Он брал на себя всю работу с переводчиком статей на английский язык, печатание их, изготовление схем и рисунков. Он же отвечал за переписку с редакцией журнала, получал их оттиски, вел работу по затребованию оттисков статей зарубежных ученых, которые нас интересовали.

Почти все опубликованные научные работы С. Н. Храпунова написаны в соавторстве. Я обычно свою фамилию ставил на последнее место в списке авторов, его — на первое, хотя идея исследования принадлежала мне, так же как вся его организация и все последующие этапы вплоть до опубликования. Он лишь доставал приборы, реактивы, руководил работой сотрудников своей группы, которую я организовывал вокруг него.

В 1984 г в издательстве "Вища школа" в Киеве вышел практикум по общей и молекулярной генетике, написанный мной совместно с шестью сотрудниками кафедры (530). Мне принадлежали идея книги, основные разделы практикума, его общая редакция, вся организация по его изданию. Когда в 1991 г я возвратился из Перми на кафедру, то узнал, что наш заведующий решил опубликовать второе издание этого практикума. Вместо меня он включил в соавторы выпускника нашей кафедры, моего бывшего студента, Женю Рубашевского, который имел передо мной только одно преимущество — он родился в еврейской семье. Второе издание практикума по общей и молекулярной генетике вышло без моего соавторства. Конечно, я был возмущен, но ни слова не сказал — не хотел обострять отношения на кафедре. Я знал, что Храпунов собирается покинуть страну и надеялся, что в третьем издании практикума справедливость будет восстановлена. После отъезда в Америку Храпунов порвал все отношения с кафедрой, с Академией Наук Высшей школы Украины, куда он с трудом (после нескольких попыток) прорвался. В феврале 2001 г отделение биологии АН ВШ Украины за потерю связи с alma mater и этим научным обществом Украины вычеркнуло его из своих рядов. Его должность ученого секретаря отделения биологии АНВШ Украины передавали мне, но я отказался. По моей рекомендации на эту должность избрали академика Б. А. Цудзевича, профессора кафедры биохимии.

В борьбе научных школ в любой науке, в том числе и в генетике, большую роль играют такие факторы, как национальность ученых, их конфессия, стремление занять административные посты, получать награды, премии и другие. Мне чужды карьеристские мотивы поведения, я всегда избегал административных постов. Не рвался я ни в академики, никому не переходил дорогу к материальным благам. Единственное от чего я страдал в науке — это моя национальность и конфессия. Хотя мои предки жили в Бердичеве и были высланы в Сибирь как украинцы, в Сибири мои предки превратились в русских, и, когда я получал в 1947 году паспорт, то в него записали мою национальность русского. Когда стационарно учился на лечебном факультете мединститута, а заочно — на историко-филологическом факультете Томского университета, то специализировался по истории Киевской Руси, избрал тему курсовой и дипломной работы "Русский закал в "Слове о полку Игореве". Русский закал — это система здорового образа жизни восточно-европейских славян, особенно полян, древлян, кривичей и других племен Приднепровья, которая сделала славянский суперэтнос самым здоровым и многочисленным суперэтносом Европы. Еще студентом я познакомился с историей Кирило-Мефодиевского братства, выступавшего за объединение всех славян в единое государство. За эти идеи пострадал великий Тарас Шевченко.

Пора рассмотреть мои взгляды на пятый пункт советского паспорта, где отмечалась национальность человека. Каждый нормальный человек любит свою нацию и в этом отношении каждого можно назвать националистом. Если он считает свою нацию выше всех других и ненавидит людей других наций, то такого считают шовинистом. Коммунисты придумали термин "интернационалист" для маскировки еврейских и русских шовинистов, которые любили называть украинца, любящего свою нацию, украинским буржуазным националистом. По своему мировоззрению я отношу себя к славянским националистам, которые любят всех славян — украинцев, русских, белорусов, поляков, сербов и так далее. Это мировоззрение у меня выработалось, когда я изучал историю Кирило-Мефодиевского братства Т. Г. Шевченко с его панславянской идеологией. Меня возмущает тевтонский, англо-саксонский натиск на славян, в ходе которого уничтожено несколько десятков славянских народов, а сейчас уничтожаются украинцы, русские, белорусы, сербы. Тевтонские и другие англо-сакские и еврейские шовинисты последовательно разрушили оба центра силы, которые защищали славян — Российскую империю и СССР. После этого началось "тихое" уничтожение славян, в ходе которого уже погибли десятки миллионов представителей самого могучего в свое время и многочисленного славянского суперэтноса, земли которого доходили до Эльбы. Славяне, давшие миру земледелие, животноводство и цивилизацию вообще, носители православия, самой гуманистической ветви раннего христианства, сейчас уничтожаются гражданскими войнами, революциями, экологическим и социально-экономическим кризисом, наркоманией, СПИДом, алкоголизмом, коровьим бешенством и другими способами, придуманными на Западе нашими геополитическими врагами. Прежде всего повреждается и уничтожается генофонд славянского суперэтноса. Вот почему я снял покров с тайной науки наших славянских недругов о геноциде народов, которую разработали для своих целей еще египетские жрецы и усовершенствовали сионские мудрецы. Эту науку в Израиле называют холокостом, в ООН — геноцидом, я назвал ее геноцидикой. Чтобы сохранить генофонд славян и других уничтожаемых народов, я разработал специальную науку об охране генофонда саногенику (sanus —лат. здоровый, genesis — греч. род, происхождение), которая продолжает традиции евгеники в части сохранения генофонда человека.

С. М. Гершензон, С. Н. Храпунов и другие мои гонители знали мой панславизм и как еврейские шовинисты яро меня ненавидели за это. Как сторонники иудаизма, они ненавидели меня и по религиозным мотивам.

Моя религия — православие. В детстве меня крестила деревенская бабка, так как в деревне Каштаково, где я родился среди высланных кулаков и их детей, не было священника. Комендант спецлагеря не отпустил моих 19-летних родителей в с. Зырянское, где была церковь, но зато согласился быть моим крестным отцом. Чтобы получить Божье благословение от священника, я в 1995 году был крещен отцом Михаилом в церкви Выдубицкого монастыря г. Киева, что расположен на берегу седого Днепра. Моим крестным отцом стал Президент Международного фонда инвалидов Чернобыля Валерий Иванович Легкий, а крестной матерью — его близкая знакомая, врач.

Сейчас православие в мире далеко не всем по душе. Наши геополитические враги исповедуют католицизм, протестантизм, иудаизм, ислам. Я вслед за Ф. Достоевским считаю православие самой гуманистической религией, сохранившей идеалы раннего христианства. Борцы с иудейским христианством утверждают, что эту религию разработали и внедрили в сознание многих народов мира сионские мудрецы с тем, чтобы парализовать их волю к борьбе с агрессивными устремлениями иудаизма, провозгласившего евреев богом избранным народом. Главное в христианстве, утверждают они, непротивление злу насилием, духовное разоружение, любовь к своим врагам. Из-за этого они призывают православных возвратиться к своей древней родной религии — ведизму. Испытывая уважение и интерес к ведизму, я все же считаю, что нельзя изменять своим православным предкам и на 70 году жизни менять свое вероисповедание, которое проросло не только в сознание, но и в мое подсознание. Православие, подчеркивает народный депутат Украины Нина Марковская, "…по своей ценности сопоставимо с семью чудесами света, которыми гордится человечество". Сам свет прозрения пришел в Европу с Востока, утверждает она. О западном католицизме еще Иоанн в своем Откровении (Апокалипсисе) говорил, что это новый Вавилон, упивающийся вином, блудом и кровью праведников. Наше православие отвергает насилие, жестокость, месть.

Если даже христианство разработали сионские мудрецы для того, чтобы разоружить гоев, его двухтысячелетняя история на Руси превратила его во многом в национальную религию восточных славян. Христианство во многом обогатилось ценностями древнего религиозного мировоззрения восточно-европейских славян — ведизма, вобрало в себя многие языческие праздники, поверья, обычаи, черты образа жизни, а главное — черты гуманизма, коллективизма, соборности, присущие славянскому супер-этносу. Хотя Ветхий Завет Библии очень похож на Тору иудаизма и христианского бога мы называем еврейским именем Иегова (или Саваоф), православные люди научились достойно давать отпор своим врагам, они не подставляют другую щеку для удара. Православные воины издревле славятся своим мужеством и стойкостью в борьбе с многочисленными врагами. Православие не разрушает их мужество, а наполняет их души презрением к смерти, безмерной отвагой, готовностью отдать жизнь за Родину.

Православие в то же время отвергает эгоизм, корыстолюбие, агрессивность, прагматизм, самодовольство и шовинизм. У православных никогда не было колониальных империй, рабства, стремления к агрессии, преклонения перед военной силой. Все это характерно для католицизма, протестантизма, иудаизма. Жить по совести, в душевном согласии со всем окружающим миром, в коллективизме, соборности — так повелось в православном обществе. Здесь никогда не было магии золота, знатности, богатства. Красота в православии — проявление божественности. Недаром такими красивыми были и остаются православные храмы, церковные песнопения, иконы, живопись, давшие миру гениальных мастеров — Андрея Рублева, Феофана Грека, Дионисия.

Православный образ жизни одухотворен любовью к ближнему, всему живому в мире. Он возвышает человека до уровня божественного идеала, не превращает его, как некоторые другие религии, в себялюбивого алчущего зверя, подобного исчадию ада. Он не отделим от патриотизма, который стал впервые утверждаться в православных странах. Любовь к Родине, родной земле — важнейшая тема наших древних сказаний и поэм. Вспомним гениальные произведения — "Витязь в тигровой шкуре", "Слово о полку Игореве", которые не имеют аналогов по силе и красоте выражений патриотических чувств в мировой литературе того времени. В подобных произведениях Запада того времени воспевались верность сюзерену, рыцарскому долгу, любовь к прекрасным дамам, в лучшем случае — Богу. А в нашей литературе уже были развиты понятие Родины, Отчизны, родной земли, любви к ним, готовности за них отдать свою жизнь.

Ни византийцы, ни болгары, ни русичи, ни грузины, ни армяне, ни сербы никогда не ставили перед собой задачи покорить, подавить, уничтожить другие народы, подчинить себе их культуру, уничтожить их язык. На территории Киевской Руси, в России, СССР нашли защиту и поддержку десятки и сотни наций, языков и культур. Православие мирно соседствует с другими религиями. Православные государи и правители (за исключением Ленина, Троцкого и некоторых других атеистов) всегда помогали исламу, католицизму, иудаизму и другим религиям в России и СССР. Все великие достижения нашей страны (и бывших Российской империи и СССР) — результат братского взаимодействия многих народов, разных религиозных конфессий. Православие стало неким глубоким объединяющим началом, которое лежит в подсознании, в основе единой духовности народов нашей страны.

Я благодарен судьбе за то, что наиболее зрелая часть моей жизни и работы протекала в Киевском университете имени Тараса Шевченко. В его стенах я обрел спокойную обстановку для фундаментальных исследований и подготовки высококвалифицированных генетиков, которых украинские вузы не готовили с 1948 по 1968 г. Оставаясь в Академии Наук, я смог бы заниматься только наукой. В университете я работал в два раза более эффективно, чем в Академии Наук. Я всю жизнь гордился тем, что работаю во всемирно известном университете с глубокими научными и педагогическими традициями. Я написал статью о большом вкладе ученых Киевского университета в мировую генетику (?837). В ней я скромно упомянул и о своем вкладе в генетику.

Любой университет славен не только профессорами, но и своими питомцами. Большинство ректоров Киевского университета — его питомцы. Три президента Академии наук Украины — выпускники Киевского университета. Киевский университет воспитал многих выдающихся генетиков мира. Выпускниками университета были И. Ф. Шмальгаузен и его сын И. И. Шмальгаузен, знаменитый американский генетик Феодосий Григорьевич Добржанский. Ф. Г. Добржанский закончил Киевский университет в 1921 г, затем в 1924 г переехал в Ленинградский университет, в лабораторию Ю. О. Филипченко. В 1927 г он получил стипендию от Международного образовательного фонда (Education Bord) и как рокфеллеровский стипендиат вместе с супругой уехал в Колумбийский университет в Нью-Йорк к Т. Г. Моргану. В 1928 г вместе с Морганом он преехал в Калифорнийский технологический институт, где он остался работать сначала ассистентом, а затем с 1931 г и до смерти в 1975 г профессором генетики. Он признан всем миром как основатель популяционной и экспериментальной генетики, один из фундаторов сиснтетической теории эволюции.

Многие генетики — выпускники Киевского университета последних десятилетий работают в Институтах АН Украины, в многочисленных отраслевых институтах Украины, России и других стран СНГ, за границей.

Выпускник кафедры генетики Киевского университета академик НАН Украины профессор Ю. Ю. Глеба основал в Киеве, США и в других странах Международный институт клеточной и генетической инженерии. После окончания Киевского университета Ю. Ю. Глеба поступил в аспирантуру Института ботаники, где быстро вырос в крупного специалиста в области клеточной и биологической инженерии.

В Институте ботаники НАН Украины под руководством академика К. М. Сытника Ю. Ю. Глеба разрабатывал методы парасексуальной гибридизации, генетического конструирования клеток различных растений. Путем слияния изолированных протопластов созданы межродовые гибриды табака и арабидопсиса, арабидопсиса и капусты, а также гибридные клетки от слияния изолированных протопластов высших растений с клетками лимфоцитов человека. Совместно с сотрудниками УНИИКХ (А. А. Кучко) от слияния изолированных протопластов получены соматические гибриды картофеля, представляющие практическую ценность. Метод культуры ткани используют селекционеры Украины для ускоренного размножения лучших растений, сохраняя при этом генетическую стабильность, получения безвирусного исходного материала.

7 ноября 2000 года мне исполнилось 70 лет. Ректорат разрешил мне работать в должности профессора кафедры общей и молекулярной генетики до 1 июля 2001 года (конца учебного года). Затем я перешел на пенсию и на должность ведущего научного сотрудника биологического факультета, где работал над утвержденной темой "История биологии в Киевском университете" до конца 2002 г.

10 ноября 2001 года факультет тепло отметил мой 70-летний юбилей. В столовой факультета состоялся праздничный обед, на котором присутствовали 30 человек. Все выступавшие говорили хвалебные речи в мой адрес. Кафедра и факультет поднесли мне адрес, кафедра подарила часы с выгравированной надписью "Геннадию Дмитриевичу в день 70-летия". В газете "Киевский университет" (№ 8 за 2001 г) опубликовали заметку о моем 70-летнем юбилее, а журнал "Цитология и генетика" — статью о моем юбилее и мой портрет при орденах. Приведу текст статьи в оригинале на украинском языке (883, 889).

ПРОФЕСОРУ Г. Д. БЕРДИШЕВУ — 70

Відомий вчений-генетик, біохімік і лікар Геннадій Дмитрович Бердишев зустрічає своє 70-ліття у розквіті творчих і фізичних сил.

Народився Геннадій Дмитрович 7 листопада 1930 року в селе Каштаково Томської області у сім”ї коваля. З дитинства пізнав працю в полі та домашньому господарстві. Після закінчення десятирічки вступив до Томського медичного інституту. Після аспірантури в цьому ж інституті в 1958 році захищає дисертацію на вчений ступінь кандидата медичних наук. З утворенням Інституту цитології і генетики в системі Сибірського відділення Академії наук СРСР Г. Д. Бердишев працює там в якості молодшого наукового співробітника в лабораторії нуклеїнових кислот до 1964 року. Потім у зв”язку з переводом в Інститут біологічно-активних речовин Далекосхідного філіалу АН СРСР працює там на посаді завідуючого лабораторії біохімії. В 1966 році Г. Д. Бердишеву було присвоєне вчене звання старшого наукового співробітника.

Дальша доля Геннадія Дмитровича пов”язана з Києвом у зв”язку з переводом його 20.04.68 р. разом з групою генетиків на чолі з проф. П. К. Шкварніковим в Сектор генетики, який організаційно був при Інституті мікробіології і вірусології АН УРСР. В цьому секторі, який невдовзі було перетворено на сектор молекулярної біології і генетики АН УРСР, Г. Д. Бердишев організував відділ генетики індивідуального розвитку і 29.10.68 року був за конкурсом обраний його завідуючим.

Перший десант сибірських генетиків до Києва, що був організований президентом АН УССР академіком Б.Є. Патоном (професори П. К. Шкварніков, Ю. П. Мірюта, доценти С.І. Стрельчук, С. П. Коваленко, Г. Д. Бердишев та інш.), разом з групою українських вчених з інших міст країни відіграв велику роль у відновленні генетики на Україні, зруйнованої Т. Д. Лисенко. Було створено Інститут молекулярної біології і генетики, Українське товариство генетиків і селекціонерів ім. М.І. Вавілова, міжнародний журнал "Цитологія і генетика", відновлена кафедра генетики у Київському університеті ім. Т. Г. Шевченко. Г. Д. Бердишев стояв в основі організаційного і наукового відродження генетики на Україні 60-х років. При його участі відбувалося освоєння тільки що збудованного корпусу Сектору молекулярної біології і генетики і подальше його перетворення на Інститут молекулярної біології і генетики АН УРСР. Величезну допомогу Україні в цій справі надав вчитель Г. Д. Бердишева академік А. М. Білозірський, який в якості віце-президента АН СРСР відповідав за розвиток хімії і біології у Радянському Союзі й сприяв організації й обладнанню нового Інституту на Україні. Г. Д. Бердишев брав активну участь в організації і роботі журналу "Цитологія і генетика", Українського товариства генетиків і селекціонерів, кілька строків був членом його Президіуму і віце-президентом товариства.

Після захисту докторської дисертації "Нуклеиновые кислоты и ферменты нуклеазы пойкилотермних морских животных" у 1971 році Г. Д. Бердишев був обраний за конкурсом на посаду зав.кафедри генетики і селекції Київського університету ім. Т. Г. Шевченка, де і працював до 1988 року. Під його керівництвом кафедра генетики і селекції, яка у 1974 році була перейменована на кафедру загальної і молекулярної генетики, перетворилася на ведучий педагогічний і науковий центр України, що з успіхом продовжує традиції еволюційно-онтогенетичної наукової школи, створенної в Київському університеті академіками О. О. Сапегіним, І.І. Шмальгаузеном. Г. Д. Бердишев підготував тут біля 40 кандидатів і 6 докторів наук, суттєво розширив наукову базу генетичних досліджень. При кафедрі він створив добре обладнану науковим приладдям лабораторію генетики індивідуального розвитку, а в Інституті фізіології Київського університету — відділ фізіологічної генетики. У 1984-1987 роках Г. Д. Бердишев був запрошений як експерт по молекулярній біології і генетиці на працю у Всесвітню організацію охорони здоров’я (був відповідальним за Індію, Китай, КНДР), працював за кордоном. В ці роки він керував теоретичною і методичною роботою по впровадженню генної інженерії в геронтологію цих країн Південно-Східної Азії, надаючи консультативну допомогу омолодженню їх лідерів (Кім Ірр Сена, Ден Сяо Піна та іншим).

Г. Д. Бердишев створив саногеніку — науку про охорону генофонду тварин і людини — і після Чорнобиля виникла потреба в її апробації у забрудненному радіонуклідами регіоні Південного Уралу, де в 1945-1957 роках внаслідок ряду аварій на заводах по виробленню плутонію комбінату “Маяк” до навколишнього середовища було викинуто понад 1 млрд кюрі (як стверджують спеціалісти, 50 Чорнобилей). Ось чому у 1988 році він був відряджений на 5 років у Пермський медичний інститут, де працював на посаді зав.кафедрою медичної біології та генетики і керував дослідженнями по розробці проблеми комплексної охорони генофонду населення Південного Уралу, ураженного радіацією.

В 1991 році у зв”язку з розпадом Союзу його відрядження було перерване і він повернувся до Києва на свою попередню посаду професора кафедри загальної і молекулярної генетики, де він працює до сього часу. Він є автором підручників по загальній і молекулярній генетиці, по яким вчиться не одне покоління студентів України, є Заслуженим винахідником СРСР. Як вчений Геннадій Дмитрович відомий своїми працями в галузі онтогенетики, геронтології та ювенології (його власний термін, що означає науку про продовження молодості).

Він обраний академіком Академії Наук віщої школи України, дійсним членом Нью-Йоркської Академії наук.

Як стверджує сам ювіляр, його біологічний вік відстає від календарного років на 20. Бажаємо цю дистанцію не втрачати й надалі, шановний Геннадію Дмитровичу!

З роси й води Вам, шановний Геннадію Дмитровичу!

Колеги-генетики.

В газете "Киевский университет" (тираж 1500 экземпляров) напечатали мое ответное слово на юбилее — стихотворение "Мое 70-летие", которое я напечатал в 30 экземплярах и вручил на юбилейном обеде каждому присутствовавшему в банкетном зале.

МОЕ 70-ЛЕТИЕ

На себя посматриваю хмуро,

Подошла нежданная пора.

В золотом запасе шевелюры

Стало слишком много серебра.

Победить болезни и старенье

Молодым я дал себе обет.

Но не смог добиться замедленья

Рокового бега грозных лет.

Каждый день наносит мне морщины.

Но не это жжет меня огнем.

Горько, что слабее как мужчина

Становлюсь я все же с каждым днем.

Раньше мог как в поле вол работать,

Лес валить или пилить дрова.

Уносила все мои заботы

Скошенная поутру трава.

Я не знал ни отдыха, ни скуки,

Отпуска у близких не просил.

Жернова тяжелые науки

Сколько сил послал мне Бог крутил.

30 лет я здесь, на факультете, Среди вас моя проходит жизнь.

Словно скорый поезд, годы эти В творческих исканьях пронеслись.

На душе моей сейчас не хмуро.

Я сердечной теплотой согрет.

Снова отрастает шевелюра,

С плеч спадает бремя тяжких лет.

Вновь мечтаю о труде и славе.

Верю: минет вереница дней —И мы снова в этом же составе

Встретим мой 100-летний юбилей.

А сейчас я жму вам крепко руки.

Всем спасибо, кто пришел сюда,

В храм ученья, в светлый храм науки, Где сверкают молнией года.

Статью о моем юбилее Л. И. Корочкин обещал передать в журнал "Генетика" (Москва). Передал или нет — не знаю, как не знаю ее дальнейшую судьбу. Издательство биологического факультета "Фитосоциоцентр" опубликовала мою юбилейную книгу "Ультрахолод, криомедицина, бессмертие" с моей биографией, написанной профессором И. Р. Бариляком, моим парадным портретом и кратким списком опубликованных работ (396 библиографических ссылок).

"Люди невероятно изобретательны в способах расходовать свою краткую жизнь на докучливые церемонии",— писал Сомерсет Моэм. Юбилей — тривиальная докучливая процедура в жизни каждого человека. Его нужно пройти как неизбежный шаг с наименьшей потерей времени и сил. Следующий мой юбилей состоится не ранее, чем через 30 лет, когда мне исполнится ровно 100. Жаль тратить время на лишние хлопоты. Впереди у меня — грандиозные издательские планы. Из печати вышел наш коллективный (С. И. Стрельчук, С. В. Демидов, Г. Д. Бердышев, Д. М. Голда) учебник "Генетика с основами селекции", Киев:2000 г. В плане издание книг "Экополис", "Энология — наука об очищении организма", нескольких медицинских книг (2004), издание уже написанной монографии "Вода и здоровье" (совместно с И. Н. Варнавским), написание нескольких других научных монографий, научно-популярных брошюр и статей. Я приглашен с докладом на несколько республиканских и международных научных форумов. Много времени отнимает работа вице-президента общества дружбы "Украина – КНДР", Генерального секретаря по медицине "Международного благотворительного фонда инвалидов Чернобыля" и другие общественные обязанности. Три раза в неделю как профессор кафедры генетики КНУ им. Т. Шевченко до июля 2002 года я читал лекции и вел практические занятия. Благодарю судьбу за то, что я по-прежнему "как в поле вол" работаю, могу пока здоровье позволяет в полную меру сил жернова тяжелые науки насколько Бог послал мне сил крутить.

 

X. Мои религиозные и общественно-политические взгляды

Расскажу о своих религиозных и общественно-политических взглядах, которыми я руководствовался в течение жизни.

Хотя я родился в землянке раскулаченных сибирских крестьян, я с детства интересовался коммунистической идеологией, был убежденным марксистом-ленинцем. В первом классе вступил в отряд октябрят, в 6 классе стал комсомольцем, с 7 класса стал комсоргом средней школы в с. Батурино, в 1963 г был принят в ряды КПСС, был секретарем партийных организаций ученых в Новосибирске, Владивостоке, Киеве. Как православный христианин, крещенный родителями, носил нательный крестик. То есть первоначально я был типичным конформистом. Но постепенно в Батурино и Томске я стал сомневаться в правильности марксизма-ленинизма. Участие в диссидентских кружках в Новосибирском Академгородке, беседы с моими друзьями Н. Д. Тарасенко, В. А. Ратнером, Л. И. Корочкиным, В. Н. Сипливинским и другими заставили меня усомниться в догмах марксизма-ленинизма, я стал диссидентом социал-демократом, в 1991 году сдал партбилет в Пермский горком партии и в знак протеста против политики М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина, направленной на развал СССР, вышел из КПСС.

В Киеве я вступил в социалистическую партию А. А. Мороза, но быстро разочаровался в его политике, через год перестал платить взносы и посещать партийные собрания. Мой друг М. И. Ямненко вовлек меня в свою партию, которая называется "Український союз праці "Орій"". Он даже сделал мне пачку визиток с указанием того, что я как член Правления отвечаю за здравоохранение в этой партии. Но я ни разу на правлении партии не был и не знаю, работает ли эта (сотая в Украине) партия. В своих неизданных работах я раскритиковал концепцию Карла Маркса, Ленина-Сталина и развил социал-демократическую модель общества. В 1997 году от отца Михаила я принял православное крещение в церкви Выдубицкого монастыря.

В эти же годы я изучал славянское язычество — прочитал многие книги основателя Рун-Веры (Мага-Веры) Льва Силенко. Пророк этой веры в Киеве доцент М. А. Малявко прочитал на кафедре генетики курс лекций "Язычество и экология", в котором доказывал, что экологический кризис вызвало христианство с его антропоцентризмом. Он призывал к биоцентризму (сохранению жизни всех живых существ на Земле, а не только человека). Учение Л. Силенко оказало сильное влияние на мое мировоззрение. Я понял недостатки православия и начал обдумывать, как создать рационалистическую религию будущего, в которой будут объединены достижения многих религий мира — православия, язычества, буддизма, даже иудаизма.

Еще во время работы в Юго-Восточной Азии я изучал восточные религии — буддизм, ислам, зороастризм, индуизм, иудаизм и другие (корейскую религию Тангуна, японское учение дзен, китайское конфуцианство и т. д.). У каждой религии есть свои сильные и слабые стороны. Сильной стороной иудаизма являются его концептуальные особенности (монотеизм, учение о богоизбранности еврейского народа, забота о его чистоте и превосходстве над другими религиями и т. д.), подробная разработка истории евреев, придание религиозного императива всем сторонам жизни его адептов, забота о сохранении генофонда евреев, об образовании иудеев. Недостатков у иудаизма еще больше, чем достоинств. Остановлюсь на них более подробно.

Когда я приехал из Сибири на Украину и столкнулся с острой борьбой украинцев, евреев, поляков, русских и других народностей, издавна живущих на этой благодатной земле, я оказался совершенно не подготовлен к межэтническим столкновениям. П. К. Шкварников был более опытен в межнациональных конфликтах. Он меня лишь предупредил, чтобы я сторонился евреев, не принимал их в свою лабораторию. Но он не объяснил, почему я должен был избегать евреев.

В Сибири мы не обращали никакого внимания на 5-ю графу паспорта. Многие мои учителя , судя по их фамилиям (Д. И. Гольдберг, В. В. Ревердатто, Р. Е. Стукс, И. И. Кашевник, Р. И. Салганик и другие), были евреями, но я не знал их национальности, любил их и уважал.

Среди моих друзей и подруг в Медицинском институте, как я сейчас вспоминаю, было много евреев, грузин, казахов, корейцев. Мы с детства были интернационалистами и на национальность не обращали никакого внимания. Я несколько раз влюблялся в еврейских девушек-студенток. Мой двоюродный брат Юрий Спиридонов был женат на еврейке, у них родился сын Иван, названный в честь деда. Мой самый лучший друг в Томске — Сипливинский Владимир Николаевич — был евреем. С ним мы написали две книги, несколько статей. Еврейские студенты вместе со мной военную медицину, ездили в военные лагеря — "на сборы". Никто от них никаких военных тайн не скрывал. Помню, в июне 1951 года мы — студенты второго курса, 120 человек, 30 дней были в военном лагере под Барнаулом. В моей палатке собирался "интернационал" — 15 человек студентов разных национальностей, начиная от Г. Г. Ищенко (украинца) и кончая С. М. Верным (евреем). Не было только студента Рю Гю Донга и других корейцев, которые не проходили военную подготовку, как другие советские студенты-медики. Я служил в 1-м взводе 3 роты. Об этих днях я написал стихотворение.

****

Нам не забыть как мы, друзья, когда-то

В лесу в палатках жили 30 дней.

Тогда отведали судьбу солдата

Впервые в жизни мы своей.

****

Как в строй вставали мы за три минуты

С ботинком и обмоткою в руке.

Как в ярости, и праведной и лютой,

Мы кашу выскребали в котелке

****

Немного из нас выйдет в генералы.

Но если бы я генералом стал,

То форму генерала с лентой алой

Я за день этой жизни променял.

После окончания мединститута нам присвоили звание лейтенантов запаса. В аспирантуре я ездил в Ленинград на специализацию по химической и радиационной защите. С военного учета меня сняли в 55 лет. Когда я стал Вице-президентом Международной академии казацких наук, мне присвоили звание генерал-майора.

Известная украинская журналистка Любовь Ковалевская, как и я, бывшая сибирячка, в газете "День" в 2001 году писала: "Первое, что я усвоила навсегда: в Сибири нет национальностей, потому что выживает только человеческое. И я благодарю Бога, что я сибирячка… Необходимость выживания в условиях Сибири требовала от ссыльных мобилизации высших человеческих качеств, и в значительной степени это были лучшие представители различных народов империи". Первое время в Киеве я тоже не различал национальности своих коллег. Я не знал, как много веков украинцев угнетали поляки и евреи, не знал причины ответных еврейских погромов, которые в прошлом случались на Украине. Особенно я был необразован в еврейском вопросе, который — так уж получилось — больше всего задел меня. В Секторе молекулярной биологии и генетики носителем идей еврейского шовинизма и расизма был Сергей Михайлович Гершензон. Воспитанный своим семейством в истинно иудейском духе, он проводил жесткую политику интеллектуального еврейского геноцида в руководимом им научном учреждении, которой я как секретарь партийного бюро по мере моих сил первоначально мягко противодействовал. В Киеве я начал интересоваться, почему такой умный человек, как С. М. Гершензон, ведет себя как обыкновенный расист. И понял — все дело в его семейном воспитании. Его отец Мейлих Иосифович Гершензон родился в семье немецких евреев в Кишиневе 1 (13) июня 1869 г., умер 19 февраля 1925 г. в Москве. Он окончил частное еврейское училище, где впитал в себя все идеи иудаизма о расовом превосходстве евреев. Затем, окончив гимназию, он учился в Берлине, в Московском университете, специализировался по древней истории. Стал крупным историком, философом, исследователем русской общественной жизни, переводчиком, издателем. Всю жизнь он боролся с патриотически настроенными своими коллегами Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым, Г. Эрном и другими. По инициативе Гершензона вышел в свет знаменитый сборник "Вехи", раскритикованный В. И. Лениным. Он издал книгу "Судьбы еврейского народа" (Петроград-Берлин, 1922), в которой отстаивал идею богоизбранности евреев и один из первых заложил основы сионизма в России и СССР. Его сын впитал идеи своего отца, но по совету своих друзей публично отказался от него, после чего был принят в Московский университет. Свое отчество он изменил на Михайлович, хотя в беседах со мной С. М. Гершензон много рассказывал о трудах своего знаменитого отца, о том, как он с боннами изучал иностранные языки, а с семейным раввином — иудейскую религию. Он говорил мне, что после разрыва с отцом он жил в детском доме и в университет поступил без поддержки отца (насколько это соответствует действительности, я не знаю).

Первоначально у меня была большая дружба с С. М. Гершензоном. Мы вместе в обед пили с ним чай, обсуждали научные новости. Эта дружба мешала мне как секретарю партбюро Сектора молекулярной биологии и генетики отстаивать права изгоняемых С. М. Гершензоном с работы сотрудников украинского происхождения. Но затем моя дружеская критика С. М. Гершензона переросла в принципиальную борьбу с его еврейским шовинизмом и расизмом — и мы с ним разошлись.

Евреи провозгласили себя на весь свет врагами любого национализма, однако многие из них являются ярыми националистами—шовинистами, разработавшими изощренную систему расизма и геноцида подневольных им народов. Их религия — иудаизм представляет собой самую развитую в мире теорию геноцида (холокоста по-гречески), которую фашисты — их выученики и последователи — применили на практике в широких масштабах против славян, цыган, евреев и других непокорных народов. Свой крайний национализм евреи обожествили, придали ему религиозный императив, изложили его в своих священных книгах. Большинство святых книг (Коран, Дамапада, Оута, Нипата, Зонд Авеста, Ши Кинг, Маку Баеаведеита, Библия) полностью переведены на европейские языки. Лишь нет полного перевода Талмуда. Кроме Торы и Талмуда, третьей святой книгой иудаизма считается Кабала, которая также предназначена только для евреев. Переводы Кабалы также не полны. Почему же евреи скрывают содержание Талмуда и Кабалы? В одной из этих книг написано: "Каждого гоя, который изучает Талмуд, и каждого еврея, который поможет ему в этом, необходимо покарать смертью" (Сангедрин, 59-а, Абода Зора, 6,8). "Рассказывать что-либо гою о религии евреев — то же самое, что убивать всех евреев, ибо коль скоро гои дознались бы о том, чему учит религия евреев, они бы поубивали всех евреев" (Книга Давида, 37).

Отрывки и цитаты из Талмуда и Кабалы приведены в книге Павла Штепы "Мафія і Україна", с которой я со временем ознакомился. Жизнь заставила меня прочитать также довольно много книг по истории евреев, их религии, истории сионизма. Читал я Тору, Ветхий Завет и некоторые книги Талмуда (например, Р. А. Штейнзальц. Введение в Талмуд, 1993). Ознакомился я и с критикой иудаизма, которую дал Л. Силенко в своей "Мага вера". Все критики иудаизма подчеркивают ненависть евреев к христианству, исламу и другим религиям. Особенно ненавидят иудеи личность Иисуса Христа и обзывают его, деву Марию, Иосифа всякими ругательными словами. Иудаизм воспитывает евреев в крайнем шовинизме: "Еврейский народ — единый избранный Богом, а все другие народы заслуживают лишь презрения и ненависти. Имущество всех народов принадлежит еврейскому народу, поэтому он имеет право отобрать его у них" (Гожен Гамишпат 348). "Бог запретил гою обкрадывать, грабить, обманывать еврея, но позволил еврею грабить, обкрадывать, обманывать гоя" (Абда Зара, 5,8). "Бог придал гою подобие человека, чтобы он служил евреям. Гой — скотина в человеческом подобии, приуроченный денно и нощно служить евреям" (Мидраш Талпиот 225-л). "Еврей не обязан придерживаться морали в отношении гоев. Еврей может нарушить мораль, если это полезно для него или вообще для евреев" (Чожен Гамицпат 348). "Кто не верит в Тору, того нужно убить. Кто имеет силу, пускай убьет мечом. Кто не имеет силы, пускай уничтожит хитростью" (Чожен Гамицпат 425, 50).

Евреи не считают женщину человеком. Если в синагоге хоть тысяча женщин, службу начинать нельзя, пока не соберется 10 мужчин. Дух божий приходит только к мужчинам, но не к женщинам. Все евреи с детства обязаны изучать Талмуд, Тору, Кабалу и усваивать эти и подобные им догмы иудаизма. Однако открывать эти тайные основы иудаизма гоям запрещено. "Запрещено открывать тайные еврейские законы. Кто такое сделает, должен так повиниться, как будто он разрушил весь мир" (Ектуп Чадаш, 171, 33). Здравомыслящие евреи понимают аморальность и преступность иудаизма. Многие из них принимают более гуманистические религии. Например, знаменитый немецкий поэт еврей – выхрист Генрих Гейне говорил: "Еврейская вера — это не религия, а сумасшествие". Цицерон называл евреев злой разрушительной силой, Магомет — пиявками, людоедами. Наполеон говорил: "Я не хочу видеть ни одного еврея в моей империи. Я брезгую этим самым подлым народом". Мария Тереза сказала, что евреи делают все, чего стыдится каждый порядочный человек. Дж. Вашингтон говорил: "Евреи вредят нам больше, чем вражеское войско". Б. Франклин предупреждал, что евреи сожрут Америку, если она их не выгонит. И действительно, сейчас в США евреям, составляющим лишь 3% населения, принадлежит 15% богатств страны. Еврейские финансисты присвоили себе право печатать доллары и вольно распоряжаться ими. Им принадлежит право распоряжаться золотым запасом страны, они сменяют и назначают правительства и президентов Америки. Им принадлежат основные рычаги в международных организациях и тайном мировом правительстве. Поэтому П. Штеп называет их мировой мафией, которая своими щупальцами в течение веков пытается опутать все страны. Генри Форд считал их зачинщиками всех войн. Он говорил, что войн не было бы, если бы 50 еврейских банкиров не держали в своих руках правительства многих стран. Известная английская социалистка Беатриса Веб подчеркивала, что жажда легкой прибыли является движущей силой всего еврейского народа. Все евреи не имеют ни желания, ни способности работать физически. Они не знают, что такое общественная мораль. Сам еврей Карл Маркс писал: "Какова духовная основа еврейства? Жажда денег. Кто является настоящим еврейским Богом? Деньги". Еврейский писатель П. Лазар отмечал, что евреи, не верящие в посмертную жизнь, как мусульмане и христиане, не ждут наград на небе, а жаждут власти и сладкой жизни на Земле. В этом сущность евреев, которые всегда неудовлетворенны жизнью, неспокойны, неугомонны. Они стремятся из всех сил достичь свой идеал единственной земной жизни, не брезгуют любыми средствами и методами в достижении своих целей. Все, что препятствует их стремлению к идеалу, вызывает у них лютую ненависть. Поэтому еврей — вечный революционер, возмутитель спокойствия. Г. Самуель пишет: "Мы, евреи, являемся разрушителями, истребителями всего сущего и будем ими всегда. Что бы вы, христиане, не сделали, ничто не удовлетворит наших требований. Мы уничтожаем потому, что хотим господствовать в мире".

Учитывая большой вред, который приносит разрушительная сила евреев, все европейские державы в свое время изгоняли из своих пределов евреев: Австрия — в 1420 г., в 16 и 17 столетиях, Англия — в 1290 г., Бельгия — в 1349, 1360, 1582 годах, Голландия — в 1444 г., Португалия — в 1497 г., Франция — в 1306, 1322, 1394, 1615; Чехия — в 1320 г., Швеция — в 1814 г. и т. д. и т. п. В тоже время евреи захватывали власть в некоторых государствах или фактически управляли ими (пример, Хазария, Чехословакия, СССР и Российская Федерация, США и другие).

Немецкий банкир еврей Уолтер Ратенау сказал: "Лишь 300 евреев, которые знают друг друга, руководят долей Европы и Америки. Они располагают разнообразными средствами и способами навязать свою волю каждому правительству. Они сами назначают преемников".

Бог современных иудеев — это бог Моисея, жестокий и суровый бог полудиких кочевников. Моисей сковал их железными цепями религиозного закона, игом ритуалов, обрядов и правил. "око за око", "зуб за зуб" — учил евреев Моисей. Во времена И. Христа евреи стали полуоседлыми кочевниками, созрели для более мягкого бога. И вот из их среды явился Иисус Христос. Христос учил народ "любить врагов ваших, благословлять проклинающих вас, благотворить ненавидящих вас и молиться за обижающих и гонящих вас". "Ибо закон дан через Моисея, благодать же и истина произошли через Иисуса Христа" (Евангелие от Иоанна 1:17). Руководители еврейского народа не поняли добрые советы Иисуса Христа и осудили его на смерть. В результате не стало еврейского государства (почти на два тысячелетия), был разрушен Иерусалимский храм, осталась лишь одна "Стена плача" от него, у которой евреи до сих пор оплакивают свое недомыслие.

Но осталось гениальное учение Иисуса Христа, которое все больше и больше завоевывает сердца и умы людей. Его последователей уже больше миллиарда на Земле. Я тоже православный христианин, последователь его учения. Я не люблю жестокого бога Моисея, которого исповедует иудаизм. Иудеи не принимают светлого и доброго бога Иисуса Христа. Одураченные левитами, идеей своей богоизбранности, они стремятся руками США и Англии, при помощи награбленного золота утвердить свое мировое господство. Они объявляют террористами всех не согласных с ними в Югославии, Афганистане, Ираке и в других странах и безжалостно расправляются с ними методами бесконтактной войны. На очереди — Ливия, Сирия, Ливан, КНДР, Белоруссия, Россия и Украина. Сионисты заправляют не только США и Англией, их позиции сильны и в других странах Запада и Востока.

Сейчас США и НАТО разрабатывают новую стратегию захвата и контроля над мировыми источниками нефти. Они уже проникли в Казахстан, Азербайджан, захватили Ирак. Им сопротивляются некоторые страны, в частности Белоруссия. Из всех стран СНГ лишь Белоруссия не брала кредитов в МВФ и МБ, но уровень жизни в ней выше, чем в Украине и во многих других странах СНГ. Там, где брали кредиты, там криминальная власть разворовывала миллионы долларов по своим карманам. Теперь эти страны имеют долги, сравнимые с двух- трехлетним ВВП, которые нужно отдавать детям и внукам отцов, допустивших до власти воров и грабителей.

В Америке и во многих других странах существуют тайные или открытые еврейские организации, в том числе религиозные, которые контролируют каждый шаг еврея, заставляя его платить деньги и строго следовать Талмуду. Например, один американский еврей Г. Клейн пишет, что существует тайная еврейская организация "Сангедрин", которая держит в руках чуть не все запуганное еврейство. Государство Израиль, его тайные военизированные организации уничтожают не только бывших нацистов, но и многих мирных граждан, которые открыто выступают против сионизма. В странах СНГ существуют еврейские боевые группы, которые также всеми способами борются с противниками сионизма и еврейского шовинизма.

Если бы ООН в 1948 году четко определила границы Израиля и Палестины, не было бы четырех войн Израиля с арабами, не было бы многолетней интифады, мирового терроризма. Израиль не разрешал бы своим поселенцам затрагивать земли, которые палестинцы считают исконно своими. Евреи сами порождают терроризм палестинцев.

За неимением места я не привожу разбор сильных и слабых сторон других религий, в том числе и православия (это я сделаю в другом месте).

Перейду к изложению своих взглядов на общественное устройство.

У восточно-европейских славян (россиян, белорусов, украинцев), живущих в трудных климатических условиях, классический капитализм невозможен. Чтобы выжить в суровых природных условиях, отразить многочисленных врагов, периодически накатывающихся грозным валом на огромные открытые пространства славян, нужна сильная центральная власть и управляемая государством экономика. История показывает, что восточные славяне наибольших успехов добивались тогда, когда они объединялись сильной центральной властью. Однако трагедией восточных славян в последние 80 лет их истории явилось отсутствие механизма безболезненной и эффективной смены центральной власти. Без такого механизма СССР управляли бездарные правители Ленин, Хрущев, Черненко, Андропов, Горбачев, которые довели до распада великую славянскую общность народов. Мы не имеем опыта выбора достойных руководителей и допустили до высшего руководства представителей кланово-олигархических групп Б. Н. Ельцина в России, Л. М. Кравчука и Л. Д. Кучму в Украине, которых оппозиция обвиняет в прямых политических, уголовных и финансовых преступлениях. Для восточных славян наиболее подходящая власть — конституционная монархия с социал-демократической идеологией (я ее называю скандинавским социализмом).

Христианское православие для славян нуждается в дополнении положительными чертами приднепровского язычества с его обожествлением природы (не будет экологического кризиса), заботами о земной жизни (славяне не будут надеяться на райскую жизнь на небе, а будут больше устраивать единственную земную жизнь), умением давать сдачу врагам (не будет эксплуатации человека человеком), богатой арийской, индо-европейской историей (тогда славяне будут знать не только еврейские, но и свои собственные корни). В новую православно-языческую религию необходимо внедрить элементы рационализма, саногеники, санологии, SOS-медицины и ювенологии. Только тогда человечество (по крайней мере наиболее духовная, гонимая, ставшая объектом безжалостного геноцида его часть — восточные славяне) совершит духовную революцию, преодолеет соблазны расизма, научится жить во все более и более загрязненной окружающей среде, сохранит основу своего биологического бессмертия — свой генофонд. Не найдя решения всех вопросов, которые выдвигает перед славянами жизнь, восточные славяне могут потерять свою независимость, свой генофонд и сойти с исторической арены. Одному человеку проблему спасения восточных славян не решить (об этом свидетельствует история моей жизни) — нужна группа мыслителей-борцов, возглавляющая мощную партию славянского возрождения.

Славяне в древности внесли решающий вклад в основание западной цивилизации, индо-европейских языков. Затем они основали великую евразийскую цивилизацию, стали самым многочисленным суперэтносом Европы, занявшим территорию от Эльбы до Тихого океана, чрезвычайно богатую дарами природы. Они отбивали натиск врагов, стремившихся захватить богатые земли славян, благодаря единству и сильной центральной власти. Врагам славян удалось их разъединить и разрушить защищающую их центральную власть. В России, Украине, Югославии и некоторых других славянских странах управление оказалось в руках еврейских олигархов и их марионеток, которые проводят политику геноцида, разработанную творцами Талмуда еще тысячу лет назад. Народ Украины вымирает со скоростью 500 тыс. в год, а России — 1,5 миллиона. Спасти генофонд восточных славян — основу их биологического выживания — в этом смысл моей жизни как ученого и общественного деятеля.

Основная моя жизнь прошла в эпоху 4 мировой войны, названной "холодной", которая началась в 1948 году и длилась до распада СССР в 1991 году (по мнению бывшего руководителя ЦРУ США Джеймса Вулси). По его же мнению 5 мировая война началась с захватом США и Англии Ирака. Ход событий 21 века во многом будет определяться борьбой ("холодной" или "горячей") двух глобалистских идеологий: ислама, основанного на Коране и американизма, базирующегося на концепции "общечеловеческих ценностей". Америка ведет войну не только с исламом, но и со всеми, кто не согласен с ней, у которых другие представления о боге, свободе и человеческом достоинстве. Она вдохновляет и поддерживает масштабное наступление власть имущих на интересы низов, проявляющееся в свертывании социальных программ, отмене конституционных гарантий по поводу политических свобод. Она вдохновляет все темные силы мира, враждебные простому человеку. С распадом СССР, крушением марксизма во многих странах ослабло противодействие агрессивному, захватническому американизму.

Лидером сопротивления оказался ислам, который как и раннее христианство является религией сопротивления мировой тирании. В постмарксистском мире новым сопротивляющимся сообществом становится мусульманская община. События 11 сентября 2002 года являются проявлением мести исламского мира Америке.

По своей идеологии мне ближе всего мировоззрение русского диссидента-философа — А. Зиновьева, высланного в свое время в Германию, где он с тех пор живет (4.6). Как и он, я считаю "Та система власти и тот социальный строй, что существовали до 1985 г, были вершиной русской истории". "Россия, Советский Союз могли противостоять атакам Запада только как коммунистическая страна. В любой другой форме они неминуемо должны погибнуть". "В коммунистических странах был сравнительно высокий уровень жизни. Люди были сыты, имели работу, бесплатное образование, медицину, отпуск. Их основные жизненные потребности были удовлетворены, причем с гарантиями". Холодная война — это была "борьба Запада за господство на планете против врага, который стал препятствием на этом пути". "Советский Союз еще бы мог выстоять в этой борьбе, если бы высшее руководство страны не совершило беспрецедентное в истории человечества предательство". Сейчас начался период "колониальной демократии", "теплой войны", направленный на полное уничтожение непокорных славян, потенциальных врагов Запада, на вестернизацию тех, кто выживет после захвата Западом всех богатств и ресурсов славян. Эти цитаты и мысли взяты из книг А. А. Зиновьева, переведенных на русский язык и изданных в Москве. Так же как А. Зиновьев, я говорю: "Надежд на спасение и возрождение мощного славянского государства практически не осталось". Главное для нас — сохранить генофонд славян для будущего биологического и социального их возрождения как щит от миллиардов узкоглазых азиатов. Иначе волны желтой опасности затопят золотой миллиард европейцев и американцев, который правит сейчас Западом. Славяне исторически служат буфером между Западом м Востоком.

Добившись с помощью предательской клики М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина распада СССР, мировое правительство, США и Западные страны ввергли народы когда-то могучей державы в геноцид, экоцид, страшную нищету и безнадежность. Все ужасы этого геноцида я ощутил на Украине, когда в 1991 году возвратился из Перми в Киев. Самая процветающая республика СССР превратилась в нищую страну из-за коррупционеров, растащивших все национальные богатства Украины по своим карманам. П. И. Лазаренко — бывший друг Л. Д. Кучмы — перевел около 3 млрд. долларов за границу. МВФ и ВБ щедро открыли свои кредиты Кравчуку и Кучме за их потворство разграблению страны. Свои ваучеры за часть национального богатства Украины я хотел продать за 25 карбованцев (стоимость двух кружек пива), но решил оставить их на память о великом надувательстве Кравчуком своего народа. Один из механизмов геноцида народов бывшего СССР такой.

Предоставив стране кредит по 10-12% годовых, страна-кредитор в лице МВФ получает право на контроль за ее бюджетом и финансовой системой. Запускается механизм обрушивания национальной валюты и заработной платы трудящихся. Падает покупательная способность. В этом источник прибыли Запада, поскольку теперь страна вынуждена продавать за бесценок свои товары. ЗА 10 лет "демократии" Ельцина и 7 лет "демократии" Кучмы стоимость стали на мировом рынке резко упала, страны Запада ее скупают и уменьшают себестоимость товаров машиностроения. Но продажная цена на них растет. Автомобили, тракторы, комбайны дошли до цены в 300-400 тыс. долларов, но Россия и Украина вынуждены их покупать, поскольку по рекомендации Чубайса, Гайдара, Лишвица, Кучмы, Звягильского, Черномырдина и других уничтожили собственную промышленность. Так МВФ и ВБ, соглашение о привязке всех валют к доллару привели к тому, что страны СНГ работают на Запад, а их народы вымирают.

Я помню 90-е годы, когда моя нищая зарплата профессора достигала несколько миллионов карбованцев (а вступительный взнос на конференцию по геронтологии составлял 1 млн. карбованцев). Часто бывая в КНДР, я попробовал там мясо собак и в дни, когда нечего было есть и моя семья голодала, я решил пустить свою собаку Рекса на мясо. Когда ее убивал, она укусил меня за палец, который долго болел. Семья есть собачатину отказалась, питалась одной кашей и лапшей. Каждый день вкушал кусочек мяса Рекса, жалея в душе веселого пса. Мои знакомые ели даже кошек. Лишь после введения стабильной гривны кончился голодомор девяностых годов самостийной Украины и жить стало немного легче.

Заключение к І части

Мои воспоминания не полны в нескольких отношениях. О части событий я умалчиваю, т. к. не пришло время их обнародовать. Всю документалистику своей жизни я опускаю из-за ограниченного листажа. Кое-что я просто забыл за годы своей жизни… Многие документы, не напечатанные стихотворения, статьи, рукописи целых книг сгорели в двух пожарах, которые я пережил, затерялись при переездах. Часть архива я оставил в Перми на кафедре медицинской биологии и генетики Пермского медицинского института (сейчас академии). Особенно жаль сгоревшую рукопись по аномальным явлениям, которую мы написали с В. П. Казначеевым — оригинальным мыслителем, биологом и врачом. Она три года анонсировалась в Политиздате Украины, затем его закрыли, а рукопись сгорела при пожаре дачи. Остались лишь обрывки и кое-какие черновики. Мой интерес к биологии, медицине, гуманитарным наукам, переезды из города в город, конкретные условия работы не позволяли мне сосредоточиться на одной узкой области науки и всю жизнь ее разрабатывать. В результате, как сказал Л. Кравчук, маємо те, що маємо. Но с удовлетворением я могу сказать, что в меру моих сил я день и ночь, без отпусков и праздников, всю жизнь работал и, уверен, немного продвинул вперед ряд областей биологии и медицины. Никто, будь он хоть семь пядей во лбу, не сделал бы больше меня, попади он в те условия жизни и работы, в которых прошли и проходят мои годы.

Мне повезло и в семейной жизни. Редко кому встретится красивая, умная женщина, кандидат наук, которая бы посвятила все свои силы мужу и четырем детям, как это делает моя супруга Тамара Борисовна Дьячковская. Она полностью освободила меня от большинства бытовых проблем, которые отнимают у моих коллег массу времени. У меня родилось четверо здоровых детей. Единственное, о чем я сожалею, это то, что из-за нехватки времени я не мог уделять их воспитанию столько усилий, сколько мне бы хотелось. Предо мной стояла более великая цель, чем мои семейные проблемы, и я благодарен моей супруге и моим детям, что они поддерживали меня в моей каторжной работе без отпусков и выходных.

Сын поэта Николая Гумилева и поэтессы Анны Ахматовой Лев Гумилев, изветстный историк, этнограф и писатель, ввел понятие "пассионарий" для обозначения тех людей, которые непосредственно влияют на ход истории. По своему влиянию на историю человечество можно изобразить в виде пирамиды. В памяти остаются люди, находящиеся на вершине пирамиды. Их помнит история как бессмертных небожителей. Однако истинными творцами истории являются безызвестные представители нижней части пирамиды, деяния которых направляет и олицетворяет вершина пирамиды. Я родился на самом дне пирамиды и на 73 году своей жизни лишь приблизился к ее середине. Однако по духу я отношу себя к пассионариям и верю, что моя жизнь хоть немного повлияет на историю если не всего человечества, то одной из лучших ее частей — славянского суперэтноса. Без саногеники и SOS-медицины невозможно сохранить генофонд славян, который целенаправленно уничтожается нашими геополитическими врагами. Я буду счастлив, если мои современники и потомки осознают холокост славян, творимый нашими врагами, изучат рекомендации саногеники и SOS-медицины и предпримут комплекс мероприятий в соответствии с моей теорией охраны генофонда. В сохранении генофонда славян я вижу цель своей жизни, свое социальное бессмертие. Мое физическое бессмертие — в генах, которые я передал моим четырем детям и восьми внукам и внучкам. Пусть саногеника поможет сохранить гены не только им, но и всем детям и внукам всего человечества, ведь главный вопрос жизни каждого человека не "что я могу получить ?", а "что я могу отдать ?". Так сказал физик Баден Пауэлл, который жил с 1858 по 1941 год.