«Наши боевики подвергли нападению все города и села еще до прихода немецкой армии»

15—19 января 1941 года во Львове состоялся «Процесс пятидесяти девяти», который имел широкий общественный резонанс. Сорока двум подсудимым оуновцам был вынесен смертный приговор, семнадцать получили по 10 лет лагерей и по пять лет ссылки.

7 мая 1941 года в Дрогобыче начался новый, на этот раз еще более массовый процесс — над шестьюдесятью двумя оуновцами. По решению суда тридцати националистам был вынесен смертный приговор, двадцать четыре получили по десять лет, дела остальных восьми человек отправили на дополнительное расследование. Впоследствии президиум Верховного Совета СССР смягчил приговоры: смерть теперь ожидала 26 подсудимых (четырем осужденным, среди которых были три женщины, была сохранена жизнь), 13 арестантам подтвердили их десятилетние приговоры, а 19 назначили сроки наказаний от семи до восьми с половиной лет.

Там же, в Дрогобыче, 12–13 мая состоялся суд еще над тридцатью девятью украинскими националистами. Его итог — 22 расстрельных приговора, восемь десятилетних и четыре пятилетних срока, а также пять пожизненных ссылок.

Материалы всех этих процессов содержат много сведений о подготовке националистами вооруженного восстания. Из обвинительных документов мы узнаем, что к 1 сентября в 1940 года «краевой экзекутиве» ОУН во Львове подчинялись 5500 боевиков, которые готовились выступить. Были составлены конкретные планы действий, готовилась материально-техническая и кадровая база восстания. Разрабатывались детальные мобилизационные планы для всех звеньев организации. Разведка ОУН собирала информацию о военных частях наших войск, об их вооружении, важных хозяйственных обьектах, о биографиях командиров.

За первые четыре месяца в 1941 года активность националистического подполья резко выросла. Нелегалами было осуществлено 65 убийств и покушений на представителей советского административного аппарата, руководителей НКВД, усилен саботаж.

«Украинские интегральные националисты, — пишет в своей работе канадский историк О. Субтельный, — с энтузиазмом приветствовали нападение немцев на СССР, рассматривая его как многообещающую возможность установления независимой украинской державы». В оуновской брошюре под названием «За українську державність» читаем: «Перед началом немецко-советской войны ОУН, несмотря на неимоверные трудности, организовала в селах сеть подпольщиков, которые… в целом ряде районов Тернопольской области организовали вооруженные выступления повстанческих отрядов, разоружили много воинских частей… Наши боевики подвергли нападению все города и села области еще до прихода туда немецкой армии». Аналогично действовали украинские националисты и на территории Львовской, Станиславской (ныне Ивано-Франковской), Дрогобычской, Волынской, Черновицкой областей.

В советских документах о действиях оуновских диверсионных групп в июне — июле 1941 года, после начала войны с нацистской Германией, говорится: «Они создавали диверсионно-террористические банды, которые разрушали коммуникации в тылу советских войск, затрудняли эвакуацию людей и материальных ценностей, наводили световыми сигналами враждебные самолеты на важные объекты, убивали партийных и советских работников, представителей правоохранительных органов. Переодетые в красноармейскую форму оуновские банды нападали с тыла на мелкие подразделения и штабы Красной Армии, обстреливали их с чердаков домов и предварительно оборудованных огневых пунктов».

Об этом же вспоминает и генерал-майор немецкого механизированного корпуса Н. К. Попель: «В восемь утра 24 июня 1941 года, когда мотоциклетный полк вступил на обычно людные улицы Львова, нас встретила недобрая тишина. Только по центральной магистрали непрерывным потоком ехали и шли беженцы. Изредка раздавались одиночные выстрелы.

По мере того, как машины втягивались в город, выстрелы звучали все чаще. Мотоциклетному полку пришлось выполнять не свойственную ему задачу — вести бои на чердаках. Именно там были оборудованы наблюдательные и командные пункты вражеских диверсионных групп, их огневые точки и склады боеприпасов.

Мы с самого начала оказывались в невыгодном положении. Противник контролировал каждое наше движение, мы же его не видели, и добраться до него было нелегко.

Схватки носили ожесточенный характер и протекали часто в самых необычных условиях. Вот несколько человек, перестреливаясь, выскочили на крышу пятиэтажного дома. Понять, где наши, где враги, никак нельзя: форма на всех одинаковая — красноармейская. Здание стояло особняком, побежденным отступать некуда. Раненый покатился по наклонной кровле, попытался зацепиться за водосточный желоб, не смог и с диким криком полетел вниз. Мы подбежали. Изуродованное, окровавленное тело конвульсивно вздрагивало. Кто-то расстегнул гимнастерку. На груди синел вытатуированный трезубец — эмблема бандеровцев».

Легко заметить, что «нашими» немецкий генерал называет переодетых в советскую форму диверсантов из ОУН. Гитлеровцы их и забросили за линию фронта…

Следует коснуться еще одного щекотливого момента. В современной националистической литературе много пишется о расстрелах заключенных в нескольких западноукраинских тюрьмах накануне отступления советских войск. Смакуются такие детали, которые могут присниться разве что поклоннику маркиза де Сада, да и то после солидной дозы героина, — вроде поджаривания живых узников, подвешенных за ноги над костром, отрезания по кусочкам частей их тел, а напоследок — набивания вспоротых животов трупами недоношенных младенцев (вопрос — откуда столько недоношенных младенцев?..). Впрочем, некоторые из этих варварских «методик» впоследствии применяли как раз уповцы в отношении мирного польского населения…

Подумаем о другом. Отряды оуновских диверсантов, переодетых в красноармейскую форму, 24–26 июня совершили нападения на тюрьмы в Бережанах, Львове, Золочеве, Кременце, Самборе. В одной из тюрем Львова им удалось освободить до 300 человек. Кого же освобождали бандеровцы? Так ли уж были невинны заключенные?..

На сайте СБУ размещен список оуновцев, расстрелянных в львовских тюрьмах. Напротив каждой фамилии — дата суда и статья, по которой они были осуждены. Практически все арестованы за диверсии и теракты. Да и, наверное, если бы эти люди были невиновны, за 16 лет независимости их бы давно уже реабилитировали…

Более того: именно нападениями оуновцев на тюрьмы и были спровоцированы расстрелы! Согласно документам, первоначально сотрудники НКВД собирались эвакуировать заключенных. Но пришлось срочно ликвидировать последних, чтобы они — хорошо обученные и подготовленные солдаты, знающие местность, — потом не оказались дополнительными помощниками гитлеровцев.

Кроме того, имеются свидетельства, что немцы в провокационных целях уродовали тела заключенных. Потом это варварство выдавалось за действия НКВД. Так, в книге «Холокост евреев Украины» написано: «Знищення євреїв в місті Львові почалося з першого дня приходу німців, тобто 30.VI.41 р. Проте на перших порах німці проводили це знищення провокаційно. Користуючись відходом радянських військ, деяку частину єврейського населення німці завели до тюрем і там постріляли, причому цей розстріл провадився у супроводі екзекуції, з тим щоб не можна було впізнати замордованих. Разом з тим переслідувалась і друга мета, подати це як приклад «звірств» НКВД…»

В фондах Центрального государственного архива высших органов власти и управления Украины (ЦГАВО Украины) хранятся отчеты «краевой экзекутивы» перед проводом ОУН-б в Кракове. «Экзекутиве» удалось мобилизовать около 12 тысяч членов ОУН. Незадолго до начала войны они концентрировались в разных по величине подпольных лагерях, размещенных в труднодоступной местности. Часть националистов работала легально в советских и партийных органах власти, не стесняясь при этом совершать акты диверсий и саботажа.

«Экзекутива» сообщала о событиях во Львове: «25 июня в казарме на Клепарове стрелял в большевиков отряд партизан числом пять человек. Никто не пойман. 26 июня из дома на улице Перацкого, № 8, украинские партизаны обстреливали колонну красных войск. Большевики поставили напротив дома пушку и разрушили крышу и второй этаж. Партизаны, по-видимому, погибли… 24 июня открыт был по марширующим большевистским колоннам скорострельный огонь одновременно из нескольких пунктов: с Лычаковского кладбища, из нескольких домов по улице Курковой и из башни костела Елизаветы… Со вторника до субботы оттуда несколько раз открывался огонь по большевистским колоннам».

28 июня 1941 года вблизи города Перемышляны на Львовщине несколько оуновских банд напало на небольшие отряды Красной Армии и на автомашины, которые эвакуировали женщин и детей. Над красноармейцами и беззащитными людьми бандиты учинили жестокую расправу. Эти же банды помогли гитлеровцам захватить Перемышляны. В районе местечка Рудка подразделение фашистской армии нарвалось на мужественное сопротивление советских войск. Нацисты попросили помощи у оуновцев, и те, как говорится в бандеровской брошюре, «прийняли живу участь в найзавзятіших боях». Так же активно действовали националисты в Волынской и Ровенской областях.

О деяниях оуновских банд сообщается в донесении штаба Юго-Западного фронта от 24 июня 1941 года: «В районе Усть-Луга действуют диверсионные группы врага, переодетые в нашу форму. В этом районе горят склады. В течение с 22 и утра 23 июня противник высадил десанты на Хиров, Дрогобыч, Борислав, последние два уничтожены». В Луцке действовал отряд из 300 оуновцев. Сумев захватить стратегически важные мосты и железнодорожные станции, он удерживал их до подхода немцев.

На территории пограничного Рава-Руского района Львовской области располагались мощные укрепления и дислоцировались значительные силы пограничных войск. Оуновцы здесь занимались разведкой пограничных военных объектов, а оперативную информацию немедленно передавали наступающим на Рава-Руский укрепрайон немцам.

Согласно официальным архивным данным, потери Красной Армии в столкновениях с националистами составили тогда 2100 человек убитыми и 900 пленными.

Вслед за наступавшими частями фашистской армии главари ОУН направили на Украину несколько так называемых «походных групп». Эти подразделения, по определению оуновских «проводников», являлись «своеобразной политической армией», в состав которой входили националисты, имевшие опыт борьбы в условиях глубокого подполья. Маршрут их движения был заранее согласован с абвером. Северная «походная группа» в составе 2500 человек двигалась по маршруту Луцк — Житомир — Киев; средняя, из 1500 оуновцев, — в направлении Полтава — Сумы — Харьков. Южная «группа» в составе 880 человек следовала по маршруту Тернополь — Винница — Днепропетровск — Одесса.

Деятельность этих отрядов сводилась к выполнению функций вспомогательного оккупационного аппарата на захваченной территории. Они помогали гитлеровцам формировать так называемую украинскую полицию, городские и районные управы. Одновременно участники «групп» устанавливали контакты с разного рода уголовными элементами, используя их для выявления местного советского подполья.

С самого начала «украинские органы самоуправления» были под властью гитлеровской оккупационной администрации. Имеющиеся в архивах Украины материалы подтверждают это. Например, в указе рейхскомиссара Украины Эриха Коха за № 119 «Об отношении воинских частей к украинскому населению» подчеркивается: «Украинские национальные местные управления или районные управы должны рассматриваться не как самостоятельные управления или уполномоченные от высших властей, а как доверенные для связи с немецкими военными властями. Задача их заключается в том, чтобы выполнять распоряжения последних».

Когда немцы вторглись в Советский Союз, для Гитлера и его генералов стало чрезвычайно важным узнать о том, что происходит в тылу русских войск. Для решения этой задачи в распоряжение штабов немецких армий направлялись группы агентов из коренного населения данной местности, то есть из русских, украинцев, финнов, эстонцев и т. д. Каждая группа насчитывала 25 (или более) человек. Во главе такой группы стоял немецкий офицер. Группы использовали трофейное русское обмундирование, военные грузовики и мотоциклы. Они должны были проникать в советский тыл на глубину 50 — 300 километров перед фронтом наступающих немецких армий с тем, чтобы сообщать по радио результаты своих наблюдений. Особое внимание при этом обращалось на сбор сведений о русских резервах, о состоянии железных и прочих дорог, а также обо всех оборонных мероприятиях, проводимых противником.

Одной из таких диверсионно-террористических групп руководил Юрий Стельмащук. Во время допроса он показал следующее: «Я был направлен в специальную школу диверсантов-разведчиков, которая помещалась в г. Нойгаммере. По окончании школы я возвратился в Краков…

В Кракове к нам, выпускникам школы, приехал заместитель Бандеры — Стецько, а также другие представители центрального провода ОУН. Прежде всего, нам дали назначения. Я получил назначение в Волынскую область к областному руководителю ОУН «Закоштую». Стецько говорил, что мы должны вести подрывную работу против Советской власти, также говорил, что скоро начнется война между Германией и СССР и что эту войну нужно использовать в интересах ОУН.

По линии диверсионной работы я от начальника немецкой разведки, немца-майора, фамилии которого не помню, получил задание в первый день войны взорвать железнодорожное полотно и стрелки в г. Сарны. Из Кракова мы выехали 16 июня 1941 года и должны были перейти границу в Венгрии. Из Кракова мы направились к Ужгороду, а из Ужгорода в Мукачево, где ночевали в немецкой школе, директор которой был резидентом немецкой разведки.

Границу мы перешли в районе с. Волово, на границе Венгрии с СССР. До самой границы нас провожали Стецько и начальник немецкой разведки. Нас на границе снабдили пистолетами, взрывчатыми веществами и деньгами. Перейдя границу, мы прошли в первую ночь 20 км, а затем двигались такими же переходами, и война нас застала в Синевицкой Вишне».

Далее Стельмащук показал, что возле села Труханов Славского района Дрогобычской области их группа была замечена и обстреляна колонной советских войск. Им пришлось, бросив всё снаряжение, спасаться бегством в направлении Стрыя. «В Стрые мы пробыли два дня и выехали во Львов.

Во Львове я связался с заместителем Бандеры «Лебедем» и от него уже должен был выехать в Волынскую область в распоряжение областного руководителя ОУН «Закоштуя». Когда я был в штабе «Лебедя», туда пришел начальник немецкой разведки, с которым я встречался в Кракове, который сказал, что я поеду не в Волынскую область, а в советский тыл за Днепр. То же самое он сказал о других оуновцах, которые закончили диверсионную школу».

 

Кровавый маршрут «соловьев»

Кроме таких разведывательно-диверсионных групп, немецкая военная разведка организовала небольшие украинские штурмовые отряды. Такие подразделения в красноармейском обмундировании должны были действовать далеко впереди наступающих немецких войск, стараясь захватить мосты, туннели и военные склады. В конце октября 1941 года начальник штаба немецкой группы армий «Север» высоко оценил работу этих подразделений.

Одной из подобных частей как раз и был «специаль-батальон «Нахтигаль» (в переводе «Соловей»). Немецким командиром батальона гитлеровцы назначили представителя абвера, обер-лейтенанта Альбрехта Герцнера, а политическим руководителем — представителя НСДАП, обер-лейтенанта Теодора Оберлендера. С украинской стороны батальон возглавил капитан абвера Роман Шухевич, который к тому времени стал уже и одним из руководителей ОУН-б. В оперативном плане «Нахтигаль» прикрепили к первому батальону полка «Бранденбург-800», подчиненного непосредственно начальнику «абвер-2» Лахузену. («Абвер-2» — отдел немецкой разведки, который занимался осуществлением диверсий).

Специальный батальон абвера «Нахтигаль» имени Степана Бандеры был сформирован в марте-апреле в 1941 года из бандеровцев и прошел военную подготовку в Нойгаммере (Силезия).

Другой подобный батальон, «Роланд» имени Евгения Коновальца, был сформирован в апреле того же года и прошел военную подготовку в Зауберсдорфе вблизи Вены. Им руководили Рико Ярый с немецкой стороны и майор Евгений Побигущий («Рен») — с украинской.

Об организации этих формирований Степан Бандера писал: «В начале 1941 года открылась возможность провести при немецкой армии выучку двух украинских отделов, приблизительно размеров куреня».

Вернемся к «Нахтигалю». Набор в батальон производило краковское бюро ОУН. Входили в его состав примерно 350 человек. Батальон был разделен на четыре сотни (роты), командирами которых были назначены немецкие офицеры, сотрудники абвера. «Соловьи» носили стандартную армейскую униформу вермахта. Только после вступления во Львов личный состав нацепил желто-синие ленточки.

За четыре дня до вторжения в СССР батальон был передислоцирован к границе. В 3 часа 15 минут 22 июня 1941 года первый батальон «Бранденбурга» и «Нахтигаль» получили задание наступать на Перемышль и перешли реку Сан, а с 29-го на 30-е июня «соловьи» заняли Львов…

Фактически, немцы помогли реализовать давний план националистов.

Еще в сентябре 1940 года захваченный органами НКВД руководитель организационного отдела Львовской «краевой экзекутивы» ОУН И. Максимов показал на допросе, что в июне 1940 года «краевая экзекутива» разработала план восстания, который был направлен в Краков и утверждён Бандерой. Предполагалось, что успех может быть достигнут лишь в случае войны Германии против Советов, а потому «провід ОУН порішив стояти твердо на стороні Німеччини до часу, коли вона зірве союз із Совітами, або відносини дипльоматичні погіршаться». В этот момент и предполагалось поднять восстание в западных областях УССР.

Далее Максимов среди прочего показал, что провод учитывал «людей, що негативно ставилися до визвольної акції ОУН по приході Червоної Армії, і провідники мали завдання створювати т. зв. «чорні листи» — прізвища і місця замешкання тих людей, яких на час зриву мали зразу ж зліквідувати».

В «Едином генеральном плане повстанческого штаба ОУН», в разделе «Выступления» указывалось: «Важно выступление первой ночи. Оно решает всё… Надо в ту же ночь ликвидировать всех, занесенных в черные списки, чтобы лишить врага людских резервов (доносчиков, организаторов вражеской диверсии и т. д.), а также углублять панику». В разделе «Основные задания штабам соединений» говорилось: необходимо организовывать «панику, разложение в среде врагов (поголовные расстрелы врагов)». А раздел «Инструкция безопасности» прямо призывал:

«11. Зібрати персональні дані про всіх визначніших поляків, членів підпольних організацій, які у відповідний час пробували б зорганізувати відповідний виступ. Тут в міру потреби і спроможностей примінювати офензивну тактику.

12. Уложити «чорну листу» всіх ревних комуністів, НКВД-истів, сексотів, провокаторів й інших вислужників комуністичного режиму. На «чорній листі» повинні знайти місце в першу чергу керівні особи.

13. Уложити «чорну листу» поляків, згідно з даними інструкціями під т[очкою] 11.

14. Уложити «чорну листу» всіх визначних українців, що у відповідний час пробували б вести «свою політику», розбиваючи цим одностайну поставу укр[аїнського] народу».

В Лондоне опубликована книга польского автора Александра Кормана «Из кровавых дней Львова 1941 года». Исследователь утверждает однозначно: с 3 июня до 6 июля в 1941 года (время пребывания батальона «Нахтигаль» во Львове) польских ученых, евреев и коммунистов уничтожали гитлеровцы, нахтигалевцы, солдаты «гехаймефельдполицай» (немецкая полевая полиция безопасности) и члены боевок из ОУН-бандеровцев.

Убийства происходили по «чорній листі» — списку, подготовленному службами Е. Врецьоны (СБ ОУН-б) и «Легенды» (И. Климива), руководителя «краевой экзекутивы» ОУН-б. Аресты проводили отделы абвера, фельдполиции и «Нахтигаля». Расстрелы также осуществляли они. Сам Е. Врецьона лично принимал участие в расстрелах польских ученых.

Особенно жестоко расправлялись националисты с еврейским населением.

В первые месяцы оккупации западных областей Украины оуновцы вместе с гитлеровцами устраивали так называемые «кристальные ночи» — убивали и сжигали во Львове, Золочеве, Тернополе, Надворной десятки тысяч евреев. В одном только Станиславе с июля 1941 по июль 1942 гг. гитлеровцы вместе с оуновцами уничтожили 26 тысяч евреев. Это подтвердил в Мюнстере (ФРГ) суд над бывшим руководителем полиции безопасности и СД в Станиславе Г. Кригером, состоявшийся в 1966 году.

Недавно израильский мемориал «Яд ва-Шем» заявил о причастности батальона «Нахтигаль» и лично гауптмана Шухевича к массовым убийствам еврейского населения Львова в первые дни оккупации.

Страшные преступления нацистов и их пособников описал Юлиан Шульмейстер в книге «Гитлеризм в истории евреев», опираясь на свидетельства тех, кому повезло остаться в живых после этой трагедии. Вот свидетельство Ф. Фридмана: «В первые дни немецкой оккупации, с ЗО июня по 3 июля… украинские националисты и только что организованная украинская полиция (вспомогательная полиция) начали на улицах Львова охоту на еврейских жителей. Вламывались в квартиры, хватали мужчин, иногда всю семью, не исключая детей». Свидетельство Янины Хешелес: «Развеваются желто-голубые флаги. На улицах полно украинцев с палками и железяками, слышатся крики… Вблизи почты стоят люди с лопатами, украинцы их бьют, кричат: «Жиды, жиды!..» На улице Коллонтай ребята бьют евреев метлами, дубинками, камнями. Ведут в тюрьму «Бригидки», на Казимировку. На бульваре опять бьют…» Говорит свидетельница Рубинштейн: «На следующий день (после оккупации Львова — М. Б.) немцы вместе с украинцами устроили погром. Убили тогда около трех тысяч евреев…» Из дневника украинки Казимиры Порай: «То, что увидела сегодня на Рынке, могло произойти в древние времена. Возможно, такое совершали дикие люди… Вблизи Ратуши дорога засыпана битым стеклом… Солдаты с эмблемами эсэсовцев, которые разговаривают по-украински, мучают и издеваются над евреями. Принуждают подметать площадь своей одеждой — блузами, платьями, даже шапками. Поставили две ручных тележки, одну на углу Краковской, вторую на улице Галицкой, принуждают евреев собирать стекло и нести голыми руками к тележкам… Бьют палками и кусками провода. Путь от Галицкой к Краковской залит кровью, которая течет из человеческих рук…». Из свидетельств польки Станиславы Гоголевской: «На Русской увидела полицаев-украинцев, они вели каких-то людей, которых били кольями и железными ломами… На улице Коперника попала в адскую круговерть, господствовал ужасный грохот, крик и плач. Люди шли с выражением отчаяния и страха. Украинские полицаи стояли шпалерами вдоль тротуара, кричали: «Жиды, жиды!» Били; если кто-то пытался защищаться или кричал, что не еврей, над ним совершали ужасное. Передо мной затоптали молодого мужчину…»

И подобных свидетельств множество.

Поводом для второго погрома, 25–28 июля 1941 года, была выбрана месть за убийство Соломоном Шварцбардом в 1926 году в Париже Симона Петлюры. Эти так называемые «дни Петлюры» проводились в соответствии с постановлением ОУН-б: «Организация украинских националистов уничтожает жидов как опору московско-большевистского режима». Националисты устроили ужасающую кровавую оргию. Выживший в те кровавые дни раввин Давид Кагане свидетельствовал: «26 июля украинские полицаи врывались в еврейские дома, хватали молодых мужчин и отвозили на улицу Лонцкого. Подобное повторялось два дня, пока тюрьма на Лонцкого не переполнилась. Даже двор был забит евреями… Берет ужас, когда вспоминаю, что происходило. Есть не давали. Каждый раз, когда заходила банда украинских националистов, издевались, убивали, кричали: «Это вам за нашего атамана Петлюру!» Свидетельство Ф. Фридмана: «В дни 25, 26, 27 июля опять на улицах и в квартирах хватали евреев. Мужчин и женщин, будто взятых на работу, чаще всего убивали. Эти убийства и издевательства происходили, как «акция Петлюры». В основном это дело украинской вспомогательной полиции…»

Подобные массовые расправы происходили не только во Львове, а в каждом городе, местечке и селе на Галичине и Волыни, везде, где ступала нога фашистов и их подручных. Но об истреблении евреев в западной Украине мы еще поговорим. Теперь же вернемся в нашим «героям» из батальона «Нахтигаль».

Прокуратура Бонна (Германия), которая в 1960 г. расследовала дело Теодора Оберлендера, тогдашнего министра в правительстве Аденауэра, а летом 1941 года — политического руководителя батальона «Нахтигаль», установила, что «с большой вероятностью украинский взвод 2-й роты батальона «Нахтигаль» имел отношение к актам насилия в отношении согнанных в тюрьму НКВД евреев и виновен в смерти многочисленных еврейских граждан».

Члены батальона «Нахтигаль» по собственной инициативе участвовали и в расстрелах вне тюрьмы. Один из бывших членов оперативной команды СД «Львов» на допросе в 1964 г. показал: «Здесь я был свидетелем первых расстрелов евреев членами подразделения «Нахтигаль». Я говорю «Нахтигаль», так как стрелки во время этой казни… носили форму вермахта… Я установил, что участвовавшие в этой казни стрелки в немецкой форме говорили по-украински».

Не последнюю роль в уничтожении оуновцами евреев играл нынешний Герой Украины, а тогда гауптман абвера и командир «Нахтигаля» Роман Шухевич. Даже современный апологет бандеровщины В. Сергийчук в своей вступительной статье к сборнику документов из архивов СБУ под названием «Роман Шухевич у документах радянських органів державної безпеки (1940–1950)», изданной в Киеве, отмечает, что накануне вступления печально известного батальона «Нахтигаль» во Львов (29 июля 1941 года) Р. Шухевич в обращении к его воякам назвал поляков и евреев «нашими ворогами».

Американский исследователь Кристофер Симпсон в книге «Откат: вербовка Америкой нацистов и ее влияние на холодную войну», опровергая доводы современных адвокатов ОУН, утверждает: «Какими бы ни были ее конфликты с нацистами, собственная роль ОУН в антисемитских погромах, таких, как массовые убийства во Львове в 1941 году и ликвидация по образцу Лидице целых сел, обвиненных в сотрудничестве с советскими партизанами, полностью установлена».

29 октября 1959 года в Берлине состоялась пресс-конференция для корреспондентов немецких и иностранных газет по поводу прошлых злодеяний боннского министра Теодора Оберлендера. На пресс-конференции выступил профессор Берлинского университета А. Норден, который на основании многочисленных свидетельских показаний, собранных «Комитетом германского единства», заявил: украинские националисты из батальона «Нахтигаль», управляемого Оберлендером, Герцнером и Шухевичем, убили во Львове три тысячи поляков и евреев. В убийствах жителей Львова принимали участие не только солдаты и офицеры-украинцы из батальона «Нахтигаль», но и украинская полиция. «Эта акция, — отмечается в выводе суда, — была направлена, согласно с подготовленными планами, против еврейских жителей Львова, против членов и сторонников коммунистической партии и против некоторого количества польской интеллигенции, в том числе и в первую очередь против профессоров Львовского университета. Массовые аресты были произведены с помощью украинской полиции… Большую часть узников… расстреляли… Расстрелы происходили в двух лесах на окраинах Львова».

5 апреля 1960 года Чрезвычайной государственной комиссией по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков была созвана пресс-конференция для того, чтобы ознакомить общественность с результатами расследования преступлений, совершенных Теодором Оберлендером в годы Второй мировой войны на временно оккупированных территориях Украины и Северного Кавказа. В частности, в стенограмме пресс-конференции указывается: «В ходе расследования были допрошены многочисленные свидетели, собраны документальные доказательства, изобличающие Оберлендера в совершении им злодеяний».

Оберлендер — старый нацист, пользовавшийся полным доверием главарей НСДАП. В 1934 году лично Гессом он был назначен руководителем «Союза немцев Востока». Позднее являлся сотрудником военной разведки — абвера; как «специалист по Востоку», проводил шпионско-террористическую деятельность против Советского Союза и других стран Восточной Европы. Задолго до нападения фашистской Германии на Советский Союз Оберлендер комплектовал и обучал специальные отряды, предназначенные для выполнения преступных заданий на территории СССР. 5 ноября 1943 года Оберлендер сообщил своему командованию: «Перед началом похода на Россию я получил задание подготовить и обучить украинское подразделение». Таким подразделением и был созданный им из числа украинских буржуазных националистов особый батальон «Нахтигаль».

В первые же дни появления батальона во Львове из состава «Нахтигаля» было выделено несколько особых групп, на которые возлагалась задача уничтожения советских работников, лиц еврейской и польской национальностей. Немецко-фашистские бандиты и их пособники руководствовались при этом списками жертв, заранее подготовленными во втором отделе абвера в Кракове. А референтом этого отдела по украинским вопросам был Теодор Оберлендер.

На балконе оперного театра были повешены 12 советских граждан; на Стрелецкой площади на глазах жителей города расстреляны 15 человек; на углу улиц Дзержинского и Ивана Франко убиты старик и две женщины; на улице Зыбликевича выброшен на мостовую из окна третьего этажа грудной ребенок; из района дрожжевого завода вывезено на автомашинах большое количество людей, которых гитлеровцы затем уничтожили.

Одним из кровавых злодеяний, которые учинили бандиты «Нахтиталя» во Львове, было уничтожение большой группы известных польских ученых, в том числе профессоров Бартеля, Бой-Желенского, Ломницкого и других. В ночь с 3 на 4 июля эти ученые, содержавшиеся под арестом в здании так называемой бурсы Абрагамовича, были выведены на близлежащую Вулецкую гору и там расстреляны.

Все эти факты подтверждаются показаниями свидетелей Сулима, Гресько, Ломницкой, Рудницкого, Гроера и материалами расследования, проведенного чрезвычайной комиссией в 1944 году.

Для сокрытия своих преступлений немецко-фашистские захватчики сжигали трупы умерщвленных ими людей. Так поступили они и с останками ученых, уничтоженных во Львове.

В 1943 году из числа заключенных Яновского лагеря была создана особая бригада, которая производила на Вулецкой горе раскопки могил, а затем вывозила трупы за город и там их сжигала. Во время раскопок могил лицами, входившими в состав бригады, были найдены в карманах одежды личные документы профессоров Бартеля, Островского и других; автоматическая ручка фирмы «Ватерман» с надписью на кольце: «Доктору Витольду Новицкому».

Установлено, что батальон «Нахтигаль» и его особые команды совершили расстрелы советских граждан в населенных пунктах Золочев, Сатанов, Юзвин, Михамполь.

Один из свидетелей, Григорий Мельник, в 1940 году вовлеченный в ОУН, а потом завербованный в «Нахтигаль», показал следующее: «30 июня 1941 г. наш батальон вступил во Львов. Проходя по улицам, по приказанию командования, мы распевали песни, в том числе и погромную песню, призывающую к уничтожению коммунистов, евреев и поляков.

В городе Львове батальон размещался в разных местах. Из нашего взвода и из других взводов в тот же день по приказу Оберлендера и Шухевича была отобрана группа легионеров общей численностью около восьмидесяти человек. Среди них были Лущик Григорий, Панькив Иван, Панчак Василий и другие. Через 4–5 дней эти люди возвратились и рассказывали, что они арестовали и расстреляли много жителей города.

Панькив и Лущик говорили, что они вместе с участниками ранее заброшенных диверсионных групп получили от Оберлендера и Шухевича списки подлежащих аресту людей. Арестованных свозили в определенные места, среди которых я запомнил названную ими бурсу Абрагамовича, а затем по приказу Оберлендера и Шухевича арестованных расстреливали. Мне Лущик и Панчак говорили, что они лично расстреляли на Вулецкой горе польских ученых, и назвали их фамилии, среди которых мне хорошо запомнилась фамилия профессора Бартеля, известного мне как бывшего министра панской Польши.

По окончании этой акции батальон был собран в казармах по Стрыйскому шоссе. Примерно 6 или 7 июля выступил перед батальоном Оберлендер и заявил, что задание в городе Львове выполнено правильно, но поставленные перед нами задачи требуют дальнейшего продвижения вперед.

После этого мы выступили из Львова по направлению к городу Золочев.

Командный состав батальона… отличался большой жестокостью по отношению к советским людям. Я лично видел, как один фельдфебель из нашего батальона возле Стрыйских казарм застрелил ни в чем не повинную молодую девушку.

В городе Золочев мы находились несколько дней, охраняя военнопленных. Командованием батальона было приказано выявлять среди военнопленных коммунистов, а затем уничтожать их».

Другой свидетель, Теодор Сулим, бывший узник Освенцима и Маутхаузена, дал показания об увиденном во Львове в первые дни оккупации: «В ночь с 29 на 30 июня 1941 г. этот город был занят немецко-фашистскими войсками. Вместе с ними в город ворвались и вооруженные украинские националисты, которые были одеты в полевую форму немецкой армии и имели на погонах знак отличия в виде желто-голубой ленточки. Вскоре стало известно, что эти националисты составляют батальон «Нахтигаль», находившийся под немецким командованием.

После захвата города немецкие бандиты, гитлеровцы и их подручные, украинские националисты из «Нахтигаля», стали жестоко расправляться с мирным населением. Начались массовые аресты, расстрелы, пытки и глумления над жителями города. В городе не было улицы, на которой не валялись бы трупы людей.

30 июня 1941 г. я видел, как солдаты «Нахтигаля» выволокли из дома № 65 по ул. Потоцкого моего соседа, 23-летнего студента Трояновского, и тут же в овраге за домом расстреляли его. В этот же день на улице Коперника я был свидетелем расстрела большой группы людей, которых фашисты конвоировали в направлении улицы Сталина. Истекавших кровью раненых фашистские изверги добивали прикладами и каблуками сапог.

Кровавую расправу фашистские палачи учинили над интеллигенцией Львова. В первые же дни оккупации по городу разнеслась весть о том, что гитлеровцами арестованы такие видные ученые, литераторы, юристы и медики, как Бартель, Бой-Желенский, Вайгль, Гилярович, Домасевич, Мундт, Новицкий, Островский, Пилят, Ренцкий, Серадский, Стожек и другие. Стало известно, что их содержат в застенках бурсы Абрагамовича под охраной гитлеровцев и украинских националистов.

И вот мне лично пришлось быть свидетелем расстрела людей, содержавшихся гитлеровцами в бурсе Абрагамовича… 3 июля 1941 г., под вечер, из окон моей квартиры я увидел следующую картину: группа вооруженных солдат со стороны бурсы Абрагамовича вниз по Вулецкой горе вела под конвоем семь человек гражданских лиц, несших на себе лопаты. Дойдя примерно до половины Вулецкой горы, конвоиры остановились и, как было видно по их жестам, заставили этих людей копать яму. Когда они выкопали могилу, я увидел, как фашисты расстреляли их, зарыли трупы и удалились в направлении бурсы Абрагамовича. В ночь с 3 на 4 июля я несколько раз слышал выстрелы и автоматные очереди, доносившиеся с Вулецкой горы.

На следующий день утром я встретил своего соседа, поляка по национальности, Пионтека Станислава, и рассказал ему о происшедшем. Пионтек подтвердил, что он тоже все это видел и слышал и что прошедшей ночью гитлеровские варвары совершили чудовищное злодеяние. «На склонах Вулецкой горы, — заявил со слезами старик Пионтек, — фашистские палачи расстреляли цвет польской интеллигенции».

Гитлеровцы и их подручные, украинские националисты из «Нахтигаля», продолжали творить свои чудовищные злодеяния и в последующие дни. Много невинных граждан они повесили на балконах разных зданий Львова. На балконе Оперного театра были повешены 12 человек, среди которых находился и мой друг, студент университета Сергей Глебовицкий. Злодеяния, которые были совершены фашистами и их сподручными — украинскими националистами из «Нахтигаля» в первые дни оккупации Львова, по своей жестокости превосходили до того известные в истории человечества».

Список выдающихся ученых, подлежащих уничтожению, по поручению Н. Лебедя составили оуновцы Евгений Врецьона и Иван Климив, пользуясь довоенным телефонным справочником. Они включали в него людей, против фамилии которых в справочнике значилось «профессор» или другое ученое звание. Всего в список были внесены фамилии более 300 человек.

Далее путь бандеровских «соловьев» пролегал на Золочев. Как свидетельствует «Акт государственной комиссии по расследованию преступлений, совершенных фашистскими палачами в городе Золочеве Львовской области от 4.IX.1944 г.», батальон «Нахтигаль» принимал активное участие в массовых расстрелах мирного населения этого го рода. Так, 3 июля 1941 года каратели, в том числе «соловьи», согнали свыше 3200 золочевских евреев в парк, заставили свои жертвы выкопать яму и в ней расстреляли их. Одной из жертв, Абраму Розену, получившему ранение, удалось ночью выбраться из ямы и спастись. По его словам, оуновцы, среди которых Розен узнал Сагатого, Воронкевича и Алешкевича, принудили евреев лечь рядами на дно ямы, после чего стали хладнокровно убивать их из автоматов и пулеметов. 4 и 5 июля 1941 года каратели согнали во двор местной тюрьмы около 1200 советских военнопленных, большинство которых имели огнестрельные ранения. К ним нацисты и их подручные присоединили местных советских активистов — сотрудников бывших районных и городских учреждений, рядовых коммунистов и комсомольцев, простых горожан, сочувствовавших советской власти, и расстреляли их. Члены государственной комиссии обнаружили в девяти ямах около пяти тысяч трупов. Всего же в Золочеве были убиты свыше 12 тысяч человек. Подобное оуновцы творили в Тернополе, Кременце, Сатанове и других городах Украины.

Бывший солдат батальона «Нахтигаль» Григорий Мельник рассказывал впоследствии:

«В Сатанов взвод прибыл ночью. Вокруг были выставлены патрули с приказом никого не выпускать, расстреливать на месте. Руководил «операцией» заместитель Шухевича Василий Сидор. У него в руках списки. Он врывается в квартиры и стреляет во всех, кто попадается навстречу. Помилования нет никому. Из хаты выбежала испуганная девочка, бегает по двору, ищет место, где бы спрятаться. Из дому выходит Сидор. Он спокойно приближается к ребенку, прижавшемуся к стене. На малышке только рубашонка. Маленькие босые ножки выделяются на черной земле. Сидор медленно надвигается. Девочка видит в руке его пистолет, кричит «Мама!», и в этот миг Сидор стреляет прямо в ее открытый ротик».

Польский исследователь Александр Корман подчеркивает, что украинские солдаты из «Нахтигаля» тысячами трупов отметили свой «боевой путь» от Львова до Винницы.

Как было сказано выше, во время нападения в красноармейской форме на штаб одной из частей РККА в лесу под Винницей диверсанты понесли настолько большие потери, что остатки батальона «Нахтигаль» пришлось расформировать. Но, поскольку диверсант с такой подготовкой — «товар штучный», оставшиеся в живых «соловьи» были отправлены на переподготовку и после заключения контрактов зачислены в 201 шуцманшафтбатальон. Эта воинская часть входила в состав карательного корпуса под командованием обергруппенфюрера СС Эриха фон дем Бах-Залевски. На протяжении года бывшие «соловьи» уничтожали партизанские села в Белоруссии и делали это столь «исправно», что Бах-Залевски называл оуновских карателей «лучшим из всех подразделений, находившихся под его командованием».

За эту операцию несколько «нахтигалевцев», в том числе Ю. Лопатинский-«Калина», получили от «рейха» нагрудные железные кресты.

 

Чего хотел «Нахтигаль»

Сегодня апологеты бандеровщины пытаются доказать, что после «почетного ареста» Степана Бандеры и других лидеров националистов (об этих событиях мы еще поговорим) «нахтигалевцы» вместе с Шухевичем были обезоружены и расформированы. Однако это опровергается не только записями в походном журнале батальона, но и следующими показаниями полковника абвера Альфреда Бизанца: «В сентябре месяце 1941 года немецкое гестапо произвело аресты руководителей так называемого «правительства Ярослава Стецько», созданного украинскими националистами в городе Львове. В связи с этими арестами в декабре месяце 1941 года из района Винницы, где дислоцировался вышеуказанный украинско-немецкий батальон, ко мне прибыл в качестве делегата Шухевич. О приезде во Львов делегата украинско-немецкого батальона я был перед этим поставлен в известность немецким представителем при этом батальоне — Оберлендером, который в тот момент имел чин капитана немецкой армии. Присланный ко мне Оберлендером Шухевич в начале декабря был принят мною в помещении бюро отдела «По делам населения и обеспечения в Галиции», в доме бывшего галицийского воеводства Польши.

С Шухевичем я беседовал около одного часа. Он передал мне списки военнослужащих вышеуказанного батальона с адресами их семей и просил меня оказать содействие в охране членов этих семей от возможных арестов со стороны гестапо и от вывоза на работы в Германию. Кроме того, он просил обеспечить эти семьи положенным им пайком и денежным содержанием, что было предусмотрено в свое время немецким командованием (выделено автором).

Во время беседы Шухевич сообщил мне, что произведенные немцами аресты украинских националистов во Львове, а также арест немцами в городе Кракове известного украинского националиста Бандеры Степана вызвали среди военнослужащих украинского батальона большое беспокойство за свою судьбу».

Оказывается, все весьма прозаично! «Соловьи» беспокоились лишь о своем обеспечении пайками и денежным содержанием, а также о том, чтобы в связи с арестом Бандеры не пострадали их семьи. Кроме того, как следует из показаний бывшего «нахтигалевца», а впоследствии инспектора штаба ВО УПА «Буг» Виктора Харкива — «Хмары», «некоторые немцы старались нас утешить тем, что скоро мы поедем в Киев и станем основой украинского полицейского корпуса. В это же время, а было это в первой половине августа, офицер Герцнер сообщил нам, что мы возвращаемся назад в Германию, к месту нашего обучения». То есть, «соловьи» уже живо представляли себя киевскими полицаями, когда их отправили «доучиваться», а затем в Белоруссию, к «злым партизанам»…

В заключении комиссии под руководством профессора С. Кульчицкого, призванном обелить репутацию ОУН-УПА, говорится: «У липні 1941 р. Р. Шухевич дізнався про арешт більшості лідерів ОУН(б) і звернувся безпосередньо до Верховного командування вермахту з повідомленням: очолюваний ним батальйон не може далі перебувати у підпорядкуванні німецької армії. Результатом цього нечуваного демаршу стало негайне роззброєння батальйона і переведення його в столицю Генерального губернаторства Територія Польщі… Краків». Как видим, лукавят «национально сознательные» ученые!..

Но все-таки заявление Шухевича было. Правда, не протест и отказ «перебувати у підпорядкуванні німецької армії». Об этом детально говорится в выписке из протокола допроса обвиняемого Якова Кравчука от 23 декабря 1948 года. Он был переводчиком в зондеркоманде, которая в начале сентября 1941 года двигалась по направлению к Киеву.

«Вопрос: Расскажите подробно о Вашей встрече с ШУХЕВИЧЕМ Романом.

Ответ: Даты сейчас не припоминаю, помню, что это было в первых числах сентября 1941 года, примерно в 16 часов. Меня к себе вызвал начальник зондеркоманды капитан ФЕРБЕК. Когда я явился в комнату, служившую рабочим кабинетом ФЕРБЕКА, — там находился неизвестный мне мужчина лет 30–35, выше среднего роста, подробных примет за давностью времени сейчас уже не помню.

ФЕРБЕК познакомил меня с указанным мужчиной и представил его, как ШУХЕВИЧА, командира батальона «Нахтигаль»… Мы познакомились с ШУХЕВИЧЕМ. Я ему кратко сообщил данные о себе, а о нем, ШУХЕВИЧЕ, и особенно его отце, как видных украинских националистах, я и ранее был хорошо осведомлен.

После того, как мы познакомились, ШУХЕВИЧ около часа вел переговоры с ФЕРБЕКОМ. Я участвовал в этих переговорах в качестве переводчика. После переговоров ШУХЕВИЧ ушел и больше я с ним не встречался, но много слыхал о его националистической антисоветской деятельности на Украине до последнего времени.

Вопрос: По какому вопросу и в связи с чем велись переговоры между ФЕРБЕКОМ и ШУХЕВИЧЕМ?

Ответ: Как видно было, инициатором переговоров был ШУХЕВИЧ. Кроме того, в этих переговорах он выступал не как командир батальона, а как представитель и уполномоченный центрального руководства ОУН.

ШУХЕВИЧ предлагал ФЕРБЕКУ договориться с командованием немецких вооруженных сил о том, что он согласен свой батальон, условно именовавшийся «СОЛОВЕЙ», перебросить в тыл советских войск и действовать там партизанскими методами, координируя эти действия с немецким командованием.

В процессе переговоров ШУХЕВИЧ выдвинул ряд требований, при удовлетворении которых он соглашался со своим батальоном выполнять задания немецкого командования в тылу советских войск.

ШУХЕВИЧ, в частности, поставил условия: батальон будет действовать от имени «самостоятельного украинского государства» и что по мере захвата немецкими войсками территории Украины там будут создаваться органы власти Организации украинских националистов. Немецкое командование, по условиям ШУХЕВИЧА, должно было предоставить батальону необходимое оружие, боеприпасы, экипировку и продовольствие. Речь также шла о самостоятельности батальона и его командования в части способов выполнения им заданий…

Я понял, что идея посылки в тыл Советской Армии целого батальона для ФЕРБЕКА была очень заманчивой, даже только из личных корыстных целей. Осуществив это, ФЕРБЕК, безусловно, повысил бы свой авторитет, но поскольку решать такие вопросы было не в его компетенции, — он заявил ШУХЕВИЧУ, что в основном одобряет предложенное им мероприятие и пойдет с ходатайством к вышестоящему командованию. О результатах обещал сообщить ШУХЕВИЧУ после окончательного решения этого вопроса.

Вопрос: Каковы же окончательные результаты этих переговоров?

Ответ: Об окончательных результатах переговоров между ШУХЕВИЧЕМ и ФЕРБЕКОМ я узнал позже. В конечном результате они не увенчались успехом.

Уже в конце сентября 1941 года, когда «зондеркоманда» передислоцировалась в г. Киев, к нам прибыл из армейской группы доктор Ганс КОХ, и уже он вместе с ФЕРБЕКОМ закончил переговоры с представителем ШУХЕВИЧА, поручиком ЗАХВАЛЬНСКИМ.

О том, что немецкое командование не приняло условий ШУХЕВИЧА, мне лично рассказал ЗАХВАЛЬНСКИЙ… Он сильно был расстроен отрицательным ответом немецкого командования и всячески ругал немцев».

Стоит обратить внимание на то, кому Шухевич предлагал услуги. Так называемые зондеркоманды были спецчастями, предназначенными для уничтожения в завоеванных «восточных областях» всех политических противников, прежде всего коммунистов и «расово неполноценных элементов». Судя по всему, речь идёт о зондеркоманде 4а, входившей в айнзатцгруппу «С» под командованием д-ра Раша, которая действовала в прифронтовой полосе группы армий «Юг». Именно эта группа, вместе с ее украинскими «помощниками», занималась массовым уничтожением еврейского населения Киева 29–30 сентября 1941 года в Бабьем Яру. Так что, если бы не конкуренция между абвером, опекавшим бандеровцев, и гестапо, которое курировало ОУН Мельника, то вместо Буковинского куреня П. Войновского (ОУН-м) помогать нацистам «окончательно решать еврейский вопрос» в Киеве вполне мог бы Шухевич. Но — не повезло!.. Как раз накануне визита Шухевича к начальнику зондеркоманды, 30 августа, в Житомире бандеровцы убили двух ведущих членов ОУН-м, возглавлявших походные группы, — О. Сеника-Грибовского и «отца конституции ОУН» Н. Сциборского, чем нарушили планы немцев. Кроме того, не исключено, что здесь сыграло свою роль и личное вмешательство представителя министерства оккупированных территорий и ОКВ при штабе группы армий «Юг», д-ра Г. Коха, который имел на бандеровцев большой зуб за подделку своей подписи под «Актом провозглашения Украинской Державы». Но об этом будет рассказано ниже.

 

«Під проводом Адольфа Гiтлєра». Акт 30 июня 1941 года

29 июня 1941 года, после боев с диверсионными националистическими группами, части РККА оставили Львов. На рассвете 30 июня в город вошли немецкие части и батальон «Нахтигаль». После полудня прибыла спецаиальная походная группа ОУН-б. Вечером того же дня был провозглашен «акт про відновлення незалежності України», а если быть точными, то документ о создании «крайового правління західних областей України» во главе с Ярославом Стецько.

Немало историков в диаспоре и в Галичине сегодня называет тогдашнее собрание во Львове «великим», «народным» и даже «национальным собранием». На самом деле провозглашение «акта» приветствовали от 60 до 100 человек. Апологеты бандеровщины также не жалеют сил, чтобы представить событие 30 июня 1941 года как вызов гитлеровцам, как мероприятие, проведенное без их ведома. Однако эта версия противоречит фактам. В оккупированном Львове, где уже висели приказы германского военного командования о запрещении под страхом смерти всяких собраний, о комендантском часе, — собрать в центре города, возле ратуши несколько десятков человек можно было только под немецким покровительством.

Наконец, всяким обеляющим версиям противоречит содержание самого «акта». В пунке 3 говорится: «Відновлена (в других вариантах «новопостаюча» — М. Б.) Українська Держава буде тісно співдіяти з Націонал-Соціялістичною Великонімеччиною, що під проводом Адольфа Гiтлєра творить новий лад в Європі й світі та допомагає українському народові визволитися з-під московської окупації.

Українська Національно-Революційна Армія, що творитисьме на українській землі, боротисьме дальше спільно з союзною німецькою армією проти московської окупації за Суверенну Соборну Українську Державу і новий лад у цілому світі»…

Степан Бандера и его сторонники явно спешили. Они хотели упредить мельниковцев и других националистов, чтобы захватить побольше власти на оккупированной немцами Украине. А нынешние сторонники Бандеры и Стецько (они главенствуют в националистической среде) тщательно умалчивают о том, что в Киеве также было сформировано «правительство», только мельниковское — «Национальная Рада Украины», во главе с В. Величковским. Почему-то не вспоминают и о «самостийной Украине», провозглашенной «эмиссаром УНР» Тарасом Бульбой-Боровцем в Ровенской области… Но чем эти прогитлеровские «независимости» хуже бандеровской?!

Не слишком известна (нарочно забыта?) также изданная Ярославом Стецько и его «урядом» «Декляряція Правління Української Держави». Вот видержки из нее:

«Волею українського народу відновлено й проголошено Українську Незалежну Державу у звільненому, внаслідок побіди німецької збройної сили, місті Львові…

Там, знову, де вже українська територія звільнена у висліді воєнних ділань Славної німецької Армії від ворожої окупації, — Організація Українських Націоналістів приступила негайно до перебудови цілого життя, опертого досі на фікції радянської державности, що була тільки формою поневолення — на основах правдивої свободи і державної суверенности України.

Довершення цього великого історичного діла і висловом бажань і довголітної боротьби цілого українського народу, в якій він положив безконечну кількість кровавих жертв. Нова Українська Держава, базуючись на повній суверенності своєї влади, стає добровільною в рамці нового ладу Європи, який творить вождь німецької Армії й німецького народу Адольф Гітлер (выделено автором).

Ми мали змогу доконати акту відновлення нашої державності саме завдяки побідапм Славної Німецької Армії, яка під проводом свого великого вождя вийшла на боротьбу за цей новий лад.

Виходячи з цієї основи, пов’язуючи дальше до міждержавного акту з 1918 р., до почувань найглибшої приязні, які має український загал у відношенні до Німецької Армії та світоглядових і ідеологічних заложень Українського Революційного націоналізму, Нова Українська Держава і її Влада — стають у процес будівництва нового ладу в Європі і цілому світі (выделено автором)…

Отже, будемо з ними дальше йти й дальше боротися. Нашим першим змаганням буде тепер утворити якнайскорше українську Збройну Силу, щоби Вона відтяжила німецьку армію й пішла негайно в бій за новий і остаточний розвал московської тюрми народів (выделено автором)…

Створимо здорові й сильні підвалини нашої Державної Незалежности й будемо рівночасно в стані дати незалежну економічну допомогу Німецької Армії (выделено автором). Слава Україні! Героям слава!».

Здесь, как говорится, комментарии излишни. Хотя, как оказалось, сегодня кое-кто тоже готов использовать «українську збройну силу», чтобы она «відтяжила» американских солдат в Ираке, Афганистане и других местах, куда пошлет украинцев дядюшка Сэм. Готовы наши «проводники» предоставлять и «незалежну економічну допомогу» любым транснациональным корпорациям и международным структурам, лишь бы насолить России…

Участник собрания 30 июня, священник, доктор богословия Гавриил Костельник, после войны убитый бандеровцами, вспоминает: «Зігнано було людей, мабуть, більше сотні, — української інтеллігенції. Кажу «зігнано» тому, що це був перший день вступу німців до Львова. У місті лунали постріли, здалека чувся гуркіт гармат. Люди побоювалися виходити на вулицю, а ті, що виходили, не відривались далеко від дому. Серед присутніх чимало було греко-католицьких священиків, зібраних зусиллями бандерівського капелана отця Івана Гриньоха. Представником митрополита був коад’ютор Йосиф Сліпий, який поводив себе тут чи не як протектор тих, хто скликав цю нараду. Виявилось, що це непроста нарада. Оголошено було, — бігме, сором про це говорити тепер, — що всі ми присутні являємо собою «народні збори», які мають проголосити утвердження української держави і затвердити «уряд», сформований за вказівками Степана Бандери якимось Ярославом Стецьком. «Народними зборами» цю нараду вирішено було назвати не просто для авторитетності її, а для того, щоб протиставити це збіговисько тим Народним Зборам, що були скликані у Львові в жовтні 1939 р., на яких було проголошено встановлення радянської влади в Західній Україні. Тут були присутні і представники німецької військової влади. Слово взяв голова «уряду» Ярослав Стецько — миршавенький чоловічок, який, не вміючи себе тримати на людях, тремтячим голосом зачитав акт проголошення «державної соборної самостійної України» і проголосив, так би мовити, декларативну заяву «уряду». З того, що оголошував і говорив цей миршавий чоловічок, який іменував себе головою «уряду», запам’ятались дві особливості: це — неперевершена хвалебність німецькому фюреру і його непереможному воїнству, і погрози, страшні погрози всім, хто виявляє непокору «урядові» «української держави», який, говорив Стецько, «буде діяти в єдності з Великонімеччиною фюрера». «Політику ми будемо робити без сантиментів, — намагаючись взяти застрашливий тон, цілком серйозно провістив миршавий чоловічок. — Ми винищимо всіх, без винятку, хто ставатиме нам на перешкоді. Керівниками всіх галузей життя будуть українці і тільки українці, а не вороги-чужинці — москалі, поляки, євреї. Наша влада буде політичною і воєнною диктатурою ОУН, диктатурою, для ворогів страшною і невблаганною…» Згадуючи про це, дивуєшся, як ми, душпастирі греко-католицької церкви, могли піддатись тій силі сатанинської ненависті до радянських людей, до всіх інакомислячих, що її проголосили на тому збіговиську діти наші, діти, що були виховані і виплекані нами…»

Воспоминания об этом «выдающемся» событии оставил и один из известных деятелей националистического движения Кость Панькивский, — он в «правительстве» Стецько занимал пост «заместителя министра внутренних дел». Тогда же Панькивский был назначен генеральным секретарем возглавляемой митрополитом Шептицким «Української національної ради» (УНР), а в 1942 г. стал также заместителем председателя Украинского центрального комитета (УЦК) В. Кубийовича.

Итак, Панькивский пишет: «Я довідався про те, що вже раненько 30/6 під собор св. Юра прийшов з першими німецькими частинами відділ українських добровольців-націоналістів під проводом Романа Шухевича і о. д-ра Івана Гриньоха, так званий легіон «Нахтігаль». Тільки маленька блакитно-жовта стяжечка на ремені відрізняла їх від німецьких вояків. Митрополит Шептицький, якого вони відвідали, вислухавши о. Гриньоха, якого знав як свого вихованця й кандидата на професора теології, благословив вояків і дав благословення також і для майбутнього українського уряду…

В палаті митрополита поселився знаний у Львові професор історії східної Європи університету в Кенігсберзі, галицький німець, колишній сотник Галицької армії — в той час гавптман у відділі вйськової контррозвідки — д-р Ганс Кох. Разом із Кохом гостем митрополичої палати був його співробітник д-р Р. Фель, знавець польських і українських справ, якого ми тоді не знали…

Около полудня прибули до Львова вже також перші представники ОУН в цивільному убранні: Ярослав Стецько, Євген Врецьона, Ярослав Старух і інші. Вони приїхали на автах вермахту та, зв’язавшися із своїми людьми в місті, скликали на вечір громадські збори до будинку товариства «Просвіта» на Ринку…

Ті збори, які пізніше названо «Національними зборами», викликали різні коментарі. Учасники критикували їх невідповідну обстановку — невеликі, темні кімнати, в яких блимали свічки; непідготування зборів — запрошені не знали, що має бути предметом наради; незрозумілий тоді загаловий поспіх, нервовий настрій. Участь громадянства не була велика, бо людей скликано пізно, та й вечірня пора не сприяла, тому що дозволено було ходити тільки до дев’ятої години. Все ж таки було около сотні присутніх…

Та передовсім у всіх учасників зборів, з якими я зустрічався, ті збори викликали розчарування і занепокоєння. Від передового представника ОУН, який прийшов до Львова разом з німецьким військом, проголосив «державність» та подав до відома іменування себе «головою правління», громада чекала свого роду громадського звіту про те, що зробила організація для справи за час довгих двох років, коли край мусів мовчати, та як вона розуміє своє завдання. Люди хотіли хоч приблизно знати, що несуть Україні і організація, і німці, — яку конструктивну програму та який плян конструктивного домовлення має з німцями керівництво організації. Про ці справи на зборах не було мови. Дешева революційна агітка була змістом промови голови всіх дальших прибулих до Львова промовців з проводу ОУН…

… На закінчення промовив присутній весь час на зборах гавптман д-р Ганс Кох. Його промова прозвучала дисонансом. Формою — зокрема в порівнянні з блідою мовою Стецька — вона була гарна, та за змістом своїм — хоч мала моменти українсько-патріотичні і навіть нотки вроді: «Маєте тепер Україну!» — зробила дуже прикре враження. Кох привітав присутніх із визволенням та визвав «до праці й співпраці з німецькою армією». Більш неприємно вражала своїм повчальним тоном та частина промови, що особливо не гармонізувала із виступом Стецька. Кох говорив про те, «що війна не закінчена і з усякими політичними плянами треба чекати на вирішення фюрера».

Действительно, в планы фашистских оккупантов не входило создание даже марионеточного украинского государства. Поэтому, по меткому выражению Д. Мануильского, они «ударом фашистского сапога выбросили это правительство на помойку так, как фриц выбрасывает пустую банку из-под консервов после использования всего, что в ней было».

Впрочем, на этом собрании бандеровцы ухитрились «подставить» и своих покровителей, офицеров абвера. В справке КГБ УССР для ЦК КПУ (1965 год) «О связях украинских националистов с разведывательными органами буржуазных государств и подрывной деятельности против Советского Союза» говорится: «Жертвами провокации оказались сами хозяева — немцы, что видно из показаний бывшего начальника 2 отдела штаба оккупационных войск Украины Лазарека».

А Лазарек показал, что «бандеровцы тогда афишировали перед всем миром и распространяли по радио и в печати данные о том, что немцы «освободили» Украину от большевиков и передают административную власть «ее хозяевам — украинским националистам». Они ссылались на профессора Коха Ганса как на представителя немецкого государства, уполномоченного подписать декрет о создании бандеровского «правительства» СТЕЦКО, и распространяли этот декрет с подписью Коха. Впоследствии я от Коха узнал, что бандеровцы его спровоцировали. Он действительно был приглашен бандеровцами на заседание, но не знал, что там будет объявлено создание «правительства» СТЕЦКО. Ему там отвели почетное место, просили выступить еще до того, как объявили о создании «правительства», он выступил, заявил, что немцы создали свободную самостоятельную Украину и т. п. Когда объявили декрет о создании «правительства», он был возмущен, связался после заседания с Берлином и высказал свое возмущение случившимся. Еще больше он был возмущен, когда под декретом появилась его подпись. Он мне клялся, что подпись была поддельная. Из Берлина была послана специальная комиссия для проверки создавшегося положения и выяснения роли в этом Коха. Была проведена экспертиза по сличению почерка Коха с подписью на декрете, проверка подтвердила, что подпись была поддельная». Как авторами уже указывалось, эта «шутка» с поддельной подписью Ганса Коха и могла стать одной из причин, по которым Кох отказал Роману Шухевичу в переводе в Киев, предпочтя бандеровцам более предсказуемых мельниковцев.

В цитированной справке также объяснялись причины разгона «правительства» Стецько. «Известно, что между гестапо и немецкой военной разведкой «Абвером» еще накануне войны имелись разногласия в деле использования ОУН. Гестапо не могло простить Бандере того, что он перебежал на сторону «Абвера» и решился выступить против мельниковцев, состоявших на службе у гестапо. Однако главной причиной отстранения бандеровцев от политической деятельности явилось то обстоятельство, что они имели базу и влияние только лишь в западных областях Украины, а следовательно, не могли оказать существенной пользы в оккупации восточных областей Украины. Там более прочные позиции принадлежали украинским националистам ОУН-мельниковцев. Поэтому нет ничего удивительного, что «Абвер» не взял под свою защиту Бандеру, когда гестапо, защищая своих верных агентов-мельниковцев и спасая их от террора бандеровцев, выдворило Бандеру, Стецко и других главарей ОУН из Львова и Кракова в Берлин, где взяло их под домашний арест. Немцы не испытывали особой нужды в бандеровцах до 1943 года, т. е. до того момента, пока немецкие войска не докатились от Сталинграда до границ западных областей Украины».

К тому же следует учитывать, что начальник отдела «Абвер-Берлин» полковник Эрвин Штольце на Нюрнбергском процессе назвал реальной причиной ареста Бандеры не политическую версию, а… криминальную. «С нападением Германии на Советский Союз, — свидетельствовал Штольце, — Бандера активизировал националистическое движение в областях, оккупированных немцами и привлек на свою сторону особо активную часть украинских националистов, по сути, вытеснив Мельника из руководства. Обострение между Мельником и Бандерой дошло до предела. В августе 1941 года Канарис поручил мне прекратить связь с Бандерой и, наоборот, во главе националистов удержать Мельника…

Вскоре после прекращения связи с Бандерой он был арестован за попытку сформировать украинское правительство во Львове.

Для разрыва связи с Бандерой был использован факт, что последний в 1940 г., получив от «Абвера» большую сумму денег для финансирования созданного подполья в целях организации подрывной деятельности, пытался их присвоить и перевёл в один из швейцарских банков, откуда они нами были изъяты и снова возвращены Бандере…»

Один из лидеров мельниковцев, Зиновий Кныш, в своей книге «Бунт Бандеры» писал: «Ось так народилася легенда «акту самостійности», що його з таким шумом ще тому кілька літ бандерівська партія старалася просунути в пантеон святощів української традиції… Ось так народився діявол в українській політичній дійсності. За повитуху була йому німецька дефенсива, за кумів амбітна гордість і бунтарський непослух. Скільки він лиха накоїв в Україні, скільки сліз і крови пролляв — не списати на воловій шкурі. Все те занотоване на скрижалях мартирології українського народу і стане колись перед судом історії».

 

«Почесний арешт» Бандеры

После всех этих событий, по словам Стецько, на Бандеру было «накладено почесний арештеренгафт». Был арестован и сам Стецько: он оказался во львовском гестапо. Впрочем, там его не мучили, а накормили «какао з хлібом» и отправили сначала в Краков, а затем в Берлин — объясняться с Эрвином Штольце из Абвера II. 15 июля Бандера и Стецько были освобождены «з забороною опускати (оставлять) Берлін та з обов’язком голоситися на поліцію», — уточнял Ярослав Стецько.

Во время «почесного арешту» и после него происходили многочисленные встречи Бандеры и Стецько с различными гитлеровскими военными, партайгеноссе и чиновниками разных ведомств, во время которых они оправдывались перед гитлеровцами за несанкционированную активность и убеждали их в том, что Германия без помощи Украины (т. е. националистов) никогда не победит Москву.

Так, еще в Кракове Бандера и его соратники встречались с государственным секретарем Кундтом, судьей Бюловым, полковником Бизанцем и одним из высших чиновников генерал-губернаторства — Фелем. Этот разговор примечателен тем, что немцы в резкой форме указали своим «союзникам» их место, а Бандера и другие униженно оправдывались и обещали в дальнейшем полностью следовать в фарватере немецкой политики.

Стоит процитировать этот документ, чтобы читатель мог сам составить представление о «самостоятельности» Бандеры и его людей, а также о перспективах «самостийной Украины» по-бандеровски.

Начало беседы касалось выпущенного националистами бюллетеня (циркуляра) и радиопередачи, уведомлявших всех о провозглашении Акта о воссоздании Украинской державы. Госсекретарь Кундт так выразил отношение германского руководства к этому документу:

«Содержание этого бюллетеня не соответствует фактам. Немецким органам власти, а также берлинским инстанциям ничего не известно о существовании украинской власти в Львове. Такая власть не может быть установлена без ведома Берлина. Далее, ничего не известно о том, принимал ли уполномоченный немецкого руководства проф. д-р Кох участие в «Национальном собрании» во Львове. Также неизвестно, принимали ли в этом сборище участие высшие немецкие офицеры. Здесь либо идет речь о самоуправстве отдельных людей, использовавших радиостанцию для своих целей, — в таком случае это нарушение военно-правового статуса, поскольку вся территория является зоной операции, где не может проводиться кем-то отдельная политика, — либо о российской радиостанции, которая распространила дезинформацию. Других вариантов я не вижу.

Текст, который распространила львовская радиостанция… является весьма своеобразным творением, поскольку в нем идет речь про украинские вооруженные силы, которые плечом к плечу борются вместе с немецкими солдатами. Я констатирую, что украинские вооруженные силы в настоящее время не воюют. Сам этот прием способствует распространению дезинформации. Также в сообщении идет речь о том, что немецкий рейх и немецкий вермахт — союзники украинцев. Это не так; единственная личность, которая ведет борьбу, — это фюрер, а украинских союзников не существует. Возможно, украинцы чувствуют себя нашими союзниками, однако в контексте государственно-правовой терминологии мы не союзники, мы завоеватели советско-российской территории. Здесь вами проявляются желания, которые выходят за грани реальности и которые вызывают в высших инстанциях рейха недовольство. Полагаю, что здесь действует загадочный инициатор, заинтересованный в том, чтобы разрушить доселе хорошую репутацию украинцев среди немецких руководящих кругов рейха. Я не могу допустить, что это делают украинцы. Возможно, здесь действуют некие особы, которые из-за болезненного честолюбия желают получить власть в Киеве и вредят как самим себе, так и украинцам….

Что касается вашего информационного листка, то формально я констатирую, что в соответствии с законами Генерал-губернаторства вы должны были бы знать: информационные листки могут издаваться лишь с разрешения главного отдела пропаганды.

Сегодня я отбываю в Берлин, где будет принято окончательное решение. Я лишь хочу по доброй воле сразу вас предупредить: недопустимо и далее действовать такими же методами и компрометировать себя перед своим народом…

В этой загадочной информации львовского радио либо какого-то другого вражеского радио утверждается, что пан Бандера был провозглашен вождем свободного государства западных украинцев и что вы назначили Стецько руководителем государства…

Переводчик: Пан Бандера просит дать ему возможность разъяснить украинскую позицию.

Кундт: Я прошу заметить, что значимой является лишь позиция немецкая.

Бандера: Уже 20 лет, до сегодняшнего дня, украинцы ведут войну против большевизма в самой революционной форме. Эту войну они ведут самостоятельно. Руководство ОУН вело революционную борьбу против всех оккупантов Украины. Эта борьба до последнего момента велась самостоятельно во имя самостийной, незалежной Украины. В этой борьбе ОУН стремилась приобрести союзников для великой борьбы против Польши и России…. Великогерманская власть, а именно национал-социалистическая власть, является нашим главным союзником и по сей день стоит на нашей стороне. ОУН различными методами сотрудничала с немецкими руководящими инстанциями. Они (оуновцы) совместно с немцами боролись против Польши и также понесли потери, сотрудничая с Германией в той форме, в какой им было позволено. В эти последние два года нами велась также борьба против большевизма, конспиративно и лишь в той форме, что разрешалась немецкими инстанциями, с которыми велось сотрудничество, причем политическому статусу Германии это ничем не угрожало.

Это время организация использовала свой потенциал для подготовки борьбы против главного противника — россиян и особенно против большевизма. В этой боевой работе за два года она также понесла потери. Организация готовилась для вооруженной борьбы и сделала все, чтобы вступить в последнюю борьбу, причем в форме, которая разрешалась немецкими властями…

Кундт: Это правильно. Пока вы поддерживаете контакт с немецкими служебными инстанциями, ваша работа соответственно и оценивается…

Бандера: Перед началом военных действий 15 июня я передал меморандум в рейхсканцелярию, в котором говорилось, что требуется немедленно приступить к организации власти. Я отдал приказ: после освобождения создать в областях украинскую власть. Этот приказ был отдан перед началом акции через повстанческие группы, для того чтобы эти группы немедленно вступили в борьбу и создавали в освобожденных районах администрацию.

Кундт: Вы об этом уведомили абвер?

Бандера: Да, но абвер и перед началом войны, и после него не считал себя компетентным в этих делах. Это решалось в Берлине.

Я подчеркиваю, что это не было в форме договоренности. Мне сказали, что официальные инстанции еще не приняли окончательного решения про восстановление украинской власти, которую отдадут в руки украинцев. Это было в форме обсуждения, обещаний не давалось.

Кундт: Вы были провозглашены вашими людьми руководителем первого украинского правительства в Западной Украине на основе Вашего приказа после вступления войск во Львов?

Бандера: Этот приказ я отдал как руководитель организации ОУН, т. е. как руководитель украинских националистов, поскольку эта организация руководит украинским народом.

Я по поручению ОУН провозгласил себя руководителем украинского народа. ОУН была единственной организацией, которая вела борьбу и имеет право создать правительство с учетом ведущейся ею борьбы.

Кундт: Право имеют немецкий вермахт и фюрер, который завоевал край. Он имеет право назначать украинское руководство.

Бандера: Это было бы руководство, которое создавать указом немецкого правительства. А это правительство создавалось самостоятельно и также с целью сотрудничества с немцами.

Кундт: Это было согласовано с немецким военным комендантом?

Бандера: Я не знаю, делалось ли все это с ведома немецких инстанций. Я дал инструкции, в которых говорилось: делать все с согласия немцев. Я допускаю, что так было и в этот раз, так как радиостанция выдала в эфир сообщение с уведомлением на немецком языке.

Кундт: Обращения к фюреру и вермахту были переданы на немецком и украинском языках, а далее следовало заявление лишь на украинском.

Бандера: Относительно происходившего во Львове я не информирован. На собрании УНК во Львове присутствовал Стецко…

Кундт: Я хочу сказать пану Бандере следующее: тот факт, что он передал меморандум в рейхсканцелярию, еще не означает доверия. То, что вы предложили, еще не стало законом, и поэтому господа из абвера, т. е. инстанции, подчиняющейся фюреру, были уведомлены про ваши намерения, но не дали согласия на их реализацию. Кроме того, как человек, на протяжении двадцати лет знающий украинскую борьбу в бывшей Польше и Советской России, я думаю, что не только группа Бандеры, но и другие украинцы боролись и жертвовали своими жизнями — и, по моему мнению, могли бы предъявить свои претензии… Мы занимались этими делами и хорошо информированы про борьбу украинского народа. Фюрер уделит ей внимание, как только настанет подходящее время. Невозможно, чтобы в это время кто-то действовал по-своему, без немецкого руководства. Поэтому пану Бандере и другим панам я даю добрый совет — ничего не делать без согласования с компетентными инстанциями. Немецкий вермахт борется с Советской Россией, ваш край является зоной военной операции и будет таковым, пока фюрер не скажет, как действовать далее. Есть ли еще какие-либо вопросы для обсуждения?

Бандера: Я еще раз хочу разъяснить и подчеркнуть, что ни один из приказов, которые я отдал, не преследовал целью обойти какие-либо немецкие указания. Нормализация жизни украинцев на украинской территории может быть только при условии использования украинских факторов. Я стою на той точке зрения, что пока этой цели возможно добиться только в содействии с немецкими властями.

Кундт: Что будет далее — решит Адольф Гитлер».

15 сентября 1941 года Бандера и Стецько были подвергнуты аресту во второй раз, а в начале 1942 их перевели в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Они сидели в отдельном бункере «Целленбау», предназначенном для избранных, для важных узников, собранных немцами из разных стран Европы. Бандера жил в номере 73, в относительно комфортабельных условиях, обеспеченных службами Международного Красного Креста. Ему и его сподвижникам позволяли передвигаться по лагерю, получать продовольственные посылки и деньги от родственников. Нередко они покидали лагерь для посещений расположенного в 200 метрах замка Фринденталь, в котором находилась школа агентурно-диверсионных кадров ОУН-б. Ну, не странно ли: руководитель и верхушка ОУН-б пребывают в заключении, а рядом в замке Фринденталь гитлеровцы готовят для нее новые кадры! «Это был один из парадоксов в отношениях между оуновцами и гитлеровцами», — заметил польский историк и публицист Эдвард Прус. Инструктором в школе был недавний офицер специаль-батальона абвера «Нахтигаль» Ю. Лопатинский, через которого и происходила связь Бандеры с ОУН-УПА.

О Заксенхаузене, и в частности о бункере «Целленбау», вспоминал в своей книге «Армія без держави» Бульба-Боровец, которого немцы тоже поместили там 1 декабря 1943 года. «Д-р Вольф… почав мене переконувати, що мені не загрожує… ніяка небезпека, щоб я не перебільшував трагедії, що вони мене тут ізолювали виключно для моєї безпеки… Це — не в’язниця, не кацет, а тільки «почесна» ізоляція». Как видим, условия разительно отличаются от тех, в которых проживали (вернее, гибли) в многочисленных концлагерях пленные красноармейцы!..

В конце 1944 года произошел беспрецедентный шаг в практике гитлеризма — Бандера со своими сторонниками был освобожден из концлагеря Заксенхаузен. Беспрецедентный потому, что тот, кто попадал в лапы гестапо и службы безопасности, на свободу уже не выходил. Зачем же Бандера со товарищи понадобился гитлеровцам на свободе?..

Историограф ОУН-УПА Тарас Гунчак пишет, что «шеф головного бюро СС генерал Бергер 5 жовтня 1944 р. мав розмову з Степаном Бандерою, якого невдовзі випустили з концентраційного табору». Кроме того, в октябре того же года Бандера встретился с самим рейхсфюрером СС Гиммлером. Тот сказал: «Потреба вашого вимушеного перебування під уявним (выделено автором) арештом викликана обставинами, часом та інтересами справи, відпала. Починається новий етап нашої співпраці, більш відповідальний, ніж раніше. Може, до цього часу не все складалось так, як вам хотілось, але зараз нам треба спільно добре працювати, щоб виправити помилки минулого»….

Интересные свидетельства были получены от бывшего сотрудника гестапо и абвера, Зигфрида Мюллера, попавшего в плен к Красной Армии в мае 1945 года в местечке Колин под Прагой. «В декабре 1944 года главное управление имперской безопасности освободило из заключения Степана Бандеру, который получил под Берлином дачу от отдела 4-Д гестапо.

С того времени Бандера находился под персональным надзором и работал по указанию вновь назначенного начальника отдела 4-Д оберштурмбаннфюрера Вольфа. В том же месяце Степан Бандера прибыл в распоряжение абверкоманды-202 в г. Краков и лично инструктировал Данылива, а также подготовленную нами агентуру, направляемую для связи в штаб УПА.

Таким образом, диверсионная работа, которую проводили в тылу Красной Армии украинские националисты, была санкционирована Степаном Бандерой и проводилась под руководством немецкой разведки.

Вопрос: Вы лично встречались с Бандерой в деле разведки?

Ответ: Да. По случаю приезда Бандеры в абверкоманду-202 капитан Кирн устроил банкет на вилле нашей команды, которая находилась на Гартенштрассе, 1 (возле краковского стадиона), на котором выступали с речами Бандера, капитан Кирн и профессор Данылив. Там я познакомился с Бандерой, а потом, через несколько дней, встретился с ним уже на деловой почве.

27 декабря 1944 года я подготовил группу диверсантов для переброски её в тыл Красной Армии со специальным заданием. Эта группа состояла из трех украинских националистов — Лопатинского, «Демеда» и одного радиста, фамилии которого не помню. Степан Бандера в моем присутствии лично инструктировал этих агентов и передал через них в штаб УПА приказ об активизации подрывной работы в тылу Красной Армии и налаживании регулярной радиосвязи с абверкомандой-202. Я был представлен группе как офицер абверкоманды-202, назначенный на должность офицера связи в штаб УПА… Вся группа Лопатинского, переброшенная мною в тыл Красной Армии немецким самолётом, с краковского аэродрома в район г. Львова, имела при себе для передачи в штаб УПА один миллион рублей, медикаменты, обмундирование, взрывчатку и рацию.

Вопрос: Была ли установлена радиосвязь между абверкомандой-202 и штабом УПА?

Ответ: Радиосвязь абверкоманды-202 со штабом УПА поддерживалась еще с октября 1944 года, но эта связь осуществлялась с помощью сорокаваттной радиостанции с позывными «Вера».

Считая рацию в 40 ватт весьма мощной, что могло привести к ее прослушиванию на большом расстоянии и расшифровке, мы послали с группой Лопатинского трехваттную станцию, которая бы могла безопасно действовать продолжительное время. Насколько мне известно, группа Лопатинского в штаб УПА не прибыла, и мы считали, что она при посадке ликвидирована контрразведкой Красной Армии.

Вопрос: Какую подрывную работу в тылу Красной Армии проводила абверкоманда-202 вместе с украинскими националистами?

Ответ: Из пяти диверсионных школ, которые были в распоряжении абверкоманды-202, одна, руководимая мной школа «Мольтке», вплоть до апреля 1945 года готовила кадры диверсантов исключительно из числа украинских националистов. Вербовку диверсантов проводили сотрудники профессора Данылива с офицерами абверкоманды-202.

Кроме того, авберотряд-206, который входил в состав абверкоманды-202, имел непосредственную связь через линию фронта с повстанческими отрядами УПА в Карпатских горах. Из этих отрядов мы черпали диверсионную агентуру, обучали её в своих краткосрочных школах, а потом использовали для диверсионной работы в тылу Красной Армии.

Вопрос: Какие группы из украинских националистов были перекинуты в тыл Красной Армии с диверсионными заданиями?

Ответ: Последние месяцы перед капитуляцией Германии в моей диверсионной школе «Мольтке» училось 45 диверсантов из числа украинских националистов. Часть из них, в количестве 25 человек, была направлена в школу штабом УПА с территории, занятой частями Красной Армии, а другие были завербованы в лагерях военнопленных.

Первую группу диверсантов, которая называлась «Пауль-2», в количестве 8 человек, я перебросил 7 апреля 1945 года в район г. Сарны с задачей восстановить связь со штабом волынской группы УПА и развернуть диверсионную работу на железнодорожной магистрали в районе г. Сарны…

Вторая группа, «Пауль-3», которая также состояла из 8 человек, была переброшена мной 13 апреля 1945 года с пражского аэродрома в район Владимира-Волынского. Все участники группы — уроженцы сельской местности возле Владимира-Волынского…

Группа «Пауль-3» имела задание осуществлять диверсии на коммуникациях Красной Армии в районе г. Владимира-Волынского.

Третья диверсионная группа, которая называлась «Пауль-1», была переброшена мной 20 апреля 1945 года с пражского аэродрома в район г. Ковель в количестве 9 человек. Все участники группы — уроженцы Ковельского района.

В связи с приближавшимся окончательным разгромом Германии я, осуществив заброску последней группы, 21 апреля 1945 года перешел в Праге на нелегальное положение и больше в абверкоманду-202 не явился. О судьбе и дальнейших действиях группы Кирна мне ничего не известно.

Однако мне известно, что украинские националисты приняли меры к установлению связи с командованием англо-американских войск. Данылив и Бурлай имели указание штаба УПА перейти через линию фронта к англо-американским войскам и проинформировать их о желании украинских националистов координировать свою подрывную деятельность на территории Украины с командованием англо-американских войск. Часть группы должна была сопровождать Бурлая к американцам. Данылив намеревался бежать к союзникам вместе с Бандерой. Зная, что я владею английским и французским языками, Бурлай предлагал мне присоединиться к его группе и вместе перейти к американцам.

В начале апреля 1945 года Бандера имел указание Главного управления имперской безопасности собрать всех украинских националистов в районе Берлина и оборонять город от наступающих частей Красной Армии. Бандера создал отряды украинских националистов, которые действовали в составе фольксштурма, а сам бежал. Он покинул дачу отдела 4-Д и бежал в г. Веймар. Бурлай мне рассказывал, что Бандера договорился с Даныливым о совместном переходе на сторону американцев».

Окончательно миф о Бандере-антифашисте развеивает свидетельство любимца Гитлера и супердиверсанта Отто Скорцени. В своих мемуарах он рассказывает о том, что зимой 1944–1945 гг. Бандера неожиданно оказался в тылу Красной Армии — в Кракове. По личному указанию фюрера Германии Отто Скорцени провел эвакуацию «фюрера» УПА. «Это был трудный рейс. Я вел Бандеру по радиомаякам, оставленным в тылу ваших войск, в Чехословакии и Австрии. Гитлер приказал доставить Бандеру в рейх для продолжения работы».

 

Походные группы ОУН

Как уже кратко указывалось ранее, вслед за немцами на земли Центральной и Восточной Украины пошли «походные группы» ОУН. Эти подразделения, по определению оуновских лидеров, являлись «своеобразной политической армией», в состав которой вошли националисты, имевшие опыт борьбы в условиях подполья. Маршрут их движения был заранее согласован с абвером. Как пишет доктор исторических наук Михаил Коваль в работе «ОУН на Чернігівщині (маловідомі сторінки)», они имели удостоверения вольнонаемных сотрудников вермахта. Из отчета отдела военной администрации штаба армий «Юг» узнаем: «Бандеровская служба пропаганды к востоку от Днепра прибыла туда вместе с немецкими войсками». Северная «походная группа» в составе 2500 человек двигалась по маршруту Луцк — Житомир — Киев. Средняя, 1500 оуновцев, — в направлении Полтава — Сумы — Харьков. Южная «группа» в составе 880 человек следовала по маршруту Тернополь — Винница — Днепропетровск — Одесса.

Центральным проводом ОУН была разработана инструкция для деятельности «походных групп», которая предусматривала: оказание помощи фашистской администрации в создании местных органов власти на оккупированной территории; проведение среди населения широкой националистической пропаганды и агитации, а также развертывание организационной сети ОУН в районе дислокации группы.

Участниками юго-восточной «походной группы» были созданы краевой провод ОУН в Днепропетровске и ряд областных экзекутив.

Деятельность этих групп сводилась, в основном, к выполнению функций вспомогательного оккупационного аппарата на оккупированной территории: они помогали гитлеровцам формировать так называемую украинскую полицию, городские и районные управы и другие органы гитлеровской оккупационной администрации. Однако подчас «группы» принимали участие и в карательных мероприятиях против местного населения. Так, в июле 1941 года одна из «походных групп», прибывших на Украину с передовыми частями вермахта, участвовала в ликвидации в городе Костополе около 150 представителей польской и еврейской интеллигенции. В августе того же года была устроена оуновцами резня в Здолбунове и Дубно, где убивали не только евреев, но и представителей других национальностей, которые прятали евреев.

26 июня в только что оккупированном фашистами городе Дубно появился специальный руководитель — зондерфюрер Степан Скрипник. Планы гитлеровского командования надлежало выполнять без задержки и безоговорочно, — поэтому в тот же день Скрипник и его помощники из зондеркоманды наскоро собрали местных националистов, священнослужителей и согнанных горожан, которые должны были играть роль «представителей населения». Перед собранием выступил Скрипник и заявил, что он прибыл из Германии с полномочиями немецкого правительства создать городские и окружные органы управления. Зондерфюрер рассыпал похвалы гитлеровским войскам за «освобождение», которое, мол, является началом возрождения «национальной государственности» и создания в будущем «самостоятельной Украины».

Скрипник рекомендовал безоговорочно подчиняться оккупантам, оказывать им всевозможную поддержку и помощь. В том, что его указания будут выполняться, нацист не сомневался, потому что во главе вспомогательных органов местного управления им были поставлены члены ОУН. Специальные полномочия Скрипника распространялись не только на мирские дела — он, например, распорядился, чтобы в ближайшее воскресенье, 29 июня, во всех церквях отслужили благодарственные молебны в честь фюрера Адольфа Гитлера и его воинства. Указания зондерфюрера были выполнены.

Затем Скрипник перебрался в Ровно, где стал отбирать в оккупационные городские и областные вспомогательные учреждения верных «новому порядку» лиц. Он вошел в руководство большинства созданных им же организаций, призванных служить оккупантам, возглавил редакцию газеты «Волынь». В первом же номере этой газеты, за 1 сентября 1941 года, говорилось: «Имперское министерство оккупированных территорий Востока поручило п. Степану Скрипнику, бывшему послу от Волыни, организовать и возглавить провод Украинского совета доверия на Волыни… 31 августа с.г. в Ровно состоится первое пленарное заседание Совета». Второй номер газеты «Волынь» сообщал, что заседание состоялось под руководством председателя совета Степана Скрипника. На этом заседании, «обсуждая современные задания украинской общественности вообще, а совета доверия в частности, совет постановил, что главным и первым его заданием является мобилизовать всю энергию украинцев, чтобы активно помочь немецкой армии достичь в кратчайшем времени полной победы над… Москвой».

В своей статье, опубликованной в «Волыни» 7 декабря 1941 года, Скрипник от имени украинского народа давал клятву верности фюреру и писал: «Украинский народ включился в большие исторические события и всеми доступными ему сегодня средствами стремится быть причастным к победе Великой Германии, которая ведет борьбу за перестройку не только физическую, но и духовную целой Европы… Потому все участки нашей жизни должны подчинять этой большой цели. Церковь тоже. Мы должны покончить с партизанами…»

Его же статья в «Волыни» от 29 марта 1942 года прозвучала, как клятвенное признание в любви и верности Адольфу Гитлеру. Заклеймив «московско-жидо-азиатский» режим, отдав дань «крови и труду немецкого воина», Скрипник от имени украинского народа писал: «Мы, украинцы, с гордо поднятым челом возвращаемся в новую Европу, в ту Европу, которая появилась в гениальной мысли большого европейца — Адольфа Гитлера. В такую Европу мы верим, такую Европу мы проповедуем». В статье от 7 мая 1942 года Скрипник восклицал: «Этой весной новая Европа с непреклонной волей приступает к последнему бою. Результат этого боя уже сегодня нам известен. Это будет окончательная победа Германии и тех народов, которые поняли величие идеи Адольфа Гитлера. Этой победы никто от нас не вырвет».

…Позднее зондерфюрера Скрипника (кстати, племянника Симона Петлюры) рукоположили в епископы Украинской автокефальной православной церкви под именем Мстислава. Со временем фашистский преступник стал митрополитом УАПЦ и вернулся, как герой, в независимую Украину после 1991 года…

Но в целом затея с «походными группами» оказалась малоуспешной. «Мы вели себя на Украине, — откровенно писал участник одной из «походных групп» ОУН-бандеровцев Лев Шанковский в изданной в 1958 году в США книжке «История походных групп ОУН», — как британцы вели себя в Индии, Бирме и в других колониях». И продолжал: «Мировозренчески-политические и философские положения западноукраинского национализма с его аморальностью, макиавеллизмом, исключительностью и жаждой к власти были просто противны народным массам Восточной Украины».

30 июня 1941 года во Львове стали действовать подразделения «украинской» милиции, созданные обеими (бандеровской и мельниковской) фракциями ОУН. 26 августа 1941 года оккупационная газета «Львовские вести» сообщила, что «українська міліція — повноправний поліцейський відділ німецької поліції» и что она «є надзвичайно компетентною у відношенні до українського, польського та єврейського населення».

В Центральном государственном архиве высших органов государственной власти Украины в Киеве сохраняется документ, где сказано: «На площі біля пошти відбулось дня 10 липня (1942 года — М. Б.) урочисте прийняття української народної міліції в ряди німецької державної поліції. До установлених в ряди наших міліціянтів (біля 300 людей) та їх команди промовив з трибуни комендант гестапо п. Крігер (тот самый гауптштурмфюрер СС Ганс Кригер, который руководил массовыми расстрелами во Львове в первые дни оккупации — М. Б.). Привітом «Слава Україні!» почав свою промову, в якій вказав на тяжке і відповідальне завдання служби безпеки, апелював до почуття обов’язковості і точності, підкреслював велику працю німців та досвід, який українська міліція зможе тепер собі засвоїти, зокрема, коли вона має між собою старшин колишньої української армії…

Приймаючи нашу міліцію в ряди служби безпеки, п. комендант видав перший приказ про поздоровлення та закінчив свою промову словами: «Sieg Heil!» Потім, по відіграші орхестрою німецького гімну, роздані команді міліції нові опаски, після чого п. комендант разом з представниками обласної міліції прийняв дефілянду. По закінченню дефілянди діти обдарували п. коменданта китицями квітів. Трибуна прикрашена німецькими й українськими прапорами. Багато української публіки»…

О том, чем тогда занимались сегодняшние «герои», написал в очерке «Ликвидация» Ярослав Галан в 1944 году. «Довго чекав Коваль на свою годину. Вона пробила, коли в Бібрку з’явилися німці. Федь один з перших записався в поліцію. Це був єдиний можливий для нього шлях до кар’єри і… наживи… Почалися «акції». Федь Коваль не копав ям для трупів. Це робили самі приречені. Він тільки стежив за ними: крадькома з-під спущених вій стежив за руками тих, що роздягалися. Коли на руці дівчини блищав золотий перстень, Федь непомітно підходив до неї і рухом досвідченого злодія здіймав перстень з пальця. Сережки виривав з м’ясом: церемонитись не було часу — за спиною Федя сотні людей стояли в черзі по його кулю.

Стріляв Федь відмінно. Німецький комендант Бібрки не міг ним нахвалитися: Федь ніколи не давав маху. Коли з наказу гестапівців людина бігла щосили на «дошку смерті», Федь влучав в її потилицю з відстані 20 i навіть 30 метрів. Найбільше мороки було з малими дітьми. Вони нізащо не хотіли наближатися до страшної ями, в якій ворушились в передсмертних конвульсіях сотні залитих кров’ю тіл. Федь то грозив, то показував ім цукерки. Коли це не допомогало, він хапав дитину за ніжку і підкидав високо вгору. Мале тільце, перевернувшись кілька разів у повітрі, падало в яму…».

 

Массовые убийства евреев

Особо кровавая страница в истории националистического движения — соучастие в истреблении евреев на Украине. Еще в решениях второго Великого Сбора ОУН-б в Кракове было сказано: «Евреи в СССР являются преданнейшей опорой господствующего большевистского режима и авангардом московского империализма в Украине… Организация Украинских Националистов борется с евреями как с опорой московско-большевистского режима, одновременно осведомляя народные массы, что Москва — это главный враг». Наряду с «москалями» евреев еще до начала войны называли главными врагами «свідомого українця».

В Центральном государственном архиве высших органов государственной вслати Украины хранится документ «Боротьба та діяльність ОУН під час війни». В разделе «Політичні вказівки» указывалось: «Національні меншини поділяються на а) приязні нам… б) ворожі нам — москалі, поляки, жиди…» Предлагалось «винищувати в боротьбі зокрема тих, що боронитимуть режиму; винищувати головно інтелігенцію, якої не вільно допускати до ніяких урядів, і взагалі унеможливлювати продукування інтелігенції, себто доступ до шкіл і т. д. Напр., т. зв. польських селян асимілювати, усвідомлюючи їм, що вони українці, тільки латинського обряду… Проводирів нищити, жидів ізолювати, поусувати з урядів, щоб уникнути саботажу, тим більше москалів і поляків. Наша влада повинна бути страшна для її противників. Терор для чужинців-ворогів і своїх зрадників». В брошюре ОУН «Нація як спеціес» указывалось: «Право до української землі, українського імені і української ідеї мають тільки українці… Мішані подружжя поборюємо і мусимо знищити можливість їх повстання. Сам факт їх існування чи творіння вважаємо злочином національної зради».

Исследователи ОУН-УПА Д. Веденеев и Г. Быструхин в своей книге «Повстанська розвідка діє точно і відважно. Документальна спадщина підрозділів спеціального призначення ОУН та УПА. 1940—1950-ті роки» приводят документ — специальную инструкцию для «Украинской полиции» — «Української служби безпеки» (1940 год—22 июня 1941 года). В структуре будущей полиции, создававшейся оуновцами на оккупированных гитлеровцами землях Украины, предусматривалось организовать в составе разведывательно-следственных отделов специальное «коммунистически-жидовское» направление. Инструкция обязывала полицейских: провести регистрацию «жидовского» населения; завести архив «коммунистически-жидовской» деятельности; захватить все политические архивы; провести регистрацию всех чужаков, «москалей», поляков, французов, чехов и всех других, которые могли бы сотрудничать с врагом.

С началом немецкой оккупации и приходом во Львов эмиссара Бандеры, Клымива-Легенды, по всему городу были развешены воззвания, в которых значилось: «Народе! Знай! Москва, Польша, Мадяри, Жидва — це твої вороги. Нищ їх! Ляхiв, жидiв, комунiстiв знищуй без милосердя!» Несмотря на конфликт между бандеровцами и мельниковцами, в вопросе уничтожения евреев они были единодушны. Через несколько дней появилось воззвание Андрея Мельника: «Смерть жидівським прихвостням — коммунобільшовикам!»

И начали уничтожать — без милосердия! Согласно сведениям, приведенным авторами «Энциклопедии Холокоста», из 2,7 миллиона евреев, проживавших на территории Украины до войны, оккупантами и их пособниками за время войны было уничтожено примерно 1,55 миллиона человек, включая 50 тысяч из других государств (Молдавии, Венгрии, Румынии).

Наибольшее количество жертв Холокоста приходится на Западную Украину — 977 тысяч человек. В том числе, Львовская область — 260 тысяч, Закарпатская — 125 тысяч, Дрогобычская — 120 тысяч, Тернопольская — 125 тысяч, Черновицкая область — 102 тысячи человек.

Получив директивы Центрального провода ОУН, уже в первые дни войны националистическая пресса начала насмешливую и злобную травлю еврейского населения. Так, газета «Українські щоденні вісті» от 16 июля 1941 года заявляла: «Жиди — бакциль розкладу родинного, расового й національного життя — це для нас виключно проблема профілактики, тобто забезпечення себе, отже, українських родин, раси й національності від пагубного впливу… Отже, перша вимога для того, щоб не заразитися самому й не заразити своїх ближніх бакцилями розкладу — це нова, рішуча й консеквентна ізоляція й відмежування від жидівської небезпеки». Еще накануне нападения гитлеровских войск на Советский Союз националистическая оккупационная газета «Краківські вісті», которую издавал Украинский центральный комитет (УЦК), в статье «Жидівське питання на Україні» писала про «засилля жидів на українських землях» и о необходимости мести и расправы над ними.

18-19 июля 1941 года С. Ленкавский, шеф бандеровской службы пропаганды, провел во Львове специальное совещание, на котором обсуждался и вопрос «про меншини в Україні». Сохранилась краткая стенограмма этого заседания:

«Гупало. Головне — багато всюди жидів. Треба не дозволити їм жити. Вести політику на виселення. Вони будуть самі тікати. А, може, виділити їм якісь міста, наприклад Бердичів?…

Головко. 3 ними треба поступати дуже гостро. Мусимо їх покінчити.

Левицький. В генерал-губернаторстві… кожний жид мусив бути зареєстрований. Потім їх призначали в гетто… Молоді, здібні до праці, йдуть до праці. Частину треба знищити. Хоч і тепер дещо знищено…

Головко. Мені дуже подобається німецький погляд на жидівство…

Ленкавський: Відносно жидів приймаємо усі методи, які підуть на їх знищення…»

Эти факты — лишь фрагменты заблаговременно выработанной по нацистским образцам программы тотального истребления еврейского населения, которая стала активно воплощаться буквально с первых минут немецко-фашистской оккупации. Ярослав Стецько писал: «Москва і жидівство — це найбільші вороги України і носії розкладових большевицьких інтернаціональних ідей… Стою на становищі винищення жидів і доцільності перенести на Україну німецькі методи екстермінації жидівства…»

Здесь нужно упомянуть еще такой немаловажный факт. После провозглашения «Акта 30 июня», когда бандеровцы уже якобы впали в немилость у немцев, на «премьера» Стецько было совершенно покушение. Покушавшийся стрелял в Стецько, но попал в шофера. Мстителю удалось убежать. «Як ствердили відносні німецькі чинники, — писал в документе «Мій життєпис» сам Ярослав Стецько, — у зв’язку з появою польських протинімецьких і протиукраїнських летючок атентат найправдоподібніше вийшов з польських кругів, за що відносні німецькі штеллє (служби) обіцяли відповідні репресійні заходи проти поляків». Выполняя это обещание, гитлеровцы расстреляли во Львове около 200 поляков и евреев.

В 21-м томе «Летописи УПА» есть отчет шефа полиции безопасности и службы безопасности от 6 июля 1941 года. В нем отмечено, что в Тернополе состоялись аресты еврейской интеллигенции. Понятно, какой была ее последующая судьба… А дальше значится следующее: «Около 70 евреев согнано украинцами (то есть украинскими националистами — М. Б.) и уничтожено. Других 20 убито на улице войском и украинцами…» Документ заканчивается так: «Wehrmacht erfreulich gute Einstellung gegen die Juden» («Армия удовлетворена добрым ударом против евреев»)…

А вот свидетельство М. Шевчук, очевидицы погрома, организованного местными националиствами в г. Бориславе: «Здичавілий натовп… одного липневого дня 1941 року виплеснув на центральну вулицю Борислава, щоб знищити людей тільки за те, що ці нещасні — єврейської нації. Ця картина й досі стоїть у мене перед очима: звірі в людській подобі, а ними були бандити-молодики як з Борислава, так і з найближчих сіл, — близько 200 чоловік, трьохметровими жердками били людей, зігнаних на дорогу поблизу нашого Барабського мосту по Панській вулиці. Приречених було не менше 500… Така ось вона, правда про перший єврейський погром в Бориславі, який був організований без участі фашистів-окупантів… Перший погром був стихійний і здійснений своїми ж місцевими».

Свидетель В. Заречный показал: «Кінець серпня 1941 року… Я дивився, як українська поліція гнала з боку Журавного чи Жидачова близько 300 євреїв. Це були в основному старики, жінки і маленькі діти. Вони несли в мішках і вузлах свої пожитки. Багато жінок з немовлятами на руках. З колони доносився жіночий плач, стогони змучених людей. Колона наблизилась до ріки. Люди просили поліцейських випити ковток води, але ті були невмолимі. На околиці села відбулась зміна конвоїрів. Колону взяли під охорону поліцейські з нашого села. Людям дозволили на кілька хвилин присісти. Поряд були колгоспні городи, де росли морква і буряки. Діти і частина дорослих кинулись туди. В хід пішли кулаки, палки і приклади гвинтівок. Зазвучали нестерпні крики. Я відвернувся і побіг, щоб бути якнайдалі від цих жахів. Через два чи три дні я опинився в райцентрі. Вулиця Радянська, де жило єврейське населення, була схожа на поле жорстокої битви. Вікна і двері вибиті, а в кількох будинках їх вже встигли познімати і вкрасти. Квартири були пограбовані, тільки шматки паперу і черепки лежали на тротуарах».

Еще свидетельство — польского католического священика Винцента Урбана: «Головне гетто для підльвівського єврейського населення містилося в Яричеві Новому… Євреїв з Яричівського гетто постріляли українці в недалекому лісі під німецьким наглядом. Українська поліція постріляла теж білецьких євреїв на Лисій Горі…»

В селе Косив на Тернопольщине украинский националист П. Семцив с прибытием немцев организовал «революционный комитет», собрал жителей села и призвал уничтожить всех евреев. В ночь с 7 на 8 июля 1941 года группа бандитов ворвалась в еврейские дома и убила 25 человек. 8 июля националисты совершили облаву на тех, кто скрывался. Пойманных доставляли в сельскую управу, затем вели в конюшню, где зверски убивали. Тогда были убиты еще 50 местных евреев.

Осталось ужасающее свидетельство немецкого инженера Г. Граббе о кровавых событиях в Ровно. Граббе в 1942 году был директором украинского филиала немецкой строительной фирмы в г. Здолбунове. Во время поездки по строительным объектам он оказался в Ровно именно тогда, когда 13 июля 1942 года там были уничтожены пять тысяч обитателей местного гетто. Сотню этих несчастных людей использовала его фирма как специалистов на строительстве. Граббе пытался их спасти, ссылаясь на нехватку рабочей силы. Но, бегая от одного начальника к другому, он напрасно умолял о помощи. «13 июля, — вспоминал Граббе, — около 23-х часов, украинские полицаи под руководством эсэсовцев окружили ровенское гетто, установили вокруг него прожектора. Разделившись на небольшие группы, полицейские и эсэсовцы врывались в дома, ударами прикладов выбивали двери, если им не открывали достаточно быстро, или даже бросали в окна гранаты… Раздавались крики женщин, которые звали детей, и крики детей, которые потеряли родителей, но это мало волновало эсэсовцев, которые били несчастных и гнали их бегом в сторону вокзала, где ожидал товарный поезд. Людей заталкивали в вагоны. Надо всем этим стоял неистовый плач женщин и детей, слышались звуки ударов и выстрелов. Всю ночь под ударами бичей и при звуках стрельбы испуганные жители гетто метались специально освещенными улицами. Можно было видеть, как женщины прижимали к себе иногда мертвых детей, как дети несли куда-то мертвых родителей, не желая оставить на надругательство их тела. Вдоль дороги были брошены десятки трупов — женщин, детей, стариков. Двери домов были раскрыты, окна выбиты, везде валялись одежда, обувь, разодранные сумки, чемоданы и другие жалкие «сокровища». В одном из домов я увидел полуголого ребенка с разбитой головой, которому, по-видимому, не было и года…»

Всего же за годы оккупации население Ровно потеряло 25 тысяч горожан еврейской национальности… из проживавших перед войной в городе 28 тысяч! Основная масса ровенских евреев была уничтожена в начале ноября 1941 года совместными силами немцев и оуновских полицаев. В основном убийства проводились в живописном урочище Сосенка, где заблаговременно военнопленными были вырыты огромные рвы. Огромное количество «недочеловеков» было истреблено и в других местах области.

Вот обнародованное в Нюрнберге заключение судебно-медицинской экспертизы трупов, извлеченных из мест захоронения мирных советских граждан в городе Ровно и Ровенской области. «1. Во всех исследованных местах захоронения трупов в городе Ровно и его окрестностях обнаружено свыше 102 тысяч расстрелянных и умерщвленных немцами мирных советских граждан и военнопленных, из них: а) в городе Ровно по Белой улице у дровяного склада — 49 000; б) в городе Ровно по Белой улице на огороде — 32 500; в) в селе Сосенки — 17 500; г) в карьерах у села Выдумка — 3000; д) на территории тюрьмы города Ровно — 500».

Массовые расстрелы относились к 1941 и 1942 годам. Умерщвление мирных граждан путем отравления угарным газом в душегубках — к 1943 году. Расстрелы с последующим сожжением трупов происходили в 1943 году, а расстрелы в тюрьме — в 1944.

Упоминавшийся здесь прихвостень оккупантов Кость Панькивский отмечал в своих воспоминаниях, что в то время в Галичине было модно «наслідування нацистських зразків у відношенні до жидів». Здесь нечего добавить. В своих мемуарах «Роки німецької окупації» он пишет: «В основному трамваї були тільки для арійців, але поруч тих були трамваї мішані, в яких був переділ, до якого допускали «жидів», а навіть окремі трамваї тільки для «працюючих жидів». Та незабором трамваї поділили на дві частини, передня «тільки для німців», задня, менша, — для арійців-туземців, а про жидів вже й не згадували»…

Читаем у Панькивского: «Перші розпорядження в жидівських справах видала військова команда міста Львова в перших днях липня. Жидам наказали носити окремі відзнаки, зірку Давида, на рамені. На початку липня були погроми, переведені військом. В половині липня появилися вже також летючі команди, т. зв. зондеркомандо, які забрали поважне число визначених жидів». Здесь он скромно умалчивает как о гибели нескольких тысяч евреев и поляков в первые дни немецко-фашистской оккупации, так и о роли в этом «Нахтигаля», «украинской» полиции и боевок ОУН.

Правда, Панькивский честно рассказал о создании гетто, лагерей смерти — и о том, что «в червні 1943 р. прийшов кінець. Летючі команди знищили на протязі літа майже всі гетто, дрібні табори праці і професіоналів, що ще в тому часі працювали поза теренами гетто… Під кінець літа 1943 р. в Галичині існував уже тільки жидівський табір праці у Львові при вул. Янівській».

На протяжении всего этого периода галицкая оуновская пресса науськивала население на евреев и поощряла их уничтожение. Вот только некоторые заглавия оуновских публикаций: «Жиды — бацилла разложения» («Українські щоденні вісті», Львов, 16 июля 1941 года); «Жиды — самый большой враг человечества. Борьба за новый порядок в мире» («Рідна земля», Львов, 7 января 1942 года); «Жидовский вопрос — древний как мир. Правда о жидах» («Рідна земля», Львов, 29 ноября 1942 года); «А. Гитлер о жидовстве и марксизме — отрывки из произведения «Моя борьба» («Українець», Берлин, 18 апреля 1943 года); «Черная страница истории — жидовские ритуальные убийства» («Рідна земля», Львов, 19 марта 1944 года).

Оккупационная газета «Волынь» цинично писала в сентябре 1941 года: «Все элементы, которые проживают в наших городах, то ли это жиды, то ли это поляки, должны исчезнуть. Жидовский вопрос в данный момент решается, и его решение будет частью плана тотальной реорганизации новой Европы». А после уничтожения гитлеровцами и украинскими националистами львовского еврейского гетто все в той же оуновской газете «Рідна земля» (от 25 апреля 1943 года) появилась страшная по содержанию статья под названием «Жидовская язва во Львове». В статье находим такие слова: «Лишь приход Немецкой Армии положил предел господству жидов во Львове и Галичине. Уже никогда не будет нечестивый жидовин наживаться трудом и потом христианина-гоя, который в собственном доме стал батраком безликого, коварного народа».

Подобно нахтигалевцам, кровавый путь от западных границ Украины до Киева проделали палачи из черновицкого «Буковинского куреня», возглавляемые агентом абвера и гестапо П. Войновским (псевдоним в абвере — Гартман, в гестапо — Максим). Тысячи трупов замученных евреев, представителей других национальностей, украинцев, в чем-то не угодивших оуновцам, оставили убийцы П. Войновского в Каменце-Подольском, Новой Ушице, Дунаевцах, Жмеринке, Проскурове, Виннице, Житомире. В Киеве на их совести — массовые расстрелы в Бабьем Яру.

Самих немцев потрясала дикая жестокость их «национально сознательных» помощников. Автор-антифашист Александр Шлаен описал реакцию командира 528-го немецкого пехотного полка майора Реслера, ужаснувшегося картине массовой расправы над мирными людьми, устроенной буковинцами в Житомире. В докладе высшему командованию Реслер свидетельствовал: «Я участвовал в Первой мировой войне, во французской и русской кампаниях этой войны, и отнюдь не страдаю преувеличенной чувствительностью… но никогда я не видел сцен, подобных описанной».

Первой из Житомира 21 сентября 1941 года прибыла передовая команда украинской полиции во главе с Б. Коником, а 23 сентября — «казачья сотня» под командованием И. Кедюмича. И Коник, и Кедюмич представляли ОУН бандеровского направления, в то время как прибывший в эти же дни «Буковинский курень» был подразделением ОУН-мельниковцев.

Киевских евреев, которым удавалось найти убежище и спрятаться, оуновцы разыскивали и убивали. Особенно в этой каиновой работе отличились полицаи Кабайда, Устименко, Ющенко и Баранюк. Эти садисты, как правило, патроны экономили, а убивали свои жертвы лопатами. «Казак» Ющенко, обнаружив в одном из убежищ еврейскую девушку, искалечил ее лопатой, после чего живьем захоронил в яме, тщательно утрамбовав землю.

Затем «буковинцы» были разбросаны по различным подразделеням полиции (45, 109, 115, 118-й батальоны), в составе которых продолжали карательную деятельность против партизанского населения Белоруссии. В конце войны многие из них оказались в немецкой 30-й дивизии СС и украинской 14-й дивизии СС «Галичина», в составе которых оставили кровавые следы в Польше, Франции, Словакии.

Вот как вспоминала зверства полицаев-оуновцев в Киеве еврейка Дина Проничева: «Обезумевшие люди вываливались на оцепленное войсками пространство — этакую площадь, поросшую травой. Вся трава была усыпана бельем, обувью, одеждой.

Украинские полицаи, судя по акценту, — не местные, а явно с запада Украины, грубо хватали людей, лупили, кричали:

— Роздягаться! Швидко! Быстро! Шнель!

Кто мешкал, с того сдирали одежду силой, били ногами, кастетами, дубинками, опьяненные злобой, в каком-то садистском раже».

Другой очевидец этих событий, еврей Ланцман, в своем письме Илье Эренбургу свидетельствовал о киевской трагедии: «Многие евреи, догадавшиеся о готовящейся им участи, предпочли покончить с собой, чем пойти на убой. Так, например, на Подвальной улице, на улице Ленина, Короленко и других улицах целый день на тротуаре лежали трупы евреев, выбросившихся из окон верхних этажей домов, в том числе целыми семьями…»

Подробности ликвидации гетто города Владимира-Волынского изложил в своих мемуарах, которые называются «Воспоминания лет, прожитых на Волыни», очевидец фашистского геноцида Эдвард Роса. Украинская полиция конвоировала евреев гетто к месту казни, в село Пятыдни, где собственноручно их расстреливала. Спрятавшихся в постройках гетто евреев полицаи разыскивали и убивали. Роса лично видел, как полицай застрелил еврея, прятавшегося на втором этаже одного из зданий.

Очевидец массового уничтожения евреев в Западной Украине Барух Мильх пишет, что сами немцы презирали оуновцев за их огромную подлость; считали бандеровцев и мельниковцев способными совершить любое преступление по одному лишь мановению немецкого пальца: «За похвалу любого немца — гут, гут! — они готовы были мучить, грабить, насиловать».

По подсчетам профессора Виталия Масловского, благодаря совместным усилиям гитлеровцев и их украинских подручных на протяжении трехлетней оккупации в западных областях Украины было уничтожено более двух миллионов человек, из них свыше 800 тысяч евреев, 200–220 тысяч поляков, около 400 тысяч советских военнопленных, свыше 500 тысяч местных украинцев.

 

Создание УПА и Волынская резня

По мнению многих западных исследователей, одной из основных причин «дезертирства» украинцев с германской службы, когда Шухевич увел в полесские леса карателей 201-го батальона, была задача истребления гражданских лагерей, созданных бежавшими из гетто евреями — нежелательными свидетелями Холокоста.

«Теоретики» национализма уже после войны определили дату образования УПА — 14 октября 1942 года. Но это ложь. В действительности решение о создании УПА бандеровцы приняли только в марте 1943 года, причем под давлением оккупантов, которые не имели ни сил, ни желания гоняться по лесам за сбежавшими от них евреями. К тому же, разгромом немецких армий окончилась Сталинградская битва, война явно клонилась к поражению «рейха», и гитлеровские спецслужбы с помощью ОУН спешили укрепить в будущем советском тылу вооруженное националистическое подполье.

Нью-Йоркский оуновский журнал «Миссия Украины» (№ 1 за 1964 год) проговорился: «Никаких датированных документов, которые бы подтверждали существование УПА, созданной ОУН Бандеры в 1942 году, историки не представляют, поскольку таковых и не могло быть». И далее: «Вся мемуаристика, а равно задокументированная борьба УПА, начинается только со второй половины 1943 года».

Архивы беспристрастно свидетельствуют, что одинаковое рвение в уничтожении евреев проявляли и бандеровцы, и мельниковцы, и сторонники Бульбы-Боровца, атамана «Полесской Сечи». 21 сентября 1941 года профашистская газета «Волынь», которую редактировал кумир нынешней националистической элиты Улас Самчук, поместила интервью с «Мишкой» — пятнадцатилетним «повстанцем» из «Полесской Сечи». Эти слова «борца за свободу Украины» стоит привести именно сегодня, в пору героизации подобных садистов: «Я сповняв всьо, що требували, — всюди ходив і їздив, і бився, і жидуф стріляв, коториї з мене знущались колись…

— А не шкода було тобі людей вбивать?

— Та що ви, батьку, питаєте! Шкода, та як ти його не вгатиш, то він тебе вперіщить! Вбивати бандита треба…. І пости вночі перевіряв, і сам двох парашутистів спіймав — один жид геть дерево з полімьоту полупав… то я з боку підповз і йому пульку в око як загнав — то тільки гикнув і здох… Вельми добре і весело було при поліському вуйську».

Оказав нацистам помощь в «окончательном решении еврейского вопроса», оуновцы приступили к заданию, которое было выдвинуто на втором Великом Сборе ОУН: «Украина для украинцев!». Выполнение его началось после того, как в леса ушли члены украинской полиции, составив основу боевок Украинской повстанческой армии.

Свои акции вооруженные формирования УПА начали с проведения этнической чистки — «очищення терену від польського населення». Это была первичная практика образования боевок, их «военная выучка». Акции осуществлялись против невооруженного мирного населения или малочисленных, плохо вооруженных «пляцувок» польской самообороны. Не случайно массовое уничтожение польского населения началось после реального образования вооруженных отрядов ОУН, а именно весной-летом 1943 года. Реализуя, как пишет историограф ОУН-УПА Петр Мирчук, «повне усунення всіх займанців з українських земель», оуновцы практиковали «витіснення та винищення поляків, маючи на меті здійснити «деколонізацію» Волині».

Непосредственным руководителем массового уничтожения поляков был Николай Лебедь («Максим Рубан»). Зиновий Кныш пишет о нем просто: «Лебедь — палач Волыни».

Уже с первых дней оккупации националистическое бандеровское подполье, массово терроризируя советский актив, установило полный контроль над населенными пунктами Галичины и Волыни, особенно в сельской местности. Надо сказать, что немецкий оккупационный режим здесь достаточно отличался от режима на востоке Украины. В Галичине были допущены элементы местного самоуправления, которое осуществляли разного рода коллаборационисты. Например, выкачивание всяких оккупационных поборов (прежде всего так называемых «контингентов» — сельхозналогов) полностью взяли на себя службы и структуры так называемого УЦК — «Украинского центрального комитета». В течение всех лет оккупации они наилучшим образом справлялись со своими обязанностями. На Волыни эти же функции выполняли немецкие органы совместно с сельскими старостами и их активом, с действенной помощью «украинской» полиции. Горели волынские села, их жителей массово уничтожали даже за мелкую «провинность».

Руководство бандеровцев было крайне обеспокоено тем, что на Волыни и Полесье множатся антифашистские силы красных партизан, советского подполья. В специальном обзоре информационной службы «Северо-западные украинские земли» ОУН-б, датированном маем 1943 года, констатировалось, что «більшовицька партизанка вже в 1942 році опанувала всеціло Полісся й північну лісову смугу Волині…» В то же время ОУН-бандеровцев была обеспокоена ростом и усилением польского партизанского движения на Волыни, которое в силу обстоятельств консолидировалось с советскими партизанскими отрядами и подпольем. Активизация действий наших и польских партизан была, бесспорно, связана с разгромом гитлеровских войск под Сталинградом в начале 1943 года.

Сегодняшние «украиноцентричные» историки пытаются нас убедить, что в западных областях Украины не было местного партизанского движения, за исключением «украинской партизанки», то есть оуновских боёвок; будто бы оно было привнесено с востока, организовано «московскими парашютистами». Но на Волыни хорошо известно, что организаторами первых подпольных организаций и партизанских групп стали местные жители О. Ф. Филюк, Г. П. Конищук, П. Х. Самчук и многие другие. Именно они образовали разветвленное антифашистское подполье в городах и селах Волыни и стали командирами первых партизанских отрядов, которые уже осенью 1941 — зимой 1942 начали вооруженную борьбу против оккупантов.

Подтверждение этому находим в письме одного из известных деятелей ОУН, В. Макара. В письме к своему брату в мае 1943 года он описывал ситуацию и настроения на Волыни: «Заобсервую…, що назріва антагонізм між «москалями» (так галичане називали волынян — М. Б.) та «австріяками» (так на Волини называли галичан — М. Б.), і це може прибрати поважні розміри, якщо відповідною політикою не усунеться цієї загрози. Як із одної, так із другої сторони взаємні обвинувачення і нарікання. І це від долу аж до гори. Приміром, таке: волиняки нарікають (на галичан — М. Б.), мовляв, не то що сидять собі тихо, нічого не роблять, а ще й говорять: «О, москалі, холера б їх забрала! Ти сі подиви, стріляють наших (выделено автором) німців. Понабирали гандгранатів і машингеверів та й б’ють наших німців».

Далее автор так объясняет причины создания УПА на Волыни: «Повстанчу акцію на північно-західних і частично східних теренах ми мусіли почати… З одної сторони — почали множитись отаманчики, як Бульба-Боровець, а з другої сторони — червона партизанка почала заливати терен… Друге: ще тоді, коли чи не починали повстанчої акції, німота почала масово винищувати села… Всіх людей вистрілювала, а забудування палили. У зв’язку з тим маса людей почала втікати в ліси і блукати самопас. Почались грабіжі, інші пішли в комуністичну партизанку, до Бульби і т. п. Отже ми мусіли організаційно охоплювати тих людей в лісі. Оце дві засадничі причини нашої повстанської акції».

О поддержке на Волыни советских партизан 28 мая 1943 года говорил с главой Украинской автокефальной православной церкви, архиепископом Поликарпом (Сикорским), гебитскомисар Волыни и Подолья Шене. Он заявил, что бомбардировка населенных пунктов весной 1943 года осуществлялась из-за поддержки населением большевиков, и пригрозил: «Если население не прекратит помощь советским партизанским отрядам, бомбардировке будут подвергнуты и другие села».

В связи с этими событиями состоялась третья конференция ОУН-б. 21 февраля 1943 года она решила создать «осередки організованої сили» под названием УВА (Українська визвольна армія). Сразу же после Рождества 1943 года командующий карательными охранными войсками СС обергруппенфюрер СС фон дем Бах-Зелевски «розв’язав» (то есть отпустил домой) шуцманшафт-батальон, сформированный из специаль-батальонов абвера «Нахтигаль» и «Роланд», а затем брошенный в Белоруссии против партизан и мирных жителей под командой Побигущего и Шухевича.

Часть карателей во главе с майором Е. Побигущим в апреле 1943 года влилась в формировавшуюся дивизию СС «Галичина». А с 15 марта по 10 апреля того же года «з наказу головного командування УПА», как отмечено в документе, происходил «масовий перехід усіх українців-шуцманів і поліцистів на цілій Волині й Поліссі зі зброєю в руках… в ряди УПА». Безусловно, это была тщательным образом продуманная и организованная акция.

Сначала УПА по команде Лебедя устроила резню своим собратьям по националистическому лагерю — «Украинской народной революционной армии» (УНРА) Тараса Бульбы-Боровца. После серии переговоров и попыток поставить эту «армию» под контроль ОУН-б бандеровцы совершили нападение на штаб и части УНРА и «присоединили» их, вырезав часть руководства. В следующем месяце они то же самое сделали и с ОУН-м.

Бульба-Боровец пишет в своей книге «Армія без держави»: «Був підступно зорганізований органами СБ напад на наш штаб вночі 19. 8. 1943 року, що був розташований в лісі та по різних законспірованих квартирах. Пограбовано військове та приватне майно. Вбито багато людей на місцях… Люди були терором примушені деякий час працювати в новому війську, а потім були поголовне ліквідовані, як свідки масових злочинів. Особливо була тортурована Анна Боровець, щоб виявити деякі таємниці її чоловіка, а головним чином — де поховані магазини зброї та наші друкарні. Ця людина нічого не зрадила і була замучена на смерть. 15 листопада 1943 року партія Лебедя подала до відома що: «СБ устійнила, що Анна Боровець, як полька по національності (вона була чешка), була польським шпигуном серед українців і тому її засуджено ревтрибуналом на кару смерти та вирок виконано».

«За що ви боретесь? За Україну, чи за вашу ОУН? За Українську Державу, чи за диктатуру в тій державі? За український народ, чи тільки за свою партію?» — риторически вопрошал лидеров ОУН-б в своем открытом письме Бульба-Боровец.

После того, как ОУН-б, уже в виде боевок УПА, «разобралась» со своими конкурентами по националистическому лагерю, она начала геноцид польских «займанців» и «ненастоящих» украинцев. Еще в апреле 1942 года постановлением второй конференции ОУН-б было предусмотрено «вести боротьбу проти шовіністичних настроїв поляків та (їх) апетитів щодо Західніх Українських Земель».

Даниил Шумук, свидетель тех событий, объехавший во второй половине 1943 года всю Волынь, указывает на факты поголовного истребления поляков в своей книге «За східним обрієм» (Париж, 1974 г.). Другие националистические авторы также описывают геноцид польского населения: «Урядуючий провідник Максим Рубан (Микола Лебедь — М. Б.) вимагав від Головної Команди УПА… очистити всю повстанську територію від польського населення».

«Хто відхилявся від їх (ОУН-б — М. Б.) зарядженя про мобілізацію, того розстрілювали разом з родиною і палили хату… СБ почала масову чистку серед населення і в відділах УПА. За найменшу провину, навіть за особисті порахунки, видавалося на населення кару смерті. По відділах в більшості терпіли східняки… Взагалі СБ і її діяльність — це була найчорніша сторінка історії тих років… Служба безпеки була зорганізована на німецький зразок. Більшість командирів СБ — це були колишні курсанти німецької поліції в Закопаному (з років 1939—40). Ними були переважно галичани», — пишет о тех днях Максим Скорупский.

Другой автор, Александр Шуляк, свидетельствует: «Прийшов наказ знищити весь непевний елемент, отже почалася гонитва за всіми, хто здавався тому або іншому станичному підозрілим. Прокурорами були бандерівські станичні, а не хто інший. Отже, ліквідація «ворогів» провадилася виключно за партійним ключем… Станичний зладжував список «підозрілих» і передавав СБ… Позначені хрестиками — мусять бути зліквідовані… Та найжахливіша трагедія розігралась із полоненими з Червоної Армії, яких тисячі жили й працювали по селах Волині… Видумали бандерівці таку методу. Приходили вночі до хати, брали полоненого, виводили надвір і заявляли, що вони совєтські партизани (выделено автором) й жадали, щоб ішов з ними… Таких нищено».

Виктор Полищук, исследователь преступлений ОУН-УПА из Канады, в книге «Гірка правда. Сповідь українця» пишет: «Читая материалы, присланные свидетелями убийств, можно засомневаться в христианской вере, в том, что человека создал Бог.

В украинском национализме нет места таким христианским добродетелям, как добро, милосердие, любовь к ближнему, благородство, уважение человеческого достоинства, жалость. Зато доминируют ненависть, кровожадность, пренебрежение человеческой жизнью.

Больно мне, украинцу, писать о методах убийств, используемых ОУН-УПА. Но промолчать об этом невозможно. Для предостережения последующим поколениям».

В этой книге он собрал свидетельства геноцида польского населения Волыни. Читать это тяжко. Но умалчивать об этом — нельзя!

«Ф. К. из Великобритании: «Забрали с дочкой на сборный пункт около церкви. Там уже стояли около 15 человек — женщины и дети. Сотник Головачук с братом начали вязать руки и ноги колючей проволокой. Сестра начала вслух молиться, сотник Головачук начал бить ее по лицу и топтать ногами».

Ф. Б. из Канады: «На наш двор пришли бандеровцы, поймали нашего отца и топором отрубили ему голову, нашу сестру прокололи штыком. Мать, видя все это, умерла от разрыва сердца».

Ю. В. из Великобритании: «Жена брата была украинкой и за то, что она вышла замуж за поляка, 18 бандеровцев ее изнасиловали. От этого шока она никогда не вылечилась, брат ее не жалел, и она утопилась в Днестре».

Т. Р. из Польши: «Село Осьмиговичи. 11.07.43 г., во время службы Божьей, напали бандеровцы, поубивали молящихся, через неделю после этого напали на наше село. Маленьких детей побросали в колодец, а тех, кто побольше, закрыли в подвале и завалили его. Один бандеровец, держа грудного ребенка за ножки, ударил его головой о стену. Мать этого ребенка закричала, ее прибили штыком».

Отдельным, весьма важным разделом в истории доказательств массового уничтожения поляков, проведенного ОУН-УПА на Волыни, является книга Ю. Туровского и В. Семашко «Злодеяния украинских националистов, совершенные против польского населения Волыни. 1939–1945». Эту книгу не должны читать люди со слабыми нервами. В ней на 166 страницах мелким шрифтом перечисляются и описываются методы массовых убийств мужчин, женщин, детей. Вот только некоторые фрагменты из этой книги.

«16 июля 1942 г. в Клевани украинские националисты совершили провокацию, подготовили на польском языке противонемецкую листовку. Вследствие этого немцы расстреляли несколько десятков поляков.

13 ноября 1942 г. Обирки, польское село около Луцка. Украинская полиция под командой националиста Сачковского, бывшего учителя, напала на село, обвиняя крестьян в сотрудничестве с советскими партизанами. Женщин, детей и стариков согнали в одну долину, там их поубивали, а затем сожгли. 17 человек вывезли в Клевань и там расстреляли.

Ноябрь 1942 г., околица села Вирка. Украинские националисты замучили Яна Зелинского, положив его связанным в костер.

9 ноября 1943 г., польское село Паросле в районе Сарнов. Банда украинских националистов, притворясь советскими партизанами (выделено автором), ввела в заблуждение жителей села, которые в течение дня угощали банду. Вечером бандиты окружили все дома и убили в них польское население. Были истреблены 173 человека. Спаслись только двое взрослых, которые были завалены трупами, и шестилетний мальчик, притворившийся убитым. Позднейший осмотр убитых показал исключительную жестокость палачей. Грудные младенцы были прибиты к столам кухонными ножами, с нескольких человек содрали кожу; женщин насиловали, у некоторых были обрезаны груди, у многих срезаны уши, носы, выколоты глаза, отрублены головы. Окончив резню, устроили у местного старосты пьянку. После ухода палачей среди раскиданных бутылок из-под самогона и остатков еды нашли годовалого ребенка, прибитого штыком к столу. У него во рту торчал недоеденный кем-то из бандитов кусок квашеного огурца.

11 марта 1943 г., украинское село Литогоща возле Ковел. Националисты замучили поляка-учителя, а также несколько украинских семей, которые сопротивлялись уничтожению поляков.

22 марта 1943 г., село Радовичи Ковелевского района. Банда украинских националистов, переодетая в немецкие мундиры, требуя выдачи оружия, замучила отца и двух братьев Лесневских.

Март 1943 г., село Загорцы Дубненского района. Украинские националисты выкрали управляющего хозяйством. Когда он пытался убежать, палачи закололи его штыками, а затем прибили к земле, «чтоб не встал».

Март 1943 г. В околице Гуты Степанской Костопольского района украинские националисты обманом выкрали 18 польских девушек, которых после изнасилования поубивали. Тела девушек сложили в один ряд и на них положили ленту с надписью: «Так должны погибать ляшки (польки)».

Март 1943 г., село Мосты Костопольского района. Поляки Павел и Станислав Беднажи были замучены украинскими националистами. Убили также украинку, жену одного из братьев.

Март 1943 г., село Банасовка Луцкого района. Банда украинских националистов замучила 24 поляка, их тела бросили в колодец.

Март 1943 г., населенный пункт Антоновка Сарненского района. На поляка Юзефа Эйсмонта напали украинские националисты, привязали к столбу, выковыряли глаза, а потом живого перерезали пилой.

11 июля 1943 г., село Бискупичи, район Владимира-Волынского. Украинские националисты учинили массовое убийство, загнав жителей в школьное помещение. Тогда же зверски истребили семью Владимира Яскулы. Палачи ворвались в хату, когда все спали. Топорами убили родителей, а пятерых детей положили рядом; всех обложили соломой из матрасов и подожгли.

11 июля 1943 г., населенный пункт Свойчев возле Владимира— Волынского. Украинец Глембицкий убил свою жену-польку, двух детей и родителей жены.

12 июля 1943 г. Колонию Мария Воля возле Владимира-Волынского окружили украинские националисты и начали убивать поляков, используя огнестрельное оружие, топоры, вилы, ножи, палки. Погибли около 200 человек (45 семей). Часть людей, около 30 человек, бросили в колодец и там убивали их камнями. Во время этой резни приказали украинцу Владиславу Дидуху убить его жену-польку и двух детей. Когда он не выполнил приказание, убили Дидуха и всю его семью. Восемнадцать детей в возрасте от трех до 12 лет, которые спрятались в поле, палачи переловили, посадили на телегу, завезли в село Чесный Крест — и там всех поубивали вилами и топорами. Акцией руководил некто Квасницкий…

30 августа 1943 г., польское село Куты Любомльского района. Ранним утром село окружили стрельцы УПА и украинские крестьяне, главным образом из села Лесняки. Украинцы учинили массовую резню польского населения. Убивали в хатах и во дворах, используя вилы и топоры. Павла Проньчука, поляка, который пытался защитить мать, положили на лавку, обрубили ему руки и ноги и оставили на мученическую смерть.

30 августа 1943 г., польское село Острувки возле Любомля. Село окружили плотным кольцом националисты. Большинство мужчин закрыли в школе; потом выводили по пять человек за сад, где их убивали ударом по голове и бросали в выкопанные ямы. Тела складывали слоями, пересыпая землей. Женщин и детей собрали в костеле, приказали им лечь на пол, после чего по очереди стреляли им в голову. Погибли 483 человека, в том числе 146 детей…»

И такое на 166 страницах! Только на Волыни…

Участник УПА Данило Шумук приводит в своей книге рассказ уповца: «Под вечер мы вышли вновь на эти самые хутора, организовали десять подвод под видом красных партизан и поехали в направлении Корыта… Мы ехали, пели «Катюшу» и время от времени ругались по-русски…» А теперь оуновцы утверждают, что красные партизаны убивали поляков, маскируясь под УПА!

В малайском языке есть слово «амок», которое означает вид сумасшествия — охватывающее человека желание убивать. Причины тамошнего «амока» до сих пор не исследованы. Но вот «амок» душегубов из ОУН-УПА был вызван исключительно влиянием преступной пропаганды, людоедской идеологии. А зародилась она еще во времена УВО. В брошюре, опубликованной в 1929 году, говорится:

«Требуется кровь? — Дадим море крови! Требуется террор? — Сделаем его адским!.. Не стыдитесь убивать, грабить и поджигать. В борьбе нет этики!»

Никто не в состоянии установить теперь количество евреев, уничтоженных гитлеровцами с помощью украинской вспомогательной полиции. Не нашла я и литературы, которая бы убедительно и исчерпывающе указывала количество жертв ОУН-УПА. Правду должны восстановить украинские историки. Но… Честным историкам теперь будет крайне нелегко. На Украине, особенно на Западной, вновь господствует страх перед ОУН, перед Украинской национальной ассамблеей, перед Украинской национальной самообороной. Там еще хорошо помнят топоры и удавки «национально сознательных»…

 

Дивизия СС «Галичина»

Однажды украинские телеканалы сообщили о том, что под Бродами состоялась международная игра — реконструкция боя дивизии СС «Галичина» с советскими войсками. И что так же, как и в 1943 году, победили героические украинские воины…

Сегодня уже абсолютно очевидно, что, наряду с Эстонией, Латвией, Польшей и другими антироссийски настроенными странами, за переписывание итогов Второй мировой войны взялась Украина. Поэтому важно вновь обратиться к документам.

Как известно, создание дивизии СС «Галичина» началось после того, как Советский Союз нанес немцам сокрушительное поражение под Сталинградом, изменившее весь ход военных действий на Восточном фронте. 6 февраля 1943 года, с благословения митрополита Шептицкого, Андрей Мельник шлет послание начальнику штаба верховного командования вермахта, генерал-фельдмаршалу В. Кейтелю: «Кажется, пришло время включить Украину в антибольшевистский фронт… Необходимо сформировать боеспособное украинское войско… К сожалению, на протяжении последних двух лет было утеряно множество возможностей… Необходимо этот вопрос перенести в сферу практических действий без волокиты и траты времени. Надеюсь, что проблемы формирования украинских вооруженных сил в том виде, в котором мы тут изложили, найдет у Вас, господин генерал-фельдмаршал, надлежащее понимание и внимание… Украинские верноподданные и, прежде всего, военные круги готовы к разрешению этого вопроса, которому мы во имя победоносного окончания борьбы с Москвой придаем огромное значение, стремимся… отдать себя в распоряжение главного командования вооруженных сил». Эту инициативу поддержал губернатор дистрикта «Галиция», группенфюрер СС Отто Вехтер.

Тарас Гунчак в книге «В мундирах врага» пишет, что разрешение на формирование украинской дивизии, которая бы вошла в состав войск СС, Вехтер получил от Гиммлера. «Во время беседы 4 марта 1943 года Вехтер передал Гиммлеру письмо с предложением, если Гиммлер это одобрит, обговорить с украинскими «проводниками» создание добровольческой дивизии СС «Галичина».

Из этой книги мы узнаем еще одну интересную деталь. Высшие руководители СС условились, что, «исходя из психологических и политических соображений», следует избегать слова «полиция» в названии формирования. Стало быть, речь шла о создании полицейской, «охранной», точнее — карательной дивизии войск СС, и именно эту «специализацию» надо было скрыть! Гиммлером также был наложен запрет на любое употребление слова «украинская» в названии дивизии.

Создание последней было официально оформлено 28 апреля 1943 года специальным актом губернатора Галиции Вехтера. Тогда же Вехтер издал секретную директиву относительно проведения набора в дивизию. Ни в коем случае не должно было создаваться впечатление, что немцы рассчитывают на помощь украинцев и что украинцы являются немецкими союзниками. Призывным комиссиям следовало акцентировать внимание на другом: украинцы, мол, «активно привлекаются к борьбе с большевизмом».

Для формирования дивизии была создана Войсковая (иногда пишут Боевая) управа, в состав которой вошли представители Украинского центрального комитета (УЦК). Возглавлял ее полковник Альфред Бизанц. За пропаганду вербовки отвечало пресс-бюро УЦК; оно имело в своем штате писателей и журналистов, которые писали статьи и репортажи, публиковавшиеся главным образом в газетах «Краківські вicтi» и «Львівські вiстi». По городам и селам Галиции разъезжали представители Войсковой управы, убеждая слушателей в необходимости сотрудничать с немцами и вместе с ними воевать против большевиков.

По данным Т. Гунчака, к началу июня 1943 года в дивизию СС «Галичина» записались 81 999 человек, из них были приняты 52 875. Однако на этом призыв не прекратился. Призывная организация, возглавляемая гауптштурмфюрером СС К. Шульце, которая превратила Войсковую управу в свой вспомогательный орган, продолжала мобилизацию до конца оккупационного периода Галиции, т. е. до августа 1944-го. Но пополнение поступало до начала весны 1945 года за счет беженцев из Галичины.

М. Чарторыйский в своих воспоминаниях «Між молотом i кувалдою» пишет: «Мобилизация в СС-дивизию проходила будто бы на основе «добровольности», а когда эта «добровольность» оказалась недостаточной, тогда началось насилие: хватание, залог, аресты, вывозы, так что безопасности не было уже ни дома, ни вне дома, ни в школе, даже из церквей начали немцы вылавливать молодежь…».

Сегодня присяжные «историки» обманывают народ, утверждая, что буквы «SS» в названии дивизии расшифровывались, как «сечевые стрельцы». Автор самой заметной книги о дивизии СС «Галичина», начальник ее штаба майор Гайке писал: «Официальное название дивизии от 30 июля 1943 года: SS Freiwilligen Division «Galizien» — СС добровольческая дивизия «Галичина»; и от 27 июня 1944 года: 14 SS Freiwilligen Grenadier Division — 14 СС доброволъческая гренадерская дивизия (Галицкая № 1)». И тут же добавляет: «Однако Гиммлер ясно предостерегал, что в дивизии ни с какой точки зрения нельзя даже думать о независимости Украины. Слова «Украина», «украинец», «украинский» запрещалось употреблять под угрозой наказания. Воины дивизии должны были называться не «украинцами», а «галичанами».

Гайке отмечает, что солдаты «Галичины» «заплатили большую цену крови, о чем немецкий народ не должен забывать» и «иметь в отношении украинцев обязательства благодарности». Такая точка зрения дает повод думать: вот почему немецкие послы вдруг становятся советниками президента, а различные немецкие фонды спонсируют украинские неправительственные организации националистической направленности…

Учебные базы дивизии СС «Галичина» были размещены в 45 населённых пунктах, в том числе на территории Голландии, Германии, Польши, Франции, а также в Варшаве. Основной состав сначала находился в «Гайделягере», близ Дембицы, а с конца февраля 1944 года — в стационарном войсковом лагере в Нойгаммере (Германия).

Присяга воина дивизии звучала так: «Этой торжественной присягой обещаем Богу, что в борьбе против большевизма будем безоговорочно служить Верховному Командующему Германских Вооружённых сил Адольфу Гитлеру и, как хорошие солдаты, будем готовы в любое время отдать свою жизнь за эту присягу».

И хотя 28 апреля 1943 года, во время провозглашения акта о создании дивизии СС «Галичина», немцы представляли последнюю, как добровольческое соединение войск СС, — управление названных войск первый набор «добровольцев» направило конкретно в полицейские («охранные») части. Именно это и пытаются скрыть современные «исследователи» истории дивизии.

«Добровольность» же вступления в дивизию даже бандеровские источники описывают так: «Для набора большего количества добровольцев в стрелковую дивизию СС «Галичина» городской голова доктор Геллер издал распоряжение о принудительном пересмотре всех мужчин 1917–1925 годов рождения с целью набора в Службу труда, подчёркивая, что те украинцы, которые явятся в дивизию, будут освобождены от обязанности являться на работу. Одновременно губернатор Галиции доктор Вехтер напомнил добровольцам, что «альтернативой борьбы с оружием в руках является работа с заступом». При этом губернатор пригрозил суровыми наказаниями за несоблюдение порядка и дисциплины».

«Как только 18 июля 1943 года состоялся выезд первой группы «добровольцев» из Львова на «вышкол», — свидетельствует В. Гайке, — их разместили сначала в лагере «Гайделягер» (в районе Дембицы), а затем переформировали в 4-й, 5-й, 6-й, 7-й и 8-й полицейские полки». Он также пишет, что «уже в самом начале часть добровольцев составила отдельные, так называемые «полицейские полки». То есть речь идет о подготовке военнослужащих именно для карательных, а не для войсковых операций. К слову, описанные полки имели название: Galizisches SS Freiwilligen Regiment (Polizei), т. е. Галицийские СС добровольческие полки (полицейские)…

В начале февраля 1944 из управления войск СС поступает срочное распоряжение о формировании на базе дивизии «боевой группы» для борьбы с советскими и польскими партизанами. «Боевая группа» в составе одного батальона и батареи легких пушек в течение суток была отправлена в район Чесанова, Любачева, Тарнограда, Белограя и Замостья (Польша). Через день была откомандирована вторая «боевая группа» для борьбы с большевистскими партизанами на северо-западе от Львова. Гайке отмечает, что обе группы «действовали довольно успешно». В Гуте Пеняцкой, вблизи Золочева на Львовщине, «дивизийники» сражались против польского населения, советских и польских партизан.

В захваченных советскими войсками архивах дивизии СС «Галичина» об этом кровавом событии можно прочесть такую запись: «В бою с партизанами участвовал первый батальон 4-го полка… Ранены от 8 до 12 наших эсесов. Села Гута Пеняцкая и Беняки сожжены и усмирены». В названных селах погибли более 800 польских крестьян и партизан…

А вот другая запись о «подвигах эсесов» — в Тернополе: «Когда немцы и наши эсесы отбили у большевиков занятую часть города, тогда наши согнали всех поляков в костел и там их истребили».

Архивы дивизии бесстрастно рассказывают о том, как в июне 1944 года спецкоманды уничтожили более 1500 мирных граждан во Львове, расстреляли военнопленных красноармейцев в Золочеве, сравняли с землей городок Олеско, уничтожив около 300 его жителей, способствовали угону советских людей на каторжные работы в Германию.

Только с марта по июль 1944 года 14-я гренадерская дивизия СС «Галичина» была действительно полевой и стрелковой. В июле она была наголову разбита советскими войсками в Бродовском котле. (Вот это и есть правда о судьбе дивизии, предельно извращенная в провокационных «военных играх» наших дней!) Уже осенью на базе запасного полка остатки «Галичины» снова переформировывают в полицейскую дивизию СС. А в начале октября 1944 года ее в полном составе переводят в Словакию на подавление антифашистского восстания.

Описывая участие СС «Галичины» в подавлении словацкого восстания, Гайке пишет: «После заключения 12 декабря 1943 года пакта о дружбе и взаимопомощи между Бенешем и Сталиным большевики начали перебрасывать в Словакию партизан, обученных в Советском Союзе. В июне 1944 года Украинский штаб партизанского движения… выслал в Словакию смешанные отряды, состоящие из 220 чехов и словаков, а также 450 советских партизан. В конце августа партизанское движение в Словакии насчитывало 8.000 партизан, в том числе 3.000 советских партизан. Среди них было много украинцев, которые в 1940 году тысячами перешли из оккупированной Венгрией Карпатской Украины в СССР. Когда 30 августа было объявлено всеобщее восстание, на сторону повстанцев перешли некоторые отряды словацкого войска во главе с министром обороны… Уже 31 августа Гиммлер отправил в Словакию… СС-обергруппенфюрера Готтлоба Бергера».

После карательных акций против словацких повстанцев дивизию послали не на фронт, который стремительно приближался, а перевели в Штирию и Каринтию для борьбы против югославских партизан. Об этом эпизоде Гайке вспоминает так: «Дивизия немедленно перемещается к Штирии; там она должна за возможно непродолжительное время закончить переформирование, а также обучение и достичь боевой готовности. Точный район размещения будет указан на месте через высшего фюрера СС и полиции в Любляне… Из-за сильного воздействия вражеской авиации дивизия была вынуждена идти от Граз-Бруцка только ночью, дорога… оставалась под контролем британской авиации, которая действовала с аэродромов в Италии… В районе дивизии в большом количестве действовали титовские партизаны. Главным заданием дивизии являлась борьба с партизанами…» Затем Гайке печально заключает: «Главную задачу — уничтожение партизан — решить не удалось».

В последние дни войны дивизия оставила боевые позиции, занятые ею в Германии против советских войск, и бросилась навстречу английским войскам, чтобы сдаться в плен. В местечке Тамсвег, куда направилась колонна дивизии, англичане поставили пропускной пункт, где задерживали все эсэсовские части. Узнав об этом, командир дивизии Фриц Фрайтаг застрелился. Возглавил последнюю бывший петлюровский генерал и польский полковник Павел Шандрук, ставший к тому времени председателем так называемого Украинского национального комитета (УНК).

Отказавшись от эсэсовских регалий, дивизия приняла присягу на «верность украинскому народу». Сменив прежнее название и став «Первой украинской дивизией», она, тем не менее, ни единого выстрела не сделала по немцам, не аннулировала своей прежней присяги на верность Гитлеру и Третьему рейху.

Трибунал в Нюрнберге осудил, как инструменты агрессии, все соединения СС и СД. В документах чёрным по белому написано: «Международный военный трибунал признал преступными следующие организации (…) Die Schutzstaffeln der Nationalsozialistischen Deutschen Arbeiterpartei (то есть СС — М. Б.), в частности также всех ее членов, которые были официально признаны как члены СС, в том числе: а) члены Allgemeine SS, б) члены Waffen SS, в) члены SS-Totenkopf-Verbände, г) члены всех других полицейских сил, которые были членами СС». Попадает в этот список и дивизия СС «Галичина».

 

«УПА воюет не против немцев, а только против Красной Армии…»

С самого начала формирования УПА руководители как высшего, так и низшего ее звена налаживали связи с немцами, а также с их союзниками. Да и иначе быть не могло. Ведь весь центральный провод ОУН был сформирован Бандерой из агентов различных германских спецслужб, — и, как уже было показано, сам «верховный проводник» являлся немецким агентом…

В первых числах августа 1943 года в городе Сарны Ровенской области состоялось совещание представителей немецких властей и ОУН по вопросу совместных действий против советских партизан. В середине августа делегация ОУН для этих же целей выезжала в Берлин.

В результате переговоров было достигнуто соглашение, согласно которому ОУН-УПА взяли на себя обязательство охранять железные дороги и мосты от налётов советских партизан, принимать участие в борьбе с партизанским движением, выполнять и поддерживать проводимые немецкими оккупационными властями мероприятия. В свою очередь немцы обязались оказывать всемерную помощь украинским националистам в поставке оружия, а в случае победы Германии над Советским Союзом — разрешить создание самостоятельного украинского государства под протекторатом Германии.

Для переговоров с представителями союзной немцам венгерской армии был назначен член центрального провода ОУН Емельян Логуш («Иванив»), выполнявший в то время функции руководителя краевого провода ОУН «Південь». В связи с этим приводим текст одного документа.

«Секретно.

Приказ № 21

Командирам и казакам УПА, комендантам и работникам подполья ОУН.

В связи с политической ситуацией и определенными настроениями, требующими от нас чрезвычайного чутья и политической гибкости, —

приказываю:

1. Прекратить какие-либо агрессивные действия против мадьяр на территории всего военного округа.

2. Договориться на местах с командованием мадьярских подразделений с целью недопущения выступлений одной стороны против другой.

3. В отношении мадьяр необходимо быть приветливыми и предупредительными…

4. Ответственность за выполнение настоящего приказа возложить на командиров подразделений УПА и комендантов подполья ОУН.

Слава Украине!

Командир группы УПА Эней.

9 сентября 1943 года».

Во второй половине августа 1943 года между вожаками УПА и венгерским командованием была достигнута договоренность о том, что венгерские войска не будут проводить никаких боевых операций против отрядов УПА, дислоцировавшихся на территории Дубновского и Костопольского районов Ровенской области. В честь этого события в селе Будераж Здолбуновского района проводом ОУН были специально организованы для венгров вечер художественной самодеятельности и парад отрядов УПА. Переговоры закончились 3 января 1944 года подписанием соглашения. Вот часть его текста:

«1. Венгерское командование не будет проводить никаких враждебных действий против УПА и украинского населения.

2. Подразделения УПА не будут осуществлять политических и вооруженных выступлений против венгерских гарнизонов на Украине…

3. Венгерское командование будет сообщать командованию УПА о действиях советских партизанских подразделений или коммунистической разведки. Командование УПА будет ставить в известность венгерские штабы о всех известных ему передвижениях большевистских партизан.

4. Венгерские гарнизоны могут получать от хозяйственных подразделений УПА необходимое продовольствие. Взамен они будут передавать в УПА соответствующее количество оружия, боеприпасов, а также другие технические и медицинские материалы…»

Руководство ОУН приняло решение о необходимости закрепления этого договора на более высоком уровне и достижения политических соглашений. В январе 1944 года «высокая» делегация в составе Е. Логуша, Е. Врецьоны, А. Луцкого и В. Мудрого, совместно с венгерским подполковником Падани, вылетела на венгерском самолете в Будапешт, где провела ряд встреч с офицерами из высшего командного состава. Они заверили представителей ОУН, что регент Венгрии Хорти осведомлен о происходящих переговорах. Было достигнуто соглашение о совместных боевых действиях против СССР, за что венгерская сторона обещала в случае необходимости предоставить возможность эмиграции в Венгрию руководящим деятелям оуновского подполья на Украине.

Характерным примером взаимодействия ОУН-УПА с немецкими войсками является факт замены 13 января 1944 года в городе Камень-Каширский Волынской области немецкого гарнизона отрядами УПА. Ушедший гарнизон оставил оуновцам 300 винтовок, 2 ящика патронов, 65 комплектов обмундирования, 200 пар белья и другое снаряжение.

В марте 1944 года партизанами соединения А. Ф. Федорова, действовавшими тогда в северных районах Волынской области, при отражении вооруженного нападения УПА был захвачен документ, подтверждающий тесную связь «борцов за самостийную Украину» с немцами. Вот его текст:

«Друже Богдан! Пришлите 15 человек к нам в курень, которые будут работать на строительстве моста. 3 марта 1944 года я договорился с немецким капитаном Ошфтом, что мы построим мост для переправы немецких войск, за что они дадут нам подкрепление — два батальона со всей техникой. Совместно с этими батальонами 18 марта с. г. мы очистим от красных партизан лес по обе стороны р. Стоход и дадим свободный проход в тыл Красной Армии своим отрядам УПА, которых там ждут. На переговорах мы пробыли в течение 15 часов. Немцы нам устроили обед. Слава Украине! Командир куреня Орел. 5 марта 1944 года».

Из документа, определяющего условия сотрудничества ОУН-УПА с немцами в Рава-Русском районе Львовской области, ясно, что руководители УПА обязывались задерживать и передавать гестапо советских разведчиков, доставлять добываемые советские шифры, сообщать о дислокации советских и польских партизанских отрядов и совместно с немецкими вооруженными силами и полицейскими подразделениями принимать меры к их уничтожению, а также выдавать немецкой полиции дезертиров из дивизии СС «Галичина».

Сотрудничество УПА с немцами не было рядом фактов местного, единичного порядка, а поощрялось «сверху» и получило широкое распространение. Главнокомандующий полицией безопасности и СД по Украине бригадефюрер СС Бреннер 12 февраля 1944 года осведомил подчиненные ему разведорганы в западных областях Украины о том, что руководители УПА обязались забрасывать в советский тыл своих разведчиков и о результатах их работы информировать отдел 1-ц боевых групп, находившийся при штабе германских армий «Юг». В связи с этим Бреннер приказал: разрешить свободное передвижение агентам УПА с соответствующими пропусками; запретить изъятие оружия у членов УПА, а при встрече групп УПА с немецкими воинскими подразделениями пользоваться условными опознавательными знаками (растопыренные пальцы поднятой перед лицом кисти левой руки).

12 февраля 1944 года разведывательным отделом 1-ц боевой группы Прюцмана при штабе германских армий «Юг» был издан приказ, в котором отмечалось, что в результате успешно законченных переговоров немецкого командования с украинскими националистами достигнута договоренность о взаимном ненападении и помощи в вооруженной борьбе с Красной Армией. ОУН-УПА предписывалось также ведение разведки в пользу немецкого командования.

9 февраля 1944 года в районе сел Башковцы, Тилевка и Угорек Шуйского района Тернопольской области передовыми частями Красной Армии была ликвидирована в ходе боевого столкновения вооруженная группа ОУН, которой руководили два немецких офицера. В том же районе была частично ликвидирована банда ОУН численностью около 60 человек, возглавляемая Панасюком. Эта группа была переброшена абвером через линию фронта южнее города Броды Львовской области. При ликвидации указанных банд захвачены: немецкая портативная радиостанция, значительное количество оружия немецкого производства. Среди убитых обнаружены трупы семи немецких военнослужащих.

В начале марта 1944 года сотня УПА, возглавляемая куренным по кличке «Макс», в местечке Подкамень Бродовского района Львовской области встретилась с одним из воинских подразделений немецкой армии. С согласия немцев бандиты разграбили местный католический монастырь и повесили нескольких ксендзов. От командования немецкого гарнизона курень получил 4 станковых пулемета, 300 винтовок, 25 тысяч штук патронов, 3 ротных миномета с 35 минами к ним и несколько военных топографических карт. Данный факт сотрудничества УПА с немецкими военными и разведывательными органами, а также чинимых зверств по отношению к полякам подтверждается письмом начальника гестапо и СД в Кракове оберфюрера СС Биркампа.

15 марта 1944 года Биркамп сообщал вышестоящему руководству о том, что в районе пос. Подкамень Бродовского района немцы передали бандам УПА оружие, боеприпасы и перевязочные материалы, а также отметил, что «к УПА необходимо относиться, как к своим союзникам».

Документ (дело СД-4 № 123/44 от 4 апреля 1944 года), составленный гауптштурмфюрером СС и уголовным комиссаром СД Паппе, свидетельствует о начале его переговоров с руководителями группы УПА, пребывавшими в Рава-Русском и прилегающих к нему районах.

Командир разведывательной группы немецкого воинского подразделения Лобау, также участвовавший в этих переговорах, в своем рапорте докладывал, что руководитель группы УПА при встрече с ним сделал следующее заявление:

«Участники УПА нашли полное понимание со стороны вермахта и сожалеют, что с гестапо еще не достигнуто такого единства. Планы УПА не направлены во вред немецким интересам;

— УПА никоим образом не нарушала немецких коммуникаций и подвоз на Восток, хотя имела такие возможности;

— УПА воюет не против немцев, а только против Красной Армии…»

На этих переговорах представитель УПА заверил Паппе, что они готовы выделить в распоряжение немцев один курень, т. е. батальон, для заброски в тыл Красной Армии с задачей срыва снабжения советского фронта, совершения террористических актов, ведения военной разведки в пользу вермахта. На этом же совещании, в ответ на предложение руководителя полиции безопасности в Рава-Русской Хагера, представитель УПА обещал провести в пользу немцев заготовку и поставку скота, зернофуража, продовольствия.

27 февраля 1944 года начальник полиции безопасности и СД Галиции доктор Витиска сообщил в Берлин штурмбанфюреру СС Эрлиху и в Краков оберфюреру СС Биркампу о том, что банды УПА избегают вооруженного столкновения с немцами. В тех случаях, когда УПА захватывала немецких военнослужащих, им предлагалось занять руководящее положение в банде. При их отказе задержанные освобождались и с пропусками УПА свободно возвращались в расположение немецких войсковых частей.

8 апреля 1944 года уголовный комиссар полиции безопасности и СД Галиции Паппе имел беседу с сотрудником разведывательной группы 1-ц Прюцмана штурмбанфюрером СС Шмитцем о переговорах, которые тот проводил с руководителем банды УПА. В составленной по этому вопросу справке Паппе отметил, что, по словам Шмитца, боевики УПА использовались немцами в тылу Советской Армии в диверсионных и разведывательных целях. Шмитц высказал убеждение, что «банды УПА честно стремятся всемерно поддерживать германские интересы».

Особый интерес представляет содержание переговоров Герасимовского — члена и представителя Центрального провода ОУН-б — с руководителями германских оккупационных властей в генерал-губернаторстве. («Герасимовский» — кличка бывшего капеллана «Нахтигаля» и члена Центрального провода ОУН Ивана Гриньоха.) Приведем выдержки из трофейных немецких документов.

Первая встреча «высоких договаривающихся сторон» состоялась 5 марта 1944 года. В совершенно секретном «государственной важности» документе № 90/44 от 13 марта 1944 года, адресованном командующему полиции безопасности и СД в генерал-губернаторстве, уже известный нам эсэсовский чин Паппе сообщал следующее:

«Краков. 5 марта 1944 года состоялась встреча моего референта 1/с с одним украинцем, назвавшим себя Герасимовским и утверждавшим, что он уполномочен центральным руководством бандеровской группы ОУН вести переговоры от имени политического и военного сектора этой организации, представляющей все территории, на которых проживают украинцы… Герасимовский высказал следующие положения ОУН (группа Бандеры):

1. Полиция безопасности впредь не будет арестовывать украинцев за нелегальную политическую деятельность, если бандеровская группа ОУН будет твердо придерживаться своего обещания вести активную борьбу исключительно против большевизма и прекратит всякий террор и всякие попытки… Бандеровская группа ОУН хотела бы доказать свою добрую волю и свое честное стремление к сотрудничеству тем, что она не настаивает на освобождении отдельных политических заключенных, если полиция безопасности по каким-то соображениям особенно заинтересована в содержании их под арестом. Она достаточно благоразумна, чтобы ни разу не потребовать освобождения Бандеры… Что касается подготовительных военных мероприятий, то они должны распространяться исключительно на организацию предстоящей борьбы с большевизмом или на выполнение боевых задач, которые будут поставлены перед организацией германской стороной…

… Группа ОУН под руководством Бандеры дает следующие обещания:

1. Группа Бандеры соблюдает безусловную и полную лояльность относительно всех германских интересов, в частности, службы подвоза и снабжения, германских сооружений на Востоке, и необходимые условия режима в зоне оперативного тыла группы войск.

2. Бандеровская группа ОУН предоставляет в распоряжение полиции безопасности добытые ею разведданные о большевизме, коммунизме и польской стороне и позволяет полиции оценивать и использовать эти сведения по своему усмотрению…

4. Бандеровская группа ОУН будет использовать свои военные силы против советских банд и в других военных акциях подобного рода.

О дальнейших действиях УПА должны состояться особые переговоры».

Если первую встречу с Герасимовским вел референт полиции и службы безопасности в Кракове, то на вторую встречу, которая проходила во Львове в конце марта 1944 года, пожаловал сам криминаль-комиссар Паппе. Её содержание отражено в совершенно секретном, «государственной важности» документе, датированном 24.03.1944 года. Цитируем.

«1) ОУН готова немедленно прекратить всякую деятельность, наносящую ущерб германским интересам…

2) ОУН (группа Бандеры) обязуется предоставить в распоряжение полиции безопасности все разведданные о большевизме, коммунизме и о польском движении сопротивления. Кроме того, ОУН готова сотрудничать с немцами во всех военных областях, которые окажутся необходимыми в борьбе против общего врага (большевизма)… С целью обеспечения интенсивности ведения боевых действий против общего врага ОУН желает, чтобы немцы поставляли ей конспиративным путем боеприпасы, оружие и взрывчатку. Доставка оружия и диверсионных материалов с немецкой стороны через линию фронта в боевые подразделения УПА должна осуществляться по всем правилам конспирации, чтобы не дать повода большевистскому режиму выставить оставшихся за линией фронта украинцев как германских пособников и агентов… ОУН желает впредь вести переговоры и заключать соглашения лишь централизованно, и чтобы партнером по переговорам с германской стороной была по возможности полиция безопасности, так как она знает правила конспирации и умеет их использовать, в то время как другие инстанции и заведения такими знаниями не владеют…»

Третья встреча Герасимовского с высоким немецким начальством зафиксирована в секретном документе, составленном во Львове 29.03.1944 года. Вот выдержки из него: «Господин командир начал с заявления, что германские оккупационные власти, и особенно охранная полиция, с пониманием относятся к борьбе за самостоятельность, которую ведет бандеровская группа ОУН… Именно сегодня украинцам представилась возможность доказать свои солдатские достижения и доблести, именно сейчас, когда большевистская опасность подошла вплотную к Западной Украине… Похоже, что украинцы готовы не упустить последнюю возможность внести свой вклад в создание новой Европы и пойти ради этого на жертвы, в то время как латыши и литовцы сами поняли необходимость призвать свою молодежь под ружье и отправить ее на борьбу с большевизмом под руководством немцев. Этот шаг латышей и литовцев оценен, а впоследствии будет и вознагражден фюрером. Вот с кого должны брать пример украинцы, иначе они никогда не смогут достичь своих чаяний и целей…»

(Интересная параллель! Нынешние западные «спонсоры» лакейской власти на Украине снова предлагают нам брать пример с латышей и литовцев! Иначе, мол, не видать нам места в Новом Мировом Порядке… о котором, кстати, распинались и немцы — М. Б.)

Герасимовский… особенно подчеркнул, что вся нелегальная деятельность бандеровской группы ОУН есть не что иное, как борьба исключительно против большевизма и что нанесение ущерба германским интересам и вообще всякие антигерманские тенденции никогда не исходили в приказном порядке от бандеровской группы ОУН и никогда не будут исходить впредь, потому что она видит в германском народе единственного партнера, на которого можно опереться в борьбе против большевизма с надеждой на успех. Он признал, что латыши и литовцы, мобилизовав свою молодежь против большевиков, однозначно доказали фюреру, что они видят в большевизме своего смертельного врага, а в Германии — своего союзника, с которым они хотят сражаться вместе. Что касается бандеровской группы ОУН, то она так внешне откровенно не может выступить против большевиков, так как в противном случае организация лишится своей конспирации… Бандеровская группа ОУН рассчитывает завоевать уважение фюрера и своей подпольной борьбой и поможет украинскому народу заслужить подобающее ему место в новой Европе…»

Итогом четвертой встречи Герасимовского с криминаль-комиссаром стал, опять-таки, секретный документ «государственного значения», составленный во Львове и датированный 29 марта 1944 года: «При встрече господина командира с Герасимовским 27.03.1944 года последний заметил, что одному подразделению УПА, действующему за линией фронта, удалось схватить большевистских агентов: одного, одетого в форму обер-лейтенанта…. Герасимовский заявил о готовности передать захваченные документы в полицию безопасности и агентов (если они еще живы). В качестве компенсации Герасимовский потребовал освободить некоего Барабаша и госпожу Лебидь. Господин командир намерен ходатайствовать об освобождении Барабаша и Лебидь».

Пятая, но не последняя встреча Герасимовского с Паппе произошла во Львове 3 мая 1944 года. Она отражена в документе, датированном 5 мая 1944 года: «Состоялась еще одна встреча с Герасимовским, при этом он заявил, что он, согласно моему поручению, связался с подразделениями УПА в дистрикте Галиция и узнал, что УПА захватила живыми в свои руки 20 советско-русских парашютистов, сброшенных на территории Галиции… ОУН (группа Бандеры) готова передать мне этих агентов-парашютистов… Герасимовский должен сообщить мне окончательно и точно, когда и где первые агенты-парашютисты могут быть взяты охранной полицией. Герасимовский… обещал представить мне материалы о новом статусе советско-русских политруков в Красной Армии и данные о деятельности генерала Ципаева…»

Все вышеперечисленные трофейные документы (и не только) не оставляют сомнения в том, что, во-первых, бандеровцы просили, а гитлеровцы обязывались поставлять оружие «украинским повстанцам» для вооруженной борьбы с советскими и польскими партизанами и частями Советской Армии; во-вторых, бандеровцы были обеспокоены возможной утечкой информации о поставках оружия УПА германской стороной. Эта информация была чревата утратой доверия со стороны местного населения западных областей Украины, принимавшего на веру пропагандистские заявления бандеровцев о том, что они якобы ведут вооруженную борьбу против «оккупантов» — как советских, так и немецких. Именно этим и мотивировалась просьба Герасимовского: поручить поставку германского оружия подразделениям УПА полиции безопасности, «так как она знает правила конспирации и умеет ими пользоваться». Кроме того, бандеровцы помогали немцам вылавливать советских парашютистов, заброшенных по воздуху в тыл врага, но желали, чтобы об этом не знали не только местные жители, но и рядовые боевики УПА, также верившие в борьбу «на две стороны». Представитель Центрального провода ОУН-б опять подчеркнул, что «вся нелегальная деятельность бандеровской группы ОУН есть ни что иное, как борьба исключительно против большевиков, и что нанесение ущерба германским интересам и вообще всякие антигерманские тенденции никогда не исходили в приказном порядке от бандеровской группы ОУН и никогда не будут исходить впредь, потому что она видит в германском народе единственного партнера, на которого можно опереться в борьбе против большевизма с надеждой на успех».

Из других трофейных документов узнаем, что обе договаривающиеся стороны добросовестно выполняли принятые обязательства. Немцы обеспечивали бандеровцев оружием, боеприпасами, снаряжением и даже направляли в подразделения УПА своих военнослужащих для совместной вооруженной борьбы с советскими войсками и партизанами. «По меньшей мере, один раз в неделю я направлял для УПА по 3–4 грузовых автомашины с оружием», — показал взятый в плен начальник отдела обеспечения штаба германских войск в генерал-губернаторстве Юзеф Лазарек. И такие отправки, по его заверению, производились вплоть до августа 1944 года.

Вот еще один трофейный документ, подтверждающий показания Лазарека. Это секретное донесение жандармерии города Каменка Бугская жандармскому управлению Львова от 5 апреля 1944 года. Капитан жандармерии Дильман извещает командира жандармерии Галиции о передаче командиру УПА оружия и боеприпасов, а также о том, что вместе с этим «подарком» командир УПА получил от полковника Эйлера определенное боевое задание…

Другой, не менее впечатляющий документ — донесение все того же Паппе в Главное имперское управление безопасности (РСХА) о результатах переговоров с Герасимовским 7 июня 1944 года. При разговоре о поставках немецкого оружия в подразделения УПА Герасимовский поднял вопрос: «Не целесообразно ли уже сейчас подумать о закладке на территории дистрикта Галиция складов оружия и боеприпасов для УПА? Однако этими складами она сможет воспользоваться лишь в том случае, если германский вермахт будет вынужден в последующем оставить часть территории дистрикта Галиция. Эти склады могли бы содержаться германской стороной в полной тайне и охраняться так, чтобы они оставались недоступными для посторонних до самой эвакуации».

Предложение представителя Центрального провода ОУН было принято и реализовано гитлеровцами. При отступлении с советской территории немцы создали в Галиции 40 секретных баз с оружием и боеприпасами. Этим занималась специальная группа абвера, возглавляемая майором Гельвихом. Данные о базах были вручены командованию УПА. Об этом после войны дали показания высокопоставленные чиновники абвера Эрих Штольце и Юзеф Лазарек.

В свою очередь верхушка ОУН-УПА скрупулезно выполняла обязательства, принятые перед гитлеровцами. Об этом свидетельствуют следующие архивные документы.

1. Секретный доклад верховного командования Южной группой германских войск «О положении банд УПА за февраль 1944 года», адресованный 4-му Управлению РСХА. Львов, 11 марта 1944 года. В нем сказано: «Национальные украинские банды препятствуют проникновению советских бандитов (так нацисты называли советских партизан — М. Б.). Есть много сообщений о схватках между украинскими бандитами (очевидно, немцы не слишком чтили и бандеровцев — М. Б.) и советскими.

Банды УПА проводят свои собственные операции против Красной Армии. Взятые в плен русские доставляются в расположение немцев для допросов. Сведения, добытые УПА о советских русских бандах и Красной Армии, сразу же передаются вермахту».

2. «Секретное, государственной важности» донесение оккупационных властей дистрикта Галиция Главному Управлению безопасности от 26 мая 1944 года. Содержание: контакты УПА с вермахтом, полицией и гражданскими инстанциями. Речь идет об окончательном прекращении и без того редких столкновений между «повстанцами» и гитлеровскими оккупантами: руководство УПА отнесло подобные инциденты к «случайным» и «самодеятельным» и постралось надежно их пресечь. Автор документа пишет:

«Представляю донесение моего передового пункта «Тернополь», находящегося в настоящее время в Бережанах, о деятельности и взглядах группы Бандеры и УПА в округе Бережаны, где их силы достигли наибольшей концентрации, но (как следует из нижеприведенного донесения) она в последнее время, несмотря на эту концентрацию и силу, ведет себя особенно лояльно по отношению к интересам Германии.

Позволю себе предположить, что в таком изменении поведения УПА не последнюю роль сыграли мои встречи с Герасимовским. Последний сообщил нашему референту во время недавней встречи, что он попытался пресечь все инциденты, происходящие по вине УПА (группа Бандеры), одним ударом. С этой целью с одобрением штаба ОУН он объехал все подразделения УПА в дистрикте Галиция и еще раз обратил внимание всех командиров отрядов на то, что по приказу штаба все отряды УПА должны относиться к немцам строго лояльно…» Далее документ предлагает «в ответ на действия УПА по уничтожению советско-русских парашютистов позволить ей сохранить свою организацию и при необходимости носить оружие…» И, наконец, еще один фрагмент: «К вопросу о переброске отрядов из района Бережан в Карпаты. Германские оккупационные власти могут быть уверены, что сосредоточение УПА в Карпатах направлено исключительно против Советов, но ни в коей мере против германских интересов. Если кто-то опасается, что УПА намерена со своих карпатских позиций воспрепятствовать возможному отступлению германских войск, то это предложение ложное».

Итак, архивными документами опровергаются утверждения современных апологетов бандеровщины, что украинские националисты якобы защищали украинский народ от немцев, в частности, от изъятия оккупантами скота и иного имущества. Как видно из приказа командования 13-го армейского корпуса, националисты не препятствовали немцам изымать у селян скот и иное имущество для потребностей вермахта, а лишь поставили условие: такие действия законны, если совершаются в присутствии сельского старосты, т. е. члена ОУН. И немцы приняли это условие, чтобы поддержать авторитет бандеровских «союзников» (вернее, холопов) и избежать ненужных эксцессов.

В донесении командира Тернопольской тайной полиции командиру охранной полиции и СД в дистрикте Галиция оберштурмбанфюреру СС доктору Витиске от 22 мая 1944 года говорится: «За отчетный период в подведомственном округе политическая обстановка заметно успокоилась… УПА отдала распоряжение прекратить всякие нападения на немцев. Это распоряжение, по всей видимости, строго выполняется. Даже рабочая сила для выполнения дорожно-строительных и окопных работ выделяется безоговорочно…»

Во многих трофейных немецких документах подтверждается, что Центральный провод ОУН-б и командование УПА отдали приказ, запрещающий под страхом наказания совершать вооруженные нападения на немцев. В докладной записке командира охранной полиции и СД в дистрикте Галиция от 6 июня 1944 года в адрес вышестоящей инстанции сообщается о том, что на день раньше рядовые бандиты УПА схватили двух военнослужащих вермахта и доставили их в Межиглоды, где намеревались их расстрелять. Однако расстрел не состоялся по приказу руководства «повстанцев».

Подобные нападения были единичными и потому не могут рассматриваться как акции УПА. Более того, недопустимо утверждать, что УПА якобы воевала против немцев. Все это — легенды, которыми старые бандеровцы пичкают «национально сознательных» молодых зомби…

Разумеется, бывали отдельные стычки локального характера между немцами и оуновцами. Но поводом к ним служил тот факт, что боевики УПА нередко неожиданно появлялись вблизи расположения германских войск в форме бойцов и командиров Красной Армии. (Этот «маскарад» совершался в провокационных целях, чтобы вину за карательные акции против населения сваливать затем на советские войска и спецслужбы. Сегодня лжи бандеровских провокаторов у нас верят…) В связи с этим генеральный штаб 13-го армейского корпуса 22 февраля 1944 года издал приказ, в котором, в частности, сказано: «Так как в борьбе с бандами нельзя сразу установить… какой национальности банда и каковы ее настроения, рекомендуем националистическим украинским соединениям при приближении немецких войск без боя удаляться».

В справке СБУ № 113 от 30 июля 1993 года указывается: «В архівах містяться матеріали, трофейні документи ОУН-УПА та німецьких спецслужб, які свідчать лише про дрібні сутички між підрозділами УПА та німцями в 1943 році. Ніяких значних наступальних чи оборонних операцій, масштабних боїв в документах не зафіксовано. Тактика боротьби підрозділів УПА з німцями в зазначений період зводилася до нападів на пости, дрібні війскові підрозділи, оборони своїх баз, засідок на дорогах».

Видимо, поэтому на сайте Украинской Повстанческой Армии в разделе «100 найбільш переможних битв УПА з німецькими каральними військами» встречаем такие, к примеру, «победные реляции»: «07 лютого 1943 — cотня УПА під командуванням Довбешка-Коробка провела наступ на загін жандармерії у м. Володимирець. Містечко повністю визволено від ворога, здобуто 20 одиниць вогнепальної зброї, 65 ковдр, амуніцію та інші речі. Втрати ворога: 7 вбитих, включно з командиром жандармерії, інші розбіглися. Втрати УПА: 1 вбитий і 2 ранених». Вот это сражение! Куда там битве за Сталинград или освобождению Киева!..

 

Мартиролог жертв националистов

Зато мартиролог жертв отрядов УПА, оставшихся в тылу Красной армии после ее движения на Запад, с конца войны и по середину 50-х годов, воистину скорбен и бесконечен. Глубоко символично, что последнее массовое захоронение жертв бандеровского террора, 67 жителей села Дядьковичи Ровенской области, произошло в день провозглашения независимости Украины — 24 августа 1991 года.

Бывший член одной из боёвок, у которого хватило мужества покаяться перед своим народом, писал о послевоенной деятельности УПА: «Тепер націоналістичні борзописці на закордонних смітниках намагаються довести, що УПА не співробітничала з фашистським вермахтом, не допомагала гестапівцям гнобити український народ. Не буде з цієї муки хліба, панове! Я був в УПА, йшов разом з німецькими військовими частинами проти Радянської Армії і краще знаю правду про УПА.

УПА нічим не відрізнялась від сумної пам’яті дивізії СС «Галичина». І ця, і та вели боротьбу проти свого народу, виручаючи гітлерівських убивць. Така правда про УПА. Шила в мішку не сховати.

Коли радянські війська зайняли Карпати, ми, забившись у гірські кутки Сколівського і колишнього Славського районів, ночами налітали на найближчі села, тероризували населення, вбивали сільських активістів, знищували цілі сім’ї, грабували харчові продукти, а згодом пиячили і чекали приходу… американців. Особливо аморально, розпусно поводилися старшини. Не проходив день без розгулу, пияцтва, диких оргій, убивств. Почали поширюватися венеричні хвороби. Відомо, що й сам «головнокомандуючий» УПА Чупринка (кличка Романа Шухевича) лікувався від хвороби, яку в народі колись називали «поганою».

Багато я пережив у той час, багато бачив у ті пропалі для мене роки. У цьому короткому листі не розповісти і сотої частини. Вбивства, катування, моральне падіння, звірячий жах перед карою народною, приреченість і намагання будь-якою ціною відстрочити свою неминучу загибель — ось чим жили насправді упівські зграї.

Наведу ще кілька окремих прикладів, найбільш характерних для розкриття страшної мерзенності, зрадництва і жорстокості бойовиків УПА.

Короткий час старшинську школу, в якій я вчився, охороняв курінь отамана «Різуна». Треба признатись, що цей бандит знайшов собі кличку, яка прекрасно визначала його суть. Я був свідком неодноразових розправ над мирним населенням, а також над рядовими «бійцями» УПА, які чомусь не сподобались курінному або допустили якусь провину. Таким же звіром був і сотник «Карпенко» (студент Богдан Сікора, родом із Дашави), надрайонний провідник «Ромко» та багато інших. Я згадаю тільки одну з багатьох «пацифікаційних акцій», які здійснив «Ромко».

Це було у Стрийському районі, де я переховувався, втікши після розгрому наших боївок Радянською Армією. Населення району щораз з більшою ненавистю ставилось до нас, втішалось першими успіхами свого нового життя, щиро допомагало органам Радянської влади. У селі Яблунівці молодь організувала самооборону і зі зброєю в руках охороняла від нас здобутки радянського життя, спокій свого села.

Це розлютило верховодів банди. Вони вирішили вчинити над селом криваву розправу. Вночі велика група «есбістів» під керівництвом «Ромка» напала на село. Що діялось у цю жахливу ніч! Бандити палили людей живцем, замкнувши їх в хатах, розбивали об стіни голови дітей, ґвалтували дівчаток, знущалися з сивих. Однак села так і не вдалося захопити у свої руки!».

Поименный учет жертв националистического террора начался только в 1990 году, по инициативе коммунистов Львовщины. Лишь за один год были собраны следующие данные: в Волынской области — 25700 человек погибли от рук бандитов, во Львовской — свыше 40000, в Ровенской — 29390, в Черновицкой — 1182 человека. За каждой цифрой этого далеко не полного скорбного перечня — конкретные человеческие трагедии, которые и сегодня незаживающими ранами бередят сердца живых… Одной из причин долгого замалчивания общего количества жертв была забота о дружбе народов СССР. Многие пострадавшие россияне, белорусы и др. вполне могли перенести виновность оуновцев на всех украинцев… Яркий тому пример: процесс над Григорием Васюрой, начальником штаба 118 полицейского батальона, уничтожившего Хатынь, прошел в закрытом режиме.

Когда списки убитых были опубликованы, в редакции газет сразу хлынули десятки тысяч писем. Писали родственники жертв послевоенного террора УПА. Подтверждали, добавляли факты… Но с объявлением независимости Украины к власти в стране пришли те, кто сначала пытался скрыть преступления националистов, а позднее объявил палачей героями, борцами за свободу. Газеты стали закрываться или «менять профиль», у их руководства начали резко меняться убеждения (если таковые имелись)… А списки жертв постепенно забывались. Не то, что в Польше… Там недавно вышла книга с мартирологом жертв бандеровского террора в Ровенской области. Эти данные публиковались в газете «Червоний прапор» с 20.XII.1990 года по 1.VIII.1991.

Вот отдельные документы из скорбного списка, приведенного поляками и опубликованного газетой.

Из отчета за 20 дней, начиная с 29.Х.1943 года, бандеровской сотни «Палия»: «Переловили двох комунарів, зліквідували. Наша СБ зліквідувала також 10 люду в с. Бегень, у Ставках переловлено одного комунара Івана Ващенка. 3.Х.43 р. в Дядьковичах арештовано татарку, зліквідовано, а майно передане до місцевої господарчої частини. Арештували дезертира з відділу «Орла», зброю забрали, а його скарали…»

Из отчета атамана боевки «Матвея»: «Боївка «Жмайла» скарала на смерть Арсена Воложнюка, знищила Павла Мельника, він був за Совітів головою. Дня 16.VI.44 р. боївка «Олега» вночі дужке сильно скалічила Захарчучку, яка в больниці померла...»

Из отчета «полицейско-исполнительного отдела» УПА за полгода по Березневской округе:

«а) скарано за комунізм — 111 осіб.

б) сексотство — 59.

в) НКВД — 67.

г) родини — 70

307 осіб

Протоколи дано

5. V.44 р. Слава Україні! Героям Слава!

«Чорний»

Еще один людоедский отчет уповца: «У селі Мізочку (Здолбунівського району) знищено полоненого кацапа… У с. Борщівка забрано вчительку і її чоловіка, їх знищено.

Слава Україні!

«Тур».

Далее — свидетельства уцелевших.

«Зарічне. 17 квітня 1944 року в селі Храпин зграя Івана Пантика вбила партизана Романа Омельчука, пограбувала обійстя. 17 червня 1944 року на хуторі Жигалівка Вулько-Речицької сільради знищено дві сім’ї — 13 душ… У селі Великі Телковиці знищено Петра Гаврилюка і 13-річного хлопчика Панаса Апанчука, бо підтримували зв’язок з радянськими партизанами. 21 січня 1945 року у селі Борове кати «Ясена» вбили інваліда війни Ісидора Мельника і Максима Поляка. 5 березня 1945 року боївка «Шугая» в селі Вовчиці убила Семена Івановича Шваю, Данила Семеновича Шваю, Никанора Франковича Ковтуновича, Юхиму Микитівну Шваю, Христину Микитівну Шваю і Антосю Андріївну Судинович… У селі Судче закатовано Степана Дем’яновича Гутька, 1884 року народження, за те, що його син був у партизанах і воював з фашистами. 17 вересня 1945 р. банда «Босоти» повісила жителя села Вулька-Речиця Василя Савовича Шрамовича, 68 літ… Бандгрупа «Комара» закатувала на Привітовських хуторах громадянку Петровець…

З листа до редакції: «Влітку 1945 року бандити «Мамая» у селі Волиця Збитинська по-звірячому замордували Ганну Андріївну Бондарчук (1896), її дочку Федору Йосипівну (1926) і Ніну Йосипівну Бондарчук (1924). Напишіть, що бандити кололи її ножами у живіт і груди, повиколювали очі, а як задовольнились цим катуванням, то постріляли тих людей і спалили їх у хаті. Прізвища свого не вказую, бо боюсь тих бандюг. Вони сьогодні знову піднімають голови, хай будуть вони прокляті».

Дубровиця. У лютому 1944 року в селі Кураж була убита Анастасія Колковець і вкинута в річку… У селі Мачулище вбиті Йосип Йосипович Червонка і Уляна Кузьмівна Червонка.

З листа до редакції: «Назвіть ката Микиту Жакуна, бандерівська кличка його «Медвідь», він убив 5 грудня 1944 року в селі Залужжя Тетяну Федорівну Котяш, Агафію Євсеївну Котяш, їй уже тоді було за 60 років, Параскеву Матвіївну Алексеєвець, восьмирічного Василя Алексеєвця, Матвія Матвійовича Котяша — 16 літ, п’ятирічного Івана Алексеєвця, Івана Платоновича Котяша (1891), Хаврону Олексіївну Котяш (1891), Федору Іванівну Котяш — 19 років їй було. І щоб знали ви, членів сім’ї Івана бандити склали у штабель у хаті і спалили. Котяг В.»

Сарни. Із довідки про злочин банди Пилипа Будькевича — «Стожка»: в селі Любковичі в 1944 році вбиті Тихін Федосійович Стельмах і члени його сім’ї в кількості 8 осіб, серед яких малолітні діти…

У Володимирецькому районі особливо виділялась катуванням мирного населення зграя СБ «Богдана», його справжнє ім’я — Кіндрат Шух. Це очолювана ним банда у 1943 році повела до Стиру жінку — родичку Костянтина Рибчинчука. Вдарили її по голові сокирою, а потім утопили…

На території колишнього Висоцького району (нині Дубровицький) діяла бандгрупа районного провідника ОУН-УПА «Діброви»… Вони закатували в селі Городище Івана Павловича Гречка, Олексія Івановича Новіка, Федора Федоровича Гречка, Івана Нестеровича Гузика, Олександра Юхимовича Магиру та ще трьох осіб; у селі Тумень — 7 душ; у селі Бродець були вбиті Віктор Іванович Кулик, Васильєв, Михайло Данилович Мендель.

Рівненський район. 9 липня 1945 року в с. Волошки вбитий голова земельної комісії (прізвище не встановлено)… забрані бандерівцями Любов Устимівна Антипчук (1929), Надія Кирилівна Антипчук (1920), Іван Петрович Терещук, Анафія Дорофіївна Терещук, Віра Іванівна Терещук. У Решуцьку 29 грудня 1946 року вбито трох місцевих жителів.

Дубно. 28 серпня 1946 року у селі Рідкодуби вбитий голова сільради Михайло Олексійович Сурмай (1908). 21 травня 1945 року закатований Василь Трохимович Романюк.

Сарни. 13 липня 1944 року у селі Камінне убиті Ганна Герасимівна Ковальчук і 5 її діток. 19 серпня 1944 року в Олексіївці позбавлені життя Сава Григорович Мастерук — 50 років, його дружина і 4 дітей, Уляна Мастерук і 5 дітей. У селі Вири закатовані Михайло Ковальчук, його дружина і 4 дітей, Яків Вознюк і його дружина…»

Списки невинных мучеников можно было бы продолжать. Только вот не даст на это благословения «оранжевая» власть. Для нее жертвы бандеровских садистов — «чужаки» либо «оккупанты»…

 

Между Гитлером и Сталиным

В статье 27 конкордата между Ватиканом и нацистской Германией говорилось: «Церковь обеспечивает немецкой армии руководство персоналом католического вероисповедания…» Каждую немецкую военную часть, где были католики, окормлял католический капеллан. Украинские части в германской апрмии действовали по тому же принципу.

В специаль-батальон «Нахтигаль» имени Степана Бандеры митрополит Шептицкий назначил капелланом Ивана Гриньоха. Последнего представил своим шефам из абвера сам Бандера, сославшись на авторитет Шептицкого. У абвера эта кандидатура возражений не вызвала, тем более, что с 1939 года Гриньох был агентом немецких спецслужб.

18 июня 1941 года «Нахтигаль» был направлен к советско-германской границе, где капеллан Гриньох привел его личный состав к присяге на верность служения Германии и ее фюреру. Конечно, не обошлось без молитвы в честь «вождя» ОУН. Дрогобычская газета «Вільне слово» 16 июля 1941 года писала: «Около трех часов утра в понедельник 30 июня вошли в город первые патрули немецкой армии. Это были украинцы из батальона под командованием Романа Шухевича. Они направились прямо к митрополиту Андрею Шептицкому». Выслушав доклад Гриньоха, глава униатской церкви Шептицкий благословил «нахтигалевцев». Сам штаб разместился в облюбованном Шухевичем и Оберлендером Доме студента на Кадетской горе.

…Заглянем ненадолго в будущее. 22 октября 1959 года профессор Берлинского университета А. Норден на пресс-конференции заявил, что министр по делам переселенцев и беженцев в правительстве ФРГ Теодор Оберлендер причастен к массовому уничтожению гражданского населения Украины и Северного Кавказа в годы войны. Заявление было сделано на основании многочисленных свидетельских показаний, собранных «Комитетом германского единства».

Созвав в Бонне ответную пресс-конференцию, Оберлендер рассказал на ней о том, что якобы его «соловушки», войдя во Львов, нашли на плитах собора св. Юра… закованного в кандалы «кардинала» (!) Андрея Шептицкого. Но эту ложь опровергнул живой свидетель тех событий — бывший камердинер Шептицкого, Степан Гавриляк. В своем письме в газету «Львовская правда» он сообщил: «Я… служил лакеем у митрополита Шептицкого. До самой его смерти 1 ноября 1944 года неотлучно находился при нем. Во время отступления из Львова советских войск в июне 1941 года я также неотлучно находился при митрополите. Его никто не арестовывал и даже никто из военных и гражданских служащих к нему не заходил»…

Владыка униатской церкви не предпринял никаких мер, чтобы прекратить зверства, чинимые нахтигалевцами и почувствовавшими вкус крови полицаями. Даже тогда, когда жена схваченного националистами академика Цешинского, который лично был знаком с митрополитом, попросила последнего оказать содействие в освобождении мужа, Шептицкий ответил, что он «не вмешивается в мирские дела».

А чем был занят в это время отец Гриньох, кроме докладов митрополиту о происходящих во Львове событиях? Он постоянно встречался с нахтигалевцами, вдохновлял их на новые зверства… а также, как человек, хорошо знавший Львов и имевший большой круг знакомств в среде униатской паствы, создавал агентуру по заданию своего шефа из абвера Ганса Коха, прибывшего во Львов вместе с «Нахтигалем» и в первые недели оккупации постоянно проживавшего в резиденции митрополита. Кох занимался сбором разведывательной информации, способствующей успешному продвижению германских войск на фронте, подбором агентуры для заброски в тыл Красной Армии — и в этом получал неоценимую помощь от капеллана Гриньоха.

Бывший сотрудник абвера, фельдфебель Альфонс Паулюс показал: «Кроме групп Бандеры и Мельника… абверкоманда-202 использовала украинскую православную церковь (т. е. греко-католическую — М. Б.). В учебных лагерях генерал-губернаторства проходили подготовку и священники украинской униатской церкви, которые принимали участие в выполнении наших заданий наряду с другими украинцами… Прибыв во Львов с командой 202-Б (подгруппа II), подполковник Айкерн установил контакт с митрополитом украинской униатской церкви. Митрополит граф Шептицкий, как сообщил мне Айкерн, был настроен пронемецки, предоставил свой дом в распоряжение Айкерна для команды 202, хотя этот дом и не был конфискован немецкими воинскими властями. Резиденция митрополита находилась в монастыре во Львове. Вся команда снабжалась из запасов монастыря. Обедал митрополит, по обыкновению, вместе с Айкерном и его ближайшими сотрудниками. Позднее Айкерн, как начальник команды и руководитель отдела ОСТ, приказал всем подчиненным ему отрядам устанавливать связи с церковью и поддерживать ее».

Как свидетельствовал взятый в плен советскими войсками бывший штурмбаннфюрер СС, начальник церковного отдела IV управления Главного управления имперской безопасности Карл Нейгауз, «после начала Восточного похода и в течение всей войны германские правительственные органы имели тесный контакт и полную поддержку со стороны униатской церкви в Польше и на Украине. Главой этой церкви был львовский архиепископ граф Шептицкий. Он и его церковь являлись передовым отрядом Ватикана на Востоке для осуществления давнишней цели Рима — подчинения себе всей православной церкви.

Руководимое Шептицким униатское духовенство с первого дня нападения на Советский Союз, полностью включившись в гитлеровскую военную политику, оказывало немцам всяческую поддержку и получало от них за это соответствующее вознаграждение.

Шептицкий и его ближайшие сотрудники… играли активную роль в создании из украинских националистов дивизии СС «Галиция». В состав этой дивизии СС включились многие члены ордена «святого Василия» (василиане) во Львове и униатские священники. Это был один из редких случаев, когда представители церкви добровольно, непосредственно участвовали в эсэсовской организации.

Шептицкий был связан с германской разведкой — абвером и СД. С ним тесно сотрудничал офицер абвера, профессор теологии Кох из Бреславля. Он был уроженец Галиции и с помощью Шептицкого установил тесный контакт с украинскими националистами Бандерой и Мельником. Весьма характерно то обстоятельство, что Шептицкий не возражал против размещения в его монастыре во Львове одного из отрядов абвера и щедро угощал его сотрудников. Надо сказать еще, что Шептицкого соответственно компенсировала германская разведка. Так, он получил по указанию Главного управления имперской безопасности за свои заслуги перед Германией 10 000 экземпляров Библии на русском языке и использовал их в миссионерских целях на Украине. Кроме Шептицкого, это никому не разрешалось».

Придавая большое значение униатской церкви как своему форпосту на Востоке, папа действовал не только через митрополита Шептицкого и прелата Веркуна, но посылал в страны Центральной Европы и других своих представителей в целях подчинения православной церкви католической».

Во Львове уже начинались убийства евреев и польской интеллигенции, но 1 июля 1941 года митрополит Шептицкий через газету «Сурма» выступил с обращением к народу: «Уведомляю тебя, украинский народ, о том, что услышаны наши покорные молитвы, призываю тебя проявить благодарность Всевышнему, верность его церкви и послушание власти. Военное время потребует еще много жертв, но дело, начатое во имя бога и с божьей благодатью, будет доведено до успешного конца. Неизбежные жертвы для достижения нашей цели, прежде всего, будут заключаться в послушном подчинении справедливым божьим законам, непротивным приказам власти… Победоносную немецкую армию приветствуем как освободительницу от врага. Установленной власти отдадим должное послушание…»

Оуновская газета «Сурма» рядом с обращением митрополита напечатала статью под заголовком «Пусть немецкая армия чувствует себя на Украине дорогой гостьей». Вот строки из статьи: «Два года постоянных побед, два года безудержного марша немецких вооруженных сил покрыли германскую армию лаврами военной славы, рыцарского геройства. От победы к победе железным шагом современного витязя устанавливает немецкая армия новый порядок в мире». Оуновские борзописцы призывали народ встречать гитлеровцев «восторженными возгласами радости, цветами, счастливыми улыбками, горячими аплодисментами и криками: «Да здравствует непобедимая немецкая армия! Да здравствует ее вождь Адольф Гитлер!»…

5 июля Шептицкий обращается к униатскому духовенству и верующим со вторым пастырским словом: «По воле всемогущего и всемилостивого бога начинается новая эпоха в жизни нашей родины. Победоносную немецкую армию, занявшую уже почти весь край, приветствуем с радостью и благодарностью за освобождение от врага. В этот важный исторический момент призываю вас, отцы и братья, к благодарению бога, верности его церкви, послушанию властям и усиленному труду. Чтобы поблагодарить всевышнего за все, что он нам дал и умолить о милости на будущее, каждый душпастырь отслужит в ближайшее воскресенье по получении этого призыва благодарственное богослужение и после песни «Тебя боже хвалим» провозгласит многолетие немецкой армии и украинскому народу».

В «Українських щоденних вістях» рядом со «Словом» митрополита было напечатано «Обращение коменданта города Львова генерал-лейтенанта Ренца». Генерал Ренц откровенно дал понять, что фашистские завоеватели пришли на Украину для того, чтобы установить здесь свое господство, и требует от всех безоговорочного повиновения: «Победоносные немецкие войска… освободили западные области украинской территории от крупных большевистских вооруженных сил, на цитаделях Львова и Луцка развевается немецкий военный флаг». Далее Ренц требовал от духовенства безусловного повиновения немецким войскам: «Церковь и ее органы, поскольку они являются представителями украинской национальной жизни, будут иметь поддержку в обществе. Однако… без разрешения военных властей не имеют права издавать никаких полицейских, хозяйственных и любых других постановлений, касающихся населения края».

Для населени Ренц издал следующий приказ:

«1. За малейшие попытки насилия и враждебного выступления против всех состоящих в немецкой армии устанавливается смертная казнь. В том случае, если не удастся задержать виновных, репрессии будут применяться по отношению к ранее взятым заложникам.

2. Все, кто не возвратится к месту своей работы или покинет его, будут расстреляны как саботажники.

3. Все бойцы Красной Армии и политические работники, находящиеся в городе, обязаны зарегистрироваться в течение 5-ти часов… Лица, укрывающие таких бойцов или политических работников, будут расстреляны.

4. Все огнестрельное оружие, амуницию всех родов и взрывчатые материалы сдать… За невыполнение — смертная казнь».

Кроме того, немецкий комендант категорически запретил ходить по городу после 9 часов вечера, держать у себя какие бы то ни было радиоприемники. В заключение приказа Ренц категорично предупредил, что «собрания, демонстрации, уличные шествия будут подавлены с помощью оружия».

Как же на это ответила церковь? По инициативе Шептицкого униатские иерархи на следующий день после появления приказа Ренца собрали во Львове «совещание видных представителей общественности». На этом совещании митрополита представляли его доверенные лица: И. Слипый, Ю. Дзерович, А. Каштанюк.

И. Слипый от имени Шептицкого приветствовал руководителей разных националистических групп и призвал их прекратить взаимную грызню и обвинения, чтобы объединенными усилиями «оказать более широкую деловую помощь немецкой армии-освободительнице». В принятом на совещании обращении читаем: «Представители украинской львовской общественности, собравшиеся 6.VII.1941 г., приветствуют победоносные немецкие войска под руководством великого вождя Адольфа Гитлера, несущие украинскому народу освобождение от большевистского ярма и предоставляющие ему возможность возродить самостийную украинскую державу». Эту резолюцию первыми среди 70 человек подписали Кость Левицкий и Иосиф Слипый. В тот день, в воскресенье 6 июля 1941 года, с самого утра в униатских церквах Львова звонили колокола. Они оповещали верующих, что в храме св. Юра состоится «архиерейское благодарственное богослужение» в честь Гитлера. Через несколько дней в соборе св. Спаса униатские священнослужители устроили еще одно «благодарственное богослужение» в честь Гитлера и его «славного воинства». И. Слипый, епископы Чарнецкий и Будка снова провозгласили «многие лета» кровавому фюреру, благодарили за «освобождение» и просили у бога «скорейшей победы немецкой армии».

10 июля 1941 года греко-католические иерархи вместе с националистическими лидерами провели во Львовском оперном театре «Манифестацию благодарности и уважения к фюреру Адольфу Гитлеру и немецкой армии». Для чествования гитлеровцев в оперный театр прибыли епископы И. Слипый, Н. Будка, члены митрополичьего ординариата, митрополичьего капитула, духовенство, монахи-василиане. Здание театра было увешано полотнищами с нацистскими лозунгами. На фронтоне театра красовались надпись «Благодарим фюрера Великой Германии» и нацистский флаг с черной свастикой. Рядом — трезубец и желто-голубые флажки. На сцене театра висел огромный портрет Гитлера, в зале — фашистские и оуновские лозунги.

Вечером на сцене появляются генералы фон Кранц и фон Рок, полковник фон Притвиц. По поручению националистического руководства и униатского клира «мероприятие» открывает Степан Биляк. «Я имею честь, — говорит он, — открыть торжественную манифестацию преданности фюреру Великой Германии. Как представитель древнего города Львова, приветствую представителей немецких вооруженных сил, в частности пана генерала пехоты фон Кранца как городского коменданта Львова и коменданта полевой комендатуры пана полковника фон Притвица»…

25 июля владыка Шептицкий выступает с воззванием «К хлеборобам». Он призывает галицийских крестьян к «усиленному и более добросовестному труду в сельском хозяйстве, ибо от этого зависит их будущее питание, покрытие всех расходов, восстановление хозяйства, а также помощь немецкой армии путем продажи сельскохозяйственных продуктов… Само собой разумеется, что мы должны как можно больше помогать немецкой армии, ибо ей мы обязаны освобождением из большевистской неволи». Митрополит призвал верующих исправно сдавать зерно, мясо, молоко, яйца, птицу на созданные гитлеровцами по всей Галиции «сборные пункты».

1 августа 1941 года униатская и националистическая верхушка участвует в торжественной встрече с генерал-губернатором Франком. В 11 часов утра отряды полиции и войск СС с автоматами в руках окружают здание Львовского университета и прилегающие к нему улицы. Один за другим в актовый зал университета входят приглашенные — высшие офицеры вермахта и СС, националистические главари, святоюрские сановники.

В этот зал попасть непросто. Всюду охрана, тщательная проверка «аусвайсов» и приглашений… На углу улицы Словацкого, около главных ворот университета, перед входом в актовый зал выстроились эсэсовцы в черном. В 12 часов на сцене появляется генерал-губернатор Франк. В ответ на его приветствие зал, до отказа заполненный гитлеровскими офицерами и украинскими националистами, трижды выкрикивает: «Зиг хайль!»

Вот как описывает «праздничную передачу власти в Галиции» одно из тогдашних нацистских изданий. «После того как генерал-губернатора встретили у триумфальных ворот города, он в сопровождении почетного эскорта направился в университет…. Генерал-губернатор под звуки парадного марша проходит вдоль почетного караула армии и полиции. В зале заседаний генерал фон Рок произнес речь в честь генерал-губернатора д-ра Франка… Затем выступил Франк… Торжественная передача закончилась восклицаниями в честь фюрера… Капитан профессор д-р Кох представил генерал-губернатору членов украинской делегации. Ее представитель, львовский посадник д-р Полянский, сердечно приветствовал генерал-губернатора».

Может быть, д-р Полянский, а вместе с ним оуновцы и униатские иерархи выразили свое возмущение в связи с разгоном «правительства» Стецько и фактическим присоединением Западной Украины к «рейху»? Куда там! Обращаясь к Франку, Полянский заявил следующее: «Господин генеральный губернатор! Мне выпала высокая честь в качестве представителя украинского народа, в частности города Львова, приветствовать в вашем лице представителя нашего освободителя, фюрера Великогермании. Столетиями порабощенный наш народ получил теперь возможность под вашим руководством идти навстречу лучшему будущему… Заверяю вас от имени своих сограждан, господин генеральный губернатор, как представителя фюрера, в повиновении и верности» («Українські щоденні вiстi», 2 августа 1941 года).

Рядом с Полянским стоял Иосиф Слипый. Генерал-губернатор, приблизившись к ним, поблагодарил за выступление и обещал «представителям общественности и церкви» свою «личную поддержку».

Через несколько недель, 6 сентября 1941 года, митрополит по Львовскому радио обратился к верующим и духовенству с новым призывом «оказывать всемерную и эффективную помощь» немецким оккупантам. В радиопроповеди владыки Андрея снова звучали слова благодарности немецко-фашистской армии, призывы к «смиренным молитвам», дабы Господь «благословил эту геройскую армию и содействовал успешному завершению победы над безбожным коммунизмом».

Тогда же владыка обратился к Гитлеру с поздравлением по случаю захвата вермахтом Киева. «Как глава украинской греко-католической церкви, — писал митрополит, — я передаю Вашему Превосходительству мои сердечные поздравления по поводу овладения столицей Украины, златоглавым городом на Днепре Киевом!.. Мы видим в Вас непобедимого полководца несравненной и славной германской армии. Дело уничтожения и искоренения большевизма, которое Вы, как фюрер великого германского рейха, поставили целью этого похода, обеспечивает Вашему Превосходительству благодарность всего христианского мира… Я буду молить бога о благословении победы, которая явится порукой длительного мира для Вашего Превосходительства, германской армии и немецкого народа. С особым уважением Андрей, граф Шептицкий».

В своём обращении к крестьянам митрополит Андрей давал инструкции, как они должны работать, чтобы германская армия не терпела ни в чём недостатка. В «Послании к верующим» (август 1942), опубликованном всеми оккупационными газетами края, митрополит дал своей пастве строгие указания работать даже по воскресеньям, в дни религиозных праздников и «усердно выполнять… распоряжения властей». Тут же в категорической форме он потребовал от подчинённых священнослужителей «личным примером» и «советом» влиять на прихожан, чтобы они полностью выполняли работу, требуемую захватчиками.

12 января 1942 года Шептицкий снова пишет Гитлеру о том, что «провідні кола на Україні готові до тіснішого співробітництва з Німеччиною з тим, щоб вести боротьбу з спільним ворогом спільними зусиллями німецького і українського народів і встановити справді повний порядок на Україні і у всій Східній Європі».

Активная поддержка гитлеровского рейха со стороны «отцов церкви» была должным образом оценена наместниками фюрера. Оккупанты приняли решение о возврате Шептицкому земельных участков в пригороде Львова Кайзервальде, которые были национализированы в октябре 1939 года. Верхушка униатского клира начала получать ежемесячные «дотации» из фашистской казны, по специальным карточкам ей выдавались дополнительные продукты. Бригадефюрер СС Карл Ляш, назначенный губернатором Галиции, высоко отозвался о «вкладе» униатско-националистических лидеров в дело установления «нового порядка» в западных областях Украины. В интервью группе оуновских журналистов он с «особым удовлетворением» отметил, что греко-католическая церковь относится к немецким властям с «полным доверием». «Я убедился в этом, — сказал Ляш, — во время посещения митрополита графа Шептицкого и на основании беседы с ним. Мы подтвердили, что наши мысли и наши планы — едины».

В августе 1941 года митрополит Шептицкий сообщал папе: «Мы будем поддерживать немецкую армию, освободившую нас от большевистского режима, вплоть до победного завершения ею войны, которое — дай-то Бог! — раз и навсегда покончит с атеистическим, воинствующим коммунизмом».

Шептицкий неоднократно обращался к руководителям «третьего рейха» с предложением о создании «галицийских воинских подразделений» в составе фашистской армии. Когда на берегах Волги впервые прозвучало слово «катастрофа», такое разрешение было получено. По распоряжению владыки Андрея на протяжении мая — июля 1943 года во всех униатских церквах были проведены торжественные богослужения в честь создания дивизии «Галичина». Десятки униатских священнослужителей были включены в состав созданных фашистами мобилизационных комиссий. Митрополит призывал священников агитировать молодых людей с амвона вступать в дивизию.

«Львівські вісті» (№ 93, 1943 рік) так описала «урочисту церемонію» по поводу милостивого «зволення» Гітлера: «28 квітня раннім ранком у Львові по вулиці Дистрикту в будинку 14 зібрались представники уряду… війська, поліції і члени УЦК, а також представники преси. Точно о 9 годині 25 хвилин до зали входить губернатор д-р О. Вехтер. Фанфари… сурмлять «струнко», а оркестр грає українські маршеві пісні. Виступає шеф управи губернатор Бауер. Він вітає присутніх. Слово бере губернатор дистрикту «Галичина» д-р Отто Вехтер. «Неодноразові звернення галицько-українського населення, — говорить він, — до управи Галичини, до пана генерал-губернатора, до проводу рейху нарешті увінчалися успіхом. Фюрер дав зволення сформувати дивізію добровольців з галицьких українців…»

На церемонию при полном параде прибыл весь святоюрский капитул и местные униатские епископы во главе с представителем патриарха дистрикта — коадъютором Слипым. Выступать со словом-ответом поручили председателю УЦК Кубийовичу, который и заявил от имени всех националистических сил: «Сьогодні для українців Галичини справді історичний день… Милостиве зволення на формування стрілецької дивізії СС — це нагорода і особлива честь боротися пліч-о-пліч з героїчними німецькими воїнами і СС…»

Священники УГКЦ вошли в состав дивизии в качестве капелланов. Их назначение проходило в торжественной обстановке на Святоюрской горе, а благословил капелланов заместитель Шептицкого и его будущий преемник митрополит Иосиф Слипый. Протоиерей Гавриил Костельник (позднее прозревший) послал в дивизию СС «Галичина» двух своих сыновей.

В целях ускорения мобилизации униатский первоиерарх даже распорядился, чтобы в дивизию СС были зачислены «малоперспективные», с точки зрения униатских наставников, слушатели Львовской духовной академии и Малой духовной семинарии.

Старания митрополита не остались незамеченными руководством «дистрикта». В интервью газете «Львiвськi Вiстi» за 14.07.43 шеф военной управы по формированию дивизии СС полковник Бизанц заявил, что, униатские и националистические лидеры в деле мобилизации эсэсовских частей «проявили большую политическую зрелость, понимание собственных интересов и полную готовность взять в руки оружие, которое доверяют им немецкие власти». «В четверг, 8 июля с. г., — продолжал Бизанц, — военная управа посетила его экселенцию митрополита, чтобы в его лице поблагодарить все галицийское украинское духовенство за моральную поддержку в деле формирования дивизии. Мне особенно приятно констатировать, как живо интересуется его экселенция митрополит делами дивизии и как обстоятельно об этом деле проинформирован».

Бывший капеллан 14-й дивизии СС «Галичина», священник Иван Нагаевский, который в октябре 1943 года был принят митрополитом в его личной библиотеке на Святоюрской горе, вспоминал в Канаде слова владыки: «Я знаю о вашем назначении и рад, что вы согласились на эту личную жертву. Пусть Бог благословит вас на эту трудную работу. Я предоставляю вам все полномочия и привилегии, которые даются духовникам, исполняющим свои обязанности в смертельной опасности… Мы же будем тут молиться за вас всех».

Но молитвы владыки не помогли эсэсовской дивизии. В июле 1944 года она была окружена и разгромлена войсками Первого Украинского фронта. А еще через год с небольшим была освобождена от немецких оккупантов и Галичина.

И тут-то Шептицкий проявил свою воистине дьявольскую беспринципность. Так, он написал папе Пию XII: «Первыми жертвами становятся евреи. Количество замученных в нашем крае евреев, наверное, уже превысило двести тысяч…»

Летом 1944 года Красная Армия освободила Львов. Вскоре Шептицкий снова пишет поздравительное письмо, но на сей раз уже… Иосифу Сталину:

«Правителю СССР, главнокомандующему и великому маршалу непобедимой Красной Армии Иосифу Виссарионовичу Сталину привет и поклон. После победоносного похода от Волги до Сана и дальше, Вы снова присоединили западные украинские земли к Великой Украине. За осуществление заветных желаний и стремлений украинцев, которые веками считали себя одним народом и хотели быть соединенными в одном государстве, приносит Вам украинский народ искреннюю благодарность. Эти светлые события и терпимость, с которой Вы относитесь к нашей Церкви, вызвали и в нашей Церкви надежду, что она, как и весь народ, найдет в СССР под Вашим водительством полную свободу работы и развития в благополучии и счастьи. За все это следует Вам, Верховный Вождь, глубокая благодарность от всех нас.

Митр. Андрей Шептицкий. 10 октября 1944 г.»

В конце августа — начале сентября Андрей Шептицкий направил в Москву, в Совет по делам религиозных культов при СНК СССР, письмо, в котором просил о признании униатской церкви со стороны государства.

В «совершенно секретном» донесении народному комиссару УССР Савченко выдающийся украинский разведчик и религиевед Сергей Карин-Даниленко докладывал о своей встрече с мирополитом Андреем Шептицким:

«Я предъявил ШЕПТИЦКОМУ свое удостоверение, выданное СНК УССР.

Прочитав удостоверение, ШЕПТИЦКИЙ продолжал: «Вы возглавляете на Украине институцию, ведающую делами религиозных культов, поэтому для меня вы являетесь г-ном министром и позвольте мне вас так называть».

Будучи смущен и несколько даже испуган таким неожиданным рангом, пожалованным мне ШЕПТИЦКИМ, я снова возразил ему, объяснив функции Совета и уполномоченных по делам религиозных культов, упомянув также о Совете по делам русской православной церкви. При этом я подчеркнул, что эти органы ни в какой мере не являются чем-то похожим на министерство исповеданий, так как в нашей стране церковь, согласно Советской Конституции, отделена от государства.

«Все это не имеет значения, и вы для меня являетесь г-ном министром», — резюмировал ШЕПТИЦКИЙ и далее безостановочно, с большой экспрессией продолжал: «Я вам сказал, что за весь период существования Советской власти я впервые вижу у себя ее представителя. Очень сожалею об этом. Отсутствие личной связи с представителями Советской власти мешало тому взаимному пониманию, которое необходимо как для государственной власти, так и для церкви, существующей на ее территории. Быть может по этой причине Советская власть и сомневается в моем благожелательном к ней отношении».

Из этих последних слов я понял, что ШЕПТИЦКИЙ отвечал мне на мой упрек о славословиях униатов немецким оккупантам, который я сделал в беседе с архиепископом СЛЕПЫМ.

ШЕПТИЦКИЙ продолжал: «И все же этому я не удивляюсь. Вы должны были отдавать себе отчет в том, как я мог относиться к Советской власти до войны. Различные инсинуации до прихода Советов в Западную Украину — о преследованиях религии, об истреблении духовенства, о закрытии церквей, — распространяемые в газетах, рассказываемые очевидцами, людьми иногда серьезными и уважаемыми мною, — все это не могло не отражаться и на мне лично. Наконец, такие же сообщения о положении церкви в Советах продолжали поступать ко мне и после того, как Советы пришли в Западную Украину, но на этот раз от людей, прибывавших из большой Украины. Они говорили, что там церкви закрыты, епископов не существует, духовенство выслано или разбежалось… Как мы могли относиться к Советской власти? Мы ожидали такого горя и для себя, но Бог избавил нас от него, правда, ценой больших страданий, которые народ перенес при немцах. Но благодаря этим страданиям Советская власть переменила свое отношение к церкви, чему я очень рад и за что признателен Советской власти…»

ШЕПТИЦКИЙ на этом сделал паузу, воспользовавшись которой, я счел необходимым объяснить ему, что Советская власть, раз определив свое отношение к религиозным организациям декретом об отделении церкви от государства и признав, что религия является частным делом граждан, за все время своего существования не меняла и не меняет своего принципиального отношения к церкви. Иное дело, что некоторые церковники раньше, другие позже, третьи только с началом или в условиях войны прекратили противосоветское политиканство, с которым Советская власть вела и будет вести борьбу, и стали на религиозно-патриотический путь. Поэтому всем таким религиозным организациям предоставлена полная свобода удовлетворения своих религиозных потребностей в той мере, в какой предусматривает это Советская Конституция… Я привел митрополиту ШЕПТИЦКОМУ историю борьбы реакционно-монархических элементов во главе с патриархом Тихоном против Советской власти в начале революции и в период изъятия церковных ценностей в пользу голодающих. Рассказал также историю борьбы и разгрома автокефальной церкви на Украине, возглавлявшейся митрополитом Василием ЛИПКОВСКИМ в период 1921–1929 гг., которая, по существу, являлась политической контрреволюционной петлюровской организацией и сама признала это на своем соборе в 1929 году в г. Киеве. «Я понимаю все это, — продолжал ШЕПТИЦКИЙ, — и оправдываю Советы в их борьбе с монархическим православием. Слышал также, что и автокефалисты-самосвяты политиканствовали. Все это достойно сожаления, ибо там, где церковь теряет вселенскость, — нет церкви. Наша церковь держится на идее вселенскости; исходя из этой идеи, я попытался было объединить православную церковь на Украине с греко-католической…»

Я ответил ШЕПТИЦКОМУ, что об этой его акции мне известно, но, по моему мнению, она безнадежно неосуществима… Объединение между православной церковью на большой Украине и греко-католической церковью Западной Украины под главенством Папы Римского не может быть осуществимо по той причине, что наш верующий народ воспитан на религиозно-патриотических традициях митрополита Петра МОГИЛЫ, который боролся с унией, как с изменой народу и православию. Верующие Западной Украины воспитывались на традициях митрополита Михаила РОГОЗЫ, продавшего православие католицизму и полякам. Поэтому какое бы то ни было объединение этих церквей возможно только как возвращение униатов в юрисдикцию православия, но отнюдь не наоборот.

Советская власть органически воссоединила украинский народ большой Украины и Западной Украины, но никакого объединения у нас, воспитанных на патриотических традициях Богдана ХМЕЛЬНИЦКОГО, с теми элементами, которые воспитаны в духе изменника Ивана МАЗЕПЫ, быть не может. Кстати сказать, в Западной Украине, как это я видел уже теперь, в оккупационных учреждениях везде стояли бюсты МАЗЕПЫ. (Такой бюст до сих пор стоит в кабинете уполномоченного по делам религиозных культов Львовского облисполкома.) Эпигоны Ивана МАЗЕПЫ, пытавшегося продать Украину шведам, в наше время стали ландскнехтами и агентурой немецких оккупантов и вместе с ними уничтожали украинский народ, пытаясь поработить его. Нас спас только союз с братским русским народом, с которым воссоединил Украину Богдан ХМЕЛЬНИЦКИЙ, а Советская власть сделала этот союз между украинцами и русскими идейно-органическим. Без этого братского союза, как это должно быть очевидным теперь для всех здравомыслящих людей, Украина была бы в рабстве у немецких оккупантов.

«О, для этих горьких слов вы имеете все основания», — ответил мне ШЕПТИЦКИЙ и далее с увлечением продолжал: «Я приветствую братский союз между украинцами и русскими, я люблю русский народ, люблю его литературу, знаю ее, знаю лучших представителей русской интеллигенции. Братский союз и единение между украинцами и русскими стало теперь силой, объединяющей всех славян в борьбе с немцами»…

Уже 7 сентября 1944 года в обращении к прихожанам митрополита Шептицкого говорилось: «Українська повстанча армія змушувала наших хлопців вступати в її ряди, і це було б оправданням молодих, що в УПА служили і священикі, які були їх капелянами. Таких одначе я не знаю, а радше знаю, що їх не було.

Може вільно би нам надіятися і чогось більшого. Комунізм своїм широким розмахом і тенденціями до всесвітньої організації може виробити бодай деяких людей, спосібних розуміти конечність замінити тісні основи Церкви, що обнимають оден нарід або одну державу, на всесвітові вселенські основи любови ближнього…»

В «совершенно секретном» оперативном донесении «О митрополите ШЕПТИЦКОМ и его ближайшем окружении» сотрудник госбезопасности указывал, что «с некоторых пор митрополит ШЕПТИЦКИЙ занял ярко выраженную просоветскую линию и пытался проводить ее в жизнь, что вызвало беспокойство и отрицательную реакцию среди его ближайшего окружения».

А один из представителей «ближайшего окружения», Костельник, писал: «Митрополит ШЕПТИЦКИЙ в отношении большевиков занял совершенно неожиданную позицию. Будучи по натуре человеком импульсивным и страстным, митрополит с экзальтацией, свойственной старческому возрасту, увлекся большевиками, увлекся настолько, что мы вынуждены принять меры к тому, чтобы сдержать его от излишне ярких проявлений своего чувства. Вы бы видели, как митрополит Андрей выступал перед собором духовенства, который у него до болезни собирался каждый четверг, — речь страстная, глаза от увлечения собственными словами блестят, ну настоящий большевик!

Конкретными просоветскими шагами митрополита были его речи на соборе духовенства, приветственное письмо товарищу СТАЛИНУ, которое должна была везти делегация в Москву, сбор средств на нужды раненых красноармейцев и обращение к бандеровцам.

Сдерживая митрополита от чрезмерных просоветских излияний, мы воспользовались его болезнью и поездку делегации в Москву оттягивали. В то же время обсуждаем вопрос, куда целесообразнее ехать — в Москву или Киев. Если решим ехать в Киев, то там будем просить аудиенции у Председателя Верховного Совета ГРЕЧУХИ.

Что касается сбора средств на нужды Красной Армии, у нас дело обстоит проще. Сбор средств на нужды раненых красноармейцев — это больше наша христианская обязанность, чем изъявление просоветских настроений. Поэтому всем церквам даны указания о сборе этих средств — и сборы проводятся.

Самым сложным для нас делом является вопрос с выступлением против бандеровцев… Бандеровщина, конечно, наше зло — трагедия нашей нации, но мы мало виноваты в том, что она появилась.

Оглядываясь назад, мы должны честно сознаться в том, что здесь, у себя в Западной Украине, мы издавна воспитывали наш народ в духе надежд на немцев, на то, что только немцы помогут нам стать на путь самостоятельного государственного существования. Больше того, мы не только воспитывали в таком духе наш народ в Западной Украине, но повлияли и на некоторые слои украинской интеллигенции на Восточной Украине…»

Воистину, лучше прозреть поздно, чем никогда. Но, увы, понятие «прозреть» не относится к таким чудовищным оборотням, как прославленный «оранжевым» кинематографом автор верноподданнических писем к Николаю Второму, Гитлеру и Сталину, «владыка Андрей»…