От автора

Под ударами, наносимыми наукой, рушится стена невежества, рассеивается религиозный туман. Земля, а с нею и Человечество, находит свое настоящее место во Вселенной. Галактики, метагалактики, миллиарды миров и световых лет — вот до каких глубин раскрывается Космос перед неутолимым в своем стремлении к знанию человеческим разумом!

А что же дальше? Неужели Вселенная бесконечна только механически, объемно? Неужели она — всего лишь сумма планет, звезд и галактик?

Диалектическое мировоззрение говорит: нет!

Такое понимание бесконечности примитивно. Космос беспределен не только «в стороны», но и «в глубину».

Впервые предположение об этом высказал английский ученый Поль Дирак, создавший теорию о «фоне», в который погружен тесно связанный с ним наш мир.

Советский ученый, академик Г. Наан, пошел в своих предположениях еще дальше. Он считает, что «фон» может быть живым, действующим, то есть представляет собою самостоятельную Вселенную, подчиненную законам эволюции. Только в этой Вселенной все процессы совершаются в другом плане, в иных координатах и времени, чем у нас, поэтому мы и жители «того света» не можем заметить друг друга.

Так ли это на самом деле или нет — сказать сейчас невозможно. Для подтверждения смелых гипотез необходимы факты. Но ясно одно — границ познания нет! И Вселенной — тоже!

Читатель! Советские ракеты мчатся к планетам нашей солнечной системы. Не за горами волнующие встречи с космическими братьями по разуму. Но, может быть, еще более интересные встречи суждены нам здесь, на Земле, в таинственных глубинах антимира, который живет, творит, развивается и стремится к свету так же, как и наша многострадальная, прекрасная, родная Земля.

Попробуем же представить себе такую изумительную, небывалую фантастическую встречу…

 

Пролог

Человек с неба

Из воды показалась пустая сеть и заполоскалась в набегающих волнах. Старый рыбак с досадой сплюнул и, вздохнув, посмотрел на своего молодого спутника.

— Опять ничего! Будто кто-то заклял.

— Отдохните, дядя Хуан.

— Придется. Устал, как собака!

Хуан лег на дно лодки вверх лицом, подложив под голову мозолистые руки. Выцветшие глаза неотрывно смотрели в темнеющее вечернее небо, лоб болезненно морщился. Его товарищу он казался раненой птицей — когда-то были крылья, была сила, радость полета… а теперь — только тоска о просторе да скрытые в душе от людей гордые слезы…

— Педро, — вдруг окликнул спутника старик.

— Что, дядя Хуан?

— Для чего мы живем?

Педро с удивлением взглянул на старого рыбака. На его серьезном, бронзовом от загара лице отразилось замешательство. Минуту он колебался, потом пожал плечами.

— Я не понимаю вопроса.

— Как это — не понимаешь? — рыбак так резко поднялся со дна лодки, что за бортом заплескалась вода. — Я учу тебя уже десять лет. Разве твои университеты так-таки ничего и не вкладывают в голову?

— Науку, знания, — усмехнулся Педро, — а то, о чем спрашиваете вы… Это в университете не изучают.

— Тем хуже, — пробормотал старик, снова укладываясь на влажные сети. — Тем хуже для вас… И для нас… неграмотных.

Помолчав, он добавил:

— Уже много лет я думаю об этом. Для чего? Кому это надо?

— Что, дядя Хуан?

— Наша жизнь. Для чего она? Ну, вот я, например, всю жизнь гну горб, зарабатываю на пропитание… чтобы не сдохнуть. Ну, разве еще и ты… тебе помогаю. Но все равно, придет время — сдохну. И ты тоже… проживешь свой век и умрешь… Так ничего и не узнаешь, не достигнешь… Пустота… Аббат говорит, что земные страдания для спасения. Я в это не верю. Для чего спасенье? От кого? Я человек рабочий… и не хочу лодырничать в загробных мирах, да и не верю я в потусторонний рай… А здесь… нет смысла, нет дороги… Чего ты смеешься? Думаешь, старый Хуан спятил? Впал в детство, болтуном стал на старости лет? Эге?

Педро ласково положил руку на впалую грудь рыбака.

— Нет, я не думаю этого, дядя Хуан. Не вы один задумываетесь над этим. Везде, во все времена людей волновали эти вопросы.

— Эге ж… волновали, а ответа нет!

— Ошибаетесь. Ответа нет, если жизнь бессмысленна. Как у нас. Бедность, грязь, темнота! А когда есть творчество, интересная работа, добрые друзья рядом… и любовь, когда красота освящает и праздники и будни — тогда этот вопрос становится лишним, дядя Хуан. Не бедность страшна, а отчаяние, не крутая дорога, а ее бессмысленность, не тяжелая жизнь, а ее бесцельность!

— Может быть, — вздохнул рыбак, закрывая глаза. — Может быть, ты и прав. Да ведь от этого не легче! Все равно ничто не изменится.

— Почему не изменится? — горячо запротестовал Педро. Разве не изменилось во многих странах на Востоке? Там живут по-другому! Там и наука действительно служит человеку и развивается быстро, не так, как у нас. Русские ракеты достигли Луны, скоро полетят на другие планеты, может быть, даже к звездам…

— А дальше?

— Что дальше?

— Чем это поможет нам? Разве улучшит жизнь? Развеет паутину, которую я чувствую вокруг?

— И улучшит, и развеет, дядя Хуан!

— Дай бог! Может быть, и происходит в мире такое чудо, да только не у нас… а так, будто на том свете…

— Почему же на том свете? На прошлой неделе над островом пролетал советский спутник! Ведь видели?

— Да видел… только и того.

Рыбак внезапно умолк и прислушался. С берега донесся крик женщин и детей. Старик схватил Педро за плечо и взволнованно затряс его.

— Смотри, смотри!

— Что такое?

— Падает! С неба. Видишь? Над Чертовой скалой?

— Вижу. Вроде, человек.

— Откуда взяться человеку? Что ты мелешь?

— Может быть, с самолета? Не раскрылся парашют…

— Не слышно, не гудит!

Темная фигура стремительно приближалась к поверхности моря. Послышался слабый крик. На месте падения сильно всплеснула вода. Перепуганные женщины и дети бросились бежать.

Над волною показалась рука и снова исчезла.

— Заводи мотор! — крикнул рыбак.

Педро дернул тросик старого подвесного мотора. За кормой весело зашумела вода и берег начал быстро приближаться. Педро, стоя в лодке, пристально всматривался в волны.

— Ничего не видно! Еще немного, дядя Хуан. Рука, рука! Еще чуть-чуть вперед!

Из воды еще раз на мгновение показалась рука, мелькнуло бледное лицо.

— Педро! Утонет! Скорей!

Студент, не отвечая, стал на борт и прыгнул в воду. Потянулись томительные секунды ожидания. Наконец в глубине забелела рубашка Педро. Он вынырнул возле лодки, жадно хватая ртом воздух.

— Вот. Держите, дядя Хуан!

Совместными усилиями дядя и племянник втащили утопленника в лодку. Лицо его в сумерках мертвенно белело, глубоко запавшее глаза были закрыты, мокрые волосы прилипли ко лбу.

— Неужели умер? — прошептал Педро.

Старик приложил ухо к груди неизвестного.

— Жив!

Незнакомца перевернули вниз лицом. Изо рта его хлынула вода. Рыбак начал энергично растирать ему ноги.

— Педро, делай искусственное дыхание, или как там его…

Через минуту грудь неизвестного судорожно поднялась и опустилась. Он глухо застонал. Хуан радостно подмигнул племяннику:

— Теперь все будет хорошо!

Веки незнакомца затрепетали, глаза медленно открылись. Он долго смотрел в темно-синее небо, потом перевел взгляд на Хуана.

— Где я? — едва слышно прошептал он.

— Успокойтесь, — склонился над ним Педро. — Вы у друзей, мы вас спасли.

— Спасли?

— Да, вы упали в море. Что с вами произошло? Откуда вы появились?

— Из другого мира, — тихо ответил незнакомец.

— Откуда? — заикаясь, переспросил старик.

— Из антимира.

Дядя и племянник переглянулись. [Старый рыбак вопросительно] постучал себя пальцем по лбу. [Студент пожал] плечами.

— Меня кто-нибудь видел, кроме вас? — вдруг с беспокойством спросил неизвестный.

— Должно быть, видели, — неуверенно ответил Педро. — Женщины, дети на берегу. Но объясните нам все-таки, кто вы?

Спасенный не ответил. Глаза его опять закрылись, пальцы начали судорожно шарить, будто искали что-то на дне лодки.

— Совсем плох! — покачал головой Хуан. — Надо везти на берег. Как ты думаешь, откуда он?

— Может быть, из тюрьмы? Или из сумасшедшего дома?

— Это вернее, — поддержал старик. — Раз побывал на том свете, значит, не иначе, как из желтого дома!

— В тюрьме тоже могут так дать, что спятишь!

— И это правда. Раз боится, спрашивает, видел ли его кто-нибудь, значит, убежал. Здесь на большом острове недавно построили какие-то секретные заводы, понаехали янки, ученые, солдаты… Может быть, оттуда?

— Может быть… Только кто же он? Вроде не из простых.

— Похож на ученого. Лицо белое… Должно быть, янки.

Рыбак окинул взглядом небо, берег, волны.

— Ночью будет шторм. Надо ехать домой.

— А его?

— Возьмем с собой. Уже темно, никто не увидит. Заводи мотор.

Лодка, покачиваясь на волнах, миновала Чертову скалу и пристала к берегу в крошечной бухточке.

Подхватив спасенного под руки, дядя и племянник притащили его в стоявшую неподалеку хижину. Разостлав старое одеяло на деревянной кровати, они положили на нее незнакомца.

— Побудь с ним, а я пойду развешу сети.

Старик вышел. В открытую дверь пахнул теплый ветер, насыщенный пряным ароматом цветущих тропических деревьев. Небо затягивалось тучами, темнота быстро сгущалась.

Педро присел на край кровати. Незнакомец бредил. Невнятное бормотанье прерывали стоны и глухие проклятия.

— Лю, — расслышал студент, — любимая моя… я найду тебя… найду… Тучи, тучи… черные тираны… Я обойду их… я найду тебя… Лю, дорогая…

— Что с вами, друг? Вы слышите меня?

Неизвестный, погруженный в какую-то свою, далекую от действительности, жизнь, не отвечал. С его губ продолжали срываться бессвязные слова:

— Огонь… небесный огонь… Мы пройдем сквозь него… Лю, дорогая… Он не сожжет тебя… Где ты?.. Где? Лю… Я не вижу… не слышу тебя…

Со двора вернулся Хуан. Он достал спички, зажег фонарь. Слабый свет упал на кровать, на бледное, с зеленоватым оттенком кожи, лицо.

— Ну, как он?

— Бредит. Зовет какую-то девушку. Ничего нельзя понять.

— Что же мы будем с ним делать?

— Пусть лежит. Придет в себя — поговорим.

— Хорошо. Тогда я пошел спать.

Старик разостлал в углу старые сети и, кряхтя, улегся на них.

— Ловили мы с тобой рыбу, — пошутил он, — а поймали выходца с того света. Ну что ж… и то ладно… Лишь бы все обошлось благополучно.

— Вы это о чем?

— Как о чем? Кто знает, что это за человек. Может, его ищут. Разве это нормально — человек падает с неба?

— Так что же вы хотите?

— Ничего… я ничего… Я только говорю — неспроста.

— Проснется — узнаем!

— Ну, тогда доброй ночи!

— Доброй ночи, дядя Хуан.

Старик тотчас же захрапел, но Педро не мог заснуть. Он напряженно думал, стараясь понять — откуда мог появиться незнакомец? С самолета, геликоптера? Может быть, это преступник, и его казнили, выбросив в море с большой высоты? Навряд ли он тогда остался бы жив! И в небе они не заметили ничего. Нет, не подходит!

Через тонкие стены было слышно, как на островок налетают первые порывы бури. В щели врывался ветер, фонарь раскачивался, и призрачные тени скользили по глиняному полу, убогой мебели и неподвижной фигуре на кровати.

Педро прилег на узкий топчан, закрыл глаза. В памяти всплыл разговор в лодке. Старик говорит правильно. Тяжелая жизнь в их стране! Беспокойная, бессмысленная… Удивительным образом на планете уживаются рядом роскошь и нищета, красота и разврат, сила и беспомощность… И над всем этим — отсутствие цели…

Там, на Востоке, что-то нашли. Они тянутся к звездам, титаническими усилиями переворачивают тысячелетние пласты устоявшейся жизни… Именно в таком водовороте закаляется дух, намечается цель… А здесь — болото. Религия стала анахронизмом, служанкою сильных, наука вместо творческого развития избрала путь рутины, вместо единения проповедуется вражда. Истина, разгневанная и обокраденная, отвернулась от людей… Нет, такая дорога приведет только к упадку и катастрофе! Даже такие неграмотные старики, как Хуан, понимают это…

Педро усмехнулся внезапно промелькнувшему воспоминанию. Это было десять лет назад. Тогда в небо были запущены первые советские ракеты. Он торжествовал, радуясь успехам науки, и ждал скорой встречи с жителями Венеры или Марса. Мечтал, что она окажет влияние на жизнь всех народов Земли. Обитатели другого мира покажут свой общественный строй, основанный на принципе труда и справедливости. Строй, где нет государства, денег, разделения на бедных и богатых, где плоды творчества всего общества являются достоянием каждого, где человек человеку не враг, а брат и ближайший друг… И тогда люди Земли опомнятся и установят и у себя справедливые порядки… Так думал он, будучи ребенком. А потом вырос, поумнел… И понял, что никакие пришельцы не смогут перестроить жизнь человечества, что это должны сделать сами люди.

Он много слышал и читал про коммунистические страны. Говорили и писали самые противоположные вещи. Но он чувствовал, что там, на Востоке, идет гигантская борьба. Между тьмою и светом, между старым и новым. Борьба, в которой решается судьба человечества.

С кровати опять донесся стон. Педро вскочил с топчана.

— Вы слышите меня?

Неизвестный зашевелился, открыл глаза. Увидев Педро, судорожным усилием приподнялся и сел.

— Это вы спасли… меня? — прошептал он.

— Да, друг, — мягко ответил Педро. — Но об этом не стоит говорить. Лучше скажите, кто вы? Откуда? И в какой помощи нуждаетесь?

— Я из другого мира, — так же спокойно и равнодушно, как и в лодке, повторил незнакомец. Взгляд его был вполне разумен и никак не походил на взгляд сумасшедшего. — Но я вижу, что вы мне не верите.

— Я бы хотел, чтобы вы отнеслись ко мне более серьезно, осторожно сказал Педро. — Дело в том, что я — студент-физик. О потусторонних мирах вы могли бы рассказать моему дяде Хуану, да и он не поверит!

— И совершенно напрасно! Я имею в виду не мистический поповский «тот свет», а реально существующий… Если вы физик, то сможете понять… Идти мне некуда, спать я уже не смогу… я расскажу вам все.

— Не трудно ли вам будет говорить? Может быть, отдохнете еще?

— Нет, — нетерпеливо отмахнулся незнакомец. — Хорошо, что я встретил именно вас. Может быть. вы сумеете мне помочь. Поэтому надо, чтобы вы знали о моих приключениях. Но прежде познакомимся. Меня зовут Генрих Уоллес.

— Педро, — протянул руку студент. — Педро Сайра.

— Спасибо, Педро, за то, что вы меня спасли. А теперь дайте воды… Сильная жажда. Благодарю. Так вот… Слушайте про путешествие в антимир.

 

Лю исчезает

В прошлом году мы закончили университет в Сан-Франциско. Нас вызвали в военное ведомство и предложили работу с выездом из Америки.

Мы — это я и Люси, моя невеста. Физики.

Мы должны были работать на острове в Карибском море. Вы знаете его — это сосед вашего островка. Нам ничего не сказали о цели будущей работы, предупредили только, что она секретная и имеет оборонное значение. Плату обещали хорошую, место было чудесным и мы, после недолгого колебания, согласились.

Мы отплыли из Нью-Йорка на пароходе, ночью нас пересадили на геликоптер, и на рассвете мы уже были на острове.

Нас встретил руководитель секретной лаборатории профессор Шрат. Мы слышали о нем раньше, еще в университете. Он считался крупнейшим специалистом в области гравитации и квантовой механики. Наш будущий шеф показался нам человеком сухим и замкнутым.

Поздоровавшись и оглядев нас, профессор сказал:

— Три года вы будете жить здесь безвыездно. Вам сказали об этом?

— Нет.

— Так знайте. Никаких вопросов о цели работы. Ясно?

— Ясно, профессор, но…

— Никаких «но». Еще одно: вы обязаны участвовать в экспериментах. Вас предупредили?

— Нет, — с беспокойством ответил я.

— Обязаны, — подчеркнул профессор, — у вас еще есть время отказаться и вернуться назад.

Мы с Лю переглянулись. Профессор молча ждал. Его мясистое, в глубоких морщинах, лицо, было неподвижным и суровым.

— А опыты… опасные? — несмело спросил я.

— Вся жизнь — сплошная опасность, — пожал плечами Шрат. Люди ежедневно гибнут под колесами машин, но упорно продолжают ходить по улицам. Тонут, но не перестают купаться, умирают в постелях, но каждый вечер укладываются в них спать…

Короче говоря, мы согласились.

Началась работа. Она была несложной. Настройка электронных агрегатов, монтаж схем отдельных узлов неизвестной конструкции. Кроме нас в лаборатории работало еще десяток инженеров и ученых. Все они были очень молчаливы и избегали сближения друг с другом. Безусловно, эта разобщенность соблюдалась ими по приказу профессора. За нарушение можно было ожидать чего угодно, тем более, что лаборатория охранялась военными.

После окончания рабочего дня мы с Лю обычно уходили на берег океана, ловили там рыбу, купались. Мы очень любили штормовые дни. Буря приносила свежесть, ароматы близкой земли, обещала в будущем перемену. И мы встречали ее радостно, мечтая о том времени, когда мы освободимся из этого добровольного плена, имея достаточно денег, чтобы жить и работать самостоятельно.

Мы хотели купить дом, привлечь еще нескольких молодых ученых и организовать лабораторию психических исследований. Вы понимаете, о чем я говорю? Не о психологии, не о душевных заболеваниях. Я имею в виду психическую энергию. Передача мыслей на расстоянии, гипноз, лечение психическим влиянием, вопросы интуиции. Да тут бесконечное количество проблем. которые еще почти не затронуты наукой. Они так захватывающе интересны, что мы говорили о них дни и ночи, намечая планы на будущее.

Но судьба судила иначе.

Прошло несколько месяцев. В главном зале лаборатории был закончен монтаж какого-то аппарата неизвестного назначения. В зал, кроме профессора, имели право входить только три инженера. Всем остальным сотрудникам приходилось монтировать только отдельные разрозненные схемы, по которым нельзя было представить принцип работы и назначение всей установки. Такие схемы могли использоваться и для вычислительных машин и для космического корабля и для какого-нибудь обычного заводского агрегата.

В день окончания монтажа профессор сиял. Он приветствовал каждого из сотрудников, улыбался, что случалось с ним чрезвычайно редко, и даже пообещал в ближайшем времени рассказать о цели нашей работы. «Если опыт пройдет успешно», — добавил он.

Вечером Шрат подошел к нам и приветливо поздоровался. Сердце у меня тревожно забилось. Предчувствие не обмануло — профессор посмотрел на меня, на Лю и сказал:

— Время пришло, мистер Уоллес. Вы не забыли о нашем договоре?

— Я готов, профессор.

— Не вы. На этот раз в эксперименте примет участие мисс Люси, ваша невеста. Согласны?

Люси умоляюще взглянула на меня, на профессора. Что я мог ей сказать? Разве не мы сами дали согласие? Отказываться было нельзя. И Люси молча наклонила голову.

В ту ночь мы не спали.

Сердце предчувствовало что-то таинственное, невероятное. Мозг осаждали тысячи тяжелых мыслей. Мы сидели рядом, держась за руки, как перед долгой разлукой.

— Генрих, — прошептала Люси.

Я взглянул на нее. Мне показалось, что лицо ее озарено неземным светом. Глаза смотрели на меня будто из другого мира. Она вся дрожала.

— Что с тобою, Лю?

— Я предчувствую разлуку, Генрих…

— Почему, откуда ты взяла?

— Я чувствую, — настойчиво повторила она. — Но ты не бойся, милый. Мы никогда не расстанемся, слышишь, Генрих?

— Да, Лю, слышу.

— Что бы ни случилось, Генрих, мы будем вместе…

— Мы будем вместе, Лю.

— Помни же, что ты сказал, Генрих. Не забудь!

Я не понимал ее слов, но чувствовал, что за ними скрывается тайный смысл, интуитивное прозрение женского сердца.

Наступило утро. Я с трепетом ждал прихода Шрата. Он явился торжественный, подтянутый и, рассеянно поздоровавшись со мной, приветливо обратился к моей невесте. Лю держалась спокойно, ничем не выдавая своего волнения.

Втроем мы подошли к дверям главного зала. Тут меня остановили.

— Подождите здесь, — сказал Шрат.

Побледневшая Люси улыбнулась мне на прощанье. В глазах ее промелькнул страх.

Двери за ней закрылись.

Прошло несколько минут. Я стоял неподвижно, растерянный, оглушенный… Потом до моего сознания дошел смысл того, что произошло. Я бросился к дверям — они были заперты изнутри. В исступлении я начал стучать в них кулаками. Вверху вспыхнул красный огонек, на маленьком экране телевизора появилось сердитое лицо Шрата.

— Мистер Уоллес! Держите себя в руках, не будьте истеричной женщиной, — сухо сказал он.

Меня будто облили холодной водой. Я сел в кресло возле дверей, схватил со столика какие-то журналы и начал их просматривать, стараясь отвлечься. Но нет, успокоиться я не мог! Рядом, за стеной, моя Лю проходила страшные мытарства; отдавала для опыта себя, свое тело… Зачем, зачем было соглашаться?

Мысли беспорядочно метались, пытаясь разгадать тайну Шрата. Я вспоминал редкие обмолвки наших коллег, схемы блоков, которые нам с Лю приходилось монтировать, сопоставлял все это с предыдущими работами Шрата по гравитации и ничего не мог понять. Для чего ему для опыта понадобился человек? Почему именно человек? Для опытов по исследованию гравитации достаточно неодушевленных предметов. А человек нужен при биологических наблюдениях, для изучения психики в каких-то необычных условиях. Может быть, Шрат сменил специальность и тоже начал работать над вопросами психической энергии? Не похоже. Для исследования энергии мысли не надо таких громоздких установок. И потом… в этих исследованиях нет ничего опасного. Значит, не то… Тогда что же это? Что?

Я отбросил журналы и забегал по коридору. Я был не в состоянии, как ни старался, справиться с собой. Я мог бы спокойно пойти на какой угодно эксперимент, на муки и смерть', если бы дело касалось меня одного. А Лю… Нет, хватит! Если опыт закончится благополучно, мы и дня не останемся в этой проклятой дыре! Не нужны нам деньги, добытые ценой здоровья и мучений!

Сколько времени прошло, я не знаю. Может быть, десять минут, а, может быть, час или три. У меня все перепуталось в хаосе нервного напряжения. Но вот, наконец, двери открылись. На пороге появился Шрат. Лю с ним не было. Лицо профессора выглядело необычно — я не привык видеть на нем проявления каких-нибудь человеческих чувств, а сейчас оно явно выражало досаду.

Замирая от предчувствия несчастья, я прошептал:

— Почему не вышла Люси? Где она?

Шрат кашлянул и опустил глаза.

— Где моя Лю? — повторил я вопрос, уже зная, что ответ будет ужасным.

— Будьте мужественны, мистер Уоллес, — произнес профессор, помолчав. — Вы ученый и знаете, что наука требует…

— Где Люси? — заревел я с внезапной яростью, хватая Шрата за борта пиджака.

Профессор осторожно отвел мои руки и устало сказал:

— Люси нет, мистер Уоллес. Она исчезла.

 

Тайна профессора Шрата

Потрясение было настолько неожиданным и сильным, что я потерял сознание. Вы, может быть, не поймете меня, подумаете, что у меня не хватило мужества, но это не так. Дали себя знать бессонная ночь, нечеловеческое нервное напряжение, ожидание несчастья и, наконец, известие о нем….

Когда я очнулся, Шрат стоял рядом со мной. Мы находились в небольшой комнате по соседству с главным залом. Увидев, что я открыл глаза, профессор сел возле меня и закурил сигару. Тяжело вздохнув, он сказал:

— Я виноват — надо было вас подготовить. Я не знал, что у вас слабые нервы.

— Подготовить! — горько прошептал я. — К чему?

Шрат молчал.

— Что сталось с Люси? Вы ее убили?

На лице Шрата отразилось искреннее изумление.

— Вы сошли с ума, мистер Уоллес! За кого вы меня принимаете? Разве вы имеете дело со средневековыми разбойниками?

— Тогда где же она? Почему вы говорите загадками?

— Я же сказал — Люси исчезла.

— Что значит «исчезла»? Выскочила в окно? Испарилась или растаяла, как кусок льда? Что за ахинея!

— Никакой «ахинеи»! Она, действительно, «испарилась», исчезла из нашего мира.

— Поясните точнее.

— Хорошо, теперь скажу. Это необходимо. Опыт сорвался. Виновата, безусловно, она сама. Я вам расскажу, в чем дело.

— Но она не умерла? — у меня появилась слабая искра надежды.

— Нет, — решительно заявил профессор. — Я уверен в этом. Не должна быть мертвой. Но она и не живая для нас…

— Вы морочите мне голову!

— Нисколько. Минуту терпения — и вы все поймете.

Шрат обрезал новую сигару и закурил. Глядя на седые завитки дыма, он начал говорить лаконично, отрывисто, будто выбирая из потока мыслей самое необходимое.

— Вы физик, Уоллес. Вы знаете все новейшие космологические теории. Поэтому мне будет легко объяснить вам сущность моей работы.

Вам, безусловно, известна теория физического вакуума Поля Дирака. По его предположению пустота — это материальный фон, в который погружен наш физический мир. Пустота — это не отсутствие материи, а, наоборот, ее бесконечный потенциальный резервуар.

— Я читал об этом.

— Тем лучше. Из этого предположения возникли гипотезы о существовании античастиц и антивещества. Гипотезы начали подтверждаться экспериментально. Частицы высоких энергий выбивали в фоне Дирака так называемые «дырки», как их назвал сам автор этой теории. Им дали наименование антипротонов, антинейтронов, позитронов. Стали высказываться предположения, что в нашей галактике существуют целые антисистемы с антисолнцами, антипланетами и антижизнью. И фантасты и ученые надеялись, что такие антисистемы в дальнейшем будут открыты. Обсуждались опасности, ожидающие космонавтов в случае высадки их на планеты, состоящие из антивещества.

Дальнейшее развитие науки показало, что подобные представления о строении Вселенной примитивны. Думая об антимире, мы представляли его аналогичным привычной модели нашего физического мира. А это не так. Беспредельность не повторяет себя качественно.

Космос — это не совокупность одинаковых систем, не сумма звезд и планет, а бесконечно сложный вечный процесс эволюции. И этот процесс происходит не в одном «этаже», не только в плане нашей Вселенной…

— То есть?

— В разных планах, или, как говорят, измерениях. Некоторые коммунистические ученые, а потом и кое-кто из западных, стали утверждать, что фон, о котором говорил Поль Дирак, или физический вакуум — не инертная нейтральная масса, не только потенциал материи, а реальный мир с материальными процессами, эволюцией и, возможно, своей жизнью. И что это и есть антимир, находящийся рядом с нами, но недоступный для наших органов чувств. И возможно, что вакуум также имеет не один «этаж». Когда-то фантасты писали о четвертом измерении. Не исключена возможность, что существует не только четвертое, но и пятое, девятое, сотое.

Гипотезы о наличии антимира — закономерны и необходимы. Этого требует принцип равновесия начал, принцип полярности всего существующего…

— Я не понимаю…

— Энергия мира тяготеет к постоянному уровню. Она безвозвратно рассеивается. Это давно доказано физическими опытами, термодинамикой. Рассеяние энергии — или энтропия — была бичом всех теорий о происхождении мира. Если энергия рассеивается — значит, когда-то было начало этого процесса, значит, был творческий акт, то есть в основу бытия вводится телеологическое начало, перст божий. Ученые создавали хитроумнейшие логические построения, но объяснить или обойти явление энтропии не могли. Ведь везде — в создании новых звезд, в любом процессе энергия рассеивается, производит «работу», но не обновляется.

А сейчас — другое дело. Рядом с нами существует другой мир, мир негативных энергий, античастиц, антивещества. Он развивается по обратному, относительно к нашему миру, принципу. Вот почему он для нас невидим и недосягаем. Лишь на грани высоких энергий — в фазотронах, в космических процессах — античастицы из того мира перескакивают в наш, моментально уничтожаясь во вспышке аннигиляции.

Новая теория объясняет все. Пусть наша Вселенная расширяется, пусть разбегаются галактики, пусть рассеивается энергия. В другой Вселенной, рядом с нами, идет сжатие галактик и концентрация энергии, ее «обновление». Совершается взаимный обмен. Ритмическая пульсация единого Космоса. Вы поняли?

Глаза профессора горели, на щеках выступили красные пятна. Увлекшись, он забыл почему начал говорить, забыл о судьбе Люси. Я напомнил:

— Мне все понятно, профессор, но вернемся к Люси.

— Ах, да, — спохватился Шрат. — Простите. Так вот… Меня захватила теория «потустороннего мира» и я занялся ее разработкой. Сделанные мною опыты и расчеты подтвердили ее правильность. Тогда я решил подготовить и провести грандиозный эксперимент — проникновение человека в антимир, или в мир негативных энергий, называйте его как хотите.

— И Люси… — С ужасом начал я, но профессор меня перебил:

— Ваша Люся попала… «на тот свет». Она первою из людей Земли вошла в него.

— А обратно? — крикнул я. — Почему она не вернулась назад? Зачем вам эксперименты, не дающие фактического подтверждения? Это равноценно убийству!

— Не совсем, не совсем так, мистер Уоллес, — миролюбиво возразил Шрат. — Я разъяснил ей, в чем дело. Она что-то спутала. Мы договорились, чтобы она запомнила место вхождения в антимир и через определенное время вернулась к нему. Я должен был произвести обратный процесс в ее организме, и она опять очутилась бы в нашем мире. Наверное она или забыла мои слова или не смогла найти место.

— Или погибла, — с горечью добавил я.

— Нет! Я уверен, что нет! Приборы показывают, что опыт прошел успешно.

— Как же теперь быть? Как спасти ее? Или вы решили оставить ее на произвол судьбы?

Профессор внимательно посмотрел на меня, немного помолчал, будто обдумывая ответ, и сказал:

— Многое зависит от вас… А, может быть, даже все. Не надо терять времени. Дайте согласие и, возможно, все закончится хорошо.

— Вы хотите, чтобы я… тоже пошел туда?

— Да. И найдете ее. Это — единственный выход. Спасете Люси и… послужите науке.

Я молчал, обдумывая предложение. Что делать? Неужели то, о чем говорит Шрат, возможно? Рядом с нами — неизвестный мир, неведомые края, иная, неземная жизнь? И в этом чужом мире — Люси, одинокая, беспомощная…

— А зачем вам надо проникать в антимир?

— Мм… как бы вам сказать… — не сразу нашелся Шрат. Это не совсем разрешено… говорить… Но поскольку вы связаны с нашей работой, я объясню… Первое — это проблема антивещества. Может быть, удастся добиться его доставки из того мира. Второе — вопрос невидимого передвижения в пространстве. Вы проникаете в антимир в одном месте, передвигаетесь в нем и потом появляетесь в другой определенной точке земного шара. Такая возможность чрезвычайно заманчива для… мм… некоторых наших организаций.

Я хорошо понял, какие именно организации заинтересованы в подобных невидимых передвижениях. Вторжение в чужие страны среди белого дня прямо из вакуума, из пустоты… это страшно, это подло… Капиталистические монополии, как всегда, будут использовать и это величайшее научное открытие только в целях разрушения!

В моей душе зрело возмущение, но я не хотел возражать Шрату — надо было думать о спасении Люси. А профессор, склонившись надо мной, ласково говорил:

— Подумайте, но решайте немедленно. Сейчас же. Потом, может быть, будет поздно. Мы не знаем, что там с нею, куда она пойдет, что сделает. Ее можно спасти только идя по горячим следам!

Я закрыл глаза и попробовал представить себе жизнь без Люси. Работа… дни и ночи без ее слова, взгляда… нет, нет! Это невозможно!

Из темноты выплыло ее лицо, нежный голос с упреком произнес:

— Мы никогда не расстанемся. Слышишь, Генрих?

Да, да! Именно так она сказала перед прощаньем. Перед проклятым экспериментом. Она чувствовала приближение разлуки!

«Мы будем вместе!» — ответил я ей тогда. Она верит, что я сделаю все возможное, чтобы не разлучаться с нею. Я обязан выполнить свою клятву! И путь к этому только один — идти за нею. Да, решено!

Я открыл глаза и поднялся. Шрат наблюдал за мной, как кошка за мышью. Я чувствовал это, понимал, о чем он думает, но все это меня не касалось. Я пойду следом за Лю, найду ее в неизвестном мире, если она еще существует… или погибну на той дороге, на которой погибла она.

— Я готов, профессор!

Шрат крепко пожал мне руку, отбросил недокуренную сигару, достал другую и, надрезывая ее дрожащими руками, взволнованно сказал:

— Вы герой, Уоллес! Сказать по правде — желающих идти на тот свет не очень-то много…

— Это не удивительно, — иронически улыбнулся я.

— Не смейтесь. Боятся просто потому, что это необычно. Переворачивает вверх дном все наши представления об окружающем. Нужны пионеры. Когда-нибудь путешествия из одного мира в другой будут привычными и необходимыми. И грядущие поколения не забудут вас и Люси!

— Не будем об этом говорить, — сухо сказал я. — Вы прекрасно знаете, что я согласился не из-за любви к вашим изысканиям.

— Хорошо, хорошо, не будем спорить! Идите в зал. Там проведем инструктаж и… с богом!

Я молча последовал за ним и впервые за время пребывания на острове, переступил запретный порог.

В центре зала стоял большой, уходящий основанием в глубину, под бетонный пол, серый цилиндр с несколькими узенькими окошечками. От него отходили толстые кабели, вершину увенчивал матовый гриб из какого-то, по-видимому органического, вещества. Возле цилиндра стояло несколько ассистентов Шрата. Они вопросительно смотрели на нас.

— Мистер Уоллес дал согласие, — коротко объяснил профессор. — Прошу на минутку выйти — нам надо поговорить. Инструктаж я проведу сам.

Ассистенты вышли из зала. Мы сели в кресла и я без обиняков задал вопрос:

— В чем сущность перехода в антимир?

— Перемена полярности тела. Изменение заряда. Перестройка частиц вашего тела на античастицы.

— Но ведь антимир — это мир отрицательных энергий. Куда же уйдет энергия моего организма?

— Она будет собрана нашей установкой и сохранена до момента вашего возвращения. Ваше тело станет своеобразной «дыркой» в вакууме и перейдет в антимир. Но, поскольку соотношения частиц не изменяются, организм должен продолжать существовать…

— Это весьма гипотетично, — усмехнулся я и удивился предстоящий эксперимент совершенно не внушал мне страха. Было лишь чувство острого любопытства, да по спине пробегал пронизывающий холодок.

— Я верю в успех, — продолжал Шрат, — хотя еще и не все ясно. Думаю, что во время перестройки совершается не механическая замена частиц античастицами, а более глубокий и сложный процесс. Весьма возможно. что наш организм несет в себе элементы обоих, или даже нескольких, миров. Как, скажем, зерно или желудь несут в себе потенциалы будущего колоса и дерева.

— Что я должен делать?

— Сосредоточиться. Ориентироваться. Запомнить, если это будет возможно, место вхождения в антимир. У вас хронометр запомните время начала опыта. Мы дадим вам час. Ровно через час вернетесь на место вхождения, вы и Люси, если вы ее найдете, и мы проведем процесс обратной перестройки. И еще… нам необходимы наблюдения. Все, что вы сможете заметить и запомнить. Если опыт пройдет удачно — вы не пожалеете. Наше ведомство вас озолотит.

— Я не думаю об этом, — сухо сказал я.

— Это ваше дело. Итак, приступим….

Шрат нажал кнопку на панели стены. Вдали прозвенел звонок, вспыхнули красные сигналы. В зал вошли ассистенты. Профессор кивнул им, и они начали манипулировать с квантовыми и электронными приборами.

— Пора, — сказал Шрат.

В цилиндре открылась металлическая дверца метровой толщины. Цилиндр внутри был полый и сейчас, с открытой дверью, напоминал могильный склеп. Может быть, так оно и есть. Этот склеп уже поглотил мою невесту и теперь раскрыл свой зев для меня.

Не колеблясь, я вошел в цилиндр и сел на стоявший там стул.

— Что делать дальше?

— Ничего, — ответил профессор. Он стоял у дверцы и смотрел на меня странным взглядом. — Будьте мужественны!

— Постараюсь, — пожал я плечами.

— Еще раз предупреждаю — запомните место. Без этого возвращение невозможно.

— Хорошо, профессор. Еще один вопрос.

— Пожалуйста.

— Здесь не видно никаких приборов. Только на стенках какая-то мозаика. Как же преобразуются частицы в античастицы?

— Я же говорил — происходит не механическая замена, а качественный скачок. Эта, как вы сказали, мозаика — элементы установки, образующие энергетический минус-резервуар. Ваш организм и все вещи, которые при вас имеются, при включении установки моментально отдадут свой положительный заряд этому резервуару и станут минус-телами, антителами.

— Благодарю. Все.

— Больше ничего не надо?

— Нет. Прощайте.

— До свидания, — мягко поправил Шрат.

Я молча кивнул… Мне было все равно. Увидеться с ним я не очень хотел. Главное — это Люси.

Дверца захлопнулась с глухим стуком. Меня охватила непроглядная тьма. И тишина. Неимоверная, абсолютная тишина, о которой говорят, что ее можно слышать.

Черное безмолвие нарушил голос Шрата, прозвучавший где-то вверху:

— Мистер Уоллес! Мы начинаем. Приготовьтесь!

Я закрыл глаза. В океане темноты, упруго колебавшемся вокруг, засияли фиолетовые звездочки, появилось огненное пульсирующее пятно. Что это?.. Неужели началось?.. Нет, это только галлюцинация… Сейчас… Сейчас произойдет что-то невероятное, небывалое, страшное…

 

В другом мире

Сверкнула молния. Сверкнула и ослепила меня.

Огненный вихрь охватил сознание, закружил его в калейдоскопическом танце неизъяснимых впечатлений и чувств. Казалось, что могучая волна укачивает меня в своих объятиях и стремительно мчит куда-то вниз.

Мягкое паденье. И вслед за этим — нежный шелест, будто шепот листвы в густом лесу.

Я почувствовал, что меня окружает тьма, пронизываемая пылающими спиралями. Спирали постепенно угасали и рассеивались, и на их месте возникали какие-то странные, невиданные образы.

«Жив, — подумал я, — значит, эксперимент прошел успешно. Да, безусловно, это так. Что же меня окружает? Почему я ничего не могу разобрать?»

Я открыл глаза. Или, может быть, мне только показалось, что я их открыл. Картина не изменилась — хаотическая пляска разноцветных пятен и форм, сплетавшихся в причудливые узоры, продолжалась.

«Надо успокоиться, — подумал я, — сосредоточиться. Ведь я в другом мире. Тут все по-иному!»

Где-то рядом со мною — голубая бездна, похожая на земное небо, но только более нежного оттенка, сказочная и прекрасная. Неужели это небо? Тогда почему оно внизу? Или сбоку? А черная поверхность земли вверху! А теперь справа… или слева? Где у меня правая сторона и где — левая?

Я растерялся, осознав, что приобрел способность «видеть» со всех сторон. Не глазами, а всем телом. Телом? А есть ли оно у меня?

Конечно, есть. Я ощущал его, я двигался, видел, слышал, следовательно, у меня сохранились органы чувств.

Я пошевелился и попробовал встать. Голубая бездна поплыла и переместилась куда-то в сторону. Что со мной?

Я вспомнил, что новорожденные дети не умеют управлять своими движениями и окружающее видят вверх ногами. Им необходимо некоторое время, чтобы привыкнуть. Наверное, то же самое происходит и со мной. Ведь я в «обратном» мире, где все происходит «навыворот». Надо учиться!

Я сделал усилие, чтобы пошевелить правой рукой, но задвигалась левая. Ступил — или хотел ступить — левой ногой, однако поднялась правая. Я упал. Черная земля и голубое небо переплелись и заплясали вокруг меня.

Я опять поднялся на ноги с закрытыми глазами. А, может быть, у меня не было глаз и я только «чувствовал» их? Во всяком случае, когда во мне возникло желание, чтобы они были закрыты, вокруг стало темно. Тогда я попробовал шагнуть. Левой ногой, потом правой, опять левой… как будто получилось! Сделал еще несколько шагов. Отлично! Надо только привыкнуть!

Открыв глаза, осмотрелся. Попробовал представить, что небо — вверху, а земля — под ногами. После некоторых усилий это удалось. Ощущения были расплывчатыми, меняющимися. То казалось, что все нормально, то опять пространство, мерцая, колебалось вокруг, будто кто-то насмехался надо мною. А через мгновение все снова принимало обычный вид.

Почву покрывали мелкая галька и обломки скал. Подняв один из камней я поднес его к глазам. Он не имел постоянной формы, очертания его все время менялись. Или, может быть, мне это только казалось? Потом я увидел его сразу весь, со всеми внешними и внутренними гранями. Это было невыразимо странное зрелище. Бросив камень, посмотрел на свою руку. Это была рука и в то же время как будто не она. Инерция мышления создавала впечатление руки, а ощущения «показывали» гораздо более сложный образ-кроме формы руки я «видел» ее составные части и происходящие в ней процессы.

Мое внимание привлек циферблат хронометра. Я вспомнил, что должен запомнить место своего появления в антимире, и растерянно оглянулся. Где оно, как его найти? Я помнил, что откуда-то упал, потом поднялся и начал учиться ходить. Сколько я сделал шагов? Кажется, три. Или четыре? Значит, я упал приблизительно возле этого белого камня. На всякий случай надо запомнить. А самое главное — Люси… Надо ее искать. Сколько времени еще осталось?

Я еще раз взглянул на хронометр и «увидел» весь его механизм, но не так, как видим его, открывая крышку, а совершенно иначе, будто я смотрел на него изнутри. Это очень раздражало.

Я постарался сосредоточить внимание на циферблате. Цифры шли в обратном порядке; но к подобным явлениям я уже начинал привыкать. В котором часу начался эксперимент? Кажется, в три… Значит, в моем распоряжении еще пятьдесят минут. Прошло десять минут…

Десять минут? А, может быть, в физическом мире прошло уже два часа? Или сутки, месяц, год? Кто знает, какое соотношение между земным временем и временем антимира?

Краски окружающих предметов начали сгущаться и темнеть. Небо из голубого стало фиолетовым. Поверхность земли приобрела зловещий черный цвет. Но я стал чувствовать себя более уверенно, привыкал к необычайным ощущениям и начинал ориентироваться в пространстве.

Что, если позвать? Может быть, Люси услышит, если она близко? Только передаются ли здесь звуки? Надо попробовать…

Я крикнул. Или, может быть, хотел крикнуть. Во всяком случае громовой звук прокатился где-то в отдалении и снова вернулся ко мне. Я прислушался — ответа не было. Только эхо, замирая, вибрировало над землей.

— Лю! — опять крикнул я.

— Ю-ю-ю! — понеслось в пространство.

Вместе со звуками вдаль поплыли, закручиваясь спиралями, разноцветные полосы. Они не производили хаотического впечатления — форма и цвет их менялись в соответствии с модуляциями моего голоса. «Зрительный аккомпанемент», — подумал я. Мой мозг, как кибернетическая машина, моментально запечатлел сложную гамму оттенков. Это наблюдение после моего возвращения будет иметь огромную научную ценность. Однако, хватит исследований! Мне надо одно — найти Люси в этом призрачном мире.

Внезапно я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Я оглянулся. Нигде никого. Но ощущение взгляда, злобного, ненавидящего, оставалось. Неземной холод будто сковал мозг. Я понял, что это не галлюцинация, а реальная встреча с каким-то живым существом.

Ощущение враждебного взгляда исчезло так же внезапно, как появилось. Я с облегчением вздохнул и, собравшись с духом, направился к темной стене, видневшейся неподалеку. «Стена» оказалась деревьями — странными, будто ненастоящими. Мрачно вырисовываясь на фоне зловещего фиолетового неба, они казались схемами деревьев, их негативными изображениями.

Под деревьями зашевелилась какая-то фигура и двинулась ко мне.

— Кто это?! — воскликнул я и сердце мое затрепетало.

— Генрих! — послышалось в ответ. — Генрих, любимый!

Фигура бросилась в мои объятия. Она казалась странной и незнакомой, но по ее словам, дыханию, биению сердца я узнал Люси. Это она, она! Ее нежный голос, ее глаза, блестящие даже в полутьме… А тело. будто совсем другое. Или, может быть, нет, то же самое, только я вижу его со всех сторон сразу. Лицо Люси излучает свет, вся она будто соткана из чудеснейших красок. Я растерялся от обилия впечатлений.

— Ты нашел меня, — шептала она. — Ты нашел меня даже в другом мире!

— Я не мог иначе, — ответил я. — Я не мог без тебя там, на земле! Идем, Лю, надо спешить. Может быть, нам удастся вернуться.

— Нет, — печально вздохнула она. — Не удастся. Разве ты не чувствовал падения?

— Чувствовал. Ну и что же?

— Высота лаборатории Шрата не соответствует уровню поверхности земли здесь, в антимире. Я сразу поняла это.

— И поэтому… ты не вернулась?

— Только поэтому.

Чувство отчаяния пронизало мое сердце. Что из того, что я нашел Люси? Ведь мы навсегда останемся в чужом, неведомом мире, в который мы попали по воле случая!

— Что будем делать, Люси?

Люси молчала.

 

На черной дороге

Люси молчала и смотрела на меня спокойно и ласково. И, странно, под ее взглядом я тоже сразу успокоился. Лю погладила мою руку и сказала:

— Вот и все… Все хорошо… Мы вместе. Что тебе еще надо? Ты хочешь вернуться? А зачем? Может быть, так надо, чтобы мы попали сюда. Мы живем, дышим… кругом земля, небо, деревья… правда, все иное, чем на земле…. Ну и что ж? Привыкнем. Мы вместе, и это главное! Два сердца, соединенные любовью, могут создать новый мир. Слышишь, Генрих?

— Слышу, — взволнованно сказал я, обнимая Люси. — Слышу, Лю, и согласен с тобой!

— Тогда пойдем. Здесь какая-то дорога. Я заметила ее перед тем, как увидела тебя.

— Она страшная, черная, Лю!

— Но все-таки она куда-то ведет?

— Ты права. Идем.

Мы взялись за руки и зашагали по узкой дороге, усеянной мелкими острыми камнями. По обе стороны темнели хмурые лесные чащи, высились черные угрюмые скалы. Иногда лес и скалы чередовались с полями, затянутыми плотным темным туманом.

Мы шли долго. Я держал Люси за руку и чувствовал, как ее энергия вливается в мое тело. Было такое ощущение, будто я часть Люси, или она — часть меня самого. Страх и колебания исчезли, их сменили чувства удовлетворенности, покоя и любопытства.

Впереди, на фиолетовом небе, загорелось багровое сияние. Оно пульсировало и поднималось все выше и выше, бросая зловещие отблески на черную землю и угрюмые деревья.

— Что это? — прошептала Люси.

— Может быть, солнце?

— Здесь, в антимире?

— А почему нет? Только здесь оно антисолнце, мы видим его в ином аспекте, чем на земле.

— Как интересно, Генрих! Даже ради того, чтобы увидеть новый, совершенно иной, мир, стоит пожертвовать жизнью!

— Если это принесет людям пользу.

— А откуда ты знаешь, что наше путешествие ничего им не даст?

— Мы же не вернемся туда… в тот мир.

— Никто не знает, Генрих, никто! Предчувствие мне говорит, что мы попали сюда не напрасно. И потом… насколько я поняла… этот мир не совсем чужд нашему… Наоборот — они братья, соседи, и каким-то образом связаны между собой. Разве не так?

— Возможно, — неуверенно сказал я. — Жаль, что мы мало интересовались прежде. А из беседы со Шратом я узнал слишком мало.

Неожиданно Люси схватила меня за руку.

— Что с тобой, дорогая?

— Ты чувствуешь?

— Что?

— Глаза… взгляд?

Действительно, впереди нас кто-то был. Кто-то, смотревший хищно и злобно. Но увидеть его, как ни присматривались, мы не смогли.

Я смело пошел вперед. Ощущение чужого взгляда исчезло. Я опять взял Люси за руку и мы продолжали путь.

— Что это было?

— Не знаю. Возможно, какое-нибудь животное.

— Мне стало страшно, Генрих… Мне казалось, что оно пронизывает меня взглядом насквозь. Почему, почему оно может нас ненавидеть?

— Ты странная, Лю… Разве на земле мало хищников? И не только среди животных, но и среди людей? Может быть, и здесь какой-нибудь хищник…

— Нет, Генрих, нет! Это не животное. Такая злоба может быть только у разумного существа!

Теперь мы шли, напряженно прислушиваясь и оглядываясь. Чувство неуверенности и близкой опасности возрастало. Иногда мне казалось, что следом за нами кто-то идет. И не один, а много.

Вскоре взгляд появился опять — теперь уже не впереди, а сбоку дороги, еще более злобный и враждебный, чем раньше.

— Я боюсь, Генрих, — прошептала Люси. — Я чувствую холод в мозгу и сердце!

У горизонта небо побагровело, будто налилось кровью. Показался краешек диска. Я обрадовался, надеясь увидеть яркое солнце, но вместо него поднялось мрачное, темное светило, посылавшее коричневые лучи, не дававшие ни света, ни тепла. Наоборот, мне даже показалось, что стало холоднее.

Деревья, росшие по краям дороги, встрепенулись, протягивая к солнцу безлистые ветви. В ущельях между скал поползли призрачные тени.

— Ужас, — поежилась Люси, — какая страшная страна!

Дорога постепенно расширялась, становилась более плотной и гладкой. Впереди, в черно-фиолетовых сумерках, показались не то горы, не то строения.

— Пойдем туда, может быть, там кого-нибудь встретим?

— Как хочешь, Генрих.

Но не успели мы сделать и двух шагов, как на нас обрушилась туча странных существ. Казалось, они появлялись прямо из тумана и тут же строились плотными рядами, окружая нас сплошным кольцом.

Люси прижалась ко мне.

— Неужели это конец, Генрих?

— Спокойно, Лю… Спокойно…

Я старался разглядеть лица и очертания тел окружающих нас созданий — и не мог. Ни лиц, ни четких форм я не видел. Существа были черными и отвратительными — это все, что я сумел заметить.

Черные призраки сплошной стеной надвинулись на нас, оставляя в одном месте узкий проход. Значит, они хотели, чтобы мы куда-то шли. Но куда?

Невольно подчиняясь молчаливому приказу, мы зашагали по оставленному нам проходу. Черная свора безмолвно двигалась рядом, все так же оставляя перед нами узкую дорожку.

Люси дрожала всем телом, но я чувствовал, как в ней разгорается гнев.

— Генрих!

— Что, Люси?

— Я не хочу! Я не хочу быть пленницей этих ужасных тварей!

— Я тоже, Люси! Надо бороться!

Гнев Люси передался мне. Негодование и возмущение переполнили мое сердце. Неужели мы для того проникли в другой мир, чтобы стать жертвой этих мерзких чудовищ? Нет, нет, надо избавиться от них во что бы то ни стало!

Жажда свободы охватила нас единым могучим порывом. И тотчас же я заметил, что черная стена дрогнула, заколебалась и стала отдаляться. Послышались звуки, похожие на жалобный пронзительный визг.

— Лю, бежим! — крикнул я.

Мы бросились бежать. Расплывчатые черные фигуры пытались было преследовать нас, но расстояние между нами все увеличивалось. Сердце мое билось радостно и сильно. Мы таки вырвемся из проклятого круга, спрячемся под деревьями, а дальше — скалы и горы, там нас не найдут!

И тут я с удивлением заметил, что пейзаж начал меняться. Солнце засияло ярче. Из коричневого оно превратилось в желтое. Да нет, оно уже стало розовым! Белым!! А теперь — синим…

— Прямо какое-то колдовство! — воскликнула Люси.

Солнце вспыхнуло разноцветным, на миг ослепившим нас, фейерверком. Мы остановились и оглянулись. Черной своры не было и следа — она растаяла в сиянии чудесного дня. Землю покрывали густая трава и нежные цветы. Росинки на них под лучами солнца сверкали всеми цветами радуги. Немного дальше красивые плакучие деревья склоняли к озерам зеленые ветви, будто смотрясь в серебряные зеркала. Все было так, как на земле, только гораздо ярче и богаче. Природа, казалось, была озарена изнутри таинственным волшебным огнем:

— Генрих, куда мы попали? Где наши враги?

— Не знаю, Лю… Как ты прекрасна, Люси!

Она действительно была прекрасна. Я теперь видел не внешний рисунок, а сущность, гармонию всей ее натуры, выраженную в едином аккорде. Этого нельзя объяснить словами, это можно только почувствовать.

Мы смотрели друг на друга, и я видел, что она тоже любуется мной. Теперь я не жалел, что попал в этот изумительный, непонятный антимир, где происходят такие невероятные превращения.

Между деревьями что-то мелькнуло. Трава зашелестела, аромат цветов усилился и перед нами неожиданно возникла высокая, одетая в белое, фигура.

 

Третий мир

Мы замерли и молча смотрели на незнакомца. Было ясно, что он не из числа черных чудовищ, только что преследовавших нас. Наоборот, он весь был создан из красок и лучей. Сияющие голубые глаза, золотистые волосы, спускающиеся волной до плеч, тонкие черты, мягкое выражение лица. Написать его портрет не смог бы ни один художник. В его наружности все время что-то неуловимо менялось. Это был калейдоскоп выражений, форм и оттенков. Неизменным оставалось одно — сущность, прекрасная и гармоничная.

Незнакомец дружеским жестом поднял руку.

— Приветствую вас, люди!

Мне стало легко и радостно. То же самое ощущала и Лю.

— Благодарю вас, — волнуясь, ответил я. — Но кто вы? Мы только что убегали от каких-то тварей… и вдруг…

Лицо незнакомца озарилось улыбкой.

— Я знаю. Идемте.

Он повернулся и пошел впереди нас. Мне казалось, что не шел, а плыл над землей, едва касаясь травы.

Вскоре мы подошли к белому зданию, стоявшему в тени роскошных деревьев. Цвет стен нельзя было сравнить ни с белым мрамором, ни даже со снегом. Это был абсолютный, совершенно белый, цвет, неизвестный людям Земли.

Просторный коридор привел нас в зал с полупрозрачными стенами и потолком. В центре зала находился окруженный голубыми цветами бассейн, наполненный переливающейся всевозможными оттенками водой. В архитектуре и обстановке были неизъяснимые грация и простота, создававшие впечатление мелодии.

Пол вокруг бассейна устилали пышные ковры. Незнакомец указал на них, и мы сели. Я не знал, что делать и что говорить. Все происходящее казалось сном и в реальность его было трудно поверить.

— Надо верить, — улыбнувшись, сказал незнакомец.

— Вы читаете мои мысли? — изумился я.

— Я вижу их, — мягко объяснил хозяин. — А теперь, милые гости, выслушайте меня. Мое имя — Геон. Я знаю о вас все можете не рассказывать. Знаю, что вы из соседнего мира, что вы встретились с хищными низменными созданиями и убежали от них…

— Кто они? — не выдержала Люси.

— Слуги черных тиранов, господствующих на низших состояниях в нашем мире.

— Но как же нам удалось спастись? Это произошло так неожиданно!

— Я объясню. В вашем мире вы привыкли к постоянству форм и неизменности законов. А здесь все иначе. Наш мир тесно связан с вашим. Он является его противоположностью, отрицанием и, в то же время — его формою, негативом. Он — оболочка, вместилище того, что потом появляется в вашем мире…

— «Дырки» Поля Дирака, — прошептала Люси. Геон взглянул на нее ласково, как на маленького ребенка, и покачал головой.

— Представления вашего ученого — только грубая модель. Но в ней есть некоторый смысл. Наш мир и ваш развиваются рядом, они неразрывны, но если ваш мир — одна грань кристалла, то наш — множество таких граней. Поэтому он богаче, изменчивей, полнее.

— Но ведь мы видим здесь вещи, похожие на земные, — сказал я. — Деревья, траву, цветы, и… вас. Ведь вы похожи на человека.

— Для вас — похож, — согласился Геон, — но на самом деле это не так. Ваше мышление по инерции воспринимает здесь предметы так, как привыкло воспринимать на земле. Вот и все. Понятно?

— Почти.

— Скажу ясней. Мир негативных энергий лишен инерции, поэтому он пластичней физического позитивного мира. Вот почему форма предметов здесь очень условна. Она зависит от уровня энергии, ее соотношений, напряжения и чистоты. Этим объясняется и ваш плен и ваше спасение. При переходе в наш мир вы потеряли много энергии, особенно психической, и скатились на самый низкий уровень нашего мира. А потом опять обрели духовные силы, и слуги черных тиранов уже не смогли удержать вас в своей власти.

— Генрих! — радостно воскликнула Люси. — Да ведь это подобие схемы атома. Чем больше увеличивается энергия электрона, тем на более близкую к ядру орбиту он перескакивает!

— Совершенно верно! — одобрил Геон. — Теперь вы понимаете, что я имел в виду, говоря, что наш мир — это множество граней кристалла, а ваш — только одна.

— Но в то же время, — вырвалось у меня, — это единый кристалл?

— Безусловно. Единство мира — вечная истина!

— Все это так, — печально сказал я, — но от этого не легче. Мы попали сюда случайно и обратно дороги нет…

Геон с любовью молча смотрел на нас. На его высоком лбу отражались лучи мыслей, молниями проносившимися в его мозгу. Наконец он произнес:

— Я не в силах вам помочь. Опуститься до уровня вашего мира отсюда нельзя. Есть один способ, но вам он не подойдет. Дело в том, что в ваш мир легко проникают черные тираны жестокие властители, господствующие над обитателями низшего уровня негативного мира. Но ведь вы не захотите воспользоваться их помощью?

— Нет, — с ужасом воскликнула Люси, — ни за что!

— Вот видите. А они охотно использовали бы вас для своей отвратительной цели.

— Какой?

— Разрушения. Они противоположны любому творчеству. Любую силу, любую идею черные тираны стараются приспособить для инволюции, то есть, регресса…

— Это есть и у нас, — подхватила Люси. — Капитализм, частная собственность — чем не черные тираны? И какая великая идея не была использована для войн и уничтожения?

— Да, — согласился Геон. — Иначе и быть не может, Раз наши миры развиваются сообща, то аналогичные явления должны быть и здесь, и там. А когда они исчезнут в одном мире, то сейчас же перестанут существовать и в другом.

— Будет ли это когда-нибудь? — с горечью спросил я.

— Обязательно. Это закон развития.

— А сейчас? Что нам делать, как жить?

— Как жить? — удивился Геон, — оставаться здесь, Разве не во всех мирах идет борьба? Разве только у вас прокладывается дорога к свету? Это единый процесс, и если вы попали сюда включайтесь в него здесь.

— Но ведь мы вам чужие?

— Почему? Разве у нас не нашлось общих мыслей? Разве наши высшие идеалы не совпадают? Разве, как мы уже говорили, наши миры не являются гранями единого мира, мира, не ограниченного этими двумя проявлениями…

— Есть еще третий мир? — удивилась Люси.

— Конечно. И не только третий, а бесчисленное множество их.

— И там тоже есть жизнь?

— Она есть везде, где что-нибудь есть. Третий мир — это мир синтеза. Там бытие проявляется на очень высоком уровне и несравненно полнее и прекраснее, чем в наших мирах.

— И для жителей наших миров оно недостижимо?

— Наоборот. Мы идем к нему. И мы, и вы. Именно там объединяются линии развития обоих наших миров, Но физический мир, антимир и мир синтеза — только первая ступень Беспредельности. Эволюция — это непрерывная пульсация Великой Спирали Бытия, охватывающая все существующее в бесконечности Космоса. Все взаимодействует, обусловлено тесными причинными связями. Достижение в одном мире — это достижение для всего Космоса, падение в одном мире — падение, тормоз для всей Спирали. Микрокосм и макрокосм — едины. Они неисчерпаемы во всех аспектах, вечны и неизменны в сущности и бесконечно изменчивы в своих проявлениях на разных этапах бытия…

— Мозг не может все воспринять! — жалобно прошептала Люси, — но то, что вы говорите, прекрасно!

— А сейчас… сможем ли мы проникнуть в третий мир? — робко спросил я.

Геон заколебался.

— Мы проникаем, — наконец произнес он, — но это небезопасно. В мире синтеза концентрируются самые высокие, могучие и чистые энергии. Выдержать такое напряжение тяжело. Я был там несколько раз. Это — волшебное зрелище, которое невозможно описать словами — его надо видеть!

Мы с Лю переглянулись — у нас мелькнула одна и та же мысль. Я умоляюще посмотрел на Геона. Тот, успокаивая меня, поднял руку.

— Излишне говорить. Я понял ваше желание. Оно прекрасно. Но выдержите ли вы? Хватит ли у вас смелости, чистоты и энергии, чтобы заглянуть в мир прекрасного, в мир грядущего?

Люси протянула мне руку, и я крепко ее пожал. В сердце моем загорелось непреодолимое желание хоть одним глазом заглянуть в страну мечты, где воплощаются надежды и стремления бесчисленных поколений обоих миров.

Геон едва заметно кивнул головой.

— Пусть будет так. Только еще одно предупрежденье: такой взлет на вершину бытия не проходит даром. Израсходовав в мире синтеза всю свою энергию, вы не сумеете в нем удержаться, будете отброшены на низший уровень в антимир и можете опять очутиться во власти черных тиранов.

— Нас это не страшит, — уверенно заявил я. — Мы сумеем освободиться.

— Хорошо, я буду вас ждать. А теперь идите за мной.

Геон привел нас в небольшое, сферической формы, помещение, заполненное голубою мглой и, поставив рядом между мерцающими витками спиралей, отступил в сторону.

— Исполнитесь наивысшего стремления! — раздался его громовой голос.

Я обнял Лю и заглянул ей в глаза. Ее ответный взгляд наполнил меня силой и неутолимой жаждой исканий.

Люси прислонилась ко мне, наши мысли и воля слились. Больше не существовало двоих — был единый торжествующий разум, стремящийся в неизведанное…

…Страшный удар сбросил нас вниз. Ничтожный запас нашей энергии, не выдержав немыслимого напряжения перехода в третий мир, моментально истратился.

Мгновенный, сумасшедший вихрь зеленых и багровых пятен… И плотная, почти ощутимая, тьма…

 

Ультиматум

Когда я пришел в себя, вокруг было темно, только где-то вверху виднелся кусочек мрачного фиолетового неба.

Предсказанье Геона сбылось — лишившись энергии, мы опять упали на дно антимира.

Голова у меня кружилась, тело было вялым и слабым.

— Лю! — позвал я.

— Я здесь, Генрих!

— Где мы?

— Кажется, в каком-то помещении. Мне страшно, Генрих!

Стало немного светлее. Я нащупал руку Люси и пожал ее. Люси повернула ко мне почерневшее, измученное лицо с глазами, утратившими обычный блеск.

— Генрих, смотри!

В сумерках неясно различались знакомые отвратительные черные фигуры. Они окружали нас с трех сторон, с четвертой цепь замыкало возвышение, на котором кто-то сидел. Лица и очертаний фигуры сидящего я рассмотреть не мог, но ясно «ощущал» исходившее от него впечатление дисгармонии, жестокости и силы. «Черный тиран» — догадался я.

— Вам не удалось от меня скрыться! — раздался его насмешливый голос. — Теперь вы в моих руках, люди Земли!

Мы промолчали.

— Почему вы молчите? — загораясь ненавистью, повысил голос сидящий. — Как вы опять попали сюда? Вас выбросило из Высшего мира?

— Молчи, Генрих, не надо! — умоляюще прошептала Люси.

— Только этого и можно ожидать от них, — гремел Черный тиран. — Они непостоянны, как стихии. Малейшее колебание уровня энергии лишает права оставаться в их сфере! Кому нужно такое шаткое, ненадежное существование?

Черный наклонился вперед и в его голосе зазвучали искусительные нотки:

— Только в моих владениях бытие неизменно и вечно. Мои подданные уверены в своем положении. Они не нуждаются в нелепом принципе совершенствования, главенствующем в других сферах. Мы признаем лишь принцип наслаждения. Это — единственный стимул жизни. Вы понимаете меня, люди Земли? Оставайтесь здесь, добровольно, и вы будете счастливы. Вместе с нами вы пойдете по упоительному пути разрушения. В уничтожении — чувство силы, дающее наслаждение, величайшее изо всех, существующих во Вселенных! Что выше силы, владычицы всего сущего? Вы побывали в других мирах, и это поможет вам быть там моими лазутчиками.

Меня душила бессильная злоба. Что мог я ответить после того, как моего сердца и разума коснулось дыхание неимоверно прекрасных миров, к которым во все времена стремились лучшие души человечества?

— Генрих, молчи! Он не может причинить нам вреда. Потерпи немного… Мы наберемся сил… и его свора нас не удержит!

Черный, очевидно, услышал слова Люси. Он выпрямился на своем троне, в голосе зазвучала беспощадность:

— Вам меня не перехитрить! Выбирайте: я или разлука! Я знаю, — обратился он ко мне, — вы любите друг друга. Если вы откажетесь мне служить — я отправлю тебя обратно в твой мир, а ее оставлю здесь навсегда!

— Генрих! Я не боюсь! Я знаю — мы встретимся, Что бы ни случилось — мы встретимся опять!

Я знал это и сам. Я никогда не мог бы даже подумать об измене таким, как Геон. Лучше сгореть в огненном вихре, лучше исчезнуть во тьме небытия, чем опуститься до позорного рабства!

Я бросил на Черного вызывающий взгляд. Он затрясся от гнева.

— Ты выбрал свою судьбу, пришелец! Ты вернешься на Землю и никогда больше не увидишь свою спутницу. Гей, слуги! Возьмите его и сделайте, как я сказал!

Меня схватили, силой оторвали от Люси. Я видел ее протянутые ко мне руки, затуманенные слезами глаза, но не мог сопротивляться. Я чувствовал, что меня бросают в тесный, как гроб, металлический ящик, закрывают тяжелой крышкой. Будто сквозь вату донеслось:

— Генрих! Я буду ждать… Я буду ждать тебя у Геона!

Крышка захлопнулась… Тьма… Тишина… И внезапное безразличие ко всему…

Мелькнула вялая мысль: а, может быть, надо бороться?

Нет… Силы иссякли… Пустота… Безнадежность…

Я протянул руки — меня окружала какая-то плотная среда, напоминавшая вязкую густую жидкость. Она охватывает мое тело неумолимыми объятиями… Сжимает… Становится трудно дышать…

Где-то в глубине мозга засверкали фиолетовые звездочки… Вспыхнуло огненное пульсирующее пятно…

Громовой удар… Мощный поток неведомой энергии подхватил меня, закружил и швырнул в пространство. Глаза ослепил свет. Я увидел небо, солнце, море, берег какой-то земли. Тело мое с огромной быстротой неслось вниз, и в последнюю перед потерей сознания секунду я понял, что Черный тиран выполнил свою угрозу — выбросил меня в физический мир.

Что было дальше, вы знаете, Педро. Я упал в море, вы меня спасли… Вот и все…

 

На встречу с любимой

Уоллес в изнеможении закрыл глаза и умолк. За стенами ветхой хижины гремел шторм, волны, будто аккомпанируя поразительному повествованию, со стоном разбивались о Скалистый берег. В углу зашевелился старый рыбак.

— Вы уж извините, мистер… Как вас… Уоллес, что ли? Я слышал ваш рассказ. У меня даже сердце замерло. Неужели это правда? Или сказка?

— А правда и есть самая чудесная сказка, — тихо отозвался Уоллес. — Только некоторые ждут, когда она придет сама, а некоторые ее творят…

Педро, будто пробуждаясь от сна, встряхнул головой. Вскочив с кровати, быстро заходил взад и вперед по комнате, и рядом с ним заскользила его тревожная, колеблющаяся тень. Немного успокоясь, он энергичным движением взъерошил свои прямые черные волосы и с глазами, блестящими от возбуждения, остановился возле Генриха.

— Я верю вам… полностью!.. Это грандиозно!.. Но теперь о вас, о вашей судьбе. Что вы думаете делать?

— Не знаю, — слабо улыбнулся Уоллес. — Я еще не думал об этом. Сначала немного отдохну. Ведь всеми чувствами и помыслами я еще там, в антимире.

— Тогда ответьте мне на один вопрос.

— Спрашивайте… Я скажу все, что знаю.

— Вы говорили про антимир и мир синтеза. Как они связаны, в чем зависимы один от другого?

— Я тоже знаю очень мало. Только в основных чертах. Словами это трудно объяснить, я попробую образно. Представьте себе дерево. Листья — это наш мир, ствол — антимир, корень мир синтеза. Оборвите листья — вырастут другие, срубите ствол — корень пустит новые отростки, уничтожьте корень дерево погибнет. От корня, то есть от мира синтеза, зависит бытие нашего мира. А, может быть, и не так. Очевидно, будет точнее сказать, что все три мира неразрывно взаимосвязаны и, как в зерне таится потенциал всех будущих поколений, так в мире синтеза заложена сущность наших миров.

— Хм, — покачал головой старый рыбак. — Ничего не разберу. Но все равно, хорошо! Проклятая темнота! Всю жизнь прожил, как пень, и до смерти останусь колодой!

— Зато наши дети и внуки избавятся от темноты! — горячо возразил Педро. — То, что вы рассказали, мистер Генрих, чудесно! Пусть неправда будет господствовать на Земле десять, сто, тысячу лет, но все же конец ей придет! Эволюции нельзя остановить, солнца не спрятать…

— Правда, истинная правда! — оживился Генрих. — Из вас выйдет настоящий ученый!

— А ну, тише, — вдруг вмешался в разговор старик. — Слушайте!

Педро и Генрих притихли. Сквозь грохот бури ясно различалось тарахтенье мотора. Хуан бросился к окну.

— Эге, это, видно, по вашу душу, мистер Уоллес. Катер. Два полисмена и один в гражданском.

Генрих выглянул в окно. Действительно, из-за Чертовой скалы показался направлявшийся к берегу большой военный катер. В предрассветных сумерках на палубе можно было рассмотреть три фигуры. Две были одеты в военную форму, в третьей Генрих узнал Шрата.

Педро помрачнел, между бровями легла резкая складка.

— Вы поедете с ним?

— Ни за что!

— Что же вы предполагаете делать?

Генрих печально посмотрел на Педро и тихо сказал;

— Сам я не в состоянии…

— Можете рассчитывать на меня! — перебил его Педро.

— Слово?

— Слово!

Студент крепко пожал сухощавую руку Уоллеса.

— Вас, конечно, заберут. Меня, возможно, тоже. Но это не страшно.

Он наклонился к старику и что-то сказал ему на ухо. Тот, выслушав, одобрительно кивнул головой, взял стоявший в углу ломик и, кряхтя, вылез через окно во двор.

— Куда он? — удивился Генрих.

— Тихо, — погрозил пальцем Педро. — Так надо.

Старик-рыбак исчез в темноте. В дверь громко постучали.

— Войдите, — спокойно сказал Педро.

Дверь распахнулась, вошли полисмены, но Шрат, отодвинув их, выступил вперед. На его мокром от брызг лице можно было прочесть сложную гамму волновавших его чувств — радость, удивление, льстивость и непреклонную решимость во что бы то ни стало добиться своей цели.

— Коллега! Невероятно! Нам сообщили, что на этом островке произошло чудо! Человек с неба! Я сразу подумал, что это вы! И сразу же сюда! Собирайтесь, поедем!

Генрих, выслушав с утомленным и равнодушным видом пылкую тираду профессора, насмешливо улыбнулся.

— За мной, говорите? А полисмены зачем?

Шрат смущенно развел руками.

— Вы понимаете… катер военный… И потом… мы не были твердо уверены, что это вы. Но отчего вы не рассказываете, что с вами случилось? Почему вы тогда — во время эксперимента — не вернулись назад? Где Люси? И как вы очутились здесь?

Благоразумие подсказывало Генриху, что самый легкий путь — это обмануть Шрата, войти к нему в доверие и с его помощью опять вернуться к Люси и Геону. Но совесть восставала. Нет, нет! Любой обман, даже из высоких побуждений, принижает человека! Обманув, он будет недостоин войти в тот изумительный мир, где все окружающее, природа, солнце, обнажают и показывают внутреннюю сущность человека. Нет, он, Генрих, не унизится до лжи. Он не изменит ни себе, ни Люси, оправдает доверие Геона, ожидающего их в белом здании под тенистыми деревьями…

— Почему вы молчите, Уоллес? — уже сурово задал вопрос Шрат. Наигранное заискивающее выражение исчезло с его лица. — Вы не хотите отвечать?

— Да, не хочу, — спокойно подтвердил Генрих.

Вот и хорошо! Он не чувствует страха. Того, кто идет правильной дорогой, поддерживает все наивысшее и наилучшее. Безразлично, что сделают с ним Шрат и его приспешники. Генрих чувствует, что все обойдется хорошо, что никакие темные силы не смогут его одолеть. Это временный плен, одно мгновение! А потом — безграничная свобода, беспредельные миры творчества и красоты! Как отвратительно изменилось выражение лица Шрата. Разве это истинный ученый? Прислужник монополий, раб черных тиранов. Да, да, это черные тираны! Там, в антимире, владычествуют их бледные копии, слабые отражения, негативы! Все они исчезнут со своими слугами, когда настанет время великого очищения планеты. Человечество недолго будет терпеть эту нечисть, оно пойдет дорогой совершенствования и превратит родную Землю в прекраснейший из миров!

— Вы хотите утаить результаты эксперимента? Вы государственный преступник, Уоллес!

Генрих молчал. Пусть говорит, пусть наливается черной злобой! Все равно его противник бессилен. Он может убить человека, заковать в кандалы, посадить в тюрьму, но над свободным духом он не властен!

Генрих взглянул на Педро. Тот стоял возле него бледный, с решительным выражением лица. Шрат перехватил этот взгляд.

— Кто этот парень? — подозрительно спросил он.

— Мой спаситель.

— Тем лучше, — процедил Шрат сквозь зубы. — Так вы не хотите говорить, мистер Уоллес?

— Нет.

— И не хотите возвращаться в лабораторию?

— Нет.

— В таком случае, учитывая секретность нашей работы и интересы государства, я должен вас арестовать. И, этого парня, который, безусловно, что-то знает — тоже.

Генрих иронически улыбнулся.

— Вот так-то лучше. Без прикрас! Это вам больше к лицу!

— Взять их, — коротко приказал Шрат.

Полисмены навели дула автоматов на Генриха и Педро.

— Выходите. И не пытайтесь бежать! — резко сказал один из полицейских.

Педро молча направился к выходу. Генрих последовал за ним.

Во дворе их встретили порывы ветра, гул прибоя, терпкий запах водорослей, выброшенных бурей на берег.

Педро коснулся плечом Генриха и едва слышно прошептал:

— Спокойно!

О, он, Генрих, спокоен! Все стало простым и ясным. Вся предыдущая жизнь была ничтожной, унизительной игрой. Отныне с этим покончено. Зачем наращивать в своей душе слои грязи, зачем жить среди моральных выродков? Он готов к борьбе, опасностям, смерти! Только пусть все это будет во имя человека, для человека, ради высокого, вдохновенного творчества! Не надо склоняться перед сильным. Надо найти силу в себе, в своем сердце. Раб только тот, кто добровольно одевает ярмо, кто смирился с ним и не пытается сбросить!

Арестованных под присмотром полицейского оставили на палубе. Шрат и второй полицейский укрылись в рубке.

Катер быстро обогнул Чертову скалу и взял курс на соседний остров, врезаясь в тяжелые волны, обдававшие палубу пеной и холодными брызгами.

Генрих нашел руку Педро и крепко ее пожал.

— Простите, друг! Из-за меня страдаете и вы!

— Ерунда! — усмехнулся Педро. — Еще ничего не было. Игра только начинается.

— Молчать! — прикрикнул на них полицейский. — Арестованным запрещается разговаривать!

Неожиданно катер замедлил ход. Волны тотчас же набросились на него, угрожая перевернуть. Генрих с тревогой посмотрел на Педро.

— Что случилось?

— Все отлично! — подмигнул Педро. — Старый Хуан знает свое дело!

Из рубки выглянул бледный от ужаса Шрат.

— Катер дал течь! Надо возвращаться!

Шрат опять скрылся в рубке. Полицейский, стороживший арестованных, в страхе заметался по палубе. Моторы зачихали и остановились. Потерявшее управление суденышко безвольно заплясало на волнах, все глубже и глубже погружаясь в воду.

Педро схватил Генриха за руку и, увлекая его за собой, прыгнул в воду. Белогривый вал подхватил их и понес к берегу. Катер скрылся за высокими волнами. Вот он показался еще раз. Уже только мачта и часть рубки торчали над водою, да на крыше рубки виднелось черное пятно.

— Они погибнут! — стараясь перекричать рев бури, крикнул Генрих.

— Это их дело! Держитесь, друг! Берег недалеко. Дядя Хуан нас ждет!

К вечеру шторм утих. Море выбросило на берег у Чертовой скалы обломки катера и труп Шрата. Для расследования прибыли три военных судна и десятки полицейских обшарили островок. Тщательно обыскали и хижину старого рыбака, но никого не нашли — Хуан на своей старенькой лодке еще засветло перевез Генриха и Педро на большой остров. Там, спрятав лодку в пустынной бухточке, они просидели в прибрежных зарослях до сумерек. Когда стемнело, друзья заторопились, и старик попрощался с Генрихом:

— Да хранит тебя господь, сынок! Педро, я буду ждать тебя здесь.

Два силуэта растаяли в темноте. А старый рыбак лег на дно лодки и, засмотревшись на небо, невольно отдался мечтам. Ему грезились сказочные миры, солнцеликие люди, края, где нет насилия и произвола… Старик качал головой и, тяжело вздыхая, тихонько бормотал:

— Придет ли и к нам такое время? Кто знает?..

Не замеченные никем Генрих и Педро перелезли через высокую ограду и, прячась за деревьями и кустами, начали пробираться к зданию лаборатории.

— Здесь уже легче, — прошептал Генрих, — часовые расставлены только вдоль ограды.

Над дверями главного зала светился зеленый четырехугольник. Генрих нажал кнопку — двери открылись, и они вошли в зал. Педро включил ручной фонарик. Узкий луч побежал по стенам, по серому цилиндру, упал на пульт.

— Включать здесь?

— Да. Идите сюда, Педро. Слушайте внимательно. Я войду в цилиндр и закрою дверцу. Все остальное сделают автоматы. Когда над цилиндром появится красный сигнал — нажмите на пульте рычаг пуска. Электронные машины проведут эксперимент сами. А вы — бегите. Но перед уходом передвиньте сюда этот рычажок.

— Что это?

— Он выключит квантовые приборы, контролирующие работу установки. Она начнет безостановочно накапливать энергию…

— Но ведь это может привести к аварии?

— Я этого и добиваюсь. Лаборатория взорвется. А разве вы хотите оставить ее шратам и всяким другим черным тиранам? Чтобы они проникали в другие миры, угрожали человечеству даже через недоступные сферы?

— Нет, нет, я сделаю все, мистер Уоллес!

— Прощайте! Или нет… послушайте, Педро…

Генрих дружески положил руку студенту на плечо.

— Педро… а почему бы и вам не уйти вместе? Это замечательно, Педро! Попасть в мир, где люди прекрасны и могучи, чисты и свободны… Пойдемте, друг! Вернемся к Хуану, приведем его сюда, чтобы он сделал здесь все, что надо. До рассвета еще далеко, время есть…

Педро покачал головой.

— Нет, мистер Уоллес, я останусь здесь.

— Почему? Вы боитесь?

— Нет. Но я — сын Земли. Вам надо идти — вас ждет в антимире Люси. А меня… меня ждет здесь работа. Сколько еще не сделано на нашей планете! Борьба разгорается, и я отдам ей всю свою жизнь. Я хочу, чтобы все человечество было прекрасным и сильным, чтобы мир Будущего открылся не только для меня… [Нет, я остаюсь. Прощайте, друг… Я верю в вашу судьбу!

— Пусть будет так. Может, вы и правы. Тогда слушайте меня. Вот здесь, в сейфе, фотопленки. На них все основные записи конструкции устройства, расчеты, формулы, теоретические выкладки. Заберите их. Я верю, что в ваших руках это не пропадет. Вы найдете, куда девать такое сокровище!..

— Спасибо, мистер Уоллес. Я сделаю все…]

Генрих вошел в цилиндр. Тяжелая дверца захлопнулась, вверху вспыхнул красный огонек сигнала…

Сердце Педро забилось тревожными толчками. Он вдохнул воздух полной грудью, стиснул зубы и решительно положил руку на рычаг…

Поддерживая рукой спрятанный за пазуху сверток с драгоценными фотопленками, Педро спешил к берегу, где его ждал старый рыбак. А позади него неистовствовал пожар — огонь пожирал развалины лаборатории, взметая к небу миллионы веселых искр. Надрывно гудела сирена тревоги, кричали и метались люди, урчали прибывающие машины. Но Педро, погруженный в свои мысли, не обращал внимания ни на что. Он еще не успел продумать и прочувствовать всего, что случилось с ним за последние сутки, понять, какие огромные сдвиги совершились в его сознании.

Правильно ли он поступил, отказавшись от предложения Генриха? Не утратил ли он навсегда возможность попасть в чудесный мир будущего?

«Правильно», — ответила совесть.

Мы родились на Земле, чтобы сделать ее красивее, богаче, прекрасней. Каждый честный протест, каждая схватка с произволом и насилием приближает то время, когда наша родная планета сама превратится в изумительный, сказочный мир. Все — и тяжкий труд рабочего и хлебороба, и высокое творчество поэта, и полет космонавта — все это стремленье к великой свободе, к единению с Космосом. Эта дорога единственна и неизбежна!

Педро шел, и на сердце у него становилось все чище и ясней. Он шел навстречу неведомой и трудной судьбе, где его ждали искания и борьба. С грустью и нежностью думал он о Генрихе, который сейчас где-то рядом, в ином мире, наперекор черным силам, ищет свое счастье и любовь. Он найдет Люси, без сомнения. Найдет и ясноликого Геона, и тот опять, хоть на минуту, откроет перед любящими третий мир, мир Грядущего…

Педро остановился, оглянулся назад. Лаборатория догорала. Так вскоре должен сгореть весь мир обмана, насилия и темноты. Наступает Космическая Эра, а с нею — Эпоха Великой Свободы Человека!

Это будет! Это грядет!

А если иначе? Нет, иначе не может быть. И не будет! Если иначе… тогда не стоит и жить…