Уоллес в изнеможении закрыл глаза и умолк. За стенами ветхой хижины гремел шторм, волны, будто аккомпанируя поразительному повествованию, со стоном разбивались о Скалистый берег. В углу зашевелился старый рыбак.

— Вы уж извините, мистер… Как вас… Уоллес, что ли? Я слышал ваш рассказ. У меня даже сердце замерло. Неужели это правда? Или сказка?

— А правда и есть самая чудесная сказка, — тихо отозвался Уоллес. — Только некоторые ждут, когда она придет сама, а некоторые ее творят…

Педро, будто пробуждаясь от сна, встряхнул головой. Вскочив с кровати, быстро заходил взад и вперед по комнате, и рядом с ним заскользила его тревожная, колеблющаяся тень. Немного успокоясь, он энергичным движением взъерошил свои прямые черные волосы и с глазами, блестящими от возбуждения, остановился возле Генриха.

— Я верю вам… полностью!.. Это грандиозно!.. Но теперь о вас, о вашей судьбе. Что вы думаете делать?

— Не знаю, — слабо улыбнулся Уоллес. — Я еще не думал об этом. Сначала немного отдохну. Ведь всеми чувствами и помыслами я еще там, в антимире.

— Тогда ответьте мне на один вопрос.

— Спрашивайте… Я скажу все, что знаю.

— Вы говорили про антимир и мир синтеза. Как они связаны, в чем зависимы один от другого?

— Я тоже знаю очень мало. Только в основных чертах. Словами это трудно объяснить, я попробую образно. Представьте себе дерево. Листья — это наш мир, ствол — антимир, корень мир синтеза. Оборвите листья — вырастут другие, срубите ствол — корень пустит новые отростки, уничтожьте корень дерево погибнет. От корня, то есть от мира синтеза, зависит бытие нашего мира. А, может быть, и не так. Очевидно, будет точнее сказать, что все три мира неразрывно взаимосвязаны и, как в зерне таится потенциал всех будущих поколений, так в мире синтеза заложена сущность наших миров.

— Хм, — покачал головой старый рыбак. — Ничего не разберу. Но все равно, хорошо! Проклятая темнота! Всю жизнь прожил, как пень, и до смерти останусь колодой!

— Зато наши дети и внуки избавятся от темноты! — горячо возразил Педро. — То, что вы рассказали, мистер Генрих, чудесно! Пусть неправда будет господствовать на Земле десять, сто, тысячу лет, но все же конец ей придет! Эволюции нельзя остановить, солнца не спрятать…

— Правда, истинная правда! — оживился Генрих. — Из вас выйдет настоящий ученый!

— А ну, тише, — вдруг вмешался в разговор старик. — Слушайте!

Педро и Генрих притихли. Сквозь грохот бури ясно различалось тарахтенье мотора. Хуан бросился к окну.

— Эге, это, видно, по вашу душу, мистер Уоллес. Катер. Два полисмена и один в гражданском.

Генрих выглянул в окно. Действительно, из-за Чертовой скалы показался направлявшийся к берегу большой военный катер. В предрассветных сумерках на палубе можно было рассмотреть три фигуры. Две были одеты в военную форму, в третьей Генрих узнал Шрата.

Педро помрачнел, между бровями легла резкая складка.

— Вы поедете с ним?

— Ни за что!

— Что же вы предполагаете делать?

Генрих печально посмотрел на Педро и тихо сказал;

— Сам я не в состоянии…

— Можете рассчитывать на меня! — перебил его Педро.

— Слово?

— Слово!

Студент крепко пожал сухощавую руку Уоллеса.

— Вас, конечно, заберут. Меня, возможно, тоже. Но это не страшно.

Он наклонился к старику и что-то сказал ему на ухо. Тот, выслушав, одобрительно кивнул головой, взял стоявший в углу ломик и, кряхтя, вылез через окно во двор.

— Куда он? — удивился Генрих.

— Тихо, — погрозил пальцем Педро. — Так надо.

Старик-рыбак исчез в темноте. В дверь громко постучали.

— Войдите, — спокойно сказал Педро.

Дверь распахнулась, вошли полисмены, но Шрат, отодвинув их, выступил вперед. На его мокром от брызг лице можно было прочесть сложную гамму волновавших его чувств — радость, удивление, льстивость и непреклонную решимость во что бы то ни стало добиться своей цели.

— Коллега! Невероятно! Нам сообщили, что на этом островке произошло чудо! Человек с неба! Я сразу подумал, что это вы! И сразу же сюда! Собирайтесь, поедем!

Генрих, выслушав с утомленным и равнодушным видом пылкую тираду профессора, насмешливо улыбнулся.

— За мной, говорите? А полисмены зачем?

Шрат смущенно развел руками.

— Вы понимаете… катер военный… И потом… мы не были твердо уверены, что это вы. Но отчего вы не рассказываете, что с вами случилось? Почему вы тогда — во время эксперимента — не вернулись назад? Где Люси? И как вы очутились здесь?

Благоразумие подсказывало Генриху, что самый легкий путь — это обмануть Шрата, войти к нему в доверие и с его помощью опять вернуться к Люси и Геону. Но совесть восставала. Нет, нет! Любой обман, даже из высоких побуждений, принижает человека! Обманув, он будет недостоин войти в тот изумительный мир, где все окружающее, природа, солнце, обнажают и показывают внутреннюю сущность человека. Нет, он, Генрих, не унизится до лжи. Он не изменит ни себе, ни Люси, оправдает доверие Геона, ожидающего их в белом здании под тенистыми деревьями…

— Почему вы молчите, Уоллес? — уже сурово задал вопрос Шрат. Наигранное заискивающее выражение исчезло с его лица. — Вы не хотите отвечать?

— Да, не хочу, — спокойно подтвердил Генрих.

Вот и хорошо! Он не чувствует страха. Того, кто идет правильной дорогой, поддерживает все наивысшее и наилучшее. Безразлично, что сделают с ним Шрат и его приспешники. Генрих чувствует, что все обойдется хорошо, что никакие темные силы не смогут его одолеть. Это временный плен, одно мгновение! А потом — безграничная свобода, беспредельные миры творчества и красоты! Как отвратительно изменилось выражение лица Шрата. Разве это истинный ученый? Прислужник монополий, раб черных тиранов. Да, да, это черные тираны! Там, в антимире, владычествуют их бледные копии, слабые отражения, негативы! Все они исчезнут со своими слугами, когда настанет время великого очищения планеты. Человечество недолго будет терпеть эту нечисть, оно пойдет дорогой совершенствования и превратит родную Землю в прекраснейший из миров!

— Вы хотите утаить результаты эксперимента? Вы государственный преступник, Уоллес!

Генрих молчал. Пусть говорит, пусть наливается черной злобой! Все равно его противник бессилен. Он может убить человека, заковать в кандалы, посадить в тюрьму, но над свободным духом он не властен!

Генрих взглянул на Педро. Тот стоял возле него бледный, с решительным выражением лица. Шрат перехватил этот взгляд.

— Кто этот парень? — подозрительно спросил он.

— Мой спаситель.

— Тем лучше, — процедил Шрат сквозь зубы. — Так вы не хотите говорить, мистер Уоллес?

— Нет.

— И не хотите возвращаться в лабораторию?

— Нет.

— В таком случае, учитывая секретность нашей работы и интересы государства, я должен вас арестовать. И, этого парня, который, безусловно, что-то знает — тоже.

Генрих иронически улыбнулся.

— Вот так-то лучше. Без прикрас! Это вам больше к лицу!

— Взять их, — коротко приказал Шрат.

Полисмены навели дула автоматов на Генриха и Педро.

— Выходите. И не пытайтесь бежать! — резко сказал один из полицейских.

Педро молча направился к выходу. Генрих последовал за ним.

Во дворе их встретили порывы ветра, гул прибоя, терпкий запах водорослей, выброшенных бурей на берег.

Педро коснулся плечом Генриха и едва слышно прошептал:

— Спокойно!

О, он, Генрих, спокоен! Все стало простым и ясным. Вся предыдущая жизнь была ничтожной, унизительной игрой. Отныне с этим покончено. Зачем наращивать в своей душе слои грязи, зачем жить среди моральных выродков? Он готов к борьбе, опасностям, смерти! Только пусть все это будет во имя человека, для человека, ради высокого, вдохновенного творчества! Не надо склоняться перед сильным. Надо найти силу в себе, в своем сердце. Раб только тот, кто добровольно одевает ярмо, кто смирился с ним и не пытается сбросить!

Арестованных под присмотром полицейского оставили на палубе. Шрат и второй полицейский укрылись в рубке.

Катер быстро обогнул Чертову скалу и взял курс на соседний остров, врезаясь в тяжелые волны, обдававшие палубу пеной и холодными брызгами.

Генрих нашел руку Педро и крепко ее пожал.

— Простите, друг! Из-за меня страдаете и вы!

— Ерунда! — усмехнулся Педро. — Еще ничего не было. Игра только начинается.

— Молчать! — прикрикнул на них полицейский. — Арестованным запрещается разговаривать!

Неожиданно катер замедлил ход. Волны тотчас же набросились на него, угрожая перевернуть. Генрих с тревогой посмотрел на Педро.

— Что случилось?

— Все отлично! — подмигнул Педро. — Старый Хуан знает свое дело!

Из рубки выглянул бледный от ужаса Шрат.

— Катер дал течь! Надо возвращаться!

Шрат опять скрылся в рубке. Полицейский, стороживший арестованных, в страхе заметался по палубе. Моторы зачихали и остановились. Потерявшее управление суденышко безвольно заплясало на волнах, все глубже и глубже погружаясь в воду.

Педро схватил Генриха за руку и, увлекая его за собой, прыгнул в воду. Белогривый вал подхватил их и понес к берегу. Катер скрылся за высокими волнами. Вот он показался еще раз. Уже только мачта и часть рубки торчали над водою, да на крыше рубки виднелось черное пятно.

— Они погибнут! — стараясь перекричать рев бури, крикнул Генрих.

— Это их дело! Держитесь, друг! Берег недалеко. Дядя Хуан нас ждет!

К вечеру шторм утих. Море выбросило на берег у Чертовой скалы обломки катера и труп Шрата. Для расследования прибыли три военных судна и десятки полицейских обшарили островок. Тщательно обыскали и хижину старого рыбака, но никого не нашли — Хуан на своей старенькой лодке еще засветло перевез Генриха и Педро на большой остров. Там, спрятав лодку в пустынной бухточке, они просидели в прибрежных зарослях до сумерек. Когда стемнело, друзья заторопились, и старик попрощался с Генрихом:

— Да хранит тебя господь, сынок! Педро, я буду ждать тебя здесь.

Два силуэта растаяли в темноте. А старый рыбак лег на дно лодки и, засмотревшись на небо, невольно отдался мечтам. Ему грезились сказочные миры, солнцеликие люди, края, где нет насилия и произвола… Старик качал головой и, тяжело вздыхая, тихонько бормотал:

— Придет ли и к нам такое время? Кто знает?..

Не замеченные никем Генрих и Педро перелезли через высокую ограду и, прячась за деревьями и кустами, начали пробираться к зданию лаборатории.

— Здесь уже легче, — прошептал Генрих, — часовые расставлены только вдоль ограды.

Над дверями главного зала светился зеленый четырехугольник. Генрих нажал кнопку — двери открылись, и они вошли в зал. Педро включил ручной фонарик. Узкий луч побежал по стенам, по серому цилиндру, упал на пульт.

— Включать здесь?

— Да. Идите сюда, Педро. Слушайте внимательно. Я войду в цилиндр и закрою дверцу. Все остальное сделают автоматы. Когда над цилиндром появится красный сигнал — нажмите на пульте рычаг пуска. Электронные машины проведут эксперимент сами. А вы — бегите. Но перед уходом передвиньте сюда этот рычажок.

— Что это?

— Он выключит квантовые приборы, контролирующие работу установки. Она начнет безостановочно накапливать энергию…

— Но ведь это может привести к аварии?

— Я этого и добиваюсь. Лаборатория взорвется. А разве вы хотите оставить ее шратам и всяким другим черным тиранам? Чтобы они проникали в другие миры, угрожали человечеству даже через недоступные сферы?

— Нет, нет, я сделаю все, мистер Уоллес!

— Прощайте! Или нет… послушайте, Педро…

Генрих дружески положил руку студенту на плечо.

— Педро… а почему бы и вам не уйти вместе? Это замечательно, Педро! Попасть в мир, где люди прекрасны и могучи, чисты и свободны… Пойдемте, друг! Вернемся к Хуану, приведем его сюда, чтобы он сделал здесь все, что надо. До рассвета еще далеко, время есть…

Педро покачал головой.

— Нет, мистер Уоллес, я останусь здесь.

— Почему? Вы боитесь?

— Нет. Но я — сын Земли. Вам надо идти — вас ждет в антимире Люси. А меня… меня ждет здесь работа. Сколько еще не сделано на нашей планете! Борьба разгорается, и я отдам ей всю свою жизнь. Я хочу, чтобы все человечество было прекрасным и сильным, чтобы мир Будущего открылся не только для меня… [Нет, я остаюсь. Прощайте, друг… Я верю в вашу судьбу!

— Пусть будет так. Может, вы и правы. Тогда слушайте меня. Вот здесь, в сейфе, фотопленки. На них все основные записи конструкции устройства, расчеты, формулы, теоретические выкладки. Заберите их. Я верю, что в ваших руках это не пропадет. Вы найдете, куда девать такое сокровище!..

— Спасибо, мистер Уоллес. Я сделаю все…]

Генрих вошел в цилиндр. Тяжелая дверца захлопнулась, вверху вспыхнул красный огонек сигнала…

Сердце Педро забилось тревожными толчками. Он вдохнул воздух полной грудью, стиснул зубы и решительно положил руку на рычаг…

Поддерживая рукой спрятанный за пазуху сверток с драгоценными фотопленками, Педро спешил к берегу, где его ждал старый рыбак. А позади него неистовствовал пожар — огонь пожирал развалины лаборатории, взметая к небу миллионы веселых искр. Надрывно гудела сирена тревоги, кричали и метались люди, урчали прибывающие машины. Но Педро, погруженный в свои мысли, не обращал внимания ни на что. Он еще не успел продумать и прочувствовать всего, что случилось с ним за последние сутки, понять, какие огромные сдвиги совершились в его сознании.

Правильно ли он поступил, отказавшись от предложения Генриха? Не утратил ли он навсегда возможность попасть в чудесный мир будущего?

«Правильно», — ответила совесть.

Мы родились на Земле, чтобы сделать ее красивее, богаче, прекрасней. Каждый честный протест, каждая схватка с произволом и насилием приближает то время, когда наша родная планета сама превратится в изумительный, сказочный мир. Все — и тяжкий труд рабочего и хлебороба, и высокое творчество поэта, и полет космонавта — все это стремленье к великой свободе, к единению с Космосом. Эта дорога единственна и неизбежна!

Педро шел, и на сердце у него становилось все чище и ясней. Он шел навстречу неведомой и трудной судьбе, где его ждали искания и борьба. С грустью и нежностью думал он о Генрихе, который сейчас где-то рядом, в ином мире, наперекор черным силам, ищет свое счастье и любовь. Он найдет Люси, без сомнения. Найдет и ясноликого Геона, и тот опять, хоть на минуту, откроет перед любящими третий мир, мир Грядущего…

Педро остановился, оглянулся назад. Лаборатория догорала. Так вскоре должен сгореть весь мир обмана, насилия и темноты. Наступает Космическая Эра, а с нею — Эпоха Великой Свободы Человека!

Это будет! Это грядет!

А если иначе? Нет, иначе не может быть. И не будет! Если иначе… тогда не стоит и жить…