Глава 26

Из паба мы решили поехать домой к Адриане, чтобы поговорить с Фредди. Было почти шесть часов, когда мы подъехали и припарковали ее «остин» за домом.

Я заметил, что, несмотря на зимний холод, задняя дверь приоткрыта. Поэтому я остановил Адриану и жестом велел ей вернуться к машине. Сам я порылся в карманах пальто и нашел люгер. Когда Адриана это заметила, она открыла сумку и тоже вытащила пистолет.

Я настоял на том, чтобы пойти первым, и мы вошли через заднюю дверь. Свет в прихожей ярко горел, так же как и в кухне справа. Мы осторожно вошли в кухню. Адриана первой заметила на полу кровь. Внушительное пятно разлилось на половицах у разделочного стола, несколько капель вели к двери в столовую. Когда я открыл дверь, прямо перед нами мы увидели дворецкого Уоллесов, привязанного к стулу. На левой стороне его черепа, прямо над ухом, была рана. На лице имелось несколько царапин, засохшая струйка крови виднелась в уголке рта. Его широко раскрытые глаза смотрели прямо перед собой. Большой кухонный нож торчал из груди.

Адриана развернулась и спрятала лицо у меня на груди. Она прерывисто дышала, и я боялся, что она лишится чувств. Я отступил в угол, увлекая ее за собой, и молча наблюдал, выставя перед собой люгер. Через минуту Адриана успокоилась и взглянула мне в лицо с выражением суровой решимости.

– Надо идти дальше, – сказала она.

Я кивнул, и она повела меня из столовой в приемную. Там горела лампа, но никого не оказалось. Адриана направилась к двустворчатым дверям, ведущим в библиотеку. Они были закрыты. Я отступил, поднял люгер и жестом велел ей держаться позади. Она подняла свой пистолет, а я толкнул створки. В комнате было темно, и Адриана, пригнувшись, скрылась внутри. Несколько секунд спустя в углу загорелся свет, рядом с лампой стояла Адриана. Содержимое стола было; вывернуто на пол, ящики свалены в кучу. Она молча указала на стеклянный шкаф с оружием у стены. Она подняла два пальца, и я заметил, что две ячейки пусты.

Мы осмотрели по очереди все комнаты на первом этаже. Но не обнаружили ни людей, ни новых следов насилия. Когда я указал на лестницу, ведущую из передней наверх, Адриана отрицательно покачала головой и вместо этого направилась к комнатке в задней части дома. Там она показала мне узкую черную лестницу. Я первым поднялся на второй этаж. Там по периметру дома шел ярко освещенный широкий коридор. Одна из дверей в спальню, выходившая в этот коридор, была неплотно прикрыта, и я вошел.

Там мы обнаружили вторую жертву. Адриана стояла прямо за мной, и мы увидели тело одновременно. Она потеряла самообладание, свойственное фронтовой медсестре, и отвернулась. Она вернулась в коридор и прислонилась к стене. Ее рука с пистолетом безжизненно повисла. Держа люгер наготове, я подошел к обнаженному телу, лежавшему на кровати лицом вниз и привязанному к спинкам за запястья и щиколотки. Наклонился поближе и увидел на бедрах и ягодицах женщины многочисленные ожоги от сигареты. Я аккуратно приподнял густые волосы и увидел на шее следы от веревки.

– Это кухарка, – прошептала Адриана. – Осталась горничная. – Она села в кресло в коридоре и уставилась в потолок. – Я больше не могу, Чарли. Вам придется искать без меня.

– Держите оборону, – тихо сказала я. – Может, он еще здесь.

Она положила пистолет на колени и кивнула.

Горничную я обнаружил в соседней комнате. Она лежала, привязанная к кровати. Тоже обнаженная. Ожоги еще сильнее, чем у кухарки. Я внимательно осмотрел остальные комнаты на втором этаже и больше ничего не нашел. Затем вернулся к первой спальне, где ждала Адриана.

– Фредди здесь нет, – сказал я, встал на колени и прижал ее лицо к груди.

– А горничная? – спросила она.

– Она в соседней комнате в том же состоянии, что и кухарка, – сказал я.

Адриана глубже забилась в кресло.

– Где же Фредди? – тихо спросила она – Когда я говорила с ним утром, слуги были в церкви. Он сказал, что собирается пробыть дома почти весь день.

– Видимо, он вышел, – сказал я. – Но, судя по засохшей крови, прошло уже много времени. По меньшей мере часа два.

– Может, он выходил и вернулся. Может, он вошел и наткнулся на Гассмана. Может, Фредди сейчас в полиции, – сказала она, изображая надежду.

– Мы не осмотрели гараж, – сказал я. – Если Фредди нет, то нет и его машины.

– Я не смогу спуститься, Чарли. Я с кресла встать не могу.

– Вам нельзя здесь оставаться, – сказал я. – я подожду, пока вы будете готовы. А потом вместе спустимся в гараж.

Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– Как мы оказались в таком положении? Письмо от мертвеца, который просил Конан Дойла об услуге. Разговор на приеме. Забава, чтобы скоротать время. – Она посмотрела на меня, все еще держа пистолет на коленях. – В вас стреляли на улице.

– А на вас напали, – сказал я. – Я не знаю, Адриана. Письмо оказалось совсем не простой забавой, это уж точно. И теперь мы по уши увязли в том, что недоступно нашему пониманию.

– Но зачем все это? Зачем ему или им убивать слуг?

– Тот, кто это сделал, пытался заставить их говорить. – Я вздрогнул, вспомнив описание ожогов и унижений, которым Гассман подвергал пациентов, чтобы сделать их более податливыми. – Может, он хотел узнать, где вы или Фредди. Он всерьез намерен разыскать нас, и мы знаем почему. Когда на улице вы обратились к Мэри Хопсон с фразой из его дневника, не осталось никаких сомнений, что вы знаете его тайну. Более того, когда в газетах написали, что я вскрыл могилу Гассмана, он должен был понять, что мы расследуем обстоятельства его смерти.

– Но он решил убить вас еще до этого, возможно, как только вы посетили Хелен Уикем или когда мы пришли в «Мортон Грейвз»; – Она взглянула на труп кухарки. – Давайте уйдем отсюда.

Мы вернулись к черной лестнице и спустились в коридор на первом этаже. Адриана провела меня ко все еще открытой задней двери. Гараж оказался огромной бывшей каретной на задворках усадьбы. Огромные двери, места на четыре машины. И хотя правая дверь была открыта, было слишком темно, чтобы понять, есть ли внутри автомобиль. Мы вошли через боковую дверь впереди, и Адриана включила электричество.

Фредди сидел у стены рядом с «бентли». В его правой руке был большой пистолет. На груди виднелось пулевое отверстие, невидящие глаза ныне покойного члена парламента смотрели прямо вперед.

Адриана подбежала к нему. Опустившись на колени и схватив его за плечи, она прижалась к нему и сказала:

– О Фредди, они добрались до тебя… до тебя. И ты в этом не виноват. Виновата я. Я убила тебя, – говорила она, всхлипывая. – Фредди, Фредди, Фредди… – Она нежно коснулась его щеки, как, я помнил, делала в больничной палате. – Мой старый моряк. – Она села на пол рядом с ним, бросила пистолет, взяла обеими руками его правую руку и зарыдала.

Внимательно оглядывая помещение, я обогнул «бентли» и заметил темное пятно на полу. Небольшое кровавое пятнышко, где-то в пол-ладони. У двери было разбрызгано еще несколько. Дверной косяк треснул, и в дереве виделся след от пули.

– Он ранен, – сказал я. – Гассман ранен! Фредди, должно быть, попал в него.

– Фредди мертв, Чарли, – задыхаясь, глухо сказала Адриана.

Я подошел к ней:

– Вы были правы. Фредди, видимо, вышел. Когда он вернулся, Гассман ждал его в гараже с ружьем, взятым из дома. Но он не рассчитывал, что Фредди тоже вооружен. – Я оглядел сцену преступления и продолжил: – Он выскочил из-за машины со стороны дома, но Фредди, должно быть, увидел или услышал его, успел что-то заподозрить – и успел выстрелить.

Я осмотрел цемент и увидел еще капли крови, ведущие к задней двери гаража. Вместо того чтобы последовать за ними, я вернулся к двери, через которую мы вошли, – на другой стороне, с фасада. Потом осторожно обогнул здание в темноте. Я держался подальше от белых стен и сконцентрировал внимание на садовом кустарнике и лужайках. Но даже при атом я был прекрасной мишенью, если Гассман все еще находился поблизости.

Через пять минут я вернулся в гараж и понял, что Адриана так и не пошевелилась. Она сидела, прислонившись к стене, рядом с телом Фредди, вцепившись в его руку. Казалось, меня она не заметила.

– Гассман, в чьем бы теле он ни находился, ушел.

Она не реагировала. Я еще несколько секунд подождал, потом глубоко вздохнул и нагнулся так, что мое лицо находилось на одном уровне с ее – и Фредди.

– Адриана, – мягко позвал я.

Ее глаза медленно сфокусировались на моем лице.

– Чарли, Фредди…

– Я знаю. И сочувствую. Он был прекрасным человеком.

– Он никогда и ничего не боялся.

– Я знаю.

Она кивнула и снова посмотрела в лицо покойного мужа.

– Адриана, вам тоже надо быть отважной. И надо позвонить в полицию.

Она с усилием перевела взгляд на меня;

– Я ничего не соображаю, Чарли. Что я им скажу? Что они у меня спросят?

– Давайте вернемся в дом, Адриана. Вместе обдумаем.

Я увел ее в дом, подальше от тела Фредди. Мы прошли в переднюю, и она села в кресло. Я налил ей бренди. После первого глотка Адриана начала безудержно рыдать, а я ничего не мог сделать, кроме как положить руку ей на плечо, пока она не затихла.

– Нам надо все обдумать, – сказала она. – Полицейские не знают, где я была. Я могла вернуться откуда угодно и обнаружить все это.

– Возможно, вас кто-то узнал в пабе, несмотря на волосы. И сэра Артура, кстати, тоже наверняка опознали. Когда об этом напишут в газетах, кто-нибудь может вспомнить, что видел вас обоих за чаем в Кингстоне.

– Надо предупредить сэра Артура до того, как полиция свяжется с ним. – Адриана снова потеряла самообладание, но через мгновение взяла себя в руки.

– Кто-то может вспомнить, что с вами был третий, и это тоже придется объяснить, – сказал я.

Она задумалась:

– А третьим был пожилой плешивый господин, с которым мы познакомились там, в пабе.

– Да, паб был переполнен. Ему больше некуда было сесть.

Я позвонил Конан Дойлу и рассказал, что мы обнаружили. Он кратко поговорил с Адрианой. Потом мы некоторое время обсуждали детали. Хотя ему и не нравилось скрывать от полиции информацию, было решено, что Адриана скажет, что недавно вернулась с континента и сегодня днем поехала в Кингстон на встречу со своим старым другом сэром Артуром. Они пробыли в пабе недолго и сидели за одним столиком с незнакомцем, который не нашел другого места, так как в пабе было яблоку негде упасть. Их разговор в основном состоял из комментариев о поведении студентов, которые буйно вели себя за соседним столом. Имени своего незнакомец не назвал.

– Сэр Артур, – тихо сказал я, – тот, кто это сделал, пришел сюда за жертвой. Он не собирался никого оставлять в живых. Если он знал, что может прийти сюда, он может прийти и к вам.

– Я понял, что такое возможно, и сразу после нашего сегодняшнего разговора отправил семью в гости к родственникам. Слугам я дал отпуск и вооружил дворецкого. Завтра я могу переехать в Уиндлшем. Хотя тот адрес известен даже большему количеству людей, чем этот.

– Я не смогу оставаться здесь после того, как Адриана позвонит в полицию, – сказал я. – Как вы думаете, не могли бы вы прийти и побыть с ней?

– Конечно. Убедитесь, чтобы она сказала полиции, что позвонила мне и что я еду к ней. Дайте мне еще раз с ней поговорить.

Я передал трубку Адриане, а сам отнес стакан из-под бренди в кухню и помыл, а потом поставил его на место в баре в приемной, Адриана повесила трубку, как раз когда я вошел.

– Вам придется пройти довольно далеко, прежде чем взять кеб, – сказала она – Нужно звонить прямо сейчас. Артур уже выехал.

– Заприте двери, Адриана.

– Берегите себя, – сказала она. – Он может быть где угодно.

– Оставайтесь дома, – сказал я, направляясь к задней двери.

 

Глава 27

УБИТ ФРЕДЕРИК УОЛЛЕС, ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА, УБИЙЦА АРЕСТОВАН В РИЧМОНД-ПАРКЕ

В понедельник имя Роберта Стэнтона было на первых полосах всех утренних газет. По настоянию Адрианы, как только они смогли выбраться, Артур привел ее ко мне в номер. Позже тем же днем оба ожидали дальнейших бесед с полицией, поэтому понимали, что не смогут оставаться у меня долго. В половине десятого утра мы сидели у меня в номере и просматривали утреннюю прессу. Для нас всех ночь выдалась долгой. Мы не спали, снедаемые страхами и сомнениями о том, что же происходит. Сделав анонимный звонок в полицию с городского телефона, я вернулся в номер и не выходил из него.

– Со мной уже связался двоюродный брат Фредди. Он говорит, что обо всем позаботится, – сказала Адриана, явно испытывая благодарность. – Я попросила его устроить похороны наших слуг, – сказала она, утирая глаза.

– Ах да, – сказал я, осознавая, что ни на секунду не задумался об этих несчастных, всю ночь проволновавшись за Адриану.

– Не знаю, как смогу смотреть в глаза их родственникам. Я чувствую вину за их смерть.

Я знал, что спорить с ней об этом бесполезно. В свое время она оправится.

– Думаю, их похороны будут милосердно простыми по сравнению с тем, что ожидается для члена парламента.

– Будет чудом, если я переживу завтрашний день, – тихо сказала она.

Я кивнул и спросил:

– И как прошла вчера встреча с полицейскими?

Конан Дойл ответил первым:

– Я приехал как раз перед полицией. Они обошли дом, пока мы ждали в приемной. Потом в течение двух часов нам задавали вопросы. Среди них не было главного инспектора Уиллиса. Конечно, мы не смогли сказать им ничего полезного. – Он повернулся к Адриане.

После долгой паузы та сказала:

– По крайней мере о вас они не спрашивали.

Не дождавшись продолжения, я обратился к Конан Дойлу.

– Они не сочли странным ваше присутствие, сэр Артур? – спросил я.

Не сводя глаз с Адрианы, он слегка пожал плечами:

– Кажется, нет. Мы объяснили все так, как договорились. Их вопросы касались предполагаемых мотивов, возможности попасть в дом и всего такого.

– И моих передвижений, – рассеянно сказала Адриана, ее голос упал, а она подошла к окну и из-за закрытой занавески уставилась в окно.

Мы с Конан Дойлом переглянулись. Сэр Артур глянул на Адриану и продолжал:

– Полицейские были удовлетворены нашими ответами.

Он словно подразумевал, что сама Адриана не была удовлетворена ответами, которые ей пришлось дать.

Пока Адриана стояла у окна, мы с сэром Артуром просмотрели газеты, чтобы узнать, что на данный момент стало общественным достоянием. В газетных репортажах сообщалось, что, действуя по анонимному звонку, полицейские прибыли к мастерской Роберта Стэнтона поздно вечером в воскресенье. В отсутствие хозяина они обыскали дом и сделали два тревожных открытия. Первым была кипа сильно запятнанной кровью одежды.

За этим последовал тщательный обыск дома, что, в свою очередь, привело к еще одной поразительной находке. Под фальшивым дном большого ящика для инструментов в мастерской были спрятаны девять тысяч фунтов наличными и облигациями на предъявителя. Для скромного ремесленника это было доходом более чем за двадцать лет работы. Соседи предположили, что на самом деле он зарабатывал даже меньше, так как работал нерегулярно.

Позже, рано утром в понедельник, и сам Стэнтон был арестован в Ричмонд-парке, где бродил в состоянии нервного расстройства по роще Сидмут-вуд. Стэнтон был ранен, а в кустарнике у пруда Бишопс-понд к северу от того места, где его нашли, был обнаружен пистолет, который опознали как пропавший из дома Уоллесов. Пока рассматривались юридические вопросы, подозреваемый сидел в участке в Кингстоне-на-Темзе.

В самой дотошной статье вдобавок сообщалось, что Стэнтон в прошлом был пациентом благотворительной больницы «Мортон Грейвз», и указывалось, что недавно убитая Мэри Хопсон когда-то лечилась в том же заведении. И хотя, согласно показаниям свидетелей, убила ее женщина, Стэнтон может иметь отношение к этому делу.

В газетах также сообщалось, что миссис Уоллес, которая пережила нервный срыв, обнаружив у себя дома следы жестокой расправы, уединится до завтрашних похорон своего мужа. Эту новость я прочел в молчании и сэр Артур в свою очередь воздержался от комментариев.

Несмотря на мою уверенность в том, что Адриане сейчас будет трудно отвлечься от своего горя, я знал что наши жизни зависят от того, сможем ли мы установить местонахождение Гассмана и предотвратить его следующий шаг. Я решил, что настало время поднять этот вопрос.

– Одно мы знаем наверняка, – сказал я, после того как мы провели над газетами около получаса. – Гассман в теле Мэри Хопсон успел добраться до Стэнтона после того, как Адриана ее смертельно ранила.

Сэр Артур медленно кивнул, не отрывая глаз от развернутой на коленях газеты.

– Ясно, что Гассману удалось переселиться в Стэнтона, – твердо сказал он и повернулся к Адриане. – Мы также знаем, что он оставался в нем недолго после того, как покинул ваш дом, Адриана. Он должен был вступить в контакт с кем-то другим, потому что Стэнтон не стал бы бродить по Сидмут-вуд, если бы им владел Гассман. Адриана отвернулась от окна и утвердительно кивнула, демонстрируя поразительное спокойствие, принимая во внимание то, что ей пришлось пережить.

– Значит, Гассман, – добавил я, – вернулся в «Мортон Грейвз» сразу после того, как ушел из вашего дома. Было достаточно рано, чтобы встретиться с кем-нибудь там.

Адриана глубоко вздохнула. Она была не в состоянии продолжать разговор. Она умылась и переоделась, но ее прическа пребывала в беспорядке; было видно, что последние сорок восемь часов она провела без сна.

– Подумайте о деньгах, которые они нашли, – сказал мне Конан Дойл. – Это примерно такая же сумма, как и та, которую мы обнаружили в саквояже Мэри. Припрятанная доля Стэнтона была такой же, как и доля Хопсон.

Мы замолчали, и я задумался о деньгах. Десяти тысяч фунтов было достаточно, чтобы надежно их вложить и вести благопристойную жизнь среднего обывателя на проценты. Этого хватило бы, чтобы купить больше «фордов», чем укладывалось в голове.

– Я не думаю, что это были доли Хопсон или Стэнтона, – сказал сэр Артур. – Сомневаюсь, что они даже знали об этих деньгах.

– За все это время они бы, конечно, позволили себе большее, если бы обладали ими, – предположил я. – Вы правы, это деньги Гассмана. Он поделил их по той же причине, по которой держал под рукой больше чем одного податливого пациента.

Неожиданно заговорила доселе молчавшая Адриана.

– Но зачем он их хранит? – спросила она. – Он мог бы жить в гораздо лучших условиях.

– Полагаю, он думает, что будет пользоваться ими очень долгое время, – ответил я. – Он собирается жить вечно – и, заметьте, не в качестве духа. Он собирается вечно жить во плоти и пользоваться телами других, помоложе и поздоровее.

Адриана кивнула:

– Верно. И никто из этих… как он их называл? Особые пациенты? И никто из этих особых пациентов особо не шиковал.

– Они сводили концы с концами, – сказал я. – Ждали, были доступны, не понимая, что или кто их контролирует. Возможно, Гассман немного их подкармливал. Иначе они вряд ли вообще смогли бы существовать.

Адриана добавила:

– Естественно, они не могли бы позволить себе вести бурную ночную жизнь.

Сэр Артур добавил:

– Я потрясен. Я считал Гассмана приличным человеком. А он, видимо, живет в этих несчастных пациентах в обличье дебошира и распутника.

– Вспомните, – сказал я, – что для него это не имеет никаких последствий. Он может быть каким. угодно безответственным и беззаботным, ведь последствия его не касаются. Только его пациенты страдают от потери ориентации, унижения, арестов – один бог знает, от чего еще.

– Если только не считать, что его уже дважды подстрелили, – сказал Конан Дойл. – И хоть он не умер, боль он должен был чувствовать.

Адриана выпрямилась и сказала:

– Очень на это надеюсь. Сейчас, судя по всему, Гассман прячется в лечебнице в Ричмонд-парке. Мой выстрел дорого ему обошелся, как и выстрел Фредди. Он потерял Мэри Хопсон. А теперь и Роберта Стэнтона, а также крупную сумму денег – две крупные суммы.

– И он знает, кто в этом виноват и у кого одна из этих сумм, – добавил я.

– И понимает, что мы на него охотимся, – сказала Адриана. – И явно жаждет мести.

– Даже если исключить месть, он знает, что должен добраться до нас, чтобы его не разоблачили, – сказал Конан Дойл.

– Или не убили, – мрачно проговорила Адриана. – Я бы, без сомнения, убила его, если бы могла.

– Забавно то, что ни одна сторона не может обратиться к властям – мы не в большей степени, чем он, – сказал я. – Он никогда и не мог, но мы не в лучшем положении. Во-первых, нас сочтут сумасшедшими. Во-вторых, если нам и поверят, то посадят в тюрьму за убийство, воровство и… осквернение могилы.

Артур встал, подошел к Адриане и посмотрел в окно, словно ожидал увидеть там Гассмана.

– Но, возможно, у нас теперь есть преимущество, – сказал он. – Предположительно Гассман заперт в одном из пациентов в лечебнице «Мортон Грейвз».

Адриана ответила:

– Это весьма шаткое предположение. Мы не знаем, кто еще может у него быть за пределами «Мортон Грейвз». Я согласна с тем, что Гассман предпочтет остаться в больнице, на какое-то время по крайней мере, в частности, из-за того, что нам вряд ли удастся прийти туда за ним. После наших неудач и последующей огласки нас вряд ли ожидает теплый прием. Возможно, он знает, что там он в безопасности.

Я обдумал возможность отправиться за ним:

– Мы бы даже не знали, кого ищем, если не считать тех троих, имена которых нам известны.

Адриана кивнула:

– Так было с самого начала. Мы никогда на самом деле не знали, кого ищем. И дважды, когда, по-нашему, мы встретились с Гассманом, это случилось потому, что он сам себя обнаружил. В теле Лизы он стрелял в вас. В теле Мэри напал на меня. А мог бы просто продолжать свой путь. И мы думаем, что он существует, только потому, что он написал письмо. Доктор Гассман пока сам решает, когда ему показываться.

– Не знаю, как вы, Адриана, но я не хочу заставлять его обнаружить себя, становясь мишенью, – мрачно сказал сэр Артур. – Я бы предпочел поймать его другим способом.

– Но есть еще одна вещь, которая сможет его обнаружить, – задумчиво сказала Адриана. – Он бы с удовольствием выбрался из «Мортон Грейвз», если бы нашел способ.

– Вы правы, – согласился я. – Он точно знает, что мы поняли, где он, но у него, возможно, нет выхода, пока Стэнтон в тюрьме. А это может затянуться.

– Но мы знаем двоих здесь, на свободе, которые в прошлом были его объектами. А что, если бы он смог добраться до одного из них? – спросила Адриана.

– Думаю, он бы ухватился за такую возможность, – сказал сэр Артур. – Но по моим представлениям, здесь только один его бывший объект – и это лишь наше предположение – священник.

Адриана покачала головой и дотронулась до его руки:

– Нет, их двое; священник и Алиса Таппер. Помните? Она сама была объектом, пока не велела ему прекратить. Из провалов в памяти, которые она описала, я догадываюсь, что Гассман мог ею завладевать.

– Если бы он встретился с ними при обстоятельствах, которые не дали бы ему заподозрить ловушку, – сказал сэр Артур, – он бы попытался их загипнотизировать. И если за ними наблюдать в этот момент, то можно было бы сказать, где именно он находится, и изолировать его. Тот, кто попытался бы загипнотизировать их, и был бы нам нужен.

– Да, вы правы, – сказал я. – Но Гассмана нельзя изолировать в больнице, не прибегая к помощи врачей. А на их сотрудничество рассчитывать не приходится.

– Да, не можем же мы гоняться за ним с пистолетом по больнице, – сказала Адриана.

– Искушение велико, – сказал Конан Дойл, – но заодно с Гассманом есть вероятность пристрелить еще кого-нибудь за компанию.

– Понимаю, я стреляла в Гассмана, а убила Мэри Хопсон, – сказала Адриана совершенно спокойным голосом.

Я понял, что Адриане вновь удалось обрести профессиональную отчужденность, которой ее научили на войне.

– Но тогда вашей жизни угрожала опасность, – ответил сэр Артур. – Дорогая, у вас не было выбора. В любом случае мы не сможем просто застрелить Гассмана, но можем попытаться поймать его и забрать из «Мортон Грейвз».

– Подальше от других потенциальных объектов, – сказала Адриана. – Это действительно единственная возможность предотвратить его новое переселение.

Я размышлял, как заставить священника или Алису помочь нам.

– Мы должны проверить, сможем ли заручиться поддержкой кого-то из этих двоих. Нам потребуется их помощь, если наш план удастся.

– Я пока не слышал ни о каком конкретном плане, Чарльз, – заметил Конан Дойл. – Так каков же он?

– Добиться от них поддержки. Плана у меня нет, но мы его придумаем. Сначала надо проверить, удастся ли раздобыть необходимую приманку. Я за то, чтобы найти священника. Я бы задал ему и другие вопросы.

– Но сейчас, – сказала Адриана, – нам пора идти. Полагаю, Уиллис заявится до окончания дня, и мне надо попытаться отдохнуть перед… завтрашним днем.

– Да, – добавил сэр Артур, по-отечески кладя руку ей на плечо, – нам действительно пора. Давайте продолжим обсуждение позже по телефону, если понадобится. Звоните, если появятся какие-то идеи.

– У меня в номере нет телефона, – сказал я. – Я буду выходить и регулярно звонить вам. И завтра буду на поминальной службе, но там мы не сможем поговорить.

– Не думаю, что вам стоит туда идти, Чарльз, – сказала Адриана, качая головой. – Что, если кто-нибудь вас узнает?

– Она права, старина, – добавил сэр Артур.

– Никто меня не узнает, – сказал я, – Я хочу быть там из уважения к Фредди, но есть и другая причина.

– Вы имеете в виду Гассмана? – спросил Конан Дойл. – Он будет там, если сумеет выбраться из «Мортон Грейвз».

– И он будет там, чтобы убить нас троих, – добавил я. – Конечно, вас двоих он узнает, но меня, возможно, и нет. Я смогу выяснить, не следит ли кто-нибудь за вами. И если замечу что-нибудь, выстрелю без колебаний.

– Он не сможет быть там завтра, – тихо сказала Адриана. – Он заперт в лечебнице.

– Без сомнения, – подхватил сэр Артур, – но я думаю, Чарльз, проследить стоит. Мы тоже будем настороже.

– И вооружены, – сказала Адриана.

С этим наше маленькое совещание завершилось, Адриана объяснила, что сняла номер в гостинице, сказав родственникам, что еще не готова вернуться домой. Он убедила мать не ждать, что она вернется в родительское поместье.

После того как остальные ушли, я пошел в магазин подержанной одежды и купил черный костюм и хорошо сидевшее, слегка поношенное пальто. Это был единственный способ, который ;я мог выдумать, чтобы прилично выглядеть на похоронах. Поскольку одежда была единственной собственностью, которой я мог обладать в сложившихся обстоятельствах, я собирался выбирать ее тщательно.

 

Глава 28

Во вторник утром я проснулся позже, чем планировал, и выглянул в окно. День оказался промозглым и холодным. Перевязав рану и побрив лицо и большую часть головы, я надел купленный накануне черный костюм. Я поблагодарил судьбу за то, что мне удалось найти подходящее пальто с большим внутренним карманом, в который поместился мой люгер.

Хотя меня беспокоила мысль о том, что надо бы охранять сэра Артура и Адриану и в церкви, но, чтобы свести к минимуму риск быть узнанным, я решил посетить только сами похороны. Поскольку я опаздывал, то вызвал такси и попросил доставить меня прямо в церковный двор и там дожидаться толпы скорбящих, которая непременно явится на погребение высокопоставленного члена парламента.

Там меня ждали первые трудности. У церкви никого не было, поэтому я бы вызвал подозрения, стой я снаружи. Но и войдя в церковь, я бы тоже привлек внимание. Решение нашлось, когда я увидел два ряда автомобилей по обеим сторонам улицы, прилегавшей к церкви. И пошел по обочине вдоль машин, пока не нашел одну – большую и без водителя. Я уверенно открыл дверь и сел, будто на свое место. Оказавшись внутри, я осторожно оглядел машины поблизости и заметил только одного шофера, но тот, казалось, дремал.

Я повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть когда люди начнут выходить из церкви. Сорок минут спустя большие центральные и маленькие боковые двери распахнулись и толпа начала выходить на легкую изморось, продолжавшуюся все утро. Я немедленно покинул роскошную машину и пошел к церкви, понимая, что теперь не вызову подозрений. В качестве меры предосторожности я захватил зонтик с переднего сиденья. Я собирался использовать его для того, чтобы прикрыть искусственную плешь от дождя, а лицо – от посторонних глаз.

Я подошел к толпе у церкви, а она все увеличивалась. Раскидывался небольшой шатер из зонтиков. Я не принадлежал к этому социальному кругу, но узнал несколько знакомых лиц. Многие были весьма имениты, и среди них – сэр Артур Конан Дойл с супругой, несколько лордов и членов парламента и по меньшей мере полдюжины членов кабинета. В минувшем году я брал интервью у некоторых из них, но надеялся, что моя изменившаяся внешность будет надежным прикрытием. Главный инспектор Уиллис, шаря глазами повсюду, только не там, куда направлялся, наткнулся на меня. Резкое столкновение с человеком ниже меня ростом вдавило пистолет мне прямо в грудную клетку.

– Прошу прощения, – сказал он, виновато улыбнувшись и рассеянно взглянув в мою сторону. Я отвернулся. Он потер левое плечо.

Я чуть не совершил ошибку, ответив что-нибудь вежливое, но вовремя понял, что Уиллис может узнать мои голос. С колотящимся сердцем я кивнул, улыбнулся и отошел под прикрытие стоявшей неподалеку группы пожилых морских офицеров. С неудовольствием отметив, что Уиллис какое-то время провожал меня взглядом, прежде ч вернуться к изучению прибывающей толпы, я отвернул словно хотел заговорить с одним из своих соседей.

– Что за ужасная кончина! – сказал стоявший прямо передо мной офицер.

Я понял, что из-за того, что я подошел к ним, он решил заговорить, словно мы были знакомы.

– Невероятно, – ответил я, заметив, когда начали снимать шляпы, что все вокруг меня в военной форме. Хуже того, мне показалось, что они стали выстраиваться в два ряда. Это движение было почти незаметным, но через какое-то время стало ясно, что офицеры представляли собой организованную группу, а мне в ней места нет. Я оказался между двумя рядами, и несколько человек посмотрели на меня с явным неодобрением.

Я вышел из группы, когда они начали одновременно двигаться назад к дверям церкви. Из-за этого я остался в одиночестве и, опустив зонтик, чтобы спрятать лицо, поспешил смешаться с толпой. Когда я снова огляделся в поисках инспектора, то увидел, что он смотрит на меня с расстояния не больше тридцати футов. Я наклонил зонтик в его сторону, слегка отвернулся и заметил, как восемь морских офицеров, теперь стройной группой, вошли в церковь.

Несколько минут спустя они снова показались, неся гроб с телом Фредди, за ними шла Адриана Затем двигалась небольшая группа людей, которых я посчитал членами семьи. Эта процессия направилась в сторону прилегающего к церкви кладбища, остальные шли поодаль. Я старался держаться так, чтобы между мной и инспектором Уиллисом было не меньше ста человек, а он, казалось, был поглощен осмотром двора, словно ожидал увидеть там опасных правонарушителей. Поскольку полицейские арестовали Роберта Стэнтона и держали его под стражей, я не видел для главного инспектора причин присутствовать на похоронах – если только он не собирается изловить заодно и меня. Тут я понял, что у меня начинается паранойя. Уиллис был высокопоставленным офицером Скотленд-Ярда. Возможно, он присутствовал на таких важных похоронах от лица полиции.

На кладбище я стоял так далеко, что не услышал ни слова из прощальных речей. И хотя я хорошо видел Адриану, я сомневался, что она заметила меня в море зонтиков и плащей, наплывавших на гроб. Я внимательно следил, нет ли опасности. Любой, кто приближался к ней, немедленно привлекал мое внимание.

Когда служба подходила к концу, я понял, что скоро все начнут уходить, а я без машины. Я решил вернуться в церковь, по возможности не вызывая подозрений, и подождать, пока все не разойдутся. Тогда я найду телефон и вызову такси. Когда люди передо мной стали разворачиваться, я медленно побрел с ними. К счастью некоторые участники церемонии пошли вдоль церкви. Присоединившись к ним, я, оказавшись напротив церковных дверей, скользнул внутрь. Судя по всему, никто меня не заметил.

Я закрыл зонтик, подошел к скамье в самом темном углу церкви и сел, положив на колени молитвенник» Несколько мгновений спустя я принялся сочинять монолог, обращенный к Фредди. Начал я с восхищения его заслугами перед страной, продолжил извинениями за любовь к его жене и за его убийство доктором Гассманом Я не чувствовал, что Фредди меня простил. Тогда я прибавил обещание позаботиться о безопасности и здоровье Адрианы, но я был совершенно уверен, что человек такого ума и опыта, как Фредди, понял бы, что у меня мало возможностей сдержать свои клятвы.

Когда я решил, что прошло уже достаточно времени и все убрались восвояси, я встал и пошел к боковой двери, через которую вошел. Не успел я открыть свой краденый зонтик, как узнал голос главного инспектора Уиллиса, который стоял в десяти футах справа от двери.

– Чарльз Бейкер, – сказал он немного неуверенно, – вас разыскивают для допроса касательно серьезного дела. Прошу вас, пойдемте со мной.

Когда я повернулся к нему, мне стало ясно, что он вовсе не уверен в том, что я Чарльз Бейкер.

– Прошу прощения, старина, но вы приняли меня за кого-то другого, – сказал я более высоким голосом, нежели мой собственный.

На его лице отразилась неуверенность, а я отвернулся и пошел дальше по дорожке. Уголком глаза я заметил слева в двадцати футах двух полицейских в униформе.

– Постойте! – громко сказал Уиллис. – Сэр, предъявите удостоверение личности.

Я понимал, что оба полицейских это слышат, но притворился, что не обратил внимания, и пошел дальше.

Уиллис поднял голос почти до крика:

– Остановитесь, сэр! Я главный инспектор полиции при исполнении обязанностей, и я призываю вас назвать себя!

Я остановился и подождал, пока двое полицейских, начавших двигаться в моем направлении, подойдут на шесть футов, потом вытащил свой люгер и направил на них на виду у инспектора. По доброй традиции лондонской полиции ни один из них не был вооружен. Затем я развернулся вполоборота, чтобы все трое оказались в поле моего зрения.

– Что это значит? – спросил я тоном, который, по моим представлениям, должен был походить на тон оскорбленного аристократа. К сожалению, он походил всего лишь на голос Чарльза Бейкера.

Оба полицейских остановились и держали руки на виду. Уиллис вытащил руки из карманов пальто и слегка поднял их ладонями вперед.

– Вы ведь это несерьезно, мистер Бейкер, – сказал он. – Вас приглашают просто для беседы.

– Давайте-ка лучше зайдем внутрь, – сказал я. – Держитесь на виду и не нарывайтесь на неприятности.

Уиллис подошел к двери и открыл ее, дав знак полицейским зайти в церковь. Они вошли по очереди, чтобы я мог видеть их. Когда я кивнул, Уиллис отпустил дверь и зашел сам, я отправился следом и затворил за собой дверь.

– У вас зоркие глаза, инспектор, – честно сказал я.

– Главный инспектор, – поправил меня Уиллис. – И во многом благодаря зорким глазам я и стал главным инспектором, Бейкер. Должен сказать, что вы сейчас совершаете большую ошибку. Дела ваши куда как серьезнее – гораздо серьезнее, чем осквернение этой дурацкой могилы. Давайте-ка подумаем, приятель, прежде чем совершать что-то, чего потом не исправишь.

– Вы трое сядьте на переднюю скамью на небольшом расстоянии друг от друга, – приказал я, словно знал, что делать. Сам я занял позицию на расстоянии нескольких футов впереди и прислонился к ограде алтаря, направив на них люгер, не прицеливаясь ни в кого конкретно.

– Может, я прямо сейчас задам вам несколько вопросов, мистер Бейкер? Может, этого окажется достаточно, – сказал Уиллис.

– Не думаю, что у меня на это есть время, главный инспектор, – ответил я. – Мне надо идти.

– Давайте начнем с причин вашего побега из больницы, Бейкер, – продолжил он, не обращая внимания на мое заявление. – Тамошняя медсестра говорит, что вы боялись каких-то людей, которые желали вам зла. Когда вы сбежали, она не дежурила, поэтому не могла способствовать побегу, но, по ее словам, накануне к вам в комнату заглядывал незнакомый человек. – Он помолчал и продолжил: – Кого вы боялись, мистер Бейкер? Не говорите, что Анатоль, мы ее поймали, и вам это было хорошо известно.

– Боюсь, сейчас не могу отвечать на ваши вопросы, главный инспектор. Эта история слишком запутанна, ее трудно объяснить, но уверяю вас, что не сделал ничего плохого.

– Если не считать осквернения могилы, выдачи себя за поверенного в больнице «Мортон Грейвз», возможного сговора с Робертом Стэнтоном с целью убийства портнихи в Шине и члена парламента, а теперь вот и нападения на полицейских.

Я смотрел на него, не говоря ни слова.

– Вашу фотографию узнал доктор Доддс и другие сотрудники больницы. А как раз сегодня он снова звонил мне из Ирландии, куда уехал в отпуск. Он только что прочитал газеты.

– В том случае не было ничего интересного для вас, просто небольшое расследование.

– А юный работник магазина в Хэме опознал вас как человека, заходившего к Роберту Стэнтону на прошлой неделе. А если подумать, то теперь вы соответствуете и описанию второго человека. И паренек также узнал ваш «моррис-оксфорд».

– Я могу все это объяснить, – сказал я.

– Так сделайте же это, мистер Бейкер, ради всего святого! Иначе вам не выбраться из столь затруднительного положения!

– В следующий раз, Уиллис. А сейчас я хочу, чтобы вы трое сняли свои ремни и шнурки.

Оба полицейских подчинились, а Уиллис задал новый вопрос:

– Во что вы втянули миссис Уоллес, мистер Бейкер? Доктор Доддс сказал, что она была с вами, когда вы приходили в «Мортон Грейвз». Она представила вас как семейного адвоката из Нью-Йорка.

Я направил дуло пистолета прямо на него и взмахнул им.

– Ремень и шнурки, – сказал я. Когда все трое все сделали, я продолжил давать указания. – Вы, – обратился я к одному из полицейских, – свяжите хорошенько руки вашему другу за спиной шнурками. И привяжите к шнуркам ремень. Я проверю.

Он все сделал хорошо, поэтому я заставил его связать и инспектора. Потом я велел обоим поставить ноги на короткую решетку перед скамьей, велел несвязанному обхватить их ноги ремнем и привязать к решетке. Потом я сделал с ним то же, что и он с остальными.

– Это безумие, Бейкер! Мы пустимся в погоню через мгновение. Вы сами ухудшаете свое положение.

– Послушайте, главный инспектор, если бы я был таким негодяем, за которого вы меня принимаете, я бы пристрелил вас, а не привязывал бы таким малонадежным способом и не давал бы вам возможности преследовать меня. Я не хочу никому причинять вреда. Я просто хочу выбраться и спастись из опасного положения которое не могу вам пока объяснить. Поверьте мне, я не имею никакого отношения к смерти Уоллеса.

– Тогда дело в деньгах, да? – спросил он. – Доддс сказал, вы спрашивали его о большой сумме денег, которая пропала много лет назад.

– Мне действительно пора, – ответил я, направляясь к двери.

Я выглянул: перед церковью никого, потому я быстро вышел. Я знал, что самодельные путы не задержат полицейских дольше чем на несколько минут. Поскольку с одной стороны с церковью граничило кладбище, к тому же вокруг располагалось обширное поле, ближайшим местом, где я мог скрыться, был торговый район, начинавшийся ярдах в двухстах от церкви. Оказавшись там, я продолжал идти по лабиринту улиц, пока не нашел подходящего места.

Там, где улица раздваивалась, на углу стояло здание, в котором находились табачная и книжная лавки. Это было довольно большое помещение с тремя дверьми: по одной выходило на каждую улицу, центральная располагалась на самом углу. Все было заставлено высокими шкафами и изобиловало темными уголками. Кроме того, я обнаружил лестницу, которая вела на второй этаж, к отделу редких книг. Из окна второго этажа я мог наблюдать за обеими улицами. Наконец я почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы выждать и передохнуть.

Два часа спустя, во время которых я не привлек ничьего внимания, я спустился к прилавку на первом этаже с целью совершить скромную покупку и попросить телефон. После того как мне его предоставили, а продавец деликатно отступил на несколько футов, чтобы не мешать разговору, я вызвал такси. И еще через час я снова был в безопасности в своей комнате.

 

Глава 29

Я встретился с Адрианой в среду днем. Предыдущие сутки я провел в своем номере, никто меня не беспокоил, за исключением сэра Артура, которого я побеспокоил сам и с которым мы имели продолжительную телефонную беседу. Адриана приняла все возможные меры предосторожности, чтобы никто не проследил за ней от ее гостиницы. Она забрала меня в назначенном месте у моей гостиницы. Стоило мне ее увидеть, как я заметил, что выглядит Адриана лет на десять старше, чем неделю назад. Неухоженные волосы, измученное лицо… Однако для меня она все равно выглядела прекрасно.

Нам уже были известны имя священника и название прихода. В час дня мы с Адрианой ехали к отцу Келли, она рассказывала мне о своем разговоре с главным инспектором Уиллисом в понедельник утром.

– Инспектор был очень вежлив. Он не задавал вопросов, на которые я уже отвечала. Видимо, прочитал их донесения. Основной мишенью его вопросов были вы, – сказала она.

– То есть?

– Встречались ли мы с вами после вашего побега из больницы. Уиллис довольно долго объяснял – при этом постоянно извинялся, – как все это смотрится глазами стороннего наблюдателя. Например, то, что мы с вами были вместе, когда в вас стреляли, а вот Фредди никто не заметил. Боюсь, он думает, что вы… – Она замолчала и прижала руки к лицу.

– О боже! Как он может?!

– Если вы приходите к подобному заключению, – сказала она, – и другие могут.

– Что я застрелил Фредди и убил всю прислугу в доме?

– Так далеко он не зашел – просто спрашивал, где вы находитесь и известны ли мне причины, по которым вы сбежали из Королевской больницы в Челси и разорили могилу психиатра.

У сэра Артура он спрашивал примерно то же самое, – сказал я. – Однако газеты об этом помалкивают. Это значит, что Уиллис держит свои подозрения при себе. А что было вчера?

– Когда инспектор пришел ко мне в гостиницу, он был гораздо суровее. Разыскал меня, заставив родителей сообщить мое местонахождение. Сказал, что вы побывали на похоронах в обличье пожилого человека. Заявил, что вы напали с оружием на него и еще на двоих полицейских. Этого было достаточно, чтобы получить ордер на ваш арест, каковым он и размахивал передо мной.

– А он упоминал о своих подозрениях касательно моего предположительного сговора со Стэнтоном?

– Нет.

– Это плохо, – заметил я. – Значит, он думает, что вы тоже к этому причастны.

– Судя по всему. – Адриана поднесла к носу платок и отвернулась к окну.

Я секунду поколебался, потом заявил:

– Мы должны как-то изменить его мнение.

Она молчала всю оставшуюся дорогу до церкви, где нас ожидала беседа с отцом Келли.

В приходе мы представились мистером и миссис Бедекер, родителями заблудшей дочери, которой нужна помощь. Наша дочь, говорили мы, заключена в тюрьме Холлоуэй, и нам требуется помощь в возвращении ее на путь истинный. Мы попросили, чтобы отец Келли навестил ее, но в ответ услышали, что его нет в стране. Не устроит ли нас другой священник?

Мы продолжали настаивать, и нас провели в кабинет главы прихода. На вид ему было лет сорок, как и мне в гриме. Мы сказали, что очень хотим поговорить с отцом Келли, и священник погрустнел.

– Мне очень жаль, но это невозможно. Отец Келли уехал из Англии. Он вернулся в Ирландию, – сказал глава прихода.

– Но мы разговаривали с ним всего недели две назад, – сказала Адриана, – и он выразил такое желание помочь, такое понимание молодых женщин, особенно в нервном состоянии.

Наш собеседник заметно покраснел:

– По правде говоря, миссис Бедекер, отец Келли сам неважно себя чувствует. Ему пришлось вернуться в Ирландию, чтобы поправить… собственные нервы. К сожалению, связаться с ним никак невозможно.

– Вы хотите сказать, отец Келли находится в лечебнице? – спросил я.

Священник мгновение посмотрел на меня, словно обдумывая, что сказать.

– По правде говоря, да, мистер Бедекер. Видите ли, отец Келли подвергался большому напряжению, гораздо большему, чем мы тогда предполагали. Он так много работал и, кроме того, уделял весьма много времени спасению души той несчастной женщины, которую повесили. И эта ноша оказалась для него непосильной» Он… сорвался, так сказать. В общем, на какое-то время отец Келли пропал. А когда мы его обнаружили, он был в ужасном состоянии.

– Так это случилось после того, как несчастную повесили? – спросила Адриана.

– Дайте-ка подумать. Это было в прошлую пятницу? Нет. Он заболел незадолго до того, за несколько дней, однако, полагаю, эта казнь стала для него невыносимым бременем. Отец Келли питал уверенность, что она примет крещение перед казнью.

– Прошу прощения, святой отец, но разве она не была сумасшедшей? Так в газетах писали, – сказал я. – И как же отец Келли мог привести ее к спасению?

– Он говорил, что она самая разумная женщина в тюрьме, мистер Бедекер. К тому же суд признал ее вменяемой. Отец Келли всегда отзывался о несчастной с похвалой. – Он открыл блокнот на чистой странице. – А ваша дочь, ее фамилия тоже Бедекер, или она замужем?

– А когда, вы полагаете, отец Келли вернется? – спросила Адриана, не обращая внимания на вопрос.

Последовала долгая пауза, пока священник перебирал бумаги на столе. Наконец он сказал:

– Я совершенно уверен, что отец Келли не вернется в этот приход, миссис Бедекер, как и вообще в Англию. Когда он будет готов вернуться к своим обязанностям, его направят в другой приход. Вполне естественно часто переезжать, особенно если ты молодой священник. Очень может быть, он и так бы не задержался здесь надолго. Итак, могу ли я осведомиться касательно вашей дочери? Я обязательно прослежу, чтобы с ней связались как можно скорее.

– Ее зовут Хильда, – сказал я. – Немецкое имя, в честь моей бабушки. Хильда Бедекер. К сожалению, осуждена за воровство на три года.

Адриана опустила глаза и сложила руки на коленях. 

– Я прослежу, чтобы с ней начали беседовать, – сказал священник, – как только нам пришлют кого-нибудь на эту должность. Сейчас, увы, не хватает людей.

С этим мы удалились. Примерно милю спустя Адриана заговорила:

– Вы были правы. Это был, без сомнения, молодой священник.

– Однако сейчас главное то, что мы не можем с ним поговорить, – заметил я.

– Остается Алиса Таппер. Надеюсь, она согласится, – сказала Адриана, глядя на мелькающие дома.

– Но даже если она захочет помочь нам, ей будет трудно выбраться в «Мортон Грейвз», – сказал я.

Адриана повернулась и посмотрела на меня:

– Полагаю, у нее хватит на это сил, но… сколько мы ей расскажем? И что мы будем делать после того, как поймаем Гассмана?

– Если поймаем, – поправил ее я. – И если он не поймает нас. Об этом можно не думать, пока мы не уясним, где он.

После продолжительного телефонного разговора было решено, что сэр Артур присоединится к нам для повторного визита к Алисе Таппер позже вечером. Конан Дойл настоял на том, чтобы больную подробно информировали о наших подозрениях. Он взял на себя задачу разъяснить игру доктора в «музыкальные стулья» и наши предположения касательно того, чего Гассман при этом добился.

Мы с Адрианой объяснили маскировку с внешностью и даже позволили Алисе ощупать наши крашеные волосы и мою лысину.

Когда мы закончили, Алиса неожиданно заявила:

– Я всегда это знала!

– Вы знали, что таким способом он продолжает жить? – спросил Артур.

– Нет, не это, но я догадывалась, что он может завладевать этими пациентами – и мной. И я знала, что он жесток. Когда я это поняла, я уже была влюблена в него и поэтому находила оправдания.

– Мы должны понять, где он прячется, Алиса, и в кого он вселился сейчас, – сказал я. – И для этого нам понадобится ваша помощь.

Она помолчала.

– Для вас я могу его поймать, – сказала она удивительно сильным голосом. – Должно быть, он отчаянно хочет выбраться из «Грейвз». Если он увидит меня, то поймет, что я – выход.

Мы нервно переглянулись, и Артур ответил:

– Мы тоже так думаем. И если вы согласитесь помочь, мы сможем изолировать его.

– Видите лиг просто поймать недостаточно. Нужно его прикончить. Безусловно, вы это понимаете. – Она оглядела нас. – А я могу это сделать.

– Что вы хотите сказать, Алиса? – спросила Адриана. – Вам известен способ… прикончить его?

Алиса снова твердо посмотрела на нас, на этот раз с легкой улыбкой:

– Конечно, вы все знаете, что я умираю. Кстати, я уже должна быть мертва В любом случае это произойдет скоро.

– Мы слышали, – тихо ответила Адриана.

– У меня рак, моя дорогая. Как вам известно, это очень болезненно, единственное облегчение мне доставляет только морфий – да и то небольшое. Неужели вы думаете, я откажусь от возможности заснуть навсегда и избавиться от боли?

– Если он будет в вас, вы ничего не будете чувствовать? – спросил Артур.

– Раньше не чувствовала, – ответила она. – Я буду отдыхав, ничего не сознавая.

– Действительно, это может принести вам временное освобождение от страданий, – сказал я, пытаясь подавить накатившее чувство вины.

– Мне не нужно временное освобождение, мистер Бейкер. Мне нужен мирный конец. Я – вот способ прикончить его.

– Вы ведь не хотите сказать, что позволите ему жить в вас до… – Сэр Артур не закончил фразы.

– Именно! – сказала она. – Вместо тупой боли и тошноты каждый час бодрствования я получу настоящий покой. А что до Бернарда, то он будет мучиться от боли и тошноты, пока не умрет. С другими он обошелся не слишком гуманно.

– Мы не можем так поступить, – сказала Адриана. – Я не знаю, где мы сможем его держать. Понадобится частная лечебница.

– Но если вы надолго оставите его среди людей, вы его упустите, – сказала Алиса.

После некоторого молчания Конан Дойл добавил:

– А если мы оставим его там, где он сейчас, он там не задержится. И после этого он выследит нас. – Он посмотрел на Адриану, затем на меня«– Алиса права. Мы не думали о том, что произойдет дальше.

– Просто отвезите его туда, где он? никого не сможет видеть. Конец не заставит себя долго ждать, – сказала Алиса. – Я страдала после его смерти и на похоронах. А теперь узнаю, что он стоял рядом и смотрел. Теперь пусть переживает мою смерть, а я упокоюсь и встречу Создателя. Поверьте, я знаю, что говорю.

Несколько минут спустя она убедила нас принять ее план. Казалось даже, предприятие доставляет ей удовольствие. Она позвонила старой приятельнице в «Мортон Грейвз», секретарше по имени Матильда, и радостно сообщила, что не только жива, но и собирается в гости. Алиса заявила, что хочет повидать всех, кого так долго знала. Они были для нее семьей, сказала она; состарившись, она захотела их увидеть. Посещение было запланировано на следующий день, в четверг.

После этого Алиса сообщила работникам пансионата, что ненадолго уедет со своей старой подругой миссис Бедекер, квалифицированной медсестрой. По словам Алисы, ей захотелось еще разок повидать старых друзей. Поездка запланирована на следующее утро, продлится все выходные, а может, и дольше. Персонал проявил понимание и сочувствие.

Адриана задержалась в палате Алисы, пока мы с Артуром ждали в коридоре. Когда она вышла, Артур пошел по своим делам, а мы с Адрианой направились ко мне в гостиницу.

– А о чем вы с ней говорили? – спросил я.

– Я сказала ей, что мы обустроим удобное место, хоть ей и все равно. Я рассказала ей об охотничьем домике Фредди.

– Хорошая мысль. Как вы думаете, о нем кто-нибудь еще сможет догадаться?

– Полиция, например?

– Именно. Они ведь разыскивают меня.

– Об этом доме почти никто не знает. Я согласилась раздобыть существенный запас морфия. Алиса настаивала. Не хочет, чтобы и Гассман в ее теле страдал. Похоже, она подсела.

– Вы сможете достать?

– Легко, но не сегодня. – Ее лицо омрачилось, и она отвернулась. – Я боюсь ехать в это место. Это владения Фредди, а не мои. Я была там только пару раз. Не знаю, в каком состоянии тамошние запасы.

– Кое-что надо будет взять с собой. Если мы собираемся забрать Алису утром, нам надо поехать туда сейчас же. Это далеко?

– Примерно в двух часах езды. Вы правы, надо быть там сегодня.

Мы собрали необходимые вещи и через два часа были в охотничьем домике. Там я начал небольшие переделки, а Адриана изучала имеющиеся запасы. Оказалось, что убежище Фредди оснащено гораздо лучше, чем она предполагала. В помещении для слуг, расположенном возле кухни, имелась уборная. Мы убрали из комнаты все, кроме узкой кровати. Я хотел прикрепить ее к полу, но не нашел способа это сделать Затем я снабдил дверь крепким засовом, чтобы можно было ее запирать снаружи. При помощи бурава я проделал в двери полудюймовое отверстие, служившее глазком в самодельную камеру.

Окошко под потолком я заделал досками, хотя и без того был совершенно уверен, что попытка Алисы Таппер выбраться через него оказалась бы смертельной. Пока я играл в строителя тюрьмы, Адриана разложила лекарства прямо у двери новоиспеченной камеры. Еще предстояло раздобыть морфий, но, по словам Адрианы, это можно будет сделать только утром. Она знала достаточно врачей и медицинских сестер, которые могли достать то, что ей нужно.

Мы отдыхали в большой гостиной охотничьего домика. Выложенный камнем камин и мощные потолочные балки напомнили мне дом моего детства в Аризоне. Единственная разница была в мебели – в домике Фредди нашлось место и деревенскому стилю, и роскоши. В одной комнате рядом с нетесаным столом могли находиться изящные лампы и лакированные книжные шкафы, заставленные томами в телячьей коже. На медной подставке покоился глобус, стоивший, наверное, моего месячного заработка. Я не мог удержаться от улыбки. Домик отражал представление аристократа о простоте. Но общее впечатление оказалось странным. Дом одновременно напоминал деревенскую хижину и загородную библиотеку лорда. А теперь стал еще и тюрьмой.

Хоть мы и испытывали большое искушение переночевать в домике, но знали, что отсутствие Адрианы ночью в лондонской гостинице вызовет лишние вопросы. Поэтому поздно вечером Адриана довезла меня до моей гостиницы и вернулась к себе в номер.

 

Глава 30

Плиса Таппер, Адриана и я прибыли в «Мортон Грейвз» в седане «бентли» в четверг днем, причем я изображал шофера. Адриана не сомневалась в том, что работавшая в больнице подруга ее узнает, поэтому она ехала на заднем сиденье вместе с Алисой и осталась в машине, когда Таппер вошла в здание. Одетый шофером, я держался на почтительном расстоянии позади, если только не надо было открыть дверь. Алиса выглядела сильной и шла без посторонней помощи. Ради нашего успеха она согласилась пропустить утренний прием морфия, но боль вроде бы ее пока не беспокоила, шла Таппер весьма уверенным для больной шагом.

После того как она представилась, позвали ее старую подругу Матильду. Минут десять они оживленно беседовали, потом Алиса попросила провести ее по больнице. Они обе предавались воспоминаниям о днях, проведенных когда-то вместе. Алиса заявила, что хочет осмотреть все здание, а также увидеть пациентов, которые были здесь в ее время. Она сказала, что собиралась приехать много раз, но все откладывала. По словам Матильды, все в «Грейвз» были убеждены, что Алиса умерла, и приятно удивились, когда она позвонила.

В одной из общих палат мы прошли мимо Томми Моррелла. Алиса остановилась и поздоровалась, но Томми не проявил интереса и не подал виду, что узнал ее. Пока мы шли, и пациенты, и персонал выражали любопытство. По пути к Уильяму Таунби Алиса объяснила Матильде, что и вправду была очень больна, но сейчас пошла на поправку и чувствует себя намного лучше.

Матильда кивнула в мою сторону и заметила:

– Алиса, кажется, ты теперь живешь лучше не только в смысле здоровья.

– Ах да. Мои вложения оказались более успешными, чем я ожидала, когда отошла от дел. Хотя денег вовсе и не так много. Джеймс не только шофер, но и дворецкий, медсестра и садовник. Я не могу позволить себе жить совсем как аристократка, – засмеялась она.

Я кивнул с вежливой улыбкой и снова отошел назад.

Таунби немедленно узнал Алису, но, едва взглянув на меня, отвел глаза. Я был уверен, что он не догадался, кто я.

– Алиса, старушка, да ты работать можешь. Почему ты не трудишься здесь и не зарабатываешь на свое содержание? – сказал он. – А ведь я слышал…

– Матильда рассказала. Не знаю, с чего вы это взяли. Я ложилась в больницу всего на несколько недель. Хотя так мне и надо за то, что не поддерживала отношений со старыми друзьями. Как поживаешь, Уилл? Прекрасно выглядишь. Странно, что ты все еще здесь.

Таунби улыбнулся:

– Все еще не могу оплатить счета, Алиса. И полагаю, никогда не смогу. Но мне нравится мое королевское положение: самая лучшая палата, прекрасный вид. Переезжай ко мне. – Он наклонился к ней, и я на мгновение напрягся. – У тебя есть дружок? – спросил он театральным шепотом.

– Уже давно нет, – ответила она. – Сказать по права де, именно поэтому я так давно не приезжала. Думала, будет слишком много воспоминаний, но теперь все в порядке. А кто еще здесь, кого я знала?

– Думаю, несколько человек с кухни, – ответил Таунби. – И еще есть Томми Моррелл.

– Я видела его в общей палата. Боюсь, сегодня у него неудачный день.

Таунби минуту подумал.

– Думаю, это все, Алиса Томми и я. А все остальные прибыли сравнительно недавно – для тебя, по крайней мере.

– Но некоторые из них знамениты, – радостно сказала она. – Я читала, что у вас тут есть женщина, которая пыталась застрелить кого-то.

– Точно, Лиза Анатоль, она попала в новости и теперь снова с нами. Ты ее не знала. Была еще бедняжка Хелен, но она попала в беду.

– Очень грустно, – сказала Алиса. – А как врачи? Есть кто-то из старых знакомых?

– Есть Доддс, – злорадно сказал Таунби. – Но он сейчас в отпуске. Осталась еще парочка врачей, которых ты знала, но они больше не принимают пациентов.

– Но я слышала, ты сам работал здесь, Уилл?

– Так мне говорят, Алиса. Я этого не помню. Полагаю, именно поэтому я и здесь.

– Но, Уилли, это же не душевное расстройство. Я и сама иногда забываю целые дни, – сказала Алиса, похлопав Таунби по руке. – И уж точно забыла многое об этом месте.

– Что ж, тогда надо почаще приезжать, – сказал Таунби. – Вдруг сможешь освежить мою память. Тебя я вспомнил без малейшего труда.

– А я и собираюсь скоро приехать, Уилл. Я собираюсь часто вас навещать. И кстати, приеду завтра и устрою праздник. Завтра мой день рождения, Уилл, и я собираюсь привезти большой пирог, – сказала она.

Мы договорились об этом до приезда. Мы хотели, чтобы в «Мортон Грейвз» все точно знали, когда снова увидят Алису. Цель сегодняшнего визита состояла в том, чтобы все ее увидели и поняли, что она жива и здорова.

Когда прогулка по больнице уже близилась к завершению, Алиса заметила:

– А где же эта молодая леди, которая стреляла в газетчика, Мэтти? Я умираю от любопытства.

– В последнем крыле, Алиса, в общей палате. Только не смотри на нее слишком пристально. Бедняжка! Маленькая блондинка, самая маленькая в комнате – это будет она. И самая красивая. В последние пару дней ей стало лучше. Может, с ней удастся поболтать, но я не буду представлять вас друг другу, – сказала Матильда. – Не стану же я говорить: «Вот та самая сумасшедшая преступница, о которой ты спрашивала!»

– Я просто хочу, взглянуть на нее, и все. Я буду хорошо себя вести.

– И кстати, в той палате должен дежурить Джо Арнольд. Помнишь его? Наш лучший санитар.

Тут мы завернули за угол и вошли в палату, где находились с десяток пациентов и двое санитаров. Я тотчас узнал Лизу Анатоль. Она с удобством расположилась у окна с газетой на коленях и огрызком карандаша в руке. Сначала она не обратила на нас внимания, но, когда Матильда назвала имя Алисы, обращаясь к Джо, Лиза резко подняла голову. Она секунду смотрела на Алису и даже, казалось, чуть приподнялась со стула, но потом опять села и возобновила чтение. Я быстро прошел по палате, словно был сам по себе, и вышел в противоположную дверь. Судя по всему, Лиза меня не заметила.

Прошло пять минут, прежде чем Матильда и Алиса вышли в коридор. Я последовал за ними, пока они продолжали обход. Нашей последней остановкой была кухня, где Алиса узнала двоих поваров и коротко побеседовала с ними. Потом мы вернулись в холл, где женщины распрощались. К тому времени, как мы дошли до машины, я понял, что Алиса больше не чувствует себя хорошо. Она с моей помощью заняла свое место, смогла выпрямиться и махать рукой, пока я обогнул машину и занял водительское место, но вблизи ее улыбка была настоящей гримасой. Когда мы поехали, Адриана быстро ввела ей в вену морфий.

– Мне это действительно необходимо, – сказала та с благодарностью. – Я не люблю пропускать дозу.

– Как вы себя чувствуете, Алиса? – спросила Адриана.

Я услышал, как та сказала:

– Я уже год так много не ходила, но со мной все в порядке. – Она повысила голос и обратилась ко мне: – Вы думаете, он там, в больнице, мистер Бейкер?

– Думаю, да. Лиза Анатоль проявила к вам особый интерес, правда всего на секунду. Но вы никогда прежде не видели ее?

– Никогда, – ответила Алиса.

– А вот она, без сомнения, знает вас, – с уверенностью сказал я.

– Не она сама, – сказала Алиса с очевидным возбуждением.

– А что Таунби? – спросила Адриана.

– Уилл был совершенно нормален. Он точно такой, каким я его знала, – ответила Алиса.

– А Томми Моррелл? – прокричал я спереди.

– Томми как Томми, – ответила Алиса. – Он почти всегда такой: словно не человек, но понимает, что ему говорят. Хотя не думаю, что он меня узнал.

– Почему я не могу превратиться в муху и подслушать-подсмотреть, что там происходит? – посетовала Адриана. – Так хочется знать, чем именно сейчас занимается каждый из них. Они ждут вас снова?

– Завтра, – ответила Алиса.

– А вы сможете, Алиса? – спросила Адриана. – Как вы себя чувствуете?

– Морфий уже помогает. Я чувствую себя лучше. Не могу долго без него обходиться, но я ни за что не пропущу завтрашний визит.

– Возможно, вам не придется так много ходить! – закричал я, чтобы меня услышали на заднем сиденье. – Если Гассман там, он будет знать, где вас искать, и, держу пари, найдет.

Алиса заснула задолго до того, как мы доехали до охотничьего домика, где нас уже ждал Конан Дойл. Я отнес Алису в приготовленную комнату и предоставил Адриане раздеть ее. Алиса крепко проспала всю ночь. Нам же не удалось сомкнуть глаз.

За обедом Адриана сказала:

– Интересно, один ли Гассман открыл это? Я размышляла об этом. Все эти гипнотизеры и фокусники, появлявшиеся за последние сто лет, а может, и раньше, – неужели только он один узнал, как перемещаться в другое существо?

– Надеюсь, – ответил я. – Хотя только один из миллионов людей за все века. Это ведь может объяснить некоторые поверья о демонах, одержимых и прочем. Но мы не должны забывать и о другой возможности.

Конан Дойл молча кивнул.

– О какой? – спросила Адриана.

– Может, медведь вовсе и не говорит, – сказал я. – Вполне вероятно, что нет никакого Гассмана, что он мертв уже более десяти лет. В деле фигурирует много денег. Только из-за того, что мы не понимаем, что происходит, не стоит думать, что это делает Гассман. Ясно я выразился?

– Я думаю, вы все-таки ошибаетесь, – сказал сэр Артур. – Мы охотимся именно на Гассмана. Как это ни странно, как только я допустил возможность того, что Гассман просто покинул свое умирающее тело и переместился в тело помоложе, я убедился в том, что он так и сделал.

Я посмотрел на сэра Артура и задумался, не начал ли я разделять его безумные взгляды на спиритизм. Не хотелось в этом признаваться, но вдруг я донял, что действительно поверил, что личность доктора Гассмана завоевала и поглотила тела его пациентов после смерти его собственного тела.

Так вы думаете, что он – дух, вселяющийся в них? – спросил я.

– Нет, – ответил Конан Дойл. – Не в духовном смысле. Я пересмотрел свои взгляды на этот вопрос Гассман никогда и не оказывался «по ту сторону», как мы это называем. Он действует в нашем преходящем мире – он ведь не умирал.

То есть вы хотите сказать, что он не призрак? – спросила Адриана.

– Тогда он может умереть, – прибавил я.

– Я убежден, что он может умереть, если мы его поймаем. Если мы совершим это, мы его, в сущности, казним. Однако кто мы такие, чтобы судить его? – спросил сэр Артур.

– Как мы можем его казнить? Гассман умер более двенадцати лет назад. С тех пор он жил, похищая чужие жизни. Большинство из них он губил, некоторых убивал, – сказал я. – И кто же еще станет его судить? Какой полицейский станет ловить Гассмана? Более того, какая армия помешает ему убить нас, леди Джин и Алису? – Я загибал пальцы.

Остальные долго молчали. И мой вопрос повис в воздухе.

– Хотелось бы, чтобы существовал другой способ, – сказала Адриана.

– Если бы можно было заточить его навсегда, мы бы так и поступили. Но мы не можем. В каком-то смысле мы его вовсе и не убиваем, – предположил я. – Он существует в духовной сущности в виде какой-то силы. Он должен кое-куда отправиться и там остаться. Он и так должен быть там. Он должен был отправиться туда много лет назад.

– А как вы сможете отличить один конец от другого? – спросил сэр Артур. – Как вы узнаете наверняка, кто есть Алиса после визита?

Я ответил:

– Я думал об этом. Я собираюсь сообщить Алисе пароль и отзыв, которые будут известны только нам троим. Она получит указания давать мне один и тот же отзыв каждый раз, как я скажу пароль. Если она не ответит, то, значит, это не Алиса.

Лицо Адрианы осветилось.

– Это сработает! – Но она снова нахмурилась. – Если только он не загипнотизирует ее, вместо того чтобы переселиться в нее. Тогда она не сможет сказать отзыв, даже если будет оставаться собой.

– Он не станет терять время на обычный гипноз. Он знает, что, возможно, у него всего один шанс выбраться из больницы. Уже несколько лет внушительный забор, отделяющий больницу «Мортон Грейвз» от Ричмонд-парка, был воротами, через которые он легко проходил. Но не теперь. Для него Алиса – это пустой сосуд, который он должен занять.

– А как только он это осуществит, он попытается убить нас любым способом, – сказал Конан Дойл. – Не предоставляйте ему возможность добраться до вашего горла – или, например, до тяжелого чемодана.

 

Глава 31

Раннее утро прошло в подготовке Алисы. Она поняла принцип пароля. Мы проигрывали его при всех условиях, с которыми могли столкнуться: когда она спала и бодрствовала, когда находилась под действием лекарств или страдала от боли. Она ни разу не забыла.

Договоренность была проста. Я говорил: «Я могу вам помочь, мадам?» Она должна была неизменно отвечать: «Нет, спасибо, Джеймс». Ни при каких обстоятельствах она не должна была отвечать иначе.

Когда пришло время выезжать, Адриана собрала чемоданчик с лекарствами, включая бутылочку из-под нюхательной соли, в которой находился эфир. Наконец она сказала:

– Готовы?

Я кивнул.

В десять часов мы выехали в лечебницу на предполагавшееся торжество по случаю дня рождения. Адриана держала хрупкую ручку Алисы, и обе печально смотрели в окно. Если наш план сработает, Алиса больше никогда нас не увидит. Мне трудно было представить себе это: она просто исчезнет внутри самой себя, а ее место займет Гассман. Он будет выглядеть точно так же, как она, но ум и воля под этим лицом будут принадлежать только ему. Ее же сознание почти сотрется. Это казалось совершенно нереальным. И в то же время существовали свидетельства того, что именно это происходило в течение двенадцати лет с пятью людьми. Мои собственные чувства в этот момент ограничивались виной и страхом. Я чувствовал ответственность за смерть Фредди и слуг, за муки, через которые прошла Адриана. И перед Алисой я тоже чувствовал вину. Осознание то~ го, что она была на пороге смерти и сама разработала этот план, не помогало. И, кроме того, я совсем не был уверен в победе над Гассманом.

Время от времени Алиса поворачивалась и ободряюще улыбалась Адриане. Она старалась выглядеть гораздо сильнее, чем была на, самом деле. Мы остановились в Лондоне и забрали пирог, который заказали для этого случая. Чуть позже двенадцати мы прибыли в «Мортон Грейвз», где на полпути к зданию нас встретили Матильда и несколько других сотрудников. Я нес пирог, а остальные радостно сопровождали Алису.

В холле гостью шумно приветствовали, в основном посторонние люди. Процессия обошла коридор и прошла в палату, украшенную плакатом с надписью «С днем рождения, Алиса! Ç наилучшими пожеланиями». Люди, которых Алиса знала, были почти все здесь, включая Уильяма Таунби. Исключением, как я заметил, был Томми Моррелл, но он бы и не пришел на подобное мероприятие. Лизы Анатоль в комнате тоже не было, но она не была знакома с Алисой.

Алиса легко опустилась на подлокотник большого кресла, и тот, кто хотел с ней поболтать, подходил поближе. Каждые несколько минут я подходил к Алисе и спрашивал, не могу ли я ей помочь. Каждый раз она тихо отвечала: «Нет, спасибо, Джеймс». Пирог разрезали и разложили по тарелочкам. Люди ели и разговаривали. Не происходило ничего интересного.

В час дня из комнаты ушел Уильям Таунби, и я подошел к Алисе.

– Я могу вам помочь, мадам? – спросил я.

– Нет, спасибо, Джеймс, – ответила она.

Представители медперсонала один за другим начали извиняться и уходить, пока наконец не остались те, кто лучше всего знал Алису. В палату начали входить пациенты, среди них Томми Моррелл, но он не приближался к Алисе. Он сел у карточного стола и уставился в окно. Через несколько минут в палату вошла Лиза Анатоль в сопровождении медсестры. Она ухватила тарелочку с пирогом и смешалась с другими пациентами, перебрасываясь фразами то с одним, то с другим.

Через несколько минут она подошла к Алисе и протянула руку.

– Вы меня не знаете, – сказала она, – но я все равно хочу поздравить вас с днем рождения. У нас есть общий друг.

– О! – сказала Алиса. – И кто это?

– Уилл Таунби; Он очень приятный человек. Когда-то он был моим врачом. Вы его знали, когда он был врачом?

– Нет, – ответила Алиса. – Я знала Уилла-пациента, но очень давно. Я слышала, что он какое-то время был врачом.

Лиза наклонилась к уху Алисы.

– Он был сексуально извращенным врачом, – прошептала она, так что я едва услышал ее со своего места на расстоянии нескольких футов. – Да, да, да, – продолжала она. – Он заставлял меня делать вещи, о которых язык не поворачивается говорить. Я все их помню. Мне до сих пор стыдно, когда я вспоминаю, чем мы занимались.

Это было произнесено тихим, вкрадчивым шепотом. После этого Лиза снова выпрямилась и пошла назад к группе пациентов, которые затеяли игру в карты.

Я на секунду подошел к Алисе:

– Я могу вам помочь, мадам?

– Нет, спасибо, Джеймс, – ответила она дрожащим голосом. Она посмотрела на меня со страхом.

Я отошел и взял журнал. Лиза начала играть в карты. Матильда подошла к Алисе и спросила, не хочет ли она уйти из палаты. Алиса отказалась, сказав, что хочет перед уходом еще раз повидать Уилла.

Томми Моррелл сидел у карточного стола с тех самых пор, как вошел в палату. Казалось, он чем-то раздражает Лизу Анатоль, потому что она наклонилась к нему, толкнула его в плечо и заговорила. Потом она выпрямилась на стуле, а Моррелл в свою очередь наклонился и что-то заговорил ей на ухо.

Тут я подумал, что ошибся, потому что помнил, что Томми не может говорить. Я не видел, шевелятся ли его губы, но Лиза, казалось, слушала, слегка наклонив к нему голову. Потом Томми поднялся и отошел от нее, а она тупо смотрела на карты в своей руке.

Мне показалось, что на лице Алисы появились признаки боли. Ее улыбка исчезла, она о чем-то глубоко задумалась. Томми подобрался поближе к тому месту, где сидела Алиса. На расстоянии примерно шести футов от нее он сел на пол и принялся тереть рукой лоб, немного смахивая на обезьяну.

Я шагнул к Алисе:

– Я могу вам помочь, мадам?

– Нет, спасибо, Джеймс, – ответила она более сильным голосом, чем прежде.

Вдруг Лиза Анатоль вскочила со стула. Она смела карты со стола и показывала на одну, упавшую на пол. Остальные пациенты вскочили в тревоге. Потом она взобралась на складной стул и стала молча раскачиваться. Стул опасно зашатался, и несколько человек, включая меня, прекрасно понимали, что она сейчас упадет. Я даже сделал несколько шагов в ее направлении, пока не подбежал санитар. Это только усилило ее тревогу, и Лиза спрыгнула на пол, не успел он поймать ее. Наверное, я наблюдал за этим спектаклем минуту, пока не повернулся, чтобы посмотреть, как все это воспринимает Алиса.

Она стояла в паре футов впереди кресла с озабоченным видом, а Лиза продолжала буянить. Томми все еще тупо сидел на полу, но теперь ближе к креслу Алисы, чем раньше. Казалось, его совершенно не интересуют ни Лиза, ни Алиса, ни кто-то еще. Его руки свисали по бокам, доставая до пола.

Алиса посмотрела на меня и подняла палец, веля мне подойти. Когда я приблизился, она сказала:

– Полагаю, нам лучше уйти. Меня это пугает.

– Я могу вам помочь, мадам? – спросил я.

– Нет, все хорошо, Джеймс. Думаю, что пора уходить, пусть медперсонал разбирается со всем этим. Полагаю, мы только мешаем. Но я хочу попрощаться с Мэтти и сказать, что скоро приеду.

Я засунул руку во внутренний карман ливреи и проверил бутылочку с эфиром.

– Я думаю, вы правы, мадам. Время неподходящее.

Алиса пошла к коридору, ведущему в приемную, я последовал за ней. Проходя мимо стола с остатками пирога, она споткнулась и была вынуждена облокотиться на стол. Она так низко наклонилась над пирогом, что я решил, что она туда упадет. Но не успел я подойти к ней, она выпрямилась и засеменила дальше. В коридоре она остановилась и заговорила с Матильдой;

– Итак, мне пора идти, Мэтти. Огромное спасибо за праздник. Я скоро приеду снова.

– А что там происходит, Алиса? Какой-то сумасшедший дом? – со смехом сказала та.

– Эта девчонка Лиза из-за чего-то расстроилась, но ее угомонили. Скоро увидимся. – Алиса пошла к двери, но вдруг остановилась и прижала руку к правому боку.

– Я могу вам помочь, мадам? – снова спросил я.

– Просто закололо в боку. Возможно, по дороге домой остановимся у аптеки, – ответила она.

– Да, мадам, – сказал я, открывая дверь. – Вы можете идти без посторонней помощи, мисс Таппер?

– Да. Давайте побыстрее доберемся до машины, – хрипловато ответила она, идя впереди меня.

Следуя близко к ней, я вытащил из бутылочки с эфиром пробку и ватный тампон, который вставила туда Адриана прошлой ночью. Потом я вплотную подошел к Алисе и взял ее правую руку в свою. Я зашел слева и прижал ее левую руку к боку.

– Позвольте вам помочь, мадам, – сказал я, доставая эфир и поднося его прямо к ее носу.

Она отдернула голову, но без толку. Больная женщина не могла успешно бороться со мной, пока я держал анестетик у ее носа. Когда Алиса начала слабеть, я увидел, как Адриана быстро выбирается из машины и садится на водительское место. Мотор завелся, а я подхватил на руки тело Алисы. Я помешкал несколько секунд, плотно закрыв бутылочку и убрав ее в карман, а потом обхватил Алису правой рукой, обвивая ее левую руку вокруг своей шеи. Даже на расстоянии было бы ясно, что я буквально несу женщину к машине, что могло вызвать подозрения, но никто не вышел, чтобы нас проводить. Меньше чем через минуту мы были уже далеко. Еще через минуту руки Алисы были надежно связаны за спиной. Затем я связал ей ноги и привязал их к рукам.

Адриана расстелила на полу между сиденьями два толстых одеяла. Я положил на них Алису на бок. Потом наклонился к Адриане:

– Она готова, Адриана. Хотите поменяться местами?

– Когда немного подальше отъедем от «Мортон Грейвз», Чарли. Я найду тихое место, и мы остановимся.

Алиса у моих ног начала стонать.

– Ей дать еще эфира? – спросил я Адриану.

Она прокричала через плечо:

– Это вещество слишком опасно! Лучше следите за ней. Ее может вырвать, и она задохнется. В этом-то и сложность в пользовании эфиром. Мы выедем за город раньше, чем она сможет поднять шум.

Милю спустя, к моему глубочайшему облегчению, мы съехали с дороги и поменялись местами. Если Алисе предстояло задохнуться, я: не хотел бы присматривать за ней в это время. Однако она не задохнулась, ее даже не стошнило. Примерно через час Адриана перегнулась через тело Алисы и сказала:

– Чарльз, он проснулся.

Хотя мы не заткнули Алисе рот, опасаясь, что она задохнется, попыток заговорить не последовало.

Еще через час молчания я въехал на дорожку к охотничьему домику. Пока Адриана отпирала дверь, я поднял маленькую женщину с пола и вытащил ее из машины. Я перекинул ее через плечо со всей возможной нежностью, внес в дом и уложил на кровать в предназначенной для нее комнате. Хоть ее глаза были открыты, она не издала ни звука.

Наконец, когда мы с Адрианой стояли рядом и смотрели на нее, я саркастически спросил:

– Итак, я могу вам помочь, мадам?

– Нет, спасибо, Джеймс, – ответила она.

 

Глава 32

– Что вы наделали, Чарли?! – закричала Адриана. – Вы что, не задавали ей этот вопрос раньше?

Я стоял и смотрел на женщину, лежащую связанной по рукам и ногам на кровати.

– Конечно, Адриана, я спрашивал ее раньше. Кстати, несколько раз.

– Я все позабыла в суматохе, – слабо сказала маленькая женщина.

Адриана сверкнула на меня глазами:

– Помогите мне развязать ее, Чарльз. Прошу прощения, Алиса. Почему вы раньше ничего не сказали?

– Мне было очень плохо. В пути я только и думала, что меня вот-вот стошнит, – ответила та.

Я развязал узлы, соединяющие руки с ногами, и уложил ее поудобнее на бок.

– Принесите морфий, Адриана, пока я с этим заканчиваю.

Адриана быстро пошла к шкафчику у двери.

– Нет, – твердо сказала Алиса. – Я не хочу морфия. Со мной все будет в порядке. Просто снимите с меня эти веревки. Они причиняют мне боль. Я могу обойтись без лекарства.

При этом Адриана остановилась как вкопанная и снова вернулась в комнату, так и не открыв шкафчик. Она озадаченно посмотрела на пациентку, потом снова на шкафчик и секунду на меня, а потом подошла к кровати. Казалось, она размышляет над словами Алисы.

– Что я могу приготовить для вас, мисс Таппер? – спросила она Алису, прикоснувшись к моему плечу и слегка отодвинув меня от кровати. По выражению ее лица я понял, что она почуяла неладное.

Алиса повернулась к ней:

– Ничего, спасибо. Со мной все будет в порядке.

– Нет, помните, Алиса? – спокойно сказала Адриана. – Вы невнимательны. Послушайте еще раз. Что я могу приготовить для вас, мисс Таппер? – И через несколько секунд она повторила: – Что я могу приготовить для вас, мисс Таппер?

Алиса молчала. Она долго смотрела на Адриану.

– Я… я забыла ответ, – сказала она. – Из-за всей этой суматохи и боли я не помню правильный ответ.

– Хорошенько подумайте, Алиса! Припомните отзыв для меня, а не для Чарльза. Так что я могу приготовить для вас, мисс Таппер?

Я развернулся и вышел из комнаты, так и не развязав остальные узлы. Я пошел к своей сумке, – вытащил люгер и засунул его за ремень под ливреей. Для Адрианы не существовало никакого отзыва, и настоящая Алиса Таппер уже так бы и сказала. Возвращаясь, я слышал, как Адриана все повторяет фальшивый пароль. Когда я вошел, женщина скинула ноги с кровати и смогла сесть.

– Принести вам воды или еще чего-нибудь? – спросил я.

– Пожалуйста, развяжите меня полностью, Чарльз. Мне больно от веревок.

– Но по нашей договоренности вы должны ответить на оба пароля: мне и Адриане, чтобы мы убедились, что это вы, Алиса. С моим у вас уже возникали трудности, а теперь вы, кажется, не помните второго. Так вы ли это, Алиса? – спросил я, делая шаг вперед и слегка толкая женщину обратно на кровать. – Будьте так добры, Адриана, принесите еще веревок из машины, – сказал я. – Надо удостовериться, прежде чем развязывать нашу старушку. – И я привязал ее ноги к спинке кровати.

Адриана вернулась через минуту, принеся веревки.

– Может, вы пересмотрите свое решение о морфии, док, – сказала она. – Вам уже очень больно и лучше не станет, пока не отдохнете. Правда, и тогда будет не намного лучше. Какой смысл мучиться от боли, если есть морфий?

Наша гостья молча смотрела на Адриану. Я развязал Алисе запястья и закрепил их в более удобном положении, используя изголовье кровати. Во время этой процедуры пациентка не произнесла ни слова. Наконец она сказала:

– Вы правы. Мне надо отдохнуть. Пожалуйста, оставьте меня и дайте мне поспать.

– Без морфия? – снова спросила Адриана.

– Да.

Мы вышли из комнаты и заперли дверь. Потом Адриана повела меня в спальню на другом конце дома.

– Как он это сделал? – тихо спросила она. – Ему почти удалось освободиться.

Я снова вернулся мыслями к сцене в палате.

– Уверен, что Гассман был в Лизе Анатоль, когда я увидел ее утром. Полагаю, мы не произносили пароль, когда она могла услышать, потому что она задержалась, только чтобы уязвить Алису, а потом ушла…

Адриана, нахмурившись, перебила меня:

– Что вы подразумеваете под словами «уязвить Алису»? Зачем Лизе было это делать?

– Помните дневники? Как Гассман описывал способы ввергнуть пациентов в более глубокую депрессию?

Адриану передернуло.

– Он называл это «усилить невроз». Отвратительный человек.

– Именно. Видимо, это он и пытался сделать: заставить Алису почувствовать себя плохо, чтобы она захотела спрятаться…

– И освободить для него место. Так что же случилось? Он переселился из Лизы в Алису?

– Нет. Я думаю, он пытался, но не вышло. Поэтому Лиза пошла туда, где сидел Томми, и Гассман перешел в него.

– А вы видели, как он это сделал?

– Да, но тогда не понял.

– Так когда же Гассман услышал отзыв, Чарли?

Я тщательно все обдумал, пытаясь воссоздан, весь эпизод.

– К тому времени осталось всего несколько человек, и Томми пошел и сел на пол рядом с Алисой. Я уверен, что мы один раз проделали обряд, пока он гам сидел, но тогда Гассман не понял, к чему это все.

– А сколько времени Томми сидел там, пока Гассман не… одолел ее?

– Почти нисколько. Теперь, размышляя об этом, я уверен, что Гассман загипнотизировал Лизу сразу же, как только оставил ее тело, потому что, когда Томми добрался до Алисы, Лиза устроила очень своевременную сцену, которая отвлекла внимание всех в палате.

– Включая вас?

– Включая меня. Когда это закончилось, Алиса… – Я запнулся, потому что на глаза неожиданно навернулись слезы. Подавив их, я продолжил: – Она не ответила на пароль.

Адриана сжала мою руку, и мы молча стояли, внезапно осознав непосильную ношу, легшую на наши плечи. Я продолжил:

– Но по пути сюда у Гассмана было достаточно времени, чтобы все обдумать. Он должен был задуматься о том, как угодил в ловушку, он все вычислил. Он очень умен.

Адриана глубоко, прерывисто вздохнула.

– Полагаю, мы и не думали, что имеем дело с глупым противником, – сказала она. – Простите, Чарли. Он чуть Fie провел меня.

– И меня. Вы спасли ситуацию. Но у нас еще есть дела. Не думаю, что он станет дальше притворяться Алисой, хоть и может. Гассман наверняка попробует другие трюки.

Тут мы услышали крик из камеры:

– Миссис Уоллес! Вы меня слышите?

Мы вместе пошли в противоположный конец здания, и Адриана заглянула в камеру через глазок, который я специально для этого сделал. Она попросила посмотреть и меня. Алиса все еще была надежно связана, и я отпер дверь.

– Я хочу получать половину дозы морфия каждые два часа. Это возможно, сестра Уоллес?

– Начнем с этого, ответила Адриана. – Если это не успокоит вас и не снимет боль, я увеличу дозу. – Она подошла к кровати и потянулась к левой руке пациентки. Для первого раза, доктор, я сделаю вам укол внутривенно. А потом посмотрим.

– Сделайте укол в правую руку, пожалуйста. Там вены лучше.

Адриана обошла кровать, расстегнула и закатала рукав па правой руке. Потом пошла к шкафчику и приготовила шприц.

Когда она снова приблизилась к пациентке и стерилизовала руку, женщина вкрадчиво заговорила:

– Медсестра и убийца в одном лице. Должно быть, с таким конфликтом внутри тяжело жить, сестра Уоллес?

Адриана сделала укол без комментариев.

– Мы скоро вас развяжем, – сказал я. – Вам будет удобнее. Вы обнаружите, доктор, что вы очень слабы. Вы не сможете справиться с нами даже без морфия.

– Почему вы все время меня так называете, Чарльз? Что вас к этому вынуждает?

– Я скоро нас развяжу, ответил я, и мы с Адрианой вышли из комнаты.

Я запер дверь. Адриана подошла к кухонному шкафу вытащила бутылку бренди и налила две щедрые порции. Потом мы вернулись в спальню в другом конце дома.

– Странно: он знает, на какой руке у Алисы лучше вены, – сказала Адриана, сев в кресло у камина.

Я помешал угли в камине и подбросил дров.

– А он прав? Эти вены, по-вашему, лучше?

– Не уверена. Дайте-ка подумать, – ответила она. – Не знаю, Чарльз. Я в основном делала ей уколы внутримышечно, не в вены. Но на этот раз понадобилось быстрое и сильное действие.

– Алиса могла знать о своих венах, – сказал я, но с нами говорит не Алиса.

– Если только мы не ошибаемся, – прибавила Адриана.

– Сколько времени нужно, чтобы лекарство подействовало? – спросил я.

– Несколько минут. Я дала ему полную дозу, хотя он просил половину.

– Тогда вернемся и посмотрим на руки Алисы. Может, мы сможем понять, что он имел в виду.

– Это так странно, Чарльз: не знать, как обращаться к… Алисе. Не знать, кто там на самом деле.

Минуту я сосредоточился на том, чтобы наладить огонь.

– Насколько я понимаю ситуацию, – сказал я, сев, – Алиса тоже там, но она где-то в глубине, где не понимает, что происходит. Она отдыхает, дремлет. Об этом свидетельствуют дневник и рассказ Таунби. Гассман, напротив, находится на поверхности. Он сознает все, что происходит, и он думает. Он думает, как Гассман. Он знает все, чему научился, включая многое об Алисе, чего мы с вами не знаем, возможно, чего она сама о себе не знает.

– Давайте будем помнить, что у него за спиной девяти то лет обучения и что он хладнокровный убийце в придачу. – Адриана взглянул на часы, – Однако через пять минут он перестанет так активно думать, – сказала она. – Тогда мы сможем развязать его, чтобы он пользовался уборной без нашей помощи. Я бы предпочла держаться от него подальше.

Я молча сидел, глядя на огонь, пока Адриана не поднялась с кресла. Мы вернулись к камере, посмотрели в глазок, чтобы увериться, что Гассман спит, и отперли засов. Алиса крепко спала. Чтобы убедиться в этом, Адриана уколола ладонь спящей женщины своим острым ногтем. Я развязал и убрал веревки, и Адриана начала снимать с нее платье. Расстегнув несколько пуговиц на груди, она расстегнула и левый рукав.

– Взгляните на это, Чарли, – сказала она, указывая на левое запястье.

Там, под пуговицами, виднелась деревянная рукоятка ножа. Простого кухонного ножа с восьмидюймовым лезвием, на котором засохли крошки от пирога. Я поднял его, а Адриана сказала:

– Так вот почему вены на правой руке лучше: между ними и шприцем нет ножа.

– Я ведь стоял прямо за ним, когда он его взял, сказал я, – и совершенно ничего не заметил. Я удивлен, что он до сих пор не перерезал веревки. Я связал его некрепко, и он мог бы уже дотянуться до ножа правой рукой.

– Он знал, что ничего не в силах сделать, пока не отдохнет, – сказала Адриана, качая головой в каком-то мрачном восхищении. – Но он мог бы поступить умнее и убрать нож из рукава. Хотя бы спрятать под подушкой.

– Наверное, не ожидал, что мы его разденем. А так нож был очень хорошо спрятан. Не хочу даже думать о том, что бы он сделал с помощью этого ножа при благоприятных условиях.

Осмотрев руки пациентки. Адриана сняла с нее платье, надела ночную рубашку и накрыла тело Алисы одеялом. Я собрал веревки и осмотрелся, чтобы удостовериться, что в комнате не осталось ничего лишнего. Мы все вынесли и заперли дверь.

Когда я положил нож на кухонный стол, Адриана спросила:

– Где пистолет, Чарли?

– У меня за поясом, – ответил я, рефлексивно касаясь ремня правой рукой.

– Не думаю, что следует вносить его в комнату. Гассман может до него как-нибудь добраться. И не думаю, что следует оставлять его там, где он может додуматься поискать его, – например, в ящике.

Она говорила разумно. Если бы Гассман решил, что кто-то из нас вооружен, он бы непременно попытался заполучить пистолет. А если бы ему представилась возможность поискать оружие в доме, я не хотел бы, чтобы ему это удалось. С другой стороны, пистолет должен быть в доступном для меня месте. Я осмотрелся.

– Подойдите к книжному шкафу, Адриана, – сказал я. Стоя перед высоким книжным шкафом у камина, я продолжил: – До какой самой высокой полки вы можете достать?

Адриана дотянулась до предпоследней полки сверху и вытащила три книги. Она поставила книги на место и перешла к полке пониже. Там она могла легко снять книги и положить что-нибудь за ними.

– Думаю, сюда Алиса не дотянется, – сказала она, – даже будь она в нормальном состоянии.

– Согласен. – Я вытащил люгер из-за пояса и спрятал его за книгами, которые она вытащила.

– Погодите, Чарли. Как он работает? Надо просто нажать на курок?

Я вытащил пистолет.

– Нет. Сейчас он поставлен на предохранитель, – сказал я. – Давайте я вам покажу. – Я снял пистолет с предохранителя. – Теперь можно стрелять, если нажмете на курок. Просто снимите с предохранителя – видите этот рычажок? – и стреляйте. А после этого нажимайте на курок. И он отстреляет всю обойму.

– Предохранитель? – спросила она.

– Да. Просто поставьте его вот так. Теперь можно стрелять. Мы будем хранить его заряженным, но на предохранителе.

– А какой калибр? Он сравним по мощности с тем, который был у меня?

– Примерно такой же. Только не надо нажимать так сильно, как тридцать восьмой. Для выстрела достаточно легкого нажатия. Хотите выйти и попробовать?

– Нет. Я понимаю. Положите его за книги. – Адриана взяла со стола бренди, пока я прятал люгер, и мы пошли в спальню, где она села на двуспальную кровать. – Это действительно он, – сказала Адриана – Он! Он убил Фредди и… всех остальных, и теперь он лежит там и отдыхает.

– Если бы он сделал все, что собирался, то убил бы и нас, – сказал я.

– Трудно думать о нем, а не об Алисе.

– Знаю. Я также не могу привыкнуть.

Слезы навернулись на глаза Адрианы.

– А она… ушла.

– Уснула.

– С этих пор, Чарли, – с болью воскликнула Адриана, – этой маленькой храброй женщины больше не существует!

Я держал ее в объятиях, пока она не успокоилась.

– Адриана, как долго, по-вашему, это затянется – я имею в виду рак?

– Не знаю. Дни, но, может, и недели.

 

Глава 33

Кроме просьб о морфии, Гассман ничем нам не докучал до следующего дня. Он настоял на минимальной дозе лекарства и не позволял больше вводить его в вену, только внутримышечно. В результате его боль – боль Алисы – оставалась такой, какую он мог терпеть, но рассудок его бодрствовал. Он не предпринимал попыток сопротивления, пребывая в хрупком теле Алисы Таппер. Каждый раз, когда Адриана делала ему укол, я стоял в комнате, прислонившись спиной к двери.

Несколько раз Гассман вставал и прохаживался по комнате, он также пользовался уборной. Прислушиваясь к его шагам, я всякий раз напоминал себе, что Гассман пребывает в маленьком, дряхлом, слабом теле, да еще и под действием успокоительных. У меня не было сомнений, что он не в состоянии высадить заколоченное окно. Кровать бы он передвинуть еще смог, но даже этого не пытался сделать.

Около двух часов приехал сэр Артур и немедленно направился повидать нашего пленника.

– Артур Конан Дойл! – возбужденно воскликнула Алиса. – Итак, вы здесь спустя все эти годы. Монтроуз был так давно.

Конан Дойл стоял молча, глядя на маленькую женщину, лежащую в кровати. Наконец он глубоко вздохнул и заговорил:

– Почему вы послали мне это проклятое письмо, Гассман?

– Я хватался за соломинку. Мне стало казаться, что я ничего не смогу сделать, чтобы спастись из камеры смертников. Мне нужен был объект, на который я мог бы положиться. Я знал только одного человека, который был в силах мне помочь, и знал, что вы поможете, если у вас появится возможность получить ответ на главный вопрос вашей жизни.

– Мне не нравится ответ, – сказал сэр Артур. – Вы не дух из мира иного, Гассман. Вы извращение природы.

– Не спешите с выводами, сэр Артур, – сказало маленькое существо. – Я – лучшая возможность, которая представилась вам в деле разгадки тайны жизни и смерти. Подумайте об этом, Конан Дойл. – Гассман помолчал, следя за реакцией сэра Артура. – И это только начало! В подходящих условиях и с нужными средствами мы сможем найти все, что вы ищете.

Пожилой человек сжал свой огромный кулак, словно хотел ударить лежавшую перед ним женщину. Потом спохватился и отступил назад.

– Вы ничего не знаете о мире духов.

– Напротив, я – лучшая возможность для вас узнать о мире духов все. Но мне надо вернуться в здоровые объекты. Вы можете держать меня под стражей, как сейчас. Мы сможем найти все ответы, если будем работать вместе. – Он помедлил и добавил: – И вы тоже сможете жить столько, сколько потребуется, чтобы их найти.

Сэр Артур молча стоял и переводил взгляд с меня на Адриану.

– Будьте добры, Чарльз, заприте дверь, – сказал он, выходя из комнаты. Он прошел на кухню и налил себе стакан воды. Потом принялся ходить по комнате, пока я запирал самодельную камеру.

Адриана налила две порции бренди и принесла одну мне, пока мы ждали, когда Конан Дойл заговорит.

– Я больше не желаю с ним общаться. – Он молча допил воду и продолжил: – Гассман только что сделал мне самое соблазнительное предложение, которое я только мог бы вообразить, – такое заманчивое, что даже сейчас, признаюсь, я испытываю искушение. – Он покачал головой с мрачным выражением. – Я возвращаюсь в Лондон. Позвоните мне, когда он умрет. И ради всего святого, не позволяйте мне больше с ним разговаривать. Я чувствую его присутствие в самом воздухе.

– Мы с ним справимся, – сказал я.

– А я не могу, – ответил сэр Артур. – Я не отвечаю за себя, если снова окажусь рядом с этим… склизким… бесчеловечным… – Он тряхнул головой, прошел к двери и вышел, не говоря больше ни слова.

Ближе к вечеру Адриана принесла Гассману миску супа и ложку, и он начал спокойно насыщаться. И вдруг обратился ко мне. Голос слегка отличался от голоса Алисы Таппер. У него были более глубокие придыхания, и звучал он чуть глуше, чем ее естественный.

– Итак, мистер Бейкер, вы американец. Как я понимаю, были солдатом. Почему не вернулись домой после войны?

– На самом деле, доктор Гассман, – ответил я, – я служил Короне, а не Соединенным Штатам. Я родился в Англии.

– Интересно, – сказал он. – Ваш акцент, прошу не обижаться, сразу же выдает в вас американца. И все же вы воевали за короля и эту страну. А где живут ваши родители?

– Они нигде больше не живут, – сказал я. – Они умерли в Штатах, когда я был еще мальчиком.

Он проглотил несколько ложек супа и снова заговорил:

– Мои симпатии тоже принадлежат двум странам. А некоторые шотландцы могли бы сказать, что и трем. И одиночество, и замешательство, сопутствующие этой ситуации, всегда были для меня тяжелой ношей. Я родился в Австрии, но предан Британии, хотя моя манера говорить остается непривычной английскому уху. Из-за этого мне всегда трудно было походить на англичан. – Он замолчал и закончил есть суп.

– Хотите еще супа, доктор? – спросила Адриана.

– Nur ein wenig, bitte.

– Извините, не понимаю, – сказала Адриана, взглянув на меня.

– Немножко, – перевел я для нее.

– Так, значит, это вы, герр Бейкер, читаете по-немецки, – сказал Гассман с легкой улыбкой. – И помните старую графику. Знаете, я все эти годы думал, куда же подевались мои дневники. Для работы они мне были больше не нужны, но я боялся, что их обнаружат. И вот обнаружили. – Он повернулся к Адриане. – Да, пожалуйста, еще немного супа. И если можно, хлеба. – Он коснулся ее руки. – Jetzt ist es Zeit, das Brot zu bringen, – сказал он, усмехнувшись. – Это-то вы понимаете, nicht war?

– Да, – сказала она, вставая с кровати. – Вы слышали, как я это сказала.

– Как раз перед тем, как застрелить меня, – тихо сказал он ей вслед, когда она уходила. – Английская медсестра, которая убивает.

Я видел, как Адриана вздрогнула.

– Защищая свою жизнь, – сказал я достаточно громко, чтобы она услышала меня из соседней комнаты.

– А вы так и не бывали в Америке после войны, Чарльз? – спросил он меня.

– Пока нет, – ответил я.

Его вопрос взволновал меня. Я ощутил смутную тоску по Америке – так кто же я наконец, англичанин или американец? Однако не дал ему понять, какие струны затронул его вопрос.

Он кивнул с понимающей улыбкой:

– Здесь, в Англии, так трудно стать своим. Я всегда так считал. Иногда я тосковал по Австрии, по людям и местам, которые видел в детстве.

Иногда, – сказал я и вдруг поймал себя на том, что думаю об Аризоне.

– О людях и местах, которые знал в молодости, – тихо сказал он. – Британцы не слишком расположены к иностранцам. Их снобизм порою безграничен. Когда я был мальчиком, люди были добрее. Было не так одиноко. Был дом. Иногда я так жажду вновь обрести его, – бормотал он.

– Я тоже подумываю о том, чтобы вернуться, – сказал я, когда появилась Адриана с миской супа и ломтем хлеба.

– Спасибо, сестра. Вы добры ко мне, несмотря ни на что, – мило сказал он, – Как трудно быть медсестрой. – Он попробовал суп и улыбнулся. – А на войне быть медсестрой труднее всего. Обязанности так часто противоречат друг другу, не правда ли?

– Каждый день, – ответила Адриана, – Каждый чертов день.

Врачу тоже трудно сделать правильный выбор. И почти невозможно примирить противоположности. Ваши обязанности на войне бесконечны. Я служил Англии в бурскую войну. Пытался спасать жизни в царстве смерти. И видел жизни, которые уже нельзя спасти. – Он откусил хлеба, улыбнулся и кивнул в знак одобрения.

– Из пекарни, – сказала Адриана.

– Из хорошей пекарни, – сказал он. – Вы обо всем подумали, сестра. То, что надо. Все самое лучшее, что возможно в таких обстоятельствах. В плохих обстоятельствах. – тихо сказал он. – Хорошая медсестра в плохих обстоятельствах.

Я вышел в другую комнату через дверь, которую Адриана оставила открытой, уходя в кухню. Несколько минут спустя вышла и она с пустой миской и ложкой в закрыла за собой дверь. Я вспомнил о засове, только когда она ушла. Хотя на меня внезапно накатила усталость, я встал со своего кресла у камина и запер камеру. Взглянув в глазок на Гассмана, я увидел мирно спавшую старую женщину.

– Глаза прямо слипаются, – сказала Адриана. – Я немного вздремну.

– А я посижу у огня, – сказал я.

Камин был облицован камнем, как в Америке. В доме вообще было много камня. На потолках виднелись грубо оструганные балки. Я чувствовал странное удовлетворение оттого, что нахожусь в доме бедняги Фредди с его женой, вдали от работы и Лондона. Я погрузился в сон.

Когда я проснулся, на улице стемнело, а Адриана была в камере с Гассманом. Я заметил, что дверь туда открыта, но она ведь и не могла запереть ее, раз находилась внутри. Но все же она должна была разбудить меня. Я пошел туда, чтобы посмотреть, что происходит.

Алиса – вернее, Гассман – сидела, опустив ноги на пол, и ела суп – пожилая женщина, на коленях которой, накренившись, стояла миска. Он – я заставил себя вспомнить, что это Гассман, – повернулся лицом к двери, а Адриана сидела на другой стороне кровати, спиной к ней. Я встал в дверном проеме.

– Понимаете, нам приходилось это делать. Если бы мы этого не сделали, эти девушки бы умерли. Вот и приходилось, – сказала Адриана, похоже всхлипывая.

– Противоречия чудовищны, трагичны, – произнес голос Алисы. – Они громоздятся друг на друга и делают жизнь порой невыносимой. Я много раз это ощущал в Южной Африке.

– А они все приходили, – сказала Адриана.

– Понимаю. А пушки – самое жуткое. Как можно спасать жизни, если пушки их уничтожают? А мальчики были такими юными. – Он похлопал ее по спине и продолжал тихим, гулким голосом: – Милые английские пареньки.

– Девушки были так молоды, – сказала Адриана.

– А женщины и дети, чьи страдания я наблюдал… – мягко сказал Гассман. Потом он посмотрел на меня и на лице старой женщины отразилось искреннее сострадание. – А вы много общались с американскими подразделениями? – спросил он. – Беседовали с молодыми американцами?

Я даже почувствовал, как он сочувствует мне.

– Они сражались преимущественно в Лотарингии, – сказал я. – Так что я общался с несколькими уже после заключения перемирия.

– Они потом уехали домой, – тихо сказал Гассман, – к своим друзьям. Теперь они вместе с теми, кого знали в детстве. Это было бы приятно, правда, Чарльз? Где вы жили в Америке?

– На западе, в Аризоне, – ответил я, и на меня мгновенно нахлынули воспоминания.

– Открытые пространства, сухой климат. Совсем не то, что в Лондоне, – сказал Гассман. – И жизнь на воздухе, Чарльз? Вы жили как ковбой? – спросил он, все еще похлопывая Адриану по спине.

Я почувствовал смутную опасность, словно мне следует выйти, но вместо этого просто ответил:

– Я жил в шахтерском поселке, потом на ранчо. Там хватает простора, – сказал я, внезапно вспомнив отца и разговоры с ним дома по-немецки.

Меня беспокоила Адриана. Она сидела согнувшись, крепко обхватив себя руками и глядя в пол.

– Вы закончили есть? – спросил я.

– Вы так добры, очень вкусно, – ответил он. – Суп замечателен, спасибо.

– Это консервированный суп, – тихо сказала Адриана, – а не настоящий. – Она все еще глядела в пол.

– Как на войне, – пробормотала Алиса. – Все консервированное, ничто не делается как надо. Как правило, не хватает медикаментов. Так трудно выполнять свои обязанности.

– Боже! Как я ненавидела все это! – сказала Адриана. – Кровь, грязь, убийства – и так год за годом.

– И некуда спрятаться, особенно медсестре, – подхватил Гассман. Он снова посмотрел на меня. – Я уверен, вы часто тосковали по вашим необъятным просторам на войне, Чарли, – сказал он добрым женским голосом.

– В те дни не особенно, – отметил я. – А вот с тех пор гораздо больше. Хотелось бы уехать из Лондона, от этого британского снобизма. – Я чувствовал, что могу поделиться с ним и он меня поймет.

– Я хотел увидеть людей и места, которые знал в детстве, – пел голос Алисы. – Уехать из Лондона. Я хотел посетить могилы родителей, – сказал он. Он повернулся и коснулся плеча Адрианы. – Могу ли я получить небольшую дозу морфия, сестра Уоллес? – Он снова повернулся и откинулся на подушки. – Чарли, как же спокойно здесь, вдали от Лондона. Я могу говорить с вами и не следить за своим акцентом, nicht war?

– Jawohl, – ответил я, глядя в маленькое окошечко на широкое ночное небо, залитое лунным светом. – Ни к чему следить за тем, что говоришь, док.

– Здесь можно расслабиться, – говорил он мягким голосом Алисы. – И не притворяться. Можно пройти много миль, не заботясь о том, какое производишь впечатление. Я совсем не гожусь для Лондона. Я и в самом деле думаю, что они лучше меня, и они об этом знают.

Вернулась Адриана со шприцем и сделала Гассману укол в руку Алисы. Очень мастерский укол.

– Вот так. Через несколько минут вам станет гораздо легче, – сказала она.

Я заметил, как никогда раньше, каким правильным был ее выговор, в тоне звучало что-то великосветское. Адриана вышла из комнаты, а я последовал за ней, испытывая к ней какую-то странную неприязнь.

– Полагаю, здесь нет пива? – спросил я.

– Нет, Чарльз. Но есть бренди. Думаю, в погребе должен быть ящик неплохого кларета, – сказала она немного напряженно.

– Но должно быть и пиво, сказал я, Все больше сердясь.

– Оно плохо хранится, Чарльз, и Фредди его не очень любил. – Она стояла, как мне казалось, в позе английской учительницы и читала мне лекцию о том что мне следует пить, боже мой! Конечно, Фредди пил только то, что положено.

– Наверняка не любил, – сказал я. – Я собираюсь проехаться и пропустить пинту или две. Недалеко от* сюда у дороги есть паб.

– С нами все будет в порядке, – сказала она. – Не спешите. И будьте осторожны.

– Я закрою темницу, – сказал я. – На всякий случай. Я запер засов.

Через час я вернулся, выпив пинту крепкого. По крайней мере мне показалось, что была только пинта. Я чувствовал себя как в тумане. Теперь моя поездка и это пиво казались глупостью. Адриана спала в спальне. Я взглянул на Гассмана, который тоже крепко спал. Я не забыл проверить засов, а потом уснул на кушетке у камина.

Наши дни и ночи стали однообразными, почти нереальными. Иногда я даже забывал, где мы находимся. Я потерял счет времени. Нам нечего было делать, кроме как ждать. Порой мое сознание затуманивалось. Гассман просил лекарства и еду и ничего больше. Он был любезен и разговорчив, не пытался бежать и не сопротивлялся. Он рассказывал о своей жизни и расспрашивал о наших. Просто удивительно, до чего его жизнь напоминала наши, только по-своему. Адриана, казалось, примирилась со своими обязанностями в ожидании неизбежного конца.

Больше мы не спорили. Мы вообще разговаривали очень мало. Я обнаружил, что меня вполне устраивает спать на кушетке. Адриане тоже, видимо, так было удобнее, хоть мы никогда и не поднимали эту тему. Она вдруг потеряла актуальность. Адриана казалась мне такой далекой, такой британской. Она проводила время за чтением Томаса Гарди.

Несколько дней спустя я твердо решил, что непременно вернусь в Америку, если не навсегда, то хотя бы на время, после того как все закончится. Я постоянно вспоминал Аризону, но ничего не говорил об этом Адриане. Вероятно, прошло еще несколько дней, и я решил съездить на побережье, чтобы узнать о рейсах.

Поездка, наверное, была приятной, хотя я помню ее очень смутно. Несмотря на февраль, уже чувствовалась весна. Может быть, где-то что-то уже зацвело. Отъезжая, я, кажется, беспокоился об Адриане, которую оставлял в домике одну и надолго. Когда я решил уехать, она дремала, но я знал, что она справится с Гассманом. Она довела уход за ним до профессионального совершенства и даже, похоже, наслаждалась этим.

Каким-то образом я нашел представительство пароходной компании в одном из прибрежных городов, хоть и не мог понять, как мне это удалось. Подъезжая к морю, я не обращал внимания на дорожные указатели, поэтому даже не знал, в каком порту оказался. Не обратив внимания на название компании, я оказался в уютной приемной. Вечерело. В камине приветливо горел огонь, и я подумал, как это замечательно, что компания так заботится об антураже. Потолок с грубоватыми балками и приглушенный свет прекрасно дополняли атмосферу, и потенциальный путешественник чувствовал себя здесь как дома. Мебель в деревенском стиле удачно соседствовала с деловым стилем. Я поднял брошюру и с удивлением увидел, что в ней предлагалось совершить круиз к западному побережью Соединенных Штатов на борту парохода «Америка». Я подошел к большому глобусу на подставке и попытался представить маршрут путешествия.

Меня потрясло: ведь это именно то, что мне нужно. Более того, корабль плыл как раз к западному побережью. Это избавило бы меня от необходимости пересекать на поезде всю Америку.

Наконец меня пригласил в кабинет приятный голос служащей, которая оказалась милой миниатюрной женщиной. Хотя в кабинете у нее было тесновато, стены были увешаны бесчисленными картинками и фотографиями с видами американского Запада. Особенно хороши были изображения ковбоев, и я слегка задержался, разглядывая их.

– Очень милы, не правда ли? – ласково пропела она. – Их нарисовали в штате Аризона.

– Именно туда я и хочу попасть, – сказал я, поражаюсь тому, насколько эти изображения на стенах кабинета соответствуют моим детским воспоминаниям. Я скоро увижу людей и места, которые знал в детстве.

– Такой простор и такой сухой климат, – сказала она. – Желаете отправиться прямо сейчас? Мы отплываем очень скоро, а потом рейсов к западному побережью не будет довольно долго. Jetzt ist es Zeit, die Reise zu machen.

– У меня есть тут одно неоконченное дело, – сказал я. – Оно может задержать меня на несколько дней, а то и недель.

– Nein, – сказала она. – Мы не можем так долго задерживать пароход «Америка». Он отплывает завтра. И больше не вернется. Не желаете ли присесть, repp Бейкер? Мы сможем обсудить, каким образом все можно устроить. – Она указала на удобную скамью перед собой.

Но как только я сделал шаг, случилось что-то страшное. У самого моего уха прогремел взрыв. Он буквально оглушил меня. Несчастная служащая ударилась о стену, с которой слетели несколько картинок, а на ее груди расплылось алое пятно. Прозвучал еще один оглушительный взрыв, следом еще один. Рядом с головой маленькой женщины на стене полыхнуло красным. Ее грудь снова дернулась, на ней появилось второе пятно. Еще один ревущий треск. И еще один. Ей снесло плечо. Штукатурка над ее лицом облупилась. Теперь дернулась ее шея, и на ней тоже появилось красное пятно.

Все гравюры и картины упали, некоторые взлетели высоко под потолок и превратились в пыль, растаяв в воздухе. Стол исчез. Брошюра в моих руках оказалась куском старой газеты. Корабль, на который я почти взошел, стал сильно раскачиваться. Пароход «Америка» шел ко дну прямо у меня под ногами. Я повернулся к приемной – там стояла английская медсестра, умеющая убивать. Она держала в руках дымящийся люгер, и по щекам ее текли слезы. Она обратилась ко мне.

– Что я могу приготовить для вас, мисс Таппер? – спросила медсестра. Она держала пистолет перед собой, целясь в меня.

Я потерял дар речи. Неужели она за мной проследила? Как ей удалось разыскать меня на побережье? Как она посмела убить эту милую служащую?

– Черт возьми, Чарли, – прокричала она, перекрывая звон у меня в ушах и все еще целясь мне в грудь, – советую припомнить! Не шевелись ни на дюйм, пока не ответишь. ЧТО – Я – МОГУ – ПРИГОТОВИТЬ – ДЛЯ – ВАС – МИСС – ТАППЕР?

Я оглядел маленькую комнатку и увидел кровать, кровь и скорчившееся тело Алисы. Разглядел маленькое окно, которое сам заколотил. Посмотрел на ствол дымящегося люгера.

– Для тебя нет отзыва, Адриана, – сказал я.

 

Глава 34

К тому моменту, как Адриана выстрелила, моя жизнь в качестве Чарльза Бейкера, американского журналиста из Ассошиэйтед Пресс, уже подходила к концу. Тогда мы этого еще не знали.

Как только я дал правильный ответ, отринув несуществующий отзыв, Адриана отвернулась от меня и кровавой сцены за моей спиной. Она бросила пистолет на стул, пошла прямо в спальню, принадлежавшую теперь только ей, и стала безудержно рыдать. Через несколько минут я притащился за ней, все еще собираясь с мыслями. Наверное, прошло минут десять, прежде чем я понял, где мы находимся, кто я такой и кто лежит мертвым в той комнате. Все это время Адриана так и не переставала рыдать в голос.

Я присел на край кровати, на которой она лежала лицом вниз. Наконец ее рыдания превратились во всхлипы. Когда и они в свою очередь стихли, я протянул руку и нежно похлопал ее по плечу.

– Ты пришел в себя, Чарли? – спросила она приглушенным голосом, не поднимая головы от подушки. – Думаю, да, – ответил я. – А ты?

Она не ответила. Это было малоподходящее время для светской беседы.

Я пошел в кухню, вроде бы намереваясь приготовить ей чаю. Я очень долго ставил чайник на огонь, потому что мысленно все еще бродил по отчему дому в родной Аризоне. Когда я не смог найти чашки, я понял, что ищу их совсем не там, где они стоят.

Однако, когда я принес Адриане поднос, я уже знал, что нахожусь в охотничьем домике бедного Фредди, да и Адриана уже успокоилась.

– Он почти подчинил меня, – сказал я, ставя поднос на столик у кровати. – Я даже не знал, где я.

Она обхватила горячую чашку дрожащими руками и глубоко вздохнула.

– На секунду я испугалась, что уже поздно, – сказала она. – Когда я проснулась, меня внезапно охватил ужас, неизвестно почему. Я побежала искать тебя. Ты стоял в той маленькой комнате… Алиса говорила… почти бормотала… когда я услышала, что она тебе говорит, я поняла… побежала за пистолетом… не было времени…

Я сел рядом с ней и положил руку ей на спину. Она вздрогнула, и я вспомнил, что Алиса, вернее, Гассман имел привычку «успокаивать» ее таким жестом. Моя рука упала на кровать.

– Ты поступила совершенно правильно, Адриана. Я думал, он не попытается проделать такое со мной. Теперь я знаю, что чувствовал отец Келли и все остальные.

– Чарли, вернись, пожалуйста, и закрой дверь. Я не могу пойти туда и увидеть… – Она поставила чашку на поднос и закрыла лицо руками.

Неловко похлопав ее по коленке, я встал и пошел к самодельной камере, где на полу у залитой кровью стены бесформенной кучей лежало тело Алисы Таппер. Теперь я думал о ней только как об Алисе, и на какой-то момент мой взгляд помутился от слез.

Отводя от нее взгляд, я увидел, что мне предстоит много работы. Мне недоставало цинизма, чтобы начать рыть могилу, пока Гассман был жив, хоть мы знали, что очень скоро она понадобится. В сарае меня ждала хорошо заточенная лопата, поэтому я вышел из дома и незамедлительно приступил к этому делу.

Примерно через пятнадцать минут после того, как я начал копать, Адриана позвала меня.

– Я хочу поскорее уехать. Не могу здесь оставаться, – сказала она. – Знаю, понадобится время, чтобы навести здесь порядок, но я просто не могу оставаться.

– Понимаю, – кивнул я. – Ты поедешь домой?

– Нет. Туда я тоже ехать не могу. Я поеду в свой номер в гостинице. И позвоню сэру Артуру. – Она осмотрела гараж. – Чарли, тебе придется побыть здесь, пока я не вернусь. Ты справишься?

– Конечно. Еды достаточно. Не торопись.

– Может, я вернусь одна, – сказала она. – Ни к чему привлекать внимание к этому месту. Чарльз, возможно, пройдет пара дней, прежде чем я соберусь с духом. Но к тому времени я узнаю новости о положении в Лондоне: о Стэнтоне и полиции.

– Ты сможешь сейчас вести машину? – спросил я.

Она выглядела слабой, больной и подавленной. И я был уверен, что так она себя и чувствовала.

– Я почувствую себя в тысячу раз лучше, когда отъеду на несколько миль отсюда Не могу притворяться: я опустошена, Чарльз. Я не думала, что до этого дойдет. То есть хочу сказать… Чарльз, мне надо ехать.

Она повернулась и направилась к «бентли». Не говоря ни слова, села в машину и тронулась. До меня дошло, что она не взяла даже свою сумочку, не говоря уже о прочем багаже.

Я пошел обратно в дом и присел на несколько минут. Мое выздоровление шло хорошо. Во время поездок с Алисой в больницу «Мортон Грейвз» мне пришлось много ходить, а перенести связанного Гассмана в дом было еще труднее. Но я уже почти оправился от раны. Теперь было понятно, что мои силы подтачивает глубокое нежелание заниматься необходимым делом. Наконец я вышел и начал.

В моем состоянии работа продвигалась медленно и завершилась только затемно. Когда я наконец снова вошел в дом, огонь погас, и мне пришлось опять разводить его, чтобы погреться, прежде чем продолжать. Затем я аккуратно завернул хрупкое тело Алисы в одеяло. Мне было довольно больно поднимать ее, но удалось сделать это с некоторым достоинством.

Я положил ее в землю, придал подходящую позу и убедился, что она плотно завернута. Это напомнило мне бесчисленные случаи на войне, когда мне приходилось хоронить товарищей по оружию. Я обыскал дом в поисках Библии, но не нашел. Тогда я по памяти прочитал молитву и начал забрасывать могилу землей.

Тот факт, что Алиса была смертельно больна и что мы, возможно, сократили ее страдания, не приносил облегчения теперь, когда я закапывал ее. Как бы я ни старался, я не находил утешения и в том, что мы все-таки уничтожили Гассмана. Если бы он выглядел как настоящий Бернард Гассман, мне было бы много легче.

Я понял, что пришлось пережить Адриане. Она смотрела в лица Мэри Хопсон и Алисы Таппер дважды, когда стреляла в Гассмана: один раз – чтобы защитить себя, второй раз – меня. Ей пришлось убить двух хороших женщин, чтобы прикончить одного злодея. Я снова как будто услышал чуть измененный голос Алисы: – «Английская медсестра, которая убивает». Я быстрее заработал лопатой. Да отправится он в ад за то, что сделал с ней и со всеми теми, чьи жизни похищал! Да будет проклят за то, что убил Мэри, Хелен и Клэр!.. Да будет проклят – во веки веков! – за то, что отправил меня домой, а потом отнял дом!

В беспросветной холодной ночи я сидел на прошлогодней листве рядом с наполовину закопанной могилой и плакал. Я никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Потом, совсем закоченев, я доделал дело и побрел к дому.

Я проспал у камина до рассвета. На то, чтобы устранить следы побоища, ушло целое утро. Чувствуя себя немного лучше, чем прошлой ночью, я вернулся к могиле и обнаружил, что в темноте кое-что упустил из виду. Еще час работы со мхом, листьями, камнями и мусором скрыл признаки могилы. Когда я закончил, я отслужил еще одну самодельную мессу по Алисе.

Отдохнув, я снял массивный засов, который установил на дверь. В сарае я нашел банку шпаклевки, замазал глазок на двери и покрасил ее. Я нашел вход на чердак, залез туда и спрятал дневник Гассмана и люгер. Потом вино, потом еще одна ночь, в течение которой меня мучили кошмары о пустыне и плачущей женщине. На следующий день я убивал время прогулками, пытаясь утомить себя настолько, чтобы спать без снов. Мне хотелось вернуться за свой рабочий стол в Ассошиэйтед Пресс, к привычным делам. Я почти убедил себя в том, что эта история не надолго сохранится у меня в памяти. Однако следующая ночь оказалась не лучше предыдущей.

Незадолго до полудня на третий день после стрельбы на дорожку свернула Адриана на «моррис-оксфорде», который выглядел новее моего и был другого цвета. Я вышел на крыльцо и смотрел, как она грациозно идет к дому.

– Доброе утро, Чарльз, – сказала она любезно, почти жизнерадостно. – Как вы себя чувствуете?

– Гораздо здоровее. Почти хорошо.

– А здесь все?… – спросила она, подходя ко мне.

На ней был прекрасный серый шерстяной костюм.

Меня потрясло, что она надела нитку жемчуга.

– Все закончено. Никто никогда не заметит, что мы здесь были.

– Только не думаю, что мы сами забудем, что когда-то здесь были, – сказала Адриана.

Она прошла мимо меня к дому, но остановилась, потому что подъехал «бентли», принадлежавший Фредди. Я увидел, что в нем сидит Конан Дойл.

– Вы сказали ему?

Она повела меня в домик.

– Что Алиса умерла, – ответила она. – И не более того. Он знает, что мы ждали ее смерти. Я сказала ему, что мы уверены, что Гассман исчез навсегда. – Она не много рассеянно оглядела комнату.

– Он знает, что я зарыл ее тело здесь?

– Да, и он согласился, что выбора не было. Она повернулась ко мне и подождала, пока он войдет в комнату. – Боюсь, у него для вас неважные вести, Чарли.

Я пошевелил почти прогоревшие дрова в камине, а потом ответил:

– Полагаю, мне лучше их услышать сразу.

– Полиция серьезно разыскивает вас. Конан Дойл сел позади меня, пока я продолжал возиться с углями. – Вас ищут для допроса по делу о покушении на вашу жизнь, бегстве из больницы и осквернении могилы. Вас также хотят допросить по поводу убийства Мэри Хопсон. Полицейские обнаружили, что вы по меньшей мере дважды посещали мастерскую Стэнтона, – устало перечислял сэр Артур. – Затем, ваше поведение после похорон… Ситуация весьма неприятная.

– Надеюсь, ничто не указывает на кого-то из вас?

– Нет, – ответила за него Адриана.

– Откуда вы об этом узнали?

– Я вчера позвонила главному инспектору, чтобы навести справки, – ответила Адриана. – Он задавал много вопросов относительно того, насколько близко я и Фредди были знакомы с вами. Задавал вопросы о том, почему я представила вас доктору Доддсу как своего поверенного. Я призналась и сказала, что вы проверяли слухи о каких-то пропавших деньгах и попросили меня помочь вам попасть в больницу «Мортон Грейвз». Затем он отпустил какое-то пренебрежительное замечание об американцах, я его слегка поддержала, и тогда он мне все выложил. Вы для него являетесь загадкой. Он думает, вы прячетесь в Лондоне. Я получила инструкцию следить за вами. Ваш «моррис» конфискован. Они действительно взялись за вас, Чарльз.

– Да, это вряд ли поспособствует моей карьере – мрачно сказал я. – Интересно, как много из этого известно в Пресс. Мне так хочется вернуться на работу.

Ее глаза наполнились слезами, и она открыла сумочку в поисках платка.

– У вас больше нет карьеры, мой мальчик, – прервал сэр Артур, – во всяком случае в Пресс. Их человек в Лондонском управлении полиции, я полагаю, знает о расследовании гораздо больше, чем мы. Я спрашивал друга-журналиста не получал ли он о вас каких-либо известий, – дескать, хочу знать, что с вами стало. Он сказал, что слышал, что вы конченый человек. По крайней мере для Ассошиэйтед Пресс. Они думают, вы скрываетесь от правосудия. Я не мог сказать им, что на самом деле вы ловили привидение. Мне ужасно жаль. Если бы я не… – Он оборвал речь и поморщился.

Я молча сидел и смотрел на огонь, обдумывая, что же мне делать. Я делал карьеру в Англии более семи лет. И вот ее нет.

Адриана прервала молчание, и я посмотрел на ее залитое слезами лицо.

– Вы должны взять эту машину, Чарльз. И еще есть деньги, которые были у Хопсон, их хватит надолго, – сказала она – Хотя, конечно, это не будет продолжаться годы, но пока вам придется держаться в тени. Я привезла вам из них триста фунтов. Пока вся история не уляжется, вы должны хорошенько затаиться.

– Но не здесь. Вы же это хотите сказать?

– Подумайте об этом. Если бы вас нашли здесь, участок тщательно обыскали бы. Мы не можем этого допустить.

– Конечно, – согласился я. – Я уже готов. Могу уехать прямо сейчас. – Я помолчал. – Когда мне вам позвонить?

Адриана бросила взгляд на сэра Артура который кивнул и вышел на крыльцо.

– Позвоните, как только доберетесь… туда, куда решите. – Она села рядом со мной и взяла меня за руку. – На какое-то время я стану вашим единственным источником информации. Если будете звонить мне домой по вечерам, я буду держать вас в курсе.

– Вы возвращаетесь домой?

– Я переехала вчера. Это лучше всего… безопаснее для всех… пока.

– Отличная машина, – глупо сказал я, чтобы только что-нибудь сказать. – Эти маленькие модели «оксфордов» такие надежные.

– Сэр Артур нашел ее для вас. – Она понизила голос, чтобы Конан Дойл не услышал: – Он ужасно переживает из-за того, что произошло с вами, и все из-за его просьбы.

– Послушайте, Чарльз, – громко сказал Конан Дойл с крыльца, – это все уляжется. Через некоторое время ситуация прояснится.

Потом он пошел к «бентли», чтобы подождать Адриану, которая тихо сидела еще несколько секунд. А потом в последний раз сжала мою руку. Она встала, наклонилась и положила мне руку на щеку, так же как когда-то Фредди. Не говоря больше ни слова, она пошла к автомобилю, и они уехали.

Через несколько минут я запер дом и пустился в путь в своем новом «моррисе». На этот раз поездка была настоящей, а не воображаемой. Уже вполне чувствовалась весна.

Я знал, что больше никогда не встречусь со знаменитым писателем. И если не считать Адрианы, много времени пройдет до тех пор, пока я смогу поговорить с кем-нибудь, кто знал меня как Чарльза Бейкера, репортера Пресс, имевшего твердые шесть с половиной баллов (и с хорошими перспективами) по американо-британской шкале соответствий. Первый же выстрел люгера закончил эту жизнь. Теперь мне предстояло обрести новое будущее и обжиться в нем Так странно все это оказалось: я и не знал, что тоже играю в «die Reise nach Jerusalem», но, когда музыка прекратилась, я единственный остался без стула.