– Да, – сказал Борька Оруджев, – такого подарка я не ожидал! Смотрите, какие тут девицы!

– Что там девицы, – буркнул Толик Монастырев. – Главное – пожрем нормально!

Остальные даже не рассмеялись, услышав это. Оказалось, Гавкалка, сам того, видимо, не предполагая, подарил заезжим оперативникам настоящий праздник. Точнее сказать, праздник был предназначен для чехословацкой делегации, но, поскольку группа Миронова комсомольских фунционеров как бы негласно охраняла, часть праздничных удовольствий доставалась и ей.

Ангольские власти, сильно смущенные неприятным происшествием с иностранными строителями, расстарались. Официальным поводом было подписание договора о сотрудничестве и взаимопомощи между комсомольскими организациями Чехословакии и Анголы. Договор этот в действительности нужен был комсомольцам двух стран, как зайцу – стоп-сигнал. То есть анголане, может быть, и надеялись что-нибудь на халяву получить от цивилизованных и богатых европейцев, но тем-то – что за выгода была? Или опять идеи интернационального долга реяли в воздухе? Скорее всего, чехословацкие руководители приехали повидать за счет государства экзотическую африканскую страну и отдохнуть от насущных проблем социалистического строительства в Чехословакии.

Встреча и подписание договора проходили в небольшом городке невдалеке от Лубанго, практически не пострадавшем от военных действий. По случаю жары все действо решили проводить не на какой-нибудь вилле, а под огромным матерчатым навесом, дававшим тень и пропускавшим освежающий ветерок. Наверное, со всего города стащили под навес кресла, диваны, столы. Напитков и закусок не пожалели, и среди гостей не один Толик плотоядно потирал руки, поглядывая на жареных цыплят и поросят, разнообразные фрукты и сладости. Замполит миссии, подполковник Сытин, наоборот, глядел на все происходящее жалобным взором. Мало того, что у него имелся гастрит и полностью отдаться кулинарным восторгам он не мог, так еще и партийное чутье подсказывало ему, что эта пятерка здоровенных и наглых парней, навязанная ему Гаркалко, обязательно напьется и устроит пьяный дебош. А ведь это – международный скандал! Миронов, понимая терзавшие замполита чувства, тем не менее успокоить его не спешил. И лишь когда, совершенно измучившись нехорошими предчувствиями, Сытин отвел его в сторону и убедительно попросил проследить, чтобы орлы не позволяли себе лишнего, Евгений дал твердое слово коммуниста в том, что и сам себя вести будет на высшем уровне и подчиненным то же самое велит. В действительности партийное чутье замполита подводило. Группа Миронова была коллективом весьма дисциплинированным и адекватно ведущим себя в любой обстановке. За ребят можно было не опасаться. Никто из них не напьется и уж тем более не учинит дебоша. Все будет вполне комильфо. Более того. Если кто-либо из гостей позволит себе лишнего и появится хотя бы тень назревающего скандала, эта тень немедленно будет развеяна.

С самого начала Евгений опытным взглядом оценил происходящее на предмет необходимости своей группы в качестве охраны. И убедился, что Ганкалко просто перестраховался, послав их сюда. Кроме ангольских солдат встречу охраняли еще и кубинцы, причем не простые. Достаточно было заметить острые, ощупывающие взгляды, которые кидали вокруг смуглые парни, вроде бы без цели бродящие среди всеобщего веселья. А потом его, словно невзначай, отвел в сторону невысокий мужчина в белом тропическом костюме. В руке он держал широкий толстостенный стакан, на донышке которого плескалась коричневая лужица виски. Но от самого человека спиртным не пахло. И выглядел он, несмотря на свои невеликие габариты, вовсе не плюгавым. К Миронову незнакомец обратился по-испански.

– Простите, сеньор, можно вас на пару слов?

Евгений кивнул, прикидывая, к чему бы это? А мужчина аккуратно подхватил его под локоть и повлек к столу, на котором расставлены были бутылки, стаканы и тарелочки с арахисом. И столько было непринужденной легкости в его движениях, что Миронов почувствовал себя громадным и неуклюжим в новенькой, не успевшей еще обмяться «фапле».

– Вы еще не пробовали местного рома? – поинтересовался незнакомец, демонстрируя бутылку, на этикетке которой скалился тигр. – И не вздумайте пробовать! Ужаснейшая гадость! Давайте сделаем так: когда весь этот карнавал, – кивок в сторону уже успевших принять на грудь и потому радостно шумевших членов делегаций, – закончится, я вам подарю настоящего «Гавана-Клуба». Поверьте, истинный ром могут делать только на Кубе! Ну и еще немножечко на Ямайке. И нигде больше! А на этикетке так и напишу: «Туристу в память о нашей встрече». Договорились?

Оп! Он так и сказал: «Туристу»? Евгений впился в собеседника взглядом, еще не решив, как ему реагировать на свой оперативный псевдоним. А кубинец (несомненно, это был кубинец, по акценту слышно) улыбнулся успокаивающе, провел перед собой раскрытой ладонью.

– Не напрягайтесь вы так! Я – друг, здесь с той же целью, очевидно, что и вы. Вас ведь охранять это сборище пьяных комсомольцев прислали? Ну, так можете расслабиться и отдыхать по-настоящему. Нами все здесь схвачено, неприятностей не предвидится. Позывной ваш я знаю от вашего же руководства. Вам, кстати, передавал привет капитан Тибурон. С ним все в порядке, поверьте мне. А теперь позвольте временно откланяться – служба!

И уже удаляясь, обернулся и добавил:

– А насчет рома я не пошутил! Бутылку вам передадут!

Походило на то, что незнакомцу можно верить. Но все равно ребятам он особенно расслабляться не позволит. Правда, кубинцы – в обычной жизни порядочные трепачи – в серьезных делах не имеют обыкновения подводить. Ну, да лишний глаз никогда не помешает.

Евгений проверил свою команду. Так, все при деле, разместились по периметру трапезничающих официальных лиц, и сами предаются чревоугодию. На спиртное не налегают, предпочитают пиво. Кстати, пиво здесь неплохое. Может, информация, придуманная ради шутки скучающими переводчиками, в какой-то мере соответствовала действительности?

– Извините, – услышал он за спиной несмелый девичий голос. – Вы ведь охранник?

Говорили по-испански. Миронов обернулся. Перед ним стояла очень симпатичная на первый взгляд девушка. Да и на второй взгляд, если честно, и на третий… Она открыто смотрела на сурового военного, вооруженного автоматом, своими… как же этот цвет назвать?.. да, вот, фиалковыми глазами. Так смотрела, что соврать ей было невозможно. И все-таки пришлось.

– Нет, сеньорита, я не охранник. Я всего лишь переводчик, – ответил он тоже по-испански.

Девушка посмотрела теперь уже недоверчиво.

– А как же военная форма и вот это?..

Тонкий пальчик указал на автомат за спиной Евгения.

– Видите ли, сеньорита, я – военный переводчик. Потому и приходится ходить в форме и таскать эту железяку.

– Но по международным конвенциям переводчик не должен брать в руки оружие!

Евгению стало смешно. Наивная девочка, что ты знаешь о военных переводчиках?

– Я – советский военный переводчик, то есть в первую очередь офицер. Так что на меня международные конвенции не распространяются.

– Да-а? – с сомнением протянула она. – Ну, может быть…

– Вы что-то хотели, сеньорита? – взял инициативу в свои руки Миронов.

– Я… я бы хотела умыться. Здесь в Анголе такая пыль!

– Сейчас организуем! – заверил Евгений. – Простите, вы с делегацией приехали?

То, что девушка не кубинка и не местная, было видно с первого взгляда. Чистая европейка, славянка. Оказалось – да, действительно приехала с делегацией переводчицей, учится в Пражском университете, и зовут ее Микаэлой.

– Но все друзья называют меня Мишкой, – сообщила она, уже совсем осмелев. – Вы тоже можете!

– Принято, – согласился Евгений, представляясь сам.

Вдвоем они быстро нашли в одном из близлежащих домов умывальник, там из кранов даже бежала вода. Правда, только холодная. Но это было приятно в жаркий полдень.

Умывшаяся, посвежевшая и развеселившаяся Мишка оказалась очень забавным котенком. Кроме испанского, португальского и английского языков она немного знала русский, так что у них никаких языковых барьеров не возникало. Девушка на другом материке была впервые, тем более в Африке, и все окружающее удивляло, а порой даже пугало ее. А Евгений, как истинный мужчина и настоящий офицер, не мог оставить это нежное, трогательное создание без опеки и поддержки.

Делегации и дела были забыты. Они весело болтали на всевозможные темы, вспоминали Москву, в которой Мишка бывала пару раз, и Прагу, в которой Евгений не был вовсе, хотели попробовать виски, но девушка сморщила носик и решили ограничиться вином, которого на столах тоже было в избытке. У Мишки появилось желание отведать чего-нибудь экзотического, местного, но Миронову удалось убедить ее в том, что с непривычки это может пагубно отразиться на желудке, так что перекусывали обычными жареными цыплятами. Впрочем, вареных бананов все же попробовали, и это блюдо не понравилось им обоим. В общем, состоялось родство душ. О единении тел даже намека не было. Евгений словно вернулся в свои курсантские годы, был весел, остроумен, и девушка то и дело прыскала от смеха.

Оперативник иногда ловил улыбки своей команды, а однажды Борька Оруджев в открытую показал ему большой палец, одобрительно кивая, дескать, давай командир, молодец, так держать! Мишка этого жеста не видела, а Евгений в ответ скорчил грозную гримасу – отстаньте, уроды! Уроды поняли и отстали, тем более, что службу не забывали и незаметно наблюдали за всем происходящем вокруг. Замполит Сытин делал вид, что ничего особенного не происходит. Он был доволен и тем, что орлы Миронова «водку не пьянствуют и хулиганства не нарушают».

День пролетел незаметно, около пяти часов вечера чехословацкую делегацию стали рассаживать по автомобилям, чтобы везти в аэропорт. Все официальные бумаги были подписаны, все речи и тосты сказаны, комсомольским бонзам пора было возвращаться в Луанду. Мишка, естественно, тоже улетала. Девушка даже прослезилась, прощаясь с Евгением, сунула ему в нагрудный карман бумажку со своим пражским адресом и расцеловала бравого советского «военного переводчика». Миронов знал, что ему никогда не придется побывать в Чехословакии. Но, даже если и будет, хотя бы проездом, ни за что не станет разыскивать это милое создание. Потому как – служба.

Не придумав ничего лучше, он снял пятнистое фапловское кепи и нахлобучил его на пушистые волосы переводчицы – на память! Она совсем растрогалась, слезы лились чуть ли не ручьем. Евгению с трудом удалось успокоить девушку и подсадить ее в автомобиль. Он стоял, глядя вслед отъезжающей колонне и крутил головой в некотором остолбенении. Надо же, какие оказии на войне случаются! Хоть кино снимай или роман пиши!

Замполит Сытин сам сидел за рулем принадлежавших миссии «жигулей», и вся команда Миронова в маленький автомобиль не помещалась. Когда добирались на мероприятие, Штефырцу и Монастырева Евгений посадил в ангольскую муниципальную машину. Сейчас же везти их, кроме подполковника, было некому.

– Эй, Эужен! – окликнули Миронова. Днем, среди прочего, Мишка познакомила Евгения с журналистом из центральной комсомольской газеты Чехословакии, которого так и звали – Карел Чех. И сейчас это знакомство очень пригодилось. Журналисту местные власти предоставили старенький «фордик» с шофером, и Карел любезно согласился подвезти до Лубанго Миронова и еще одного из его подчиненных. Вызвался ехать Штефырца и мгновенно юркнул на заднее сидение. Но Миронов прогнал его вперед, а сзади расположились они с журналистом.

Мишка решил отомстить и вкрадчиво поинтересовался, удалось ли командиру…

Евгений велел ему не совать нос в командирские дела, а потом добавил:

– Между прочим, ее так же, как и тебя зовут!

Молдаванин не понял.

– Штефырцей, что ли?

– Мишкой, обалдуй! Но у нее нет волос на груди и руках, как у тебя.

Оперативник притих, соображая, что ему сейчас выдали: комплимент или шпильку.

В принципе, за помощью можно было обратиться и к кубинцам, они бы не отказали, но Миронов не стал этого делать, решив, что получится перебор, ведь буквально перед отъездом к нему подбежал запыхавшийся кубинский солдатик и, козырнув, передал завернутую в страницу «Гранмы» бутылку «Гавана-Клуб». Не соврал, значит, незнакомец. Это был дорогой подарок, кубинцы свой ром ценили очень высоко и с посторонними делились неохотно. Евгений развернул газету. Надписи на этикетке не было.

Запасливый чех за обедом потихоньку успел перелить в плоскую, но объемистую фляжку, обтянутую кожей, некое количество виски, а также захватил пакет с бутербродами, и путешествовать им предстояло не без приятствия. Темы разговоров были ничего не значащими. Репортер, оказавшийся большим говоруном и прилично изъяснявшийся по-русски, рассказывал о своих зарубежных командировках в Ольстер, Нью-Йорк, Египет, Перу (Евгений внутренне напрягся). Миронов и Штефырца в основном помалкивали, да прикладывались к фляжке. Потом оказалось, что Чех – закоренелый битломан. Поговорили о «Битлз», эта тема была Евгению хорошо знакома и близка. Карел жаловался:

– Представляешь, – глоток из фляжки, – попалась мне коробка со всеми битловскими дисками. Сохранность – новье! Но стоила обалденные деньги. Я затрясся, – еще глоток, – и купил! Так жена, когда узнала, сколько это чудо стоит, чуть из дому меня не прогнала. Требовала, – очередной глоток, – чтобы я коробку продал! Не добилась! Ура!

– Ура-а! – подхватили Евгений и Мишка.

Возникло предложение спеть что-нибудь из «битлов». Штефырца слов не знал, поэтому подтягивал только мелодию. Пели (во весь голос) Чех и Миронов. Посмотреть со стороны – совершенно психоделическая картина: в лучах красного, огромного, закатного африканского солнца по бушу в американском автомобиле несутся советский офицер и чехословацкий журналист и на всю округу орут «Желтую подводную лодку»! Да их сами бы «битлы» расцеловали в обе щеки, доведись им такое увидеть!

Расстались у ворот миссии совершенными друзьями. Карел, как и Мишка, сунул Евгению в карман записочку со своим адресом. Хоть, действительно, поезжай в Чехословакию!

Остальные члены команды вылезали из «жигулей» Сытина. Миронов заметил вопросительные взгляды, направленные на Штефырцу. Мишка огорченно вздохнул и покачал головой. Евгений понял, что имелось в виду. Вот же, собаки страшные! Так им интересна личная жизнь командира!

Замполит, по всей видимости, не слышал песнопений в следовавшей за ним машине, поездкой остался доволен, претензий к группе Миронова не имел. Это Евгений понял по тону, которым с ним разговаривал Гавкалка. Рыкающие нотки в голосе старшего военного советника округа не появились. Выслушал короткий доклад и велел отдыхать до завтрашнего дня.

На ужин никто, естественно, не пошел. Тем более что не один чешский журналист оказался таким ушлым. Толик Монастырев тоже постарался на провиантском фронте и приволок с собой не только цыплят, но даже половинку жареного поросенка, не говоря уже о нескольких бутылках, содержавших отнюдь не лимонад. На укоризненный взгляд командира Портос пожал плечами и пробасил:

– А если они сами предлагали!

Следующую неделю группа Миронова, что называется, «била баклуши». То есть не делала абсолютно ничего полезного. Ну, да, они являлись утром на построение и политинформацию, а затем… А затем отправлялись обратно в свой флигелек и принимались скучать, причем с каждым днем все отчаяннее. Положение группы в лубанговской военной миссии было совершенно двусмысленным. С одной стороны, без дела сидят здоровые молодые парни, специалисты в военном деле и многом другом, чего-то ждут и постоянно готовы к активным действиям. Но с другой стороны, эти активные действия никак не начинаются и неизвестно, начнутся ли вообще? Да ведь никто и не знает, что это за активные действия? К обычной работе в самой миссии – ну, там, ремонтом техники заниматься, Гавкалка по каким-то своим соображениям группу не привлекал, как не пробовал направить кого-нибудь из мироновцев потрудиться переводчиком или хотя бы территорию убирать. А сам Евгений, мучимый смутными подозрениями, к полковнику с требованиями предоставления фронта работ не приставал. Ребята его начинали понемногу звереть от безделья, а это, несмотря на дисциплину, царившую в группе, могло привести к очень предсказуемым последствиям.

Например, Леня Шишов и Борька Оруджев вечером сбегали в самоволку, то есть втихаря перемахнули в укромном уголке невысокий забор и прогулялись по городу. Так, в целях рекогносцировки. Втык от Евгения они, конечно, получили, но очень небольшой. Миронов понимал состояние своих застоявшихся бойцов, и сам уже подумывал о такой прогулке. Так вот Леня, а еще пуще Борька, красочно описали товарищам, какие здесь, в Лубанго, встречаются «мамзели» и как они призывно поглядывают на советских офицеров. Товарищи призадумались.

Положение спасли два советника, приехавшие из одиннадцатой бригады за продуктами, свежей почтой и запчастями для техники. Поселили их в том же флигеле, который изначально и предназначался для таких командировочных. Ребята были веселыми, дружелюбными, охотно рассказывали о своей жизни в буше и были не дураки выпить. Судя по рассказам, жилось им, хотя и в некоторой дикости, то есть в землянках, но довольно хорошо. Советник командира бригады был мужиком опытным и мудрым, без нужды на подчиненных не давил. Служба не тяготила, с продуктами тоже было относительно неплохо. Не хватало свежего мяса, фруктов и, конечно, женщин. Вот кстати, об одном эпизоде, случившемся с ним лично и связанном с местными женщинами, после хорошей выпивки рассказал «мироновцам» майор Слава. Проведя в бригаде почти год и совершенно озверев от отсутствия женской ласки, он, наслушавшись о доступности местных «мульереш», то есть баб, отважился-таки на «аморальный поступок, не достойный советского офицера». Будучи в Лубанго, как-то темным вечерком взял УАЗик и под прикрытием «послушать мотор, а то он что-то стучит» выехал за ворота миссии.

Долго искать ему не пришлось. «Мульереш» и вправду были весьма доступны. Перемигнувшись с одной, понравившейся больше других, он усадил ее в машину и, отъехав немного от города, совершил этот самый «аморальный поступок». Потом, как полагается, отвез даму на место, откуда ее взял, сунул ей несколько кванзовых бумажек и распрощался. Вроде бы все остались довольны. Слава облегчил «невыносимый гнет души и тела», а дамочка пополнила свой карман. Но…

Через несколько дней, бравый советник почувствовал, как с организмом его происходит что-то непонятное и неприятное. У нас в таких случаях констатируют: «Закапало…» Это было ужасно. Подходящих лекарств, чтобы заняться самолечением, естественно, нет. Надо обращаться к врачу. А значит, об инциденте узнает начальство. И все, конец карьере! Вылечить-то его вылечат, но: а) из Анголы в Союз вышлют в самые кратчайшие сроки; б) накатают на службу такую характеристику, что подполковником ему не быть до дряхлой старости и служить до этой старости примерно в районе Кушки; в) могут и из партии погнать, а это – вообще звиздец, можно со спокойной совестью стреляться. С советскими военными, таким способом нарушившими Кодекс строителя коммунизма, начальство поступает очень строго, это всем известно. Как сказал бы поэт: «Ужасный век, жестокие сердца!».

К счастью, миссионный врач Володя не забыл принципа: «Не навреди!», переиначив его в «Не настучи!». Славу он не выдал, мало того, поскольку качественное лечение требовало какого-то времени, задержал его в Лубанго под предлогом стабилизации артериального давления: «Сами понимаете, здесь не Союз, здесь Африка, экстремальные условия! Но ничего серьезного, через недельку он будет как новенький!». А самому Славе сказал: «Это тебе, дураку, повезло, что обычный триппер подхватил! У местных такие ужасы бывают! Типа «иерихонской розы», когда головка члена раздувается, а потом разрывается на лепестки! Понял?»

Слава понял. Поняли, судя по всему, и бойцы мироновской группы, потому что разговоры «за местных баб» прекратились.

А скука и безделье остались. И сколько этот период безделья может продолжаться, не знал никто. По крайней мере, из ближайшего окружения Миронова.

Он мог только предполагать, что эта совершенно бессмысленная командировка в Анголу – не случайна. Что-то серьезное происходило в Москве, в Управлении и его вместе с бойцами намеренно удалили из столицы. Для чего? Боялись их как реальную силу, способную повлиять на ход событий? Перевели во временный резерв с целью сохранить боеспособных сотрудников, сберечь их как засадный полк? Одни домыслы…

Да, эта командировка была абсурдной, как и сама предполагаемая операция по освобождению чехословацких пленников. Размышляя уже после того, как все закончилось, Евгений не мог не понять, что никто и не предполагал освобождать бедных строителей силовыми методами. Но тогда зачем было бросать в леса кубинскую и советскую группы, заставлять бойцов преследовать колонну и готовиться к акции? Просто, чтобы показать, что мы, мол, не дремлем, готовы к отпору и утерли бы нос врагу, если бы не форсмажорные обстоятельства?

Понятно, что сама воинская служба предполагает массу бессмысленных действий. Такова уж ее специфика, и бороться с этой бессмысленностью занятие такое же бессмысленное. Нужно принимать как должное и не забивать голову терзаниями по поводу каждого идиотского приказа или правила. «Судьба солдатская такой, такая фатум».

Неизвестно сколько продлилось бы это «зависание», но точно неделю спустя после поездки на встречу делегаций Гавкалка вызвал к себе Миронова. Осмотрел бравого майора изучающее, потом откашлялся и сказал:

– Такое дело… Отзывают вас временно.

Евгений молчал, ожидая продолжения. Итак, хоть какие-то перемены.

– Сегодня вашу группу самолетом перебросят в Бенгелу. А дальше вертолетом отправят в Порту-Амбуин. Есть такой маленький городок на побережье. Там наши гражданские специалисты. И кубинские тоже. Поступили сведения, что со стороны УНИТА могут быть совершены провокации.

Провокации? Неужели бандиты перешли от прямых налетов к почти мирным способам действия? Не верится что-то.

– Примерно месяц вашей задачей будет охрана советских граждан. Кубинцы своих сами защитят, если что случится. Вашу группу встретят и разместят, указания уже даны. Так что собирайтесь, машина в аэропорт через час.

В тоне полковника чувствовалось нескрываемое облегчение. Наконец-то он избавится от этого потенциального очага беспокойств, спихнет с плеч ненужных людей!

Евгений позволил себе вопрос:

– Товарищ полковник, вы сказали – временно?

Гавкалка нахмурился.

– По крайней мере, мне было так доведено из центра. В дальнейшем, думаю, все разъяснится.

Как же, разъяснится! Как и все остальное, что происходит с ними в последнее время? Не сочиняйте сказок, полковник!

Разумеется, это Миронов вслух не высказал. И на лице его сарказма не проявилось, поскольку старший военный советник посчитал разговор оконченным.

Возвращался во флигель Евгений в некотором смятении. Как говаривала небезызвестная Алиса: «Все страньше и страньше!». Первоначальной задачей его группы, как оказалось по прилету в Луанду, было участие в операции по освобождению чехословаков. Хотя и тогда задание это показалось ему весьма странным. На кой черт гнать оперативников из Советского Союза, когда и здесь нашлось бы достаточное количество обученных людей? А далее странности только увеличивались в количестве. Сначала приказ об отмене атаки на колонну, потом продление командировки и бесполезное сидение здесь, в Лубанго. Теперь и вовсе загоняют в какой-то мелкий городишко. И, главное, зачем? Чтобы быть обычными охранниками! Вот уж глупость несусветная! Ребята взвоют, когда узнают, что возвращение в Союз опять откладывается.

К его удивлению, группа встретила сообщение о передислокации в Порту-Амбуин не только без возмущения, но даже и с некоторой радостью.

– Наконец-то в океане поплескаться можно будет! – воскликнул Штефырца. – Зря я, что ли, плавки с собой тащил?

Оказалось, что плавки имеются и у остальных мироновцев. Включая командира. Знали ведь, куда летят. Вот и прихватили на всякий случай. Теперь, похоже, этот случай должен был представиться.

А домой народ не очень-то тянуло. Ну что там их ждало? Обычная рутина: Полигон, тренировки и ожидание следующей операции. Здесь же, если не обращать внимания на мелкие неприятности типа возможности подхватить малярию или желтуху, был почти курорт. Для полного счастья им пока не хватало возможности купаться и загорать, но теперь и это становилось возможным. Отлично, чего еще желать? А о странностях происходящего можно подумать на досуге.