В Москву, на Павелецкий вокзал, поезд прибывал рано утром. Пришлось проснуться ни свет, ни заря, чтобы успеть умыться и привести себя в порядок до санитарной зоны. А потом позавтракать остатками того, что мать собрала ему в дорогу. Как ни спешил Евгений прибыть к месту новой службы, на денек в родной дом он все же заскочил, тем более, что в столицу нужно было добираться через Ставрополь. Можно было, конечно, и через Минеральные Воды, но ведь лучше через Ставрополь, правда?

Родителям свежеиспеченный капитан о новой службе сообщил весьма туманно: столица, один из штабов Министерства обороны, тихая, спокойная должность, приличный оклад, звания идут быстро, не в пример строевой части. В общем, синекура. Кажется, они поверили.

И вот теперь поезд подходил к Москве, и Евгения охватывало непривычное для него волнение. Он вступал на новый этап своей судьбы и, судя по только что закончившейся подготовке, этап этот будет совсем не простым. Хорошее слово «разнообразный». Наверное, так можно охарактеризовать его будущую службу. В штабе уж точно сидеть не придется.

Как добраться по указанному адресу, Миронов начал узнавать прямо на вокзале. Но то ли здесь были только приезжие, то ли это вообще особенность москвичей – не знать, где находится та или иная улицы, никто ничего путного ответить не смог. Вскоре бесполезные расспросы Евгению надоели, он взял, да и позвонил по телефону, указанному в сопроводиловке. Трубку подняли сразу, внимательно выслушали и кратко объяснили, как добраться. Оказалось, очень просто.

Вопреки его ожиданиям, Управление СОБ находилось не в одном из громадных зданий Министерства обороны, расположенных по всей Москве, а в тихом переулке, недалеко от Старого Арбата в неприметном, трехэтажном особнячке с наглухо закрытыми, тяжелыми дубовыми дверями и зарешеченными окнами первого этажа. Евгений позвонил, повернулся к телекамере наблюдения, уставившейся на двери с угла входной арки.

Ожила решетка переговорного устройства, вмонтированного в боковую панель.

– По какому вопросу? – прохрипело оттуда.

– Капитан Миронов, прибыл по назначению из Георгиевского отделения, – доложил Евгений.

– Ждите.

Ждать пришлось минут десять. Затем дверь бесшумно распахнулась, и на пороге возник офицер в полевой форме и повязке на рукаве с надписью «Дежурный». Офицер был в чине капитана.

– Проходите.

Евгений оказался в тесной прихожей – не прихожей, просто комнатушке, обставленной по-спартански: стол, с телефоном и монитором наружной камеры наблюдения на нем, стул. Вот и все. Далее вела металлическая дверь, даже на вид казавшаяся массивной.

Капитан протянул руку.

– Документы.

Миронов торопливо полез во внутренний карман кителя, достал офицерскую книжку, сопроводительные бумаги в незапечатанном конверте.

Дежурный внимательно изучил удостоверение, затем углубился в бумаги. Евгений молча переминался с ноги на ногу рядом. Наконец капитан закончил свою проверку, нажал какую-то кнопку, укрепленную под столешницей. Дверь медленно стала открываться.

– Вас проводят, – прозвучало вместо напутствия, и Миронов вступил наконец во внутренние помещения Управления.

Здесь все было как в обычном военном учреждении: коридоры, двери кабинетов, снующие люди. Попадались даже вполне симпатичные девушки, все в военной форме, на петлицах – пехотные эмблемы. У него появилось впечатление, что с воздушно-десантных небес его прочно опустили на землю и прыгать с парашютом уже не придется никогда.

У дверей, в которые вошел Евгений, его встретил еще один офицер, теперь уже старший лейтенант и безо всякой повязки.

– Капитан Миронов? – спросил он. – Старший лейтенант Ступин. Пройдемте со мной.

И они, поднявшись по неширокой деревянной лестнице на второй этаж, двинулись по коридору.

На новенького никто внимания не обращал. Все занимались своими делами. Может быть, свежие офицеры появляются здесь каждый день, а то и по три раза на дню. Ведь кроме Георгиевского отделения наверняка существуют и другие. А где и сколько – одному начальству известно. Но, судя по всему, организация достаточно мощная и влиятельная, если занимается международными делами. А только ли международными? Ничего, со временем все станет ясно, не надо торопить события.

Ступин остановился перед одной, ничем не отличающейся от остальных дверью без таблички, только с номером, постучал и, дождавшись ответа, распахнул ее.

– Разрешите, товарищ полковник?

Он пропустил Евгения вперед.

Кабинет как кабинет, средних размеров, мебель обычная, канцелярская, никаких изысков, кроме кожаного дивана у стены. На таком удобно подремать пару часов, если служба не позволяет отлучиться из кабинета. За столом, склоненная над бумагами лысина обширных размеров.

– Садитесь, капитан, подождите пару минуток, – прозвучал голос обладателя лысины.

Евгений послушно присел на стул. В тишине слышалось только раздраженное сопение хозяина кабинета, да шелест переворачиваемых им бумаг. Но вот он поднял взгляд и уставился на посетителя рыжими, похожими на тигриные, глазами. «Чистый Сталин, – вдруг подумалось Евгению. – Трубки не хватает. Да еще лысина…» Он вскочил.

– Сидите, сидите, не до уставов сейчас, – махнул на него рукой лысый полковник.

Евгений опять сел.

– Значит, капитан Миронов, значит, прибыли в наше распоряжение… – не то спрашивая, не то утверждая, протянул полковник.

Евгений сделал еще одну попытку вскочить, но последовала очередная отмашка, и ему ничего не оставалось делать, как просто сказать:

– Так точно.

– Ну, посмотрим, посмотрим.

Евгений сделал попытку передать ему сопроводиловку, но полковник порылся в бумагах у себя на столе, выудил какой-то листок и пробежал его глазами. Улыбнулся.

– Что же, капитан, характеризуют вас положительно, кое в чем даже хвалят. Рад, что наши специалисты не ошиблись при отборе вас для обучения. Сами-то, как, работать хотите? Не сдрейфите, не подведете?

– Буду стараться, товарищ полковник, – честно сказал Евгений. Он вообще всегда старался не давать пустых обещаний.

– Ну, капитан, вы уж постарайтесь, постарайтесь, – развеселился вдруг полковник. – В нашем деле старательные ой, как нужны! – Тут же оборвал смешок, спросил резко: – С испанским как дела у вас обстоят?

– Более-менее, – осторожно ответил Евгений. – За коренного испанца или аргентинца вряд ли сойду, но объясниться и понять, что мне говорят, вполне сумею. – И добавил: – В широком диапазоне.

– Ну, да, – кивнул полковник, – вас же там интенсивно учат, в этих отделениях. Значит, языковых проблем у вас не будет. С оружием, как я прочел в характеристике, обращаться умеете и даже сами иногда занятия проводили. Похвально. В штатском костюме давно не ходили?

Евгений несколько опешил от неожиданного вопроса. Попытался вспомнить – и не смог.

– Давненько, товарищ полковник.

– Это хуже. Сегодня же отправитесь получать все, что вам полагается, и тут же беритесь подгонять и обнашивать. Кроме того, не забудьте финчасть и квартирно-хозяйственную часть. Вы ведь не на пустое место приехали. Займете место… убывшего.

Миронов не мог не заметить этой секундной заминки и положил себе обязательно узнать о судьбе предшественника.

– Ну вот, познакомились, – подвел черту краткому разговору полковник. – Я вас, капитан, Ступину передам, он все расскажет и покажет.

Евгений мог поклясться, что никакой кнопки лысый начальник не нажимал, даже пальцем не пошевелил, но на пороге кабинета возник давешний лейтенант, вытянулся, ожидая приказаний.

– Вот что, Ступин, займитесь капитаном. Сводите в финчасть, потом пусть переоденут его, ордер выдадут и ключи от квартиры. Ну, да сами все знаете. Вы на машине сегодня?

– Так точно, товарищ полковник!

– Вот сами его домой и отвезете. На сегодня это вся ваша работа. А вас, капитан, жду завтра к девяти часам утра. Устраивайтесь пока, обживайтесь. Всего доброго.

Ступин и Миронов четко повернулись через левое плечо и вышли из кабинета.

– Простите, товарищ лейтенант, – не сдержал наконец своего любопытства Евгений. – А кто это был? Он ведь так и не представился.

Ступин глянул на него с легким осуждением.

– Это был начальник отдела «Л» полковник Сундуков Федор Мефодьевич. – А в тоне, которым говорил лейтенант, прозвучало: «Эх, ты! Таких людей не знаешь!».

Но Миронов не смутился, чего ему было смущаться, если он в СОБе всего полгода, и никто ему до сих пор так и не удосужился рассказать, кто здесь – кто, и что здесь – почем. Но спрашивать, чем знаменит этот лысый Федор Мефодьевич и что входит в сферу интересов отдела «Л», не решился, только осторожно поинтересовался:

– Я на чье-то место пришел?

Лейтенант сразу помрачнел лицом, потом неохотно выдавил:

– Да, до вас был Боря Завгородний. Погиб месяц назад…

Веселенькая организация этот СОБ, ничего не скажешь. В мирное время люди гибнут. Но, может быть…

– Автокатастрофа? – уточнил Евгений.

– Можно и так сказать. С задания не вернулся. Ладно, потом сами все узнаете. Давайте делами заниматься. Сейчас мы в финчасть, она здесь же расположена.

Сумма, полученная Мироновым не то, чтобы потрясла его, но воображение поразила. Если учесть, что здесь был его оклад за полгода, то он и впрямь вдвое превышал получаемый в бригаде. Плюс еще, так сказать, подъемные. Опять не соврал Симонов. «Жигули» не купишь, но на жизнь более чем хватит. И еще родителям часть отправить можно. Даже нужно.

Для того чтобы получить полагающуюся ему штатскую одежду, пришлось ехать едва ли не на другой конец Москвы. Евгений только порадовался, что ему выделили в Вергилии лейтенанта Ступина, да еще и при автомобиле. Сам бы он потратил на розыски полдня, не меньше, ведь в Москве был один раз школьником и еще дважды – во времена курсантства в Рязанском училище, поэтому ориентировался в хитросплетениях улиц и веток метро весьма слабо. Склад оказался прямо в жилой пятиэтажке, «хрущобе», и занимал там почти весь первый этаж. Хмурый прапорщик предложил на выбор три костюма, несколько пар туфель, рубашки, галстуки, носки, платочки и даже трусы. Плюс бежевый плащ. Все это было неплохого качества, а костюмы даже гэдээровские. Евгений был не особенно привередлив по части одежды, поэтому экипировка заняла менее часа. Мундир он сложил в предоставленный тем же прапорщиком чемодан искусственной кожи, не очень ловко повязал галстук и вышел на улицу совсем другим человеком.

Ступин критически осмотрел его, посоветовал пока на танцы не ходить – засмеют, но, в общем-то, остался доволен, сказал:

– Это вам еще повезло, настроение, видно, у него сегодня хорошее. Иной раз так оденет – хоть на огород вместо пугала выставляй. Мой вам совет – засуньте это куда-нибудь подальше. Или подарите. А сами пройдитесь по магазинам, подберите что-нибудь посимпатичней. Деньги у вас сейчас есть и это Москва, как-никак, не провинция какая-нибудь, что-то всегда найти можно.

Потом они отправились по следующему адресу и там, без особых проволочек Евгению выдали ордер и ключи от отдельной однокомнатной квартиры и именно в Кузьминках. Поначалу он решил, что это бывшая квартира того самого Завгороднего, но потом вспомнил, что о Кузьминках в штабе Георгиевского отделения СОБ разговор случился за два месяца до выпуска, а предшественник погиб, по словам Ступина, всего месяц назад.

Квартирка помещалась в обычном пятиэтажном доме, на третьем этаже. Обитая поцарапанным коричневым дерматином дверь, простенький замок, который согнутым гвоздем открыть можно. Стандартная «однушка», но она просто поразила Евгения, не имевшего до сегодняшнего дня своего собственного угла ни разу. Это если не считать комнаты в доме родителей.

И мебель имелась, старенькая, но еще крепкая. В шкафу – два комплекта постельного белья, белые вафельные полотенца. На маленькой кухоньке в шкафчике – минимально необходимый набор посуды, включающий и две рюмки. Это навело Евгения на определенную мысль.

– А что, товарищ старший лейтенант, может, отметим новоселье? – осторожно предложил он.

Ступин задумчиво посмотрел на него, словно прикидывая, стоит ли связываться с этим новичком-капитаном. Потом согласно кивнул.

– Можно. Только не сейчас. Вы пока обживайтесь, осматривайтесь, а я вечерком подойду. К тому же сейчас мне нельзя – за рулем не употребляю. Вечером посидим, поговорим по душам, выпьем слегка. А сейчас позвольте откланяться, по своим делам поеду. Если уж выпало свободное от начальства время, надо использовать его со всевозможной пользой. Правильно я говорю? – И он заговорщически подмигнул.

Миронов не мог с ним не согласиться.

– Я, кстати, в ближайшие магазины успею сбегать, все необходимое закупить, – сказал он. – А то здесь хоть и чистенько, но пустовато.

– Ну, вот и договорились. Счастливо, новосел! – откланялся Ступин.

А Евгений принялся осматривать свое новое жилье.

В квартире имелась даже ванна, правда, сидячая, но это его не расстроило, он обычно предпочитал душ. На кухне – двухкомфорочная газовая плита, небольшой холодильник «Саратов», отключенный от сети и, естественно пустой. Кухонный стол, две табуретки, широкая тумбочка рядом с плитой, для хранения всяческих макарон и круп, а также для приготовления на ней пищи. Занавески на окнах, слегка пожелтевшие от газовой гари и табачного дыма. Кстати, пепельницу он тоже обнаружил – на подоконнике. Открыл форточку, присел на табуретку и закурил.

Вот и есть теперь у него свой дом, есть куда возвращаться со службы, есть, где подумать, почитать спокойно. Можно и женщину привести, только нужно будет как-то жилье свое облагородить, чтобы не стыдно было перед этой женщиной. Телевизор, к примеру, купить, занавески поменять, скатерти необходимы и в комнату и на кухню. В общем, трат предстоит много, может быть, и не уложиться в полученную сегодня сумму. Но родителям все же часть денег надо отослать.

Квартира ему досталась далеко не новая. Здесь жили и долго. А потом куда-то исчезли. Может быть, туда же, куда и Боря Завгородний. Квартиру прибрали и оставили дожидаться нового хозяина. Но привидений и домовых тут явно не водится, в таких домах им делать просто нечего, стенки настолько тонкие, что в них не спрячешься.

Он еще раз обошел квартиру, заглянул во все шкафы (числом два: в комнате и на кухне), под кровать (на всякий случай), потом накинул плащ и отправился разыскивать магазины.

Ступин явился в семь часов. Да не один, а с двумя смешливыми симпатичными девушками, Томой и Наташей. И пока с шутками и смехом мужчины помогали дамам снять верхнюю одежду, он успел знаками объяснить Евгению, что Наташу привел для него. Миронов понимающе кивнул.

До прихода гостей он успел квартиру немного подмарафетить. Телевизора, конечно, еще не было, но магнитофон (японский!) в комиссионке купить ухитрился. Точнее, не магнитофон, а магнитолу. И несколько кассет с музыкальными записями к ней прилагалось. Деньги отвалил очень немаленькие, но о них не жалел, машина ему досталась красивая и мощная. Одно слово – «Шарп»!

Появились и новенькие скатерти, и покрывало на постель, и даже утюг! А как прикажете на службу ходить – помятым? Офицеру, тем более – десантнику, это непозволительно.

Холодильник провизией набил основательно, даже бананы попались. Когда он их увидел, рот открыл от изумления. Ну, Москва, ну, живут люди! До этого бананы он пробовал всего один раз, еще пацаном, тетка в Ставрополь приезжала, привезла гостинец племяннику. А тут – гляди-ка, очередь небольшую отстоял и купил. Чудеса!

И в магазинах было что брать. Не капиталистическое изобилие, каким его описывают люди, побывавшие на Западе, где в одном магазине сорок сортов сыров и колбас, но уж точно побогаче, чем в том же Ставрополе.

Со спиртным тут тоже было не в пример лучше. Евгений соблазнился не только на отечественные водку и вино, но и на бутылку виски «Тичерс», и на другую – джина «Гордон». Надо же когда-нибудь попробовать?! А то говорят, пишут: «Виски, джин!», но что это такое в действительности, мало кто знает.

Прикупил также кое-что из посуды. Пара тарелок, чашка и две рюмки – этого, конечно же, маловато для нормальной жизни. Тем более, что гости приходить будут. Вот как сейчас. Значит, правильно сделал, что разорился на стандартные шестипредметные наборы вилок, ложек, ножей, рюмок, бокалов, тарелок.

Да что там вилки-ножи! Он ведь даже коврики купил! Один, погрубее, для малюсенькой прихожей, другой, помягче – прикроватный. А самое главное – тапочки! Вот ведь буржуй!

Но гостям Евгений тапочек предложить не мог, поэтому сразу же заявил, что разуваться не надо, в его доме, дескать, это не принято. И, правда, что, разве грязь на улице? Ну и ничего страшного, если в обуви походят.

Девушки оказались студентками Московского университета, с филологического факультета, романо-германское отделение, третий курс. Были они очень милыми и казались умненькими. Обе не коренные москвички, Тома – из Архангельска, Наташа – ростовчанка. «О, – обрадовался Евгений, – почти землячка!». За это, а также для разгона быстренько выпили по рюмочке (мужчины – водку, дамы – вино) и тронулись на кухню, чтобы приготовить закуски. Девушки оказались хозяйственными, быстро взяли все в свои руки, а мужчин прогнали, чтобы под ногами не путались, на кухне и без них тесно. Миронов со Ступиным покорились безропотно, но, удалившись в комнату, тяпнули еще по рюмке. И закурили. И познакомились уже по-настоящему, тут же перейдя на «ты». Лейтенанта звали Сергей и служил он в Управлении СОБ уже третий год. Вызнавать подробности тут же Евгений не стал, решив, что, поддав, Ступин и сам ему расскажет, все, что нужно. Стояли у форточки, курили, стряхивая пепел на улицу, говорили обо всяких пустяках. Жалко, что у квартиры не имелось балкона, а то вышли бы на свежий воздух. Сейчас хотя и осень, но еще не очень холодно.

– Слушай, Сергей, ты откуда девиц этих притащил? – поинтересовался Миронов.

Ступин с усмешкой посмотрел на него.

– А что, не понравились?

– Да нет, девки, вроде бы, в порядке. Вопрос в другом. Насколько далеко можно с ними заходить?

Лейтенант пожал плечами.

– Ну, я не знаю. Ты не извращенец какой-нибудь? Чего-нибудь уж очень дикого не хочешь?

– Нет, вроде бы, – хмыкнул Евгений. – К женщинам я очень трепетно отношусь.

– Ну и на здоровье! Тому я со второго захода уложил в постель. Думаю, что и у тебя с Наташей проблем возникнуть не должно. Нынешние студенты на эти вещи спокойно смотрят, без предрассудков.

– Будем надеяться, – пробормотал Евгений, выбрасывая окурок в форточку. – Ну что, еще по одной, пока дамы наши делом заняты?

– Свободно, – ответил Сергей, выщелкивая свой окурок.

И они опрокинули по третьей.

Потом Миронова запрягли чистить селедку, а Ступина картошку и все закрутилось-полетело. Много шутили, рассказывали анекдоты, истории из своей жизни. Для девушек оба парня были просто офицерами, послужившими уже изрядно и повидавшими тоже достаточно. О СОБе не упоминали. Незачем посторонним об этой структуре знать. Армейские байки рассказывали самые захватывающие, причем выставляли именно себя их героями. В положительном свете, естественно. Студентки смотрели на ребят во все глаза, слушали раскрыв рты и приходилось напоминать им, что пора бы уже заканчивать с приготовлениями и садиться за стол.

Наконец подоспели закуски. Сначала простенькие салаты из огурцов и помидоров (но и под них было выпито), потом жареное мясо с картошкой и каким-то вкусным соусом. Было что-то еще, но к тому времени народ уже набрался изрядно, закуска интересовала мало, захотелось танцевать. Евгений сунул первую попавшуюся кассету, разобрался с кнопками, и в комнате загромыхали, завыли «Бонни М». Как раз то, что требовалось.

Плясали, выпивали еще, Сергей уже в открытую целовался с Томой, а Евгений все никак не мог придумать, как же подъехать к Наташе. Магнитола играла что-то медленное и томное, они прижимались друг к другу, он чувствовал под своими ладонями ее упругое, молодое тело и хотелось ее страшно, чуть ли не до судорог. И то сказать, больше полугода у него не было женщины. Тяжелое испытание для молодого мужчины «в полном расцвете сил», как говорил Карлсон.

А еще он чувствовал, что и в девушке поднимается желание, ее тело просто трепетало в его руках, дыхание становилось прерывистым, резким. Внезапно она остановилась, шепнула ему:

– Пойдем, покурим на кухню.

Оставив Сергея и Тому целоваться, они вышли. Наташа взяла протянутую ей сигарету, стала у форточки, глубоко затягиваясь. Евгений тоже закурил. Она хрипло сказала:

– У тебя в холодильнике «Нарзана» нет?

Он покачал головой:

– Только какая-то московская минеральная.

– Сойдет, налей, пожалуйста.

Он выполнил ее просьбу и смотрел, как она жадно пьет из чайной чашки. Допила, улыбнулась и сказала:

– Сейчас я Томку с кавалером отправлю и останусь у тебя. Не прогонишь?

Евгений моргнул, проглотил комок, возникший в горле, и сумел наконец выдавить:

– Н-нет…

– Вот и хорошо, – она одернула юбку и вышла из кухни. А минут через пятнадцать – Евгений продолжал тупо стоять у окна и курить – заглянул Сергей.

– Старик, мы с Томой уходим, Наташу на тебя оставляем. Не возражаешь?

Евгений покачал головой.

– Отлично! Не балуйтесь здесь сильно. Увидимся завтра, в Управлении. Смотри, не опаздывай. Начальство наше очен-но этого не любит.

Девушки чмокнули друг друга у порога, мужчины пожали руки, и одна парочка ушла, а другая осталась. И стала исступленно целоваться, будто тоже прощаясь. Постепенно они переместились в комнату. Потом потушили свет.

В Управление Евгений почти опоздал. То есть прибыл туда за три минуты до девяти. Хорошо, хоть вчера Ступин сделал ему постоянный пропуск и не пришлось проходить всю процедуру проверки документов, как накануне. Сергей уже дожидался его. Выглядел он свежо и бодро. А вот у Миронова голова немного побаливала: сказалось выпитое накануне и почти бессонная ночь, сопряженная с физическим нагрузками.

– Ну, как оно? – сказал лейтенант, улыбаясь и протягивая ему руку.

– Нормально, вроде бы, – ответствовал Евгений, отвечая на рукопожатие. – Наташка досыпать осталась. Ей на занятия сегодня поздно.

– Ох, старикан, зря ты так сразу ее привечаешь, – покачал головой Сергей. – Девиц надо держать на разумном расстоянии, а то, не успеешь оглянуться, как окажешься под венцом с кольцом на пальце.

– Ну и что? – пожал плечами Миронов. – Надо же когда-нибудь жениться?

– Вот это ты даешь! – восхитился Ступин. – Ночь провел с дамой и, как честный человек, уже готов на ней жениться! Настоящий офицер! Только вот, – тут он посерьезнел, – при нашей работе жена – непозволительная роскошь. Учти.

«А я ведь его так и не расспросил вчера, что же такого особенного в нашей работе? – с запоздалым сожалением подумал Евгений. – Да и вообще, черт побери, в чем эта работа заключается? Вот так нам женщины всегда и мешают».

Одет он был сегодня по-прежнему в форму, решив, что раз являться нужно в Управление, то и обмундирование должно быть соответствующим. И ошибся. Первое, что сделал полковник Сундуков, была выволочка, которую он учинил сначала самому Миронову, а затем и Ступину. Первому – за то, что явился «не по форме одетым», а второму – за то, что не ввел в курс, не объяснил порядки и вообще отнесся к порученному спустя рукава. Лейтенанту он даже пригрозил отправкой «на полигон», если тот еще раз повторит подобное. Ступин угрозу выслушал, не моргнув глазом, вообще никак не отреагировав на разнос, из чего Евгений заключил, что «не так страшен черт, как его малютка», то есть, этого полигона бояться нечего, раз его и Ступин не боится.

Наконец немного поостыв, полковник буркнул лейтенанту: «Свободен», а капитану предложил сесть поближе к столу. Что тот и выполнил.

– Чтобы с завтрашнего дня ходили только в штатском, – сказал Сундуков, совсем успокаиваясь. – Пора отвыкать от военных привычек. Служба теперь вам предстоит сугубо гражданская. По крайней мере – так она выглядит снаружи. А что за фасадом делается – не чужого ума дело. Усекли?

– Так точно! – кивнул Евгений.

– Ну, а теперь слушайте внимательно.

И капитан весь обратился в слух.

– На первых порах дел самостоятельных, как вы понимаете, доверять вам нельзя, – заявил Сундуков. – Я прав?

Миронов согласно кивнул. Какие уж тут самостоятельные дела, если он служебной структуры Управления не знает вовсе, а о целях, задачах и методах работы СОБ имеет лишь очень туманное представление. Да ему несколько лет на подхвате быть и набираться у опытных сотрудников ума-разума!

– Это хорошо, что вы согласны, – Сундуков в отличие от многих и многих старших офицеров, норовящих, обращаясь к младшим по званию, постоянно «тыкать», говорил ему «вы». – А то приходят юноши пылкие, со взором горящим и начинают с первого же дня требовать особо важных и смертельно опасных заданий, чтобы живот свой положить на алтарь служения отечеству. Хорошо, что мы их быстренько окорачиваем и холодную воду за шиворот льем, а то смертность в нашей службе превышала бы поступление новых кадров. Вы не из таких?

Евгений истово затряс головой.

– Вижу, вижу. Вот и славно. Поработаете стажером, помощником, опыта наберетесь, поймете суть наших дел. А там посмотрим, насколько быстро вы адаптируетесь. Сейчас посажу вас за справочную документацию, а после обеда встретитесь со своим непосредственным начальником. На эту, готовящуюся операцию, я имею в виду. А вообще вашим начальником являюсь я, полковник Сундуков Федор Мефодьевич, прошу любить и жаловать, – он привстал и слегка наклонил голову.

Ну, вот и представился полковник. А то Евгений чувствовал некоторое неудобство, хотя уже и знал, кто перед ним. Теперь же он с легким сердцем сказал, тоже привставая:

– Весьма рад!

– Отдел наш носит литеру «Л», – продолжил Сундуков и поднял ладонь, словно предупреждая вопрос Евгения. – «Л» значит – Латинская Америка. Стран там много и по большинству из них мы работаем. Когда на постоянной основе, а когда и эпизодически, по необходимости. Сейчас возникла необходимость кое-что сделать в Перу. Знакома вам эта страна?

– В общих чертах, – состорожничал Евгений. – В пределах того, что давали во время подготовки.

– Ну, сейчас будете свои познания углублять и расширять. О стране, в которой предстоит работать, всегда нужно узнавать как можно больше. Чтобы не случалось глупых проколов. В Южной Америке стран действительно много и отличаются они друг от друга порой, как небо и земля. Точнее, как два острова в океане. Климатические условия и природные богатства одни и те же, а народы, населяющие их, совсем разные, даже языка друг друга не понимают. Нам же не переделывать их под себя приходится, а под их специфику подстраиваться, чтобы не сиять, как голый в толпе одетых. Впрочем, коренного перуанца никто из вас делать не собирается, нужды пока в этом нет. Будете работать хотя и не под своей настоящей фамилией, но как гражданин Советского Союза со всеми вытекающими правами и последствиями. Командировка недолгая, в пределах недели. Наши товарищи занимаются сейчас там подготовкой к операции. Вам же здесь дается на все про все два дня, послезавтра – вылет. Так что – дерзайте. Ступин вас проводит.

Сергей привел Миронова в небольшую комнатку, с парой столов и стульев, притащил кипу различных бумаг, пообещал зайти перед обедом и убежал по своим служебным делам. А Евгений вздохнул и взялся перебирать принесенные документы. К его разочарованию, ничего секретного в них не было. Обычные, доступные всем и каждому сведения о стране, людях, климате, обычаях и тому подобное. Почти все это давал им в Георгиевском отделении СОБ преподаватель, и сейчас нужно было только освежить память.

Итак, что мы знаем о Перу? Государство на западе Южной Америки. Граничит с Колумбией, Эквадором, Бразилией, Боливией, Чили. Омывается водами Тихого океана. Площадь – миллион двести восемьдесят пять тысяч квадратных километров. Приличненько, можно уместить Францию, Испанию и Италию, вместе взятые. Есть где разгуляться. Население – около двадцати четырех миллионов человек. Примерно семь из них живут в столице – Лиме. Почти половина населения – индейцы кечуа. Как известно, эти кечуа живут не только в Перу, но также в Боливии, Эквадоре, Аргентине и Чили. А значит, наверняка связаны родственными узами и шляются друг к другу в гости, невзирая ни на какие границы. Дети природы. Кроме них в стране проживают испаноязычные перуанцы и аймара. Есть также японцы и китайцы. Беженцы, что ли? А, кроме того, в сельве насчитывается более семисот мелких племен. Ну, эти, наверное, совсем дикие. Государственные языки – испанский, кечуа и аймара. Английский язык распространен мало, понимают его в основном в больших отелях и дорогих магазинах. Девяносто процентов населения – католики, римский католицизм – официальная религия. Страна – одна из самых безопасных в Южной Америке, давно не было государственных переворотов, преступность на среднем уровне, много мелких мошенников.

Средняя температура на побережье от плюс четырнадцати до плюс двадцати семи, в Сьерре большую часть года прохладно, сухо и солнечно. А что, вполне курортная страна. Наверняка туризм развит, если перуанцы не совсем дураки. В джунглях жарко и влажно, до двадцати восьми тепла. И дряни всякой водится наверняка в избытке.

Вдоль побережья тянется узкая полоска суши – Коста, шириной от восьмидесяти до ста пятидесяти километров. А далее в глубине континента встают Анды, пики которых покрыты вечными снегами. Самый высокий, Уаскаран – почти семь тысяч метров высотой, ледники, каньоны, высокогорные плато. Это называется Сьерра (пила по-испански). Ну, да, «Эль кондор паса» – «Полет кондора», Саймон с Гарфанкелем оттуда мелодию спионерили. Там берет начало самая многоводная в мире река – Амазонка. Восточная часть страны покрыта густым влажно-экваториальным лесом и называется сельвой.

Республика. Глава государства – президент, избирается на пять лет. Денежная единица – новый соль. А что случилось со старым? У французов, помнится, была такая примерно история, они долго галдели – «старый франк», «новый франк». Суть-то – одна.

Невеликая кучка праздников, среди них Чистый Четверг (двенадцатого апреля, кстати, как у нас День космонавтики), День Святых Петра и Павла, День всех святых, Непорочное Зачатие, Рождество, конечно же. А вот День Независимости они в июле аж два дня отмечают. Ну, и так далее.

Перуанские спецподразделения немногочисленны и представлены Силами специальных операций – FOES, предназначенными в основном для выполнения традиционных задач подводных диверсантов. Но способны проводить и наземные контртеррористические операции, вести разведку и осуществлять спасение заложников. Неплохо вооружены.

Все четыре часа, остававшиеся до обеда, Евгений не то чтобы скучал, просто не напрягался. Прочитывал очередной листок, складывал его в аккуратную стопку справа от себя, а слева брал новый. Он не отпускал свою фантазию. В конце концов, о том, что придется ехать в Перу, он узнал еще в тренировочном лагере, от Симонова. Кстати, о Симонове! Нужно сегодня же найти время и отвезти по указанному адресу пакет. Обещал все-таки.

Около часу дня в комнату заглянул Ступин.

– Ну, ты как тут?

Евгений встал со стула, потянулся.

– Нормально вроде бы. Есть хочется. И курить. Я ведь тут, не отрываясь, все время просидел.

– Тогда пошли, пельмешками перекусим.

В Управлении, конечно же, была столовая, но, как признался Сергей, «надоедает целый день на одни и те же рожи смотреть, разнообразия хочется». Поэтому они вышли из здания, не забыв предъявить свои пропуска дежурному офицеру и не спеша отправились в расположенную неподалеку пельменную.

Пельменная была шикарной. В том смысле, что не пришлось стоять за высокими столиками, а можно было даже сесть на хлипкие стульчики из металлических труб и толстой фанеры. Ступин держал для них два места, а Миронов таскал тарелки с «двойными» пельменями, хлебом и стаканы с компотом.

Когда первый голод был утолен, Сергей вздохнул, покосился на соседа по столику, мужчину с интеллигентным лицом, но одетого в старенький костюм и такое же старое пальтецо, жадно поедавшего свою порцию, и сказал:

– Если честно, завидую я тебе, Женя!

Миронов поднял взгляд от тарелки.

– Это в чем же?

– Да видишь, ты только пришел – и сразу такое… поручение. Ехать далеко, настоящим делом заниматься.

Говорил он намеками, чтобы посторонний человек не заинтересовался.

– Тебе-то что жалеть? – хмыкнул Евгений. – За три года ты наверняка в сто раз больше моего повидал.

– Не поверишь – нет! – с жаром отверг его предположение Ступин. – Никуда меня отсюда не выпускают! Оказывается, я хороший аналитик и задействовать меня на живой работе нецелесообразно!

Сосед наконец уничтожил свои пельмени, в три глотка выхлебал компот и унесся, будто не заплатил и за ним сейчас погонятся.

– Сто раз уже у Сундукова просился – пустите на задание, не подведу, умею! А вот хрен мне – сиди и не чирикай! Ты думаешь, он на Полигон меня всерьез грозился загнать? Черта с два! Буду и дальше сидеть целыми днями как проклятый и заниматься этим долбаным анализом!

– Слушай, а что такое этот Полигон? – решил наконец просветиться Евгений, потому что слово это слышал не первый раз, и звучало оно с большой буквы.

– Как тебе сказать… В Подмосковье, в лесу лагерь такой, где ребят в форме поддерживают. Ты, если вернешься с этого задания и застоишься в ожидании следующего, тоже туда попадешь. Это нас, штабных работников по штурмовой полосе не гоняют и до спецстрельб не допускают. А вам, оперативникам, это положено обязательно.

– Сереж, ты бы мне хоть чуточку рассказал, чем мне заниматься предстоит! – взмолился Миронов. – А то все только намекают, дескать, в свое время узнаешь. Ведь каждый солдат должен знать свой маневр, иначе хреново воевать будет. Расскажи, будь другом!

– Да что я тебе рассказать могу? – начал отнекиваться Ступин. – Я ведь, как уже сказал, на оперативной работе сам не был, только анализом занимаюсь.

– Да не бреши ты, ради бога! Ни за что не поверю, что за три года ты так ничего и не узнал. Вот хотя бы предшественник мой, этот, как его… а, Завгородний! Кто он был, как погиб, где? Давай, колись, интересно же! Я ведь не американский шпион, а свой офицер-десантник.

– Был ты десантником, – с коротким смешком сказал Ступин. – А ныне – специалист по операциям в Южной Америке.

– Ну, ладно, не десантник, но ведь – свой? Расскажи про Завгороднего!

– Чего про него рассказывать? Парень, как парень, чуть тебя постарше. Два года у нас прослужил. Как и ты, оперативник, причем очень хороший. Он на испанца походил: волосы черные, вьются, глаза – тоже черные, нос с горбинкой, подтянутый такой – вылитый тореадор. Кстати, кличка у него была – Эспада, шпага то есть.

– А тут что, у всех клички есть? – подивился Евгений.

– У всех оперативников, – уточнил Сергей.

– А… у меня какая? – не без робости спросил Миронов.

– У тебя – никакой. Получишь, если успешно вернешься с первого задания. Как вести себя в деле будешь, так и назовут. Старшие товарищи. Пока ты просто Новичок.

Спрашивать о том, что будет, если он не вернется с первого задания или вернется не успешно, Евгений не стал. Спросил о другом.

– Так что случилось с Завгородним?

– Я точно не знаю, поговаривали, что его америкосы смогли ранить, а потом только взять в Чили. Он то ли не успел, то ли сил не хватило с собой покончить. Вот и попал живым. Америкосы умеют спрашивать, любой заговорит, если им нужно. Но, рассказывают, он сумел придумать, как себя убить, прежде чем его колоть начнут. Вот так и убежал от янкесов.

– И что, его никак нельзя было вытащить оттуда, спасти?

Ступин посмотрел на Евгения так, будто видел его в первый раз.

– Ты что, совсем ничего не понимаешь? Или больной на голову? Кто же его спасать будет, вытаскивать? Если наш попадает в чужие лапы, необязательно американские, ему тут же прекращают всякую помощь, отказываются от него и по прошествии времени, если сам не загнулся, посылают к нему человечка с «приветом». Не то чтобы его самого боялись или сведений, которые он знал, а как профилактическую меру, в назидание всем оставшимся: «Не попадайтесь, сукины дети! А если уж попались, то сумейте умереть достойно и быстро, рта не раскрыв!».

– Что, как в шпионских фильмах ампулу с ядом в воротник рубашки зашивают? – спросил Евгений, захваченный рассказом.

– Ну, яд – это пережиток. Хотя и очень эффективно. Но ведь им не всегда можно успеть воспользоваться. Есть способы безо всяких ядов и оружия остановить сердце. Да мало ли как эту тонкую ниточку, на которой жизнь болтается, оборвать можно. Главное, что сделать это нужно обязательно, до того, как тебя потрошить начнут. Но ты не волнуйся, – успокаивающе положил Сергей руку на плечо Миронова, – тебе это пока не пригодится. Ты на первую операцию наверняка под мощным прикрытием пойдешь, и ничего особенно серьезного делать не будешь. Так, наблюдение, контроль. Даже если тебя возьмут, ничего тебе предъявить не смогут. Обычный советский инженер, приехал обслуживать обычную советскую технику. Да не знаю я точно, под видом кого тебя пошлют! – не выдержал наконец он. – Это я так, к примеру, про инженера. Специалистов готовят, как надо. Проколов практически не бывает, разве что, совсем уже сложное задание. И то большинство возвращается целыми и невредимыми. Такое как с Борей Завгородним очень редко случается. Я тебе как аналитик говорю! Не нервничай!

Евгений осторожно убрал его руку со своего плеча, посмотрел в глаза.

– А с чего ты взял, что я нервничаю? Я абсолютно спокоен. И хочется уже наконец до настоящего дела добраться. Полгода нас гоняли и в хвост, и в гриву. Пора бы применить то, чему учили. Мне в штабе сидеть совсем не хочется. Даже не где-нибудь в Урюпинске, а и в Москве. И расспрашиваю я тебя потому, что знать хочется, чем же заниматься придется, к чему быть готовым? – И увидев опять ставшее унылым лицо Ступина, добавил: – Это ты не переживай! Не уйдут от тебя твои приключения! Кто-то из великих сказал, что приключения ума гораздо интереснее и полезнее приключений тела. Вот и находи прелести в своей работе! Кому стрелять и бегать всегда найдется. А вот кому головой думать – еще поискать надо!

В Управление они вернулись сытые и довольные друг другом. Евгений отправился дочитывать свои «туристические буклеты», а Сергей – заниматься анализом. Кстати, что он там анализировал, так и не рассказал.

По второму разу проглядывать общие сведения о далекой южно-американской стране Миронову не пришлось. Внезапно отворилась дверь, и в комнату вошли Федор Мефодьевич и незнакомый мужчина в хорошо сидящем на нем сером костюме.

– Вот, Юрий, – сказал полковник, – получи своего новичка. Миронов Евгений Викторович, капитан-десантник. Только что из Георгиевского отделения, так сказать, с пылу, с жару. И уже копытом землю роет от нетерпения. Я прав, капитан?

Евгений стоял молча, не зная, что ответить.

– Роет, роет, – засмеялся Сундуков. – Только признаться боится. Ты как, заберешь его сразу или здесь сначала побеседуете?

Незнакомец внимательно рассматривал Миронова. Ну, точь-в-точь, как майор Симонов, когда вербовал тогда еще старшего лейтенанта на службу в СОБ. Наконец он сказал:

– А что, здесь и поговорим, предварительно, разумеется. А потом, если не возражаете, Федор Мефодьевич, мы на Полигон поедем. Не беспокойтесь, вечером отпущу, а завтра с утра заберу уже окончательно. Хорошо?

– Смотри сам, Юрий, – качнул согласно головой Сундуков. – Он на время операции переходит в твое полное подчинение. Капитан, вам все понятно?

– Так точно!

– Ну, беседуйте, – и Сундуков удалился.

А незнакомец взял стул, присел к столу и молча стал перебирать лежавшие на нем бумаги. Евгений ждал. Наконец тот поднял на него взгляд.

– Садись, садись, Евгений Викторович, что же ты стоишь? Нам беседа долгая предстоит, а в ногах, как говорится, правды нет. Для начала представлюсь. Майор Сидихин Юрий Германович, командир спецгруппы в предстоящей операции. Твое личное дело я изучил, так что рассказывать о себе не придется. Только мелкие подробности. В Ставрополе родился?

– Так точно, – ответил Евгений.

– А улица какая?

– Была Армавирская, теперь Васякина. Переименовали.

– Это в Октябрьском, что ли, районе?

– Ну, да…

– Бывал я в этом славном городке. И в Октябрьском районе тоже. Одноэтажные домики, почти станица. Но мне понравилось. А почему в десантное училище пошел?

Н-да, неожиданный вопрос. Но, помнится, его задавали и при поступлении в Рязанское училище. Поэтому не стоит отходить от стереотипа.

– Родину хотел защищать. А десантные войска самые боеспособные в нашей армии. С небес – на землю, и – в бой!

Сидихин поморщился.

– Ладно, патриотизм оставим на потом. А если честно – романтики захотелось? Чтобы все, как в кино, яростно и весело?

Евгений замялся.

– Н-ну, и это тоже…

– Оправдались ожидания? – остро глянул на него майор.

– Пока – не в полной мере, – честно признался Миронов. – Мечталось о большем. Может быть, теперь?

– А теперь – тем более, – отрубил Сидихин. – Если думаешь, что наша работа – сплошная романтика, сразу готовься штаны в штабе просиживать. Поскольку из СОБ тебя уже не выпустят – слишком многое знаешь.

– Так что, сидеть в засаде и годами сведения собирать? – вырвалось у Евгения. – Как шпион какой-нибудь?

– Ну, во-первых, не шпион, а разведчик, – рассудительно ответил майор. – Разницу понимать надо. А во-вторых, не пугайся, никто тебя не собирается на годы за границу засылать и внедрять там. Даже если бы и захотели – не получится. Квалификация у тебя не та. Разведчика не полгода готовят, а гораздо, гораздо дольше. Так что, не обольщайся. Ты на первых порах, разумеется, будешь на подхвате, страховать станешь более опытных и надежных коллег. Ну и что, что тебя учили бегать, стрелять, убивать голыми руками. Все это тоже может пригодиться, да, в конце концов, и пригождается. Но оно – не главное. Специфике нашей работы тебя не обучали. Ей и невозможно обучить, поскольку понимать ее, жить в ней, менять ее можно научиться только с годами, накапливая опыт. Тебе это еще предстоит. Я понимаю, что тебе не терпится, так сказать, в бой, на передовые позиции. Но все со временем. Кто-то ведь должен находиться…

– В тылу? – не удержался Евгений.

– Нет, зачем же в тылу? Тыл у нас здесь, – майор похлопал ладонью по столу, затем обвел рукой стены комнаты. – Я имел в виду вторую линию обороны. На тот случай, если противник прорвет первую или потребуется восполнить потери на передовой. Вот и будешь постоянно наготове. Поверь, это если не труднее, чем непосредственно участвовать в оперативных мероприятиях, то вполне сопоставимо.

Евгений про себя вздохнул. Зря, выходит, завидовал ему Сергей. Разница только в том, что не придется безвылазно сидеть в Москве. Ладно, будем надеяться, что все это – временно.

– Ну, а теперь – к делу, – продолжил Сидихин. – Надо ввести тебя в курс дела. Как тебе известно, Советский Союз по контракту поставляет правительству Перу военную технику.

Миронову это не было известно совершенно, но ничуть не удивило. Мало ли кому Страна Советов гонит оружие! Если не она, то американцы эту нишу займут.

– Среди прочего – вертолеты Камова и Миля. Для того чтобы обучать местный обслуживающий персонал и пилотов, в стране работает группа советских специалистов. Ну, и как обычно, вокруг нее крутятся агенты иностранных разведок. В основном американцы, но есть аргентинцы и бразильцы.

Так случилось, что один из аргентинских агентов решил попросить политического убежища в СССР. По каким причинам – сейчас неважно. Главное, что просто прийти в наше посольство он не может. Подходы к посольству жестко контролируются, и его возьмут еще до того, как он нажмет кнопку звонка. Воздушным путем вывезти его из страны тоже сложно: аэропорт ограниченное, замкнутое пространство, и контроль там солидный. Остается морской путь. Но в самой Лиме или ближайших крупных портах незаметно переправить перебежчика на советское судно довольно затруднительно. С Перу у нашей страны складываются если не товарищеские, то вполне цивилизованные отношения, которым скандал с провозом нелегала может повредить.

Поэтому задача нашей группы такова: незаметно вывезти агента из столицы и добраться с ним до Чимботе, а лучше – до Пакасмайо, там на катере выйти в море и пересадить его на советский корабль. Все, на этом наша миссия завершается, мы возвращаемся в Лиму, садимся на самолет и спокойно улетаем.

Рассказывая это, майор достал из портфеля, который у него, оказывается, имелся с собой, подробную карту западного побережья Южной Америки и, называя населенные пункты, указывал на них карандашом.

На первый взгляд задача была несложной. Ну что особенного – проехать несколько сотен километров, а потом прогуляться по океану, не слишком удаляясь от берега? Но высказывать свое мнение Евгений не спешил. И правильно сделал. Сидихин словно мысли его читал.

– Ты, сейчас, наверное, думаешь, что задачка – плевая, для приготовишки. Посадил, дескать, человечка в машину, отвез, сдал с рук на руки и гуляй, Вася! Правильно? А вот и нет! Во-первых, если этот человек внезапно исчезнет, его хватятся уже через пару часов. А, хватившись, мгновенно усилят патрулирование дорог, охрану вокзалов, воздушных и морских портов. Как бы независимо ни было правительство Перу, Старший Северный Брат, США, имеет на него ощутимое влияние. А уж органы безопасности вообще с американской руки кормятся. И ничего с этим мы пока сделать не можем. Хотя определенная работа в этом направлении ведется.

– Простите, товарищ майор, – решился спросить Евгений. – А что, этот человек так важен для нас?

– Молодец, – похвалил Сидихин, – в самую суть смотришь. Если честно – то не особенно. Кое-что выкачать мы из него, конечно, сумеем, хотя так, по мелочи. Но! Важен сам факт: агент иностранной разведки сознательно, по своей воле решил перебежать не куда-нибудь, а в Советский Союз! Знаешь, какой шум во всем мире поднимется? В очередной раз утрем американцам нос. А то они до сих пор Пеньковским, да Беленко кичатся. Конечно, лучше если бы это был американский разведчик. Но и аргентинец тоже неплох.

Слушай дальше. К нашему прилету все будет подготовлено. То есть, человек предупрежден, транспорт отремонтирован и заправлен, маршрут проложен. Останется, действительно, подхватить клиента на борт и ехать. Кое-какой запас времени у нас будет. Придумали мы одну хитрость. Пока янки расчухают, что к чему, наша машина далеко будет…

Нужную ему улицу Миронов нашел сразу, а вот дом пришлось поискать. В конце концов оказалось, что пятый корпус стоял в некотором отдалении от остальных под этим же номером. Он открыл скрипучую обшарпанную дверь, шагнул в пропахший кошачьей мочой и застарелым перегаром подъезд, покачал головой: «Тоже мне, Москва! Живут, как в каком-то Сарапуле!». Семнадцатая квартира находилась на третьем этаже. Евгений еще раз сверился с адресом на бумажке, убедился, что пришел туда, и нажал кнопку звонка. В глубине квартиры что-то забренчало, но никакой реакции не последовало. «Неужели никого дома нет? – огорчился Миронов. – Что, прикажете еще раз приходить? А когда? Завтра ведь улетаю!». И он опять придавил кнопку и не отпускал ее до тех пор, пока за дверью не послышалось шарканье, и хриплый бесполый голос не спросил:

– Кого там черти носят в такой поздний час?

– Я от Симонова, Алексея Васильевича! – с облегчением закричал Евгений. – Пакет вам велено передать!

За дверью помолчали, потом тот же голос спросил:

– А где это вы Алексея Васильевича видели?

– В Георгиевске, служили вместе!

Ну не рассказывать же об отделении СОБ, в самом деле!

– В Георгиевске? – недоверчиво переспросили из-за двери.

– В нем самом. Город такой есть на Северном Кавказе, может, слышали?

– Да слышали, слышали, не ори так, всех соседей разбудишь. Сейчас открою.

Ждать пришлось еще минут пять, и Евгений собирался опять придавить кнопку, но щелкнул замок, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в нее просунулось морщинистое стариковское лицо с клочьями седых волос поверху и на подбородке.

– Ну, ты, что ли, от Алексея Васильевича? – проскрипел дед.

Миронов молча кивнул.

– Давай пакет, что ли, – в щель просунулась костлявая лапка, цепко ухватила протянутый конверт и утащила его внутрь.

Дверь немедленно захлопнулась. А Евгений остался стоять на лестничной площадке в растерянности от такого приема.

Впрочем растерянность его продолжалась недолго. В конце концов, просьбу Симонова он выполнил, пакет доставил, а дальше не его ума дело. И так столько времени потерял, пока сюда тащился, да дом разыскивал! Совесть его чиста, и можно спешить домой, где его, наверное, уже ждет Наташа. Утром, когда он убегал на службу, девушка еще спала. Будить ее не хотелось, и Евгений черкнул записку с общими словами, мол, продукты в холодильнике, завтракай, распоряжайся по своему усмотрению, буду поздно, целую. Запасные ключи он оставил рядом с запиской.

Завернув по пути в несколько магазинов, он успел кое-что купить к ужину. Но дома его ждало разочарование. Наташи не было. Дверь она просто захлопнула, оставив ключи на столе, а на обороте его записки Евгений прочел: «Все было прекрасно. Спасибо. Целую. Наташа». Судя по всему, на продолжение знакомства надеяться было нечего.

«Ну, а чего ты ожидал? – беседовал сам с собой Миронов, пока готовил себе немудреный ужин и устраивался на кухне. – Ну, переспали, так что, сразу семейную жизнь начинать? Сейчас это просто, как говорится, постель – еще не повод для знакомства. Да и какая, к черту, семейная жизнь?! Ты завтра на операцию улетаешь. Хотя и говорят, что займет она не больше недели, неизвестно, сколько в отлучке пробудешь. Как карты лягут. И что, девчонке тебя дожидаться? Не только в этот раз, а постоянно теперь так будет. Ты себе уже не принадлежишь и временем своим не распоряжаешься. Получил приказ – и вперед! Не думая о том, что в твоем личном тылу происходит. Так что отнесись к ее исчезновению, как к само собой разумеющемуся, свершившемуся факту. Хорошо с ней было? Так и с другими не хуже будет! Серега шустрый парень, найдет кого-нибудь еще! Не скули и трескай свою яичницу. Приятного аппетита!»

И он ел яичницу с помидорами, запивая пивом, вспоминая людей, увиденных им на Полигоне. А потом покурил и завалился спать. В Управление завтра не идти, машина заберет его прямо из дома рано утром, и надо как следует выспаться.

Лететь пришлось долго, с посадками и пересадкой. Группа майора Сидихина состояла из пяти человек и официально считалась специалистами-механиками по вертолетным двигателям, летевшими в Перу, чтобы на месте разобраться с мелкими неполадками, возникшими в последнее время при эксплуатации поступившей из Советского Союза партии «Ми-8». Все с советскими загранпаспортами, одеты в цивильное, примерно одного возраста, крепкие, подтянутые, но друг на друга не похожие. Это американцы, засылая свои спецгруппы, словно нарочно подбирают в них высоких, белокурых, голубоглазых. Откуда только набирают? И потому вычисляются такие группы опытным взглядом на раз.

Группа Сидихина была действительно разномастной. Близко со всеми Евгений за те несколько часов, что провел на Полигоне, познакомиться не успел, но по именам запомнить смог. Высокий, широкоплечий парень носил соответствующее имя – Иван. Среднего роста, чернявый – Ашот. Тоже чернявый, но ростом поменьше – Григорий. Как понял Евгений из обрывков разговоров, ребята в Южной Америке уже бывали и не по разу. Определить, были ли они всегда одной командой, Миронов не смог. Обращались с новичком, как с равным, а узнав, что на материке, куда им предстояло лететь, он еще не был, утешающе похлопали по плечам и велели в случае затруднения обращаться к любому из них.

Дисциплина в группе присутствовала, но внутренняя, не показная. Никто не вытягивался в струнку и не орал «Так точно!» и «Слушаюсь!». К Сидихину обращались на «вы» и называли командиром. Распоряжения его выполняли мгновенно и без оговорок. Кроме имен были еще клички. Сидихин был Германом, очевидно, из-за отчества, Иван – Ломом, соответственно размерам, Ашот – Арой, понятно, почему, а Григорий – Слоном, почему – непонятно. Евгения звали, как и предсказывал Ступин, Новичком, или, короче, Новым. Он не протестовал. Новый, так Новый.

До Буэнос-Айреса летели самолетом родного «Аэрофлота». Может быть, сервис на борту и был истинно советским, то есть, минимальным, но Евгению, впервые летевшему так далеко, да и вообще за рубеж, все показалось просто прекрасным. Улыбающиеся симпатичные стюардессы, вкусная еда на специальных лотках, красное вино, которое можно было заказать не один раз. Даже курить в самолете разрешалось! Почему бы так не полетать?

Кино не показывали в отличие от американских рейсов. На них Евгений, конечно, не летал, но в фильмах-то видел! Взлетает самолет и тут же в салоне загорается большой экран. Хочешь – смотри, не хочешь – закрывай глаза и спи. На борту «Ил-62» имелась только музыка в наушниках. И то, советская эстрада и не все время. Но Евгению попался в книжном магазине роман Маркеса «Осень патриарха», изданный в Союзе на испанском языке. Вот чтобы в испанском поупражняться, он книжку и купил. И почти весь полет продирался сквозь дебри замысловатых оборотов, изобиловавших в творении лауреата Нобелевской премии. Словарь он с собой не взял специально, поскольку еще в Георгиевском отделении СОБ преподаватель однажды посоветовал при чтении литературы на языке как можно меньше пользоваться словарем, а вместо этого стараться уловить смысл текста. Таким образом, читатель как бы погружался в языковую среду и запоминал все больше слов и оборотов. Так ли это в действительности, Евгений не знал и не чувствовал, чтобы его словарный запас сильно обогащался, но надеялся по прилете в Лиму проверить.

Были две посадки для дозаправки: в Будапеште и в Мехико. Но смотреть там было не на что, поскольку не только из аэропорта, но даже из зала транзитных пассажиров их не выпускали. Только угощали бесплатными прохладительными напитками. Примерно то же произошло и в Буэнос-Айресе, где предстояла пересадка на «DC-8» до Лимы. Ребята из его группы здесь явно бывали. И не пролетом. Ара со Слоном обменивались какими-то двусмысленными репликами и весело хохотали при этом. А Лом укоризненно на них посматривал и гудел время от времени: «Хорош трепаться, клоуны!». Командир Герман никакого внимания на это не обращал, был погружен в себя, только изредка перелистывал объемистый блокнот и делал в нем пометки.

В «DC-8» вообще не кормили, пару раз предложили какой-то лимонад и все, так что группа успела проголодаться. В аэропорту Лимы самолет приземлился около полудня. По местному времени, разумеется. Суточный ритм у Евгения сбился, и ему зверски хотелось спать, хотя дремал он во время перелетов достаточно. Остальным членам группы, казалось, все было нипочем, выглядели они свежими и бодрыми.

Их встречали. Сразу же на выходе из таможенного коридора к Герману подошел сухощавый пожилой человек в белом полотняном костюме и белой же шляпе, о чем-то с ним переговорил, а потом командир махнул им: «За мной!» Шагах в десяти от выхода из здания аэропорта их поджидал вместительный микроавтобус «фольксваген» с водителем.

Везти в город и показывать местные достопримечательности явно никто не собирался. Столица страны вообще осталась в стороне. Город был немаленький. Как помнил Евгений из справочной литературы, в Лиме (плюс город-спутник Кальяо) проживало более шести миллионов перуанцев. Многовато, конечно, но что делать, если значительную часть страны занимают горы и джунгли? Было бы, наверное, здорово просто так побродить по улицам, поговорить с людьми, может быть, познакомиться с местной девушкой. Интересно, какие они? Но, увы, увы… Не за тем их группу прислали сюда. Так что про девушек забудем. И о беззаботных прогулках тоже.

Ехать пришлось почти два часа. Все эти перемещения в пространстве и временных поясах стали уже здорово утомлять. Сколько можно, в самом деле?! Наконец «фольксваген» притормозил перед высокими узорчатыми воротами, просигналил. Ворота без чьей-либо помощи отворились, и микроавтобус, проехав немного по узкой аллее, остановился перед белым двухэтажным зданием с широкой лестницей. В представлении Евгения так должна была выглядеть настоящая вилла, чем здание, собственно и было. Только принадлежала эта вилла советским спецслужбам и была куплена в свое время для проведения вот таких, как в этот раз, операций. Жил здесь неприметный господин с перуанским паспортом, занимался средней руки бизнесом. И больше ничем. Его заданием было стеречь виллу и быть всегда готовым принять «гостей» из Советского Союза.

По местным меркам вилла была не особенно и шикарной. Даже бассейна не имелось. И кондиционер – громоздкий американский ящик – был всего один, в столовой. Хотя, надо признаться, прохладу он давал. В остальных комнатах под потолком крутились большие вентиляторы, которые только создавали видимость прохлады, на самом же деле они лишь перемешивали горячий влажный воздух. Близость океана здесь очень ощущалось.

Бассейна, как уже сказано, не было, но имелся душ, и пока хозяин – суетливый пузанчик с уже хорошо просматриваемой плешью – о чем-то разговаривал с привезшим группу сотрудником посольства и Германом, а жена хозяина, молчаливая, уже увядающая женщина, накрывала на стол, остальные члены группы с разрешения командира успели искупаться, что было очень кстати после такой длинной дороги.

Накормили гостей изрядно. Тут были и суп с говядиной и лапшой, почему-то названный хозяином «креольским», и маринованная рыба с картошкой и соусом – севиче, разнообразные овощные салаты и местное пиво, очень неплохое, даже по сравнению с московским «Жигулевским». Именно им пришлось заливать огонь, вспыхнувший во рту после первой же ложки супа. Оказалось, что перец и чеснок здесь добавляют абсолютно во все блюда, причем, в количествах просто умопомрачительных. Исключение, наверное, составляло только мороженое. Но его, поданного на десерт, после пива никто есть не стал.

Евгений довольно откинулся на спинку стула, достал сигарету, вопросительно глянул на командира: можно? Герман кивнул, и Миронов щелкнул зажигалкой. Ну что, жизнь начинает удаваться? Похоже на то. Совсем недавно он торчал в какой-то Тмутаракани и даже представить себе не мог, что появится возможность повидать мир. А теперь сидит на другой стороне планеты, вокруг раскинулась необычная и таинственная страна, а он лопает экзотику полными ложками и знает, что жизнь его с каждым днем будет становиться все интереснее.

А потом еще подали латиноамериканскую экзотику – матэ. Об этом напитке Евгений слышал раньше, но только в превосходной степени. Оказалось – обычный травяной чай. Но пили его не из стаканов или чашек, а из специальных пустотелых тыквочек – калебасов. Да еще и через трубочки – бомбильи. Причем трубочки эти были на одном конце отделаны серебром, надо полагать из соображений гигиены, а на другом конце имели этакое ситечко – чтобы в рот попадала только жидкость, без чаинок. Остальные члены группы раньше матэ пробовали и сейчас передавали калебасы друг другу и присасывались к бомбильям с видимым удовольствием. Кстати, вот еще глупость – пить этот чай не из индивидуального сосуда, а по кругу, словно трубку мира. Тут еще хозяин виллы пустился в рассказ о том, как заботятся о калебасах. Делают эти сосудики из плодов лагенарии. Их вычищают, высушивают особыми способами, потом украшают разнообразными рисунками, порой оправляют в кожу или серебро. После каждого сеанса матэпития калебас необходимо тщательно промыть и высушить. Если питьевую тыквочку не использовать какое-то время, то потом ее нужно «оживлять». То есть, засыпать калебас заваркой, лучше плохого качества до самого верха, залить кипятком и оставить на два-три дня. Потом все содержимое выкидывают, а калебас промывают. Морока та еще. Короче, матэ Евгению откровенно не понравился, как и ритуал его употребления. А по всей Латинской Америке его, что называется, хлещут все – от мала до велика. Ну, может быть, это и хорошо, меньше спиртного пьют…

Посольский работник на обед не остался, и Герман, на правах командира, приступил к инструктажу. Хозяин виллы, подхватив под локоть супругу, благоразумно удалился.

– Так, орлы, – начал командир. – После сытного обеда, полагается подремать. Но нам этого удовольствия ситуация не предоставляет. Поэтому слушать внимательно. Слон, отставить пиво! Попробовали – и будет.

Григорий нехотя поставил стакан на стол. Честно сказать, Евгений и сам бы сейчас выпил немного – слишком горело во рту после экзотического обеда. Но, нельзя – так нельзя.

– Расклад у нас такой, – продолжал Герман. – Ситуация несколько изменилась. Кроме нашего клиента придется вытаскивать еще троих. Двое – наши, советские специалисты-вертолетчики. И еще один – американец, ЦРУшник.

– Вот это номер, – протянул Ара. – Он что, тоже беглый, как и аргентинец?

– Как раз нет. Это его аргентинец прихватывает, как пропуск к нам, наверное. Клиент нас уверяет, что в стране что-то затевается нехорошее и в ближайшее время можно ожидать серьезных событий. По его словам, американец как раз в курсе. Поэтому и принято решение вывезти его.

– А какой смысл? – удивился Слон. – Ну, взять его, это понятно. Но ведь можно никуда не вывозить, а здесь допросить по-хорошему. Ну и потом – по обстоятельствам. Или выпустить, или… А то ведь насколько риск увеличивается. Америкосы за своего все Перу раком поставят!

– Ох, ребята, – вздохнул Герман. – Мне самому эта история крайне не нравится. Во-первых, разведслужбы так грубо не работают, себе дороже потом окажется. А во-вторых, маловато нас для такой операции. Но дополнительных сил дожидаться – времени нет. А приказ вывезти всех получен и должен быть выполнен.

– Еще вопрос, командир, – поднял палец молчавший до сих пор Лом. – А наши спецы при чем тут? Они же просто техники.

– Значит, не просто. Каким-то боком они ко всей этой истории пристегнуты. Но это – самая маленькая наша трудность. Главные же – аргентинец и американец. Если одного аргентинца можно было надеяться вытащить без особого шума и пыли, то американец нам сильно геморроя прибавит. Тут я со Слоном согласен: янкесы землю рыть будут, когда узнают, что их коллега пропал. Поэтому первоначальный план операции сейчас будем менять. Времени на обсуждение и подготовку – до завтра. Давайте думать.

За следующие три часа Евгений не проронил ни слова. Просто потому, что был здесь Новичком, и соваться со своим мнением не решился. Это выглядело бы глупо и бестактно. Рядом с ним сидели настоящие профессионалы, зубы съевшие на подобного рода операциях. Они знали, что делать в той или иной ситуации, как провернуть дело с минимальными потерями, а лучше вообще без потерь. Он же ничего этого не знал, ему только предстояло набираться опыта. По сути, обучение, начатое в Георгиевском отделении СОБ, продолжалось, но теперь уже в полевых условиях. Поэтому следовало не высовываться, помалкивать и мотать на ус все, о чем говорят старшие товарищи.

И он сидел, курил, слушал и смотрел.

Обговорили все, до мельчайших подробностей, проиграли возможные ситуации на крупномасштабных картах. Под вечер решено было выехать на местность и как следует осмотреться. Евгению была отведена скромная роль сопровождающего при двух советских специалистах. То есть, в определенное время он должен был ждать за рулем автомобиля в условленном месте и после получения пароля посадить двух человек в машину, а затем, не очень спеша и ни в коем случае не нарушая правил, отвезти их в городок Уармой, где, сидя на набережной в маленьком рыбном ресторанчике, дожидаться связного с дальнейшими инструкциями.

По легенде он также был техником-вертолетчиком Петром Свиридовым, и у него как раз приключился день рождения, который трое «совьетикос» решили отметить прогулкой за пределы душной столицы и скромным обедом в недорогом приморском ресторане. Соответствующие документы, в том числе и местные водительские права были для него приготовлены. Он только что прилетел в страну, еще ничего здесь не знает, а «друзья» его работают в Перу уже второй год, вот они и взяли на себя роли гидов. В случае контактов с представителями властей, буде такие произойдут (как то: проверка документов, выяснение личности и обстоятельств поездки), не протестовать, вести себя дружелюбно, мирно. Если же возникнут осложнения (задержание, привод в полицейский участок, автоавария, наконец), ни на какие вопросы не отвечать, требовать вызова представителя посольства Советского Союза в Перу. И спокойно ждать приезда этого представителя. «Легенда» у Евгения железная, документы непробиваемые. Так что все должно пройти без осложнений. Если не случится что-либо совсем уж непредвиденное.

В самом же крайнем случае (не дай, конечно, бог!), бросать машину и пробираться вместе с «вывозимыми» спецами все к тому же ресторанчику в Уармойе. Каждый день с двенадцати до двух местного времени там будет ждать связной.

Закончив совещание, все погрузились в тот же «фольксваген» с водителем и поехали на рекогносцировку. И тут Евгений убедился, что Герман в Перу не впервые. Слишком уверенно майор ориентировался в сплетении городских улиц, давая указания водителю, где свернуть и где притормозить. Впрочем в самый центр столицы не поехали. Покрутились по окраинам, осмотрели выезды из города. Герман и остальные члены группы (кроме Евгения) общались какими-то только им понятными намеками и междометиями. Конечно, не один год вместе работают, научились понимать друг друга с полуслова. Но и неприятно одновременно. Сидит он, как болван какой-то, глазами хлопает и ничегошеньки не понимает. А объяснить ему, что здесь к чему, никто не сообразит. Но, может быть, и специально это делается, чтобы знал меньше и в случае провала на допросе не мог рассказать ничего существенного.

Ему лишь показали место, где он будет завтра ждать «клиентов», и продемонстрировали выезд из города. А дальше шла довольно прямая автострада с приличным дорожным покрытием и необходимыми разметками. Евгений хотел, было, удивиться, но потом подумал: а с чего это он решил, что здесь, в Перу, должны быть разбитые дороги и вообще нищета неописуемая? Судя даже по тому малому, что он видел, страна эта вполне благополучная, с достаточно высоким уровнем жизни. А что есть почти дикие племена, то это, в конце концов, их дело, а заодно и показатель уровня цивилизованности местных властей. Хотят люди жить так, как жили их предки, – вот и пусть живут, нечего их насильно окультуривать. Вон в Союзе всяких разных переселяют в домики из яранг, так те все равно убегают и живут опять в шалашах из оленьих шкур. Кому что нравится.

Домой на виллу вернулись уже под вечер. Ужин ожидал их. Все та же экзотика, но теперь были еще и совершенно незнакомые фрукты. Евгению понравилось, родные пельмени и шницели совсем не вспоминались. С пивом не усердствовали, каждому досталось всего по бутылке. И спать улеглись рано, чтобы набраться сил, встать с рассветом и быть готовыми к операции.

К машине, уже дожидавшейся его в условленном месте, Миронова доставили к десяти часам утра. Еще два часа у него было, чтобы освоиться со стареньким бледно-зеленого цвета «крайслером». По советским меркам это была совершенно шикарная машина, да еще и с откидным верхом. Американцы знали толк в автомобилестроении. Но шикарной она была лишь на первый, беглый взгляд. Присмотревшись внимательней, можно было понять, что машинка виды видала и возраст у нее почтенный. Руль был в нескольких местах вытерт руками предыдущих водителей едва ли не до белизны, кожа на сидениях потрескалась во многих местах. Хотя клочья набивки и пружина наружу не торчали. Лакировка кузова тоже обветшала и в нескольких местах была аккуратно подкрашена. Но бак был полон, и, когда Евгений завел мотор, раздалось негромкое, мощное и ровное рычание. То есть машина была на ходу, а это главное. Что до внешнего вида, то ему ведь не перед девочками форсить? Вот и ладно.

Он выключил двигатель, потом опять повернул ключ, тронулся с места, остановился и вернулся назад. Все отлично, управлять «крайслером» он сможет без особых проблем. Правила движения здесь вполне обычные. Хорошо, что движение не левостороннее.

Евгений опять выключил мотор, достал из кармана светло-бежевого пиджака все ту же «Осень патриарха» и принялся за чтение. Утром на вилле его переодели в этот легкий костюм и белую рубашку. Шляпы не полагалось, зато выдали темные большие очки и яркий шейный платок. И теперь он выглядел совершенным аборигеном. И автомобиль его, на улицах Москвы или Ленинграда глядевшийся бы заморской диковинкой, здесь не привлекал ничьего внимания. Стоит подержанная машина, ну и стоит себе. Прилично одетый сеньор решил отдохнуть у тротуара, а заодно и почитать. Кому какое дело?

Евгений хотя и был увлечен чтением, но по сторонам поглядывал и двух неспешной походкой направлявшихся в его сторону мужчин заметил издалека. Нельзя сказать, чтобы они так уж выделялись среди других прохожих, но что-то в их манере держаться выдавало чужих для этих широких, залитых солнцем улиц.

Мужчины приблизились все так же неторопливо, остановились рядом с машиной Евгения, закурили. Потом один, как бы невзначай, спросил, обращаясь к водителю по-испански:

– Не подскажете, где здесь калье дель Соль?

Это был пароль, и Евгений ответил:

– А я как раз туда собрался ехать. Хотите, подвезу?

– С удовольствием! – последовал ответ. – По такой жаре на машине ехать приятнее, чем тащиться пешком.

Оба сеньора с достоинством забрались в «крайслер», и Миронов тронул автомобиль с места, стараясь не особенно разгоняться.

– Василий, – представился тот, что был постарше и носил густые усы а-ля Песняры.

Безусого и помоложе звали Степаном. Евгений представился им Петром, как значилось в его нынешних документах.

– Ну, Петя, – радостно потирая руки, словно в предвкушении чего-то вкусного или интересного, заявил Степан, – как из города выбираться будем?

Евгений пожал плечами.

– Вот так будем ехать, ехать и выберемся…

– Куда ты нас везешь?

Он объяснил им про Уармой и прибрежный ресторан.

– А дальше-то что? – не отставал Степан.

– Дальше будем сидеть и ждать, – равнодушным тоном ответил Евгений. Не мог же он признаться, что и сам не знает, что им делать дальше!

Оказалось, что оба «клиента» в городке этом бывали и ресторанчик знают. Хотя советским специалистам частые визиты в местные «точки общепита» не по карману.

– Понимаешь, – рассказывал доверительным тоном все тот же Степан, – мы все здесь стараемся как можно больше сэкономить. Для чего сюда поехали? Денег заработать! Ну, еще мир повидать… Но главное – заработать! Домой вернемся – машины купим. Вон, Василий «Волгу» хочет. А мне и «жигулей» хватит. Только чтоб в импортном исполнении! Ну, может быть, еще на мебель останется, на одежду. Платят здесь хорошо. Некоторые даже на квартиру кооперативную ухитряются накопить!

– И язву желудка заработать, – вдруг веско высказался молчавший до сих пор Василий.

– Вася, какая язва, что ты товарища пугаешь?! – взвился Степан.

– А такая, от сухомятки, – не сдался Василий.

– Что, действительно плохо питаетесь? – поинтересовался Евгений, осторожно обгоняя тележку, нагруженную какими-то широкими листьями. Тележку тащил худенький ослик, и передвигалась она едва-едва.

– Ну, не то, чтобы плохо, – сознался Степан. – Даже выпиваем по праздникам немного. Но, конечно, разносолов не бывает – экономия, чтоб ее черти побрали! Хочется домой побольше привезти, там ведь жены, дети ждут. Только вот теперь не получится до конца срока здесь досидеть. Нам с Василием ведь еще по два месяца оставалось. Да с такими делами…

Лицо его сделалось грустным, и Евгений, чтобы переменить тему, спросил:

– А как здесь с заболеваниями? Малярия, там, желтая лихорадка.

Степан заулыбался.

– Не-ет, бог милует! Климат тут подходящий, океан рядом. Если в джунгли не соваться, то ничего и не подхватишь.

«Вроде бы, мужики, как мужики, обычные работяги. Надрываются за каждую копейку и все в дом, все в дом. Из-за чего их срывают так неожиданно? На проштрафившихся не похожи. Какие страшно важные секреты они знать могут?»

Но вслух ничего не спросил, полагая, что не его ума это дело.

Машина тем временем вырвалась наконец за городскую черту, и Евгений чуть прибавил скорости. Город плавно перешел в сельскую местность. Очень часто попадались симпатичные домики в густых садах. Может быть, здесь это был аналог советских фанерных дачек на нескольких сотках скудной земли. Но что-то не видно было над грядками согбенных спин страдальцев-дачников. Да и самих грядок не было. Имелись только садики и роскошные цветники. На своих дачках перуанцы не вкалывали, а отдыхали от городских трудов. Для чего, собственно, загородные дачи и были изначально придуманы.

Их путешествие началось безо всяких затруднений или задержек. Спутники Евгения поглядывали по сторонам и обеспокоенными не выглядели, будто и впрямь ехали на прогулку, в конце которой их ожидал вкусный обед в симпатичном ресторанчике. А покормить их, похоже, придется. И самому поесть. Со своими деньгами они, разумеется, расставаться и не подумают. Но, ничего страшного. В кармане пиджака Евгения лежала тоненькая пачка тех самых новых солей, которую вручил ему перед отъездом с виллы Герман. Сказал при этом:

– Особенно не шикуй, но и не скаредничай. День рождения, все-таки.

Бензина до Уармойа должно было хватить с запасом, машина шла легко, двигатель гудел ровно и басовито, но в то же время негромко, так что разговаривать с попутчиками можно было, не особенно напрягаясь. Только вот не о чем Евгению было с ними говорить. Во-первых, зачем приставать с расспросами к почти незнакомым людям, а во-вторых, вдруг они сболтнут что-то, чего ему и знать не полагается? К чему лишняя головная боль? Инструкций, как вести себя с «клиентами», ему никто не давал. Но не надо забывать, что у нас инициатива всегда наказуема.

Сами же попутчики после короткого разговора в начале путешествия, словно утомившись этим разговором, замолчали и только благосклонно озирали окрестности, да изредка стреляли у Евгения сигаретки. И он уже всерьез обеспокоился, что своего запаса ему может не хватить и придется покупать в какой-нибудь местной лавочке.

Позволил он себе всего лишь один вопрос.

– А где же вещи ваши? Чемоданы какие-нибудь, сумки?

Степан довольно рассмеялся.

– Не беспокойся, Петя, все нормально. Летят наши чемоданы сейчас в Союз самостоятельно и будут нас там спокойно дожидаться. Зачем барахло, которое за два года накопилось, с собой таскать? Мы налегке будем путешествовать!

И разговор опять затух. Впрочем Евгения это устраивало. Вести хорошую машину по отличной дороге для него труда не составляло. Однако одна мысль, крутившаяся в голове, заставляла сильнее стискивать руль и внимательней смотреть на дорогу: «Впервые – на машине – за рубежом!». Тут у кого хочешь от необычности ситуации гусиная кожа появится.

Трасса была великолепной, погода – приятной, окружающие пейзажи веселили душу. А тут еще справа, закрывая горизонт, тянулись величественные вершины Западной Кордильеры.

Поездка продолжалась уже более двух часов, и пока ничего особенного не происходило. Казалось, теперь можно немного расслабиться и самому наслаждаться красотами открывающихся по сторонам дороги пейзажей. Евгений достал сигарету, прикурил одной рукой, вторую не отрывая от руля. Но успел сделать всего пару затяжек, когда впереди показался стоящий у обочины автомобиль, по всем признакам – полицейский, и человек в форме, похожей на военную, только песочного цвета, сделал ему повелительный жест, приказывая остановиться.

У Евгения оборвалось сердце. Вот черт, сглазил! Зачем останавливают? Может, у них тут водителю курить не разрешается за рулем? Да ну, ерунда! Но на всякий случай он торопливо затушил сигарету в пепельнице.

«Попутчики» тоже обеспокоились.

– Мы что, правила нарушили? – тревожным голосом спросил Семен. Василий по обыкновению промолчал, но ощутимо напрягся. Не дай бог, эти ребята что-нибудь выкинут сейчас.

– Спокойно, мужики, – краем рта проговорил Евгений. – Обычная проверка, документы посмотрят и отпустят.

Ему и самому хотелось в это верить. Мотор он не выключал. Вышел из машины, как можно более добродушно улыбнулся подходящему полицейскому.

Тот козырнул, представился сержантом дорожной полиции и попросил документы. Протягивая книжечку паспорта с вложенными в нее правами, Евгений поинтересовался:

– Что случилось, сержант? Мы что-то нарушили?

И все это – насколько смог – добродушным тоном и широко улыбаясь.

Полицейский его ответом не удостоил, внимательно рассматривая документы и сличая фотографии с оригиналом. Потом попросил заглушить двигатель и пройти с ним к патрульной машине. Говорил он сухо и коротко, почти приказывал. И это было уже по-настоящему плохо. План где-то дал сбой. Но деваться было некуда.

– Так, мужики, вы посидите спокойно, а я с ними переговорю и вернусь. Только, умоляю, не дергайтесь! Если что – помните, о чем я вам говорил, не несите отсебятины, и все будет в порядке.

Но, конечно же, ничего в порядке не было. У патрульной машины, где из кабины уже вылез напарник сержанта, Евгению неожиданно приказали опереться о капот руками и пошире расставить ноги. А затем быстро и профессионально обыскали. Миронов только порадовался, что оружия ему с собой не дали, сказав, что в любом случае оно ему сегодня не понадобится. Действительно, как бы он сейчас объяснял наличие пистолета у простого советского инженера, путешествующего с друзьями?

После обыска ему защелкнули на запястьях наручники и велели садиться на заднее сидение. Тут он позволил себе несколько возмутиться:

– Что случилось? Почему меня арестовали? Я – гражданин Советского Союза и требую представителя нашего посольства!

Но представители местной власти никак на возмущение не отреагировали, без объяснений запихнули его в машину, силой наклонив голову, и захлопнули дверцу. Задний отсек патрульного автомобиля был отделен от переднего мелкой стальной сеткой, и на дверцах не имелось никаких ручек. Один из полицейских достал из кабины коробочку микрофона на витом шнуре и стал в него что-то быстро бормотать, а второй неспешно направился к «крайслеру», за лобовым стеклом которого виднелись перекошенные ужасом лица «клиентов». «Интересно, их тоже арестуют? – пришла Евгению спокойная мысль. – Как сообщников. Только бы ребята не раскололись и не принялись орать, что они, де, этого человека видят впервые и никакого отношения к нему не имеют».

Но, видимо, все прошло спокойно. Полицейский, о чем-то переговорив с пассажирами, сел за руль зеленого автомобиля и коротко просигналил. Тот, который оставался у патрульной машины, махнул ему рукой и включил зажигание. Оба автомобиля тронулись с места одновременно.

Н-да, положение его было, как говорится, хуже губернаторского. Арестован (или задержан?) в чужой стране, с чужими документами и в чужой машине. И что теперь делать? Евгений осмотрел наручники. Хорошая работа, стальные, блестящие, даже на вид очень крепкие. Конечно, имея хотя бы кусочек нетолстой проволоки и полчаса времени, можно было попробовать открыть замки. Но ни того, ни другого у него сейчас не было. Оставалось сидеть спокойно и ждать развития событий.

Он вспомнил инструкции. Вести себя по возможности спокойно и с достоинством, не отвечать ни на какие вопросы и требовать вызова представителя посольства. В конце концов, что ему могут предъявить? Документы, по уверению Германа, – «непробиваемые», спиртного он сегодня не употреблял, ехал с соблюдением всех правил и даже дозволенную скорость не превышал. Здесь что-то не так. И это «не так», скорее всего, связано с операцией. Полицейские явно действуют по наводке своих и американских спецслужб, то есть ищут беглого аргентинца и похищенного американца. Это в том случае, что остальным из группы Германа удался первый этап. Ну, а если нет, то объявили охоту на оставшихся на свободе участников провалившейся операции.

«Хватит! – одернул он себя. – Незачем сразу же думать о плохом. Герман и остальные ребята – профессионалы, у них все должно было получиться. Сейчас нужно вести себя как можно более естественно, не нарываться, не скандалить, быть добропорядочным гражданином и просто излучать уверенность, что все это – мелкое недоразумение, которое вскоре благополучно разрешится».

Поразмыслив таким образом, Евгений откинулся на спинку сидения, вытянул, насколько это было возможно, ноги и попытался вспомнить карту, чтобы представить, куда их могут везти. Судя по всему, задержали их на подъезде к Уачо. Туда, скорее всего и везут. В тамошнее полицейское управление. Если, конечно, у ЦРУ нет здесь каких-нибудь заброшенных домов или ранчо, оборудованных под пыточные и тюремные заведения. Но об этом сейчас лучше не думать. Хотя, как говорят мудрые люди: «Надейся на лучшее, а готовься к худшему».

Интересно, руководство СОБ посчитает его арест провалом или нет? Не хочется, чтобы посчитало. Первая операция – и сразу провал? Загонят в штабные работники и все, будет он, как Ступин, только мечтать об оперативной работе. Но вроде бы не должны. В конце концов, он не виноват, что туповатому полицейскому свободно передвигающийся по стране «совьетико» показался чем-то подозрителен. Если есть какой-то прокол с документами, то тем более вины Евгения в этом никакой нет. Не сам же он эти документы изготовлял! Вот и спрашивайте с ответственных!

Хотелось курить, но сигареты и зажигалку у него отобрали при обыске. Да и не позволили бы арестованному курить в полицейской машине. Придется потерпеть.

Терпеть, то есть, конечно, не с курением, а вообще пришлось недолго. Городок, в который они приехали, в самом деле назывался Уачо. И он сильно отличался от столицы. Дома здесь были пониже и поплоше, машин на улицах мало, и народ одет победнее. Но тут зато чувствовался перуанский национальный колорит – экзотические одежды, смуглые лица, даже знаменитые ламы попадались. Выглядели эти животные совсем не такими гордыми созданиями, как на фотографиях в журнале «Вокруг света», были худы и облезлы. Провинция, одним словом, хотя и не очень глубокая.

Машины остановились перед помпезным зданием с несколькими колоннами и короткой, но широкой каменной лестницей. Ну да, это было полицейское управления города Уачо, как гласила надпись на фасаде. Значит, опасения насчет заброшенной ЦРУшной фермы не подтвердились. Уже легче. Полицейский сержант распахнул дверцу, приглашая Евгения наружу, подхватил его под локоть и повлек по ступеням ко входу. Миронов оглянулся на «клиентов», которых тоже вывели из машины. Слава богу, они были без наручников. Он кивнул им ободряюще и не стал сопротивляться, когда полицейский буквально затолкнул его в двери. В холле управления оказалось многолюдно. В основном это были люди в полицейской форме, которые сновали с деловитым видом, будто вся работа их заключалось в этой деловитой устремленности. Но попадались и явно гражданские лица, которых сюда привели или собственные проблемы, или же воля охранников закона и порядка. Перед деревянным барьером, за которым сидело несколько полицейских чинов, стояли короткие очереди, причем не все становились в эти очереди добровольно. Кое-кто красовался в таких же, как у Евгения, наручниках.

Сержант, сопровождавший Миронова, безо всяких церемоний растолкал хвост ближайшей к нему очереди и с пулеметной скоростью затарахтел по-испански с тем, кто сидел за барьером. Говорили они так быстро и невнятно, что Евгений практически ничего не понял, уловив только знакомое слово «каптурадо» – «пойман» и незнакомую фамилию «де Куэльяр», ничего ему не говорившую. Чиновник при первых же словах сержанта оживился, покопался в бумагах у себя на столе, достал один листок и впился в него взглядом. Потом посмотрел на Миронова, опять на листок и заулыбался радостно. Чему он там обрадовался, Евгений понять, разумеется, не смог, но понял, что на листке, который чиновник так пристально изучал, была или фотография задержанного «совьетико», или же его словесное описание. И эти фото или описание полностью соответствовали оригиналу. Забавно, кто же это мог рассылать подобные документы?

Сержант передал чиновнику все, что было изъято у Евгения при аресте, тот кивнул и коротко сказал: «Нумеро дьесисьете!». Это арестованный понял: «номер семнадцать». Камера, очевидно. Как, его даже не допросят? Что за бардак у них тут в стране! Хватают людей, бросают их в камеры и ни в чем не разбираются. Евгений хотел было прикинуться, что не знает испанского языка и начать протестовать по-русски, но потом вспомнил, что уже обращался к сержанту на испанском и напряг свои не слишком большие знания местного языка.

– Я гражданин Советского Союза! – начал он, как и пару десятков минут назад на дороге, – я требую объяснить, почему меня арестовали! Я требую вызвать сюда представителя посольства Советского Союза в республике Перу!

Тирада его не произвела на полицейских никакого впечатления. Они даже не улыбнулись в ответ на гневную речь арестанта. Сержант только пожал плечами, сказал: «Буэно!» и повел Миронова прочь от чиновничьего барьера. Тому ничего не оставалось делать, как подчиниться.

«Номер семнадцатый» действительно оказался камерой. А точнее тем, что в советских отделениях милиции называют «обезьянником». Полицейский с Евгением проследовали вниз по лестнице, ведшей в подвал, оборудованный под содержание арестованных. Перед металлической дверью с зарешеченным окошком за столом сидел дежурный, листая яркий журнал. Сержант сообщил ему, что вот, мол, новый арестант и его необходимо определить в «номер семнадцатый». Говорили они хотя и достаточно быстро, но все же не со скоростью хорошего пулемета, и через слово Евгений их понимал. Дежурный протестовал в том смысле, что «номер семнадцатый» – резервный и может понадобиться на крайний случай. А сержант ему возражал, что этот случай – как раз крайний и есть распоряжение начальства. Наконец дежурный сдался, достал из шкафчика на стене ключ на металлическом кольце, отдал его сержанту, а потом нажал на столе кнопку. Раздалось гудение, и дверь с окошечком открылась. За ней шел довольно широкий коридор, по обеим сторонам которого тянулись собственно камеры. Были они без передней стенки, но с массивными решетками от пола до потолка. Размерами камеры едва ли отличались от обычных квартирных кладовок, разве что чуть пошире, но в каждой из них находилось по три, а то и по четыре узника. Народ этот по внешнему виду мало чем отличался от того контингента, что попадает в советский милицейский «обезьянник». Ну, одежды немного другие. Но морды – небритые, опухшие, красноглазые – точно такие же. Евгений содрогнулся, представив, что сейчас его втолкнут в такую вот коморку и придется тесниться с вонючими, наверняка кишащими насекомыми отбросами общества.

Нет, судьба была к нему милостива. Сержант, под любопытными взглядами старожилов местного узилища, провел его почти до конца коридора, погремел ключом в замке и распахнул дверцу еще одной камеры. Но – пустой! И сей факт всерьез порадовал Миронова. Хотя и заставил задуматься. Получается, он такая важная птица для местной полиции, что ему даже камеру отдельную предоставили. Или это советский паспорт сработал, не захотели полицейские иностранца унижать, совать его к местным уголовникам и пьяницам? Как бы то ни было, расположили его здесь с максимально возможным комфортом.

Конвоир почти втолкнул Евгения в камеру, сказал коротко: «Манос!». Арестант понял и протянул скованные руки. Наконец-то сняли наручники! Пока он растирал натертые металлом запястья, сержант запер дверь, еще раз осмотрел нового заключенного и удалился, не отвечая на окрики обитателей других камер.

У стены стояла двухъярусная металлическая койка, привинченная и к полу, и к потолку и застеленная только серыми матрасами, набитыми, если судить на ощупь, какими-то сухими листьями. Евгений сел на нижнюю постель и осмотрел свое новое (хорошо бы – кратковременное) жилище.

Ну и ничего особенного! Камера, как камера. Без окна, естественно, только с маленьким вентиляционным отверстием под потолком. На одной боковой стенке маленькая, с облупившейся местами эмалью, раковина и латунный кран над ней. У другой стенки ведро с крышкой, очевидно – параша. Вот и все удобства, господа! Отель «Уачо», три звездочки! Кому не нравится, может поискать другое подобное заведение. Увы, возможности искать что-то более подходящее у него нет, поэтому придется довольствоваться предоставленным.

Евгений повернул вентиль крана. Потекла тонкая совершенно ледяная струйка. Похоже, город снабжался водой прямо с тающих снегов Кордильеры. Он напился, с сожалением подумал об отобранной у него пачке сигарет и растянулся на нижней койке, приготовившись ждать. А вот как долго? Что-то подсказывало, что его действительно считают очень важной персоной, чуть ли не государственным преступником, а значит, тянуть не будут, вскоре появится следователь, или кто у них тут занимается арестованными государственными преступниками, и его выведут на допрос. Вот там, наверное, все и выяснится. А пока гадать о причинах задержания смысла не имеет. Легенду свою он помнит на зубок, поймать его на каких-то противоречиях будет трудно, если вообще возможно. Разве что документы могут подвести. Ну, это, как говорят моряки, неизбежная опасность. Если уж прокол есть, то он есть, никуда не денешься.

Хорошо все-таки, что его не засунули в общую камеру. Сейчас пришлось бы общаться с какими-нибудь идиотами и делать так, чтобы сразу зауважали и в дальнейшем не беспокоили. Евгений не сомневался, что для него это трудности не составило бы. Но хлопотно ведь! А здесь можно даже подремать до прихода полицейского начальства. Со спокойной совестью, уж она-то его совершенно не мучает. Он, действительно, закрыл глаза и через короткое время задремал, не обращая внимания на шум и крики в соседних камерах. До их обитателей ему абсолютно не было дела.

Местные следователи не очень спешили, и Евгению удалось проспать целых три часа до той минуты, когда его разбудило звяканье ключа о решетку. За ним явился не тот сержант, что доставил его в полицию, а совершенно другой полицейский чин, впрочем практически ничем не отличавшийся от предыдущего. По крайней мере с таким же, совершенно бараньим выражением лица. Этакий тупоголовый обалдуй, который кроме службы и уставов ничего не знает и знать не желает. Евгений, поняв, что сейчас его заберут из временного пристанища, поднялся с койки, сделал конвоиру успокаивающий знак, дескать, сейчас, одну минуточку, и умылся ледяной горной водой, что сразу прогнало остатки сна. Вот интересно, на новом месте, так сказать, ему абсолютно ничего не приснилось! То ли он так уж был спокоен за свою судьбу, то ли нервная система у него была очень крепкой, но Миронов действительно, несмотря на всю необычность обстановки и ситуации, спал сном младенца. Разве что пузыри не пускал.

Наручники опять оказались на запястьях, но, как и в первый раз, не за спиной, а впереди, словно напоказ. Значит, порядки у них здесь такие.

Они вышли из тюремного коридора, за спиной, лязгнув, закрылась дверь. Придется ли еще увидеть «нумеро дьесисьете»? Или сейчас повезут куда-нибудь в другое место? Жаль, если оно будет менее комфортным, чем эта камера.

Но его никуда не повезли. Поднялись по лестнице из подвала, и конвоир, придерживая Миронова за локоть, повел его по коридору в глубь здания. Снующие люди, двери кабинетов. Интересно, у них что, очень высокий уровень преступности, раз он наблюдает такую бурную активность в полицейском управлении? Помнится, в отделениях советской милиции тамошний народ так активно не бегал по коридорам. Местный стиль работы?

Конвоир остановил Евгения перед очередной дверью и постучал в нее костяшкой согнутого пальца. Изнутри послышался невнятный ответ, и они вошли. Помещение можно было бы назвать «комнатой для допросов». На стене – большое зеркало, вероятно, прозрачное с другой стороны, чтобы можно было незаметно наблюдать за действиями допрашиваемого. Такие зеркала Миронов помнил по американским боевикам. Посередине комнаты – стол со стулом, а перед ним круглый табурет, и он, да, точно, привинчен к полу! Это, чтобы допрашиваемый следователя в порыве откровения внезапно по башке не изумил. А за столом – приятного вида мужчина в строгом темном костюме, белой рубашке и при галстуке. Его так и тянет назвать джентльменом. Не похож он что-то на перуанца.

Джентльмен, не слушая доклада конвоира, жестом предложил Евгению сесть на табурет и так же, без слов, велел полицейскому снять с арестованного наручники. Оба повиновались. Но этим пантомима не закончилась. Джентльмен с видимым неудовольствием глянул на застывшего у двери конвоира и мотнул головой в сторону двери. Полицейский попался понятливый, молча повернулся и испарился.

А незнакомец принялся перебирать бумаги у себя на столе. Среди них Евгений заметил и свой паспорт. Что же, будем разбираться в случившемся недоразумении.

Окно в кабинете имелось, но стекло в нем было матовым, так что полюбоваться видом из полицейского управления на улицы города Уачо не пришлось.

Джентльмен наконец оторвался от бумаг и, обезоруживающе улыбнувшись, обратился к Миронову по-испански:

– Ну, здравствуйте, сеньор де Куэльяр!

Евгений решил не отвечать на приветствие, тем более что фамилия у него была совсем другая.

Следователь улыбнулся еще шире.

– Не хотите разговаривать? Очень жаль! А все-таки придется. Хотя бы для того, чтобы разрешить возникшие между нашими ведомствами, скажем так, противоречия. Вам ведь известно, кто я и какую организацию представляю?

Евгений все-таки разлепил губы:

– Не имею чести.

Во взгляде незнакомца при звуках речи возникло явственное чувство удивления, но он сдержал себя.

– Как же, как же, вы ведь теперь, – он заглянул в бумаги, – Петр Свиридов, подданный Советского Союза, техник по эксплуатации советских вертолетов. Я ничего не забыл?

– Нет, – качнул головой Евгений, – все правильно.

– Тогда позвольте и мне представиться, – шутовски наклонил голову собеседник. – Джеймс Арчибалд Стивенсон, координатор Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки в республике Перу.

– Ух, ты! – не сдержал удивленного восклицания Евгений.

– Да, да, уважаемый сеньор-товарищ де Куэльяр-Свиридов. Именно – «ух ты!». Можете теперь представить, насколько важным кажется наш сегодняшний разговор моему начальству, если к вам прислали не какого-нибудь рядового агента, а – меня! Но вы, насколько я помню, тоже не последний человек у себя в разведке?

– Где, простите? – сделал вид, что не понял, Евгений.

– В разведке, в вашей аргентинской разведке! – проявил нетерпение Стивенсон.

На миг происходящее утратило для Миронова реальность. Бред какой-то, как в сталинские времена, когда людей обвиняли в принадлежности к самым экзотическим зарубежным разведкам, а те, чтобы их не мучили, сознавались во всем. Он сознаваться ни в чем не собирается!

– Ничего не понимаю, – честно сказал Евгений. – Какая аргентинская разведка? Вы что-то путаете.

Улыбка медленно сползла с лица американца.

– Бросьте, сеньор де Куэльяр! Вам, серьезному человеку, не к лицу такие дешевые игры! И, кстати, прекратите ломать язык, подделывая русский акцент, у вас это плохо получается! Нье так ли, товарьищ Свиридофф?

Последнюю фразу он произнес на чудовищном русском языке. Миронов даже рассмеялся и ответил тоже по-русски:

– Это у вас, мистер Стивенсон, плохо получается! Не ломайте язык, продолжайте говорить по-испански. Его я вполне понимаю.

Американец даже обиделся.

– Наши преподаватели уверяли, что у меня неплохое произношение, почти московское!

– Они вам льстили, – доверительно понизил голос почти до шепота Евгений. – В Москве вас задержал бы первый постовой милиционер. – Помолчал и не без яда добавил: – Или бдительные граждане. У нас не любят американских шпионов.

Стивенсон проглотил пилюлю с кислой миной, но от своего не отступил:

– Так вы продолжаете утверждать, что не являетесь Хорхе Рамоном де Куэльяром, подданным Аргентины?

– Ни в коей мере, – покачал головой Миронов. – Я Петр Ильич Свиридов, подданный Советского Союза, что ясно следует из лежащего перед вами моего загранпаспорта.

– Вы говорите об этой дешевой подделке? – небрежно, двумя пальцами поднял американец краснокожую книжечку. – Наши специалисты в два счета установят, что это – фальшивка, переданная вам КГБ для беспрепятственного бегства из страны. Мы прижгли вам пятки, де Куэльяр, вот вы и кинулись в бега! Ну, ведь так?

Евгений был само хладнокровие. Он понимал, что по инструкции немедленно должен прекратить этот разговор, не отвечать ни на какие вопросы, в крайнем случае, вопить: «Провокация!» и непреклонно требовать приезда представителя советского посольства. Но какой-то веселый чертик прыгал у него внутри и подталкивал: «Поиграй! Поиграй с этим придурком еще немного! Разозли его!».

Поэтому он опять усмехнулся и сказал:

– Послушайте, мистер Стивенсон! Ваше управление, в вашем лице лично, село в лужу. Уж не знаю, кто такой этот де Куэльяр и что он натворил, но вам здорово не повезло. Я действительно Петр Свиридов и кроме всего прочего, у меня сегодня – день рождения. Можете свериться с паспортом. А вы и ваши тупые полицейские помешали нам с друзьями отметить этот день, как следует. Что за черт? Я напишу жалобу вашему руководству, и вас выгонят с работы без выходного пособия! Кстати, что с моими друзьями, куда вы их дели? Тоже вот так их допрашиваете, обвиняя в уругвайском, парагвайском или каком-то еще шпионаже? Я вам ответственно заявляю, что посольство Советского Союза не оставит этот инцидент без последствий!

Американца Евгений, кажется, все-таки допек. Тот только что зелеными пятнами по лицу не пошел. Рывком ослабил узел галстука, схватил со стола стакан с водой и жадными глотками его выхлебал. В общем, потерял лицо. «Как бы удар его не хватил, болезного», – озабоченно подумал Миронов. И сказал примиряющее:

– Ну не нервничайте вы так! Промашка вышла, с кем не бывает! Угостите лучше сигаретой. Страсть как курить хочется, а ваши помощники все у меня отобрали.

Стивенсону наконец-то удалось взять себя в руки. Он достал из кармана большой клетчатый платок, вытер вспотевший лоб и отправил платок на место. А вместо него вытащил пачку «Честерфилда» и большую блестящую зажигалку. Все это он положил на край стола перед Мироновым. Евгений, ничтоже сумняшеся, выудил сигарету из пачки, со щелчком откинул крышку зажигалки, крутнул колесико. Затянулся и сказал:

– Что за дрянная у вас зажигалочка? Зарплата маленькая, ничего лучше купить не можете?

– Вы не зарывайтесь, де Куэльяр, – ворчливо ответил американец. – Можно подумать вы не видите, что это – настоящая «Зиппо» и стоит она достаточно дорого. Гарантия – на всю жизнь.

– Опять вы меня этим де Куэльяром кличете! – поморщился Евгений. – Не надоело? А насчет зажигалки… Лучшие в мире, насколько мне известно, производятся в Австрии. Из бензиновых, разумеется. Там производство не менялось еще со времен войны. Так вот, трофейные до сих пор работают, и никто на них не жалуется. Это вы, американцы, считаете, что у вас все – самое лучшее. Даже тараканы – самые большие. А вот сигареты – да, неплохие, тут я с вами спорить не стану.

Он действительно наслаждался «честерфильдиной». Еще бы, столько времени не курить. И еще с удивлением понимал, что говорит по-испански если и не совсем свободно, то достаточно бегло. Преподаватель в Георгиевском отделении СОБ свой хлеб ел не даром. И чтение литературы на языке без словаря наверняка помогало. Языковая среда, что поделаешь! Попав в нее, любой через какое-то время заговорит безо всяких учебников и учителей. Если, конечно, не упрям, как осел, и не питает природной ненависти ко всему иностранному, чужеродному. Кажется, ученые называют это ксенофобией.

– Так что с моими товарищами? – продолжал Евгений. – Куда вы их упекли? Можете мне поверить: они такие же честные инженеры, как и я. Разве что язык похуже знают. Но у меня с детства склонность к языкам, природа не поскупилась. Эх, надо было мне в свое время в иняз идти! Нет, черт меня дернул в технический институт податься. А теперь вот сижу, слушаю ваш бред и гадаю, успею сегодня выпить в честь своего дня рождения или вы меня до завтра промурыжите?

– С вашими товарищами все в порядке, – нехотя признался Стивенсон. – Домой их, конечно, не отпустили, но и в камеру, как вас, запихивать не стали. Они сидят в соседнем кабинете и дожидаются представителя посольства. Мы же с вами ждем совершенно другого человека, после встречи с которым вы прекратите этот дурацкий спектакль и мы наконец сможем поговорить серьезно.

Евгений не нашелся, что ответить, пожал плечами и позычил еще одну сигарету из американской пачки. «Кого это, интересно, ЦРУшник дожидается, кого они сюда могут привезти? – думал он, стряхивая пепел прямо на пол. – Члена группы Германа? Вряд ли. Ну, тогда родную маму из Ставрополя, которая с порога кинется сыночку на шею и запричитает: «Женечка, родимый, скажи этим супостатам все, что они хотят! И тогда тебя отпустят!» Он представил себе эту картину и чуть не прослезился от умиления. Да, хорошо бы сейчас с мамой повидаться… Не в такой, конечно, обстановке и не с этим уродом за столом напротив. Но нет, мамочка родная далеко сейчас и уверена, что сынок ее драгоценный просиживает штаны в одном из московских штабов. Вот бы она удивилась, узнав, где Женечка-Женюрочка в данный момент находится. Удивилась и испугалась. А чего бояться? Не посмеет эта американская скотина ее любимому сыночку бо-бо сделать. Здесь хоть и фронт, но тайный, прямо так, не удостоверившись, не принято человеков пытать и расстреливать. Хотя, конечно, всякое случается…

Они сидели молча, изредка постреливая друг в друга взглядами еще минут двадцать. Миронов откровенно зевал, косился на зеркало с секретом, а Стивенсон опять зарылся в бумажки на столе и перебирал их без какой-либо понятной постороннему системы. Свои, шпионские дела, наверное.

В дверь резко постучали, и Евгений чуть не подпрыгнул на табуретке от неожиданности. Смотри-ка, все же нервничает… Вошел давешний конвоир, подобострастно наклонился к уху американца и что-то ему пошептал. Лицо Стивенсона просветлело, он кивнул полицейскому, а когда тот вышел, весело потер ладони.

– Вот мы и дождались момента истины, сеньор де Куэльяр! Сейчас все выяснится!

Евгений несколько напрягся, но успел стырить еще парочку американских сигарет – в заначку. Мало ли как события обернутся. Хотел забрать и зажигалку, но передумал. Ну, не тяните, давайте ваш козырь из рукава! Кто там, за дверью?

Появившийся человек разочаровал его. Это был розовый толстячок в салатного цвета полотняном костюме и белой шляпе, очень похожей на детскую панамку. Щекастая физиономия его лоснилась от пота, а на курносом носике висели маленькие круглые очки а-ля Джон Леннон. Довольно колоритная персона, отметил про себя Миронов, но незнакомая. И почему Стивенсон на него надежды возлагал?

Толстячок с порога завопил по-английски:

– Где, где он? Где этот мерзавец, этот негодяй? Я убью его собственными руками! Дайте его мне, дайте!

Координатор ЦРУ в республике Перу поднялся ему навстречу, успокаивающе стиснул за плечи, заворковал:

– Успокойтесь, Генри, успокойтесь! Все ваши тревоги позади! Мы его поймали! Вот, смотрите! – и он театральным жестом указал на недоумевающего Миронова.

Толстячок резво подскочил к сидящему, вгляделся в него, замер, стащил с носа очки, протер носовым платком, опять водрузил их на нос, еще раз впился взглядом в лицо Евгения. А потом медленно распрямился и обернулся к Стивенсону.

– Я… я не понимаю… Джим, это что, шутка?

– Какая шутка?! Перед вами – резидент аргентинской разведки Хорхе Рамон де Куэльяр собственной персоной! А по фальшивому паспорту – русский инженер Петр Свиридов. Задержан местной полицией при попытке бегства, согласно разосланной нами…

Новоприбывший Генри вялой походкой подошел к столу, налил из бутыли воды в стакан и неторопливо выпил. Потом промокнул губы все тем же носовым платком и только тогда заговорил.

– Я не хочу вас обидеть, Джим, но, по-моему, вы – идиот. Такой же идиот, как и местные полицейские, задержавшие этого человека. Может быть, он и резидент какой-нибудь разведки, но уж точно не де Куэльяр.

– Как? – в растерянности возопил Стивенсон. – Вы уверены, Генри?

– Абсолютно, – с каким-то даже отрешенным спокойствием сказал толстяк. – Хорхе Рамона де Куэльяра я знаю уже пять лет, чуть меньше, чем вас. Так что ошибиться не могу. Похож, не спорю, даже очень похож. Но – не он.

Стивенсон застонал, рухнул на стул и обхватил голову руками. Евгений наблюдал за ним с нескрываемым злорадством. Но пока молчал.

– Вы что, правда, русский? – обратился к нему на испанском языке толстый Генри.

– Самый настоящий, – кивнул Миронов.

– Этот ненормальный вас пытал, бил, когда допрашивал?

– Не буду врать – даже пальцем не тронул. Психически на меня давил, уверяя, что я и есть этот ваш, как его… де Куэльяр.

– А как вы вообще сюда попали? – заинтересовался американец.

Евгений решил, что заначка ему все же не понадобится и достал одну из сигарет.

– Понимаете, – проникновенно начал он. – У меня сегодня день рождения. Не верите – посмотрите в моем паспорте, он на столе валяется. Вот мы и решили с двумя друзьями по этому поводу посидеть в небольшом ресторанчике, отметить. Ехали себе спокойно, ничего не нарушая, как вдруг нас останавливает полиция, без объяснений запихивает в свою машину, привозит сюда и швыряет в камеру. А потом, несколько часов спустя, меня приводят вот к нему, – он кивнул на координатора ЦРУ, все еще погруженного в скорбь, – и начинают уверять, что я аргентинский шпион. Ну, ерунда ведь какая-то! У нас только в сталинские времена такое могло происходить.

– Н-да, незадача, – американец потеребил свой тройной подбородок.

А Евгений решил еще чуть-чуть накалить обстановку. Он чувствовал, что играет правильно, и обстоятельства складываются в его пользу.

– Представляете, какой теперь скандал разразится? Газетчики трубить будут по всему миру: ЦРУ устроило охоту на русских инженеров!

Генри внезапно схватил Миронова за плечо и уставился ему в глаза сквозь стекла своих круглых очечков. И взгляд его Евгению очень не понравился.

– Откуда вы знаете про ЦРУ?

– От него, сам представился, мол, координатор ЦРУ в республике Перу Джеймс Стивенсон.

Толстяк в ярости обернулся к коллеге.

– Джим, я ошибался! Вы не идиот, вы – преступник! Вас судить надо! И закатать в тюрьму пожизненно, в одиночку, чтобы не смогли никому ничего сболтнуть!

Стивенсон в ответ только глухо застонал.

– Ну, так что делать будем, господа хорошие? – вопросил Евгений.

Он чувствовал себя почти хозяином положения. Хотя, если призадуматься, эти «господа хорошие» сейчас, чтобы скрыть свой прокол, могут обвинить его в чем угодно: от шпионажа, до мелкого воровства в местной галантерейной лавочке. И пусть потом удастся доказать, что все это – клевета, перед родными органами советский инженер не отмоется уже никогда. Первым же рейсом отправят в Союз, и станет он невыездным настолько, что даже в Болгарию, на Золотые пески не выпустят. Это, конечно, в том случае, если бы он в действительности был инженером-вертолетчиком Петром Свиридовым. Но для американцев он-то таковым и являлся! Так что изо всех сил давить на ЦРУшников сейчас не стоило. А если вот такой вариант попробовать?..

– Послушайте, Стивенсон, вы и вправду вызвали сюда представителя нашего посольства? – обратился он к координатору проколовшейся организации.

Тот поднял на него непонимающий взгляд, и Миронову пришлось пояснить:

– Ну, в советское посольство вы сообщили о нашем задержании?

– Н-нет, – покачал тот головой. – Этого мы еще не успели сделать.

– Отлично, – с облегчением вздохнул «Свиридов». – Как я понимаю, претензий ни ко мне, ни к моим спутникам вы больше не имеете?

– Нет, абсолютно никаких, – кивнул Генри. – Нам теперь надо думать, как выйти из этого дурацкого положения с наименьшими потерями.

– Отлично! Вот что я вам предлагаю. Сейчас вы тихо и спокойно выпускаете меня и моих друзей, сажаете в наш автомобиль и машете нам вслед ручкой. А мы продолжаем нашу поездку и не сообщаем своему руководству о произошедшем недоразумении. Вы же должны знать наши порядки? Начнется расследование… Оно нам надо? Вы же решайте сами, сообщать вашему начальству об этой досадной ошибке или нет. Хотите совет? Я бы не стал. Что в вашем, что в нашем руководстве дураков хватает. Так зачем их радовать и добровольно подставлять свою шею? Если и вы, и мы будем держать языки за зубами, все обойдется. Тем более что моим товарищам осталось работать в Перу всего по месяцу, можно надеяться, что они не проболтаются.

– А вы? – живо перебил его Стивенсон. – Вы будете молчать?

– Я же сказал, – огрызнулся Евгений, – что мне неприятности ни к чему! Я приехал сюда заработать денег, и я их заработаю! Главное – чтобы вы не болтали. Ну, как мое предложение?

Американцы, казалось, были в замешательстве. С одной стороны, служебный долг. Они обязаны доложить о глупейшем происшествии. И неизбежно получить нагоняй от начальства. А с другой стороны, этот неглупый русский предлагает хорошую сделку. Ему самому не нужны неприятности, нравы русских общеизвестны. В ГУЛАГ, конечно, не загонят, но и по головке не погладят. Следовательно, он будет молчать. Другой вопрос, можно ли ему доверять? Никуда не денешься, если согласиться на его план, то придется. Остается проблема взаимного доверия американцев. Джеймс и Генри испытующе смотрели друг на друга. Первым решился Стивенсон.

– Послушайте, Генри, вам не кажется, что в словах этого русского есть рациональное зерно? – промолвил он и впервые за все время закурил.

Толстяк тоже, было, потянулся за сигаретой, но потом отдернул руку. Курить он недавно бросил, что ли?

– То, что он предлагает, – разумно. И я склонен ему довериться. Но как быть с вами? В конце концов, прокол ваш, и ответите за него вы.

– Генри, Генри, – взмахнул сигаретой Стивенсон. – Давайте будем реалистами! Отвечать придется обоим. Ладно, ладно, пусть мне – в большей степени. Но ведь и вам не пряники дарить станут! А тут есть возможность сделать хорошую мину при плохой игре. Так надо ею воспользоваться! Ну, что, соглашаемся?

– Ах, Джим, вы меня уговариваете, как девочку-школьницу. Ну, конечно, будем соглашаться. Этот русский – не дурак, и будем надеяться, что он не проболтается. Но учтите, за вами хороший обед, когда мы вернемся в Вашингтон, в ресторане, который я укажу. Договорились?

– Договорились! – обрадовался Стивенсон. – Значит, начальству – ни слова? А если что-то просочится, всегда можно свалить вину на местных дураков-полицейских, дескать, проявили рвение, схватили похожего на де Куэльяра человека, но мы приехали и во всем разобрались. Ведь так?

– Абсолютно верно! – подтвердил Генри с самым честным выражением лица. Но Миронов мог поклясться, что Джеймс одним обедом не отделается. Теперь он наверняка будет у Генри на крючке. Но это уже их проблемы, ему до взаимоотношений американских шпионов нет никакого дела.

– Ну что, господа, вы решили, как поступить? – спросил он. Было страстное желание слупить с этих господ еще что-нибудь, хотя бы денег – в возмещение морального ущерба, но он сдержал себя. Не надо зарываться, он выходит сухим из этой передряги, товарищей тоже вытягивает, да еще и… Может быть, инцидент этот потом, много позже можно будет использовать против двух ЦРУшников, а то и завербовать их, шантажируя тем, что они упустили советского разведчика. Но опять же не ему об этом судить, пусть у начальства голова болит.

– Да, мистер Свиридов, – согласился Стивенсон. – Мы считаем, что вас можно отпустить за недоказанностью вашей подрывной деятельности в республике Перу.

Успокоившись и поняв, что теперь ему ничего не грозит, координатор ЦРУ обрел прежние высокомерие и наглость. Евгений чуть не выругался вслух. Ах ты, зараза американская! Только что чуть не рыдал, а теперь – «за недоказанностью»! Ну, я тебе покажу!

– Отлично! В таком случае попрошу привести сюда моих друзей и проводить нас до машины. И чтобы никаких наручников! Кстати, верните все, что вы у нас отобрали!

Затем он сгреб со стола пачку с оставшимися сигаретами, прихватив и «Зиппо» Стивенсона. А в ответ на недоуменный взгляд владельца зажигалки, заявил ему:

– Пусть этот маленький сувенир останется у меня на память о нашей приятной беседе!

Про себя же подумал: «Это тебе, гад, за “подрывную деятельность”! В счет репараций и контрибуций!».

И координатор не нашелся, что ответить нахальному русскому. Толстяк Генри же, оценив юмор ситуации, довольно расхохотался и, хлопнув по плечу растерянного Стивенсона, сказал:

– Вот так-то, Джим! Русским палец в рот не клади! Скажите спасибо, что он не потребовал на память ваш служебный пистолет!

Джеймс Стивенсон в ответ лишь криво усмехнулся, косясь на карман Евгения, в котором скрылась его драгоценная «Зиппо».

А потом Миронову пришлось пережить настоящую истерику своих «клиентов» и одновременно товарищей по несчастью. Василия и Степана привели к машине сразу же вслед за Евгением, испуганных, бледных и молчаливых. Они без возражений забрались в «крайслер» и тихо сидели сзади, до тех пор, пока машина не выехала за пределы городка Уачо. Только после этого начались вопли и жалобы. Разумеется, в основном вопил Степа, а его коллега лишь сопел и порой издавал матерные междометия.

Минут пять Евгений выслушивал ахинею, которую нес говорливый Степан о том, в какое дерьмо они вляпались, да как теперь в жизнь не отмоются, да как их чуть не завербовали американцы, да какого черта они связались с таким неумехой, как Петр. Ну и тому подобное. Наконец вопли ему надоели, а, кроме того, достало то и дело повторяющееся слово «неумеха» в его адрес. Он резко ударил по тормозам, так, что пассажиров рвануло вперед и немного приложило о спинку переднего сидения, заглушил двигатель и развернулся к «клиентам».

– Все сказал? – процедил он, угрожающе глядя прямо в глаза Степану. – А теперь слушай меня! Ничего не случилось! Ты понял? Ни-че-го! Остановили полицейские, проверили документы, убедились, что мы не преступники – и отпустили. Тебя что, били, пытали, действительно вербовали, как ты утверждаешь? Ну, говори, козел! – И для убедительности взял нервного специалиста за грудки.

Тот, естественно, испугался и отрицательно затряс головой.

– Тогда сиди и не вякай! – Евгений разжал пальцы на рубашке Степана. – В Союзе в ментовку ни разу не попадал, что ли? Все нормально, все в порядке, продолжаем путешествие. У нас впереди еще ресторан. – И добавил, чтобы немного смягчить возникшее напряжение: – За мой счет, разумеется.

Последнее Степе очень понравилось, но, на всякий случай, Евгений велел ему закрыть рот и не мешать вести машину до самого конца пути.

– К тебе это тоже относится, – заметил он Василию.

– Да я и так молчу, – резонно ответил тот. Матерные междометия и впрямь прекратились.

Остаток пути прошел абсолютно спокойно. Полицейские машины, если и попадались, внимания на зеленый «крайслер», мирно ползущий с дозволенной скоростью, не обращали. То ли получили соответствующие указания, то ли охота на резидента аргентинской разведки сеньора Хорхе Рамона де Куэльяра уже была прекращена. «Клиенты» на заднем сидении помалкивали, лишь один раз попросили остановиться, чтобы справить малую нужду. А так все было мирно и тихо. Евгений благополучно добил трофейную пачку «Честерфилда». Американская зажигалка работала безотказно, и Миронов решил, что об этом «сувенире» он Герману не расскажет. Обо всем остальном – разумеется, с мельчайшими подробностями. Молчать обещал инженер Петр Свиридов, а не оперативный работник Евгений Миронов. Но про зажигалочку – ни слова. Пусть останется на память о первой операции.

В общем, до Уармойа добрались без приключений, хотя и с приличным опозданием, когда уже вечерело. Условленный ресторан нашли безо всяких затруднений, и свободные столики на открытой к морю веранде имелись. Но вместо праздничного обеда пришлось заказывать ужин. Глянув на цены в меню и соотнеся их с пачкой купюр, имевшихся у него в кармане, Евгений решил, что можно позволить себе расслабиться и велел Степану и Василию не стесняться в выборе блюд. Мельком, правда, пожалел, что не слупил с американцев сколько-нибудь денег. Но и тех, что у него имелось, хватало в достатке. И он утешил себя поговоркой насчет фраера и его жадности.

Вечер был прекрасный. Солнце закатывалось за горизонт, разбиваясь лучами о бегущие к берегу волны, по огненно-желтому небу медленно ползли кирпичные тучки, с океана дул освежающий, особенно приятный после дневной жары, ветерок, слегка пахнувший солью и водорослями. В общем, опять чувствовалось, что жизнь удается. Первый этап порученного ему задания он выполнил и, как ему казалось, с блеском вышел из возникшего затруднения. О дальнейшем пока задумываться не стоило. Появится связной, тогда он и будет действовать, исходя из полученных инструкций. А пока… Эй, официант! Скоро там наш заказ будет готов?

Поужинать они успели. Евгений даже разрешил «клиентам» немного выпить, чтобы снять напряжение этого длинного дня. Те посоветовались между собой и затребовали «писко» – местную виноградную водку, очень дорогую и считающуюся здесь изысканным напитком. Сам Миронов спиртное употреблять не стал, но, понюхав, решил, что похожа эта «писко» на обычный виноградный самогон, простую грузинскую чачу. Эвакуируемые инженеры же выпили по стопке с удовольствием, хотели еще, но Евгений сказал, что «хорошенького понемножку» и предложил «отполировать» пивом. «Клиенты» согласились. А куда им было деваться? За все ведь платил их сопровождающий…

Связной появился, когда совсем уже стемнело, ночь стала прохладной, и впору было действительно принять на грудь чего-нибудь горячительного, чтобы не продрогнуть. Невысокий худощавый мужчина с резкими, словно вырезанными из дерева чертами лица, в сандалиях, простых брюках и белой рубашке навыпуск, подсел к их столику как бы ненароком и почти сразу сказал пароль. Евгений, ожидавший чего-то подобного, не удивился, произнес отзыв, после чего оказалось, что его путешествие на север страны закончено. «Клиентов» связной забирает с собой, а для него снят номер в отеле неподалеку от ресторана. Вот ключ. Он переночует и с рассветом отправится обратно, в Лиму. Деньги у него остались? Хорошо, вот еще немного, ведь придется заправлять машину в дороге. Кстати, автомобиль нужно будет оставить на том самом месте, откуда он его взял. Ключ – в замке. Пусть подождет рядом, его подберут. Все. Аста ла виста!

Со спутниками Миронов попрощался безо всякого сожаления. Они неожиданно появились в его жизни и так же неожиданно исчезли. Всего лишь эпизод. И возвращение в столицу прошло безо всяких осложнений. Хорошо, что место, с которого он забирал «крайслер», и где должен был его оставить, располагалось не очень далеко от окраины Лимы, иначе Евгений точно заплутал бы в узких, причудливо переплетающихся улочках перуанской столицы. Но память его не подвела. Вот эта улица, а вон там знакомый магазин, скорее лавочка, торгующая пивом, газводой и сигаретами. Очень кстати, свои сигареты, не говоря уж о шпионском «Честерфилде», у него уже закончились. За прилавком в лавочке дремал толстый усатый перуанец. Рубашка его была расстегнута до пупа, и волосатое брюхо выставлено напоказ всем посетителям. Впрочем посетителей, кроме Евгения, в этот час не было. Хозяин приоткрыл один глаз, и Миронов, не утруждая язык, просто ткнул пальцем в нужные товары, а затем, еле разобрав полусонное бормотание в ответ, отсчитал требуемую сумму. Оставшихся у него денег как раз хватило на белую пачку «Кента» и бутылочку «Кока-Колы» с осиной талией. Раньше этого напитка ему не приходилось пробовать, в Союзе пока получила относительное распространение соперница «Коки» – «Пепси-кола», производимая на построенном американцами заводе в Новороссийске. Оказалось – никакой разницы! Такая же коричневатая, сладкая водичка. И как эти две компании ухитряются конкурировать? Вообще американцы странные люди со странными вкусами. Разве можно хлебать эту бурду, да еще превозносить ее на весь мир? Но ведь пьют ее во многих и многих странах и похваливают! Может, это у него со вкусом не все в порядке?

Зато «Кент» ему понравился. И не хуже эти сигареты, чем «Честерфилд» Стивенсона! Евгений слышал, что в последнее время в Москве и некоторых других крупных городах Союза появилось американское курево, хотя и финского «разлива». Но он очень мало провел времени в столице, на новом месте службы, и ему такие не попадались. Да и дорогущие они, наверное!

Приехал в Лиму он в послеобеденное время, как предварительно и рассчитывал. Теперь приходилось искать какой-нибудь клочок тени, чтобы укрыться от палящего солнца. На улицах было пустынно, даже собаки не бегали по своим делам. Ну, понятно, сиеста, то есть дневной отдых, когда никто не работает, а все прячутся от жары и отдыхают. Об этой латиноамериканской традиции «новобранцам» рассказывал преподаватель в Георгиевском отделении СОБ. Конечно, неплохо было бы сейчас действительно забраться в тенек, лучше всего – у воды, и подремать пару часиков. Но нет, придется караулить «крайслер» и ждать, когда товарищи освободят его от этой караульной службы.

После полуторачасового ожидания, Евгений наконец увидел показавшийся в конце улицы автобусик «фольксваген», поднялся с корточек и не спеша пошел ему навстречу. Автобус притормозил около одиноко стоявшего «крайслера», из распахнувшейся двери выскочил незнакомый человек, споро запрыгнул в автомобиль, завел его и мгновенно дал газ. Зеленый продукт американской автомобильной промышленности, к которому за два дня Миронов уже успел привыкнуть, взвизгнул покрышками о булыжник мостовой, сорвавшись с места, пронесся мимо Евгения и скрылся за поворотом. Бывший автовладелец с сожалением посмотрел ему вслед и собрался уже прибавить шагу, чтобы товарищи в «фольксвагене» не дожидались, как что-то вдруг остановило его. Он достал из кармана пачку сигарет, размял в пальцах «кентину» и крутнул колесико контрибуционной «Зиппо». Несколько секунд спустя Евгений понял, что поступил правильно. Микроавтобус, не сбавляя хода, миновал остановившегося человека и, как ни в чем не бывало, поехал дальше. Вот так номер!

Можно было даже не гадать о причине такого поведения водителя «фольксвагена». Что-то пошло не так, как планировалось, и в действие вступил один из запасных вариантов отхода после окончания операции. Или еще ничего не кончилось? Вот черт! Никаких инструкций на такой случай Герман Миронову не давал. Что теперь делать? Досадно, так все хорошо сложилось: и «клиентов» довез в целости и сохранности, и от американцев удалось отбояриться, и назад вернуться без помех. А теперь, выходит, помехи появились. Серьезные, похоже, помехи.

На мгновение им овладела паника. Он оказался в одиночестве, в чужой стране, безо всякого практического опыта выживания в подобных ситуациях. Ни связи, ни денег, ни транспорта. Тут кто угодно в его положении запаникует!

Но потом Евгений собрался с мыслями, внутренне встряхнулся и приказал себе не дергаться, не суетиться, а мыслить спокойно и конструктивно. Так, для начала нужно убедиться в отсутствии слежки. За «фольксвагеном» не следили точно. Он уже пару минут, как скрылся за поворотом, а на пустынной улице не появилось ни одного автомобиля. Да и людей что-то не видно. Может быть, за ним тоже нет хвоста. Это он сейчас проверит.

План у него пока был один, не очень сложный: добраться до виллы и соединится с товарищами, а если не повезет, то хотя бы получить у хозяина этой базы указания для дальнейших действий. Не могли же его вот так, запросто, бросить здесь одного!

Пришлось вспоминать маршрут до виллы, по которому они ехали позавчера, во время рекогносцировки. Шагая по все еще пустынным улицам и обливаясь потом, он не забывал проверяться, как его учили. Выходило, что «хвоста» за ним и вправду не было. Если бы не эти проверки, он добрался бы за час. А так пришлось потратить почти два.

Наконец он был на месте. Но, как говорится, пуганая ворона куста боится. Евгений не стал прямо и открыто ломиться в ворота, а решил сначала осмотреться, прикинуть, что здесь к чему. Поэтому мимо ворот он прошагал с независимым видом, лишь краем глаза отметив, что на первый взгляд все с виллой в порядке, ничего необычного не заметно. Ладно, это не показатель, надо попробовать обойти забор и попытаться проникнуть на территорию незаметно, с другой стороны.

Это он и сделал. А потом мысленно похвалил себя за проявленную осторожность. Даже совсем неопытному юнцу сразу стало бы понятно, что он не первый, кто решил подобраться к вилле этим путем. Здесь забор, густо заросший каким-то вьющимся растением, преодолевало сразу несколько человек. Вьюнок кое-где был оборван, а на одном острие даже повис маленький клочок ткани, вырванный, наверное, из штанов одного из злоумышленников. Неаккуратно, господа, что же вы так?..

Может быть, по всем правилам конспирации, обнаружив такое, следовало развернуться и ретироваться на поиски другой возможности выбраться из неприятного положения. Но он пока не представлял себе этой другой возможности. Да и опыта конспирации у Миронова практически не было. А потому, оглянувшись внимательно по сторонам – не видит ли кто? – Евгений в секунду преодолел металлический частокол и присел за ближайшим кустом, ожидая, что сейчас на вилле поднимется переполох.

Не поднялся. Некому там было его поднимать. Уже издалека Миронов обнаружил, что окна виллы, находившиеся на ее тыловой стороне, разбиты, а в некоторых даже выломаны рамы. Похоже, здание штурмовали. Но гильз ему под ноги не попадалось, и он решил, что штурм произошел внезапно, стрельба не началась, а те, кто находился внутри, были захвачены врасплох. Вот еще вопрос: кого захватили нападавшие? Только хозяев или присутствовал кто-то из группы Германа? Надо разобраться.

Еще примерно с полчаса он наблюдал за виллой из своего укрытия и за это время не заметил ни одного признака жизни. Дом стоял молчаливый и, по всей вероятности, пустой. Нужно было решать, проникать внутрь или оставить все как есть и уходить.

Некуда ему пока уходить, некуда! Ничего и никого он здесь не знает. Придется обыскать виллу в надежде найти хоть какую-то зацепку или подсказку. А раз так – вперед!

Пригибаясь, Миронов добежал до стены дома, прижался к ней, осторожно заглянул в разбитое окно. Ничего страшного там он не увидел. Пустая комната с перевернутой мебелью. Тут сопротивлялись, но, кажется, безуспешно. Внутри не раздавалось ни звука. Пора! Он одним прыжком взметнулся на подоконник, на мгновение замер и мягко спрыгнул на пол комнаты, стараясь, чтобы не захрустело под ногой битое стекло.

Вилла и впрямь была пуста. До Миронова стало доходить, что произошедшее здесь было организовано отнюдь не правительственными органами безопасности. В этом случае после нападения осталось хотя бы несколько человек – делать обыск и дожидаться случайных посетителей. Да и следов штурма было совсем немного, как будто нападавшие не встретили почти никакого сопротивления. А значит, это могли быть коллеги Джима и Генри. И достались им только хозяин виллы, да его супруга. Группа Германа на момент налета отсутствовала. Уже хорошая новость. Значит, парни должны быть еще в стране. Если, конечно, не уплыли на том же корабле, на который должны были доставить беглого аргентинца, пленного американца и двух вертолетчиков. А Евгения что, забыли? В это не верилось. И он бродил по дому, разыскивая хоть какую-то зацепку.

Тщательного обыска в доме не проводили. В этом он убедился, осмотрев виллу как следует. Во-первых, отсутствовал беспорядок, обычный в таких случаях: перевернутые постели, сваленные на пол книги, вспоротые сидения стульев и диванов. Все стояло на своих местах, и ощущение было такое, что казалось – хозяева вышли ненадолго и сейчас вернутся. А во-вторых, немного подумав и поискав, Евгений сам обнаружил два немудреных тайника, один в кабинете хозяина, в рабочем столе, а другой – в спальне, в задней стенке платяного шкафа. В одном из них он нашел какие-то бумаги, судя по тому, что сумел разобрать, – документы на владение виллой. Зато во втором – приличную пачку как местной валюты, так и американских долларов. Советских рублей не имелось. Правильно, зачем они здесь? А новые соли очень даже могут пригодиться. Доллары, наверное, тоже.

Еще на первом этаже Миронов увидел подсохшее кровавое пятно у стены и несколько гильз от армейского «кольта». Кажется, один из обитателей дома пытался защищаться и то ли кого-то из нападавших подстрелил, то ли сам был подстрелен. В любом случае, тело налетчики унесли с собой.

Поднявшись опять на второй этаж, Евгений прошел в кабинет, уселся в кресло хозяина, задрал ноги на стол, закурил и принялся думать. Что все-таки произошло? Во время проведения операции, скорее всего, когда он уже возвращался в столицу, на виллу было совершено нападение. И это была не полицейская акция. Такие же тайные иностранные агенты, как и члены группы Германа, разнюхали о базе советской разведки и взяли ее штурмом без лишнего шума, не привлекая ничьего внимания. Хотя без стрельбы не обошлось. Будь здесь «германовцы», так просто у налетчиков не получилось бы. Все они парни тренированные, опытные и знают, что делать по любую сторону от ствола. Значит, действительно, обитателей дома было мало, и должного сопротивления они не оказали.

Вполне вероятно, что кто-то из группы побывал здесь уже после налета и дал своим отмашку: база погорела, возвращаться на нее нельзя! Но оставался еще Евгений, который должен вернуться, выполнив свое задание. Как его перехватить или хотя бы предупредить? Можно было ожидать момента, когда зеленый «крайслер» появится в условленном месте и забрать товарища оттуда. Этого не произошло, «фольксваген» проехал мимо, из него даже не сделали никакого знака о возникшей опасности. Значит, дела еще хуже, чем он предполагает, и члены группы засвечены.

Но предупредить Миронова нужно. Как это сделать? Парень молодой, можно сказать, необстрелянный. Надо положиться на его хладнокровие, на его память. Дорогу до виллы найти должен. А в таком случае следует оставить ему какой-то знак, инструкцию к дальнейшим действиям. Но так чтобы посторонние, буде они объявятся на вилле, внимания на этот знак не обратили…

Он обвел взглядом кабинет. Жили хозяева виллы довольно скромно, несоответственно ее размерам. Как он уже видел, большинство комнат пустовало. В некоторых даже мебели не имелось. И сам кабинет особенными изысками не блистал. Стол, кресло, пара мягких стульев, ковер на полу, полупустой книжный шкаф у стены, на другой стене потемневшая от времени картина в тяжелой раме. Какой-то натюрморт с бокалом вина и битой птицей.

Да, библиофилом и собирателем хозяина не назовешь. Книг для такого шкафа явно маловато. Он встал, подошел к полкам. Что тут есть? Ерунда разная, в основном на испанском языке. Детективы, еще какие-то книжонки с томными красавицами на мягких обложках. Дребедень, короче. Единственно ценное, что бы он с собой с удовольствием прихватил – толковый словарь «Лярусс». Но том такого формата и толщины, что руки оборвешь, таская его. Да и не в его положении обременять себя тяжестями.

Миронов собирался уже закрыть дверцу шкафа, как вдруг что-то привлекло его внимание. Евгений даже сначала не понял, что именно. А потом вгляделся попристальнее и, затаив дыхание, протянул руку.

На полке, среди прочей макулатуры, стояла ничем не отличающаяся от других книжка в картонном переплете. Ничем – кроме названия. На корешке ее, явно от руки было выведено: «Нуэво». В переводе с испанского – «Новый». А значит – «Новичок», то есть – его кличка! Миронов выдернул томик, жадно раскрыл его… И обнаружил между страниц аккуратный конверт.

В конверте было несколько денежных купюр и билет на рейс авиакомпании «Кубана» Лима – Гавана, с промежуточной посадкой в Мехико. Бланк билета был заполнен на его нынешнюю фамилию. То есть Свиридов. Петр Свиридов.

Евгений даже задохнулся от радости. Его не забыли, ему помогают! Пусть не со всеми вместе, но теперь у него есть куда уходить. Значит, он сделал все верно и нашел послание, предназначенное только ему! Ура!

Кроме билета и денег в конверте не было ничего. Даже самой маленькой записки. Ну, что же, так, наверное, и надо. Не ему судить. Немного успокоившись, он посмотрел на дату и время отлета. Сегодня, в десять часов вечера. Взгляд на часы. Отлично, у него еще масса времени. Можно даже чего-нибудь перекусить. Он вдруг понял, что голоден. Правильно, позавтракал утром только чашкой кофе и булочкой с джемом – очень торопился вернуться в Лиму. Хорошо, чего-нибудь сейчас найдет. Вряд ли налетчики додумались залезть в холодильник, не до того им было. А с найденной заначкой хозяина как быть? Он подумал и вернул деньги в тот же тайник в спальне, в котором их взял.

Выбравшись с территории виллы опять-таки через забор, сытый и веселый Евгений отправился в город, поймал такси и сказал водителю всего одно слово «Аэропуэрто» – «Аэропорт». Ему хотелось верить, что там он наконец встретится с друзьями, и вместе они вернутся на Родину.

Но лететь ему пришлось одному. Стюардессы посматривали на молчаливого русского с интересом. Девчонки были очень симпатичными, и Миронову вспомнились когда-то слышанные рассказы о красоте кубинских девушек. Ну да, в стюардессы по всему миру самых лучших набирают. Это только в «Аэрофлоте» можно встретить злобную толстую корову, которая просто ненавидит пассажиров. Да и то – на внутренних линиях.

В общем, полет прошел нормально. Он спал, читал и думал обо всем произошедшем с ним за последнее время. Беспокоила мысль о въездной визе на Кубу. В его паспорте ничего такого не стояло, никакого штампа или наклейки. А на перуанской таможне никто внимания на это не обратил. Оставалось предположить, что у его неведомых покровителей и здесь все схвачено.

Так и оказалось. В Гаване, прямо у трапа самолета, его встретил улыбающийся настолько радостно, будто любимый брат прилетел, смуглый, почти черный кубинец, провел мимо таможни какими-то коридорами, посадил в старенькие «жигули» и отвез в гостиницу. Потом, когда Евгений принял душ, тот же кубинец, Армандо, потащил его в ресторан при гостинице и накормил до отвала. О деньгах не было сказано ни слова. Да их-то у Миронова и не было. Кроме небольшой суммы в перуанских солях. Армандо платил за все сам. Кстати, за обедом Евгений все-таки позволил себе немного расслабиться и поддался на уговоры кубинца попробовать настоящего рома «Гавана-клуб» И ром ему понравился.

А разговоры они вели самые пустые. О красотах Гаваны, о местных девчонках, о том, что лучше, водка или ром, о достоинствах и недостатках советских и американских автомобилей. Евгений уже не удивлялся тому, что чуть ли не свободно болтает по-испански. Правда, его Армандо понимал безо всякого труда, а вот сам так коверкал слова и фразы, что приходилось весьма напрягаться, чтобы добраться до смысла сказанного. Например, «амор» – «любовь» в исполнении кубинца звучало, как «амоль». Ну, и так далее.

Армандо все грозился, что вот завтра он покажет «Петру» настоящую Гавану, познакомит с та-акими девочками, они пройдутся по Малекону, знаменитой набережной и даже искупаются в океане. В это хотелось верить, несмотря на то, что Евгений почти стопроцентно был уверен – не дадут ему отдохнуть вволю.

Так и получилось. После ресторана Армандо проводил его до номера, велел как следует выспаться и быть готовым к завтрашним подвигам и развлечениям. А на следующий день, рано утром, разбудил, позволил только умыться и одеться и отвез в аэропорт, где вручил билет до Москвы. И ведь что характерно: даже не вспоминал о вчерашних своих посулах и клятвах! Миронов тоже не стал о них напоминать. Тем не менее расстались они почти друзьями, оба даже пообещали писать. Вот только адресов домашних друг другу не оставили.

В общем, улетал Евгений с Кубы с сожалением. Не удалось ему посмотреть как следует остров Свободы. А с другой стороны он что – на экскурсию сюда прилетал? Вот пусть и не ноет.

Да он, в общем-то, и не ныл. В конце концов, это была его первая операция, прошла она достаточно успешно (по крайней мере поставленные перед ним задачи он выполнил), многое повидал, многое узнал и многому научился. Чего еще желать? Даст Бог, еще удастся на Кубе побывать. Вот тогда все и посмотрит.

В Москве его также встретили и не кто иной, как Ступин. Лейтенант, одетый, правда, в «гражданку», ожидал сразу за таможенным контролем, который Евгений миновал очень быстро – нечего было ему предъявлять к досмотру, даже чемоданчик, с которым он улетал в Перу, остался на вилле в Лиме. Не стал его Миронов с собой брать, когда отправлялся в аэропорт. Ничего там особенно ценного не было, а руки на всякий случай должны быть свободными.

Сергей чуть обниматься к нему не полез на радостях от встречи. Но быстренько справился с чувствами, повел к своей машине, скромно стоявшей в отдалении от здания «Шереметьево-2». Расспросы начались сразу же, как только они тронулись с места.

Ступин просто горел желанием узнать, как прошла операция и что случилось в действительности, а не по слухам, которые бродят по Управлению. И вот тут Евгений не знал, как ему поступать. С одной стороны, конечно, впечатлений масса и поделиться с приятелем хочется. Но с другой, пожалуй, права он не имеет свободно трепаться об операции, хотя бы и с сотрудником того самого Управления. Начальству доложить все и в подробностях – это да, это он обязан. Без разрешения язык распускать, пожалуй, не стоило. Он так честно и сказал Сергею, попросив не обижаться. Тот, конечно, обиделся, правда, самую малость. И тут же, забыв про обиду, сам стал рассказывать о том, что знал.

Оказалось, операция прошла совсем не так хорошо, как представлялось Миронову. То есть задание группа Германа выполнила полностью: вывезла из страны всех, кого требовалось, и не дала американцам их перехватить. Более того, никого из группы американским спецслужбам тоже взять не удалось. Но…

База СОБ в Лиме перестала существовать. Человек, хранивший ее, а также его жена были захвачены и о нынешней их судьбе ничего не известно. Скорее всего, и не будет известно.

Только в части, выполненной Евгением, все прошло спокойно, без кровопролития. Нет, погибших среди членов группы нет, но двое ранены и довольно тяжело. Сейчас они на советском судне идут в Панаму, где самолетом их отправят в Союз. Эвакуировать вертолетами, как это сделали с остальными «германовцами», а также с вывезенными им людьми, не представилось возможным – ранения серьезны. Ступин не знал, кто именно попал под пули, но точно не командир. Работой Миронова довольны, и у него уже появилась кличка.

– Какая? – дернулся Евгений. Очень не хотелось, чтобы прилипло что-нибудь не очень лестное. Хотя с какой стати? Вел он себя, кажется, вполне достойно.

Сергей хихикнул.

– Турист!

Н-да, смешно. Не сказать, чтобы обидно, суть отражает довольно верно, но… Он что, по своей воле на Кубу залетел? Ладно, со стороны виднее. Турист, так Турист. Интересно, кто придумал?

А Ступин продолжал. Начальство находится непонятно в каком настроении. Вроде бы и операция проведена успешно, да вот последствия ее… Захваченные американцами люди, разумеется, были не очень большими шишками в агентуре СОБ, но все же кое-что знали. Да и раненые ни к чему. Не удалось исполнить все чисто и аккуратно. Теперь, конечно же, начнутся разборки: кто виноват, кто недодумал, не предусмотрел, не обеспечил. И тому подобное. Головы не полетят, может быть, даже звездочки останутся на своих погонах. Но ордена получат только те, кого ранили во время проведения операции. Остальным – благодарности и, может быть, денежные премии.

Евгений равнодушно пожал плечами. Ну, не дадут ордена, что из того? Значит, не заслужил. В глубине души он и сам чувствовал, что действительно не заслужил.

А вот то, что денежную премию могут дать – хорошая новость. Квартирку обустраивать надо, деньги ох, как нужны!

– Куда ты меня везешь? – поинтересовался он у Ступина. – В Управление?

– Нет, зачем же? На Полигон. Там теперь с месячишко посидишь, рапорты отписывая, да ведя здоровый образ жизни. Кроссы побегаешь, рукопашкой позанимаешься, теорию позубришь. Обычная процедура, не переживай. Остальные из вашей группы тоже туда подтянутся. Пообщаетесь.

Смысл такого карантина Миронов не понял. Ну, остальным «германовцам» пришлось повоевать. А он-то тут при чем? Провел несколько дней (не считая часов в полицейском управлении города Уачо) практически на курорте, ничуть не напрягаясь и не рискуя жизнью, чувствует себя великолепно. Зачем опять грузить его тренировками и теоретическими занятиями? Эхе-хе, служба государева. Пора бы уже и привыкнуть к тому, что, избрав военную стезю, он перестал принадлежать себе. А тем более теперь после перевода в СОБ. Все, вольных деньков уже не будет. Отсюда вывод: надо еще больше ценить те крохи свободы, которые иногда выпадают. И получать от этого максимум удовольствия.

На Полигоне все было именно так, как и предсказывал Ступин. Иногда Евгению казалось, что его вернули в Георгиевское отделение СОБ. Ну, разве что занятия и тренировки шли с меньшей интенсивностью. А так – очень похоже. Рапортов и докладных записок он за неделю написал целую стопу. Приходилось вспоминать все в мельчайших подробностях, и он не мог понять: то ли это обычная после каждой операции процедура, то ли начальство пытается докопаться до истоков и причин случившихся с группой майора Сидихина проколов. Кстати, никого из группы Миронов так и не увидел. Разместили, наверное, где-то в другом месте.

А кроме письменных рапортов, содержание их он не единожды докладывал серьезным людям, через день приезжавшим в лагерь и вызывавшим его на собеседование. Они никак не комментировали его рассказы, не критиковали и не одобряли его действия. Просто внимательно слушали, задавали вопросы, просили уточнить ту или иную подробность.

Только что наизнанку его не выворачивали. Но об одном, а именно – о «трофейной» зажигалке «Зиппо», он умалчивал во всех бумагах и устных беседах. Причем сам не зная, почему. Вот не хотел рассказывать – и все тут! Вряд ли сам факт отбора у американца Стивенсона его любимой игрушки мог повлиять на отношение начальства к Евгению. Но, с другой стороны, кто его, начальство, знает…

Истекла неделя изнурительных тренировок и не менее изнурительных «собеседований». Евгений уже вошел в ритм такой жизни, не нервничал, дав себе внутреннюю установку: «Так будет всегда». Тем не менее он не удивился, когда после обеда в пятницу его вызвали в канцелярию лагеря, выдали конверт с зарплатой за прошедший месяц, плюс очень солидную премию, пожали руку и сказали, что он теперь может отправляться домой и до понедельника абсолютно свободен. В понедельник же должен явиться, как положено, на службу в Управление. Все ясно, товарищ капитан?

Таким образом, у него появилось два полноценных дня, в течение которых он мог делать, что хотел и идти на все четыре стороны. Экая жалость, что неизвестен номер телефона Наташи! Можно было бы провести эти дни (а также ночи) совсем великолепно. Ну, да ничего, и так он что-нибудь придумает.

Но ничего придумывать не пришлось. Обо всем позаботился Серега Ступин. Похоже, его как прикрепили с самого начала к Миронову – помогать освоиться, так и забыли открепить. Ну что же, Евгений против такой опеки не возражал. Больше знакомых у него в Москве не имелось. Так что за эти дни много чего случилось веселого. Два молодых офицера-холостяка, да с деньгами, да в столице… Пусть воображение читателя дорисует все остальное.

…В понедельник в Управлении он наконец встретился с Сидихиным-Германом. И искренне этой встрече обрадовался. Был рад и майор. Выглядел он неважно. Оказалось, что кроме Лома и Ары, раненых серьезно, пулей задело и его, не сильно, однако майор потерял много крови. Но, как говорится – «остался в строю». Слон отдыхал, а раненых уже переправили в Союз, теперь они лежали в военном госпитале. Врачи обещали, что через некоторое время оба смогут вернуться к работе.

– Что же там случилось? – задал Евгений вопрос, который не давал ему покоя все это время. Ведь его в самом начале операции отделили от остальных и послали выполнять самую безопасную часть. Это понятно, не хотели новичка сразу бросать в огонь, сберегли. Пойди он вместе с остальными – сейчас мог бы не сидеть здесь. И даже не лежать в госпитале. – Почему группа под огонь попала? Что не так спланировали?

Ответ дался майору с видимым трудом.

– Спланировали все, как надо. Но у меня, да и не только у меня есть такое впечатление, что группу нашу ждали и к ее прибытию готовились. План операции разрабатывался и утверждался здесь, в Москве. И если там, – он мотнул головой, как будто указывал куда-то вдаль, – знали о нем, значит, в Управлении завелся «крот».

«Кротами» на профессиональном жаргоне называли вражеских агентов, внедрившихся в разведывательные структуры, или же своих, но предателей, работающих на иностранные разведки.

– Вы думаете?..

– Что я думаю – неважно! – остановил его Сидихин, выделив голосом «я». – Для того чтобы об этом думать, есть другие люди. Ты не задумывался, почему тебя так долго и подробно мурыжили после возвращения с рапортами и допросами?

– Задумывался, конечно, – сказал Евгений. – Но мне казалось, что такова обычная процедура.

Майор усмехнулся невесело.

– Если бы обычная, если бы… Нет, я ведь сразу обо всем, что случилось, доложил. Вот и закрутилась машина.

– Что-то нашли?

– Не имею ни малейшего представления. Во время дознания все материалы засекречиваются. Мы узнаем только результат. Если начальство соизволит нам его сообщить. Придется подождать.

– И вот еще что, товарищ майор, – решился Миронов. – Аргентинца, которого вы эвакуировали, звали де Куэльяр, это я знаю со слов американцев. Но почему они меня за него принимали вначале?

Сидихин коротко рассмеялся.

– А ты так и не понял, простая душа? Вот, посмотри на этого человека.

Он достал из портфеля и протянул Евгению небольшой фотоснимок. Мужчина на нем стоял, опершись на бортик открытого автомобиля, и разговаривал с симпатичной блондинкой в обтягивающей маечке и джинсах. Лицо его показалось Миронову знакомым. Где-то он видел этого дядьку… Но вот где?

Сидихин вновь показал, что умеет читать мысли.

– Думаешь, где ты его видел? Да в зеркале!

Блин, точно! Мужчина на снимке очень походил на Евгения. Ну, не точная копия, но если одеть десантного капитана в такую же легкую рубашечку, дать немного загореть, причесать по-другому, то, на первый (а, может, и на второй) взгляд вполне можно будет принять его за незнакомца с фотографии.

– Это что, наш клиент? – догадался Миронов.

– Он, – кивнул Сидихин. – Хорхе Рамон де Куэльяр. Тридцать лет, не женат, гомосексуальных наклонностей не имеет, курит, выпивает умеренно.

– А девушка кто?

– Похоже, случайная знакомая.

– Значит… – до Евгения стала медленно доходить истина. – Значит, меня и в СОБ взяли, и в операции задействовали только из-за сходства с аргентинцем?

Майор совсем развеселился.

– Ну, братец, ты и сказанул! Ваше сходство – это чистое совпадение! Которое очень кстати нам пришлось. Невелика птица этот Куэльяр, чтобы для него специально двойника искать. А так небольшое облегчение нам получилось. Пока ЦРУшники на тебя отвлеклись, ребята настоящего аргентинца вытаскивали, а заодно с ним и америкоса. Это нам дополнительное время дало. К сожалению, – сухо добавил он, – недостаточно его оказалось. Пришлось прорываться. Там ребята и схлопотали по пуле. И мне досталось.

Он повел плечом, лицо сморщилось от боли.

– Ну, ничего страшного. До свадьбы заживет. И ты нос не вешай. Главное – выпускной экзамен ты сдал. Можешь теперь на штабных крыс смотреть свысока. Мы с тобой еще не такие дела прокручивать будем, Турист!

С тем Сидихин и ушел. А у Евгения остался нехороший осадок на душе. Его использовали «втемную», подставили американцам как надувную куклу, как подсадную утку для охоты. И ничего о его действительной роли в предстоящей операции не рассказали. Может быть, он действовал бы более убедительно, зная настоящий расклад карт. Хотя… Он в СОБ без году неделя и не ему решать, как нужно проводить боевые операции и кого следует оповещать об их деталях. Но все равно противно как-то…

А дальше служба покатилась словно сама собой.