Этот старинный дневник я обнаружил случайно среди книг библиотеки моего деда, единственным наследником которого, так уж вышло, я оказался.

Правильно произнесённая, наша фамилия для уха, привычного к русскому, звучит необычно, хотя где-нибудь в Плимуте, Ливерпуле или Дувре её носителей наверняка пруд пруди. Тем не менее, насколько я знаю, никто из моих предков не стремился переделаться в Морлова или в Морелина. Так что я — по-прежнему Морли. Правда, в паспорте переиначено в «Морлей», написание и произношение русифицировано, подобно фамилии актрисы Варлей, популярной у поколения моего дедушки. Это слово тоже, конечно, более правильно выговаривать как «Варли».

Впрочем, речь не обо мне. И даже не о моих пращурах. Рассказать о нашей фамилии необходимо в связи с находкой, которую когда-то сделал какой-то из моих несколько раз прадедушек. По крайней мере я так думаю, что дневник нашёл кто-то из тогдашних Морли. Иначе как бы эта книга оказалась в библиотеке моего деда? Он ведь не был историком, его профессия не подразумевала работу с текстами и документами, дедуля просто любил читать. И каким образом этот антикварный «блокнот» попал к нему, я не знаю. Вот по какой причине Морли оказались в России, мне известно. Из поколения в поколение сохранялось семейное предание об импортированном Петром Первым английском мастере-корабельщике, но об этой рукописной книге в кожаном переплёте в нём ни разу не упоминается.

Я тоже не имел никакого отношения к науке истории или к работе с текстами, как научными, так и художественными. Однако мой прадедушка Морли однажды, лет триста назад, по всей вероятности, нашёл бочонок, выброшенный морем, на берегу родины моих предков по отцовской линии. Затем его сын или внук очутился в молодой империи Петра Первого Романова и со временем обрусел. По прошествии столетий я нашёл этот дневник среди унаследованных книг. И мне пришлось браться за изучение истории и языка предков. Так поневоле я и превратился в переводчика дневника Джона Дарси из рода Волка…

Немало времени понадобилось мне, чтобы ознакомиться с содержанием записок. Английский язык «золотой эпохи пиратства» существенно отличается от современного первого международного. И хотя я в общем-то владел «инглишем» куда лучше, чем на школьном уровне «май нэйм ис Колья», «фак ю» и «мадэ ин уса», доступном большинству населения бывшего СССР, но трудности чтения и понимания иногда зашкаливали.

Вначале я хотел переписать дневник на современный английский, но затем решил, что когда перед отлётом выложу сканированные страницы (кроме одной) на вебсайте, то все люди, знающие английский язык, сумеют прочесть и без моей помощи, если захотят. Поэтому сделал перевод на тот язык, на котором думаю. Родной для меня самого, а не для моих далёких предков. Этот перевод я тоже обнародую под каким-нибудь псевдонимом. Мне кажется, что вначале текст должен восприниматься как художественное, литературное произведение. Так будет идеологически правильно. Не заявлять же с первых слов, что всё изложенное в этой книге — истинная правда и карибские викинги никакой не миф и не историческое допущение!..

Стилистика моего перевода со староанглийского на более-менее современный русский, перевода местами отрывочного и сумбурного, возникла под давлением обстоятельств, вынужденно. Фрагментарность самих дневниковых записей усугубилась печальным фактом. Не все листки уцелели в течение веков, жестокое время не пощадило часть страниц, поэтому что-то приходилось дополнять самостоятельно, исходя из логики происходившего. Местами сырость, враг всех документов, написанных в открытом море, настолько испортила старые чернила, что они расплылись в сплошные выцветшие кляксы, и прочесть слова становилось просто невозможным. Порою и сам рукописный текст превращался в бессвязный набор фраз и сокращений, и уловить его смысл при всём желании почти не удавалось.

Поэтому я так и не узнал, что случилось с Джекменом, втравившим автора записок в историю. И с другими карибскими деятелями той эпохи, желавшими использовать Джона Уилсона в своих планах, которые он решительно не принял. Почти не сохранилось страниц с описанием захвата острова Дракона и кровавого уничтожения племени островитян, что случилось в отсутствие флота, полным составом совершавшего очередной викингр. Нет в дневнике и внятных сведений, почему так странно вёл себя зловещий Чёрный Пират, какие боги принуждали его к загадочным поступкам. И почему доктор оказался в трюме с невольниками? Неужели коварный вожак «Чёрного ангела» действительно был настолько дальновидным и прозорливым, что предощущал дальнейшие события и попытался загодя внедрить своего шпиона… Да уж, без мистики во всей этой истории не обошлось точно! Чем дальше я углублялся в неё, тем отчётливей понимал, что слова автора записок о внимании небесных покровителей, не оставляющих людей без пригляду, не просто метафора, употреблённая в переносном смысле. Нечто таинственное, неуловимое обычными органами чувств, но совершенно реальное для участников той истории рядом с ними постоянно присутствовало. Но увы, некоторые из записей, возможно, содержавших в себе объяснения, остались для меня тайной за семью печатями. Приходится автору дневника поверить на слово.

Поэтому я не знаю, насколько соответствует реальности мистическая легенда о хранящей и направляющей силе копья, которое увезли за океан викинги дружины, дерзнувшей уйти гораздо дальше на запад и на юг, чем драккары Эрика Рыжего. Магический Гунгнир, или копьё, выдаваемое за него, — по многим свидетельствам, активно участвовал не только в древней, а и в новой и даже в новейшей истории Европы. Но вопрос: то ли это копьё?.. Быть может, настоящий Гунгнир покоится на дне морском и ждёт своего часа. Неподалёку от мыса, изображённого на странице, электронный скан которой я не намерен выкладывать в открытый сетевой доступ…

Также я не совсем прояснил для себя истинную мотивацию решения уцелевших корсаров Чёрного Сокола взять курс обратно в Европу. Они могли скрыться в недоступных, малоисследованных или вовсе «не открытых» ещё краях, переждать и вернуться, когда страсти по викингам поулягутся. Нетронутых терра инкогнит Нового Света в те времена ещё оставалось немерено! Слабо верится, что опытнейшие воины в здравом уме всерьёз надеялись, что сумеют нанести ощутимый вред хотя бы одному прибрежному городу Старого Света или так же успешно корсарствовать в водах Ла-Манша, например, как они это делали в водах Карибского моря. Хотя, если поразмыслить, но большому счёту разве мы, современные люди, способны до конца понимать, что творилось в душах и умах наших далёких предков…

Коротко говоря, всё, что сохранилось на страницах дневника, что мне удалось распознать, расшифровать, увязать между собой, то я изложил. Мореход Джон Ульвссон вообще был скуп на описания, но надо отдать ему должное: при всех тяготах существования, при всех испытаниях, выпавших на его долю, он регулярно делился с дневником своими чаяниями и мыслями как мог. Кое-где мне приходилось даже немного приукрашать, чтобы повествование не выглядело совсем уж сухим и «репортажным».

Но каким бы оно ни было — лично я искренне поверил в то, что в этой рукописной книге содержится не досужий вымысел, но память о событиях, реально имевших место в истории освоения европейцами Западного полушария.

Хотя никаких неоспоримых подтверждений достоверности мне пока разыскать не удалось.

Долгие месяцы я искал в исторических хрониках упоминания, какие-то остаточные сведения, хотя бы намёки. Ничего нет. Возникает такое ощущение, что королевские фамилии тщательно вытравили любые упоминания о карибских викингах, которые успешно били их не только в девятом-десятом веках, но и несколько столетий спустя. Ведь не только советские историки по заданию партии переписывали учебники истории и подчищали архивы. Уверен, этим занимались все власть предержащие во все времена и у всех народов. Кому охота признаваться в своей слабости…

И я до сих пор не определил, какой именно из карибских островов хранил в себе остатки последнего драккара воистину первых европейцев, увидевших воды Карибского моря за несколько веков до Колумба и его соратников. Вполне может быть, остров Дракона давно поглотила морская пучина — небесные покровители ведь отвернулись от карибских викингов, и удача оставила их, если верить словам капитана Джона…

Хотя слово «если» — совершенно лишнее. Кому же верить, как не викингам? Об их человеческих качествах ёмко, исчерпывающе сказано в исторической справке, популярной на веб-ресурсах, посвящённых древним корсарам:

«Этих людей боялись.

Этих людей проклинали.

Этими людьми восхищались».

С материнским молоком впитавшие северную доблесть и приверженность суровым северным богам, они не искали лёгких путей. В поисках славы они покидали свои студеные земли и отправлялись бороздить моря и покорять новые территории. Эти люди вошли в историю и остались в ней навсегда — под гордым именем викингов.

В самом слове «викинг» живёт романтика. Ни один другой народ не может сравниться колоритностью с образом этих бешеных белокурых гигантов, державших в страхе добрую половину побережья всей Европы. От знойной Африки до льдов севера России едва ли найдётся берег, не усвоивший, что означает знамя с изображением ворона, сокола или орла.

Фигуры устремленной вперёд птицы окружали древнескандинавских воинов на протяжении всей жизни: они встречаются на металлических украшениях костюма, накладках на оружие и сбрую боевых коней, монетах и рунических камнях — вечных памятниках посмертной славы. Хищная птица была верным и жестоким спутником военных дружин, глашатаем и завершителем битвы.

Достойно жить и, главное, достойно умереть было основным понятием кодекса чести викинга. Их рассказы и героические повести полны невероятных свершений и побед, купленных ценой собственной жизни. Оставить после себя историю, достойную уст скальда, быть знаменитым за своё бесстрашие — вот что было главным.

Лишь глупец боится смерти и избегает битв, не думая о том, что придёт старость, защиты от которой ни за что не сыскать…

В боях и суровых водах Северного моря отвага была одним из неизменных и самых необходимых качеств в сердце викинга. Жить, беспрерывно сражаясь со своей судьбой; умирая, встречать свой конец, каков бы он ни был, с отвагой и спокойствием. Многие герои саг умирали в мучениях, часто под пытками, но со стоицизмом краснокожих индейцев. Только самый ничтожный человек мог показать свой страх. На первый взгляд дикари и варвары, викинги при этом обладали богатым устным поэтическим творчеством, резали сложнейшие орнаменты по дереву, создавали величественные статуи и разнообразнейшие украшения.

Они жили, ценя свободу, храбрость и острый ум.

И эти люди, суровые и поэтичные, несомненно, более чем достойны того, чтобы их помнить.

Скальд карибских викингов, Томас Харальд Хэнсон Тринадцатый, однажды сказал побратиму Джону из рода Волка: «У человека до последнего вздоха остаётся шанс поймать удачу за крыло! Пока мы живы, всегда можно что-то изменить или хотя бы попытаться! Жизнь — это всего лишь попытка…»

Значит, другой живой всегда может подхватить знамя из рук тех, кто пытался до него.

Я живой. И я попытаюсь.

А сам побратим Джон на последней странице своего дневника написал слова, которые теперь являются моим девизом:

«Кто никуда не плывёт — тому попутных ветров не бывает».

Я завершил перевод и разместил его на веб-сайтах. Все, неравнодушные к теме карибских корсаров, могут прочесть историю Джона Уилсона, велением судьбы ставшего конунгом викингов. Вскоре я вновь улетаю в Лондон, буду продолжать поиск на родине моих предков по отцовской линии.

Цель моей жизни отныне: узнать, доплыл ли последний драккар до Европы.

Основание надеяться, что капризная Удача всё же вновь повернулась к нему лицом, даёт мне один рисунок из дневника. Автор записок схематически изобразил участок береговой линии. Возможно, именно туда, по одному ему известной причине, капитан прокладывал курс «Святого копья». И я установил со стопроцентной точностью по старым картам, что этот берег отображает ту прибрежную местность, из которой прибыл в Россию мой предок, много раз прадедушка Морли. Если именно там был найден бочонок, тогда, быть может, неподалёку до сих пор лежит на дне затонувший «Вегейр»? И почему бы не допустить вероятность, что в бочонок Джон Ульвссон поместил только дневник, а Копьё Судьбы осталось на борту?.. Или, быть может, бочонка вообще не было, и на берег выбросило обломки самого фрегата… Так или иначе, на странице, содержание которой я в текст перевода не включил, есть прямое свидетельство: Джон Уилсон в итоге твёрдо решил, куда именно поведёт фрегат. Он был чрезвычайно умный и трезвомыслящий человек.

Не предвидел автор дневника лишь одного. Что историю, изложенную в записках, примут за авторский вымысел. Иначе как ещё объяснить, что в нашем роду эта раритетная книга в чёрном кожаном переплёте, скрепившем пожелтевшие и посеревшие от времени ломкие бумажные страницы, заполненные выцветшими строчками записей и редкими рисунками, только сохранялась? И никто из моих прадедов не предпринял никаких действий по розыску Гунгнира? Дневник просто переходил от отца к сыну, от деда к внуку и пылился, пока его не прочитал я, много раз правнук.

Джон Ульвссон и его соратники были корсарами по крови, наследственными. Потомками норманнов, лучших морских воинов и путешественников своего времени, во многом сформировавших облик Европы.

Но ведь и я имею непосредственное отношение к морю и кораблям. Потому что наследственный кораблестроитель. Так уж вышло, что с петровских времён мужчины нашей семьи не стремились заниматься чем-то другим. В частности, поэтому и мой дедушка когда-то оказался в этом южном причерноморском городе, абсолютно заслуженно прозванном Городом Корабелов, на верфях которого родилось множество кораблей флотов вначале Российской империи, а затем Советского Союза.

Теперь я абсолютно уверен, что судьба ничего не подкидывает человеку просто так.

Где-то там, на небесах, звёзды расположились таким образом, что память о карибских корсарах-викингах, запечатлённая в книге для записей, не рассеялась в нескончаемом потоке войн и революций, дождалась меня. Каждая книга на свете для кого-нибудь, да пишется. Эта книга наконец-то обрела своего неравнодушного читателя.

И совсем не случайно последняя страница по большей части осталась незаполненной. На чистой бумаге можно писать историю дальше.

Я отправляюсь за копьём Одина.

Викингр продолжается…