Когда археологи находят что-либо необычное, то у них невольно возникает соблазн объяснить это необычное, так сказать, с привлечением сверхъестественных сил: а не мог ли меч предназначаться для ритуальных целей, то есть служить не человеку, а богам?

Как пишет Лукиан, у скифов были два противостоящих друг другу бога: бог жизни - ветер, разносящий дождевые облака и цветочную пыльцу, вздымающий волны, бьющий в лицо всаднику, когда он на полном скаку мчится по степи, и меч - бог смерти.

Обычно для поклонения выбирался древний, заслуженный меч, уже отслуживший свой век. Скифы устанавливали его на горе хвороста. По мере того как хворост проседал, скифы втаскивали на гору все новые и новые вязанки, и таким образом пьедестал для божества оставался неизменным и даже рос.

Обряд, связанный с поклонением мечу, был прост и страшен: на лезвие меча лили свежую кровь убитых врагов. Ржавеющее божество требовало все новых и новых жертв.

И еще одно назначение было у меча. Когда друзья хотели, чтобы их дружба сохранилась до конца дней и стала братством, они совершали обряд побратимства. В большую чашу наливали вино, потом побратимы делали надрезы на руках и смешивали в вине свою кровь, после чего в ту же чашу погружали меч, стрелы, секиру и копье. Вино, смешанное с кровью и освященное оружием, делало друзей братьями.

Но, зная о кровавых обрядах скифов, зная об их войнах и грабежах, о человеческих жертвоприношениях, зная, что они коллекционировали скальпы своих врагов и отделывали золотом их черепа, превращенные в чаши, извлекая из земли вещественные свидетельства этого, мы не испытывали к скифам ни отвращения, ни ужаса и не собирались их осуждать. Ведь они не ведали, что творили. Они, по существу, даже не знали, что такое смерть, не представляли себе истинную цену человеческой жизни. Смерть в сражении была для них залогом вечной счастливой жизни в стране теней. И скифы, наверное, больше всего боялись не погибнуть, а остаться непогребенными, остаться без заботливо уложенных родичами вещей, которые должны были служить им в вечной жизни. Они играли со смертью и не понимали, что играют.

Даже к грабителям мы относились благодушно, ведь в чем-то они были нашими коллегами. Погребения, на две трети опустошенные и раскиданные грабителями, лежащие в них остатки дорогих, очень нужных в быту вещей, с которыми без всякого сожаления расстались родичи покойного, - эта противоречивая картина тоже была как бы письмом из далеких веков. С одной стороны, дружба, родовая спайка, бескорыстие, братство, с другой - жажда обогащения, не останавливающаяся ни перед чем. Такой была эта эпоха - эпоха возникновения классов, государств, цивилизации.