Никогда не забуду, какое впечатление произвела на меня дельта Волги. Истина, что Волга впадает в Каспийское море, подверглась сомнению. Где Волга? Под крылом самолета поблескивали протоки, один величиной с Пну, другой - со Свиягу, третий - с целую Оку. Будто реки и речушки, составившие Волгу, перед финишем взяли и разбежались.
Словом, не только в ирригации, но и в самой природе бывает так, что воды не собираются, а, наоборот, делятся.
С. П. Толстов уже в первые годы работы в пустыне заметил, что рисунок древней оросительной сети больше всего напоминает дельту реки.
Это не простое сходство.
У Амударьи сложная история. То она текла в Каспий, то в Арал, то разливалась широкой заболоченной дельтой перед хребтом Султан-уиз-дага, впадая в озеро, которое сама образовала.
Обе пустыни по ее берегам, Каракум и Кызылкум, полны следами ее русел, озер, долин. В образовании пустынь повинны не одни солнце и ветер, но и Амударья. Ей обязаны своим существованием и зеленые оазисы, и выжженные пески.
Пустыня состоит не из одних песков. Тут и там встречаются равнины такыров. Едешь в машине между барханами, тревожно гудит мотор, то и дело зовя людей на помощь, чтобы подтолкнули, бросили жерди или доски под колеса, а иной раз и устлали машине дорогу кустами, брезентом, чем угодно. Но вот машина выскакивает на такыр, плотный и гладкий, как асфальт, мчишься с ветерком и радуешься жизни. До новых песков.
Такыр - прекрасный пьедестал для археологического лагеря, великолепная естественная танцплощадка, а самое главное - место скопления разнообразнейших находок: здесь найдено большинство кремневых орудий первобытности, монет всех эпох, терракотовых статуэток, не говоря уже о керамике. Словом, с такырами у нас связаны самые лучшие воспоминания.
Между тем такыр - это, как говорится, пустыня в пустыне. Он мертв, бесплоден и гол. Все живое таится в песках.
Такыры лоснятся на солнце. Они способны отразить и голубизну неба, и лунный свет. Многие из них были днищами озер, стариц, протоков и, наконец, полями, которые тоже становятся зеркалами во время полива. Вода ушла, и зеркала потускнели.
В старой казачьей песне про реку Урал поется, что течет она, «бережки урываючи». В еще большей степени это можно сказать про Амударью. Вот река, что никак не может ужиться с собственными берегами.
Середина лета. В далеких горах, откуда начинает свой бег Амударья, бурно тают снега. Наступает половодье. Река несет многие тонны ила и откладывает их у берегов. Во время разлива она течет уже по самому гребню созданного ею вала наносов. И скатывается с него в более низкие места, ищет новую дорогу. Сейчас ее ограждают дамбы. Но и дамбы не всегда бывают помехой, особенно когда река, задыхающаяся от наносов, всей своей мощью навалится на один из берегов.
В VI веке нашей эры хорезмийский царь Африг, заслуживший, по словам великого ученого Бируни, дурную славу своей жестокостью, соорудил на берегу Амударьи внутри крепости ал-Фир высокий замок.
«И был ал-Фир крепостью… с построенными из глины и сырцового кирпича тремя стенами, одна внутри другой, следуя друг за другом по высоте, и превосходил все их замок царей… И был ал-Фир виден с расстояния десяти миль и более». Через шесть веков прекрасный замок стал добычей реки, рухнув туда вместе с берегом, на котором стоял.
Но что говорить о далеких временах, когда уже на памяти нашего поколения Амударья смыла, кусок за куском, прежнюю столицу Каракалпакии - Турткуль!
Таков характер этой реки.
Сначала люди мирились с ним, приспосабливались. Не пожелала, например, река течь по Узбою, и люди ушли с его берегов. Но уже в глубокой древности наступило такое время, когда человек, столкнувшись с капризами реки, впервые проявил свой собственный характер.