Безлюдные ночные улицы вывели Брэка и его спутника к Сухим воротам, за которыми начиналась старая военная дорога Суллы. В просвещённой Рие ворота на ночь никогда не запирались. Это подчёркивало, что столица Лирийской империи может не опасаться нарушения покоя. До самого рассвета через семь ворот по объездным улицам спешили крестьянские телеги, нагруженные всем, что только возможно взрастить на благодатной южной земле. С наступлением дня движение гужевого транспорта прекращалось, и улицами безраздельно властвовали пешеходы, которым иногда только приходилось уступать дорогу верховому или богатой карете.

Здесь, в провинции, эльф надеялся встретить то же самое, на худой конец он ожидал увидеть наглухо запертые с наступлением темноты ворота. На деле всё оказалось иначе. Ещё издалека их внимание привлекли четверо стражников, стоявших у ворот в пятачке света от стенных факелов.

— Это ещё что такое? — негромко спросил Торки, которому ночное бдение вооружённых мужиков показалось не просто подозрительным, а прямо-таки угрожающим. — Неужто по нашу душу?

— Не думаю, — сказал после секундного размышления Брэк. — Слишком быстро. И ещё, когда ловят, обычно ставят дюжину, а не четвёрку. Да и вид у них больно рутинный. Но на всякий случай давай держаться в тени. Подберёмся поближе, попробуем выяснить, в чем дело.

Солдаты вяло курили, а свет факелов превращал для них весь остальной мир в непроглядное сгущение чернильной темноты. Стук копыт, издалека слышный на гулкой ночной дороге, вывел их из состояния небрежной расслабленности.

Два парня схватили пики, прежде подпиравшие стену, и встали посреди дороги. Только теперь Этан Брэк обратил внимание, что городские ворота несколько изменились: в широкой створке была проделана дверь, как раз по ширине повозки. Всадник попридержал лошадь.

— Стой! Стой! — заорал один из стражников, — плати подать за въезд в Осэну. Ночью двойные деньги.

Мужчина видимо уже был знаком с правилами, поэтому безропотно развязал кошель и уплатил требуемую сумму. Тем временем другой стражник устроился за импровизированной конторкой, прибавил свету в фонаре и важно осведомился:

— Ваше имя, звание, цель приезда в Осэну?

Приезжий назвал себя и указал, что прибыл в Осэну по поручению своего хозяина с коммерческой целью.

— Вот ведь гады, — с чувством прокомментировал Торки выразительным шёпотом, — развели бюрократию. Глядите: всякого, кто въезжает или выезжает, в специальную книжицу записывают.

— Ясно, — также негромко ответил Брэк, — мы наблюдаем нововведение местного прокуратора, которое, по моему разумению, призвано убить сразу двух зайцев: пополнять городскую казну и воспрепятствовать проникновению в город нежелательных элементов в лице нищих, бродяг и иных склонных к нарушению закона граждан.

— Почему-то мне не показалось, что в городе не хватает нищих и бродяг, — проворчал Торки.

— Естественно. Это пускай прокуратор думает, что нет способа проникнуть в город без записи в милой его сердцу летописи проезжающих. Я уверен, что способ такой имеется, и не один.

Эльф оглянулся и потянул друга в узенький кривой проулок между старыми покосившимися сараями.

— Уверен, немалая часть прибывающих в Осэну обходится иными, пускай и менее удобными проходами.

Они неспешно шли вдоль старой крепостной стены, уже не одну сотню лет опоясывающую город. Проход обнаружился достаточно скоро. Чахлые кустики не могли скрыть пролом в стене. Луна отлично освещала доски, которыми безуспешно пытались залатать даровые ворота в Осэну. С завидным упорством доски отдирались или просто выламывались. Власти понимали, что заделать такие дыры намертво просто невозможно, но они старались. Конечно, провести через пролом лошадь или повозку было немыслимо, но вот человек мог пробраться спокойно.

Крепостная стена, сработанная на совесть, в отдельных местах доходила до десяти шагов. Пролом, широкий в начале, дальше сужался, но и его ширины хватало для целой колонии бродяг, вповалку храпящих у стен. От них отчётливо разило перегаром и мочой. Торки брезгливо скривился, но промолчал, и вздохнул с картинным облегчением, когда они с Брэком выбрались наружу.

Примерно через час они свернули вбок к лесистым округлым холмам, которые простирались до самого горизонта, где подпирали небесный свод невидимые ночью горы.

— Конечно, я вырос в лесах, и ночное зрение меня пока, хвала богам, не подводит, — ворчал фавн, когда они углубились в заросшие обильным подлеском дебри, — но мне не очень-то по душе таскаться по зарослям.

— Идя через лес, мы здорово сокращаем дорогу.

— Отчего же местные не проложили тут дорожку, хоть бы протоптали тропу, что ли.

— Местные сюда не ходят, — эльф не испытывал ни малейших неудобств от хождений по ночному лесу. — Они считают, что леса тут прокляты и населены разного рода чудовищами.

— И это правда?

— Насчёт проклятия или насчёт чудовищ?

— Насчёт чудовищ. — Торки нервно оглянулся. — Я уже давно в городе живу, отвык от всяких там лесных неожиданностей.

— Нет здесь никаких чудовищ, — отмахнулся эльф. — Лет триста назад может, что и водилось, а сейчас нет. Суеверие одно и осталось. Но меня это вполне устраивает: никто за нами сюда не сунется.

— Суеверие, не суеверие, — бормотал себе под нос Торки, а только не больно-то охота столкнуться с кем-нибудь зубастым и злобным.

— Можешь идти спокойно, оставшиеся в живых зубастые и злобные сами не жаждут встретиться с нами. Это я тебе как профессор монстрологии говорю.

Фавн пробормотал что-то об ошибках науки, но оглядываться поминутно перестал. На память ему пришло недавнее путешествие на «Ночной птице». Он с удовольствием вспоминал обходительного капитана, весёлую команду. Невольно вспомнился и попутчик. Торки ощутимо помрачнел.

— Но Осокорь-то наш каков! — возмутился он, мысленно возвращаясь недавним событиям, — ишь Марин Тулий выискался! — Торки покосился на Брэка и проглотил ругательство, которое просилось на язык. — Кто мог подумать, что такой симпатичный простецкий мужик окажется совсем не тем, за кого он себя выдавал.

— Я мог, — заметил Брэк, — меня с самого начала насторожила его избыточная откровенность. Открытость, брат ты мой, она тоже свои пределы иметь должна. А тут нате вам, как на ладони, весь славный парень Осокорь, у которого в запасе ещё патрицианское имя и парочка запечатанных тубусов с документами.

— А вы, что же в его вещах успели порыться?

— И не только в его. Я ещё и сундучок капитана осмотрел. Хорошо запомни на будущее: такими открытыми бывают только хорошие шпионы. Кстати, наш любитель лошадей не пытался расспрашивать тебя в моё отсутствие?

Торки посвистывал с самым беспечным видом, а тем временем в его кудлатой голове проигрывались их разговоры с Осокорем. Вроде бы так, ничего особенного, что выходило бы за рамки дружеской беседы партнёров за карточным столом. Обыкновенные вопросы и обыкновенные ответы. Обыкновенные, не встречай Осокоря на пирсе напомаженный адъютантик.

— Если честно, — наморщил нос парень, — случился один подозрительный разговорчик.

Брэк остановился.

— Вспомни во всех подробностях, что ты ему сказал.

— Да я был готов, — принялся оправдываться парень, — он мне, мол, куда и зачем едем, а я ему правдоподобную сказочку, но с кусочками правды, чтобы мог проверить, коли охота. Меня ещё в детстве старшая сестра так врать научила. Её сроду никто на чистую воду вывести не мог.

— Да? — насторожился Брэк, — и что же ты сочинил?

— Зачем же сочинять, — не без гордости ответил фавн, — я скормил нашему не в меру любопытствующему попутчику великолепную полуправду, сдобренную для пущей убедительности настоящими именами и названиями. Вы, говорю, мужчина ещё сравнительно молодой, а посему у вас родня по всей империи пораскидана. И вот среди многочисленных дядюшек и тётушек сыскался один чудик, которого угораздило на старости лет податься в философы. Осел этот дядюшка по материнской линии в тёплых краях и не общался ни с кем лет эдак с двадцать. А теперь оказалось, что он стал стар и недужен, к тому же, как на грех, приютил какого-то сироту. В связи с таким раскладом семейных дел вас командировали дедка домой забрать, а приёмыша в школу какую-нибудь приличную пристроить.

Торки хихикнул с довольным видом.

— Согласитесь, ловко я всю ситуацию переиначил. Блеф, как он есть, да ещё по самому высокому разряду. Для достоверности я несколько названий ввернул: мол, нам, честным парням, от хорошего человека скрывать нечего. Дедульку-оригинала кличут Антонием, а обосновался он в Камышовом плёсе. Согласитесь, я совсем как настоящий шпион действовал. Ни о Втором консуле, ни о каких наших иных рийских знакомых ни словечком не обмолвился.

Эльф застонал:

— Ты ни в коем случае не должен был упоминать об Антонии и мальчике!

— Откуда мне знать! — обиженно вскричал фавн, — сами только и твердили: не задание, а так, лёгкая прогулка. Заодно и к другу детства заскочим, заберём мальчика. Сделаем сразу два дела.

— Дурак я, — мрачно констатировал Этан Брэк, — тебя пожалел. В Рие оставить не мог, побоялся, что схватят и запытают до смерти. И меня бы выдал, и сам погиб.

— Не выдал бы, — зло огрызнулся Торки, которому причина его поездки в Осэну показалась очень обидной, — плохо вы меня знаете!

— Зато я хорошо знаком с методами Первого Безымянного. Любой ломается рано или поздно, если ему не посчастливится умереть. Иногда ломаются как раз ради того, чтобы умереть.

— Я же не знал, — сказал Торки после непродолжительного молчания. — Когда б вы сказали мне, я бы рта не раскрыл.

— Это моя вина, а не твоя. Мне следовало подробно объяснить тебе, что можно говорить, а что нельзя. Просто я думал, что в моем распоряжении больше времени. К тому же я не ждал от них такой прыти.

— Стойте, стойте, кто эти таинственные «они»?

— Не знаю, Торки, не знаю. Могу лишь сказать: в Рие есть очень влиятельные люди, которые пойдут на многое, чтобы помешать нам. Предположим, Осокорь сразу отправит людей в Камышовый плёс. Если ускоришь шаг, с учётом срезанного расстояния у нас есть шанс опередить их.

— Да бросьте вы, — Торки яростно отмахивался от неизвестно откуда взявшейся мошкары, — чего это вдруг ему на ночь глядя снаряжать отряды? Поверьте мне на слово, я этого мужика за неделю досконально изучил. Он сперва в баню сходит, отужинает, выспится, а поутру указания всякие раздавать начнёт. Осэна — не Рия, где у него наготове пара тысяч всадников. Пока приказ спустят, до его выполнения ещё час — полтора. Так что у нас фора. Да что ж вы так кусаетесь! — последнее эмоциональное замечание относилось к комарам, которые противным зудящим облаком следовали за путешественниками.

— Болото близко. А что касается Осокоря, молю богов, чтобы ты оказался прав.

Они вышли на заброшенную дорогу. Некогда торная и широкая, она теперь заросла травой, среди которой то тут, то там поднимались величественные лопухи.

— По дороге мы выйдем к дамбе, опоясывающей заболоченную низину. На открытом воздухе ветерок сдует всю эту гнусь. — Эльф брезгливым щелчком отбросил в сторону прихлопнутого на щеке крупного комара.

— Надеюсь, надеюсь, — бормотал Торки, осатанело хлеща себя веткой, — не то ведь заживо сожрут, кровососы!

— Странно, — заметил Этан Брэк, которого тучи мошкары казалось бы, почти не беспокоили, — ты по природе своей лесной житель, а комаров боишься.

— Конечно, — ответил фавн, — мы сроду не жили возле мерзких болот. А супротив обычных, лесных комариков старуха Сычиха такое изумительное снадобье варила, — он зажмурился, с сожалением вспоминая чудодейственное снадобье, — правда, оно несколько пованивало, но ни единый тонконогий кровосос на фут не подлетал. Уж не знаю, что она в котел клала, помню только, всех мальцов заставляли лисий хвост собирать. Жаль, не знаю я Сычихиного секретика.

Как и обещал Этан Брэк, дорога вскарабкалась на насыпь, которую лишь из уважения к труду её создателей можно было именовать дамбой. Дамба отделяла болотистую низину, заросшую высоченным камышом и ракитником, от деревень, в которых никто не жил со времён последней войны.

— Что это? — поёжился Торки, бросая встревоженные взгляды на полуразвалившиеся купола небольших каменных строений, выступавших из пожухлой травы.

— Мавзолеи, — спокойно объяснил Брэк, — всего лишь сциллийское кладбище. Местные жители заботятся о своих умерших гораздо лучше, чем о живых. Дома они стоят из подсушенной глины, а более дорогой камень приберегают для последнего пристанища. Поэтому кладбище стоит, а от деревни почти ничего не осталось.

— Жутковато здесь, — фавн не мог отвести взгляд от ближайшего строения. Холодный лунный свет позволял разглядеть каждую щербинку в старинной вычурной кладке мавзолея.

— Успокойся, Торки, мы идём всего лишь мимо заброшенного погоста, ничего страшного или опасного здесь быть не может. Очень уж давно люди покинули эти места. Смотри в другую сторону, если руины тебя так беспокоят.

— Посмотришь тут, когда развалины так и притягивают взгляд, да ещё этот запах!

— Какой запах? — насторожился эльф.

— Разве не чуете вонь?

Брэк принюхался. Хотя он обладал обонянием гораздо более тонким, чем обычный человек, ничего странного в ночном воздухе ему различить не удалось. Болото дохнуло гниловатой сыростью, от дороги тянуло тёплой глиной, но все это перебивал пряный до омерзения аромат дурнишника, чьи плети с бледными свечками цветов обильно оплетали придорожные кусты. Вся эта какофония запахов не имела ни одной тревожной или необычной ноты.

— Хоть убей, не чую!

— Везёт вам, — хмыкнул Торки, — мне же оно так у ноздри и лезет.

Этан Брэк забеспокоился. Не исключено, что чувствительный нос фавна ухитрился уловить нечто подозрительное или даже опасное.

— Опиши запах.

Парень на секунду задумался, втягивая ноздрями воздух как сильное молодое животное.

— Вы станете смеяться, но воняет пропавшим маслом и чесноком. Словно дурной повар вознамерился зажарить тухлый чеснок на прогоркшем масле.

— Ты уверен? — эльф замер, пристально вглядываясь в ночь.

— Не сомневайтесь, пакость редкостная, захочешь, не перепутаешь.

— Дело плохо, где-то неподалёку мгляк. Попытайся хотя бы приблизительно определить, откуда исходит запах. Фавн зажмурился и дышал тихо-тихо, позволяя воздуху самому втекать в лёгкие.

— Думается мне, он впереди чуть слева, шагах двухстах. А что это за зверь такой — ваш мгляк?

— Если бы он был просто зверем, я сказал бы, что нам повезло.

— Может, убежим, пока не поздно? — с надеждой спросил Торки.

— Уже поздно, — ответил эльф, — раз ты почуял его, он нас заметил наверняка. Учитывая то, что мгляк без труда обгоняет лошадь, убежать мы не успеем. Остаётся одно — идти вперёд.

Руны на его посохе, которые Осокорь принял за причудливые украшения, засветились приглушенным серебристым светом, и с обоих концов выдвинулись призрачные клинки, превратившие красивую безделушку в глефу. Фавн невольно отшатнулся.

— Все в порядке, друг мой, это всего лишь оружие. Возьми свой меч и встань позади меня чуть справа. — Голос Брэка оставался спокойным, — мгляк убивает не ради банальной плоти, он питается страданиями, которые испытывает жертва перед смертью. Нередко за ним следует компания нахлебников-прилипал. Они и доедают трупы.

— Мне это нравится все меньше и меньше, — Торки сжимал в руках меч-полуторник, который до поры лежал среди их вещей, — вам доводилось встречаться с этой нечистью раньше?

— Нет, но вот в книгах читал.

— А там говорилось, кто обычно доедает за ним?

— Говорилось, — негромко ответил Брэк, — самые безобидные их них — шакалы-падальщики, но могут встретиться гули или какие-нибудь другие трупоеды. И ещё: передние лапы мгляка удлиняются, на когтях яд. Насмерть не убьёт, но парализует. И прими для удобства свой собственный облик.

Все чувства Брэка обострились до предела. Он уже тоже чувствовал тошнотворную вонь, волнами исходящую от мгляка, что притаился впереди под кустом плакучей ивы у горбатого мостика над протокой, питавшей болото. Эльф видел его как пятно почти осязаемой тьмы. Мгляк сидел, напружинившись, готовый атаковать, и его, похожая на ящеричью, спина подрагивала от напряжения.

Он бросился на добычу немыслимо длинным и резким прыжком. Эльф припал, увернулся, ушёл влево, а Торки отскочил вправо и бешено закрутил мечом перед собой. Монстр замер, поводя мордой, насаженной на складчатую шею, и его белёсые глаза пытались определить, кто из двоих опаснее. Затем он обманно дёрнулся к Торки, но извернулся в прыжке, вытянул лапы, пытаясь дотянуться до шеи Брэка. Эльф снова увернулся, сумев полоснуть мгляка широко, почти с полного разворота. Тот сжался в комок и перекатился назад. Поэтому удар, который должен был рассечь омерзительное создание от подмышек до задних лап, лишь едва зацепил его бок. Мгляк издал хриплое шипение, но рана, видимо, не сильно обеспокоила его, потому что монстр распластался по земле и буквально подтёк к Брэку, целясь в живот снизу. Эльф отбил нападение, прыгнул вперёд, опершись на слизистую шершавую спину мгляка. Приземлившись на одно колено, он попытался достать врага прямым длинным выпадом. Мгляк грациозно увернулся от удара и тут же попытался цапнуть Торки за ногу. Нет, не зря фавнов презрительно называли козлоногими. Торки отскочил от хищно клацнувших по земле когтей с резвостью горного архара и запоздало рубанул мечом. Мгляк отвлёкся на блеснувший в лунном свете клинок. Этого короткого мгновения вполне хватило Брэку, чтобы нанести удар наискось с разворота. Быстрота, с какой бил эльф, превратила движение обоих его клинков в две сплошные сияющие льдистым лунным светом полосы. Мгляк свистяще взвизгнул и вдруг дёрнулся вперёд, вгоняя оружие врага глубже в собственное тело. Он хотел достать эльфа любой ценой. Эльф отступил на шаг, выдернул посох и окончательно добил монстра вертикальным резким ударом в основание шеи. Как ни странно, крови не было, только в воздухе плыл тошнотворный запах испорченного чеснока.

— Эта гадина ядовита насквозь, а с другой стороны — может стать отличным оружием, — фавн панибратски пнул мёртвую голову. — Всего несколько капель яда на наконечник стрелы — и готово дело. Жаль моим соплеменникам не пришло это в голову, когда имперские легионы загоняли и уничтожали нас словно диких зверей. Еще можно было бы лить кровь мгляка в колодцы.

— Мгляк — существо редкое. Да и убить его сам видел как не просто. Поэтому не стоит рассчитывать на его яд как на основное оружие. По правде сказать, я не замечал за тобой раньше подобной кровожадности, — эльф чуть улыбнулся, — и запомни: настоящие мужчины воюют лицом к лицу, а не травят источники.

Торки насупился и отвернулся. Фавн терпеть не мог, когда его друг и хозяин начинал наводить критику. И отвернулся он в самое время, иначе они не заметили бы тусклые зеленоватые огоньки, неровной цепочкой двигавшиеся среди чахлой травы.

— О, боги! — воскликнул парень, которому россыпь огоньков почему-то показалась подозрительной, — это ещё кто? — и, вспомнив слова эльфа о нахлебниках мгляка, снова обнажил меч. — Шакалы, прах их побери! Не переношу эту сволочь, хуже волков.

— Нет, мой друг, шакалы трусят куда резвее, да и глаза у них расположены ближе друг к другу. Думаю, к нам приближаются гули.

Торки цветисто выругался.

— Помнится, вы говорили, что они трупоеды? Но тут нет трупов, кроме этой вонючей туши, — фавн скосил глаза на дохлого мгляка, — неужто гули позарятся на него?

— Мгляк их вряд ли заинтересует.

— Не хотите же вы сказать, что сегодня гули собрались отобедать нами?

— В этом нет сомнений, — эльф отступил подальше от убитого мгляка, — они не брезгуют мертвечиной, но живое тёплое мясо является для них редким деликатесом.

Гулей было пятеро, и они не особенно спешили. Небольшие, едва ли больше десятилетнего ребёнка, голенастые и нелепые. Их голые тела покрывала сероватая пупырчатая кожа. Нос практически отсутствовал, безгубые рты не скрывали клыков.

Двое выбрались на дамбу и деловито обходили предполагаемый обед, чтобы отрезать пути к отступлению. Трое ползли по осыпающемуся мелким каменным крошевом склону, и их белёсые спины вызывали в памяти образ мушиных личинок. Все движения тварей казались обманчиво-ленивыми, словно они вовсе не собирались нападать, а просто направлялись куда-то по им одним ведомым делам. Но эта медлительность была только кажущейся. На самом деле гули могли нападать быстро и беспощадно.

Брэк и Торки заняли позицию на середине дороги спина к спине.

— Самые уязвимые места этих тварей — горло и бока, — вполголоса инструктировал Брэк, — бей косым с разворота под ребра или коротким прямым в шею. Руки у них, к счастью длину не меняют, зато проворства бестиям не занимать. Ты не смотри, что пока они ползут, словно сонные мухи.

— Ах вы, гады, — приговаривал фавн, угрожающе поводя мечом, — не выйдет нас сожрать, как есть, не выйдет! Лучше бы пошли по мавзолеям порылись.

Гули окружили мужчин и замерли, ожидая сигнала от своего вожака, самого крупного с длинными, почти до колен руками.

— Постарайся не дать тем двоим, что подходят справа, убить тебя прежде, чем я закончу со своей троицей, — негромко сказал Брэк, — начинаем на счёт «три».

Торки слышал только «один» и «два». Затем он издал боевой клич своего рода — трубный и грозный, лишённый слов, но полный силы и восторга перед грядущей битвой, и бросился на врагов. Фавн проделал мечом замысловатый замах, который по его расчёту должен был напрочь снести врагу голову, однако его оружие лишь со свистом рубануло воздух. Оба гуля с неожиданной прытью увернулись от удара и кинулись на него.

Уголком глаза Торки видел, как Этан Брэк насадил вожака на посох-глефу, словно насекомое, отбросил в сторону, перекатился, уклонился от удара второго. Ударом копыта, не уступающим по силе удару молодого коня, фавн сбил первого из своих противников, с удовлетворением услышав хруст проломленного черепа. Другого он шарахнул мечом, не заморачиваясь с хитростями фехтования, банально, сверху вниз, словно рубил дрова. Разрубленный почти пополам уродец повалился в пыль. Торки обернулся к другу и убедился, что тот уже не нуждается в помощи. Он стоял над какими-то непривлекательными ошмётками сероватой плоти. Торки даже пожалел, что не видел, каким образом эльфу удалось за несколько коротких секунд искромсать троих гулей, словно морковку для жаркого.

— Надеюсь, теперь все, — бодро сказал Торки, — гули кончились.

— И хорошо.

Призрачные клинки исчезли, превратив глефу в элегантную безделушку.

— А здорово у нас получилось, — восхищался Торки, переживая в душе свой первый настоящий бой, — и посох у вас будь здоров. Теперь я понимаю, почему вы никогда с собой оружия не берете. Откуда он у вас?

— Я же говорил, отец подарил мне его на совершеннолетие.

— И где только вашему папаше удалось раздобыть подобное чудо?

— Он получил посох от короля гномов Ледяного кряжа.

Торки даже присвистнул.

— Вот это связи у ваших родственников! Кем же был ваш папенька, коли вёл дела с самим королём гномов?

— Расскажу об этом как-нибудь в другой раз, — устало сказал Брэк, — нам нужно спешить, и так задерживаемся.

Дорога вела их прочь от кладбища, огибая болото и устремляясь вверх по холмам. Пройдя через лес, они её ещё сократили. Озеро открылось взглядам внезапно, когда путешественники вышли из лощины, густо поросшей кустами куманики. Оно раскинулось между пологими холмами почти идеально правильным овалом и походило на огромный глаз подземного великана.

— До чего красиво, — коротко вздохнул Торки, — тишина, покой и величие.

Озеро окружали вековые ветлы, корявые стволы которых утопали в молочно-белом тумане, стелившемся от воды. В некоторые деревья не раз била молния, но даже эти искорёженные исполины обильно покрывала молодая поросль — извечное торжество жизни. Брэк повёл Торки и, обогнув озеро, они увидели дом травника. На южном берегу возвышался гордый обрыв, который подобно клыку вгрызался в ровную гладь воды. Именно на этом обрыве и обосновался друг детства Этана Брэка.

Когда они приблизились к плетёному забору, Торки кивнул на одно из небольших окошек и сказал:

— Приятель-то ваш не спит. Вот и славно. Не люблю я булгачить людей среди ночи.

— Странное дело, — заметил эльф, — почему-то этот огонёк в окне беспокоит меня.

— Бросьте, старикам вечно не спиться. Сидит сейчас, поди, ваш философ над толстой книгой, а внучек его сопит в две дырочки, десятый сон видит. Или нет: пускай Антоний-травник покуривает за кружечкой доброго деревенского пивка. Надеюсь, нам в этом доме тоже нальют. У меня в горле пересохло ещё со времён мгляка.

Этан Брэк промолчал, вслушиваясь в ночь. И словно подтверждая его подспудную тревогу, громко и жалобно заблеяла коза. Фавн от неожиданности вздрогнул.

— Будто, не доена, — сказал он, прислушиваясь к блеянию.

— Именно, — эльф осторожно проскользнул в калитку, — посиди пока тут за кустом крыжовника, а я схожу посмотреть, в чем дело. И не высовывайся, пока я тебя не позову.

— Обижаете, хозяин, — шёпотом возмутился фавн, — я же не маленький, соображаю.

— Порой складывается впечатление, что не всегда, — себе под нос пробормотал Брэк.

Окно в доме Антония занавешивалось вышитой деревенской занавеской, но тот, кто задёргивал её, явно поленился сделать это тщательно и аккуратно. В образовавшийся просвет и заглянул эльф. Комната мало изменилась за те годы, пока он не бывал здесь. Но присутствие внутри двоих мужчин в военной форме оправдывало самые худшие ожидания.

Лампа стояла на столе и освещала беспорядочно разбросанные остатки еды. Солдаты лениво метали кости. Тот, что сидел прямо напротив окна, был молодым парнем с коротким ёжиком темных волос. Он дул на стаканчик, встряхивал его возле самого уха, будто по звуку пытался определить число выпадающих костей. Его партнёр, сидящий полубоком, оказался человеком постарше. Брэку был хорошо виден седеющий висок и складки жира на массивном загривке. Его эльф приговорил сразу. А вот с мальчишкой потолковать будет в самый раз. Щель между занавесками оказалась слишком маленькой, чтобы разглядеть внутри кого-то ещё.

Двое за столом допивали пиво из кувшина с отбитым горлышком, когда дверь распахнулась, и из ночного сумрака материализовался высокий мужчина. В его левой руке блеснул двумя лунными лезвиями странный посох. Старший за столом схватился за меч, но не успел вытащить его из ножен даже наполовину. Вошедший сделал всего один взмах. Молодой военный ошалело таращился на тонкую полоску, что образовалась на горле напарника как раз в том месте, где доспех, прикрывающий грудь, заканчивался медной окантовкой. Как ни странно, полоса не вскипела алыми каплями крови, сухая, она стала шириться, отчего голова с удивлённым выражением на лице принялась клониться назад и вбок, открывая рассечённое горло. Меч убитого неестественно громко звякнул, опускаясь в ножны, ибо руки мертвецов не приспособлены для боя.

— Сиди спокойно и останешься жив, — Брэк остановил посох в непосредственной близости от горла молодого вояки. Тот только часто заморгал и судорожно сглотнул.

Эльф огляделся, ища своего друга Антония, но травника в комнате не было. Труп первого засадчика сполз со стула и мешком рухнул на пол. Брэк предостерегающе покачал головой и стал бегло осматривать комнату. Между тем лицо мальчишки, продолжавшего сидеть за столом, приобрело безумное выражение, кровь отлила от щёк, он дёрнулся, чтобы атаковать эльфа со спины.

Брэк ударил инстинктивно на движение, которое скорее почувствовал, нежели увидел. Лунное лезвие вошло точно в глаз. Солдатик не успел даже охнуть.

Эльф недовольно вздохнул, вышел из дома и кликнул фавна. Тот, основательно измаявшийся от ожидания, появился мгновенно.

— Сегодня наш путь буквально усеян трупами, — беспечно заметил Торки, окинув взглядом комнату. — Ловко вы их.

— Нечем хвастаться, — поморщился Брэк, — уложил обоих на рефлексах, а одного надо было оставить для разговора. Теряю квалификацию.

— Значит, засада все-таки была, — Торки с видом профессионала оглядывался вокруг, — шустёр наш Осокорь, ничего не скажешь. Видать Антония с внучком повязали, а эта сладкая парочка коротала ночку за азартными играми в ожидании вашей светлости и моей не по годам скромной персоны. Ну что ж, господа хорошие, вот и мы.

— Я думаю, всё было несколько иначе.

Брэк присел на корточки, рассматривая следы на полу. — Здесь было много солдат. Смотри, сколько следов подкованных железом сапог.

Торки таращился на грязный пол, но увидеть на нём какие-нибудь отчётливые следы не мог, сколь ни старался. Эльф подошёл к стоящему у стены ложу, застеленному простым полотняным бельём: смятые простыни и подушка. Никаких одеял. Брэк помрачнел ещё больше. Он засветил фонарь, отыскавшийся на полке среди кухонной утвари, и пошёл во двор. Фавн увязался следом.

Они нашли Антония за домом. Солдаты так и оставили его в одеяле. Брэк опустился на колени и осмотрел мёртвого друга. Торки заглядывал через плечо. Лампа освещала бледное аскетичное лицо старца, обрамлённое длинными спутанными волосами. У него были разбиты губы, и на щеке красовалась приличная ссадина.

— Давай перенесём его в дом, — сказал Брэк каким-то бесцветным сухим голосом.

В комнате он осмотрел труп со спокойной отстранённостью, словно не имел к умершему никакого отношения.

— Он умер от сердечного приступа. Его стали бить, и сердце Антония не выдержало. Это ясно. Но ведь эти двое чего-то тут дожидались.

— Нас, естественно, — усмехнулся фавн, — старик умер, мальчишку повязали, а тех двоих оставили по нашу душу.

— Нет, — покачал головой эльф, — они дожидались вовсе не нас. Осокорь не может не понимать, что двое — это не засада, тем более, когда один из них зелёный новобранец, а другой разжиревший пьянчуга. Если бы работал Осокорь, сидело бы в доме человек пять, а то и поболее. Нет, Торки, неудачливые засадчики караулили кого-то другого.

— Кого интересно?

— Полагаю, они не сумели взять мальчика.

— Откуда вы можете это знать?

— Я уверен. Слушай, как дело было.

Эльф окинул взглядом комнату ещё раз.

— С утра Антоний чувствовал себя неважно.

У ложа валялся деревянный кубок и черепки маленького кувшинчика из-под лекарства.

— В доме закончились вино и хлеб. Видишь, солдаты ели прессованные лепёшки и пили пиво?

— Ну и что? — вскинул брови фавн, — ели себе и ели. Может им нравится.

— Если бы тебе хоть раз довелось пообедать прессованными лепёшками и вяленым мясом, которые в имперской армии выдают в виде сухого пайка, ты бы понял, что подобную еду может есть с удовольствием только гоблин, да и то, если сильно оголодает.

Брэк шагнул к столу и в подтверждение своих слов указал на кусочки лепёшек и ленточки обсыпанного специями мяса.

— Антоний отправил мальчика в деревню за покупками. Дорога туда-обратно займёт часа два. За это время нагрянули гости в подкованных железом сапогах.

— А пацанёнок? Он как раз должен был воротиться в самый что ни на есть разгар событий.

Торки сидел верхом на стуле и сплёвывал разжёванную лепёшку. — Как ни крути, а получается, что мальчишка попался.

— Слушай дальше, друг мой, слушай, как дело было.

Эльф, сощурившись, глядел на старую садовую шляпу, которую слегка покачивал ночной ветерок.

— Собака поплатилась жизнью за предупреждение о незваных гостях. Бедная дворняга валяется возле забора.

— Слушайте! — хлопнул себя по лбу Торки, — я то думаю, чего не хватает в этом деревенском идиллическом жилище. И только сейчас понял — пса. Эдакого живого звонка, вдохновенно облаивающего каждого, кто появляется на горизонте. Когда я за кустами сидел, всё прислушивался, не залает ли собака.

Брэк кивнул, взглядом поощрив наблюдательность друга.

— И так, — продолжил он, — пёс привлёк внимание травника к солдатам, и Антоний успел предупредить мальчика, подать условный сигнал, что в доме появляться опасно. Надо знать моего друга, чтобы не сомневаться, что он подробно проинструктировал мальчика, как вести себя в подобной ситуации.

— Конечно, я вам верю, — Торки обвёл взглядом комнату, — только вот не понимаю, каким образом смертельно больной старик мог подать сигнал, предупредить того, кто вне дома.

— Вот и солдаты тоже не догадались.

Ясень подошёл к окну и, покрутив в руках старую шляпу с вылезающей по краям соломой, повесил на место.

— Я и сам понял это не сразу. Когда-то, очень давно, мы с Антонием учились в лесном эльфийском монастыре. Воспитанникам категорически запрещалось покидать свои кельи после повечерия. Мы экономили сальные свечки, что выдавались для дыхательных упражнений и медитации перед сном, и по ветвям большого граба перебирались друг к другу в гости. Братья-воспитатели нередко устраивали засады на нарушителей дисциплины, которым, кстати, полагалась унизительная публичная порка. Вот тогда-то Антоний и придумал вывешивать в окно вещь-предупреждение. Если видишь ее, не суйся, в келье засада. Убрали, всё спокойно — милости прошу!

— Значит, вы шляпу вывешивали, — восхитился Торки, — хитро придумано, ничего не скажешь.

— Чаще всего шляпу. Благо сей головной убор был обязателен при работе на огороде и лугах на сборе лекарственных трав, — эльф улыбнулся невольным воспоминаниям, — шляпа оказалась самым безобидным предметом. Согласись, вывешенные в окне чулки или штаны явно привлекли бы больше внимания братьев-воспитателей. Надо отметить, многие из них обладали прескверным характером, особенно доставалось воспитанникам не эльфам. Уверен, Антоний не раз рассказывал внуку о наших проделках. Шляпа в окне — не случайность, а предупреждение, что в доме появляться нельзя.

— Тогда нам надо искать мальчика. Сидит, небось, ваш пацанёнок в ближайшем лесочке или воротился в деревню в надежде переждать опасность на сеновале у знакомых. — Торки встал, отряхнул штаны, — но до утра в деревне делать нечего, а спать с тремя трупаками под боком как-то не охота. Пошли во двор, что ли.

— Мы не станем ждать до утра, — эльф привычно перехватил посох, — мы возвращаемся в Осэну.

— Вы уверены, что внук вашего друга, — фавн скосил глаза на кровать и поправился, — покойного, не попался солдатам.

Эльф кивнул.

— Вы также уверены, что мальчишка не прячется в деревне или неподалёку в лесу.

Эльф кивнул вторично.

— Тогда что же, по-вашему, он испарился?

— Думаю, нет, я даже уверен, мальчик взял деньги из тайника и отправился в Осэну. Как говориться, если хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место. Уверен, они заранее договорились, где мальчик поживёт до того, как можно будет вернуться.

— Я одного в толк не возьму, с чего это вдруг ваш друг, между прочим, простой деревенский лекарь, стал разводить шпионские страсти со своим внуком. Но ещё больше мне странно, что этот самый внук смог заинтересовать Осокоря. Вы явно что-то недоговариваете.

— Ты прав, друг мой, даже не представляешь, насколько ты прав. И я обязательно расскажу тебе всё, ну или почти все. Только не сейчас. У нас катастрофически мало времени. Нам надо идти.

— А похоронить вашего друга? Мы же не можем оставить его просто так лежать вместе с теми, кто убил его. — В голосе фавна сквозило возмущение.

— Торки, — устало произнёс Ясень, — мне не меньше твоего хочется похоронить Антония со всеми подобающими почестями, мне тоже не по душе бросать его здесь. Но долг перед живыми гораздо важнее. Мы должны найти мальчика и помочь ему. Кроме меня ему помочь некому. А что касается травника, не беспокойся. Сегодня сюда нагрянет Осокорь. Так что не похороненным бедняга не останется.