– Девушка, вы прыгаете или так, на вид полюбоваться вышли? Не создавайте очередь!

Лиза отпрянула от края крыши и обернулась. Ну вот. Даже покончить с жизнью не дадут спокойно!

Неподалеку от Лизы, опираясь на трость и добродушно глядя на девушку, стоял мужчина.

– Прыгаю! И какое вам дело! – на всякий случай с вызовом в голосе ответила Лиза.

Но вызова не получилось. Получилось плохо скрываемое отчаяние.

Мужчина равнодушно пожал плечами и посмотрел вниз, прикидывая высоту.

– Вам тогда нужно отойти вон туда, левее. Тут вы не разобьетесь сразу – упадете на железные ящики помойки, видите? Кости переломаете, а жить еще будете. Пару месяцев.

– Какой вы добрый! И не отговаривайте меня!

– Какой уж есть. А вам обязательно разговаривать одними восклицательными знаками?

– Да! – снова с вызовом ответила Лиза.

Но от края крыши отошла. На всякий случай.

Мужчина склонил голову набок и улыбнулся.

– Вы бы пожалели дворников, что ли. Тут убирает бабуля, божий одуванчик. Выйдет с утра во двор с метлой – а там вы, Лизонька. Неприглядное это зрелище, скажу я вам.

– Я вам разве представлялась? – угрюмо спросила девушка.

– Нет. А позвольте полюбопытствовать, какова причина вашего… гм… желания прыгнуть с крыши?

Лиза угрюмо молчала. Мужчина вздохнул.

– Всё понятно. Давайте я сам предположу. Вы расстались с молодым человеком?

Лиза мрачно посмотрела вниз и не ответила.

– Отлично.

– Что в этом отличного-то?

– Ничего, просто так. И теперь вы решили покончить с собой, но как бы не до конца. Чтобы он успел приехать и спасти вас, да?

Лиза красноречиво промолчала и не менее красноречиво покраснела. До самых кончиков волос и, кажется, дальше. В этот момент она показалась себе такой глупой, что немедленно сиганула бы с крыши, только б не думать об этом.

– Что, так заметно?

– Просто вы у меня уже одиннадцатая, Лизонька! – рассмеялся мужчина.

– И что мне теперь делать?

– Ну, мы можем пойти ко мне, выпить чаю, всё обсудить и решить, как быть дальше. Если мои советы вам не понравятся, то я сам провожу вас на эту крышу. Согласны?

Девушка кивнула. В самом деле, что ей еще оставалось? Тем более что причин покончить с жизнью у нее не убавилось. Скорее, наоборот. К чему жить на свете такому никчемному и пустому существу? Ведь она даже с крыши прыгнуть не может!

Дома у Адама оказалось довольно мило. Просторная гостиная, не менее просторная кухня, и ванная – с окном. Мебели немного, а все стены увешаны карандашными набросками. Лиза пригляделась.

Чаще всего на рисунках повторялась одна и та же сцена: мужчина на мосту собирается прыгать в воду. Еще внимательнее присмотревшись, Лиза поняла – это один и тот же человек, один и тот же мост, просто разные моменты прыжка. Если собрать все наброски в одну стопку, правильно их расположить, а потом быстро пролистать, то получится маленький мультик: мужчина подходит к перилам, перешагивает через них, сбрасывает в воду трость и летит сам…

– Загляделись, Лизонька? Чай уже готов.

– Вы ведь ненамного старше меня, а говорите как глубокий старик. Например, мой прадедушка!

Адам рассмеялся и взъерошил короткие седые волосы.

– Я гожусь вам в отцы. Где-то так, наверное.

Лиза кивнула и взяла чашку и наспех приготовленные хозяином бутерброды. Весь запал куда-то делся, и теперь она просто сидела и пила чай. Молча.

– Итак, Лиза… Ваш молодой человек вас бросил?

– Бросил.

– А что еще?

– Ну, жить негде… Я не работала. Вернее, работала, но дома. А теперь работать негде, да и компьютер я забрать не могу… И еще… – Лиза с остервенением почесалась и грустно посмотрела на Адама, уверенная, что последней причины он точно не поймет.

Но Адам понял и весело рассмеялся.

– Лиза! Блох можно смыть мылом и обыкновенным шампунем. Идите в душ, а чистый халат я дам.

Девушка покраснела еще гуще, чем там, на крыше. Последние три дня она ночевала на вокзале и в парке и сегодня поняла, что где-то подцепила блох. Это стало последней каплей.

Когда чистая и от этого уже почти довольная жизнью Лиза вышла из душа, Адам разговаривал с кем-то по телефону. Увидев девушку, он кивнул на дверь в гостиную и продолжил беседу.

Она послушно села на мягкий диван, потом подтянула под себя ноги, обхватила большую плюшевую подушку, пригрелась и сама не заметила, как задремала.

Закончив разговор, Адам заглянул в гостиную, укрыл гостью пледом и вышел в библиотеку.

Что же с ней теперь делать? С прошлыми было как-то легче…

Появилось огромное искушение пойти по пути, уже проторенному многими до него, и оставить Лизу у себя – хотя бы в качестве помощницы по хозяйству. Но это слишком просто.

Адам закурил трубку, сел и стал думать. К утру решение нашлось.

– Лиза, а кем вы работали?

– Писала разные статьи для сайтов.

– Понятно. Вам надо сменить профиль работы. Знаете ли, творческие люди больше других склонны к меланхолии и самокопанию. Вы разбираетесь в медицине?

– Ни капельки.

– Тем лучше. Одна моя знакомая работает в нашей больнице. Станете ей помогать – дежурить в регистратуре. С бумагами, полагаю, вы обращаться умеете. При больнице есть общежитие, там вас и поселят. Первые пару недель ваша голова будет прочно занята новой работой, а дальше… Надеюсь, вы и сами раздумаете прощаться с тем, что дается людям с таким трудом.

Лиза вяло кивнула. Когда всё решают за тебя, жить как-то проще.

– А с чего вы решили, что ваша знакомая будет мне помогать?

– Анна? Я с ней уже созвонился, так что к двум она вас ждет. У нас еще много времени. Успеем съездить на вашу старую квартиру и забрать вещи.

До конца дня Адам играючи решил все Лизины проблемы, не выходя при этом из образа доброго, но строгого дядюшки. Когда Лиза была сдана с рук на руки Анне, он наконец вернулся домой.

Еще в коридоре он стал меняться. Воткнул в подставку для зонтиков ненужную на самом деле трость, снял очки, с усилием провел руками по лицу и волосам… И из чудаковатого седого профессора превратился в усталого тридцатипятилетнего мужчину. Только серые глаза остались прежними – старыми и мудрыми.

– И много у меня их еще? – спросил он непонятно у кого.

Непонятно кто, само собой, не ответил. Он никогда не отвечал.

Даже тогда.

Очень много лет назад (такую цифру и называть-то неприлично) Адам тоже пытался покончить с собой. Ему казалось, что уж у него-то имелась причина!.. Правда, сейчас он и сам ее не помнил. Наверное, какая-нибудь глупость. Кажется, что-то связанное с несчастной любовью.

В то время это казалось естественным: увидеть любимую женщину на прогулке с другим, заболеть «от нервов», а потом, когда она даже не осведомилась о его здоровье и вышла за этого другого замуж, – пойти топиться. Тьфу ты, а не мужчина! Даже романтические барышни так не поступают. Ведь разбухший труп утопленника – это такой моветон!

Адам усмехнулся. Лиза была у него одиннадцатой «прыгуньей». Встречались и «рельсовые» – те, кого ему удавалось вытащить из-под поезда, и «водяные», и даже парочка «висельников». Можно уже статистику вести.

А его всё не отпускали.

Уже более ста лет он безошибочно приходит к очередному месту предполагаемого самоубийства и спасает тех, кто собирается его совершить. А потом сиди, ломай голову, что делать со спасенным! Решение всякий раз находилось, несостоявшиеся самоубийцы вроде не торопились повторять свои попытки; только вот всё чаще и чаще Адам чувствовал усталость.

Но ведь когда-нибудь назначенное ему время кончится? Когда-нибудь он сможет вздохнуть спокойно, почувствовать себя свободным и наконец-то заняться своей жизнью?

Время от времени Адам подрабатывал психотерапевтом. Иногда – знахарем, специалистом по биоэнергетике или шаманом. Пытался перехватить своих клиентов до того, как они дойдут до ручки и решат что-нибудь с собой сделать.

Сегодня Адам был психологом.

Два часа ушло на то, чтобы войти в образ. И вот – первая гостья.

Напротив Адама сидела молодая девушка. Темные волосы собраны в косичку, но на висках и за ушами кудрявились и, кажется, даже развевались, точно пытались выбраться из тесной прически. На девушке красовался пуловер в полоску, такие же, в полоску, носки и мешковатые брюки. Еще она носила холщовую сумку на длинном ремне. Этакая женщина, искренне считающая себя еще подростком (так решил про себя Адам).

– Итак, начнем. Вы – Мария, да?

– Да, – девушка кивнула и, склонив голову набок, с любопытством посмотрела на него.

Адам машинально напрягся: темные глаза Марии смотрели так внимательно, что на мгновение доктору показалось, будто это он явился к ней на прием, а не наоборот.

– Скажите, Мария, зачем вы пришли ко мне? – мягко спросил он.

Мария улыбнулась – спокойно, без тени смущения – и так же мягко ответила:

– Честно говоря… мама велела.

– Мама? – Адам приподнял бровь.

– Ага. Она сказала, что у меня есть проблемы и надо их решать с помощью другого человека, – Мария скопировала Адама, тоже приподняв бровь, только правую.

– Мария… Сколько вам лет?

– Двадцать шесть.

– И вы до сих пор слушаетесь маму?

– Я ее слушаю, – спокойно ответила Мария, улыбаясь без тени того напряжения, которое обычно вызывали провокации Адама на тему «такая большая девочка (или такой большой мальчик) – и слушается родителей!».

– Прекрасно. И что именно говорит ваша мама?

Мария улыбнулась очень мило, нежно и загадочно-предвкушающе. Так очень голодный человек улыбается своему обеду. Или книголюб – новой книге. Только сейчас Адам отметил детали, на которые не обратил внимания вначале, когда давал девушке психологическую оценку: очень хороший, хоть и яркий маникюр, изящный браслет, охватывающий запястье, тонкая цепочка на шее, а на цепочке подвеска – серебряное перышко, выполненное с таким мастерством, что казалось, будто оно ничего не весит. Всё это говорило о том, что первое впечатление о пациентке ошибочно.

– Мама… Проблема в том, что вся моя семья очень влюбчива. Влюбляются, женятся, с шумом разводятся – и снова женятся, увлекаются и страдают… Ну и так далее. А я вот ни разу не влюблялась и не выходила замуж. Даже не спала ни с кем, кроме плюшевого медведя.

Мария смотрела на Адама иронично, но без кокетства. Не как на последнюю надежду – так обычно взирали на него другие пациенты. Ее на самом деле интересовало, что он скажет. Это подкупало.

А вот косичка девушки уже расплелась окончательно.

Адам прищурился. В Марии он чувствовал не начало будущего романа – конечно, нет, он же доктор! Но и не пациентку. Скорее, родственную душу.

– Неужели вы действительно никогда не влюблялись?

– Никогда.

– Почему?

– Я не знаю… Вы психолог?

– Психолог.

– Влюбляетесь много?

– Почти каждый день.

– Везет же вам! – девушка наигранно вздохнула.

Адам улыбнулся и протянул ей чашку с чаем.

– А может, это просто венец безбрачия или порча какая-нибудь? – с притворной надеждой спросила Мария, начиная входить во вкус беседы и от души веселясь.

– Нет, не думаю. Вы красивая, умная. Наверняка у вас высшее образование. Вполне возможно, даже не одно. И вы верите в венец безбрачия?

Мария задумалась, глядя в окно, и пока она молчала, Адам смотрел в чашку и тоже думал. Сколько же он успел перевидать таких, как она, – уверенных в себе, целеустремленных, умных и язвительных! Тех самых «маленьких балерин», которые на людях всегда на высоте, а дома плачут в подушку от одиночества. Сам образ такой женщины уже стал стереотипом…

Адам спохватился и мысленно обругал себя за то, что и сам начал примерять к девушке шаблоны и штампы.

– Не знаю, – наконец сказала Мария. – Я много во что верю. А вы?

– Я – нет. А что еще говорила вам мама?

– Например, что нужно пойти в группу, где собираются такие же люди, как я. Или найти себе мужа с похожими проблемами. Вроде как вдвоем их будет легче победить.

– Мария, ну скажите мне – зачем вам муж с такими же проблемами? – весело поинтересовался Адам.

– Не знаю. Факт остается фактом: я не вызываю у нормальных мужчин желания со мной общаться и заниматься любовью.

– Вы в этом уверены?

«Откуда ей знать, что она вызывает?»

– А вы хотите попробовать? – с любопытством орнитолога, увидевшего редкого оранжевого гуся, спросила Мария.

– Нет, – невольно вырвалось у Адама.

Мария фыркнула:

– Вот видите!

Адам поймал себя на мысли, что еще секунда – и он бы начал оправдываться, объясняя этой девчонке, почему именно он ее не хочет. Не хочет, потому что не может вот так сразу, надо познакомиться поближе, и вообще, секс между врачом и пациентом – это неэтично. К тому же, он за свою практику насмотрелся на таких, как она, наслушался похожих историй! Не может же он хотеть каждую… Ну и так далее. И вообще!

– Мария, мне кажется, что вы играете со мной… Вернее, играете сами с собой.

– Во что?

– А во что вы умеете? – специально, чтобы вывести девушку из привычного образа, сменил тему Адам.

– В длинные нарды, в шахматы, в покер… Терпеть не могу преферанс, но тоже умею, – не поддалась на его провокацию Мария.

– Вы играете в классическую старую деву. Умную, очень образованную, временами язвительную, ироничную, но не злую. Вы так тщательно создавали и вылизывали этот образ, что и сами искренне в него поверили. А вам бы больше подошли деловой костюм или свободные черные брюки с темным пуловером, французский маникюр и очки… Думаю, в темной оправе.

– На самом деле я ношу линзы. Когда глаза устают – очки в бордовой оправе. Французский маникюр – никогда: предпочитаю яркие цвета или черный лак. Деловой костюм – не мое, каким бы хорошим он ни был. Иронию обожаю! Но один и тот же образ изо дня в день мне надоедает.

– Прекрасно! – предвкушающе улыбнулся Адам.

Беседа становится всё интереснее и интереснее. Адам успел сделать несколько бутербродов на кухне, а Мария варила кофе на его плите в большой джезве. Раньше Адам никогда не допускал пациентов в свою кухню, а тут как-то само получилось.

И ее волосы… Они успокоились и теперь вились крупными локонами вокруг ее лица, пребывая в относительном порядке.

– Мария, расскажите мне про свое детство.

– Хорошее у меня было детство. Правда. Тут без обмана. У меня даже Крёстный – самый настоящий сказочник!

Мария следила за кофе и вела себя как любопытная кошка: осматривала кухню, изучала детали интерьера. Адам же, пользуясь расслабленностью девушки, вытягивал из нее разные подробности жизни, мысленно делая пометки, о чем нужно будет спросить подробнее.

Помада нежного телесного цвета на губах Марии делала их бледными, но шла к общему макияжу. Адам сначала думал, что девушка вообще не накрашена, пока она не сунула нос в банку с виноградным сахаром. Тот был измельчен в пудру, а Мария неосторожно выдохнула – и крупинки сахара прилипли к помаде, очерчивая контуры губ. Адам поймал себя на том, что с каждой минутой всё меньше и меньше думает о врачебной этике.

– Мария, а вы сами-то как думаете – у вас есть проблемы с мужчинами?

– У меня есть проблемы с общением. Знаете, такое бывает: вроде потом найдешь десятки остроумных ответов, а в нужный момент мямлишь, как мурмель какой-то…

– Мурмель?

– Да. Это такой зверек, который собирает зонтики и живет в норе.

– У вас богатая фантазия, Мария. Но знаете, проблемы с общением есть у всех. И все часто говорят совсем не то, что нужно.

Адам улыбнулся, разводя руками, как будто извинялся за всё человечество, что оно такое косноязычное.

– Кофе будем пить здесь или в гостиной?

– А давайте тут!

На кухне имелся удобный французский подоконник с кучей подушек. Адам очень любил сидеть там и смотреть в окно: вид открывался восхитительный, его не портила даже старая крыша, с которой он недавно снял Лизу. Про такой подоконник (пришлось ломать стену и объединять два окна в одно) Адам вычитал в блоге у одной писательницы. Она разметила заметку о том, что сидеть на окнах любили «последние романтики»: мол, так и появились широкие и низкие подоконники. Адам проникся и решил сделать у себя такой же.

– Мария, а вы с рождения живете в Питере?

– Да. А вы?

– Нет, – Адам специально стал отвечать чуть короче, чтобы Мария поняла, кто из них психолог и кто к кому пришел.

Он отпил кофе, помолчал еще пару секунд, собрался и начал работать:

– Расскажите мне о вашем последнем необычном поступке!

– М-м-м… Это было смешно. Я заглянула в магазин за точилкой для косметического карандаша. И пока, глубоко задумавшись, бродила между прилавками, ко мне подошел консультант и предложил попробовать новый крем для душа – «манговый с нежными сливками», который должен как-то волшебно увлажнять кожу. Мое сознание уловило только «крем», «манго» и «нежные сливки»… Ну, я и попробовала крем на вкус! Кстати, он оказался довольно приятным. Правда, его мыльный привкус я смогла потом победить только несколькими чашками кофе. Ну, и эти мыльные же пузыри…

Мария смущенно потупилась, а Адам от души рассмеялся.

– Мария, у нас с вами непродуктивный разговор! Давайте придумаем хоть одну проблему, для решения которой вы пришли сюда.

Девушка облизнула губы и кивнула.

– Я думаю. Но и вы придумайте что-нибудь! Вы видите мои проблемы?

– Гм… Расскажите-ка мне про своего крёстного отца.

– Он странный. Например, он потрясающе играет на баяне. Иногда по ночам он берет меня с собой на прогулки – будит за пару часов до рассвета и ведет на улицу. Мне было шесть лет, когда это случилось в первый раз. Мама спокойно разрешала, и мы ходили, гуляли, встречали рассвет… Крёстный всегда говорил, что двух одинаковых рассветов не бывает, и я должна запомнить каждый. А потом мы шли до ближайшей булочной и покупали свежий хлеб. Горячий – настоящая вкуснотища!

– И это вся его странность? – Адам постарался скрыть горькую усмешку, вспомнив свою жизнь.

– Нет, не вся… У моего Крёстного всегда разные лица. Вернее, лицо-то одно, но как-то раз он задумался или просто устал – и пришел не с лицом молодого парня, с длинными волосами и серыми глазами, а блондином старше отца. Мне было лет семь, и я шепотом напомнила ему: «Крёстный, ты лицо надеть забыл!» Роман, так его зовут, долго смеялся, а потом быстренько зашел в туалет и вышел уже в привычном облике.

– А где он сейчас?

– Не знаю. Уже лет пять, а то и больше, я его не видела… А еще у него странные меха для баяна – звездное небо! И еще как-то раз… Я возвращалась домой уже под утро и прошла одним двором: там старые ворота, и полуразрушенное здание, и растут какие-то деревья. И у этого здания, метрах в ста от него, горел костер. А у костра сидел мой Крёстный, только опять с другим лицом. Он играл на баяне, а рядом сидели женщина и парень и слушали. А звезды на мехах мерцали и словно танцевали… Я удивилась, а Крёстный мне подмигнул и качнул головой, чтобы я не останавливалась и шла дальше… Похоже на сны, да?

Адам, склонив голову набок, слушал рассказ Марии, действительно больше похожий на фантастический сон, и у него создалось впечатление, что он почти нащупал ниточку, которая ведет к ее душе. Именно сейчас, говоря о своем Крёстном, она ушла от образа, в котором явилась к нему на прием: тараторила, сбивалась, перескакивала с одной мысли на другую.

Как крёстный отец Марии менял лица, так сама Мария меняла свой внутренний облик.

– Да, и впрямь похоже. Вы хорошо рисуете, Мария?

– Я художник по шелку.

– Прекрасно, – Адам улыбнулся и поставил у себя в ежедневнике хитрую закорючку. – А вы хотели бы стать птицей? Чуть что – раз! – и улететь от всех проблем?

– Точно нет. Представьте себе, каково это – махать крыльями. Попробуйте подтягиваться на турнике несколько часов! А еще и ветер встречный, и волосы лезут в глаза… Хотя птицы, конечно, по-другому не могут. На то они и птицы.

Адам нарисовал вторую закорючку и, подумав, дорисовал маленький чайник: теперь две закорючки в его блокноте пили чай.

– Мария, я не вижу у вас проблем. И венца безбрачия тоже нет. И даже трудностей с общением.

– И? – Мария снова приподняла бровь.

– Поужинаете сегодня со мной?

– Поужинаю – у меня дома. Я живу в Доме без номера. У нас там уже есть один Доктор… Я думаю, вы подружитесь.

Адам склонил голову набок. Мария тоже. Она явно «зеркалила» – повторяла каждое его движение так, чтобы через некоторое время он не мог отличить свои жесты от ее, – и добилась нужного эффекта. Такой прием используют во время сдачи экзамена, при личных беседах или устройстве на работу.

– Значит, встретимся вечером?

– Да. Я буду ждать вас у арки, вот здесь, – она быстро набросала на салфетке схему, – чтобы вы ненароком не свернули куда-нибудь не туда.

Мария улыбнулась и ушла. Когда дверь за ней закрылась, Адаму показалось, что в его квартире пахнет цветущими апельсинами и теплым южным бризом.

Он вновь подошел к окну – девушка уже вышла из подъезда и, вставив в уши горошины наушников, направилась по тропинке к выходу на улицу. А когда она скрылась за поворотом, то во дворе, где минуту назад было тихо и спокойно, вдруг задул сильный ветер.